Состояния сознания
«Будем заботиться только об одном, чтобы совершалось в сердце действие молитвы».
Прп. Григорий Синаит680
Ум и аскеза
Тема этой главы прямо связана с молитвенной практикой и в дальнейшем поможет понять многое из того, что происходит с нами в молитве, разобраться в том, как действует метод трезвения, в чем смысл художественных приемов и так далее. Но прежде чем приступить к основной теме, вновь обратим внимание на принцип действия мыслительной силы, посмотрим на него еще в одном ракурсе.
Вспомним уже знакомую нам интерпретацию аскетического учения681. Человек, в системе понятий свт. Луки Крымского, обладает двумя частями души – земной и высшей, или двумя сознаниями: обыденное, феноменальное, сознание ограничено в своих возможностях пределами земного мира и соответствует рассудочной способности; второе, сверхсознание, восприимчиво к духовной реальности и соотносится с умственной деятельностью. Человек в результате наделен даром одновременной связи с двумя мирами. Но функционирует система с определенной закономерностью.
Специфика взаимосвязи двух сознаний такова, что отчетливое восприятие той или иной реальности возможно лишь одним из них, за счет снижения деятельности другого. По этой причине в повседневной жизни, при обилии внешних впечатлений и полной загрузке феноменального сознания, работа сверхсознания хотя и продолжается, но не явно, не интенсивно, скрытно от нас самих, и, соответственно, мир духовный остается за пределами нашего восприятия682.
С другой стороны, для пробуждения высших духовных способностей, для полноценного их проявления требуется затормозить работу феноменального сознания683.
Действие этого закона мы наблюдаем на примере небосклона: звезды не прекращают своего свечения и днем, но не видны при свете солнца, их сияние обнаружится только ночью, при угасании светила. Так и в духовной жизни. Например, хорошо «известно, что долгие, изнуряющие болезни были большим благодеянием» для православных подвижников. Болезнь, лишая земную часть души обычных утешений и развлечений, отвлекающих «от углубления в тайники духа», словно угашает слепящий свет мирской суеты и тем самым помогает раскрыться высшей части души – сверхсознанию684.
Отсюда стремление людей, взыскующих Бога, удалиться от мира, чтобы «заглушить все внешние впечатления жизнью в пустыне», когда разгрузка феноменального сознания помогает «постоянному самоуглублению и молитве». Кроме того, аналогично действует угнетение телесного начала «постом, бдением, даже стоянием на столпе», что позволяет «покорить плоть духу».
Крайняя форма этой закономерности проявляется в подвиге мученичества, когда под воздействием предельного угнетения плоти изменяется состояние сознания и человек входит в созерцание, испытывает высшие духовные переживания. Претерпеваемые ради Христа «сильнейшие повреждения тела, жесточайшие мучения могут вызвать угасание феноменального сознания и пробуждение внутреннего трансцендентального сознания, проявляющегося внутренним блаженством», при содействии Божией благодати685.
Связано это с тем, что сильная боль и страдание непроизвольно фокусируют внимание на внутренних ощущениях и переживаниях, интенсивно собирают его внутри, тем самым ограничивая внимание к окружающему миру, ко всему внешнему, отвлекая от душевных впечатлений, привычных интересов, чувственных привязанностей, страстных наклонностей и тому подобного. Сознание земное оказывается мало востребованным, и оно, под натиском молящегося ума, уступает свои силы напарнику – сверхсознанию686.
Активизируется высшая часть души, и организм переходит в иное состояние, открытое прямому воздействию Святого Духа и восприятию благодати. Вместе с этим у человека могут раскрыться сверхъестественные способности к созерцанию и богообщению, а заторможенность феноменального сознания может сопровождаться притуплением чувства физической боли687.
В практическом использовании этих закономерностей в основном и заключается суть и глубокий смысл православной аскезы. По существу, аскетический подвиг есть то же мученичество, но в смягченном, не столь концентрированном виде, ослабленном за счет растянутости во времени. Максимальное ограничение внешних связей, всестороннее воздержание в союзе с утеснением плоти посредством поста, бдения, физических нагрузок и суровых условий жизни призваны способствовать изменению обыденного состояния сознания.
Ограничительные меры и дополнительные нагрузки, применяемые в аскезе, ведут к дефициту внешних впечатлений и душевных переживаний, к истощанию в физическом плане. Этим сдерживается деятельность земной части души, ограничивается работа рассудочного начала в пользу умственного, ослабляется действие душевного организма, высвобождая энергию для организма духовного.
Однако необходимо, чтобы всем этим мерам запретительного характера, составляющим внешний подвиг, сопутствовало встречное положительное усилие – подвиг внутренний, духовный, а именно – сосредоточенность на умном делании. Умно-сердечная молитва, непосредственно воздействуя на дух человеческий, пробуждает и оживляет работу сверхсознания.
Таким образом, подвижническая жизнь, подавляя телесное начало, сдерживая интенсивность жизни плотской, раскрепощает сверхчувственное начало, создает условия для стяжания благодати и жизни по духу. Этот аскетический принцип отражен в апостольском учении и его же постулирует свт. Григорий Палама: «Поскольку разрушается внешний человек, постольку обновляется внутренний»688. Вместе с истощанием земной части души распинается ветхий наш человек и, соответственно, упраздняется тело греховное689 – удушается страстное начало, умаляется действие страстей.
Из опытного знания, выстраданного в подвиге, выводится отцами емкая формула аскезы: угнетая тело, оживляем дух. Или, как выражались кавказские пустынники: «При изнеможении плоти дух приобщается высшей жизни»690. Хорошо известна и обратная закономерность: потворство, ублажение, утучнение плоти усыпляют и угашают дух человека.
По мере возрастания в подвиге активность все более смещается от рассудка к уму и духу, пробуждаются и оживают трансцендентные, сверхчувственные связи, вместе с тем материальные, земные – замирают. Жизнь в измененном возвышенном состоянии сознания – жизнь духовная – приводит к стяжанию высоких даров благодати.
Подчинивший плоть духу стал сотрудником Бога, через него вершатся деяния силой Святого Духа. У аскета может проявиться способность вышеестественного презрения плоти, предельного отвержения естества, что воплощается в подвиге анахоретства, юродства, столпничества и в крайнем своем проявлении – в мученичестве.
Среди прочих высших дарований – созерцательная способность, когда познания даются подвижнику через откровения свыше, в живом непосредственном богообщении.
Энергетический баланс
Ум и рассудок, образующие мыслительную силу и предназначенные к взаимодействию, как мы убедились, тесно взаимосвязаны. При этом характер их сотрудничества постоянно меняется. В зависимости от рода наших занятий, от внешних и внутренних обстоятельств оба начала задействуются в разном соотношении. Эти видоизменения, которые претерпевает мыслительная сила, собственно, и определяют состояния нашего сознания.
Светской науке известны три состояния сознания, или «состояния мозга», которые человек переживает в повседневной жизни. Православная аскетика смотрит глубже и, помимо этого, различает целый спектр молитвенных состояний сознания, из которых нас интересуют самые основные691.
Из предшествующего материала ясно, что в основе работы ума и рассудка лежит принцип взаимозависимости. Общая для них энергия мыслительной силы как бы перетекает от одного из этих центров к другому, к тому, чья активность начинает доминировать. Равно как и торможение одного из них высвобождает энергию, позволяющую усилить работу другого. На то, как регулируется этот отток и приток, влияют многие внешние и внутренние факторы, которые и способствуют формированию различных состояний сознания.
Разумеется, во всех этих процессах человеку молящемуся содействует Божественная благодать, по-своему проявляясь на каждом этапе духовной зрелости подвижника. Однако мы пока не рассматриваем результаты этого воздействия, так как наша цель полнее уяснить чисто антропологический аспект.
Общим определяющим фактором молитвенных состояний является бытийный уровень человека, поскольку устроение душевно-духовного организма в нижеестественном и в естественном состояниях принципиально различно. Другим показателем может служить духовный возраст молящегося и, соответственно, доступный ему вид молитвы – деятельный или благодатный, а также ее стадии: ум при молитве словесной соединен с рассудком, на стадии умной – отделяется от него, на сердечной – соединяется с духом. Все это различные состояния сознания.
Могут применяться и другие критерии для их распознания. Например, учет внешних обстоятельств, способствующих либо препятствующих молитве. А можно взять за основу энергетический баланс, отмечая, как перераспределяются потоки мыслительной силы и как меняется соотношение занятости ума и рассудка.
Если опереться на последний критерий, то, опуская нюансы и промежуточные стадии, можно говорить о четырех типах состояний сознания, которые переживает молящийся человек, восходя по духовной лествице.
Рассудочные состояния. Ум в этом случае задействован минимально, рассудок максимально. Их занятость соотносится, условно говоря, как 10% и 90%. Такое состояние в основном сопутствует молитве в течение дня, среди людей, на улице, за работой, при занятости каким-либо делом в семье, на монашеском послушании, в магазине, в поездке, на прогулке и тому подобному.
Ум занят молитвой, но он значительно ослаблен, так как мыслительная сила используется преимущественно рассудком, активность которого здесь наиболее высока. Рассудок полностью занят взаимодействием с окружающим миром, контролируя ситуацию и управляя нашими проявлениями. Благодаря его напряженной работе мы можем, удерживая внимание ума в молитве, благополучно перейти улицу и не попасть под машину, можем полноценно трудиться на своем рабочем месте, общаться с людьми и так далее.
Умно-рассудочные состояния. Ум и рассудок загружены приблизительно поровну (50% и 50%). Это состояние можно соотнести с молитвой во время богослужения в храме, когда оба начала, оба потока мыслительной силы задействованы примерно в равной мере.
Ум поглощен молитвой, причем у человека, занятого умным деланием, внимание востребовано сразу на двух уровнях: надо полноценно участвовать в молитве богослужебной и одновременно удерживать ум в сердце в молитве Иисусовой. У рассудка своя нагрузка: он тоже вовлечен в молитву, вслушивается в богослужебные возгласы, чтение, пение; кроме того, он контролирует как действия самого человека, так и все происходящее вовне. Однако действия эти сведены к минимуму: человек внешне пассивен и рассудок освобожден от тех забот, что имел в предыдущей ситуации.
Умные состояния. Здесь ум используется в предельно доступной мере, рассудок включен минимально (90% и 10%). Такое соотношение достижимо при уединенной келейной молитве. Именно тут есть условия для максимального высвобождения энергии в пользу ума, так как при внешнем бездействии человека, при крайней ограниченности внешних восприятий работа рассудка предельно снижается. Соответственно, ум со всей возможной для него силой внимания может погрузиться в молитву. Здесь пролегает грань – умные состояния сознания завершают деятельный период внутренней жизни, за ними по восходящей последуют состояния благодатные.
Сверхчувственные состояния. Они характерны для благодатной созерцательной молитвы. Это полная активизация ума в соединении с духом, что сопровождается полным же отключением рассудка (100% и 0%). Телесные органы чувств не действуют, отсутствует контроль рассудка над внешней обстановкой и способность связно мыслить. Ум бывает восхи’щен, то есть вводится в сверхчувственные созерцательные переживания. Наступают такие состояния по действию Божественной благодати, ею же они управляются и человеку не подконтрольны.
По части занятости ума и рассудка они имеют сходство с глубоким сном, но на этом сходство и заканчивается, в остальном они принципиально отличны. Наиболее благоприятные условия для этих состояний дает уединенная жизнь в пустынном месте, однако для опытных и зрелых духом закон не лежит692, и благодатные посещения могут настигать их в любых обстоятельствах.
* * *
Поскольку речь идет о молитвенной жизни, то надо упомянуть и о тупиковых состояниях сознания, которые не ведут к духовному возрастанию, но уводят в заблуждения или заводят в прелесть. Это случается, когда к молитве словесного уровня начинают примешивать воображение, что приводит к психофизическим переживаниям, которые, строго говоря, молитвой не являются, но есть своего рода форма прельщения693.
Такое состояние называют молитвой вообразительной694 и, в зависимости от преобладания эмоционального или рассудочного начала, говорят о двух ее разновидностях: молитве мечтательной и головной. Это те псевдомолитвенные состояния, которые у прп. Симеона Нового Богослова названы «молитвой первого и второго образа», те, «коими душа низвергается и гибнет»695.
В отдельную группу можно выделить состояния, так сказать, нулевого уровня. Речь о людях, которые вообще не молятся. Здесь трудно судить о распределении энергии между умом и рассудком, так как они практически слились в своих проявлениях, образовали как бы один общий поток. Хотя слияние ума и рассудка – это общая участь всех, кто не достиг соединения ума с сердцем в умно-сердечной молитве, тем не менее разница между вовсе немолящимся и приступившим к молитвенным занятиям значительна.
Суть в том, что человек, посвящая себя словесной молитве и ориентируясь при этом на молитву умную, начинает хотя бы отчасти занимать ум его законным, естественным делом, совершенно отличным от функций рассудка. Таким образом, ум и рассудок хотя и образуют пока еще общий поток, но уже начинают внутри него раздельную, самостоятельную работу. У человека же, никогда не молящегося, напротив, ум, «отождествившись с рассудком»696, полностью занят несвойственным ему рассудочным делом. И здесь уже едва ли возможно разобраться, в чем различие этих начал697.
У людей немолящихся ум недоразвит, поскольку не используется по назначению. Не выходя на связь с духовным миром, он обессиливается, молитвенная способность атрофируется. Ум начинает имитировать работу рассудка, человек остается с умственно обедненным рассудочным мышлением, а стало быть, обречен на существование исключительно плотско-душевное698.
Слияние функций ума и рассудка образовало, вместо созданной Творцом совершенной двухуровневой системы, некий конгломерат, отчего в сознании падшего человека преобладает стихийное смешение случайных помыслов, текущих неуправляемым, неудержимым потоком. Подмена умственной работы рассудочной фактически лишает человека ума. Такое, поистине безумное, состояние присуще обычному человеку вне молитвенной жизни699.
Заметим, что дисбаланс, образованный слиянием ума и рассудка, ведет к одностороннему развитию интеллекта, в ущерб умственным способностям человека. Отсюда зарождается культ накопления знаний, который «развивает рассудок, а следовательно, удаляет от Бога»700. Удаляет по причине поглощения рассудком умственной энергии, без которой невозможна молитвенная близость с Богом. К тому же, как известно, знание надмевает701, оно напитывает гордыню, перекрывая самодостаточным интеллектуалам все подступы к реальному богообщению.
Пострадал от слияния не только ум. Когда обрассудившийся ум теряет свою самостоятельность, утрачивает свои функции и свойства, тогда и рассудок становится малопригодным к полноценной работе, так как «полного и цельного знания рассудок один, сам собой, не дает и дать не может. Полное и цельное знание приобретается им только во взаимодействии с умом»702. Так человек с угасшим, полностью заземленным умом становится вполне безумным, ибо мудрость мира сего есть безумие пред Богом, поскольку это не есть мудрость, нисходящая свыше, но земная, душевная, бесовская703.
Возникает законный вопрос. Как же в таком состоянии безбожный человек умудряется совершать научные открытия, изобретать, развивать технологии, преуспевать в интеллектуальном и культурном творчестве, в философии, политике, религии, искусстве, вообще – влиять на цивилизационный прогресс?
Во все времена, в том числе язычества и неверия, Промысл Божий всегда с человеком. Нечто благое и полезное людям удается совершать лишь при содействии свыше, когда Бог благоволит к делам их704, когда по любви и сочувствию их жалкому состоянию Он нисходит и просвещает немощный разум, приоткрывает некоторые тайны бытия, вразумляет, вдохновляет, руководит и направляет. Господь, по Своему смотрению, может являться и грешникам, и атеистам, может пророчествовать через них и вершить все, что Ему угодно705.
В то же время, видя злонамеренную душу, Бог отступает. И человек остается один на один со своим беспомощным разумом. Тогда он, как вид, стремительно деградирует, и тогда плодятся разнообразные шариковы706.
«Свято место пусто не бывает», говорит пословица, и это в первую очередь касается нашего разума. Когда отступает помощь Божия, к человеку немедленно приступают помощники из мира темных сил, сотрудничество с которыми заведомо вредоносно, оно порождает интеллектуальных монстров, чья деятельность в любой из областей приносит человечеству плоды лишь душепагубные.
Словесный уровень
Еще одним критерием, помогающим разобраться в молитвенных состояниях, может послужить сама молитва, если ориентироваться на стадии ее возрастания. Молитва любого уровня, а мы выделим из них четыре основных, представляет собой особое состояние сознания. Даже более того – состояние бытия. Потому что стяжать молитву какого-либо вида, например умную или сердечную, означает не то чтобы помолиться ею в определенное время, но означает усвоить себе по дару благодати особое состояние сознания и жить в нем. Таким образом, каждый вид молитвы совпадает с соответствующим этапом внутреннего развития ее обладателя, с мерой духовной зрелости человека.
Далее мы рассмотрим четыре уровня молитвенных состояний, из них первые три – словесный, умный и сердечный – относятся к деятельному очистительному периоду духовной жизни, четвертый – созерцательный – к благодатному периоду просвещения707.
Главным определяющим показателем для каждого уровня послужит состояние мыслительной силы, характер ее деятельности.
* * *
Словесный уровень молитвенных состояний соответствует молитве того же вида – молитве словесной. Аскетический термин словесная не указывает на способ выражения, не означает молитву озвученную, произнесенную вслух, но описывает определенное состояние сознания – форму мышления, полностью зависимую от рассудка, от внутреннего слова. На более высоких стадиях молитва выходит из-под этой зависимости.
Все, кто начинают молиться впервые, неизбежно находятся на уровне словесном, имеют заниженное устроение естества, при котором разумная часть души повреждена и сознание не способно функционировать нормально. Главный признак такого состояния – разлучение ума с сердцем-духом и его противоестественный союз с рассудком. Ненормальность положения отражена в наименовании этого бытийного уровня нижеестественным.
Заметим, что именно такое устроение мыслительной силы присуще всем представителям падшего человечества. За единственным исключением: его составляют православные, стяжавшие благодатное соединение ума с сердцем708.
Словесный уровень можно также назвать рассудочным, или душевным. И то и другое вполне уместно. Во-первых, ум, будучи вовлечен в работу рассудка, стал как бы частью его и полностью от него зависит. Отсюда в молитве преобладает рассудочность, а это значит, что активны низшие силы: память и воображение, которые, возбуждая обилие ассоциаций и образов, расхищают, рассеивают внимание.
Во-вторых, поскольку дух человека парализован, будучи разлучен с умом, и остается бесчувственным и бездеятельным, то, как следствие, он не способен ни участвовать в молитве, ни порождать духовные чувства. Потому все чувственные проявления, все сердечные движения и молитвенные переживания имеют на этом этапе свойство душевных, являются порождением страстной части души. Чувства же духовные смогут появиться только после того, как начнет одухотворяться раздражительная сила, а это бывает лишь вследствие соединения ума в сердце с духом.
Находясь на словесном уровне, невозможно победить в мысленной брани. Чтобы справиться с нашествием помыслов, остановить их поток, нужно иметь контроль над этим процессом, или, на языке аскезы, – владеть искусством трезвения. Контроль предполагает наличие субъекта и объекта – кто-то за чем-то должен наблюдать, в данном случае – ум за рассудком, генерирующим помыслы. Но это как раз и невозможно, пока ум с рассудком сцеплены в одно целое. Метод трезвения строится на том, что ум, как бы со стороны, взирает на рассудок, но для этого им надо прежде всего разъединиться.
Так что высшее достижение на словесном уровне – это посильное сосредоточение внимания на молитвенном слове. Дальше этого ум пойти не в состоянии – просто некуда. Человек всегда будет вынужден отбиваться от посторонних помыслов, от разнообразных прилогов, но пресечь их поток он не сможет, – при слиянии ума с рассудком это попросту невозможно. Вот почему молитва словесная не позволяет добиться хотя бы относительной чистоты ума и не дает войти в состояние начальной исихии.
Выше упоминалось о заводящей в прельщение вообразительной лжемолитве. Причина заблуждения в том, что человек путается в определении собственных состояний сознания: молитву словесную он ошибочно принимает за умную или сердечную. Иначе говоря: душевные переживания или психофизические эффекты относит к явлениям духовным или даже к благодатным, на почве чего взращивается ложное самомнение. Этот недуг распространен гораздо шире, чем принято думать. Начальный словесный уровень отнюдь не безопасен, здесь область разнообразных искушений.
Такая искаженность восприятия связана вот с чем. Ум, пока не соединен с духом, не способен пребывать в Духе. Соответственно, человек не имеет связи с духовным миром, совершенно с ним не знаком и не представляет, каков он в реальности, ибо, как написано: не видел того глаз, не слышало ухо, и не приходило то на сердце человеку709. Человек способен всего лишь воображать реалии духовной жизни. А рисуются они на почве читанного, слышанного, на фоне собственных домыслов и фантазий. И, конечно, исключительно на основе земных материальных понятий и субъективного чувственного опыта. Это неизбежно, и иное невозможно, поскольку ни духовные переживания, ни ведение предметов духовных на словесном уровне бытия еще недоступны, ибо душевный человек духовных понятий не разумеет710.
Еще одна особенность словесного уровня связана с молитвой Иисусовой. Принято считать, что она хорошо дается всем начинающим, что «это простейший способ молитвы, потому что ум легко удерживает имя Господне»711. Это так, но все же обычно эта легкость появляется при обретении определенного навыка. С опытом молитва Иисусова, как наиболее краткая и емкая, действительно имеет преимущества, – в частности, лучше прочих собирает внимание. Однако для новоначальных она бывает порой, напротив, трудна. Иной раз им не под силу удерживать на ней внимание как раз из-за ее краткости, иногда она утомляет своим однообразием и монотонным повтором.
Причина в том, что по содержанию молитва Иисусова слишком скупа для душевного менталитета, она кажется слишком отвлеченной, так как в ней недостает конкретики – деталей, за которые удобно цепляться воображению. Человеку душевному для концентрации мысли нужны внешние зацепки, то есть не позволяющее заскучать сюжетное разнообразие, развернутое повествование, нужны конкретные детали и впечатляющие воображение образы. Причем в вещественном и нравственном плане выраженные в понятных, знакомых и близких земных категориях.
Короче говоря, нужна некоторая литературность. Весь этот богатый материал щедро представлен в таких молитвенных жанрах, как псалмы, каноны, акафисты, развернутые молитвы на разные потребы. Все это есть в литургических текстах и богослужебных последованиях и песнопениях712.
Работа сознания у человека, молящегося на душевном уровне, сходна с той, что бывает при чтении художественных произведений. Тексты молитвословий овладевают вниманием за счет сюжетности, образности, эмоциональной окрашенности, давая пищу для отождествления и позволяя ощутить себя как бы участником евангельских событий. При чтении акафиста или при молитвенных излияниях, слагаемых собственными словами, как и при чтении литературы, активно задействуется воображение, без чего человек душевный просто не сумеет воспринять прочитанное, услышанное.
Хотя всем известно, что в молитве прежде всего требуется избегать работы воображения, тем не менее именно оно помогает начинающим собрать внимание в душевно-словесном молитвословии. Такая молитва, что называется, трогает душу, располагает всплакнуть, она умилительна для человека душевного.
Такой «образ молитвы утешает быстро и ощутительно», создавая чувственный настрой. А это «помогает сосредоточиться уму, который находится в рассеянии, распылении и мечтательности». С другой стороны, «новоначальные и неопытные с трудом могут сосредоточиться, творя короткую молитву, потому что они еще не преуспели в этом делании»713.
Вместе с тем словесной молитве начинающих сопутствует определенный риск. Здесь можно незаметно для самого себя уклониться в прельстительный самообман, если увлечься чувственностью, если не сдерживать воображение, если не знать о тупиковых состояниях, в которые заводит молитва вообразительная.
Надо подчеркнуть, что человек, молящийся на словесном уровне, по сути, остается в том же состоянии сознания, что и в процессе повседневной жизни: как при обыденных делах, так и во время молитвы его умно-рассудочная энергия сосредоточена в головном мозге. Именно по этой причине термин молитва в аскетических писаниях обычно подразумевает умно-сердечное делание, а моление словесного уровня именуется молитвословием, псалмопением714.
Словесную молитву отцы не считают истинной, поскольку обращение к Богу здесь возможно лишь опосредованное, через воображение, посредством образа – либо зрительного, иконописного, либо словесного, текстового. Обратиться же к Богу непосредственно, лично невозможно, пока нет единства ума и духа и нет, соответственно, живой связи духа с Духом715.
В результате мыслительная сила человека проявляет себя в словесной молитве так же, как при обыденном размышлении, разговоре, чтении. Рассмотрим подробнее, как это происходит.
Человек читает молитву по книге или слушает, как ее читает другой. Восприятие идет посредством зрения или слуха, и рассудок, оформляя воспринятый материал во внутреннее слово, вводит его в сознание. В обоих случаях информация получена мозгом через телесные органы чувств и переведена рассудком в нужный формат.
В то же самое время, параллельно с рассудком, работает ум. Он фокусируется на внутреннем слове, которое формирует в мозге рассудок, внимание ума приковано к слову. Такая сосредоточенность есть то, что называется заключать, или вкладывать, ум в слова. Внимающий ум осознает содержание, постигает смысл читаемой или услышанной фразы.
Воспринятую мысль ум может теперь передать сердцу: то, что осознано умом, вызывает реакцию раздражительной силы, привлекая ее к переживанию познанного. В сердце возникает естественный чувственный отклик, и молитвенная мысль оживляется, окрашиваясь соответствующим чувством – покаянной скорбью, сокрушением, умилением, радованием и так далее. На этом этапе, если молитву человек читает по книге вслух, внутреннее слово, осознанное и прочувствованное, озвучивается органами речи. Разумеется, весь внутренний процесс, от восприятия до устной вербализации, в реальности протекает мгновенно.
Во время келейной молитвы, произносимой про себя без книги, зрение не занято восприятием текста, рассудку не требуется переводить его в формат внутреннего слова, а уединение, тишина и бездействие уменьшают влияние внешних раздражителей. В результате снижается нагрузка на органы чувств и на рассудок, задача которого облегчена: теперь, слагая внутреннее слово, он лишь формулирует собственную или извлеченную из запасников памяти мысль, не отвлекается на взаимодействие со внешней средой. Высвобождаемая энергия достается уму, позволяя с бо’льшим усилием, чуткостью и собранностью внимать молитвенной мысли.
* * *
Как было сказано, состояние сознания при словесной молитве остается тем же, что и в повседневной жизни, что и при обычном размышлении или чтении. Но тогда возникает вопрос: чем же отличается молящийся от простого читателя? Ведь прочитать текст в Молитвослове может любой человек, но где грань, за которой простое чтение переходит в молитву?
Вспомним апостольское слово: никто не может назвать Иисуса Господом, как только Духом Святым716. То есть произнести имя Бога способен любой неверующий, но чтобы слово произнесенное стало молитвой, оно должно освятиться Божественной благодатью. А пока она не подействует, мы не молимся, но просто заняты благочестивым делом – молитвочтением.
С этого и начинает любой человек, впервые открывающий Молитвослов. И ему еще предстоит обрести молитву, достичь содействия благодати, обращающей обыденное человеческое слово в молитву. Для этого нужен подвиг – духовный труд по стяжанию молитвы словесной. Надо понимать, что самая простая словесная молитва, так же как и высокие состояния богообщения, есть дар благодати.
Тем более невозможен без особого содействия благодати переход от словесной молитвы к умной717.
И происходит это с каждым по-разному – в свое, благодатью же определяемое время. Сила Божия движет любой молитвой, различна лишь мера и форма проявления этой силы. Благодать может действовать явно или полностью сокровенно, но без нее нет и не может быть никакой молитвы, так как именно «благодать Божия обращает внимание ума и сердца к Богу и на Нем держит»718.
Не радеющий о молитвенном подвиге рискует навсегда остаться на уровне, о котором сказано: «У вас молитвословие только есть, а молитвы нет. Питает же душу одна молитва»719. В действительности можно годами вычитывать, возглашать или пропевать на клиросе молитвенные тексты, но так и не стяжать молитвы словесной.
Умный уровень
Умный уровень – это молитвенные состояния сознания тех, кто стяжал молитву, называемую умной. Нередко ее же именуют сердечной, а иной раз – умно-сердечной. Часто эти понятия воспринимаются как синонимы, а интерпретируются весьма вольно и расплывчато. Если же быть точным, а нам это необходимо, то надо различать два самостоятельных вида молитвы, которые не следует путать: это – молитва умная и молитва сердечная. Соответственно, мы относим их к двум разным состояниям сознания.
Использовать объединяющий термин умно-сердечная уместно – как объемлющий оба вида молитвы. Повод к этому – общий признак обеих молитв: отделение ума от рассудка. Но в основном его применение оправдано тем, что на практике разграничить оба вида молитвы почти невозможно, так как переход от умной к сердечной бывает плавным, постепенным и долгим, при многократных колебаниях между тем и другим молитвенным состоянием.
Молитва умная – это стадия промежуточная, временная, это переходное состояние от словесной молитвы к сердечной. Оно может быть совсем кратким, почти сразу перейти в сердечную стадию. Но бывает, что растягивается на годы. А можно остановиться здесь навсегда и никогда не вкусить сердечного действия молитвы.
Особенность этого состояния в том, что незаконная связь ума с рассудком уже разорвана, ум обрел независимость, человек владеет своим вниманием, может сводить и удерживать ум в сердце, но при этом к соединению с духом ум еще не способен, нуждается в подготовке, в опыте, в зрелости. Определяет момент готовности Дух Святой, и тогда по действию благодати вершится соединение. Вступает в силу молитва сердечная.
Важно только понять, что этот момент не просто некое чудо. Чтобы он наступил, необходимо целенаправленное занятие умным деланием, дабы ум овладел предельной собранностью в молитве Иисусовой и был готов проникнуть вглубь сердца. Здесь многое, если не все, зависит от нас, – Господь же будет ждать. Он ожидает плодов наших трудов – обработанной, размягченной и удобренной слезами и потом почвы ума и сердца, вызревшей способности к слиянию мысли и чувства в духе. Только тогда, при условии нашей полной готовности, подействует соединяющая Божественная благодать720.
Молитва умная и служит практической подготовкой к умно-сердечному соединению. Для ума это своего рода тренировка: человек периодически усиливается сводить в сердце ум, удерживает его там, иногда подолгу, но соединения еще не происходит, и ум вновь и вновь выскальзывает из сердца.
На стадии умной молитвы, соотношение занятости в молитве ума и рассудка постепенно меняется в пользу ума. Активность рассудка во время молитвы снижается, ослабляется натиск помыслов. Внимание ума возрастает, крепнет, он начинает доминировать в молитве. Освобождаясь от власти рассудка, уходя от его зависимости, ум получает возможность молиться самостоятельно, то есть именно умно, а не словесно – вне жесткой связи с внутренним словом. До сих пор он этого делать не мог. Теперь же вполне реализует свои способности: мыслить без слов, мыслить независимо от рассудка, параллельно ему. И эту тенденцию нужно поддерживать, стимулировать, закреплять.
Умная молитва потому и названа умной, что может мыслиться одним умом, при молчащем рассудке, на фоне исихии, а функция рассудка слагать внутреннее слово становится в такие моменты не востребованной721.
Когда эти моменты наступают, то от напряжения освобождаются мышцы гортани и рта: губ, щек, языка. Что и бывает характерным признаком умной молитвы: нет никаких микронапряжений в мышцах артикуляции. Они расслаблены, неподвижны, речевые нервные импульсы в них не поступают. Безмолвное молитвенное обращение идет из сердца, оно выражено в движении мысли и чувства и не нуждается в словах722.
* * *
Человек в своей повседневной жизни часто убеждается в том, что имеет параллельные потоки мышления. Может, например, слушать кого-то и думать о своем. Но, занятый своей мыслью, он будет слышать собеседника, как говорится, в пол-уха, неполноценно, а то и вовсе – слушать, не слыша. Так же бывает при чтении: глаза продолжают читать, а побочная мысль отвлекает внимание, не дает понимать написанное723.
Когда такое раздвоение происходит с человеком, молящимся на словесном уровне, то ему «псалом кажется иноязычным и он сам для псалма бывает как иноязычный. Посмешище из такого устрояют бесы»724. Посему часто, «думая о себе, что молишься», бываем «далеки от молитвы», ухитряясь «трудиться бесплодно»725. То есть это те случаи, когда ум не вкладывается в слова726.
В такие моменты раздвоения ум внимает не внутреннему слову рассудка, а своим собственным умственным размышлениям. Дело в том, что на словесном уровне, вследствие слияния с рассудком, возможности ума ограничены, – он не способен с равной силой внимать тому и другому. При параллельных потоках мышления полное внимание может фокусироваться только на одном из пластов сознания.
Надо учитывать, что наше внимание хотя и способно удерживать одновременно несколько объектов восприятия, однако полноценно сосредоточиться при этом возможно лишь на одном, остальные остаются на периферии внимания727.
Ситуация меняется при выходе на уровень умной молитвы. Когда ум и рассудок разведены и самостоятельны, мыслительная сила функционирует иначе: человек получает возможность сочетать внутреннюю молитву с разнообразной внешней деятельностью, сохраняя внимательность на разных планах. Во всей полноте эта способность проявится позже – при молитве сердечной. Молитва же умная, творимая во время работы и повседневных дел, будет все же оставаться достаточно поверхностной. Поскольку при расщеплении между молитвой и внешней деятельностью требуются большие затраты умственного внимания, то оно и не может быть вполне отдано Богу.
Если же все-таки попытаемся молиться в течение дня умной молитвой с полным вниманием, то обнаружим, что это в известной мере возможно, но со своими особенностями. При более глубоком погружении в молитву мы станем плохо осознавать окружающее, ибо ум начинает забирать энергию у рассудка. Работу теперь сможем выполнять самую примитивную, по определенному алгоритму, ставшему автоматизмом, например плести четки, вязать на спицах, мыть посуду, колоть дрова и тому подобное. Если окажемся на улице, то будем двигаться как бы во сне, внешне реагируя и действуя на автоматизме: машинально переходить через дорогу, садиться в транспорт, делать покупки и так далее.
Человек находится в это время под ослабленным контролем рассудка, и был бы весьма уязвим, если бы не молитва, благодаря которой он оказывается под покровом ангела хранителя.
Помимо параллельного мышления на стадии умной молитвы могут посещать, словно проблески благодати, состояния начальной исихии и самодвижной молитвы. Кроме того, поскольку ум при молитве сводится и удерживается в сердце, то это сказывается на общем душевном тонусе. Начинают интенсивнее проявляться неразумные силы: чувства сердечные возгреваются легче, переживаются полнее, и ум может внимать им более чутко; оживляется волевое начало, и более энергичной становится устремленность души в обращении к Богу.
Сердечный уровень
Если духовное развитие человека на стадии умной молитвы прогрессирует, то достигается благодатный результат – выход на уровень сердечный, который, собственно, тем отличен от предыдущего, что ум в молитве соединяется с сердцем728.
А точнее, ум объединяется в одно целое с духом. Восстанавливается естество ума – единство сущности и энергии. Это и есть главная характеристика сердечного уровня. Как следствие, человек обретает дар сердечной молитвы. До сей поры, при молитве умной, сколько бы мы ни усиливались соединить ум и сердце, совершить это собственными силами было невозможно. Сводить ум в сердце – да, но соединить и удерживать соединение – нет, это может только Сам Бог729.
В моменты соединения наша мыслительная сила приходит в свою норму, сознание человека обретает естественное устроение. Однако в целом состояние души и уровень бытия остаются еще нижеестественными. Это продлится до конца деятельного периода, пока не достигнем начального бесстрастия. До той поры и сердечная молитва останется деятельной, что означает две вещи.
Во-первых, ее эпизодичность: то есть ум способен пребывать в соединении с сердцем лишь некоторое время, пока действует удерживающая сила благодати. Во-вторых, благодатному соединению должно сопутствовать значительное приложение собственных сил человека.
Тем не менее стяжание деятельной сердечной молитвы для христианина великое благо730. На сердечном уровне человек вводится в качественно новое состояние, радикально отличное от предшествующих, следствием чего являются обретаемые на этой стадии способности и возможности. Укажем на основные.
Рассудок теперь не создает прежних помех в молитве, он не отвлекает ум своей неуместной активностью, не возвращает его с той же настойчивостью на землю. Да и сам рассудок действует в своей сфере уже более полноценно: объективнее воспринимает реальность, эффективнее взаимодействует с миром. Работа мыслительной силы в таком состоянии гармонична – ум с рассудком не путаются в своих обязанностях. Один, не покидая сердца, спокойно занят молитвой, другой сосредоточенно решает свои земные задачи.
Сердечный уровень позволяет молиться многообразно: ум, соединенный с сердцем, может внимать внутреннему слову рассудка при гласном молитвословии, а может внимать лишь самому себе, предоставив рассудку занятие внешними делами, может, при вовсе бездействующем рассудке, восходить в духе к Богу.
Появляется возможность трезвения: ум может противостать привходящим прилогам и остановить поток сознания, изливающий помыслы. В результате возможной становится победа в мысленной брани, достижимо состояние мысленной тишины – исихии, доступна относительная чистота ума.
Раньше ум, обитая в голове и сожительствуя с непрестанно плодящим помыслы рассудком, захлебывался в бурном потоке суетных помышлений, которые затопляли его и оглушали. Теперь ум выбрался из этого потока и, оторвавшись от рассудка, прилепился к сердцу-духу, который молчалив, безгласен и безвиден. Теперь, в объятьях духа, ум может погружаться в тихие заводи исихии.
Молитва наконец становится истинной, так как настало уже время, когда возможно Богу поклоняться в духе и истине731. Это означает, что ум в слиянии с духом стал способен соприкоснуться с Духом, – доступным становится реальное, то есть прямое, живое, богообщение.
Умственная энергия, после слияния с духом, пробудила и оживила его, он становится восприимчив к воздействию Божественной благодати. Напитываясь ею, он начинает одухотворять прочие силы души. Прежде всего это касается мыслительной силы732.
Если прежде соединенный с рассудком ум вовлекался в его рассудочную работу, был пленен помышлениями о земном и страстном и тем самым одушевлялся, обретал душевные качества, то теперь, напротив, рассудок вовлекается соединенным с духом умом в молитву, отчего одухотворяется весь процесс мышления.
Далее духотворное действо затрагивает близлежащую сердечную область, освящая средоточие раздражительной, а следом и желательной силы. Таким образом постепенно одуховляется весь состав душевного организма: и мысли, и чувства, и волевые наклонности733.
Благодаря этому начинает освящаться и сама земная деятельность человека – как творческий его труд, так и самый прозаический повседневный.
В результате при посредстве ума образуются силовые линии, связующие дух и с рассудочным, и с чувственным началами. Выстраивается как бы энергетический мост между умом, духом, рассудком, чувством – своего рода проводник благодати. Участие мыслительной силы в этом процессе можно описать примерно следующим образом.
На начальных стадиях сердечной молитвы ум, соединенный с духом, внимает рассудку, порождающему внутреннее молитвенное слово. Силой своего внимания ум схватывает слово и «заключается в словах, которые произносим или помышляем»734. Слово, происходящее от рассудка, бывает душевным, но, воспринятое умом, соединенным с духом, оно тем самым приобщается духу и уже под его благодатным воздействием преобразуется в мысль духовную. В свою очередь, дух, как созерцательное око души, устремлен к Богу, вперен в Него, и, оживленная духовным чувством, мысль воспаряет, возносится в духе к Духу Богу735.
При более глубокой сердечной молитве, когда в состоянии исихии рассудок практически умолкает, не изводя из себя внутреннее слово, мышление осуществляется одним только умом, который теперь уже не внимает внутреннему слову, но, как говорится, внимает сам себе. Сам же он мыслит невербально736.
Так, «самого себя созерцая», ум направляет в духе к Богу свою бессловесную молитвенную мысль и «через себя самого восходит к Богу»737.
Так ум может мыслить молитву Иисусову или одно только имя Иисусово. А можно и этого не мысля, взывать ко Христу одним лишь чистым чувственно-волевым движением, когда душа единым усилием удерживает внимание погруженным в Боге и вся устремлена к Нему в духовно-сердечном чувстве. Такой сердечный порыв без всякого словомыслия – это более утонченная форма сердечной молитвы738.
Если при этом будет до минимума сведено воздействие на телесные органы чувств, то есть если пребудем в уединении, в полной темноте, тишине, неподвижности, то лишенный пищи рассудок приостановит свою работу по взаимодействию с внешним миром. Тогда вся энергия мыслительной силы достанется уму. Что и требуется для приближения к чистой молитве. Такое состояние уже близко к созерцательному, именно такая очищенная молитва переходит в созерцание, когда человек бывает восхи’щен – изъят под воздействием благодати из земного пространства и перемещен в духовное.
Стяжавший сердечную молитву может в полноте использовать достоинства параллельного мышления. Теперь, когда ум и рассудок разведены по своим законным местам обитания и каждый из них исполняет свое, положенное ему послушание, человек может успешно заниматься любой работой, одновременно удерживая молитвенную связь с Богом. Ибо «человек сотворен таким образом, что его тело может трудиться, а ум – пребывать в Боге»739.
Молящийся умно-сердечно способен во время богослужения равноценно внимать и соборной молитве, и личной, одновременно участвуя в службе и внутренне предстоя Богу в молитве Иисусовой. Это касается как прихожан, так и священнослужителей, и певчих на клиросе, и чтецов740.
Как сказано: «Ум силен и петь устами, и памятовать о Боге. Учись этому из опыта. Как тот, кто ведет с кем-либо беседу, и говорит с ним и глазами на него смотрит, так и поющий псалмы может устами петь, а оком ума к Богу воззревать»741.
Такая умно-сердечная способность проявляется и в будничной жизни. Человек может с равным вниманием слушать собеседника, общаться и при этом слышать в сердце свою личную молитву. Появляется возможность не терять внимание к молитве при чтении книг и во время самого разного рода занятий. При этом совершаемая в таком состоянии работа, освященная горящей в сердце молитвой, бывает наиболее благоуспешной742.
Примечательно, что умно-сердечная молитва позволяет человеку в некоторой мере приблизиться к исполнению заповеди: непрестанно молитесь743. Конечно, в полноте такое дарование достижимо лишь на созерцательном уровне, по переходе в благодатный период духовной жизни, когда ум неисходно пребывает в Боге и молитва непрерывно творится силой Святого Духа. Но уже и теперь, в деятельный период, сердечное богопредстояние может поддерживаться с небывалым доселе постоянством, временами переходя в молитву самодвижную.
Однако для удержания деятельной сердечной молитвы, помимо действия благодати, требуется прилагать постоянные усилия: сдерживать себя от отвлечений, понуждать утомленный ум и тому подобное. Иначе молитва достаточно легко прерывается и теряется. И прежде всего не по причине отхода благодати, а по нашей собственной вине – из-за своевольного отвлечения внимания.
«Ум там, где внимание»744, и поэтому молитва держится до тех пор, пока ум внимает только Богу, позволяя рассудку самостоятельно управлять внешней деятельностью человека. Как только позволим уму отвлечься от молитвенной связи с Богом, так он мгновенно устремляется или к рассудочным помышлениям, или к любому внешнему раздражителю. Ум покидает сердце, а значит, разъединяется с духом. Причем по нашей инициативе. Тогда и благодать, уступая нашему выбору, прекращает удерживать умно-сердечное соединение и поддерживать самодвижность. Сердечная молитва на этом пресекается745.
Напомним, что прилог в виде помысла или образа, созданного воображением, возникает в сфере рассудка, и внешние раздражители также действуют через рассудок, посредством органов чувств. Так что отвлеченный от молитвы ум в любом случае улавливается рассудком. Это он выманил ум из сердца, спровоцировал уход от молитвы. И теперь ум, вместо того чтобы одухотворять душевное, рассудочное слово, приобщая его через себя духу, расторгает умно-сердечную связь и сам начинает одушевляться, вовлекаясь в игры рассудка.
Именно по этой причине не имеет значения содержание и качество отвлекающих от молитвы помышлений. Самый благой помысл, самое возвышенное богомыслие оказывается вредоносным, когда разлучает ум с духом, прерывая сердечную молитву746.
Коварство этой ситуации в самообмане, куда и завлекается полагающий, что погружен в сердечную молитву. А ключ к проблеме в следующих словах: «Когда чувствуешь, что сердце творит молитву, а ум находится где-то далеко, значит, ум еще не соединился с сердцем»747. Или, как в нашем случае, – уже разъединился с ним.
Обманчивым здесь оказывается ощущение, будто сердечная молитва продолжается. На самом же деле всего лишь часть внимания остается сосредоточенной, да и то лишь в телесной области сердца, а соединения с сердцем-духом уже нет. Слова молитвы повторяются по инерции машинально, а основное свое внимание ум вкладывает в сосложение748 с прилогом – в рассудочное помышление. Как сказано, «мысль повторяет слова молитвы, а ум не сопутствует ей, не устремляет ока своего к Богу... но незаметно уклоняется в другие какие-либо помышления»749.
* * *
Стоит подчеркнуть уникальность обсуждаемого явления. Состояния сознания сердечного уровня в принципе не доступны не только всему нехристианскому миру, но не ведомы и христианам иных конфессий, помимо нашей. Мир вне православия даже не представляет тех способностей и возможностей, которыми наделил Творец человека. Со всей наглядностью эта истина подтвердилась в богословской полемике XIV века.
Когда монах Варлаам Калабрийский, философ, ориентированный на западную схоластическую традицию, узнал, посетив Византию, о методе сердечной молитвы, то обрушился на православный исихазм с резкой критикой. В переписке с прп. Игнатием Исихастом он называет практику соединения ума с сердцем «чудовищной», видя в этом «чистое безумие»750. Основываясь «на философских взглядах Платона... Варлаам и его сторонники утверждали, что, напротив, ум необходимо изводить из тела» во время молитвы751. Их заимствованные из католицизма представления не допускали идеи собирания ума в сердце, это выглядело для них нелепым заблуждением.
Западная антропология во многом противоречит православному богооткровенному учению. Ей незнакомо реальное устроение разумной части души, латинской аскетике чужда идея о единении человеческого духа в Духе с Богом, для нее неприемлемо стержневое положение нашего богословия об обожении человека нетварным светом. Этим отчасти объяснимо то, что Варлаам, не подозревавший о практике умного делания, принял его за мракобесие. Он был ограничен опытом католической молитвы – деланием чисто внешним, душевным, высшее достижение которого – лжемолитва вообразительная.
Свт. Григорий Палама, вступив в спор с варлаамитами, доказал еретичность их взглядов, исходивших «из неправославных антропологических и сотериологических предпосылок»752, а Константинопольские соборы утвердили его правоту.
По поводу молитвенного метода Варлаама суждение святителя было вполне определенным: «Вне Царства Божия останется» тот, кто держит ум в молитве вне сердца. Ибо это «есть злейшее эллинское обольщение, корень и источник всякого злоучения, бесовское изобретение, наука, порождающая безумие и порожденная недоумием». Жертвы же такого учения «вещают по внушению демонов... сами не понимая того, что говорят»753.
Ум и молитва
Когда человек, в поиске сердечной молитвы, начинает сосредотачивать внимание в сердце, то ему удается на некоторое время удерживать там ум. К этому приступают на уровне словесном и продолжают в период молитвы умной. Этот прием называют сведением, или схождением, ума в сердце, а состояние при этом переживаемое – сочувствием ума сердцу. Здесь человек молится только «при одном собственном усилии». Молитва переходит на следующий уровень и становится сердечной с того момента, как ум не просто удерживается в сердце, но соединяется с духом. При этом «благодать Божия являет ощутительно свое присутствие и действие, соединяя ум с сердцем»754.
Ни наша воля, ни наше усилие здесь уже ничего не решают, – соединение ума с сердцем-духом вершится не иначе как «под водительством благодати»755.
По этим признакам различаются умный и сердечный уровни молитвенных состояний. Теперь уточним сказанное ранее756, обратившись к некоторым деталям.
Когда при молитве словесной либо умной человек сводит ум в сердце, то, по сути, он направляет луч своего внимания из головной области в сердечную, сосредотачивая и удерживая его там. Источник умственной энергии находится в голове, там она сконцентрирована, оттуда излучается, устремляясь вниз в грудную клетку. Это мысленный взгляд сверху вниз в собственное сердце. Когда прекращаем удерживать внимание в сердце, оно неизбежно переключается на некий иной объект или на помышления. Соответственно перенаправляется поток исходящей энергии ума, источник же по-прежнему остается в голове.
При молитве сердечной ситуация иная. Произошло соединение ума с духом, то есть сам источник умственной энергии переместился в сердце. Здесь она сконцентрирована и теперь отсюда – из сердца, из духа – излучается в любом желаемом направлении. Обретено новое устроение мыслительной силы, и это событие неоценимой важности. Только теперь появилась возможность направить ум непосредственно к Богу и вступить с Ним в живое общение, что было в принципе недоступно, пока привязанный к мозгу ум оставался разлученным с духом.
Обусловлено такое положение дел тем, что реальное полноценное общение человека и Бога возможно только на уровне духа-и-Духа, тогда как к общению на уровне мозга-и-Духа природа наша не приспособлена.
Не случайно мы заостряем внимание на этих деталях. Не разобравшись в них, люди допускают ошибки, которые могут ввести их в глубокое заблуждение. Например, когда человек учится сводить ум в сердце, ему удается на некоторое время удерживать его в сердечной области, это вполне естественно. Но если он посчитает, что это уже и есть соединение ума с сердцем, то есть примет собственные усилия за действие благодати, а свои попытки найти сердце примет за сердечную молитву, то станет жертвой самообмана. А это не безобидно, ибо «если неоконченное еще делание плотского ума принимается за духовное, то это есть прельщение и горе»757.
* * *
Иногда сердечное действие молитвы начинается само собой, держится с легкостью и может переходить в самодвижность; иногда, напротив, войти в сердечную молитву удается с трудом, и она то и дело прерывается и теряется. В любом случае соединение ума с сердцем удерживается лишь временно, – это и есть признак молитвы деятельной. Как признается один монах пустынник: «Испытал такое состояние, когда ум сам переместился в грудь... Но удержать это трудно»758.
Не просто трудно – это невозможно, если соединение ума с сердцем не удерживается благодатью759.
Особенность деятельной сердечной молитвы в том, что от нас требуются определенные усилия: нужно вновь и вновь собирать свой рассеянный ум, скитающийся где-то вовне или утопающий в помыслах, снова и снова вводить его в сердце и с принуждением там удерживать в ожидании посещения благодати. И только когда вновь подействует сила Божия и соединит ум с сердцем, то молитва будет какое-то время держаться сама, а ум сам держаться в сердце без наших усилий. Точнее же – удерживаться силой Духа.
Как долго продержится соединение – непредсказуемо: может быть, несколько лет, а возможно, всего минуту760.
Это зависит прежде всего от самовластной благодати, но в то же время и от нас. Часто мы сами повинны в расторжении умно-сердечного соединения, когда, поддавшись искушению, переключаемся вниманием с молитвы на предмет соблазна, будь то прилог или внешний раздражитель. А раз мы отвернулись, отвернется от нас и благодать. Соединить ум с сердцем под силу только Богу, а разорвать соединение вольны мы сами.
Во всяком случае, как только отойдет Удерживающий, соединение расторгнется и быстродвижный ум ускользнет из сердца. Умственная энергия опять сосредоточится в мозге, подключившись к работе рассудка, и вновь начнет распыляться в прилогах либо растекаться по внешним объектам. И снова мы вступим в борьбу за овладение умом, за погружение его в сердце, что «сопряжено с великим самоотречением и есть подвиг наитруднейший», но именно он «привлекает Божию благодать, если совершается в духе смирения»761.
Последнее уточнение немаловажно. Особенно для тех, кто возлагает завышенные надежды на внешнюю сторону психофизического метода, забывая, что никакие технические ухищрения не восполнят недостаток смирения. Из многовекового опыта аскезы хорошо известно: «гордый человек, какие бы приемы ни употреблял, подлинного богообщения не достигнет»762.
О неожиданном посещении соединяющей благодати можно судить, например, из жизнеописания известного афонского подвижника прп. Ефрема Катунакского. Однажды, когда будущий старец совершал свое четочное правило, его начал отвлекать шум, так как неподалеку работали монахи. «Желая сосредоточиться и избежать рассеяния ума, он вдруг почувствовал, что ум вошел в сердце и продолжает совершать правило, ни на что не отвлекаясь. Когда он закончил правило и пришел в себя, тогда снова осознал, что шум еще продолжается. Так он познал на практике, что такое умная [точнее: сердечная] молитва»763.
Другой пример говорит о том, как может субъективно восприниматься момент соединения. Подвизающийся в уединении монах пишет: «Необъяснимым образом, но очень отчетливо и ощутимо, ум, или мысленная сила ума, – все, что есть в голове, – перемещается в грудь. Голова становится совершенно пустой и легкой... И тогда ум и как бы сама голова находятся в груди. Там, в груди и мыслишь, и чувствуешь, и молишься»764.
Здесь довольно точно описано, как непроизвольно под действием благодати ум входит в соединение с сердцем-духом, как появляются признаки начальной исихии. Соединение в данном случае произошло достаточно резко, поэтому и личные ощущения – перемещение ума, опустошение головы – оказались весьма рельефными. Но это может происходить более плавно, мягко и постепенно. Тогда схождение ума в сердце и их соединение могут пройти почти неприметно. Человек просто ощутит в какой-то момент, что пребывает в несколько ином состоянии, в некотором новом пространстве. Такое вхождение в сердечное действие молитвы может происходить не только в уединении, в келье, но и во время богослужения, во время работы, среди людей и шума.
Вот еще одно свидетельство. Пишет мирянин, отец трех детей, обычно целыми днями занятый на хлопотной работе. «Когда в храме во время службы держал про себя Иисусову молитву, внимание вдруг спустилось в сердце и ум наполнился тишиной. Подобные ощущения периодически бывают на работе, бывает, держатся около суток. Но это продержалось семь дней. Необыкновенная тишина – свобода от помыслов, как будто заложило уши.
Иисусова молитва в этот период не произносилась, а мысленно звучала в сердце. Наконец-то я понял, что значит мыслить, а не произносить. Точнее, я даже не мыслил, а только слушал то, что мыслилось само. Было ощущение, что на уровне плеч прочерчена некая граница, выше которой ум категорически отказывался подниматься. Было чувство, словно он сверху лежит на сердце и радуется. Необыкновенное внешнее спокойствие, размеренный ритм в словах и делах, никакого раздражения, никакого желания говорить по поводу и без повода.
Все это время читал и молился, на работу не ходил, стремился продлить это состояние как можно дольше. Не устал, но от постоянного прислушивания к звучащей в сердце Иисусовой молитве невольно задерживал дыхание и стал даже немного задыхаться. Никакие особые усилия с моей стороны всему этому не сопутствовали... Затем, в последние дня три-четыре, это состояние постепенно ослабевало, размывалось... Но при нашествии помыслов продолжаю нырять в сердце умом и стараюсь там стоять. Пока получается; место сердечное я вроде бы нащупал и спускаюсь туда без особых трудностей»765.
Здесь видим наглядное и точное описание состояния исихии и самодвижности молитвы при соединении ума с сердцем. Пережить такие моменты Господь дает иногда авансом, даже в период словесной молитвы, чтобы мы могли опытно ощутить то, к чему стремимся; чтобы подсказать человеку, что в целом он ориентирован в верном направлении; чтобы вдохновить на дальнейший труд, суть которого в подготовке себя к приятию дара соединения и в постоянном поддержании состояния готовности. Все остальное – во власти Бога.
Одна из ошибок, которые здесь подкарауливают, в том, что человек после пережитого может несколько успокоиться, расслабиться. И это будет ловушкой. Чтобы не попадаться, необходимо поджимать себя к более строгой во всех отношениях жизни, усердно хранить и развивать умное трезвение. И, прежде всего, надо жестко ограждать себя от каких-либо форм самодовольства и превозношения, как плеткой стегая себя самоукорением, поводы для которого надо отыскивать через пристальное самонаблюдение.
К приведенным примерам добавим еще один характерный случай, но уже обратного процесса, то есть проследим, как ум, напротив, покидает сердце и ощутимо перемещается в область головы, вследствие чего умно-сердечное соединение расторгается и, соответственно, пресекается сердечная молитва. Пример такого переключения ума приводит прп. Софроний Эссекский, рассказывая, как однажды в молодости игумен неожиданно дал ему послушание изучать греческий язык. Он вспоминает, как взялся за учебник:
«Открыв грамматику аттического диалекта, я, естественно, сосредоточил внимание на читаемом. И что же? Я физически ощутил, как мой ум выходит из сердца, подымается до лобной части черепа и далее движется в направлении к книге. В тот момент мне стало ясно, что мой ум безысходно днем и ночью пребывал в сердце в течение семи лет моей покаянной молитвы»766.
Отец Софроний выражается здесь в самых простых словах, но дает точную картину в плане антропологии. Если теперь изложить это языком аскетической практики, то получится следующее. Мы видим, что долгое время его соединенный с сердцем ум был погружен в сердечную молитву, а через рассудочную часть мыслительной силы обеспечивалось взаимодействие с внешним миром. Обычно в подобных случаях собственной энергии рассудка хватает для разговора с людьми, участия в богослужении, для чтения, несложных работ, рукоделия, хождения по улицам и тому подобного. А ум при этом всей своей силой вкладывается в молитву.
Это тот случай, когда ум и рассудок благополучно сотрудничают, работая параллельно, каждый по отдельности занимается своим делом. Такое молитвенное состояние за годы стало для отца Софрония естественным, привычным, он уже не замечал, что постоянно живет в нем. И не заметил бы, не случись остановки сердечной молитвы.
Взяв книгу, отец Софроний направил свое рассудочное внимание на восприятие текста и начал читать, задействуя цепочку зрение-мозг-рассудок. Поскольку это было не только чтением, но требовалось особо сосредоточиться, усиленно вникать, осмыслять и запоминать читаемое, работая над изучением нового языка, то понадобилась дополнительная энергия – помимо рассудочного, еще и умственное внимание. И рассудок призвал ум на помощь.
Откликнувшись, ум переключил свое внимание, его энергия полностью перетекла из сердца к головному мозгу, где присоединилась к работе рассудка. Сообща они занялись изучением книги: рассудок воспринимает, ум постигает. Но тут же и прервалась сердечная молитва, так как ум разъединился с сердцем. Для деятельного вида молитвы это вполне естественно.
Подчеркнем: семилетнее соединение ума с сердцем у молодого подвижника было деятельным. То есть, хотя и длительным, за счет благоприятных условий афонской обители, но еще недостаточно устойчивым, что и свойственно деятельной молитве. Она колеблется под влиянием внешних воздействий, она не прочна и прерывиста, так как ум еще не окончательно разлучился с рассудком и не обрел постоянного места жительства в сердце.
Пока ум не вполне окреп в сердечном соединении, то вынужден переключаться с молитвенного богопредстояния на интеллектуальную работу. Поэтому соединение прервалось, как только нарушились благоприятные для него условия: при активизации работы мозга рассудок привлек к себе умственную энергию и выманил ум из сердца.
Очевидно, что устоять семь лет умом в сердце, не теряя соединяющую благодать, отец Софроний смог благодаря напряженному трезвению – строгому хранению ума от сосложения с помыслами. Если от этого не уберечься, то при отвлечении ума отходит благодать и хрупкая связь ум–сердце рвется. Поскольку ум сам собой не в силах удержать или восстановить соединение, то покидает сердце. Так что деятельная сердечная молитва прерывиста, она колеблется, то переходя в умную, то ниспадая в словесную, то вновь возвращаясь на сердечный уровень767.
Отец Софроний отмечает, что «физически ощутил, как ум выходит из сердца», и это – характерный признак умно-сердечного разъединения. Не стоит удивляться такому выражению старца. Действительно, движение бестелесного ума бывает ощутимо телом, с опытом – почти физически. Тонко осязаемое внутреннее действие энергий в нашем организме на самом деле всем знакомо.
Это, например, чувство некоторой напряженности или тяжести в области головы при интенсивном, сосредоточенном размышлении, когда люди, в качестве реакции, потирают в задумчивости лоб, виски, почесывают затылок. Имеющие опыт умного делания, замечают особые ощущения в сердечной области, что связано с активизацией умственной энергии. Тем, кто знаком с умно-сердечной молитвой, хорошо известны специфические, иногда болевые, ощущения в сердечном месте768.
В своем рассказе отец Софроний отмечает и такой нюанс: ум из черепа «движется далее в направлении к книге». Это то, о чем мы говорили раньше769, пример того, как умно-рассудочная энергия, словно из источника, истекает из головы во внешнее пространство, устремляясь к объектам внимания.
Надо заметить, что описанная старцем ситуация в принципе могла бы иметь иное развитие. Возможен вариант, при котором лишь часть умственной энергии оттекает к рассудку, а ум, оставаясь в сердце, продолжает молитву. Такой ум способен, не покидая сердца, не прерывая сердечной молитвы, уделять нужную часть энергии интеллектуальному труду. Взаимодействуя таким образом, каждый остается на своем рабочем месте: рассудок подвизается в голове, ум – в сердце. В таком состоянии человек способен изучать языки, писать книги или иконы, не оставляя при этом молитву.
Но все это бывает возможно, когда ум вполне утрачивает кабальную зависимость от рассудка и держится в сердце устойчиво, крепко. Для этого нужен более зрелый молитвенный опыт, более прочная утвержденность в сердечном делании, чем та, что, судя по всему, имелась у отца Софрония на тот момент.
* * *
Существует, как известно, два уровня, или два вида, умно-сердечной молитвы – деятельная и благодатная. Прп. Паисий Молдавский так, например, говорит об этом: «По учению святых отцов, есть два вида умной молитвы: первый, предназначенный для начинающих, соответствует деятельному периоду. Второй доступен для достигших совершенства и соответствует созерцанию»770.
И тут нередко возникает вопрос: в чем же, собственно, различие между двумя этими типами молитвы, если обе они умно-сердечные, в обеих ум и сердце соединяются благодатью и обе совершаются по действию благодати? Различие, между тем, существенное, и неопределенность в этом вопросе часто приводит к недоразумениям. Мы об этом так или иначе уже упоминали, теперь подведем итог.
Прежде всего, надо понимать, что деятельная сердечная молитва служит очищению ума и сердца от греховных страстей. Именно ради этого в период деятельного подвига человеку дается соединение ума с сердцем и дар умно-сердечного действия молитвы771.
А уже «плодом этой молитвы является очищение человеческого естества и даваемое за эту чистоту сверхъестественное действие Божественной благодати Святого Духа»772.
Молитвой же благодатной именуют ту, что даруется только во втором, созерцательном периоде, и служит она просвещению в таинстве богообщения уже очищенных до состояния начального бесстрастия ума и сердца. Как сказано: «Преуспевающий в деятельной жизни умаляет страсти, а преуспевающий в созерцании умаляет неведение»773.
Иногда людьми, не знакомыми с учением исихазма, высказывается мнение, будто молитвы сердечной удостоиться может только тот, кто чист сердцем, кто освободился от страстей. Но молитвы какой? Благодатной – да, а деятельная потому и дается людям грешным, нечистым и страстным, что, не очистившись ею, никогда не стяжать благодатной. Об этом очистительном действии Духа и говорит прп. Григорий Палама, повторяя слова Евагрия Понтийского: «Дух Святой, сострадая нашему бессилию, посещает нас даже нечистых», а посещая, и очищает: «разгоняет все окружающее ум воинство помышлений и умствований»774.
Мысль эту, очевидную для посвященных в тему, найдем у наставников священнобезмолвия. Деятельная сердечная молитва «есть чин умного делания, подобающий страстным», ибо именно «для нас, страстных и немощных» необходимо очищение сердца775.
Еще одно различие двух молитв обнаруживается в самом действии благодати. В деятельный период, как уже говорилось, для соединения ума с сердцем требуется сотрудничество человека. Ему приходится с усилием собирать свой ум, сводить его в сердце и удерживать там в молитве умной, пока не подействует соединяющая благодать и не введет в молитву сердечную. Человек вынужден проявлять самовластие и понуждение, выказывать свое произволение776.
На созерцательном уровне подобных усилий уже не требуется. Упраздняется самовластие человека и полностью самовластно действует благодать. Теперь она сама будет постоянно удерживать ум в соединение с сердцем. Сама же, когда пожелает, она вводит ум в созерцание, восхищает его до третьего неба777, сама же возвращает его на землю. Все эти процессы человеку уже не подвластны778.
Третий отличительный момент – эпизодичность соединения ума с сердцем при деятельной молитве. Это более или менее продолжительные, но всегда временные состояния. Созерцательный период, напротив, характерен тем, что соединение ума с сердцем становится постоянным, естественно присущим человеку. Ведь и сам этот уровень бытия признается естественным, в отличие от нижеестественного в предыдущем периоде.
Постоянство соединения означает, что при любых занятиях, в любой ситуации человек всегда находится в молитвенном состоянии779.
Ум его неразлучен с сердцем и погружен в молитву, которая освящает все его внешние дела. А по мановению Духа он с легкостью ускользает из чувственного мира и входит в глубокое созерцание.
Плоды подвига
По мере возрастания в умной, а затем в сердечной молитве у человека появляются некоторые новые способности, он может испытывать необычные переживания. Так постепенно выявляются различные грани умно-сердечного состояния сознания. Это, например, начальные состояния исихии, самодвижности, богоприсутствия, созерцания, бесстрастия.
Начальными, или деятельными, называют состояния, доступные в деятельный период духовной жизни, в отличие от именуемых благодатными, высшими, совершенными, которые даруются, по мере дальнейшего возрастания, тем, кто этот период преодолел. Вступившие в благодатный, или созерцательный, период духовного совершенства смогут обрести уже совершенную исихию, непрестанную самодвижность молитвы, созерцательное богообщение, высшее бесстрастие.
Каждое из новообретений деятельного периода – это отдельная тема, требующая подробного разговора, и даже отдельной книги, но пока они интересуют нас главным образом как проявления мыслительной силы, и мы кратко рассмотрим их преимущественно в этом аспекте. Прежде всего, несколько слов о трезвении – новой возможности, обретение которой на уровне сердечной молитвы есть событие революционное.
* * *
Трезвение. Только теперь, после отъединения ума от рассудка, при молитве, возносимой из недр сердца, человек получает возможность использовать аскетический метод трезвения – главное оружие умного делателя на пути покаяния и очищения, на пути к стяжанию бесстрастия и созерцательного дара780.
Священный метод умного трезвения, говоря в общих чертах, составляет самую основу духовной жизни христианина, понимаемой в аскетике прежде всего как путь внутренней брани с собственными страстями и с враждебными духами. Здесь сосредоточен весь боевой арсенал, необходимый в войне за наше спасение. И «это единственное оружие, которым можно победить сатану»781.
Отсюда и соответствующий образный ряд, обычно ассоциируемый с трезвением: «Молитва сия меч есть духовный, на заклание врага от Бога нам дарованный»782. «Как воины этого мира, сходясь для битвы, облагают себя всяким оружием... так и Христовы воины должны себя облагать всяческим оружием духовным... Молитва прилежная – как меч... Такого оружия весьма боится диавол»783.
«Трезвение есть художество духовное»784, то есть искусство, а также, как сказано в греческом первоисточнике, «метод духовный»785. Именно духовный, поскольку «трезвение, бодрствование ума – это главное делание нашего духа», это «соработничество духа и Духа»786.
Трезвение неразрывно связано с умным деланием. В традиции православных аскетов исихастского направления это стержневая практика, квинтэссенция всего их подвига, самая, так сказать, основа их повседневной трудовой деятельности787.
В идеале это тотальный самоконтроль, во исполнение заповеди: Ты же трезвися о всем788. «В сущности, духовный подвиг трезвения состоит в том, чтобы охранять себя от всего, что дает начало страстям». То есть не только «от помыслов, мечтаний» и прочих внутренних поползновений, но и от любых нежелательных «внешних впечатлений»789.
Ум опытный, закаленный в брани, постоянно бдителен, непоколебим. Это ум сильный, он твердо стоит в трезвении, он крепкой хваткой удерживает двуручный меч круговращательной молитвы. Напротив, ум, не достигший мастерства, бывает слаб, расслаблен. Он, влаяся волнами790 помышлений, колеблется и носится туда-сюда. Влекомый потоками прилогов, он не хозяин сам себе, но порабощенный пленник страсти. Ибо, кто кем побежден, тот тому и раб791. Недугуя духовным слабоумием792, ум слабый не пригоден к брани793.
Сражение за чистоту души – искусство боевое и требует, как таковое, постоянной тренировки. Без систематических молитвенных упражнений умное делание не станет художеством, не возведет на умный Фавор созерцания. Поэтому мы обязаны, тренируясь, вырабатывать силу и стойкость ума, упражняясь, поддерживать свою фронтовую алертную794 форму795.
По слову отцов, «посредством умной и сердечной молитвы ты можешь, возлюбленный, сохранить ум и сердце свое если и не в полной чистоте и бесстрастии», то «хотя бы сохранить их малострастными и, насколько возможно, чистыми»796. Трезвение позволяет успешно вести мысленную брань, полноценно обороняться и противостоять врагу, пресекая помышления злая797, ибо «ум, соединившись с сердцем, пребывает в таком состоянии, которое дает ему возможность видеть всякое движение, происходящее» в сфере сознания798.
Ум трезвящегося человека «не занят никакими размышлениями. Он только, как сторож, безмолвно внимает тому, чтобы ничто постороннее не вошло в сердце. Имя Христа и заповедь Его – вот чем живут сердце и ум при этом священном безмолвии... контролируя все совершающееся внутри», но «не логическим исследованием, а особым духовным чувством». Так, «пребывая внутри сердца, ум усматривает появляющиеся в его окружении мысли и образы... пытающиеся овладеть сердцем и умом человека», замечает любые чувственные и волевые движения. От воина в этой брани требуется мастерство, чтобы все лишнее немедленно пресечь и уничтожить.
В виде помысла нам «является энергия того или иного духа», и прежде всего нам угрожает сила зла, сквернящая человека799, сила, возбуждающая страсти, провоцирующая на грех. При этом «натиск идущих извне помыслов чрезвычайно силен», и, чтобы победить в брани, необходимо «в течение всего дня не допустить ни единого страстного взирания, не позволить себе пристрастия ни к чему». Искусство трезвения требует в дневные часы «довести число внешних впечатлений до последнего возможного минимума», иначе на бдении, во время «внутренней, умной, молитвы все отпечатлевшееся неудержимой стеной идет на сердце и производит большое смятение».
Трезвение в мысленной брани имеет своей целью «достичь непрерывного умно-сердечного внимания. Когда после многих лет такого подвига, труднейшего всех других подвигов, чувство сердца утончится, а ум, от многого плача, получит силу отталкиваться от всякого приражения страстных помыслов, тогда молитвенное состояние становится непрестанным и чувство Бога, присутствующего и действующего», достигает «великой силы и ясности»800.
Безусловно, в деле трезвения многое зависит от нашего искусства владения методом, от силы самоконтроля, от постоянства в молитве, однако главная сила метода определяется все же не этим. Она зависит от степени нашей приближенности к Богу и, соответственно, от Его участия в брани, что и обращает трезвение в неотразимое оружие. Если ум пребывает в Боге, то и Он – в нас и слава Царства Его801.
* * *
Исихия. Одно из первых дарований, обретаемых на умно-сердечном уровне, это исихия802 – особое состояние мыслительной силы. Иногда его также называют молчанием ума, что не вполне точно. Тут правильнее говорить о молчании рассудка, на фоне которого хорошо ощутима тишина молящегося ума. Рассудок в этом состоянии не генерирует никакого помысла, не производит внутреннего слова, то есть молчит, а ум мыслит молитву. Ум не имеет в себе никаких помышлений, кроме единственного – призывания Бога, обращения к Нему. Отсюда и образуется эффект мысленной тишины, который на языке аскезы именуют начальной исихией.
До сих пор, когда мы мысленно призывали Иисуса Христа, рассудок формировал внутреннее слово, выражающее нашу молитвенную мысль, а ум ему внимал – «ум заключался в словах, которые произносили или помышляли» и, восприняв их, доносил до сердца, чтобы оно их прочувствовало803.
Состояние исихии посещает нас в тот момент, когда рассудок перестает порождать внутреннее слово, когда он смолкает. Тогда останавливается круговращение наших помышлений, помыслы не возникают. Тогда и появляется особое ощущение внутренней тишины, мысленного, внутреннего, или сердечного, безмолвия804.
Это и есть подлинное молитвенное состояние души, при котором безмолвствующий ум сам собой начинает вовлекаться в глубокую молитву. Поэтому состояние умственной тишины всегда соотносилось с богообщением. Сказано древними: «Безмолвие есть непрерывная служба Богу и предстояние пред Ним»805. Или: «Молчание чистых... называют молитвою, потому что помыслы их суть Божественные движения, а движения чистого сердца и ума суть кроткие гласы, которыми сокровенно воспевают Сокровенного»806. И нашим современникам в опыте исихии раскрываются те же понятия: «Само по себе безмолвие является таинственной молитвой»807.
При погружении в исихию перемена душевного устроения настолько значительна, что наше безмолвие внутреннее начинает сказываться на внешних проявлениях, влиять на наши действия, поступки, на наше окружение, ибо «безмолвие, по наименованию своему, располагает и деяния совершать в тишине и мире»808.
Функция мышления теперь полностью переходит к уму, который по природе своей и сам способен мыслить – мыслить без помощи рассудка. И мыслить бессловесно. Теперь он творит безмолвную молитву вместе с сердцем, с духом. Работа же рассудка частично приостановлена, и единственным его делом остается контроль над внешней средой через телесные органы чувств, что обеспечивает человеку взаимодействие с окружающим миром, без потери молитвы.
Такое состояние сознания, когда ум мыслит без участия рассудка, уникально, – помимо умно-сердечной молитвы человек ни при каких обстоятельствах обыденной жизни с ним не встречается809.
Появляясь на стадии молитвы умной, моменты исихии посещают затем все чаще, постепенно продолжительность их возрастает, а при молитве сердечной они становятся естественно присущими810.
Возможность обрести исихию возникает с опытом умного делания и только после того, как ум начинает отделяться от рассудка. Пока они слиты, исихия недосягаема. Именно эти два условия – отделение ума от рассудка плюс исихия – позволяют полноценно применять метод трезвения. Пока рассудок молчит и сам не плодит помыслы, то на фоне образовавшейся тишины ум ясно видит любой новоявленный прилог, приходящий извне или из области страстных сил, и может легко отсекать его.
Сказано о трезвении: «наблюдай повсечасно различные веяния, парения, преклонения и изменения», свойственные уму. Но тут же дается и уточнение: «кто Духом Святым стяжал тишину [исихию], тому известно рассмотрение сих тонкостей»811.
Только теперь, при внутреннем безмолвии, начинается настоящая брань за очищение от страстей, так как «начинаем мы видеть внутри себя страсти тогда, когда молчим и не вступаем с ними в собеседование»812. Благодаря исихии и сопутствующему ей трезвению, обретается состояние начальной, относительной чистоты ума. И это необычайно важно, поскольку лишь в чистом пространстве мысленного безмолвия является нам Господь813.
Речь о той чистоте, когда ум человека полностью вкладывается в сердечную обращенность к Богу, когда он целиком поглощен этим духовным движением и не внимает ни единому помыслу. Только в таком состоянии ум, в слиянии с духом, способен в духе же восходить к реальной встрече с Божественным Духом, только тогда человек бывает готов к живому богообщению.
Ум по природе своей духовен, почему и образует в своем естественном состоянии единое целое с человеческим духом. В тоже время любой, проникающий в сферу сознания помысл, несет в себе некое вещественное начало, будучи через словесность связан с миром материи, всегда являясь его отражением. Как таковой всякий помысл по природе своей сроден тварному, дольнему, плотскому, посюстороннему. Соответственно – инороден духовной природе ума.
По этой причине ум, принимая помысл, пусть самый добрый и благородный, ум, занятый пусть самым возвышенным богомыслием, уже приобщается веществу – овеществляется, оплотняется, утрачивает собственную духовность. Такой ум уже не способен к соединению в сердце с духом, он не чист, не готов к погружению в исихию, не пригоден к прямому богообщению814.
Нужно добавить, что стяжание исихии требует от человека соответствующей подготовки. Чтобы при встрече с исихией молитва не исказилась, не направилась в ложное русло, ум должен определенным образом созреть, сформироваться, взрастить в себе способность безмолвно мыслить. Ум неготовый может растеряться в пространстве внесловесной тишины, приняв ее за пустоту. И тогда вместо молитвы он может погрузиться в пассивную опустошенность, впасть в некое подобие медитации.
Однако внутреннее безмолвие, умная тишина при молчащем рассудке – это не пустота, но чистота. Это освобожденность от помыслов, от образов и слов. А ум при этом должен оставаться активным в своей безмолвной обращенности к Богу в духе.
Чтобы это стало возможным, в уме должно сложиться некоторое опытное представление о Боге, нам нужно живо ощущать, к Кому молитвенно взываем. Ум не способен обращаться в пустоту, общение бывает только личностным, и если нет живого ощущения богоприсутствия и обратиться не к кому, то ум создает себе собеседника виртуального – включается воображение. Образуется лжемолитва.
Вся сложность в том, что здесь не требуется интеллектуального представления о Боге, полученного из чтений, поучений, рассуждений. Любые образы Священного Писания, любой плод нашего богомыслия – все это продукты человеческого мышления с неизбежной примесью воображения. Тут требуется иное.
* * *
Богоприсутствие. Нужен немалый духовный опыт молитвенного труда, который со временем дает хотя и очень отдаленное, но все же уже реальное ведение – знакомство с Богом живым, чувство богоприсутствия. Не выразимое словами, оно возникает как синтез духовных переживаний, которыми Божественная благодать напитывает душу в моменты погруженности в молитву. Когда со временем душа обогатится опытом такого самого начального богообщения, тогда уже не окажется в пустоте при снисхождении исихии, она живо почувствует, Кто незримо присутствует в этой священной тишине и к Кому она обращается.
В дальнейшем, по мере опытности, чувство богоприсутствия все чаще посещает на фоне исихии, когда ум внесловесно мыслит молитву. В то же время ощущение близости Бога еще глубже уводит в исихию, «ибо Бог наш есть мир, превыше всякой молвы и шума сущий»815.
Эти состояния могут быть кратким мигом, а могут овладевать душой на целый день. Их появление – одно из предвестий будущих встреч в реальном богообщении, в них ощущаются первые проблески, отдаленные признаки сверхчувственных созерцательных состояний.
На этой же начальной стадии наше общение с Богом проходит почти неприметно. Мы продолжаем часами призывать Христа, безмолвно умоляя: «помилуй мя!», но никакого явного ответа не ощущается. Однако если не отступать, если посильно сражаться в трезвении, хранить исихию и не ослабевать в нашей мольбе, то Бог откликается816.
Он отвечает по-Своему, отвечает неощутимо. И молитва становится богообщительной817. Бог откликается Своим тайнодействием, это общение на уровне энергий. Сила Божия воздействует на наше естество, постепенно очищая и освящая его, обновляя и преобразуя818.
Так, со временем, по мере духовного возрастания обоживающий Дух пронизывает весь наш духовно-душевно-телесный состав, упраздняя ветхость и облекая в нового человека819.
Такова перспектива, но и начальная мера богообщительной молитвы влияет на характер нашего бытия. Когда человек, «в достаточной степени очистившись, начинает ощущать своим духом и переживать сердцем реальность богообщения», то его «исполнение воли Божией переходит в иное качество». Теперь, помимо внешнего руководства заповедями Писания, отеческого предания, советами пастырей и старцев, он обретает водительство духовное. «Теперь он внутренне ощущает присутствие Божие в своем сердце и учится слышать и исполнять волю Божию», которая приоткрывается ему в моменты глубокой богообщительной молитвы820.
Со временем, когда «чувство Бога, присутствующего и действующего», достигает «силы и ясности»821, оно становится неотступным. Отныне «ощущение Божьего присутствия в сердце подобно компасу, который направляет всю нашу жизнь в нужное русло». Но так уже «живут совершенные, хранящие свое сокровище в сердце», и «сокровище это есть Сам Христос, жизнь Которого переполняет сердце»822.
* * *
Проблески созерцания. Считается, что исихия есть первый шаг на пути к созерцанию. Развитие этой способности при возрастании в сердечной молитве приведет в дальнейшем ко вхождению в созерцательные состояния. Именно поэтому сказано, что «умная молитва есть первый этап созерцания»823 или, точнее говоря, «соединение ума и сердца... является лишь первым шагом к созерцанию»824.
Существует тесная взаимосвязь между сердечным деланием и созерцательным даром: «Иное дело – молитва, а иное – созерцание, хотя молитва и созерцание заимствуют себе начало друг в друге»825.
Переход от деятельного периода к благодатному происходит не одномоментно, тут нет переключения, как в коробке передач, – это процесс постепенный. Так же плавно подводится человек к созерцательной молитве. И поэтому первые проблески созерцания иногда посещают еще во время деятельной жизни, задолго до стяжания бесстрастия826.
Здесь, кстати, всегда есть опасность прельститься самообманом. Поводом к обольщению может служить соблазн посчитать неожиданно явившийся созерцательный проблеск собственным достижением, вменить это себе в заслугу. Так бывает, когда «бес гордыни... убеждает приписывать добродетельные деяния себе, а не Богу, Подателю благ и Помощнику»827.
Во избежание падений надо твердо усвоить, что краткие Божии посещения – это драгоценные подарки благодати, милостиво поданные Господом, снисходящим к нам, еще не имеющим созерцательного дара. Это поддержка немощных духом, дабы укрепить и вдохновить на дальнейший труд828.
В подобных случаях всегда необходим совет с духовником. Но надо и самому изучать признаки отличия ложных состояний от истинных. Главный критерий в пору деятельного подвига – это непроизвольность созерцательного проблеска829.
Благодать Божия вводит в созерцание неожиданно и без спроса – безо всякого на то согласия со стороны человека, ему не дается выбора: входить или не входить. Враг же, напротив, не может приневолить, но только искушать, обольщая ложными видениями. В этом случае всегда бывает мгновение для свободного выбора: принять или отсечь предлагаемое. Важно распознать этот момент и вовремя отринуть вражий соблазн. Так же важно помнить об этом критерии и успевать отличить ложь от истины.
Пробные погружения в созерцательные состояния у деятельного подвижника бывают, конечно, непродолжительны – по неспособности вместить обильную благодать. И, разумеется, явление это редкое, немногие удостаиваются таких подарков благодати на нижеестественном уровне бытия830.
Однако тяга к высоким созерцаниям естественна для жаждущих Христа и томит душу, когда в сердечной молитве, в предчувствии будущей встречи, живо ощущается близость Того, Кого так усердно непрестанно призываем. Поэтому «проходящий деятельную жизнь скорбит, когда не сподобляется духовного созерцания в молитве», ибо «душа, уязвленная сладчайшею стрелою молитвы, стремится к духовным озарениям»831. Тем не менее далеко не все, даже из одолевших деятельный путь и стяжавших венцы святости, обретают драгоценную жемчужину832 созерцательного дара833.
Можно рассмотреть конкретный пример того, о чем идет речь. В частном письме монах пустынник описывает свой молитвенный опыт.
После соединения ума с сердцем и погружения в сердечную молитву автор письма замечает, что «при этом произволение наше не отнято: можно остановить молитву и начать думать, рассуждать... Если же в таком состоянии продолжаем дальше молитву, то теряется ощущение тела и ориентация в пространстве. Хотя произволение по-прежнему не отнято. Здесь только осознаешь себя как личность, помнишь, что ты был в келии, но понять, где дверь, окно и прочее, понять, сидишь ты или стоишь, – все это почувствовать уже не можешь. Оно не ощущается. Но если хочешь, можешь остановиться и закончить молитву. А вот если еще продолжить молитву (на неопределенное время), то произволение отнимается, и тогда ощущаешь (но не чувственно) некое иное пространство без границ, а себя – как будто на чьих-то руках, и молитву уже не произносишь, а слушаешь ее у себя внутри... И только удивляешься происходящему... Потом приходишь в себя, начинаешь ощущать тело, келию, ориентируешься...»834
Поначалу при вхождении в сердечную молитву, действительно, наше «произволение еще не отнято», мы вольны отвлечься на посторонний помысл и тем самым «остановить молитву и начать думать». Если же удерживаемся в молитве, то она может углубляться. Как сказано в письме: «теряется ощущение тела и ориентация в пространстве», – это признаки погружения в глубокую сердечную молитву. Причем произволение по-прежнему сохраняется – можем еще управлять ситуацией, влиять на нее. Значит, это еще не созерцание. Но такая глубокая молитва – это уже преддверие созерцания, и она может в него перейти, по действию благодати.
Далее сказанное автором письма показывает, что на этой стадии он был возведен в созерцательное состояние, и первый признак этого: «произволение отнимается». Описаны и другие приметы перехода из нашего мира в мир сверхчувственный, характерные для восхищаемых в созерцание. Дезориентация в пространстве и потеря телесных ощущений говорят о частичном, а затем и полном отключении рассудка и, соответственно, органов чувств, что есть признак глубокой молитвы на переходе к созерцанию и самого созерцательного состояния, в котором тело и вовсе «теряется»835.
* * *
Самодвижность. Если духовное развитие идет надлежащим порядком, то сначала «совершается переход от умной молитвы к умно-сердечной, после чего даруется молитва самодвижная»836. После многих трудов по овладению своим вниманием и долгой борьбы за удержание ума в сердце человек однажды вдруг замечает непривычное облегчение – молитва льется без всяких усилий837.
Прислушавшись к себе, человек понимает: оказывается молитва звучит в сердце сама собой, как бы без его участия. А ему остается только умственно вслушиваться в этот самозвучный, самодействующий, бесперебойный поток молитвенного зова ко Христу, который, как из источника, изливается из сердца838.
Произнесение внутреннего слова преобразуется в слушание внутреннего слова839.
Со временем могут исчезать и слова, сердце тогда обращается к Богу одним только умным чувством. Самодвижность – состояние, в котором, «благодаря всецелому сосредоточению сердца, устремленность к Богу становится нашим постоянным достоянием»840.
Так бывает, «когда приходит благодать Божия, – тогда Иисусова молитва говорится сама собой»841. В эти периоды «молитва не прекращается – работает как часы»842. Как «некий моторчик» молитва, не смолкая, «начинает бурлить» в груди843.
Уже нет нужды принудительно заманивать ум в сердце и силком его там удерживать. «Подвизающийся приходит наконец... в такое устроение, когда ум всегда пребывает в сердце. Не с понуждением против воли вводится туда чрез дыхание и тотчас опять выскакивает, но неисходно с любовью там пребывает, непрестанно молясь»844. Действие молитвы теперь сопутствует самым разным занятиям, не пресекается во время разговора или чтения845.
«Если я преуспею в этом, тогда впредь уже не я буду творить молитву», но «молитва сама станет произноситься во мне как результат вложенного мною труда, и я буду засыпать и пробуждаться с непрестанной молитвой Иисусовой», ибо «Дух Святой Сам начнет произносить молитву в моем сердце... Стяжание такой молитвы – самый большой успех, какого может добиться человек на земле. Это постоянное общение с Богом»846.
«Впоследствии мы дойдем, с помощью благодати, до того, что будем творить молитву непрестанно». Тогда «человек так привыкает к молитве, что она уже ни за что не оставляет его. Обладает человеком!» И «как машина, которую мы завели, работает сама... работа делается сама собой, а ум только следит за работой»847.
Такая молитва – наша ближайшая цель. Когда самодвижность бывает обретена, то молитва в некоторой мере начинает сама вести человека: поучать и наставлять, подсказывать общее направление и практические шаги. «Нет лучшего проводника на пути к небу, чем молитва Иисусова, в особенности когда она становится непрестанной, то есть захватывает всю нашу жизнь»848.
Хотя это ни в коей мере не исключает контроля со стороны духовника, что необходимо для предупреждения уклонений в ошибку. Риск впасть в самообман, конечно, по-прежнему остается849.
Самодвижность молитвы в деятельный период – это особое молитвенное состояние сознания, при котором сердечная молитва на фоне исихии начинает необъяснимым образом совершаться силой Святого Духа, а человек, умом внимая ее действию, определенным образом соучаствует в этом процессе. Такое действие молитвы может держаться несколько минут, а может длиться не один год, оно приостанавливается, возобновляется, может быть вовсе утрачено.
Временами, когда какое-то дело отвлечет от молитвы, ее звучание ослабевает и затухает, кажется, что самодвижность потеряна. Но не всегда это так. Молитва может просто не слышаться, но на самом деле не пресекается. Пока мы заняты чем-то внешним, она как ручей уходит в песок и там, хранимая благодатью, неприметно, подспудно продолжает свое течение. Как только вновь соберем внутреннее внимание, так замечаем, что в сердце по-прежнему слышно ее звучание.
Самодвижность есть действие умно-сердечное и ощущаться может по-разному: как звучание молитвы Иисусовой или только имени Иисуса Христа, а может звучать беззвучно, как движение духа – как волнообразные прикосновения благодати.
Самодвижность зарождается именно в деятельном подвижничестве. Это одно из проявлений сердечной молитвы – присущее ей действие благодати. Хотя и не обязательное. Не всем обретшим сердечную молитву дается его испытать.
Такая молитва не посещает прежде, чем ум соединится с сердцем. Понятно почему: она движима Духом Божиим, а это возможно при условии, что дух и Дух молятся вместе, то есть когда ум находится в единении с сердцем-духом. Тогда Дух подкрепляет нас... Сам Дух ходатайствует за нас. Тогда исполнимо заповеданное: молитесь во всякое время духом... со всяким постоянством850, что и является действием самодвижности. «Как сказано, Дух, когда вселится в кого из человеков, тогда человек тот не престает от молитвы, ибо Сам Дух непрестанно молится»851.
Стяжавший самодействующую молитву становится необщителен, молчалив, он бывает сосредоточен и замкнут, как бы задумчив, весь погружен в себя, приникнув к несмолкающему в сердце гласу Духа. «Отведавший сладости молитвы бегает многолюдства, как онагр852»853. Он бережно носит в груди, словно зажженную лампаду, теплющуюся молитву и, храня ее драгоценный огонь, остерегается резких движений854.
Он бежит от шумных сообществ, избегает застолий и многолюдства. Не всегда он слышит, когда к нему обращаются, трудно его разговорить, а когда вынужден отвечать, то бывает немногословен. Ему нелегко оторваться от живительного источника, от струящейся в духе молитвы, и если приходится нарушать покой исихии, вступать в общение с миром суеты и молвы, то он торопится поскорее вернуться – нырнуть, погрузиться в себя, вновь нападши на перси Иисусовы855.
Хотя по субъективному ощущению такая молитва звучит помимо наших усилий, тем не менее участие благодати здесь ограничено, и немалое значение имеет приложение человеческих сил. Ведь речь идет о самодвижности деятельной, значит, деятельны должны быть прежде всего мы сами, если хотим содействия благодати.
Но тут уместен вопрос. Если молитва, движимая благодатью, как говорят, сама идет, то к чему, собственно, прилагать и куда направлять наши усилия, какого рода деятельность от нас ожидается?
Дело в том, что деятельная самодвижность требует нашей заботы – ее надо охранять, беречь, защищать. Иначе чуткая благодать, видя нашу беспечность, отходит от нас, а с ней отходит и молитва. Благодать обидчива, ибо Бог ревнив есть856, она не терпит нашей измены. Когда она к нам нисходит и движет нашу молитву, а мы уделяем внимание чему-то на стороне, то мы можем ее потерять.
Самодвижность еще не созерцание, она не упраздняет свободы нашего выбора – куда направлять внимание. Мы вольны продолжать прислушиваться к самозвучанию молитвы, а можем обратить внимание на возникший прилог, на внешние раздражители и тем самым спугнуть благодать и упустить молитву. Необходим самоконтроль, бдительность, сдерживание себя от отвлечений. Все это и требует наших постоянных усилий: и умственных, и волевых.
Именно недостатком наших усилий обусловлена неустойчивость деятельной самодвижности. Когда молитва идет сама, то человек на радостях несколько расслабляется, снижает напряженность трезвения, теряет бдительность; и часто случается, что он теряет молитву. Отвлечение неокрепшего еще внимания влечет за собой расторжение умно-сердечной связи, и человек с сердечного уровня ниспадает на обычный – словесный. Непроизвольное движение молитвы останавливается. Надо снова биться за то, чтобы оно запустилось.
Хотя бы и стяжал сердечное соединение, и одарен самодвижностью – успокаиваться нельзя, потому что «парение мыслей бывает и тогда, когда ум стоит в сердце и совершает молитву, ибо оно никому не подвластно, разве только совершенным в Духе Святом, достигшим непарительности о Христе Иисусе»857.
Так что самодвижность деятельного периода не может оставаться непрестанной и неизбежно теряется, точно так же, как теряется соединение ума с сердцем – либо по причине самовластного отступления благодати, либо по нашему невниманию. В этом отличие самодвижности деятельной, начальной, от непрестанной, благодатной, обретаемой стяжавшими бесстрастие созерцателями.
И вот в этом вопросе встречается путаница понятий. Термины самодвижность и непрестанность часто используются как синонимы, и упомянутое различие остается не выявленным. Между тем надо отчетливо понимать, в чем оно заключается.
Можно сказать, есть два молитвенных состояния самодвижности, и оба, конечно, есть действие Духа Святого в душе человека, о чем и сказано: Сам Дух ходатайствует за нас воздыханиями неизреченными858. Но проявляется это действие Духа по-разному.
В деятельный период самодвижность может эпизодически сопутствовать соединению ума и сердца в сердечной молитве, но она прерывиста и периодична. Вступившие в период созерцательный получают особый дар благодати – самодвижность преобразуется в естественно присущее состояние, непрерывное и постоянное, временами переходящее в чистое созерцание859.
Видимо, было бы полезно закрепить терминологическое обособление этих понятий, чтобы отчетливо разграничить самодвижность деятельную от самодвижности непрестанной860.
* * *
Самодвижность чрезвычайно ценное обретение. Оно, прежде всего, позволяет держать трезвение практически круглосуточно. А ведь без этого мы обречены «оставаться чуждыми Богу». У человека нет более эффективного и надежного метода освобождения души от власти страстей, ума от пленения помыслами, нежели постоянство в трезвении861.
Но «у нас, скажете вы, всегда есть помыслы». А «это означает, что мы еще пока не готовы к борьбе, мы пока тренируемся» только862. Пока помыслы преследуют нас, владеют нами, мы еще лишь учимся сердечной молитве с трезвением, но еще не обрели всеоружие Божие863.
Мы фактически безоружны, пока наша молитва сердечная эпизодична, исихия прерывиста, и мы лишь по временам пресекаем отдельные помышления. Покуда меч трезвения не вращается в сердце самодвижно и непрерывно, до той поры мы обречены неминуемо побеждаться вражеским помыслом и пленяться греховной страстью864.
Еще одно ни с чем не сравненное достоинство молитвы самодвижной связано со смертью. Когда нам придется умирать, мы окажемся в ситуации сверхэкстримальной. Телесно-душевный состав начнет распадаться на составляющие, и нам предстоит пережить глубочайшее потрясение, не соотносимое ни с каким земным опытом, лежащее за гранью нашего воображения. И главной проблемой нашей будет удержать молитву.
Когда душа изыдет отсюда и внидет туда, где обрящет вечную пажить865, в тот момент перехода качество нашей молитвы возымеет решающее значение. «Когда душа выходит из тела и возносится на небо, то ее шествие является продолжением человеческой жизни», жизни земной866. И если здесь самодвижность не привита нашему духу, то там тем более мы вмиг окажемся безоружными. Слишком мощный переживается стресс, и хрупкая наша молитва просто рассыплется в прах, сил не хватит не то что ее удержать, но даже вспомнить о ней.
«Когда человек умирает и душа разлучается с телом, то эти минуты бывают очень болезненными. Тогда удержать молитву могут только святые люди, навыкшие молиться непрестанно. Но даже и для них это время является нелегким испытанием и страданием»867. А если праведник едва спасается, то мы, несчастные, где окажемся?868
В час умирания, когда «весь наш состав подвергается насильственному разрыву... когда мозг теряет ясность и сердце испытывает или сильные боли, или ослабление, тогда» с наибольшей вероятностью «молитва может потеряться»869. А нам совершенно необходимо войти в тот иной мир, не расставаясь с ней. Чтобы выжить среди того «космического холода», нам надо нести в сердце молитвенную «силу огня»870.
Ведь что нас там встретит? «По смерти, после того, как душа освободится от тела, ее встретят хищные лапы демонов»871. «Душа не минует... демонов, когда будет проходить мытарства. Они схватят тебя... Ты будешь у них рабом и пленником, и иначе не может быть»872. Ибо, «кто не живет в трезвении... таковые во исходе своем не минуют свободно князей тартара»873. Только прижизненное «неуклонное стремление к Богу спасет нас от рук демонов, когда они выйдут нам навстречу»874. В том мире, который откроется по ту сторону этого, единственной защитой и покровом нагой души послужить может только молитва875.
Но молитва какая? Многими трудами стяжает подвижник молитву сердечную, ту, что входит в плоть и кровь нашего естества. Но достаточно ли этого для души, пересекающей грань двух миров? Ведь плоть и кровь Царствия Божия не наследуют876. Такая молитва вместе с плотью тут и останется – в землю отидет877. Вот почему необходимо, чтобы молитва вошла еще глубже – в самые недра нашего естества, в наш дух, чтобы она сроднилась, соединилась с духом, стала бы самодвижной – движимой Духом. Такая молитва истинно духовна и неотрывна от человеческого духа, совместно с ним она естественным образом вселяется в потусторонний духовный мир878.
Если плод самодвижности был взращен на земле, если при жизни «молитва овладела человеком, то в час смерти, когда выходит душа из тела, она выйдет с молитвой. И где тогда демонам противостать ей! Имя Божие будет ее оружием. Душа будет защищена молитвой, как броней. Как тогда к ней смогут приблизиться демоны? Такая великая польза проистекает из этой молитвы»879.
С такой молитвой можно умирать.
В заключение еще раз уточним основные признаки самодвижной, или самодействующей, молитвы деятельного периода. Во-первых: ум покидает голову, и Божественная благодать соединяет ум с сердцем-духом в одно целое. Во-вторых: наступает состояние исихии – молчания рассудка и тишины ума, останавливается поток помыслов. В-третьих: молитва продолжает некоторое время сама звучать в сердце без остановки, движимая благодатью, человек только вслушивается в ее звучание.
* * *
Бесстрастие. Достижение начального бесстрастия знаменует собой завершение деятельного периода духовной жизни880. Все выше исчисленные новообретенные дарования лишь предваряют стяжание этого благодатного плода всей деятельной подвижнической жизни881.
Бесстрастие это своего рода рубеж, пролегающий меж деянием и созерцанием; преодолевшие его ступают на стезю, возводящую к духовному совершенству882.
Однако преодолевают этот рубеж, разумеется, далеко не все из достигших его. Стяжавший бесстрастие не становится созерцателем автоматически, о нем «нельзя еще сказать, что он имеет и молитву истинную» – богозрительную. Пока это лишь залог дальнейшего роста883.
Само по себе начальное бесстрастие «не является достаточным» для созерцания, так как сердце хотя и очищено от страстных помышлений, но ум может рассеиваться «вследствие простых помыслов884, то есть мыслей, лишенных страстности», а «следовательно, пребывать вдали от Бога»885. Эти закономерности впервые изучены аввой Евагрием Понтийским. Он напоминает, что и высокое богословие с его постижением логосов вещей далеко еще отстоит от истинной молитвы886.
Бесстрастие не есть некое статичное состояние, но динамический процесс все более совершенного очищения от страстей, который развивается поэтапно. В теории аскетика рассматривает четыре степени душевной чистоты, которые условно именуются бесстрастием начальным, высшим (или полным), совершенным и абсолютным.
Бесстрастие начальное – это результат переплавки сил неразумной части души в деятельном подвиге. Свт. Григорий Палама в полемике с Варлаамом ясно показал, что православные аскеты, в отличие от западных схоластов и языческих философов, не пытаются «уничтожить» страсти, но страстная энергия перенаправляется ими от греха к добродетели, и постепенно страстные силы души «преображаются и освящаются», но «не отмирают, не умерщвляются»887.
В результате греховные страсти преобразуются в страсти естественные, безгрешные. Осуществить это в полной мере возможно, когда жизни по евангельским заповедям сопутствует непрестанное трезвение в умно-сердечной молитве.
Начальное бесстрастие открывает доступ к таинству молитвенного созерцания. Именно об этом говорит шестая заповедь блаженств888: чистии сердцем, то есть те, кто очистил не только ум, но и сердечные страстные силы (раздражительную и желательную), – только тии Бога узрят, то есть получат созерцательный дар богозрения во втором, благодатном периоде просвещения889.
Далее уже в процессе созерцательной жизни обретается бесстрастие высшее (полное)890.
Преодолевшим второй период духовной жизни открывается путь к третьему – к периоду обожения – наивысшему прижизненному состоянию бытия, доступному человеку. На этом этапе возможно стяжать бесстрастие совершенное891. Четвертая степень очищения – бесстрастие абсолютное – в пределах земной жизни не достижимо. Оно усваивается по переходе в вечность естеству тех, кто был обожен еще здесь на земле в прижизненном подвиге.
Однако в аскетической литературе речь обычно ведется только о двух первых степенях бесстрастия, так как дальнейшее для нас не актуально. Достаточно знать, что «бесстрастие двояко», что успевшие, прежде исчерпания своего жизненного ресурса, стяжать во внутреннем подвиге начальное бесстрастие имеют шанс еще здесь, на земле, обрести в созерцательном подвиге бесстрастие полное, высшее892.
Первые признаки приближения к начальному бесстрастию проявляются в нарождающейся любви к ближним. Это новое мироощущение выражается не в душевной чувственности, а в ощущениях духовных. Обрисовать их в общих чертах можно примерно так.
Человек, пребывая неизменно в мирном духе, испытывает ко всем окружающим отношение равно спокойное, одинаково благодушное, независимо от их проявлений. Самые разные характеры и поступки ближних не вызывают у него душевных эмоций со знаком плюс или минус, но все в его восприятии одинаково хороши в том самом виде, как они есть. Независимо «от того, почитают ли его, или бесчестят, скорби ли или утешения обступают его, он всегда одинаков и за все благодарит Бога»893.
В житиях святых и праведников найдем немало примеров подобного устроения души. Они говорят о том, что исцеленная воля подвижника свободна от гномического свойства и всецело согласуется с волей Божественной, что чувства его одухотворены894.
Воспринимая окружающих, он видит в них их сущностную основу – образ Божий, который и в самых падших индивидах сохраняет отблески своего Первообраза, отчего всякий хорош таким, как он есть, несмотря на все наносное, на коросту кожаных риз895, на ту индивидуальную надстройку, которая у всех по-своему безобразна. Праведник зрит сквозь нее, не оценивая, не замечая уродливых черт души. А видя в других поврежденность, израненность, затемненность образа Божия, он испытывает лишь сострадание и сочувствие любящего сердца. В отличие от нас, реагирующих антипатией, неприязнью, раздражением, осуждением, уничижением896.
Бесстрастие есть дарование поистине высокое, ибо подвижник «через бесстрастие – залог будущих благ – узревает Христа еще здесь, на земле»897. Однако доступно оно не только схимникам или отшельникам. Конечно, хотя «путь к совершенной любви через бесстрастие особенный» и «всего более удобен для ушедших из мира», тем не менее «и живущие в миру должны принуждать себя» действовать «по Божьим заповедям» и «приносить плод бесстрастия»898. Стать совершенным по подобию Божьему899 – это не пожелание, но обязанность и доброго семьянина, и инока анахорета.
Кому-то бесстрастие представляется чем-то чрезмерно высоким, недоступным, недостижимым, но «это особый бес всеми способами внушает нам подобное чувство, и у нас опускаются руки». На самом деле «именно для бесстрастия мы созданы Богом». И если не достигаем его при жизни, то виной тому наше нежелание расставаться с грехом, со страстями, – и «это явный признак того, что мы любим общение с демоном, а не с Богом... Блажен же тот, кто достиг чистоты и бесстрастия в настоящей жизни и в чьей душе не найдется никакого следа, оставленного врагами»900.
Созерцательный уровень
В последних главах мы проследили, как мыслительная сила проходит разные стадии трансформации по мере пробуждения души от сна смертного и восхождения из нижеестественного к своему естественному состоянию бытия, когда в человеке восстанавливается бесстрастное душевно-духовное устроение, подобное тому, что имел первозданный Адам. Умно-сердечный уровень завершает деятельный период духовной жизни, период очищения. Далее предлежит путь к вершинам вышеестественным.
В отличие от приверженцев внешнего подвига, у которых прохождение деятельного пути занимает все время их земной жизни, подвижники умного делания имеют возможность достичь начального бесстрастия намного раньше. Эти избранники благодати, сумевшие преодолеть барьер страстности и не исчерпать свой жизненный ресурс, способны взойти на вторую ступень духовной жизни. Обретя очищение на предыдущей ступени, они готовы теперь вступить в период благодатного просвещения901.
Такой подвижник выходит на уровень высоких молитвенных состояний – на уровень сверхчувственный, созерцательный. Теперь, когда силы души очищены, человек приуготовлен к тому, чтобы совершилось их «совершенное уврачевание»902.
Отселе простирается область, неподвластная любознательному интеллекту, не поддающаяся анализу, неописуемая в категориях посюсторонних, рационально неизъяснимая – на этом уровне властвует Божественная благодать. Сам процесс перехода от деяния к созерцанию остается предметом сокровенным, таинственным. Так что все суждения в рамках этой тематики бывают весьма и весьма приблизительны и условны, лишь в самых общих чертах мы можем ознакомиться с высшими способностями нашего естества.
Можно даже сказать, что, будь возможность исследовать благодатные состояния, это едва ли имело бы смысл. Ведь в чем наш интерес к доступным для изучения явлениям деятельного уровня? Он чисто практический: мы хотим овладеть молитвой, обучиться умному деланию. И это, как показывает опыт, возможно. Однако благодатным состояниям не обучаются и благодатью нет возможности овладеть. Является Дух Святой, когда Сам пожелает, овладевает духом человека и Сам молится в нем, и Сам восхищает его до третьего неба903.
Именно поэтому созерцание есть состояние благодатное, а не деятельное, вхождение в него от нас не зависит – ни от нашей воли, ни от усилий: «В созерцательной жизни вся инициатива принадлежит Богу»904. Это первый отличительный признак молитвы созерцательной905 или, иначе, зрительной от прочих молитвенных состояний: «Никому невозможно подняться до нее самопроизвольным подвигом, если не посетит человека Бог и не возведет его к ней Своей благодатью»906.
Наша задача ограничена тем, чтобы подготовить себя к восприятию благодати, создать условия для ее вселения в нас. А именно: обучаться умному деланию, угашая в умной молитве активность рассудка, тем самым высвобождая энергию для ума-духа; и далее, с помощью молитвы сердечной и умного трезвения, следуя путем Христовых заповедей, бороться за очищение от страстей ума и сердца. Ибо созерцательный «дар благодатного озарения» дается «лишь по достижении бесстрастия»907. И закон этот непреложен908.
Поскольку в созерцание человек вводится помимо собственного произволения – в неожиданный момент непредсказуемым образом, – то это может служить критерием, страхующим от заблуждений. То есть если некто по собственному старанию вошел в некое состояние, которое кажется ему созерцательным, то таковой «да ведает, что он строит фантазии, а не созерцания имеет, будучи опутан мечтательным духом». Последствием «мнимого созерцания фантастического» будет «первый образ прелести – прелести мечтательной»909.
В связи с этим, если у кого-то появляется «собственный созерцательный опыт», желательно незамедлительно показаться опытному духовнику910.
* * *
Ранее мы убедились в том, что умно-сердечная молитва позволяет войти в состояние начальной исихии, в котором становится доступным живое ощущение богоприсутствия, а оно в свою очередь раскрывает вход в состояние начального богообщения, которое может, при определенных условиях, перейти в общение полноценное – созерцательное. В целом можно сказать, что вхождение в созерцание есть процесс постепенный, значительно растянутый во времени911.
А зарождается созерцательная молитва на уровне сердечном, на стадии деятельного подвижничества. Однако сам дар обретается не иначе как по завершении пути делания912.
Дальнейшее духовное возрастание развивается тоже поэтапно. «Созерцание имеет различные ступени: озарение, зрение, непрестанное зрение». По мере духовного развития эти состояния могут владеть человеком «в течение часов, дней, недель, месяцев». Высшие степени созерцания «отождествляются с видением нетварного света... Созерцание есть зрение, видение славы Божией», то есть «нетварной энергии Божией». А вершина этих состояний связана с полным «единением человека с Богом», с полным «обожением человека»913.
Отличительная особенность этого уровня в том, что соединение ума с духом остается постоянным, нерасторжимым, сохраняясь не только при молитвенных занятиях, но и в любых обстоятельствах повседневной жизни; теперь ум-сердце-дух – единое образование, и это навсегда. И это уже иной человек с обновленным устроением естества914.
При новой форме бытия молитвенное состояние становится неотлучным от человека, оно не покидает его даже во сне. Если в деятельный период сердечная молитва могла лишь некоторое время действовать самодвижно, то теперь самодвижность вовсе не пресекается и богообщение становится поистине непрестанным915.
Созерцателю возвращается высшая способность сверхчувственных восприятий, утраченная людьми в грехопадении. Отныне возможно, как при занятии самым прозаическим делом, так и при творческой и научной работе, оставаться в живом, непосредственном, самом тесном богообщении, всецело пребывая в Боге. А временами душа покидает землю, восхищаемая в Духе в иной мир, где общается с душами ангелов и святых и просвещается в Божественных откровениях. Все это позволяет отождествлять созерцательные состояния с пребыванием в Царстве Небесном916.
Что же, собственно, представляет собой сам акт созерцания, когда силой Святого Духа человек выводится за пределы земной реальности?
Из предыдущего материала мы знаем: чем пассивнее работа рассудка и чем активнее занят в сердечной молитве ум, тем глубже погружение в молитвенное состояние. Если же человек вводится в молитву созерцательную, то тогда перевес в сторону ума доходит до крайней степени, деятельность рассудка полностью угашается, прерывается его взаимодействие с органами чувств и человек теряет связь с внешним миром. Вся жизнь души бывает сосредоточена в уме и духе, связующими ее с миром духовным, потусторонним917.
По существу, созерцание есть полное отключение рассудка при всецелой активности ума, соединенного с духом. Поэтому Бога «можно созерцать как некий пресветлый свет» только «с прекращением всякой интеллектуальной деятельности»918. Ум, вне сотрудничества с рассудком, начинает в чистом виде проявлять свои созерцательные способности. Он не раздумывает, не размышляет, но зрит самую суть того, что воспринимает, непосредственно постигает то, чему внемлет, будь то реалии тварного мира или Божественные откровения919.
Созерцание – это способ «духовного познания, в котором дух человека и все прочие его способности действуют сообразно конечной цели его природы». Для того, собственно, человек и «был создан, чтобы созерцать природу видимую и быть приобщенным миру умопостигаемому»920.
Угасание рассудка, остановка его работы не есть его атрофия, скорее рассудок полностью подчиняется уму, целиком захватывается им, вовлекается в умственный процесс и одухотворяется, будучи через ум соединен с духом. Остановка его собственной, рассудочной деятельности означает, что, во-первых, он прекращает связно мыслить – не генерирует внутреннее слово, а во-вторых, отключается питание всех датчиков – телесных органов чувств921.
Мы помним, что бывает при начальной исихии: рассудок молчит, не порождает внутреннее слово, но при этом сохраняется связь с внешним миром через органы чувств, которые контролируют обстановку. Теперь, в созерцании, обрывается и эта связь. Перестает поступать в мозг и обрабатываться информация от «чувств простой пятерицы». Останавливается всякое взаимодействие с внешней средой. Восприятие полностью переключается с земного мира на духовный922.
Сознание «умолкает в неведении всего здешнего. Сие-то и есть то неведение, о котором сказано, что оно выше ведения»923.
В состоянии высокого созерцания подвижники «видят не так, как мы. Чудесным образом они видят духовным чувством то, что превосходит чувства, а посредством ума зрят то, что лежит за пределами ума. В человеке тогда укореняется сила Духа Святого, посредством которой святые и могут видеть то, что превыше их чувств и разума»924.
Подобные состояния называют восхищением, исступлением, или же изумлением925.
Обычно эти термины понимаются как синонимы, но некоторые отцы вводят различие между ними926.
В целом же они описывают одно и то же явление, но высвечивают его разные грани и степени. Восхищение – означает, что человек похищен из мира земного и вознесен в сферу духа. Исступление – подчеркивает, что он исступил из пределов душевно-плотского бытия и ступил в пространство потустороннее. Изумление – это выход из ума, за пределы ума, это уже не умное зрение, но зрение духом и силой Духа. Отсюда выражение созерцание в духе – это то, что выше способностей ума927.
По учению свт. Григория Паламы, истинное познание Бога через единение с Ним достигается при выходе ума за собственные пределы, когда ум бывает как бы вне себя, когда он в «покое и в истинной исихии, то есть в безмолвии, взлетает выше всего сотворенного». «Обрести в себе Бога, – говорит святитель, – невозможно, если... мы умом не станем... выше самих себя, оставив заодно с ощущением все чувственное, поднявшись над помыслами, рассуждениями и рассудочным знанием, целиком отдавшись в молитве невещественным духовным энергиям»928.
Свт. Григорий, говоря «о сверхумном созерцании», замечает, что, «не умей наш ум превосходить сам себя, не было бы видения и понимания сверхумственных действий». Однако «ум такую способность имеет и лишь ею, собственно, единится с Богом». Благодаря чему через истинных созерцателей человечеству приоткрыты подлинные познания о Боге929.
Чтобы поистине стать вне себя, надо сначала собраться в себе, то есть заключить в сердце ум, молящийся призыванием Иисуса Христа. Когда благодать соединит ум с сердцем-духом, тогда ум может в духе выйти вовне. Но это выход не во внешний мир, как то бывает обычно, когда ум рассеивается в окружающем нас пространстве. Напротив, это внутренний выход посредством духа в мир духовный, где происходит реальная встреча с Духом Богом. Таким образом, вначале ум внидет в себя, затем в духе изыдет таинственной дверью туда, где обрящет Божественную пажить930.
В созерцательных состояниях человек, вследствие отключения рассудка, не только перестает воспринимать окружающее, но и не может телесно функционировать, – он становится обездвижен, а естественные потребности не дают о себе знать. Теперь, хотя и «не приостанавливается действие психических и мыслительных способностей подвижника, но происходит сдерживание проявлений телесной деятельности – сна, питания и прочего»931.
Окружающие будут наблюдать человека, вошедшего в созерцание, как бы окаменевшим, остолбеневшим. «Физические функции тела приостанавливаются, как видно на примере Моисея, который оставался на горе Синай в течение сорока дней и ночей, не испытывая потребности в пище и сне»932.
В созерцании теряется физическое самоощущение и пространственно-временная ориентация. Находясь в сокровенном общении с Богом, человек «становится весь вне мира, и вне тела, и всех чувств»933. Он испытывает подобное тому, что пережил апостол Павел, когда был восхищен в рай... до третьего неба, не понимая, находился ли он в теле или вне тела934. Вся жизнь сосредоточена в уме, слитым воедино с духом935.
Человек оказывается «вне плоти и мира, удостаиваясь божественных дарований»936. Это «высочайшее состояние... когда ум во время молитвы бывает вне плоти и мира совершенно безвещественен»937.
В восхи’щенном состоянии святые подвижники обретают духовные органы чувств. Они «преображаются силой Духа. Получают способность, которой дотоле не обладали, становятся Духом и видят в Духе»938. Они созерцают мир горний, могут в нем путешествовать, действовать, могут оттуда взаимодействовать в духе с нашим дольним миром и тому подобное939.
Известно немало свидетельств подвижников, имевших опыт таких переживаний940.
* * *
Можно вспомнить эпизоды из жития прп. Серафима Саровского с описанием того, что испытывает созерцатель во время восхищения и как это выглядит со стороны. Еще будучи иеродиаконом, молодой отец Серафим не раз «видел ангелов, сослужащих и поющих во время богослужений. Вид их был молниезрачен, одежда белая как снег или златотканая, пение же их передать невозможно». В такие моменты он «изменялся в лице, которое то светлело, то бледнело, то покрывалось румянцем». О себе он рассказывал: «Бысть сердце мое, яко воск, тая от неизреченныя радости!.. Не могу сказать, в теле или кроме тела был я; но только упомнить мог, что выходил из церкви, да еще помнил, что я входил в нее».
Однажды, стоя на амвоне и возглашая: «и во веки веков», он «вдруг так изменился видом, что не мог ни сойти с места, ни проговорить слова». Ослепленный нетварным светом, он остолбенел. «Два иеродиакона взяли его под руки, ввели в алтарь». В тот момент душа его отсутствовала в храме, ее не было на земле, она созерцала мир горний. А тело его поставили в алтаре, «где простоял он три часа, меняясь беспрерывно видом, и после, уже придя в себя, наедине поведал строителю и казначею свое видение».
В частности, преподобный рассказывал: «Вдруг меня озарил луч как бы солнечного света... и увидел я Господа и Бога нашего Иисуса Христа, во образе Сына Человеческого, во славе и неизреченным светом сияющего, окруженного небесными силами... грядущего на воздухе. Приблизясь в таком виде до амвона и воздвигнув пречистые Свои руки, Господь благословил служащих и предстоящих. Посем... преобразился, окружаемый ангельскими ликами, сиявшими неизреченным светом во всю церковь. Я же, земля и пепел... удостоился особенного от Него благословения»941.
Еще одно краткое упоминание свидетельствует о высоких молитвенных состояниях великого афонского старца Иеронима942. Этот подвижник мог иной раз по шесть часов простаивать на месте, погрузившись в созерцание. «Иногда в молитве старец приходил словно бы в исступление, стоя пред Господом... несколько часов на одном месте в изумлении и безмолвии... не воспринимая и не чувствуя окружающего его мира. Однажды во время такой молитвы старец забыл запереть дверь своей кельи, как это делал обычно, и внезапно вошедшие увидели его стоящим на воздухе на аршин от земли. Он же даже и не почувствовал присутствия вошедшего человека, так как был весь вне мира, весь в Боге»943.
В духовной литературе описано множество случаев восхищения в горний мир, есть среди них свидетельства наших современников, опытно переживших созерцательные состояния, что представляет для нас особый интерес. Например, прп. Софроний Эссекский рассказывает, как в созерцании при бездействии органов чувств теряется ориентация и «человек уже ничего физического не воспринимает»944.
Подобный опыт описывает прп. Ефрем Катунакский. По слову старца, человек, когда «находится на самой высокой ступени» и входит в созерцание, то «молитва прекращается» и он уже не может «овладеть собой»945.
Еще одним свидетельством служат письма прп. Иосифа Исихаста. Когда, пишет старец, в молитве подействует благодать, то подвижник, объятый ею, «не может удержать огонь любви, и тогда прекращают действовать чувства и захватывается он в созерцание. До сих пор были движения собственной воли человека. А после этого он более не властвует над собой и не знает самого себя, ибо он уже соединился с огнем, весь пресуществился, стал богом по благодати. Такова встреча с Богом, когда исчезают стены и человек вдыхает другой воздух... наполненный благоуханием рая»946.
* * *
Состояние сознания созерцателя напоминает некоторые ситуации из обыденной жизни. Есть два рода таких случаев, когда деятельность рассудка практически останавливается, а ум продолжает свою работу в одиночестве. Во-первых, это глубокий сон, во-вторых, патологические и пограничные состояния, такие, как кома, терминальное состояние, предсмертное забытье947.
Однако помимо некоторого сходства имеются и принципиальные отличия948.
При погружении в глубокий сон или при потере сознания, когда отключается работа рассудка, ум тем не менее продолжает бодрствовать. Баланс в распределении мыслительной силы, как кажется, похож на тот, что в созерцании: ум здесь также нам не подвластен, сознательно не управляем. Однако, в отличие от созерцания, низшие способности и страстные силы души продолжают бесконтрольно функционировать. В результате пассивный ум вынужденно внимает всему, что возникает в воображении под воздействием неразумной части души. Кроме того, пассивным и ничем не защищенным умом с легкостью завладевают потусторонние темные силы. И это вполне обычное явление949.
Иначе в созерцании. Первое отличие в том, что вместе с рассудком теряют активность и прочие начала душевного организма, то есть бездействуют и страстная часть души, и низшие способности. Второе и главное отличие в том, что ум в состоянии созерцания не остается не управляемым. Он воссоединен с духом и целиком пребывает в Боге, во власти Святого Духа, а потому полностью Им направляется и управляется.
Таким образом, если во сне или в бессознательном состоянии ум внимал тому, что живописалось в воображении, в том числе и с подачи демонических сил, то теперь он воспринимает не фантазии, а живую действительность – реалии мира трансцендентного, духовного, при этом ведомый Духом Святым. Человек теперь живет в этой новой реальности и взаимодействует с потусторонним миром посредством ума-духа. Если же он возводится еще выше, в меру высокого созерцания, то тогда прекращается и деятельность ума, растворяющегося в Боге. И человек тогда живет только духом.
Ранее мы уже говорили об исихии, о ее начальной форме, доступной в деятельном периоде. Теперь попытаемся хотя бы приблизительно уяснить, что представляют собой ее высшие степени.
В полноте исихия овладевает человеком при вхождении в созерцание, а при погружении в самые его глубины наступает исихия совершенная950. В этом состоянии, помимо того, что полностью бездействует рассудок, прекращается также деятельность ума – он полностью перестает как-либо мыслить или даже молиться. «Наступает остановка ума»951.
Тогда «в состоянии ви’дения не улавливается вообще какой бы то ни было процесс мышления, то есть появление в уме понятий или образов»952. Ум в этом случае полностью поглощен боговидением, «ничего не помышляя»953.
«В такие часы все останавливается... Христос совсем рядом... Молитва тоже останавливается»954.
Здесь «уже изумление, а не молитва, потому что все молитвенное прекращается, наступает же некое созерцание; и не молитвою молится ум»955.
В данном случае точнее было бы говорить уже не о состоянии сознания, но о состоянии духа. Так и выражаются иногда отцы: созерцание «есть состояние духа нашего, когда реальности Божественного мира становятся очевидностью»956. Здесь уже сознание как таковое вообще не функционирует, даже на уровне ума, который уже не молится, но движется в духе: «ум входит в духовные движения»957. Единственным центром восприятия становится дух: «поистине человек видит тогда духом, а не умом»958.
Точнее и выразительнее всего говорят о совершенной исихии совершенные исихасты – те, кто ее вкусил, кто напитан ею, например прп. Каллист Ангеликуд. «Ум, ставши совершенно свободным вообще от всего и даже некоторым образом вышедши из самого себя, вполне понятно, уже становится вне возможности не только говорить, но даже и мыслить, так как он с радостью и изумлением, при помощи духовного света, направляет свое внимание и созерцание к тому, что выше и слова, и разума... Ум как восшедший к тому, что выше всего: и являемого, и выражаемого словесно, и мыслимого, – становится вне возможности мыслить, видеть, говорить»959.
* * *
Высокие созерцательные состояния, доступные в земной жизни, хотя изредка и бывают довольно продолжительны, но рано или поздно непременно прекращают свое действие, поскольку ограниченные силы человеческого естества не выдерживают чрезмерного обилия благодати960.
Первое и самое наглядное свидетельство тому являет опыт апостолов на Фаворе, где «свет присносущий» был явлен в меру, «якоже вмещаху ученицы’», и тем не менее ослепивший их до потери сознания961.
В полной, истинной мере богообщение и боговедение доступно лишь в жизни будущего века, где полностью обоженному человеку Бог откроется таким, как Он есть962. Здесь же, на земле, Бог «никогда не может быть познан в совершенстве»963.
У подвижников, пока еще обитающих на земле, созерцательная способность развивается поэтапно964.
Не углубляясь в тему, можно обобщенно сказать о двух основных уровнях благодатного периода просвещения о созерцании начальном – естественном и о высшей его степени – сверхъестественной. Различие основано на том, что «иметь знание о природе – во власти ума, но познать Святую Троицу – не только не во власти ума, это преизбыточествующая благодать Божия»965. Во втором случае мы созерцаем уже не своим умом, ибо «наступает остановка ума»966, но «получаем разум Христов и им зрим Бога»967.
В созерцании естественном человек постигает истину посюсторонней реальности: он «познает истинный смысл вещей» тварного мира, он «видит вещи согласно их природе», а также обретает «истинное познание ближнего и истинное познание самого себя»968. Естественное «созерцание сотворенных сущностей... есть познание духовных смыслов (логосов) творений... их духовных начал, причин, их целей в Боге, их духовного смысла». Оно не только «дает человеку истинное познание тварных существ», но и «позволяет человеку, освободившемуся от страстей, постичь Бога через Его творения», оно «возводит его ко Творцу, однако остается лишь косвенным познанием Бога»969.
Когда подвижник возрастает до уровня сверхъестественного созерцания, то его «человеческий ум», исступив из самого себя, «может прикоснуться к Божественному свету и удостоиться сверхприродного богоявления»970 – сподобиться прижизненной личной встречи со Христом, обещанной Им Своим избранникам971.
При таком тайнодействии, «поскольку Бог бесконечно трансцендентен всему тварному бытию» и поскольку человек находится вне ума, то упраздняется какая-либо познавательная способность. Потому апостолом сказано о совершенном богопознании: знание упразднится972, так как это, по сути, уже не знание, но таинственное богопостижение, которое обретается «за пределами всякого человеческого познания». Здесь «человек достигает наивысшей степени совершенства, к которому призван по природе», и постепенно «в свете нетварной благодати он полностью обоживается»973.
Однако лучше всего о столь возвышенном предмете услышать из уст «учителя обожения»974 – свт. Григория Паламы. По его слову, такое «умное озарение совершается тогда, когда ум, соделавшись небесным и взяв как бы в спутники Того, Кто взошел ради нас на небеса, явно и таинственно соединяется там с Богом и получает сверхприродные и несказанные созерцания, полноту невещественного знания, наполняясь высшим светом, не как зритель чувственных священных символов... а как озаряемый Божиим сиянием... непосредственно приобщаясь к Его обоживающим светам»975.
* * *
Способность к сверхъестественному созерцанию соотносят с даром видения нетварного Божественного света, который в новозаветную эпоху впервые «был узрен очами апостолов, получивших тогда силу и благодать будущего века»976, а также ослепил богоборствующего Савла, когда внезапно осиял его с небес977.
Явление это для нас неизъяснимо, так как «свет несказанный выше слов и разума»978. Таким светоносным образом Господь открывает Себя человеку, ибо «поистине нет иного средства к познанию Бога, кроме созерцания света, исходящего от Него»979. В его нетварных лучах вершится подлинное богообщение980.
По мере совершенствования богозрителей посещения свыше все более учащаются. «Когда Божественный свет Духа начинает часто воздействовать на ум, тогда ум становится весь прозрачный и многое в себе созерцает в свете»981. Тогда святые избранники, «очистившие сердца... видят в себе Бога, как в зеркале»982. Такое богозрение в свете уже не только просвещает ум, но это есть «соединение и обожение, таинственно и невыразимо совершающееся в благодати Божией»983.
Посредством такого «созерцания... обоживается человек»984. «Сердце такого служителя Божия является святилищем и небом, где обитает Христос»985. В лучах нетварного светолития душа его обновляется и преображается986.
Свт. Григорий Палама, следуя в своем учении слову Спасителя987, говорит о подвижниках, созерцающих нетварный свет, как о пребывающих уже теперь в Царствии Божием988. Господь Сам «Своим Царством назвал свет Своего преображения», ибо оно «принадлежит таинству восьмого дня», и созерцание его – «это предчувствие вечной жизни». Поскольку «на горе Фавор в виде света проявляются Лица Пресвятой Троицы», то и причастие этому свету есть «причастность нетварной энергии Пресвятой Троицы... причастие триединому Богу... причастие Царству Божию»989.
Как уясняется из учения свт. Григория Паламы, существует множество разнообразных форм и «ступеней боговидения, свидетельствующих о духовном состоянии человека»990.
Даруется же «причастие благодати нетварного света» душам приуготовленным. Оно «сообщается тем, кто обладает двумя основными свойствами». Во-первых, стоящим, как апостолы на Фаворе, «рядом с Господом», то есть незыблемо «утвержденным в вере». И, «во-вторых, сродным по духу Петру, Иакову и Иоанну», которых Спаситель «возвел высоко на гору», то есть поставил «выше низменности нашего естества». Все это значит, что человеку, устремленному к фаворской вершине, необходимо «идти путем очищения сердца и просвещения ума, идти путем православного исихазма»991.
Однако, при всей возвышенности созерцательного дара, надо понимать, что видение света в наш век доступно так же, как и прежде. Доступно даже в миру и даже мирянам. Свидетельств тому достаточно992.
Если же ныне это становится явлением редким, то, по слову святых, «пусть винит себя одного» тот, кто не стремился к высшим дарам благодати993.
Такова же позиция современных подвижников. Бесспорно, что «даже в наше время есть люди, которые по благодати Святого Духа равны древним великим святым»994. Мысли в том роде, что «это не для меня», «не мой это удел» – есть «ложное смирение, порождаемое ленью и сластолюбием», которое становится «преградой к созерцанию несозданного света»995.
Поэтому свт. Григорий Палама, обращаясь в своих беседах к простым мирянам, проповедует: «Как учат святые отцы, видение нетварного света не является уделом избранных, но это путь человека от образа к подобию» Божьему, это путь, уготованный всем, и «все мы должны им следовать». Так что в принципе «благодатное видение доступно всем людям», которые готовы идти путем исихастской практики умного делания996.
Конечно, в общем порядке видение света дается достигшим бесстрастия, вошедшим в созерцательный период подвижникам. Но также известно, что благодать непредсказуема и полностью самовластна, она действует вне всяких правил – «по особенному смотрению» и «не общим путем»997. Поэтому светоносного посещения Божьего человек может удостоиться еще в самом начале духовного пути, как то было, например, с Николаем Мотовиловым, при посредничестве прп. Серафима.
А бывает, что Божественный свет нисходит на тех, кто еще не стал ни на какие пути. Так, например, прп. Софроний Эссекский, еще будучи малышом, входил в созерцание, сидя на руках у няни. Он «с младенчества видел нетварный свет», имел «ранний опыт богосозерцания, который помнил всю свою жизнь, который остался неизгладимым в его памяти»998. Он сам рассказывает об этом: «Живого Бога я познал с самого раннего детства... Выносимый на руках из храма, я видел город, который был для меня всем миром, освещенным двумя родами света. Солнечный свет не мешал ощущать присутствие иного Света»999.
* * *
Виды и варианты созерцательных состояний многообразны и неисчислимы. В связи с воспоминанием прп. Софрония надо сказать об одной из форм созерцания, которая считается наименее совершенной, начальной. В этом случае человек бывает не всецело восхищен на духовное небо, как при высших формах созерцания, но может одновременно воспринимать оба мира – земной и небесный. В таком состоянии, как разъясняет свт. Григорий Палама, созерцание духом нетварного света накладывается на видение земных реалий обычным телесным зрением1000.
Об этом феномене свидетельствует и свт. Игнатий1001.
О нем известно также и из опыта современных подвижников. Бывает, что при вхождении в созерцание «сохраняется нормальное видение материальной обстановки. В подобном состоянии человек может пребывать с открытыми глазами и одновременно видеть два света: физический и Божественный». Иногда подвижники об этом «говорят, что видят несозданный свет естественными очами».
На самом деле одновременно «воспринимаются два света, но не одинаковым образом. Свет нетварный по природе своей иной... невидимый по естеству своему, он необъяснимо становится видимым» исключительно для умного ока, для зрения духовного. Одновременно свет солнечный обычном порядком проникает в зрачок и «производит известное раздражение оптического нерва»1002.
В результате происходит сверхъестественное наложение двух типов восприятия – человек одномоментно и видит, и созерцает оба параллельных мира. Естественные способности человека преображаются под действием благодати, ведь «Божественная сила может сверх природы и менять, и переделывать очи... Где Бог, там нет ничего невозможного»1003.
Поэтому исихаст, погруженный в глубокую исихию, необъяснимым образом способен к чувственному видению нечувственного, он зрит «и чувством, и умом то, что выше всякого чувства и всякого ума»1004.
Надо сказать и о том, что видение света бывает явлением обманчивым. Поэтому, когда какие-либо свечения являются не достигшим бесстрастия и не искушенным в созерцании, то очень велик риск обмануться и стать жертвой душепагубного обольщения. Дело в том, что помимо истинного света нетварной благодати есть два вида тварного светоявления. Один из них, как свидетельствует опыт подвижников, это «естественный свет ума» самого человека, другой – «свет диавольский». Проблема в том, что различать свойства света, распознавать его подлинность способен лишь тот, кто имеет опыт зрения света истинного, кто искусен в неложном боговидении1005.
«Естественный, физический свет ума» – это субъективное ощущение, которое может возникать как чувственный эффект «в моменты напряженного самососредоточения», интеллектуального сверхусилия или как результат различного рода медитативных практик. Если такое фантомное свечение принимают за явление благодатное, за озарение свыше, то впадают в душевредное самообольщение. Это часто случается с искателями «мистических созерцаний», ослепленными самонадеянностью и гордыней. «Впадая в самолюбование», они мнят себя получателями «высшего знания». Но наше человеческое «душевное знание, будучи [нами самими] обожествлено, становится бесовским»1006.
Помимо этого ложный эффект свечения могут имитировать падшие духи. «Тварный сатанинский свет» возникает под воздействием демонической силы. В отличие от естественного, «диавольский свет обладает иной энергией» и часто вызывает впечатляющие виртуальные эффекты. Например, «когда диавол явил свой свет прп. Силуану, то старцу стали видны собственные внутренние органы». Разумеется, «когда его принимают за Божественный свет», то попадают в сети бесовской прелести1007.
Остается добавить, что далеко не всем, даже преуспевшим опытным подвижникам, даруется благодать созерцания. Это лишнее подтверждение того, что наши усилия, подвиги и достижения только готовят нас к приятию благодати, а вручает дары Дух Святой по Собственному промыслительному усмотрению1008.
Так, например, о сподвижнике прп. Иосифа Исихаста схимонахе Арсении Пещернике известно, что «он знал только Иисусову молитву, созерцание ему было совершенно неведомо. Но он чувствовал в своем сердце большую благодать от умной молитвы. Бог давал ему много благодати. Эта благодать не была созерцательной, как у старца [Иосифа], но тем не менее это была благодать умной молитвы»1009.
* * *
Выше уровня созерцательного на земле остается только одно: третий период духовной жизни человека – предельно возможное совершенство тех, кто возводится в состояние обожения на вышеестественный уровень бытия, когда человек начинает жизнь в состояниях, превосходящих возможности его естества. Такой сполна просвещенный в созерцаниях подвижник восхищается в вышний мир ради возрастания и совершенствования в обожении всего своего природного состава, до полной реализации заложенного в него Творцом потенциала.
Немногое можно сказать об этой самой таинственной стороне жизни. Здесь умолкают даже святые: «Мы, хоть и много написали об исихии... однако нигде не дерзнули писать об обожении; лишь теперь скажем нечто... хотя изобразить это бессильны»1010.
Из этого «нечто», сказанного святыми отцами, уясняется, что, по сути, обожение есть теснейшее «единение с Богом, когда... святые полагаются сынами Божьими»1011, что «благодать обожения превыше природы» человека, «само же неизреченное соединение таинственно совершается» Божественной силой1012. Это «недоведомое соединении с Богом» есть «возвышенное состояние просветленного ума», возводимого «в сферу таинственного богословия – неизреченного познания Бога в акте непосредственного премысленного единения с Ним в экстазе1013»1014.
В процессе обожения «весь человек всецело проникает во всецелого Бога и становится всем тем, что есть Бог, кроме тождества по сущности, вместо себя получая всецелого Бога»1015. Иначе говоря, «человек выходит за пределы своего естества... из человека соделываясь богом» по благодати1016. В таком обновленном состоянии христианин «вкушает блаженную жизнь Божию, которая подлинно есть и называется единственной истинной Жизнью, поскольку и сам человек становится богом благодаря обожению». Именно «обожение нашей природы является целью Предвечного Совета Пресвятой Троицы1017». И каждый из нас по Божественному замыслу предназначен «соделать себя подобным Богу»1018.
Обожение процесс постепенный и длительный, начинается он, собственно, в таинстве Крещения. Справедливо сказано, что «мы начинаем жить в вечности, еще пребывая в нынешнем веке»1019. По мере преуспеяния в подвиге христианин проходит различные «степени и стадии приобщения к Богу», а далее его поприще простирается за грань земного бытия1020.
Начальные степени обожения лишь подготавливают к стяжанию благодати, средняя мера, по сути, есть Божий дар спасения души человека1021.
Проходящие третий период духовного подвига обретают совершенную меру прижизненного обожения и совершенную же степень бесстрастия. «Кто всецело и по произволению своему предался действию Духа и достиг обожения, тот не грешит и не может согрешать»1022, ибо человек, «сделавшись обоженным, стяжал и своего рода неизменяемость, дабы не возвращаться на зло»1023. И эти сверхъестественные добродетели уже неотъемлемы, поскольку «обоживающий дар, подаваемый святым, непреходящ, он остается с ними навсегда, будучи неиссякаемым источником просвещения и возрождения»1024.
Высшие степени обожения прямо связаны с энергийным воздействием на душу нетварного света. «Согласно отцам... обоживающий дар Духа есть энергия Бога... сущностная энергия Бога», а нетварный «свет – это и есть вечная жизнь, входящая в обоженного [человека] и неотделимая от Бога»1025.
Такая мера единения с Богом есть вершина земного совершенства, но – не предел возможностей обоженной твари. Абсолютное «состояние обожения окажется доступным во всей своей полноте в грядущей эсхатологической перспективе», а то совершенное богоуподобление, что доступно нам на земле, есть только «залог той будущей полноты»1026.
* * *
Григорий Синаит, прп. Творения. М., 1999. С. 88.
См. наст. изд.: Гл. «Бесплотные органы» («Два сознания»).
«Самая важная и глубокая психическая деятельность происходит за порогом нашего сознания и никогда не прекращается». – Лука (Войно-Ясенецкий), архиеп. Дух, душа и тело. М., 1997. С. 118.
«Для проявления трансцендентальных способностей нашего духа, для обнаружения сверхсознания необходимо, чтобы угасло или по крайней мере значительно ослабло нормальное, феноменальное сознание». – Лука (Войно-Ясенецкий), архиеп. Дух, душа и тело. М., 1997. С. 120.
«Человек может стать духовно зрячим лишь смежив, закрыв свои физические глаза – то есть отказавшись от попыток увидеть земным зрением то, что при помощи этой не просвещенной Божественной благодатью нашей природной способности постичь попросту невозможно». – Малков П.Ю. Возлюбивший Христа. М., 2014. С. 399.
Лука (Войно-Ясенецкий), архиеп. Дух, душа и тело. М., 1997. С. 119–121.
«Тому, кто не страдает, не плачет, не омывает лица слезами, невозможно увидеть Бога... Только боль может освободить человека от безрассудных желаний и от всего, что его увлекает, сделать его свободным от самого себя и соединить с Богом». – Эмилиан (Вафидис), архим. Благодатный путь. Екатеринбург, 2018. С. 35.
Очистительное действие страданий, в том числе при тяжелой болезни, это отдельный вопрос, тесно связанный с темой смирения и стяжания благодати. В данном случае мы ограничимся интересующей нас узкой тематикой.
Григорий Палама, свт. // Петр (Пиголь), игум. Прп. Григорий Синаит и его духовные преемники. М., 1999. С. 83. Ср.: Аще и внешний наш человек тлеет, обаче внутренний обновляется (2Кор. 4, 16).
Иларион, схимон. На горах Кавказа. СПб., 1998. С. 810.
В последнее время духовная реальность приоткрывается и для светской науки. В 1977 г. впервые опубликованы материалы о сенсационном открытии. Зав. лабораторией нейропсихофизиологии НИИ психоневрологии им. Бехтерева проф. Слезин В.Б. с группой петербургских ученых (Рыбиной И.Я., Музалевской Н.И., Урицким В.М.) «после 40 лет исследований» открыл «четвертое функциональное состояние мозга» – «молитвенное состояние». «До этого науке были известны лишь три состояния». Материалы об открытии духовного феномена были представлены на всемирной конференции в Аризонском ун-те США и вызвали пристальный интерес ученых многих стран. Исследования продолжились в 2000-е годы. В экспериментах участвовали слушатели Санкт-Петербургской Духовной академии и Духовной семинарии, иноки Александро-Невской Лавры и ее игумен Вениамин, а также служители других вероисповеданий. «Регистрация электроэнцефалограмм велась на современных приборах», проводился «компьютерный спектpальный анализ». Обнаружилось, что во время молитвы «происходит уход от реальности» и человек входит в особое, неизвестное науке состояние. Примечательно, что «не всякая молитва приносит одинаковый результат»: у игумена, загруженного внешними делами, «результаты оказались значительно слабее», чем у иноков, которые многие часы проводят в молитве. А у католического ксендза переход в четвертое состояние во время молитвы не наблюдался. – Простые беседы о пути в монастырь. Коломна, 2005. С. 114–116; Зарезин М. Российская газета. http://rg.ru/anons/arc_2001/0126/4.shtm; Черкасов И. Комсомольская правда. 20.11.2001; http://novm.ru/8/glavi3.html; http://anomalia.kulichki.ru/text6/621.htm; http://scorcher.ru/art/cognition/cognition2.php; Иванов А. Российская газета. 26.01.2001; http://warrax.net/Satan/xians/ummol.html; Казак В. Русский дом. 1999. № 7; http://galactic.org.ua/Prostranstv/p_n-f-2.htm; http://galactic.org.ua/Prostranstv/p_neiro-pcix-7.htm
Подчеркнем, что воображение состоит в прямом родстве с гордыней и прелестью. На их взаимосвязь, порождающую прочие страстные пороки, указывает свт. Григорий Палама: «Есть... чувство – воображение о себе, из которого и иные удовольствия и страсти возникают у любителей мира, из числа которых: надменность, спесь и гордость». Так же из «самомнения слагаются некоторые иные смешанные страсти: человекоугодничество, тщеславие и высокомерие». – Григорий Палама, свт. Омилии. М., 2008. Т. 1. № 33; Мандзаридис Г. Обожение человека. ТСЛ, 2003. С. 78.
Подробнее о псевдомолитве вообразительной см. в наших изданиях: Наст. изд. Т. 3. Разд. «Ум и сердце», гл. «Образ молитвы»; Начало молитвы. Беседы 7, 8, 28, 34.
Симеон Новый Богослов, прп. О трех образах внимания и молитвы // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 462; Творения. ТСЛ, 1993. Т. 2. Сл. 68; Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 91.
Иерофей (Влахос), митр. Знаю человека во Христе... ТСЛ, 2013. С. 56.
«После грехопадения... помраченный ум опирается не на созерцание, но на чувственный опыт и... рассудок... То есть ум проявляет себя как разум [рассудок]... и плодом являются знания о видимом мире». Поскольку «отвратившийся от созерцания ум, взаимодействующий с рассудком, опирающийся на душевные силы и опыт человека... почти не способен созерцать сверхчувственный мир, то он используется человеком только отчасти, в своей низшей функции», в основном «как орудие анализа и осмысления чувственного опыта». – Леонов Вадим, прот. Основы православной антропологии. М., 2013. С. 77; Понятия ум, разум, рассудок... http://azbyka.ru
Такое мышление носит «рассудочный характер, так как ум обращается к рассудку, пользуясь его способностями, и всецело погружается в него. А погружаясь в рассудок, ум приобретает и его свойства». – Коржевский Вадим, свящ. Пропедевтика аскетики. М., 2004. С. 381.
«Великую силу ума... нужно целиком направить к Богу». Если же ум не собран в молитве, то рассеивается и теряет свою силу, а «если ум человека не имеет силы, тогда человек остается с одним голым рассудком: работает рассудком и из образа Божия обращается в интеллект, в машину». – Паисий Святогорец, старец. Слова. М., 2013. Т. 6. С. 170.
Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование... Екатеринбург, 2014. С. 187.
Коржевский Вадим, свящ. Пропедевтика аскетики. М., 2004. С. 390.
Вспомним, например, как Господь не только лично беседует с язычником Валаамом и повелевает его действиями, но и через ослицу, когда желает, может вещать человеческим гласом. См.: Чис. 22, 9–12; 28–30.
Шариков – персонаж повести М.А. Булгакова «Собачье сердце» (1925), чье имя стало нарицательным.
Предполагается, что читатель знаком с православным учением о трех этапах духовного развития. Напомним. Первый период – деятельный – этап очищения, или покаянный: борьба за преодоление нижеестественного уровня бытия. Здесь обретается соединение ума с сердцем и деятельная умно-сердечная молитва, которая служит очищению души от греховных страстей. Завершается этот период стяжанием начального бесстрастия, спасением души для вечной жизни. Второй период – созерцательный – этап просвещения, или благодатный. Это естественный уровень бытия, здесь даруется благодатная сердечная и созерцательная молитва. Просвещаемый в богосозерцании, человек достигает состояния духовного совершенства, или подобия Божьего. Третий период – обожения – этап совершенной жизни на вышеестественном уровне бытия, то есть на уровне, превосходящем возможности человеческой природы. Душа здесь совершенствуется, возрастая по мере прижизненного обожения, полностью реализуя духовный потенциал своего естества. Подробнее см. наст. изд.: Т. 3. Разд. «Духовный рост», гл. «Жизнь духа» («Три периода»).
Уточним, что соединение ума с сердцем христианин обретает двумя путями: либо через практику умного делания, либо по особому смотрению Божию, как дар, предваряющий подвиг умного делания.
Душевный человек не принимает того, что от Духа Божия, потому что он почитает это безумием; и не может разуметь, потому что о сем надобно судить духовно (1Кор. 2, 14).
Иосиф Ватопедский, старец. Ватопедские оглашения. 2004. С. 345.
Кстати, с учетом этих особенностей составлены тексты Священного Писания, где изобилуют намеренно введенные антропоморфизмы и юридические понятия, широко используются притчи. Поскольку душевный человек не принимает и не может разуметь того, о чем надобно судить духовно (см.: 1Кор. 2, 14), то и разъяснить ему предметы и явления мира духовного невозможно иначе, как через аналогию с земным чувственным опытом. Поэтому Богу присваиваются антропоморфные черты: Он «ходит» в раю, «простирает руку» и т.д. Его действия описываются как страстные проявления: Он «гневается», «ревнует», «проклинает» и т.п. Вводится бытовая юридически-правовая интерпретация сложных духовных понятий: купля-продажа, выкуп, вознаграждение, осуждение, оправдание и проч. Такие упрощения позволяют донести хотя бы приблизительное представление об истинах Божественного Откровения, подлинный духовный смысл которых для душевного сознания труднодоступен.
Иосиф Ватопедский, старец. Ватопедские оглашения. 2004. С. 345.
В этом смысле, например, прп. Исаак противопоставляет два термина: «Если благопоспешится тебе молитва, то она заменяет собой правило, состоящее из молитвословий». – Исаак Сирин, прп. // Игнатий (Брянчанинов), свт. Отечник. М., 1996. С. 250. «Под молитвой мы не подразумеваем славословных и благодарственных молитвословий, песнопений и молебнов. Все это в церковной традиции именуется псалмопением, а не молитвой. В аскетических текстах под словом молитва имеется в виду умная [сердечная] молитва, благодаря которой христианин соединяется с Богом, достигает обожения». – Эмилиан (Вафидис), архим. Благодатный путь. Екатеринбург, 2018. С. 259.
Поэтому молитва в собственном смысле начинается с умной и полноты достигает в сердечной. «Все происходит из умной молитвы. Без нее не бывает ничего». – Ефрем Филофейский, архим. Учение об умной молитве. Афон, 2015. С. 7.
«Умная молитва бывает лишь у того, кто получил благодать Божию». – Порфирий Кавсокаливит, старец. Житие и слова. 2006. С. 183.
Феофан Затворник, свт. Собр. писем. Вып. 3. № 384.
Феофан Затворник, свт. // Цит. по: http://russned.ru/hristianstvo/puti-spaseniya-hristianina-no7-o-molitve
Те особые случаи, когда Бог дарует соединение авансом, прежде подготовительных трудов – это исключения, которые мы сейчас не рассматриваем.
«Разум [рассудок], если и должен иметь какое-нибудь участие в деле молитвы, то разве то, что его до’лжно лишить свойственной ему его деятельности: мышления, рассуждения и неудержимой стремительности в движении». – Иларион, схимон. На горах Кавказа. СПб., 1998. С. 160.
«Если ты будешь молиться молча, но язык твой будет двигаться хотя бы еле ощутимо, то это еще молитва устная [словесная], а не умная». – Меркурий [Попов], мон. Записки монаха-исповедника. М., 2001. С. 229
Это всем должно быть знакомо: я слушаю говорящего, а внимание отвлеклось на собственный помысл, звуки слов слышу, но смысла их не осознаю. Рассудок продолжает трудиться – органы слуха воспринимают речь, мозг получает эти сигналы и преобразует во внутреннее слово, но дальше дело не идет. В таких случаях говорят: «в одно ухо влетает, в другое – вылетает», потому что «ум в другом месте» и услышанное «не доходит». Он действительно «в другом месте», так как направил свою энергию не на воспринятое мозгом через слух, а на возникшее в сознании помышление. Можно, например, читать вслух акафист, хорошо слыша при этом собственный выразительный голос, но читаемое не понимать. Потому что хотя и трудится рассудок, и работают органы зрения, слуха и речи, но ум в это время занят своим – он представляет, например, что подадут сегодня на ужин. Так же бывает, когда, сидя над книгой, прочтем страницу и спохватимся: о чем это я читаю?.. И приходится перечитывать.
Илия Екдик, пресвит. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 3. С. 439.
Феолипт Филадельфийский, свт. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 169.
«Иногда во время устной молитвы псалмопение совершается, а ум носится где-то вовне, блуждая в страстных помышлениях по предметам мирским, так что от этого теряется самое понимание произносимого. Так бывает и в мысленной молитве. Часто мысль повторяет слова молитвы, а ум не сопутствует ей, не устремляет ока своего к Богу, к Коему и обращается беседа в молитве, но незаметно уклоняется в другие какие-либо помышления. И хотя мысль произносит слова, но ум ускользает от ведения Бога. Тогда душа является неустроенной и как бы бессознательной, ибо ум блуждает в каких-либо мечтаниях... Молящийся не сознает даже, пред Кем молится и о чем молится... вид только имеет молящегося, а не истинную в себе учреждает молитву». – Феолипт Филадельфийский, свт. // Там же.
Подробнее об этом см. наст. изд.: Разд. «Чин и метод», гл. «Первый фронт» («Суть метода»).
«Молитва называется умной, когда произносится умом с глубоким вниманием, при сочувствии сердца; сердечной, когда произносится соединенными умом и сердцем». – Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 2. http://azbyka.ru
«Ум и сердце иначе не возмогут соединиться, как при посредстве Духа». «Соединение совершается перстом Божиим». – Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. М., 1996. Т. 2. С. 299; Т. 5. С. 116. «Соединение ума и сердца происходит только в Святом Духе». – Софроний (Сахаров), прп. // Иерофей (Влахос), митр. Знаю человека во Христе... ТСЛ, 2013. С. 305. «Знай, что никто не может сам собою удержать ум, если не будет он удержан Духом». – Григорий Синаит, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 217.
«Ум, внутрь сердца сосредоточивающийся во время молитвы, бывает как жених, беседующий с невестою своею; а не входящий внутрь себя, как стоящий вне брачного чертога и стенающий: кто введет мя во град ограждения (Пс. 59, 11)». – Илия Екдик, пресвит. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 3. С. 435.
«Ум частым призыванием Господа в чистоте мысли... изменяется Божественным изменением – он оживотворяется и обоживается благодаря ведению Бога». – Феолипт Филадельфийский, свт. Аскетические творения. М., 2018. С. 354.
Именно через сердце благодать «проходит во все человеческое естество». – Лосский В.Н. Очерк мистического богословия... М., 1991. С. 152.
Иоанн Синайский, прп. Лествица. М., 1997. 28:19.
«Мысль [рассудок] часто призывает имя Господа, а ум напряженно внимает сему призыванию... Слова молитвы произносятся со всецелым устремлением умного ока к Богу». – Феолипт Филадельфийский, свт. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 168.
Ум способен, как уже говорилось, мыслить вне слова. См.: гл. «Бесплотные органы» («Ум и рассудок»). Такая невербальная мысль сродни тому, что наблюдается в повседневной жизни, когда некая идея приходит на ум мгновенно, как молниеносная вспышка. Это мысль в ее чистом виде, она предельно сконцентрирована и плотна, напоминает свернутый свиток. Чтобы над этой идеей поразмышлять или высказать ее, приходится разворачивать свиток: рассудок декодирует мысль, переводя ее во внутреннее слово.
На этот процесс указывают святые Василий Великий, Дионисий Ареопагит, Феолипт Филадельфийский, Григорий Палама, когда говорят, что ум «входит в самого себя», «действует на себя самого, самого себя созерцая» или что ум «возвращается к себе самому... молитвою же восходит к сознанию Бога». Или: «ум возвращается к самому себе, а через себя самого восходит к Богу» и «всецело пребывает в себе и в Боге». – Василий Великий, свт. Творения. М., 2009. Т. 2. С. 444; Феолипт Филадельфийский, свт. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 175; Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 2, 5; Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 300.
«Когда кто пребудет в сей собранности ума, простирающегося к Богу, тогда, сильным самопринуждением утесняя быстротечность своих мыслей, мысленно приближается он к Богу, встречая неизреченное». – Григорий Палама, свт. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 301.
Григорий Палама, свт. // Иерофей (Влахос), митр. Свт. Григорий Палама... ТСЛ, 2011. С. 270. «Из святоотеческого Предания мы знаем, что человек, ум которого свободен от порабощения рассудку и просвещен Богом, может жить в миру с его многочисленными заботами и в то же время пребывать в непрестанной молитве». Поэтому свт. Григорий Палама, «обращаясь к мирянам, говорит об умной молитве, показывая, что между монашеством и жизнью в миру нет принципиального различия». – Там же. С. 18, 58.
«После того, как ум сойдет в сердце... можно заниматься и другими делами, не отрывая ум от сердца. Например, иерей-исихаст во время Божественной литургии молится вслух или говорит что-либо соответствующее при совершении Таинства диакону или другому иерею и при этом не изводит ум из сердца». – Иерофей (Влахос), митр. Одна ночь в пустыне Св. Горы. ТСЛ, 1997. С. 86.
Феолипт Филадельфийский, свт. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 173.
Разумеется «это не означает, что верующий, настроенный в своей деятельности на Божественную энергию, полностью отрешается от необходимых житейских вещей, пребывая в бездействии или в некоем экстазе, но означает лишь освобождение ума от забот, которыми должен заниматься рассудок». Например, «ученый, научившийся умному деланию, при помощи рассудка решает научные вопросы, тогда как ум, заключенный в его сердце, хранит неизменной память Божию», удерживая параллельно работе молитву. – Металлинос Г., прот. Православие как исцеление. http://pemptousia.ru
Феофан Затворник, свт. Собр. писем. Вып. 4. № 584.
«Когда в силу молитвенного труда водворится в сердце действо молитвы, тогда она станет удерживать при себе ум... Бывает, впрочем, и после сего парение мыслей, которые вполне покоряются только совершенным в Духе Святом, о Христе Иисусе достигшим непарительного состояния». – Григорий Синаит, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 218.
«Не только всякое греховное чувствование и всякий греховный помысл, но и все естественные помыслы и ощущения, как бы они ни были тонки и замаскированы мнимой праведностью, разрушают соединение ума с сердцем, поставляют их в противодействие друг другу». – Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. М., 1998. Т. 5. С. 117.
Софроний (Сахаров), прп. // Иерофей (Влахос), митр. Знаю человека во Христе... ТСЛ, 2013. С. 305.
Сосложение – одна из четырех стадий развития помысла: прилог, сочетание, сосложение, пленение.
Феолипт Филадельфийский, свт. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 169. Подробности на эту тему см. в нашей книге: Начало молитвы. Беседа 37. «Ум в сердце».
Давид Дисипат, мон. Полемические сочинения. М.–Афон, 2012. С. 259, 260.
Иерофей (Влахос), митр. Свт. Григорий Палама... ТСЛ, 2011. С. 55.
Там же. С. 162.
Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 2, 4.
Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 1, 2. http://azbyka.ru «Между сочувствием сердца уму и соединением ума с сердцем... величайшее различие». Так же велико «различие между молитвой, совершаемой умом при сочувствии сердца, и... совершаемой умом в сердце», ибо «иное – молиться со вниманием, при участии сердца» и совсем «иное – нисходить умом в сердечный храм и оттуда приносить таинственную молитву, исполненную силы и благодати Божественной». Первая «молитва называется умной... при сочувствии сердца». Вторая – «сердечной, когда произносится соединенными умом и сердцем, причем ум как бы нисходит в сердце и из глубины сердца воссылает молитву». – Там же.
«Благодать Божия сама собой, в известное ей время, по ее благоволению, переводит подвижника от первого образа молитвы [умного] ко второму [сердечному]». – Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 2. http://azbyka.ru
См. наст. изд.: Гл. «Падение и восстание» («Ум и дух»).
См. наст. изд.: Т. 1. С. 699.
Из письма читателя. Архив автора.
«По одному желанию человека – ум не соединится с глубоким сердцем». – Софроний, иеромон. Старец Силуан. http://azbyka.ru
Например, прп. Софроний (Сахаров) говорит о себе: «Мой ум безысходно днем и ночью пребывал в сердце в течение семи лет моей покаянной молитвы». – Софроний, архим. О молитве. СПб., 1994. С. 54.
Софроний, иеромон. Старец Силуан. http://azbyka.ru
Там же.
Старец Ефрем Катунакский. М., 2002. С. 42.
Из личной переписки. Архив автора. Как тут не вспомнить слова старца Емилиана: «Пусть наш разум будет пустым... Как же можно молиться... когда голова переполнена?.. Пусть станет ум легким и пустым... И ты обретешь Христа». – Эмилиан, архим. Богопознание... М., 2002. С. 281, 282.
Из письма читателя А.М. Архив автора.
Софроний, архим. О молитве. СПб., 1994. С. 54.
Если молящийся ум покидает сердце, то «ты, оставив Бога внутри, будешь обращаться к Нему с беседой, стоя вовне, низойдя от высшего к низшему». – Григорий Синаит, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 219.
Не случайно также и то, что иногда в процессе такой молитвы непроизвольно прикладывают к сердечному месту ладонь или касаются кончиками пальцев. Эта особенность даже отразилась в иконографических изводах, например в традиционных образах прп. Серафима Саровского.
См. наст. изд.: Гл. «Падение и восстание» («Ум и дух»).
Паисий (Величковский), прп. Главы об умной молитве. Гл. 2 // Житие и избранные творения. Серпухов, 2014. С. 502.
Сердечная молитва «перерабатывает сердце из плотского, страстного и эгоистичного в благое, так что оно не чувствует страсть». А «когда очистится центр, тогда и периферия будет чистой». – Ефрем Филофейский, архим. Учение об умной молитве. Афон, 2015. С. 5. Очень точно сказано, что очистительный деятельный «подвиг – это способ, с помощью которого мы вдыхаем Бога, принимаем Бога в свое существо и удаляем из себя всю нечистоту». – Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование... Екатеринбург, 2014. С. 419.
Никодим Святогорец, прп. // История колливадского движения. Пенза, 2019. С. 89, 90. «Отцы установили описываемый способ обращения ума в сердце для более легкого и скорого очищения ума и сердца, которые суть важнейшие части человека, наиболее тонкие и удобопреклонные ко злу... Святые отцы имели целью очищение человеческого естества от страстей посредством такого соединения ума с сердцем, дабы через это очищение приготовить наше естество к приятию сверхъестественной благодати Божией. Этот способ молитвы очищает скорее всех остальных». – Там же.
Евагрий Понтийский, авва // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 1. С. 579. «Когда... кто-либо очистит свою душу и сердце от всякой скверны душевных и телесных страстей... тогда Божия благодать... возводит очищенный ею ум... к духовным созерцаниям», тогда бесстрастным открывается вход в благодатный период духовного подвига. – Паисий (Величковский), прп. Главы об умной молитве. Гл. 2 // Житие и избранные творения. Серпухов, 2014. С. 507.
Евагрий, авва. О молитве. Гл. 63 // Творения. М., 1994; Григорий Палама, свт. Триады. I, 3, 50.
«Многие... не зная опытно умного делания, погрешают против правого разума, думая, что оно было деланием одних бесстрастных и святых мужей... И хотя они говорят и учат об этом неверно, однако все их слушают». Между тем необходимо «для нас, страстных и немощных, хотя бы след умного безмолвия познать, то есть деятельную умную молитву», ибо «она есть существенное делание новоначальных и страстных... Это есть чин умного делания, подобающий страстным». Пусть же никто не сомневается, что человеку грешному «возможно обучиться умному деланию». – Василий Поляномерульский, прп. Предисловия // Трезвомыслие. Екатеринбург, 2009. Т. 1. С. 310, 318, 319, 325, 342.
«Занятие умной молитвой» до тех пор, «пока ум управляется человеческим самовластием и произволением, всегда называется деянием, а никак не созерцанием». – Паисий (Величковский), прп. Главы об умной молитве. Гл. 2 // Житие и избранные творения. Серпухов, 2014. С. 505.
«В отличие от деятельного подвига, в созерцательной жизни вся инициатива принадлежит Богу». – Иоанн Карпафийский, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 58.
Когда «молитвенное состояние становится непрестанным», тогда человек живет в богоприсутствии – «чувство Бога, присутствующего и действующего», достигает «великой силы и ясности». – Софроний, иеромон. Старец Силуан. Гл. 5. http://azbyka.ru
О технической стороне метода трезвения см. наст. изд.: Кн. 2. Разд. «Чин и метод», гл. «Чин внутренний» («Азы трезвения»).
Ибо без трезвения, «сколько бы ты ни молился, сколько бы ни постился, ни подвизался, стань ты даже монахом, сделай что угодно еще для своего спасения, но, если ты не следишь за своими помыслами... если небрежешь о начале греха, ты будешь всю жизнь бороться и выбиваться из сил, но так и... не приобретешь ни единой добродетели». – Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 101, 203.
Паисий (Величковский), прп. Житие и избранные творения. Серпухов, 2014. С. 375.
Паисий Молдавский, прп. // Трезвомыслие. Екатеринбург, 2009. Т. 2. С. 24, 25.
Исихий Иерусалимский, прп. Слово о трезвении. Гл. 1 // Добротолюбiе (на слав. яз.). М., 2001. Т. 1.
Mevqodo» pneumatikhv.:.
И потому «нет большего благодеяния Божия, чем это» делание, ибо через трезвение «наш ум, дух, весь наш внутренний человек приближается к Богу и соединяется с Ним... Это духовное художество, то есть соработничество человеческого духа и Духа Божия... тесное и непосредственное... Трезвение делает нас причастными жизни Самого Бога, сообщает нам Духа Святого». – Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 20, 21.
«Наше дело – заключать ум в едином Боге, а все прочее – лишь поделие, так сказать, передышка». Трезвение же есть наше «исключительное делание» – главный труд жизни, главное ремесло. Это «наше духовное рукоделие, включающее в себя все. Трезвиться – значит всегда быть бдительным, храня внутреннее безмолвие и отказываясь от всякого своего мнения, суждения, мысли». Мы лишь призываем Христа непрестанно «и храним врата своего ума». – Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 117, 195.
Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 195.
Мф. 14, 24. Влаяться (слав.) – колебаться, метаться; мыкаться, носиться. Напр.: он влается по волнам житейским; он влается умом. – Толковый словарь В.И. Даля.
Под этим «разумей наш немощный ум». – Исихий Иерусалимский, прп. Слово о трезвении и молитве // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 2. Гл. 26.
Пока еще «твой ум расслаблен, ведь ты его не укрепил, не воспитал, чтобы он бдительно стоял на страже, сразу замечал врага и стрелял по нему». По немощи своей «твой ум еще позволяет входить внутрь себя помыслам». Между тем «ум в своем естественном, здравом состоянии внимателен, собран, устремлен к Богу. Когда же ум расслаблен, тогда от своей неполноценности он» беспомощен, полностью уязвим. И беда в том, что, «когда у нас расслабленный и больной ум, таким же становится и наше сердце, и вся жизнь». – Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 211, 212.
Алертность (от англ. alert) – состояние боевой готовности; алертный – бдительный, настороженный, находящийся наготове.
Если кто «не упражняет свой ум, чтобы он укрепился и поистине был владыкой» в трезвении, то «в мгновение ока терпит крушение человек, оставляет свое духовное делание, молитву Иисусову», – терпит полное поражение. – Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 213.
Никодим Святогорец, прп. // История колливадского движения. Пенза, 2019. С. 91, 92.
Софроний, иеромон. Старец Силуан. Гл. 5. http://azbyka.ru
Софроний, иеромон. Старец Силуан. Гл. 5. http://azbyka.ru
Надо «жить в трезвении и молитве, так чтобы бытие наполнилось славой Божией. Тогда Бог становится нашим и испускает Свои лучи через нас... Это связь с Богом дарует мне поток Божественных энергий, которые наводняют меня и, прорываясь наружу, меня защищают... Божественные энергии выходят, вырываются из меня, принуждая удалиться всякую вражескую стрелу... Тогда стрелы лукавого уже не могут войти через помыслы, потому что внутреннее пространство человека полностью напоено Божеством, Духом Божиим, Божественными энергиями. Невозможно греху проникнуть в рай... Сколько бы демоны ни сеяли помыслов, ни один не прорастет. Помысл ударяется в человека и отскакивает: он не может войти, потому что Царствие Божие надежно ограждено». – Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование... Екатеринбург, 2014. С. 466, 495, 496, 500.
Исихия (греч.) – тишина, покой.
Иоанн Синайский, прп. Лествица. М., 1997. 28:17, 19. Напомним, что выражение вкладывать, или заключать, ум в слова описывает способность ума, как силы внимания, постигать смысл внутреннего слова, рождаемого рассудком. См. выше: гл. «Бесплотные органы» («Ум и рассудок»).
«Такое духовное состояние называется, по святым отцам, сердечным безмолвием. Что значит сердечное безмолвие?» Для духовно зрелых «это значит, что царствует непрестанная молитва. Непрестанная молитва создает чистоту и безмолвие сердца». – Ефрем Филофейский, архим. Учение об умной молитве. Афон, 2015. С. 2.
Иоанн Синайский, прп. Лествица. М., 1997. 27:60.
Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. Сл. 21. http://azbyka.ru
Паисий Святогорец, старец. Письма. ТСЛ, 2001. http://azbyka.ru
Григорий Синаит, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 219. «Под словом безмолвие подразумевается тишина в твоем сердце, уме, во всем твоем существе, а также в твоем окружении, на работе: некое спокойное, тихое, умиротворенное состояние. Спокойная улыбка, спокойный голос, спокойный помысл, спокойная молитва». – Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование... Екатеринбург, 2014. С. 418.
Повторим, что мы не принимаем во внимание и не рассматриваем патологические состояния сознания.
«Молчание ума начнется с нескольких минут и по мере навыка будет постепенно увеличиваться... Всеусиленно упражняйся в этом». – Меркурий [Попов], мон. Записки монаха-исповедника. М., 2001. С. 229.
Иоанн Синайский, прп. Лествица. 27:45.
Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование... Екатеринбург, 2014. С. 229.
«Необходимо исчезнуть пред Богом для того, чтобы все пространство могло наполниться Им». Потому «пусть наш разум будет пустым... Если наш ум занят и заполнен, то он уже... более ничего не может вместить... Надлежит хранить его свободным, дабы нашлось там место для Христа. Бог заполнит наш ум тогда, когда мы поставим себе целью изгнать оттуда все постороннее. И тогда почувствуем, как Бог входит в него... Как же можно молиться... когда голова переполнена?.. Необходимо отложить свои умствования. Отпустить ум. Пусть станет он легким и пустым... И ты обретешь Христа». – Эмилиан, архим. Богопознание... М., 2002. С. 272, 281, 282.
«В самом незначительном помысле за его тонкой оболочкой скрывается плоть, соединиться с которой Бог не может». Поэтому «сердце человека, имеющего общение с Богом, не может принять в себя что-то чуждое, не причастное Богу. В его сердце может вместиться только Бог и больше ничего». – Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 88, 89.
Григорий Синаит, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 219.
«Иногда во время длительной молитвы, без помыслов, человек чувствует близость Бога, чувствует, что он соприкасается с вечностью». – Софроний (Сахаров), прп. // Иерофей (Влахос), митр. Знаю человека во Христе... ТСЛ, 2013. С. 309.
«Богообщительная молитва» – выражение свт. Григория Паламы. – Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 300.
«Жизнь в непрестанном общении с Богом может преобразить нашу природу, соделывая ее подобной природе Божественной, приобщая ее нетварному свету благодати, по образу человечества Христа». – Лосский В.Н. Очерк мистического богословия... http://odinblago.ru
См.: Рим. 6, 5–6; Еф. 4, 22–24; Кол. 3, 9–10.
Леонов Вадим, прот. Основы православной антропологии. М., 2013. С. 314.
Софроний, иеромон. Старец Силуан. Гл. 5. http://azbyka.ru
Захария (Захару), архим. Вспомни твою первую любовь. ТСЛ, 2018. С. 325, 326.
Иерофей (Влахос), митр. Православная духовность. ТСЛ, 1998. С. 131.
Софроний (Сахаров), прп. // Иерофей (Влахос), митр. Знаю человека во Христе... ТСЛ, 2013. С. 305. «Благодать молитвы соединяет ум с Богом и отрешает его от всех помышлений. Тогда ум, нагим беседуя с Богом, становится боговидным», то есть способным к богозрению, к созерцательному богообщению. – Максим Исповедник, прп. Слово подвижническое. Гл. 24 // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 3. http://azbyka.ru «На поприще деятельной добродетели многие текут, един же приемлет почесть (1Кор. 9, 24), – именно тот, кто конца ее старается достигнуть с участием созерцания». – Илия Екдик, пресвит. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 3. С. 434.
Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. М., 1998. Сл. 16.
«Успешно проходящим деятельною жизнь молитва иногда... показывает духовные созерцания». – Илия Екдик, пресвит. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 3. С. 432. «Богоявления водительствуют не одних только достойных и очищенных, но и просто всех. От Божественной силы зависит все, а не от состояния видящих». – Марк Ефесский, свт. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 468, 469.
Максим Исповедник, прп. Творения. М., 1993. Кн. 1. С. 112.
Так что, если вдруг в некоем озарении «я увижу Бога, это еще не будет означать, что я чего-то достиг. Просто Сам Бог по Своему долготерпению коснулся меня, снизошел к моей немощи. Снисхождение – это Божие действие, а не моя заслуга». – Эмилиан (Вафидис), архим. Благодатный путь. Екатеринбург, 2018. С. 118.
«Когда кто, деятельно трудясь в исполнении заповедей, внезапно исполнится радостью неизглаголанною и неизреченною, так что и сам изменится дивным неким и невыразимым изменением, и, как бы совлекшись бремени телесного, забудет о пище, сне и других потребах естества, тогда да ведает, что это есть Божие ему посещение... вводящее... в состояние бесплотных». – Никита Стифат, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 123.
«Помыслы мужей деятельных... в духовном созерцании всегда быть не могут, по бессилию своему». «Созерцание мысленных вещей есть рай. Муж духовный входит в него в молитве, как в дом; а муж деятельный, в отношении к нему, походит на прохожего, который хотел бы заглянуть туда, но не может, потому что ограда того дома выше его духовного роста». – Илия Екдик, пресвит. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 3. С. 435, 438, 439.
Илия Екдик, пресвит. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 3. С. 437.
«Как не все, удостоивающиеся говорить с Царем, приглашаются и к столу его, так не все и из приступающих к молитвенному собеседованию с Богом вводятся в состояние молитвенного созерцания». – Илия Екдик, пресвит. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 3. С. 435.
Из письма мон. Ф. Архив автора.
Восхищен был... не знаю – в теле, или вне тела... (2Кор. 12, 2–3).
Софроний [Сахаров], архим. О молитве. СПб., 1994. С. 149.
«Вначале требуется труд, но когда пройдут годы, тогда она [молитва Иисусова] сама звучит внутри непрестанно». – Иосиф Исихаст, старец. Полное собр. творений. М., 2015. С. 301. «Когда человек занимается молитвой уже очень продолжительное время... она может начать совершаться самодвижно... Как машина, которую мы завели, работает сама, то же самое происходит, когда кто преуспеет в этой науке из наук. Сначала требуется труд, а потом работа делается «автоматически». Ум следит за работой, как какой-нибудь механик следит за работой механизма». – Ефрем Филофейский, архим. Учение об умной молитве. Афон, 2015. С. 8.
Вот живое свидетельство того, как «впервые в жизни переживал» подвижник действие самодвижности: «Настроив ум на ритмично совершающуюся внутреннюю молитву, он погрузился в себя. Он не двигался, и молитвословие с легкостью, небывалой доселе, совершалось само собой, без малейшего понуждения, отчетливо воспринимаясь внутренним слухом. Весь он был внутренне сосредоточен, и это соединялось с глубоким молчанием ума. С необыкновенной ясностью ему слышались беспрестанно звучащие изнутри слова Иисусовой молитвы». – Меркурий (Попов), мон. Записки пустынножителя. М., 2016. С. 165, 166.
С опытом ум в сердце, «наконец, достигнет устойчивого состояния, при котором уже не монах будет произносить молитву Иисусову, но сама молитва претворится в слушание словес Божиих». – Елисей Симонопетрский, архим. Монашеское молитвенное правило. М., 2015. http://monasterium.ru
Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование... Екатеринбург, 2014. С. 371. «Твердо ведай, что непрестанная молитва та есть, которая не отходит от души ни днем ни ночью и которая состоит... не в возглашении молитв языком... но состоит в умном делании с памятованием о Боге при постоянном умилении, и уразумевается только умеющими уразумевать сие». – Никита Стифат, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 134.
Ефрем Филофейский, старец. Моя жизнь со старцем Иосифом. М., 2012. С. 134.
Ефрем Святогорец, архим. Искусство спасения. М, 2012. Т. 1. С. 164.
«Молитва сама начнет бурлить в сердце, в глубине человека... Из этого знамения видно, что в сердце пришел и вселился Христос». – Трезвенное созерцание. М., 2002. С. 31. «С этого момента... непрестанная молитва стала изливаться из меня, как бы движимая неким моторчиком. Я творил ее все время – когда про себя, когда вслух. И уже не четыре четки, а сорок и более непрестанно проходили через мои руки». – Иосиф Дионисиатис, мон. Наставник молитвы Иисусовой. Афон; М., 2016. С. 101.
Каллист и Игнатий Ксанфопулы, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. Гл. 53.
Вот как это описано в «Рассказах странника»: «Я так привык к сердечной молитве, что упражнялся в ней беспрестанно и наконец почувствовал, что молитва уже сама собою без всякого со стороны моей побуждения производится и изрекается в уме моем и сердце... и ни от чего не прерывается – не перестает ни на малейшую секунду, что бы я ни делал... Сердечная, самодействующая молитва... при всех встречах и случаях никогда не переставала услаждать меня, хотя и в разных степенях. Где бы я ни находился, что бы ни делал, чем бы ни занимался, ничему она не мешала и ни от чего не умалялась. Если что работаю, а молитва сама собою в сердце, и дело идет скорее; а если что внимательно слушаю или читаю, а молитва все не перестает, и как бы в одно и то же время чувствую и то и другое». – Искатель непрестанной молитвы... М., 2014. С. 201.
Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 142, 143.
Ефрем Филофейский, архим. Учение об умной молитве. Афон, 2015. С. 7, 8.
Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 142.
Иногда у рьяно взявшихся за дело новоначальных при интенсивном занятии словесной Иисусовой молитвой может возникать эффект мнимой самодвижности. В этом случае движущей силой бывает не благодать Святого Духа, а инерция навыка. По сути, это автоматизм, наработанный собственным усилием, способный некоторое время поддерживать механический повтор молитвы. Здесь надо остерегаться ошибки и не прельститься, приняв этот эффект за действие благодати.
Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. М., 1998. Сл. 21.
Онагр – дикий осел.
Иоанн Синайский, прп. Лествица. М., 1997. 27:56.
Наблюдение одного из наших читателей: «Весь почти этот день у меня было особенное состояние: молитва шла как бы сама собой, без особых усилий, говорить не хотелось, на душе тихо, передвигался осторожно, часто с закрытыми глазами... Можно, наверное, сказать, что нужно было только прислушиваться к ней». – Из письма читателя Д.Д. Архив автора.
Ср.: Ин. 13, 25.
Григорий Синаит, прп. // Трезвомыслие. Екатеринбург, 2009. Т. 1. С. 394.
«Когда же милость Божия приосенит душу и благодать Духа источит из сердца, как из источника, молитву, тогда ум прилежит одной молитве и созерцанию». – Каллист Тиликуд, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. http://azbyka.ru
Для простоты и ясности было бы удобно первый вид молитвы именовать самодвижной, второй – непрестанной.
Без постоянных усилий трезвенно «жить внутри сердца мы не сможем видеть и побеждать свои страсти, а значит, неизбежно будем грешить. До тех пор пока сердце не научится быть бдительным, мы будем оставаться чуждыми Богу, ибо грех не дает Божьему благословению почивать на нас». – Захария (Захару), архим. Вспомни твою первую любовь. ТСЛ, 2018. С. 235.
Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 204.
Ведь «если я постреляю из ружья, а потом брошу его и займусь другими делами, то враг, напав на меня в этот момент, застанет врасплох и пленит». Победит только тот, чье «призывание Христа – это стрельба непрерывная», ибо «ум человеческий предназначен для того, чтобы пребывать в непрерывном трезвении». – Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 140, 204.
Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 103.
Захария (Захару), архим. Вспомни твою первую любовь. ТСЛ, 2018. С. 246.
Аще праведник едва спасется, нечестивый и грешный где явится? (1Пет. 4, 18).
Софроний (Сахаров), архим. О молитве. http://azbyka.ru
Софроний (Сахаров), архим. Главы о духовной жизни. ТСЛ, 2018. С. 132.
Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование... Екатеринбург, 2014. С. 372.
Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 102.
Исихий Иерусалимский, прп. Слово о трезвении и молитве. Гл. 4 // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 2.
Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование... Екатеринбург, 2014. С. 371.
«В самые тяжкие минуты разложения нашего физического организма Иисусова молитва станет одеянием души. Когда деятельность мозга нашего прекратится и все прочие молитвы станут трудны для памяти и произношения, тогда» краткий призыв ко Христу «пребудет неотъемлемым от духа нашего». Если только еще при жизни эта «молитва стала природой нашего существа, естественной реакцией... при всех обстоятельствах». – Софроний (Сахаров), архим. О молитве. http://azbyka.ru
Ср.: 1Кор. 15, 50.
Ср.: Быт. 3, 19.
Если такая «молитва стала природой нашего существа, естественной реакцией на всякое явление... во всякое время, при всех обстоятельствах», то «с такой молитвой наше рождение для высшего мира может действительно стать безболезненным». – Софроний (Сахаров), архим. О молитве. http://azbyka.ru
Ефрем Филофейский, архим. Учение об умной молитве. Афон, 2015. С. 8.
«Деятельная жизнь есть духовный метод очищения страстной части души». – Евагрий Понтийский, авва // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 1. С. 578.
«Душе, прошедшей все стадии трудной борьбы... в награду за подвиги дается благодать бесстрастия, эта высшая цель практической философии [деятельного периода]». – Максим Исповедник, прп. // Епифанович С.Л. Прп. Максим Исповедник... http://hesychasm.ru
«Достижение [начального] бесстрастия обусловливает другой дар благодати – озарение ведением – созерцание». – Максим Исповедник, прп. // Там же.
«Деянием (деятельною жизнию) мы приходим только в навыкновение добродетели и пресекаем действо страстей, но этим одним не делаемся совершенными в меру исполнения Христова». – Никита Стифат, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 155. «Не всякий улучивший бесстрастие уже и молится истинно... Можно и будучи бесстрастным... развлекаться разными помышлениями и далеко отстоять от Бога». Ибо «иное дело бесстрастие ума и другое – истинная молитва... Об имеющем ум бесстрастный нельзя еще сказать, что он имеет и молитву истинную». – Каллист и Игнатий Ксанфопулы, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. Гл. 72. С. 387, 388.
О различии страстных помыслов и простых см.: Максим Исповедник, прп. Главы о любви. 2, 84; 3, 43.
Ларше Ж.-К. Исцеление духовных болезней. МДА, 2018. С. 713, 714.
«Достигший бесстрастия не обязательно сразу сподобляется истинной молитвы. Ибо он может еще заниматься простыми (бесстрастными) мыслями и развлекаться рассмотрением их, а поэтому быть весьма далеким от Бога». Размышления о логосах «хотя и являются простыми высказываниями, но, как представления о вещах, запечатлевают и оформляют ум, а потому и уводят его далеко от Бога». – Евагрий, авва. Творения. М., 1994. С. 82, 83. Рассмотрение «тварных вещей и их логосов является делом важным, но по сравнению с молитвой оно есть все же пустословие... Для истинной молитвы недостаточно одного бесстрастия, когда не обретена безвидность ума». – Сидоров А.И. // Там же. С. 175.
«Бесстрастные не умерщвляют страстную силу души», она остается «в них жива, но действует во благо... Они уничтожают только расположенность этой силы ко злу, полностью превращая ее в любовь к Богу», направляя ее «от худшего к лучшему». Человек «через страстную способность души, стремящуюся к той цели, для которой она создана Богом, добудет добродетели... Этого достигнет не тот, кто их [страсти] умертвит... а тот, кто подчинит себе страстную силу так, чтобы она... поднялась до высшего состояния, то есть до любви к Богу». – Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. II, 2, 19, 23, 24; Григорий Палама, свт. Святогорский Томос // Альфа и Омега. № 3 (6), М., 1995. Надо учитывать, что в аскетических текстах, по причине несовершенства терминологии, часто встретим выражения умертвить, убить, уничтожить страсти, страстность может умирать, отмирать и т.п. Отчасти здесь сказывается западное влияние, а частью это образный элемент, заимствованный из разговорной речи. Все эти выражения следует понимать в православном значении – как трансформацию страстных сил души из греховного состояния в безгрешное.
«Доступ к естественному созерцанию человек получает после стяжания бесстрастия». – Исаак Сирин, прп. // Ларше Ж.-К. Исцеление духовных болезней. МДА, 2018. С. 682. «Божественный свет созерцаем только теми, кто посредством заповедей Божиих очистил свои сердца... Ему причаствует лишь тот, кто чужд страстям». – Давид Дисипат, мон. Полемические сочинения. М.–Афон, 2012. С. 121.
Полное «бесстрастие является в душе по преодолении всех, противящихся деятельной жизни демонов; несовершенным же [начальным] бесстрастие называется, когда душа по силе своей, без уступок однако ж, борется еще с нападающим на нее бесом». – Евагрий Понтийский, авва // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 1. С. 587.
То есть достичь «совершенного уврачевания сил души». – Евагрий Понтийский, авва // Там же. С. 578.
«Знай, что бесстрастие двояко... Во-первых, по достижении конца деятельной жизни у ревностных бывает первое бесстрастие [начальное], когда, по преуспеянии в многообразных трудах подвижничества, умирают в них страсти, останавливаются в бездействии стремления плоти, начинают действовать по естеству своему силы души, а ум возводится в первое состояние – поучаться в божественных вещах разумно. Потом, с начатками естественного созерцания прибывает к ним явно второе, совершеннейшее [полное] бесстрастие, в котором ум их, стяжав безмолвие помыслов, возводится в мирное устроение и делается созерцательным... В обоих сих видах бесстрастия действует один и тот же Дух, который, в первом, властно держит и вяжет, а во втором, разрешает в свободу вечной жизни». – Никита Стифат, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 106.
Никита Стифат, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 129. «Ум, обуздавший свои страсти и ставший выше печали и радости, бесстрастен. Он в печальных случайностях не подавляется скорбью и в благоприятных не разливается в радостях, но в скорбях радуется душой, а в благоприятностях воздержан в радости». Бесстрастный, «благие о всех имея мнения, о всех всегда думает хорошо, всех видит святыми и непорочными», также и благое о всем «произносит суждение. Ничего не любит он из вещей мира сего, о коих так рачительны люди; но, совлекшись умом от всякого мирского чувства», устремлен всегда «к Богу... в неизреченном молчании и радовании и, изменившись всеми чувствами, как ангел в вещественном теле, невещественно сообращается с людьми». – Никита Стифат, прп. // Там же. С. 107, 108.
Вот один из примеров. О старце Емилиане Симонопетрском вспоминают: «Всегда видя перед собой Господа (Пс. 15, 8), старец принимал любые затруднения свободно и естественно, с абсолютным спокойствием и радостью, как Божие благословение. С таким же мирным расположением духа он воспринял и большой пожар в августе 1990 года, который охватил большие территории на Святой горе и стал серьезной угрозой для монастыря Симонопетра». – Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование... Екатеринбург, 2014. С. 33. У человека уже нет колебаний в искушениях. Все богопротивное не вызывает никакого соблазна, не требуется ни борьбы, ни отсечения неугодных прилогов, они просто не воспринимаются, как бы не существуют; не касаясь очищенной души, они не могут вызвать в ней никакого отклика. Перед бесстрастным не встает вопрос выбора: без рассуждения, тем более без колебаний и сомнений, он совершает только богоугодные деяния.
Начальное бесстрастие приближает к исполнению евангельской заповеди: Любите врагов ваших... да будете сынами Отца вашего Небесного, ибо Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных... Будьте совершенны, как совершен Отец ваш Небесный (Мф. 5, 44–48).
Иоанн Карпафийский, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 58.
Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. II, 2, 20.
Эмилиан (Вафидис), архим. Толкование... Екатеринбург, 2014. С. 369, 370, 511.
«Если делание врачует душу от плотского самолюбия, то созерцание избавляет ум от духовного неведения. Это уже дальнейший шаг в приближении к Богу, приготовляющий к непосредственному мистическому слиянию с Божеством. В созерцании достигается просветленное равноангельское состояние ума и дается сила духовного созерцания всего бытия». – Максим Исповедник, прп. // Епифанович С.Л. Прп. Максим Исповедник... http://hesychasm.ru
Если деятельный подвиг может привести ко спасению, то созерцателю доступно стяжать духовное совершенство. «Для совершенного уврачевания сил души [для достижения совершенства] «недостаточно одного благотворного действия на то заповедей [прохождения деятельного пути], если ум не будет держать при этом соответственных созерцаний». – Евагрий Понтийский, авва // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 1. С. 578.
Иоанн Карпафийский, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 58.
«Созерцательная молитва» – термин, введенный в научный оборот свт. Григорием Паламой. – См.: Василий (Кривошеин), архиеп. Богословские труды. Н.Новгород, 2011. С. 71.
Только «Божия благодать, взяв как отрока за руку, возводит очищенный ею ум, по мере его очищения, будто по ступеням, к духовным созерцаниям, открывая ему неизреченные и непостижимые умом Божественные тайны... Это называется истинным духовным созерцанием, или молитвой зрительной». – Паисий (Величковский), прп. Главы об умной молитве. Гл. 2 // Житие и избранные творения. Серпухов, 2014. С. 504.
Максим Исповедник, прп. // Епифанович С.Л. Прп. Максим Исповедник... http://hesychasm.ru
«На просветительной степени стоят деянием священных подвигов преуспевшие в первом бесстрастии». – Никита Стифат, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 152. «Только чистота страстной части души, через бесстрастие реально отделяя ум от всего в мире, через молитву единит его с духовной благодатью, в которой он начинает вкушать Божии озарения». – Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 3, 21.
Григорий Синаит, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 213, 214. «Если кто без света благодати дерзнет восходить на такие видения, тот пусть знает, что он воображает мечтания», прельщаясь самообманом. – Паисий Величковский, схиархим. Об умной, или внутренней, молитве. М., 1902. Гл. 2. С. 18.
Наш читатель В.Н., предлагая ознакомиться с его богословской статьей, пишет, что труды прп. Максима Исповедника стали для него «ключом к осмыслению собственного созерцательного опыта». Это как раз тот случай, когда во избежание ошибок необходимо подробное обсуждение такого опыта с духовниками. Хорошо известно распространенное явление, когда люди определенного склада с готовностью принимают мечтательную псевдомолитву за якобы созерцательное состояние. Еще раз повторим, что недостаточно искушенные, тем более самодеятельные подвижники не имеют критериев для надежного распознавания переживаемых состояний. Опираться на собственные оценки здесь крайне рискованно, они не могут быть объективны.
Созерцательная способность «раскрывается, как все дары Святого Духа, лишь по мере духовного совершенствования». – Максим Исповедник, прп. // Епифанович С.Л. Прп. Максим Исповедник... http://hesychasm.ru
Сердечная молитва – это проводник к созерцанию. «Когда избавишь свой ум от всякого рассуждения, хотя бы и доброго, и соберешь его целиком в самом себе, путем упорного внимания и непрестанной молитвы, тогда внидешь и ты в Божественный покой [исихии]». А в результате, «пребывая в созерцании, через созерцание возведен будешь к богозрению. Ибо результат молитвы заключается в восхищении души к Богу». – Григорий Палама, свт. Омилии. М., 2008. Т. 1. С. 253.
Иерофей (Влахос), митр. Православная духовность. ТСЛ, 1998. С. 131.
«Жизнь живущих по Богу – иная в сравнении с жизнью природной, будучи духовной и боговидной. Этой жизнью жил и апостол Павел, уже не живя больше плотью, но при жизни имея в себе самом Христа (Гал.2:20)». – Марк Ефесский, свт. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 470.
«И нет часа, в который бы внутреннее их движение было бы вне молитвы. И когда приникает Дух Святой, всегда обретает таковых в молитве; и от этой молитвы возносит их к созерцанию, которое называется духовным ви’дением. Ибо не имеют они нужды в образе продолжительной молитвы, ни в стоянии и в чине продолжительной службы. Для них достаточно вспомянуть о Боге, и тотчас пленяются любовию Его». – Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. Сл. 21. http://azbyka.ru
«Что же такое Царство? Созерцание Бога, Его славословие и песнопение совокупно с ангелами». – Григорий Богослов, свт. Творения. М., 2007. Т. 2. С. 177.
«Созерцание – это не только умственное ви’дение, но и некое неизреченное действие. Не желай осязать его своим рассудком; к нему можно прикоснуться только духом... Созерцание нашего ума и духа – это... духовный путь, который начинаем мы, а доводит до конца Бог». – Эмилиан (Вафидис), архим. Слово о трезвении. Екатеринбург, 2020. Ч. 1. С. 168.
Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 3, 17; 18.
«Созерцание – это не мышление... В этом состоянии ум не рассуждает, но созерцает... Это восприятие вещи и явления в непосредственном бытии, в их внутренней сущности, а не в их физических качествах. Ум видит-созерцает скрытый духовный смысл... Созерцание – это основная деятельность ума, благодаря которой он познает и Бога, и духовный мир, и тварное бытие». – Леонов В., прот. Понятия ум, разум, рассудок... http://azbyka.ru
Симеон Новый Богослов, прп. // Ларше Ж.-К. Исцеление духовных болезней. МДА, 2018. С. 32.
«Вследствие мысленного взирания к Богу разумная [рассудочная] часть души всецело наполняется Божественным изумлением, а умозрительная [умственная] – ви’дением». – Каллист Ангеликуд, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 362.
«Когда ум возносится к Богу, тогда он совершенно не чувствует ни самого себя, ни что-либо из сущих. Озаряемый Божественным беспредельным Светом, он перестает ощущать все тварное подобно тому, как и чувственное око перестает видеть звезды, когда восходит солнце». – Максим Исповедник, прп. Творения. М., 1993. Кн. 1. С. 97.
Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. М., 1998. С. 67. «Неведение здешнего», то есть земного, есть следствие остановки работы рассудка и органов чувств. А ум зрит и постигает только горнее, что несопоставимо «выше», чем «ведение» земного.
Григорий Палама, свт. // Жизнь во Христе... М., 2018. С. 150. «Всякий способ и вид моления завершается на чистой молитве... За молитвой – неизреченное созерцание и исступление в том созерцании и сокровенные таинства». Там «даются Божьи дары святым... совершеннейшее созерцание Бога и всего Божьего... общение с Богом». – Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 3, 18.
«Человек, обладающий непрестанной молитвой, испытывает исступление ума. Это исступление называется восхищением и является одним из видов созерцания Бога». – Иерофей (Влахос), митр. Православная психотерапия. ТСЛ, 2004. С. 150.
«Изумление есть всецелое восторжение душевных сил к тому, что познано из велелепной славы Божества. Или: чистое и всецелое простертие ума к сущей во свете беспредельной силе. Исступление же есть не только душевных сил к небу восхищение, но и выступление за пределы самого чувства». – Григорий Синаит, прп. О заповедях и догматах... http://ni-ka.com.ua «Восхищением обоживается главным образом мыслительная часть души, а исступлением обоживаются все три части души. Исступление охватывает всего человека, оно более всеобъемлющее, нежели восхищение». – Ефрем Катунакский, прп. // Новый Афонский патерик. М., 2013. Т. 1. С. 121.
Как сказано: «Всесвятое созерцание Божьего и пресветлого света превышает даже умное зрение». – Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 3, 34.
Пребывая «в неприступном святилище исихии... ум с непрестанной молитвой к Богу», вначале через «обращение к самому себе и трезвение», а затем «превосходя самого себя... находит новый и таинственный путь к небесам», где «может и с Богом сочетаться». Когда «наш ум выходит за свои пределы» и, «поднявшись над самим собой... таким путем соединяется с Богом... то и Бог тоже исступает вовне Самого Себя, соединяясь с нашим умом... Так, весь исступив из самого себя и весь принадлежа Богу, ум видит Божью славу и созерцает Божий свет». – Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 3, 42, 45–47. Ср.: Василий (Кривошеин), архиеп. Богословские труды. Н.Новгород, 2011. С. 82.
Созерцание «выше всех умственных действий», и, «поскольку оно есть связь ума с Богом, оно несравненно выше... знания» человеческого. «Созерцание не сравнимо с богословием», ибо «не одно и то же – говорить что-то о Боге и обрести и созерцать Бога... Богословие – это все еще слова, созерцание же – выше слов». Поэтому «созерцатели того, что выше слов, выходят за пределы ума... и благодатью Бога» могут «лицезреть то, ихже око не виде, и ухо не слыша (1Кор. 2, 9)». – Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. II, 3, 48, 49.
Ср.: Аз есмь дверь: Мною аще кто внидет, спасется, и внидет и изыдет, и пажить обрящет (Ин.10:9).
Иерофей (Влахос), митр. Православная духовность. ТСЛ, 1998. С. 133.
Иерофей (Влахос), митр. Свт. Григорий Палама... ТСЛ, 2011. С. 366.
Симеон Новый Богослов, прп. // Иерофей (Влахос), митр. Знаю человека во Христе... ТСЛ, 2013. С. 112.
«Ум... достигший созерцания, мало уже чувствует или совсем не чувствует движений неразумной [телесно-эмоционально-волевой] части души: созерцание восхищает его горе’ и отделяет от чувственного». – Евагрий Понтийский, авва // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 1. С. 577. «Отцы, занимаясь такой молитвой... когда Божественное влечение очень возрастало, выходили из самих себя и приходили в созерцание. Их восхищал Бог. С душой? С телом?.. Во всяком случае, выходили из самих себя. Не понимает человек, восхищается он сердечно или телесно. Знает только, что состояние молитвы восхитило его в созерцание». – Ефрем Филофейский, архим. Учение об умной молитве. Афон, 2015. С. 6.
Марк Ефесский, свт. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 453.
Максим Исповедник, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 3. С. 188. «Кто сохраняет такое состояние ненарушимым, тот воистину непрестанно молится. Как тело, умирая, совершенно отделяется от всех житейских вещей, так и ум, умирая в действии совершеннейшей молитвы, отторгается от всех мирских помышлений. А если не умирает он таковою смертию, то с Богом быть и жить с Ним не может». – Там же. С. 188, 189.
Григорий Палама, свт. // Ларше Ж.-К. Исцеление духовных болезней. МДА, 2018. С. 699.
В житийной литературе, например, много свидетельств тому, как подвижники в созерцательном состоянии внутренним своим духовным оком совершенно реально видят бесплотную человеческую душу. Так прп. Антоний видел душу усопшего прп. Амуна, несомую ангелами. Видели отцы возносимую ангелами душу умершего аввы Анувия и аввы Пафнутия. – См., напр.: Палладий Еленопольский, еп. «Лавсаик». http://azbyka.ru
Описания их обычно иносказательны и могут выглядеть неправдоподобно, сказочно. Настолько, что многим слишком трудно воспринять их всерьез. Это, например, хождение по райским садам, где можно вдыхать аромат необычайных цветов, вкушать дивные плоды, слушать пение райских птиц и пение ангельское, беседовать с небожителями и тому подобное. Однако иначе, как аллегорически, невозможно описать иную реальность, когда в земном человеческом опыте не находится аналогий. Апостол Павел это и объясняет: когда он был восхищен в рай, то слышал неизреченные слова, которых человеку нельзя пересказать (2Кор. 12, 4). Находясь в восхищении, созерцатель может видеть духовным оком и земную реальность. Он способен силой Духа Святого перемещаться в земном пространстве, причем быстро и на большие расстояния, может являться нам, действовать среди нас, даже переносить материализованные райские яблоки на наш земной стол.
Серафим (Чичагов), архим. Летопись... М., 1996. С. 56, 57.
Иероним Афонский (Соломенцов; 1806–1885), иеросхимонах. Выдающийся подвижник, духовник Пантелеимонова мон-ря, а также всеафонский духовник, подвизавшийся на сем поприще около полувека. Об особой чудодейственности его молитв сохранилось множество свидетельств афонских иноков.
Старец-духовник иеросхим. Иероним Афонский. М., 2015. С. 156.
«Во время молитвы дух его [подвижника] вступает в сферу умного света, и вместе с потерей окружающего его вещественного мира теряет он и ощущение своего тела. Восхищается дух в это видение с такой нежностью, что он не может дать отчета, что с ним происходит. Не может он после сказать, был ли он в теле или вне тела». – Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога... Essex; ТСЛ, 2006. С. 202.
И далее: «Молитвы не слышишь, если достиг предела... На самой высокой ступени не слышишь ничего, только наслаждаешься... Благодать охватывает тебя и не отпускает. И ты оставляешь все на свете и пребываешь в состоянии восхищения, как будто душа покинула тебя. Сколько продлится это состояние – на то воля Божия. Может длиться и полчаса, может и пять минут, а может и больше». – Старец Ефрем Катунакский. М., 2002. С. 194.
И далее: «Когда благодать умножится в человеке... ум его расширяется, приобретая огромную вместительность». Благодать «переполняет все тело, и обрывается молитва. Замирают члены. И только ум созерцает в преизобильном свете. Совершается единение Бога и человека. И он не может сам себя отделить от Бога... Как железо... раскалится и покраснеет, тогда делается одно с огнем. Или как воск, который, приблизившись к огню, тает, не может остаться в своем естестве. Только когда пройдет созерцание, он снова возвращается в свое естество. Тогда как, пребывая в созерцании, он весь вне себя. Целиком и полностью соединяется с Богом... О теле не помнит, что оно у него есть... Весь – парящий. Без тела восходит на Небо! Воистину велико это таинство, ибо видит человек то, о чем язык человеческий не может рассказать». – Иосиф Исихаст, старец. Полное собр. творений. М., 2015. С. 109, 149.
Терминальное состояние – пограничное между жизнью и смертью обратимое состояние. В его развитии имеется четыре стадии: предагональное состояние, терминальная пауза, агония, клиническая смерть. Вслед за этим наступает необратимое состояние биологической смерти.
Мы не рассматриваем здесь измененные состояния сознания, вызванные искусственно посредством психотропных препаратов, психоделических и психофизических методов из арсенала языческих и оккультных практик.
См. об этом наст. изд.: Гл. «Разумная часть души» («Грани сознания»).
«Созерцательная жизнь есть сердечный покой [исихия], обретаемый во Христе». – Иоанн Карпафийский, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 58.
«Так называемая остановка ума наступает после неприступного осияния светом. И созерцание стремится [тогда] не к переходу от одной мысли к другой, но к прекращению и остановке движения ума». – Каллист Ангеликуд, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 353.
Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога... Essex; ТСЛ, 2006. С. 202.
«Приседящие созерцательно славе Божией... только ощущая в себе изумление и ничего не помышляя... безвидно устремляются к безначальным и божественным осияниям». – Каллист Ангеликуд, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 349.
Афонский старец схимон. Петр Катунакский (+1958) свидетельствует о подобном состоянии: «Некий дивный Свет освещает меня изнутри и совне, в темной келье моей становится светло... И чувствую тогда, как светится мое лицо. В такие часы все останавливается, я понимаю, что Христос совсем рядом, и не могу уже ничего у Него просить, потому что молитва тоже останавливается. Даже четки я перебирать не могу». – Житие прп. Паисия Святогорца. М., 2017. С. 162.
Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. М., 1998. Сл. 16. Тогда уже «не молитвою молится душа, но чувством ощущает духовные вещи оного века, превышающие понятие человеческое, уразумение которых возможно только силою Святого Духа. И это есть умное созерцание». «Как скоро ум входит в духовные движения, не имеет там молитвы. Иное дело – молитва, а иное – созерцание в молитве... ниспосылаемой Духом Святым. Тогда ум бывает там – выше молитвы, и с обретением лучшего молитва оставляется. И не молитвою тогда молится ум, но бывает в восхищении, при созерцании непостижимого – того, что за пределами мира смертных... Сие-то и есть то неведение, о коем сказано, что оно выше ведения». – Там же. Сл. 16, 21.
Софроний (Сахаров), архим. Духовные беседы. Essex; М., 2007. Т. 2. С. 201.
Исаак Сирин, прп. Слова подвижнические. М., 1998. Сл. 16.
Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 3, 21.
И далее: «Природа ума – мышление. Мышление же состоит в движении и переходе мыслей. А так как ум, становясь в Боге, находится превыше мышления и движения, то... становится выше своей собственной природы... Когда весь ум будет в Боге или иначе – когда Бог будет во всем уме, тогда в особенности и более естественно бывает время молчания (Еккл.3:7)... Где не созерцается предмет, там и мысль не рождается, и не бывает вовсе... Ум, взошедший в область божественной сокровенности, естественно предается молчанию... ставши вне всякого помышления и совершенно нагим, как превысший мышления... Ум, воспрянув туда, впадая в глубину бесконечности и беспредельности, в мысленном свете достигнув непостижимого в этой божественной необозримой сокровенности, затмевается, так сказать, и останавливается, не ощущая ничего другого, кроме изумления среди мысленной светлости». – Каллист Ангеликуд, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 347–349, 352, 353, 360, 362.
«На земле состояния созерцания кратковременны, и ум, восхищенный на высшую гору Преображения, возвращается к жизни борьбы со злом и упражнениям в созерцаниях». – Максим Исповедник, прп. // Епифанович С.Л. Прп. Максим Исповедник, его жизнь и творения. СПб., 2013. Т. 2. С. 320. «У человека, подавленного своей немощью, обычно не хватает сил долго выдерживать сияние безграничного Божественного света». – Григорий Двоеслов, свт. // Малков П.Ю. Возлюбивший Христа. М., 2014. С. 429.
Григорий Двоеслов, свт. // Малков П.Ю. Возлюбивший Христа. М., 2014. С. 428. По причине ограниченности наших способностей «пока Бога видят только те, кто способны особым сердечным зрением свободно воспринимать Его невидимый свет Божества, будучи духовно возрождены Господней благодатью». Ныне «Творец, хотя и открывает Себя» верным в созерцаниях, но не в полноте, Он «удерживает любящих от лицезрения Его вида», позволяя лишь «созерцать следы Его». – Григорий Двоеслов, свт. // Малков П.Ю. Возлюбивший Христа. М., 2014. С. 428, 649.
«Духовное созерцание развивается в известной последовательности: оно разрастается постепенно, захватывая все высшие и высшие области бытия, и постепенно все более и более одухотворяется». – Максим Исповедник, прп. // Епифанович С.Л. Прп. Максим Исповедник... http://hesychasm.ru Подробно рассматриваются различные стадии высших созерцательных состояний в трудах прп. Максима Исповедника.
Евагрий Понтийский, авва. // Там же. С. 693.
Каллист Ангеликуд, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 353.
Симеон Новый Богослов, прп. // Там же. С. 694. «Существует фундаментальное различие между естественным созерцанием и [сверхъестественным] созерцанием Бога. При первом человек, созерцая, познает силой своего собственного ума, просвещенного Духом Святым. При втором человек познает уже не своим умом и не одной из своих способностей, а Самим Святым Духом... При первой форме познания человек остается вне Бога и познает Его косвенно. При второй – познает Бога непосредственно через Бога, пребывающего в нем». – Ларше Ж.-К. Исцеление духовных болезней. МДА, 2018. С. 693, 694.
Максим Исповедник, прп. // Там же. С. 685, 686.
Ларше Ж.-К. Исцеление духовных болезней. МДА, 2018. С. 32, 683, 690. сверить стр. 32 – ??
Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 3, 4.
Есть некоторые из стоящих здесь, которые не вкусят смерти, как уже увидят Сына Человеческого (Мф. 16, 28).
Ларше Ж.-К. Исцеление духовных болезней. МДА, 2018. С. 32, 690, 691.
См.: Георгий [Капсанис], архим. Свт. Григорий Палама: Учитель обожения. Пермь, 2006.
Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 3, 5.
Григорий Палама, свт. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 224.
Ср.: Деян. 9, 3.
Давид Дисипат, мон. Полемические сочинения. М.–Афон, 2012. С. 110.
Симеон Новый Богослов, прп. // Ларше Ж.-К. Исцеление духовных болезней. МДА, 2018. С. 698.
«Когда человек видит Бога, то он видит свет, в котором Бог проявляет и сообщает Свои энергии» в виде «нетварного Божественного света, являющего славу Божию». – Симеон Новый Богослов, прп. // Ларше Ж.-К. Исцеление духовных болезней. МДА, 2018. С. 687. «Когда позволим свету наполнить нас, тогда будем иметь общение с Богом... Когда стяжаем этот свет, тогда познаем истину». – Порфирий Кавсокаливит, старец. Житие и слова. 2006. С. 209.
Диадох Фотикийский, свт. // Афанасий (Евтич), еп. Пролегомены к исихастской гносеологии. http://azbyka.ru
Григорий Палама, свт. // Василий (Кривошеин), архиеп. Богословские труды. Н.Новгород, 2011. С. 82.
Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 3, 17. «Божественный свет соединяет с собой причастившиеся ему души... и своими совершенствами совершенствует их, вводит их умное око в глубины Божии, и делает их зрителями великих тайн». – Никита Стифат, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 149. «Свт. Григорий Палама называет видение нетварного света обоживающим даром», при котором «человек обретает истинное знание о Боге». – Иерофей (Влахос), митр. Свт. Григорий Палама... ТСЛ, 2011. С. 403.
Григорий Палама, свт. // Василий (Кривошеин), архиеп. Богословские труды. Н.Новгород, 2011. С. 83.
Иоанн Карпафийский, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 58.
«Душа переделывается [преобразуется] наитием благодати». – Марк Ефесский, свт. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 468.
См.: Григорий Палама, свт. Беседы (Омилии). М., 1993. Ч. 2. Беседа 34.
Там же.
«Иногда мы чувствуем, что Божественная благодать попаляет страсти и грехи, как огонь, очищающий наше сердце... Иногда она просвещает наш ум и открывает ему таинства, сокрытые от людей, живущих по плоти. Иногда мы ощущаем благодать Божию как радость и утешение, как движение вечной жизни внутри нас, как любовь ко всему миру, как непрестанное памятование о Боге – постоянное в Нем пребывание». – Иерофей (Влахос), митр. Свт. Григорий Палама... ТСЛ, 2011. С. 360.
Григорий Палама, свт. // Иерофей (Влахос), митр. Свт. Григорий Палама... ТСЛ, 2011. С. 361.
«Каждый крещеный член Церкви имеет возможность достигнуть дара созерцания... Оно имеет универсальный характер, относится к каждому христианину». – Паисий Величковский, прп.: Автобиография... М.–Афон, 2004. С. 327. См., напр.: Подвижники-миряне. М., 2010. А также: Простые крестьяне сподобились стать боговидцами. http://pravoslavie.ru/put/73919.htm И др.
«Кто не сподобился достигнуть в такую меру совершенства и проникнуть до таких благ, тот пусть винит себя одного, а не говорит в извинение, что это дело невозможно... Да ведает он, что дело сие возможно и в истинной своей силе бывает в действительности... но по причине неисполнения и нарушения заповедей Божиих всякий, собственно, сам себя лишает таких благ». – Симеон Новый Богослов, прп. // Добротолюбие. ТСЛ, 1992. Т. 5. С. 49.
Софроний (Сахаров), архим. Подвиг богопознания. Essex; М., 2002. С. 145.
Софроний (Сахаров), архим. Рождение в Царство... Essex; М., 2001. http://azbyka.ru Потому «отвергнем неправедную мысль, что это удел только избранных, мысль, могущую пресечь в нас святую надежду». Ибо «все мы, без исключения, и великие и малые, и значащие и ничтожные, призваны к тому же самому совершенству, к которому призвал Господь возведенных Им на Фавор апостолов... ибо и мы, подобно им, получили те же заповеди, а не иные, и, следовательно, ту же, равную им честь призвания, а не иную, меньшую». – Там же.
Григорий Палама, свт. // Иерофей (Влахос), митр. Свт. Григорий Палама... ТСЛ, 2011. С. 178.
Игнатий (Брянчанинов), свт. Аскетические опыты. М., 1996. Т. 1. С. 283.
Иерофей (Влахос), митр. Знаю человека во Христе... ТСЛ, 2013. С. 49, 50.
Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога... Essex; ТСЛ, 2006. С. 41.
Если, созерцая нетварный свет, святые «видели его чувственными человеческими глазами», то «они видели его в силу того... что через человеческое зрение смотрит ум», и потому созерцатели «называют этот свет не чувственным, а умным», то есть «он не был чувственным в собственном смысле... Если же не чувственный, то это значит, что хоть апостолы удостоились воспринять его глазами, однако какой-то другой, не чувственной силой». А следовательно, как «опыт священного единения с Божиим светом тайно учит получивших его, – этот свет не есть ничто из сущего», он нетварен, в нем Бог становится «причастным уму и невидимо зримым». – Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. I, 3, 10, 27–28.
«Свет этот не вещественный, а духовный, он отверзает душевные очи, созерцается ими, хотя вместе и действует на телесные глаза». – Игнатий (Брянчанинов), свт. Творения. Т. 2. http://azbyka.ru
Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога... Essex; ТСЛ, 2006. С. 202, 203.
Марк Ефесский, свт. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 468.
Григорий Палама, свт. Святогорский Томос // Альфа и Омега. № 3. М., 1995. С. 74. «Святые, удостоенные вышеестественной благодати и силы, видят Божественный свет и чувственными очами, которые предварительно преображаются и укрепляются нетварной благодатью Божией... Телесные очи изменяются и видят нетварный свет... Но этот свет невидим для органов чувств, не преображенных Святым Духом». – Григорий Палама, свт. // Иерофей (Влахос), митр. Свт. Григорий Палама... ТСЛ, 2011. С. 332, 403.
Софроний Эссекский, прп. // Иерофей (Влахос), митр. Знаю человека во Христе... ТСЛ, 2013. http://azbyka.ru «Только тогда, когда человек может видеть Божественный свет», он способен познать различие «между естественным светом разума, диавольским светом и светом нетварным». – Там же.
Софроний Эссекский, прп. // Иерофей (Влахос), митр. Знаю человека во Христе... ТСЛ, 2013. http://azbyka.ru
По словам прп. Максима Исповедника, «подвижник-практик, не имеющий склонности» к стяжанию созерцательного дара и не стремящийся к этому, по завершении деятельного периода «находит себе упокоение» в благодатных действиях умно-сердечной молитвы и не ведает созерцания. – Епифанович С.Л. Прп. Максим Исповедник... http://hesychasm.ru
Ефрем Филофейский, старец. Моя жизнь со старцем Иосифом. М., 2012. С. 449.
Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. III, 1, 32.
Там же. III, 1, 28.
Григорий Палама, свт. // Василий (Кривошеин), архиеп. Богословские труды. Н.Новгород, 2011. С. 123.
Экстаз, экстатическое состояние (от др.-греч. e!kstasi»):: – исступление, восхищение, нахождение вовне, пребывание вне себя.
Максим Исповедник, прп. // Епифанович С.Л. Прп. Максим Исповедник... http://hesychasm.ru
Максим Исповедник, прп. // Фокин А.Р. Концепции... св. Максима Исповедника. http://cyberleninka.ru
Григорий Нисский, свт. // Василий (Кривошеин), архиеп. Богословские труды. Н.Новгород, 2011. С. 639.
См.: Быт. 1, 26.
Максим Исповедник, прп. // Малков П.Ю. Учение прп. Максима Исповедника... http://cyberleninka.ru «Единственная цель, для которой мы родились людьми... – соделаться богами по благодати... имея в себе знамения обожения, поскольку соделались причастниками Божеского естества (2Пет. 1, 4) и чрез то богами по благодати, которые, яко боги, имеют всегда пребывать с Богом в будущей жизни». – Симеон Новый Богослов, прп. Творения. ТСЛ, 1993. Т. 1. Сл. 4.
Неофит Морфский (Масурас), митр. 2021. http://myrophoros.blogspot.com/2021/05/2021.html?m=1
Обожение «есть неизбежно динамический процесс. Обожение подразумевает степени и стадии приобщения к Богу». – Мейендорф Иоанн, прот. Пасхальная тайна. М., 2013. С. 300. «Обожение – это непрерывный процесс. Оно не происходит за один раз. Обожение – это состояние и динамическое действие, которое завершится только в жизни иной». – Эмилиан, архим. Слова и наставления. М., 2006. Т. 1–2. С. 306.
«Соединиться с Богом», или «воспринять обожение», означает «спастись, так как, по мнению боговещанных учителей, без обожения ума невозможно спастись человеку». – Каллист Ангеликуд, прп. // Византийские исихастские тексты. М., 2012. С. 381. «Без обожения ума... ни стать святым, ни спастись человеку невозможно, о чем и слышать престрашно! Ибо одно и то же – спасение и обожение». – Никодим Святогорец, прп. // Filokaliva. 1782. S. 5.:: http://bogoslov.ru/text/1245526.html
Максим Исповедник, прп. // Епифанович С.Л. Прп. Максим Исповедник, его жизнь и творения. СПб., 2013. Т. 2. С. 42.
Симеон Новый Богослов, прп. Творения. ТСЛ, 1993. Т. 1. Сл. 13.
Мандзаридис Г. Обожение человека. ТСЛ, 2003. С. 106.
Григорий Палама, свт. Триады. М., 1995. III, 1, 31, 38.
Максим Исповедник, прп. // Малков П.Ю. Учение прп. Максима Исповедника... http://cyberleninka.ru