3. Новые известия об Аркадии Беловодском. – То же и тоже о Савватии Московском. – О савватиевских попах и о беглых. Городецкая часовня

Не раз приходилось нам упоминать о проходимце Аркадии, выдающем себя за архиепископа всея Руси и Сибири, поставленного небывалым патриархом Славяно-Беловодским, Ост-Индийским и проч. и проч. Антон Савельев Пикульский, сын выслужившегося из крестьян (Киевской губ.) коллежского советника, значит принадлежащий (как и сам показал однажды) «К привилегированному сословию», сделавшись бродягой и назвавшись Аркадием, стал выдавать себя в разных местах, смотря по обстоятельствам, то единоверческим протоиереем, то единоверческим архимандритом, и наконец объявил себя древлеправолавным архиепископом, поставленным в Камбайском царстве от Мелетия патриарха Славяно-Беловодского. Ловкий проходимец, в совершенстве изучивший характер наших несчастных раскольников, при своем невежестве и наследственном страхе всего «никонианского», готовых верить самым невероятным и нелепейшим сказкам о существовании где-то в неведомых странах древлеправославного архиерейства, непричастного никоновским новопременениям, Арскадий не ошибся в своих расчетах, – начал приобретать последователей среди раскольников, поверивших и обрадовавшихся явлению якобы «истинно-древлеправославного» архиепископа, поставленного даже «древлеправославным» патриархом, – начал ставить для них попов и дьяконов, и таким образом явился в расколе основателем новой иерархии, соперником австрийских лже-иерархов, которых прямо называл незаконными. И вот наш темный, несчастный раскол, в одной своей половине «духовно» руководимый простыми мужиками, под именем наставников и отцов, в другой – окормляется не только великороссийскими беглыми попами, не только ложной иерархией, получившей начало от беглого, самоосужденного не только великороссийскими беглыми попами, не только ложной иерархией, получившей начало от беглого, самоосужденного греческого митрополита, но еще и иерархией от самозванца, не получившего никакого поставления!.. Дерзкие поступки Аркадия не укрылись, конечно, от правительства: он был арестован и одновременно предан суду в Тверской губернии, где первый раз обнаружилось его самозванство, и Пермской, которую он избрал в главное место своей собственно лже-архиерейской деятельности. В 1886 и 1887 гг. рассматривалось его дело отделениями Окружного суда в г. Бугульме и в г. Осташкове: и там и здесь присудили – выпустить Аркадия на свободу, подвергнув незначительному денежному взысканию¹⁹. Выйдя на свободу, он продолжал ставить попов и дьяконов раскольникам. Об этих лжепопах возникали дела; но сам Аркадий умел оставться в безвестности, и только лишь в прошлом году удалось взять его снова в пределах Уфимской губернии.

В пригороде села Нагай-Бака (Белебеевского уезда) в поселке Усы, лет пять-шесть тому назад поселился крестьянин, выходец из Самарской губ., из села Крым-Сарая (Бугульминского уезда), Иосиф Игнатьев, закоренелый раскольник. С его поселением здесь начались совращения православных в раскол и стали ходить слухи, что у него бывают не только раскольнические попы, но и раскольнические архиереи. 10 января 1892 года местный благочинный получил известие, что этот архиерей прибыл в Усы и находится у Игнатьева: по его приглашению местный становой пристав отправился в упомянутый поселок, и в доме Игнатьева действительно нашел и арестовал мнимого архиерея со всей его свитой: это был именно Аркадий, и при нем находились мнимый дьякон Леонтий Мещанинов, оказавшийся крестьянином деревни Кабаевки, и послушник Мина Макаров Маслеников, оказавшийся крестьянином Верхне-Троицкого завода. При Аркадии найдены и взяты также разные богослужебные книги, полное архиерейское облачение и проч. Пристав заключил Аркадия под стражу и отобрал от него показание. Показание это любопытно.

Он показал на сей раз, и по-видимому довольно правдиво, что он родом из Новгорода, сын коллежского ассесора, Антон Савельев Пикульский; родители были правосланые; родился в 1834 году и «с малолетства придерживался страннической жизни, часто уходил из дому, бродил по лесам и скитам старообрядческим; в возрасте 25–30 лет пострижен в иноки в Даниловском скиту на реке Выге²⁰. Далее в показании Аркадия идут старые сказки, – он рассказывает, что, постригшись в монахи, «приехал с старообрядцами в восточный полуостров Индии, в Камбайское королевство, в город Левек, где патриарх Мелетий рукоположил его в сан архимандрита Спасо-Богородицкого монастыря, а потом он же, Мелетий, через несколько времени рукоположил его во епископа в городе Асмодион, а затем через несколько времени возвел в архиепископа всея России и Сибири». О дальнейших похождениях идут опять довольно верные показания, – Аркадий объявил, что в России, в звании архиепископа, переходил из губернии в губернию, причем распространял свои убеждения, ставил раскольникам священников, дьяконов и даже епископов (?); в 1885 году прибыл по приглашению жителей в пределы Самарской губернии, здесь арестован и 25 ноября 1885 г. заключен в тюрьму; по этому делу был судим в Бугульминском Окружном суде 1-го сентября 1886 г. и решением суда оштрафован на 100 р.; 3-го марта 1887 г. судился в Ржевском (в Осташкове) Окружном суде за присвоение не принадлежащего ему звания (еще только протопопского), и от заслуженного наказания освобожден на основании Всемилостивейшего манифеста 1883 года. В последнее время постоянным местом жительства имел село Крым-Сарай, Самарской губернии; отсюда, с дьяконом своего поставления Леонтием Мещаниновым и послушников Маслениковым, разъезжал по разным селениям Самарской и Уфимской губерний; выдавая себя за архиерея, склонял православных в раскол, отправлял церковные службы в домах совращенных: так служил всенощную 20 ноября в заводе Нижне-Троицком, и совратил в раскол в выселке Усах крестьянина Хрисанфа Зорина с семейством, в селе Шугане – Михаила Кудряшева с женой, Василия Титова с женой, Петра Кривошеева с женой, Никифора Новикова с женой и девицу Марью Суханову, – у совращенных крестил детей, венчал браки. В праздники Рождества Христова и Крещения (1892 г.) совершал архиерейские службы в Усах и ходил по домам со святой водой.

Такое откровенное показание было сделано Аркадием, как можно догадываться, в виду опасения, что на сей раз его дело не может кончиться так удачно для него как прежде, и откровенным признанием он надеялся смягчить свою участь. В этом убеждает особенно то обстоятельство, что тут же, при взятии показания, он послал приставу, для препровождения к преосвященнейшему Дионисию, епископу Уфимскому, прошение о принятии его в недра православной церкви. Приводим вполне это «покорнейшее прошение в мире сына коллежского ассесора Антона Савелева Пикульского, у раскольников архиепископа Аркадия»:

По убеждению добрых людей и по собственному желанию, прибегаю к стопам вашего преосвященства с покорнейшею просьбою, благоволите принять, ваше преосвященство, в недра православной матери-церкви, долго я странствовал, долго я служил раскольникам и страдал душою и телом, и при наступлении старости я уже не в силах жить той жизнью, которой жил²¹, верьте, искренное (!) и чистосердечное (!) мое раскаяние в грехах, соделанных мною против церкви, и как блудный сын возвращаюсь с истинным (!) раскаянием. Верьте моему чистосердечному возвращению и примите как любвеобильный отец мое возвращение.

К сему прошению вышеупомянутый проситель в мире сын коллежского ассесора Антон Савельев Пикульский, у раскольников архиепископ Аркадий. 1892 года месяца января 13 дня.

В какой мере «искренно и чистосердечно» было раскаяние Аркадия, его расположение оставить раскол и ложное архиерействование у раскольников, это обнаружилось довольно скоро. Аркадий, как мы сказали, был взят и заключен под стражу 10 января прошлого года; 13-го числа того же месяца написал приведенное прошение на имя Уфимского преосвященного; в июле месяце, по распоряжению товарища прокурора по Белебеевскому уезду выпущен на свободу, «так как принятую против него меру пресечения к уклонению от следствия и суда – содержание под стражею – г. товарищ прокурора нашел чрезмерно строгой и несоответствующею тяжести угрожающего ему наказания». Получив свободу и с нею должную уверенность, что «угрожающее ему наказание» будет никак не тяжелее прежнего, Аркадий, как и следовало ожидать, совсем забыл о своем прошении преосвященному Дионисию, – от «искренного и чистосердечного» раскаяния не осталось и следа; напротив, он по-прежнему пустился архиерейски лицедействовать у раскольников, в ожидании, когда вновь явится пред «милостивым» (но справедливым ли?) судом никонианских судей, нагло объявит себя пред ними архиепископом всея Руси и Сибири и выйдет из суда оправданный ими, или оштрафованный незначительным денежным взысканием, как это было на суде в Самарской и Тверской губерниях...

Да, удивительно, невероятное явление представляют нам наши суды по раскольническим делам! Является пред ними человек, обвиняемый в незаконном присвоении архиерейского звания, в незаконном совершеннее архиерейским действий, обманом увлекший десятки и сотни людей подчиняться ему, как архиерею, похитивший их от подчинения архиерею законному; при нем несомненные улики его преступления, даже ставленая грамота с фальшивыми подписями какого-то небывалого патриарха небывалой страны и множества таких же небывалых митрополитов, архиепископ и епископов; с упорством и наглостью уверяет он, что этим небывалым патриархом неслыханной страны и этими вымышленными архиереями действительно поставлен в архиепископа всей России и Сибири; –и этого самозванца, столь наглого и дерзкого, этого губителя душ человеческих признают, по всем правилам судейского искусства, или вовсе невиноватым, или не заслуживающим лишения свободы! Можно подумать, что наши просвещенные прокуроры и судьи недалеко ушли от темного раскольника, – так же, как и он, верят в существование и Камбайского царства с краалем Григорием Владимировичем и Славяно-Беловодского патриарха! Но рассудили бы они по крайней мере о том, имеет ли право этот Беловодский патриарх в этом Камбайском царстве ставить архиереев для России и посылать их сюда управлять церковью вместо существующих здесь законных архипастырей! Любопытно спросить: как поступили бы наши суды, если бы явился в какой-нибудь губернии самозваный губернатор, присланный, положим, от того же Камбайского короля Григория управлять этой губернией, имеющий при себе и указ небывалого короля, – явился бы и стал бы сбивать с толку темный народ, увлекать его от подчинения законной губернской власти? – Ужели оправдали бы и такого самозванца? Уж конечно посадили бы его в крепкое заключение, как обманщика и возмутителя, или отправили бы в дом сумасшедших, как безумца. Почему же так не поступают с обманщиками и самозванцами, возмущающими церковь, распространяющими духовную погибель среди русского народа? Видно потому, что дело церкви, дело веры православной, дело спасения душ человеческих признается делом пустяшным, не стоящим внимания власти, которой предоставлено творить суд в православном Российском государстве... Невольно припоминается давно сказанное, но неизменно справедливое слово великого московского святителя – митрополита Филарета: «предоставить раскольнической лжеиеархии неограниченную свободу действования значит предоставить волкам похищать овец». И теперь это предоставляется...

От «волка» беловодской породы обратимся к «волку» породы белокриницкой, или австрийской, – от фальшивого архиепископа Аркадия – к фальшивому архиепископу Савватию. По своим личным качествам этот последний не может, конечно, идти в сравнение в первым, – сам по себе он даже более походит на тельца, чем на волка; но он получает в наших глазах значение именно «волка овцехищного», как только возьмем во внимание место его логовища, ибо он притаился, и даже совсем не притаился, а живет и действует свободно и открыто, не в каких-нибудь трущобах Белебеевского, или Бугульминского уезда, а в средоточии православной Руси, в ее древней столице, в самой Москве, справедливо почитаемой сердцем России. На него поэтому обращены взоры всех раскольников австрийской секты, рассеянных по разным концам России; в нем, каков бы он ни был, раскольники видят своего духовного главу, своего владыку, и свобода, которою он пользуется в самой столице, которую, как ни велика она в действительности, сами раскольники в своих интересах еще более увеличивают, называя ее прямо покровительством Верховной власти, – эта свобода придает ему еще большее значение в расколе. А кроме этого, сколько еще вреда причиняет он православной церкви, поставляя и рассылая повсюду лжепопов, большей частью злобных фанатиков раскола, дерзких хулителей и оскорбителей церкви! Вообще, трудно и выразить, сколько зла причиняет православию и православному русскому народу не снисхождение, а прямо потворство власти пребывающему в столичном граде Москве австрийскому «волку», именующемуся «московским архиепископом Савватием»! Впрочем, мы так много говорили уже (и бесплодно) об этом прискорбном явлении, что, повторяя то же и то же, боимся наскучить читателям, хотя желали бы ежеминутно то же и то же трубить трубою, чтобы услышали нас люди, которым должно иметь уши слышати... Но нужна тут могучая, громогласная труба! О, незабвенный владыка Филарет! Восстань из гроба и посмотри, что творится в твоей пастве, как расхищают ее австрийские и иные волки, никем не отгоняемые, рыскающие повсюду на полной свободе, даже охраняемые и поощряемые в их хищнической деятельности! – восстань, и в крепости вознеси глас твой, могучи и властный, чтобы проснулись наконец спящие, усрамились беспечные, чтобы почувствовали хоть немного страха корыстолюбивые, недобросовестные, наглые покровители раскола!..

На сей раз в доказательство свободы, какою пользуется в Москве Савватий, мы намерены рассказать только один курьезный случай. Не так давно было доставлено почтальоном по принадлжености письмо со следующим, буквально приводимым здесь, адресом: «Мальково. В Москву в московский никольский единоверчески Преображенский монастырь его высокоблагословению архимандриту отцу Павлу, а вас прошу передать близ Покровского монастыря безымянный переулок в дом № 8 его высокопреосвященству владыке Савватию в контору Климента Перетрухина весьма нужное». Получив письмо по такому адресу, о. архимандрит Павел весьма основательно рассудил, что «передавать» его какому-то «его высокопреосвященству владыке Совватию» значило бы признать существование такого несуществующего «высокопреосвященства», и потому в совершенной неприкосновенности возвратил его на почту с надписью, что возвращается за несуществованием адресата. Вот как поступают люди, правильно разумеющие дело, хорошо знающие, что в глазах православного разные Савватии, Паисии, Сильвестры и проч. и проч. вовсе не епископы, вовсе не «высокопреосвященные владыки», а миряне, незаконно носящие высокий сан и за то подлежащие ответственности перед законом. И так именно должны бы смотреть на них особенно правительственные лица и учреждения, от высших до низших, как поставленные Верховною православною властью, с высоты престола объявившею, что она не знает никаких духовных лиц у раскольников, то есть не признает за ними духовного сана, а считает их крестьянами, мещанами, – вообще стоящими в том гражданском звании, к какому приписаны. А между тем, если бы письмо, о котором идет речь, было адресовано не к архимандриту Павлу, а прямо в «безымянный переулок в дом № 8 его высокопреосвященству владыке Совватию», оно дошло бы со всей исправностью и быстротой, отличающими московское почтовое ведомство, прямо в руки этого «владыки Совватия», – как действительно и доходит немалое количество таких писем. Какой же еще больше публичности и свободы может себе желать «владыка Совватий»? Быть может, заметят нам, что мы требуем совсем излишнего, возлагаем на почтовое ведомство не принадлежащую ему обязанность следить за правильностью адресов на письмах, тогда как его обязанность состоит только в том, чтобы своевременно доставлялись письма по адресам, хотя бы и неправильно написанным. Спорить не станем, так как не изучали почтово-телеграфных законов. Может быть и действительно чины почтово-телеграфного ведомства не обязаны следить за правильною подписью адресатов и адресантов, ибо знаем, что даже на Высочайшее имя принимаются и отправляются телеграммы за подписью не признаваемых законом мнимых «старообрядческих священников». Однако же, осмелимся опять предложить такой вопрос: если бы прислано было письмо, адресованное «его высокопревосходительству г-ну губернатору Ивану Ивановичу Шибаеву, Гавриков пер., д. № такой-то», или: «его высокопревосходительству г-ну генерал-майору Ивану Ивановичу Новикову, Таганка, д. № такой-то», – уже ли почтовое ведомство не усомнилось бы доставить его гг. Шибаеву и Новикову и не обратилось бы, куда следует, за справкой, существуют ли такой губернатор и такой генерал? Если бы обратилось бы, то, кажется, не излишне также было бы справиться, у кого следует, существует ли какое-то «его высокопреосвященство владыка Совватий», когда получаются письма, адресованные на его имя в известный дом под №8? Впрочем, справка может быть и делалась, только не там, где следует, – не у духовного правительства, а, наприм., у полиции, и от сей последней, конечно, получился ответ, что действительно существует такой «владыка» и живет именно там, где означено по адресу... Судите же, читатель, о степени свободы, какою пользуется в Москве лже-архиепископ Савватий.

В дополнение ко многому, что уже писали мы о наглостях ставленников Савватия, австрийских лжепопов, заполнивших и оскверняющих святую Русь, приведем также один только случай, о котором извещено уже было в одной газете, слава Богу, не мирволющей раскольникам, а нами получено подтверждение из верного источника. Дело происходило под Москвой, в пресловутой Гуслице, близ станции Дрезна, и действующими лицами являются приспешники известного богача-раскольника, фарфорового фабриканта Кузнецова (сей фабрикант почему-то выступил теперь очень смело покровителем раскольников, – впрочем в Москве известно «почему»). Восемнадцатилетняя дочь крестьянина деревни Кельино Прасковья Акинфьева изъявила готовность присоединиться из раскола к православной церкви. Отец ее находится в услужении у Кузнецова, в его конторе при станции Дрезна, и заведующий конторою Земляков, ярый раскольник, узнав об этом намерении бедной девицы, начал чинить ей всевозможные неприятности: по его наущению всякий приезжавший с фабрики, или проезжавший на фабрику Кузнецова раскольник считал своей обязанностью в ее присутствии поносить православную церковь и осыпать ее проклятиями. А на Пасхе явился раскольнический поп-австрияк, Кузьма, которому немедленно сообщили о намерении Акинфьевой перейти в церковь, – и этот достойный пастырь раскольников дал своим духовным детям совет – связать ее веревкой и сечь, пока не откажется от намерения идти в церковь, если же и это не поможет, то привязать камень на шею и утопить! – И греха в этом, по мнению раскольнического попа, не будет никакого; а судов нынешние раскольники, должно быть, не боятся. После всех таких издевательств, преследований и угроз бедная девушка решилась уйти из родительского дома и коротала дни у соседей, принимавших в ней участие; но намерения своего – бросить раскол не оставила и 9-го апреля присоединилась к православной церкви. Будем надеяться, что православные найдут возможность защитить ее от дальнейших преследований столь могучих в Гуслице раскольников; но каков же этот раскольнический поп Кузьма, проповедующий, что лучше утопить человека, нежели допустить до перехода в православную церковь из раскола, и благословляющий на такие преступления своих духовных детей? И таких-то изуверов распложает юродивый Савватий под именем «древлеправославных иереев», ибо редкий раскольнический поп не походит на Кузьму. Поэтому-то и сказали мы, что Савватий, как расплодитель таких лжепопов, открыто и свободно делающий это в столичном городе Москве, является, при всем своем ничтожестве, много зловреднее Аркадия. Несомненно, – волк из Австрии гораздо опаснее волка беловодского...

Не свободна Москва и от иных волков – от беглых раскольнических попов, какие к прискорбию церкви все еще являются. Москву снабжает ими по временам нынешняя митрополия беглопоповства – Бугровский Городец: отсюда именно приезжал в Москву, к здешним беглопоповцам, не безызвестный читателям беглый поп Максим Горев и служил здесь так же свободно и беспрепятственно, как и Савватиевские попы. Путешествием Горева в Москву городецкие беглопоповцы были, однако, недовольны...

Только что написали мы эти слова, как пришлось прочитать в одной газете известие о несчастии, постигшем городецких беглопоповцев. Приводим напечатанное в газете:

«17-го мая, около 12-ти часов ночи, жители села Городца были встревожены пожарным набатом. Сначала раздались чуть слышные звуки часовенного «била» или «клепала», потом зазвонили у Спаса, затем, на колокольне Духовской единоверческой церкви, и через несколько минут весь Городец огласился зловещим пожарным перезвоном. Горела раскольническая часовня – этот «палладиум» старообрядцев почти всего среднего Поволжья. Через несколько минут к месту пожара собралась местная пожарная команда и машины частных городских владельцев. Но было уже поздно. Часовня, представляющая собою старинное, построенное еще чуть не при Екатерине II деревянное здание, покрашенное снаружи и изнутри, вспыхнула, как порох. Через полчаса она была уже вся объята пламенем и горела, как свеча. Недостаток воды, неудобство местности, изрытой глубокими оврагами, заставляющими пожарных пускаться в длинные объезды, делали отчаянные усилия пожарной команды и вольных охотников совершенно бесплодными. Огонь быстро делал свое дело...²². Часовенные прилужники (дьячки и уставщицы) успели вытаскать свое добро, обитатели богадельни выбрались. Самой часовни не успели даже отпереть, – до того растерялись «попечители», или, как их здесь называют «хозяева». Только несколько отчаянных смельчаков чрез взломанное окно успели вынести сундук с часовенной казной... Все же остальное, веками копленное, старинное и дорогое «святье», иконы, ризы и пр. погибли безвозвратно. К трем часам утра часовня сгорела до основания».

Итак, знаменитая городецкая часовня, о которого любопытные сведения сообщены были в воспоминаниях К. Ф. Корегина, более не существует, – истреблена мстительным пламенем! Беглопоповцы успели спасти только «сундук с казной», – должно быть, главную для них драгоценность; а иконы, без сомнения древние и дорогие, не спасены, «погибли безвозвратно»... Что-то станет делать теперь г. Бугров? Конечно, будет хлопотать о восстановлении «палладиума» беглопоповства и выхлопочет... Ему вся возможна суть».