Приложение 3. Проект закона о старообрядческих общинах, предложенный Государственному Совету Особой его Комиссией

Основание проекта и отличие его от законопроекта Г. Думы. Текст закона, предложенного Комиссией

Особая Комиссия Государственного Совета, которой было поручено рассмотрение проекта закона о старообрядческих общинах, поступившего из Государственной Думы, только что окончило свои труды. Комиссия выработала свой проект закона и присоединила к нему доклад, разъясняющий ход её соображений.

В виду необходимости не задерживать выхода настоящий книги мы не имеем возможности подвергнуть проект Комиссии вполне подробному разбору и ограничиваемся обращением внимании на его основания и главные отличия от законопроекта, принятого Г. Думой, и привидением самого текста проекта, предлагаемого Комиссией.

В общем уже само содержание доклада Особой Комиссии Государственного Совета показывает, что оно отнеслось к вопросу серьёзнее и осторожнее, чем это сделали Министерство Внутренних Дел и Государственная Дума.

Комиссия Государственного Совета не последовала примеру Государственной Думы и не пошла лишь по пути, указанному Министерством. Она самостоятельно подвергла обсуждению самые принципы, на которых должно основываться всё вероисповедное законодательство в России.

В своём докладе Особая Комиссии Государственного Совета прежде всего справедливо отмечает «первостепенную важность и особое государственное значение законопроекта, а ровно чрезвычайную сложность и обширность затрагиваемых им вопросов, требующих всестороннего освещения и крайне обдуманного и осторожного их разрешения»¹⁷⁶. Комиссия приняла затем во внимание, что искусственное выделение вопроса о старообрядцах из других вероисповедных налагает на Государственный Совет обязанность установить принципиальные начала нового вероисповедного законодательства. К числу таких начал Комиссия относит „правильно понимаемую государственность», совершенное невмешательство государства во внутреннюю жизнь религиозных союзов и согласование с Основными Законами Империи, касающимися веры.

Нельзя, однако не заметить, что первое начало очень неопределённо и едва ли может служить ясным и общим руководством в деле законодательства. Оно само представляет нечто сложное, опирающееся на те или другие более простые принципы. Что это значит „правильно понимаемая государственность?» Люди разных взглядов на государство обыкновенно убеждены, что они-то правильно и понимают государственность.

Не совсем удачно затем поясняет Комиссия принцип невмешательства государства в религиозную жизнь, по-видимому, связывая его с необходимостью безразличного отношения государства к религии¹⁷⁷.

Но мы уже говорили, что такое невмешательство государства вытекает из его природы и особенностей религиозной жизни человека, а вовсе не из безразличия со стороны государства к религии. Государство, как мы видели, не должно разрывать связь с религией и провозглашение безразличия для него в этой области толкает государство на путь обращения в атеистическое.

Сама Комиссия настаивает на необходимости для государства судить о допустимости религиозных союзов с точки зрении вреда для общественной нравственности и требований начал государственного строя и порядка. Но где же твёрдый критерий этой общественной нравственности? Выше мы обращали внимании, что для этого-то государству как раз и необходимо поддерживать связь с религией, и это подтверждают и некоторые представители науки государственного права. По отношению же к такому государству, как Россия, где Основными Законами установлен принцип господствующей Церкви, требовать безразличия государства к религии – значат идти в разрез с этим принципом.

Соображение Комиссии о таком безразличии государства тем страннее, что она тут же категорически заявляет о необходимости положить в основание русского вероисповедного законодательства поддерживаемое Основными Законами значение в России Православной Церкви.

Придерживаясь указанных основных положений Комиссия, по её разъяснению, пришла к твёрдому убеждению, что все те привила одобренного Государственной Думой законопроекта о старообрядческих общинах, которые не согласны с изъяснённой общей точкой зрения и клонятся: или к признанию законодательным порядком за старообрядчеством значения церковного установления, его иерархии, либо к предоставлению общинам старообрядцев и их духовным лицам таких преимуществ, которыми располагает только господствующая Православная Церковь, или таких новых, не дарованных им прав, которыми могут быть поколеблены интересы Православия и других, признанных государствам церквей и вероисповеданий, должны быть устранены из проекта. Сюда, например, относится предоставление старообрядцам свободного, ничем не определяемого, права проповедования их веры, присвоение их духовным лицам иерархических наименований служителей Православной Церкви, неограниченное никакими условиями право устройства религиозных процессий, широкое право устроения всякого рода просветительных учреждений, предоставление общинам несвойственных их религиозным и духовным целям имущественных в торгово-промышленных прав, обязательность возложения на духовных лиц старообрядческих общин ведения метрических книг, а равно все те привила, которыми предоставляется органам управления старообрядческих общин несвойственное им значение административных установлений. При этом, по мнению Комиссии, из обсуждаемого проекта подлежат исключению и все те правила, которые вносят подробную регламентацию во внутренний строй старообрядческих общин, ненужную, с точки зрения государственной, и стеснительную для самих общин.

Предполагаемые изменения, как полагает комиссия, не поколеблют в существе тех прав, которые уже дарованы всем старообрядцам Указом 17 апреля 1905 г., и будут относиться преимущественно к таким правилам, которые внесены впервые Государственной Думой или к таким подробностям, относящимся к учреждению старообрядческих общин, исправление которых в предуказанном направлении не должно невыгодно отразиться на деятельности общин, уже учреждённых по правилам Указа 17 октября 1906 года.

Обращаясь к отдельным статьям проекта, составленного Особой Комиссией Государственного Совета, мы находим немало изменений не только в их редакции и расположении, но и в самом их содержании сравнительно со статьями законопроекта, принятого Государственной Думой.

Прежде всего Особая Комиссия по большинству голосов признала более осторожным исключить из проекта Г. Думы термин: ״священнослужители по старообрядчеству» и сохранить в законе лишь наименования, употреблённые в Указах 17 апреля 1905 года и 17 октября 1906 года, т. е. ״духовные лица, настоятели и наставники»... (Проект Министерства Вн. Д. и Указ 17 октября 1906 г. стр. 27). Внесение нового термина в закон, как мы говорили в главе III, вовсе не такое простое дело, как его старались представить некоторые члены Г. Думы. Новый термин, допущенный в закон, сейчас же создаёт известный прецедент и может дать основание к дальнейшим выводам из этого, казалось бы, простого факта.

Комиссия справедливо указывает, что употребление в законе наименования ״священно-служители по старообрядчеству» легко может быть истолковано в смысле косвенного признания за старообрядчеством церковного установления и его иерархии. А это по меньшей мере не согласуется с законами, устанавливающими особое положение в России Православной Церкви.

Если господствующею Православною Церковью, рассуждает Комиссия, старообрядческая иерархия отрицается и признаётся самочинной, то государство, находящиеся в единении с Церковью, не может без нарушения интересов Церкви признавать противное и отказывать в сохранении за первенствующей Церковью таких внешних преимуществ, которые считаются ею необходимыми символами отличия от отпавших от Церкви вероучений.

Далее, Особая Комиссия Г. Совета не последовала примеру Г. Думы и в том, что Г. Дума с лёгким сердцем и, по-видимому, совершенно свободным от каких-либо вполне определённых и твёрдых религиозных убеждений, предоставило старообрядцам неограниченное право религиозной пропаганды в России.

Мы указывали, что вопрос этот во всяком случае разрешён Г. Думой недостаточно обдуманно, как бы мимоходом, и в явное противоречие с действующими в государстве законами, которые дозволяют религиозную пропаганду лишь одной Православной Церкви и которые тем не менее оставлены в силе.

Особая Комиссия, конечно, не могла игнорировать эти законы. Между прочим она обращает особенное внимание на введённую в действии 90 Статью Уголовного Уложения 1903 года, по которой подвергается наказанию, заключению в крепость на срок не свыше одного года или аресту, «виновный в произнесении или чтении публично проповеди, речи или сочинения, или в распространения, или публичном выставлении сочинения или изображения, возбуждающих к переходу православных в иное вероисповедание или в расколоучение или секту, если сии деяния учинены с целью совращении православных».

Этим законом и определяются, по мнению Комиссии, те границы, в которых свобода проповеди допускается. Им не ограничивается ни проповедь, входящая в чин богослужения, произносимая духовными пастырями в среде верующих, в церкви, молитвенном доме, в смысле поучения, обращённого к своей пастве, ни простое догматическое изложение своего вероучения, не направленное к прозелитизму, к пропаганде в среде православных. Им воспрещается, собственно, не проповедь в обыкновенном общежитейском смысле, о именно, проповедование, как

пропаганда своего вероучения, в целях его распространения, в целях привлечения новых последователей, в намерении совращения из православия.

״Право свободного распространения своего вероучения в государстве, имеющем господствующую Церковь, отнюдь не может быть допускаема вне пределов, установленных его законами. Оно вовсе не вытекает из отвлечённого начала свободы совести, ибо нет такой свободы, которая бы не ограничивались условиями общежития в государстве, коль скоро она проявляется в какой-либо деятельности и выходит за пределы внутреннего мира человека״.

Комиссия отмечает также, что провозглашение свободы проповеди будет принято и истолковано старообрядцами, как признание государством с законом правоты их учений. В таком же смысле это может быть понято и малограмотным православным населением.

Внесение Г. Думой в законопроект начала свободы пропаганды Комиссии находит по соображённым с практическими последствиями и построенным исключительно на отвлечённом предположении неотделимости свободы веры от свободы проповеди, едва ли правильном в самом его основании, ибо исповедание веры есть личное общение человека с Богом, пропаганда же заключается в действиях, направленных на других лиц, а потому могущих с точки зрения государственной подлежать регламентации.

Вообще Комиссия справедливо признала, что поправкой Г. Думы затрагивается общий вопрос, требующий особого решения, и потому она исключила из закона выражение, которым старообрядцам представлялось бы свободное проповедание веры.

Мы говорили, что одна из важных недостатков проекта Министерства Вн. Д. и Г. Думы составляет отсутствие в самом законе ясного определения предмета, к которому относится специальный закон о старообрядческих общинах. При неизвестности, что нужно понимать под старообрядчеством, выродившимся в разные одна другую отвергающие секты, чиновникам, применяющим закон, придётся руководиться в этом своим собственным соображением и усмотрением.

Особая комиссия Г. Совета, по-видимому, заметила этот, недостаток. При таких условиях ей нужно было или ввести в закон ясное определение тех, для кого он предназначается, или отказаться от издания специального закона для старообрядцев.

Но Особая Комиссия, очевидно, также оказалась не в состоянии дать ясное определение старообрядчества, но и не решилась вовсе отвергнуть путь, на который вступило Министерство Вн. Д. и Г. Дума в своём желании выделить религиозные старообрядческие общины из всех других.

Комиссия пытается держаться какой-то едва-ли возможной середины. Она как бы прикрывает этот недостаток закона и рассчитывает ослабить его влияние включением в закон в виде новой статьи указания, что действие правил закона ״не распространяется на именующих себя старообрядцами последователей вероучений или согласий, противных законам, ограждающим государственный порядок и общественную нравственность»...

Но разве этим устанавливаются ясно пределы применения специального закона? Среди разных религиозных обществ найдётся немало с учением, не противным законам, ограждающим государственный порядок и общественную нравственность, и каким же образом определить, какие из них должны быть признаны старообрядческими и могут пользоваться правами предоставляемыми специальным 3аконом?

По смыслу статьи, включаемой комиссией в закон, выходит, что людям, добивающимся применения к себе рассматриваемого закона, как будто достаточно просто наименовать себя старообрядцами. Но такой порядок едва-ли соответствует задачам государственного законодательства.

Особая Комиссия Г. Совета старается оправдать свои соображения утверждением, что в основе отношений государства к религиозным вероучениям должна лежать общегосударственная точка зрения, по которой то или другое каноническое определение вероучения не имеет решающего значения. Такое определение по мнению Комиссии имело бы значение, если бы закон преследовал цель признания старообрядчества в качестве ״церковного установления». Но рассматриваемый закон лишь предоставляет старообрядцам ״учреждение общин с теми правами юридических лиц, которые могут быть призваны за ними в качестве религиозных союзов, терпимых государством. В этих только видах, полагает Комиссия, в связи с тем порядком легализации общин, который должен быть установлен правилами сего положения, в законе должно быть дано необходимое для подлежащих властей указание, кому из именуемых себя старообрядцами не может быть предоставлено право учреждения общин. Не всякая совокупность лиц, исповедующих то или иное вероучение, может пользоваться правами религиозных общин. Для предоставления им таких прав необходимо признание правительственной властью, что вероучение их не противно законам, ограждающим государственный порядок и общественную нравственность.»

Но в том-то и дело, что Министерство Вн. Д. и Г. Дума совершенно не расположены относить старообрядчество ко всем другим религиозным союзам, терпимым государством. Они стримятся выделить старообрядчество, как одно целое, из прочих религиозных обществ и нормировать его жизнь особым законом. При таких условиях признание правительственной власти, что вероучение старообрядцев не противно законам, нисколько не поможет при разрешении основного вопроса, возбуждённого специальным законом, к кому же, собственно, он применим и как отличить среди религиозных союзов именно старообрядческие.

Напрасно Комиссия заводит в этом случае речь о церковно-каноническом определении. Государство, издавая общий закон для старообрядчества, если не желает руководствоваться церковным определением, во всяком случае само должно дать ясное понятие о старообрядчестве с указанием, как требуется логикой, существенных его признаков.

Если же этого почему-либо нельзя сделать, то нечего и выделять старообрядческий общины в особую категорию, и нужно подчинять их действию общего закона о религиозных обществах, не принадлежащих к Церкви.

Таким образом проект закона о старообрядческих общинах и после рассмотрения его в Особой Комиссии Г. Совета остаётся без ясного определения, к кому его применять.

В отношении к вопросу о числе членов для образования общины признала установленное Г. Думой число 12 недостаточным и увеличила его до 50 совершеннолетних лиц мужского пола с предоставлением Министру Вн. Дел права при разбросанности и малочисленности старообрядческих селений уменьшать это число до 25 человек.

Устройство управления старообрядческих общин, как союзов религиозных, не должно, по справедливому мнению Комиссии, отличиться сложностью и заключать в законе подробную регламентацию всего того, что относится ко внутреннему строю общин. Однако Комиссия сохраняет в своём проекте требование от учредителей общины указания в своём заявлении, признаёт-ли их вероучение или согласие духовных лиц, настоятелей в наставников. Ведь вопрос о духовных лицах относится ко внутреннему строю общин, и государству, руководящемуся принципом невмешательства в религиозную жизнь, едва-ли не следует игнорировать этот вопрос, особенно же в виду резкого отличия в отношениях к нему разных старообрядческих собраний.

Мы уже говорили, что для государства важно лишь знать, кто является ответственным представителем общины за соблюдение в ней законов и порядка.

Несколько странным кажется затем помещение в законе, касающемся религиозной жизни старообрядцев, указания, что им предоставляется учреждать низшие и ремесленные учебные заведения, общественные библиотеки и читальни. Всё это легко может выходить за пределы чисто религиозных целей и, если допустимо, то должно происходить в установленном законом общем порядке, а вовсе не на основании закона о старообрядческих общинах, как учреждениях религиозного характера.

Ведь сама же Комиссия нашла нужным устранить из проекта Г. Думы указание на право общин образовывать ссудо-сберегательные в торгово-промышленные товарищества по несоответствию этого указания самому назначению закона.

Вообще Особая Комиссии Г. Совета по многим вопросам старается занять какое-то среднее положение, недостаточно определённое, и потому легко колеблющееся то в одну, то в другую сторону. Особенно заметно это отразилось на отношении Комиссии к вопросу о ведении старообрядческими общинами актов гражданского состояния. Г. Дума, как известно, сделала это обязанностью общин. Комиссия же Г. Совета, принимая во внимание возражения против возложения этой обязанности со стороны некоторых старообрядцев, предоставила, как при образовании общины по заявлению учредителей, так и впоследствии по ходатайству общины, освобождать её от обязанности нести метрические книги. Мало этого, если община по сложении с неё этой обязанности вдруг почему-либо раздумает и захочет снова принять её на себя, то она может просить об этом губернское правление, которое по признании ходатайства достаточно обоснованным опять предоставляет общине право ведения метрических книг.

Желая возможно лучше обеспечить правильность ведения метрических книг, Комиссия вводит в закон новую статью. При обнаружении неправильного исполнения общинами этой обязанности губернское правление требует устранения неправильностей, а при безуспешности этого, делает распоряжение о передаче ведения книг указанным в законе общественным учреждениям или должностным лицам. Но и в этом случае общины могут ходатайствовать о восстановлении им права ведения метрических книг.

Вообще Комиссия почему-то желает расположить старообрядческие общины к выполнению этого важного для государства дела и, чтобы не пугать старообрядцев новым для него названием ведение ״книг гражданского состояния» настаивает даже на замене его в законе выражением: ״метрические книги».

Выше уже была разъяснена необходимость передачи ведения актов гражданского состояния каким-либо гражданским учреждениям и должностным лицам. Комиссия Г. Совета, как видим, не только не стала на путь удовлетворения этой важной государственной потребности, но едва-ли ещё более не осложнила выполнение этого дела.

Если общины не обязаны, а только могут нести метрические книги, если общины могут быть лишены этого права или по собственному желанию отказаться от него, а при согласии губернского правления снова заниматься этим делом, то спрашивается, в каком же положении окажутся, наприм., судебные учреждения при рассмотрении силы метрических выписей? Для обеспечения их законности и правильности придётся требовать представление при них ещё удостоверений губернского правления в том, что такая-то община ведёт метрические книги, а такая-то лишена этого права или сама отказалось от него.

Всем этим Особая Комиссия лишний раз только подтвердила справедливость указания, что вопрос о ведении в России актов гражданского состояния ясно требует полного пересмотра и возможно скорого решения. По отношению же к возникающим религиозным общинам ведение этих актов должно быть немедленно поручено каким-либо гражданским учреждениям или лицам.

Многие ссылаются на недостаток чиновников или нежелание общественных учреждений принимать на себя это дело. Но разве подобные обстоятельства могут служить основанием в столь важном вопросе и разве ими можно оправдать возможность допущения великой путаницы в гражданских правах населения России?

В числе других изменений проекта Г. Думы, предположенных Комиссией Г. Совета, нельзя не упомянуть о включении новых статей по вопросу об освобождении духовных лиц старообрядцев от воинской повинности.

Министерство Вн. Д., а за ним и Г. Дума, в своих законопроектах написали, что духовные лица, внесённые установленным порядком в реестр, освобождаются от призыва на военную службу.

Таким образом выходит, что сколько бы духовных лиц у старообрядческих общин не оказалось, они все должны пользоваться важной в государственном отношении льготой. Легко вообразить себе, что могло бы получиться при доступности образования общины в 12 человек и при отсутствии ограничения в законе числа лиц, пользующихся такой соблазнительной льготой.

И вот Комиссия в ограждение интересов государства признала необходимым установить норму для духовных лиц, освобождаемых от воинской повинности, в по отношению к ним ввести особую запись.

Число таких лиц должно определяться в зависимости от числа членов общины. В общинах с числом членов до 500 вносится в запись одно духовное лицо, наставник или настоятель, в затем на каждые 500 членов может быть вносимо по одному лицу. Но вместе с тем Министру Вн. Д. предоставляется в особо уважительных случаях разрешать внесение в запись духовных лиц в числе, превышающем указанный предел, если это будет найдено необходимым по местным условиям для удовлетворения религиозных потребностей общины.

При установлении числа членов общины в 500 человек Комиссии следовало бы во избежание недоразумений разъяснить, имеет-ли она в виду лиц обоего пола или только одного мужского.

Вообще же старообрядческим общинам по проекту Комиссии не воспрещается иметь произвольное число духовных лиц, но они уже не вносятся в особую запись и не подлежат освобождению от призыва на военную службу.

Указание духовных лиц для внесение их в особую запись Комиссия отнесла к сведению общего собрания членов общины, при чём этими лицами не могут быть 1) не достигшие 25 лет, 2) подлежащие призыву для отбывания воинской повинности, а также находящиеся на действительной службе, 3) не умеющие читать и писать по-русски и 4) иностранные подданные.

Постановление общего собрания о внесении духовного лица в особую запись должно быть предоставлено губернатору или градоначальнику, который делает распоряжение об исполнении этого, и в случае усмотрения указанных в законе препятствий или нарушения порядка выборов отказывает в этом. О последовавшем распоряжении община извещается в недельный срок.

О прочих духовных лицах, избираемых в произвольном числе, Кoмиссия также обязывает общину сообщать губернатору или градоначальнику, и это сообщение служит доказательством состояния их духовными лицами, настоятелями или наставниками. Для избрания их Комиссия устанавливает единственное ограничение – пребывание в иностранном подданстве.

Не совсем ясно, для чего, собственно, устанавливает эти требования закона Комиссия, которая, по её разъяснению, старалась последовательно проводить правильный принцип устранения всякого излишнего вмешательства государства во внутреннюю жизнь старообрядческих общин.

Для чего это губернатору или градоначальнику нужно знать о всех духовных лицах общины, и самое доказательство их духовного звания в общине соединять с извещением губернатора или градоначальника?

Мы уже говорили, что государству нужно иметь дело не с духовными лицами общин, а с их ответственными представителями.

Комиссия, без сомнения, предоставила старообрядцам по отношению к их духовным лицам более свободы, чем это сделано Г. Думой, но всё же и в этом вопросе она остановилась на полдороге.

Придерживаясь вообще правильного пути невмешательства государства в религиозную жизнь старообрядческих общин, Комиссия не могла не изменить 46 статью законопроекта Г. Думы. В ней Г. Дума, старавшаяся возможно шире осуществить принцип свободы совести, дошла уже до того, что стала предписывать старообрядцам возлагать совершение богослужений, таинств и духовных треб на духовных лиц, избранных в установленном порядке. Не доставало только добавить в законе о необходимости поверки этого права государственными чиновниками.

По поводу этого Комиссия указывает, что государство не может возлагать на духовных лиц такие обязанности, которые имеют своим источником догматическую сторону религиозного учения. Поэтому Комиссия должна была изменить редакцию 46 статьи проекта Г. Думы в том смысле, что для совершения богослужения и отправления духовных треб община может избирать духовных лиц.

Комиссия Г. Совета нашла затем нужным несколько дополнить 52 статью проекта Г. Думы, по которой старообрядческим духовным лицам разрешается носить церковные облачения между прочим и при религиозных процессиях. Г. Дума, по мнению Комиссии, не провела никакого различии для тех случаев, когда богослужение или трибы совершаются вне молитвенных зданий, церковных оград, кладбищ и домов частных лиц, на улицах или иных публичных местах. Между тем Комиссия в большинстве членов разделила эти два рода случаев и признала, что употребление церковных облачений в последних случаях требует известной регламентация, потому что такие действия, получая публичный характер, могут стеснять нормальное течение жизни всех лиц, даже не принадлежащих к данной общине, останавливать движение на улицах и требовать принятия особых мер для поддержания порядка. Необходимость выделения таких случаев выступает тем сильнее, что в наших законах не существует особых правил для религиозных процессий. Временные правила закона о собраниях, даже когда они происходят под открытым небом, не распространяются на собрании религиозные.

Поэтому Комиссия предлагает предоставить духовным лицам право носить принятые у старообрядцев церковные облачения, но употребление их вне закрытых помещений, при религиозных процессиях, устраиваемых на улицах и площадях, а также за приделами церковных оград и кладбищ, допускается лишь по особому разрешению местной правительственной власти. Необходимость подобного ограничения, как справедливо замечает Комиссия, признаётся законами наиболее культурных государств Запада.

Наконец Комиссия усмотрела в проекте Г. Думы недостаточность правил по вопросу о порядке принесения жалоб по делом старообрядческих общин. В них не указано, каким порядком производятся эти дела в губернских или городских по делам об обществах присутствиях. В этом отношении, по мнению Комиссии, должны применяться соответствующие постановления закона 4 марта 1906 года об обществах и союзах.

На этом основании Комиссии изменила некоторые статьи проекта Г. Думы и сделала закон при рассмотрении жалоб более определённым и лучше обеспечивающим права, старообрядческих общин.

Этими замечаниями мы и вынуждены ограничиться по вопросу о проекте закона, составленном Особой Комиссией Г. Совета. По отношению же к тому, что оказывается у него общим с законопроектом Г. Думы, может служить сказанное нами раньше.

Во всяком случае нужно быть очень благодарным Особой Комиссии за то, что она с подобающим важности дела вниманием отнеслась к рассмотрению законопроекта, предложенного Г. Думой.

В общем Комиссия вступила, по нашему мнению, на более правильный путь, чем Министерство Вн. Дел и Г. Дума. Она лишь робко и временами колеблясь пошла по пути.

Остаётся пожелать, чтобы Государственный Совет при рассмотрении закона в общих собраниях придал закону ещё более правильное направление и твёрдо провёл его.

Основным выражением правильного направления закона со стороны Государственного Совета должно быть, как мы стирались разъяснить в этой книге, открытое провозглашение старообрядческих общин в России частными корпорациями.

----------------

В заключение приводим сам текст проекта закона, составленного Особой Комиссией Государственного Совета:

А) Заменить одобренный Государственной Думой проект закона о старообрядческих общинах нижеследующим проектом закона ״о старообрядческих общинах и ведении метрических книг старообрядцев»:

Установить прилагаемое положение о старообрядческих общинах.