Высокие кровли

Видел ли ты, Феодул, снежные Гималаи? Видел ли белоглавый Олимп? И видел ли вечно зеленую Святую Гору Афонскую? Гималаи выше всего, Олимп ниже, Святая Гора самая низкая. Но все эти три горы представляют самые высокие уровни, до которых дух человеческий от сотворения мира до сих пор смог подняться. В первых двух случаях смог подняться собственными усилиями и обманом чувств бесовским, а в третьем – силою Христа, вселенского Мессии, Сына Божия. Гималаи – самые высокие горы на земной планете. И дух человеческий в землях гималайских, в Индии и на Тибете, поднимался до предельных высот, достигнутых собственными усилиями. Олимп намного ниже и представляет куда более низкий уровень, до которого поднялся дух языческого эллинства. Вечно зеленая Святая Гора Афонская ниже их обоих, но представляет наивысшую духовную ступень на всей земле и за всю историю мира, до которой не дух человеческий сам себя поднимал, а явившийся и воплотившийся Бог его вознес. И явившийся и воплотившийся Бог изрек Свой суд о высотах человеческих, говоря: «что высоко у людей, то́ мерзость пред Богом» (Лк. 16, 15).

Разве Гималаи и Олимп – мерзость пред Богом? Да, мерзость пред Богом. Но не мерзость из-за своей физической высоты. Один и Тот же Творец сотворил и Гималаи, и Олимп и обе эти выси украсил благолепием несказанным: лесами и цветами, родниками и ручьями, жуткими ущельями и пропастями, пугающим грохотом водопадов и беззвучной тишиной пещер, умиротворяющими равнинами и лугами, всяческими зверями и разноцветными птицами, а вершины этих гор покрыл выразительно молчащим вечным снегом. Красота и таинственность, превосходящие и слово, и мысль.

И все же эти две высоты – мерзость пред Сотворившим их. Из-за кого? Из-за людей. Из-за чего? Из-за того, что́ люди с этими высотами сотворили. Гималаи – оплот язычества азиатского, а Олимп – оплот язычества европейского. Из-за него обе эти дивные высоты стали мерзостью пред Господом. Ведь если храм Соломонов, одно из семи чудес света и главное святилище имени Божия, стал мерзостью и потребовалось его разорение, то как же могут не стать для Него мерзостью обе эти физические высоты, на которых выгравировано самое большое унижение для Него, Бога и Творца этих высот? Самые высокие высоты людские, самое низкое унижение Божие. И в Ханаане – как и повсюду – язычники убегали на физические, природные высоты, чтобы служить идолам своим. На них равнялся и соблазненный Израиль. Потому все пророки возглашали прещение Божие: «Разорю высоты!»⁴²¹

Если ты спросишь меня, Феодул, как эти высоты земные, Гималаи и Олимп, были использованы для унижения Бога, Единого и Живого, я отвечу тебе двумя словами: заблуждениями и пессимизмом.

Известен и даже знаменит пессимизм индийский. А пессимизм знаменует отчаяние человека и человечества. Индия – матерь пессимизма, потому что она главная твердыня язычества. Эллада точно такой же оплот пессимизма на другом краю земли, хотя ее пессимизм европейские толкователи, по причине ее более симметричного и ясного, чем индийское, искусства, и преподносили как оптимизм. В действительности же как Индия, так и Эллада, и вообще все языческие страны, всюду и всегда до Пришествия Христа и без Христа являют отчаяние человечества, бесцельность настоящей жизни и безнадежность жизни будущей.

Гималаи представляют усилие людей освободиться от жизни – всякой жизни, и нынешней, и будущей, – уничтожить желание жизни, чтобы как-нибудь перейти в небытие, в нежизнь, в нирвану. Олимп представляет комедию выдуманных богов – комедиантство в кругу богов и паясничанье богов перед людьми и людей перед богами.

В гималайских пещерах уединялись отшельники, йоги, тысячами и тысячами в течение многих веков, чтобы суровым воздержанием от всего, неслыханной аскезой и самоистязанием убить в себе и наималейшее желание жизни, а после смерти перестать рождаться, появляться в новых телах и перейти в нирвану. Заточившись в пещерах природных или в сделанных ими келиях, заживо похоронив себя в них, они денно и нощно повторяли таинственное слово «аум – ом, ом», значение которого и они сами не знали, и никто не знает до сих пор. В своих замурованных пещерах или глухих келиях они оставляли лишь небольшое отверстие, через которое можно было бы принять горсточку риса, если бы им кто-нибудь из милосердия принес его и протянул. Им было все равно, удлинится их жизнь или сократится. Годами и десятилетиями они так мучились. Земную жизнь они считали несчастьем, от которого нужно как можно скорее избавиться, а на будущую лучшую жизнь они не надеялись. Цель всех гималайских аскетов (и тибетских, и индийских, и буддийских, и ведантистских) была одна – освободиться от жизни, и настоящей, и будущей, вообще от жизни как зла. Ведь жизнь – это зло, и все усилия разумного человека должны быть направлены к одной цели – к освобождению от нее.

– Значит, смерть лучше жизни?

– Да, – отвечают гималайские аскеты.

– Значит, небытие лучше бытия?

– Да, – отвечают эти чудные и стойкие аскеты-самомучители.

– Значит, нет Бога, способного спасти людей от этой жизни и ввести в лучшую жизнь?

– Нет, – продолжают повторять миллионы иссохших скелетов, пока дыхание и речь еще живы в них, – ведь и боги несчастны, как люди. Аум, ом, ом.

Кто такой ом? Никто. Что такое ом? Ничто. Вечное ничто и вечную смерть вдохнули в себя и еще сейчас вдыхают миллионы человеческих существ лучшей расы на свете, для того чтобы и им самим стать вечным ничто и вечной смертью; одним словом – достичь нирваны.

На Олимпе не так. В то время как Гималаи представляют мрачный трагизм человеческого надрыва без Бога и, естественно, без цели, Олимп представляет, лучше сказать представлял, шарлатанскую комедию людей и богов – и снова без истинного и единственного Бога. На Олимпе нет аскезы. Языческая Эллада не знала аскезы. Ни поста, ни самоистязания, ни пещерного отшельничества нет в ее теогонии⁴²² и философии. За исключением заимствованного из Индии через Египет пифагореизма⁴²³, Древняя Греция не знала ни об аскетизме, ни о метемпсихозе (переселении души из тела в тело). У нее фактически все чувственно и потому поверхностно, водевильно; всё, кроме славных трагиков ее⁴²⁴. Она похожа на подмастерье Индии-ремесленника. Однако сущностные отличия языческой Индии также и ее отличия: сонм божеств, лишенный внутреннего единства и света; обоготворение змей в Дельфах⁴²⁵ (ибо нигде не бывает многобожия без змей); отношение ко всем богам как к врагам людей, трюкачам, вытворяющим свои фокусы над людьми; приношение жертв всем богам, и самым хорошим, и самым плохим, с целью защиты от зла и сохранения своей жизни. Все эти жертвы богам не жертвы любви, а подкуп и выкупление себя. Пессимизм во взгляде на загробную жизнь, которая, правда, существует, но которая сквернее собачьей жизни на земле, ибо она мрак, тоска и отчаяние в гадесе. Сократ⁴²⁶ и Платон⁴²⁷ нимало не привнесли света в этот сумрак эллинского язычества, но даже сами на деле поддались ему. Но именно благодаря эллинскому столь поверхностному, несерьезному ви́дению и богов, и людей греки оказались более способными к принятию Христова Откровения о Царстве Небесном. И принимали его легче и быстрее, чем их языческая матерь Индия. И Бог благословил их больше всех других народов тем, что на их языке, на языке греческом, а не на еврейском или каком-либо другом были возвещены миру Пришествие Сына Божия и Его Радостная Весть о Царстве и жизни вечной⁴²⁸.

Посмотри сюда, Феодул, на эту зеленую Гору Афонскую. Картина необычайная. История пречудная. При физическом сравнении с языческими высотами Афон оказывается меньше половины высокого Олимпа и меньше седьмой части еще более высоких Гималаев. Духовно же сравниваемый с тем, что представляют собой Олимп и Гималаи, Афон настолько выше их обоих, насколько свод небесный выше земли. Вернее, здесь не может быть никакого сравнения. Он высокая кровля, превосшедшая все кровли. Почему?

Первое, благодаря принятой и усвоенной им истине, открытой миру Мессией, Сыном Божиим. Нигде в мире истина Божия, записанная в Священном Писании и разъясненная в Предании святыми людьми Божиими, так точно и скрупулезно не оберегалась и не сохранилась до наших дней, как на Святой Горе Афонской. А Святой Афон – продолжение и неувядающий расцвет православного монашества после истощения монашества среди песков египетских и камней палестинских.

Второе, благодаря пониманию Царства Небесного как реальности, существующей внутри телесного человека, а не только на небесах Божиих, на высоких кровлях Божиих. По слову Господню: «не придет Царствие Божие приметным образом. Ибо вот, Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 20, 21). В этом святогорцы полагают центр тяжести всего Евангелия, Радостной Вести Христовой. Если оно в нас, то мы должны его разыскать, как человек, раскапывающий сокровище, скрытое на поле⁴²⁹, как женщина, нашедшая потерянную драхму⁴³⁰, как рыбак, отделяющий хороших рыб в неводе от плохих⁴³¹, как сеятель, очищающий пшеницу от плевел⁴³², как купец, ищущий сверкающего жемчуга и неуспокаивающийся, пока не найдет его⁴³³, как хозяйка, заквашивающая дрожжами три квашни муки и ожидающая, пока не вскиснет все⁴³⁴.

Три квашни муки – почему три? Потому, что троичность в душе человеческой – троичность ума, чувства и воли – это образ и икона троичности Троичного Бога во единстве. Святый Дух – это дрожжи, которые могут и хотят заквасить все эти три силы души человеческой и оплодотворить их, чтобы они возрастали, как горчичное зерно⁴³⁵, и соединить их так, чтобы они составили одно – единство нераздельное и неслиянное. Как это чудесно и дивно! Невыразимо чудесно и дивно! Это Царство, не разделенное внутри себя, которое должно погибнуть⁴³⁶, а одним Духом соединенное и одной любовью утвержденное. И оно не царство отчаяния, а Царство радости. «Радуйтесь и веселитесь», повторяли Спаситель и апостолы много-много раз⁴³⁷. Это не царство смерти, а Царство жизни. Не есть оно и царство небытия нирваны и мрачного гадеса, а Царство бессмертной любви и света.

Только в этом Царстве нет места змее. Запомни это, Феодул. Нет служения и Богу, и маммоне; нет моления и Браме, и Шиве; нет равноправия света и тьмы, добра и зла. Нет тут взаиморасчетов с вымышленными бесчисленными божествами олимпийскими. Одним словом, нет концессий⁴³⁸ непоминаемому ни на миллиметр, ни на атом. В этом Царстве есть только свет без тьмы, только пшеница без плевел, только золото без глины, только жемчуг без гальки, только радость без печали, только жизнь без смерти, только один-единственный Бог Господь, Троичный во единстве и Единый в троичном пламени любви – Отец, Сын и Дух Святый. Аминь.

Третье, благодаря светлой аскезе, то есть целесообразному подвижничеству, осмысленному и понятному для всякого человека. В этом Святая Гора бесконечно превосходит высоты Гималаев.

«Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго» или сокращенно: «Господи Иисусе Христе, помилуй мя», – эти слова произносят денно и нощно монахи христианские на Святой Горе. Это их самая краткая и самая насыщенная молитва. Краткая и ясная для всякого. Она не требует ни особых толкований, ни мудрствований, как требует того выцветшее от времени слово «аум, ом, ом». В этой святогорской молитве выражены три реалии, отсутствующие в индийском слове «ом». Первая: человек грешен и бессилен спасти себя сам; вторая: Спасителем признается Господь Иисус Христос, Сын Божий, Мессия; третья: Он призывается, чтобы помиловать и спасти нас.

Но с этой молитвой сопрягаются и личные усилие и подвиг. Ведь задача грандиозна. Задача не в эллинской программе отвоевания человеком у немилосердных богов как можно более долгой жизни в довольстве здесь, на земле, и не в программе гималайских йогов уничтожения человеком в себе даже ростка желания какой бы то ни было жизни вообще, – а в том, чтобы этой своей жизнью на земле заслужить вечную жизнь в Царстве Небесном.

Кратко сказать, задача всех подвигов святогорцев в том, чтобы сбросить с себя ветхую душу и облачиться в новую⁴³⁹. По страшному, но истинному слову Христову: «Сберегший душу свою потеряет ее; а потерявший душу свою ради Меня сбережет ее» (Мф. 10, 39; у Луки (Лк.17:33): «оживит ее»). Душа человеческая важнее целого мира (это и Веданта на свой манер признаёт), ибо «какая польза человеку», говорит Иисус, «если он приобретет весь мир, а душе своей повредит? или какой выкуп даст человек за душу свою?» (Мф. 16, 26).

Но это не относится ко всякой душе: это не относится к одряхлевшей и в самой себе разделившейся душе. Это не относится к душе, впустившей в себя ссорящуюся триаду индийскую – Вишну, Брахму и Шиву. Это не относится к душе, в которой все три квашни не заквашены одними и теми же дрожжами, то есть Духом Божиим Святым, и в которой не отражается тро́ичное единство Отца, Сына и Святаго Духа, а, наоборот, ум направлен против сердца, сердце против разума и воля против одного или другого или против обоих вместе. Ведь такая душа, как и всякий разделившийся дом, обречена на погибель. Потому о такой душе нельзя сказать, что она имеет ценность бо́льшую, чем весь мир. Погрязшая во зле мира, такая душа должна разделить судьбу мира и погибнуть. Важнее же мира душа, обновленная Крещением во имя Троичного Божества и уединенная в себе навсегда Духом Божиим ради Царства Небесного и жизни вечной. Это обновление подобно новому рождению или погублению ветхой души и стяжанию новой, по словам Спасителя.

Сердце – это высокая кровля существа человеческого, превысшая Гималаев и Олимпа, да и Афона тоже. Сердце человеческое есть Святой Сион, или Святая Гора Божия. Это ощутил ветхозаветный пророк и потому молился Богу: «Сердце чистое сотвори во мне, Боже, и дух правый обнови внутри меня» (Пс. 50, 12). А Спаситель освещает горящим факелом тайну сердца, говоря: «Блаженны чистые сердцем, ибо они Бога узрят»⁴⁴⁰. В сердце ви́дение Бога, в сердце любовь, в сердце и мудрость, и сила, и жизнь. Сердце – место встречи человека с Богом. Но только чистое сердце. Великая и вечная Небесная Троиченость во единстве видит Себя в зеркале малой троичности души человеческой, то есть снова в сердце. Святой Петр апостол говорит о «сокровенном сердца человеке»⁴⁴¹,⁴⁴². Человек добра и человек зла – оба имеют сердце своим исходным пунктом и твердыней, будь то на добро или на зло. Сам Господь говорит о злом сердце, что из него исходит «все, что оскверняет человека»⁴⁴³. Злое сердце знаменует разделенную душу, разделенная же душа – разделенного и в самом себе рассоренного человека. В мрак злого и нечистого сердца Бог не входит, и нельзя в таком сердце увидеть Бога. Неудивительно, что люди злого сердца отрицают Бога. От тьмы зла Бог удаляется, и в эту тьму вселяется вместо Бога противник Божий, как это случилось с Иудой-предателем⁴⁴⁴.

Вся аскеза святогорцев направлена к одной цели – очистить свое сердце и создать из него обитель Живаго и Трисвятаго Бога. Эта аскеза отнюдь не легка, но она не пессимистична, а оптимистична, светла, исполнена надежды, радостна, целенаправленна: совершается ради жизни, а не против жизни и ради светлого рая, а не мрачного гадеса. Православный монах, как, впрочем, и всякий христианин – каждый в меру своих сил, трудится и усиливается, чтобы удостоиться звания чада Божиего, чтобы, как таковое, неся Царство Небесное в себе, войти по смерти в вечное и превеликое Царство Небесное Христа Бога нашего; войти в небесный сонм бесчисленных народов Божиих и воинств ангельских, подняться на высокие кровли духовного света, где праведники «сияют, как солнце, в Царстве Отца их» (ср.: Мф. 13, 43).

А сейчас, Феодул, опустим и я, и ты ум свой в сердца свои и вместе с монахами святогорскими, тысячами и тысячами их, произнесем и повторим тысячелетнюю молитву Святой Горы, Богородичной державы:

Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго!