Прошлое и современное положение Мира Ислама

Мир ислама вполне заслуживаете самого серьезного внимания нашего, как с исторической, так и с современной точки зрения. При такой постановка, вопроса, избранная мною тема чрезмерно обширна, так как обнимает почти тысячу триста лет (622–1914 гг.), а по своему содержанию очень сложная и острая, потому что касается жизни многочисленных и разноплеменных исповедников ислама всего мира, а вместе с тем и самых дорогих чувствований мусульман – религиозного и национального.

В изложении этого обширного вопроса я не буду входить в подробности и, чтобы быть беспристрастным, пользуюсь в нижеследующем изложении большей частью словами тех печатных материалов, какие были в моем распоряжении¹.

1. Прежде всего, я задержу на минуту внимание читателя на самом выражении «Мир Ислама», выставленном в заглавии.

Это не случайное и не придуманное мною выражение, а точный перевод мусульманского исторического термина «Дарульислам», как с первых веков ислама обозначаются мусульманские страны, в отличие от стран немусульманских, называемых «Дарульхарб», что означает «страны войны». Таким образом, выражение «Мир ислама» – не этнографический, не географический и не религиозный только термин, а религиознополитический: жизнь мусульманских стран отличается преимущественно религиозным характером, в котором воплощается для них национальность и политика. Справедливо один современный мусульманами публицист говорить, что мусульмане живут по нормам шариата и религии Магомета, что народы, исповедующие ислам, по преимуществу религиозны, так что все национальные и индивидуальные особенности их растворяются в религии². Эту ясную и определенную мысль подтверждает французский писательисторик ЛеруаБолье, который высказал, что «для всякого политического деятеля, равно как и для мыслителя, на всем пути от восточной части Средиземного Моря до китайских морей, наибольший интерес представляет религиозная жизнь народов. Для русского же изучение восточных религий имеет особый интерес: Россия, как и Франция, имеет в среде своих подданных магометан и буддистов. Влияние Корана и настроение мусульманских масс представляется, следовательно, для нее такими факторами, которые ей приходится изучать³. .. Ислам в Азии и Африке остается до сих пор жизненным историческим началом; он сохранил в этих обеих странах склонность к прозелитизму и, благодаря этому, число его последователей постоянно возрастает, даже в странах христианского владычества. Быть может, европейским государствам, соперничающим за преобладание в Азии и Африке, будет в недалеком будущем весьма важно иметь ислам за себя⁴.

2. Приведенное замечание французского ученого уясняется для нас уже из того факта, что в настоящее время общая численность мусульманских народов определяется в 250 миллионов, что составляет шестую часть всего населения земного шара. Столь многочисленная масса исповедников ислама распределена по всем странам современного нам мира, но главным образом – в Азии, Африке и Европе, при том среди различных рас и племен: ислам исповедуют семитыарабы и частью евреи, затем индусы и персы, потом афганцы, жители Белуджистана, турки османские и многочисленные тюркские и финские племена, малайцы, китайцы, чернокожие африканцы и белолицые кавказцы.... В наши дни стали появляться последователи той же религии и среди европейцев – французов, англичан, немцев и русских⁵.

Насколько плотно расселены мусульмане в Азии, видно из следующих цифр: в Аравии они составляют 98% всего населения полуострова, в Персии 93%. в Афганистане 99,5%. в Бухаре 94%. (вероятно, столько же в Хиве), в Месопотамии 86%, в Малой Азии 78%, в Индии Британской не менее 20% (всего 62 миллиона), на принадлежащих Голландии Зондских островах 32 млн.; из 42 млн. всего населения в Китае 5% (20 млн.), в Африке 40% (именно 60 млн. на 165 млн. всего населения), т. е. более 1/3. В Австралии и Америке мусульман немного, всего от 40 до 50 тысяч в каждой (Шателье).

Для нас важнее всего знать и помнить, что под русским правлением находится около 20 миллионов разноплеменных инородцев мусульман, т. е. почти одна седьмая часть населения всей нашей Империи).

3. Такой многочисленный, разноплеменный и своеобразный Мир постепенно разрастался и формировался в государственном и культурном отношениях в течение 1290 лет, считая от начала мусульманской эры (622й год по Р. Х.). Сравнительно с другими историческими народами, уже отжившими свой век, а равно и с продолжающими еще свою историческую жизнь, прожитый мусульманским миром век можно считать «средним» по продолжительности.

Я не беру на себя смелости говорить о будущей судьбе этого своеобразного «Мира», но склонен признавать его жизнеспособность и в будущем, если принять в соображение, что в нем не замечается естественного вымирания, так как он получает непрерывный прирост путем миссионерской деятельности многочисленных религиозных обществ, особенно, в Африке – среди чернокожих негров, а в Азии среди желтолицых китайцев⁶, Особенно в этом отношении должны обращать на себя внимание последние, т. е. китайцы, о которых наш покойный профессоркитаист В. П. Васильев высказал еще в 1867 г. следующее:

«В настоящее время последователи ислама в Китае занимают места и должности: они являются и в академиях, и в гражданской, и в военной службе; но главнее распространение ислама происходит в народе, о верованиях которого не заботятся ни правительство, ни китайская литература. Мусульманство распространяет еще более пропаганду между низшими и средними классами, чем между высшими; но новая вера не мешает никому продолжать свои обычные гражданские занятия заниматься земледелием, торговлей, науками и, если средства и способности позволяют, то из мусульманина, как и из всякого китайца, выходит мандарин.

«Все магометане имеют китайский тип, женясь на китаянках, тогда как на мусульманку распространяются страшные проклятия, если она выходит замуж за немусульманина, и преследования против тех, которые его устроили.

«Китайский мусульманинмиссионер есть в тоже время настоящий китаец, следовательно не бросается в глаза; он лучше всякого другого вероисповедника знает, где и как ему можно и должно действовать; он знает дух своих соотечественников, имеет с ними одно общее образование, говорит с ними на одном общем языке, нисколько не возбуждая смеха своим дурным произношением, что постоянно случалось с католическими миссионерами.

«В Китае мечеть открывается в уровень прочих одноэтажных домов⁷. Китайский мусульманин носит косу, надевает шапки с бутонами, всегда одинаково с прочими китайцами. Его можно узнать только по подстриженным немножко усам, но это не запрещено законом никому и из прочих китайцев. Китайские мусульмане являются самыми снисходительными к языческому конфуцианству; они все силы употребляют доказать своим соотечественникам, что их догматы не отличаются ни на волос от учения Конфуция.

«Все наше различие, – говорят китайские мусульмане, – (оправдывая себя конфуцианской же идеей, что не должно изменять своим обычаям) заключается в том, что мы храним предания наших предков касательно свадеб, похорон, что мы не едим свинины, не пьем вина, не курим табак, запрещаем распутство и азартные игры, омываемся пред молитвою». О главных догматах мусульманин старается всюду молчать, и китайцы отдают исламу предпочтение пред христианством⁸.

«Благодаря допущению жертв в мусульманстве, магометанин смело является чиновником. Китайский мандарин, к какой бы религии он ни принадлежал (даосийской или буддийской), есть уже вместе с тем жрец конфуцианства, которое не имеет других жрецов, кроме правительственных лиц. Он приносит жертвы в конфуцианских храмах, присутствует на народных празднествах – мусульманин исправляет все эти обряды, смотря на них, как на простой обычай: коленопреклонения для него нипочем. Для христианина же невозможно отправление таких обязанностей. Кроме влияния власти, богатства, торговых и промышленных сношений, в магометанстве есть пункты, которые могут особенно привлекать простой и бедный класс Таков, например, так называемый закят, по которому всякий, имеющий доход свыше известной (в Китае 14 лан или 30 руб.) суммы, дарствует сороковой процент в пользу бедных. Для бедных китайцев, которых такое множество, такая религия должна казаться истинным благодеением – им терять нечего, а получить вспомоществование могут. Самые христианские миссии только и привлекали к себе, что бедняков своими пожертвованиями.

«Но есть и другая сила, поддерживающая энергию мусульманства. Это – устройство магометанской общины, которая состоит из трех лиц, заведующих делами религии: Имама, Хатыба и Муэдзина, чтобы они поддерживали в полноте религиозные правила без погрешимости и упущений, объясняя их прихожанам и требуя, чтоб все соблюдали эти правила и с ними соображались. В случае противозаконности дел, трое управляющих верой должны, не потакая и не ленясь, налагать взыскания. Если же будут опущения со стороны этих духовных, то старики всей общины должны их сменить и на их место избрать других достойных, отличающихся ученостью ахунов»...

Тот же профессор говорить, что не слушающийся приговора мулл может быть передан для наказания гражданской власти. Следовательно, если нам известен фанатизм самой религии, если мы видим, что в Китае она может даже рассчитывать на поддержку своей организации со стороны самого правительства, если мы знаем, что в самой правительственной среде не мало вельмож мусульманских, то нам нечего сомневаться, что мусульманство не упускает случая к своему распространенно⁹. Китайские магометане разбросаны по всей Манчжурии, но концентрируются главным образом в более или менее крупных экономических центрах: в Нингуте магометан насчитывается 188 семей (500 мужчин, 590 женщин). В общежитии магометане держатся обособленно от прочих китайцев, которых они презирают за их нечистоплотность и за употребление в пищу свинины. В видах ограждения себя от соприкосновения с немусульманами, они имеют свою отдельную школу, содержащуюся на средства магометанского общества. В свою очередь, китайцы не любят магометан за их фанатизм и обособленность. К этому наш почтенный китаист прибавляет, «но китайцы, сделавшись однажды магометанами, потеряют, конечно, и свой прежней индифферентизм».

К такой авторитетной характеристике китайцев в отношении распространения среди них ислама естественно прибавить, что при первых преемниках Чингисхана христианство не преследовалось, открытое совершение христианского богослужения допускалось рядом с другими культами, а также – что среди некоторых племен в Центральной Азии христианство распространялось и исповедовалось до появления ислама среди этих народов, как это известно из истории несторианства в Средней Азии. Несторианство было распространено в Азии от границ Персии в Мерво, Самарканде, близ нынешних Бишкека и Токмака и далее до самого Китая¹⁰.

4. Почему же, спрашивается, христианство не удержалось в Срединной Азии, а ислам водворился на его месте и до сих пор держится здесь и крепнет? Ответ короткий – потому что ислам проще христианства и потому более отвечает душевному складу и бытовым особенностям азиатских кочевников, чем сложное по обрядам и более глубокое по верованиям христианство, особенно РимскоКатолическое и Византийское.

С другой стороны также замечателен факт, что монголытатары, покорив православную Россию, когда сами были полудикими язычниками, постепенно сближались с отдаленным¹¹ от них исламом, а не с христианством, с которым жили рядом. Значит, в самой природе ислама было большее соответствие с духовным складом азиатского кочевника и полукультурного земледельца. Основные верования ислама не сложны и доступны пониманию каждого: «Нет другого божества, кроме Аллаха; Муххамед – Посланник Аллаха», верующему в этот простой догмат нужно совершать омовения и молиться, поститься в дни месяца Рамазана, с разными ограничениями отдавать на дело Божие установленную часть с действительного имущества и, при возможности, – совершать (однажды в жизни) путешествие в Мекку. Нужно признавать бытие ангелов, почитать пророков, считать Коран Божиим откровением, верить в воскресение мертвых, всеобщий суд, в рай и ад. Для совершения религиозных треб не нужно особых освященных лиц и особых священных месть – храмов¹²... И все остальное в жизни мусульманина, начиная с наречения имени новорожденному, до похорон умершего, совершается просто, в зависимости от достатков и обычаев.

Современный авторитетный исследователь ислама проф. Игн. Гольдциер¹³ – говорит, что уже в самом имени – «ислам», что значит подчинение, предание себя воле другого – дается знать это чувство зависимости от неограниченной всемогущей Силы, которой человек должен подчиняться, отказавшись от своей воли. Это чувство является преобладающим принципом, который проникает все проявления этой религии, главным признаком вызванного ею мировоззрения, определяющим ее особенный характер. Целью ее является не достижение общения с Богом, а сознательное осуществление полной покорности Его решениям. Добродетель и праведность состоят по исламу не в непреодолимом влечении к божественному идеалу добра и совершенства, при полной свободе нравственных сил, а в безличном, лишенном самостоятельности, стремлении смириться пред неограниченной всемогущей Силой и снискать, ее расположение покорностью. Бог это – владыка, а люди – рабы; покорность является добродетелью, а сопротивление – преступлением, грехом. Разнообразные побуждения, приведшие основателя ислама к его учению, были им переработаны с точки зрения именно этого чувства зависимости¹⁴. Со своей стороны я прибавлю, что все первоначальные требования законодателя ислама были согласованы с не особенно высокими идеями и чувствами язычниковарабов VI–VII вв. по Р. Х., которым он проповедовал Коран.

Так возник первоначальный ислам в Аравии.

5. Как и другие культурноисторические народы, мусульманские народы в своей более чем тысячелетней истории переживали благоприятные и неблагоприятные для своего развития перемены и проявляли колебания в противоположные стороны прогресса и упадка. Судя по первым годам жизни ислама, нельзя было предугадать, какая судьба ожидает этого аравийского младенца, можно было думать, что сфера его влияния не расширится за пределы родины... Однако, уже в годы ранней юности, он смело и неудержимо перешагнул за границы Аравийского полуострова и нанес жесточайше удары еврейству и христианству, – своим не только сородичам, но, можно сказать, – родителям, от которых естественно произошел¹⁵. В нем сказался неукротимый нрав Измаила, руки которого нападали на всех и руки всех на него¹⁶. Так, в десятилетний период правления Халифа Омара (634 – 644) были завоеваны. Сирия с Антиохией, Палестина с Иерусалимом, Египет с Александрой – самые главные пункты христианства, а кроме того Персия и часть Северного побережья Африки. Халиф Моавия уже предпринимал поход против Константинополя, единственного оплота тогдашнего христианства, а при Валиде I была завоевана Испания в 711 году. О дальнейших завоеваниях арабов и о попытках христиан освободить свои св. места изпод власти мусульман, – о крестовых походах в Палестину я не буду говорить и остановлю ваше внимание на характере и значении арабского просвещения в истории общечеловеческой культуры.

Арабы, завоевавшие страны культурных народов, постепенно проникались большим уважением к тем знаниям, какие нашли у покоренных народов, и, покровительствуя наукам и искусствам, способствовали их процветанию и дальнейшему развитию. Вот два изречения, показывающие сколь высоко ценили арабы просвещение: «Чернила ученого столько же достойны уважения, как и кровь мученика за веру»; «Мир держится четырьмя вещами: знанием ученых, справедливостью правителей, молитвами благочестивых и мужеством храбрых воинов». В правление Багдадских и Испанских халифов, мусульманские ученые, кроме богословия, занимались медициной, математикой, астрономией, алхимией, географией, а также изучением права, истории и особенно языкознанием. Во всех этих областях мусульманская наука стояла на современной ее развитию высоте; тогда появилось множество ученых трудов по разным отраслям знания и создавались огромные библиотеки. Мусульманская школа занимала тогда столь высокое положение, какого она потом никогда не достигала. Словом, триумфы мусульманских ученых в разных областях знания за указанный период стояли не ниже военной славы завоевателей, как замечает Дж. В. Дрэпер. Не говоря о науках положительных, мусульманские ученые того времени пользовались такой же известностью и в области спекулятивных знаниях, особенно в области правоведения; их слушали тысячи любознательных молодых и взрослых, приходивших иногда за тысячи верст¹⁷. И таких авторитетных ученых было не мало в пределах теперешних наших владений в Средней Азии.

6. Золотой век мусульманской образованности продолжался около 300 лет¹⁸, но уже в XI в по Р. Х. в мире ислама начала проявляться реакция против науки положительной, а на первый план было выдвинуто схоластическое богословие. Я упомяну о философемистике XI в. АльГаззали, который в конце своих размышлений на философские темы пришел к полному разочарованию и скептицизму и превратился в суфия (мистика), примеру которого находим подражателей и в последние времена. «Размышляя о своем положении, я нашел, – говорил АльГаззали, – что я связан с этим миром тысячью уз, что искушения охватывают меня со всех сторон... Затем я исследовал свои действия, и лучшее, что я сделал, относилось к воспитанию и обучению. Но даже и здесь я увидел, что я предавался только маловажным знаниям, совершенно ненужным в другом мире¹⁹. Размышляя о цели своего учения, я нашел, что оно не было чисто перед Богом. Я увидел, что все мои усилия были направлены только к приобретению славы для самого себя, поэтому я роздал свои богатства, оставил Багдад и удалился в Сирию, где оставался два года в уединении, в борьбе с моей душой и страстями, старался очистить свое сердце и приготовить себя к другому Миру» (Ренан).

В этих немногих словах имама Газзали, как он известен среди мусульман, правдиво изображена душевная драма великого и искреннего мусульманского ученого, напоминающая нам такую же драму, пережитую нашим Гоголем, отчасти Вл. Соловьевым и особенно гр. Л. Толстым.

7. Невольно останавливается наша мысль на совпадении упадка просвещения и положительных знаний среди мусульман с умалением политического могущества народа. В начале XIII века, как раз в эпоху застоя умственного прогресса, над мусульманским миром, стоявшим во главе тогдашней цивилизации, разразилось Чингисханово нашествие, о котором современный арабский историк ИбнАльАсир (1233 по Р. Х.) писал в своей хронике:

«Несколько лет я противился сообщению об этом событии, считая его ужасным и чувствуя отвращение к изложению его. Я приступал к описанию его и опять отступал. Кому легко поведать (миру) о гибели ислама и мусульман и кому приятно воспоминать об этом? О, чтоб матери моей не родить меня, чтоб мне умереть прежде этого и быть преданным (вечному) забвению! Хотя многие из друзей (моих) побуждали меня к начертанию этого события, но я приостанавливался. Потом, однако же, я сообразил, что неисполнение этого не принесет пользы. Пересказ этого дела заключает в себе воспоминание о великом событии и огромном несчастии, которому подобного не производили дни и ночи и которое охватило все создания, в особенности же мусульман; если бы кто сказал, что с тех пор, как Аллах всемогущий и всевышний создал человека, и по настоящее время, мир не испытывал ничего подобного, то он был бы прав действительно, летописи не содержать ничего (скольконибудь) сходного и подходящего. Из событий, которые они описывают, самое ужасное то, что сделал Навуходоносор с израильтянами по части избиения (их) и разрушения Иерусалима. Но что такое Иерусалим в сравнении с (теми) странами, которые опустошили эти проклятые, где каждый город вдвое больше Иерусалима! И что такое израильтяне в сравнении с теми, которых монголы перебили! Ведь, в одном (отдельно взятом) городе, жителей которых они избили, было больше, чем всех израильтян! Может быть, род людской не увидит (ничего) подобного этому событию до преставления света и исчезновения мира, за исключением разве Гога и Магога²⁰. Что касается антихриста, то он, ведь, сжалится над теми, которые, последуют за ним, и погубит лишь тех, которые станут сопротивляться ему; эти же (монголы) ни над км не сжалились, а избивали женщин, мужчин, младенцев, распарывали утробы беременных и умерщвляли зародыши. По истине, мы принадлежим Аллаху и возвратимся к нему; нет мощи и нет силы, как только у Аллаха всевышнего и великого.

«Вот (как происходило) это событие, искры которого разлетались (во все стороны) и зло которого простерлось на всех; оно шло по весям, как туча, которую гонит ветер.

«Постигли в это время ислам и мусульман несчастия, каких не испытывал ни один народ. К числу их относятся эти монголы, да посрамит их Аллах! Пришли они с востока и совершили дела, которые признает ужасными всякий, кто услышит о них»²¹.

В другом документе, об этой же эпохе говорится. «Да проклянет Аллах неверного! Не можем мы описать ни его, ни многочисленную рать его, дабы не надломились сердца мусульман. По истине, это зло ужасное!... Ведь они намерены завладеть всеми землями. Охраняйте души ваши»! ...

К этим и подобным восклицаниям достаточно прибавить, что внук Чингисхан, Хулагу уничтожил в 1258 году по Р. Х. самое государство Аббассидских халифов, правителей золотого века арабской образованности...

8. Но ислам не погиб в Азии и после такого погрома. Лет через сто пятьдесят после Чингисхан в той же Срединной Азии появился другой необыкновенный властитель ТимурЛенг (Тамерлан), который оставил после себя столь же неизгладимый след, как и Чингисхан, но в другом роде. Язычник Чингисхан сокрушал на своем пути все, что встречал, и был бичом мусульман; ко времени Тимура монголы уже слились с завоеванными аборигенами мусульманских стран, и этому новому завоевателю Азии и части Европы пришлось уничтожать остатки язычества монголов и христианства. Чингисхан, будучи по убеждениям шаманистом, советовал своим сыновьям терпимость ко всяким верам и величайшим удовольствием считал преследование и победы над врагами, «которых нужно было гнать пред собою, отнимать у них богатства, видеть в слезах тех, кто дороги им, ездить на их лошадях и прижимать к своей груди их жен и дочерей» (Д'Оссон)²². Мусульманин Тимур уважал потомков Мухаммеда, почитал своего духовного наставника Имама Береке, благосклонно относился к мусульманские богословам, любил беседовать с историками и со всеми сведущими в науках и администрации людьми. При всех своих административных заботах, он выше всего считал свою обязанность поддерживать славу ислама и распространять его учение на земле, на которой он стремился быть единым владыкою, подобно небу, которое имеет одного только Бога²³.

Можно понять из этого, с одной стороны, его жестокость против неверных, а с другой – славолюбие, которое побуждало его покровительствовать мусульманским наукам и искусствам и оставить потомству памятники своего могущества и славы в необыкновенных зданиях, удивлявших не только Азиатов, но и Европейцев своими грандиозными размерами, изяществом стиля и богатством украшений²⁴.

Прошли века, миновала слава Тимура, но не окончилось могущество ислама. Беспримерная по величине и богатству империя Тимура в Азии распалась, а в Европ османские турки овладели последним оплотом христианской Византии – Константинополем, восстановили и упрочили господство Ислама над древними христианскими странами (на Балканах, в Сирии и Палестине). На защиту христианства выдвинулась тогда православная Россия, которая вела с мусульманской Турцией многочисленные войны, освободила значительную часть Балканских христиан изпод гнета турок и завоевала мусульманскую среднюю Азию, где еще сохранились памятники былого могущества ислама от века Тамерлана. В тоже время многие мусульманские страны в Азии и Африке потеряли свою политическую независимость и оказались в руках христианских государств Англии, Франции и Голландии. Многолетняя зависимость всех завоеванных мусульманских стран от просвещенных европейцев не уничтожила однако в них национального (мусульманского) чувства: под влиянием того же европейского просвещения, каким христианские правители рассчитывали сроднить с собою покоренных мусульман, последние почувствовали пробуждение своих национальномусульманских идей и чувств и вступили в XX век одни с ясно определенным стремлением к освобождению от иноверной власти, а другие – с надеждой на свое духовное возрождение²⁵. В истекших годах настоящего XX столетия мусульманские публицисты печатно заявляли, что мусульманство пробудилось и стремится, к возрождению. «Мы хотим жить по человечески, хотим пользоваться всеми дарами культуры, хотим выйти из тьмы, и стремление наше вполне естественно», писали они. По поводу юбилея М. В. Ломоносова и годовщины смерти гр. Л. Н. Толстого, новый современный мусульманский автор писал:

«До боли остро чувствуется тусклое бесцветное прошлое наших народов, и мысль спешит заглянуть вперед: хочется верить, что и мусульманские народы дадут миру своих Ломоносовых и своих Толстых».

«Нет народа, который не рождал бы талантов и гениев; вся разница в том, что жизнь одних народов может питать таланты и гениев, а жизнь других народов лишает их возможности проявляться наружу в какойлибо сфере деятельности, и они бесследно пропадают». Образованный Агаев²⁶ называл слепым того, кто не замечает этого движения: от Китая до Марокко, от Каира до Уфы мусульманский мир находится в движении, период невежества сменяется просвещением, причем имеется в виду возрождено угасшей арабской образованности и политическое объединение всех мусульман и с тяготением к единоверной Турции, как общему центру».

«Бог лучше знает», – скажу я вместе с мусульманами – что выйдет из этого движения.

«Бог лучше знает»!Так говорят всегда богобоязненные мусульмане, под влиянием сознания, что все от Бога, как отвечал Лейарду Моссульской казий, о котором упоминает Ренан в блестящей лекции, прочитанной в Сорбонне 29 марта 1883 г. на тему «Ислам и наука». Не отрицая и не умаляя значения арабского периода в истории общечеловеческого просвещения, Ренан задался вопросом, что заключала в себе наука, именуемая арабской? и ответил: язык и только язык, с которым произошло то же самое, что позднее повторилось с языком латинским, который на западе явился выразителем чувствований и мыслей, совершенно чуждых древнему Лациуму: Аверроес, Авиценна, Альбатани столько же были арабами, сколько Альберт Великий, Роджер Бэкон, Фрэнсис Бэкон или Спиноза – латинянами. Только один ученый арабский писатель Алькинди был по происхождению араб, а все остальные были персы, бухарцы, вообще среднеазиатцы, или уроженцы Кордовы, Севильи и др. Все они и по крови, и по самому духу были не арабы и лишь стеснялись арабским языком, на котором писали и который был неподходящим орудием для метафизики, как язык поэзии и красноречия. Вместе с этим Ренан отказался признать науку этого периода мусульманскою, так как ислам всегда преследовал науку и философию и кончил тем, что задушил их. Блестящие халифы того времени Мансур, ХарунарРашид и Мамун были мусульмане лишь по имени, и последнего из них за особое рвение к насаждению греческой философии мусульманские богословы предавали проклятию. Как систему узкого догмата, Ренан считает ислам противником прогресса, тяжелою цепью, которую на своей шее когдалибо носило человечество. По его словам, либералы, выступающие на защиту ислама, и понятия о нем не имеют. Ислам либерален, пока чувствует свою слабость, но как только познает свою силу, то вырождается в жестокость...

Подтверждение этому мы видим в деятельности современных младотурок. Они изменили государственный строй, ввели быстро конституцию, но христиан продолжали преследовать с жестокостью, не уступавшей временам грубого деспотизма²⁷, а в самое последнее время предали заклятию давно уже умершего почтенного Джамаледдина, бывшего шейхульислама при султане Селиме I (1512–1520 г.г.)

Этот султан, может быть, самый жестокий из всех, по принятии им титула халифа, пришел к заключению, что Магомет IIй был не прав, предоставив христианам в завоеванных им странах сохранять их веру. Селим изготовил и подписал указ, повелевавший христианам Турции немедленно принять ислам под угрозою смертной казни. А так как во всех важнейших актах требуется фетва шейхульислама, то Селим потребовал ее от шейха Джамаля. Но шейхульислам отвечал, что Коран приказывает смотреть и на немусульманских подданных, как на порученных халифу Богом... И вот этого шейхульислама, прославляемого за веротерпимость и память которого чтили все христиане, либеральные младотурки предают анафеме... В сообщении об этом факте описывается организация главным комитетом и подкомитетом мусульманских банд для убийства всех влиятельных христиан²⁸.

Чтобы охарактеризовать мировоззрение мусульманских ученых, Ренан изложил ответ мусульманского казия, к которому обратился ученый исследователь Ниневии с вопросами, относительно гор Моссула, его исторических преданий, торговли и пр.

«О, славный друг мой, о радость всех живущих!

«То, о чем ты меня вопрошаешь, в одно и то же время и бесполезно, и вредно. Хотя все мои дни протекли в этом крае, но никогда не помышлял я о том, чтобы пересчитывать обиталища, или осведомляться о численности их обитателей. Что же касается наведения справок о том, сколько товаров один грузит на своих мулов, а другой складывает на дно своей лодки, то это вовсе меня не касается. Прошлое же этого города ведает единый Аллах; Он один может поведать, какими заблуждениями питались здешние жители, пока не воссияло над нами торжество ислама. Было бы опасным для нас и хотеть познать все те заблуждения.

«О мой друг! Не пытайся постигнуть того, что до тебя не касается. Ты явился посреди нас, и мы радушно пред тобою преклонились; уходи же теперь с миром! Воистину, все те слова, которые ты предо мною излил, зла мне не причинили, ибо одно дело говорить, а другое слушать. По обычаю мужей твоего племени, ты посетил столь много стран, что не можешь ни в одной найти для себя успокоения; мы же (да благословен будет за то Аллах!) родились здесь и вовсе не желаем отсюда кудалибо двигаться.

«Послушай, сын мой! Верь мне: нет большей мудрости, чем та, которая повелевает чтить Аллаха. Он, ведь, создал мир. Так приличествует ли нам пытаться равнять себя с Ним, проникая в тайны мироздания? Взгляни вон на звезду, которая там вращается вокруг другой звезды; посмотри вон на ту другую звезду, которая влечет за собою целый хвост и употребляет столькото лет, чтобы приходить сюда к нам и столькото лет на то, чтобы удалиться от нас... Оставь их, сын мой, в покое и поверь: Тот, чья десница их образовала, сумеет ими же распоряжаться и руководить.

«Ты, пожалуй, скажешь мне на это: «О, человек, умолкни, ибо я более сведущ, нежели ты, и видел много такого, о чем ты не ведаешь.... «Если ты полагаешь, что эти вещи сделали тебя более совершенным, чем я, то будь вдвойне желанным гостем; я же благословляю Бога за то, что не пытаюсь даже постигать того, в чем надобности не вижу.

Ты обучен таким вещам, которые меня ни сколько не интересуют, а что ты видал, темь я пренебрегаю. Более обширное знание разве делает желудок твой более поместительным? А твои глаза, всюду пытливо скользящие, разве помогут тебе открыть рай?

«О, мой друг, если ты хочешь быть во истину счастливым, то восклицай: «Бог есть единый Бог!» – Не твори зла, и тогда не убоишься ты ни людей, ни смерти, ибо рано ли, поздно ли, – но и твой час наступит».

Другой отзыв об исламе дал современный венгерский ориенталист Арм. Вамбери в том смысле, что было бы совершенно напрасно далее защищать ислам, – он будет уничтожен, так как не заслуживает лучшей участи. С точки зрения культуры, врагом которой являются мусульманские государства, они должны распасться, ибо ни одно из них не имеет внутренней государственной структуры. Мусульмане не имеют характера, не знают даже, что означает это слово; они молятся, но не работают; не знают никакого иного чувства, кроме религиозного: не имеют никаких желаний к конституционному движению. Турции теперь уже нельзя более придавать серьезного значения. Положение Турции хуже чем прежде: возрождение 300 миллионов мусульман – детская сказка²⁹.

Оба приведенные отзыва об исламе (Ренана и Вамбери) не остались без ответа со стороны русских мусульман. На речь Ренана отвечал Петербургский Ахун (ум. в 1911 году) Атаула Баязитов. Он в том же (1883 г.) издал отдельную брошюру³⁰, в которой дал ответ на все главные положения речи Ренана. По вопросу об отрицании в исламе зиждительных научных начал, Г. Баязитов говорит: «Правильнее было бы приписать застой научной деятельности арабов тем же естественным причинам, от которых зависело это явление и у других народов. Зачем не обратить внимание, между прочим, и на общеизвестный исторический факт нашествия диких племен и покорения ими города Багдада. Ведь, кажется, не подлежит историческому сомнению, что эти языческие народы из глубины Средней Азии обрушились на ее южную культурную часть со всею тяжестью необузданного варварства, разрушая на своем пути все, что могло быть разрушено. Однако, при этом не следует забывать, что эти же варварызавоеватели впоследствии подчинились исламу и под влиянием этой религии развиваются хотя медленно, вследствие разных причин, о которых не место здесь говорить, но неуклонно и постепенно, так что, быть может, не далеко то время, когда сравнявшись умственным своим развитием с Европою, они пойдут рука об руку с нею по пути научного прогресса».

По поводу проклятия халифу Мамуну за оказываемое им покровительство философии, г. Баязитов замечает: «Правда, все это было, но приписывать эти явления народной жизни исключительно Исламу, или учению Пророка, как это делает Ренан, по меньшей мере странно. Утверждать, что среди мусульман, особенно того времени, о котором идет речь, не было ни одного фанатика, дервиша или мистика, конечно, нельзя: но ведь Ренан в свою очередь не может сказать, чтобы в Париже, центре современной цивилизации, не говоря уже о прочих городах Европы, не нашлись бы католические монахи или их поклонники, ненавидящие Ренана и его образ мыслей, которые отказались бы и в настоящее время возобновить для него и его единомышленников пытки испанской инквизиции. Всем еще памятно, какое неудовольствие и какой шум произвел в католическом духовенстве Франции проект об устранении из залы суда и других правительственных мест крестов, икон и других эмблем христианства, а также запрещение преподавать в учебных заведениях Закон Божий. Все эти действия французского правительства возбуждали и продолжают возбуждать в среде многих людей Франции, несомненно, образованных, неудовольствие и затем приписываются желанию угодить атеистам. В чем же тут виновата, спрашивается, религия Христа?

В заключение своего ответа г. Баязитов высказал уверенность, что письмо мусульманского казия ученому Лейарду было написано с чисто восточною хитростью, как бы от одного политического агента к другому, и с этой точки зрения, Баязитов дает толкование каждой фразе казия. За находчивость Моссульского казия Баязитов назвал его сметливым человеком и хорошим подданным своего правительства, не пожелавшим открывать иностранцу интересы родного города.

По поводу отзыва Вамбери об исламе сотрудник газеты «В мире мусульманства» напечатал следующие очень резкие строки:

«Лет пятнадцать, приблизительно, тому назад, в одном мусульманском доме, в Турции, я имел удовольствие познакомиться с этим господином. Не умаляя его знаний вообще и в особенности знаний мусульманского Востока, мне бы хотелось обратить внимание единоверцев на те слова, которые то и дело раздаются из уст этого венгерского еврея, этого лжеприятеля турок, на ту клевету и мерзость, которые сей почтенный профессор распускает о мусульманах, пользуясь своим авторитетом, как знаток Востока.

Он забыл, вероятно, как много лет тому назад, в одежде дервиша, он целовал туфли Абдурахмана в Кабуле, как, притворяясь мусульманином, выпытывал их домашнюю жизнь и потом продавал свои наблюдения английйским и немецким газетам. Пользуясь гостеприимством мусульман, афганцев, турок, персов и других народов, исповедующих ислам, сей господин теперь утверждает, что мусульмане не способны культивироваться, а потому необходимо Европе объединиться и уничтожить всех тех, кто религию ставит выше всего, кто способен во имя ее на все жертвы, и что, наконец, мусульмане вообще бесполезный и никому не нужный народ...

«И это говорить человек, который в продолжена многих лете пользовался хлебом и солью «диких» мусульман. Очевидно, «культурному» профессору следовало крикнуть: «руки вверх!»» по европейскому способу, схватить за горло и потребовать деньги. Тогда, быть может, он был бы другого мнения о нас. Но мы поступили как раз наоборот. Мы поверили в его дружбу, мы не сомневались, что сей почтенный ученый говорит правду, что любовь его к мусульманам вытекает из благородного чувства. И многое еще могли бы мы думать, провожая его и благодаря за будущие труды о нашем житьебытье.

Теперь его статья перепечатывает французская пресса и основывается на его авторитете. К сожалению, время как раз не подходящее, и турки не могут следить за тем, что пишет венгерский профессор. А пишет он, несомненно, гнусность и вредные вещи вообще.

«Бесполезный труд упрекать его в нарушении самых элементарных обязанностей порядочного человека. Очевидно, он не считает особенно важным, что мусульмане кормили и поили его много лет и терпеливо выслушивали этого псевдодервиша, который подло и низко торговал религиозным чувством. Цель оправдывает средства. Само собою – не австрийцев учить, что это подло. В Вене не раз пользовались трудами Вамбери и, быть может, благодаря ему, Турция лишилась огромной провинции, как сейчас лишается в Африке. Всем этим Турция обязана своему псевдодругу, уверявшему ее в своих дружеских чувствах.

«Кто не знает профессора Вамбери? Ведь, он чуть ли не тридцать лет изучал мусульман во всех частях света. Он жиль в Туркестане, Бухаре, Хиве, Афганистане, Персии, Индии, Турции и т. д., и т д. Аккуратно исполняя все нужные обрядности, молясь, как подобает истинному правоверному, он ловко обманул всех и теперь подло высмеивает. Почитайте его книги о русских мусульманах; посмотрите, что он там наговорил, в полной уверенности, что никто никогда не узнает его ложь. Думал ли он, что русские мусульмане будут читать и пофранцузски, и понемецки, и поанглийски.

«Не даром арабская поговорка гласит, что не всякая старость бывает почтенна. А мы скажем: не всякий путешественник может узнать мусульман. Несмотря на его долгие путешествия, несмотря на все его знания, он далеко еще не знаете нас. «Когда в Кабуле узнали, спустя порядочное время, что среди мухаджиров находился гяур (или, поафгански гяфир), то Абдурахман долго не мог успокоиться и поклялся, что не пустить в страну без крайней надобности ни одного гяфира.

«И вполне естественно это возмущение, так как злоупотреблять гостеприимством не позволит себе самый дикий человек. Клеветать и подтасовывать факты оказывается способным ученый профессор, для которого законы не писаны. Что, мол, внимание обращать на дикарей...

«Пусть знают наши единоверцы, что ученый профессор Вамбери низок, подло воспользовался своим счастливым положением и за ласку и привет клевещет на всех мусульман.

«Даже в частной жизни европейцы показывают, как они понимают культуру. Примеры, говорят, заразительны, а потому, если мы начнем поступать поевропейски, то вряд ли от этого поздоровится г.г. Вамбери и К°³¹.

Из ответа Ахуна Баязитова видно, что уже в прошлом столетии российские мусульмане выступали с литературными заявлениями в интересах ислама. У того же Баязитова были и другие печатные труды, назначавшиеся собственно для русских читателей и отличавшиеся спокойным тоном. Но в России долго не замечали пробудившегося самосознания мусульман, между тем как Измаил Гаспринский, в своей газете и особенно в брошюре «Русское мусульманство», не стеснялся высказывать горькие истины, касающиеся русского управления инородцами. И все это проходило незамеченным до начала так называемого «Освободительного движения» в России, когда Казанские, Уфимские, Оренбургские, Крымские и Кавказские мусульмане стали сплачиваться, устраивали съезды, составляли и распространяли программы своей деятельности и уставы разных благотворительных и просветительных обществ, открывали читальни, заводили общественные библиотеки, литографии и типографии, устраивали народные спектакли и национальные концерты и особенное старание приложили к открытию так называемых новометодных школ³².

Все это было и есть и у нас в Туркестанском крае.

Обнаружившееся в настоящем столетии и вполне определившееся теперь пробуждение мусульман началось в Индии. «Англичанами – писал бывший министр Франции Жорж Лейг³³ совершена в Индии огромная работа. Из смешанной и хаотической массы они устроили организованную общину. Они внесли в страну все приобретения западной науки и цивилизации. Их система управления образец упорядоченности, метода, равновесия, она осуществляет идеал колонизации и оставляет далеко за собой все, что пытались совершить другие народы. Но, не смотря на такие услуги, оказанные Индии Англией, между побежденными и победителями не произошло никакого слияния. Расовая неприязнь, различи притязаний и учений, противоположность интересов увеличиваются со дня на день. Неулаженность растет и недовольство охватывает империю с одного конца до другого. Среди глубокого мира, под охраной совершенных законов, Индия заявляет, что она раба и что она умрет в нищете. Она заявляет, что метрополия забыла славные заветы Бентинков и Маколеев и торжественные обещания, данные ею в 1830 и 1858 г.г. Индия требует преобразованы системы управления, истощающей на пользу Британского государства британских купцов, промышленников и спекуляторов, все существо Индии, обогащая иностранцев и разоряя туземцев. Индусы понимали все это уже давно, но они не смели заявлять об этом; со времени же устройства национальных конгрессов, они стали более смелыми и теперь уже не боятся высказывать свои жалобы и пожелания. Эти конгрессы стали собираться с 1885 г. Цель конгрессов – объединять раз в год наиболее просвещенных представителей Индии для изучения экономических, моральных и социальных вопросов страны, для изыскания законных и конституционных средств улучшить участь народа и приблизиться к более высокому гражданскому и политическому строю.

«Лорд Дюфферин в речи, произнесенной в декабре 1888 года, надменно высказался против национальных притязаний и проектов оппозиции и заявил, что английское правительство не склонно позволить связывать или ограничивать свободу своих действий и устанавливать контроль микроскопического меньшинства над его правительственными мерами.

«Но идеи развивались быстрее, чем предполагали; возникла индусская национальная партия, и с ней приходится теперь считаться в Калькутте и Лондоне... С начала веков немые и косные расы начинаются пробуждаться к жизни от долгого сна; не сознававшие себя национальности проникаются самосознанием; миллионы человеческих существ, живших с обращенным с земле лицом, под пятой чужеземных властителей, разгибаются и проникаются мечтой об ином будущем; в массах населения Азии наступает брожение; ислам организуется и решительно устремляется в поток всеобщей жизни. Повсюду возникает как бы необъятное возрождение, глубже и обширнее возрождения XVI века, и приводит в движение старый мир»³⁴.

Это движение постепенно выродилось среди мусульман в так называемый «панисламизм», первым проповедником и вдохновителем которого был Джемаледдин АльХусейни АльАфгани, родившийся в Афганистане, в гор. Ассадабаде в 1839 году³⁵. На своей родине он провел молодость и первые годы зрелости. Принимая участие во многих революциях, которые заливали кровью эту страну. Аль Афгани покинул затем родину и путешествовал по Индии, Персии Аравии, Турции и Египту, проповедуя объединение мусульман, после чего попал ко двору Турецкого султана АбдулГамида. Из Стамбула АльАфгани путешествовал по Европе и подружился со многими европейскими учеными, в том числе с Ренаном, который будто бы был его лучшим другом и будто бы отзывался о Джамаледдине АльАфгани с необыкновенной похвалой в одном из своих сочинений³⁶. Умер Аль Афгани в Константинополе в 1897 г. Говорят, что он отличался необыкновенным ораторским талантом и обширными знаниями. По примеру Платона³⁷, он оставил учеников, но не оставил никаких письменных трудов.

Его появление сделало эпоху в мусульманском мире, который он мечтал объединить. Панисламизм был мечтой всей его жизни. Переходя из одной мусульманской страны в другую, как апостол единения и согласия, АльАфгани проповедовал возвращение к древним традициям, но без фанатизма. Он мечтал о мировом исламе, как доброжелательном друге прогресса и цивилизации.

В Египте АльАфгани основал панисламистскую газету; но вышло всего 18 номеров, как ее закрыли по распоряжению английского правительства, усмотревшего в ней опасность от дальнейшего развития панисламизма. После этого Аль Афгани начал хлопотать о созыве конгресса мусульман в Мекке; но этому воспротивился Султан Абдул Гамид, испугавшийся развития панисламизма в Аравии. Он вызвал АльАфгани в Константинополь, где тот и оставался до самой смерти³⁸. Его заменил АльКавакаби.

АльКавакаби, соединяя с красноречием оратора тонкость и ясность теоретика, воспользовался идеей АльАфгани и изложил ее в своем сочинении, в котором изображает положение мусульманского мира, рассматривает все его состояния и указывает, какими средствами нужно воспользоваться для спасения мусульман.

АльКавакаби представляет собою сурового теоретикапанисламиста и независимого мыслителя, которого никакие угрозы и обещания не могли заставить отказаться от намеченных им планов. Повидимому, АльАфгани в Константинополе примирился с АбдулХамидом; АльКазакаби всю жизнь оставался его злейшим врагом.

Султан Абдул Хамид, понял значение панисламизма, старался использовать его в политических видах. Он объявил себя главой панисламистского мира и его покровителем; он жертвовал громадные суммы на мечети и монастыри, на устройство путей сообщения в Мекке, раздавал милостыни дервишам и монахам. В то же время Абдул Гамид понимал, что этого недостаточно и образовал тогда кадр особых проповедниковулемов, которых разослал по всем мусульманским странам. Они должны были проникнуть в Европейские государства, где находятся мусульманские подданные и где проповедь панисламизма могла иметь какойнибудь успех. Эти улемы вместе с тайными эмиссарами проникли в колонии и на самые маленькие острова так осторожно, что никто не подозревал их присутствия Должности эти оплачивались громадными суммами³⁹.

Когда Абдул Хамид лишился престола, все эти преданные ему люди остались без средств и поддержки, так как новое правительство не захотело их признавать. Младотурки отбросили панисламизм, даже хотели изгнать арабский язык из печати, язык столь священный для всех мусульман. Но из этого ничего не вышло; панисламизм сделался достоянием мусульманского общества и при помощи печати распространился по всему миру.

Мусульманская, главным образом, арабская печать распространилась теперь повсюду. Азия, Африка, Европа, Америка и даже Океания имеют арабские газеты. Особенно развита арабская печать в Египте, где искали убежища все принужденные покинуть Константинополь в 1909 году. Здесь протекала блестящая деятельность Мустафы Камильпаши. Это – панисламистидеалист, очень образованный человек; но он более националистегиптянин, нежели исламист; его учение чуждо религии.

Наиболее ярким представителем религиозного панисламизма после АльАфгани и АльКавакаби был в последние годы ШейхМухаммед Абду, главный муфтий Египта. Он тоже мечтал о мировом исламе, живом и деятельном, и о возвращении к прежним традициям. В своем сочинении «Ислам и Христианство» он упрекает мусульман в искажении многих мест в Коране и называет их лжеучителями. Тот религиозный панисламизм, который Шейх Мухаммед Абду завещал перед смертью своим ученикам, обладает тремя способами воздействия: конгрессы, печать и образование, включая миссионерство в тесном значении этого слова.

Конгресс, объединяющий всех мусульман, был мечтою панисламизма, но собрать первый конгресс не допустил бывший султан Абдул Хамид. Несколько лет тому назад, Измаил Гаспринский, издатель газеты «Тарджеман» в Бахчисарае (в Крыму) предлагал собрать конгресс в Египте. Египтяне ухватились за это предложение с восторгом, разослали горячие воззвания по всему мусульманскому миру, но в назначенный день никто не явился.

Второй способ воздействия – мусульманская пресса. Она сделала действительно громадные успехи. Теперь мусульманские журналы и газеты распространены всюду. Когда раскрываешь какоенибудь обозрение или газету, то удивляешься силе арабской прессы. Таким образом, мусульманский мир весь на виду. История, наука, предание, – все изучается и становится доступно всем. Такие журналы, как «Моктабас», например, представляют настоящие и очень интересные мусульманские энциклопедии. Всюду проникла пресса и везде читается – в Аравии и Океании, в Индии и Америке. Один мусульманин из Лагора (в Индии) недавно предложил раздать по 100 экземпляров нового толкования Корана шейха РашидРизы тем, кто не может его приобрести, чтобы это толкование читали в мечетях. Много и других примеров, из которых можно понять, что пресса развила и укрепила общение и единение среди мусульман, рассеянных по всему свету.

Третий способ воздействия – это образование. За последнее время весь мусульманский мир охватили лихорадочное стремление к образованию и жажда знаний. Всюду открываются новые школы⁴⁰. Недавно еще во всех городах Сирии на многих стенах можно было заметить следующую надпись: «учись, молодой человек; невежество – позор». Панисламисты открывают не только простые школы, но и университеты. Кроме старого университета в Каире – АльАзхар, который также меняет свою программу, чтобы стать на уровень современных научных требований, там открываются еще два: один в Индии, другой в Египте.

В Индии ислам был обязан своим возрождением особенно Ахмадхану, который основал там научное общество и приложил все усилия, чтобы открыть университет в Бенаресе. Благодаря его трудам и красноречию, было получено от правительства согласие на открытие университета в Алигаре. На Суматре недавно основана мусульманская школа, а на Яве за последнее время появилась масса арабских газет; но главная мечта панисламизма – проект университета, того учебного заведения, о котором мечтал СейдРашидРиза, ученик шейха Мухаммеда Абду. Сначала он предполагал открыть университет в Константинополе, но ему не разрешили; тогда он стал искать счастья в гостеприимной стране фараонов.

С помощью общества «АльДа'ват валИршад», основание великого мусульманского университета уже заложено. Называется это новое учебное заведение «семинарий». Учение в нем бесплатное. Делится семинария на два отделения, каждое с трехлетним курсом: первое для образования проповедников, которые должны воскресить мусульманское красноречие, спящее много веков; второе – для образования миссионерских проповедников мусульманства. Эти миссионеры будут выбираться из лучших проповедников и должны будут в течение трех лет приобрести необходимые сведения для такого важного дела.

Таким образом, ислам не только чувствует себя сильным для защиты своего учения, но даже мечтает сделать новые завоевания, и очень вероятно, что сделает. «Эта чистая религия», говорил МухамедАхмед (в своем предисловии к книге шейха МухаммедаАбду «Ислам и Христианство» сотрет всякую другую религию, – и останется один ислам для всего живущего мира.

Что ислам проник в Африку и распространяется там, это уже факт. Мы можем это понять по последним статистическим данным паломничества в Мекку: число паломников из самого Египта с 7500 возросло во 17500, а число паломников, следовавших из других стран через Египет, возросло до 16000. Этого мало⁴¹. Из учения чисто религиозного панисламизм превратился в движение политическое и мечтает о реставрации исчезнувшей Восточной (арабской) цивилизации⁴².

Перехожу к частному изложение современного движения, переживаемого исламом в разных государствах Азии, Африки и Европы.

Индия. В настоящее время в Британских владениях находится магометан боле, нежели в других странах, и большая часть их живет в Индии. Общее число мусульман в пределах Британской империи превышает число христиан и ежегодно возрастает. В частности, в Индии магометан больше чем в Египте, Персии, Марокко, Алжире, Аравии, Тунисе, Афганистане, Триполи и Турции. Пропаганда магометанства в Индии идет усиленно, а отсюда она проникает и в другие страны. Так, например, магометане Индии являются в настоящее время пропагандистами ислама в Британской Гвинее и ВестИндии, в Уганде и Южной Африке. Мусульманин Индии печатает в Токио газету «The Islamic Fraternity», т. е. «Мусульманское Братство». Индийские издания в большом количестве расходятся на Юге Африки, в Бухаре, Хиве и Туркестане.

Более образованная часть мусульман Индии старается усиленно повысить степень образования между своими собратьями, а для этого тысячи мусульманских изданий из центральных пунктов индийского ислама – Дели и Лукнова рассылаются по Индии и Центральной Азии. Эти книги печатаются на языках персидском, арабском, урду и других туземных наречиях; Коран издается в большом количество и печатается на различных языках⁴³.

Мусульмане везде воздвигают большое количество мечетей, из которых многие отличаются архитектурою. В каждом центре магометанства существуют магометанские общества, цель которых – защита и пропаганда ислама. Эти общества устраивают школы и колледжи. издают книги и содержат ряды проповедников». И усилия мусульман увенчиваются успехом: низшие классы индусского населения охотно принимают ислам.

Так писал некто Хайрулла в «Levant Herold» в декабре 1912 года⁴⁴.

Магометанство, быстро распространяясь среди индусов, в свою очередь испытало значительное влияние индусского быта и особенностей туземного населения. Как в Китае, мечети строятся в Индии по образцу туземных храмов; индусские праздники соблюдаются магометанами; отношение ко вдовам, благожелательное у магометан, под влиянием индусских воззрений – изменяется. Причиною воздействия индусского мировоззрения на мусульманское служить то, что простой народ Индии поголовно безграмотен и магометанство не служить целям просветительным, хотя лучшая часть магометан считает распространение образования одним из главных средств к укреплению религиозного учения ислама. Делаются усиленные попытки устроить магометанский университет; в Алигаре есть колледж, число учеников которого возрастает ежегодно. Но, как находят и сами магометане, образование, получаемое в этом колледже, мало отвечает религиозным целям: поэтому арабский богословский колледж в Деабанде (сев.вост. провинция), основанный еще в 1866 году, представляет собою большую конкуренцию для учебного заведения в Алигаре. Колледж в Деабанде преследует цели укрепления правоверного ислама. Все обучение основано на Коране, и учащиеся, которые стекаются сюда из всех местностей Индии, воспитываются в духе нетерпимости по отношению ко всем религиям, включая сюда и христианскую⁴⁵.

В частном письме из Индии мне сообщили, что индийские мусульмане (60 миллионов) в настоящее время переживают очень интересный фазис: панисламизм шагнул в последние годы довольно много вперед: все мусульмане волновались по поводу турецкоитальянской войны и возможности занятия ими Сев. Персии. Еще более волновались они во все продолжение войны Турции с Балканскими союзниками. Англичанам, опирающимся в Индии на мусульман (против индусов), пришлось уступить и отказаться от оккупации Южн. Персии, в угоду индийскому мусульманскому настроению. Англичанам приходится очень ублажать индийских мусульман. Недавно наделало много шума заявление вицекороля о намерении открыть для мусульман университет в Центральной Бенгалии…

Египет. В настоящее время Каир с его сказочными красотами стал, – как писал хорошо осведомленный корреспондент «Нов. Вр.», – привлекать внимание Европы не столько своим климатом и вообще природой, сколько общенародным негодованием населения и демонстративным протестом туземцев против английского правления. Каирская националистическая печать, особенно разросшаяся за последнее время, громит политику англичан и выступает с разными проектами избавления от англичан. Один из этих проектов появился на страницах двух больших национальных газет и имеет характерное происхождение. Редактор крупного националистического органа, издающегося в Индии, объявил награду в память Ибрагима Эльвардини, убийцы премьерминистра Бутроспаши, в размере 10,000 франков, составителю наилучшего проекта изгнания англичан из Египта и свержения их политического и экономического ига. Награда эта присуждена была парижской курсистке Матильде Дримус, предложившей следующий решительный проект: в течете 10 лет, сроком до 1921 года, египтяне обязуются выплатить свой громадный долг европейцам (почти исключительно англичанам), в сумме 200 миллионов фунтов стерлингов. По выплате означенного долга, англичане в течете 6 месяцев должны предоставить Египту полную независимость и очистить его в течение года. Если же на означенное предложена англичане в течение подхода ответа не дадут, то египтяне в ближайшую ночь устраивают резню англичан и вообще европейцев. По поводу этого проекта в Каире было много разговоров, особенно среди националистов...

Движете националистов, уже раньше существовавшее в Каире, но в небольших размерах, в последнее время приняло, по словам корреспондента, более значительные размеры. В этом движении участвуют и военные элементы туземного населения. Многие туземные офицеры открыто разделяют настойчивые требования националистов. Предвидится упорная кровопролитная борьба.

Рассадником каирских фанатиков нужно считать высшую мусульманскую духовную академию «АльАзхар» в Каире. Это одно из величайших высших заведений всего мира. В нем учатся и живут 15000 студентовмусульман, посылаемых сюда от 250 миллионов магометан, широко раскинувшихся в трех частях света. Недавно это учебное заведение было свидетелем грандиозной стачки. Все 15000 студентовмусульман забастовали, отказываясь от пищи, учения и моления. Причиной забастовки были отчасти требования внутренних реформ, заключающихся в разрешении добровольного выбора учебников при сдаче экзаменов и в переходе с натуральных стипендий на денежные. Эту духовную академию недаром называют «сердцем ислама» (Мекка – голова его, а Стамбул – десница, по учению панисламистов), ибо, когда забастовка окончилась, то оказалось, что множество будущих мулл всетаки отправились на войну⁴⁶.

В дополнение к изложенному сообщалось также, что выпущенный на свободу председатель союза националистов Феридбей был встречен с большой радостью националистами, устроившими на площади Румелиэ, откуда направляются караваны в Мекку, грандиозную манифестацию своему освобожденному вождю. В честь его был дан большой банкет, на котором присутствовали представители местной националистической печати и комитета националистического союза. При этом было произнесено много зажигательных речей. Один из видных членов националистического союза сказал следующую речь на арабском языке: «Назначение маршала Китченера дипломатическим представителем английского правительства на берега Нила, взамен умершего на днях сэра Ольденгорста, должно обратить на себя серьезное внимание египтян. Из этого назначения ясно видно решение Англии оккупировать Египет. Лорд Китченер не сразу решился взять на себя эту не так легко выполнимую миссию. Не пользуясь особыми симпатиями в кабинете Асквита, он все хотел быть назначенным в Константинополь, в качестве посла Англии. Но отсутствие в Англии других государственных деятелей с твердой волей побудило английское правительство послать Китченера в Египет, в надежде, что он решительными крутыми мерами восстановит здесь престиж Англии, рассеет возникшее националистическое движение и окончательно укрепит в стране английское влияние. С прибытием Китченера, следует ожидать ряда действий, упорно клонящихся к присоединению Египта к Англии, подобно тому, как это было с Индией».

– Египетский хедив в недалеком будущем будет отставлен, и пост хедива останется навсегда похороненным. Это входило в планы англичан уже давно, когда представителем ее в Египте был еще лорд Кромер.

Известно, что настоящий хедив АббасХильми был всей душой на стороне угнетенных туземцев и всегда стремился к освобождению Египта от окуппации англичан, прибегая часто даже к поддержке представителей европейских держав. Отношения хедива к англичанам всегда было полно ненависти. В ненависти он доходил даже до мелочей: ненавидя все английское, хедив давал своим животным клички, крайне обидные для английского национального самолюбия. Так среди его собак есть «Лорд Кромер». Это не скрыто от англичан, и оттого они так энергично стремятся к свержению хедива и уничтожению навсегда его трона.

«Но мы покажем им, говорил оратор, – что не так легко нас раздавить, что смещением хедива, арестами, насилием они не только нас не покорят, а наоборот – еще глубже посеют в наших сердцах семена ненависти и еще более объединят всех нас в борьба за общее дорогое дело. Постоим же все дружно за нашу свободу, за наше давнее право быть в своей стране гражданами, а не партиями».

После этого нередко стали случаи публичного оскорбления каирскими националистами англичан, на что жалуются и многие англичанетуристы. И англичане, видя опасность для своего престижа, спешно принимают ряд мер к усилению своего могущества в Египте: усиливают гарнизон, заменяют чиновниковтуземцев англичанами и т. д.

Из Каира мусульманское националистическое движение распространилось вглубь Северной Африки; члены его примкнули к столкновению Турции с Италией и придают турецкоитальянской войне затяжной характер. Итальянская печать не раз выражала удивление, откуда турки пополняли ту убыль в войсках, которая им была причиняема столь частыми поражениями, а германская «Крестовая Газета», напечатала любопытные данные о росте панисланизма. Оказывается, что предположения европейских политических писателей. ожидавших прекращения панисламистской агитации немедленно после победы младотурок в Оттоманской империи, были далеко не основательны. Если уже низложенный султан Абдул Хамид главной осью своей политики считал панисланизм, то младотурки эту ось только усилили, опираясь при этом главным образом на бесчисленные мусульманские дервитские ордена, разбросанные повсюду, где живут мусульмане. Италия имела, таким образом, дело не с одними турками: турок поддерживали арабы, берберы, суданцы и т. д. Главным же врагом Италии явился мусульманский таинственный «Орден Сануси», считающий миллионами своих членов среди чернокожих Африки. Вот откуда турки пополняли свою убыль в войсках. Несмотря на блокаду Красного моря, несмотря на невозможность доставки войск через Египет, турецкие войска получали более или менее систематически подкреплены от мусульманских племен центральной Африки, с любовью втягивавшихся в военное ремесло⁴⁷.

В самом центре британского могущества и владычества над многочисленными мусульманами – в Лондоне имеют постоянное пребывание представители разных мусульманских стран, а в Индии с 1886 года существует особое общество, обслуживающее интересы мусульманских подданных Англии. Это общество имеет целью: а) содействовать религиозному, социальному, нравственному и умственному прогрессу мусульман, б) создать центр для общественного единения мусульман всего мира, в) укрепить братское чувство между мусульманами и облегчать их общение, г) исправлять ошибочные взгляды немусульман на ислам, д) облегчать совершение религиозных обрядов в некультурных странах, е) читать лекции с дебатами о предметах, могущих содействовать интересам ислама и ж) собирать подписку отовсюду для постройки мечети в Лондоне и основать необходимый фонд и одновременно увеличить мусульманское кладбище в Лондоне⁴⁸.

Интересна и поучительна одна особенность в жизни мусульман, проживающих на чужбине, в стране неверных – в Лондоне: выходцы из разных стран мира, лондонские мусульмане не забывают и среди тамошней кипучей жизни своих религиозных обязанностей. Не имея пока собственного дома для совершения общественной молитвы, они собираются в ресторане! Холборн, куда являются лондонские джентльмены на большие обеды и для бесед на политические и патриотические темы. Описание праздничной молитвы мусульман в 1911 г., по окончании поста, было передано со слов министра Ф. Гибса на страницах «Туркест. Вед.», откуда приводятся заключительные слова английского автора:

«Здесь, в Тэмпле, молодые турки изучают законоведение. При Британском Музее состоят африканцы, изучающие западные науки. Под старыми сводами публичных столовых вы увидите немало красных фесок. В разных местах Лондона вы можете наткнуться на торговцев из Индии, Персии и Египта. Многие корабли, пристающие к набережным Лондона, привозят из Константинополя и Каира магометан, все имущество которых состоит из тюка товаров и коврика для молитвы. Патронами Лондонского исламистского общества, до некоторой степени объединяющего всех этих скитальцев вместе, состоят: турецкий султан, хедив Египта и магометанские принцы Индии. Через год или два, в Лондоне будет выстроена, неподалеку от Вестминстерского аббатства, магометанская мечеть, с которой, при закате солнца, будет раздаваться голос муэдзина, призывающего правоверных к молитве».

Набожный англичанин так закончил свою корреспонденцию: «По неисповедимым путям судьбы, Англия является величайшей магометанской державой в свете. В средние века мы посылали своих рыцарей в крестовые походы, а теперь оказываемся покровителями веры ислама, имеющей своих последователей в самом сердце Лондона. При всем том, крест не совсем победил полумесяц, ислам и до сих пор является силой, которой должно опасаться христианскому миру. Хотя магометанские народы управляются разными правилами, хотя их земли раздроблены между различными державами; все же «Мир Ислама» до сих пор объединяется верою в пророка и в его книгу; турецкий султан, как потомок халифов пророка, может и теперь взывать к верности и фанатизму мусульман всех частей света. В этой силе ислама таится опасность, о которой никогда не следует забывать правительству страны, имеющей в числе своих подданных миллионы мусульман».

О происходивших в Индии в разное время восстаниях мусульман против Британского правительства я не говорю, чтобы не осложнять своей задачи.

И Франция не может считать себя спокойной в отношении своих иноверных подданных в Африке. Еще Бонапарт в 1798 г. испытал неожиданность и жестокость возмущения каирских мусульман⁴⁹. В Алжире и Константинополе в 1870 году в несколько дней были опустошены и разрушены большая часть провинций и сметены с лица французских владений следы европейской культуры.

В 1901 году восстание алжирских мусульман против французского господства повторилось, и очевидец, католический священник Женудэ, не мог удержаться от восклицанья: «Ужасные минуты!». В восстании принимали участие его друзья и соседи, в том числе и его собственный слуга. В 1912 году произошел мятеж в Феце, который встревожил всю Францию. Поэтому вспоминается замечание знатока алжирских дел Ренна: «Наше (т. е. французское) законодательство, может быть превосходное для французов, становится нелепым и ненавистным, когда применяется к народам, отставшим от нас в умственном и социальном отношениях на три или четыре столетия»⁵⁰.

О настроении Тунисских мусульман ЛуиБертран писал, что нельзя надеяться установить между французскими подданными в Тунисе и французами прочное согласие: никогда мусульмане не войдут во французское общество, никогда не будут считать себя французскими подданными. В их глазах, как и в римскую эпоху, мы представляем империю, военную и административную власть победителя: это жестокий удар нашей мечты об ассимиляции или о братской совместной работе. Наша роль в наших владениях с мусульманским населением, по большей части, роль чисто показная, внешняя, часто очень трудно выполнимая, но которая, в конце концов, приносит нам известные выгоды, а также придает нам известное значение в мире, что тоже не заслуживает презрения. Примиримся же с этим сознанием и будем смотреть прямо в глаза той истине, что арабы смотрят на нас, как на врагов⁵¹, и так как они верят только в силу, покажем им, что она есть и останется на нашей стороне. Прибавим к этому для некоторого смягчения и по долгу совести ту добродетель, которой они не знают совершенно, да и наши администраторы, наиболее арабофильские, также не всегда применяют, а именно – справедливость («Турк. Курьер», 1912 г., № 30 от 8 февраля).

Но мусульмане не верят таким намерениям европейцев. Наследный турецкий принц, недавно путешествовавший по Европе, имел случай высказаться о международной политике европейцев в таких выражениях.

«Европейские трактаты, – сказал он, – соблюдаются только до тех пор, пока державы, их подписавшие, имеют достаточную силу, чтобы заставить их уважать. Берлинский трактат продержался 30 лет, Алжезираский только 5 лет. Мы, люди Востока, знали прекрасно, что этот трактат был только игрушкой в руках французов. Но никто не интересуется узнать, что думает мусульманский мир о его нарушении. Запад всегда неизменно полагает, что может считать нас за ничтожество на том основании, что мы не можем пушечными залпами поддержать свои права. Визит Германского Императора в Танжер был принять мусульманским миром, как обещание, что Марокко никогда не будет отдано французам. Теперь мы видим с печалью, что Европа не считает Алжезираский договор обязательным для себя и забывает и пренебрегает обязанностями, принятыми на себя по отношению к Марокко. Мусульманский мир слишком слаб, чтобы воспротивиться такому насилию. Но народ Северной Африки знает, что в один прекрасный день явится мститель, пусть это будет через несколько веков, – все равно. Это убеждение, эта вера в божескую справедливость укрепляет нас в наших нынешних невзгодах. Тысячелетняя цивилизация не может быть уничтожена. Население в сорок миллионов, раскинувшееся от Атлантического океана до Персидского залива, а мы – один народ по языку, нравам и цивилизации, несмотря на местные различия, – не позволим смести себя с лица земли. Пока что, следовало бы, по крайней мере, потребовать, чтобы Франция уважала права народа, над которым она приобретает право протектората. Мусульмане не забыли еще, что Франция ограбила алжирцев, что французская юстиция пристрастна, что Франция создала, наконец, возмутительное, с нашей точки зрения, положение для наших женщин⁵², совершенно не принимая в расчет религиозных требований ислама. Если Германия не может или не хочет выполнить обещаний, которые она нам дала на могиле Саладина и в Танжере, то должна была бы вместе с другими державами позаботиться, по крайней мере, о том, чтобы спасти права марокканцев⁵³.

В самом Париже постоянно проживает до 15 тысяч мусульман, считая с алжирцами. Парижские мусульмане, подобно живущим в Лондоне, не забывают своих религиозных обязанностей и, не имя мечети, собираются на молитву в нанятом дом.

Испытывая неудобство от неприспособленного для молитвы помещения, парижские мусульмане, увеличивающиеся численно, озабочены теперь постройкой собственной мечети в этом центре европейской культуры, и первая мысль о мечети принадлежит русскому мусульманину – кавказцу Алибею. Женатый на француженке, он однако не изменил религии отцов и остался таким же мусульманином, каким был в Каире, исполняя обязанности прокурора при коронном суде. По его словам, кроме постоянно живущих в Париж мусульман, в этот город ежегодно приезжают из разных стран мусульмане, которые скучают без мечети. «Ведь это в большинстве случаев люди почтенные и верующие. Кроме того, вообще человеку необходимо хотя бы изредка отвести душу в молитве и как бы почувствовать себя чище и лучше. К счастью для нас, говорил он, наша великая религия никого не принуждает и это ее преимущество. Быть может, благодаря этому, наши мусульмане с такой охотой жертвуют на дела благотворительности. Както, на одном вечере, где присутствовало немало мусульман, я возобновил беседу о мечети и, можете себе представить, собрал в несколько минуть двадцать четыре тысячи франков. Добавив к ним еще шестнадцать, я положила их на текущий счет в один из банков.... Таким образом, начало положено, а там, при добром желании, мы построим великолепную мечеть, которая не уступала бы по своей архитектуре Петербургской. Мне очень нравится строящаяся мечеть в столице России. Мне это тем более приятно, что я сам родом с Кавказа, хотя никогда там не был. Мой отец давно, еще в ранней молодости, переселился оттуда в Египет, – и я родился уже на берегах Нила... Приступить к постройте мы могли бы, пожалуй, в ближайшем времени, сказал он, но в таких случаях я люблю действовать наверняка. Необходимо собрать такую сумму, которая гарантировала бы исполнение задуманного. Нам неудобно остановиться на загроможденных лесах и ждать, пока вновь поступят пожертвования. Я надеюсь в ближайших днях быть в Турции и там попытаюсь привлечь друзей и знакомых. Ведь мечеть, в сущности, всем нужна, не только живущим в Париже. но и для приезжающих. Надо построить ее с таким расчетом, чтобы часть мечети употребить на гостиницу для приезжих мусульман».

«Общее впечатление получилось такое, что в Париже рано ли поздно ли, но несомненно появится грандиозное здание мечети гденибудь на площади или на бульваре.... Может быть, мы еще лично посетим это будущее здание нашей мечети».

Для большого духовного единения, проживающие в Париже мусульмане открыли «Мусульманское братство», членами которого состоят египетские, тунисские, алжирские и сирийские арабы, турки, татары Закавказья, Крыма и Поволжья, мусульмане Индии, Персии и представители разных других народностей, исповедующих ислам. Задача и цель братства ясно и определенно были высказаны в речи, произнесенной при открытии этого общества.

«Дорогие братья! Прежде чем сказать что либо, позвольте мне выразить вам свои чувства, чувства гордости и счастья, овладевали мною при виде столь многочисленной группы будущих мусульманских деятелей. Я от души рад и тому, что вы, братья, как один человек, отозвались на наше приглашение и явились сюда. Это хорошая примета: такое отношение к делу многое обещает в будущем.

«Цель настоящего братства, вероятно, всем вам известна, и я не стану повторять ее. Мы, мусульмане, находимся, при исключительных условиях. Мы не похожи на другие народы ни историей, ни культурой, ни верованиями, ни характером деятельности в повседневной жизни. У нас все посвоему и поэтому нас понимают так мало. Будучи даже культурными, мы не теряем первоначальной особенности и всегда чувствуем ее. Чтобы более ярко представить вам эту особенность, позвольте мне рассказать один характерный случай из моей собственной жизни. Както раз, во время путешествия, мне пришлось некоторое время прожить в Висбадене. Между прочими достопримечательностями города я обозревал и громадную фабрику – самое последнее слово техники. И вот, в этой колоссальной фабрике, среди остроумнейших произведений человеческого гения, среди самых последних открытий всемогущей науки, я бродил целыми часами и восхищался. Целая толпа ученых инженеров работала среди громадных машин, и я был среди них. Теперь, представьте себе, друзья, несмотря на все величие там, я страдал душою. Я знал все, что они делают, я говорил на их языке, по братски беседовал с ними, и может быть, не уступал им в культурном отношении; но я все таки чувствовал себя одиноким, заброшенным и изолированным. Мне казалось, что эти люди не понимают меня, не разделяют моих мнений и не питают ко мне ничего, кроме чувства простой деликатности, порожденного культурой. Я был одинок, среди этой сказочной громады, среди этого царства машин и приборов. Я был один, потому что я был мусульманин.

«Может быть, для европейца все это кажется смешным, но я уверен, что вам самим знакомы эти чувства. Такова психология мусульманских народов. Вот пример перед вами. Вы приехали сюда с разных концов земли; несомненно, вы родились и воспитывались при различных условиях, живете в центре мировой культуры и, может быть, многое перезабыли из своей родной религии; но, тем не менее, при одном слове, вы вспомнили все свое прошлое, все свои традиции и, повторяю, при одном слове «ислам» вас охватило чувство братского единения, и вы, представители разнообразных племен, как дети одного отца, собрались в это помещение. Разве это не показывает оригинальности мусульманской психологии?

«Вместе с тем эта оригинальность, странная для европейца, приносит и принесет в будущем громадную пользу мусульманству. Наши народы постепенно объединяются и по мере улучшения средств сообщения, единение это будет все более и теснее. Какой бы ни был народ, но раз он исповедует ислам, то следовательно, душа его вполне схожа с душою другого мусульманского народа. Единение наше в будущем, несомненно. Конечно, под именем единения я не подразумеваю чтонибудь похожее на панисламизм, да и вообще я не верю в эту идею. Панисламизм, это – химера, совершенно беспочвенная фантазия праздного человека. Помимо того, что панисламизм неосуществим, благодаря различным не зависящим от нас причинам; он излишен, я бы сказал даже – вреден. Вспомните, что в настоящее время на земном шаре почти нет такой мусульманской страны, такого государства, которая более или менее не зависела бы от народов, совершенно чуждых по религии, обычаям и по образу жизни. Все наши единоверные страны подчинены европейцам. Укажите мне хоть одну страну, которая была бы вполне независима (голос позади: Турция!).

«И что же? Несмотря на такое, казалось бы, неблагоприятное положение, ислам не идет к регрессу, а, напротив, с каждым днем все идет вперед, без принуждения вербуя в свои ряды новых последователей.

«Нам нет основания бояться какого бы то ни было вырождения, или ассимиляции с другими народами. Безусловно, прежде всего, нам необходимо не только братское единение между единоверными; народами, но и единение между всеми народами; мы должны братски относиться к каждому. Пусть мусульманские народы впервые докажут, что братское единение с иноплеменным народом вовсе не приносит вреда ни для самой религии, ни для жизни⁵⁴. Нужно верить, что именно только это единение даст возможность развернуть свои культурные силы нашим темным единоверцам.

«Пусть многие утверждают, что наша религия мешает нашему прогрессу,– это ничем не доказано. Ислам никогда не может вредить или, по крайней мере, задерживать наше движение вперед, раз мы всею душою захотим этого. Религия не причем⁵⁵. Стоит нам только уяснить себе, что лишь в культуре наше лучшее будущее – мы будем прогрессировать. Религия не может нам загородить дорогу. Ислам, в сущности, вовсе не так строг к новизне, как думают многие. Может быть, только благодаря исламу, расцвела, арабская культура, имевшая столь громадное значение для прогресса человечества.

Широкая будущность ожидает наши народы, но достигнуть ее они могут только путем упорного культурного труда. Мы, молодые силы, будущие защитники наших единоверцев, должны работать не покладая рук и вести к свету своих братьев. Мы будем пионерами лучшей, радостной жизни и по всем уголкам единоверных стран разнесем радостную весть, что на этой грустной земле есть истина, свет и братская любовь.

«Нас поймут, если мы будем говорить от чистого сердца, и если молодые поколения воспитаются на наших идеях. Мир, а не насилие должен царствовать среди нас. Нам нет надобности губить свои силы, гоняясь за различными фантастическими мыслями... Нам все равно не удастся восстановить арабский халифат, тогда как культурной работой мы можем добыть себе лучшее место среди народов земли. Пусть каждый из нас будет вестником мира, любви и всепобеждающей культуры. Пусть каждый работает среди своего племени и делит свои лучшие мысли с окружающими его.

«Конечно, может быть, пройдет многомного лет, прежде чем мы увидим результаты своих трудов, но это не должно смущать нас. Не нужно падать духом: все мы – труженики должны объединиться в одну тесную семью и работать, не считая ни времени, ни потраченной силы.

«Нужно бесконечно любить нашу историю, наших славных предков и все то, что связано с понятием мусульманства. Любовь к прошлому – вот что сблизит наших разноплеменных единоверцев. Наши предки были злы, некультурны, грубые эгоисты – мы согласны с этим; но это не должно унижать их в наших глазах. Пусть они ничего не сделали для истории, пусть они были даже вредны для человечества, но мы будем любить их, потому, что они наши. Только сильная любовь к чемунибудь родному даст нам силу в борьбе за прогресс и торжество мысли. И пусть эта одухотворяющая, оживляющая неиссякаемая любовь будет любовью к нашим предкам. Она вдохнет в наши молодые души непоколебимую отвагу и в упорной борьбе за свободу мысли и за лучшее будущее останется за нами»⁵⁶... Симпатичная речь!

Панисламистский комитет имеет отделение и в Берлине. По поводу объявления Италией войны с Турцией, от Берлинского отдела комитета была разослана представителям ислама во всех странах зашифрованная нота такого содержания:

«Турция, как халифат, ни под каким видом не может уступить Триполи. Уступка колонии не может быть ничем оправдана в глазах магометан. Даже в личных интересах, Турция не может допустить уступки Триполи, так как в подобном случае ей, вопервых, как государству, представятся самые сложные затруднения на Балканах; вовторых, как халифат, она, вероятно, будет заменена арабским халифатом: уступка Триполи равносильна самоубийству государственному и религиозному. Магометане представляют Турции очень определенные требования, исполнение которых исламистские организации считают безусловными и осуществление которых они готовы добиваться, в крайнем случае, даже помимо Оттоманского правительства. Эти требования сводятся к следующему: бойкот итальянской торговли не только в Турции, но и повсюду, где живут магометане, именно в Египте, Индии, Алжире, Тунисе, в Крыму, на Кавказе и т. д. Если же итальянцы и по улаживанию конфликта, осмелятся оставаться в Турции, то их надо считать пленниками. Халифат должен прибегнуть к своему авторитету, – обратиться к магометанам всего света с воззванием о помощи деньгами и людьми. В крайнем же случае, если европейские державы не окажут воздействия на Италию, халифат будет считать все международные соглашения, в особенности касающиеся ведения священной войны, несуществующими.

«Образ действия Италии является не только нарушением международного права, но всех европейских конгрессов, на которых европейские державы гарантировали неприкосновенность Турции. Если державы не исполняют данных ими гарантий, то и халифат вправе считать себя свободным от своих обещаний.

«Если Турция, против ожидания, не примет во внимание этих требований, то должна быть готова к тому, что они будут проведены в жизнь помимо нее. Через два месяца и два дня начнется паломничество⁵⁷ правоверных в Мекку и к гробнице пророка. После этого все станет возможным».

При этом заслуживает внимания известие об официальной аудиенции, данной в конце истекшего года епископу Лунху, начальнику католических миссионеров, трудящихся в немецких африканских колониях. О политическом значении этой аудиенции в германской печати много говорилось и притом различно, смотря по направлению газет – католических и протестантских. Император Вильгельм отказался признать в панисламском движении какуюлибо опасность для немецких колоний; но это объясняется тем, что панисламизм до последнего времени имел покровителя в лице Германского Императора. Поэтому и немецкие дипломаты склонны думать, что панисламизм сделается опасным не скоро для немецких колоний в Конго, но что создаваемые для англичан затруднения укрепят положение немцев в Малой Азии. Так объяснялись поездка Императора Вильгельма и речь его в Танжере⁵⁸.

Не входя в дальнейшие рассуждения по этому вопросу, скажем, что приведенные факты не отрицают, а подтверждают существование панисламизма и в Германии.

Наконец, нет оснований и для нас сомневаться в наличности панисламских мечтаний, хотя об этом стараются некоторые публицисты. По этому вопросу группа русских мусульман не так давно избрала особую редакционную комиссию для опубликования в газете «Речь» (от 25 декабря 1911 года № 353) пространного письма с обвинением редактора газет «Мусульманин» и «В мире мусульманства» в распространении сведений о панисламизме. Для нашей цели эта полемика не имеет значения, но факт остается фактом. Есть ли в России особый комитет панисламистов – неизвестно, но нам уже известно, что Измаил Гаспринский хлопотал пред правительством Египетского Хедива о созыве панисламского конгресса; известно, что в настоящее время Абдрашид Ибрагимов объехал все мусульманские страны и теперь находится в пределах духовной власти Африканского Шейха Сенуси, дающего тон всему «Миру ислама». В 72 № Стамбульского журнала от 28 мухаррама 1330 года сообщалось уже об объявлении священной войны Шейхом Сенуси. В том же № была напечатана очень резкая статья, под заглавием «Русское знамя», по поводу теперешнего положения дел в Персии. А что писалось в другом Стамбульском журнале о России со слов русских татар разных местностей, – это известно весьма немногим.

Если Ахмет Бек Агаев говорит, что тот спит, кто не видит, что мусульманский мир идет по пути преобразования, если он еще в 1908 году писал, что мусульманам необходимо создать из себя всемирное мусульманское царство, если Гаспринский советовал учредить особое общество для объединения всех мусульман и для сближения с Турцией, то я могу высказать только удивление, как можно быть столь недальновидным, чтобы поверить заявлениям мусульманских публицистов, что в России нет панисламизма.

К числу таких защитников современного мусульманского движения в России принадлежит, между прочим, автор статьи, напечатанной в «Русской Мысли», под заглавием «Мусульманский вопрос в России»⁵⁹. «После создания Русского государства, говорит автор, наступила очередь для его укрепления; после вековых усилий, направленных на приобретение территорий, на присоединение сильных и слабых народов приходится заботиться об использовании приобретенных территорий, об усилении и развитии присоединенных народов. Движение вширь как будто кончено. Последний предел ему был положен русскояпонской войной. Эта война ясно и определенно показала, что дальнейшее движение вширь, при теперешних исторических обстоятельствах, опасно, что оно может принести России не увеличение ее сил, а очень опасное ослабление. Внутренней кризис, который временно разрешился провозглашением манифеста 17 октября, был попыткой решительно превратить это вековое движение вширь – в движение вглубь, с целью укрепить и удержать государство...

«Перед Россией – продолжает автор – все также стоят и хотя не громко, но также настойчиво требуют ответа вопросы культурного развития, столь неразрывно связанные с развитием русскогосударственной силы. Религия и свобода совести, народное образование, земля, развитие промышленности, укрепление финансов, наконец, скрещивающиеся интересы и права национальностей. На культурное развитие этих народностей, на устройство их взаимных отношений мало обращают внимания: в вихре событий последних лет русское общество редко останавливало на них свой взгляд. Но мусульман в России около 20 миллионов, т. е. они составляют одну седьмую часть всего населения Империи; значит, после великорусов и, малорусов, эта самая значительная группа. Такая группа не может не получить политического значения, как только в ней зарождаются хотя бы первые зачатки единства и внутреннего самоопределения. В эту группу входят и кочевники, и народы с традициями древней и средневековой персидской культуры, и народы, которые под русским владычеством выработали свою особую культуру. Среди них есть и чистые или почти чистые тюрки и отуреченные иранцы, отуреченные монголы, отуреченные финские племена, отуреченные грузины и среди некоторой части финнов (по Волге) находятся даже примесь славянской крови. Но ядро этих народов тюркское. Язык их тюркский. Почти все они исповедают ислам. Поэтому вопрос о дальнейшем развитии этих 20 миллионов тюрков мусульман составляет очень значительную часть общерусской государственной проблемы.

Впервые националистические и конституционные стремления эти нашли выражение в проекте крымского писателя ИзмаилБека Гаспринского, который много обсуждался в России и в Египте. Гаспринский предлагал устроить в Каире общемусульманский съезд для исследования причин культурной отсталости мусульманских стран. Несомненно, народилось новое общемусульманское движение, сквозь старую кору исламского мировоззрения потекли какието новые освежающие струи. Не отрекаясь от сущности своей религии, мусульманские народы ищут новых форм жизни. Разница между султаном Абдул Хамидом и младотурками состоит в том, что исламизм проникнут косностью и фанатизмом, между тем как новое движение, почерпая свое вдохновение в золотом веке арабской культуры и дорожа своею национальностью, стремится принять общечеловеческую культуру. По словам автора, главная задача нового мусульманского движения состоит в приобщении мусульманских народов к мировой культуре. Таким образом, это движение, будучи мусульмансконационалистическим, является, прежде всего, культурным, так как направлено к духовному культурному обогащению значительной части населения Русской империи для совместной работы с коренным населением...

Сознание среди мусульман разных стеснительных правительственных мер и посягательства на их самостоятельность усиливают у мусульман чувство общности интересов и стремления к самозащите.

Излагая затем несколько односторонне зарождение и постепенное развитие националистического и объединяющего стремления мусульман, автор говорит, что в настоящее время в мусульманских газетах политики мало⁶⁰, но очень определенно проводится мысль о необходимости распространения среди мусульман образования. Во имя национального движения и укрепления его в народе, татарские газеты настаивают постоянно на необходимости просвещения во всех его видах, порицают отсталость отживших педагогических приемов и умственную лень ислама, зорко следят за развитием школьного вопроса в Империи, за проектами по вопросам о народном просвещении, предлагаемым правительством, обществами или частными лицами. К вопросу о культуре и школьном просвещении мусульманские газеты обращаются при всяком удобном случае.

Высказывая резкий взгляд на отношения современных Европейских правительств к мусульманским странам, автор приводит выдержку из Бакинской газеты, одобряющей сближение России с Англией, а затем упоминает о взгляде газеты Гаспринского «Тарджуман» на сближение России с Турцией, как на явление желательное. По словам автора, мусульманское движение обусловливается:

1) историческим процессом, постепенно стянувшим большинство тюркских народов под русскую власть;

2) общерусским освободительным движением;

3) пробуждением ислама по всему миру.

Тюркские народы, находящиеся в пределах одного государства, не могут не сближаться, и темп этого сближения будет усиливаться по мере того, как будет подыматься культурный уровень отдельных групп.

В конце своей статьи автор (Гаспринский) упоминает о пригодности мусульманской культуры, как орудия для дальнейшего развития народов, исповедующих ислам, и говорит, что на это пытаются отвечать мусульмане в Турции, в Персии и в России. Крайне интересно, что в Турции и в России одновременно подвергаются испытанно и мусульманская культура, и тюркская народность. Сумеют ли тюрки найти переход, установить естественную преемственность между старой и новой культурой, сохраняя духовную суть ислама и усилить свою народность усвоением мировой культуры? Вот вопрос, который имеет сейчас как для турецких, так и для русских мусульман чрезвычайно важное значение.

«Проникнется ли русскомусульманская интеллигенция сознанием этого?» спрашивает другой автор.

Ответом служат рассуждения Ахмеда Цаликова и Магометбека Хаджетлаше, напечатанные в № 24 издававшегося в Париже журнала «Мусульманин». Оба названные публициста стоят за реформы современной жизни мусульман, но один из них (Хаджетлаше) предлагает основываться на религии, согласно шариату, а другой (Цаликов) – на общечеловеческих идеях и идеалах. Пути совершенно различные, взаимно исключающие друг друга. Цаликов в своем прогрессивном плане отказывает вместе догматической и обрядовой стороне, так как де в наше время религия, идея национальности и всякая общественнокультурная обособленность неизбежно рушатся. Хаджетлаше, наоборот, считает религию и обрядовую сторону жизни мусульман первой стадией естественного роста культурного самосознания мусульман; поэтому с этой ступени и следует начинать просветительную работу, которая постепенно приведет мусульман к общечеловеческим идеалам. Радикальный Цаликов не задумывается, отрицая религиозную обособленность мусульман и идею мусульманского братства, считая все это ветхозаветным хламом, романтизмом и маниловщиной, тормозами в развитии мусульман. Хаджетлаше просит своего противника не забывать, что ислам есть не только чисто религиозное учение, но и учение, регулирующее отношения своих последователей, даже в области чисто светской жизни; шариат – это целая система семейственного, гражданского, уголовного и административного права, это – кодекс права вообще. Кодекс же права у всякого народа является всегда выражением всей его культуры, духовной и материальной. И раз шариату, как кодексу права, подчинялись в течение ряда веков все мусульманские народы, будь то сын диких гор Кавказа, киргиз привольных степей, или дитя знойных песков Аравии, – у всех них не могла не создаться известная общность культуры, общность чувствований и миропонимания, общность своеобразной восточной философии. Но факт тот, что мусульман связывает не только общая религия, но еще во многом и весьма важном и общая культура в самом широком смысле этого слова⁶¹. Никто не станет оспаривать, что нитей, связывающих мусульманина с мусульманином, неисчислимо больше, чек нитей, связующих христианина с христианином...

В другом месте тот же публицист высказал, что учение Магомета, благодаря своим особенностями, глубоко проникает все миросозерцание мусульманина и кладет неизгладимую печать на внутренний быт и характер его общественных и чистоправовых отношений. По мнению каждого мусульманина, еще не отравившегося ядом европейского безбожия, выше всего обязанности по отношению к религии и мечети. Религия и мечеть – это основной базис всей дальнейшей жизни мусульманина. И раз это так, то, очевидно, государству в своих же собственных интересах надлежит нормировать религию народа, как свою опору.

Исходя из этого, было бы естественно полагать, что жизнь огромной мусульманской массы должна находить должное внимание и в законодательстве и в деятельности тех органов правительства, которые призваны ближайшим образом руководить ею.

В действительности же жизнь мусульман забыта, что называется Богом и людьми. Остаются без всякого улучшения, под спудом всеобщего забвения, такие вопросы, как безначалие и дезорганизованность мусульманской иерархии, духовной школы, произвольность применения шариата духовенством и отношение последнего к государственным повинностям.

Против улучшения некоторых сторон в духовной жизни мусульман ничего не имеют даже сами власть имущие, но... ведь мусульмане не требуют, – значит, можно обойтись и так... по старому...

Так из года в год мусульманская жизнь течет по давно отжившим старым руслам, народ коснеет в невежестве и вырождается. Первою, наиболее важною причиной этого убийственного процесса нужно назвать те общие условия, от которых также страдает и русское население, и специфическое безразличие, безучастие, с искони легшие в основу отношений правительства к мусульманам.

Результаты подобного отношения оказались столь чудовищными, что, живя в веке наибольшего расцвета идеи правового государства, мы не достигли во многом того, что имело реальное существование в варварском прошлом и во многом можем позавидовать этому последнему⁶². Но мусульманство пробудилось. Оно ищет пути к новой жизни, и большая заслуга будет тому начальнику, который поймет это пробуждение и укажет настоящие пути.

Кто жил с мусульманами, кто вникал в их бесхитростную жизнь, тот не может не любить их. Мусульманина по существу своему честен, правдив и глубоко верующий человек. Уважая и любя справедливого начальника, он терпеливо переносить его гнев, сознавая, что иначе тот и поступить не мог при известных обстоятельствах. Лучшим примером тому служит положение начальников из мусульман. Понимая дух народа, язык, нравы и обычаи, такой начальник всегда будет достигать свои цели во всех отношениях, и мы не без гордости можем указать на полковника СултанБека Клычбиева, начальника Нальчикского округа Терской области, который в короткое время совершенно уничтожил абречество в своем округе и которого население глубоко уважает и слушается.

Если представить себе, что в ближайшем времени в Оренбургскую, Уфимскую, Казанскую и т. д. губернии попадут люди, изучившие мусульманство, то не пройдет и одного года, как вся клевета и ложь на мусульман рассеется, как дым. А между тем, как часто в эти места попадали люди иного характера, малосведущие, хотя и с желанием принести пользу и быть справедливыми. Это очень трудно, когда кругом говорят только плохое и устраивают непроницаемую стену между начальником и мусульманским населением.

Мусульманство – вопрос очень сложный, почему нельзя решать все явления с плеча или росчерком пера. Не надо забывать, что в состав Российской Империи входит огромное количество мусульман, которое одинаково жаждет света и лучшей жизни.

Необходимо помнить ответственность перед государством и не забывать, что мусульмане также граждане великой России⁶³.

Чтобы пояснить последние мысли мусульманских публицистов, надо иметь в виду быстрый прирост мусульманского населения в России. В 1880 г. мусульман насчитывалось в России до 11 миллионов. Число написанных на их языке и напечатанных книг было 7–8, из которых состояла вся тюркская литература; типографий – 1, общественных деятелей – 4, лиц с высшим образованием – 12 и один учившийся в Западной Европе. Никаких новометодных школ, никакого общества и ни малейшего стремления к культуре не было. Таким образом, 11 миллионное население покрыто было густым туманом и спокойно спало.

В 1910 году, ровно через 30 лет, по закону размножения, число мусульман достигло 20 миллионов. На их языке издано было более тысячи книг; открыто 14 мус. типографий, в которых печатались 16 газет и журналов. Получивших высшее образование в России было 200, а приобретших образование разными другими путями около 1000, мугаллимов насчитывалось 10000 и занимающихся литературной деятельностью около 100 человек, 6 высших и 5000 низших школ реформировано. Учащихся в Западной Европе было 20. Существуют 37 благотворительных обществ, 3 маленьких банка и 3 деревенских банка.

При нормальном ходе дел, в России в 1940 году (спустя 30 лет) статистика мусульман покажет следующее: население достигнет 35 миллионов; изданных книг и брошюр будет 12000 названий; типографий 40, газет и журналов 80; число духовных школ нового типа 100; учащихся в высших учебных заведениях России 3400 и в Западной Европе 300; число просвещенных людей (мугаллимов, имамов и друг, классов) достигнет 250 тысяч; неграмотных не будет, а из женщин 50% будут грамотны; благотворительных и просветительных обществ будет 280, национальных клубов и библиотек 500, членов в Государственной Думе– 85⁶⁴.

Если с другой стороны возрожденному Китаю удастся восстановить свои силы, чтобы стать первостепенной державой в мире, то можно допустить, что при этой преобразовательной работе, обеспечив свою самостоятельность и обогатившись западными знаниями, Китай поспешит освободиться от своих ошибок и заблуждений культа, чтобы воспринять такую религию, которая в основе своей имеет поклоненье высшему существу и что в этом случае он принципиально отдаст предпочтение исламизму, который уже исповедуется более чем 20 миллионами китайцев и лучше всякой другой религии Запада согласуется с чувственностью и материалистическим эпикурейством Дальнего Востока⁶⁵.

Лучше и ближе к цели высказалась редакция газеты «В Мире мусульманства» от 19 января текущего 1912 года.

«На этой неделе закончились торжественные приемы, устраиваемые в С.Петербург» английским гостям.

«Представители различных слоев русского общества, а также правительства и духовенства всю неделю оказывали англичанам самый радушный прием. И русскими, и англичанами высказаны были мысли и пожелания, общий итог которых сводится к сознанию великой пользы, которую следует ожидать от взаимного сближения Англии и России.

«Это сближение безусловно явилось бы одним из замечательнейших успехов мирной и примиряющей политики нашего времени. Мирные и дружеские отношения России и Англии принесут величайшую пользу общечеловеческой культуре.

«Из всех христианских держав Англия и Россия являются державами с наибольшим количеством мусульманских подданных, в России мусульман насчитывается около 20 миллионов, а в Англии около 62 миллионов.

Вот почему сближение этих двух держав явится фактором важности в деле культурного пробуждения мусульманских народов.

«Для всякого ясно, что это сближение только усилит интенсивность культурного движения мусульман, которые до сих пор в силу малой своей просвещенности не раз становились игрушкой, или – в лучшем случае – слепым орудием в руках английских дипломатов всякий раз, когда они вели враждебную России политику. Английские козни против России ввергли уже Турцию в войны против нее, и от этих войн в наибольшем выигрыше оставалась в конечном итоге только Англия.

«Сближение России и Англии, как эго многократно говорилось английскими гостями и русскими во всех речах на банкетах, раутах и обедах, принесет много практических выгод обоим государствам, иначе говоря – всем подданным их без различия национальностей, а, следовательно, и мусульманам, находящимся в подданстве этих двух держав. Это понятно всем и каждому.

«Мы уже высказывались на столбцах нашей газеты о необходимости сближения России с Турцией, указывая его важность. Дело сближения России и Англии, можно сказать, поставлено на твердую, прочную почву, как в русской, так равно и в английской жизни. И если бы к ним присоединилась еще и Турция, если бы установились когданибудь дружеские отношения не только между Россией и Англией, но еще и Турцией: то, мы уверены, что мусульманские народы, под сенью этой дружбы, могли бы идти ускоренным темпом по пути общечеловеческой культуры... Но исторические судьбы народов неисповедимы, а, быть может, мусульмане доживут и до этих светлых дней»⁶⁶.

На основании изложенных в моем сообщении фактов и рассуждений, следует, мне кажется, придти к таким выводам:

1) Мир ислама сохраняет и в наши дни свой отличительный религиозный характер, который особенно рельефно выступает в жизни и настроениях мусульман при столкновении их интересов с интересами иноверцев. Тогда выступает вопрос о св. войне (Джихад, Газават).

2) Многочисленность мусульман в разных странах и взаимное тяготение их друг к другу осложняют политическую борьбу с миром ислама. По существу, борьба эта религиозная, как борьба ислама с христианством⁶⁷.

3) Сознание слабости собственных сил побуждает передовых мусульман вне России усиливать себя распространением образования в народных массах и поддерживать духовное единение мусульман всего мира. Это и есть панисламизм, от наличности которого отказываются наиболее осторожные представители наступившего пробуждения мусульман. При этом я не считаю нужным говорить о возможных в будущем последствиях современного движения в мире Ислама.

4) Но, несомненно, что для России мусульманский вопрос имеет огромное значение, в виду многочисленности русских подданных мусульман с преобладающим этнографическим сродством, и уже по одному этому заслуживает изучения его и внимательное к нему отношение.

5) Прогрессивное движение проникло и в среду Российских мусульман. Государственная важность этого факта очевидна, особенно в виду современных политических осложнений на Ближнем и Дальнем Востоках. Но мы не должны забывать при этом, что мусульмане – верноподданные Русская Государя. Мы должны способствовать всеми мерами сближению мусульман с нами.

6) В виду обсуждаемого в настоящее время в Государственном Совете законопроекта о всеобщем обучении, мне кажется, необходимо ясно и определенно формулировать русскоадминистративные задачи и средства к проведению в жизнь мусульман намеченного школьного плана и с твердостью, достойною сильного правительства, настаивать на осуществлении узаконенных мер. Я на первый план ставлю обязательное обучение детей мусульман общегосударственному языку в школах, т. е. русскому.

7) Считая мусульман России нашими согражданами, с которыми мы почти 400 лет живем общею государственною жизнью, я не допускаю мысли, чтобы русское христианское правительство могло притеснять своих иноверных подданных. Тем более, не должны говорить об этом современные мусульманские публицисты, обыкновенно умалчивающие о жестоких насилиях, какие до сих пор допускаются в Турции в отношении христиан.

8) Мы можем уверенно смотреть в глаза нашим соотечественникаммусульманам, особенно здесь в Средней Азии, где туземцы впервые за свою тысячелетнюю историю живут спокойно, богатеют и не опасаются посягательств ни на свой домашний быт, а тем более на религию. Скоро исполнится 50 лет русского управления в Туркестанском крае, и этого времени достаточно для беспристрастной оценки всего русского добродушия, с каким высшее правительство и местная администрация относились и относятся к туземцам. Находясь в общении с Туркестанскими туземцами 36 лет, я лично могу засвидетельствовать, что не зараженные панисламизмом, они сами сознают, что Бог пощадил их, отдав под русское, а не под другое управление, так как ни одно в мире христианское правительство не оказывает своим мусульманским подданным столько великодушия и милостей, как русское, не исключая всевозможных наград и поощрений, а также и снисхождений, сравнительно даже с коренными русскими людьми. Русские подданные мусульмане, искренно верующие в Божие всевластие, должны признавать, что и подчинение их русскому правительству есть дело Божественной воли (Такбир) и что всякое противление Божию определению греховно и безнадежно.

9) Я указываю мусульманским публицистам на три их коренные недомолвки: 1) Они часто забывают общенародную политическую теорию о праве «первого завладения», с которой никогда не считались мусульманские правители, производившее свои завоеваны со времени Омара по своей теории о св. воине с неверными; 2) современные мусульманские публицисты, ратующие за распространение в народной массе образования в целях приобщения мусульман к общеевропейской культуре, желают воскресить давно отжившую свой век древне арабскую образованность, как бы забывая, что научные знания золотого века арабской культуры для настоящего времени устарели и потому современным мусульманам поневоле приходится учиться в европейских и русских университетах, а прежде того в русских гимназиях и других общеобразовательных школах; наконец 3) с чувством особенного недовольства, они упоминают о миссионерах христианских, как бы присваивая одному исламу право на распространение его среди немусульман. Здесь, недостаточно желать видеть мусульманскую религию всемирною, государственною, поглотившею все другие религии... Религия – великое и святое дело, Божие дело и потому надо предоставить «Божие дело воле Божией, а что принадлежит Государю и Его Правительству, на то не должно быть посягательства.. (См. Коран гл. 3, ст. 25 и др.).

Иншалла! Народ, подчинившийся низшей расе, гибнет, а подчинение мусульман англичанам, французам и особенно русским поддерживают жизнь этих народов, потому что это подчинение дает им возможность пользоваться благами высшей культуры. Не нужно чуждаться этих даров. И еще большой вопрос: можно ли в наше время создавать новую, неведомую миру, культуру...

10) Наконец, русское правительство не может не сочувствовать каждому культурному начинанию своих подданных, без различия их вероисповедания, но не может отказаться и от своего верховного права по отношению к контролю за каждым общественным делом, а особенно за народной школой. Нам, русским и нашим соотечественникаммусульманам не следует забывать, что у нас и у них одно общее отечество – сильная и добродушная России, в которой мы, по воле Провидения, живем и будем жить вместе и мирно, не стесняя друг друга, но уважая друг друга и взаимно помогая один другому достигать осуществления общегосударственной задачи – блага России, от которого зависит и частное благополучие каждой отдельной народной группы.

Примечание. Несмотря на близкую совместную жизнь с мусульманами в течение нескольких столетий, мы мало их знаем и потому часто впадаем в ошибки: то мы нажимаем на них, то мирволим им. До сих пор у нас не установился твердый modus vivendi даже в таком безобидном вопросе, как вопрос о подчинении мусульманских школ правительственной инспекции вопреки существующим не только в Европе, но и в Азии взглядам на это важнейшее государственное дело. Даже китайцы подчинили своему надзору мусульманскую школу, например, в Кашгаре, не говоря о Турции и тем более в Японии. Вследствие наших колебаний в этом вопросе наблюдается странное противоречие: дети мусульман, обучающиеся в русских правительственных школах, подчинены русским школьным требованиям наравне с русскими детьми, а дети тех же мусульман, обучающиеся в туземных (не правительственных) школах изъяты изпод надзора правительственной инспекции... Такой ненормальный порядок есть в сущности государственный беспорядок, к устранению которого принимаются меры в нашем крае, по настоянию Главного Начальника его генерала А. В. Самсонова.