Б. История источников церковного права в московском государстве и в современной ему юго-западной Руси

Насколько слабо было проявление национального церковного законодательства до XVI в, на столько же усиленным оно представляется в XVI в. Возле личности московского государя, как центра, сосредоточиваются епископы и епископские соборы, созвание которых не только для суда над отдельными лицами, но и для уcтановления общих законных норм становится явлением весьма нередким. Уже в самом конце XV в. (1491) повелением великого князя Ивана Васильевича III состоялся в Москве собор для определения относительно продолжения пасхалии на восьмую тысячу лет⁹⁴⁷. Как с одной стороны духовная иерархия усиливалась получить санкцию государя на осуждение жидовствующих, так с другой стороны та же санкция государя требовалась для всех вообще церковных мероприятий, более или менее важных, или имеющих более или менее общий характер. Но не санкция только, а и инициатива, и вся энергия проведения возбужденного вопроса о том или другом мероприятии принадлежали государю. Сказанному не противоречит результат собора 1503 г.⁹⁴⁸. Об этом соборе известно, что он был созван великим князем в Москву, кроме постановлений об определении на духовные должности и о ставленых пошлинах, о вдовом духовенстве и вообще о восстановлении духовной дисциплины, должен был осудить существовавший порядок вещей, по которому третья часть государственной территории находилась в собственности монастырей, и высказаться против монастырского землевладения, как несовместного с идеей монашества. Насколько, однако, несомненно, что таковы именно были мысль и желание великого князя, настолько же несомненно и то, что прямо своей воли он не заявлял и соответственного предложения на соборе не ставил: инициатива была предоставлена главе партии не стяжателей Нилу Сорскому, который «почал молить сомодержца» об отобрании сел у монастырей. Если бы впрочем случилось и так, что Иван III ясно выразил бы свою волю об отобрании у монастырей недвижимых имений и, не смотря на то, собор сделал бы постановление, несогласное с этой волей, следовало бы иметь в виду: 1) что и самодержавные государи не всегда могут одним ударом уничтожить веками складывавшийся и в течение веков существовавший порядок⁹⁴⁹, 2) что княжеское законодательство на Руси относительно церкви в течение нескольких столетий имело исключительным своим содержанием предоставление разных льгот церковным учреждениям, в особенности монастырям, причем приобретенные права монастырей не только могли опереться на вековые традиции, но и на божественное право, так как неприкосновенность церковного достояния с точки зрения божественного права была одним из тезисов, получивших наиболее обстоятельную аргументацию в древнерусской литературе. Против того, что духовною иерархиею признавалось за божественное право, московский государь не мог высказываться или действовать, не противореча себе самому. За ним, как за преемником византийских императоров, признавалась неограниченная власть действовать в пользу церкви, в духе церкви, а не в противность ее правилам и не в подрыв ее правам. Однако сравнение собора 1503 г. с позднейшими соборами 1551, 1562, 1573, 1580⁹⁵⁰, особенно с собором, одобрившим уложение царя Алексея Михайловича, в силу которого монастырскому приказу были поручены заведывание церковными недвижимыми имениями и суд над церковными людьми⁹⁵¹, приводит к тому заключению, что и в вопросе о недвижимых имениях монастырей точка зрения царя восторжествовала постепенно над точкой зрения духовной иерархии. Что же касается устроения церковного порядка вообще не в противность церковным правилам и не в подрыв приобретенным правам церкви, царю предоставлялось столь же широкое поле деятельности, как и в устроении порядка государственной жизни. Образ действий царя Ивана Васильевича Грозного на стоглавом соборе 1551 г. показывает, что его одинаково озабочивало устроение как того, так и другого порядка. Между тем как в течение нескольких столетий со времени крещения Руси национального церковного законодательства почти не существовало, так как предполагалось действующим во всей строгости византийское церковное право, а на самом деле в жизни складывался обычный порядок, уклонявшийся от этого права, – в половине XVI в. для национальной власти выяснилась безусловная необходимость нормирования как государственной, так и церковной жизни всеобъемлющим законодательством. Церковный собор, благословивший царя на издание судебника, должен был, по указанно царя, выработать и церковное уложение для устроения церковной жизни. В вопросах царя, обращенных к собору, рисуется ужасающая картина беспорядка и злоупотреблений в этой жизни. Отношение царя к этим злоупотреблениям и к их устранению не есть отношение постороннего наблюдателя, а отношение хозяина, ближе и более всех озабоченного водворением порядка⁹⁵². Редко приходилось собору принять существовавший обычай за норму на будущее время⁹⁵³; обыкновенно же оказывалось, что церковные обычаи, употребляя выражение самого царя, «поисшатались», так что требовалось их исправление, и это исправление делалось по воле и от имени царя. Поэтому, соборные предписания и запрещения рассматривались вместе и как царская заповедь, соблюдение которой требовалось и нарушение которой должно было избегаться под страхом царского гнева⁹⁵⁴. Еще Карамзиным было справедливо замечено о законодательстве собора 1551 г.: «сие церковное законодательство принадлежит более царю, нежели духовенству; он мыслил и советовал, оно только следовало его указаниям⁹⁵⁵. Собору притом предложены были и многие такие вопросы, которые касались не церковных, а государственных отношений, например, о корчмах, о мытах, о вотчинах, о поместьях, о вдовых боярынях и т. п.⁹⁵⁶. Предлагая собору подобные вопросы, царь желал выслушать решение собора, а не выражал этим той мысли чтобы собор, сам по себе, без царя был компетентен устанавливать законные нормы, подобно тому как, предлагая на рассмотрение собора судебник, или как позднее советуясь с патриархом, митрополитами, епископами и со всем освященным собором об издании уложения 1649 г.⁹⁵⁷, царь московский не признавал, тем самым законодательной компетенции собора, независимой от царской власти.

Дошедший до нашего времени церковно-юридический сборник под именем Стоглава не есть авторизованное царем и собором церковное уложение, а есть частная работа, извлечение из соборных деяний, сделанное частным лицом и разделенное на сто глав, в соответствие конечно царскому судебнику 1550 г., в котором было ровно 100 статей. Выдержанной системы в распорядке отдельных глав нет: иногда в одной главе говорится о разных предметах, иногда об одном и том же предмете в разных главах, причем деление является совершенно неуместным, разрывающим естественную связь между предыдущим и последующим, и кроме того между разделенными составными частями одного и того же рассуждения помещаются неудачные вставки⁹⁵⁹. Собиратель или составитель книги стоглава имел в виду изложить не все вообще деяния и постановления собора 1551 г., а только те, которые относились к церкви. В первых четырех главах книги сообщаются сведения о времени и месте данного собора, о членах собора, и четыре царские речи, которыми открыты были заседания собора. В пятой главе изложены 37 царских вопросов, из которых некоторые могли быть написаны царем самим⁹⁶⁰, другие его советниками, как Сильвестр, митрополит Макарий и друг. Часть этих вопросов направляется против беспорядков и злоупотреблений, допускаемых архиереями и архиерейскими судьями в отношении разных поборов, и против отсутствия монастырской дисциплины; другая часть вопросов относится к приходскому духовенству и к ближайшим органам надзора за ним: протопопам и поповским старостам, и направляется к искоренению разных беспорядков и злоупотреблений в отправлении богослужения и в поведении духовенства. В следующих за тем главах, начиная с 6-й и оканчивая 40-й главой, содержатся соборные ответы на царские вопросы, изложенные, впрочем, не в порядке самых вопросов. В 41 главе содержатся новые 32 царских вопроса и тут же изложены соборные ответы на эти вопросы⁹⁶¹. Вопросы направляются против разных беспорядков относительно иконописания, против суеверных обрядов, вроде возложения на престол родильных сорочек и мыла, беспорядков при определении на церковные должности и при совершении бракосочетаний, против безнравственных народных обычаев, напр. против совместного мытья в банях лиц обоего пола, не исключая и чернцов, против игры в зернь, безнравственных народных праздников и игр. В следующих главах сборника содержатся соборные ответы без вызвавших их вопросов, причем, однако, некоторые заключают в себе ответ и на прежние вопросы⁹⁶². Целых шестнадцать глав (53–68) посвящены аргументации в пользу неприкосновенности церковного достояния с церковным судом включительно, причем делается ссылка отчасти на каноны, действительные и мнимые⁹⁶³, отчасти на законы императоров византийских, между прочим даже на дарение Константина в пользу римской церкви⁹⁶⁴, отчасти на церковный устав св. Владимира (текст которого здесь и воспроизводится в обширной редакции⁹⁶⁵), и на послания московского митрополита Киприана. В последних двух главах стоглава говорится о том, что царские вопросы и соборные ответы на эти вопросы посылались на рассмотрение в троицкий Сергиев монастырь бывшему митрополиту Иоасафу и некоторым другими лицам, проживавшим в названном монастыре, и приводится мнение, высказанное Иоасафом по некоторым вопросам с указанием пробелов, допущенных собором. Должно заметить, что и в ту часть стоглава, которая носит название соборных ответов, вошло много такого, что принадлежало не собору, а царю, т. е. заимствовано было из царских посланий и предложений. Составитель сборника соборных постановлений 1551 г. сливал царские предложение и соборные ответы в одно целое, так что в составе книги должно предполагать гораздо большее число отрывков из царских предложений, чем сколько их обозначено редактором⁹⁶⁶.

В XVI в. было сделано несколько попыток составления рукописных кормчих с новыми приемами, неизвестными предшествовавшему времени. Так, во-первых, явился особый разряд кормчих, в которых номоканон в XIV титулов содержит не одни только цитаты канонов, а самый текст канонов апостольских, соборных и св. отцов, излагаемый по граням (титулам) и главам номоканона, и притом то полный текст, то сокращенный. Оригинальная кормчая была составлена князем-иноком Вассианом Косым Патрикеевым, одним из глав партии не стяжателей. Он списывал правила с софийской кормчей, и сличал ее с другим списком кормчей, привезенным с Афона, но весьма свободно относился к материалу, находимому им в кормчих, вставляя между канонами некоторые другие статьи, прибавляя тенденциозным образом некоторые русские произведения (в том числе свои собственные), направленные против монастырей и их вотчин, и наоборот исключая все статьи, которые могли служить для иосифлян аргументом в пользу неприкосновенности церковных имений, как напр. церковные уставы Владимира и Ярослава, подложное слово 165 св. отцов пятого вселенского собора на обидящих св. Божии церкви. Эта кормчая подверглась осуждению на соборе 1531 года. В тоже время составлялась в Москве т. н. сводная кормчая, в которой после номоканона в XIV титулов помещены правила апостольские, потом вселенских соборов и двух соборов IX в., бывших при патриархе Фотие. Некоторые правила изложены в одном переводе, иные в двух, некоторые в трех и даже в четырех переводах; к правилам присоединены толкования на них и некоторые из канонов, из императорских законов и из дополнительных статей, помещавшихся раньше в рукописных кормчих, а также разные извлечения из сочинений отцов церкви. Из этой кормчей приводились некоторые толкования правил на стоглавом соборе 1551 г.⁹⁶⁸.

В половине ХVII в. совершилось весьма важное событие в истории кормчей книги на Руси: она была напечатана, и притом не как частное, а как официальное издание, авторизованное царем и с благословения патриарха. Подобно тому как законодательство стоглава совпало по времени с изданием дарского судебника, появление печатной кормчей книги совпало с изданием уложения царя Алексея Михайловича 1649 г., так что и в тот и в другой раз с регулированием государственного порядка тесно связываема была мысль об устроении порядка церковного. Но, между тем как собор 1551 г. задавался целью выработать национальный церковный устав, каждое постановление которого должно было применяться к действительным отношениям русской жизни, в половине XVII в. предпринято было официальное издание заимствованных источников, составлявших содержание кормчей книги, причем за образец принят был именно такой список кормчей книги, в котором не было русских статей, – другими словами – кормчая рязанская, а не софийская. Таким образом в печатной кормчей, за нижеуказанными исключениями, нет статей русского происхождения, как не было их в рукописных кормчих рязанской фамилии. Из того, что рязанская кормчая была принята за образец при печатном издании кормчей книги, объясняется далее и то обстоятельство, что текст канонов в печатной кормчей не полный, а сокращенный, с толкованиями по преимуществу Аристина, как это было в рукописных кормчих рязанской фамилии, причем производилось сличение многих рукописей между собой⁹⁶⁹. Печатание кормчей было начато 7 ноября 1649 г. при патриархе Иосифе и в следующем 1650 г. было окончено. Но разосланы были отпечатанные экземпляры кормчей книги по церквам для церковного употребления не раньше как в 1653 г. при патриархе Никоне, который притом счел нужными пересмотреть отпечатанную при его предшественнике кормчую и сделать в ней некоторые исправления, даже уничтожить некоторые листы⁹⁷⁰. С издания 1653 г. кормчая книга была несколько раз перепечатываема в Москве⁹⁷¹. Позднейшие издания отличаются от издания 1653 г. тем, что патриархи александрийские Тимофей и Феофил не называются святыми, и опущена целая глава (47-я), содержавшая в себе полемический трактат Никиты мниха против латынян «о опресноцех»⁹⁷². Кормчая книга разделена на две части, из которых в первой находится 41 глава, во второй 29; всего, следовательно, в печатной кормчей 70 глав. Вообще говоря, к первой части отнесены каноны, во вторую вошли законы византийских императоров и некоторые другие статьи. Кроме того, вначале кормчей находится несколько вводных статей, а в конце ее две заключительные статьи.

Вначале печатной кормчей помещены следующие сказания: о причинах разрыва между четырьмя восточными патриархами и римским папой, о крещении Руси при Ольге и Владимире, об учреждении патриаршества в России при царе Феодоре Ивановиче и о поставлении в патриархи Филарета Никитича Романова, отца царя Михаила Феодоровича; затем следуют два сказания о соборах, в которых излагаются исторические сведения о соборах, где и когда какой собор составлялся, – в одном сказании говорится только о семи вселенских соборах, в другом о шестнадцати соборах, т. е, о семи вселенских и девяти поместных⁹⁷³, в хронологическом порядке. Здесь же наконец помещены два предисловия к номоканону в XIV титулов и реперториум этого номоканона, т.е. заголовки титулов и глав с относящимися к ним цитатами канонов, без приведения самого текста канонов.

В первой части кормчей книги, составляющейся из сорока одной главы содержатся: 85 канонов апостольских, к которым присоединены еще несколько канонов, заимствованных из апостольских постановлений, напр. каноны апостола Павла и проч., каноны соборов вселенских и поместных в следующем порядке: никейского, анкирского, неокесарийского, гангрского, антиохийского, лаодикийского, II вселенского, III всел., IV всел., сардикского, карфагенского, константинопольского при Нектарие⁹⁷⁴, трулльского 692 г., VII всел., двукратного, в церкви св. Софии, – далее правила отцов: Василия Великого, Дионисия александрийского, Петра александрийского, Григория неокесарийского, Афанасия александ., Григория Назианзина, Амфилохия, Григория нисского, Тимофея александ., Феофила александ., Кирилла александ.,⁹⁷⁵ Геннадия константиноп., Тарасия константинопольского. В последних главах первой части кормчей книги (37–41) помещены послание константинопольского собора к Мартирию о принятии в церковь еретиков, золотая булла Юстиниана о рабах, прибегающих в церковь (т. е. о том, какую защиту могла оказывать софийская церковь прибегавшим в нее рабам), Дмитрия митрополита кизического о яковитах и проч., послание Петра антиохийского к епископу венецианскому и послание черноризца или монаха Нила к пресвитеру Хариклию о допущении грешников к покаянию. Вообще состав первой части кормчей книги соответствует синопсису, комментированному Аристином⁹⁷⁶, толкования к канонам принадлежат Аристину и только некоторые Зонаре⁹⁷⁷.

Вторая часть печатной кормчей начинается с церковного законодательства императора Юстиниана, содержащегося в сборнике Иоанна Схоластика из 87 глав. Этот сборник составляет 42-ю главу. В 43 гл. помещены три новеллы императора Алексея Комнена; в 44-ю главу вошли некоторые извлечения из тех юстиниановских законов (κείμενα), которые содержатся в номоканоне из XIV титулов. В 45 гл. – избрание или извлечение из законов, данных Богом через Моисея. В 46 гл. закон судный людям царя Константина Великого в краткой редакции. В 47 гл. полемическая статья о фрязех⁹⁷⁸ и о прочих латынянах. Глава 48-я содержит в себе прохирон Василия Македонянина, под названием закона градского, а следующая 49-я глава – еклогу исаврийскую под названием главизн премудрых и верных царей Леона и Константина. 50-я глава, весьма замечательная, составилась отчасти из западно-католических источников⁹⁷⁹, отчасти из византийских⁹⁸⁰; заголовок ее: «о тайне супружества» есть перевод латинских слов: «de sacramento matrimonii». Глава 51 под заглавием: «о беззаконных брацех» содержит в себе некоторые постановления константинопольского патриаршего синода⁹⁸¹ по поводу воспрещения браков в некоторых комбинациях родства. Глава 52-я заключает в себе соборное постановление 920 г. по поводу третьего и четвертого брака⁹⁸². В следующих главах изложены разные, упоминавшиеся выше, канонические ответы: патриарха Николая Грамматика монахам (гл. 53), Никиты праклийского Константину (54), ответы Иоанна Китрского (58), Анастасия Синаита (68), несколько правил патриарха Никифора, монастырские правила Василия Великого, отчасти даже статьи русского происхождения⁹⁸³. Последняя, 70-я глава содержит в себе небольшое извлечение из так называемых пандект Никона, игумена черной горы, составившего в XI в. свод извлечений из св. Писания, из соборных правил и творений отцов церкви⁹⁸⁴: помещенное в последней главе кормчей книги рассуждение трактует о силе и важности церковных правил. В дополнительных статьях к кормчей, кроме обращения к читателям относительно соблюдения церковных правил и относительно напечатания самой книги, патриарх Никон⁹⁸⁵ тенденциозным образом поместил дарственный акт Константина Великого Сильвестру, папе римскому, и краткий рассказ о римском отпадении от церкви. Дарение Константиново излагается в самой обширной редакции, сравнительно с редакциями византийских канонистов⁹⁸⁶, и сравнительно с предшествовавшими русскими редакциями⁹⁸⁷, именно с надписанием, исповеданием веры от лица Константина, рассказом о поражении его проказою, о сонном видении, о крещении, исцелении, и с самым дарственным актом. Рассказ о римском отпадении от церкви дает понять, что римский епископ вместе с учрежденной им западной империей и четырьмя (?) кардиналами⁹⁸⁸ сделался врагом православной веры и святой соборной церкви, – а отсюда должно было вытекать, что в той же мере, насколько московский царь был продолжателем власти Константина Великого, предоставленные последним главе духовной иерархии привилегии должны быть относимы к патриарху московскому⁹⁸⁹.

Кроме тех статей в уложении царя Алексея Михайловича, которые имеют своим источником канонические правила кормчей книги и направлены к поддержанию церковной дисциплины⁹⁹¹, на соборах XVII в. устанавливаемы были многие церковно-дисциплинарные нормы. Таков собор 1620 г., подтвердивший в силу давнего обычая сложившееся на Руси правило о перекрещивании латынян, как не христиан, в случае обращения их в православие. Сюда в особенности принадлежит знаменитый собор 1667 г. отделивший раскольников от церкви, низложивший патриарха Никона, осудивший постановление предшествовавшего собора 1551 г. (стоглавого), отменивший постановление вышеупомянутого собора 1620 г. о перекрещивании латынян и постановивший довольно много церковно-дисциплинарных определений⁹⁹². Часть этих определений внесена в полное собрание законов российской империи⁹⁹³ на том основании, что соборные постановления получили утверждение от царя. Сюда же относятся соборы 1675 г. и 1681 г. На последнем в особенности рельефно обрисовалась роль царя Феодора Алексеевича, как некогда на стоглавом соборе роль царя Ивана Васильевича IV. Царь обратился к собору с целым рядом вопросов и предложений относительно установления или восстановления церковного порядка, например, по поводу того, что многие, оставив церковь в своих домах устроили мольбища (раскольники)⁹⁹⁴, по поводу бродяжничества и беспорядочной жизни монахов, по поводу содержавшейся в печатной чиновной книге формулы присяги, в которой угрожается страшными клятвами за неправильное присяжное показание. По этому последнему поводу собор обратился к государю с замечательным прошением отставить церковные казни, клятвы на людей не налагать и вечной смертью их не убивать, а наложить на тех людей свой государев указ, прещение и страх по градским законам⁹⁹⁵.

Юго-западная Русь, продолжавшая состоять в церковной зависимости от константинопольского патриарха, в лице этого последнего имела высший церковный авторитет, который от времени до времени проявлялся в издании грамот по разным поводам⁹⁹⁷. Великие князья литовские и короли польские, которым политически была подчинена юго-западная Русь, как католики, не могли занимать церковного положения московских царей. В общем значение литовских и польских государей для церковного законодательства оставалось в тех границах, в каких практиковалось княжеское законодательство киевской Руси, т. е. относилось к предоставлению церковным учреждениям разных прав и привилегий и к подтверждению прежних княжеских грамот, действительных или мнимых⁹⁹⁸, или же, в неблагоприятные для православия времена, носило репрессивный характер в отношении к членам православной церкви, но устанавливать какие-либо нормы для внутреннего церковного порядка не могло. В XVI и ХVII столетиях составлялось несколько соборов. На самое начало ХVI в. падает замечательный собор виленский 1509 г., созванный киевским митрополитом Иосифом II Солтаном. Митрополит открыл собор речью, в которой воспользовался выражениями, произнесенными некогда на владимирском соборе 1274 г. митрополитом Кириллом II о нестроении, бесчинии и забвении правил апостольских и заповедей св. отцов. На соборе находились семь епископов, не считая митрополита, многие игумены, протопопы и священники. Постановления собора частью направлены против беспорядков и злоупотреблений при замещении церковных должностей⁹⁹⁹, частью против неуважения к приговорам церковных судов, частью имели целью регулировать т. н. «право подания» (jus praesentationis), или патронатское право представления кандидатов на священнические должности к приходским церквам. Это последнее право, благодаря непосредственному соседству с западом, православные князья и паны, по примеру католических панов, желали осуществлять в широких размерах, причем, однако, у католиков действовало весьма развитое патронатское право (jus patronatus), осуществление же православными панами их «права поданья» граничило иногда с отсутствием всякого церковного порядка¹⁰⁰⁰, что и послужило поводом к возбуждению этого вопроса на виленском соборе 1509 г.¹⁰⁰¹. Из соборов конца XVI в. некоторые были православными, некоторые униатскими, так как иногда случалось, что представители высшей духовной иерархии принимали унию, т. е. подчинялись римскому папе на известных условиях (с сохранением православных обрядов¹⁰⁰². Из соборов ХVII в. в особенности заслуживает упоминания киевский собор 1640 г., на котором было установлено учение православной церкви в отличие от католического и от протестантского учения. Юго-западная Русь была поставлена историческими обстоятельствами в непосредственное соприкосновение с католиками и протестантами западной Европы в то именно время, когда у тех и других выработалась система учения о церкви, отличавшая одно вероисповедание от другого и формулированная в кратких религиозных руководствах или катехизисах. На востоке такое краткое руководство составлено было в давние времена, в конце VIII в., св. Иоанном Дамаскиным, под названием «точного изложения православной веры». В этом руководстве излагалось учение о Боге, о Христе, об искуплении, вообще излагались догматы, раскрытые древними вселенскими соборами; но здесь не имелись в виду позднее возникшие между католиками и протестантами контроверсы в учении о церкви, об иерархии и о таинствах¹⁰⁰³. Находясь лицом к лицу с католиками и протестантами, православные юго-западной Руси чувствовали себя в затруднительном положении, так как не могли ссылаться с такой же определенностью на кратко и ясно формулированные пункты учения о церкви, как это делали католики и протестанты, вследствие чего те и другие укоряли православных за то, что им неизвестна их собственная вера. Первоначально взял на себя труд помочь православным в их нужде ученый полоцкий архиепископ Мелетий Смотрицкий; но катехизис, составленный им, оказался латинским, и сам Мелетий после многих и долгих колебаний кончил тем, что умер униатом, снова подтвердив своим примером то, что было испытано в период вселенских соборов – невозможность установления сразу и за один прием точной формулы в какой бы то ни было области, подлежащей в какой-либо мере человеческому мышлению. Достойно замечания, что, когда Мелетий Смотрящий отправился на восток с целью проверить там и исправить свой катехизис, оказалось, что константинопольский патриарх Кирилл Лукарис признает только два таинства и следует вообще кальвинскому учению¹⁰⁰⁴. Из этого видно, что обнаружившаяся в XVI в. противоположность двух систем вероучения – католической и протестантской – застала врасплох не только православную церковь России, но и восточную церковь вообще. Тоже самое доказывается и судьбой катехизиса, рассмотренного и одобренного киевским собором 1640 г.¹⁰⁰⁵. Для проверки и исправления катехизис отправлен был после собора к константинопольскому патриарху Парфению, который, в виду важного значения этой книги не только для киевской, но и для всей вообще восточной церкви, определил вновь пересмотреть его на другом соборе, составлявшемся тогда в Яссах по желанию молдавского господаря Василия Лупулы для рассмотрения и опровержения изданного кальвинистами и приписанного ими Кириллу Лукарису (которого тогда уже не было в живых) кальвинского катехизиса. Пересмотренная на ясеком соборе в 1643 г. книга Петра Могилы одобрена была как патриархом константинопольским Парфением, так и остальными восточными патриархами. Однако, вследствие происшедших в патриархате константинопольском смут, не вдруг было приступлено к ее напечатанию, и между греками слышались даже такие речи: «не Руси учить нас вере»¹⁰⁰⁶. Только в 1662 г. книга была издана в Амстердаме на греческом языке под названием: «Ὀρθόδοξος ὁμολογία τῆς πίστεως τῆς καθολικῆς καὶ ἀνατολικῆς ἐκκλησίας τῆς ἀνατολικῆς». Особенное утверждение этот катехизис получил еще от иерусалимского патриарха Нектария, который в своем послании рекомендовал его всему восточному христианству, и в силу состоявшегося в 1672 г. при патриархе Дионисии IV определения константинопольского синода и в том же году состоявшегося определения иерусалимского синода. Между тем в Киеве митрополит Петр Могила, не находя возможным откладывать на неопределенное время обнародование катехизиса, и в виду того, что рукопись «православного исповедания» в том его виде, как оно было исправлено в Яссах и утверждено в Константинополе, не была выслана в Киев, решился напечатать сокращенный катехизис, под названием: «собрание короткой науки о артикулах веры православно-кафолической христианской», сначала на польском языке, а в 1648 г. и на русском, отчасти для отпора иноверцам, отчасти для обучения детей в школах¹⁰⁰⁷. Этот краткий катехизис был вскоре дважды перепечатан в Москве, а в 1649 г. с некоторыми изменениями напечатан с благословения московского патриарха в Москве. После появления на свет амстердамского издания «православного исповедания» на греческом языке, по благословению патриарха московского Иоакима в 1685 г. состоялся перевод его на славянский язык. Через 10 лет, в 1695 г. киевский митрополит Варлаам Ясинский просил царей Иоанна и Петра Алексеевичей и патриарха Адриана о напечатании катехизиса «ради научения иереев и народных людей», что и совершилось в следующем 1696 г.¹⁰⁰⁸. Книга издана под заглавием: «орфодоксос омологиа сиречь православное исповедание кафолическия и апостольския церкви восточныя». Изданием «православного исповедания» труды киевского митрополита Петра Могилы не ограничились. В конце 1646 г. он издал «евхологион, альбо молитвослов, или требник»; побуждением к составлению требника послужили укоризны православным священникам со стороны иноверцев, что они не умеют совершать таинств и обрядов и не понимают их смысла, ничего не знают о форме, о материи и об интенции в таинствах и т. п. Книга имеет, следовательно, литургическое содержание, но отчасти соприкасается и с церковным правом, например в чинопоследовании церковного благословения брака и в самом учении о таинстве брака¹⁰⁰⁹ и замечательна тем, что многое сюда включено из католических ритуалов или требников. Время и обстоятельства, в которое и при которых жил и действовал Петр Могила, сделали то, что как в «православном исповедании» он должен был принимать в соображение религиозные разности католицизма п протестантизма, так при составлении требника вынужден был принять в соображение то, что содержалось в католических требниках. Наконец юго-западной же Руси принадлежит почин и в печатном издании канонов. Еще гораздо ранее печатания кормчей книги в московском государстве, в Киеве в 1620 г, был напечатан канонический сборник под названием: «номоканон или законное правило» с предисловием издателя Памвы Берынды. Это не был новый перевод какого-либо греческого подлинника, а существовавший уже славянский перевод, древнейшие списки которого (сербские) восходят к началу XVI в.; печатное издание было сделано с одной из рукописей, принесенной в Киев с Афона¹⁰¹⁰. Это не есть кормчая в собственном смысле, а канонарий, т. е. руководство для духовников при выслушании исповеди кающихся и при наложении на них епитимий, так что в сборнике помещены каноны, которые относятся к покаянию за грехи. В 1624 г. этот номоканон напечатан вторым исправленным изданием с предисловием другого киевского ученого Захарии Копыстенского, а в 1629 г. третьим, исправленным же изданием с предисловием Петра Могилы (в то время архимандрита Киево-Печерской лавры¹⁰¹¹), и потом перепечатывалась в Москве и в Почаеве. С 1639 начался ряд московских изданий этого номоканона, – изданий официальных от лица патриархов, в виде приложения к требнику; в названном году патриарх московский Иоасаф издал его по образцу второго киевского издания, вышедшего с предисловием Захарии Копыстенского, но с некоторыми отступлениями; после Иоасафа издавали номоканон, вместе с требником, патриархи Иосиф и Никон¹⁰¹². В XVIII столетии, в виду того, что некоторые статьи номоканона вызывали в практике недоумение¹⁰¹³, официально же был возбужден св. синодом вопрос о происхождении и каноническом достоинстве этого сборника. В недавнее время этот вопрос разъяснен, причем найден был и греческий подлинник номоканона¹⁰¹⁴. Во второй половине XVII в. одному из ученых юго-западной Руси Епифанию Славинецкому поручен был московским правительством новый перевод источников византийского церковного права. Названный ученый действительно и перевел полный текст канонов, номоканон в XIV титулов с толкованиями Вальсамона и алфавитную синтагму Матвея Властаря; но перевод не был издан в печати¹⁰¹⁵.