III. О единстве Церкви

Третья разность в учении о Церкви, какую мы нашли по сличении катехизисов, относится к вопросу о единстве Церкви, как одном из признаков ее истинности.

На учении об этом предмет паписты строят главным образом доказательства правоты своей церкви и неправоты церкви восточной, будто бы отпавшей от вселенского единства и утратившей то начало, которое объединять ее. Такая постановка вопроса о единстве Церкви делает его центральным в нашем споре. Поэтому, хотя в предшествующих статьях с достаточною ясностью нами показана неправота папизма, по вопросам о главенстве папы и его непогрешимости, – вопросам существенным, тем не менее и в настоящем случае мы должны остановиться на означенном вопросе и специально заняться его разрешением.

Чтобы наш спор имел ясность, определенность и строгую последовательность, для сего сначала представим сущность латинского учения о единстве Церкви и их понимание этого единства, а затем предложим то понимание, какого держимся мы и какое считаем единственно истинным и совершенным, и с ним сверим учение латинское.

Латинское учение о единой Церкви мы уже видели в изложении катехизисов: «церковь римско-католическая, говорится там, едина совне и внутри; ибо все члены ее пребывают в послушании у своих епископов, а епископы в послушании у папы, как пастыря всей Церкви, который как твердое кольцо, соединяет всех верующих во едино. В учении и богослужении все члены Церкви должны согласоваться с верховным пастырем и подчиниться непогрешимому авторитету учащей церкви, чем сохраняется внутреннее и внешнее единство. Нарушители этого единства отлучаются от Церкви. Все религиозные общества, отделившиеся от римской церкви, лишены единства. Такова церковь восточная, распавшаяся по народностям и государствам на множество отдельных церквей: каковы: церковь греческая с патриархом цареградским во главе, церковь русская, церковь эллинская (в Греции), церковь карловицкого патриарха в Австрии, черногорская, кипрская и (какая то еще неизвестная нам) церковь горы Синайской. Кроме того, там обнаруживается стремление к образованию новых земских или народных церквей. Все эти независимые и отдельные церкви образуют союз, подобный германскому союзу, существовавшему до объединения его под гегемонией Пруссии».

Другие писатели судят об этом предмет гораздо строже. Так неизвестный автор, в сочинени⁵³, недавно изданном заграницей пишет:

а) Церковь вселенская (кафолическая) по необходимости монархия и ничем другим не может быть. Само понятие вселенства непременное предполагает эту именно, а не другую форму правления, абсолютная неизбежность коей зиждется на двойной причине, т.е. на несметном количестве подданных и на беспредельном пространстве территориального владычества. Эта истина до того очевидна, что во всем течении веков ее оспаривали одни только мятежники, т.е. именно только те кои находили удобным для себя или выгодным публично и формально отщепиться от вселенства».

б) Поместные церкви все в совокупности совершенно бессильны образовать единую христианскую – республиканскую церковь (да зачем такую и создавать): потому что никакого единства (sic!) не может быть там, где не существует общего центра правления, а без единства не может быть и церковного вселенства, так как в этом предположении, ни одна их частных церквей не может даже обладать каким либо правильным органическим средством убедиться: состоит ли она или не состоит в общении с прочими церквами(?!)? Утверждать же, что совокупность независимых церквей в состоянии когда-нибудь образовать Церковь единую и вселенскую значило бы утверждать, что совокупность политических правительств Европы в состоянии образовать единое Европейское государство, т.е. признавать явную нелепость. Если бы кто-либо предложил образовать Прусское королевство без Прусского короля, или Российскую Империю без Русского Императора, того вероятно, отправили бы к психиатру. Однако предложение его нисколько не было бы нелепие понятия о Вселенской Церкви без вселенской главы».

в) Если же вопреки существенному, как мы видели, свойству вселенской Церкви быть монархией, допущено было ее разделение, напр. на отдельные и независимые друг от друга патриархаты, как того домогаются отделившиеся от вселенства (читай католичества) церкви Востока, то в таком случае вопрос чрез это нисколько бы не изменился. Каждый патриарх опять таки неизбежно обладал бы преимуществом, признаваемым вселенскую церковью только за Римским первосвященником, и на приговоры этого патриарха точно также нельзя было бы аппелировать подчиненным ему церквам, ибо необходимо же признать какую-нибудь инстанцию последнею. Таким образом верховная власть крошилась бы на части, но тем не менее не исчезла и пришлось бы только поневоле изменить существенный член Символа, исповедуя, что мы веруем в церкви отдельные и взаимно-независимые. Вот к какому чудовищному понятию(?!) ведет неизбежно отрицание церковного главенства. Но этого мало. Понятие это, кроме того, еще неминуемо усовершенствуется (?) на практике, светскою политическою властью, которая, не стесняясь тщетным и пустым делением церквей на патриархаты, несомненно поспешить установить независимость своей собственной национальной церкви, или даже вовсе освободиться от неудобного по своим видам патриаршества, как это и случилось именно в России. Таким образом в замене единой только непогрешимости (автор непогрешимость отождествляет с верховной властью), отвергнутый как слишком сверхъестественное преимущество, получится столько непогрешимостей, сколько угодно будет правительствам образовать по количеству существующих государств и народностей; и религиозная верховная власть, нисходя постепенно от первосвященства до патриархатов, от них низойдет еще до национальных синодов, с их всемогущими обер-прокурорами, пока окончательно унизится до прямого правительственного главенства, как в Англии, т.е. до чистого протестантизма⁵⁴.

Весь смысл приведенных отрывков мы можем выразить в следующих положениях:

а) истинная Церковь должна представлять из себя монархию, объединенную в одном лице, как с внутренней, так и с внешней стороны, какова и есть церковь латинская;

б) без видимой главы Церкви, как центра, как объединяющего начала в церквах восточных нет и не может быть никакого единства;

в) восточные патриархаты суть те же монархии, как и латинская, только в малом размере, а их главы такие же верховные и непогрешимые главы церквей, как папа Церкви вселенской, и потому

г) в своей совокупности они столь же мало представляют единства, как независимые государства без общего правительственного центра.

Таково латинское понимание учения о единстве Церкви. Здесь мы усматриваем, во-первых, плотское понимание этого единства. Представления о земных царствах смешиваются с представлением о царстве Божием, которое имеет свое особое устройство и в котором деятельность его слуг отличается по своему характеру от деятельности слуг земных царств. Припомним слова Христовы, сказанные Пилату: Царство Мое несть от мира сего: аще от мира сего было бы царство Мое, слуги Мои убо подвизался быша, да не предан бых иудеом: ныне же царство Мое несть отсюду. Утвердив вопрос Пилата, Царь ли Он, Христос продолжал: Аз на сие родихся, и на сие приидох в мир, да свдетельствую истину, и всяк, иже от истины, послушает гласа Моего (Иоан. 18, 36, 37). Последними словами определяется характер деятельности слуг Христовых и отношения к ним слушателей. Особенностей царства Христова, как царства духовного, требуют и особого языка, о чем нами и было замечено выше.

Во-вторых: в логике автора, насколько она выразилась в этом отрывке, обнаружилась наклонность к выводам ad absurdum; т.е. из положения, признаваемого противником за истинное, путем строго логическим выводится нелепость, которая и обличает во лжи основное, исходное положение. Это умозаключение хорошо в математике, при строгой определенности формул, но в таких спорных пунктах, как в данном случае, такой прием может только свидетельствовать против мыслителя; потому что в таких случаях за положение противника берется мысль или не точно формулированная, почему удобная для того, чтобы подразумевать под нею какой угодно смысл, или даже совсем не принадлежащая противнику. Таким способом мышления отличаются особенно о. о. иезуит⁵⁵. Но это мышление бедное, несовершенное, имеющее вид логической последовательности, а в сущности фальшивое.

В-третьих; в приведенном отрывке идет речь только о единстве внешнем, хотя на нем зиждется затем все учение о верховенстве и непогрешимости папы. О духовном же единстве не говорится ни слова.

В-четвертых: автор неправильно трактует о патриаршем управлении; он или не знает его отличия от управления папского, – в таком случае следовало бы познакомиться с этим делом, или же представляется незнающим в таком случае намеренно вводить в обман читателя, чего никак нельзя оправдать в деле истины… Но об этом предмете у нас будет речь в следующей статье.

Этому так откровенно высказанному пониманию папистов противопоставим наше понимание.

Путь к удобнейшему изложению нашего учения о единстве Церкви указывается нам самими же папистами. Они различают единство совне и внутри, внешнее и внутреннее; с таким разделением мы совершенно согласны и потому воспользуемся им, только начнем не с внешнего, а с внутреннего, как главного и существенного.

В статье о главенстве Христовом мы уже сказали об основе внутреннего единства всех верующих. Мы уже видели, что единство Церкви покоится на незыблемом камени – Христе, в Нем пребывает и в Нем осуществляется. Такое учение не выводится посредством каких либо соображений разума, или умозаключений, как это делается обычно у папистов, но взято непосредственно из слов Самого же Господа. Единство в Нем верующих составляло предмет Его последней молитвы, известной под именем первосвященнической. В ней мы находим, что единство во Христе объемлет всех верующих в Него: не о сих молю токмо (т.е. не об одних только непосредственных учениках); но и верующих словесе их ради в Мя, да вси едино будут (Иоан. 17, 20); что основание этого единства покоится в личном единении Бога Отца с Сыном, и Сына со Отцем: яко же Ты, Отче, во мне и Аз в Тебе, да и тии в нас едино будут (Иоан. 17, 21); что посредником в этом единстве пребывает Он Сам: Аз в них, и Ты во Мне, да будут совершены во едино (17, 23), и что спасительным последствием этого единства во Христе будет то, что враждебный Христу мир уразумеет и поверует, что Сын Божий снисходил на землю по воле Отца Небесного и что Бог возлюбил человека тою же любовью, какою возлюбил Сына Своего: да и мир веру иметь, и да разумеет мир, яко Ты Мя полал еси и возлюбил еси их, яко же Мене возлюбил еси (17, ст. 21. 23.). Подобным образом и Апостолы взирали на Христа, как на источное начало духа и жизни, как на основу единства, как на Главу Церкви, из Которого все тело составляемое и совокупляемое посредством всяких, взаимно скрепляющих связей, при действии в свою меру каждого члена, получает приращение для созидания самого себя в любви (Еф. 4, 16).

Это единство во Христе есть самое первое, самое главное, самое существенное в Церкви. Вне этого единства нет спасения. Оно есть общение верующих с Божественною жизнью, как общение ветви в жизнью дерева. Яко же розга не может плода сотворити о себе, аще не будет на лозе: тако и вы, аще во Мне не пребудете. Аз есмь лоза, вы же рождие; и иже будет во Мне, и Аз в нем, той сотворит плод мног: яко без Мене не можете творити ничесоже. Аще кто во Мне не пребудет, извержется вон, яко же розга, и изсыщет, и собирают ю и во огнь влагают: и сгарает (Иоан. 15, 4. 6.).

Объединяясь во Христе, как в своей невидимой Главе, все верующие необходимо объединяются и между собою и составляют один союз, одно общество, одну Церковь. Чтобы не выпадает из этого духовного единства, они имеют для этого один символ и вместе с сим одно учение, одно Богослужение и одну молитву, одни церковные каноны – одно и то же иерархическое устройство. Таким образом, символ, богослужение и церковные правила – вот та трехсоставная ограда, которою ограждается единая Соборная, или вселенская, святая, Апостольская Церковь. Кто разрушает эту ограду, хоть в одной части, тот выступает из церковного единства. Так, кто нарушает символ тот еретик, а кто нарушает богослужение или каноны, тот раскольник или схизматик.

В этой ограде, сколько бы она ни расширялась, сколько бы ни образовывалось отдельных, независимых поместных церквей, все верующие чувствуют свое единство; ибо все всегда пребывают в общении молитв и таинств. Приедет ли в Россию православный японец, или араб, или какой либо африканец, каждый из них точно также молится в нашем храме, как он молился бы у себя на родине в своем православном, каждый принимает таинства, напр. исповедь и причащение, как он это делает у себя дома. Равным образом и наш богомолец или странник себя чувствует как дома, когда ему случается быть в чужой стране в православном храме. Наши паломники, посещавшие Иерусалим, Синайскую гору, Александрию, знают это по опыту. Чего же бы еще не доставало православному страннику в чужой, но православной стране, для ощущения и сознания своего духовно-благодатного единства вселенской Церкви? Что еще нужно для того? Единство в учении, единство в богослужении, единство в церковном законодательстве, что может прибавить к этому папизм? Если кому известна сила духовных связей между православными церквами, то это именно латинской церкви. Не потому ли латинская пропаганда с такою силою и ревностью напустилась на беззащитные славянские племена Балканского полуострова, чтобы сокрушить единство православной церкви и не дать ожить ей на Востоке к новой жизни? Тот великий подъем духа, который явлен был русским народом в последнюю войну и который показался столь страшным для западной Европы, служить блистательным доказательством того единства веры, в котором пребывают поместные церкви, как части единой православной вселенской Церкви.

Единство Церкви должно быть рассматриваемо и понимаемо не только как единство Церкви земной, воинствующей, но в совокупности с Церковью небесной, торжествующею, не только за известное время своего существования, но и в последовательности времен, т.е. как единство историческое. «Церковь, по учению православного катехизиса, не ограничивается ни местом, ни народом, ни временем». Церковь едина всегда, за все время своего существования, от времен своего основания до наших дней, и будет едина от наших дней до конца мира. Как общество, она живет по началам, положенным в основу ее; как живой организм, она развивается и растет, нисколько не изменяя себе. Но всегда оставаясь тожественно себе. Она всегда верна себе, подобно тому, как верен бывает себе человек убеждения, человек твердого и непреклонного характера; ибо она имеет одну Главу Христа, живет Его жизнью и дышит духом Его любви. Только при этом единстве мыслимо духовно-благодатное взаимообщение Церкви земной с Церковью небесной. Все отшедшие праведники суть наши братья во Христе, единые по духу и жизни; они были подобострастными нам людьми, но спаслись тою же верою, какою спасаемся и мы, молились теми же молитвами, какими молимся и мы, управлялись теми же церковными законами, какие сохраняют силу и у нас, имели пред собою те же заповеди любви, какие имеем и мы. Кратко, имея одинаковую с нами греховную природу, они спаслись при тех же богодарованных и спасительных средствах, какие имеются и у нас, и в тех же условиях, в каких спасемся и мы. Дух любви Христовой, усвоенный ими здесь, по разрешении от уз плоти, движет ими с большею силою и свободою, чем во время пребывания во плоти на земле, и так как предмет этой любви есть распространение Царства Божия на земле (да придет Царствие Твое) и спасение верующих, то движение любви праведников является в неумолкаемом ходатайстве их пред Богом за меньших братий, подвизающихся в земной жизни в борьбе со многообразными врагами спасения. Взаимно и Церковь земная, имея в них такой облак свидетелей совершенных уже подвигов и такой сонм предстателей, засвидетельствованных многими знамениями и чудесами, свидетельствует и им свою любовь, прославляя их за совершенные ими подвиги, величая их добродетели и прося их ходатайства пред Богом. Так единство Церкви земной с Церковью небесною проявляется и действует в духовно-благодатном общении их между собою.

Таково учение о внутреннем духовно-благодатном единстве Церкви. Как само – собою понятно, и как явствует из раскрытого нами учения о Главенстве Христовом, основанием для хранения этого единства служит вера во Христа, как Главу Церкви. Без подвигов личной веры единство Церкви невозможно. Верующие только по силе веры приобщаются к единству Церкви и, отожествяляясь в ней, образуют, по благодати Божией, единомудренное и единомышленное общество. Посему церковное единство, как плод веры, может возвышаться и укрепляться ; может упадать и расстраиваться. Если вера во Христа будет сильна, пламенна, непоколебима, то и единство членов Церкви прочно и незыблемо; напротив, если вера будет слаба, недеятельна, мертва, или если к делу веры будут примешиваться земные расчеты, человеческие страсти, вообще плотский образ мыслей, то, как само – собой разумеется, и все церковные связи будут расшатываться, ослабевать и порываться; без живой веры во Христа, духовного, святого единства нет и не будет.

Святая православная восточная Церковь, по милости Божией, сохраняя единство историческое, пребывает в духовно-благодатном общении с Церковью торжествующею небесною. Что она сохраняет это единство, или единство Апостольского предания, в этом не могут прекословить и не могут оспаривать и противники ее; ибо она сохраняет Апостольскому преданию, – во-первых, в учении; ибо хранить неизменным святой, безукоризненный и всесовершенный, вселенский Символ; остается верною в молитвенном чине; ибо чрез неизменно хранимые литургии Василия Великого, Иоанна Златоустого и Григория Двоеслова, восходить к чину Апостольской литургии св. Иакова, брата Божия; остается верною в управлении и церковном законодательстве; ибо правила Соборов вселенских и поместных суть продолжение и дальнейшее развитие правил св. Апостолов, которыми управлялись Церковь Христова от времен Апостольских до времен вселенских Соборов. Это так верно, что враги Церкви восточной не упрекают ее в каких-либо новшествах или отступлениях догматических литургических и канонических, – а если в чем и упрекают, то в разве в неподвижности и оцепенении, т.е. в том, в чем мы православные видим не порицание, а свидетельство истинности нашей церкви, особенно, если принять во внимание то, о каком развитии говорят наши противники.

Твердо держась Апостольского предания, восточная Церковь живет неизменно тем же духом Христовым, каким жили и дышала с самого начала своего бытия. Это свидетельствует тем также неоспоримым фактом, что Глава Церкви Господь наш Иисус Христос из века в век не престает являть в православной церкви Своих угодников, и что особенно важно – с тем же характером, в том же духе, как праведники первых времен христианства. Так святой Афон служит питомником, где при благодати Божией воспитываются подвижники в духе древних подвижников – египетских, палестинских и сирийских; а жизнь восточных христиан под магометанским игом время от времени являет мучеников, в духе древнего мученичества. Таковыми, напр., были св. священномученик Дамаскин-Габровский, умученный за непреклонность в Христовой вере (1771 г.) или св. мученик Онуфрий, пострадавший за имя Христово в 1818 году января 4 дня. Равно и русская Церковь служит спасительною средою, в которой на началах неизменного православия воспитываются, возрастают и прославляются праведники. Таковы, напр., святители: Димитрий Ростовский, Митрофан Воронежский и Тихон Задонский, или нынешнего века, хотя еще не прославленный официально, но достойный прославления и многими уже прославляемый, Серафим Саровский († 1833 г. янв. 2 дня).

Продолжая жить одним духом с древнею Церковью, Церковь Восточная представляет всех Святых своих единым священным Собором, единым сонмом, составившимся из Угодников Божиих всех времен и народов, в полном смысле сонмом вселенским. Так на священных иконах мы изображаем во главе всего сонма Святых Пресвятую Деву Марию Богородицу, за Нею Св. Иоанна Предтечу Господня с ликом Св. Пророков, за ними Св. первоверховных Апостолов Петра и Павла и Св. Иоанна Богослова, с прочими Апостолами, за ними лик Святителей вселенских: Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоустого, Афанасия и Кирилла Александрийских, Николая Мирликийского, затем местных: первоепископа Киевского Михаила, Московских: Петра, Алексея, Ионы и Филиппа, Ростовского Димитрия и так далее, подобно и в лике мучеников и в лике преподобных; начинаем с древних и кончаем позднейшими. В таком же порядке святые Угодники Божии призывают и в молитвах. Таким образом в православном представлении, Церковь есть святое, неизменное и неразрывное единство духа и жизни. Единые по духу веры и любви, об Церкви постоянно живут в взаимообщении. Церковь земная, прославляя Святых, движет живущую в них любовь Христову к ходатайству пред Богом за грешный мир, а любовь Божия, движимая любовью Христовой праведников, являет себя грешному миру в ниспослании милости и благодатной помощи.

Так понимается и так сохраняется в Церкви восточно-православной по истине вселенское единство, объемлющее небо и землю.

Посмотрим теперь как понимают это единство латины.

После того, как мысль верующих сведена от невидимой главы Церкви Христа на видимую главу, римского епископа, и он стал мерилом истины, единомыслие в вере для латинской церкви утрачено навсегда. Как мы видели выше, вера в единую невидимую главу Христа перестала быть основной центральной добродетелью, а перешла в другую добродетель послушание. «Все члены церкви слушаются своих епископов, учат катехизис, а епископы со всеми верующими подчинены наместнику Христову, папе, который как твердое кольцо соединяет всех. Все члены церкви в учении и богослужении должны согласовываться с папою и в делах веры подчиняться непогрешимому авторитету учащей церкви, чем и сохраняется внутреннее и внешнее единство». Послушание и подчинение – вот основные условия духовного единства латинской церкви. По существу дела, как мы уже и раскрыли, в папизме не только не может быть веры, как дела свободы и разума, но и самое послушание не может быть сознательным и разумным; оно должно быть безочетное и слепое; ибо принимать условную истину, как безусловно, лице человека как Богочеловека – никакой здравый разум не может. Одно только слепое послушание может не замечать всей фальши папизма и ревновать о нем. Отсюда происходят и выясняются два весьма важных факта, обличающих внутренние противоречия, лежащие в основе папизма. Это: а) разногласие в папизме относительно основных латинских догматов и б) определение истины посредством баллотировки голосов.

а) Всматриваясь в историю папизма, мы находим, что раздвоение проходит по ней от начала до наших дней. В папизме нет действительного и твердого согласия в тех именно догматах, которыми латинское исповедание отличается от православного восточного. И что всего замечательнее, иномысящими в латинской церкви являются не светские свободные мыслители, не мистики, находящиеся в самообольщении, не самозваные учители, высоко возмечтавшие о себе, но люди преуспевающие в духовной жизни, люди разумные, высоко просвещенные, стоящие у кормила Церкви, даже признанные святыми. Таков напр. св. Бернард (1153 г.), настоятель кларевалийского монастыря, дерзнувший обличить папу Евгения III за его притязания на верховенство во вселенской Церкви и на господство над царями, князьями и всеми народам⁵⁶. Таковы отцы Констанцского Собора, провозгласившего верховенство Соборов над папам⁵⁷; таковы же отцы Базельского Собора, подтвердившие это положение Собор⁵⁸. Таковы же отцы Галликанской Церкви, составившие 19 марта 1682 года известную декларацию, которую совершенно ниспровергается догмат папского главенств⁵⁹! Таков Альфонс Лигуорио, основатель ордена редемптористов. Григорием XVI сопричисленный к лику святых, а Пием IX возведенный в звание учителя (доктора) Церкв⁶⁰. Таковы же были те 18 епископов, которые подали свой голос против утверждения догмата о непорочном зачатии, отвергнув в принципе правоспособность Церкви возводить частные Писанием, ни Преданием, в общеобязательные догмат⁶¹. Таковы же и те отцы Ватиканского собора (1870 г.), которые не согласны были с догматом папской непогрешимости и из которых одни, не желая идти против своего убеждения, удалились из Рима (в числе 163) ранее подачи голосов, а другие, более смелые, (в числе 85), оставшись на Соборе, подали голос против непогрешимости. Все эти отцы, заявившие себя против нового догмата, без сомнения остались и остаются несогласными с догматом папской непогрешимости, хотя открыто и не восстают против него; от них и не требовали согласия, так как их покрыли большинством голосов. Когда в деле истины Христовой требуется не единство нравственное, не безусловное взаимное согласие, а только большинство голосов (явление немыслимое в истинной Церкви), тогда не может быть и разговора о единстве веры в латинской Церкв⁶².

б) Определение истины баллотировкою голосов, – это другой факт обличающий неправду папизма. Истина Христова есть положительная истина, данная нам во спасение, и потому требует всецелого принятия: иже веру иметь и крестится, спасен будет, а иже не иметь веры, осужден будет (Мр. 16, 16); аще не снесте плоти Сына человеческого и не пиете крови Его, живота не имате в себе. (Иоан. 6, 53). Глаголы Божии дух суть и живот (-63); к ним нельзя относиться с нерешительностью. Ап. Павел свидетельствует, что Иисус Христос, проповеданный им и его сотрудниками, не был да и нет, но в нем была да. Ибо все обетования Божии в Нем да, и в Нем аминь, (2Кор. 1, 19, 20). Каким же образом такую положительную истину можно подвергать баллотировке? Чтобы сказали Отцы вселенских Соборов, если б им предложено было составленные ими вероопределения догматов отдать на баллотировку? Это новость неслыханная, в применении к христианскому учению совершенно невозможная и сама по себе нелепая Если бы баллотировкою определялись вероизложения вселенских Соборов, – православие было бы подавлено большинством или ариан, или несториан, или монофизитов, или иконоборцев. Баллотировка в приложении к определению истины есть чисто внешний прием и сама в себе предполагает, с одной стороны, существующее в обществе несогласие суждений о баллотируемой истине, а с другой – или подчинение меньшинства большинству, или по крайней мере надежду на невозможность сопротивления со стороны первого последнему. Баллотировкою определяется группировка частных мнений об искомой истине, но не самая истина. Поэтому, при баллотировке меньшинство, уступая большинству, как внешней силе, не обязывается изменять своих взглядов и убеждений, а при случае может даже, собравшимся с силами, заявить себя и низвергнуть большинство, как это нередко и бывает в порядках мирской жизни. Что дело истины Христовой в латинской церкви стоит именно так, это уже открылось в определении двух новых догматов, о которых мы сейчас сказали. Латины не только не находят в баллотировке ничего противного истине, напротив, еще и в будущем обещают действовать таким же образом. Приглашая нас на Собор для рассмотрения и определения их основных догматов: об исхождении Св. Духа и от Сына и о главенстве папы, они хотят решить оспариваемую нами истину этих догматов посредством баллотировки и заранее трубят о своем торжестве, так как, по их уверению, католиков больше, чем православных. Но таким большинством иудейский Синедрион заставил молчать Никодима, когда тот в защиту Иисуса Христа хотел было расположить своих сотоварищей к осмотрительному и на основании закона составленному суждению о Нем (Иоан. 7, 50–52). Таким же большинством Синедриона был произнесен смертный приговор на истинного Мессию; ибо несомненно Иосиф и Никодим, составляя меньшинство в Синедрионе, если прямо не противоречили превозмогавшему большинству, то внутренне решительно не соглашались с ним. Под влиянием того же большинства народ потребовал у Пилата освобождения разбойника и распятия на кресте Спасителя мира. Вот что такое большинство голосов! Итак, есть ли внутреннее единство в церкви латинской?... Нет, оно уже утрачено ею.

Не имея единства в вере, латинская церковь не имеет и единства исторического, или единства предания.

Что единство историческое было нарушено, единство предания прервано, это положение не подлежит ни малейшему сомнению; оно слишком очевидно. С того самого времени, как началось развитие папизма, т.е. с конца IX века, начинается измена церкви латинской древним началом, во всех трех видах. Она не осталась единою в учении, ибо изменила вселенский Символ, введши в него учение и от Сына (Filioque), создала и продолжает создавать новые догматы, с обязательством принимать их, как Богооткровеные истины; узаконила на все времена в образец науки и церковного учения схоластическую науку в лице своего учителя Фомы Аквината, тогда как эта наука может служить только верным типом средневекового мышления, но никак не вселенской наук⁶³. Она не осталась верною духу Апостольского богослужения; ибо отвергла чин Апостольской литургии, введши опресноки, совершенно неизвестные православной древности; исключила молитву о призывании Св. Духа, пред благословением Св. Даров; перетолковала время их пресуществления; лишила чаши мирян; подобным образом изменила и спутала чинопоследования других таинств, напр. в крещении ввела обливание или окропление (т.е. древнее исключение ввела в закон, а древний узаконенный обряд вывела из употребления); в таинстве священства кроме рукоположения ввела еще вручение священных сосудов и понимает оное, как необходимую принадлежность священнодействия. Не осталась верною древнему законодательству; так как со времени своего отделения от Церкви Восточной совершенно изменила весь строй церковной жизни, установивши свое законодательство на основах ложных, древности неизвестных, и впоследствии ею же самою отринутых (разумеется лжеисидоровы декреталии и под. См. ниже). Историческое единство латинской церкви несомненно существует, но оно начинается со времени разделения церквей, с того исторического момента, когда появились так называемые лжеисидоровы декреталии, на основании которых и совершился чрезвычайный переворот в устройстве латинской церкви. Следовательно, за ней, в таком же смысле можно признать историческое единство, в каком мы признаем за церковными обществами лютеранским, реформаторским, англиканским и другими подобными.

Это нарушение единства исторического отразилось и в отношениях латинской церкви земной к церкви Небесной.

Утратив единство во Христе, она перестала жить Его духом и нарушила единство жизни с древней Церковью. Вследствие этого у ней нет Святых в духе Церкви, в духе Христовом, те же, которых она называет святыми, суть праведники в духе папизма. Если это были сами папы; то они были прославлены за то, что воплощали в себе дух чрезмерного превозношения, а отнюдь не дух Христов; таковы были напр. папы: Николай I и Григорий VII; если же это были низшие пастыри или миряне, они были прославлены за то, что воплощали в себе дух слепой ревности или латинского фанатизма, совершенно чуждого истинной Церкви и осуждаемого ею; таковы напр. были: Игнатий Лойола, Петр Арбузов, Иоасафат Кунцевич и подобные. Таких святых можно ли приравнивать к древним святителям, мученикам и преподобным, или к нашим святым, которых имена мы указали выше?

В отношении к прославлению Святых в латинской церкви случилось нечто подобное тому, что бывало у языческих народов. У сих последних нередко поколение новых богов вытеснило поколения старых; подобно и в церкви латинской по отделении ее от вселенского единства; святые собственно в латинском духе, по латинским представлениям вытеснили собою из сознания латинянам, а вместе из храма и молитвенников, Святых вселенской Церкви. Где вы увидите у латинян вселенских святителей: Афанасия и Василия Великих, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Спиридона Тримифунтского, или Антония Великого, Павла Фивейского и подоб.? Они удалены из церковного сознания, а вместо них поставлены бритые и подстриженные – Доминик, основатель Доминиканского ордена, Франциск Ксаверий, Игнатий Лойола, Бригитта, Станислав Костка, вымышленный Иоанн Непому⁶⁴ и им под. Словом, и в представлении Церкви торжествующей у латинян произошло отделение и обособление. Вместе с этим совершилось изменение и в отношениях церкви земной к Церкви торжествующей; латиняне не столько молятся Святым, сколько эксплуатируют их в свою пользу. Да простят мне это выражение; оно оезко, но оно верно изображает особые отношения латинской церкви к своим святым; здесь я разумею индульгенции и перевод на грешников сверх – должных дел праведности Святых.

И так, латинскою церковью утрачено то спасительное единство, которым обладает церковь восточная. Перейдем же теперь к рассмотрению того единства, которым хвалится и на котором основывает свое превосходство и свою правоту церковь латинская. Это единство церковного устройства.

Действительно, по своему устройству латинская церковь представляет стройное единство, законченное, пирамидальное здание, абсолютную монархию, цельный организм. Повсюду одно управление, один богослужебный язык и одно воспитание духовенства. Из Рима исходят и к Риму же стянуты все нити управления. Превосходно дисциплинированное духовенство пребывает в безусловном подчинении у главы церкви и приводит к таковому же послушанию свои паствы. Все направлено к служению интересам римского престола и строго выполняет свое предназначение. Но соответствует ли это блестящее единство характеру и достоинству Христовой Церкви? Ведет ли оно к тем спасительным целям, для которых создана Церковь? Вот вопросы, которые неизбежно возникают при виде блестящей видимости, закрывающей внутреннее раздвоение. Мы отвечаем отрицательно: нет и нет.

Чтобы убедиться в этом, достаточно приоткрыть ту тайну, на которой держится это блестящее единство. Что же это за тайна? Это:

а) целибат, закон о безбрачии духовенства. Как обязательство, как нравственное принуждение, этот закон ничем не может быть оправдан; он тяжким бременем лежит на латинском духовенстве, но он столь необходим для единства латинской церкви, что отменение его поведет к ее распадени⁶⁵, и потому папы никогда и ни в каком случае не могут поступиться этим законом. Он дает папам армию преданных слуг, незнающих уз родства и народности, не признающих над собою законов общества и государства, но всецело преданных одному лицу, более или менее искренно и слепо. Но так ли преданы они Христу, невидимой главе Церкви, так ли служат Ему? Об этом не может быть вопроса, так как Христос для них заменен папой. Такое условие единства говорит само за себя!

б) монашеские ордена. Ордена составляют те органы латинской монархии, чрез которые соблюдается единство и нормальность ее отправлений, проводятся в жизнь начала, внушаемые свыше, проверяются их принятие силами, наблюдается пульс общественной жизни и сохраняется живая непосредственная связь периферий с своим центром. В настоящее время дело служения папизму исключительно находится в руках иезуитов. «Товарищество Иисусово» – вот одна из важнейших опор единства латинской монархии. Члены этого товарищества и составляют ту черную армию, которая по всем линиям ведет и тайную и явную борьбу со всеми врагами папской идеи. В Германии они ведут культурную борьбу из-за школ, во Франции и Бельгии – за свое существование и влияние на народ, в Италии – из-за Ватиканского узника, в Австрии и Галиции – с русской народностью, которую хотят изгладить из истории и географии, – на Балканском полуострове – с православием, чтобы отнять от него славянские племена или по крайней мере посеять в них раздор, подобным образом в Палестине и Сирии, чтобы стать там твердою ногою. В то же время к возвеличению католической церкви эти самые деятели проводят новые догматы, для поднятия в народе упавшего религиозного чувства изобретают новые служения (культ сердца Иисусова), для сбора денег выдумывают новые средства и т.д. и т. д. Одним словом, ни один из бывших орденов не обнаруживал такой многосторонней деятельности в пользу папства, не действовал с такой энергией и с таким упорством, как орден иезуитов. Хвала и честь ордену, но не хвала и честь латинской церкви, которая считает себя христианской! Чтобы дать понятие о том могущественном значении, какое имеет этот орден для латинской церкви, довольно напомнить, что генерал ордена иезуитов величается черным папою. Конечно, это говорится иронически, но в этой иронии слышится самое существо дела, т.е. великое значение главы иезуитов в Рим⁶⁶.

в) папский двор или курия, которая составляет третью опору единства латинской церкви. Курия – это есть плотно сложившаяся около папы корпорация лиц, которые заинтересованы в его положении, чрез него живут и им пользуются. Над курией нет никакой власти; папа выходит из нее и есть не больше как представитель и покорный слуга ее интересов. В своем одиночестве и обособлении от всех и всего он бессилен пред нею и не может вступить в какую-либо борьбу с нею. Если бы существовало учреждение вселенских Соборов в древнем духе и значении, он мог бы опереться на него; но теперь он лишен этого средства; курия никогда не допустить папу до Собора в древнем смысле. Да теперь и поздно; с определением догмата о непогрешимости папы значение Соборов устранено навсегда. Поэтому, повторяем, борьба папы с курией невозможна. Положение папы (в лучшем случае) похоже на положение матки у пчел в улье; она дает жизнь пчелам и единство всей жизни улья, но за то она окружена бдительным надзором рабочих пчел и без них никуда не может двигаться. Подобно – и папа; он постоянно под надзором своей курии, и потому его положение, блестящее по виду, в официальной обстановке, печально по существу, печально в частной жизни. Он слуга и раб курии. Особенно страшны для него иезуитский орден и тайная инквизиция. Тайная отрава, так практиковавшаяся в языческом Риме, не с меньшим искусством практикуется и в христианском Риме, ради вящшей славы Божией, pro majore Dei Gloria. Известно, что кардинала Альбани и секретаря Альфонса Франкетти постигла рановременная смерть за сочувствие к преобразовательным планам Льва XIII-го. Такая же участь грозила и самому папе. В 1883 г. декабря 20-го оо. иезуиты готовились отправить и его, как о том свидетельствуют письма графа Людольфа, посланника австрийского в Риме, к императору Францу-Иосифу. И письма кардинала Лаурентини, врага иезуитов, к президенту французской республики Греви, которого он предупреждал о намерениях иезуитов, чрез французского епископа Фреппеля. Планы иезуитов не удались, но так напугали бедного папу, что он не мог принимать пищу из своей кухни и вынужден был воспользоваться услугами своего брата, кардинала Печчи, который долгое время носил для него обед из города. Положение нельзя назвать приятным и соответствующим высокому достоинству наместнику Христова, земного спасителя. Отсюда объясняются, почему папы, восходившие на престол нередко с самыми благими намерениями, никогда не выполняли их после своего воцарения, т.е. именно потому, что им не позволяла того курия, об нее разбивались все их намерения и желания.

Построенная на этих основах, церковь представляет действительно, доведенное до совершенства, дисциплинированное единство. Папа представляет собою лице, на котором держится и которым замыкается это единство; в нем объединяются миллионы людей, которые привязаны к нему безусловным послушанием и фанатическою преданностью. Такое общество представляет внушительную силу, но эта сила – внешняя по отношению ко Христу и внешняя по отношению к делу спасения. Это не сила спасительной веры во Христа, а сила безусловной преданности Его заместителю на земле, от которого, будто бы, зависит рай или ад, жизнь и смерть, и у которого легко можно купить спасение. Она эта сила не в уподоблении Христу, а в служении внешним интересам своего земного спасителя. Оттого характер служения его клевретов никак нельзя назвать христианским, в прямом и простом смысле этого слова, а напротив следует назвать мирским и светским: вмешивается в политические дела государств, разжигать политические страсти, возбуждать революции, где это оказывается полезным для целей папизма, поддерживать распри и нестроения в государствах, натравливать народы на народы, действовать на женщин, пугая их воображение проклятиями папы, земными несчастиями и ужасами ада, чрез женщин влиять на их мужей – государственных деятелей, все это и подобное тому обыкновенно практиковалось и практикуется в жизни папизма, будто бы для вящшей славы Божией. Забота о внешнем дисциплинарном единстве сделала из латинской церкви царство мира сего, в котором слуги подвизаются также (если не хуже), как подвизаются слуги земных царств. Церковь папистическая есть церковь, обратившаяся в мирское государство с характером абсолютной монархии. Имя Христа Спасителя здесь служит только прикрытием земных средств и целей. Оттого папизм стоит во вражде с политическими учреждениями, так как соперничает и совместничает с ними, вместо того чтобы своими благодатными силами одухотворять, оживотворять и освящать государство. К прискорбию всего христианского мира, вражда эта кончается тем, что папизм отрицается государствами (напр. во Франции и Бельгии) не только, как политическое учреждение, но и как Церковь, и как религия. Власть папы не спасет Церковь от оскорбительного отношения правительств к святыням христианским. В прошлом столетии австрийский император Иосиф II закрыл в Австрии свыше тысячи церквей и монастырей, которые затем поступили в частные руки и были обращены на низкое употребление, церкви напр. в амбары и в прачечные, а монастыри в скотные дворы. Сила папского могущества действует только тогда, когда основывается на политических расчетах и пользуется государственными усложнениями. Таковы напр. причины уступок железного канцлера в культурной борьбе с папизмом. Но там, где этого усложнения нет, напр. в настоящее время во Франции, там церковь терпит крайние стеснения и тяжкие оскорбления, от которых не спасают ее и громы ватиканских проклятий.

Такого ли единства нужно желать и домогаться православным церквам Востока?

Говоря таким образом о единстве латинской церкви, мы не закрываем своих взоров от того ненормально-разрозненного положения поместных церквей Востока, в котором они пребывают в настоящее время. Хотя они сохраняли и продолжают сохранять между собою спасительное единство духовно-благодатное и постоянно пребывали и пребывают в духовном общении, но тем не менее им недостает внешних связей и сосредоточенности действий, и потому они обуреваются неблагоприятными влияниями разных политических течений. Кто из православных христиан, понимающих дела Востока, не скорбит об разрозненности церквей и их бессилии против иноверных пропаганд? Каждая из поместных церквей Востока окружена опасностями и терпит какие либо скорби и беды. Так Румынская православная церковь находится под постоянным внешним давлением, которое влечет ее к измене православию и к принятию унии с Римом. Православные церкви в Австрии так ревниво охраняются от сношения с русской церковью, что запрещается им даже принимать русские сочинения богословского содержания, а русским священникам входит с ними в церковное общени⁶⁷. Глава Сербской церкви, митрополит Михаил, лишен престола и изгнан из отечества, помимо всех церковных правил. Предстоятелю православной церкви в Боснии не позволили защищать православие и ограждать свою паству от непрошенных латинских миссионеров, и он должен быть оставить свою кафедру. Патриархатство Константинопольское раздирается расколом по влиянию на церковные дела политических страстей. Патриархатства Иерусалимское и Антиохийское расхищаются иноверными проповедниками и нет от них ни откуда защиты. По истине, положение печальное! Поэтому весьма желательно чтобы между церквами было гораздо больше взаимного общения, единства в борьбе с врагами православия и взаимной поддержки. Но что для этого нужно? Прежде всего, без сомнения, нужен высокий подъем веры, свободный от всякой примеси политических страстей и расчетов: аще имате веру яко зерно горушно, речете горе сей: преиди отсюду тамо, и прейде: и ничтоже невозможно будет вам (Мф. 17, 20). Когда будет это источное начало церковной жизни, тогда и остальное приложится, т.е. можно будет создать какое-либо формальное или дисциплинарное единство, разумеется, не папистическое, но такое, которое будет соответствовать началам православия. Ищите прежде царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам (Мф. 6, 33).

Теперь нам остается сказать несколько слов о латинской пропаганде, которую, как мы видели выше, паписты хвалятся, как доказательством жизненности папизма и истинности латинской церкви. Не спорим, что в этом отношении паписты имеют великие преимущества пред нами православными; они владеют громадными средствами, энергией сил и сохраняют единство действий. Но, во-первых, такие качества принадлежат не им одним, но равно и протестантским миссионерам, а, во-вторых, характер этой пропаганды – невысокого достоинства и никак не может быт одобрен христианскими понятиями и правилами: происки, подкупы, посулы, угрозы, интриги, потворство страстям, греховным языческим обычаям, все это и подобное употребляется как средство для успеха проповеди. Так Апостолы не проповедовали и так не учили проповедоват⁶⁸.

Для православного христианина особенно обидна и огорчительна пропаганда латинян в православных землях Востока. Если бы дело своей пропаганды они вели честно, если бы предлагали свою проповедь на свободное произведение своих слушателей, тогда их проповедь и обращение имели бы некоторый смысл; в таком случае они являлись бы в некотором смысле просветителями народов, огрубевших в невежестве от ига неверных. Но они действуют совсем не так: как пауки расставляют свои сети для мух, так они свои школы для детей, куда заманивают их подарками или материальною помощью родителям; действуя на детей то насмешкою над всем православным, то клеветою и всевозможными выдумками, и таким образом вносят рознь в семьи, вражду в население нестроения в общества. Это тем прискорбнее, что политика западных государств, по зависти их к православной России, всячески содействует латинской пропаганде в тех видах, чтобы разорвать духовные связи православного Востока с православной Россией, которая положением своим призвана быть представительницей и покровительницей православных; ибо олатинившиеся жители Востока всеми своими чувствами начинают тяготеть к Риму, как общему центру всех латинян. Таким образом, латинская церковь в своей пропаганде движется не духом любви Христовой, а духом властолюбия и лжи. Восточные патриархи так выражают противоположность направлений церкви восточной и церкви латинской: Молитва Спасителя нашего к богу и Отцу своему об общей любви христиан и совокуплении во едину, святую, соборную и Апостольскую Церковь… действует в нас как и в его блаженстве (т.е. папе), и здесь то наше братское стремление и ревность сретается с стремлением и ревностью его блаженства, с тем только различием, что в нас эта ревность направлена к тому, чтобы соблюсти чистым и неприкосновенным всесовершенный Символ Христовой веры, … а в его блаженстве – к тому, чтобы укрепить и утвердить над всеми власть и господство восседающих на Апостольском престоле и их нового учени⁶⁹.

Поэтому, как ни велики и ни блестящи, по-видимому, успехи латинской пропаганды, но она не заслуживает того, чтобы ей подражать, сохрани нас Бог от таких успехов. За коварный образ действий не лижет ли и на латинских проповедниках то осуждение Господа, какое Он изрек на книжниках и фарисеев тоже ревновавших о пропаганде: горе вам книжницы и фарисее лицемери, яко преходите море и сушу, сотворити единого пришельца: и егда будет творите его сына геены сугубейша вас (Мф. 23, 15)? Несомненно, и фарисеи воображали, также как и иезуиты, что они служили славе Божией и действовали pro majore Dei Gloria!

Все наше исследование о единстве Церкви мы можем свести к следующему заключению: в церкви восточной православной, сохраняется истинное, спасительное, духовно-благодатное единство, но частям ее, поместным церквам не достает единства внешнего; наоборот, в церкви латинской единство внешнее, дисциплинарное, доведено до совершенства, но за то за ним нет единства внутреннего, спасительного, и само это единство стоит не на христианских основах. И так, церкви восточной желательно бы придать единство внешнее, а западной – вложить единство внутреннее, с исправлением внешнего. Что нужно для этого, об этом поговорим в следующей статье.