Отдел 5. Отношение церкви к государству и к лицам, к ней не принадлежащим.

Христианское учение говорит, что церковь основана Самим Богом; но оно говорит также, что и государство имеет свое начало в предначертаниях промысла Божия о мире. Следовательно, как та, так и другое являются божественными установлениями, и целью их являются временное и вечное благо человека.

О божественном установлении церкви говорит христианская догматика. Она учит, что Христос основал церковь, что она есть духовное царство, что она не ограничена ни временем, ни местом, что цель ее составляет спасение всех людей и соединение их с Богом и что, согласно этой цели, она располагает и своими особыми средствами, которые во всех отношениях отличаются от средств мирской власти²⁴²³. Это догматическое учение о церкви церковное право принимает, как готовую схему, на основании которой оно и рассматривает юридическое значение церкви в мире. И насколько полно христианское учение в этом отношении, настолько оно полно и относительно государства и государственной власти.

Бог есть Творец не только человека, но и общества. Он вложил в самую природу человека любовь к общественной жизни, вселил в человека стремление к общению с другими людьми. В сотворении жены, данной Богом человеку в качестве друга, мы видим первый акт в предначертаниях Божиих об обществе. Союз мужа с женою, брак, был основою семьи. Но эта первая семья не могла остаться ограниченною тесным кругом мужа и жены и их непосредственных потомков, а естественно должна была расшириться за пределы семейства и постепенно составить большую общественную единицу. Так как человек создан по образу Божию и главною целью первого человека было прославление своего Создателя, то и главная цель общества, произошедшего от этого человека, есть та же, и это составляет, уже по естественному закону, главнейшую потребность общества, необходимое стремление всех людей. Это стремление человека, вселенное ему в сердце Богом, переродилось, вследствие падения человека, в стремление прославлять, вместо Бога, себя самого. Этим был уже нарушен первобытный порядок общества, и человек оказался предоставленным самому себе и своей судьбе. Общество сошло с пути, предначертанного ему Богом, и пошло по пути, который ему указывал его ограниченный ум, стремясь к неопределенной цели и подвергаясь временным случайностям. Но Бог, по вечной Своей премудрости и безграничной благости, не захотел оставить человека и общество в таком неопределенном положении, и, умилосердившись над своим созданием, обещал ему послать Искупителя «когда наступит полнота времени»; а между тем, вместо первобытного устройства, Он в первом же семействе установил власть мужа над женою и тем власть главы семьи над всеми остальными членами ее. Этим тотчас же после падения человека и в самом начале общественной жизни в мире было положено основание верховной власти одного над другими, ограничено самоволие отдельных лиц волею верховной власти одного. От семьи власть человека переходит в господство над миром и владение им в силу положительной заповеди Божией, во имя власти Божией. Следовательно, первое семейство положило основание государству, сообщив ему те свойства, которые оно само получило и имело. Так как устройство семьи основывается на законе человеческом и по законам человеческим управляется, а верховною властью в семье пользуется по заповеди Божией старший в ней, то и государство, получившее начало от семьи, управляется человеческими законами; а для того, чтобы в государственном устройстве господствовал порядок, для направления человеческих законов, на которых держится это устройство, к цели, предначертанной промыслом Божиим, Бог даровал как и первому главе семьи, государственной власти силу, чтобы она рукою, вооруженною мечем правды и справедливости, вела людей во имя Его благим путем.

Только что сказанное нами есть истина, о которой свидетельствует Св. Писание, как Ветхого, так и Нового Завета. «Да увидят живущии, яко владеет Вышний царством человеческим, и ему же восхощет, даст е», говорит Господь устами пророка Даниила²⁴²⁴. «Мною царие царствуют, и сильнии пишут правду; мною вельможи величаются, и властители держат землю»²⁴²⁵. «Слышите убо царие и разумейте, научитеся судии концев земли… яко дана есть от Господа держава вам и сила от Вышнего»...²⁴²⁶. Так и подобно этому говорить Св. Писание Ветхого завета, повествуя нам о Боге, Который поставил каждому народу вождя и которого жребий – Израиль²⁴²⁷. И то, чему учит нас Св. Писание Ветхого завета, подтвердил Иисус Христос своим учением и жизнью, подтвердили Его апостолы, подтвердила христианская церковь всех веков. Христос, владыка неба и земли, подчиняется власти Пилата, так как признает, что власть, которою Пилат пользуется, дана ему Богом: «не имаши власти ни единыя на мне, аще не бы ти дана свыше», сказал Христос Пилату, когда тот указал ему на свою власть²⁴²⁸. Эту мысль вечной истины подробно развил в своих посланиях великий апостол народов – Павел. Он пишет римлянам: «всяка душа властем предержащим да повинуется: несть бо власть, аще не от Бога; сущия же власти от Бога учинены суть. Тем же противляяйся власти, Божию повелению противляется; противляющиися же себе грех приемлют. Князи бо не суть боязнь добрым делом, но злым. Хощеши же ли не боятися власти? благое твори, и имети будеши похвалу от него: Божий бо слуга есть, тебе во благое. Аще ли злое твориши, бойся: не бо всуе меч носит; Божий бо слуга есть, отмстити в гнев злое творящему. Темже потреба повиноватися не токмо за гнев, но и за совесть»²⁴²⁹. В том же смысле пишет в первом своем послании и апостол Петр: «повинитеся убо всякому человечу начальству Господа ради: аще царю, яко преобладающу; аще ли же князем, яко от него посланным, во отмщение убо злодеем, похвалу же благотворцем: яко тако есть воля Божия…»²⁴³⁰. Следовательно, Бог есть основатель всякого земного царства, а потому всякий человек без различия обязан покоряться государственной власти, поставленной над ним, каковы бы ни были образ и устройство этой власти. Цель всякого законодательства, по своей сущности, состоит в том, чтобы везде господствовала правда, и, следовательно, утверждение этой правды среди людей во всех их отношениях составляет первую задачу тех, которым Господь вверил управление земными царствами. Это учение Св. Писания Нового завета тем более имеет значение, что государственная власть, о которой говорить ап. Павел, была не христианская, а языческая, преследовавшая всякого, кто не хотел поклоняться языческим богам, и между тем Св. Писание все-таки признает, что она от Бога, и учить христиан покоряться ей, «несть бо власть, аще не от Бога, сущыя же власти от Бога учинены суть», Отцы церкви, толкователи слова Божия, единогласно проповедуют божественное установление государственной власти²⁴³¹, и между ними Августин положительно говорит, что все государства земные установлены Божиим промыслом²⁴³². Мысль эта вкоренилась в человеческое сознание всех веков и проникла всех бывших и современных государей, которые считают себя монархами «Божией милостью». Признавая божественное установление государственной власти, церковь в своих ежедневных молитвах молится за государя данной страны, как за помазанника Божия, и на каждой литургии вынимает особую частицу о здравии и спасении его²⁴³³. А в канонических постановлениях своих подвергает, как простых верных, так и членов клира самым тяжелым духовным наказаниям за нанесение оскорбления помазаннику Божию²⁴³⁴.

Из сказанного ясно видно учение христианской церкви о государстве и государственной власти. Признается божественное установление ее, проповедуется и налагается, в качестве обязанности, полная покорность ей и осуждается всякое, даже малейшее, непослушание ей, не смотря на веру, исповедуемую носителем этой власти. Это постановление церкви о повиновении государственной власти имеет общее значение, и потому отказ в этом повиновении со стороны христианских подданных на основании того, что государь не исповедует их веры, никогда и ни в каком случае не может быть оправдан. «Сущия… власти от Бога учинены суть», и христианин уже потому, что они от Бога, должен, по учению своей церкви, без сомнений признавать их и покоряться им.

Несмотря на то, что и церковная, и государственная власть исходят из одного источника, источника божественного, они все-таки существенно различаются между собою и каждая сама по себе самостоятельна и независима в своей области.

Они различаются между собою по самому установлению их. Церковь основал²⁴³⁵ непосредственно Бог и дал ей определенное устройство²⁴³⁶; отдельные же государства основаны Богом посредственно, именно чрез то стремление к общественной жизни, которое Он вселил в природу человека и в котором лежит начало и государств, получивших под воздействием человеческих законов то или другое собственное внутреннее устройство²⁴³⁷. Затем, церковь и государство различаются по пространству, так как церковь не ограничена ни временем, ни местом; она предназначена для всех народов мира, а государство ограничивается известным пространством, известным народом. При этом, церковь есть и может быть только одна в строгом смысле, а государств множество; она неизменяема и постоянна, а последние этих свойств не имеют, ибо возникают и уничтожаются, тогда как церковь будет существовать до века. Далее церковь и государство различаются между собою и по объекту, так как государство имеет дело с человеком, насколько он человек вообще, а церковь – насколько он христианин, часть тела Христова. Но главное различие между ними состоит в цели той и другого: церковь имеет целью приготовить человека к будущей жизни, а государство – обеспечить ему мирную, устроенную жизнь на земле. Согласно с этими частными целями, оба они располагают и своими частными средствами: церковь, как царство духовное, располагает средствами духовными. а государство средствами земными. По учению православной церкви, ни при каких обстоятельствах церковь не может пользоваться земными средствами для своих целей и употреблять материальную силу для обращения кого-либо в христианство, или насильственно отстаивать права свои в том случае, когда государство их оспаривает и не признает.

В силу этого различия между церковью и государством, оба они сами по себе самостоятельны и независимы в своей области.

Цель церкви, как мы упомянули, есть спасение всех людей и соединение их с Богом, почему такого рода цель, очевидно, не может быть подчинена никакой другой цели. Цель эту поставил церкви сам Бог, следовательно, в осуществлении ее она должна быть безусловно независима и самостоятельна. По своей основе, церковь есть кафолическая, и если бы она не была такою, то перестала бы быть тем, что она есть; это случилось бы, если бы она должна была зависеть от государства и не была бы вполне самостоятельною и свободною в проповедовании своего учения во всякое время и всем народам. Христос точно начертал границы между церковью и государством, когда сказал, что Богу должно отдавать Божие, а кесарю – кесарево, указывая этим на независимость Своей церкви. На эту же независимость и свободу церкви ясно указали и апостолы, когда иудейский синедрион в Иерусалиме хотел воспретить им проповедь во имя Христово: «аще праведно есть пред Богом вас послушати паче, нежели Бога, судите… повиновитися подобает Богови паче, нежели человеком»²⁴³⁸. Ту же независимость и свободу церковь выражала и защищала и после апостолов, и всего решительнее тогда, когда со стороны государства были гонения и когда оно насильно хотело лишить ее свободы.

Как независима и самостоятельна в своей области церковь, так независимо и самостоятельно в своей области и государство. Оно преследует свою определенную цель, которая состоит в земном благе человека. В осуществлении этого блага никто не может воспрепятствовать государству, и никто не имеет права влиять на то, что оно делает в этом направлении. Государство может нравственно зависеть от общественных и национальных условий, при которых существует; но юридически его власть вполне независима от всякой другой власти, а, следовательно, и от церковной. В случаях, когда государственная власть поступает несогласно с нравственными требованиями, церковь имеет обязанность и право протестовать и повлиять на государственную власть, чтобы она оставила случайно принятое направление; но государственная власть, как может принять, так может и отвергнуть влияние церкви и действовать совершенно самостоятельно, а церковь должна удовлетвориться тем, что исполнила свой долг, и терпеливо переносить действие закона, нарушающего вечную правду, пока ненормальное состояние продолжается в государстве. Как государство не имеет права вмешиваться в дела, касающиеся спасения души, так не имеет права и церковь вмешиваться в дела, которыми управляет государственная власть по своим государственным соображениям. Вполне самостоятельна в своей области должна быть церковь, и вполне же самостоятельно в своей области должно быть и государство. Для того, чтобы дела, подлежащие церковной или государственной власти, не смешивались, и чтобы церковь не теряла своего духовного характера и не приходила в столкновение с государственною властью, она особыми законодательными постановлениями запретила своим служителям входить в какие бы то ни было мирские дела. Апостольский 6 канон говорит: «епископ, или пресвитер, или диакон, да не приемлет на себя мирских попечений; иначе да будет низвержен из священного чина». Апостольский 81 кан. повторяет тоже самое: «сказали мы, что не подобает епископу, или пресвитеру вмешиваться в народное управление, но неопустительно быть при делах церковных. Итак, или да будет убежден этого не делать, или да будет извержен. Ибо «никтоже может двум господам работати» по Господней заповеди». В том же смысле говорит и 83 ап. канон: «епископ, или пресвитер, или диакон, в воинском деле упражняющийся и хотящий удержать то и другое, т. е. римскую службу и священническую должность, да будет извержен из священного чина, ибо «кесарева кесареви и Божия Богови». Седьмой Вселенский собор напоминает эти Апостольские каноны тем лицам, которые, хотя принадлежали к священству, но пренебрегали своим священническим служением и с большою охотою занимались мирскими делами, и, подтверждая наказания, определенные для таких священнослужителей, заканчивает свой 10 канон так: «лучше пусть идет учить детей и своих домашних, читая им божественное писание, ибо для этого получил и священство».

Указанное различие между церковью и государством и самостоятельность их не только не исключает, но как раз определяет взаимное их отношение в мире. Церковь не есть царство от мира сего, но она в мире, и члены ее должны в то же время быть членами и государства, следовательно, подлежать как церковным, так и гражданским законам. Но каково же, по основному учению православной церкви, это отношение между церковью и государством?

Если проследить предписания в строгом смысле положительного права православной церкви, то это отношение не может быть иным, как тесною связью между государством и церковью, т. е. взаимною поддержкою и взаимным дополнением в том, чего, то или другое, из этих учреждений, по своим свойствам, не имеет в себе, и чем не может располагать для достижения одной общей цели, временного и вечного блага человека. Эта связь между церковью и государством точно нормирована, как правом, так и церковною практикой древнего времени; и она всегда приносила благо человечеству, когда церковная и государственная власть строго держались начертанных для них этим правом границ и когда они, в видах достижения общей цели, совместно развивали свою деятельность. Но не всегда было так, и потому именно, что носители власти, как церковной, так и государственной, не всегда были проникнуты чистою идеей высокого призвания церкви в мире.

Но своему призванию, церковь имеет своею задачею в мире обратить все народы к истинному Богу, проповедать им вечную истину, научить их любить Бога и ближних, как самих себя, не делать другим того, чего себе не желают, прощать своим врагам, уклоняться от всякого зла, презирать земные наслаждения, чтобы они стали святыми и соединились с Богом. Такая задача церкви, очевидно, имеет чисто нравственный характер, почему она и не может пользоваться никакими земными средствами для осуществления этой задачи, а лишь средствами духовными, в уверенности, что должно прийти время, когда мир познает и проникнется возвышенностью духовного начала церкви. К осуществлению своей задачи церковь всегда шла и идет смело и решительно, не обращая внимания ни на какие препятствия, поставляемые ей миром на ее пути. Ее основал Христос ради человека, ради общества; но если она встретит в мирском обществе противодействие своей цели, или встретит, что в том или другом государстве главною мировою задачею считается достижение высшего земного наслаждения, что возвышенная идея вечности оставлена и мирские учреждения противоречат религиозным и нравственным истинам, проповедуемым церковью, – в таком случае не может быть связи между церковью и государством, не может быть того единства, которое необходимо для общего блага человечества, а может быть только такое отношение между ними, какое допускают временные мирские условия. Вообще, как самостоятельное установление, имеющее свою строго определенную цель и свои особые средства; мудро и решительно употребляемые для достижения этой цели своей в мире, церковь занимала и занимает и в настоящее время в отношении к тому или другому государству то положение, какое примет относительно ее известное государство. Для нее совершенно безразлично, какое государственное устройство господствует в этом государстве. В представителе государственной власти она видит помазанника Божия, уполномоченного на управление государством, и учит чад своих покоряться этой власти. Но в то же время она смело исполняет свое божественное призвание, и от государства зависит пользоваться или не пользоваться трудами церкви в вопросах, касающихся счастья и преуспеяния народа. Если государство проникнулось возвышенностью призвания церкви, понимает, что церковь может только благотворно влиять на благо народа, и поддерживает ее, облегчая ей исполнение ее призвания, тогда и церковь помогает государственной власти, и в государстве между церковною и государственною властью царствует та гармония, которая всегда приносила обществу одно только благо. Если же государство по отношению к церкви займет, неопределенное положение и предоставит ее самой себе, то и в этом случае вред произойдет не для церкви, а для самого же государства, не желающего пользоваться тем нравственным оружием, которое находится в руках церкви и которым государство никогда не может располагать, каким бы прогрессивным оно ни считалось и сколько бы ни проявляло своих гуманных принципов, которыми руководится. До сих пор еще история не указала нам, чтобы прогресс и гуманность без христианства имели серьезное значение, а проникнутые христианством они значат все, и только через христианство получают устойчивость. Зло, следовательно, произойдет только для государства при упомянутом отношении его к церкви. Церковь потерпит при этом, быть может, с внешней стороны, не имея государственной поддержки, необходимой ей для облегчения исполнения ее призвания и для согласного с последним развития и действия в человеческом обществе, но в себе самой она нимало не пострадает, причем еще более выяснится ее высокое значение и внутренняя сила, так как она и без государственной помощи может держаться и действовать, как самостоятельная сила.

Когда государство станет относительно церкви в неприязненное, враждебное положение, то, в таком случае, церковь займет положение, обусловливаемое обстоятельствами, сосредоточится в себе самой и будет терпеливо ожидать времени, когда наступит победа правды Божией; но она никогда не перестанет проповедовать свое учение и, если будет вызвана на борьбу, станет бороться своим духовным оружием решительно и до конца, хотя бы были потеряны для нее тысячи ее сынов, твердо веруя, что рано или поздно окончательная победа должна быть на ее стороне. Как сила духовная, самостоятельная, церковь может существовать и вне государства, может употреблять для осуществления своих целей собственные духовные средства, без нужды в помощи государства с его земными средствами; но государство, как сила земная, не может долго существовать без духовной, нравственной силы, так как обратится тогда в общество людей, которые, не имея нравственной опоры, живут простою физическою силою, подобно животным. Нравственная сила содержится в церкви христианской, и если это так, -а никто в мире не в состоянии доказать, что это не так, – то и церковь, как бы она ни была гонима государством, может с полною надеждою мирно ожидать время, когда само государство в своих интересах присоединится к ней и будет пользоваться тою нравственною силою, которою в безусловном смысле располагает только церковь. Даже и в таком положении, будучи гонима государством, церковь никогда ни на минуту не отступит от основного своего учения о начале и значении государственной власти и не будет побуждать своих членов к сопротивлению этой власти, или направлять их к достижению силою того, чем они не пользуются в известном государстве наравне с иноверными подданными. Царство Христово есть царство не политической свободы, а духовной, свободы истины, свободы от заблуждений и зла; а эту свободу никогда не будет в состоянии отнять у церкви никакая земная сила, никакое государство.

Такова основная, принципиальная точка зрения церкви по вопросу об отношении между нею и государством. С этой принципиальной точки зрения невозможно столкновение между церковью и государством, между властью государственною и церковною, или точнее, невозможно, чтобы церковь вызвала столкновение с государством, если же столкновения случались и случаются, то это происходит от того, что основная точка зрения на дело оставляется в стороне и дается воля человеческим страстям, когда именно та или другая власть преступает границы своей области и стремится получить преобладание над другою. При рассмотрении истории церкви вообще, нельзя не заметить, что столкновений между церковью и государством в восточной церкви было совсем мало, сравнительно с числом столкновений на Западе; и здесь они были вызываемы большею частью церковною властью, в то время как в восточной церкви их всегда вызывала власть государственная. Это, впрочем, объясняется новым церковным устройством, которое утвердилось на Западе после разделения церквей.

Известно, что было причиною столкновения между папою Григорием VII и Генрихом IV, между Иоанном ХХII и Людовиком Баварским и т. д. То же самое вызвало и эту систему церковного устройства, совершенно отличного в настоящее время в протестантстве от устройства церкви апостольского времени и последующих веков. Провозглашением принципа, что государственная власть должна во всем подчиниться указаниям церковной власти, и что государи должны быть в зависимости от римского первосвященника, который в известных случаях имеет право лишить их престола и подданных разрешить от присяги, – провозглашением этого и тому подобных принципов должен был создаться на Западе иной взгляд на отношения между церковью и государством, взгляд совершенно новый в сравнении с принципиальною точкою зрения, господствовавшею в церкви в первые десять веков. Против этих принципов явилась острая реакция, особенно во Франции, в римско-католической Германии и Австрии: в первой при Людовике XIV, во второй в половине ХVIII века, а в третьей при императоре Иосифе II в последней четверти того же века. В чем выразилась эта реакция, говорят нам провозглашенные на большом соборе французского клира в 1681 г., под председательством известного Bossuet, четыре пункта, известные под названием «Declaratio cleri gallicani», а именно: 1) св. Петру и его наследникам дана власть в делах духовных, а не мирских, 2) папа зависит от собора, 3) пользование папскою властью ограничено канонами и предписаниями положительного права, имеющего силу во Франции, и 4) религиозные постановления папы не могут быть изменены только тогда, когда они приняты и одобрены всею церковью. В том же направлении высказалась римско-католическая Германия в лице своего ученого епископа Гонтгейма, который издал свое сочинение по этому вопросу в 1763 г. под псевдонимом Феброния; то же самое произошло в Австрии, когда Иосиф II подчинил своему placet постановления церковной власти. Первый протест получил наименование галликнизма, второй – фебронианизма и третий – иозефинизма. Эти взгляды на отношение между церковью и государством явились на практической почве; но они получили и теоретическое развитие и создали на Западе несколько особых систем, которые некоторые лица взялись доказать научно. Явилась иерократическая система, отрицающая за государством безусловно всякую самостоятельность, и в противоположность ей – система территориальная с девизом «cujus est regio, illius et religion». Борьба между последователями той и другой системы велась на жизнь и смерть; наконец, чтобы положить ей пределы, был провозглашен принцип «о свободной церкви в свободном государстве», усвоенный Кавуром в отношении Италии, чем имелось в виду разрушить всякую связь между государством и церковью, так чтобы ни государство не имело никакого влияния на дела церкви, ни церковь не имела права искать помощи от государства и еще того менее влиять на его дела.

Излишне анализировать эти теории и доказывать, что напр. последняя – «о свободной церкви в свободном государстве» противоречит законам самой природы, по которым совершенно невозможно, чтобы одна свободная сила существовала в другой свободной силе. Теории эти были неизбежными явлениями в истории жизни западной церкви и обусловлены ее устройством. В восточной церкви таких явлений не было и не может быть. Бывали, конечно, и здесь столкновения между церковною и государственною властью, но они, во первых, были очень редки, а затем и вызывались не церковною, а всегда государственною властью, и только тогда, когда государственная власть требовала от церкви одобрения какого либо действия, идущего в разрез с положительным правом церкви, или когда государственная власть желала сама по себе ввести в церковное устройство что либо несогласное с основным устройством и с историческою жизнью церкви, обходя церковную власть и установляя то, в чем компетентна прежде всего церковная власть. Как пример, можно привести из истории византийской империи столкновения при императоре Льве VI в начале десятого века, или при Михаиле Палеологе во второй половине XIII столетия. Эти и подобные столкновения в восточной церкви, хотя и произвели в свое время общественные беспорядки, но никогда не заходили так далеко, чтобы могли создать какую-нибудь новую теорию об отношениях церкви к государству, или повредить основной принцип древней церкви в этом вопросе – принцип совместной деятельности и тесной связи, между церковью и государством, но без подчинения одной власти другой и не в силу договора или, как говорят на Западе, «конкордарта», по которому в течении определенного времени существовали бы между церковью и государством одни отношения, заменявшиеся, затем, с переменою обстоятельств другими.

Совместная деятельность и связь церкви с государством, это есть учение, опирающееся на Св. Писании, всегда проповедовавшееся православною церковью и проникнувшее и в ее право. «И будут царие кормители твои», предсказано о церкви еще в Ветхом завете пророком Исаией²⁴³⁹, и они будут хранителями веры и заповедей Божиих²⁴⁴⁰, и этим было положено основание связи, долженствующей существовать между государственною властью и церковью. Соответствующие места из посланий ап. Павла по этому вопросу были приведены выше. Отцы церкви идеализируют эту связь и это согласие, указывая на самостоятельность той и другой власти в своей области и на их сходство между собою, что и полагают в основание их взаимных отношений²⁴⁴¹. Златоуст, изъясняя выше приведенное место послания ап. Павла к римлянам, указывает обязанность епископа повиноваться государственной власти; а в толковании на послание к коринфянам упоминает о покорности, которую должна оказывать государственная власть по отношению к церкви, чем и объясняет, как взаимную связь между властями, так и характер этой связи²⁴⁴². Епископ подчиняется государственной власти, как подданный государству, а не потому, чтобы епископская власть его исходила от представителя государственной власти; точно так же и представитель государственной власти повинуется епископу, как член церкви, как грешный человек, ищущий спасения от церкви, а не потому, чтобы власть его происходила от власти епископа. В этой подчиненности одной власти другой, церковной власти гражданской и наоборот, насколько ясно очерчивается их различие и самостоятельность, настолько и необходимость взаимной связи между ними, согласно признанию, того и другого высшего руководящего принципа в человечестве. В виду этой необходимой связи их для достижения общей цели, Христос и указал разницу между тем, что есть Божие, и тем, что – кесарево: государству требуется помощь со стороны церкви по делам духовным, ради той нравственной силы, которою можно удержать в подданных любовь и стремление к добру, а представителям церкви требуется помощь государства и государственных законов ради большей свободы и облегчения в распространении между людьми христианских понятий о благе и правде. Церковь призывает Божие благословение на представителя государственной власти и молится «о державе, победе, пребывании, мире, здравии и спасении его… наипаче поспешити и пособити ему во всех и покорити под нози его всякого врага и супостата»²⁴⁴³. Государство с своей стороны защищает интересы церкви и содействует свободному распространению ее нравственного влияния на общество, чтобы, благодаря этому, жизнь народов была счастливою.

Это отношение между церковью и государством получило торжественное выражение в нескольких случаях со стороны самих христианских государей. Феодосий II и Валентиниан III во время несторианских споров пишут епископам александрийским: «состояние нашего государства зависит от благочестия, так как между ними много общего и родственного. Они поддерживают одно другое и преуспевают одно преуспеянием другого, так что истинная вера светит правдою, а государство процветает, когда соединяет в себе и то, и другое. И мы, как государи, постановленные Богом быть защитниками благочестия и счастья наших подданных, всегда стараемся сохранить связь между ними нераздельною, служа промыслу Божию и людям, именно мы служим промыслу, когда заботимся о преуспеянии государства и, предавшись всецело попечению о подданных, направляем их к благочестивой вере и жизни, достойной верующих, и прилагаем должное старание о том и другом. Ибо невозможно, чтобы тот, кто заботится об одном (государстве), не думал так же и о другом (церкви)»²⁴⁴⁴. Император Юстиниан в своей 6 новелле еще яснее выражает тот же самый взгляд на отношение между церковью и государством: «величайшие блага, дарованные людям высшею благостью Божией, суть священство и царство, из которых первое (священство, церковная власть) заботится о божественных делах, а второе (царство, государственная власть) руководит и заботится о человеческих делах, а оба, одного и того же источника, составляют украшение человеческой жизни. Поэтому, ничто не лежит так на сердце царей, как честь священнослужителей, которые со своей стороны служат им, молясь непрестанно за них Богу. И если священство будет во всем благоустроено и угодно Богу, а государственная власть будет по правде управлять вверенным ей государством, то будет полное согласие между ними во всем, что служит на пользу и благо человеческого рода. Поэтому, мы прилагаем величайшее старание к охранению истинных догматов Божиих и чести священства надеясь получить чрез это великие блага от Бога и крепко держать те, которые имеем»²⁴⁴⁵. Юстиниан также издал в 530 г. закон, по которому церковные каноны должны иметь такую же силу, как и императорские законы, и что они (каноны) запрещают, то должны запрещать и законы императорские²⁴⁴⁶. Этот закон он подтвердил впоследствии своими новеллами 542 и 545 гг.²⁴⁴⁷. Между 879 и 886 г. была издана эпанагога императорских законов, в которой высказывается и подробно изъясняется взгляд на власть государственную и церковную в Константинополе и их взаимное отношение: «император есть законное начальство, благо всех подданных, которых награждает и наказывает без пристрастия. Его задача делать добро. Он должен приводить в действие все предписания Св. Писания, постановления семи Вселенских соборов и гражданские законы. В православии, именно в правом веровании во Святую Троицу и в ревности по вере, император должен отличаться перед всеми. В издании законов он должен обращать внимание на существующие обычаи, но никакой обычай, противоречащий канонам, не должен иметь значения. Патриарх есть живой образ Христа, обязанный и словом, и делом представлять истину. Его призвание состоит в заботе о спасении душ тех, которые ему вверены. Ему принадлежит право учительства и безбоязненная защита истины и веры пред императором. Император и патриарх, мирская власть и священство, относятся между собой, как тело и душа, необходимы для государственного устройства точно так же, как тело и душа в живом человеке. В связи и согласии их состоит благоденствие государства»²⁴⁴⁸. Этот взгляд на отношение между церковью и государственною властью был так укреплен в сознании церкви, что она всегда горько сетовала, когда он в том или ином случае колебался. После иконоборческих императоров, когда престол занял Константин с матерью своею Ириною и православие одержало победу, отцы VII Вселенского собора с восторгом приветствуют восстановление прежних отношений между церковью и государством, и в актах собора мы читаем следующее: «священник есть освящение и укрепление императорской власти, а императорская власть есть сила и поддержка священства... Священство хранит и заботится о небесном, а императорская власть посредством справедливых законов управляет земным. Теперь преграда пала, и желаемая связь восстановлена»²⁴⁴⁹. Этим была наложена каноническая печать на учение об отношении между двумя властями, которое проповедовала церковь древнего времени и которым проникнуты были, как отцы церкви, так и христианские государи.

При таком уважении и преданности церкви, при такой заботе о благе церкви и преуспеянии истинной веры, христианские государи могли – и церковь не находила в том ничего предосудительного – называть себя «божественными», законы свои также «божественными», «божественными» свои постановления и т. д.²⁴⁵⁰. И они делали это не в смысле своих языческих предшественников, и не потому, что желали присвоить себе власть над церковью, но потому, что верили в установление государственной власти Богом и желали своим подданным показать, как божественное установление их власти, так и то, что они владеют государством «Божией милостью». Церковь всегда считала и считает их таковыми, и посвящая их посредством особого своего чина и миропомазуя их на царство, она причисляет их к разряду священных лиц, на которых излита благодать Божия. Константин Великий в своей речи к отцам Никейского собора епископов называет, епископами в делах, касающихся внутренней жизни церкви, а себя – епископом в делах внешней церковной жизни, и отцы церкви не находят нужным что-либо заметить ему на это. Отцы Халкидонского собора приветствуют императора Маркиана, как «священника царя»²⁴⁵¹; а папа Лев Великий, этот строгий православный учитель, не стесняется признать власть государей священническою, проникнутых интересами церкви и заботящихся о ее преуспеянии. Об императоре Феодосии он говорит, что в нем не только царский, но и священнический дух, так как он созвал Эфесский собор и своими законами осудил еретиков²⁴⁵²; императора Маркиана называет «стражем веры» за осуждение Евтихия²⁴⁵³. Отцы церкви считали безусловною принадлежностью императорской власти, чтобы она была стражем веры, почему и обращались к этой власти каждый раз, когда требовалось утвердить какой-либо догмат веры против еретического учения; и императоры отзывались на подобное обращение к ним, видя в этом исполнение одной из обязанностей, вверенных им Самим Богом. Такое соображение имело свое основание не в том, будто отцы церкви считали, что истина Божия сама по себе имеет потребность в утверждении и охране со стороны императорской власти. Они, как и сами императоры, верили в эту истину, потому что она в самой себе уже заключала основу своего существования и потому что она вечна сама по себе; мысль уже о потребности утверждения и охранения чистоты веры императорскою властью вытекала из стремления укрепить, как временное, так и вечное благо человека, оберечь в людях все хорошее и благородное и предохранить их от всего дурного, могущего нарушить счастье общества и отклонить его от пути к вечной жизни. Человеческая природа слаба и не всякий в состоянии понять нравственные и религиозные соображения, по которым он должен охранять истины веры и нравственности, для этого необходимо, чтобы всякий боялся, кроме небесного, и земного наказания за нарушение этих истин; если же оставить человеческую природу без этого стеснения, то откроется дорога для всяких беспорядков в церкви, для беспорядка в обществе, а, следовательно, и в самом государстве. Необходимость государственной власти для сохранения чистоты веры признавалась во все века, и мысль об этой необходимости проникла в законодательство всех существующих в настоящее время государств²⁴⁵⁴.

Этим объясняется и то участие, которое императоры или их уполномоченные принимали в созывании, ведении и заключении Вселенских соборов. Императоры и их уполномоченные присутствовали на этих соборах не в качестве судей в вопросах веры и церковных начальников, но в качестве стражей мира и порядка в церкви с именем и правами защитника веры. «Бог постановил вас пастырями церкви, а потому вы должны разбирать все, что касается церкви Христовой», говорил Константин Великий епископам Никейского собора²⁴⁵⁵. Император Маркиан заявляет на Халкидонском соборе, что он хотел присутствовать на соборе для того, чтобы утвердить веру и обеспечить свободу деятельности собора, а не для того, чтобы показать свою власть и силу²⁴⁵⁶. Присутствуя лично на первом Никейском соборе, Константин Великий сам следил за ходом его занятий и, как охранитель порядка, умиротворял партии и направлял их на главный предмет, когда они уклонялись от него. Другие императоры, не присутствовавшие на соборах лично, доверяли это дело своим уполномоченным; в чем состояла задача последних, можно видеть из следующего послания Феодосия и Валентиниана отцам Третьего Вселенского собора: «много мы заботимся обо всем, что имеет общую пользу, а особенно о том, что относится к благочестию, ибо оно приносить людям и другие блага. Поэтому, мы раньше уже написали обо всем, что необходимо для того, чтобы вы собрались; так как должно заботиться и о порядке и мире, нужным при рассуждениях на вашем святом соборе, то мы и позаботились, чтобы собор в своих трудах не был обеспокоен ни с какой стороны. И хотя мы уверены, что вы не имеете потребности ни в какой внешней помощи для обеспечения и другим мира, но все же наша прилежная заботливость о благочестии побудила нас постараться и об этом. Ради этого мы возложили на самого высшего сановника нашего, Кандидиана, присутствовать на вашем святом соборе, но так, что он не должен вмешиваться в рассуждения о догматах, потому что, кто не епископ, не указано мешаться в дела церкви; кроме того, он должен удалять из города всякого, кто не имеет в нем дела...; он также будет стараться, чтобы споры в рассуждениях не перешли границ и чтобы от этого не пострадала истина, которую имеет разъяснить ваш собор, и не произошло какого либо крика, который воспрепятствовал бы быстрому открытию истины, но, чтобы всякий мирно выслушав, что говорить другой, или выразил согласие, или же привел противные доказательства. чтобы таким образом, посредством разбора мнений всех, без всякого препятствия прийти к общему заключению, и чтобы ваша святость утвердила неопровержимую истину. Наше величество нарочно приказало этому высшему сановнику нашему, Кандидиану, обращать внимание на то, чтобы никто не оставлял места, назначенного для рассуждений, ни ради того, чтобы возвратиться домой, ни ради того, чтобы отправиться к императору или в другое какое либо место; а также, чтобы кем-нибудь не был предложен какой либо новый церковный вопрос или выдвинуто какое-нибудь новое предложение, не относящееся к вопросу, стоящему на очереди, до тех пор, пока не будет решен этот главный вопрос, – а то, что нужно для достижения познания истины, все это, после всестороннего испытания, получит утверждение, приличное православному богопочитанию...»²⁴⁵⁷. На Четвертом Вселенском соборе некоторые приверженцы монофизитства, которых собору предстояло осудить, обратились к императору с воззванием, и император по поводу этого написал собору следующее: «если бы я сам хотел решать это дело, то не созывал бы собора... а теперь повелеваю, что должны повиноваться собору и научиться тому, чему следует научиться, и то, что решит святой собор, это меня закон, тому я следую, тому верую»²⁴⁵⁸.

Нет ничего противоречащего церковной власти, ни вообще ничего противоканонического и в тех собственноручных подписях, которыми императоры утверждали определения Вселенских соборов. Сами по себе подписи эти были ничто иное, как исполнение желания самой церковной власти, и по цели своей служили знаком того, что определения собора приняты, как положительные законы в государстве. Таким подтверждением соборных определений христианские императоры заявляли свою покорность этим определениям, как покорные сыны церкви; а как представители прав народа и охранители его блага и счастья, они этим обеспечивали пред церковью в отношении всех своих подданных, что церковные постановления и законы будут свято уважаемы, не будут подвергаться никаким нарушениям и послужат руководящим началом в жизни и деятельности всех членов государства. Государственная власть, в своем участии на Вселенских соборах являлась только как внешняя вспомогательная сила; а где оканчивалось это внешнее ее участие, там открывалась самостоятельная власть церкви.

Признавая это участие государственной власти в церковных делах, церковь признает его принципиально, и принцип этот не страдает от того обстоятельства, что в исторической жизни ее было несколько государей еретиков, своими постановлениями осуждавших православие и защищавших ересь. Новое учение, или скажем, какое-либо учение, проповедываемое в церкви новым образом, прежде чем будет признано ересью, требует продолжительного времени для того, чтобы оно всесторонне было исследовано, и чтобы вселенский голос церкви, на Вселенском соборе или посредством письменного соглашения всех ее первопредстоятелей, провозгласил его ересью. Но пока дело дойдет до этого, каких колебаний не бывает и в умах ученейших пастырей церкви, которые, проникнутые глубоким благочестием и высокою ученостью, прежде всего стремятся познать истину? В истории церкви не мало примеров, когда некоторые из самых выдающихся пастырей церкви склонялись к тому или другому еретическому учению и даже письменно защищали его, пока голос Вселенской Церкви не осуждал это учение и не объявлял ею ересью. Это тем легче могло случаться, что в еретическом учении не каждое слово было ложно и что еретики имели в своем учении много православного; с другой стороны, они обосновывали свое учение такими доказательствами и такими местами из библейской и патристической истории, что лишь особенно проницательный глаз и особенно глубокое знание православного учения могли видеть, где находится ошибка в общем учении тех или других еретиков. Если некоторые православные пастыри иногда и склонялись к ереси, то они делали это из любви к православию и в полном убеждении, что защищают истину, и когда писали об этом, то были вполне уверены, что способствуют тем яснейшему ее раскрытию. А если так бывало в отношении самих пастырей церкви, богословски ученых и нарочито поставленных хранить вверенный им залог православия, то не могло ли это с большею легкостью случиться с христианскими императорами, которые не имели такого образования, как пастыри церкви, и которые были призваны лишь на втором месте и внешним образом защищать православие? Положение государя, как главы государства и всех своих подданных, без различия веры, который должен оказывать справедливость всякому подданному, какой бы веры он ни был, это положение особенно затруднялось при появлении в государстве какой-нибудь ереси, имевшей тяжелое значение для общества. Являлись великие споры между сторонами, защищавшими то или другое религиозное учение, споры, которые приводили стороны в сильнейшее раздражение, причем каждая из них в этом случае обращалась к государю, прося принять ее под свою защиту и признать ее православною. Те колебания, которые происходили среди пастырей церкви при возникновении какой-нибудь ереси, являлись у императоров с двойною силою, потому что им предстояло сначала защитить истинную веру, а затем восстановить нарушенный порядок в обществе. Еретики умели употреблять в таких случаях всевозможные средства, и непосредственно, и через высших государственных сановников, для убеждения императоров в православии своего учения и, следовательно, в том, что православные пастыри отступили от церкви, – и случалось, что императоры уступали убеждениям еретических вождей и, желая своею императорскою властью восстановить мир, издавали указы в противном православию смысле. Поступая так, они были уверены, что защищают истинное учение церкви и что совсем не нарушают связи с церковью, что делали на самом деле. Это доказывают, за небольшим исключением, все указы императоров, защищавших ту или другую ересь. А из этого очевидно следует, что основной принцип об отношении между государством и церковью все-таки оставался у этих государей, увлекшихся ересью, тот же самый, которого держались православные императоры, только этот принцип они неправильно осуществляли.

Этот вопрос относительно взгляда церкви и ее прав на указы императоров – еретиков затронут нами здесь потому, что он очень важен и что, судя о нем иным образом, именно построив все на принципе действительных отношений императоров – еретиков к церкви и, на основании этого принципа, сделав вывод об отношении, которое должно бы существовать между церковью и государством, легко впасть в ложные теории; по нежеланию исследовать все обстоятельства, при которых некоторые христианские императоры увлекались ересями и гнали православных пастырей церкви, уже открыто было высказано мнение, что влияние государственной власти в церковных делах вредно и, следовательно, его должно окончательно и принципиально устранить. Дело доходило даже до теории «о свободной церкви в свободном государстве», только, с другой стороны.

Усвоив принцип взаимной связи между церковною и государственною властью и показав необходимость этой связи для общего блага, посмотрим теперь, каковы, согласно положительному праву, те границы, в которых может действовать каждая из этих властей сама по себе в своем законодательстве, и какие дела подлежат той или другой власти и какие обеим им совместно.

Об этом в церковном праве можно говорить только относительно тех государств, которые признают законное существование христианской церкви и которые считают за правило для себя не нарушать основных истин, исповедуемых церковью. Для церковного права безразлично политическое устройство того или другого государства; оно рассматривает государственную власть в общем смысле, не обращая внимание на то, принадлежит ли носитель этой власти к тому или другому из существующих теперь вероисповеданий. Для права важно то, что церковь признана в государстве законом, и раз этот факт существует, то для всех таких государств, в главном, имеют силу одни и те же нормы отношений между государственною и церковною властью. Эти нормы и должны иметь силу во всех таких государствах, ибо, если государство проникнуто сознанием, что в христианстве заключается ручательство блага общественного и блага государства, то оно никогда не пожелает, а нравственно и не может, постановить относительно своих подданных что-либо такое, что идет в разрез с христианскими истинами и может вызвать столкновение между государственными и церковными законами. При сохранении этих норм, отношение между церковью и государством не может быть иным, как только всегда правильным. Церковь самостоятельна, самостоятельно и государство, и оба они имеют свои определенные области, в которых действуют согласно своим целям; но так как для общего блага необходима между ними связь, то хотя они и должны развивать свою деятельность, строго держась границ своих областей, но проникаясь взаимными интересами, церковь государственными, а государство церковными, и в общих делах, где приходят в непосредственное соприкосновение интересы их обоих, они должны действовать совместно, узаконяя только то, что может обеспечить прочность их союза и общее благо и мир.

В частности, область деятельности церкви и государства определена характером самих учреждений и целью их: в делах духовных, имеющих духовную цель и касающихся спасения душ, издавать соответствующие законы должна церковная власть; в делах же, имеющих земные цели и касающихся охранения мира и порядка в обществе, хотя бы эти дела были и не всегда материального характера, издание законов принадлежит государственной власти; совместно же обеим властям подлежат дела, касающиеся в одно и тоже время и духовной церковной жизни, и земной – государства.

Перечисление этих дел с точки зрения того, какой власти они подлежат, составляет дело кодификации права; поэтому мы приведем их здесь в общих группах.

1. Церковь имеет самостоятельную компетенцию во всех делах духовного характера, т. е. касающихся: а) веры и христианской нравственности, б) церковного богослужения, в) таинств с их церковным значением, г) внутреннего управления церкви, д) принятия неверных или иноверцев в церковь, е) принятия в клир, ж) принятия в монастырь и надзора за монастырскою жизнью, з) духовного суда, и) законодательства во всем, что касается внутренней жизни церкви.

2. Государство имеет самостоятельную компетенцию в делах, касающихся: а) гражданского и политического положения подданных, светских и духовных, б) частного права, в) нарушения государственных законов, г) гражданского и политического значения официальных бумаг церковной власти, д) значения, которое могут иметь для государства действия церкви, а в особенности таинства.

3. Подлежат совместно и церковной, и государственной власти все те дела, которые непосредственно касаются и церкви, и государства; именно: определение границ церковных областей; основание епископий, приходов и др.; установление праздников с обязанностью для граждан посвящать их отдыху; устройство церковных зданий, кладбищ, заведений и друг., согласно требованиям общих гигиенических и строительных постановлений; открытие на этих же основаниях монастырей, устройство церковных школ и определение значения выдаваемых ими свидетельств в государстве; замещение епископских, приходских и подобных мест; ведение приходских книг и т. д.

Таких смешанных дел, подлежащих и церковной, и государственной власти, множество, и было бы очень трудно все их перечислить. Что касается исполнения этих смешанных дел, то они обыкновенно рассматриваются с точки зрения их церковных и гражданских последствий: если эти последствия можно разделить, то каждая власть делает постановление по части своей компетенции, а если они не разделимы, тогда принимается во внимание то, церкви или государству прежде всего подлежит данный предмет, и, согласно этому, одна из властей первая делает постановление, а другая сообразуется с нею в своем решении. При множестве точек соприкосновения церкви с государством, когда между ними существует взаимность, есть множество церковных дел, в которых более или менее компетентна и государственная власть; точно также есть много государственных и гражданских дел, которые призвана решать и церковь.

В виду того большого влияния, которое христианские государи допускали со стороны церкви и ее представителей в государственных и гражданских делах, было совершенно естественно, что и церковь должна была допустить государственную власть к самому широкому влиянию в церковных делах²⁴⁵⁹. История церковного права говорит нам, что церковь признавала за государственною властью право издавать законы не только во внешних церковных делах, но и в отношении дел, касавшихся внутренней церковной жизни. Карфагенский собор в 93 каноне представляет нам пример этого: «человеколюбию государей должно прилагать старание, чтобы кафолическая церковь, которая их в своей благочестной утробе зачала и крепостию веры воспитала, была ограждена их заботами, чтобы в благочестивые их времена дерзкие люди не приобрели господства над бессильным народом посредством каких либо угроз, когда не могут совратить его посредством убеждения... Итак, мы просим о том, чтобы возможно скорее была оказана защита людям кафолической церкви во всех городах и во всех местах окрестных владений». Этот пример Карфагенского собора неоднократно повторяется и в других канонах и, в частности, в канонах Халкидонского собора²⁴⁶⁰, что подтверждает указанные отношения Вселенской Церкви к государственной власти и права последней на участие даже в религиозных вопросах. И на такую просьбу со стороны церкви отзывались полною готовностью христианские императоры, история которых сохранила нам множество постановлений относительно веры и ее охранения от заблуждений. Точно также поступали христианские государи и относительно церковного богослужения, напр., когда издавали постановления о церквах и о построении их, о праздниках, о церковнослужителях и т. д.²⁴⁶¹. Впрочем, в этих своих постановлениях христианские императоры держались в границах, установленных церковными законами, и никогда самостоятельно не влияли на дела внутренней жизни церкви, а лишь по приглашению ее издавали свои законы об охранении веры и богослужения церковного неоскверненным и таким, каким его узаконила церковь своею самостоятельною законодательною властью.

Это право государственной законодательной власти церковь признавала и в делах, касающихся внешней своей жизни. Между прочим, церковь признавала за государством право высшего надзора над церковным управлением, чтобы оно велось согласно предписаниям закона; утверждения служителей церкви в их достоинствах; участия в установлении всяких церковных учреждений; защиты и отстаивания мирскою силою постановлений церковной власти и т. д.²⁴⁶². Во всех этих и подобных делах церковь признавала за государством широкие права, и могла признавать их без всякой боязни, так как сама государственная власть понимала высокое значение церкви, значение благотворное в гражданском обществе, и так как была строго проникнута церковным духом. В государстве, где государственным законом утверждена норма, что «каноны имеют ту же силу, как и государственные законы» и что «запрещаемое канонами, запрещается и государственными законами», – в таком государстве церковь может признать за государственною властью и более широкие права, нисколько не опасаясь, что от этого пострадает ее свобода и самостоятельность.

Отношение между церковною и государственною властью, только что изображенное нами, основывается на предписаниях положительного права православной церкви и, как таковое, имеет и теперь практическое значение для православной церкви во всех тех государствах, которые признают юридическое существование церкви.

Иным является учение об отношении между церковью и государством в церковном праве римско-католической церкви, и иным в протестантском церковном праве. Это зависит от особого церковного устройства в римско-католической церкви и у протестантов, отличающихся от устройства православной церкви. И римско-католическая церковь, и протестанты признают происхождение церковной и гражданской власти от Бога, признают различие между ними, а также и их самостоятельность в своих пределах, и в этом более или менее согласны с учением о том православного церковного права, различаются же они от этого права, а также и между собою только в том, что одни отдают превосходство церковной власти над государственною и, следовательно, последнюю считают зависимою от первой, а другие наоборот, церковную власть считают во всем зависимою от государственной.

В римско-католической церкви папа есть представитель церковной власти и считается сувереном этой церкви, сувереном абсолютным, который имеет власть и над государями в такой мере, что может в известных случаях разрешить подданных даже от присяги их государю²⁴⁶³. От этого всеобщего суверена зависят все римско-католические подданные того или другого государства, и для определения их религиозного положения в государстве заключались и заключаются между папами и государями известных государств особые договоры, называемые конкордатами, которыми нормируется в соответствующих статьях отношение между государством и папою. Первый такой конкордат был заключен в 1122 г. между папою Калликстом II и императором Генрихом V, после известного спора об инвеституре. Все позднейшие конкордаты имеют форму международных договоров и устанавливаются, смотря по обстоятельствам времени, с большими или меньшими уступками прав, которые договаривающиеся стороны считают принадлежащими себе. Такие договоры папа заключает не только с государствами, в которых мало римско-католиков сравнительно с лицами других вероисповеданий, но и с государствами, в которых и царствующий дом, и большинство подданных римско-католического вероисповедания. Впрочем, эти договоры между папами и государями начинают в новейшее время терять свое прежнее значение, особенно после ватиканского собора 1870 г., и некоторые государства уже уничтожили договоры, существовавшие у них, напр., Австрия, где конкордат 1855 г. совсем уничтожен государственным законом 7 мая 1874 г.²⁴⁶⁴.

У протестантов главою церкви является государь страны, который имеет власть не только во внешних, но и во внутренних делах церкви, следовательно, и веры. Так учат их богословы-канонисты на основании учения Лютера и других реформаторов. То же исповедуют и англичане²⁴⁶⁵. Верховную власть в церкви протестанты признают не только за государями своего вероисповедания, но и за государями, не исповедующими их веры. Применительно к этому, нормированы у протестантов, а равно и у англичан, отношения между церковью и государством, отношения, в силу которых все без различия церковные дела подчинены в последней инстанции государственной власти.

Что касается православной церкви, то современные церковно-гражданские отношения в православных государствах установлены в зависимости от положения, занимаемого православным вероисповеданием, как государственным, и степени понимания призвания церкви и государства со стороны представителей государственной и церковной власти.

В оттоманской империи были признаны за православною верою широкие права и самостоятельное церковное управление под защитою государственной власти еще при султане Магомете II, когда турки покорили византийскую империю. А так как в течении времени права эти, вследствие внутренних и внешних обстоятельств, сделались призрачными, то гаттигумаюмом от 18 февраля 1856 г. было восстановлено прежнее самостоятельное положение церкви и всегда под защитою государственной власти. То же самое, только в иной форме, признано за православной церковью в оттоманской империи конституцией 23 декабря 1876 г. Так, по крайней мере, дело обстоит официально, – а в действительности, конечно, многое иначе²⁴⁶⁶.

Отношения православной церкви к государству в австро-венгерской монархии различны: в землях венгерской короны одни, а в остальных землях – другие. В землях венгерской короны православная церковь пользовалась, на основании древних привилегий, известною автономией в церковных и церковно-политических отношениях под покровительством государственной власти. Двадцать второю статьей венгерского закона 1847–48 гг. было провозглашено юридическое равенство между всеми признанными законом в государстве исповеданиями. Это устанавливалось третьим параграфом названной статьи, а параграфом восьмым государство гарантирует православным подданным право распоряжения во всех религиозных и училищных делах, под надзором государственной власти. Девятою статьей закона 1868 г. были утверждены права, дарованные православной церкви двадцатою статьей закона 1847–48 гг., и после того, как было признано юридическое существование в государстве самостоятельной Сибинской митрополии наряду с митрополией Карловацкой, третьим параграфом этой девятой статьи, было установлено, что «при сохранении за его величеством высшего права надзора, осуществляемого согласно уставам, верующим Карловацкой и Эрдельской митрополий предоставляется право самостоятельно устраивать и управлять, в границах государственных законов, своими церковными, училищными и денежными делами на своих конгрессах, которые в определенное время после предварительного заявления о том его величеству должны быть собираемы подлежащими митрополитами, и этими делами, в смысле правил, установленных на упомянутых конгрессах и его величеством одобренных, посредством своих органов самостоятельно управлять и руководить»; а девятым параграфом той же статьи вообще устанавливается, что за лицами, принадлежащими к православной церкви в этих двух митрополиях, «признаются и впредь все права, которыми они до сих пор, при самостоятельном управлении своими церковно-общинными и училищными делами, пользовались в свободном употреблении своего церковного языка, а также и в управлении их церковно-общинным имуществом и денежными средствами»²⁴⁶⁷. Пятьдесят третьею статьей того же закона 1868 г. установлены интерконфессиональные отношения между лицами, принадлежащими к различным вероисповеданиям в государстве, и признана свобода перехода из одного христианского вероисповедания в другое. – Так дело обстоит в землях венгерской короны; в землях же, пользовавшихся покровительством венского императорского кабинета, государственное положение православной церкви несколько раз изменялось. До 1781 года православная церковь была совершенно бесправною в государстве. В этом году указом о веротерпимости императора Иосифа II от 26 октября было призвано ее юридическое существование в государстве наряду с церквами римско-католическою и протестантскою; но о равноправности ее с римско-католическою церковью не было и помину²⁴⁶⁸. И так продолжалось до 1849 г., когда указом от 4 марта и снова, затем, другим указом от 31 декабря 1851 г. было в принципе провозглашено равенство перед законом всех вероисповеданий и утверждена за всеми, признанными в государстве законом, вероисповеданиями одинаковая самостоятельность в пользовании своими вероисповедными правами, которые содержались в упомянутом указе о веротерпимости²⁴⁶⁹. Законом 21 декабря 1867 г. была провозглашена полная свобода всех законом признанных вероисповеданий в государстве, следовательно, и православной церкви. «Всякому обеспечивается полная свобода веры и совести; пользование гражданскими и политическими правами независимо от вероисповедания, но последнее никого не освобождает от исполнения государственно-гражданских обязанностей; никто не может быть принуждаем к какому либо религиозному обряду или к участию в каком либо церковном торжестве, насколько он независим от власти третьего лица, которое по закону может его к этому принудить», – гласит 14 статья упомянутого закона, а 15 статья говорит: «всякая церковь и всякий религиозный союз, признанные законом, все имеют право публично исповедовать свою веру, самостоятельно устраивать и управлять своими внутренними делами, владеть и пользоваться своими учреждениями, денежными средствами и имуществом, предназначенными для богослужения, обучения и благотворительности, но оно подлежит, как и всякое другое общество, общим государственным законам»²⁴⁷⁰.

Христианство распространено по всему свету между многими народами, но и третья часть всего народонаселения, существующего в мире, не подлежит христианским законам. Кроме христиан, существуют различные другие религии, в числе которых находятся магометанство и иудейство, и в самых разнообразных формах политеизм и идолопоклонство. Последователи этих различных религий называются в богословской терминологии неверными. Но и христианство в настоящее время не одно, как было некогда, и в нем существуют различающиеся между собою вероисповедания, живущие и управляющиеся самостоятельно. Каждое из этих вероисповеданий считает себя за истинную церковь, а тех, которые не принадлежат к нему, называет иноверцами (ἑτεροδόξοι).

Божественным Основателем христианской религии заповедано проповедование ее всему миру и обращение всех народов; из этого вытекает и обязанность церкви заботиться о распространении христианского учения (§ 104) и охранять верующих от всякого ложного учения (§ 105). Так как самое дело проповеди она совершает по завету своего Основателя, то и образ ее проповедования должен согласоваться с учением Основателя ее. Основная мысль христианской религии в учении об отношениях к людям – любовь, и, следовательно, церковь, при совершении дела проповеди, должна быть проникнута в отношении всякого человека исключительно духом любви, и только любовь должна быть ее средством в этом отношении.

Так же, как в деле обращения неверных, церковь и ее служители должны быть проникнуты любовью и в отношениях к иноверцам. Только любовью и взаимным снисхождением могут сгладиться различия, существующие в настоящее время между различными христианскими вероисповеданиями, и может быть проложен путь к достижению «одного стада и одного пастыря»; тогда как в противном случае будет поддерживаема между ними большая разрозненность, а между тем статистика будет считать на одной стороне все так же не полную треть культурных народов, а на другой – две больших трети народов некультурных²⁴⁷¹.

В западной литературе вошло в употребление выражение толеранция (tolerantia, веротерпимость) для обозначения отношения между различными христианскими вероисповеданиями и отношения к ним государства. Выражение это сделалось техническим и общим. Между тем, по основной идее об отношении между церковью и другими вероисповеданиями (§ 186), выражение это является самым неподходящим в этом вопросе, так как вообще исключает собою понятие христианской любви. Когда говорится о толеранции в области церкви, то это означает вообще известное отношение одного вероисповедания к другим, в котором, в силу некоторых внешних условий, допускается снисхождение по отношению к этим вероисповеданиям, возможно спокойное суждение о них и не обращается внимания на неправильное учение, содержимое ими. Здесь является с одной стороны вероисповедание, которое в известном государстве пользуется преимущественным положением и считает себя единственно ортодоксальным, а с другой стороны стоят остальные вероисповедания, только лишь терпимые этим привилегированным вероисповеданием возле себя, потому что оно хочет терпеть, хотя могло бы и не терпеть. Допуская, что толеранция одного вероисповедания в отношении к другим вероисповеданиям в данном государстве вытекает и из самых благородных побуждений, все-таки, если только сюда введено понятие о толеранции, именно понятие о том, что хотят терпеть известное вероисповедание, это терпимое вероисповедание никогда не безопасно от того, что завтра его положение изменится и оно из терпимого превратится в гонимое. Это есть логическое следствие из понятия о толеранции в церкви, следствие, ясно показывающее, насколько это понятие противоречит основному христианскому учению о любви. В настоящее время это поняли все прогрессивные государства, которые в силу исторического закона пришли к тому, что пронырнулись духом церкви апостольского времени, почему в них вообще уже нет и помина о какой-либо веротерпимости. Следовательно, о толеранции в области церкви не должно бы и говорить, а если мы употребляем это выражение, то только потому, что оно общеупотребительно в западной литературе и что и в настоящее время этим выражением обозначается отношение между христианскими вероисповеданиями и отношение к ним государственной власти.

Религиозную толеранцию обыкновенно разделяют на а) догматическую, б) церковную или христианскую и в) государственную.

Вопрос о догматической толеранции не входит в церковное право. О ней православные богословы судят иначе, чем римско-католические и протестантские.

Церковная толеранция состоит в любовном обхождении с лицами, принадлежащими к другим вероисповеданиям, и оказании им братской помощи, которой учит христианская любовь. Эта толеранция есть обязанность, налагаемая разумом и евангелием, которое заповедует беспредельную любовь ко всякому человеку, какой бы веры он ни был. Но в исполнении этой евангельской заповеди, в виду обязанности каждого свято соблюдать предписания своей церкви и не подвергать их возможному повреждению, в церковном праве установлены границы указанного отношения к лицам, принадлежащим к другим вероисповеданиям и, в частности, границы в которых может быть с ними общение в священных обрядах (communicatio in sacris).

С неверными воспрещено всякое общение в их священных обрядах. Каноны, говорящие об этом, многочисленны и грозят духовным наказанием всякому христианину, который вступит в такое общение с язычниками, а в частности и с иудеями, в том соображении, что этим общением унижается христианская религия и подвергается опасности быть поврежденною религиозными обычаями тех, которых проповедники христианства всегда должны стараться обратить²⁴⁷².

Что касается иноверцев, то православное церковное право делает различие и в этом вопросе между теми христианскими вероисповеданиями, которые иначе учат относительно основных догматов христианской религии, и теми, которые в этих вопросах не представляют существенных различий, а имеют только особое учение по некоторым пунктам церковного устройства и церковной жизни. Это различение в православном церковном праве одних христианских вероисповеданий от других выражается в способе принятия в церковь лиц, принадлежащих к этим различным вероисповеданиям, в суждении ее о их рукоположении, в постановлениях ее о смешанных браках и в молении за тех, кто принадлежит к этим вероисповеданиям. Обо всем этом мы уже говорили (§§ 69, 145, 166. 178 и др.), почему здесь излишне повторять то же самое.

Кроме неверных и иноверцев, православное церковное право не знает никого, с кем церковь вне своей области могла бы стоять в религиозных отношениях. По отношению к членам, составляющим ее область, она не знает никакого различия с точки зрения исполнения церковных предписаний. Кто принадлежит к церкви, тот обязан во всем повиноваться ее предписаниям, и не может быть случая, чтобы той или другой поместной церкви было дозволено, а еще менее признано право, не исполнять каких-либо основных церковных предписаний и считать себя свободною от исполнения их, а вместо их иметь особые учреждения, которых вся церковь не имеет. Это имеет важность, как в догматических и литургических вопросах, так и в вопросах устройства и жизни церкви. Поэтому, по православному церковному праву, не может быть так называемых униатов, которые лишь в некоторых вопросах составляют одно и то же с остальными людьми, принадлежащими к церкви, а в других вопросах – совершенно отличаются от них²⁴⁷³.

Во внешних религиозных отношениях с иноверцами, по общему православному церковному праву, имеют в настоящее время силу следующие основные предписания: а) церковь не имеет никакой внешней юрисдикции в отношении других христианских вероисповеданий, ни в отношении членов этих вероисповеданий, б) в своей области церковь применяет только свое право, по которому она решает и все интерконфессиональные дела, переданные на ее суд; в) насколько можно или нельзя признать в церкви значение какого либо церковного обряда, совершенного иноверцами, это зависит от характера данного вероисповедания и от рода самого обряда, и притом в смысле соответствующих канонических или церковно-гражданских постановлений; г) положение различных вероисповеданий в государстве зависит от государственного права.

Отношение государственной власти к различным религиям определяется направлением, существующим в том или другом государстве. Главным основанием, определяющим это отношение, является факт существования или несуществования законом установленной «государственной» или «господствующей религии (religio dominans)».

В тех государствах, где существует эта «государственная религия», остальные религии и вероисповедания находятся в положении терпимых вероисповеданий, причем от государственной власти зависит признать за ними большие или меньшие права, большую или меньшую свободу и самостоятельность. Нельзя теоретически установить в таком случае меру государственной толеранции. Тут имеют значение на первом месте политические интересы государства, затем численность принадлежащих к тому или другому вероисповеданию, исторические права их и т. д.

В государствах же, в которых не существует какой-либо одной, законом установленной, «государственной религии», господствует принцип равноправности (paritatis) всех вероисповеданий, признанных законом в этом государстве. Где этот принцип провозглашен законом и утвержден, там из него вытекают следующие юридические основания: 1) Всякое вероисповедание имеет одинаковые права перед государством, и лица, принадлежащие ко всяким вероисповеданиям, пользуются полным равенством, как в частных, так и в политических правах. 2) Всякое вероисповедание имеет полную свободу в отправлении своего богослужения и в управлении своими вероисповедными внутренними делами. 3) Каждому предоставлена свобода, по достижении зрелого возраста, выбирать, какое пожелает, вероисповедание, и гражданская власть обязана при этом защищать его в случае надобности. 4) Принадлежащие к одному вероисповеданию не могут быть принуждаемы к чему либо, что не касается их вероисповедания, не могут, следовательно, быть принуждаемы жертвовать на цели другого вероисповедания, не работать в дни празднеств вероисповедания, к которому они не принадлежат и т. д. 5) Имущество одного вероисповедания никоим образом не может быть употреблено на цели другого вероисповедания. 6) Никакой священник одного вероисповедания не имеет права отправлять каких-либо богослужений для лиц другого вероисповедания. 7) Дитя не может быть принуждаемо к посещению школы не его вероисповедания; а в школах, в которых есть дети различных вероисповеданий, время преподавания должно быть распределено так, чтобы и меньшинство могло свободно исполнять свои вероисповедные обязанности. 8) Никакая вероисповедная община, не может отказать в погребении на своем кладбище лица, принадлежавшего к другому вероисповеданию, если случайно принадлежащие к этому вероисповеданию не имеют своего особого кладбища. 9) Насколько какой-либо гражданский закон касается вероисповедных отношений, эти вероисповедные отношения должны быть понимаемы в смысле предписаний соответствующего вероисповедания. 10) О гражданских юридических отношениях, на которые имеет влияние вероисповедание, должно судить с точки зрения предписаний данного вероисповедания. 11) Всякое вероисповедание имеет право на такую же денежную помощь со стороны государства, какую последнее дает другим вероисповеданиям. 12) Если случайно нет определенных государственных постановлений относительно каких-либо юридических отношений известного вероисповедания, тогда в отношении его должны иметь силу постановления, изданные для другого вероисповедания. 13) Всякое вероисповедание имеет право на признание и уважение со стороны лиц, принадлежащих к другим вероисповеданиям, и в противном случае государство обязано выразить уважение обиженному вероисповеданию. 14) Никакое вероисповедание не имеет права каким бы то ни было образом влиять на дела другого вероисповедания, и государство обязано энергично устранять всякую попытку на таковое влияние и уважать свободу и самостоятельность всякого отдельного вероисповедания²⁴⁷⁴.

Упомянутые юридические основания и другие юридически вытекающие из них, имеют значение для вероисповеданий, признанных законом в известном государстве. Это признание зависит от государственной власти, которая руководится в этом тем принципом, что данное вероисповедание, ищущее признания своей равноправности с другими, не содержит в себе со стороны учения, богослужения, устройства и наименования ничего такого, что шло бы в разрез с общими законами и что вредило бы нравственности²⁴⁷⁵. Поэтому, не может рассчитывать на государственное признание, а еще менее на государственную защиту, никакая секта, исповедующая что-либо безнравственное или противоречащее основным истинам религии, на которых основывается нравственность.

В 34 § этой книги между частными источниками церковного права упомянут, как закон, действующий в Сербском королевстве, «закон о црквеним властима православне вjepe од 30 септембра 1862», и предписания этого закона приведены в соответствующих местах всей книги. Между тем, 27 апреля настоящего (1890) года издан новый «закон о црквеним влатима источно-православне цркве», который своею 245 статьей отменяет закон 1862 г. и все изменения, и дополнения его, которые были изданы до 1886 г. Мы получили этот новый закон, когда печатались последние §§ этой книги, почему и не могли поместить его в ней.

Предоставляя желающим заменить §§ прежнего закона, приведенные в книге, соответствующими статьями нового закона, мы упомянем здесь главное из этого нового закона, чтобы по крайней мере было известно его содержание. – Существуют, как и прежде, три центральных церковных учреждения для управления и духовного суда, – а именно: 1) Архиjереjске сабор, как высшая церковная власть, составленный из всех епархиальных епископов, под председательством архиепископа Белградского, митрополита Сербии, в качестве верховного представителя Сербской церкви. Решения архиерейского собора «каноническо-церковного характера» подлежат исполнению сами по себе, а решения «внешнего характера» могут быть исполнены лишь с одобрения совета министров, по предложению министра просвещения и церковных дел. 2) Велики духовни суд (прежняя апелляционная консистория), как последняя церковно-судебная власть, под председательством «одного из архиереев», который избирается на год архиерейским собором; составлен великий духовный суд из десяти духовных лиц: пяти действительных и пяти почетных членов, избираемых (кроме двух архимандритов, единственных членов – монахов) епархиальными духовными собраниями и, по предложению министра просвещения и церковных дел, утверждаемых королевским указом на три год. «Приговоры этого великого духовного суда исполняются сами по себе, без права апелляции на них в архиерейский собор». 3) Епархиjски «духовни суд» (прежняя епархиальная консистория), как административная, а в то же время и судебная церковная власть в епархии, под председательством «протопресвитера», имеет от 5 до 10 членов, которые все из белого духовенства, кроме одного монаха, в качестве почетного члена. Председатели и члены утверждаются королевским указом, по предложению министра, из кандидатов, избранных епархиальным духовных собранием. Решения и приговоры епархиальных духовных судов, которые не переходят в великий духовный суд, исполняются «без потребности в одобрении со стороны епархиальных епископов». – Митрополита избирает смешанный избирательный собор; епархиальных епископов – архиерейский собор; на места протопресвитеров (в округах и в Белграде и Нише) местное духовенство избирает двух лиц, из которых одно, по предложению епархиального епископа, и назначается архиерейским собором; уездного наместника также избирает местное духовенство, а утверждает его епархиальный епископ; настоятеля монастыря первого класса постановляет архиерейский собор, а остальных – местный епархиальный епископ. – Приходские места предоставляются по конкурсу, и приходского священника поставляет местный епархиальный епископ по предложению епархиального духовного суда. – Для управления церковным имуществом существует церковная община, которую представляет особый церковный совет, составленный из десяти членов под председательством местного приходского священника. – Все церковные власти находятся под высшим надзором министра просвещения и церковных дел, но без предварительного мнения архиерейского собора не может быть издан ни один закон или постановление, касающееся церкви и духовенства.

Не вдаваясь в критику этого закона, нельзя, однако, не заметить, что в нем зашли слишком далеко с так называемою «независимостью церковных судов» и дошли чуть ли не до отрицания одного из основных прав епархиальных епископов. Чтобы церковные суды были независимы от гражданских властей, это совершенно справедливо и имеет основание; но, чтобы они были независимы в своих решениях и от епархиальных епископов, что теперь даже и узаконено в новом законе о церковных властях, то этого никак нельзя согласить с каноническими предписаниями православной церкви. Что представляет собою в сущности «епархиальная консистория» или, как в этом законе сказано, «епархиальный духовный суд», и каково отношение консистории к епископу, мы, на основании канонов и канонической практики всех времен, имели возможность сказать, сколько было нужно, в 94 § этой книги. Из сравнения того, что мы сказали в названном §, с постановлениями этого нового закона о духовных епархиальных судах в церкви сербского королевства ясно видно, как мало согласия между этими постановлениями и канонами православной церкви и практикою всех остальных современных автокефальных церквей. Епископская власть по этому закону становится призрачною в основном архипастырском праве епархиального епископа; а это может повести к чрезвычайно дурным последствиям самую основу церковного устройства и церковного управления. О том же, что митрополит должен быть de jure председателем великого духовного суда, как последней (по учению этого закона) судебной инстанции, что весьма стеснены в этом законе права архиерейского собора в судебных делах, что в нем совсем не указано, какое, наконец, отношение должно существовать между епархиальными епископами и этими «независимыми» епархиальными духовными судами, – об этом и другом должна высказать свой суд критика.