Падение и восстание

«Истинная смерть внутрь в сердце сокровенна... аще кто в тайне сердца от смерти к жизни прешел, сей воистину живет вовеки».

Прп. Макарий Великий⁵⁰¹

Человек до и после грехопадения – это два разных существа. Духовная катастрофа произвела полный переворот в природе и бытии человека. Духовное стало плотским, бессмертное стало смертным. Утрата прямого богообщения породила самость, превратив богообразное существо в самоистукана⁵⁰².

Особо чувствительные перемены, с позиций исихастского учения, затронули мыслительную силу. Созданный, чтобы жить одновременно в двух измерениях, быть на связи с двумя мирами, человек сплющился до одномерного существа. Обладавший двумя видами сознания, он остается с одним, воспринимающим только землю. Это уже не тот человек, которого сотворил Бог по образу Своему⁵⁰³.

Наша цель теперь внимательнее рассмотреть, что, собственно, произошло тогда в раю и как это отразилось на устроении души с точки зрения православной антропологии. Для этого понадобится краткий обзор отеческого учения. Но сначала уделим внимание одному частному вопросу.

Если, интересуясь молитвой, обратиться к аскетическим текстам любой эпохи, то заметим настойчивый повтор ключевой мысли: ум надо из головы переместить в сердце. Говорится об этом по-разному, но суть не меняется. Так, например, у прп. Григория Синаита читаем: «Вытесняй свой ум из рассудка в сердце и удерживай его там»⁵⁰⁴. Или: «Понудь ум свой сойти из головы в сердце и держи его в нем, непрестанно взывая умно и душевно: Господи Иисусе Христе, помилуй мя!»⁵⁰⁵. Прп. Никифор повторяет то же самое: «Собрав ум... понудь его сойти в сердце и там остаться»⁵⁰⁶. Так же афонские старцы учат «молитве Иисусовой, произносимой умом в сердце, а не в голове»⁵⁰⁷. Даются наставления: «сведи ум из головы в сердце», ибо, «когда человек обращается к Господу сердцем, тогда он и молится»⁵⁰⁸.

Та же мысль, со ссылкой на прп. Макария Великого, лежит в основе главного труда свт. Григория Паламы: «Тем, кто решился внимать себе в исихии, обязательно нужно возвращать и заключать ум в тело... которое мы называем сердцем... Разве не в наших сердцах должны мы молиться вместе с Духом?»⁵⁰⁹ О том же прп. Никодим Святогорец: «Подобает возвращать ум в сердце... и умно созерцать всего внутреннего человека»⁵¹⁰. Единодушны в этом вопросе все авторы Добротолюбия: «ум должен вернуться в сердце. Эту же точку зрения разделяют святые Дионисий Ареопагит, Василий Великий, Диадох Фотикийский, Иоанн Лествичник» и другие⁵¹¹.

Та же картина в отечественной традиции. Например, свт. Игнатий Кавказский, говоря «о художественном введении ума в сердце», замечает: «при молитве нужно, чтобы дух соединился с умом и вместе с ним произносил молитву», ибо самая «сущность дела состоит в том, чтобы ум соединился с сердцем при молитве». Он поясняет: «Святые отцы, которые предлагают вводить ум в сердце вместе с дыханием, говорят, что ум, получив навык... соединяется с сердцем»⁵¹².

Свт. Феофан Затворник в своих письмах настаивает: «Вы в голове производите сие? Нет, в сердце надо стоять... стоять в сердце умом пред Господом и молиться»⁵¹³. И далее: «Сосредоточить ум в сердце – значит установить внимание в сердце и умно зреть пред собою невидимого Бога, обращаясь к Нему»⁵¹⁴. «В сердце жизнь, там и жить надобно. Не думайте, что это дело совершенных. Нет. Это дело всех, начинающих искать Господа. Тогда только и начало жизни»⁵¹⁵. Давая в своих трудах обзор святоотеческого учения, святитель постоянно возвращается к этой теме⁵¹⁶.

Тому же учит современное богословие: «Единение ума с сердцем, нисхождение ума в сердце, хранение сердца умом – эти выражения постоянно встречаются в аскетической литературе Восточной Церкви» и отражают взаимосвязь двух центров человеческого естества. «Без сердца, средоточия всей деятельности человека, – ум бессилен. Без ума – сердце слепо, лишено руководства. Поэтому надо находить гармоническое соотношение между умом и сердцем», добиваясь их единения, – это и есть «путь соединения с Богом»⁵¹⁷.

По сей день неизменным остается постулат учения свт. Григория Паламы: «Ум должен вернуться в сердце, которое является его естественным жилищем». Соединившись с сердцем, «ум становится совершенным и приходит в свое естественное состояние. Неестественно, когда он пребывает вне своей сущности – сердца»⁵¹⁸.

* * *

Итак, «по словам всех наставников молитвы Иисусовой, внимание ума должно быть сосредоточено не в голове, а в сердце»⁵¹⁹. Указывается и на то, что «святые отцы повелевают ум иметь в сердце или в груди, потому именно, что там находится дух, или словесная [мыслительная] часть души человека»⁵²⁰. Из сказанного сами собой следуют три простых вывода. Однако значение их фундаментально, на них, как на трех китах, зиждется концепция умного делания.

Во-первых, очевидно, что на нашем нынешнем уровне бытия, в нашем обыденном состоянии ум наш сосредоточен в области головы. Что это значит? Голова – это мозг, а значит – рассудок, стало быть, наши ум и рассудок сосуществуют неким образом объединившись.

Во-вторых, ясно, что ум наш находится не на своем месте, в положении ненормальном. Если ради молитвы требуется вывести его из головы, значит нынешнее его состояние неестественно, не приспособлено для духовной жизни.

В-третьих, понятно, что исконное место ума – это сердце, что только там, в соединении с духом, ум способен к подлинной богообщительной молитве⁵²¹. «Кто ищет стяжать истинную молитву, тот должен прежде всего воцарить ум в сердце, свести его внутрь и удерживать там неисходно», ибо, «до тех пор пока ум не сойдет в сердце, наше предстояние Богу будет несовершенным»⁵²².

Эти три вывода приводят к одному неизбежному заключению: путь умного делания есть путь исцеления души, через восстановление цельности ума и духа, утраченной прародителями: «Обращение прежде рассеянного ума к сердцу, то есть обращение его энергии к сущности, это исцеление ума, ибо именно там он обретает свое подлинное место»⁵²³. А ум, исцеленный посредством умного делания, означает уже всецелое «исцеление человека»⁵²⁴.

И потому учителя исихастского направления, предлагая нам метод такого исцеления, повторяют веками: «Следует обратить ум к собственной его сущности», и именно «сведение ума в сердце есть как бы объединение действия [энергии] ума с его сущностью»⁵²⁵.

Человек без ума в сердце – болен, неполноценен, находится не в себе: «наш ум и чувства, а значит, и вся наша жизнь постоянно рассеяны», рассредоточены вовне, и «грех приковывает нас к преходящему миру». Но как же пребывающий вне себя сможет обратиться к Богу, когда сам для себя потерян, весь растворен в окружающем хаосе? Для этого «чрезвычайно важно для человека прийти в себя». И «для того, чтобы он исцелился, чтобы вновь стал целостным, его ум непременно должен воссоединиться с сердцем – сойти в него и пребывать в нем»⁵²⁶.

К этому нас настойчиво призывают наши святые: «Приди, возлюбленный, в себя, приди! – Как же? И каким образом? Я скажу тебе. Если ты всегда подвизаешься, чтобы собирать весь твой ум внутрь сердца, и не даешь уму расточаться посредством чувств по мирским вещам, тогда ты придешь в себя»⁵²⁷.

Поскольку «в христианской антропологии сердце почитается по преимуществу органом богопознания», то «аскет стремится в своей молитве соединить ум с сердцем» посредством умного делания, дабы стать способным к прямому богообщению. Таким образом, «цель аскетического подвига в том, чтобы восстановить целостность, преодолеть дезинтеграцию человека – последствие падения», а это «достигается прежде всего соединением ума с сердцем»⁵²⁸.

Вспомним постулат Святогорского Томоса: «ум имеет седалище», говорится там, «в сердце или в мозге»⁵²⁹. Исходя из этого положения строится исихастский метод умного делания, на основные принципы которого указывает учение свт. Григория Паламы: «Согласно святоотеческой и аскетической антропологии, сущность ума находится в сердце, но его энергия располагается в мозге», что есть признак нижеестественного состояния падшего человека. Отделение ума от рассудка и соединение с духом в сердце посредством умно-сердечной молитвы «возвращает энергию ума в его сущность», а человека возвращает в естественное состояние бытия, позволяя ему «установить в центре своего существования Христа... Молитва, совершающаяся в сердце, когда в него возвращается энергия ума, есть молитва совершенная»⁵³⁰.

Впервые нарушив заповедь Бога, человек подвергся противоестественным изменениям своего природного устроения. Как только Божественной воле противостало человеческое своеволие, так тотчас расторглось личное взаимообщение Бога и человека. Но почему? Всего лишь несовпадение в пожеланиях, и вдруг столь сокрушительный необратимый результат, вселенская трагедия – из-за чего? Это закономерно, это цена свободы.

Бог повелел одно, а человек совершает другое. Своим поступком он демонстрирует протест, отказ жить по нормам, установленным Богом, то есть свое нежелание пребывать в живом единстве твари с Творцом по закону взаимной любви. Так человек сам отворачивается от Бога. К любви насильственно не принудить, и богообразную свободу Господь никогда не отнимет, поэтому Он уступает желанию человека и отступает смиренно в сторону. Так сам человек разрывает живую духовную связь. Так «через преступление заповеди мы... лишились Божественного общения»⁵³¹.

Все это означает, что вслед за разрывом немедленно пресеклось созерцательное богозрение и человек впал в патологичное состояние сознания, известное нам как нижеестественное. И таким образом состояние, при котором утрачена «общность с Богом в сердце», состояние по самой сути своей греховное, стало присуще всему роду человеческому⁵³².

Что же, собственно, произошло в момент грехопадения в сфере разума, в области духовного организма?

Ум дан был человеку в качестве органа общения. Эта его основная функция, через которую он реализует свое бытие и вне которой существовать не может. Поэтому разрыв умно-духовной связи первых людей с Богом потребовал немедленной компенсации – уму необходим был некий иной объект общения, чтобы сейчас же на него переключиться для поддержания своей жизнедеятельности. К тому же, как говорилось⁵³³, «ум без действия не стоит»⁵³⁴, он «по естеству есть приснодвижный»⁵³⁵, его энергия текуча, неукротимо динамична и потому должна постоянно куда-либо устремляться⁵³⁶.

По этим причинам, лишившись непрестанной направленности к Богу, ум, в поиске контакта, ухватился за то, что ближе всего, – за ближайшего своего сотрудника – за рассудок, который также предназначен к общению, хотя и с иной спецификой. Так образуется противоестественный союз ум-рассудок, ввергший наш разум в патологическое состояние: вместо духовного созерцания человек пресмыкается по земле⁵³⁷, вместо богообщения начинает общаться с самим собой и впадает в самозамкнутость – в самость⁵³⁸.

* * *

Трагические райские события и их последствия изучены многими отцами Церкви. Мы прежде всего обратимся к антропологии свт. Григория Паламы, где особенно важны для нас конкретные указания на метод исцеления поврежденного естества.

Святитель в своих воззрениях традиционен, он вторит отцам предшественникам, обобщая и уточняя ключевые положения церковного учения: Адам с момента сотворения «пребывал в общении с Богом через свой светозарный ум», идеально приспособленный к связи «с Богом и ангельским миром»⁵³⁹. Адам «был чист и в то же время получал пищу для души от созерцания Бога. Его ум был просвещен... он был храмом Святого Духа и имел непрестанное памятование о Боге».

Вместе с тем предполагалось его дальнейшее развитие, «ему надлежало... достичь совершенного общения и единения с Богом»⁵⁴⁰. Для этого первому человеку «следовало все более и более упражняться... совершенствуясь в навыке созерцания»⁵⁴¹.

Однако ход развития был нарушен: «через ослушание заповеди Божией ум Адама помрачился, отождествился с рассудком», вследствие чего слился «с окружающим миром и соединился с воображением»⁵⁴². Такое отождествление выразилось в подмене: высшая умственная способность приобщается к низшей, и деятельность духовная замещается душевной. Поток умственной энергии, покинув сердце и устремившись в мозг, вместо взаимодействия с духом, начал питать интеллект, обслуживать низшие способности души и через органы чувств рассеиваться в «окружающем мире»⁵⁴³. Два энергетических потока – умственный и рассудочный – противоестественно слились в один. Отныне доступно лишь опосредованное молитвенное обращение к Богу, а прямое живое взаимное общение становится невозможным⁵⁴⁴.

Последствием грехопадения, кроме прочего и прежде всего, стала «потеря богообщения». При этом «человек лишился просвещения своего ума... Ум стал нечистым, страстным». Особо отметим произошедшее «отождествление ума с рассудком», ибо «это и есть настоящая смерть человека» – смерть духовная. Человек «претерпел полный распад, его внутреннее сознание ослаблено, ум объят мраком», а «если страдает слепотой око души – ум», то «поражается болезнью все духовное существо».

Теперь «ум не в состоянии восходить к Богу, и это пытается сделать рассудок. В результате создаются идолы... идолопоклоннические религии», возникают атеистические идеологии, поскольку помраченное сознание воспринимает реальность в искаженном виде⁵⁴⁵.

Более того, помрачение ведет к полной умственной деградации: «Ум, отступивший от Бога, становится или скотским, или бесовским»⁵⁴⁶. Обезумленное рассудочно-рациональное сознание порождает апокалипсически обреченную цивилизацию.

Самым страшным последствием падения становится уже упомянутая духовная смерть. «Удаляясь от Бога, человеческая душа умирает», по предреченному: в оньже аще день снесте от древа смертию умрете⁵⁴⁷. Как и напротив: «возвращаясь к Богу и соединяясь с Ним посредством его благодати, душа воскресает и входит в истинную жизнь»⁵⁴⁸. К этой теме – смерти и возрождению – вернемся позже. Пока же подчеркнем, что «смерть души... есть смерть в полном смысле слова»⁵⁴⁹.

Такое положение безоговорочно обрекает человечество на вечную погибель. Необходимо спасать его: «Человек нуждается в исцелении, в очищении, чтобы [вновь] достичь просвещения ума – состояния, в котором пребывал Адам до грехопадения» и суметь «затем достичь обожения». Для человечества это становится возможным только вследствие боговоплощения.

«Вся аскетика Церкви имеет целью обожение человека... Это достигается тогда, когда энергия души (ум) возвращается внутрь своей сущности (в сердце) и восходит к Богу». Прежде всего необходимо «при помощи благодати Божией достичь единства души». Ибо «грех фактически есть рассеяние сил души... рассеяние энергии ума на тварное и отделение ума от сердца». С другой стороны, «когда ум возвращается от прежнего своего рассеяния к внутреннему миру», «человек живет внутренней жизнью»⁵⁵⁰.

И тогда по действию благодати «ум отделяется от рассудка, просвещается и в сердце совершается умная молитва». Такому подвижнику «Бог открывает Себя через Свою Божественную энергию»⁵⁵¹.

Пока ум разлучен с сердцем и соединен с рассудком, мы имеем «вместо прежнего единства расстройство природы человека, – то, что свт. Василий Великий характерно назвал рассечением естества человеческого»⁵⁵². Ибо «нельзя видеть в человеке целостную сущность, когда его ум и сердце разделяются»⁵⁵³.

Падший ум «совершает противоестественное движение» и «оказывается порабощенным твари и страстям». Между тем, «согласно святым отцам... ум – это энергия души... его естественное место – в сердце, чтобы быть соединенным с сущностью души и иметь непрестанное памятование о Боге»⁵⁵⁴.

Антропология свт. Григория Паламы опирается на учение свт. Василия Великого, где также «речь идет об уме, который отличается от рассудка», о необходимости их разделения, «о возвращении ума в сердце и его восхождении к Богу». Утверждается, что ум, который через рассудок «рассеивается на внешнее и расточается на мир чувствами, болен». Для исцеления «он должен вернуться от своего рассеяния в сердце, к своему естественному состоянию – единению с сердцем, и тогда он соединится с Богом»⁵⁵⁵.

Тогда «в духовном человеке, который стал храмом Божиим, храмом Святого Духа, рассудок и ум существуют и действуют одновременно. Рассудок имеет земные попечения и занимается ими, а ум занят непрестанным памятованием о Боге», он «соединен с сердцем и имеет общение с Богом».

Таким образом, по учению Фессалоникийского святителя, «средоточием православной духовности является сердце, внутри которого неотлучно должен действовать ум человека». Ум и сердце, «соединенные при помощи благодати Божией, обретают единение и общение со Святой Троицей. Всякая духовность вне этой перспективы не православна»⁵⁵⁶.

В итоге надо отметить, «какое огромное значение имеет учение свт. Григория Паламы для православного монашества», для исихастской традиции, для всей Церкви в целом. Нельзя недооценивать опасность, грозившую в его время нашему вероучению.

Когда возникло известное противостояние православных и варлаамитов⁵⁵⁷, то ориентированные на Запад «философы во главе с Варлаамом подвергли сомнению значение традиционного монашества вообще» и конкретно исихастскую практику. Спор между еретиками и свт. Григорием затронул как догматику, так и аскетику, – в частности, был «связан с умной молитвой, с возвращением и пребыванием ума в сердце... касался созерцания нетварного света».

«Варлаам утверждал, что самое ценное у человека – это разум (logikhv)»,:: что только с помощью интеллекта возможно богопознание, «что древнегреческие философы лучше познали Бога» через рациональное мышление, чем пророки Божии через откровение свыше и молитвенное созерцание. «Он ставил философов выше пророков, а человеческую мысль выше созерцания нетварного света, явленного апостолам на Фаворе».

Поскольку «учение Варлаама касалось православных догматов и основ традиционного монашества», то, если бы оно «одержало верх, первенство в Церкви было бы отдано рассудку (logikhv):: и философии, традиционное монашество пришло бы в упадок и победил бы агностицизм».

Однако свт. Григорий сумел «доказать, что пророки и апостолы выше философов, что средством богопознания является не рассудок, а сердце... что с помощью человеческих умозаключений познать Бога нельзя, что только Сам Бог может открыть Себя в человеческом сердце, что истинный путь богопознания – это исихазм»⁵⁵⁸.

* * *

Антропологический анамнез повреждения человеческого естества отражен в писаниях многих других отцов Церкви, как древних, так и наших современников. Кратко сошлемся на некоторые источники.

Прп. Максим Исповедник, анализируя падение первых людей, повествует о том, как ум Адама, изначально имевший власть над «неразумными (страстными) силами души», после грехопадения утратил способность властелина, ибо, как сказано, «получил неподобающее направление». А именно: «ум забыл свое истинное питание, ведение духовное и прилепился к чувствам, вместе с чем подпал духовной слепоте», то есть «неведению Бога и вещей божественных». Он «утратил способность созерцать, видеть духовную истину» и «возвышаться к Богу».

Выражение «прилепился к чувствам» указывает на отъединение ума от сердца, разлучение с духом и соединение его с рассудком, который как раз и получает свое «питание» через телесные органы чувств или напитывается страстной чувственностью неразумных сил души. Потому и сказано о забвении умом «своего истинного питания», то есть пищи духовной, которую он утратил в отрыве от духа, вследствие чего подвергся «духовной слепоте», а именно: лишился созерцательной способности, богозрения и богообщения.

Последнее есть главная потеря, повлекшая за собой прочие искажения, в числе которых упомянутое «неподобающее направление», то есть устремленность к земле, а не к небу. «В таком неправильном движении сил души и заключается грех первого человека. Вместо Источника жизни и обожения он обратился... к чувственным благам и в видимом мире стал искать для себя точки опоры». Тогда как в действительности именно в Боге «только и можно найти истинную опору бытия», а «отделение от Него приближает к небытию».

Таким образом, отделение ума от духа и приобщение к деятельности рассудка оказалось не чем иным, как разлучением души с Богом. Падший Адам «оторвался от Бога, от истинного бытия, и доверился веществу, которое само по себе – небытие». В результате такой духовной катастрофы человек «вместо того, чтобы стать богом, предпочел стать прахом»⁵⁵⁹.

* * *

Прп. Каллист Ангеликуд, говоря о последствиях грехопадения, отмечает, что «ум, подвергшись... разделению и будучи... развлекаем многим, не знает блага». Имеется в виду разделение ума с духом, энергии с сущностью, а неведомое нам благо есть утраченная благодать богообщения и, как следствие, забвение Бога, отчего человек «даже и вовсе не думает искать того, что более всего заслуживает быть искомым».

В своем нижеестественном состоянии «ум, не простирающийся к Единому [Богу], сущему превыше бытия, и не стремящийся к Нему, имеет извращенное и греховное движение и утрачивает свое достоинство, которое состоит в познании Единого... в соединении с Ним и в любви к Нему». Так безблагодатный ум уподобляется уму безбожника, богоборца, язычника.

Для возвращения к естественному состоянию бытия «следует уму устранять посредствующие препятствия, чтобы возвратиться снова единовидно... к созерцанию и взиранию на Единое премирное». Препятствием прежде всего является смещение ума в сферу рассудка, а возврат к «единовидности» подразумевает единение ума и духа, при котором «мы сподобляемся созерцательной благодати и, обоженные... становимся богами по дару Божию»⁵⁶⁰.

* * *

Рассматривая эту же тему, свт. Игнатий Кавказский тоже говорит о повреждении мыслительной силы, которое претерпел в своем падении первозданный человек, в результате чего в нашем ветхом состоянии «ум... имеет местом пребывания своего головной мозг». Как следствие, наши духовные переживания, все «помыслы и ощущения изменились в плотские и душевные».

В то же время не столь пострадавший «дух человека... имеет местом пребывания своего верхнюю часть сердца», как то и было изначально в первобытном состоянии души.

Для возвращения человека в нормальное, естественное состояние, для восстановления способности умно-сердечного трезвения и богообщения требуется низведение ума из головы в сердце, из сферы рассудочной в область духа, «чтобы дух соединился с умом».

«Разъединение ума с сердцем, противодействие их друг другу произошли от нашего падения в грех», и теперь «для исцеления сокрушенного и раздробленного на части человека» требуется предпринять всесторонний подвиг и содействием благодати Святого Духа преобразить весь наш трехчастный организм: «воссоединить ум не только с сердцем и душою, но и с телом», дабы все наше цельное существо получило «одно правильное стремление к Богу»⁵⁶¹.

* * *

На основную причину нашего духовного недуга указывает и свт. Феофан Затворник. В состоянии «первозданном до падения» дух Адама «ясно зрел Бога... Но с падением очи духа закрылись, и он уже не видит, что видеть было ему естественно. Сам дух остался, и очи в нем есть, но закрыты. Он в таком положении, как тот, у кого веки срослись». Хотя «дух у всех есть, но у всех он закрыт и забит в разных, однако же, степенях»⁵⁶².

Вследствие «отпадения от Бога... живой союз прерван... и прародители наши оставлены одни». Прежде человеческий «дух был властен над душою и телом, потому что состоял в живом общении с Богом и от Него получал Божескую силу». Но на все это дух был способен, доколе не был лишен собственной энергии – умственной силы, на чем и зиждился «живой союз» ума и Ума, духа и Духа.

«Когда пресеклось живое общение с Богом, пресекся и приток Божеской силы», дух потерял свое владычество и человеком завладели неразумные душевно-телесные силы⁵⁶³.

«Над человеком возобладала душевность, а чрез душевность – телесность, и стал он душевен и плотян... подпал под владычество души и тела и всего внешнего»⁵⁶⁴.

Отметим прямую связь произошедшего с деградацией мыслительной силы, вследствие чего умственная способность и начала использоваться не по назначению: лишенный созерцания в духе, ум переключился на рассудочную деятельность, отчего, став «душевен и плотян», вовлек в апостасию прочие силы души.

Как и другие отцы, свт. Феофан называет такое состояние болезнью, при которой неразумные силы души заразились страстностью. Страсти в человека «вошли вместе с самостью. Как только произнеслось внутри праотца: я сам, так самость внедрилась в него – сей яд и сие семя сатанинское. Из нее потом развилось все полчище страстей»⁵⁶⁵.

Самость – патология и прямое следствие утраты богообщения. Как только ум отвернулся от Бога, так разделился с духом, следом сразу же пресеклась общая направленность сил души к Богу и все три организма – духовный, душевный, телесный, – призванные пребывать во всей целости⁵⁶⁶, потеряли единство: устремленность к Богу и связь с Ним их более не скрепляет.

Разобщенные, лишенные высшей цели силы души перенаправились на самого человека, – ничего иного не оставалось. Образовалась замкнутость на самом себе, то есть самость. В центре всего оказалось эго, и теоцентризм выродился в эгоизм. Человек обратился в «самоистукана»⁵⁶⁷. Недуг страстности завладел душой⁵⁶⁸.

Исцеление нашего естества предполагает внутренний подвиг умно-сердечного делания, когда стяжаемая «Божественная благодать... действует прямо на дух. И он, укрепясь воздействием благодати, приходит в движение, возвышается над душевнотелесностью». Благодать Божия «вселяется и срастворяется» с человеческим духом, освящая соединенный с ним ум. Под воздействием «благодати на дух очи его начинают открываться», он прозревает и оживает⁵⁶⁹.

С восстановлением духовного организма открываются возможности к безмерному возрастанию в молитвенном делании, к стяжанию высших даров благодати – бесстрастия, созерцания, обожения. Человеку открывается Дверь, изыдя которой он духовную пажить обрящет⁵⁷⁰ по ту сторону мира материи, ему возвращается способность первозданных людей зреть Творца своего лицем к Лицу⁵⁷¹.

* * *

Жизнь человека до падения, когда им владел ум-сердце, и существование человека падшего под властью ума-рассудка – это две совершенно разные формы бытия⁵⁷².

И последнее неизмеримо хуже первого⁵⁷³. Преобладание рассудка над умом, кроме всего прочего, пагубно тем, что при таком состоянии мыслительной силы человек наиболее подвержен воздействию страсти гордыни, наиболее от нее зависим, поскольку «ее главным орудием» как раз и «является ум-рассудок». Этот постулат нашей аскетики отражен, в частности, в писаниях прп. Силуана Афонского⁵⁷⁴.

Отеческое учение свидетельствует: рассудочное мировоззрение не способно к полноценному восприятию Христовых заповедей. Опираясь на собственные логические доводы, оно их «отвергает как безумие». Наш рассудок нас же обманывает, лукаво убеждая в том, что рассудочность «составляет отличительное достоинство человека», что «в этой способности заключено его превосходство над всем миром».

Когда такой ум-рассудок пытается богословствовать, то заходит в тупик самообмана. «Многие богословы-философы», отмечает прп. Софроний Эссекский, являются, «по существу, рационалистами», им недоступно «подлинное боговидение», и их «умные видения... остаются результатом рассудочной деятельности». В целом же именно рассудочное состояние сознания приводит человека к идее богоотрицания.

«Рассудок... чтобы утвердить свой примат в бытии, указывает на свои достижения», доказывая, что якобы «только ему принадлежит право решения, право установления или констатации истины». В результате он «именует себя регулирующим бытие разумом». Беда в том, что «рассудок, являясь, по существу, всего лишь... одной из энергий личности, в том случае, когда ему отводится первенствующее место... последовательно доходит до того, что» восстает в гордыне и ставит сам себя на место Бога.

Так «ум-рассудок, когда на нем и в нем сосредоточивается» разумная деятельность, «царит и властвует» над нами и, наконец, «кончает признанием в себе божественного начала. Это последний предел рассудочного воображения и в то же время – последняя глубина падения и мрака»⁵⁷⁵.

Рассматривая состояние ума-рассудка падшего человека, необходимо подчеркнуть, что ему доступна молитва лишь первых двух образов⁵⁷⁶.

А, как известно, «характерным извращением, к которому приводит» такая молитва, помимо «мечтательного воображения... является рационализм». Если человек останется при своем «рассудочном мышлении» и не станет на путь подлинного православного подвижничества, не возвратит ум свой в сердце, «то никогда не достигнет чистой молитвы и истинного созерцания»⁵⁷⁷. А душа его останется, по выражению свт. Феофана Затворника, «закрытой для действия Божественной благодати»⁵⁷⁸.

* * *

Итак, падшее состояние, по сути своей, есть лишение Божественной благодати, – все мы лишены славы Божией, потому что все согрешили⁵⁷⁹ вместе с Адамом, который «остановил в себе ее приток»⁵⁸⁰. «Прародительский грех, как и любой грех, связан с оскудением славы Божией в человеке: человек более не способен приобщиться энергии Божией, позволяющей созерцать Его». Последствием закономерно «стало отпадение человека от истинного Бога». Утрата созерцательного богообщения означает «исход из рая, который есть общение с Богом живым»⁵⁸¹. О том и плачет Адам после изгнания: «Ктому не узрю Господа и Бога моего»⁵⁸².

После грехопадения ум человека стал плотским⁵⁸³, суетным⁵⁸⁴, помраченным и превратным⁵⁸⁵, оскверненным⁵⁸⁶, поврежденным⁵⁸⁷ и развращенным⁵⁸⁸. Все эти эпитеты говорят о плачевном состоянии ума после его разлучения с духом и отлучения от Бога. А что произошло с самим духом? Об этом сказано у прп. Андрея Критского: «Ум острупися, тело оболезнися, недугует дух, слово изнеможе, житие умертвися»⁵⁸⁹.

Обезумленный, лишенный жизненной энергии, «недугует дух», и закономерно, что вследствие этого «житие умертвися». Отныне дух погружается в «сон смертный»⁵⁹⁰, и «все люди после Адама также являются... духовно мертвыми»⁵⁹¹. «Дух у такого рода людей... заморен... заглушен»⁵⁹². Дух их пребывает в параличе⁵⁹³.

«Мы уже рождаемся убитые грехом... умерщвленные душою... Мы падшие и погибшие от самого рождения нашего»⁵⁹⁴. Ибо душа, «которая отделилась от Бога, как говорит Павел, заживо умерла⁵⁹⁵. И жизнь ее в таком состоянии даже хуже смерти»⁵⁹⁶.

«Смерть же телесная есть плод той духовной смерти, которую человек навлек на себя грехопадением. Смерть не есть наказание Божие, а естественное следствие отпадения человека от Бога»⁵⁹⁷. Как таковая «смерть духовная – самая главная и страшная из смертей», она «одна только и есть истинная смерть для нас... то есть та смерть вечная, которой смерть телесная есть одно слабое изображение»⁵⁹⁸.

Омертвение духа и души у первых людей наступает, в отличие от смерти телесной, сразу: «они, вкусив от древа, сразу же умерли»⁵⁹⁹. Гибель «падшего человека состояла в душевной смерти, поразившей его немедленно по преступлении заповеди»⁶⁰⁰.

Отныне «Адам, будучи живым, был и мертвым: он умер с того часа, в который вкусил от древа»⁶⁰¹. «Человек больше не имеет в себе жизни как внутренне присущего качества, которым он обладал прежде. В естественно бурлящей в нем жизни больше нет благодати». Теперь «существующей, собственно, оказывается смерть: жизнь перерождается в выживание»⁶⁰². Это состояние «жизни в смерти»⁶⁰³, ибо с тех пор «мы истинно никогда не живем, поскольку всегда через тление пожираемы смертью»⁶⁰⁴.

Таким образом, «смерть духа человеческого... последовала тотчас по преступлении, не только в тот самый день, но в то же мгновение». Адам, «преступив заповедь Божию, тогда же умер в духе для жизни в Боге, лишился благодати и с нею высшего начала своей деятельности – перестал дышать Духом Божиим»⁶⁰⁵.

Поскольку «первым в Адаме был поражен ум», то «прежде всего поврежден, или искажен, был образ Божий», ибо он обретается именно «в уме, или духе, человека». В результате же «вместе с умом, или духом, первородный грех произвел порчу и в теле человека»⁶⁰⁶. И хотя телесно Адам прожил «с того часа и далее до девятисот тридцати лет», однако смерть, постигшая душу за преслушание, законно «предает наконец смерти» и тело⁶⁰⁷.

Причина духовного умирания одна: «Жизнь есть единение с Богом, а смертью признаем мы удаление от Бога»⁶⁰⁸. «Смерть, собственно, есть отдаление от Бога»⁶⁰⁹, «ибо как отделение души от тела есть смерть тела, так отделение Бога от души есть смерть души»⁶¹⁰. Потому «у человеков в обыкновенном их состоянии дух, пораженный падением, спит сном непробудным, тождественным со смертью»⁶¹¹. Иначе говоря, «если человек не имеет молитвенного общения с Богом – он мертв душою»⁶¹².

Эта мысль высказывается многими отцами⁶¹³.

Именно вследствие прерванного богообщения «человек лишился обитавшего в нем Святого Духа, Который составлял как бы душу всего существа человеческого». После разрыва живительной связи последовало неизбежное – человек «был предоставлен собственному естеству, зараженному грехом и вступившему в общение с естеством демонов»⁶¹⁴.

О том, что именно «является смертью души», обстоятельно толкует в своих трудах свт. Григорий Палама, с опорой на множество цитат из Священного Писания⁶¹⁵. В частности, святитель пишет: «Следствием удаления души человека от животворящего Духа Божия является ее смерть», это «смерть души, бессмертной по существу, и именно это есть смерть в полном смысле слова... Истинно живая человеческая душа... исполнена Божией благодати. Отвратившись от Бога и умирая, душа становится духовно безобразной и злой»⁶¹⁶.

«В чем выражается смерть души? В оставлении Божием», после чего стала «душа инертна на всякое доброе дело, энергична же бывает на всякое зло». Ибо прародители, «отступив от памятования о Боге и от созерцания Его... стали единодушными с мертвым духом сатаны... они, увы, стали, как и сатана, мертвыми по духу». Так «преступлением был приведен в действие смертный приговор душе». «Грех – это настоящая смерть души, потому что душа, лишившись Божественной благодати, умирает... И это есть истинная смерть... Преступив Божию заповедь, душа утратила свое общение с Богом», отчего «сначала умерла душа, а за ней последовала и смерть тела»⁶¹⁷.

* * *

Завершая обзор истории болезни человека, конкретизируем последствия грехопадения, которые каждый из нас наследует при появлении на свет и которые каждый же призван по Божьему замыслу с Его же помощью преодолеть.

Врожденное наследие, полученное от первых людей, это и сам по себе первородный грех, то есть самый очаг духовной болезни, а также и греховные метастазы, пронизавшие и поразившие все наше падшее естество. Собственно, первородный грех есть состояние души, во-первых, разлученной с Богом и, во-вторых, порабощенной диаволом. Духовные метастазы греха также имеют двоякое проявление: это поврежденность в нас образа Божия и поврежденность нашей природы.

Разлучение с Богом – следствие свободного и добровольного выбора человека, отказавшегося исполнять волю Бога, что закономерно привело к разрыву животворной связи творения со своим Творцом – к духовной смерти. Утрата прямого постоянного богообщения – это разрыв духовной пуповины, когда приостанавливается питание души живительной энергией благодати. В таком состоянии человек уже не способен реализовать свое предназначение к обожению и участвовать в осуществлении Божественного замысла о всем тварном мире.

Порабощение диаволу – вторая составляющая первородного греха. Человек не автономен в своем бытии и зависит от внешних сил. В естественном состоянии это прямая зависимость от Бога, от Его воли и энергий, питающих все три организма человека. Лишившись в грехопадении единения и прямой связи с Богом, человек обрек себя на соединение и взаимосвязь с диаволом.

Это неизбежно, так как третьего не дано – нет никакого промежуточного, нейтрального состояния, независимого от внешних источников питания. Таких источников только два: или нетварная Божественная энергия, или тварная демоническая. Третьего не дано, таков непреложный закон нашего бытия: «Кто воли своей не покоряет Богу, тот покорится противнику Его»⁶¹⁸. И потому закономерно, что «обольщенный человек, уклонив волю свою от воли Божией, соединил ее с волей врага Божия»⁶¹⁹. Вняв совету нарушить Божию волю, человек последовал воле диавольской и тем самым попал в рабскую от него зависимость⁶²⁰.

С того момента человек «подчинен влиянию сатаны, который действует в нем властно»⁶²¹, и вся жизнедеятельность страстной человеческой души подпитывается демонической силой. Через порабощение диаволу грех вошел в жизнь человека, греховным стало само состояние его души и образ бытия, человек стал от рождения грешен.

Конечно, Бог не оставляет человека полностью, без Его участия вообще не бывает жизни, но после грехопадения оно сводится лишь к тому, что благодать Божия только поддерживает временное существование телесно-душевного организма на самом примитивном нижеестественном уровне. Организм же духовный остается в состоянии, подобном клинической смерти. Зависимость от демонических сил усугубляет трагичность нашего положения, так как диавол всегда активен: он приступает к каждому человеку с момента его появления на свет и начинает работу по разрушению всех трех его организмов⁶²².

Поврежденность образа Божия – выражается в деградации личностного начала. Свойства личности искажены до противоположных: естественно присущая человеку богоцентричность деформировалась в эгоцентризм и демоноцентризм⁶²³.

Утрачена богообразная свобода и власть человека над собственным естеством⁶²⁴. Богоподобная способность духовной любви подменяется душевным пристрастием и плотским влечением. Творческая деятельность вдохновляется и движется не благодатью, но демонической силой. Глас совести, если и бывает слышен, то стал обманчив и ненадежен. В целом у человека не остается пути к стяжанию подобия Божьего.

Поврежденность природы – проявляется в нарушении функций всех основных сил души. Сила мыслительная, вместо руководства неразумной частью души, напротив, ей подчинилась. Дух наш стал невосприимчив к действию благодати, не способен к прямой взаимосвязи с Духом Божиим. «Ум помрачился, утратив живое общение с Богом, и обратился от духовного созерцания к анализу чувственного опыта и мечтаниям»⁶²⁵.

То есть, не будучи более способным осуществлять свое собственное предназначение, ум поневоле приобщился к деятельности рассудка, стал выполнять его, чуждые для себя, функции. Обезумленный человек, утратив возможность боговидения и боговедения, лишился и самопознания, он не ведает ни истинных целей собственного существования, ни смысла общемирового бытия⁶²⁶.

Аналогичным образом искажена и расстроена работа прочих сил души: удобопреклонная ко греху воля и страстная чувственность эксплуатируют телесный организм в стремлении к преходящим земным услаждениям. В целом же последствием грехопадения стало наше нижеестественное греховное бытие, состояние духовной смерти.

Человек оказался мертвым по преступлениям и грехам своим, он живет по обычаю мира сего, по воле князя мира сего, действующего ныне в сынах противления – в нас, живущих по нашим плотским похотям, исполняющих желания плоти и помыслов. Став по природе чадами гнева, мы подвизаемся теперь в стяжании Его спасительной благодати, ради своего возрождения, дабы Бог, по Своей великой любви, нас, мертвых по преступлениям, оживотворил со Христом⁶²⁷.

Прижизненная духовная смерть человека побеждена нашим Спасителем. В таинстве Крещения людям даруется возможность прижизненного воскресения из мертвых: «да чрез пакирождение очистится в них то, что они заняли от ветхого рождения»⁶²⁸, да «рая жилище паки восприимем»⁶²⁹.

Таинство освобождает человека от уз первородного греха, ликвидирует самый очаг духовной болезни, однако множественные последствия прародительского падения, греховные метастазы, глубоко поразившие наше естество, остаются не исцеленными, открывая человеку поприще для целожизненного подвига борьбы за свое спасение.

Говоря конкретнее, Крещением устраняются оба главных врожденных порока: разлучение с Богом и порабощение диаволу. Это значит, что, во-первых, человеку возвращается утраченная в падении созерцательная способность, возможность личного прямого богообщения. Возвращается в качестве потенциальной возможности, реализовать которую предстоит на пути подвига умного делания.

Во-вторых, расторгается союз с диаволом, человек избавляется от его ига: он «изъемлется из-под владычества сатаны, который теперь теряет власть над ним и силу самовольно действовать в нем»⁶³⁰. И хотя нападения вражеские будут продолжаться, однако теперь это лишь искушение, но не принуждение человеческой воли. Сатана «уже более не может против нашей воли властвовать над нами»⁶³¹.

Вместе с тем наследие в виде смертности, тленности, страстности, удобопреклонности ко греху и им подобные недуги продолжают угнетать наше поврежденное естество. Исцеление души, как известно, осуществляется силой благодати, стяжаемой в личном подвиге. Но здесь особенно важно знать правильный метод. Его предлагает традиция исихазма, он направлен на комплексное врачевание всех трех организмов – телесного, душевного и духовного. Для первых двух лекарством служит телесно-душевный подвиг – путь аскезы и исполнения евангельских заповедей. Инструментом лечения третьего является подвиг духовный – путь умного делания.

Путь возрождения пролегает в противоположном падению направлении: нужно восстановить живую личную связь человека с Богом, а чтобы вернуть утраченную способность богообщения, требуется воссоединить ум-энергию с умом-сущностью. Это сложный и длительный процесс духовной реанимации, «именно в этом и заключается главная задача исихаста»⁶³².

«Для восстановления духа нашего и воссоединения его с Богом необходимо, чтобы Дух Божий нисходил в него и оживлял его». Для этого требуется вступить в богообщение, поскольку «восстановительное действие в нас Бога» – это и есть «общение Его с духом нашим»⁶³³. Ради восстановления этой живительной связи человеку был открыт Духом Святым исихастский метод умного делания. Главный инструмент здесь – умно-сердечная молитва, через которую ум соединяется с духом-сердцем, соединяя нас с Духом-Богом⁶³⁴.

Отсюда начинается восстание из мертвых.

Вспомним, что «в церковной традиции проводится четкое различие между умом и разумной [рассудочной] способностью души». В естественном состоянии, «когда ум действует по своему естеству, он пребывает в сердце, где он и должен находиться». Однако «из-за грехопадения ум, вместо того чтобы быть в сердце, рассеивается вовне и порабощается тварными вещами», так как вошел в «смешение с разумной [рассудочной] способностью души»⁶³⁵.

Это следствие того, что, «поползнувшись в падении, ум удалился от Бога и водится всюду как пленник». Плененный рассудком, он вынужден скитаться по дольнему миру. «Не может он опять установиться [в сердце], если не покорится Богу и если, соединившись с Ним опять, не будет удерживаться Им в молитве». А вот «когда придет действие молитвы, тогда оно удержит его у себя», поскольку «ума никто удержать не может, если не Дух»⁶³⁶.

Такие выражения, как «ум растекается вовне»⁶³⁷, «рассеивается по внешним предметам»⁶³⁸ или «ум прилепился к чувствам»⁶³⁹, говорят об умственной энергии, сцепленной с рассудком и расточаемой через телесные органы чувств. Оказавшись разделенным, когда сущность его осталась в сердце-духе, а энергия блуждает вовне, ум беззаконно сожительствует с рассудком. Потеряв связь с духом и реализуясь только через рассудок, ум, как сила текучая и быстродвижная, невольно растворяется в чувственном мире⁶⁴⁰.

Все это неизбежно, пока ум скитается за пределами сердечной обители. Для духовного исцеления нашего естества «энергия души, обретающаяся в рассудочности и изливающаяся через чувства в направлении к тварному миру, должна вернуться в сердце»⁶⁴¹. Главным же инструментом врачевания послужить может не что иное, как умное делание⁶⁴².

Как учит свт. Григорий Палама и другие отцы исихастского направления, исцеление предполагает порядок действий, обратный тому, что имел место в падении праотцев, а именно: отъединение ума от рассудка и воссоединение его с сердцем-духом ради восстановления живой связи с Богом. И, как подчеркивает святитель, «мы узнали это не от людей, а от Самого Творца людей»⁶⁴³.

Поскольку «сердце является вместилищем словесной [мыслительной] части души», учит свт. Григорий, постольку мы должны стремиться возвратить ум в сердце, где он должен пребывать по своей природе». Для этого мы «вводим в душу ум, по сущности своей не отделенный от души»⁶⁴⁴, но отделившийся лишь по энергии⁶⁴⁵.

Как уже говорилось, после падения «сила души – ум, – хотя и духовна, но имеет местом пребывания своего головной мозг». Однако в молитве истинной⁶⁴⁶, умно-сердечной по действию Божией благодати «ум и дух... соединяются о Господе», и тогда «образуется в отделе сердца, где помещается сила словества, или дух, чудный, нерукотворенный, духовный храм Божий, Святая Святых»⁶⁴⁷. Тогда «ум, сердце, душа, тело, доселе рассеченные грехом, внезапно соединяются воедино», и поскольку такое соединение «произведено Господом, то оно есть вместе и соединение человека с самим собой, и соединение его с Господом... Без этого соединения с самим собой человек» не способен к «какому-либо духовному, Божественному состоянию»⁶⁴⁸.

Единение «человека с самим собой» подразумевает «обращение ума к самому себе» при «введении ума в сердце», – тогда происходит «его возвращение к Богу»⁶⁴⁹. Ум, говорят святые отцы, «входит в самого себя» и тогда «восходит к мысли о Боге»⁶⁵⁰.

Что означает такое вхождение в себя? То, что уже было с разных сторон изъяснено: обращение ума «к себе», вхождение «в себя» – это возврат законного порядка. Расставшийся с рассудком ум, воссоединяясь с духом и «возбуждая его от сна смертного»⁶⁵¹, становится цельным, становится самим собой, приходит в свое естественное состояние, полученное при сотворении. «Когда ум в сердце – это и есть сочетание ума с сердцем, представляющее целость нашего духовного организма»⁶⁵².

В этом, по сути, и состоит исцеление, – так в основном восстанавливается поврежденный грехопадением образ Божий. Теперь, и только теперь, душа человеческая способна «восходить к Богу» в духе и истине⁶⁵³.

Такое «обращение ума к себе есть бдение о себе, и его возвращение к Богу совершается через молитву»⁶⁵⁴. «Бдение о себе» – это умно-сердечное трезвение, молитвенный самоконтроль, который становится возможным после соединения ума с духом. Трезвение, очищая ум, позволяет молитве «взойти» к Богу.

Теперь соединяющийся с Господом действительно становится один дух с Господом⁶⁵⁵. Это «и есть лучшее и наиболее свойственное уму действие (энергия), через которое он превосходит иногда сам себя, соединяясь с Богом»⁶⁵⁶, богообщаясь и обоживаясь от Него. Возвращена созерцательная способность, открыт путь к вышеестественному бытию⁶⁵⁷.

Наш краткий обзор святоотеческого учения позволяет составить антропологическую картину событий, приведших человека к духовной смерти, отражающую его нынешнее положение и указующую предлежащий путь. Можем заключить, что состояние души и бытия человека проходит четыре фазы: естественное состояние Адама до грехопадения; состояние нижеестественное после падения; возвращение возрожденной во Христе души к естественному состоянию по восстановлении в ней образа Божия; восхождение в состояние вышеестественное. Теперь подытожим основные положения святоотеческой мысли, рассмотренные в последних главах, и отметим, каким образом изменяется в разных бытийных фазах состояние и структура мыслительной силы человека.

Ум в естественном своем состоянии бывает цельным – он слит воедино с духом и удерживается в сердце, откуда устремляется в чистой молитве к Богу и поддерживает с Ним живое общение. Вместе с тем ум может параллельно с молитвой, не покидая сердце, не разделяясь с духом и, соответственно, не разлучаясь с Богом, участвовать в общей работе с рассудком, одухотворяя всю его деятельность.

При постоянном богообщении благодать, пронизывая дух, напитывает сердце и освящает неразумные силы души, отчего чувства и волеизъявления человека одухотворяются, оставаясь всегда богоугодными. В таком положении духовный человек способен совмещать непрестанное пребывание в молитве с любым повседневным трудом и творческим делом, с умственными занятиями, общественным служением, полноценным общением с людьми.

Все радикально меняется при низвержении в нижеестественное состояние. Нарушая заповедь, первые люди действуют своевольно, отказываясь следовать воле Бога. Разнонаправленность волеизъявлений разрушает живой союз: возжелав иного, человек устремляет свое внимание в ином направлении и, как следствие, ум отворачивается от Бога, а значит, перестает созерцать Его лицем к Лицу⁶⁵⁸. Личное богообщение пресекается. В тот же миг ум и дух человека теряют свое единство. До сих пор связь с Богом поддерживала связь ума с духом, благодать скрепляла их брачный союз. Теперь не связанные силой свыше ум и дух утрачивают свою цельность, распадаются и существуют раздельно.

Отсюда можно вывести закон: вне Бога неизбежен распад духовный. Вне богообщения ум распадается на составляющие: на сущностное и энергийное начала. Это и позволяет говорить о «духовном параличе» и «духовной смерти», поражающей душу, призванную от сотворения «жить в единстве с Богом»⁶⁵⁹.

Итак, «через ослушание заповеди Божией ум помрачился» и в помрачении своем «отождествился⁶⁶⁰ с рассудком»⁶⁶¹. Он во многом ему уподобился: стал зависеть от органов чувств, от неразумных сил души, от влияний, попечений и впечатлений дольнего мира. Такое отождествление выразилось в том, что локализация умственной энергии сместилась из сердца в сферу рассудка, и теперь «ум присутствует в головном мозге»⁶⁶². В результате этого деформировалось устроение самой мыслительной силы. Оно изменилось качественно и структурно. Можно представить эту перемену в виде формулы, отражающей состояния до (а) и после (б) грехопадения:

а) мыслительная сила = ум-дух + рассудок;

б) мыслительная сила = ум-рассудок + дух.

И хотя, как ранее говорилось, мыслительная сила менее других повреждена в грехопадении, все же последствия ее деформации оказались убийственными для духовного организма – дух омертвел после оттока умственной энергии от сердца к мозгу. Обесточенный, недееспособный, он уподобился мертвецу⁶⁶³.

Слияние ума с рассудком превратило мыслительную силу в некое новое образование, не способное к руководству неразумными силами души. Теперь вместо троицы ум-дух-Бог образуется триада ум-рассудок-мiр. В таком виде «ум не в состоянии восходить к Богу»⁶⁶⁴, невозможна молитва в духе, недоступно ни прямое богообщение, ни богосозерцание. Человек превратился из существа умно-духовного в умно-рассудочное, стал человеком душевным, не способным разуметь того, что от Духа⁶⁶⁵.

Далее предлежит человеку то, о чем уже нами сказано: возвращение ума в сердце и возвращение к жизни духа. Результатом станет исцеление мыслительной силы, ибо «отделение ума от рассудка есть признак духовного здоровья человека»⁶⁶⁶.

* * *

Подводя итог, кратко напомним о возможностях нашего душевно-духовного организма в зависимости от уровня бытия, на котором находимся.

У человека при естественном устроении души его умственная сущность и энергия образуют единое целое, и соединение ума с сердцем-духом остается постоянным. Энергия ума истекает из сердца-духа, как из источника, устремляясь по направлению к различным объектам внимания. Такому человеку доступны любые виды молитвенных состояний.

Во-первых, он может направить весь поток мыслительной силы в духовный мир и, при содействии благодати, войти в созерцание, утратив чувственное восприятие земного мира. В другом случае он может, полноценно внимая умом Богу в молитве, одновременно взаимодействовать с внешним миром посредством рассудка. Если же он полностью переключится на земные дела, требующие участия ума и рассудка, то и тут сохранит молитвенное состояние и духовную связь с Богом, за счет того, что источник умственной энергии остается в сердце и оттуда она истекает.

В падшем, нижеестественном, состоянии все обстоит иначе. Поскольку источник умственной энергии вследствие грехопадения переместился в область головы, то теперь оттуда она и истекает, направляясь к объектам внимания – как вне тела, так и внутри него.

Например, если направить внимание в книгу или на луну, то умно-рассудочная энергия устремится из головы во внешнее пространство. Если же предмет внимания находится вне поля зрения, то образ его извлекается из архивов памяти и энергия расходуется на процесс воображения. Когда, обучаясь умной молитве, человек сводит ум в сердце, удерживает его там, тогда энергия из головы устремляется в область сердца. Мы словно заглядываем в него сверху вниз. Но источник по-прежнему остается в мозге. Так будет до той поры, пока благодать не соединит ум с сердцем в единое целое.

По преимуществу внимание людей, не занятых молитвой, пребывает в парении: оно блуждает, перетекая с предмета на предмет в окружающем пространстве, бесполезно рассеивая свою энергию, либо столь же тщетно расточает ее, паря в вообразительных мечтаниях.

Молитва, совершаемая поклонением в духе и истине⁶⁶⁷, молитва умно-сердечная вовлекает в обращение к Богу все три начала разумной части души: дух, ум и рассудок. В таком составе мыслительная сила, напитанная духовным сердечным чувством и движимая волевым усилием, направляется через дух к Духу Богу. Такая молитва, в которой одухотворены и мысль, и чувство, и волевое напряжение, есть живая духовная сила, она органично проникает в духовный мир, как в свою родную стихию, и живо приемлется сродным ей Духом.

Ум выступает здесь связующим началом, через себя соединяя в сердце рассудок и с чувством, и с духом: внимание ума впитывает в себя молитвенную мысль рассудка и доставляет в сердце, где она оживляется чувством и освящается веянием духа. В своем взаимодействии силы души образуют триединое целое, – в таком виде душа уже готова ко всецелому посвящению себя Богу.

Таинство соединения с Творцом через соединение ума с духом имеет у отцов Церкви богословское обоснование. Умное делание приводит душу к «троякому единству», через которое она некоторым образом уподобляется Троичному Богу, что и позволяет ей войти в живое соприкосновение с Господом.

Когда в молитве ум и рассудок, «составляющие отдельные проявления» мыслительной силы, сливаются воедино с нашим духом, то через это бывает в душе «напечатлен образ Триипостасного Божества»⁶⁶⁸. Когда в молитве «ум, разум [рассудок] и дух припадают к Богу... тогда весь внутренний человек служит Богу⁶⁶⁹»⁶⁷⁰.

«Душа трехчастна, будучи умом, пользуясь словом [рассудком] и духом», и когда все они «преестественно составляют единое и представляют нам истинное подобие Триипостасного Единого Божества», тогда «мы воспеваем Троицу тройчески: мысленно, словесно и духовно»⁶⁷¹.

«Чистая молитва, соединив в себе ум, внутреннее слово и дух, словом имя Божие призывает, умом воззревает без парения к призываемому Богу, духом-сердцем являет сокрушение, смирение, любовь – и таким образом преклоняет к себе безначальную Троицу»⁶⁷².

Вновь видим в молитвенном единении слово внутреннее как проявление рассудка, ум как внимание созерцательного ока и дух как чувство духовное, а душа, уподобляясь Божественной Троичности, становится сродной Господу и потому легко принимается Им в общение.

По выражению свт. Григория Паламы, в молитве истинной «единичный ум бывает тройственным, пребывая единичным»⁶⁷³. Иначе говоря, «единство ума становится трояким, оставаясь единым, когда [ум] обращается к самому себе и посредством самого себя возвышается к Богу»⁶⁷⁴. «Трояким» – означает «тройственным и одновременно единым по образу Святой Троицы»⁶⁷⁵. А возвышение к Богу «посредством самого себя» есть движение умственной энергии в духе.

«Бывает же единичный ум тройственным, пребывая единым», когда «возвращен к себе самому», то есть при соединении ума с духом, «а восхождение его к Богу производится молитвою», то есть внутренним словом рассудка⁶⁷⁶. Итак, в единстве трех этих начал душа в истинной молитве уподобляется Троице.

Между этой богообразной троицей и Святой Троицей естественным образом возникает родство: через «обращение к себе» и молитвенное восхождение ум «становится родственным Богу»⁶⁷⁷.

И «тогда он соединяется с Богоначальной Тройческой еди’ницей»⁶⁷⁸, и тогда же «божественным осиявается Светом». В его обоживающих лучах мы, восходя «превыше нас самих... всецело становимся невещественной и умной энергией»⁶⁷⁹.