Публикуемые документы представляют яркую и всестороннюю картину российского политического, духовного и гуманитарного присутствия в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – нач. XX в.

Материалы первого тома посвящены развитию русско-палестинских отношений 1-й половины XIX в., материальной помощи Иерусалимскому и Антиохийскому Патриархатам, истории российского консульского представительства в Яффе (с 1820), Бейруте (с 1839) и Иерусалиме (с 1858), а также созданным после Крымской войны по общественной инициативе учреждениям, нарочито ориентированным на развитие православного паломничества и расширение русского влияния в регионе: Палестинскому комитету (1859–1864) и Палестинской комиссии при Азиатском департаменте МИД (1864–1889). Особый раздел составляют документы об паломничестве в Святую Землю лиц царствующего дома.

Второй том издания полностью посвящен истории и деятельности Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (1847–1917).

Третий том – истории Императорского Православного Палестинского Общества (1882–1917). В издаваемых источниках отражены, по возможности, разнообразные аспекты жизни русской колонии: и имущественно-правовой статус российских владений (кушаны, купчие и т.п.), и археологические, и архитектурные дискуссии, и социальные характеристики. Известную стереоскопичность придает материалам книги личностная определенность тех или иных подборок документов (переписка К.М. Базили, Б.П. Мансурова, А.Н. Муравьева, А.Г. Яковлева). Книга рассчитана на историков, дипломатов, учащих и учащихся и на всех интересующихся историей нашего Отечества.

Сохранить Россию в святой земле

Предисловие Председателя ИППО С.В. Степашина к первому тому научно-документального издания «Россия в Святой Земле».

Иерусалим и другие центры стран библейского региона, в силу очевидных исторических и религиозных причин, относятся к важнейшим точкам приложения русской духовной и культурной активности. Исторический облик Иерусалима до нашего времени во многом определяется русскими памятниками архитектуры и культуры: так называемые Русские Постройки с величественным Троицким собором в центре, Сергиевское подворье с флагом ИППО над круглой угловой башней, «Русская свеча» на Елеонской горе – самая высокая колокольня в Иерусалиме, церковь Марии Магдалины в Гефсимании – памятник новорусского стиля, ставший одной из ярких архитектурных примет города. Межнациональное и межцивилизационное общение, не исчисляемое никакими цифрами, связано со многовековой традицией паломничества в Святую Землю десятков и сотен тысяч россиян разных поколений, классов, сословий и имущественных состояний.

Можно ли найти в российской истории с древнейших времен что-либо более устойчивое и долгосрочное, чем духовное устремление русского народа к Святой Земле? Вслед за Крещением Руси, когда славянская душа после долгой языческой дремы только-только пробуждалась к христианской жизни, вошли в нее впервые и навсегда – вместе с Евангелием, молитвой и иконой – далекие и с детства всем нам близкие слова и названия: Святая Земля, Иерусалим, Вифлеем. «С востока Свет» – для России это верно не только в высшем смысле – в философии, литературе, художественной традиции; библеизмом проникнуты и самые глубокие пласты народного сознания и самовыражения. На протяжении веков, несмотря на самые неблагоприятные условия – войны, разрухи, нашествия, постоянные геополитические и религиозно-цивилизационные противостояния – Россия продолжала традицию, связанную с ее преемством в качестве единственной в мире Православной Державы в поствизантийском пространстве.

Политическое и духовное присутствие России в Святой Земле и на Ближнем Востоке осуществлялось трудом и подвигом представителей различных русских учреждений, светских и церковных. Но скоординировать и объединить их усилия – взять на себя и помощь паломникам, и поддержку Иерусалимского Патриархата, и просвещение арабского православного населения, и укрепление русского политического и духовного влияния в регионе – могла только единая мощная организация, с четкими финансовыми механизмами, с рычагами воздействия в МИДе, Синоде и других высших российских инстанциях. Словом, к 1882 году встал вопрос о создании частного, независимого от государственных структур Общества с широкой массовой основой и одновременно с поддержкой на самом высоком уровне. Так под патронатом Церкви, государства, правительства и правящей династии было создано Православное Палестинское Общество.

Уставные задачи Общества – содействие паломничеству в Святую Землю, научное палестиноведение и гуманитарно-просветительное сотрудничество с народами стран библейского региона – были тесно связаны с традиционными духовными ценностями нашего народа и приоритетами российской внешней политики. Россия всегда защищала свои интересы на международной арене и всегда помнила, что мир на Земле зависит и от ее присутствия на православном Востоке.

Именно государственные и имущественные интересы, связанные с российским наследием на Ближнем Востоке, позволили Обществу выжить в условиях социальных катаклизмов и пережить советский период. Начавшееся на исходе XX столетия духовное обновление России, новые отношения, складывающиеся между Церковью и государством, открыли возможность для ИППО с его неустаревающим наследием, высокими традициями и идеалами найти свое место в общественной жизни, приступить к восстановлению традиционных форм присутствия и деятельности в стране и за рубежом. Присутствие в Иерусалиме и Святой Земле и сегодня является частью борьбы за русское присутствие в мире. Российская Федерация остается правопреемницей Российской Империи и Советского государства – и этим определяется преемство концепции и деятельности ИППО как организации, способной быть рычагом и проводником российского влияния в регионе.

Отмечу лишь несколько наиболее значительных событий из новейшей истории Русской Палестины. Много сил было потрачено Палестинским Обществом, совместно с Министерством иностранных дел и Администрацией Президента, по возвращению России Сергиевского подворья в Иерусалиме. Шесть десятилетий, если считать с момента создания государства Израиль, понадобилось для того, чтобы официально, юридически оформить в 2008 г. то, что и прежде ни у кого не вызывало сомнений. Возвращение Сергиевского подворья, основы и символа российской державности, русского присутствия и влияния в регионе, не только явилось восстановлением исторической справедливости, но и определило во многом направление дальнейшей работы. Знаки ИППО на фронтонах и стенах многих зданий исторического центра Иерусалима оставались для нашего поколения лишь призрачным напоминанием о былом величии и значении русского присутствия, у нас не было в Иерусалиме никакого государственного, общественного, культурного центра или представительства. Сегодня нам впервые предоставлена возможность восстановить Русский Иерусалим как фактор культурной жизни и политического влияния.

По инициативе Палестинского Общества российские ученые – впервые за сто с лишним лет – смогли возобновить археологическую работу в Святой Земле. В 2010 г., когда Иерихон праздновал уникальную годовщину – 10 000 лет со дня основания, раскопки, проведенные на Иоасафовском участке ИППО Институтом археологии Российской академии наук при участии местного палестинского Департамента древностей и культурного наследия, вскрыли удивительный мир христианского Иерихона, его жизни в византийский период. Торжественно открытый в январе 2011 г. Президентом РФ Д.А. Медведевым Музейно-парковый комплекс в Иерихоне стал долговременной научной площадкой для дальнейших совместных изысканий российских и палестинских ученых.

К 130-летней годовщине создания ИППО, в Вифлееме, на участке, подаренном Палестинскому Обществу городским муниципалитетом, был ускоренными темпами построен и торжественно открыт в июне 2012 г. Президентом РФ В.В. Путиным российский Культурно-образовательный центр. Чуть позже, 1 сентября 2014 г., мне выпала честь там же, в Вифлееме, перерезать красную ленточку первой русской школы XXI в. в Палестине.

Россия возвращается в Святую Землю всерьез и надолго. Соответственно, возрождается Русская Палестина – так можно кратко сформулировать духовный и политический смысл момента. Это часть нашей исторической памяти, и деятельность Общества призвана сохранить и упрочить эту память на пространстве «русского мира».

В настоящее время мы приступаем к фундаментальному научно-исследовательскому и издательскому проекту: Советом ИППО решено подготовить и опубликовать научно-документальную серию «Россия в Святой Земле». Ее открывает трехтомное издание документов и материалов из российских и зарубежных архивов по истории русского присутствия в регионе, подготовленное заместителем Председателя ИППО, лучшим специалистом по истории Святой Земли и русско-палестинских связей, главным научным сотрудником Института российской истории РАН, доктором исторических наук Николаем Николаевичем Лисовым. Следующие три тома, над которыми идет работа, составит «Энциклопедия Русской Палестины». Увенчает серию, по замыслу составителей, подарочный альбом-каталог «Сокровища Русской Палестины».

Осуществить эту работу было бы невозможно без постоянного доброжелательного внимания и помощи со стороны Историко-документального департамента МИД и, прежде всего, сотрудников Архива внешней политики Российской Империи во главе с И.В. Поповой. Огромное значение имели также документы и материалы Архива Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, впервые ставшего доступным для светских исследователей благодаря содействию руководителя Управления Московской Патриархии по зарубежным учреждениям архиепископа Егорьевского Марка.

Хочу также выразить особую благодарность заместителю Председателя ИППО, известному деятелю российского военно-промышленного комплекса, доктору технических наук Игорю Рауфовичу Ашурбейли за его деятельное участие в реализации нашего проекта.

...Когда-то император Александр II, создавая Палестинский Комитет, организацию, которая предшествовала нашему Палестинскому Обществу, сказал: «Это для меня вопрос сердца». Ничуть не равняя себя с царственными основателями русского дела на Востоке, могу сказать, что не для меня одного, но и для моих друзей и соратников, создателей данной книги, прикосновение к святыням Иерусалима, служение целям и идеалам Русской Палестины – это тоже вопрос сердца.

К истории русского духовного и политического присутствия в Святой Земле и на Ближнем Востоке

Н.Н. Лисовой

Из всего множества связей, отношений, направлений международной и межцерковной деятельности России без труда можно выделить одно место на земле, которое является своеобразным центром притяжения, не зависящим от перемен политических, экономических, социальных, культурных, – это Иерусалим, Святая Земля. Могут меняться – и у нас, и в Палестине – общественно-экономические формации, формы государственности и социального устройства, Россия может быть императорской, советской, демократической, постдемократической, Святая Земля может находиться под властью Османской империи, Британского мандата, Государства Израиль, но ось Святая Земля – Святая Русь в любом (полярном, биполярном, многополярном) мире остается инвариантом. И все, что касается этой оси, все люди, испытавшие и испытывающие зов Иерусалима в душе, совершившие или не совершившие заветного паломничества по святым местам, но внесшие свою лепту (в прямом и переносном смысле) в благосостояние Святой Земли и в развитие русско-палестинских связей, – все они помечены исторической причастностью к чему-то большему, чем они сами, большему даже, чем Россия, да, пожалуй, и чем Иерусалим.

Равным образом люди Святой Земли: арабы, евреи, греки, армяне, копты, абиссинцы, соприкоснувшись с русскими паломниками, с русской душой, с русским щедрым жертвованием на нужды Святого Града и его обитателей, тоже бывали отмечены той же, внешне порой трудно уловимой причастностью к таинственной общности, которую дерзнем назвать именем Русской Палестины.

Русская Палестина – это не только уникальный феномен, который в материальном отношении состоит из сложной инфраструктуры русских храмов, монастырей, земельных участков и подворий, не только система тех или иных церковных и светских учреждений, – это один из самых масштабных и насущных национальных проектов в истории России. Наш долг сегодня сохранить и укрепить этот важнейший островок отечественной духовности и культуры, способный служить лучшей «визитной карточкой» новой России в мировом сообществе.

Мы сказали национальный проект, но отнюдь не в смысле той или иной этнической окрашенности, тем паче принадлежности. Россия вообще не национальное государство. Это – империя, историческое и религиозное призвание которой состояло и состоит в жертвенном служении всем людям и народам, вовлеченным в ее духовную и политическую орбиту. Потому с одинаковой любовью и заботой встречали в XIX столетии в России грека Пападопуло-Керамевса, сирийцев Муркоса и Аттаю, профессора российских духовных семинарий архимандрита-араба Герасима (Яреда) – и, наоборот, на Востоке легко становились своими архимандрит Антонин (Капустин), бейрутская «Мама Московита» М.А. Черкасова или Б.П. Мансуров – «Мансур-паша», как почтительно называли его в Иерусалиме.

Предлагаемый читателю трехтомник документов является вторым, дополненным и переработанным изданием двухтомника 2000 года¹. Состав публикуемых источников расширен в два раза (некоторые материалы, дважды переизданные с того времени, исключены из сборника). В новом, «сокращенном и дополненном» виде сборник полнее и ярче отражает различные стороны политического, духовного, научного и гуманитарного присутствия России в Святой Земле: труды и дни российских дипломатов, сотрудников консульств и посольств, представителей Русской Православной Церкви (Русская Духовная Миссия в Иерусалиме, Елеонский и Горненский монастыри), царской семьи и правящей элиты (августейшие паломники, благотворители Святой Земли, руководители ближневосточной политики), деятелей Палестинского Комитета (1859–1864), Палестинской Комиссии при Азиатском департаменте МИД (1864–1889) и, конечно, Императорского Православного Палестинского Общества – старейшей в России научной и гуманитарной неправительственной организации, уникальной по своему значению в истории национальной культуры, русского востоковедения, русско-ближневосточных отношений.

Масштаб и надежность источниковой базы издания обеспечиваются неисчерпаемыми ресурсами Архива внешней политики Российской Империи (АВП РИ), Государственного архива Российской Федерации (ГАРФ), Российского Государственного Исторического архива (РГИА), отделов рукописей Российской государственной библиотеки (РГБ) и Российской национальной библиотеки (РНБ). Впервые вводятся в научный оборот материалы находящихся в Иерусалиме Архива Русской Духовной Миссии и Государственного Архива Израиля.

И все же наиболее существенный для наших задач массив источников содержится в АВП РИ: документы так называемого Греческого стола (ф. 142, оп. 497), Турецкого стола (ф. 149, оп. 502), Посольства в Константинополе (ф. 180, оп. 517/1 и 517/2), РИППО (Императорского Православного Палестинского Общества) (ф. 337/2, оп. 873/1–13) и др. Одно лишь аналитическое описание относящихся к теме источников потребовало бы нескольких томов.

За 15 лет, прошедших со времени первого издания данной книги, ставшего своеобразным «спусковым механизмом» в изучении русского присутствия в Святой Земле и на Ближнем Востоке, тема заняла достойное место в нашей исторической науке. Хотя монографий и больших исследовательских работ пока не так много², сфера документальных публикаций неуклонно расширяется³. Проведена большая работа по возвращению читателю русской палестиноведческой классики: серии «Восточнохристианский мир»⁴, «Библиотека Русской Палестины»⁵, «Русский паломник»⁶. Изданы книги К.М. Базили⁷, архимандрита Антонина (Капустина)⁸, М.П. Соловьева⁹, священника Евгения Мерцалова¹⁰, неопубликованная рукопись управляющего русским иерусалимским консульством С.М. Дмитревского из библиотеки ИППО¹¹. Переведены на русский язык немецкие источники по паломничеству в Святую Землю великого князя Константина Николаевича и великой княгини Александры Иосифовны¹². Выходит отдельными томами уникальный дневник архимандрита Антонина¹³. Библиотекой РАН совместно с ИППО подготовлен и издан «Указатель трудов Императорского Православного Палестинского Общества. 1881–2007»¹⁴.

Новые документы о председателях Палестинского Общества великом князе Сергии Александровиче и великой княгине Елизавете Федоровне содержатся в изданиях Новоспасского монастыря¹⁵, Православного сестричества во имя преподобномученицы Елизаветы¹⁶, Елизаветинско-Сергиевского просветительского общества¹⁷. Большой объем источников разнообразного характера и происхождения был представлен на юбилейной выставке ИППО в Манеже в 2012 г¹⁸.

Архивные материалы и репринты редких изданий по истории русско-палестинских связей печатаются не только в столичных изданиях, но и в региональных¹⁹ и даже в зарубежных. В Иерусалиме основано два продолжающихся издания: «Иерусалимский православный семинар»²⁰ и «Иерусалимский вестник ИППО»²¹. Русской Духовной Миссией к ее 165-летию опубликован альманах «Святая Земля» (в двух выпусках)²².

Предпосылки и предыстория российского присутствия в святой земле

Русско-палестинские церковные и культурные связи не уступают по давности самой истории Руси и Русской Православной Церкви. Древнейшее упоминание этнонима Рус историки находят в одной из антиохийских хроник²³. Первый митрополит, крестивший Русь с князем Владимиром Красным Солнышком, был, по киево-печерскому преданию, святой Михаил Сирин, т.е. сириец по происхождению²⁴.

На протяжении веков тяга к Святой Земле находила на Руси свое выражение не только в стихийном паломническом движении, но и в дипломатической державной инициативе. Сегодня, в год 1000-летия со дня кончины Владимира Святого, уместно вспомнить, что, согласно преданию, сохраненному Никоновской летописью, первое русское посольство на Ближний Восток было отправлено Крестителем Руси в 1001 г.: «Посла Володимер гостей своих, аки в послех, в Рим, а другых во Иерусалим, и в Египет, и в Вавилон, съглядати земель их, и обычаев их»²⁵. «Гостей своих аки в послех» означает в данном контексте: «купцов в качестве послов». Пройдет два-три десятилетия и преподобный Феодосий, совсем еще молодой, встретит в родном провинциальном Курске калик перехожих, «которые пришли из Иерусалима и вновь туда собирались»²⁶. То есть всего через 30–40 лет после Крещения уже ходили по Русской Земле дружины паломников, носителей связи Святой Руси и Святой Земли.

В XII в. мы встретим в Иерусалиме не одних лишь простых паломников, но и представителей (точнее, представительниц) правящего дома Рюриковичей. В первый год по освобождении Святого Града крестоносцами, здесь окончила свои дни русская княгиня Гита Гаральдовна, первая жена Владимира Мономаха ²⁷. В 1167 г. прибыла с паломничеством в Иерусалим, чтобы умереть и быть похороненной там, другая представительница дома Рюриковичей – княжна Евфросиния Полоцкая, просветительница Белоруссии²⁸. Знаменитое «хождение» игумена Даниила (1106–1108) также было не только паломнической, но и дипломатической миссией: король крестоносцев Балдуин принимал его как посланца русских князей, и лампаду на Гробе Господнем Даниил затеплил от имени всех князей русских²⁹.

Эпоха крестовых походов радикально раздвинула духовный, политический и географический кругозор народов, открыв впервые людям христианской Европы – в том числе Руси – древневосточную колыбель цивилизации, Палестину, Евразию, целый мир Востока. Мы чаще и отчетливей вспоминаем – и совершенно справедливо – негативную сторону крестоносной эпопеи³⁰, но не всегда сознаем плодотворное значение того духовного прорыва, который стоял за рыцарскими приключениями и географическими открытиями. Двухвековая «битва за Иерусалим» позволила европейцу, оказавшемуся вдруг на ближневосточном перекрестке религий, эпох, цивилизаций, оглянуться, задуматься – и познать не Азию – самого себя, неизведанные глубины собственной духовности, веры, поэзии. Без этого открытия Западом Востока невозможны были бы ни трубадуры, ни готика, ни Данте с его головокружительной космологией Рая и Ада, ни Сорбонна с культом «арабского» Аристотеля.

Для православной Руси хождение – и вхождение – в заповедный мир библейского Востока тоже было глубоким творческим потрясением. Но в отличие от воинственной пассионарности западных крестовых походов движение русских «очарованных странников» привело к возникновению более мирного, не рыцарского – музыкально-поэтического «сословия», так называемых «калик перехожих» (от латинского «calliga» – «сапог»)³¹. После паломничества, иногда неоднократного³², всю оставшуюся жизнь странствовали они по Руси с пением псалмов, духовных стихов и былин о сказочных городах и великих святынях Востока. В том же XII веке, судя по историческим словарям, появляется в русском языке слово паломник – от латинского «palmarius»³³ (само слово «пальма» осталось неизвестно древнерусским источникам, пальму называли фиником – «финикийским деревом»). Ни монгольское нашествие на Русь (1237), ни захват Константинополя крестоносцами (1204), ни его завоевание турками (1453) не только не прервали связей России и Православного Востока, но, наоборот, стали причиной более частого обращения Восточных Патриархов к русскому царю за «царской милостыней» и заступничеством.

Первоначально забота о паломниках, защита их прав и иммунитетов лежала на церковном священноначалии. В древнейших русских княжеских уставах они составляли одну из постоянных категорий «митрополичьих людей церковных» – наряду с игуменами и игумениями, попами и попадьями, чернецами и причетниками. Термины и формулировки могли варьироваться, суть оставалась неизменной. В различных редакциях устава князя Владимира упоминаются и калика, и стороник (‘странник’)³⁴, и паломник³⁵, и целые учреждения, связанные с институтом паломничества – гостиницы и странно- приимницы³⁶. Все эти лица и учреждения подлежали ведению и суду высшей церковной власти (митрополитов) и находились под их покровительством.

Отношения Руси и Святой Земли с самого начала строились так, что русские люди не только черпали полной мерой, воспринимали и осваивали духовный и культурный опыт Христианского Востока, но и щедрой рукой помогали каждой из старших Сестер- Церквей. С конца XVII – начала XVIII века инициатива в защите русских паломников и интересов восточного православия переходит – в соответствии с общей тенденцией – к структурам государственным. Основным инструментом ограждения прав паломников становится система мирных договоров, заключаемых русскими государями с турецкими султанами, которым принадлежала с 1517 г. Палестина. Важнейшие из русско-турецких договоров, политических и торговых, были изданы в 1869 г., к 50-летнему юбилею Азиатского департамента МИД, сотрудником Министерства, управлявшим одно время консульством в Иерусалиме Т.П. Юзефовичем³⁷, почти все договоры и конвенции (за исключением нескольких, не найденных в турецких архивах) – в 18971903 гг. Г. Норадунгяном (на французском языке)³⁸.

Еще в царствование царя Федора Алексеевича был заключен так называемый Бахчисарайский договор (1681), по которому русское духовенство и миряне получили право свободного, беспошлинного паломничества в Иерусалим и святые места. Активным сторонником сближения и взаимопроникновения церковных и политических интересов, во многом опередившим свое время, был Патриарх Иерусалимский Досифей (1669–1707), заслугой которого стало впервые осмысленное значение России в решении вопроса об освобождении православных народов от исламского ига³⁹. Никогда и никто из греческих патриархов не занимался так глубоко и непосредственно проблемой ближневосточно-русских отношений.

Усилия патриарха не пропали даром. Они создали прецедент, впервые открыв российскому правительству политическое значение религиозных проблем православного Востока и сделав эти проблемы на будущее частью русской внешнеполитической концепции. Неслучайно, начиная с эпохи Петра Великого и Патриарха Досифея, тема Иерусалима и Святой Земли становится обязательной для дипломатических переговоров и заключаемых Россией с Турцией мирных договоров. Константинопольский трактат от 3 июня 1700 г. провозглашал в статье XII: «Московского народа мирянам и инокам иметь вольное употребление ходить в святой град Иерусалим и посещать места, достойные посещения, а от таких, посещения ради приходящих, ни в Иерусалиме и нигде дань или гарач или пескешь да не испросится, ни за надобную проезжую грамоту деньги да не вымогаются. Сверх того, живущим в странах Государства Оттоманского московским и российским духовным ни едина, по Божественному закону, досада и озлобление да не чинится»⁴⁰. (Та же формулировка была повторена двадцать лет спустя в ст. 11 Константинопольского договора от 5 ноября 1720 г. и в «артикуле» того же номера Белградского договора от 18 сентября 1739 г.⁴¹).

С этого времени, нисколько не отменяя той щедрой благотворительности, которой характеризовались русско-иерусалимские связи XVI-XVII вв., Россия «прописывает» для себя и своих политических партнеров Восточный вопрос отдельной статьей дипломатических трактатов. Понятно, что, перестраивая отношения Церкви и Государства, подчиняя служение Церкви интересам Государства, Петр проводил эту линию и во внешней политике. Это стало правилом для всего русского XVIII в., когда церковные вопросы начинают служить для русских, как и для европейских, дипломатов актуальным предлогом для политических акций.

Серьезное место занимал Ближний Восток и во внешнеполитических планах императрицы Екатерины II. Это стало ясно уже со времени первой Средиземноморской экспедиции Российского Флота под командованием А.Г. Орлова. Выдающиеся победы русской армии и флота были подкреплены не менее блестящими успехами дипломатов⁴². Среди их бесспорных достижений – Кючук-Кайнарджийский мирный договор с Турцией от 10 июля 1774 г., статьи которого о «твердой защите» Православия в Османской империи и о беспрепятственном хождении паломников в Иерусалим и по святым местам⁴³ «определили на длительный период линию русской дипломатии в Восточном вопросе»⁴⁴.

Позже, в середине 1770-х, императрица формулирует свой так называемый «Греческий проект». При этом, если присмотреться к контексту употребления термина «греческий» в бумагах Екатерины, станет ясно, что Project Grecque следует сопоставлять с ее самообозначением Chef de l’Eglise Grecque («Глава Церкви Греческой»). Понятно, что Екатерина считала себя главой не «Греческой» (то есть Элладской) церкви. Для нее слово «греческая» было в церковно-дипломатических контекстах синонимом слова «православная». Именно в этом смысле императрица пишет Вольтеру 3 марта 1771 г.: «Как добрый католик, скажите своим единоверцам, что Греческая Церковь при Екатерине II не желает зла ни Церкви Латинской, ни какой-либо другой. Греческая Церковь только обороняется»⁴⁵. Аналогично и в терминах Греческого проекта речь шла в широком смысле о новой концепции русской внешней политики на православном Востоке. Г.Р. Державин в оде «На взятие Измаила» (1790) был, быть может, ближе к правильному пониманию восточных замыслов императрицы, когда призывал ее

Отмстить крестовые походы,

Очистить Иордански воды,

Священный Гроб освободить.

Все пункты Кючук-Кайнарджийского договора (в том числе относящиеся к Святой Земле) были подтверждены статьей 2-й Ясского трактата от 9 января 1792 г., статьей 3-й Бухарестского трактата от 16 мая 1812 г. и ст. 15-й Адрианопольского мирного договора от 2 сентября 1829 г⁴⁶. Наконец, в статье 62-й Берлинского трактата, последнего мирного договора двух империй, подписанного 13 июля 1878 г., говорится о свободе вероисповедания («Различие по религиозному признаку не влечет поражения в правах гражданских и политических, в занятии должностей общественных, государственных или почетных, в занятии профессией или промыслом»), о свободе внешнего отправления культа без различия религий и о том, что «паломники и монахи всех национальностей, путешествующие по Европейской и Азиатской Турции, сохраняют свои права, преимущества и привилегии». Право их официальной защиты возлагалось на дипломатических представителей и консулов христианских держав⁴⁷.

Император Александр I продолжил в известном смысле «мистику» восточной политики своей бабки. Не успел царь в 1814 г. вернуться из Парижа в Петербург, как к нему обратился с посланием Патриарх Иерусалимский Поликарп. Издержав все средства Патриархии на ремонт храма Гроба Господня после пожара 1808 г., Поликарп взывал о помощи. Этим документом можно датировать начало нового периода регулярного общения России и Русской Церкви с Иерусалимом. Вопрос был решен в 1817г., когда Его Величеству «благоугодно было повелеть отпустить Иерусалимскому Патриарху на уплату долгов, при возобновлении храма приключившихся, 25 тысяч рублей»⁴⁸. Когда Поликарп получил от прибывшего в Константинополь русского посланника барона Г.А. Строганова означенную сумму, он «был вне себя от неизъяснимого, объявшего его, духовного утешения и радости»⁴⁹.

Но еще раньше, чем призыв Патриарха дошел до Петербурга, он был услышан представителями греческой общины в России. Первым шагом стало создание Иерусалимского подворья в Таганроге. Инициатива проекта исходила от И.А. Варвакиса (1743–1825), богатого грека-негоцианта, героя Чесменской битвы, приехавшего в Россию еще при Екатерине II. Известный благотворитель, Варвакис обратился к царю с ходатайством об устроении и содержании на свой счет греческого монастыря в Таганроге – с тем, чтобы этот монастырь выполнял функции подворья Иерусалимского Патриархата. 27 августа 1814 г. был издан соответствующий Высочайший указ⁵⁰.

Не заставило себя ждать и создание Иерусалимского подворья в Москве. В 1815 г. тот же Поликарп направил в Россию для сбора пожертвований архимандрита Арсения⁵¹. Первоначально назначенный в Нежин, где существовала сильная греческая община, Арсений быстро сообразил, что более эффективным для выполнения поставленной задачи будет его пребывание в Петербурге или Москве. Интересно, что именно Арсений первым выступил с идеей о создании в Иерусалиме русского монастыря или подворья⁵². В качестве симметричной меры, предприимчивый архимандрит предложил создать Иерусалимское подворье в одной из столиц. Его смелость была вознаграждена. К весне 1818 г. в справке Святейшего Синода «О подаянии, собираемом в пользу Иерусалимского Храма» отмечалось: «По воле Государя Императора предложено учредить в Москве Иерусалимское подворье, при церкви святого апостола Филиппа»⁵³.

Вскоре состоялась и первая, для начала полуофициальная, палестинская командировка русского дипломата: второй советник посольства в Константинополе Д.В. Дашков был отправлен с поручением посетить под видом простого путешественника Иерусалим и собрать там «обстоятельнейшие сведения, в коих посланник (имеется в виду барон Г.А. Строганов) имеет надобность, дабы вместе с французским послом в Константинополе приступить к окончательному распоряжению по делу о Святом Гробе Господнем»⁵⁴. К Дашкову был прикомандирован художник Воробьев М.Н., академик живописи, который должен был отправиться также в качестве частного лица. Согласно «академической» версии, поездка Воробьева носила, собственно, художественный характер и была устроена наследником престола великим князем Николаем Павловичем, будущим императором Николаем I, который, желая привести в надлежащий вид храм Воскресения Христова в Ново-Иерусалимском монастыре под Москвой, хотел ясно представлять оригинал. Поэтому главной задачей художника было «снятие видов и планов» храма Гроба Господня.

Они пробыли в Иерусалиме с 23 августа до 14 сентября 1820 г. Для русского присутствия на Востоке командировка имела существенное значение. Оставила она след и в истории отечественной культуры и литературы. Художник Воробьев прославился замечательными живописными видами Иерусалима и Палестины⁵⁵, Дашков вошел в историю российской словесности как автор первого художественного очерка о Святой Земле⁵⁶, содержавший сведения и о православных паломниках. В целом, по данным очерка, их было в Иерусалиме на Пасху до трех тысяч, из них около 200 человек русских. Исчисляя приблизительные расходы русских богомольцев (плата за пребывание в греческом монастыре в Яффе, затем в Иерусалиме, вклад в церковную казну в Патриархии, плата за внесение имен родственников в синодик для вечного поминовения, подаяние на храмы и монастыри в различных святых местах), Дашков заявляет, что «необходимые издержки наших богомольцев не превышали 500 рублей»⁵⁷. Деньги для александровского времени отнюдь не малые. Многие неимущие паломники, указывает автор, «должны были прислуживать монахам или просить милостыни у ворот Патриархии». Для оказания помощи беднейшим богомольцам, пишет далее Дашков, «равно, и для надзора над ними, послан был в Яффу особый чиновник в звании вицеконсула». Автор имеет в виду открытие Российского вице-консульства в Яффе в 1820 г. Первым вице-консулом стал грек по происхождению Г. Мострас. Но на организацию собственных церковных учреждений в Палестине правительство Александра I тогда не решилось, тем более, что события, связанные с Морейским восстанием 1821 г., надолго прервали развитие русского паломничества.

Что касается таинственного поручения константинопольскому посланнику Строганову «подготовить с французским послом окончательное решение вопроса о Святом Гробе», речь шла об очередном обострении межконфессиональной конкуренции. Упомянутый выше ремонт храма Гроба Господня после пожара был выполнен, по решению турецких властей, силами и на средства одних лишь православных греков. Но, когда их возможности для покрытия многочисленных бакшишей истощились, католики взяли реванш и добились (ненадолго) в Константинополе фирмана о своем единоличном праве служить на Гробе Господнем. Разрулить возникшую коллизию и должен был с помощью Дашкова посланник Строганов.

«Витязи святого гроба»: Время А.Н. Муравьева

Следующий этап русско-иерусалимских отношений связан с именем знаменитого писателя-паломника и церковного деятеля А.Н. Муравьева, единственного, кажется, в русской истории чиновника, успешно совмещавшего по Высочайшей воле служение в МИДе (1832–1858) и одновременно – в Св. Синоде (1833–1842)⁵⁸.

В историю литературы Андрей Николаевич вошел как самый плодовитый и популярный из духовных писателей русского XIX в. О церковных и конфессиональных вопросах он умел говорить и писать хорошей лирико-публицистической прозой, не уступавшей лучшим образцам пушкинской и лермонтовской эпохи.

...Вскоре по окончании Русско-турецкой войны 1828–1829 гг. и заключении Адрианопольского мира (2 сентября 1829 г.) Муравьев отправился – через Константинополь, Египет, Сирию – в первое свое путешествие в Святую Землю. Он прибыл в Иерусалим «в пятое воскресенье Великого Поста», т.е. 23 марта 1830 г., и Пасху встретил в храме Гроба Господня. Это была его весна – не только в календарном, но и в духовном, и творческом смысле. Именно на Востоке Муравьев обрел подлинное свое призвание, нашел для себя творческую нишу – рыцарь и певец Святой Земли. Как нередко бывает, первая его книга, посвященная этой поездке, стала и лучшей в ряду многочисленных впоследствии книг и очерков. Прочитанная А.С. Пушкиным «с умилением и невольной завистью»⁵⁹, книга выдержала за пятнадцать лет пять изданий и во многом стимулировала в русском читающем обществе – от крестьянских книгочеев до петербургских салонов – живой интерес к Палестине.

В первый момент для молодого Муравьева это было, возможно, почти бессознательным, инстинктивно угаданным попаданием, и лишь со временем стало осознанным профессиональным писательским выбором и смыслом жизни. Но личные устремления и настроения писателя преломились и были многократно усилены напряженной атмосферой политической и духовной жизни Православного Востока. В Константинополе, Египте, Иерусалиме в 1830 г. никто не принимал всерьез заверений Муравьева, будто он приехал всего лишь как поэт и паломник поклониться христианским святыням – на него смотрели как на посланца великой России, только что победившей в войне мусульманскую Турцию. Ему были открыты все двери, он был представлен и имел возможность беседовать с крупнейшими государственными и церковными деятелями.

Следующая ступень развития муравьевского мифа связана с его деятельностью уже в России. С 1832 г. он привлечен к работе в Министерстве иностранных дел. В апреле 1833 г., по прочтении «Путешествия» императором Николаем I, Муравьев назначается на службу в Св. Синод, секретарем обер-прокурорского стола, «с оставлением его причисленным к ведомству МИД». Иерусалим не входил еще в то время в круг приоритетных направлений русской внешней политики. Между тем, к Муравьеву начинает идти от патриархов и крупнейших церковных деятелей корреспонденция разного рода: личная – поздравления с большими праздниками и с днем Ангела, как повод напомнить о себе, и не совсем личная – это когда просят ускорить, посодействовать, использовать в Петербурге возможные рычаги воздействия. И, когда оказывается, что в ряде случаев Андрею Николаевичу – за счет его связей, энергии, амбициозности – удается удовлетворить просьбы восточных иерархов и добиться результата, иерусалимская сторона убеждается, что Муравьев действительно полезен. В высших кругах восточного духовенства – в сообщающихся сосудах Православных Патриархатов, – формируется мнение, и со временем становится всеобщим (его разделяет и Вселенский Патриарх, и Иерусалимский, и Антиохийский), что у них есть свой представитель в Петербурге, через которого можно что-то кому-то сказать, что-то кому-то передать, что-то у кого-то исходатайствовать. Положение Муравьева укрепляется возведением его в епитропы (почетные представители) Восточных Патриархатов. «Звание» ни к чему не обязывает, оно неформально, оно нигде не прописано, но незаметно, исподволь, новое положение Муравьева всем становится известным, и одни в шутку, другие всерьез, третьи с дружеской иронией, как митрополит Филарет, начинают обращаться к нему как к епитропу. Связи налажены, и они действуют. Возникает сфера влияния, которая будет потом сокращаться с уходом писателя сначала из Синода, а потом и из МИДа, но в период между 1832 г. и 1853 г. влияние Муравьева значительно. Есть государь император, есть Синод, есть МИД, и есть – Андрей Николаевич Муравьев, к которому вольно или невольно все привыкли.

Другое дело, что механизм принятия решений со временем будет меняться – и внутри самого МИДа, и внутри Синода, и в целом в отношении к Православному Востоку. Если вначале, в домуравьевскую эпоху, никакого механизма – на этом направлении – вообще не было, все происходило почти случайным образом, то вторая стадия – это, когда есть уже агент влияния, в данном случае, Андрей Николаевич Муравьев. Формируется определенный механизм принятия решений – и Муравьев становится необходимым звеном в этом механизме. После Лондонских конвенций 1840–1841 г. ситуация начинает меняться. Если каждый раз, прежде чем ответить Иерусалимскому Патриарху, нужно прикинуть, что по этому поводу думают Лондон и Париж – тут уж не только Муравьев, но и митрополит Филарет, и весь Св. Синод оказываются бессильны. Церковно-дипломатические и духовные связи с Востоком начинает полностью контролировать МИД.

Это четко прозвучало, например, в беседе начальника только что созданной Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрита Порфирия (Успенского) с генеральным консулом в Бейруте К.М. Базили 23 декабря 1848 г.

Порфирий записывает в дневнике, явно имея в виду среди прочих лиц А.Н. Муравьева:

«А, кстати, – продолжал я говорить. – Мне пришли на память витязи Гроба Господня в Петербурге, которые желают учредить Комитет, Общество, не знаю что, для блага Церкви Палестинской. Пред отъездом моим в Святой Град г. Норов, поэт и паломник, читал мне свой краткий доклад Государю об учреждении Палестинского Комитета и говорил, что граф Орлов согласен представить этот доклад Его Величеству, если предварительно одобрит его канцлер <К.В. Нессельроде>».

Базили, уже знавший об этой идее и писавший против, отвечал решительно:

«Господа Поров и Муравьев питают несбыточные желания. Они хотят иметь духовное влияние на Православную Церковь в Палестине, Сирии, во всей Турции и даже в Австрии, посылать туда пособия и своих соглядатаев, духовных или светских, мимо МИДа. Но это невозможно. Система нашего правительства есть система строжайшего единства. Все исходит от Государя и все к нему возвращается чрез министерства. Притом, есть тайны, которых никто не должен знать, кроме Государя и немногих таинников его. Можно ли посвящать в эти тайны Палестинский Комитет?»⁶⁰

Разговор в Бейруте двух крупнейших русских деятелей на Православном Востоке свидетельствует о том, что произошла смена эпохи. «Господин Муравьев» уже не только ничего не определяет, но даже и нежелателен как участник механизма принятия решений. Не потому, что он хороший или плохой – об этом никто не думает, вопреки мнению митрополита Филарета, который много лет спустя, в 1866 г., узнав, что Муравьев оставляет давно бесполезную для него службу при Министерстве иностранных дел, с большим сожалением напишет ему: «Вашим знанием Востока и сношениями с ним могли бы пользоваться и Министерство, и Духовное Начальство». Нет, не могли бы. Все изменилось. Заработал другой механизм...

Сказанное выше, позволяет назвать время 30–40-х годов XIX в. муравьевским периодом русско-иерусалимских отношений. Соответственно, хранящиеся в личном фонде писателя в ОР РГБ его многолетняя переписка с патриархами и высшим духовенством Восточных Церквей и с русскими дипломатами (А.П. Бутеневым, В.П. Титовым, К.М. Базили), а также собранные им (в списках и переводах) официальные грамоты и послания восточных предстоятелей, адресованных Св. Синоду, императору Николаю I, митрополиту Филарету (Дроздову), представляют собой для указанного времени первостепенный источник по истории русского присутствия в странах библейского региона. Мы сочли необходимым включить в настоящее издание наиболее важные из этих документов, введенные в недавние годы в научный оборот И.Ю. Смирновой, которой выражаем признательность за право воспользоваться ими.

Создание русской духовной миссии в Иерусалиме («Проект Нессельроде и Порфирия»)

40-е годы XIX столетия стали решающими для формирования современной системы русско-палестинских церковных связей. В этот период все настойчивее обращают свои взоры к Иерусалиму и Ближнему Востоку великие державы Запада, маскируя нередко политические намерения религиозными интересами. В 1841 г. в Иерусалим назначается англиканский епископ из Лондона, в 1846 г. – «латинский патриарх» из Рима. В аналогичном положении находилась Сирия, где Антиохийская Православная Церковь также подверглась в рассматриваемый период натиску католических и протестантских проповедников.

Восточные Патриархи для успешного противостояния инославной пропаганде и прямой униатской опасности остро нуждались в поддержке православной России. При этом проблема русского присутствия на Востоке была из разряда сугубо деликатных. Нужно было не только противостоять в дипломатическом и культурном соперничестве европейским державам, не только подтверждать постоянно словом и делом перед турецкими властями отсутствие с русской стороны каких-либо империалистических поползновений, но и строго блюсти церковно-каноническую норму отношений с древними Патриархатами. Любой неосторожный, хотя бы и вполне доброжелательный по намерениям жест легко мог быть истолкован обидчивыми греками как вмешательство в дела иной Автокефальной Церкви.

При этом, подчеркнем, Россия никогда не рассматривала Палестину или Сирию, или другие страны региона как плацдарм колониальной агрессии, предмет каких-либо военно-политических амбиций. Никакая ухищренная аргументация послов Римского Престола, Германской империи, других держав, а мы знаем – со времен великого князя Ивана III – немало таких дипломатических попыток, ни разу не смогли завлечь Московское княжество, как затем и Московское царство, и Российскую империю, на путь «крестоносных» или иных геополитических авантюр.

Идея организации Русского Подворья в Иерусалиме высказывалась, как было показано выше, еще в царствование Александра I, при первом появлении иерусалимских представителей в Москве и Петербурге. Но проблема, не решенная в 1810-х гг., вновь становится насущной в тридцатых. Число паломников постепенно вновь возрастает. Отказавшись от продления Ункияр-Искелесского договора 1833 г. (а тем самым, как считали наиболее проницательные из дипломатов, и от всей системы единоличного покровительства православию в пределах Турции со стороны России⁶¹), император Николай I подписал Лондонскую конвенцию 15 июля 1840 г., открывшую эпоху широкого участия европейского «концерта» в делах Ближнего Востока. «С этого года так называемый восточный вопрос приобретает свой острый характер и политические цели европейских держав нередко прикрываются религиозным знаменем»⁶². В июле 1841 г. в Иерусалиме было учреждено англиканско-евангелическое епископство, в 1846 г. – назначен «латинский патриарх» из Рима. Теперь в том же Иерусалиме приходилось уже «не отставать» от западных религиозных и культурных инициатив.

Правда, и в новых обстоятельствах делалось все архиосторожно, медленно и завуалированно. 1 марта 1841 г., Обер-прокурор Святейшего Синода граф Н.А. Протасов в докладе Николаю I писал: «Преосвященный Воронежский [архиепископ Антоний (Смирницкий). – Н.Л.] уведомляет, что приходящие по возвращении из Иерусалима поклонники Гроба Господня все вообще, с чувством соболезнования, повествуют о бедственном положении, в каком находится сия святыня, и, вместе, о затруднениях, с какими сопряжено пребывание в Иерусалиме соотечественников наших, не имеющих там никакого постоянного пристанища»⁶³. Преосвященный предлагал учредить в Иерусалиме для русских паломников странноприимный дом, используя для этого «ныне почти стоящий впусте Крестный монастырь, где пребывал бы православный архимандрит из россиян с двумя или тремя монашествующими» для отправления славянского богослужения для паломников.

Год спустя, 13 июня 1842 г., вице-канцлер граф К.В. Нессельроде представляет императору доклад с программой крайне осторожных церковно-дипломатических мер по усилению русского влияния в Святой Земле. В докладе говорилось: «Бедствия Христианской Церкви на Востоке происходят не от одного лишь мусульманского владычества. Они также имеют причиною: 1) стремление католиков и протестантских миссионеров к распространению своих вероисповеданий; 2) недостаточность нравственных и материальных средств греческого духовенства для предупреждения пагубного их прозелетизма. При обсуждении мер, какие могли бы быть приняты со стороны российского правительства для поддержания Греческой Церкви, признавалось небесполезным присутствие в Иерусалиме благонадежной и образованной особы из российского духовенства. Мысль эта доныне оставалась без действия из опасения, чтобы не возбудить подозрения Порты и зависти других христианских держав. Но теперь приведение ее в исполнение становится более и более необходимым, в особенности со времени назначения в Иерусалим протестантского епископа»⁶⁴.

К счастью для дальнейшего, «особой из российского духовенства» оказался архимандрит, впоследствии епископ, Порфирий (Успенский) – не только «по довольному им знанию греческого языка и по опытности в обращении с заграничными единоверцами нашими», как представлял Синод, но и как человек благодатной духовной широты, выдающийся византинист и востоковед, историк и археолог, книголюб и бессребреник.

На первый раз он провел в Иерусалиме около восьми месяцев – достаточно, чтобы разобраться в местных делах, войти в доверие к Святогробскому братству, в ведении которого находятся, как известно, не только храм Гроба Господня, но и все епархии, и монастыри Палестины. Подробный отчет был представлен архимандритом 6 января 1845 г. по субординации константинопольскому послу – Порфирий был в двойном подчинении: МИДа и Синода. Главным в его отчете был вывод о насущности создания в Иерусалиме Духовной Миссии как постоянного представительства Русской Церкви при Патриархатах Востока. Спустя два года, доклад об учреждении Миссии, – представленный императору по-прежнему, не Синодом, а МИДом, все тем же Нессельроде, – был утвержден резолюцией Николая I «Быть по сему» от 11 февраля 1847 г. Эту дату Русская Церковь и отмечает как день рождения Миссии⁶⁵.

31 июля 1847 г. последовал указ Святейшего Синода на имя митрополита Санкт- Петербургского Антония (Рафальского), в ведении которого находились, по положению, зарубежные миссии и церкви. Данный указ впервые, кажется, называет основываемое учреждение «Российской Духовной Миссией в Иерусалиме»⁶⁶. Для турецких властей, впрочем, это по-прежнему никакая не «Миссия», а «архимандрит, находящийся в Иерусалиме в качестве поклонника, снабженного дозволением и формальной рекомендацией от русского духовного начальства»⁶⁷.

В феврале 1848-го первый состав Миссии – архимандрит Порфирий в качестве начальника и иеромонах Феофан (Говоров) – будущий святитель Феофан Затворник, великий богослов и подвижник Русской Церкви, в качестве его помощника, с двумя послушниками и служителем – прибыл в Иерусалим.

Православие в Палестине, прежде всего арабская православная паства, составлявшая дискриминируемое греками большинство в Патриархате, нуждалось тогда не только в материальной и моральной поддержке, но и, прежде всего, в религиозном просвещении. 14 июня 1849 г. было открыто задуманное Порфирием греческо-арабское училище – первоначально в Святогробском монастыре, в присутствии всего духовенства и Патриарха. Позже, в 1852 г., было решено школу расширить и перенести в Крестный монастырь. Тогда же начальник Русской Миссии сделался «эфором (попечителем) всех патриарших учебных заведений»⁶⁸. Незадолго до отъезда из Иерусалима (члены РДМ покинули Святую Землю в связи с Крымской войной в мае 1854 г.) архимандрит Порфирий присутствовал при первой проповеди на арабском языке Вифлеемского священника Илии, учившегося в иерусалимской школе: «училище, записывает он, в первый раз выслало проповедника слова Божия»⁶⁹.

В 1853 г. была создана типография для издания книг как на греческом, так и на арабском языках для православных арабов⁷⁰. Необходимость создания типографии давно сознавалась в Иерусалиме. Нужно сказать, что Патриарх Кирилл II, отдавая должное настойчивости архимандрита Порфирия в проведении в жизнь идеи типографии, озаботился, однако, чтобы основание типографии шло помимо Русской Духовной Миссии, даже без привлечения тех греческих специалистов, которых рекомендовал архимандрит. Работы в типографии, разместившейся в Никольском монастыре, начались в марте 1853 г. Одновременно с греческими шрифтами, был приобретен и арабский шрифт. Первые две книги на арабском языке – Апостол и Катехизис – вышли из печати 14 февраля 1854 г. В течение последующих шестидесяти лет своего существования типография оказала огромные услуги духовному просвещению арабского населения.

В остальном, насколько можно судить по публикуемым в настоящем издании отчетам Порфирия, деятельность Миссии не выходила практически из круга научных занятий. В плане политического, духовного и всякого иного присутствия в Палестине приходится, к сожалению, в целом согласиться с мнением такого авторитетного (хотя и очень «личного») критика, как В.Н. Хитрово. Может быть, автор чуть-чуть и преувеличивал, говоря, будто «первое десятилетнее существование Русской Духовной Миссии прошло совершенно бесплодно». Но у Миссии по-прежнему не было ни собственного помещения, ни храма для богослужения, ни средств для какого-либо влияния на церковно-политическую и культурную ситуацию в регионе. «Проект Нессельроде и Порфирия» оказался несостоятельным, как и вся политика канцлера, приведшая Российскую империю к Крымской катастрофе.

Из истории Русского консульского представительства в святой земле

В условиях, когда в международных трактатах и конвенциях тема святых мест вновь приобрела международно-правовой характер, а церковно-дипломатическая проблематика сделалась неотъемлемой частью внешнеполитического дискурса, Россия продолжала вековые традиции своих связей с православными народами Османской империи – и своей исторической ответственности за них. Не всегда явно формулируемая, эта тема ответственности неизменно выступала одним из факторов политической и военно-политической деятельности императорской России XVIII-XIX вв. Подлинным водоразделом в этом отношении стала эпоха Крымской войны, самое возникновение которой было связано, как известно, с традиционной для России попыткой защиты прав православного населения Турецкой империи⁷¹.

Позднее В.Н. Хитрово, умный и проницательный историк русской церковной политики в регионе, один из создателей Православного Палестинского Общества, с горечью скажет, что «развалины нашего многострадального Севастополя были ответом на вопрос: кому владеть ключами Вифлеемского храма»⁷². Или, иначе сказать, были платой России за интересы Православия на Ближнем Востоке.

Военные и политические итоги кампании, заставившие правительство Александра II приступить к осуществлению обширной и серьезнейшей программы реформ в социально-экономической и духовной жизни России, не могли не коснуться и положения дел в Палестине. Не случайно атмосфера первых лет по окончании Крымской войны (а отчасти и военных лет) была наэлектризована, среди прочих общественных веяний, заостренным вниманием к древним проблемам Православного Востока, так больно и современно вдруг срезонировавшим на павших твердынях Севастополя. Императив перемен во внутренней и внешней политике, в том числе на ближневосточном направлении, интерес и вкус к пробуждению целых, вчера еще «безглагольных и недвижимых» стран и регионов, способствовал активизации различных партий, кружков, разделений в сановной элите Петербурга, не исключая и Высочайшего Двора.

В 1856–1857 гг. мы становимся свидетелями одновременного запуска нескольких разноплановых и разнонаправленных проектов возобновления русского присутствия на Востоке – Министерство иностранных дел выступает инициатором не только восстановления, но и статусного «разогрева» Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, Военно-Морское ведомство торопится (и торопит) с созданием Русского Общества Пароходства и Торговли – между прочим, с Иерусалимом в качестве ближайшей цели приложения усилий, императрица Мария Александровна с «морганатическим» кружком друзей и фрейлин проектирует Благотворительный Комитет со своей личной Иерусалимской кассой... Каждая из названных инициатив сопровождается шлейфом программных и сопроводительных текстов: аналитических записок, докладов, отчетов; отзывов и рецензий на эти записки и отчеты; ответов и возражений на эти рецензии и отзывы... Профессионалы и дилетанты, более или менее тайком друг от друга, напряженно работают над концепцией и идеологией русского дела на Востоке.

Создание русского консульства в Иерусалиме в 1858 г. имело свою предысторию. Первая попытка учреждения дипломатического представительства на Ближнем Востоке восходит еще к эпохе Императрицы Екатерины II. В 1785 г. в ряду консульств и вице-консульств, учрежденных русским правительством в различных портовых городах Греции и других областей Османской Империи, было и вице-консульство в Бейруте (указ Екатерины II от 16 мая 1785 г.). При отправке к месту службы, первый русский вице-консул в Бейруте капитан Реджи Коронелли получил Высочайше утвержденную подробную инструкцию. К сожалению, в результате начавшейся в 1787 г. Русско-турецкой войны он так и не прибыл к месту назначения.

Лишь при Александре I, как было сказано выше, в 1820 г., было учреждено российское вице-консульство в Яффе. Этот пост занял Георгий Мострас (1787–1838), грек по происхождению, который служил с июля 1818 г. канцелярским чиновником в Константинополе в чине актуариуса⁷³. Впрочем, констатировал Дашков, «происшествия 1821 года помешали успеху сего дела и затруднили русским путь к Св. Гробу»⁷⁴. После Морейского восстания дипломатические и консульские представители России покинули пределы Османской империи.

Лишь после заключения Адрианопольского мира Министерство иностранных дел возвращается к вопросу об обустройстве русского паломничества в Святую Землю и реорганизации консульского представительства. Изменение политической ситуации (оккупация Сирии и Палестины войсками египетского хедива) привело, как говорилось выше, к переменам религиозно-дипломатическим. Самое время было разыгрывать карту русского православного паломничества. Между тем им по-настоящему никто не занимался, последний документ, на который будут ссылаться в МИДе в начале 1830-х годов, – доклад все того же Строганова, который достаточно жестко и нелицеприятно изобразил положение российских подданных в Константинополе и Святой Земле, как лишенных материальной, нравственной и консульской поддержки. С появлением в Азиатском департаменте А.Н. Муравьева, только что возвратившегося из поездки по Востоку, министр Нессельроде дает указание провести необходимые совещания и консультации по упорядочению ситуации.

Результатом стал журнал от 22 сентября 1832 г. созданного незадолго до того Совета министерства иностранных дел. Исходным пунктом было рассмотрение предложений, содержавшихся в донесении вице-консула Мостраса «О поклонниках, отправляющихся к святым местам». Помимо конкретных вопросов, связанных с более строгим цензом получения зарубежного паспорта (речь шла о выдаче паспортов к святым местам лишь лицам, имевшим не менее пятисот рублей), а также регулированием сроков пребывания в Святой Земле («чтобы все поклонники, по окончании богомолья, немедленно возвращались обратно в свое отечество»), Мострас выдвигал идею «о необходимости иметь в Иерусалиме агента для защиты от притеснения турков наших поклонников, пребывающих там около полугода»⁷⁵. Таким образом, Мострас был первым (и, пожалуй, единственным в первой половине XIX в.), кто осознал первостепенное значение Иерусалима в качестве центра дипломатической активности. Фактически речь шла об учреждении консульства в Иерусалиме, которое будет открыто лишь в 1858 г.

Журнал, принятый в первой редакции по Записке Мостраса и старому докладу барона Г.А. Строганова, был передан на отзыв А.Н. Муравьеву. Не входя здесь в подробности, касавшиеся обустройства паломников в Одессе, Константинополе и Палестине, обратим внимание на вопрос о консульском посте в Иерусалиме. Признавая, что, «не имея почти никаких торговых сношений с Сирией, мы имеем там нужду в консуле единственно для поклонников», Муравьев подчеркивал, что при необходимости «поддерживать имя русское на Востоке», консульский пост там «столь же важен, как египетский». Что касается места пребывания консульства, он отвергал Бейрут, несмотря на то, что там находились генеральные консульства европейских держав, считая, что достаточно «иметь там и в Акре только своих агентов», и предлагал в качестве более важного места Яффу⁷⁶.

Возникает вопрос – почему не Иерусалим? Неужели Муравьев, как, впрочем, и другие чиновники МИДа, не понимали, что именно за Иерусалим и его святыни развернется со временем ожесточенная борьба между европейскими державами? Тем более, что сам Муравьев в своем отзыве на проект журнала, признавал, что «никогда не были столь благоприятны обстоятельства для возвышения имени и влияния русского в Иерусалиме и для оказания какой-либо не милостыни, но политической защиты Святому Гробу». В преддверии Ункияр-Искелеси возможность, действительно, предоставлялась уникальная, и русская дипломатия ею не воспользовалась. Правильнее сказать, не решилась, побоялась воспользоваться.

Так или иначе, предложение Мостраса о назначении особого агента в Иерусалим было в 1832 г. отвергнуто, но зато было решено «вместо вице-консульского поста в Яффе учредить там пост консула, оклад коему увеличить до 2000 руб.».

Вопрос о выборе места для палестинского консульства вновь всплывет несколько лет спустя, в связи с назначением преемника Георгию Мострасу, скончавшемуся в 1838 г. от чумы. Выбор российского МИДа остановился на Константине Михайловиче Базили, греке по происхождению, человеке еще совсем молодом, но известном уже своими книгами о турецком Востоке⁷⁷.

С приездом К.М. Базили открывается новая страница в отношениях между Православной Россией и древними Патриаршими Престолами Иерусалима и Антиохии. Сочетая практический ум, такт и обходительность с дипломатическим лукавством, имея глубокое знание восточного быта, он как никто другой был способен понять, с одной стороны, особенности общественно-политического устройства Палестины и Сирии, а с другой – межконфессиональные и культурологические различия, вызывавшие неизбежные трения, а порой и конфликты между этнорелигиозными группами.

17 января 1839 г. он выехал из Петербурга⁷⁸; в мае 1839 г. прибыл к месту назначения⁷⁹. Как следует из письма к А.Н. Муравьеву от 6 октября 1839 г., написанного в Яффе, Базили в летние месяцы успел побывать в Иерусалиме, монастыре Саввы Освященного, возможно, и в других местах Палестины. Очевидно, из Яффы он ездил в Александрию для представления генеральному консулу графу Александру Ивановичу Медему (1803–1859), в подчинении которого были российские консулы и консульские агенты на Ближнем Востоке со времени египетской оккупации Сирии и Палестины. Здесь, по предложению Базили, им, совместно с Медемом, был разработан проект перемещения консульского пункта из Яффы в Бейрут, политический и торговый центр региона, где уже находились консульские службы других европейских держав.

Но чем объяснить это новое перенесение консульского поста, ведь Бейрут находится намного дальше от Иерусалима, чем Яффа?

Думаем, необходимо учитывать сугубо периферийный, с точки зрения европейских приоритетов, характер палестинско-сирийского театра и административно-политическую неопределенность самого статуса Иерусалима (имеем в виду ситуацию с египетской оккупацией, с одной стороны, и подчинение Святого Града то акрскому, то дамасскому паше). Это сегодня (да и так ли давно) политики научились принимать всерьез такие глобальные тенденции и факторы, как арабский (мусульманский) фактор или тем более китайский. Тогда, в 1830-е годы, весь политический опыт, вся дипломатическая практика, да и политические интересы государства лежали исключительно на Западе, в Европе. Все воспитание и подготовка дипломатов были ориентированы на работу с европейскими державами. Провинциальность и вторичность ближневосточного региона в глазах МИДа обуславливали жесткую экономию на консульских окладах (а при случае и готовность обходиться бесплатными услугами местных «агентов» в силу «обременительности для казны»). Между тем, привычный стиль жизни и менталитет предполагали максимальные удобства размещения и быта дипломатов и консулов (с семьями или без). Последний фактор был, как представляется, едва ли не решающим, например, для Базили, при выборе размещения консульства в Бейруте, а не в Яффе и не в Иерусалиме.

Был и еще один фактор, не позволявший профессиональным дипломатам (и не только им) правильно оценивать геостратегические перспективы русского присутствия в Иерусалиме. Мы имеем в виду исключительно светский характер воспитания и образования, который не оставлял, к сожалению, места для правильной оценки религиозных центров мира с точки зрения внешнеполитического или военно-политического целеполагания. Отвечая на поставленный выше вопрос, почему «Бейрут, а не «Иерусалим», мы можем сказать словами Бонапарта: Иерусалим «не входил в операционную линию» российской дипломатии.

Наконец, и это, кажется, касалось исключительно и лично Базили, отъезд в Бейрут отвечал негласной «взаимности» консула и Святогробского братства, освобождая последнее от всегда пугавшей его угрозы «русского контроля», а Константина Михайловича – от малоприятной обязанности вникать повседневно в иерусалимские склоки и от подозрений и обвинений в недостатке то российского, то греческого патриотизма.

Проект был одобрен в Петербурге и Константин Михайлович отправился в Ливан в звании российского консула Бейрута и Палестины. 20 ноября 1839 г. «был отсалютован наш флаг 21 выстрелом с крепости»⁸⁰. 30 декабря 1839 г. император Николай утвердил доклад вице-канцлера Нессельроде о переводе консульства из Яффы в Бейрут. В Яффе при этом был сохранен пост вице-консула, который на протяжении нескольких десятилетий занимал Николай Степанович Марабути, принятый в российское подданство 12 октября 1844 г.

После Крымской войны, когда правительство осуществляет целый ряд мер, призванных укрепить российское влияние на Востоке, создается в 1858 г. и русское консульство в Иерусалиме. Первым Консулом стал агент РОПИТа Владимир Ипполитович Доргобужинов (см. инструкцию, полученную им от Посланника в Константинополе А.П. Бутенева 9 августа 1858 г.). Официально доклад министра иностранных дел князя А.М. Горчакова об учреждении консульства был утвержден Императором Александром II14 декабря 1858 г.

Консулами (с 1891 г. генконсулами) в Иерусалиме были последовательно В.И. Доргобужинов (1858–1860), К.А. Соколов (1860–1861), А.П. Карцов (1863–1867), В.Ф. Кожевников (1867–1876), Н.А. Иларионов (1876–1878), вновь В.Ф. Кожевников (1879–1884), А.А. Гире (1885), Д.Н. Бухаров (1886–1888), А.П. Беляев (управляющий Консульством; 1888–1889), В.А. Максимов (1889–1891), С.В. Арсеньев (1891–1894), А.Г. Яковлев (управляющий генконсульством, 1894–1897; генконсул, 1897–1907), А.Ф. Круглов (1908–1914).

Не все из названных оказались на высоте своего призвания, т.к. служение Консула в Иерусалиме имело свои особенности. Прежде всего, это должно было быть именно служение – на страже русских и общеправославных интересов у Гроба Господня. Иногда, как по неточности разделения функций, так и в силу личной претенциозности, позиция консула вступала в неоправданное противоречие с позицией Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Так было при консуле А.П. Карцеве – в истории с отзывом двух подряд начальников Миссии (епископа Кирилла и архимандрита Леонида), так было при консуле Н.А. Иларионове, резко обострившем отношение с начальником Миссии архимандритом Антонином (Капустиным) и ставившем вопрос об упразднении Миссии. Сложные отношения, сложившиеся как с Миссией, так и с Палестинским Обществом у консула Д.Н. Бухарова, заставили в 1888 г. Председателя ИППО Великого Князя Сергия Александровича поставить вопрос об удалении его из Иерусалима.

Наиболее яркие страницы в историю иерусалимского генконсульства вписал несомненно Александр Гаврилович Яковлев (1854–1909). Глубоко осведомленный в русско-палестинских делах еще с начала 1880-х гг., он оказался незаменимым тружеником по укреплению за Россией русских недвижимостей в Святой Земле. Забота о русском землевладении – главной материальной основе русского присутствия и влияния в Палестине – всегда оставалась в повестке дня иерусалимских консулов и генконсулов. Но только А.Г. Яковлев сумел поставить дело так последовательно и юридически строго, что представленные в его отчетах описи российских недвижимостей доныне являются надежнейшим историческим источником. Донесение послу в Константинополе А.П. Нелидову от 29 апреля 1895 г. открывает серию аналитических обзоров владельческой документации по русским земельным участкам и постройкам. Опись, составленная тогда же, в излюбленной Яковлевым табличной форме, подвела впечатляющий итог русского присутствия в Палестине к концу XIX века.

Генконсула занимали не только вопросы русского землевладения, но и попытки других государств и конфессий ущемить интересы России и Православия. В справке об участке на Сионской горе, подаренном в 1898 г. султанским правительством кайзеру Вильгельму, Яковлев разделяет опасения Иерусалимской Патриархии относительно католического засилья в этом районе города. С другой стороны, генконсула не могли не беспокоить проявлявшиеся время от времени недружественные настроения по отношении к России со стороны самой Патриархии. Особое значение имела в этом смысле последовательно патриотическая и юридически безукоризненная позиция генконсула в так называемом «Айн-Фарском деле» (см. документы одноименного раздела в томе III настоящего издания). Именно его стараниями древняя Лавра преп. Харитона Исповедника, возобновленная русскими афонскими иноками на законно ими приобретенном участке в Айн-Фаре, осталась за Россией. Дело А.Г. Яковлева в отстаивании национальных интересов достойно продолжил последний российский генконсул в Иерусалиме А.Ф. Круглов (1908–1914).

Парижский мир и «несимметричный ответ»: «Проект Мансурова»

Но вернемся в первые годы после Крымской войны. Россия сосредотачивалась. На ближневосточном направлении результаты вполне очевидным образом воплотились в комплексе мероприятий, свидетельствовавших о наступлении принципиально нового этапа в истории русско-палестинских связей. До того момента русская политика в регионе базировалась преимущественно на традиционном – и для России, и для ее партнеров – представлении о решающей роли Православной Империи в защите интересов христианского населения на Востоке. Теперь, особенно в связи с результатами военной кампании, России пришлось в этом вопросе существенно потесниться в пользу европейских держав. Новый подход, призванный компенсировать проигрыши и уступки, состоял, в духе времени, в формировании сферы собственных интересов в Святой Земле и, значит, собственного плацдарма проникновения. Удобным и перспективным орудием для этого являлась исторически интенсивная и легко поддающаяся активизации стихия русского паломничества. Поставить его на поток, сделать даже если не экономически выгодным, то в известной степени самоокупаемым, а главное сделать из инстинктивного, неуправляемого народного движения инструментом умелой – и не только церковной – политики, для чего создать соответствующую инфраструктуру в Палестине и обслуживающую ее транспортно-коммуникационную систему на Черном и Средиземном морях – таковы были требования момента⁸¹. Инициаторами и главными деятелями нового проекта стали люди из так называемой «партии Мраморного дворца» – великий князь Константин Николаевич, генерал-адмирал, глава Морского министерства⁸², и его сотрудники по тому же ведомству: А.В. Головнин, Б.П. Мансуров⁸³, кн. Д.А. Оболенский⁸⁴.

В Париже еще не был подписан мирный договор 1856 г., а о русском проникновении на Восток уже заговорили в Иерусалиме. Первым шагом стало создание в 1856 г. Русского общества пароходства и торговли – с руководством в Петербурге и главной портовой базой в Одессе. Быстрота, с какой состоялось учреждение Общества, внимание, с которым к нему отнеслись в высших эшелонах власти, щедрое финансирование, предоставленное казной⁸⁵, – все свидетельствовало о важном значении, которое придавало ему правительство. Уже к концу 1857 г. в распоряжении Общества было 17 пароходов и 10 находилось на верфях. Для сравнения: в канун Крымской войны вся паровая флотилия Одесского порта состояла из 12 судов. Первые капитаны судов, офицеры и суперкарго РОПИТ – все были офицеры русского военного флота.

Идеологом и главным деятелем проекта был Борис Павлович Мансуров (18281910) – молодой энергичный человек, из известной семьи (его отец, Павел Борисович, был «закадычным другом» и адресатом поэтического послания А.С. Пушкина⁸⁶), окончивший Училище правоведения, близкий к Мраморному дворцу и, одновременно, к РОПИТу, к тому же, успевший хорошо зарекомендовать себя: в период Севастопольской обороны он руководил обустройством военно-морских госпиталей в Крыму, в 1856 г. выступил соавтором и редактором нового Морского устава. Ему не было еще тридцати, когда он был в конце 1856 г. командирован на Восток – «под видом частного путешественника для собрания нужных практических материалов и приготовления на основании оных вышеозначенного путеводителя к святым местам»⁸⁷. На организационные расходы ему было ассигновано 40 000 рублей в качестве кредита от Русского общества пароходства и торговли (с последующим погашением из сумм Морского ведомства).

Доклад, представленный Б.П. Мансуровым великому князю по возвращении в Петербург⁸⁸, был впоследствии издан с сокращениями в книге «Православные поклонники в Палестине»⁸⁹. Задача доклада состояла в доказательстве «рискованного», по выражению историка, тезиса, будто «интересы нашего правительства на Востоке совпадают с выгодами «Русского общества пароходства и торговли», и сие последнее может служить лучшим и вернейшим орудием для исполнения того, чего требуют достоинство и польза Русской Церкви»⁹⁰. Необходимо было «создать новые источники для приобретения денежных средств на обеспечение наших церковных дел в Палестине». А затем, вопреки планам канцлера Нессельроде, «привести наше вмешательство на Востоке в такую неполитическую форму, которая обезоружила бы наших противников»⁹¹.

«Новые источники» Мансуров на первый раз предложил искать в «массе доброхотных даяний». Собранные средства должны были далее поступить, по замыслу автора, в распоряжение людей деловых и подготовленных: «личная ловкость и опытность все значат в деятельности на таком далеком пункте, как Палестина». Для эффективного использования собранных средств необходимы «неизбежная доля личного произвола», с одной стороны, а с другой – «полное и неограниченное доверие во всех подробностях финансового дела». «В распоряжении большими суммами из частных источников гораздо лучше не вводить оных в официальную отчетность, а распоряжение оными предоставить конторе РОПИТ, отчетность коей проще и правильнее»⁹². Позднейшие критики Мансурова, прежде всего, А.А. Дмитриевский, из книги которого мы привели выше цитаты, были не вполне правы, «заподозрив» проект в излишней коммерческой его заостренности, едва ли не в «деляческом» характере. Конечно, коммерческий проект есть коммерческий проект, да и время (1850-е – 1860-е годы) – тот самый «расцвет» деловых людей и проектов, о котором Н.А. Некрасов писал в поэме «Современники».

Для преодоления сложного переплетения петербургских «вертикалей», «проект Мансурова» предполагал такое разграничение функций: «политическое покровительство и помощь будет относиться к обязанностям консула, попечение о нравственности и религиозной деятельности поклонников должно лежать на ответственности Духовной Миссии, наконец, заботливость о материальных нуждах и благосостоянии паломников ложится на Духовную Миссию совместно с агенцией РОПИТ, ибо в этой стороне дела заключается его собственная выгода»⁹³.

Доклад Мансурова получил в январе 1858 г. одобрительный отзыв архимандрита Порфирия (Успенского), признанного авторитета в иерусалимских делах⁹⁴. Именно Порфирий высказал в свое время подхваченную Мансуровым идею церковного сбора как главного внебюджетного источника для финансирования палестинских проектов⁹⁵. Аргументация таких авторитетов, как архимандрит Порфирий и Б.П. Мансуров, возымела действие. 27 февраля 1858 г. состоялось высочайшее повеление о проведении во всех православных храмах империи кружечного сбора и открытии подписки для пожертвований. Прием пожертвований и общее руководство мероприятием были возложены на Комиссариатский департамент Морского министерства (им управлял кн. Д.А. Оболенский). По прошествии года, когда «палестинский сбор» в достаточной мере продемонстрировал свою эффективность⁹⁶, предложения Мансурова и Порфирия обретают конкретные институциональные формы. 23 марта 1859 г. был издан указ об учреждении в Петербурге «особого Комитета» в составе обер-прокурора Св. Синода, статс-секретаря кн. Оболенского, директора Азиатского департамента МИД генерал-майора Ковалевского, члена Совета Министра финансов Небольсина и директора-распорядителя Русского общества пароходства и торговли Новосельского – «с тем, чтобы мнения и предположения сего Комитета были представляемы на Высочайшее усмотрение».

Созданной новой инстанции, вошедшей в историю под сокращенным названием «Палестинский Комитет», было поручено «предварительное соображение и обсуждение всех предположений и мер, которые по настоящему делу будут представляться и возникать по мере развития основываемого ныне на Востоке предприятия, с тем, чтобы в Комитете были сосредоточены все сведения, имеющиеся по настоящему делу в Министерствах иностранных дел, Морском и в ведомстве Св. Синода, и чтобы Комитет принимал от себя в случае надобности нужные меры к исполнению утвержденных предположений». Первым председателем Палестинского Комитета был назначен князь Д.А. Оболенский, с 22 июня 1859 г. главой Комитета стал вернувшийся из-за границы великий князь Константин Николаевич, управляющим делами в январе 1860 г. был назначен Б.П. Мансуров⁹⁷.

Между тем, уверенный в эффективности «палестинского сбора», Мансуров в 1858 г. вторично направляется в Палестину во главе целой экспедиции, включавшей епископа Порфирия (Успенского), архитекторов М.И. Эппингера и В.А. Дорогулина и др. Целью командировки было «озаботиться об улучшении быта паломников в Иерусалиме и подготовить все необходимое к приезду в Палестину великого князя Константина Николаевича с супругой Александрой Иосифовной».

Поскольку устройство паломников требовало безотлагательных мер, было решено, в качестве временного варианта, нанять и приспособить под странноприимные заведения частные дома в Иерусалиме, Рамле, Яффе, Назарете и Хайфе⁹⁸. Главной задачей было приобретение собственных земельных участков в Святом Граде и других местах Палестины и застройка их подворьями, призванными обеспечить нормальные условия для русских паломников.

Первым приобретением стал участок, на котором возникли так называемые Русские Постройки – самая крупная недвижимость России в Палестине. Возникновение замысла А.Г. Яковлев датировал временем Крымской войны. «По-видимому, наше Правительство возымело мысль о приобретении недвижимости в Святом Граде еще в 1855 г.». Трудно представить себе, чтобы в условиях военных действий против коалиции западных держав, когда, по воспоминаниям Порфирия (Успенского), МИД «забыл» даже о Русской Духовной Миссии и необходимости ее эвакуации из Палестины, дипломаты могли «возыметь мысль» о каких-либо новых учреждениях в Святой Земле. Но, разумеется, автор прав, когда связывает с замыслами русских приобретений имевший место ажиотаж в земельных спекуляциях на месте будущей Москобии. «Об этом проведали некоторые здешние жители и начали скупать по частям единственное место близ Иерусалима, на котором можно возвести достойные имени России постройки. До того времени оно было совершенно диким и пустынным. Ни на нем, ни даже далеко вокруг него не было ни одного дома вне городских стен. Нередко независимые феллахи убивали путешественников около самых Яффских ворот, запиравшихся с закатом солнца и отпиравшихся только на рассвете»⁹⁹. Но начало этой «земельной лихорадки» правильнее, на наш взгляд, связывать с первым появлением Мансурова в Иерусалиме.

Часть земли, что составляла общественную загородную площадь (Мейдан), была подарена султаном великому князю Константину Николаевичу в память о его приезде в Иерусалим. Посланник в Константинополе князь Лобанов-Ростовский сообщил иерусалимскому консулу о получении султанского ирадэ (указа) на этот подарок 28 июня 1859 г. Тем не менее Мансурову и консулу Доргобужинову пришлось все же истратить более 10 тыс. франков на бакшиши местным чиновникам, чтобы в действительности получить этот подарок. Другая половина Москобии состояла из участков, купленных в разное время у частных владельцев. Па эти покупки было получено другое ирадэ, о чем Лобанову-Ростовскому было вручено визириальное письмо от 21 рамазана 1275 г. (= 13 апреля 1859 г.). История приобретения отдельных участков имела свои, почти детективные, особенности¹⁰⁰.

Другим важнейшим приобретением Палестинского Комитета стало место близ храма Воскресения (Гроба Господня) в Старом Городе. В настоящее время там расположено Александровское подворье ИППО, с храмом во имя святого Александра Невского (освящен в 1896 г.). Участок совсем небольшой, но с точки зрения христианской археологии его значение трудно переоценить. Именно здесь раскопки архимандрита Антонина (Капустина) открыли Порог Судных Врат, через которые Спаситель шел на Голгофу¹⁰¹.

В апреле-мае 1859 г. состоялось первое русское августейшее паломничество в Святую Землю: великий князь с супругой и малолетним сыном посетили в пасхальные дни Иерусалим. Любопытно отметить, что даже ему пришлось буквально «прорываться» в Святую Землю сквозь неоднократные запреты и отказы, как всегда, не в меру осторожного российского МИДа¹⁰². Собственно, с этого момента – с весны 1859 г. – открывается подлинная летопись русского присутствия в Палестине. Земельные приобретения Мансурова и Доргобужинова в Палестине были лично осмотрены и одобрены великим князем.

Основным документом для расходов Палестинского Комитета, связанных со строительством в Иерусалиме, стал журнал Комитета от 15 апреля 1860 г. (с императорской резолюцией «Исполнить»). На основании этого журнала были даны подробные инструкции архитектору М.И. Эппингеру, получившему статус Главного Строителя, и иерусалимскому консулу В.И. Доргобужинову – с предоставлением им права производить расходы в пределах одобренной сметы с обязательным отчетом о ходе работ и расходовании сумм. На чертежах Эппингера вел. кн. Константином Николаевичем было собственноручно написано: «Государь Император соизволил одобрить сии проекты в общем виде. 21 апреля 1860 г.».

Эппингер был обязан представлять в Петербург ежемесячные отчеты о ходе работ, ежеквартальные – о расходовании сумм и ежегодные – итоговые. Иерусалимский консул также обязывался присылать подробные квартальные отчеты. Финансирование осуществлялось из Петербурга на имя русского консула (через счет, открытый у иерусалимского банкира Мельвиля П. Беркгейма) и проходило по консульской отчетности. Консул выдавал суммы, необходимые для работ, Главному Строителю. С 1862 г. в связи с временной вакансией консульского поста в Иерусалиме (из-за болезни и смерти консула К.А. Соколова) установился другой порядок: Главный Строитель и консул самостоятельно получали в банке причитающиеся им суммы, а приход и расход консула проходил, напротив, валовыми цифрами в отчетности Главного Строителя. Этот порядок, оказавшийся, по признанию Мансурова, «весьма удобным», продолжался до окончания всей строительной программы.

Триумф в Иерусалиме и размолвки в Петербурге

«Константиновский» период в истории русского дела в Палестине длился недолго. 22 мая 1862 г., в связи с отъездом великого князя наместником в Царство Польское, председателем Палестинского Комитета стал его ближайший сотрудник и единомышленник, управляющий Министерством народного просвещения (позже министр) А.В. Головнин. В марте 1863 г. к нему в министерство, вместе с капиталами Комитета и всем делопроизводством, был переведен и Мансуров.

Основным результатом деятельности Палестинского Комитета стали Русские Постройки. В ансамбль, воздвигнутый в 1860–1864 гг., входят Троицкий собор – главный храм Русской Палестины, двухэтажное здание Русской Духовной Миссии (в форме каре с четырьмя внутренними дворами и домовой церковью в центре), одноэтажные здания Елизаветинского мужского и Мариинского женского подворий, дом консула и Русская больница. Весь комплекс был обнесен каменной стеной с двумя въездами: «Церковные ворота» – в сторону Яффской дороги и «Консульские» – в сторону Наблусской.

Автором и руководителем проекта был Мартын Иванович Эппингер (1822–1872), профессор архитектуры, надворный советник, почетный вольный общник Академии художеств¹⁰³ – «грозный Мартын», как называл его в своем дневнике начальник Русской Духовной Миссии архимандрит Антонин (Капустин). Пять лет спустя, именно ему, совместно с французским архитектором Мауссом, будет доверена ответственная работа по реставрации купола Ротонды в храме Гроба Господня.

Строительные работы были окончены к 1 мая 1864 г., домовая церковь Миссии – во имя св. мученицы царицы Александры была освящена 28 июня 1864 г. «В два часа после полуночи началось служение заутрени. Когда пропели Слава в вышних Богу, начался крестный ход. Распустился русский флаг над домом Миссии, раздался русский трезвон». Так описывал событие очевидец¹⁰⁴.

Русские Постройки, увенчанные пятиглавием Троицкого собора, и сейчас производят сильнейшее впечатление¹⁰⁵. В описываемое время, в малоэтажном и вовсе не застроенном Иерусалиме (менее 20 тыс. жителей), когда пустыня подходила вплотную к средневековым стенам Старого Города, именно Русские Постройки в первую очередь бросались в глаза российским и иностранным паломникам и политикам, подъезжавшим к столице трех религий через Поклонную гору. В литературе приводилось свидетельство о восприятии события простыми жителями тогдашнего Иерусалима: «Русский царь купил у султана большой участок земли на удалении 30 локтей от Города и построил большую стену, и выстроил внутри и снаружи большие дворцы и башни, и украсил их орнаментом, и устроил храмы и купальни (имеются в виду цистерны. – Н.Л). И никто не может оценить богатство строения, а трудилось на нем 1500 ремесленников. И зовется город Новый Иерусалим, и посылает царь людей своей веры жить в нем»¹⁰⁶.

Между тем, к моменту иерусалимского триумфа радикально изменилась ситуация с петербургской вертикалью управления русским делом на Востоке. 7 апреля 1864 г. Палестинский Комитет был внезапно «свернут» и преобразован в Палестинскую Комиссию при Азиатском департаменте МИД. Высочайшее решение об этом было объявлено председателем Комитета Головниным 10 апреля. В состав Комиссии должны были войти тот же Мансуров, директор Азиатского департамента Н.П. Игнатьев и директор духовно-учебного управления Св. Синода кн. С.Н. Урусов¹⁰⁷. Иными словами, Комиссия, как и смененный ею Палестинский Комитет, формировалась из представителей достаточно узкого круга петербургской знати, состоявшей между собой не только в дружбе, но и в родстве, и свойстве. Тем более странно, как болезненно реагировали на происшедшее участники событий¹⁰⁸. 14 мая должно было состояться первое заседание Комиссии – и этим же числом датировано резкое письмо Головнина Мансурову, с требованием немедленной передачи дел и денег Палестинского Комитета новоназначенной Комиссии¹⁰⁹. Обиженный Мансуров также немедленно уйдет из Министерства народного просвещения, где состоял под начальством Головнина. Он получит позже, в порядке утешения, звание сенатора, но навсегда сохранит восприятие происшедшего «как свое личное поражение»¹¹⁰. Примечательно, что после 1864 г. до 1884 г. Мансуров больше не будет иметь возможности ездить в Палестину.

К этому же времени, в мае, по окончании строительства и сдаче на месте всех построек иерусалимскому консулу, вернулся в Петербург архитектор Эппингер, где и представил – уже после упразднения Палестинского Комитета – свой окончательный отчет. Он был передан на ревизию в Строительное управление Морского ведомства и, по утверждении, лег в основу сводного отчета Мансурова, который будет, однако, сдан им в Государственный контроль лишь в конце ноября 1866 г.¹¹¹

Официальное объяснение описанного выше coup d’etat в «палестинских» верхах Петербурга состояло в том, что с завершением иерусалимских построек Палестинский Комитет исчерпал свои функции и дальнейшее руководство русским паломническим делом целесообразно оставить в непосредственном ведении Министерства иностранных дел. Но почти конфликтные, для обеих сторон нервные обстоятельства дела позволяют предположить, что противоречия состояли не только в толковании вполне логичных преобразований. Не вполне, казалось бы, приличный акцент на денежной стороне вопроса заставляет вспомнить, что еще годами раньше факт бесконтрольного заведования собранными церковными пожертвованиями со стороны деятелей РОПИТа и связанных с ним акционеров мог вызывать нарекания у современников. Хотя цифры в отчете Мансурова сходились, как водится, копейка в копейку, программа Русских построек не была выполнена полностью. Мужское и женское подворья остались одноэтажными (согласно Высочайше утвержденному проекту М.И. Эппингера, они планировались двухэтажными), Троицкий собор, несмотря на дополнительные пожертвования, не получил внутренней отделки (завершение его убранства относится к 1871–1872 гг.; освящен храм 28 октября 1872 г.). Это означает, что в начальный период русское дело в Святой Земле шло достаточно туго и оказывалось в экономическом смысле проектом непропорционально дорогим, вопреки первоначальным предположениям и сметам. Не случайно Мансуров, как бы оправдываясь, подчеркивал в своем отчете, что «ни при учреждении Комитета, ни впоследствии не было установлено никаких правил, потому что на первое время впредь до утверждения смет статс-секретарь Мансуров имел полномочия действовать по собственному усмотрению, не ожидая утверждения смет, на основании непосредственных повелений Его Величества и великого князя генерал-адмирала».

Подводя итог событиям этого периода, отлично прослеживаемым по публикуемым документам, напомним, что иерусалимские подворья приняли первых паломников из России в сезон 1864 г. Главная цель, которую преследовали в Петербурге, создавая Палестинский Комитет, была достигнута: Русская Палестина стала реальным духовно-политическим фактором в жизни христианского Востока¹¹². Правда, в дальнейшем ее материальное обеспечение отнюдь не было блестящим. Палестинские подворья по прошествии лет ветшали, становились тесны для растущего потока паломников; общественность била тревогу, а бюрократические отчеты Палестинской Комиссии, оставались казенно-благополучными: рассчитывали на непритязательность и безропотность простонародной паломнической массы¹¹³. Назревала новая реорганизация русского дела на Востоке – с выдвижением на первый план (при решающей, по-прежнему, роли государственных структур и церковной «кружки») более свободной и демократической общественной инициативы, воплощением которой явилось Православное Палестинское Общество.

Русская духовная миссия в Иерусалиме: проблемы с церковной вертикалью

Особенностью развития русского присутствия в эпоху Палестинского Комитета, наряду с мерами по приобретению собственных участков земли в Иерусалиме, стало также повышение иерархического статуса Русской Духовной Миссии, во главе которой был поставлен епископ Кирилл (Наумов)¹¹⁴. К сожалению, названная мера сопровождалась резкими проявлениями межведомственной конкуренции и «подковерной» борьбы между светскими и духовными инстанциями, завершившейся удалением из Иерусалима двух подряд начальников РДМ – неуместно «раскрученного» самим же МИДом епископа Кирилла и неудачно назначенного Св. Синодом архимандрита Леонида (Кавелина). Притом, вторая, «леонидовская» стадия церковно-политического кризиса едва не довела до разрыва отношений с Иерусалимской Патриархией.

В судьбе РДМ отражалась общерусская ситуация: если вся Церковь со времен Петра I находилась в фактическом подчинении у чиновничьего аппарата империи, то и Миссия в глазах чиновников МИДа могла казаться бесправным и едва ли нужным придатком светских дипломатических структур¹¹⁵. Конфликтность ситуации была усилена еще и тем, что заведование строительством русских храмов и странноприимных домов в Иерусалиме было возложено в 1859 г., в обход и Миссии, и Синода, на вполне светский по характеру Палестинский Комитет, – при том, что одним из главных экономических источников существования как Палестинского Комитета, так, позже, и Палестинской Комиссии, и Палестинского Общества, являлся, как мы видели, всенародный, церковный по характеру «палестинский» или Вербный сбор. Очевидно, на перехват инициативы в управлении паломническим движением людьми для духовенства посторонними оно не могло смотреть равнодушно, а тем более с одобрением. Отчасти и здесь вопрос упирался в деньги. «Что делает или хочет делать Пароходное Общество? Не видно. Оно хочет строить церковь, помещения и больницу для поклонников. Но это не больше ли принадлежит Духовной Миссии, нежели Обществу пароходства и торговли? А между тем, деньги, собираемые на богоугодные заведения в Иерусалиме, Общество пароходства и торговли имеет в своих руках и заботится, как бы и впредь в большом количестве получать их в свои руки»¹¹⁶.

Но, с другой стороны, попытаемся встать на точку зрения дипломатов и представителей Палестинского Комитета. Русские Постройки со всеми странноприимными домами, храмами и подворьями, с паломниками, которых с каждым годом становилось все больше, – все это хозяйство было подчинено и подведомственно иерусалимскому консулу. Он должен был блюсти и государственное достоинство, и интересы России, и церковное благолепие, и отношения с Иерусалимским Патриархом, потому что через него (не через начальника Миссии) передавались и приходившие из России пожертвования на Гроб Господень и официальная переписка со Святейшим Синодом.

Можно ли считать нормальным положение, когда консул вынужден (по должности, по инструкции) брать на себя и существенную часть обязанностей церковных? Может быть, и нельзя. Но изменилась ситуация – и могла измениться – только по прекращении существования Православной Империи. Что мы выбираем? Чтобы существовала Православная Империя, и ее люди, ее послы и консулы представляли, в том числе, и церковные интересы? Или будем настаивать на никогда в истории не существовавшей независимости Русской Православной Церкви от государства, вплоть до утраты ею (как случилось после 1917 г.) не только государственного покровительства, но и какого-либо правового статуса? Так был поставлен вопрос историей.

Рассмотрим ситуацию внимательней. Когда начальником Русской Духовной Миссии был назначен в 1857 г. не архимандрит, а епископ – Кирилл (Наумов; 1823–1866), доктор богословия, известный своими трудами в церковной науке, оказалось, что ни сотрудники Российского консульства в Иерусалиме, ни влиятельные члены Святогробского братства не были готовы к правильному и спокойному восприятию изменившегося статуса Миссии. В результате трений, зависти и подозрений, епископ Кирилл после шести лет успешной работы был без суда и следствия смещен со своей должности, отозван из Иерусалима и отправлен в Казань настоятелем одного из монастырей – практически в ссылку. Как писал историк русского дела в Палестине А.А. Дмитриевский, «первые наши деятели на Ближнем Востоке – Преосвященные Порфирий и Кирилл – если и не достигли тех положительных и осязательных результатов, какие от них вправе было ожидать Отечество, имея в виду их таланты и характеры, то все же благодарные преемники их, мы уверены, всегда помянут их добрым словом признательности и не забудут, что эти деятели сошли со сцены не по своей вине»¹¹⁷.

Ему на смену назначается образованный и энергичный архимандрит Леонид (Кавелин; 1822–1891), постриженик знаменитой Оптиной пустыни, в прошлом – гвардейский офицер, в будущем – известный церковный историк и археограф, автор множества ученых публикаций, в т.ч. одного из лучших в прошлом столетии путеводителей по Иерусалиму. Но его независимый, может быть, не к месту прямой характер, издержки темперамента и ряд допущенных просчетов вскоре делают его persona non grata – сначала в кругу русского консула, а затем, в результате клевет и происков, и в глазах греческой Патриархии.

Главной причиной сложностей и аномалий в жизни и деятельности Миссии, которые привели к указанным конфликтам и нестроениям, была система «двойного подчинения». Православная политика России на Ближнем Востоке, как может быть, всякая «православная политика», сопряжена была с неразрешимым, видимо, в реальной истории парадоксом. Практически с самого начала, со времен Владимира Красного Солнышка и игумена Даниила, русское присутствие в Святой Земле осуществлялось по традиционным церковным каналам, но как преимущественно и прежде всего – державная, государственная инициатива. Мы нарочно подробно остановились выше на обстоятельствах и специфике самого процесса учреждения РДМ в Иерусалиме. Анализ документов заставляет признать неоспоримый факт: и в данном случае инициатива исходила из государственных структур – прежде всего, внешнеполитического ведомства. Интересы России и интересы Православия в мире были неразрывны и приоритетны как для российских дипломатов, так и для сотрудников великого князя Константина Николаевича и его Палестинского Комитета. Все – патриотически и православно настроенные, самые образованные и дальновидные люди Империи. Но...

Но дело было в том, хотя это почти никогда не озвучивалось ни в светских, ни в церковных документах, главой Русской Церкви, как и в Византии, реально был император¹¹⁸. Церковь была подчинена ему так же, и на тех же основаниях, как другие министерства и ведомства. В том числе, с точки зрения работы на восточном направлении, именно императору принадлежала прерогатива принятия решений и по дипломатическому, и по церковно-дипломатическому каналам.

При этом эффективное выполнение этой «самодержавной» функции зависело не только от «случайностей рождения» (как говаривал В.О. Ключевский), но и от воспитания и подготовки самодержцев, и, наконец, – но не в последнюю очередь, – от общей социально-политической установки. Мы имеем в виду – как именно самодержавная по форме правления, дворянская по классовой природе, европейская по культуре и менталитету – православная Российская Империя относится непосредственно к Церкви и к духовенству. И беда состояла в том, что относилась плохо, без подобающего уважения, без обеспечения должного социального и политического статуса этим самым представителям духовенства. Хуже того: без доверия к ним. Вот, кажется, найдено нужное слово. Для присмотра за иерархами в Синоде было нужно «государево око» – обер-прокурор. Для присмотра за правящими архиереями на местах нужны были губернаторы и регулярно посылаемые ревизоры. За батюшкой на приходе – местный пристав или иная полицейская опека.

Кто был нужен для присмотра за духовным лицом на церковно-дипломатической ниве? Естественно, посол и консул. Это определяло поле напряженности при любых, даже самых выигрышных раскладах в личностном подборе тех и других.

Православный вакуф: «Проект Антонина»

Имя и подвиг архимандрита Антонина (1817–1894) входят в бесспорный золотой фонд истории Русской Церкви XIX века. Именно ему, подвижнику-одиночке, не оцененному современниками и лишь теперь во всем своем скромном величии предстающему перед потомками, мы обязаны не в последнюю очередь тем уникальным историческим наследием, которое в целом называется Русской Палестиной и является главным итогом полуторавековой работы России в Святой Земле.

Сын священника из глухой уральской деревни, типичный русский самородок, настоятель русских посольских церквей в Афинах (1850–1860) и Константинополе (18601865), начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (1865–1894) – более сорока лет отдал он служению интересам Православия на Востоке. В истории известны такие феноменальные случаи взаимодействия различных этнокультурных, хотя духовно близких традиций как великий русский иконописец Феофан Грек и великий русский духовный писатель Максим Грек. Уникальность явления заключается в том, что мы не знаем, стали бы они великими, продолжая работать на родине или в другом каком-либо месте. Их сделала великими Россия. Антонина великим сделал греческий православный Восток. Российский посол в Константинополе граф Н.П. Игнатьев считал даже, что после святителя Филарета (Дроздова) Антонин – единственный человек, способный тонко и безошибочно выстраивать отношения с Православным Востоком¹¹⁹.

Достойный представитель русского ученого монашества, на всех этапах своего служения Антонин много и плодотворно занимался научными изысканиями по церковной археологии, археографии и византинистике. Подобно своим предшественникам по работе в Миссии – Порфирию (Успенскому), Феофану Затворнику, Леониду (Кавелину) – отец Антонин оставил значительное творческое наследие¹²⁰. Он был одним из первых исследователей греческих и славянских рукописей Иерусалима, Афона и Синая. Собранная им коллекция древних манускриптов (ныне в Библиотеке Российской академии наук в Петербурге) включает как греческие и славянские, так и арабские рукописи.

Обосновавшись в Иерусалиме, он всего себя посвятил интересам Православия в Святой Земле. Если начало русской земельной собственности в Иерусалиме было положено и одобрено российским правительством, то продолжение и расширение ее с 1865 г. было целиком личной инициативой Антонина.

Неопределенность статуса РДМ в «треугольнике» между МИДом, Синодом и Палестинской Комиссией приводила к тому, что Миссия, в обязанности которой по мнению дипломатов входило лишь духовное «окормление» паломников, постоянно преступала – и вынуждена была преступать – предначертанные ей границы. Приезду архим. Антонина в Иерусалим в сентябре 1865 г. предшествовала целая серия скандалов и нестроений – с удалением по требованию консульства подряд двух вполне достойных начальников РДМ. В Св. Синоде всерьез задумались, как быть дальше с РДМ. И решили послать туда – в качестве последней меры – архим. Антонина. Так, почти случайно, по игре ведомственных амбиций и личных честолюбий, в Святой Земле появился один из главных деятелей Русской Церкви на Востоке, которому суждено было стать основателем Русской Палестины.

Антонин приезжает в Иерусалим как лицо, первоначально удобное для обеих сторон – МИДа и Св. Синода, протеже графа Игнатьева, с одной стороны, и митр. Филарета – с другой. Правда, в противостоянии сторон мало что изменилось. Его деятельность тоже не укладывалась в рамки рутинной системы и дипломатического протокола. В истории почти 30-летнего служения его в Иерусалиме трудно найти хоть один продолжительный период затишья и покоя. В 1870-х гг. неоднократно ставился вопрос о закрытии Миссии и перемещении архимандрита Антонина, – в том числе, «на повышение», с возведением в сан епископа. И, однако, Антонин «пересидел» в Иерусалиме пятерых консулов и четырех Иерусалимских Патриархов – «вдали от родины, среди не только чуждых, но постоянно враждебных элементов, где приходилось не только взвешивать каждое слово, но... даже самую потаенную, задушевную мысль»¹²¹. Он смог одолеть «систему», потому что политиканству и аппаратным играм противопоставил нечто более серьезное и беспроигрышное – он изучал библейские древности, покупал участки земли, связанные с теми или иными ветхозаветными или новозаветными преданиями, строил странноприимные дома и церкви. Создание Русской Палестины – целой инфраструктуры храмов, монастырей, паломнических приютов и земельных участков – стало главным подвигом жизни Антонина. «Только ему одному, его твердости, его настойчивости Православная Россия обязана тем, что стала твердою ногою у Святого Гроба»¹²².

Дневники Антонина 1860-х – 1880-х гг. изобилуют записями о совершенных земельных покупках. Один за другим были приобретены участки в Хевроне (с Мамврийским дубом, 1868; ныне – принадлежащее РДМ подворье в честь Святых Праотцев), в Яффе (1869; ныне – подворье «Праведной Тавифы»), в Айн-Кареме (1871; ныне – Горненский Свято-Казанский женский монастырь), на Елеоне (1871; ныне – Русский Вознесенский монастырь), в деревне Силоам («Могила дочери фараона», 1873), в Иерихоне (1874; подворье св. Иоанна Предтечи) и др¹²³. История некоторых из них читается как детектив.

Первый участок – на горе Елеон, где ныне, буквально в сотне шагов от места Вознесения Господня, находится Русский Спасо-Вознесенский женский монастырь, – был куплен в 1868 году в условиях острой конкуренции с кармелитским католическим монастырем Pater Noster. Причем, в отличие от вельможных французских покупателей (основательницей монастыря была личная приятельница Наполеона III герцогиня Ля Тур д’Овернь), за русским монахом не было ни государственной поддержки, ни больших денег. Весь годовой бюджет миссии составлял около 14,5 тыс. рублей (включая содержание храмов и подворий, оклады сотрудников, материальную помощь паломникам и православным арабам).

Почти одновременно были начаты переговоры о покупке земли в Горнем (по-арабски Айн-Карем). На месте встречи Богородицы и Елизаветы, рядом с францисканским монастырем Magnificat, и вокруг него, Антонину удалось купить значительный участок земли, на котором расположен ныне Русский Горненский женский монастырь¹²⁴. Основная спонсорская помощь для приобретения земли в Горнем была ему оказана бывшим российским министром путей сообщения П.П. Мельниковым, организовавшим в Петербурге специальный комитет по сбору пожертвований. Затем были приобретены участки в Хевроне – с библейским «дубом Мамврийским», под которым Авраам встречал Пресвятую Троицу в виде трех ангелов (Быт.18:1–2), в Яффе – на месте дома и гробницы праведной Тавифы (Деян.9:36–41), в Иерихоне и многих других местах. Участки покупались на имя драгомана (переводчика) миссии турецкого подданного Якова Егоровича Халеби. И уже тот оформлял дарственную на имя своего начальника.

Покупка земельных участков и учреждение приютов для паломников, строительство храмов и основание монастырей, стало главным подвигом жизни Антонина. Как сказал В.Н. Хитрово, «только ему одному, его твердости, его настойчивости Православная Россия обязана тем, что стала твердою ногою у Святого Гроба»¹²⁵. Но была и другая проблема – кому de jure принадлежит «Русская Палестина» и кому она будет принадлежать завтра. Об этом размышляли российские консулы в Иерусалиме, об этом думали в МИДе и в Синоде в Петербурге. Проблема обострялась с годами, дипломаты требовали, чтобы начальник РДМ перевел свою недвижимость на имя государства, но сделать это, по турецкой судебной практике, было очень сложно. Да Антонин и не торопился, так как понимал, что это в любой момент может обернуться его переводом из Иерусалима. В 1889 г. был найден выход.

Воспользовавшись правовой нормой шариатского земельного законодательства, Антонин актом от 12 сентября 1889 г. обратил шесть наиболее крупных из своих приобретений в вакуф – собственность религиозной общины (в данном случае, Св. Синода), не подлежащую продаже, обмену или передаче по наследству. При этом, пожизненным держателем вакуфа был он сам.

Так сложился знаменитый «вакуф архимандрита Антонина» в Святой Земле, завещанный им в 1894 г. Святейшему Синоду – то есть Русской Православной Церкви. К началу XX века совокупность приобретенных им земельных участков оценивалась в миллион тогдашних русских рублей. Впоследствии вакуф и спас Русскую Палестину: вакуфные участки не могли быть проданы ни советским правительством, ни Зарубежной Церковью.

Палестинское «владельчество» и строительство о. Антонина неразрывно были для него связаны с задачами православной археологии. Во второй половине XIX в. интерес мировых держав к Палестине, обусловленный, разумеется, не только религиозными или научными интересами, способствовал расцвету археологических исследований. «Страна делается не только страной религиозного энтузиазма, страной мистического общения с Богом в местах его рождения и страдания, страной-реликвией, страной-музеем, но и страной искания реликвий, страной раскопок, страной археологии и археологов»¹²⁶. Русские археологи – и архимандрит Антонин более других – также внесли заметный вклад в изучение Святой Земли. В дневниках и письмах Антонина находят отражение не только исследования самого архимандрита (на Елеоне, в Айн-Кареме, Гефсимании, Иерихоне), но и раскопки всех известных археологов-палестиноведов того времени. Его Русская Палестина отнюдь не была конгломератом отдельных, по случаю и по сходной цене приобретенных недвижимостей. В конечном счете, не была она, разумеется, и результатом целенаправленного археологически обоснованного поиска. Мы никогда не получили бы этого уникального феномена в истории религии и культуры, если бы с самого начала для архимандрита Антонина в идею собственности, археологического исследования, строительства странноприимного дома, а затем и храма не привходило собственно богословской идеи, если бы за каждым его обретением не стояло глубокой и точной религиозной интуиции. Русская Палестина вызревала и созидалась как некое сакральное пространство русского вхождения в реалии Святой Земли.

В Иерусалиме Антонин встретился с редким, может быть, единственным на земле напластованием сакральных пространств – ветхозаветного «Города Царей», римской языческой Элии Капитолины, византийского города Константина и Елены, храмового комплекса Гроба Господня крестоносцев, Via Dolorosa францисканцев. Антонину посчастливилось не только удачно включиться в этот процесс «сакрального проектирования», но и поставить – для своего времени – своеобразные авторские «точки»: открыв (почти назначив) Порог Судных Врат на Крестном пути, «увидев», а затем построив и освятив Русскую Свечу на Елеоне, сделав русской собственностью Дуб Мамврийский в Хевроне, устроив «приют Закхея» в Иерихоне, дом праведной Тавифы – в Яффе, православный «Горний Град Иудов» в Айн-Кареме. Поразительно и другое: как за сумасшедшим ритмом «трудов и дней» начальника Миссии он ни на день не забывал, и не упускал ни одной возможности что-то найти, купить, исследовать, освятить храмом или часовней.

... На самой макушке Елеона высится 64-метровая четырехъярусная колокольня, которую в Иерусалиме называют «Русская Свеча». С площадки верхнего, четвертого, яруса ясно видна на востоке блестящая синь Мертвого моря. По преданию, одной сажени не хватило Антонину, чтобы на западе можно было увидеть Средиземное. В 1886 г. архимандрит записал в дневнике: «Долго сидел там на своей высокой колокольне и раздумывал о временах далеко-будущих. Роды родов будут подниматься на высоту, где я сижу, а о чем будут думать они?.. Верно, не о том, кто доставил им случай полюбоваться на целокупный образ вечно-вещей Палестины»¹²⁷.

Из числа последующих начальников Русской Духовной Миссии подлинным продолжателем дела Антонина может быть признан только архимандрит Леонид (Сенцов Михаил Иванович; 1858–1918). Он родился в Рязани, в купеческой семье. Окончив Высшее Московское Техническое училище, долго служил инженером-механиком на фабрике в Орехово-Зуеве, но, почувствовав влечение к монашеству и церковному подвигу, в 1898, в возрасте 40 лет, резко меняет свою жизнь и поступает в Московскую Духовную Академию. Участник знаменитого паломничества группы профессоров и студентов во главе с ректором Академии епископом Арсением (Стадницким) в Святую Землю летом 1900 г., Сенцов стал одним из соавторов изданной по итогам путешествия книги «В стране священных воспоминаний».

Назначенный указом Св. Синода от 16 апреля 1903 г. начальником РДМ, Леонид приобретает для Миссии новые земельные участки, строит церкви в Хайфе и Хевроне (у знаменитого Мамврийского Дуба), начинает возведение соборных храмов в Елеонском и Горненском монастырях. Плодотворная работа РДМ под руководством архимандрита Леонида обращала на себя внимание начальства, он был даже вызван в Петербург для представления императору Николаю II (церемония состоялась в Царском Селе 10 декабря 1912 г.)¹²⁸. Согласно отчету Контроля Св. Синода 1914 г., им было приобретено 16 участков, на многих были построены (или начаты строительством) храмы и подворья, существующие до настоящего времени. Он построил церковь Ильи Пророка в Хайфе (освящена в 1913 г.), церковь Святых Праотцев с приделом Святой Троицы у Дуба Мамврийского (освящен в 1925 г., но построен еще в 1914 г.), начал строительство соборного храма в Горненском монастыре (храм завершен и освящен по благословению Святейшего Патриарха Алексия II в октябре 2007 г.).

С началом Первой мировой войны о. Леонид был эвакуирован со всем составом Миссии в Александрию, откуда в 1917 г. отправляется в Россию для участия в Поместном Соборе 1917–1918 гг. В 1918 г. он представил участникам Собора доклад о деятельности Русской Духовной Миссии¹²⁹. Умер в Москве, могила не сохранилась.

Императорское православное Палестинское общество: «Проект Хитрово»

Православное Палестинское Общество (с 1889 г. Императорское) – старейшая в России научная и благотворительная неправительственная организация, учрежденная в 1882 г. с целью координировать и объединять усилия по укреплению русского политического, культурного и научного присутствия в Св. Земле и других странах библейского региона: развитию и обустройству православного паломничества, по оказанию помощи и поддержки Восточным Православным Патриархатам, гуманитарно-просветительной работе среди арабского православного населения. Мысль о подобном учреждении, как было сказано выше, высказывалась еще в 1840-е гг. архим. Порфирием (Успенским), А.Н. Муравьевым, А.С. Норовым, но при воплощении вместо свободной общественной инициативы претворялась в казенные заведения типа Палестинского Комитета (1859–1864) или сугубо чиновничьей Палестинской Комиссии при Азиатском департаменте МИД (1864–1889). Инициатором создания ППО как общества нового типа выступил известный палестиновед, государственный и общественный деятель В.Н. Хитрово (1834–1903). Получив блестящее образование в Александровском лицее, он поступил на службу в Государственный контроль, затем – в Комиссариатский департамент Морского министерства. Позже служил в Министерстве финансов, занимался устройством в России первых ссудосберегательных товариществ и руководил ими в течение 20 лет. Но подлинное свое призвание он обрел в Палестинском Обществе. Глубокий духовный интерес к Святой Земле проявился в его деятельности задолго до основания Общества. Летом 1871 г. была совершена им первая – еще полутуристическая, полупаломническая – поездка в Палестину. Увиденное во время этого путешествия: и тяжелое, беспомощное положение русских паломников, и безотрадное состояние православной арабской паствы Иерусалимского патриархата – произвели на вполне благополучного петербургского чиновника столь сильное впечатление, что весь духовный мир его изменился, вся дальнейшая жизнь его была посвящена делу укрепления Православия на Ближнем Востоке¹³⁰.

Идея носилась в воздухе. В конце 1860-х г. мысль о создании подобного Общества публично заявляет и другой из великих основателей Русской Палестины, начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрит Антонин (Капустин). «Из отчетов немецкого «Общества Святого Гроба”, устроившегося в рейнских провинциях Пруссии, – писал он в одной из своих иерусалимских корреспонденций, – видно, что взносы его в 1868 году простирались до 15,5 тысяч талеров. Это в одной, малейшей части католического мира! С такими пособиями можно, конечно, идти вперед всякой пропаганде. Когда сравнишь эти тысячи с тем нулем, которым располагает наша <Духовная> Миссия, то волей-неволей пожелаешь, чтобы что-нибудь было, чего нет... И в самом деле, не могло бы разве и у нас, в великой и христолюбивой России, составиться «Общество Святого Гроба”, например, или иначе как, чтобы спасти еще остающуюся горсть православных жителей первохристианской земли (Палестины) от раскрытой пасти волка?»¹³¹

В лице В.Н. Хитрово архимандрит нашел для воплощения своего замысла благодарного единомышленника и соратника. Но пробудить религиозный и тем более политический интерес к Иерусалиму в русском общественном сознании было в те «позитивистские» годы не так просто. Да и резон не был самоочевидным: в Петербурге уже почти 20 лет существовала и функционировала Палестинская Комиссия Б.П. Мансурова, в Иерусалиме более 30 лет работала Русская Духовная Миссия, с которой светские инстанции не знали, что делать; Русское Общество Пароходства и Торговли исправно возило паломников из Одессы в Яффу и обратно, – казалось, что еще нужно?

Успеху стараний Хитрово способствовал ряд обстоятельств. Серьезное общее влияние оказал подъем православно-патриотического сознания в обществе, связанный с освободительной Русско-турецкой войной 1877–1878 гг., когда русские войска едва не овладели Царьградом. Восточный вопрос и русское дело на Востоке приобрели вдруг совершенно новый, победоносно-наступательный ракурс. И, хотя волна энтузиазма сменилась вскоре разочарованием, наступившим после Берлинского трактата, само поражение горчаковской дипломатии в Берлине требовало реванша.

Другим важнейшим фактором стало паломничество в Святую Землю 21–31 мая 1881 г. великих князей Сергия и Павла Александровичей, с их двоюродным братом, великим князем Константином Константиновичем (впоследствии известным поэтом К.Р., президентом Академии наук). Непосредственным поводом к поездке стали трагические утраты в царской семье. 22 мая 1880 г. умерла императрица Мария Александровна. Император Александр III и его братья свято чтили память своей матери, особенно младшие, Сергий и Павел Александровичи, у которых сложился своеобразный культ почившей императрицы. 1 марта 1881 г. бомбой террористов был убит император Александр II. В мае того же года великие князья отправляются в Святую Землю. Неизвестно, кто подсказал им мысль об этом поминальном паломничестве. Видимо, идея возникла спонтанно: императрица Мария Александровна, хотя и не смогла по состоянию здоровья осуществить свою мечту о паломничестве в Иерусалим, но всегда оставалась покровительницей и благодетельницей русских учреждений в Палестине. Поездка была приурочена к годовщине со дня ее кончины – августейшие паломники ступили на пристань Яффы 20 мая и молились о упокоении души императрицы в иерусалимском храме Гроба Господня в канун годовщины, 21 мая.

Близкий контакт с начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандритом Антонином способствовал личному заинтересованному отношению Сергия Александровича к Святой Земле и укреплению там русского влияния. Это сразу сумел оценить В.Н. Хитрово. В письме к Антонину от 29 июня 1881 г. он с пристрастием допрашивает: «Ради Бога, сообщите мне: и какое впечатление вынесли великие князья из Палестины, и какое произвели они на Вас? Какой результат их пребывания, в особенности для Вас и Ваших учреждений?.. Помимо, вообще, интереса, меня особенно интересует Сергий Александрович. Я о нем слышал много хорошего, и на него я полагаю свои последние надежды. А надежды эти заключаются в следующем. К осени, наконец, будет готов первый том «Палестинского Сборника». Его я представлю Сергию Александровичу и постараюсь его убедить стать во главе Общества»¹³².

И действительно, по возвращении великих князей В.Н. Хитрово добивается, с помощью адмирала Д.С. Арсеньева, воспитателя царевичей, аудиенции у Сергия Александровича. В январе-марте 1882 г. был составлен список учредителей. «Первым, конечно, был граф Путятин, который со свойственной ему горячностью повез список к великому князю Сергию Александровичу, предложил ему подписаться и уведомил меня, что он <великий князь> с удовольствием принимает председательство в будущем Обществе»¹³³.

Устав Православного Палестинского Общества был высочайше утвержден 8 мая 1882 г., а 21 мая во дворце великого князя Николая Николаевича Старшего, в присутствии членов императорской фамилии, русского и греческого духовенства, ученых и дипломатов, после молебна в домовой церкви, состоялось его торжественное открытие. День был выбран не случайно. Во-первых, это вновь был канун годовщины смерти Марии Александровны. Во-вторых, что не менее знаменательно, Православная Церковь совершает в этот день память святых равноапостольных Константина и Елены, с именами которых непосредственным образом связаны не только древнейшие храмы Иерусалима и Вифлеема, но и сам принцип покровительства Святой Земли со стороны православных императоров. Последний факт имел принципиальное династическое значение. В свое время император Александр II сказал первому председателю Палестинского Комитета, князю Д.А. Оболенскому, о своем отношении к Святой Земле и русскому присутствию: «Это для меня вопрос сердца»¹³⁴. Тот же подход император завещал своим преемникам Александру III и Николаю II.

Идеи, которыми руководствовался Хитрово, проясняет его письмо к К.П. Победоносцеву от 2 января 1882 г. Как пишет Василий Николаевич, «вернувшись из Святой Земли (имеется в виду его вторая поездка, осенью 1880 г. – Н.Л.), я еще более вынес сознание потребности в таком Обществе, так как многое в Палестине невозможно сделать прямым вмешательством правительства и легко достигнуть частному Обществу или правительству через подобное Общество»¹³⁵.

Общество призвано было согласно уставу осуществлять три основных функции:

– организация и обустройство русских паломников в Палестине (их проходило к 1912 г. через подворья и гостиницы ИППО ежегодно до 10 тыс. человек);

– помощь и поддержка Православию на Ближнем Востоке путем благотворительной и просветительной работы среди местного арабского населения. Общество содержало к 1912 г. свыше 100 школ, училищ, учительских семинарий в Палестине, Сирии, Ливане. В подходе к этой задаче Общество также выступало наследником и продолжателем религиозно-просветительных начинаний РДМ: вспомним о первых училищах и типографиях, основанных в Иерусалиме еще архимандритом Порфирием; вспомним и Бет-Джальскую школу для девочек, основанную архимандритом Антонином в 1860 г. и переданную им 20 лет спустя в ведение ИППО (в 1888 г. школа была преобразована в женскую учительскую семинарию);

– научно-исследовательская и издательская работа по изучению исторических судеб и современного положения Палестины и всего ближневосточного региона, библейской филологии и археологии, организации научных экспедиций и раскопок, пропаганде знаний о Святой Земли в российском обществе. В канун Октябрьской революции в целях расширения объема научных изысканий и предания им целенаправленного системного характера планировалось создание в Иерусалиме по окончании Первой мировой войны Русского археологического института – подобного тому, который успешно функционировал в начале XX века в Константинополе.

В соответствии с этими задачами Палестинское Общество разделялось на три отделения: 1) научно-издательское, призванное распространять сведения о Святой Земле; 2) паломническое и 3) «поддержание Православия в Святой Земле».

Членство в Обществе было открыто для всех, кто сочувствовал его задачам и целям, причем предусматривалось три категории членов: почетные, действительные и члены-сотрудники. Они различались степенью вовлеченности в научное или практическое изучение Палестины и размером ежегодных или однократных (пожизненных) взносов.

Социальный состав Общества подтверждает сказанное нами в начале статьи о всесословном, национальном характере организации. Среди 48 членов-учредителей¹³⁶, составлявших, по образному выражению Ф. Ставру, «живописную группу», были люди разных интересов и занятий, которые, как правило, посетили святые места или занимались историей Востока и имели какое-то представление о стоящих перед ними задачах. «Проект требовал динамизма, и члены-учредители были полны решимости стоящие задачи выполнить»¹³⁷.

Основной состав членов-учредителей можно разделить на три группы: аристократия, военная и гражданская высшая бюрократия, и научная общественность. Но показательно, что в числе членов-учредителей мы не видим ни одного представителя Церкви – и ни одного представителя Министерства иностранных дел. Ни великий князь Константин Николаевич, ни граф Н.П. Игнатьев не вошли в список учредителей. Не было в нем и никого из деятелей РДМ – ни Порфирия (Успенского), ни Леонида (Кавелина), ни Антонина (Капустина). Не было К.П. Победоносцева, несмотря на его близкие отношения с Сергием Александровичем. Единственным из ветеранов Палестинского Комитета и Палестинской Комиссии, допущенным в состав членов-учредителей ППО, был Борис Павлович Мансуров.

Отсутствие названных лиц в списке членов-учредителей не исключало их членства в Обществе. Большинство из них стали почетными членами ППО со дня его открытия¹³⁸. Но отсутствие их среди учредителей было лакмусовой бумажкой, сигнализировавшей, что новое Общество намерено планировать и строить свою работу с минимальной оглядкой на МИД и Синод.

Среди источников финансирования Общества можно выделить три категории: членские и вступительные взносы, частные пожертвования, в том числе общецерковный Вербный, или Палестинский сбор в праздник Входа Господня в Иерусалим, наконец, государственное финансирование. Были и другие, менее значительные источники дохода: продажа паломнических книжек, издательская и книготорговая деятельность, аренда пустующих участков в Палестине. По подсчетам как всегда аккуратного и точного В.Н. Хитрово, доходы Общества имели следующую структуру. «В каждом рубле прихода: членских взносов – 13 коп., пожертвований (в том числе Вербный сбор) – 70 коп., проценты с ценных бумаг – 4 коп., от продажи изданий – 1 коп., от паломников – 12 коп.»¹³⁹. Очевидно, русское дело в Палестине по-прежнему осуществлялось прежде всего самоотверженной помощью простых верующих людей.

Смета ИППО на первый год XX столетия (1901/1902) была высочайше утверждена в 400 тыс. рублей (не считая единовременных расходов на строительство)¹⁴⁰. Что касается крупных строительных проектов, их финансирование осуществлялось особым образом – в основном за счет царской семьи или государственной казны. Так, на нужды строительства Николаевского подворья в Иерусалиме 23 января 1901 г. последовало Высочайшее соизволение «на выдачу из имеющихся в распоряжении Министерства иностранных дел капиталов Императорскому Православному Палестинскому Обществу в беспроцентную ссуду пятисот тысяч рублей»¹⁴¹.

Активизировать сбор пожертвований в пользу Русской Палестины призваны были епархиальные отделы Палестинского Общества, право на создание которых было предоставлено Обществу еще в 1885 г., но первым из возникших отделов стал самый отдаленный, Якутский, открытый 21 марта 1893 г. В нем было 18 членов, в кассе отдел имел 3084 руб. (из них 1800 руб. – единовременных взносов, 375 руб. – ежегодных членских взносов и 904 руб. – пожертвований). В конце того же года, 19 декабря, открывается Одесский отдел ИППО. Далее, с января 1894 г. до апреля 1895 г., было создано еще 16 отделов. Цель создания отделов была двоякая. Во-первых, нахождение новых средств финансирования деятельности ИППО в Святой Земле. Во-вторых, развертывание – для достижения первой цели – научно-популярной и пропагандистской работы среди широких слоев населения по ознакомлению народа с историей Святой Земли и значением русского присутствия на Востоке.

Вертикаль управления обществом

Особенностью Палестинского Общества было сочетание широкой демократической инициативы и августейшего возглавления. Председателями Общества в императорский период были последовательно великий князь Сергий Александрович (18821905) и великая княгиня Елизавета Федоровна (1905–1917)¹⁴².

Структура управления включала несколько звеньев: Председатель, Вице-Председатель, Помощник Председателя, Секретарь, Уполномоченный ППО (с 1898 г. Управляющий подворьями) в Палестине. Состав Совета (10–12 человек) и численность служащих Общества всегда были минимальны, динамизм и качество работы на всех уровнях обеспечивались четким исполнением устава, правильной и прозрачной отчетностью и сознанием патриотической и религиозной ответственности каждого из сотрудников, начиная с Председателя.

На первом собрании Общества его вице-председателем стал государственный и общественный деятель, сенатор, писатель, богослов Тертий Иванович Филиппов (1825–1899), занимавший этот пост в 1882–1884. В 1884–1895 гг. пост вице-председателя занимал Федор Петрович Корнилов (1809–1895) – бывший московский гражданский губернатор (1859–1861), управляющий делами Комитета министров Российской Империи (1861–1874), член Государственного Совета. Коллеги добродушно посмеивались над его стариковским дреманием на заседаниях Совета, но, когда требовалось его твердое, обоснованное суждение или беспристрастная оценка, Федор Петрович всегда был на высоте. Его сменил Николай Николаевич Селифонтов (1835–1900) – известный государственный и общественный деятель и историк. Его серьезное отношение к делу, добросовестное исполнение принятых на себя обязанностей, опыт государственного служения давало ему в совокупности такую меру мудрости и такта, какими не обладал никто из коллег. Как сказал в поминальном слове В.Н. Хитрово, «до него, до его участия в делах, Общество, можно сказать, переживало свою детскую пору, с Н.П. оно возмужало и стало на ноги»¹⁴³.

В1901 г. вице-председателем был назначен адмирал Дмитрий Сергеевич Арсеньев (1832–1915) – воспитатель великих князей Сергия и Павла Александровичей. Его назначение по желанию великого князя Сергия Александровича вице-председателем ИППО нельзя признать удачным, т. к. по состоянию здоровья и семейным обстоятельствам Арсеньев не мог уделять должного внимания Обществу. С декабря 1904 г. он сложил с себя звание вице-председателя, получив пожизненно звание почетного вице-председателя и право председательствования в общих собраниях Общества, которым, однако, ни разу не воспользовался.

Зато вполне соответствовал требованиям и отдавал все свои силы работе в ИППО Николай Милиевич Аничков (1844–1916) – известный педагог, государственный и общественный деятель, прошедший путь от преподавателя гимназии до товарища министра народного просвещения (1896). В соответствии с профессиональными интересами, Аничков курировал учебные и медицинские заведения ИППО. В 1899 г. по указанию Председателя ИППО великого князя Сергия Александровича был направлен для инспектирования школ и больниц Общества в Сирии и Палестине. Результатом командировки стал двухтомный отчет, изданный отдельной книгой¹⁴⁴. В январе 1901 г. Аничков добился для Общества беспроцентной государственной ссуды на строительные проекты в Палестине¹⁴⁵.

Преемником Аничкова, последним вице-председателем императорского периода был князь Алексей Александрович Ширинский-Шихматов (1862–1930)¹⁴⁶, избранный вице-председателем Общества 21 октября 1909 г. Князь руководил работами по строительству Николо-Александровского храма ИППО в Санкт-Петербурге. В 1911 г., когда, в рамках ИППО, был учрежден Барградский комитет для постройки храма св. Николая Чудотворца и подворья для паломников в итальянском г. Бари, стал его председателем. В апреле 1917 г. он будет избран председателем Православного Палестинского Общества (уже не Императорского), последним председателем дооктябрьского периода.

Ключевым звеном иерархии Общества был секретарь. В течение 35 лет дореволюционного периода работу ППО (с 1882 г.) и ИППО (с 1889 г.) возглавляли четыре секретаря. Они были очень разные – по рождению, характеру, воспитанию, образованию, таланту – но каждый, как говорят в таких случаях, был человек на своем месте.

В день открытия Общества, 21 мая 1982 г., на должность секретаря был избран Михаил Петрович Степанов (1853–1917) – военная косточка, адъютант и царедворец, верный спутник и соратник великого князя Сергия Александровича и великой княгини Елизаветы Федоровны. Через Степанова проходили все проекты и инициативы Общества. На его имя были зарегистрированы первые приобретения ИППО в Палестине: «Иоасафовский» участок в Иерихоне (1886), участок будущего Сергиевского подворья (1886) и др. С 1889 г., после того, как Общество получило титул Императорского и ему были переданы капиталы, имущества и функции прежней Палестинской Комиссии, произошло перераспределение функций: резко возросший объем работы, приходившийся на долю Секретаря, возложил на себя вышедший в отставку с государственной службы В.Н. Хитрово, а Степанову, назначенному адъютантом великого князя, логично было сделаться и помощником последнего по Палестинскому Обществу. Особенно возросли роль и авторитет Степанова после того, как в 1891 г. Сергий Александрович был назначен Московским генерал- губернатором. С переездом в Москву все оперативные вопросы Совету Общества и его председателю приходилось решать по почте и телеграфу, так что нити руководства ИППО все более сходились в руках М.П. Степанова. После трагической гибели Сергия Александровича Михаил Петрович остался на посту помощника председателя ИППО, так что Елизавета Федоровна все двенадцать лет руководства Обществом могла в полной мере использовать его знание дел Русской Палестины и огромный житейский опыт.

Об основателе ИППО и многолетнем его секретаре Василии Николаевиче Хитрово (1834–1903; секретарь ИППО с 1889) достаточно сказано выше¹⁴⁷. Третьим секретарем стал Алексей Петрович Беляев (1903–1906) – блестящий дипломат, мастер международной и межцерковной интриги – и одновременно образованнейший арабист, тонкий полемист, открытый к серьезному богословскому диалогу на любом из диалектов арабского языка. В 1893 г. Беляев был назначен консулом в Дамаске. «Это не было рутинным назначением, – писал о появлении Беляева в Дамаске британский исследователь Д. Хопвуд, – поскольку Беляев был человек, проявлявший глубокий интерес к положению арабов и Православной Церкви в Сирии. Он видел, что рост арабского национального сознания ведет к избранию Главой Церкви иерарха-араба, и это понимание объединяло его с арабскими епископами в общей борьбе»¹⁴⁸. Трудно переоценить роль русского консула и содействовавшего ему Палестинского Общества в антиохийской церковной «революции»: 3 ноября 1899 г. в дамасском кафедральном соборе состоялась интронизация первого патриарха-араба Мелетия (Думани)¹⁴⁹. В.Н. Хитрово еще при жизни сам указал на Беляева, как на своего преемника. Великий князь Сергий Александрович одобрил этот выбор.

Это было трудное время не только для Палестинского Общества, но и для России. В годы Русско-японской войны 1904–1905 гг. и первой русской революции в церковные кружки на нужды Русской Палестины попадало немного. Введенный Беляевым режим строжайшей экономии и сокращения неоправданных трат на местах позволило ИППО не только сохранить существовавшие учреждения, но и открыть новые: амбулаторию в Хомсе (Сирия), многолюдные школы в Захле и Бтогрине, закончить строительство новых подворий в Иерусалиме (Николаевское) и Назарете (им. великого князя Сергия Александровича). С помощью посла в Константинополе И.А. Зиновьева Беляев добился того, что в начале 1905 г. все учреждения Палестинского Общества и Русской Духовной Миссии в Иерусалиме были, по воле султана, признаны существующими на законных основаниях, при всех правах и преимуществах, какими пользовались учреждения других государств. Это не только дало Обществу огромную экономию средств, но и существенно повысило его престиж в Палестине и Сирии.

Четвертым из дореволюционных секретарей ИППО был Алексей Афанасьевич Дмитриевский (1856–1929; секретарь в 1906–1918 гг.) – замечательный церковный историк и источниковед, зачинатель традиций русской исторической литургики, лучший знаток греческой рукописной книжности – и, в то же время, последовательный поборник русской великодержавной политики на Востоке, автор целой библиотеки работ по истории и персоналии Палестинского Общества и русского дела в Палестине¹⁵⁰.

Разумеется, никто из названных деятелей – Председателей, вице-председателей, секретарей ИППО – не был вполне универсален, каждый оказывался наиболее силен в своей, избранной области, ни один не воспитал себе ученика и преемника в Палестинском Обществе. Но, последовательно сменяя друг друга на ключевых для деятельности ИППО постах, они не только обнаруживают непревзойденную верность и преемственность раз навсегда выработанной линии, единство церковных и политических воззрений, но и, таинственным образом, воплощают некую почти художественную, «ансамблевую» цельность, едва ли достижимую на большом интервале времени даже для самых сплоченных чисто человеческих групп и коллективов. Только религиозному по характеру, самоотверженному служению основателей и руководителей Общества обязаны мы теми бесспорными свершениями и достижениями, которыми так богат его первый, дореволюционный период деятельности.

Строительная эпопея ИППО в Палестине

Секретарю Палестинского Общества приходилось управляться с достаточно хлопотным, сложным и громоздким хозяйством. Обществу принадлежало к тому времени в Палестине восемь подворий. В одном только Иерусалиме: в черте Старого Города – Александровское, близ храма Гроба Господня; в составе так называемых Русских Построек – Елизаветинское, Мариинское и Николаевское; рядом – Новое, получившее после гибели великого князя Сергия Александровича наименование Сергиевского; неподалеку еще одно – Вениаминовское, подаренное ИППО в 1891 г. старожилом Русского Иерусалима игуменом Вениамином. В начале XX в. были построены подворья в Назарете и Хайфе. В общей сложности через подворья ИППО проходило за год более 10 тыс. паломников. Кроме того, земельные участки и объекты недвижимости были разбросаны в Вифлееме, Айн-Кареме, Назарете, Кане Галилейской, Афуле, Хайфе, Иерихоне, Рамаллахе, – общим счетом 28 участков. ИППО содержало для паломников и местных жителей Русскую больницу в Иерусалиме и ряд амбулаторий: в Иерусалиме, Назарете, Бет-Джале, Дамаске. Были у Общества и свои храмы – два в России (Николо-Александровский храм в Петербурге, Сергиевский скит в Калужской губернии) и два в Палестине (знаменитая церковь Марии Магдалины в Гефсимании и храм св. Александра Невского на Александровском подворье). Канонически церкви подчинялись, как все зарубежные, петербургскому митрополиту, но материальная часть – строительство, ремонт, содержание – оставалась за Палестинским Обществом.

Русское строительство в Иерусалиме во второй половине XIX – начале XX в. можно по праву назвать эпопеей героической. На захолустной окраине Османской империи, без дорог и инфраструктур, без подготовленной рабочей силы предстояло создать современный город с необходимыми инженерными службами. Значительная часть стройматериалов, а отделочные – полностью, ввозились из Европы. Проще было использовать российские, но цена на них непомерно возрастала по дороговизне перевозок. Дерева в Палестине нет вообще. Что касается местного камня, далеко не все его виды пригодны для городского строительства. Добывать его приходилось в загородных каменоломнях (ближайшая – на русском участке у пруда Мамилла на окраине Иерусалима), доставлять на стройку – по сложным проселочным дорогам в длинных повозках, типа нашей российской телеги, на традиционной для Ближнего Востока тяге – послушных и выносливых мулах. Главную рабочую силу составляли арабы-палестинцы, нанятые из окрестных деревень. Простых феллахов, вчерашних погонщиков верблюдов, приходилось обучать новым строительным профессиям, совершенно непривычным для них. Талант руководителей ИППО состоял в умении привлечь местных греков, итальянцев, арабов и сплотить их в дружную «команду», способную создавать архитектурные шедевры в русском национальном стиле. Излишне говорить, что самим руководителям – Д.Д. Смышляеву и его преемникам Н.Г. Михайлову, П.И. Ряжскому – приходилось нередко быть в одном лице и подрядчиком, и инженером, и сторожем, и чернорабочим¹⁵¹.

Одной из главных достопримечательностей возвышающейся над Иерусалимом Елеонской горы является нарядный семиглавый храм во имя равноапостольной Марии Магдалины в Гефсимании – первый архитектурно-строительный проект Палестинского Общества в Святой Земле. Храм построен в типичном для царствования Александра III новорусском стиле. Характерные московские маковки и кокошники делают его не только одним из выразительнейших памятников Русской Палестины, но и своеобразной архитектурной «визитной карточкой» современного Иерусалима. Документы, сохранившиеся в фонде палестинского Общества в Архиве внешней политики Российской империи, позволяют проследить историю храма и последующую его судьбу¹⁵².

Автором проекта был замечательный русский архитектор Давид Иванович Гримм (1823–1898) – яркий представитель славного в анналах российской интеллигенции сословия «русских немцев». По его проектам – под личным его руководством или по письменным указаниям – сооружены храмы в память 900-летия Крещения Руси в Херсонесе, под Севастополем, в память покорения Кавказа – в Тифлисе; целый ряд русских зарубежных (посольских и «курортных») церквей – в Женеве, Копенгагене, Ницце. За церковь Марии Магдалины в Гефсимании Д.И. Гримм получил должность ректора архитектуры в Академии художеств¹⁵³.

Закладка храма состоялась 21 января 1885 г. Главным украшением стал иконостас белого мрамора с темной бронзой, иконы для которого были написаны известным мастером исторической живописи В.П. Верещагиным. Большие панно на каждой из четырех стен (живопись по холсту, прикрепленному к стене, художника С. Иванова) отражают основные эпизоды из жизни Магдалины. Храм был построен за три года. Большую часть денег на строительство –135 000 рублей – пожертвовал Александр III, по 15 000 выделил каждый из четырех его братьев (Алексей, Владимир, Сергий и Павел Александровичи), еще 5 000 – их сестра Мария Александровна, герцогиня Эдинбургская. Представители придворной аристократии участвовали в украшении и обустройстве храма. Ковер к жертвеннику был вышит великой княгиней Елизаветой Федоровной.

Для участия в торжественном освящении церкви, состоявшемся в праздник Покрова Божьей Матери, 1 октября 1888 г., великий князь Сергий Александрович с супругой Елизаветой Федоровной и братом Павлом Александровичем совершают новое паломничество в Иерусалим. На церемонии присутствовали губернатор Иерусалима Реуф-паша, комендант Иерусалима, греческий консул, русское консульство и более 150 человек русских паломников. Паломничество в Святую Землю и посещение храма-мемориала в память Марии Александровны сыграли особую роль в духовной жизни Елизаветы Федоровны – в созревании ее решения о переходе в православие (1891), а позже, после гибели мужа, – в желании возглавить Палестинское Общество (1905).

Символическое значение для истории Русского Иерусалима приобрело также знаменитое Сергиевское подворье, носящее имя первого Председателя Общества, расположенное в центре Иерусалима, по соседству с Русской Духовной Миссией и Троицким собором. Оно является крупнейшим из объектов недвижимости ИППО, находящихся на территории Израиля.

Главная задача, которую ставило перед собой Православное Палестинское Общество в 1880-х гг. в Иерусалиме, – расширить площадь помещений для приема паломников путем строительства нового подворья. Командированный Обществом для этого в Иерусалим Д. Д. Смышляев при первом же ознакомлении с положением дел на месте писал 12 марта 1886 г. члену Совета ППО В.Н. Хитрово: «Обществу нет другого исхода как купить свое (подчеркнуто в документе) место, и таковое в настоящее время есть, довольно обширное (целый квартал) и вплоть у Русских Построек; приобрести его можно за 6 или 7 тысяч»¹⁵⁴. 14 мая 1886 г. участок был куплен. Строилось подворье по проекту иерусалимского архитектора – левантийского грека по происхождению, Георгия Франгиа (G. Franghias). Руководил строительством, продолжавшимся около трех лет, уполномоченный Палестинского Общества в Иерусалиме Дмитрий Дмитриевич Смышляев. 29 апреля 1889 г., в день рождения Председателя ИППО великого князя Сергия Александровича, на угловой башне Сергиевского подворья впервые был поднят флаг Палестинского Общества. Освятил подворье архимандрит Антонин (Капустин) 20 октября 1889 г. Общая сумма, в которую обошлось Палестинскому Обществу строительство, составила 328 тысяч франков.

Ни сам великий князь Сергий Александрович, ни кто-либо другой никогда не считал Сергиевское подворье его личной собственностью. В 1895 г. планировалось перевести подворье, в ряду других владений ИППО, в российскую государственную собственность. В заседании Совета ИППО 27 ноября 1895 г. было принято решение: «Просить Императорское посольство в Константинополе присоединить для перевода на имя Императорского Правительства к земельным участкам бывшей Палестинской Комиссии те из земельных участков ИППО, которые составляют владение мюльк и по которым владенные документы в требуемом виде будут доставлены в посольство до дня представления этим последним ходатайства в Порту о переводе земельных участков Палестинской Комиссии»¹⁵⁵.

Однако, к моменту подписания султанского ираде (указа) о признании иерусалимских участков российской государственной собственностью документы о Сергиевском подворье и других новоприобретенных и построенных объектах ИППО посольство в Константинополе не успело включить в пакет представленной Порте документации¹⁵⁶. Таким образом, Сергиевское подворье не было юридически оформлено как собственность российского правительства в силу случайных обстоятельств. Само Палестинское Общество как частное общество по турецким законам не имело прав юридического лица и, соответственно, права земельной собственности. Поэтому в мае 1899 г. подворье было записано – исключительно по причине удобства оформления – на имя Председателя ИППО великого князя Сергия Александровича. В переписке российского МИДа фигурирует формулировка: «номинальная собственность вел. кн. Сергия Александровича».

Другим важнейшим проектом ИППО в Иерусалиме является Александровское подворье – на месте, приобретенном близ храма Гроба Господня первым российским консулом В.И. Доргобужиновым в 1859 г. Здесь предполагалось построить здание консульства. Но строительство было отложено, а потом и вовсе отменено: консульский дом был воздвигнут позже на Русских Постройках. Причиной стало обилие археологических древностей на приобретенном участке, а на систематические раскопки у Палестинского Комитета (как впоследствии и у Палестинской Комиссии) не было средств.

Ситуация изменилась с возникновением в мае 1882 г. Православного Палестинского Общества. Раскопки на Русском месте стали первым масштабным научно-исследовательским российским проектом в Палестине. Их результатом стало открытие Порога Судных Врат, через которые Христос шел на Голгофу.

Вскоре встал вопрос о строительстве над местом раскопок соответствующего архитектурного «футляра». История строительства Александровского подворья связана с именами упоминавшихся Д.Д. Смышляева (1828–1893)¹⁵⁷ и Г. Франгиа. В целом, строительство подворья и его обстановка обошлись Палестинскому Обществу в 136 тыс. рублей. Церковь во имя святого Александра Невского над Порогом Судных Врат была освящена, в результате совместных усилий Сергия Александровича и русских дипломатов, лишь 22 мая 1896 г. – в память почившего к тому времени императора Александра III, создателя Императорского Православного Палестинского Общества.

Особое место среди иерусалимских недвижимостей Палестинского Общества принадлежит так называемому Вениаминовскому приюту¹⁵⁸. Игумен Вениамин (Лукьянов Василий Иванович; 1815–1897) – видный деятель Русского Иерусалима, проживший в Святой Земле (с 1846) более полувека¹⁵⁹. Участник Севастопольской обороны, он дал зарок: вернувшись после войны в Иерусалим, основать своеобразное «экуменическое» подворье – равно доступное представителям всех конфессий. Осуществить этот план старцу удалось лишь в 1887 г., когда на собственные и собранные средства он купил дом и поселил в нем, кроме русских престарелых паломниц, двух англиканок и немку-католичку. В 1891 г. желание обеспечить будущее своему учреждению подвигло Вениамина (ему было уже за 75) передать права собственности Императорскому Православному Палестинскому Обществу, с сохранением за ним пожизненного управления и с гарантией жилищных прав, ранее принятых насельниц. Во избежание противодействия и недоразумений со стороны властей и заинтересованных лиц (включая Патриарха Иерусалимского), дарение юридически было оформлено как продажа на имя Уполномоченного Палестинского Общества в Иерусалиме Н.Г. Михайлова. В благодарность за щедрый дар (его оценивали в 25 тыс. руб.) основатель подворья был избран в почетные члены Общества и награжден, по ходатайству вел. кн. Сергия Александровича, орденом св. Владимира 3-й степени.

... В 1964 г., наряду с другими 14 крупнейшими объектами русской собственности в Палестине, Вениаминовское подворье было продано израильскому правительству¹⁶⁰. Летом 2010 г., согласно плану реконструкции Иерусалима, подворье, за исключением одного из флигелей, было снесено.

Самым поздним в ряду иерусалимских проектов является Николаевское подворье, названное так в память о последнем российском самодержце. Поскольку к началу двадцатого столетия, за десять лет, прошедших после завершения Сергиевского подворья, тенденция опережающего роста числа паломников не изменилась (число русских богомольцев, собиравшихся единовременно на Пасху, превысило 6000 человек), был поставлен в повестку дня вопрос о дальнейшем расширении Русских Построек. В апреле 1902 г. в Петербурге Советом Общества был заключен договор о строительстве нового подворья с молодым архитектором А.Е. Элкиным, а 10 декабря 1905 г. новое подворье было открыто¹⁶¹.

Памятники, связанные с деятельностью ИППО, существуют и вне Иерусалима. С самого начала Палестинское Общество уделяло большое внимание благотворительности и строительству в Галилее. В 1885 г. в Муджедиле (Мжделе, по другому написанию) была построена первая церковь Палестинского общества в Святой Земле – храм во имя преподобного Сергия Радонежского. В том же году строится на средства Общества церковь Георгия Победоносца в Кане Галилейской. Щедрая помощь оказывалась также главному православному храму Назарета – церкви Благовещения у Святого Источника¹⁶². Строить подворье в Назарете был приглашен, живший в Хайфе, известный немецкий архитектор и археолог, американский подданный Готлиб Шумахер, наблюдение за работами было поручено инспектору Галилейских учебных заведений Общества П.П. Николаевскому. Работы шли с небольшими перерывами с 1901 до февраля 1904 г. Год спустя, после гибели августейшего председателя ИППО, подворье стало называться «имени великого князя Сергия Александровича». Это было первое русское здание в Назарете, помещений в котором могло хватить более чем на 2000 паломников.

Для строительства русского подворья в Хайфе русским консульским агентом К. Аверино еще в 1864 г., по поручению Палестинского Комитета, был приобретен так называемый Приморский участок. Многократно оспоренный в суде соседями (прежними владельцами), он лишь в 1896 г. был признан законным русским владением. Но и после этого только к 1912 г. управляющему подворьями ИППО в Палестине П.И. Ряжскому удалось при активном содействии вице-консула в Хайфе П.П. Секретарева достичь соглашения с сыном прежнего владельца, и Совет Общества поручил ему приступить к обустройству участка. Но началась война.

Земельные участки и объекты недвижимости ИППО были разбросаны в Вифлееме, Айн-Кареме, Назарете, Кане Галилейской, Афуле, Хайфе, Иерихоне, Рамаллахе, – в целом, 28 участков, общей площадью более 23,5 гектар. ИППО содержало для паломников и местных жителей Русскую больницу в Иерусалиме и ряд амбулаторий: в Иерусалиме, Назарете, Бет-Джале, Дамаске. Были у Общества и свои храмы – два в Палестине (Марии Магдалины в Гефсимании и св. Александра Невского на Алекс. подворье) и два в России (Николо-Александровский в Петербурге, Сергиевский скит в Калужской губернии). Строились церкви и для местного населения (Сергия Радонежского в Мжделе (1886) и Георгия Победоносца в Кане Галилейской (1888)). В 1911–1915 гг. был приобретен земельный участок, построен храм св. Николая и подворье по проекту А.В. Щусева в Бари (Италия).

Школы ИППО в Палестине, Сирии и Ливане

Одним из главных направлений деятельности ИППО, а в плане внешней политики даже и важнейшим из всех, был в дореволюционный период многоаспектный комплекс мероприятий, покрывавшихся понятием «поддержка Православия в Святой Земле». В это понятие входили и прямая финансовая помощь Иерусалимским Патриархам, и строительство храмов в местах компактного проживания православных с последующим их обеспечением всем необходимым, и дипломатическая помощь Патриархии в противостоянии как турецким властям, так и инославному внедрению. Но наиболее эффективной сферой вложения средств справедливо считалась учебно-просветительная работа среди арабского православного населения – практически единственный реальный инструмент конкуренции православной России на Востоке с католическими и протестантскими державами Запада. Выступая с самого начала инициатором широкой школьной программы для детей православных арабов, Палестинское Общество старалось играть на собственном поле: не пытаясь вмешиваться и исправлять недостатки существовавшей, хотя и крайне не развитой, сети греческих патриарших школ, создавать собственную школьную систему. Наученное опытом конфликтов Базили и Антонина с Иерусалимской Патриархией, первые шаги Общество решило предпринять не в Иерусалиме, а подальше от глаз Патриарха – в Галилее, где и были открыты, как сказано выше, первые начальные школы ППО. Уже в ближайшие два года после начала деятельности Общества на Ближнем Востоке (1882–1884) возникает, пусть еще совсем небольшая, сеть русских учебных заведений¹⁶³.

С 1895 г. учебно-просветительская деятельность Палестинского Общества распространяется на Сирию, в пределы Антиохийского Патриархата. Вскоре именно Ливан и Сирия становятся основным плацдармом школьного строительства Палестинского Общества на Ближнем Востоке¹⁶⁴. Потребность в школах настолько остро осознавалась местным населением, что в один только первый год XX столетия из разных сел и городов, от попечительств и частных лиц поступило в Совет Общества 35 прошений об открытии училищ. Географическое распределение усилий Общества приобретает вполне несимметричный характер: по данным 1909 г., в 25 русских учебных заведениях Палестины обучалось 1576 человек, в 77 школах Сирии и Ливана – 9974 ученика. Такое соотношение, с незначительными годичными флуктуациями, сохранялось до 1914 г¹⁶⁵.

Просветительская работа Палестинского Общества на Ближнем Востоке выдвинула целый ряд замечательных русских педагогов. С 1888 до 1898 г. сирийские школы возглавлял Александр Иванович Якубович, которого сменил Дмитрий Федорович Богданов. Галилейскую инспекцию возглавлял Павел Павлович Николаевский, окончивший факультет восточных языков Петербургского университета. Особое место в этой славной плеяде русских просветителей принадлежит М.А. Черкасовой (1841–1918)¹⁶⁶.

Учебные заведения ИППО подразделялись на три категории. Это были, во-первых, учительские семинарии с пансионом в Назарете и Бет-Джале (типа пед. техникумов), призванные хотя бы отчасти решить проблему с подготовкой местных педагогических кадров, во-вторых, начальные школы, но с преподаванием русского языка, размещавшиеся в основном в городах и крупных селениях, и, наконец, деревенские школы с одним арабским учителем. Уровень преподавания в последних был попроще, русский язык не преподавался.

Мужская Назаретская семинария была открыта 3 сентября 1886 г. Она находилась в специально снимаемом помещении, в доме одного из городских нобилей (здание сохранилось). Возглавлял ее Александр Гаврилович (Искандер-Джебраил) Кезма (1860–1835), уроженец Дамаска, окончивший в России духовную семинарию и учившийся в Московской Духовной академии, но отозванный в 1883 г. с 3-го курса для службы в Галилее. Годовой бюджет семинарии составлял 13 355 франков (около 5 тыс. руб.), но финансирование постоянно улучшалось, так что к 1912 г. бюджет ее составлял более 29 тыс. руб. За первые 20 лет существования (1886–1906) в Назаретскую учительскую семинарию было принято 170 учеников, окончили ее 120; 58 из них были назначены учителями в школы ИППО в Палестине и Сирии; 9 лучших выпускников были направлены в Россию для продолжения образования.

Бет-Джальская женская учительская семинария, открытая 1 октября 1890 г., имела даже преимущество перед мужской Назаретской: в ее распоряжении был собственный, на земле ИППО специально построенный, учебный центр, включавший помимо учебных классов общежитие, домовую церковь, хозяйственные службы. Курс обучения составлял восемь лет (четыре двухгодичных курса), языком преподавания был арабский. Бюджет семинарии на 1892 г. составлял 16 850 фр.

Когда школ стало много, для руководства ими было образовано три инспекторских округа: Северно-Сирийский (в него входили школы Триполийской, Хомской и Аккарской епархий), Южно-Сирийский (школы Южной Сирии, от Дамаска до Бейрута – в Селевкийской (Захлийской), Тиро-Сидонской и Бейрутской митрополиях) и Галилейский (Назарет, Хайфа и окрестности). Отдельно, вне инспекторских округов, функционировали два педагогических «анклава»: школы в Иудеи (их было всего 4, подчиненных начальнице Бет-Джальской женской учительской семинарии) и школы Бейрута, подчиненные М.А. Черкасовой.

Лучшие из учеников в качестве стипендиатов Общества продолжали образование в духовных и светских высших учебных заведениях России и со временем заняли почетное место в истории арабской национальной литературы и культуры.

Палестинское Общество при своих 100 школах имело возможность расходовать 133 тыс. руб., то есть менее трети желательного финансирования. Но даже при наличном, сравнительно с иностранцами скромном, числе школ расходы на них становились для сметы Общества объективно неподъемными. Неизбежно с годами все весомее делается доля прямых правительственных инвестиций. 5 июля 1912 г. Николай II утвердил одобренный Государственной Думой закон о бюджетном финансировании учебных заведений ИППО в Сирии (под которой понималась тогда территории как Сирии, так и Ливана). В первой статье закона говорилось: «Отпустить из средств государственного казначейства в пособие Императорскому Православному Палестинскому Обществу на содержание русских учебных заведений в Сирии в 1912 г. сто двадцать шесть тысяч семьсот девяносто девять рублей, в 1913 г. – сто сорок восемь тысяч четыреста шестьдесят пять рублей и в 1914 г. – сто пятьдесят три тысячи четыреста шестьдесят пять рублей, а начиная с 1915 г. отпускать на ту же надобность по сто пятьдесят восемь тысяч четыреста шестьдесят пять рублей в год»¹⁶⁷. Аналогичная мера планировалась для школ Палестины.

Первая мировая война и затем революция прервали на взлете русский гуманитарный прорыв на Ближнем Востоке. Вскоре после вступления Турции в войну на стороне Германии и Австро-Венгрии, 28 сентября 1914 г., русские школы в Сирии и Ливане были закрыты турецкими властями, а педагогический персонал частично выслан из страны, частично интернирован¹⁶⁸. Формально в годы Первой мировой войны ИППО продолжало считать свои школы на Ближнем Востоке лишь временно не функционирующими. Только 27 декабря 1917 г. Совет Православного Палестинского Общества постановил: «Сирийские школы закрыть и учащий персонал с 1 января 1918 г. считать свободным от принятых на себя обязательств»¹⁶⁹. В связи с общими материальными трудностями Общество выплатило своим бывшим преподавателям трехмесячный оклад в качестве выходного пособия.

Одним из важнейших уставных направлений деятельности ИППО оставалась научная работа. К масштабным научным проектам относятся упомянутые выше археологические раскопки Антонина на Русском месте близ храма Гроба Господня (1883), экспедиция под руководством Н.П. Кондакова – по Сирии и Заиорданью (1891), путешествие Ф.И. Успенского в Пальмиру и Баальбек (1898), командировки: А.А. Цагарели – на Синай, Афон и в Иерусалим для изучения грузинских древностей (1882), А.В. Елисеева – для исследования древнего пути в Святую Землю через Кавказ и Малую Азию (1886) и др. Монографии, статьи, архивные публикации, увидевшие свет в «Православном Палестинском сборнике» (выходит с 1881) и журнале «Сообщения ИППО» (18861926) и сегодня сохраняют научное значение (см.: Указатель трудов Императорского Православного Палестинского Общества. 1881–2007. СПб., 2009). В 1903–1915 гг. прорабатывался вопрос о создании Русского Археологического института в Иерусалиме.

Между двух революций: палестинское общество под председательством великой княгини Елизаветы Федоровны

Ко времени, когда принцесса Гессенская Элла приехала в Россию для того, чтобы стать супругой великого князя (их бракосочетание состоялось 3/15 июня 1884 г.), последний уже два года возглавлял Православное Палестинское Общество. В отличие от многих других случаев, когда августейшие особы лишь номинально возглавляли те или иные научные, военные или общественные организации и учреждения, Сергий Александрович самым непосредственным образом входил в проблемы и нужды Палестинского Общества, принимая близко к сердцу состояние православия в Святой Земле и интересы русского присутствия на Ближнем Востоке.

Елизавета Федоровна была в курсе того, что делалось в Палестинском Обществе, общалась с его руководящими деятелями и покровителями среди высшей императорской бюрократии. Много лет спустя, в связи с кончиной К.П. Победоносцева, одного из членов-учредителей ИППО, великая княгиня с большой теплотой вспоминала о роли обер-прокурора Св. Синода в становлении Общества: «Константин Петрович был одним из первых почетных членов Палестинского Общества и относился к деятельности Общества всегда с искренней отзывчивостью, мощно поддерживал его и радовался его успехам. Не могу не вспомнить, что Общество, пользуясь радушным гостеприимством Константина Петровича, целый ряд первых лет своего существования имело свои собрания в его доме. Как утешительны были моему дорогому мужу эти добрые отношения его к Палестинскому Обществу» (АВП РИ. Ф. РИППО. Оп. 373/1. Д. 196. Л. 48). В рескрипте на имя вдовы Победоносцева, Екатерины Александровны, великая княгиня писала: «Между основателем и первым Председателем Общества, в Бозе почившим Великим Князем Сергием Александровичем, и Константином Петровичем установились издавна самые лучшие отношения, которые во многом способствовали процветанию Палестинского Общества» (Там же. Л. 51).

Отношения, сложившиеся между великокняжеской четой и ИППО, с одной стороны, и Победоносцевым, с другой, повлияли и на «выбор веры» – вопрос, который встал перед Эллой с приездом в Россию. По законам Российской империи Элла имела право не принимать православия, остаться в отеческой протестантской вере. Выбор религиозного пути в русском обществе, которое тогда отличалось индифферентизмом, растущим нигилизмом и атеизмом, представлялся нелегким делом. Участие в жизни Православного Палестинского Общества облегчило для Елизаветы Федоровны постепенное вхождение и укоренение в православие.

Палестинское Общество ставило своей задачей возрождение и расширение русского православного паломничества, из стихийного религиозного движения все более превращавшегося в актуальное средство народной дипломатии и культурной политики, в действенный фактор русского присутствия в Палестине. При этом ИППО занималось и научной, и научно-издательской и популяризаторской деятельностью (знакомить народ со святынями Палестины, историей Святой Земли и русско-иерусалимских связей).

Став супругой Председателя ИППО, Елизавета Федоровна оказалась в самой гуще этой важнейшей внешнеполитической, хотя внешне, может быть, не всегда заметной работы. В русской внешней политике на восточном направлении доминировали темы Балкан и Проливов и никогда не ставился на уровне государственной задачи вопрос, как помочь Иерусалиму и Святой Земле, тем древним православным народам, которые составляли паству Иерусалимского и Антиохийского Патриархатов. Только Православное Палестинское Общество под председательством Сергия Александровича по-настоящему сформулировало и попыталось найти решение этих вопросов. Елизавета Федоровна была свидетельницей, а затем и все более активной участницей русского православного делания на Востоке.

Важной жизненной вехой, ничем не заменимым духовным опытом стало для Елизаветы Федоровны ее паломничество с супругом и его братом, великим князем Павлом Александровичем, в Святую Землю в сентябре-октябре 1888 г., для участия в освящении храма Марии Магдалины в праздник Покрова, 1 октября 1888 г. Распространено мнение, что Елизавета Федоровна высказывала желание быть погребенной в Гефсимании. Вряд ли принцессе Элле, которой тогда было 24 года, могло прийти это в голову. Ее свекровь, императрица Мария Александровна, которая мечтала о паломничестве в Святую Землю, но по болезни не могла его совершить, перед смертью высказывала такое пожелание. В зарубежной печати появились даже домыслы о попытке российского правительства добиться разрешения о погребении императрицы в Иерусалиме (с целью «завоевания Палестины») и о решительном отказе султана. «Этот надгробный памятник, – писал о церкви Марии Магдалины французский журнал «Святая Земля», – должен будет некогда сохранять тело покойной Императрицы Марии Александровны, которая, умирая, выразила горячее желание быть похороненной в этой «дорогой Святой Земле»¹⁷⁰. Если Елизавета Федоровна и произнесла в Гефсимании подобные слова, то, очевидно, имела в виду именно вздох души своей предшественницы – императрицы-христианки Марии Александровны. В любом случае, есть высокий смысл в том, что по воле Божией мощи святой преподобномученицы Елизаветы Федоровны почиют в том самом храме, который строился как мемориал другой подвижнице из той же царственной семьи.

Маршрут путешествия 1888 г. включал многие достопримечательности и святые места Восточного Средиземноморья. Помимо Константинополя, где августейшим паломникам был оказан самый почетный прием со стороны султана, они побывали в Смирне, Ефесе, Бейруте, Баальбеке, Дамаске, Хайфе, Назарете, Кане Галилейской, на горе Фавор. Осмотрели первые школы и больницы, построенные Палестинским Обществом. Как писала в письме к В.П. Хитрово графиня О.Е. Путятина, «всеми учреждениями Общества остались довольны... Верится, что и впереди все это будет интересовать великого князя и великую княгиню, которую я старалась по возможности сблизить с нашим делом» (АВП РИ. Ф. РИППО. Оп. 873/1. Д. 292. Л.184–187об.). В Иерусалиме великие князья посетили строившиеся Сергиевское (закончено и освящено в 1890 г.) и Александровское (освящено в день тезоименитства Елизаветы Федоровны 5 сентября 1891 г.) подворья. Очевидцы вспоминали, как растрогана была вел. княгиня крестным ходом в храме Гроба Господня, осмотром святынь храма в сопровождении арабского православного историка и богослова архимандрита Герасима (Яреда). В Яффе, утром 6 октября 1888 г., перед тем, как покинуть Святую Землю, вел. князья участвовали по просьбе архим. Антонина в закладке церкви во имя св. апостола Петра и праведной Тавифы (освящена 16 января 1894 г.).

Но и в личной духовной истории Елизаветы Федоровны иерусалимское паломничество сыграло свою роль. В дневнике митрополита Арсения (Стадницкого) сохранилось важное свидетельство: «В хорошем состоянии духа отправился я к генералу М.П. Степанову, товарищу председателя Палестинского Общества (на самом деле М.П. Степанов состоял помощником председателя Палестинского Общества. – Н.Л.). Это добрейший человек и весьма близкий к Великому Князю. Он два раза был в Палестине с Великим Князем. Из второй поездки он рассказал о следующем эпизоде, говорящем о сильном впечатлении от поклонения Гробу Господню. Великая Княгиня (Елизавета Феодоровна) в то время была еще лютеранкой. Когда она, войдя в Кувуклию и поклонившись Гробу Господню, спустя некоторое время вышла оттуда, то была вся в слезах. Присутствовавший при этом турецкий паша (губернатор Иерусалима. – Н.Л.), подойдя к Степанову, пожал ему руку и, указывая на слезы Княгини, сказал: «Поздравляю». «Он все понял», – заключил Степанов»¹⁷¹. Помощник великого князя имел в виду влияние, которое оказало паломничество в Святую Землю на решение Елизаветы Федоровны, ревностной лютеранки, перейти в православие.

4 февраля 1905 г. вел. кн. Сергий Александрович был убит. «С кончиною в Бозе почившего великого князя, – писал К.П. Победоносцев императору Николаю II, – осиротело и обездолилось столь близкое сердцу его и великой княгини Палестинское Общество». Два дня спустя царь принял вице-председателя ИППО Н.М. Аничкова с всеподданнейшим докладом о желании вел. кн. Елизаветы Федоровны принять на себя звание Председателя. Государь написал на докладе резолюцию: «Вполне согласен». «Лучшего Общество не могло бы и желать – сказал он при этом. – Очень хорошо, что великая княгиня согласилась поддержать прекрасное Общество, которое с такою заботливостью основал и берег великий князь». В случае финансовых затруднений, царь обещал лично «прийти на помощь Обществу»¹⁷².

Извещенная о высочайшем соизволении, Елизавета Федоровна в тот же день, 14 февраля 1905 г., телеграфировала в Совет ИППО: «Сердечно утешена милостью Государя поручить мне председательствовать в Императорском Православном Палестинском Обществе. Сподобившись великого счастья поклониться Гробу Господню, я с тех пор сохраняю крепкую любовь и уважение к деятельности Общества. Уповаю, что молитвами моего незабвенного дорогого мужа Господь вразумит меня и поможет в совместной работе с достойными деятелями Общества служить на благо Его высокосвятым целям» (АВП РИ. Ф. РИППО. Оп. 373/1. Д. 195. Л. 18–18об.).

«С энергией, которая особенно поражала после долгих лет почти полной пассивности, она взвалила на себя все дела»¹⁷³. Новое поприще общественного служения оказалось для нее тем более органичным, что многие деятели ИППО были близки ей и по духу, и по интересам. Елизавета Федоровна с благодарностью вспоминала о моральной поддержке со стороны К.П. Победоносцева: «Когда не стало Великого Князя, Константин Петрович старался усугубить свое внимание к Обществу и тем значительно облегчил принятую мною на себя ответственную и очень нелегкую при современных неблагоприятных обстоятельствах обязанность Председателя» (АВП РИ. Ф. РИППО. Оп. 373/1. Д. 196. Л. 48). Под неблагоприятными обстоятельствами подразумевались события Русско-японской войны и первой русской революции.

Главным хранителем традиций ИППО был генерал М.П. Степанов, один из членов – учредителей Общества, его секретарь в 1882–1889 гг. и бессменный помощник Председателя с 1889 г. до 1917 г. – как при Сергии Александровиче, так и при Елизавете Федоровне. Великая княгиня осталась жить в Москве, так что вся ее, временами весьма активная переписка по делам ИППО с Петербургом, где находились Совет и канцелярия Общества, и с Иерусалимом осуществлялась через Степанова, знания и опыт которого в этих вопросах были незаменимы. Уважительные и доверительные отношения связывали вел. княгиню и с другими ведущими деятелями Общества.

Елизавета Федоровна умела разбираться в людях и, охотно и тактично прислушиваясь к советам, решала, однако, принципиальные вопросы лично, в том числе, когда речь шла о ключевых для ИППО постах. Так, при назначении преемника скончавшемуся в августе 1906 г. А.П. Беляеву, вел. княгиня поставила непременным условием, чтобы пост Секретаря Общества занял человек, всецело преданный интересам Русской Палестины, знающий ее историю и проблематику, готовый полностью посвятить себя работе в ИППО, не занимая никакой другой должности. Обсудив несколько предложенных кандидатур, Елизавета Федоровна остановила свой выбор на профессоре Киевской Духовной Академии А.А. Дмитриевском ¹⁷⁴ – и не ошиблась: в лице выдающегося историка-византиниста, создателя школы русской исторической литургики Палестинское Общество и в целом русское дело на Востоке обрели талантливого апологета, летописца и археографа.

Пост Вице-председателя ИППО занимал член Государственного Совета, сенатор Н.М. Аничков, выдающийся русский педагог, более 40 лет отдавший делу народного образования и прошедший путь от учителя уездного училища до товарища министра народного просвещения. При вступлении Елизаветы Федоровны в должность Председателя, Аничков поставил вопрос «благоугодно ли будет Ее Высочеству, чтобы он оставался вице-председателем или нет», имея в виду «что для блага Общества было бы лучше, если вице-председателем был бы влиятельный по своим связям или по богатству сановник» (письмо к М.П. Степанову от 19 февраля 1905 г.). В ответ на вопрос последовал на его имя рескрипт нового Председателя: «Мы достойно сохраним память о нашем незабвенном основателе и руководителе, если мы с тою же непоколебимою верою в правоту целей Общества, какой преисполнен был мой покойный муж, и в том же неизменном духе, в котором он в течение 23 лет вел Общество, будем продолжать дружно нашу совместную работу... Не сомневаюсь, что вы и ныне будете с тою же любовью и рвением по званию вице-председателя Общества продолжать ваши занятия и помогать мне в исполнении моей трудной, в настоящую пору, обязанности председательства в Палестинском Обществе» (Рескрипт великой княгини Елизаветы Федоровны на имя Н.М. Аничкова от 25 февраля 1905 г.).

Сложнейшим вопросом, которым пришлось заниматься Председателю, был поиск источников финансирования для расширяющейся деятельности ИППО на Востоке. В связи с событиями русско-японской войны и революции, резко снизились доходы Общества от ежегодного общецерковного «вербного» сбора и частных пожертвований. Был решено обратиться к так называемому «бессарабскому» капиталу (доходов с имений, преклоненных святым местам на Востоке), который находился в трех ведомствах: в Св. Синоде, Министерствах внутренних дел и народного просвещения. 22 апреля 1905 г. Аничков вручил Елизавете Федоровне докладную записку о пособии Обществу по 25 т. р. в год от каждого из трех ведомств. 28 мая ею были подписаны рескрипты на имя К.П. Победоносцева, А.Г. Булыгина и В.Г. Глазова. 10 июня император утвердил общий доклад трех ведомств о пособии Обществу, начиная с 1905 г. в течение четырех лет. Елизавета Федоровна была извещена Победоносцевым в тот же день по телеграфу и особым письмом. Впоследствии субсидия в 75 тыс. р. была испрошена вновь на четыре года – до 1912 г. включительно. Как писала великая княгиня в рескрипте от 8 ноября 1907 г. на имя Председателя Совета министров П.А. Столыпина: «Минувшее трехлетие показало, что доходы Общества, вследствие общего затруднительного финансового положения, происходящего от внутренних беспорядков и волнений в стране, значительно уменьшились. В то же время расходы возросли от вздорожания всех потребностей по содержанию многочисленных его учреждений в Сирии и Палестине (122: церквей, подворий, учебных и врачебных заведений)»¹⁷⁵.

Финансовые проблемы Общества было настолько серьезными, что высказывались предложения о закрытии школ ИППО в Сирии. В ответ на эти опасения, которые произвели на Елизавету Федоровну удручающее впечатление, она заявила о своей готовности «поддержать в крайности Общество», хотя члены Совета надеялись, что «до этого не дойдет, чтобы беспокоить Великую Княгиню и Государя» (письмо Н.М. Аничкова к М.П. Степанову от 6 октября 1906 г.).

Елизавете Федоровне удалось также решить деликатный вопрос об освобождении Палестинского Общества от обязательства ежегодно выделять 10 350 р. золотом на содержание Духовной Миссии в Иерусалиме и 5 тыс. р. золотом на ремонт и содержание церкви Марии Магдалины в Гефсимании. Поскольку, как отмечалось в отчете за 1908 г., эти средства черпались из пожертвований в церковные кружки, было бы желательно, чтобы они шли по прямому назначению – на улучшение быта русских паломников в Святой Земле, в чем ощущалась острая нужда. Император согласился с доводами великой княгини и на всеподданнейшем отчете Председателя, напротив выраженного ею пожелания, собственноручно начертал: «Надеюсь, что Св. Синод пойдет навстречу этому пожеланию».

Даже в самых неблагоприятных условиях Елизавета Федоровна смотрела «оптимистически на состояние наших средств и была твердо уверена, что Палестинское Общество победоносно выйдет из всех затруднений». В этом поддерживал ее император Николай II. На годовом отчете Общества, представленном ему в феврале 1909 г., царь наложил резолюцию: «Желаю обществу нравственного преуспеяния и улучшения его финансового положения».

В 1907 г. в Петербурге и Иерусалиме торжественно праздновали 25-летний юбилей ИППО. Первоначально планировалось празднование «в скромных размерах». Однако, финансовые сложности не помешали Обществу устроить торжественное собрание 21 мая в купеческом зале Петергофского дворца, в присутствии Их Величеств, многих членов императорской фамилии, членов Св. Синода, министров и почетных членов Общества, а на другой день второе торжественное собрание – в Сергиевском дворце в Петербурге, с приемом многочисленных депутаций с приветствиями и адресами от разных ведомств, учреждений и обществ. В дневнике Императора Николая II под этим числом читаем: «В 3 часа во Дворце состоялось празднование 25-летия Палестинского Общества, сперва был отслужен молебен в Петровской зале, после чего в Купеческой происходило заседание» (Дневники императора Николая II. М., 1991. С. 368). Император почтил Елизавету Федоровну рескриптом, в котором говорилось: «В деле этом Ваше Высочество нашли новое поприще для проявления Вашей всегдашней отзывчивости на все доброе и любви к России. Под попечительным председательством Вашим Общество сохранило, при помощи Божией, приобретенное им доверие населения и свое значение в Святой Земле». Был подведен впечатляющий итог четверти века работы Общества: «Ныне, обладая в Палестине владениями ценностью почти в два миллиона рублей, ИППО имеет 8 подворий, где находят приют до 10 тысяч паломников, больницу, шесть лечебниц для приходящих больных и 101 учебное заведение с 10400 учащихся; за 25 лет им выпущено в свет 347 изданий по палестиноведению»¹⁷⁶.

Великая княгиня Елизавета Федоровна возглавляла Императорское Православное Палестинское Общество на протяжении 12 лет – с 1905 г. до 1917 г. Некоторые, особенно иностранные, исследователи (Ф.Г. Ставру, например) пытались найти какие-то существенные различия в характере и концепции деятельности ИППО между эпохой В.Н. Хитрово и великого князя Сергия Александровича, с одной стороны, и эпохой А.А. Дмитриевского и великой княгини Елизаветы Федоровны, с другой. Говорят, что в первый период Общество было более активным, более напористым в проникновении на Ближний Восток, а при Елизавете Федоровне напор сменился некоторой вялостью, усталостью, упадком. Более того, первый период пытаются характеризовать в терминах панславизма и грекофобии, второй – грекофильства и космополитизма. Это совершенно неверно. И при Сергии Александровиче не было натиска и агрессии, и при Елизавете Федоровне не было вялости и упадка. Елизавета Федоровна свято следовала той линии, которую наметил и завещал великий князь Сергий Александрович. Было другое: с одной стороны, после 1905 г. действительно произошли некоторые изменения в политической ситуации, а значит, и в системе внешнеполитических приоритетов. С другой стороны, Елизавета Федоровна, все больше уходя после гибели супруга в свою внутреннюю духовную жизнь, в созданную ею Марфо-Мариинскую обитель в Москве, естественно теряла постепенно интерес к деятельности внешней, хотя, по-прежнему входила во все главные проблемы деятельности возглавляемого ею Палестинского Общества.

Яркий пример тому – история создания Свято-Никольского храма и подворья ИППО в итальянском городе Бари. Став председателем ИППО, великая княгиня Елизавета Федоровна унаследовала права на церковный участок в Мирах Ликийских, приобретенный в 50-е годы XIX века А.Н. Муравьевым, но потом для России утраченный, и капитал в 240 тыс. руб., собранный многолетними народными пожертвованиями на восстановление Мирликийского храма. В 1910 г. было принято решение купить на собранные деньги участок земли в Италии, в Бари, где почиют мощи Святителя Николая Чудотворца, и приступить к строительству там нового подворья Палестинского Общества (АВП РИ. Ф. РИППО. Оп. 873/1. Д. 665. Л. З-Зоб.).

7 января 1911 г. из Москвы в Италию выехал известный духовный писатель и проповедник, активный деятель Московского отдела ИППО протоиерей Иоанн Восторгов. Было найдено подходящее место для строительства. 20 января вице-председатель ИППО кн. А.А. Ширинский-Шихматов телеграфировал Степанову: «Совет постановил одобрить предположение Восторгова приобрести 20 тысяч <квадратных> метров. Благоволите доложить решение <великой княгини>». Из Петербурга тотчас пошла телеграмма в Бари: «Sowet postanovil Welikaia Knagina outverdila pokoupkou sta chestidesati metrov na chestdesat piat как wi predpolagali» (Там же. Л. 26).

2 февраля 1911 г. Елизавета Федоровна обратилась к императору Николаю II с просьбой произвести в 1911 г. во всех храмах и монастырях империи тарелочный сбор на сооружаемый храм, приурочив это к 9 мая – празднику перенесения мощей Святителя Николая из Мир Ликийских в Бари (АВП РИ. Ф. РИППО. Оп. 873/1. Д. 681. Л. 5). Доклад удостоился высочайшего одобрения и собственноручной приписки государя: «и в 1912 г.». Николай II учредил 12 мая 1911 г. Барградский комитет и стал первым жертвователем, пожаловав от своего имени и от имени императрицы Александры Федоровны на Барградский проект 10 тыс. рублей.

Великой княгине принадлежала инициатива поручить проект А.В. Щусеву, который только что закончил строительство собора для Марфо-Мариинской обители в Москве. В апреле состоялась первая поездка зодчего в Бари. Лето ушло на разработку проекта. В последний день сентября А.В. Щусев направляет в Совет ИППО через администрацию Сергиевского дворца проект-эскиз и два плана для Барийского храма, выполненные с учетом замечаний Совета. 30 мая 1912 г. император Николай II утвердил представленный А.В. Щусевым в первоначальных эскизах проект храма и подворья.

Для непосредственного руководства ходом работ в Италии была учреждена специальная Строительная комиссия. Перед отъездом из России, 20 февраля 1913 г., члены комиссии представлялись в Петербурге Елизавете Федоровне. Великая княгиня сказала: «Постройка большого дома и церкви потребует много времени, а как до того будут паломники без приюта, и вы без церкви? Озаботьтесь открытием того и другого временно»¹⁷⁷.

В июле 1914 г. (это был последний предвоенный месяц; мировая война начнется 19 июля) по желанию великой княгини Елизаветы Федоровны в Бари был командирован князь Олег Константинович, сын великого князя Константина Константиновича, с целью «ознакомиться на месте с ходом русских сооружений, а также с насущными нуждами и потребностями налаживания паломничества». При встрече в храме настоятель приветствовал Олега Константиновича краткой речью: «Русская, небольшая пока, колония с восторгом и радостью встречает Вас как посланника обожаемого нами Государя Императора и как молодого, полного сил и духовной зрелости ближайшего сотрудника Августейшего Председателя ИППО великой княгини Елизаветы Федоровны. Мы счастливы видеть Вас в этом пока еще скромном православном храме – предтече будущего святилища, сооружаемого на средства всей России». Князь Олег в течение двух дней осматривал постройку, а затем собрал заседание Строительной комиссии в квартире настоятеля. Когда необходимо было знакомиться с чертежами и планами, заседание переносилось в контору, где все было под рукой. Так продолжалось до самого его отъезда, 15 июля. Покидая Бари, Олег взял с собой некоторые документы, намереваясь лично доложить о результатах своей ревизии великой княгине Елизавете Федоровне.

7 августа 1914 г. стало знаменательной датой в строительстве церкви: священник Василий Кулаков заложил по обычаю последний камень в церковном своде. А последний документ в барградском архивном деле – телеграмма Ширинского-Шихматова – датируется 10 сентября 1915 г.: «Барградский комитет выражает членам Строительной комиссии глубокую благодарность за успешное окончание каменных работ»¹⁷⁸.

После Февральской революции и отречения от престола императора Николая II Елизавета Федоровна сочла необходимым сложить с себя звание Председателя, чтобы ни в чем не повредить в сложившейся ситуации дальнейшей деятельности Палестинского Общества. 6 апреля 1917 г. Совет уже не «императорского» Православного Палестинского Общества принял отставку великой княгини.

После мученической кончины Елизаветы Федоровны мощи ее были перевезены архимандритом Серафимом (Кузнецовым) вслед за отступавшими белыми войсками последовательно в Хабаровск и в Пекин, куда они прибыли 3 апреля 1920 г. Через несколько месяцев по желанию сестры Елизаветы Федоровны, принцессы Виктории, маркизы Мильфорд-Хевен, останки великой княгини и добровольно принявшей с ней мученическую смерть инокини Варвары (Яковлевой) были отправлены в Шанхай, а оттуда – морем, через Суэцкий канал, в Порт-Саид и, наконец, в Иерусалим. Здесь они были торжественно встречены греческим и русским духовенством, многочисленной русской колонией и местными жителями. 30 января 1921 г. Патриарх Иерусалимский Дамиан в сослужении большого сонма духовенства совершил их погребение в крипте церкви Марии Магдалины, построенной Палестинским Обществом. После канонизации Елизаветы Федоровны и инокини Варвары их мощи были перенесены непосредственно в храм.

Российское наследие на Ближнем Востоке в XX веке: итоги и проблемы

История Общества знает три больших периода: дореволюционный (1882–1917), советский (1917–1992) и постсоветский (до настоящего времени). Палестинское Общество в дореволюционный период пользовалось августейшим, а значит, и непосредственным, государственным вниманием и поддержкой. При более внимательном рассмотрении деятельность ИППО дореволюционного времени явственно распадается, в свою очередь, на три этапа. Первый открывается созданием Общества и заканчивается его преобразованием и слиянием с Палестинской Комиссией 24 марта 1889 г. Второй обнимает отрезок времени до первой русской революции 1905–1907 гг. и завершается для Общества рядом трагических утрат: в 1903 г. умер основатель и главный идеолог Общества В.Н. Хитрово, в феврале 1905 г. бомбой террориста убит первый председатель Общества великий князь Сергий Александрович, в августе 1906 г. скончался секретарь ИППО А.П. Беляев. С уходом «отцов-основателей» завершился «восходящий», героический этап в жизни Палестинского Общества. Последний, третий период, помещающийся «между двух революций», связан с приходом к руководству великой княгини Елизаветы Федоровны в качестве председателя и профессора А.А. Дмитриевского в качестве секретаря¹⁷⁹. Завершается он началом Первой мировой войны, когда реально прекратилась работа российских учреждений на Ближнем Востоке и оборвалась связь с ними, или, формально, Февральской революцией и отставкой великой княгини Елизаветы Федоровны.

Внешнеполитические и имущественные интересы, связанные с наследием ИППО на Ближнем Востоке, позволили Обществу выжить в условиях революционного катаклизма и в советский период. Внутри советского периода также можно наметить определенные хронологические градации. Первые восемь лет (1917–1925) мы определили бы как период «борьбы за выживание». Растеряв в революционной ломке и разрухе старорежимные титулы, Российское Палестинское Общество при АН СССР (так оно теперь называлось) только в октябре 1925 г. было официально зарегистрировано НКВД. После нескольких «спокойных» (т.е. никакой деятельностью не отмеченных) лет, в течение которых ушли из жизни и из науки большинство дореволюционных деятелей Общества, в том числе, академики Ф.И. Успенский (председатель РПО в 1921–1928 гг.) и Н.Я. Марр (председатель в 1929–1934 гг.), РПО плавно переходит в совершенно виртуальный режим существования: никем формально не закрытое, оно мирно прекращает функционирование. Это «усыпленное» состояние продолжается до 1950 г., когда по «высочайшему» указанию Общество было реанимировано в связи с изменением ситуации на Ближнем Востоке – возникновением в 1948 г. государства Израиль.

Распад Советского Союза в 1991 г. и последовавший всесторонний политический и экономический кризис, казалось, вновь поставили под вопрос само существование Общества. Лишенное материальной и всякой иной поддержки, оно вынуждено было искать для себя новый статус и новые, независимые источники финансирования. Воспользовавшись ситуацией, Общество смогло восстановить свое историческое имя: Императорское Православное Палестинское Общество (постановление Верховного Совета от 25 мая 1992 г.). Названная дата открывает новейший период в истории ИППО. Духовное обновление России, новые отношения между Церковью и государством, вселяют надежду на дальнейшие перспективы Императорского Православного Палестинского Общества с его неустаревающим наследием, высокими традициями и идеалами.

Состояние Палестинского Общества в канун Первой мировой войны характеризовалось двумя противоречивыми тенденциями. С одной стороны, Общество, казалось, достигло пика своей активности и благосостояния. В нем состояло около 3 тыс. членов, отделы ИППО действовали в 52 епархиях Русской Православной Церкви. Подворья и странноприимные дома, принадлежавшие Обществу в Палестине, вмещали единовременно до 6–7 тыс. паломников, а в целом за год – до 9–10 тыс. В условиях революционных кризисов и общего спада общественного интереса к каким-либо духовным и церковно-политическим инициативам ощутимо снижаются цифры ежегодного Вербного сбора, что вело к нарастающей экономической зависимости Общества от бюджетного финансирования и единовременных казначейских вливаний. Последние крупные строительные проекты в Палестине оказались возможны лишь благодаря государственной беспроцентной ссуде в 500 тыс. рублей.

Сразу после Февральской революции ИППО перестало именоваться «Императорским», великая княгиня Елизавета Федоровна сложила с себя полномочия председателя Общества, 9 апреля 1917 г. председателем был избран прежний вице-председатель, кн. А.А. Ширинский-Шихматов. Осенью 1918 г. князь эмигрировал в Германию. Там, никем в России на то не уполномоченный, он возглавил параллельный «Совет Православного Палестинского Общества» – своеобразный «Совет в изгнании», объединив некоторых из прежних членов ИППО, оказавшихся в эмиграции¹⁸⁰. А Совет настоящий, оставшийся на родине, 5 (18) октября 1918 г., «ввиду продолжающегося доселе отсутствия из Петрограда председателя Общества А.А. Ширинского-Шихматова и невозможности в настоящее время установить с ним более или менее правильные сношения», просил вступить во временное исполнение обязанностей председателя старейшего члена Совета ИППО академика В.В. Латышева, который и занимал этот пост до своей кончины 2 мая 1921 г¹⁸¹.

Общество стало называться – Российское Палестинское Общество при АН СССР, но и в этом, сугубо научном, качестве было в 1923 г. закрыто и лишь в 1925 г. официально зарегистрировано НКВД. В число членов РПО входили в 1920-е гг. академики В.В. Бартольд, А.А. Васильев, С.А. Жебелев, П.К. Коковцов, И.Ю. Крачковский, Н.Я. Марр (Председатель Общества в 1928–1934 гг.). И.И. Мещанинов, С.Ф. Ольденбург, А.И. Соболевский, В.В. Струве, Ф.И. Успенский (Председатель Общества в 1921– 1928 гг.); профессора Д.В. Айналов, В.Н. Бенешевич, А.А. Дмитриевский, И.И. Соколов и др. Членами Общества стали также многие выдающиеся ученые в области естествознания: академики В.И. Вернадский, А.Е. Ферсман, Н.И. Вавилов. И с этой интеллектуальной силой нельзя было не считаться. Научная жизнь Общества практически не прерывалась, за исключением, может быть, самых трудных месяцев «военного коммунизма». Но после 1934 г. РПО плавно переходит в виртуальный режим существования: никем формально не закрытое, оно мирно прекращает функционирование.

Между тем, в Святой Земле Русская Духовная Миссия, с ее многочисленными участками, храмами и монастырями, равно, как и школы, больницы и подворья, принадлежавшие Палестинскому Обществу, оказались без какой-либо дипломатической защиты, без духовной и экономической поддержки. К тому времени ИППО и Русская Духовная Миссия в Иерусалиме обладали в Палестине земельными участками (в общей сложности более 70)¹⁸², с суммарной территорией около 150 га¹⁸³.

Создание государства Израиль (14 мая 1948 г.) внесло свои коррективы. Обострение конкуренции Запада и Востока в борьбе за ближневосточный плацдарм, сделало возвращение российской собственности актуальным и удобным фактором советско-израильской взаимности. 25 сентября 1950 г. Совет Министров СССР издал распоряжение о возобновлении деятельности Общества и его представительства в Израиле. Первым заявление о вступлении в РИО нового состава подал председатель ОВЦС митрополит Крутицкий Николай (Ярушевич). Учредительское собрание состоялось 16 января 1951 г. Председательствовал главный ученый секретарь Академии наук академик А.В. Топчиев. Во вступительном слове он сказал: «В силу целого ряда обстоятельств деятельность Российского Палестинского Общества фактически прервалась в начале 30-х гг. Учитывая усилившийся в последнее время интерес советских ученых, и прежде всего востоковедов, к странам Ближнего Востока, а также возросшие возможности советской науки, Президиум Академии наук СССР признал необходимым активизировать деятельность Общества как организации, помогающей советским ученым заниматься изучением этих стран. С этой целью Президиум Академии провел ряд мероприятий по пополнению состава Общества и подготовке настоящего собрания»¹⁸⁴.

В апреле 1951 г. представитель Общества М.П. Калугин прибыл в Иерусалим и разместился на Сергиевском подворье. В 1954 г. вышел первый выпуск возобновленного «Палестинского сборника». Ответственным редактором этого и последующих выпусков была Н.В. Пигулевская. Не являясь периодическим изданием, «Палестинский сборник» выходил с достаточной регулярностью: с 1954 по 2015 гг. вышло 48 выпусков. Что касается принадлежавших ИППО недвижимостей в Палестине, большая их часть была продана в 1964 г. правительством Хрущева израильским властям за 4,5 млн. долларов (так называемая «апельсиновая сделка»)¹⁸⁵, а после Шестидневной войны (1967) СССР прервал дипломатические отношения с Израилем, и сотрудники РПО, размещавшиеся с марта 1951 г. по июнь 1967 г. в иерусалимской штаб-квартире Общества в Сергиевском подворье, как все советские представители, покинули страну.

Для РПО это имело двойственный результат. Во-первых, вновь на десятилетия было утрачено представительство в Сергиевском подворье. Во-вторых, государственно-партийная установка требовала развертывания антисионистской пропаганды. На этой волне в РПО пришли многие ученые и публицисты, специализировавшиеся на современной истории Израиля и Ближнего Востока и на идеологической борьбе.

Новый поворот наблюдается на рубеже 1980–1990-х гг. и связан с восстановлением дипломатических отношений СССР с государством Израиль и изменением традиционной для советского периода внешнеполитической концепции. В 1989 г. в Общество пришли новый председатель – ректор Дипломатической академии О.Г. Пересыпкин и ученый секретарь В.А. Савушкин. Двенадцать лет в жизни Общества (1989–2001), которые определялись энергичным тандемом Пересыпкин – Савушкин, отличались особым подъемом и творческой атмосферой, при том, что это был трудный период не только для Общества, но и для истории страны.

Именно в этот период произошли ключевые для ИППО события: Общество получило самостоятельность, вернуло свое историческое название, стало работать по новому, максимально приближенному к первоначальному, уставу, восстановило основные свои уставные функции – в том числе содействия православному паломничеству. Члены ИППО активно участвовали в научных конференциях в России и за рубежом.

В январе 1990 г. в Москве (с выездными секционными заседаниями в Ленинграде и Троице-Сергиевой Лавре) был проведен большой международный научный симпозиум «Россия и Палестина: культурно-религиозные связи и контакты в прошлом, настоящем и будущем», в котором приняли участие ученые из арабских стран, Израиля, Англии, США, ФРГ и Канады¹⁸⁶. В октябре того же года члены Общества впервые смогли осуществить паломническую поездку в Святую Землю – для участия в «Иерусалимском форуме: представители трех религий за мир на Ближнем Востоке».

В последующие годы Святую Землю посетили более двух десятков паломнических групп, организованных ИППО.

Распад Советского Союза в 1991 г. и последовавший всесторонний политический и экономический кризис, казалось, вновь поставили под вопрос само существование Общества. Отказ Президиума Академии наук от материальной и всякой иной поддержки РПО поставил Общество в критическое положение, заставил его искать для себя новый статус и новые, независимые источники финансирования. В этих условиях по предложению Пересыпкина Совет Общества обратился за поддержкой к высшей государственной инстанции. 25 мая 1992 г. Президиум Верховного Совета Российской Федерации принял постановление о возвращении Императорскому Православному Палестинскому Обществу его исторического имени и о переходе Общества, составлявшего в советские годы структурное подразделение Академии наук СССР, под юрисдикцию Российской Федерации в качестве международной общественной организации. Правительству было рекомендовано принять необходимые меры по практическому восстановлению и возвращению ИППО его имущества и прав¹⁸⁷.

14 мая 1993 г. председатель Совета Министров В.С. Черномырдин подписал следующее распоряжение: «Поручить МИДу России провести с участием Госкомимущества России переговоры с израильской стороной о восстановлении права собственности Российской Федерации на здание Сергиевского подворья (г. Иерусалим) и соответствующий земельный участок. По достижении договоренности оформить указанные здание и земельный участок как государственную собственность Российской Федерации, передав в соответствии с рекомендацией Президиума Верховного Совета квартиру в здании Сергиевского подворья в бессрочное пользование Императорскому Православному Палестинскому Обществу»¹⁸⁸.

В 1992 г. был разработан новый устав ИППО, максимально приближенный к первоначальному дореволюционному, восстановлен институт почетного членства в Обществе, создан Комитет почетных членов ИППО, который возглавил Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II.

Возвращение в святую землю: век XXI

Следующий период в истории ИППО связан с началом нового века, когда Общество возглавляли последовательно А.Ф. Чистяков и Я.Н. Щапов. А.Ф. Чистяков известен как опытный дипломат-арабист, активный участник восстановления и укрепления российского присутствия на Ближнем Востоке. Он был членом первого состава консульской группы (с 1990 г. ее руководителем) в канун возобновления дипломатических отношений с Израилем, а затем представителем России при Палестинской Национальной Администрации. Дружеские доверительные отношения с Ясиром Арафатом позволили ему добиться возвращения России Мамврийского Дуба в Хевроне, Иоасафовского участка ИППО и Антониновского участка РДМ в Иерихоне. Инициативой Чистякова стало вступление ИППО в ЭКОСОС – Экономико-Социальный совет неправительственных организаций при ООН (оформление членства было завершено в 2005 г.). В 2003 г., после 15-летнего «дипломатического» этапа, председателем Палестинского Общества вновь был избран представитель академической науки Ярослав Николаевич Щапов (1928–2011) – член-корреспондент РАН, историк России, Русской Церкви, византийского и древнерусского светского и церковного права. Под его руководством в Обществе были восстановлены три секции: научно-издательская, международная и паломническая, в рамках которых ежегодно проводились международные и российские конференции, круглые столы, выставки и семинары, связанные с историей и современной деятельностью Общества, способствовавшие развитию перспективного творческого диалога представителей церковной и светской науки.

14 июня 2007 г. в Москве состоялось торжественное собрание, посвященное 125-летию Императорского Православного Палестинского Общества. В собрании приняли участие Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II, министр иностранных дел РФ С.В. Лавров, другие почетные члены Общества. Председателем ИППО был избран председатель Счетной палаты РФ С.В. Степашин.

«Россия всегда защищала свои интересы на международной арене и всегда помнила, что мир на Земле зависит и от ее присутствия на Православном Востоке, в Святой Земле», – таков был один из главных тезисов в выступлении нового Председателя. Процитировав слова из Послания Президента В.В. Путина Федеральному собранию о том, что «живое пространство многомиллионного «русского мира” значительно шире, чем сама Россия», С.В. Степашин сказал: «На мой взгляд, Русская Палестина – это как раз часть нашей исторической памяти, а деятельность Палестинского Общества призвана сохранить и упрочить эту память на пространстве «русского мира”».

Целью Общества на современном этапе является полномасштабное восстановление его присутствия в традиционном пространстве деятельности – в России и за рубежом.

Много сил было потрачено Палестинским Обществом, совместно с Министерством иностранных дел и Администрацией Президента, по возвращению России Сергиевского подворья в Иерусалиме. Шесть десятилетий, если считать с момента создания государства Израиль, понадобилось для того, чтобы официально, юридически оформить то, что и прежде ни в ком не вызывало сомнений. Решающую динамику процессу сообщило личное участие Президента РФ В.В. Путина, министра иностранных дел С.В. Лаврова и председателя ИППО С.В. Степашина. Официальная передача подворья России 28 декабря 2008 г., отселение из его корпусов главного арендатора – израильского Министерства сельского хозяйства открыло возможность по-настоящему заняться реконструкцией и реставрацией Подворья.

Событие стало знаковым с точки зрения дальнейшей работы Общества на Ближнем Востоке¹⁸⁹. В настоящее время на Сергиевском подворье в Иерусалиме идет масштабная реставрация. Не дожидаясь окончания ремонта, Иерусалимское отделение ИППО проводит в нем свои мероприятия – международные семинары и конференции, лекции и экскурсии для русских паломников и местных туристов. После реставрации на подворье планируется разместить музей, оснастить оборудованием научный центр по изучению истории ИППО и Святой Земли.

21 мая 2008 г. глава Палестинской Национальной Администрации Махмуд Аббас вручил специальному представителю Президента Российской Федерации на Ближнем Востоке, заместителю Министра иностранных дел России и заместителю Председателя ИППО А.В. Салтанову документы о передаче в собственность ИППО земельного участка в исторической части Вифлеема, где уже построен деловой и просветительный центр, открытие которого летом 2012 г. стало одним из важнейших событий. Первого сентября 2014 г. в Вифлееме состоялось торжественное открытие государственной школы для мальчиков с углубленным изучением русского языка как основного иностранного, на котором одним из почетных гостей был Блаженнейший Патриарх Святого града Иерусалима и всей Палестины Феофил III. За минувший век – это первое такого рода образовательное учреждение в Палестине. В этой общеобразовательной школе, оснащенной современными средствами обучения, учится 500 арабских детей.

При активном содействии российского представительства при Палестинской Национальной Администрации, было завершено оформление документов на участки земли в Иерихоне, принадлежавшие Русской Православной Церкви («Антониновский участок») и Императорскому Православному Палестинскому Обществу («Иоасафовский участок»). Возвращение этого участка имеет огромное значение, так как на нем располагается одна из святынь христианства – евангельская смоковница, или дерево Закхея, под которым, согласно Евангелию, произошла встреча Иисуса Христа и мытаря Закхея. У русской науки впервые за 100 лет появилась возможность вернуться в Святую Землю. Раскопки, проведенные по инициативе ИППО на Иоасафовском участке Институтом археологии РАН, при участии местного, палестинского Департамента древностей и культурного наследия, открыли удивительный мир христианского Иерихона¹⁹⁰.

Исключительно важное значение для современной жизни Общества имеет воссозданная в 1990-е гг. связь с Русской Православной Церковью. Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II принял тогда Палестинское Общество под свое непосредственное покровительство и возглавил Комитет почетных членов ИППО. Ныне Комитет почетных членов возглавляет Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, а почетными членами являются митрополит Крутицкий и Коломенский Ювеналий, министр иностранных дел РФ С.В. Лавров, глава Российского Императорского Дома великая княгиня Мария Владимировна, мэр Москвы С.С. Собянин, Президент Российской Академии наук Ю.С. Осипов, академик РАН и РАМН М.А. Пальцев, академик РАН Е.М. Примаков и др.

Среди действительных членов и членов Совета Общества много чиновников, бизнесменов, ученых и дипломатов. Активно действуют региональные отделения в Санкт-Петербурге и Нижнем Новгороде, созданы отделения в Орле, Перми, Ростове-на-Дону, Твери и других городах. К зарубежным отделениям относятся Вифлеемское (Палестинская Национальная администрация) и Иерусалимское (Израиль), оформившиеся в 2005 г., а также Кипрское и Болгарское.

Среди основных факторов, способствующих расширению русского присутствия в Святой Земле, – подписание в мае 2007 г. Акта о каноническом общении между Русской православной церковью и Русской православной церковью за рубежом, проложившее путь к единению Церкви и, как следствие, создавшее условия для консолидации Императорского Православного Палестинского Общества.

Как и сто лет назад, Общество пользуется заслуженным авторитетом в научных кругах, его деятельность по достоинству оценивают православная общественность и руководство страны, партнеры за рубежом. 23 марта 2012 г. ИППО объявлена благодарность Президента России «за большой вклад в сохранение и популяризацию культурного и исторического наследия России на Святой Земле, укрепление дружбы и сотрудничества между народами». Палестинское Общество вновь становится востребованным инструментом и проводником русского влияния.

Иерусалимский вектор русской внешней политики всегда отличался как точкой приложения (религиозный центр восточно-христианской цивилизации), так и характером действующих сил. Здесь теснейшим образом переплетались методы светской и церковной дипломатии, прямое политическое или финансовое давление, массовые формы паломничества, научно-археологическое проникновение. Трудно назвать другой случай, когда российская политика столь ощутимо опиралась бы на такие, в позитивистском смысле «неощутимые», рычаги и механизмы, как религиозная вера, «дух народа», конфессиональная солидарность.

Соответственно, и Святая Земля, и другие страны библейского региона характеризуются сохранением устойчивой тенденции рассматривать Россию в качестве правового и религиозного гаранта духовной и политической стабильности, доброй памятью о той духовной и гуманитарной поддержке, которую оказывали люди и учреждения Русской Духовной Миссии и Императорского Православного Палестинского Общества местному христианскому – и не только христианскому населению. Именно поэтому Русская Палестина не «закрылась» в 1917 г., продолжалась в течение советского периода, активизировалась вместе с российской политикой на Ближнем Востоке при Сталине в 1945–1953 гг., при Брежневе в 1968–1974 гг., при Горбачеве в 1989 г., при Ельцине и Хасбулатове в 1992 г. – и сегодня, при Путине, составляет основу работы политиков и дипломатов по возвращению российской собственности и разработке современных моделей внешней политики России на Ближнем Востоке.

Раскрытие истории, наследия и перспектив цивилизационного взаимодействия на Святой Земле, выявление вклада России в культуру народов Израиля и Палестины – таковы задачи предлагаемого читателю научно-документального издания «Россия в Святой Земле». Издание восполняет важные пробелы в отечественной историографии, восстанавливая сложную и противоречивую картину русского политического, духовного, научного и гуманитарного присутствия на Ближнем Востоке.

Наши знания углубляются и расширяются с каждым новым поколением исследователей, с новыми источниками и документами, с новым взглядом и новой концепцией. На каждом этапе изучения и осмысления наступает рано или поздно время, когда достигнутые результаты в свете новых задач и открытий оказываются недостаточными. В научном плане наша задача – обеспечить тот уровень научной полноты, аналитической и документальной фундированности, при котором те, кто придут за нами, могли бы уверенно и обоснованно продолжить работу, не зачеркивая и не отвергая сделанного, но достраивая и расширяя то, на чем остановились мы.

* * *

Россия в Святой Земле: Документы и материалы / Сост., подг. текста, вступит. статья и комм. Н.Н. Лисового. Т. 1–2. М., 2000.

Ямилинец Б.Ф. Россия и Палестина. Очерк политических и культурно-религиозных отношений (XIX – начало XX века). М., 2003; Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие на Ближнем Востоке в XIX – нач. XX века. М., 2006; Его же. Москва – Иерусалим. Из истории Московского отделения Императорского Православного Палестинского Общества. М., 2012; Его же. Подворья ИППО в Иерусалиме. М., 2012; Панченко К.А. Ближневосточное Православие под османским владычеством. Первые три столетия: 1516–1831. М., 2012; Его же. Православные арабы. Путь через века. М., 2013; Якушев М.И. Антиохийский и Иерусалимский Патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века. М., 2013; Смирнова И.Ю. Митрополит Филарет и Православный Восток. Из истории межцерковных связей. М., 2014; Лисовой Н.Н., Смирнова И.Ю. Россия и Святая Земля в первой половине XIX века: церковная политика на Православном Востоке. Т. 1–2. М., 2015 (в печати).

Русская Духовная Миссия в Иерусалиме: новые документы и материалы / Сост. и ред. Н.Н. Лисовой // Богословские Труды. Сб. 36. М., 2001; Лисовой Н.Н. Русская Церковь и Патриархаты Востока. (Три церковно-политические утопии XX в.) // Религии мира. История и современность. 2002. М., 2002. С. 143–219; Россия и Православный Восток: Константинопольский Патриархат в конце XIX в. / Изд. подг. Л.А. Герд. СПб., 2003; Переписка К.М. Базили и А.Н. Муравьева (1839–1852) / Подг. текста и примеч. И.Ю. Смирновой // Православный Палестинский Сборник. Вып. 103. М., 2006. С. 42–101; Переписка Иерофея, архиепископа Фаворского, с А.Н. Муравьевым (1840–1850 гг.) / Подг. текста и примеч. И.Ю. Смирновой // Там же. Вып. 105. М., 2007. С. 278–362; Смирнова И.Ю. Отношения Российской и Иерусалимской Церквей в 30-е годы XIX столетия по документам архива А.Н. Муравьева // Религии мира. Ежегодник. 2005. М., 2007. С. 169–242; Лисовой Н.Н., Смирнова И.Ю. Иерофей, Патриарх Антиохийский. Ч. 1–2 // ППС. Вып. 105. 2007. С. 209–277; Вып. 106. 2010. С. 193–251; Взаимодействие и отношения ИППО и РДМ в Иерусалиме по неизвестным документам АВП РИ / Публ. Н.Н. Лисового // Православный Палестинский Сборник. Вып. 108. М., 2012. С. 107–130; Русская собственность в Святой Земле по документам Государственного архива Израиля / Публ. Ю.А. Грачева, Н.Н. Лисового, И.Ю. Смирновой // Православный Палестинский Сборник. Вып. 108. М., 2012. С. 131–163; Лисовой Н.Н., Смирнова И.Ю. Из архитектурной истории храма Гроба Господня в XIX в.: документальное исследование // ППС. Вып. 109. 2013. С. 27–58.

⁴

Муравьев А.Н. Путешествие ко святым местам в 1830 г. М., 2006; Скалон ДА. Путешествие по Востоку и Святой Земле в свите великого князя Николая Николаевича в 1872 г. М., 2007; Норов А.С. Путешествие по Святой Земле в 1835 году. М., 2008; Архимандрит Леонид (Кавелин). Старый Иерусалим и его окрестности. Из записок инока-паломника. М., 2008.

⁵

Дмитриевский А. А. Императорское Православное Палестинское Общество и его деятельность за истекшую четверть века. 1882–1907. М.; СПб., 2008; Дмитриевский А.А. Русская Духовная Миссия в Иерусалиме. [Сб. трудов]. М.; СПб., 2009; Дмитриевский А.А. Деятели Русской Палестины. [Сб. трудов]. М.; СПб., 2010; Хитрово В.Н. Собрание сочинений и писем. T. 1. Православие в Святой Земле / Сост., подг. текста, вступит, статья Н.Н. Лисового. М.; СПб., 2011; Т. 2. Статьи о Святой Земле. Из истории Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Из истории русского паломничества в Святую Землю. М.; СПб., 2011; Т. 3. Из эпистолярного наследия. М.; СПб., 2012; Дмитриевский А.А. Праздники Святой Земли / Сост., подг. текста, вступит, ст. Н.Н. Лисового. М., СПб., 2013; Дмитриевский А.А. Палестинское общество и русские школы на Востоке. М.; СПб., 2014; Арсений (Стадницкий), епископ. В стране священных воспоминаний. М.; СПб., 2014.

⁶

Смышляев Д.Д. Синай и Палестина. Из путевых заметок 1865 года. М., 2008; Адлерберг НВ. Из Рима в Иерусалим. М., 2008.

⁷

Базили К.М. Сирия и Палестина под турецким правительством в историческом и политическом отношении / Изд. подг. И.М. Смилянская. М.; Иерусалим, 2007.

⁸

Антонин (Капустин), архимандрит. Пять дней на Святой Земле и в Иерусалиме. М., 2007; Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции 1866–1891 / Изд. подг. Р.Б. Бутова. М., 2010.

⁹

Соловьев М.П. Святая Земля и Православное Императорское Палестинское Общество / Предисл., подг. текста и комм. Н.Н. Лисового. М., 2012.

¹⁰

Мерцалов Евгений, свящ. От Петрозаводска до Иерусалима и обратно. Путевые заметки и впечатления паломника / Ист. подг. К. Балдин. М., 2014.

¹¹

Дмитревский С.М. Русские раскопки на Елеонской горе. М., 2006.

¹²

Великий князь Константин Николаевич на Святой Земле в 1859 г. / Сост., подг. текста, вступ. ст. и комм. К. А. Ваха. М., 2009; Великая княгиня Александра Иосифовна. Письма с Востока к моим родным. / Подг. текста, вступ. ст. и комм. К.А. Ваха. 1859 г. М., 2009.

¹³

Антонин (Капустин), архимандрит. Дневник. Год 1881 / Изд. подг. Н.Н. Лисовой, Р.Б. Бутова; Отв. ред. Я.Н. Щапов. М., 2011; Дневник. Год 1850 / Изд. подг. А.А. Герд, К.А. Вах. М., 2013.

¹⁴

Указатель трудов Императорского Православного Палестинского Общества. 1881–2007 / Отв. ред. Н.Н. Лисовой. СПб., 2009.

¹⁵

Великий князь Сергей Александрович Романов. Биографические материалы. Т. 1–4 / Сост., вступ. статья и коммент. И.В. Плотниковой. М., 2006–2011.

¹⁶

Письма великой княгини Елизаветы Феодоровны / Сост. Т.В. Коршунова, Е.Н. Панкратова, О.С. Трофимова. М., 2011.

¹⁷

На службе у России. Великий князь Сергей Александрович. Материалы научных конференций 2011–2012 гг. М., 2013; «Наш долг служить и сеять...». Материалы выставок: «Великая княгиня Елизавета Федоровна и Святая Земля», «Почитание Святителя Николая в России и Италии. К 100-летию основания Барградского комитета ИППО». М., 2011.

¹⁸

Россия в Святой Земле. К 130-летию сотрудничества Императорского Православного Палестинского Общества с народами Ближнего Востока. Каталог Международной юбилейной выставки. М. 2012.

¹⁹

От Перми до Иерусалима: путь и подвиг Д.Д. Смышляева. К 180-летию со дня рождения. Материалы церковно-научной конференции. Пермь, 26 марта 2008 г. Пермь, 2012; Путевые записки во святый град Иерусалим и в окрестности оного Калужской губернии дворян Вешняковых и мядынского купца Новикова в 1804 и 1805 годах. Путешествие к святым местам, находящимся в Европе, Азии и Африке, совершенное в 1820 и 1821 годах села Павлова жителем Киром Бронниковым / Сост., вступ. статья и примеч. О.Н. Александровой-Осокиной и П.В. Герасимова. Хабаровск, 2013; Его императорское высочество великий князь Сергей Александрович / Рук. проекта: архимандрит Тихон (Затекин), А.Н. Панин. Нижний Новгород, 2013.

²⁰

Иерусалимский православный семинар. Вып. 1–4. М.; Иерусалим, 2011–2014.

²¹

Иерусалимский вестник ИППО. Вып. I-VI. Иерусалим, 2012–2014.

²²

Святая Земля. Историко-культурный иллюстрированный альманах. Вып. 1–2 / Рук. проекта архимандрит Исидор (Минаев) / Ред. совет: Т.А. Богданова, М.И. Щербакова, Л.И. Алехина. Иерусалим, 2012.

²³

Пигулевская Н.В. Имя «Рус» в сирийском источнике VI в. н.э. // Пигулевская Н.В. Сирийская средневековая историография. Исследования и переводы. СПб., 2000. С. 361–369.

²⁴

Малышевский И.И. Кто был первый митрополит Киевский? // Труды Киевской Духовной Академии. 1883. № 10. С. 123–171; Рорре A. Michail Metropolita Ruski // Slownik starozytnosci slowianskich. 1967. T. 3. S. 242–243.

²⁵

Никоновская летопись // ПСРЛ, т. 9. М., 1965. С. 68. (Репринт: М., 2000).

²⁶

Житие Феодосия Печерского // библиотека литературы Древней Руси. T. 1. XI-XII века. СПб., 1997. С. 359.

²⁷

Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. М., 2001. С. 631–632.

²⁸

Преподобная Евфросиния Полоцкая. Минск, 1997. С. 56–57; Назаренко А.В. Древняя Русь на международных путях. С. 632–634.

²⁹

Житье и хоженье Данила, Руськыя Земли игумена. 1106–1108 гг. Под ред. М.А. Веневитинова // Православный Палестинский сборник. T. 1. Вып. 3. Кн. 3. СПб., 1883; T. III. Вып. 3. Кн. 9. СПб., 1885. См. современное издание с параллельным русским переводом и комментариями Г.М. Прохорова: «Хожение» игумена Даниила в Святую Землю. СПб., 2007.

³⁰

См., например: Заборов М.А. История крестовых походов в документах и материалах. М., 1977.

³¹

Поэтические памятники древней Руси, связанные с творчеством «калик», собраны в изданиях: Бессонов П. Калеки перехожие. М., 1861–1864. Т. 1–2; Варенцов В. Сборник русских духовных стихов. СПб., 1860.

³²

Добрыня Ядрейкович в своем «Сказании» (1204) рассказывает о виденных им в Царьграде мощах русского священника-паломника Леонтия: «на уболе (в приделе) святаго Георгия святыи Леонтеи, поп русин, лежит в теле: велик человек; той бо Леонтии 3-ж во Иеросалим пешь ходил» (Лопарев Х.М. Книга-паломник: Сказание святых мест во Цареграде Антония, архиепископа Новгородского в 1200 году // Православный Палестинский Сборник. 1899. Т. XVII. Вып. 3 (51). С. 29–30).

³³

Назаренко А.В. Русь и Святая Земля в эпоху Крестовых походов // Богословские труды. Сб. 35. М., 1999. С. 181.

³⁴

Древнерусские княжеские уставы. XI-XV вв. / Изд. подг. Я.Н. Щапов. М., 1976. С. 16.

³⁵

Там же. С. 24, 33, 40.

³⁶

Там же. С. 24, 33, 40, 44, 47 etc.

³⁷

Договоры России с Востоком, политические и торговые / Собрал и издал Т. Юзефович. СПб., 1862. Репринт: М.: ГПИБ, 2005.

³⁸

Noradounghian G., effendi. Recueil dActes Internationaux de l’Empire Ottoman. Paris; Leipzig; Neuchâtel. T. 1. 1300–1789. 1897; T. 2.1789–1856.1900; T. 3.1856–1878. 1902; T. 4.1878–1902.1903.

³⁹

См., например, известное послание Досифея, доставленное в Москву в сентябре 1691 г. и содержавшее не только описание бедствий Сионской Церкви, но и прямые призывы к царю Петру «освободить Иерусалим» и только тогда заключать мир с Турцией (Соловьев С.М. История России с древнейших времен. Т. 14 // Соловьев С.М. Сочинения. Кн. X. М., 1991. С. 509).

⁴⁰

Договоры России с Востоком. С. 9–10; Noradounghian G. Ор. cit. T. 1. P. 202.

⁴¹

Договоры России с Востоком. С. 21; Noradounghian G. Ор. cit. T. 1. P. 232, 263.

⁴²

Очерки истории Министерства иностранных дел России. T. 1. 860–1917 гг. М., 2002. С. 188.

⁴³

Договоры России с Востоком. С. 28–29; Noradounghian G. Ор. cit. T. 1. P. 323–324; Под стягом России. Сборник архивных документов. М., 1992. С. 82–83.

⁴⁴

Очерки истории Министерства иностранных дел России. T. 1. С. 199.

⁴⁵

Сборник Императорского Русского Исторического Общества. СПб., 1874. Т. 13. С. 69.

⁴⁶

Договоры России с Востоком. С. 42, 51, 80.

⁴⁷

Noradounghian G. Ор. cit. T. 4. P. 191–192. Статья оговаривала также «сохранение прежних прав и собственности, полное равенство в правах и привилегиях» за монахами Святой Горы Афон, «независимо от их происхождения» (там же).

⁴⁸

Материалы к истории Иерусалимской Патриархии. (Выписки из дел Архива Св. Синода с 1814 по 1844 гг.) // Библиотека ИППО. Б. III. № 512. С. 34–35.

⁴⁹

Материалы к истории Иерусалимской Патриархии. С. 54.

⁵⁰

Грамата Патриарха Поликарпа на Высочайшее имя от 1 апреля 1815 г. (РГИА. Ф. 797. Д. 5169). В общей сложности, на строительство и украшение Иерусалимского подворья в Таганроге И.А. Варвакис потратил 600 тыс. рублей (Марков А.С. Варвакис. Астрахань, 2000. С. 284–285).

⁵¹

О нем подробнее: Лисовой И.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. М., 2006. С. 75–82.

⁵²

Материалы к истории Иерусалимской Патриархии. С. 42.

⁵³

А.Н. Иерусалимское патриаршее в Москве подворье, что у Арбатских ворот. М., 1881. Подворье функционирует доныне.

⁵⁴

Безобразов П.В. О сношениях России с Палестиной в XIX в. Исторический очерк. Император Александр I и Патриарх Поликарп // Сообщения ИППО. 1911. T. XXII. Вып. 1. С. 20–52.

⁵⁵

Степанова С.С. Святая Земля в пейзажах и исторических сюжетах // Святая Земля в русском искусстве. М., 2001. С. 243.

⁵⁶

Дашков Д.В. Русские поклонники в Иерусалиме. Отрывок из путешествия по Греции и Палестине // Северные цветы на 1826 год. СПб., 1826. С. 214–263.

⁵⁷

Цитируем по современному изданию: Дашков Д.В. Русские поклонники в Иерусалиме // Святые места вблизи и издали. Путевые заметки русских писателей I половины XIX века. М» 1995. С. 34.

⁵⁸

Лисовой Н.Н. Феномен А.Н. Муравьева и русско-иерусалимские отношения первой половины XIX в. // Православный Палестинский сборник. Вып. 103. М., 2005. С. 4–20.

⁵⁹

Пушкин А.С. Полное собрание сочинений. Т. 7. М., 1958. С. 262.

⁶⁰

Порфирий (Успенский), епископ. Книга бытия моего. T. III. СПб., 1896. С. 449–450.

⁶¹

Лорд Пальмерстон расценивал Лондонский трактат как достигнутое им «добровольное отречение России от исторического преобладания в Турции» (Полиевктов М.А. Николай I. Биография и обзор царствования. М., 1918. С. 176; То же // Русский Биографический словарь. Николай I – Новиков. М., 1998. С. 71).

⁶²

Хитрово В.Н. Собрание сочинений и писем. T. 1. Православие в Святой Земле / Сост., подг. текста, вступ. статья Н.Н. Лисового. М.; СПб., 2011. С. 130.

⁶³

Материалы для биографии Порфирия Успенского / Под ред. П.В. Безобразова. T. 1. Официальные документы. СПб., 1910. С. 3.

⁶⁴

Всеподданнейший доклад вице-канцлера графа К.В. Нессельроде об отправлении духовного лица в Иерусалим от 13 июня 1842 г.

⁶⁵

Лисовой Н.Н. Русская Духовная Миссия в Иерусалиме: история и духовное наследие // Богословские труды. Сб. 35. К 150-летию РДМ в Иерусалиме (1847–1997). М., 1999. С. 36–51.

⁶⁶

В письмах архимандрита Порфирия Успенского сочетание «российская духовная миссия в Иерусалиме» встречается уже в начале 1844 г. (Материалы для биографии епископа Порфирия Успенского. Т. 2. Переписка. СПб., 1910. С. 129).

⁶⁷

Материалы для биографии. T. 1. С.18.

⁶⁸

Архимандрит Порфирий (Успенский). Донесение Управляющему Министерством иностранных дел Л.Г. Сенявину. С.-Петербург, 29 января 1855 г.

⁶⁹

Порфирий (Успенский), епископ. Книга бытия моего. СПб., 1896. Т. 5. С. 136.

⁷⁰

Сообщения ИППО. 1913. T. XXII. Вып. 1. С. 30–33.

⁷¹

Мельникова Л.В. Русская Православная Церковь и Крымская война 1853–1856 гг. М., 2012; Якушев М.И. Антиохийский и Иерусалимский патриархаты в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века. М., 2013; Анисимов О.В. Россия и Наполеон III: борьба за святые места Палестины. М., 2014.

⁷²

Хитрово В.Н. Собрание сочинений и писем. T. 1. Православие в Святой Земле. С. 174.

⁷³

АВП РИ. Ф. 159 ДЛСХД. Оп. 464. Д. 2318. Л. 1–2.

⁷⁴

Дашков Д.В. Русские поклонники в Иерусалиме. С. 34.

⁷⁵

АВП РИ. Ф. СПб ГА П-9. Оп. 46, 1816. Д. 3 (ч. 2). Л. 45а-54об.

⁷⁶

АВП РИ. Ф. СПб ГА П-9. Оп. 46, 1816. Д. 3 (ч. 2). Л. 37–41.

⁷⁷

За свою книгу «Босфор и новые очерки Константинополя» (СПб., 1832) К. М. Базили получил от императора Николая I бриллиантовый перстень.

⁷⁸

ОР РГБ. Ф. 188, картон 2. Ед. хр. 8. Л. 35–35 об.

⁷⁹

ОР РГБ. Ф. 188, картон 4. Ед. хр. 25. Л. 70–70 об., 74–74 об.

⁸⁰

К. М. Базили – А. Н. Муравьеву. Бейрут, 21 декабря 1839 г. Там же. Л. 7.

⁸¹

Лисовой Н.Н. Русское присутствие в Святой Земле: учреждения, люди, наследие // Отечественная История. 2003. № 3. С. 84; он же: Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. С. 109 и след.

⁸²

Моцардо В.И. Великий князь Константин Николаевич Романов. М., 2004; Завьялова Л.В., Орлов К.В. Великий князь Константин Николаевич и великие князья Константиновичи. СПб., 2009; Вах К.А. Великий князь Константин Николаевич и русское паломничество в Святую Землю. М., 2012.

⁸³

Дмитриевский А.А. Памяти Б.П. Мансурова // Дмитриевский А.А. Деятели Русской Палестины. М., 2010. С. 51–63; Мансуров Б.П. Письма из путешествия по православному Востоку. 1857 / Подг. к изд. и публ. К. А. Ваха и Алексы фон Виннинг. М., 2014.

⁸⁴

Памятная книжка Морского Ведомства на 1861 год. СПб., 1861. С. 92–93.

⁸⁵

Для поощрения и поддержки Общества правительство обязалось производить ему в течение двадцати лет помильную плату (около 1,5 млн. руб. в год), выдавать 64 тыс. руб. в год на ремонт судов и приобрести 6670 акций компании на сумму 2 млн. руб., причем, половина суммы была внесена немедленно (Иловайский С.И. Исторический очерк пятидесятилетия Русского Общества Пароходства и Торговли. Одесса, 1907. С. 23–24).

⁸⁶

Черейский А.А. Пушкин и его окружение. Изд. 2. Л., 1988. С. 252–253.

⁸⁷

Мансуров Б.П. Доклад о палестинской командировке. С.-Петербург, декабрь 1857 г. // См. также: Дмитриевский А.А. Памяти Б.П. Мансурова // Сообщения Императорского Православного Палестинского общества (далее СИППО). 1910. T. XXI. Вып. 3. С. 447; современное переиздание: Дмитриевский А.А. Деятели Русской Палестины. М.; СПб., 2010. С. 52.

⁸⁸

Мансуров Б.П. Доклад о палестинской командировке. С.-Петербург, декабрь 1857 г.

⁸⁹

Мансуров Б.П. Православные поклонники в Иерусалиме. СПб., 1858.

⁹⁰

Дмитриевский А.А. Императорское Православное Палестинское общество и его деятельность за истекшую четверть века. 1882–1907. Вып. 1. Русские учреждения в Святой Земле до 1889 г. СПб., 1907. С. 19; Изд. 2. М.; СПб., 2008. С. 95.

⁹¹

Там же.

⁹²

Цит. по: Дмитриевский А.А. Императорское Православное Палестинское общество и его деятельность за истекшую четверть века. М.; СПб., 2008. С. 96.

⁹³

Там же. С. 98.

⁹⁴

Епископ Порфирий (Успенский). Ответ на недавние известия с Сиона. [Отзыв на «Записку» Б.П. Мансурова, присланную Порфирию великим князем Константином Николаевичем 27 декабря 1857 г.] // Материалы для биографии епископа Порфирия Успенского. T. 1. СПБ., 1910. С. 429–468.

⁹⁵

7 января 1844 г. Порфирий записывает в дневнике: «Для покупки горы Елеонской и для постройки монастыря на месте Вознесения Господня собрать добровольные подаяния в России. Их будет много» (Порфирий (Успенский), епископ. Книга бытия моего. T. I. СПб., 1894. С. 359). «Сорок миллионов христиан по копейке ежегодно дадут 400 000 рублей», – рассчитывал архимандрит (там же. С. 465). Мансуров мыслил еще более щедро: «Если каждый из 50 млн. православных, – рассуждал он, – принесет в пользу общего священного и благого дела одну копейку, то из такого ничтожного подаяния будет сливаться ежегодно сумма в 500,000 р., т.е. в 2 миллиона франков, если каждый пожертвует две копейки ежегодно, то отсюда разом составится сумма в миллион рублей, или четыре миллиона франков, т.е. та сумма пожертвований, которая приносится теперь Западом после столетних стараний дойти до этих размеров» (Мансуров Б.П. Православные поклонники в Палестине. С. 105–106).

⁹⁶

Правда, суммы оказались менее значительными, чем предполагалось: в среднем ок. 60 тыс. в год, а никак не 400 тыс. (Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. М., 2006. С.111:124).

⁹⁷

Реально Мансуров приступил к исполнению петербургских своих обязанностей лишь в октябре 1861 г. (Мансуров Б.П. Отчет Палестинского комитета. 1858–1864. СПб., 1866; Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие. С. 111).

⁹⁸

Мансуров Б.П. Отчет о мерах, принятых к улучшению быта русских православных поклонников в Палестине. СПб., 1860.

⁹⁹

Там же.

¹⁰⁰

См. подробнее: Лисовой Н.Н. Подворья ИППО в Иерусалиме. М., 2012.

¹⁰¹

Об археологических раскопках, приведших к открытию Порога Судных Врат, см. в третьем томе настоящего издания, в разделе «Александровское подворье».

¹⁰²

Переписка Императора Александра II с великим князем Константином Николаевичем. Дневник великого князя Константина Николаевича. 1857–1861. М., 1994. С. 97 и др.

¹⁰³

Кондаков С.Н. Список русских художников. К юбилейному справочнику Императорской Академии Художеств. СПб., 1914. С. 419.

¹⁰⁴

Несколько летописных данных из первых дней существования Русских подворий в Иерусалиме // Сообщения ИППО. 1901. T. XII. Вып. 1. С. 68.

¹⁰⁵

Зеленина Я.Э., Белик Ж.Г. Первые русские храмы в Иерусалиме. Троицкий собор и церковь мученицы Александры. История создания. Художественное убранство. М., 2011.

¹⁰⁶

Нехуштай Ш.Ш. Русская деятельность в Палестине в конце Османского периода. Хайфа, 1984 г. (На иврите; цит. по русскому переводу, имеющемуся в библиотеке РДМ в Иерусалиме).

¹⁰⁷

Отношение председателя Палестинского комитета А.В. Головнина на имя Министра иностранных дел кн. А.М. Горчакова от 10 апреля 1864 г. // АВП РИ. Ф. Греческий стол. Оп. 497. Д. 2525. Л. 4–4об.

¹⁰⁸

Вах К.А. Из предыстории ИППО: кризис Палестинского Комитета, рождение Палестинской Комиссии // Императорское Православное Палестинское Общество. К 130-летию со дня основания. Международная научная конференция. Москва. 10 ноября 2011. М., 2012. С. 17–30.

¹⁰⁹

Письмо А.В. Головнина к Б.П. Мансурову от 14 мая 1864 г. // Вах К.А. Из предыстории ИППО. С. 25.

¹¹⁰

Там же. С. 24.

¹¹¹

Мансуров Б.П. Отчет Палестинского комитета. СПб., 1866. С. 13–15 второй пагинации.

¹¹²

По неполной статистике, с 1 января 1865 г. до 1 апреля 1901 г. Русские постройки приняли 86 тыс. паломников, большинство из которых прожили в Иерусалиме от нескольких месяцев до полугода (Несколько летописных данных из первых дней существования Русских подворий в Иерусалиме // Сообщения ИППО. 1901. T. XII. Вып. 1. С. 72).

¹¹³

В начале 1884 г. в Святую Землю был командирован член Православного Палестинского общества доктор А.В. Елисеев с краткой инструкцией: «прожить 2–3 месяца среди поклонников и представить верный отчет о виденном и слышанном». Опубликованная им по возвращении книга «открыла во всей ужасающей наготе безотрадное положение богомольцев» (Отчет Православного Палестинского общества за 1885–1886 год. СПб., 1886. С. 4–5).

¹¹⁴

Священник Феодор Титов. Преосвященный Кирилл Наумов, епископ Мелитопольский, бывший настоятель Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Очерк из истории сношений России с православным Востоком. Киев, 1902.

¹¹⁵

См. подробнее: Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке в XIX – начале XX в. М., 2006.

¹¹⁶

Отзыв митрополита Филарета об отчете начальника РДМ в Иерусалиме, епископа Кирилла (Наумова), от 10 февраля 1859 г. // Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по делам Православной Церкви на Востоке. СПб., 1886. С. 378.

¹¹⁷

Дмитриевский А.А. Императорское Православное Палестинское общество и его деятельность за истекшую четверть века. М.; СПб., 2008. С. 92.

¹¹⁸

Указ о престолонаследии императора Павла I цитируется обычно в качестве единственного непосредственно правового источника, утверждающего царя в роли Главы Русской Церкви (Закон о престолонаследии от 5 апреля 1797 года // ПСЗ. Т. 24. СПб., 1832. См. также: Смолич И.К. История Русской Церкви. 1700–1917. Ч. 1. М., 1996. С. 117–122).

¹¹⁹

Дмитриевский А.А. Граф Н.П. Игнатьев как церковно-политический деятель на Православном Востоке. (По неизданным письмам его к начальнику Русской Духовной Миссии в Иерусалиме о. архимандриту Антонину Капустину) // Дмитриевский А.А. Русская Духовная Миссия в Иерусалиме. М.; СПб., 2009. С. 507.

¹²⁰

Библиография трудов архимандрита Антонина // Антонин (Капустин), архимандрит. Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции 1866–1891. М., 2010. С. 480–495.

¹²¹

Хитрово В.Н. Речь на годовом общем собрании ИППО 21 мая 1894 г. [Памяти архимандрита Антонина] // Сообщения ИППО. 1894. Июнь. С. 299.

¹²²

Там же. С. 299.

¹²³

Лисовой Н.Н, Платонова З.И., Савушкин В.А. Сводный каталог русских недвижимостей в Святой Земле // Россия в Святой Земле. T. I. С. 691–719.

¹²⁴

Лисовой Н.Н. Горненский монастырь // Православная энциклопедия. T. XII. М., 2006. С. 122–125.

¹²⁵

¹²⁶

Ростовцев М.И. Палестина в наше время // Гермес. 1913. № 1–2. С. С. 26.

¹²⁷

Антонин (Капустин), архимандрит. Дневник за 1886 г. С. 116.

¹²⁸

Уведомление начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрита Леонида (Сенцова) о представлении его императору Николаю II. С.-Петербург, 10 декабря 1912 г. Подлинник//Архив РДМ. П. 12. Д. 220. Листы в деле не нумерованы.

¹²⁹

Государственный Архив Российской Федерации. Ф. 3431. Оп. 1. Д. 337.

¹³⁰

Хитрово В.Н. Собрание сочинений и писем в 3-х томах. T. 1. Православие в Святой Земле. М.; СПб., 2011. Т. 2. Статьи о Святой Земле. Из истории Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Из истории русского паломничества в Святую Землю; Т. 3. Из эпистолярного наследия. М.; СПб., 2011–2012.

¹³¹

Антонин (Капустин), архимандрит. Из Иерусалима. Статьи, очерки, корреспонденции. 1866–1891 / Изд. подг. Р.Б. Бутова. М., 2010. С. 113–114.

¹³²

Хитрово В.Н. Собрание сочинений и писем. Т. 3. Из эпистолярного наследия. М.; СПб., 2012. С. 130.

¹³³

Там же. С. 133.

¹³⁴

Дмитриевский А.А. Императорское Православное Палестинское общество и его деятельность за истекшую четверть века. М.; СПб., 2008. С. 76.

¹³⁵

Текст проекта устава ИППО: АВП РИ. Ф. РИППО. Оп. 873/1. Д. 1. Л. 45.

¹³⁶

В различных документах указывается различное число членов-учредителей: 42, 43, 48 или 49.

¹³⁷

А.А. Дмитриевский перечисляет в своей монографии 48 учредителей: Дмитриевский А.А. Императорское Православное Палестинское Общество и его деятельность за истекшую четверть века. 1882–1907. М.; СПб., 2008. С. 243–244. Очевидно, подписной лист с фамилиями учредителей, о котором говорит выше В.Н. Хитрово, пополнялся и после открытия Общества. Stavrou Th. G. Russian Interests in Palestine. 1882–1914. Thessaloniki, 1963. P. 69–70.

¹³⁸

Протокол № 1 заседания ППО. С.-Петербург, 21 мая 1882 г.

¹³⁹

Общее собрание ИППО 8 апреля 1901 г. С. 11.

¹⁴⁰

Там же. С. 13.

¹⁴¹

Журнал Совета ИППО, № 158. С.-Петербург, 23 февраля 1901 г. // АВП РИ. Ф.РИППО. Оп. 873/3. Д. 161. Л. 2–2об.

¹⁴²

Лисовой НН. «Президенты Палестины». Памяти первых председателей ИППО Великого Князя Сергия Александровича и Великой Княгини Преподобномученицы Елизаветы Федоровны // Православный Палестинский сборник. Вып. 100. М., 2003. С. 103–131.

¹⁴³

Там же. С. 295–296.

¹⁴⁴

Аничков Н.М. Учебные и врачебные заведения ИППО в Сирии и Палестине. Ч. 1. Учебные заведения Сирии и Иудеи. СПб., 1901; Ч. 2. Учебные заведения Галилеи. СПб., 1910.

¹⁴⁵

Подробнее см.: Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков. (Некролог). Пг., 1917.

¹⁴⁶

Жевахов Н.Д. Князь Алексей Александрович Ширинский-Шихматов: Краткий очерк жизни и деятельности. Новый Сад, 1934; Степанов А. Ширинский-Шихматов Алексей Александрович // Святая Русь. Энциклопедия Русского Народа. Русский патриотизм / Гл. ред., сост. О.А. Платонов, сост. А.Д. Степанов. М., 2003.

¹⁴⁷

Лисовой Н.Н. В.Н. Хитрово – основатель Императорского Православного Палестинского Общества // Хитрово В.Н. Собрание сочинений и писем в 3-х томах. T. 1. Православие в Святой Земле. М.; СПб., 2011. С. 5–48.

¹⁴⁸

Hopwood D. The Russian Presence in Syria and Palestine. 1843–1914. Church and Politics in the Near East. Oxford, 1969. P. 164–165.

¹⁴⁹

Лисовой H.H. Русское духовное и политическое присутствие на Ближнем Востоке в XIX – нач. XX века. М., 2006. С. 243–249; Якушев М.И. Антиохийский и Иерусалимский Патриархата в политике Российской империи. 1830-е – начало XX века. М., 2013. С. 203–208.

¹⁵⁰

В 2008–2014 гг. ИППО совместно с петербургским издательством Олега Абышко осуществило издание практически полного собрания сочинений А.А. Дмитриевского о Русской Палестине, Палестинском Обществе и его деятелях под редакцией Н.Н. Лисового:

1. Императорское Православное Палестинское Общество и его деятельность за истекшую четверть века. 1882–1907. М.; СПб., 2008;

2. Русская Духовная Миссия в Иерусалиме. [Сб. трудов]. М.; СПб., 2009;

3. Деятели Русской Палестины. [Сб. трудов]. М.; СПб., 2010;

4. Праздники Святой Земли / Сост., подг. текста, вступит, ст. Н.Н. Лисового. М., СПб., 2013;

5. Палестинское Общество и русские школы на Востоке. М.; СПб., 2014.

¹⁵¹

Подробнее об истории строительства подворий ИППО в Палестине и их дальнейшей см.: Лисовой Н.Н. Подворья ИППО в Иерусалиме. М., 2012.

¹⁵²

Строительство церкви святой Марии Магдалины на Елеонской горе в Иерусалиме в фотографиях из альбома Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. 1885–1888 / Сост. К.А. Вах, Г.И. Вздорнов, Н.Н. Лисовой. М., 2006.

¹⁵³

Кондаков С.Н. Юбилейный справочник Императорской Академии художеств. 1764–1914 гг. Ч. 1. М., «Книга по требованию», 2014. С. 102,107, 123 и др.

¹⁵⁴

АВП РИ. Ф. РИППО. Он. 873/1. Д. 19. Л. боб. См.: Лисовой Н.Н. Подворья ИППО в Иерусалиме. М., 2012. С. 15.

¹⁵⁵

Там же. С. 39.

¹⁵⁶

14 декабря 1895 г. третий драгоман русского посольства в Константинополе, будущий иерусалимский консул А.Г. Яковлев писал Секретарю ИППО В.Н. Хитрово: «До сих пор от <Уполномоченного ИППО в Иерусалиме> Н.Г. Михайлова не получено никаких планов. Досадно. Но Посольство подаст ноту о переводе земель Палестинской Комиссии, не дожидаясь документов на недвижимость, купленных ИППОбществом. Синод до сих пор нам также ничего не прислал. Что за медлители!» (АВП РИ. Ф. РИППО. Он. 873/1. Д. 540. Л. 97об.–98).

¹⁵⁷

О нем: Лисовой Н.Н. Д.Д. Смышляев: от Перми до Иерусалима // Смышляев Д.Д. Синай и Палестина. Из путевых заметок 1865 года. М., 2008. С. 251–284.

¹⁵⁸

Документы по истории подворья составляют отдельную папку в Архиве внешней политики Российской империи (АВП РИ. Ф. РИППО. Он. 873/1. Д. 273. Л. 1–176,1891–1914 гг. См. также: Д. 733. Л. 1–13,1915 г.). Важнейшие из них публикуются в третьем томе настоящего издания.

¹⁵⁹

Игумен Вениамин (Лукьянов), Севастопольский и Иерусалимский, в документах и переписке / Подг. текста, вступ. статья и коммент. Н.Н. Лисового // ППС. Вып. 109. 2014. С. 219–288.

¹⁶⁰

Соглашение о продаже правительством СССР имущества, принадлежащего СССР, правительству государства Израиль, от 7 октября 1964 г. Документ издан: Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие на Ближнем Востоке в XIX – нач. XX века. М., 2006. С. 409–411. См. также: Лисовой Н.Н. Сбои вертикали. Из истории Русской Палестины в XX в. (К 50-летию «Апельсиновой сделки») // ППС. Вып. 110. 2014. С. 79–101.

¹⁶¹

Лисовой Н.Н. Николаевское подворье ИППО в Иерусалиме // Православный Палестинский Сборник. Вып. 108. М., 2012. С. 85–98.

¹⁶²

Лисовой Н.Н. Откровение Святой Земли. Путеводитель. М., 2012. С. 372–377.

¹⁶³

Аничков Н.М. Учебные и врачебные заведения Императорского Православного Палестинского Общества в Сирии и Палестине. Ч.П. Учебные заведения Галилеи. СПб., 1910; Омар Махамид. Россия – Палестина. Диалог на рубеже XIX-XX веков. СПб., 2002. С. 36 и слл.

¹⁶⁴

Бахер Т., Федотов Н.В. «Московские школы» Ливана. 1887–1914. Фотографии ИППО из собрания Гос. музея истории религии. Бейрут; СПб., 2012.

¹⁶⁵

Доклад общему годовому собранию ИППО 28 апреля 1913 г. // Сообщения ИППО, 1913. T. XXIV. Вып. 2. С. 208.

¹⁶⁶

Лисовой Н.Н. М. А. Черкасова и школы Императорского Православного Палестинского Общества в Бейруте // Всматриваясь друг в друга. Россия и арабский мир: взаимное восприятие. М.: ИВ РАН, 2013. С. 430–463.

¹⁶⁷

Полное собрание законов Российской Империи. Собрание третье. T. XXXII. 1912. Пг., 1915. С. 1117.

¹⁶⁸

Юшманов В.Д. Русские учреждения в Палестине и Сирии во время войны с Турцией // Сообщения ИППО. 1915. T. XXVI. Вып. 1–2. С. 147–181; Вып. 3–4. С. 373–408; 1916. T. XXVII. С. 267–288.

¹⁶⁹

АВП РИ. Ф. РИППО. Он. 873/1. Д. 436. Л. 3.

¹⁷⁰

Terre Sainte. 1892, № 11. Цит. по: Русские в Палестине по латинским отзывам // Сообщения ИППО. 1892. Т. 3. Вып. 3. С. 299–304.

¹⁷¹

Арсений (Стадницкий), митрополит. Дневник. 1880–1901. T. 1. М., 2006. С. 353–354.

¹⁷²

Цит. по: Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков. (Некролог). Пг., 1917.

¹⁷³

Романова М.П. Воспоминания великой княжны. Страницы жизни кузины Николая II. 1890–1918. М., 2006. С. 74.

¹⁷⁴

Лобовикова К.И. А.А. Дмитриевский и великая княгиня Елизавета Федоровна (несколько штрихов к биографии ученого) // Мир русской византинистики. Материалы архивов Санкт- Петербурга. СПб., 2004. С. 242.

¹⁷⁵

Цит. по: Дмитриевский А.А. Н.М. Аничков. Пг. 1917.

¹⁷⁶

Сообщения ИППО. 1907. Вып. 3–4. С. 398–399.

¹⁷⁷

Лисовой Н.Н. Русское духовное и политическое присутствие в Святой Земле и на Ближнем Востоке. М., 2006. С. 291–292.

¹⁷⁸

АВП РИ. Ф. РИППО. Он. 873/1. Д. 670. Л. 160. Верхняя Никольская церковь была освящена лишь 21 мая 1955 г., в канун престольного праздника. Интерьер храма так и остался не расписан. В 1977 г. приход был упразднен, а храм, как ставропигиальный, подчинен Синоду Русской Зарубежной Церкви. 9 мая 1998 г. согласно соглашению Московской Патриархии с муниципалитетом г. Бари, храм, дом в саду и часть странноприимного дома (так называемые «царские покои») были переданы Русской Православной Церкви. В 2008 г. состоялась полная передача всего комплекса подворья.

¹⁷⁹

Дмитриевский назначен и.д. секретаря в ноябре 1906 г., утвержден в своей должности год спустя, в 1907 г.

¹⁸⁰

6 декабря 1922 г. Н.Н. Глубоковский писал из Белграда в Астрахань А.А. Дмитриевскому: «А.А. Ширинский-Шихматов в Баварии (Мюнхен), Н.Д. Жевахов в Берне и что-то изучает по Палестинскому Обществу, а начальником Русской Духовной Миссии <в Иерусалиме> недавно назначен курский архим<андрит> Иероним» (Сосуд избранный. [Т. 1]. История российских духовных школ в ранее не публиковавшихся трудах и письмах деятелей Русской Православной Церкви. СПб., 1994. С. 320).

¹⁸¹

«Хотя, по-видимому, и не был избран общим собранием, как того требовал устав», – замечает К.Н. Юзбашян (Юзбашян К.Н. Палестинское Общество. Страницы истории // Исторический вестник. 2000. № 3–4 (7–8). С. 133).

¹⁸²

Лисовой Н.Н., Платонова З.И., Савушкин В.А. Сводный каталог русских недвижимостей в Святой Земле // Россия в Святой Земле. T. I. С. 691–719.

¹⁸³

Баталден Ст.К. Судьба русского землевладения в Иерусалиме во время Палестинского мандата // Православный Палестинский сборник. Вып. 31 (94). М., 1992. С. 25–31.

¹⁸⁴

Цит. по: Юзбашян К.Н. Палестинское Общество. Страницы истории. С. 144.

¹⁸⁵

Лисовой Н.Н. Сбои вертикали. Из истории Русской Палестины в XX в. (К 50-летию «Апельсиновой сделки») // Православный Палестинский Сборник. Вып. 110. 2014. С. 79–101.

¹⁸⁶

Материалы международного научного симпозиума «Россия и Палестина: культурно-религиозные связи и контакты в прошлом, настоящем и будущем». Москва, 23–27 января 1990 г. // Православный Палестинский сборник. Вып. 31(94). М., 1992.

¹⁸⁷

Постановление Президиума Верховного Совета Российской Федерации «Об Императорским Православном палестинском Обществе», № 2835–1, от 25 мая 1992 г. // Архив ИППО (Москва).

¹⁸⁸

Совет Министров – Правительство Российской Федерации. Распоряжение от 14 мая 1993 г. № 832-р. г. Москва // Архив ИППО (Москва).

¹⁸⁹

Грачев Ю.А., Озеров О.Б. Сергиевское подворье: между прошлым и будущим // Православный Палестинский Сборник. Вып. 107. М., 2011. С. 75–90.

¹⁹⁰

Беляев A.A. Византийский Иерихон. Археологические открытия на участке Музейно-паркового комплекса. М., 2010.

* Орфография и пунктуация всех разделов сохранена как в оригинале. – Прим. ред.

Источник: Россия в Святой Земле : Документы и материалы / Сост. Н.Н. Лисового ; Императорское православное Палестинское общество (Санкт-Петербург) ; Институт российской истории РАН ; Архив внешней политики Российской империи МИД РФ. - Москва : Индрик, 2015-. / Т. 1. – 2015. – 814 с.

Telegram-каналы

Комментарии для сайта Cackle