17-я ГЛ. ЕВАНГЕЛИЯ ОТ МАТФЕЯ И ПАРАЛЛЕЛЬНЫЕ

(Мф. 17:1–13; Мк. 9:2–13; Лк. 9:28–36)

«Воскресное чтение», 1807

На восток неподалеку от Назарета, в коем Искупитель наш пребыл до вступления в дело нашего спасения, на север от Наина, где Он, милосердный, воскресил сына бедной вдовицы, на запад от моря Генисаретского, столько раз ознаменованного Его чудотворениями, с северной оконечности обширной, цветущей долины Эздрелонской, возвышается почти в виде правильного конуса гора. Высота ее по отвесной линии составляет до 500 сажен¹, вершина в окружности около трех верст². Вот священный Фавор, его местность, вид и высота. Прославленная Преображением Господа гора Фавор по своему местоположению и великолепию есть одна из самых примечательных гор не только в Палестине, но на всем земном шаре. В гористой Палестине все горы идут непрерывными цепями. Фавор возвышается уединенно от всех прочих, стоит одиноко, как бы для того, чтобы другие горы не разделяли с ним славы, предопределенной ему свыше. Крутые и высокие горы везде представляют сухие возвышенности, каменистые скалы, но фавор от подошвы до вершины покрыт плодоносною почвою; ароматические травы и цветы, тенистые рощи и плодоносные дерева, поляны, покрытые тучными нивами, – вот великолепная риза, коей облекается священный Фавор и в наше время, когда вся обетованная земля представляет вид бедной, пустынной страны. С вершины Фавора открываются обширные, ни с чем не сравнимые виды во все стороны: на север огромным шатром представляются снежные вершины Антиливана; на юг – вся прекрасная долина Эздрелонская, за нею восстают разнообразные вершины гор Галилейских, сливающихся с грудами гор Иудейских; на запад – пустынный Кармил, убежище грозного ревнителя славы Божией, пророка Илии, и море Средиземное; на восток – хребет береговых гор моря Генисаретского и самое море.

Местоположение и великолепие Фавора дали ему известность в самой глубокой древности времен ветхозаветных; разные происшествия, коих он был или памятником, или поприщем, увековечили его знатность. Историческая его известность начинается почти вместе с историей народа Божия, именно со времени переселения Израиля из Египта в землю обетованную. Преемник Боговидца Моисея Иисус Навин, исполняя грозную волю Господню об истреблении потомства злополучного сына Хамова, шел победоносным воинством мимо Фавора, у подошвы его располагал свой стан, с вершины горы, вероятно, обозревал города и веси, которые предавал Господь в руки его. При разделе завоеванной земли Фавор назначается пределом племен Завулонова и Иссахарова. Когда предал Господь Израиля за нарушение завета в руки врагов и скорби порабощения обратили грешников к покаянию, Фавор озарился славою милости и спасения свыше: на скате его к долине Эздрелонской и ныне есть селение, носящее имя пророчицы Деворы; это заветный памятник того, что на сем месте священного Фавора воздвиг Господь спасительницу Израиля. На Фавор богодухновенная жена призвала Варрака с 10 000 воинов, сказав, что она предает ему враждебного военачальника царя Ассорского Сисару. В виду от места жительства пророчицы произошло сражение у Варрака с Сисарою, совершилась предсказанная победа, после которой вдохновенная Девора воспела торжественный гимн Всемогущему Помощнику и Покровителю.

Но эти и другие события были только предображением той славы, коей удостоил Господь наш священный Фавор, избрав его местом для Своего славного Преображения. Повествуя о сем событии, евангелисты не именуют Фавора, а говорят только о горе высокой (Мф. 17:1, Мк. 9:2) или просто о горе (Лк. 9:28), и это как бы потому, что и без наименования Фавора само собою понятно его преимущество; что только высокой и уединенной горе Фавор прилично было представить собою престол Господу для таинственной Его беседы с Отцем Небесным, только горе светлой прилично было озариться тем светом, который возблистал в минуты славного Преображения: Фавор и Ермон о имени Твоем возрадуются, (Пс. 72:15), восклицал венчанный пророк, провидя славное назначение Фавора. Самовидцы велелепной славы – Петр, Иаков и Иоанн – по страдании и воскресении Господа первые возвестили о предызобразительной славе Его на Фаворе; по указанию свидетельства их, христиане первенствующие назвали Фавор горою Преображения; святой Кирилл и блаженный Иероним нашли предание сие общеизвестным. Равноапостольная императрица Елена украсила Фавор боголепным памятником, соорудила на вершине его храм о трех престолах, согласно словам Евангельским: Господи, добро есть нам зде быти: аще хощеши, сотворим три сени, Тебе едину, и Моисеови едину и едину Илии (Мф. 17:4).

В III веке существовал здесь монастырь, но до наших времен из всей святыни Фаворской благоговение христиан хранит остатки храма, воздвигнутого святою Еленою. Под нижними сводами его долгое время греческий епископ Птолемаиды ежегодно в праздник Преображения Господня совершал литургию; ныне только римско-католические иноки фозаресские служат литургию также в день Преображения Господня, при бесчисленном стечении христиан, желающих встретить светлый праздник на самом месте его события.

(Мф. 17:2)

Павел, архиепископ Кишиневский. Из Слов в день Преображения Господня. Слова и речи, т. 1

Значение Преображения

Преславное Преображение Господа нашего Иисуса Христа на Фаворе было одним из важнейших событий в жизни Его. Оно имело величайшее значение и для Него Самого и для судеб всего мира. Преображение Богочеловека внутреннее, бывшее причиною Преображения Его внешнего – Фаворского, возвеличило, поставило человеческое естество Иисуса Христа – и всегда высокое, чистое, совершенное, – на такую высоту нравственную, на какой оно доселе еще не стояло. Напряженное углубление в тайну Искупления, совершившее Преображение Иисусово, возбудило к усиленной деятельности и привело в самое возвышенное настроение все силы Его духа. Светлый ум Его человеческий теперь еще более просветлел и с величайшим напряжением и проницательностью начал созерцать тайну Искупления и постигал ее во всей ее полноте и разнообразии. Его святейшая воля, уже давно обрекшая Его на смерть за спасение мира, теперь исполнилась особенно живою, пламенною и твердою решимостью претерпеть все – и самые тягчайшие муки крестные – за спасение людей. Все силы Его души начали вращаться около величайшей тайны искупления, сосредоточивались на кресте, проникнутые полною готовностью подъять его на рамена Свои. Именно пред Своим Преображением, чрез углубление в тайну искупления, Иисус Христос по человечеству Своему достиг в мужа совершенна, в меру полного возраста (Еф. 4:13), для самого тяжкого крестоношения во славу Божию и благо людей, как пред крещением во Иордане созрел для трудов проповеди покаяния, проповеди о близости Царствия Божия. Словом, во дни Преображения состояние души Иисуса Христа было запечатлено такою возвышенностью и величием, и человечество Его стало с такою силою свидетельствовать об ипостасном соединении своем с Божеством, что привлекло на Иисуса Христа глас Отца Небесного: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте (Мф. 17:5). Для судеб мира Преображение Иисусово имело то значение, что с него дело искупления начинает быстро и с особенною решительностью приближаться к исполнению и являться во всей своей силе. Вопрос о кресте Христовом и крестах последователей Его на горе Преображения снова, с особенною силою, пред свидетелями и с неба, и с земли, и из царства мертвых, решен человечеством Иисуса Христа по планам премудрости и благости Божией, во славу Божию и благо людей, а не по суетным желаниям, и вопреки пререканиям мыслящих не яже суть Божия, но человеческая (Мф. 16:23). Таково значение Преображения Господня и для Него Самого, и для всех людей. Дивно ли, что при важном внутреннем значении своем это событие запечатлено такою поразительною внешнею славою и торжественностью? Дивно ли, что и главный Виновник сего события, Богочеловек, явился в величайшей, небывалой доселе славе – с лицом светящимся, как солнце, и с ризами белыми, как свет? Дивно ли, что явились на Фаворе представители спасаемого человечества отовсюду, и с неба, и с земли, и из царства мертвых, и Сам Отец Небесный засвидетельствовал и важность события, и Божественную важность Виновника его гласом свыше: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих; Того послушайте? Вся вселенная пришла в движение, потому что совершалось событие, предображавшее преображение, восстановление, блаженное состояние всей вселенной.

Обстоятельства, при которых совершилось Преображение

Преславное Преображение Господа нашего Иисуса Христа совершилось тогда, когда Его душа была всецело занята и собственным Его крестом, и крестами истинных последователей Его. По сказанию евангелистов (Мф. 16:21–28; Мк. 8:30–38; Лк. 9:22–27), целых восемь дней человечество Его с особенным напряжением проникало духовным взором своим в великую тайну искупления мира крестом Его, с особенною силою проникалось решимостью подъять на рамена свои тяжкий грех. Легко и естественно могло совершиться и внутреннее, и внешнее Преображение Богочеловека теперь, когда открылась пред Ним во всей полноте тайна искупления. Вот в этой тайне открывается беспредельная любовь к человечеству Бога Отца, предающего Сына Своего Единородного на смерть за спасение мира (Ин. 3:16); вот любовь Сына Божия, обрекающего Себя за нас, недостойных, на страшные мучения и позорную смерть (1Ин. 3:16; Еф. 5:2); вот в безмерно великой тяжести страданий Иисусовых открывается безграничное величие жертвы Его во благо людей, величие любви Его: каким восторгом должно наполнить каждую восприимчивую к добру душу это величественное зрелище любви Божией к грешному роду человеческому! Вот семя жены (Быт. 3:15) крестом Своим сокрушает главу змия древнего, разрушает царство лжи и зла и созидает Святую Церковь – царство истины и добра: какое прекрасное начало торжества света над тьмою, Сына Божия над врагом Божиим! Вот предводимые и укрепляемые Божественным Крестоносцем слабые люди – ученики Христовы – победоносно ведут брань с началами, властями и миродержителями тьмы века сего – духами злобы поднебесными (Еф. 6:12), и духовным всеоружием Божиим (Еф. 2:13) сокрушают главы невидимых змиев. Какая славная для крестоносцев и постыдная для змия древнего, льстящего вселенную всю (Откр. 12:9), борьба! Вот за послушание даже до смерти, смерти же крестныя, Бог превозносит Иисуса Христа и дарует Ему имя, еже паче всякого имене (Флп. 2:8–10); вот вселяются вместе с Господом и все истинные слуги Его (Ин. 12:26), входят в радость Его (Мф. 25:23), как победители врагов своих посаждаются с Ним на престол Его (Откр. 3:21) и вкушают в обителях Отца Небесного блаженство вечное; какой славный и блаженный конец борьбы Царства Божия с царством диавола! Не сильно ли это зрелище умилить, восхитить, нравственно возвысить, преобразить даже простого смертного, внимательно проникающего в него? Не сильно ли оно вдохнуть в него решимость на все жертвы для споспешествования сему делу? В каком же величии необъятном, в какой красоте дивной должно было предстать зрелище искупления мира умственному взору Богочеловека, когда Божество Его раскрывало пред Его человечеством это зрелище во всей его полноте и разнообразии! Каким восторгом должна была теперь исполниться душа Иисуса, безгранично восприимчивая ко всему высокому, святому! С какою решимостью должен был Он изрекать особенно теперь Отцу Своему: се иду сотворити волю Твою, Боже! (Евр. 10:7). Так, напряженное углубление Богочеловека Иисуса Христа в тайну искупления привело Его в то чрезвычайное состояние душевное, которое даже для Него было внутренним преображением и повлекло за собою преображение внешнее. Сначала засияла восторгом, умилением и решимостью святейшая душа Его; за душою – зеркало ее – око; за оком просияли Его лицо, Его тело и ризы Его; наконец, свет облистал и гору Преображения и учеников Иисусовых.

Преславное Преображение Господа нашего Иисуса Христа совершилось среди молитвы. Святая, пламенная молитва человека, возбуждая и вызывая к деятельности из глубины души его все лучшие силы ее, и, что всего важнее, низводя в душу человеческую светоносную силу Божию, – всегда производит в человеке преображение внутреннее, весьма часто обнаруживающееся и вовне в ангеловидной светлости и ясности взора и лица молящегося. Молитва Иисуса Христа на Фаворе обладала и должна была естественно обладать этою преображающею силою, предпочтительно пред другими молитвами даже Его – Богочеловека. О чем и при каких условиях молился Иисус Христос на Фаворе? Все побуждает думать, что крест был предметом этой молитвы. Так побуждают думать и предшествовавшее молитве углубление Богочеловека в тайну искупления, которая потому естественнее всего должна была составлять и предмет его молитвы; и глас Отца Небесного к Иисусу Христу: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте (Мф. 17:5), бывший, очевидно, ответом на прекословие Петра, не хотевшего креста ни Богочеловеку, ни Его последователям и преклонявший, как торжественным свидетельством о Божестве Иисуса Христа, так и прямым повелением, и Петра и других апостолов к послушанию прорекаемому учению крестному; и беседа Иисуса Христа о кресте с призванными молитвою на Фавор Моисеем и Илиею. О кресте, занимавшем все помыслы Иисуса, молился Он на Фаворе, молился после продолжительного, напряженного углубления в тайну искупления. Как же возвышенна, свята, полна восторга, умиления, благодарности должна была быть эта молитва! Какое одушевление должна была разлить в душе Богочеловека! Как сильно должна она была подвигнуть и Бога Отца, и Бога Духа Святого, и Божество Иисуса Христа облистать Божественным светом и душу, и лицо, и тело, и ризы Иисусовы, преобразить Его! Именно при усиленном углублении человеческого естества Его в тайну искупления, с такою силою открывающую славу Божию, могла быть полна восторга молитва славословия в устах Его. Именно при живом созерцании славы и блаженства, ожидавших и Его Самого, как Искупителя, и крестоносцев, последователей Его, могла быть особенно умилительна молитва благодарения Его. Именно при созерцании тяжести и опасности крестоношения особенно сильно и пламенно мог Он просить помощи у Отца Небесного и Себе, и другим. И если что могло совершить Преображение Господа, потрясти всю вселенную, призвать на землю и вознесшегося яко на небо Илию, и находившегося в царстве мертвых, призвать на Иисуса глас Отца Небесного: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте, то именно Фаворская молитва Иисусова – пламенная, всеобъемлющая, любвеобильная, приведшая в движение все силы души Его.

Преславное Преображение Господа нашего Иисуса Христа совершилось тогда, когда Он, всецело занятый крестом, как Своим, так и Своих последователей, и с Отцем Своим беседовал о кресте, и со всеми другими собеседниками Своими вел беседу о крестоношении. Еще за несколько дней до Преображения Он ясно и решительно возвестил Своим ученикам о предстоящих Ему в Иерусалиме страданиях, распятии и смерти. Пререкание Ему со стороны Петра, желавшего отклонения креста и от Богочеловека, и от Его последователей – пререкание, столь дерзновенное, настойчивое и продолжительное (Мф. 16:22), что Господь назвал его сатаною и соблазном, и даже обратился к Отцу Небесному с молитвою о вразумлении и побуждении непослушного ученика к повиновению заповеди крестной – побудило Его с особенною силою изречь учение не только о Своем кресте, но и о кресте Своих последователей, и, как можно догадываться из молчания евангелистов о каких бы то ни было беседах Иисуса Христа между беседою о кресте и Преображением, сделать крест предметом бесед в течении нескольких дней. И на Фаворе крест же составляет предмет беседы Иисуса Христа с Моисеем и Илиею… Беседа о кресте – беседа и по своему предмету, и по качествам собеседников более всякой другой беседы способная содействовать Преображению Господа. Если при рассматривании, изучении и защищении важной истины неразумное пререкание ей врагов или людей, ее не понимающих, а еще более собеседование о ней с людьми разумными, сочувствующими ей возбуждают все силы души мыслителя к деятельности, воспламеняют в нем желание вполне понять, со всею ясностью и силою изложить и победоносно защитить ее, сообщают душе воодушевление, воспламеняют взор и озаряют лицо светлою мыслью, словом, преображают человека; то могли ли не иметь влияния на Преображение Иисуса Христа беседы Его с учениками, Моисеем, Илиею о кресте? Упорное пререкание Ему Петра, желавшего отклонить крест и от Христа, и от последователей Его, и таким образом лишить человечество благодеяния искупления и спасения, не должно ли было исполнить и скорбью, и негодованием на душевного еще ученика, любвеобильное сердце Иисусово и побудить Его к усиленному и победоносному защищению Своего учения о кресте и к покорению сему учению ученика Своего? Молитвенная беседа с Богом, беседа с Моисеем и Илиею, беседы, среди которых тайна искупления и крест явились во всем величии и силе, не должны ли были исполнить сердце Его радостию о торжестве и откровении во всей силе учения крестного? Так, продолжительные пламенные беседы о кресте имели весьма важное влияние на Преображение Иисусово.

О гласе Отчем: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте (Мф. 17:5)

Двукратно, – при двух событиях в жизни Господа нашего Иисуса Христа – Отец Небесный торжественно возвестил миру, что Иисус Христос есть Сын Его возлюбленный, в Котором все Его благоволение: при крещении Его в Иордане и во время преславного Преображения Его на Фаворе. Премудрый, всеблагий и праведный Господь все, что ни делает во время благопотребное, делает по важным для Своей деятельности основаниям в самих событиях и обстоятельствах времени и по важным побуждениям и целям, с особенною ясностью открывающимся из самих событий и обстоятельств, среди которых Он действует. Посему и для торжественного возвещения об Иисусе Христе как Сыне Своем возлюбленном Бог Отец избрал события Крещения и Преображения по особенным к тому основаниям в них и по особенным целям, с наибольшею ясностью могущим открываться из них. Какие же это основания? Какие цели?

Главное основание сего возвещения заключалось, конечно, в особенно возвышенном состоянии духа Иисус Христова при Крещении и Преображении и в высоком значении сих событий в целой Его жизни, так что среди них особенно достойно и праведно было Отцу Небесному наречь Его Сыном Своим возлюбленным. Не надлежало ли поистине Отцу Небесному возвестить миру об Иисусе Христе как Сыне Божием возлюбленном на Иордане, в тот важный момент Его жизни, когда Он свято, богоугодно и совершенно безгрешно совершив поприще Своего детства, отрочества, юности, вообще жизни безвестной, вступал вполне совершенным деятелем на новое, высокое поприще – поприще Просветителя и Спасителя рода человеческого? Не называет ли с особенною торжественностью, в услышание всех, сыном возлюбленным и человек-отец своего сына, когда он, благоуспешно совершив поприще своего воспитания, с прекрасными надеждами вступает из частной жизни на поприще жизни общественной?.. Не надлежало ли Отцу Небесному возвестить миру об Иисусе Христе как возлюбленном Сыне Божием и на горе Преображения, в то время, когда Он, почти уже совершив, вполне согласно с волею Отца и во славу Его, поприще служения роду человеческому в качестве Божественного Учителя, вступал на труднейшее и уничиженнейшее в глазах мира, но славнейшее в очах Божиих поприще послушания Отцу Небесному до смерти крестной? И человек-отец с восторгом называет сыном возлюбленным своего сына в то время, когда он, прославившись великими делами на поприще служения общественного, вступает на новое поприще деятельности, требующее великих жертв и подвигов… Так на Иордане и Фаворе благовременно и благопотребно было Отчее свидетельство об Иисусе Христе как о Сыне Божием возлюбленном. И какие важные цели достигались сим свидетельством! Не только праведно воздавались им Иисусу Христу подобающая слава и честь за досточудную и недосягаемую высоту Его нравственную; не только возвещалось миру истинное Божество Его, скрывавшееся под зраком раба; но и указывались последователям Иисусовым в предшествовавших свидетельству Отчему и призвавших оное духовных состояниях, свойствах и делах Христовых – состояния, качества, дела, подобающие последователям Иисусовым, желающим быть возлюбленными чадами Божиими; облегчалось для них и познание, и с тем вместе выполнение благонадежных условий для приобретения благодатного сыноположения. Отец Небесный свидетельствовал о Сыне Своем на Иордане и Фаворе для того, чтобы расположить нас проникать в духовные состояния, качества и дела Иисуса Христа, послужившие для Отца основанием и побуждением к торжественному свидетельству о Христе как возлюбленном Сыне Отчем, и чрез посильное изучение их облегчить для себя верное и точное отражение и осуществление их в своей жизни и приобретение чрез то права на усыновление Отцу Небесному.

Сын бывает возлюбленным сыном своего отца тогда, когда славит отца (Мал. 1:6). Чем же обыкновенно сын славит отца? Своим послушанием отцу, прекрасными качествами своего ума и сердца, добрыми и благородными делами, обыкновенно свидетельствующими как о добром роде, так и о добром воспитании сына, прославляющими и возвышающими во мнении людей как сына, так и отца его. Господь наш Иисус Христос во все три периода жизни Своей, на рубеже которых стоят свидетельства о Нем – Иорданское и Фаворское, – и в период Своей безвестной жизни, во время общественного служения спасению людей и в период усиленного крестоношения – прославляя прославлял Своего Отца Небесного и Своим послушанием, Своими качествами и делами явил Себя Сыном, поистине достойным имени возлюбленного.

(Лк. 9:28–32)

Иннокентий, архиеп. Херсонский. Из Беседы в день Преображения

Сон (Лк. 9:32), в коем находились апостолы при начале Преображения, дает разуметь, что они возведены были на гору во время, располагающее ко сну, и что им не была открыта предварительно чрезвычайная цель восшествия. Иначе можно ли было предаться сну? Учитель имел обыкновение удаляться в горы для молитвы (Лк. 6:12), и теперь взыде, замечает евангелист Лука, на гору помолится (Лк. 9:28). Что произойдет среди сей и от сей молитвы – о сем ведал разве токмо Сам Он.

Как ни легко было совершать молитву на вершине Фавора, в безмолвии всего окружающего, вблизи Божественного Учителя, но ученики не могли разделять ее с Ним до конца и уступили над собою власть сну, который, как справедливо замечают, с наибольшею силою нападает на человека во время молитвы и тогда наипаче овладевает им, когда наиболее нужно почему-либо бдеть.

Богочеловек продолжал молиться один. Можете представить, или, лучше сказать, невозможно и предстать, как молился Отцу Сын Единородный, возлюбленный в минуты столь важные! Евангелисты не сказывают нам, что было предметом Его молитвы. Но это отчасти видно само собою. Как для нас в деле спасения нет ничего, так и для Богочеловека в деле служения сему спасению не было ничего важнее креста (Лк. 9:22–24). Мог ли быть по сему самому крест сей забыт при молитве на Фаворе? Моисей и Илия, конечно, не столько сами начинали, сколько продолжали начатую в молитве беседу Богочеловека с Отцом, но они глаголаста исход Его!

Но что бы ни было предметом Фаворской молитвы Иисусовой, только молитва сия была из самых необыкновенных даже между Его молитвами, ибо, егда моляшеся, бе видение лица Его ино (Лк. 9:29); оно просветися яко солнце, и ризы Его Быша белы яко свет (Мф. 17:2), блещащяся (Мк. 9:3). То есть, сколько можно изъяснять подобные явления слабым словом человеческим: молитва до того возбудила и подвигла сокрытую в человечестве Иисусовом полноту Божества, что она, преисполнив душу Богочеловека светом своим, проникла сквозь тело и просияла в лице, не вмещаясь здесь, осияла и преобразила самую одежду. Если вы читывали жизнеописания святых, то, без сомнения, припомните, что при всей Божественности настоящего чуда, нечто подобное происходило и в жизни святых. И они иногда во время молитвы от внутреннего восторга души, распаленной любовию к Богу, казались окруженными светом небесным и принимали вид прославленный (например Арсений Великий, Феодор Эдесский, Григорий Омир). Тем естественнее это было. в молитве Богочеловека, в Коем Божество, как ни скрывалось под завесою человеческой плоти, при всяком особенном случае обнаруживало Свое присутствие и блистало, по выражению Церкви, как молния (служба на Преображение)…

Свт. Филарет, митр. Московский. Из Слова на Преображение. Слова и речи, т. 1

Дабы усмотреть, с какою удобностью ключ молитвы отверзает духовные и Божественные сокровища, всмотримся в изображение Преображения Господня у евангелиста: взыде на гору помолитися. И бысть, егда моляшеся, видение лица Его ино и проч. Если смеем мы по сим чертам угадывать сердечную тайну Божественного Иисуса, – кажется, на пути к Фавору в прямом и непосредственном намерении Его было не Преображение, но просто молитва: взыде на гору помолитися. Кажется, и на самой горе, в самые минуты Преображения, собственною целью действия Его была только молитва: бысть егда моляшеся. Размышляющему не покажется невероятною и та догадка, что предметом сей молитвы Спасителевой долженствовало быть приготовление Себя и учеников к приближающемуся Своему страданию и крестной смерти, о чем Он незадолго пред сим открылся ученикам (Лк. 9;22) и о чем в самое время Преображения беседовали с Ним Моисей и Илия (ст. 31). Как же среди молитвы о страдании открылась слава! Как самородный, так сказать, цвет и плод обильной живою силою молитвы, молитвы, сливаясь с Духом Божиим, исполнил светом душу Иисусову; преизбыток сего света, не удерживаясь в душе, пролиялся на тело и просиял в лице; не вмещаясь и здесь, осиял и преобразил самую одежду; расширяясь еще далее, объял апостолов и отразился в восклицании Петровом: добро есть нам зде быти; прошел в область внутреннего мира и привлек оттоле Моисея и Илию; достиг самых недр Отца Небесного и подвигнул любовь Его к торжественному свидетельству о возлюбленном: Сей есть Сын Мой возлюбленный. О, чудо молитвы, единым действием объемлющей небо и землю и самое Божество! Да не скажет кто, что сей пример молитвы до нас не относится, как дело Богочеловека. Он относится и до нас; ибо и в нас тоже, хотя не в той же степени, должно совершаться, что и во Христе. Сие да мудрствуется в вас, учит апостол, еже и во Христе Иисусе (Флп. 2:5).

Творения св. Ефрема Сирина, ч. 3

Суть нецыи от зде стоящих, иже не имут вкусити смерти, дóндеже видят Сына Человеческаго грядуща во славе Своей… И по днех шестих поят Симона Петра и Иакова и Иоанна брата его на гору весьма высокую и преобразися пред ними, и просветися лице Его яко солнце, ризы же Его Быша белы яко свет (Мф. 16:28; 17:1–2).

О тех самых сказал, что не вкусят смерти, пока не увидят образа пришествия Его, которых взяв, возвел на гору, и которым показал, каким образом приидет в последний день в славе Своего Божества и в теле Своего человечества. Возвел же их на гору, чтобы показать им, кто Сын, и Чей Сын. Ибо когда спросил их: кого Мя глаголют человецы быти Сына Человеческаго? – они отвечали ему: инии Илию, друзии же Иеремию, или единаго от пророк (Мф. 16:13–14). Посему возводит их на гору и показывает им, что Он не Илия, но Бог Илиин, и также не Иеремия, но освятивший Иеремию в чреве матернем; и не один из пророков, но Господь пророков, пославший их. Показывает им, что Он – Творец неба и земли, что Он Господь живых и мертвых; потому что повелел небу и низвел Илию, дал мановение земле, и воскресил Моисея.

Возвел их на гору, чтобы показать им славу Божества и дать им знать, что Он – Искупитель Израиля, как объявил чрез пророков, и чтобы не соблазнились о Нем, видя вольное Его страдание, какое имел Он претерпеть за нас по человечеству. Ибо знали Его как человека, и не разумели, что Он – Бог. Знали Его сына Мариина, как человека, жившего с ними в мире. И на горе дал им разуметь, что Он – Сын Божий и Бог. Видели, что Он вкушал и пил, утомлялся и отдыхал, дремал и засыпал, приходил в страх и проливал пот; все же это приличествовало не Божественному естеству Его, а только человечеству. И потому возводит их на гору, чтобы Отец провозгласил Его Сыном и показал им, что действительно Он – Сын Божий и Бог.

Возвел их на гору и показал им Царство Свое прежде Своих страданий, силу Свою прежде смерти Своей, и славу Свою прежде поругания Своего, и честь Свою прежде бесчестия Своего, чтобы, когда будет взят и распят иудеями, знали они, что распят не по немощи, но по благоизволению Своему, добровольно, во спасение миру.

Возвел их на гору и показал им славу Божества Своего прежде воскресения, чтобы, когда восстанет из мертвых в сей славе Божественного естества Своего, узнали они, что не за труд Свой приял Он славу сию, как Нуждавшийся в славе, но что прежде веков принадлежала Ему слава со Отцем и у Отца, как сказал Он, исходя на вольное страдание: Отче, прослави Мя славою, юже имех у тебе, прежде мир не бысть (Ин. 17:5).

Итак, сию славу Божества Своего, невидимую и сокровенную в человечестве, показал апостолам на горе. Ибо видели лице Его блистающим подобно молнии, и одежды Его белыми, как свет. Два солнца увидели ученики: одно на небе обыкновенное, а другое необыкновенное, одно видимое ими и озаряющее мир на тверди, другое им одним являющее лицо Свое. Одежды же Свои показал белыми как свет, потому что из всего тела Его истекала слава Божества Его, и во всех членах Его сиял свет Его. Не как у Моисея, не одна внешность плоти Его просияла благолепием, но из Него изливалась слава Божества Его, из Него восходил свет Его и в Нем сосредоточивался, не переходил от Него на что-либо другое, оставляя Его, не со стороны приходил к Нему, чтобы украсить Его, и не был для Него заимствованным. Но не всю пучину славы Своей показал им, а в какой мере могли вместить зеницы очей их.

И явистася им Моисей и Илиа, с Ним глаголюща (Мф. 17:3). Беседа их с Ним была следующая: свидетельствовали Ему благодарение, что пришествием Его исполнились слова их и всех пророков. Воздавали Ему поклонение за спасение, какое соделал миру, то есть человеческому роду, и за то, что исполнил самым делом тайну, которую описывали они.

В сем восшествии на гору была радость пророкам и апостолам. Радовались пророки, увидев Его человечество, которого не знали; радовались апостолы, увидев славу Его Божества, которого не разумели. И услышав глас Отца, свидетельствующий о Сыне, познали из оного Его вочеловечение, которое было для них не ясно. А вместе с гласом Отца уверяла их в этом явившаяся слава тела Его от неизменно и неслиянно соединенного с ним Божества. И запечатлелось свидетельство троих гласом Отца, также Моисеем и Илиею, которые предстояли Ему, как рабы.

И взирали друг на друга, пророки на апостолов, апостолы на пророков. Увидели там друг друга, началовожди Завета Ветхого началовождей Завета Нового. Святой Моисей увидел освященного Симона. Домоприставник Отца увидел приставника Сына: один рассек море, чтобы народ прошел среди волн; другой поставлял сень, чтобы создать Церковь. Девственник Ветхого Завета увидел девственника Завета Нового, Илия – Иоанна, восшедший на колесницу огненную – припадшего к персям Пламени. Так гора стала образом Церкви, и Иисус соединил на ней два завета, какие приняла Церковь, и дал нам разуметь, что Он Сам Податель обоих заветов; один принял тайны Его, а другой явил славу дел Его.

Петр сказал: добро есть нам зде быти, Господи (17:4). Что говоришь ты, Симон? Если здесь останемся, кто исполнит слово пророков? Кто запечатлеет вещания проповедников? Кто совершит таинства праведных? Если здесь останемся, – на ком исполнится сказанное: ископаша руце Мои и нозе Мои (Пс. 21:17)? Кому будет приличествовать это: разделиша ризы Моя себе, и о одежди Моей меташа жребий (ст. 19)? С кем сбудется сие: даша в снедь Мою желчь, и в жажду Мою напоиша Мя оцта (Пс. 68:22)? Кто подтвердит это: мертвых свободь (87:6)? Если здесь останемся, кто раздерет рукописание Адамово? Кто оплатит долг его? Кто обновит на нем одеяние славы? Если здесь останемся, как будет все то, что сказал Я тебе? Как созиждется Церковь? Как получишь от Меня ключи Царства Небесного? Кого будешь вязать? Кого будешь разрешать? Если здесь останемся, без исполнения останется все сказанное пророками.

Еще сказал Петр: сотворим зде три сени, Тебе едину, Моисеови едину и едину Илии (ст. 4). Симон послан созидать Церковь в мире, и вот творит сени на горе, потому что все еще человечески смотрит на Иисуса и ставит Его в ряд с Моисеем и Илиею. И Господь тотчас показал ему, что не имеет нужды в его сени, потому что Он отцам его в пустыне в продолжение сорока лет творил сень облачную. Ибо еще им глаголющим: се облак светел осени их (ст. 5). Видишь, Симон, сень, устроенную без труда, сень, которая преграждает зной и не производит тени, сень, которая молниеносна и светла.

Когда ученики дивились, вот услышан из облака глас от Отца, говорящий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте (ст. 5). После гласа от Отца Моисей возвратился в место свое, и Илия возвратился в область свою, и апостолы пали лицом на землю; и Иисус стал один, потому что на Нем одном исполнился оный глас. Бежали пророки, пали на землю апостолы; ибо не на них исполнялся глас Отца, свидетельствующий: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте. Отец учил их, что домостроительство Моисеево исполнено, и должны слушать они Сына; потому что Моисей, как раб, говорил, что было повелено, и проповедовал, что было ему сказано. Также говорили и пророки, пока не пришел Отложенный (Быт. 49:10), то есть Иисус, Который есть Сын, а не домочадец, Господь, а не раб, Властитель, а не подвластный, Законодатель, а не подчиненный закону.

По Божескому естеству Сей есть Сын Мой возлюбленный. Что было еще не ясно для апостолов, то Отец открыл им на горе. Сущий провозвещает Сущего, Отец объявляет Сына. При сем гласе апостолы пали лицом на землю, потому что страшный был это гром, и от гласа его поколебалась земля, и они пали на землю. Глас показал им, что близок Отец, и Сын воззвал их Своим гласом и воздвиг их. Как глас Отца поверг их, так воздвиг их глас Сына силою Божества Своего, которое вселялось в самой плоти Его, и неизменно соединено с нею, почему Божество и плоть пребывают в одной ипостаси и в одном Лице нераздельно и неслиянно. Не как Моисей благолепен был по внешности, но как Бог сиял славою. У Моисея поверхность лица его покрыта была благолепием, а Иисус во всем Своем теле, как солнце лучами своими, сиял славою Божества Своего.

И Отец воззвал: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте, – воззвал о Сыне, неотлученном от славы Божества. Ибо Отец и Сын со Святым Духом – одно естество, одна сила, одна сущность и одно Царство. И к одному вещал под невысоким именем, но в страшной славе. И Мария называла Его Сыном, по человеческому телу неотлученного от славы Его Божества. Ибо один есть Бог, явившийся в мир в теле. Слава Его возвещала о Божеском естестве, которое от Отца, и тело Его возвещало о человеческом естестве, которое от Марии; оба же естества сошлись и соединились в одной ипостаси. Единственный от Отца – единородный и от Марии. И кто разделяет в Нем естества, тот отделен будет от Царства Его; и кто сливает их, тот лишен будет жизни Его. Кто отрицает, что Мария родила Бога, тот не увидит славы Божества Его; и кто отрицает, что носил Он безгрешную плоть, тот не получит спасения и жизни, даруемой чрез тело Его. Самые дела свидетельствуют и Божеские силы Его научают рассудительных, что Он – истинный Бог. А страдания Его показывают, что Он – истинный человек. После того как Отец воззвал с неба: Сей есть Сын Мой возлюбленный: Того послушайте, приняла сие Святая Божия Вселенская Церковь. О сей Святой Троице крестит она в жизнь вечную, Ее святит равночестием, Ее исповедует нераздельно, неотлучно, Ей покланяется непогрешительно, Ее исповедует и прославляет. Сей триипостасной Единице – Отцу и Сыну и Святому Духу подобают слава, благодарение, честь, держава, величие ныне и всегда и во веки веков! Аминь.

«Воскресное чтение», 1817

И по днех шестих поят Иисус Петра и Иакова и Иоанна, брата его, и возведе их на гору высоку едины (Мф. 17:1). Спрашиваем прежде всего, откуда евангелист Матфей начинает счет шести дней, с какого, то есть, дня? С того, как показывает ход речи, в который Спаситель, наставляя учеников Своих, сказал им: приити имать Сын Человеческий во славе Отца Своего, и потом прибавил: амины глаголю вам, суть нецыи от зде стоящих, иже не имут вкусити смерти, дóндеже видят Сыта Человеческаго грядущаго во Царствии Своем (16:27–28), то есть свет предстоявшего Преображения Он назвал славою Отчею и Своим Царством.

И преобразися пред ними, продолжает евангелист. Что значит «преобразися», – вопрошает златословесный богослов, и ответствует: «открыл, то есть, им нечто из Своего Божества – столько, сколько могли они вместить, и показал в Себе обитающего Бога» (св. Иоанн Златоуст). Евангелист Лука говорит: бысть, егда моляшеся, видение лица Его ино (Лк. 9:29); у евангелиста же Матфея читаем: и просветися лице Его яко солнце (17:2). Но это сказал евангелист не в том смысле, чтобы оный свет почитать за подлежащий чувствам (да удалится от нас ослепление ума тех, которые не могут себе представить ничего выше подлежащего чувствам), но желая показать, что Христос Бог для живущих и созерцающих духом есть то же, что солнце для живущих во плоти и созерцающих чувствами, ибо другого света для видения Божества и не нужно тем, которые обогащены Божественными дарованиями. Воссиял же Он и таинственно явил апостолам и начальнейшим из пророков неисповедимый оный свет в то время, когда молился, показывая чрез то, что сего блаженного видения родительницею была молитва, что блистание происходило и являлось от соединения ума с Богом, и что оно подается всем тем, которые при постоянном упражнении в подвигах добродетели, устремляют ум свой к Богу. Почему и лицо Моисеево просветилось от собеседования с Богом. Но Моисей не сам произвел, а только потерпел преображение; Господь же наш Иисус Христос Сам от Себя имел оный свет. По сей причине, собственно, Он и не имел нужды в молитве для того, чтобы осиять Плоть Свою, но только показал, откуда оный свет нисходит на святых Божиих и каким образом можно созерцать его; ибо написано, что и святые просветятся яко солнце (Мф. 13:43), то есть всецело проникнутые Божественным светом, узрят Христа, у Которого блистание, происходя от Божеского естества, явилось на Фаворе общим и плоти Его, по причине ипостасного единения.

Итак, веруем, что Он явил в преображении не другой какой-либо свет, но только тот, который скрыт был у Него под завесою плоти; сей же свет был свет Божеского естества, поэтому и не сотворенный, Божественный. Так и по учению богословствующих отцов, Иисус Христос преобразился на горе; не восприяв что-либо и не изменившись во что-либо новое, чего дотоле не имел, но показав ученикам Своим только то, что у Него уже было.

Да и для чего Господь пред началом преображения избирает главнейших из лика апостольского и возводит их отдельно с Собою на гору? Конечно, для того, чтобы показать им нечто великое и таинственное. Что же особенно важного и таинственного в показании чувственного света, который обильно имели уже до того не только избранные, но и остальные апостолы? Как можно славу и Царство Отца и Духа Святого поставлять в каком-то чувственном свете? Ужели в подобной славе и Царстве приидет Христос и в скончание века, когда не будет нужды ни в свете, ни в воздухе, ни в пространстве, ни в чем-либо подобном, но когда, по свидетельству апостола, Бог будет всяческая во всех (1Кор. 15:28), то есть будет заменять всё для всех? Если же всё, то следовательно и свет. Явно из этого, что свет фаворский был свет Божества!

Притом Моисей и Илия (и особенно первый, который явно духом, а не плотию присутствовал) посредством какого чувственного света могли быть осияны, видимы и познаны? Ибо и о них написано: явлешася во славе, глаголаста же исход Его, егоже хотяще скончати во Иерусалиме (Лк. 9:31). И как иначе могли узнать апостолы тех, которых никогда дотоле не видели, если не при таинственной силе Божественного света, открывшего умные очи их?

Для чего Иисус Христос призывает во свидетели Своего преображения Моисея и Илию? Для многих причин; и во-первых, поскольку некоторые из народа думали видеть в Нем Илию, другие Иеремию или одного из древних пророков, то Он призывает Моисея и Илию, начальнейших из пророков, для того, чтобы чрез сие показать и безмерное расстояние рабов от Господа, и все достоинство веры апостола Петра, который исповедал Его Сыном Божиим. Далее, так как иудеи не преставали обличать Его в мнимом нарушении закона и считали Его богохульником за то, что Он усвоял Себе славу Отчую, то, дабы показать, что они из зависти клеветали на Него и что Он невинен ни в том, ни в другом, то есть не нарушает закон, не присвояет не принадлежащей Себе славы, говоря, что он равен Отцу, – Иисус Христос призывает Моисея и Илию, как обличителей клеветы; ибо Моисей, давший закон, не потерпел бы нарушителя его и не поклонялся бы врагу и противнику его; а Илия, пламеневший ревностью по славе Божией, не предстал бы пред Тем, Который выставлял Себя равным Богу, если бы действительно Он не был таким и присвоял Себе не принадлежавшее Ему.

Прибавим к сему, что, призывая Моисея и Илию во свидетели Своего Преображения – первого вкусившего смерть, а последнего ей не приобщившегося, – Иисус Христос хотел показать чрез сие, что он есть верховный Владыка жизни и смерти, вышних и преисподних. Четвертой причины касается сам евангелист, именно: чтобы показать славу креста и утешить и возвысить умы как Петра, так и прочих учеников, трепетавших предстоявшего страдания; ибо явившиеся пророки не безмолвствовали, но говорили о славе, которую Он намерен был явить в Иерусалиме, то есть о страдании и кресте, потому что они всегда называются славою. Наконец, самая добродетель явившихся мужей, которой Он преимущественно требовал от учеников, была причиною их избрания. Так как Иисус Христос всегда учил: иже хощет по Мне ити, да возмет крест свой и последует Ми, то Он теперь и изводит тех, которые тысячу раз готовы были умереть за славу Божию и за вверенный им народ… Что же при этом пламенный Петр? Добро есть нам зде быти, говорит (Мф. 17:4). Прежде он слышал, что Иисусу должно идти во Иерусалим и пострадать; и так, убоясь и трепеща за Него, но после сделанного ему упрека не смея приступить и повторить по-прежнему: милосерд Ты, Господи, не имать быти Тебе сие (Мф. 16:22), он от страха ту же самую мысль выражает в других, уже не столько ясных словах. Находясь на горе, среди уединенной пустыни, он подумал, что самое место доставляет безопасность, и не только надеялся на эту безопасность, но и думал, что Иисус уже не сойдет в Иерусалим, где, по словам Его, Он должен был пострадать от архиереев и книжников. Но не осмелившись сказать этого прямо, а между тем желая, чтобы это было так, Петр без всякого опасения сказал: добро есть нам зде быти – здесь находятся Моисей и Илия – Илия, низведший огонь с неба на гору, Моисей, вошедший во мрак и беседовавший с Богом. Итак, аще хощеши сотворим зде три сени. Видишь ли, как пламенно Петр любил Христа? Несмотря на то, что предложение его необдуманно, но рассуждай, как любовь ко Христу сожигала его.

Что же далее? Ни Сам Иисус Христос не говорит ничего, ни Моисей, ни Илия, но больший всех и более всех достойный веры Отец глаголет из облака; ибо так всегда является Бог; облак и мрак окрест Его (Пс. 96:2), и еще: полагаяй облаки на восхождение Свое (Пс. 103:3). Посему для уверения учеников, что глас сей есть глас Самого Бога является облако, и притом светлое. Еще же ему (Петру) глаголющу, се облак светел осени их, и се глас из облака глаголя: Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих: Того послушайте (Мф. 17:5). Когда Бог угрожает, то является мрачное облако, например на Синае: вниде Моисей в среду облака… и восхождаше дым, яко дым пещный (Исх. 24:18; 19:18). Здесь же является светлое облако, потому что Он имел намерение не устрашить, а научить. Посему там курение и дым пещный, здесь же свет неизреченный и глас. Далее пророки удаляются для того, чтобы показать, что не просто говорится об одном из трех, но именно о Христе. Почему же облако осенило не одного только Христа, но всех? Если бы оно осенило одного Христа, то можно было бы подумать, что глас происходил от Самого Христа. Посему-то евангелист, предотвращая это, говорит, что глас был из облака, то есть от Бога. Что же говорил он? Сей есть Сын Мой возлюбленный, о Немже благоволих. Если же Иисус есть Сын возлюбленный, то не бойся, Петр. Ибо если Отец всемогущ, как и действительно, то и Сын всемогущ; рассуди, что Он не только есть Сын, но и Сын возлюбленный. Кто же погубит Того, Кого любит? Итак, не смущайся, Петр! Хотя бы любовь твоя к Нему была безмерна, но ты не любишь Его так, любит Родивший Его, Который о Нем благоволит и любит Его не потому только, что родил Его, но потому, что Он равен Ему во всем и одну имеет с Ним волю и в Нем все Его благоволение, или, что то же, – покой и услаждение. Того послушайте – так, что если бы Он восхотел быть распятым на кресте, ты (Петр) тому не противься!

И слышавше ученицы падоша ниц и убояшася зело. И приступль Иисус, прикоснуся их и рече: возстаните и не бойтеся (Мф. 17:6–8). Отчего они были так поражены, услышав глас Отчий? Причинами сего были уединение и высота места, глубокое молчание, страшное преображение, необычайный свет, простертое облако – все это не могло не повергнуть их в сильный трепет. Но чтобы страх, слишком долго действуя, не лишил их памяти, для сего Он тотчас рассевает его и предстает очам их один, заповедуя им не открывать сего никому до тех пор, пока Он не восстанет из мертвых; ибо чем более стали бы рассказывать о Нем чудесного, тем труднее было бы тогда верить этому; притом соблазн о кресте от того еще более увеличивался бы. Нужно было дать пройти времени, а после ученики, исполненные Духа, в знамениях находили голос, споспешествовавший им; всё, что они после говорили, достойно было веры, ибо дела громче всякой трубы провозвещали Его могущество, и события не возбуждали уже никакого соблазна (из беседы 56 на Евангелие от Матфея).

(Мф. 17:14–23)

«Воскресное чтение», 1825

Евангелие (Мф. 17:14–23) представляет новый опыт чудодейственной власти Христа над злыми духами и при этом случае преподает нам несколько весьма важных наставлений. Опыт власти этой был показан в исцелении одного бесноватого отрока, который одержим был сильным, особенного рода беснованием, возобновлявшимся у него во времена новомесячий. Быть может, в нем действия духа нечистого обнаруживались по Божию допущению, под видом определенной физической болезни. Как бы то ни было, впрочем, – только несомненно, что это был человек, страдавший под влиянием духа неприязни, и действия этого последнего в минуты страданий несчастного проявлялись со свойственною им зловредностью и мучительностью: страждущий бросался то в огонь, то в воду, беспрерывно подвергаясь опасности лишиться жизни.

Сего-то страждущего привел отец для исцеления, сначала к ученикам Иисусовым, находившимся внизу горы во время Преображения, потом к Самому Иисусу, когда Он сошел с горы с тремя избранными. Скорбный отец обращается с мольбою к Господу и ищет у Него помилования своему сыну, изображая тяжкие его страдания. «И вот я, – говорит, – приводил его к ученикам Твоим, но они не могли исцелить его». Любвеобильное сердце Спасителя подвиглось состраданием, и Он даже выразил чувство сердечного огорчения. Но чем было вызвано это чувство огорчения? Опять тем же, что побудило Христа сделать упрек Петру после его путешествия на море. Не тягость страдания, невыносимая для страждущего, возбудила на этот раз в Спасителе негодование, а отсутствие сильной и действительной веры, которая бы явилась устранить эту тяжесть страдания. О роде неверный и развращенный, воскликнул Спаситель, доколе буду с вами, доколе терплю вы (ст. 17). Общий тон речи Спасителя и еще некоторые подробности, упоминаемые у другого евангелиста (Мк. 9:23–24), показывают, впрочем, что главным предметом обвинения в неверии здесь были не апостолы, которым не удалось изгнать беса, а все то общество народа, которое их окружало и к которому принадлежал сам отец бесноватого. Спаситель приказал потом привести к Нему страждущего и одним словом запрещения выгнал из него духа нечистого; после сего отрок сделался тотчас здоровым.

Спаситель дал, однако, приличное внушение и ученикам Своим. Оставшись с Ним наедине, ученики сами стали спрашивать Его о причинах неуспеха их в исцелении бесноватого, и Спаситель прямо объявил им, что они в том не успели по неверию своему. Конечно, апостолы обладали большею верою, сравнительно с многими другими: это они показали и словесным ее исповеданием пред Христом, и самым делом постоянного и преданного последования Ему. Но, не получив еще окончательного утверждения в своей вере от силы Духа Святого, они, очевидно, не всегда с одинаковою ревностью могли выдерживать ее характер, и при некоторых случаях, особенно когда почему-либо не пользовались они личным подкреплением Спасителя, обычная слабость человеческой природы легко примешивалась к их действиям и давала себя чувствовать ощутительным образом. Так и здесь случилось, когда они оставались одни в отсутствие Спасителя и к ним был приведен страждущий.

Указывая обнаруженную в этом случае их слабость веры, Спаситель высказал одно замечание, которое может иметь отношение ко всем нам.

Аминь глаголю вам, продолжает Он, аще имате веру яко зерно горушно, – речете горе сей: прейди отсюда тамо, и прейдет, и ничтоже невозможно будет вам (ст. 20), то есть «если будете иметь веру хоть с зерно горчичное – и скажете горе сей: перейди оттуда сюда, то она перейдет, и ничего не будет для вас невозможного». В самом деле, следует нам подумать об этих словах Христовых. Когда Христос усвояет столь великое могущество даже незначительной доле веры, только, разумеется, живой и действительной, то можем судить, что не напрасно упрекают позднейшие времена в слабости веры и даже безверии, когда они так скудны доблестными проявлениями веры. Пусть первые времена христианства были по преимуществу временами чудес, по особенным целям Промысла Божия; однако разница между ними и временами позднейшими может в этом случае иметь, как и действительно имела в истории, различные степени. К тому же не все только внешние чудеса должно принимать в расчет при суждении о большей или меньшей силе веры в людях: есть много случаев к ее искренним и действенным обнаружениям во внутренней жизни человека, в его нравственной борьбе с самим собою, в подвигах любви к Богу, бескорыстия, терпения, усердия к молитве и т. п. А этих-то обнаружений большею частью и недостает у нас.

В заключение Христос дает понять ученикам Своим, что для успешного действования в случаях, подобных указанному, требуются еще некоторые особенные подвиги и дела благочестия. Он указывает на пост и молитву: сей род не исходит, токмо молитвою и постом (ст. 21). То есть требуется здесь, чтобы не только не было недостатка в вере, но чтобы она являлась на особенной степени своего раскрытия в человеке и обнаруживалась в нем, как нравственная сила добродетели. Пост и молитва служат весьма значительными проявлениями этой силы, потому что возвышают человека над собственным его естеством и приводят к чистому и духовному общению с Богом. Сделанное апостолам внушение Спасителя можно принимать в таком смысле, что тот род нечистых духов, к которому принадлежал изгнанный Им из отрока дух, отличается особенною неприязненностью своих действий в отношении к людям, и потому требуется более крепкое ему противодействие. Но так как вообще действия исконного врага людей, направляемые ко вреду их, не знают себе меры, если не сдерживаются силою всемогущества Божия, и во всяком случае могут быть препобеждаемы со стороны людей только нравственною силою веры, необходимым признаком которой служат подвиги благочестия, то в словах Спасителя мы и вообще находим наставление относительно тех средств, которыми по преимуществу должны мы укреплять себя в борьбе с невидимым врагом спасения.

Между тем Спаситель с прежнею решительностью продолжал приготовлять учеников Своих к мысли о последних днях земной жизни Его и воскресении. Проживая с ними после Преображения Своего в Галилее, Он снова повторяет им определенным образом: предан имать быти Сын Человеческий в руце человеком: и убиют Его, и в третий день востанет (ст. 22–23). В ту пору, положим, они все еще не были в состоянии уразуметь, как следует, силу этих предсказаний; но зато, когда совершилось самое дело, они с большею удобностью могли понять весь этот порядок земного домостроительства Христова, когда Спаситель по воскресении напомнил им: «Вот то, что Я вам говорил, еще быв с вами, что надлежит исполниться всему написанному о Мне в законе Моисеевом и пророках и псалмах» (Лк. 24:44).

(Мф. 17:14–23)

«Воскресное чтение», 1818

Во время оно, человек некий приступи ко Иисусу, кланяяся Ему и глаголя: Господи, помилуй сына моего, яко на новы месяцы беснуется и зле страждет, множицею бо падает во огнь, и множицею в воду.

По моему мнению, этот беснующийся на новы месяцы изображает человека, предающегося по временам разным порокам, ежечасно изменяющегося в своих намерениях и впадающего то в огнь любодеяния, то в те воды, кои противны любви.

И приведох его ко учеником Твоим, и не возмогоша его исцелити. Словами сими отец несчастного отрока укоряет учеников Христовых в том, что отрок его не избавлялся от болезни. Но то, что из прибегавших к апостолам некоторые не получали исцеления, зависело иногда не столько от апостолов, сколько от просивших помощи у них; ибо и Сам Иисус Христос многим из исцеляемых от Него говорил: «Буди тебе по вере твоей» (Мк. 5:34; 10:52).

Отвещав же Иисус рече: о роде неверный и развращенный, доколе буду с вами, доколе терплю вам? Приведите ми его семо. Так выразился Иисус об иудеях не потому, чтобы Он соскучил и прогневался на них, – Он, смиренный и кроткий сердцем, Который не отверзал уст Своих, и яко агнец пред стригущим его был безгласен (Исаия 53:7), – но так, как обыкновенно выражается врач, когда больной не слушается его советов. И последний в подобном случае говорит: «Доколе мне ходить к тебе и истощать мое искусство; я велю то, а ты делаешь другое?» А что Господь в настоящем случае гневался не на людей, а на пороки их, видно из тех слов, которые тотчас после сего произнес: приведите ми его семо.

И запрети ему Иисус, и изыде из него бес, и исцеле отрок от того часа.

Запрещение должно относить не к отроку, страдавшему от демона, но к демону, мучившему отрока. Или: запретил самому отроку, потому что он страдал от демона за свои грехи.

Тогда приступивше ученицы на едине реша: почто мы не возмогохом изгнати его. Иисус же рече: за неверствие ваше. Итак, если когда мы не получаем от Господа по молитвам нашим, то причина тому не недостаток силы у Дающего, а вина просящих.

Аминь бо глаголю вам: аще имате веру яко зерно горушно, речете горе сей, прейди отсюду тамо, и прейдет: и ничтоже будет невозможно вам. Некоторые думают, что такая вера есть малая; но поскольку, по словам апостола, горы преставлять можно только имеющему всю веру (1Кор. 13:2); то значит, что вера, сравниваемая с зерном горушичным, велика. Под именем горы, которую может преставить такая вера, разумеется не гора видимая, но изгнанная Господом из страдавшего отрока, то есть демон. Посему неразумны те, кои из того, что никто из апостолов и верующих во Иисуса Христа не преставлял гор, заключают, что они и малой веры не имели, потому что они роду человеческому благодетельствовали не преставлением гор с места на место, но сокрушением той великой горы, которая, по слову пророка (Иер. 51:25), растлевала всю землю.

Сей же род не исходит, токмо молитвою и постом. Указывая апостолам на то, чем может быть изгоняем демон, Иисус Христос всех научает, как устроять жизнь.

Живущим же им в Галилеи, рече им Иисус: предан иматы быти Сын Человеческий в руце человеком. И убиют Его, и в третий день востанет. Чтобы апостолы не боялись, а были готовы к терпению, когда внезапно придут бедствия, Иисус Христос всегда, предсказывая о них, предрекал вместе и об имевшей последовать за ними радости. Так и здесь, если они огорчались тем, что Его убиют, то имевшее последовать в третий день по смерти воскресение Его должно было утешить их.

Творения свв. отцов. Творения Афанасия Александрийского

Господи, помилуй сына моего, яко на новые месяцы беснуется и зле страждет. В беснующихся на новы месяцы не луна причиною их умопомешательства. Луна создана не для того, чтобы делать зло и вредить человеческой природе, но чтобы содействовать в делах добрых и полезных. Будучи по природе влажна, она доставляет телам самый приятный сон и, имея млечный цвет, умеряет ночную темноту. Служа противодействием солнцу, которое сухо и горячо, своею влажностью и холодностью, как истая матерь, в объятиях ночи, оживляет она и делает цветущими все растения и луга, всякую траву и всякий овощ, почему на утренней заре видим, что на деревьях листья делаются гуще, луга на вершине цветов носят мед – это делание мудрой и трудолюбивой пчелы, всякая травинка делается веселее и всякий овощ принимает светлый вид и возрастает. Потому луна и имеет млечный цвет: как матерь питает младенца молоком, так и она все увеличивает в росте туком и росою. А поскольку она на небе, то показывает кругообращение годов, исполнение месяцев, перемены погоды и времен, надлежащее время истинной и непреложной пасхи, как говорит Премудрость: от луны знамение праздника (Сир. 43:7). А поскольку светило сие умаляется и возрастает, то имя ему месяц (μήν). Книга Бытия повествует так: и рече Бог: да будет свет на тверди небесем, освещати землю, начало дне и нощи, и да будет во знамения и во времена, и во дни и в лета. И да будет в просвещение на тверди небесней, яко светити по земли (Быт. 1:14–15). Все же сие почел я нужным предложить вашему благоговению, желая доказать самым делом и Богодухновенными Писаниями, что не луна причиною умоповреждения, но злотворный и коварный диавол. Он злохудожен и, будучи не в состоянии иным способом довести до обоготворения тварей или принудить людей к деланию идолов, наблюдает новомесячие луны, и когда бывает ей пятый день, делает, что страждущий падучею болезнью вопит, точит пену, кидается в огонь или в воду, чтобы родители больного, или братья, или родные, принуждены были тем поклониться луне, в той мысли, что луна послала юноше беса. Посему эллины и называют ее царицею небесною, тогда как она рабыня ночи и служительница, а не владычица или властительница естества человеческого.

Посему и преемник Моисеев Иисус повелевал светилам, сказав: да станет солнце прямо Гаваону, и луна прямо дебри Элон (Ис. Нав. 10:12), пока не обращу в бегство пять царей амморейских. Итак, человек, повелевающий луне, может ли подлежать злотворности или владычеству светил? Посему не допустим до себя сих ухищрений змия отступника, сего эллинского заблуждения и суеверия.

(9:14–29)

1) Когда бесноватый был приведен к Спасителю, нечистый тотчас Почувствовал, к Кому привели его, и начал сильно мучить больного: «Как скоро, говорит Евангелие, бесноватый увидел Спасителя, дух сотряс его; он упал на землю и валялся, испуская пену». Даже в то время, когда Спаситель повелел диаволу выйти из отрока и впредь не входить в него, диавол не вдруг оставил свою жертву: «И возопив и сильно сотрясши его, вышел, и отрок сделался как мертвый, так что многие сочли его умершим». Откуда происходила такая дерзость со стороны диавола? И неужели Спасителю нужны были особенные усилия для прогнания духа нечистого? Это сделано было, говорит святой Иоанн Златоуст, «для вразумления предстоящих», которые должны были увидеть на опыте, как дерзок диавол и как, несмотря на свою дерзость, он трепещет пред Господом. Притом же изгнание духа нечистого было предзнаменованием освобождения всего человечества от власти диавола. Мы должны быть внимательны к великому благодеянию нашего Господа, Который Своею крестною смертию избавил нас от власти ада и доставил нам свободу славы чад Божиих. Однако не должны забывать и того, что диавол и теперь может искушать человека; и что небрегущий о своем спасении не умедлит подвергнуться власти его: «Кто совершает грех, – говорит слово Божие, – тот раб греха, и приводящий ко греху есть орудие сатаны» (ср. 1Кор. 5:5).

2) Когда отец привел своего одержимого духом беснования сына к Спасителю, то Иисус Христос спрашивает отца: давно ли болен был сын его? Отец отвечает, что сын находится в таком состоянии с самого детства. Нет сомнения, что Иисус Христос знал и прошедшее, и настоящее, и будущее: для чего же спрашивает об этом? Спрашивает для того, чтобы показать Свое сострадание нашим немощам и расположить нас к живой вере в Него. Предстоящие, может быть, не обратили бы внимания на чудо Спасителя, если бы Он немедленно исцелил бесноватого; но расспросами о времени болезни Иисус Христос хочет показать, что болезнь была опасна и неизлечима, что она могла быть уничтожена только всемогуществом Врача Небесного. Вместе же с этим хочет внушить нам, что как бы продолжительно ни было наше служение греху, мы всегда можем освободиться из-под власти его, если обратимся за помощью к Божественному Спасителю, Который и в единонадесятый час пришедшего принимает и больше радуется о едином грешнике кающемся, нежели о 99 праведниках.

3) Отец, испытавший бессилие всех средств, употребляемых для исцеления сына, с некоторым недоверием обращается и к Самому Спасителю: «Аще можеши, – говорит он, – помози ми». Спаситель отвечает, что Он может сделать все, но только по вере: «Можешь ли ты сколько-нибудь веровать? Верующему вся возможна». Эти слова Господа привели в разум отца. Он видит, что виновен сам, не имеющий доселе истинной веры, и со слезами молится: «Господи, помози моему неверию!» Нет нужды говорить о необходимости веры, без которой и Сам Всемогущий не может спасти нас. Все мы знаем эту истину. Но мы нередко хотим оправдать свое маловерие сухостью сердца, множеством и силою искушений и т. п. Настоящее евангельское повествование указывает нам самое действительное средство для приобретения веры: отец просит Господа со слезами, чтобы Он помог его неверию, и Господь исполняет желание смиренного сердца. Так Господь и всегда внемлет молитве о вере; потому что это есть молитва сердца сокрушенного и смиренного, которое Бог не уничижит.

Свт. Филарет, митр. Московский. Из Слова в Неделю 4-ю Великого поста

И рече им: сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом (Мк. 9:29). Важность подвига постного в некоторых особенных случаях открывает нам происшествие, предложенное благоговейному вниманию нашему ныне в Евангелии. Апостолы после того, как Господь даде им силу и власть на вся бесы и недуги целити (Лк. 9:1), после того, как они прохождаху сквозь веси, благовествующе и исцеляюще всюду (ст. 6), встретили одержимого мучительным духом немым и не могли освободить страждущего, доколе Господь Иисус не употребил Сам Своей Божественной силы и власти. После чудес, уже обыкновенных для них, внезапная недействительность данной им силы побудила их вопросить Господа, почему не могли они изгнать духа немого. На сие Господь ответствовал: сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом. Как важно здесь значение, как велика сила поста, соединенного с молитвою! Не видно, чтобы Господь, давая власть апостолам изгонять нечистых духов и исцелять недуги, требовал от них поста. Он не возлагал на них строгого поста при Себе, а отлагал оный до времени Своего страдания. Еда можете сыны брачныя, дóндеже жених с ними, сотворити поститися? Приидут же дние, егда отъят будет от них Жених, и тогда постятся в тыя дни (Лк. 5:34). И, видно, апостолы чудодействовали, не употребляя усиленного подвига поста и протяженной молитвы; а просто именем Христовым и данною им властью повелевали, и повеленное исполнялось. Но видно также, в страждущем от духа немого необыкновенно велика была сила зла; и потому для победы над нею потребна была высшая степень силы благодатной и благотворной. Какие же, кроме веры, уже действовавшей в апостолах, могут быть средства и пособия для достижения высшей степени благодатной и благотворной силы? Господь предлагает молитву и пост. Сей род ничимже может изыти, токмо молитвою и постом.

Видите ли благопотребность поста, соединенного с молитвою? Апостолам он нужен; нам ли не нужен? Чудотворцам он помогает; можем ли мы пренебрегать его помощью? Победе над мучительным и преобладающим духом зла он способствует: не ближе ли способствовать будет к укрощению плоти, вопиющей против духа?

(Мф. 17:24–27)

С. Дв. «Воскресное чтение», 1875

Во время одного из посещений Иисусом Христом и Его учениками Капернаума (небольшого города, находившегося на северо-западном берегу Генисаретского или Тивериадского озера), подошли к Петру собиратели дидрахм и сказали: «Учитель ваш не даст ли дидрахмы»? Дидрахма (то есть две драхмы) – греческая серебряная монета, равняющаяся древнееврейскому полсиклю – составляла ежегодную определенную подать на храм, установленную на основании Исх. 12:12–16 и бывшую обязательною для всякого иудея, достигшего двадцати лет, кроме священников и левитов (2Пар. 24:6; Иосифа Флавия Древн. 18,4.1). Поэтому под собирателями дидрахм, очевидно, нужно разуметь сборщиков податей, употреблявшихся на поддержание храма и его принадежностей, на приобретение различных предметов, необходимых для ежедневных жертвоприношений, – животных, масла, муки, дров и т. п. Так сборщикам этим, без сомнения, не было неизвестно учение Иисуса Христа о Себе как Мессии, то они, по всей вероятности, предполагали, что Он воспользуется привилегиями, предоставленными законом священникам и левитам, и потому обратились со своим требованием не к Самому Иисусу Христу, а к апостолу Петру, и вопросительною формою своих слов выразили некоторое сомнение в исполнении этого требования. Впрочем, может быть, они поступили так «с коварною целью, т. е. как бы говоря: Учитель ваш, как противник закона, хочет ли заплатить дидрахму?» (мнение блж. Феодорита). Со стороны Петра тотчас же последовал утвердительный ответ, из чего можно заключать, что Иисус Христос никогда не отказывался от уплаты податей. Когда Петр вошел в дом, то Иисус, предупредив его (то есть прежде, нежели Петр сообщил Ему о своем разговоре со сборщиками), сказал: «Как тебе кажется, Симон (другое имя Петра), цари земные с кого берут пошлины или подати? С сынов ли своих, или с посторонних? То есть с членов ли своего семейства, или с не принадлежащих к нему?» На этот вопрос, легко свидетельствующий о Божественном всеведении Спасителя, Петр отвечал: «С посторонних». Тогда Иисус сказал ему: «Итак, сыны свободны», то есть если цари земли не берут податей со своих сыновей, то тем более Я как Сын Царя Небесного, Самого Бога, должен быть свободен от податей, которые собираются на содержание храма Отца Моего. «Но, – продолжает Свою речь Спаситель, – чтобы нам (здесь Иисус Христос говорит о Петре, не потому, чтобы считал его свободным от подати, а потому, что она не была еще уплачена им) не соблазнить их (сборщиков)», то есть чтобы они не составили о нас превратного мнения, как о презрителях храма и закона, «пойди на море (Генисаретское озеро, на берегу которого находился Капернаум), брось уду и первую рыбу, которая попадется, возьми и, открыв у ней рот, найдешь статир (римская серебряная монета, равнявшаяся ценностью двум дидрахмам); возьми его и отдай им за Меня и за себя». Хотя об исполнении повеления Иисуса Христа в Евангелии не говорится ясно, однако как самый характер евангельского повествования, так в особенности то значение, которое это событие имело для Петра, дают полное право заключать, что повеление было исполнено. Евангелист не говорит также и о том, каким образом статир явился во рту рыбы, – был ли он случайно найден и проглочен ею или непосредственно создан Божественною силою Иисуса Христа; но самою обстановкою, которая должна была, согласно словам Господа, сопровождать ловлю Петра, оно показывает, что во всяком случае это было сверхъестественное, чудесное событие, и что Виновник его Сам Бог. Если Иисус Христос заранее знал, что у первой рыбы, которую поймает Петр, будет найден во рту проглоченный ею статир, то значит, Он был всеведущ; а если эта монета была создана Им во рту рыбы, то Он всемогущ; а всеведение и всемогущество – это такие свойства, которые принадлежат только Богу.

Все попытки рационалистической критики лишить это повествование чудесного характера при беспристрастном отношении к ним оказываются вполне несостоятельными. Так, одни из рационалистов (например, Павлюс) в выражении Иисуса Христа «найдешь статир» видят указание на приобретение статира чрез продажу рыбы, а слова «открыв у ней рот» относят к освобождению рыбы от уды или к самому Петру, который должен был предложить желающим купить рыбу, причем αὐτοῦ (у ней) объясняется в смысле наречия «тотчас». Но чрез продажу одной рыбы, и притом в Капернауме, в котором было большое обилие ее, Петр, очевидно, не мог получить статир, тем более что это была рыба, пойманная удою и, следовательно, небольшая, вследствие чего некоторые из представителей этого направления должны были понимать слово (рыбу) в собирательном смысле, и чрез это впадали в новую несообразность, потому что в Евангелии ясно говорится не о нескольких, а об одной только рыбе (возьми первую рыбу). Да и все вообще это искусственное объяснение, или, вернее, извращение евангельской истории, предполагающее совершенно неуместные в ней поэтические картины, вполне противоречит прямому, естественному смыслу ее и обличает высшую степень предвзятости. Другие из критиков (например, Газе и Эвальд), сознавая ненатуральность натуралистического объяснения, считают за лучшее совершенно отвергнуть действительность рассматриваемого нами события, и все повествование о нем признают религиозно-нравственным вымышленным или символическим рассказом, который только в народных сказаниях получил апокрифический характер, но который сам по себе служит только выражением мысли о неизмеримом возвышении Иисуса Христа над всеми обстоятельствами жизни, или о благословении, которое Бог ниспосылает на занятие, ведущее к приобретению необходимых средств жизни, или же о легкости приобретения суммы для уплаты податей. Но в таком случае весь этот рассказ нужно было бы назвать по меньшей мере странным и не представляющим ясной связи со своею целью; в нем ничего не говорится также о самой ловле, а подобное опущение совершенно не свойственно апокрифам. По мнению иных (Кестлина, Гильгенфедьда), цель этого рассказа состоит во внушении иудеохристианам мысли о необходимости уплаты подати, идущей на содержание храма. Но для этого достаточно было бы одного слова и примера Иисуса Христа, присоединение чуда здесь было бы совершенно излишне, – оно не только не способствовало бы, но могло бы даже препятствовать достижению этой цели. Из указанных основами видна несостоятельность также взгляда на этот рассказ как на притчу (Вейссе), в котором противопоставляется оправдание чад Божиих верою оправданию рабов законом. Кроме того, чрез это объяснение вносится в Евангелие то учение, которое только впоследствии было развито апостолом Павлом. Мы уже не говорим о воззрении некоторых исследователей Священного Писания (например Штрауса) на рассматриваемое нами событие как на миф, подобный тем, которые Геродот сообщает в своей истории (3, 42), потому что произвольность и крайне неуважительное отношение к евангельской истории, обнаруживающаяся здесь, так очевидны, что совершенно нет нужды указывать на несостоятельность этого воззрения. Таким образом, самым естественным и верным остается взгляд на евангельское повествование о необыкновенной находке апостола Петра, как исторический рассказ о действительном чудесном событии.

«Воскресное чтение», 1810

Верзи удицу и юже прежде имеши рыбу, возми. В этих словах заключается неоспоримое и ясное доказательство, что христианину надлежит оказывать безусловное повиновение властям предержащим и что распоряжениям земного царя отнюдь противиться не должно; ибо если Сын Божий платил за Себя подать, то как ты дерзнешь не платить оной? Если платил подать Тот, Кто ничего у Себя не имел; то как ты, собирая сокровища мирские, смеешь не выполнять обязанности, освященной обычаями мира?

Под именем статира, который Спаситель повелел по закону заплатить, разуметь надобно ту искупительную жертву, которую Он благоволил принести за наши грехи. Этот статир найден в устах рыбы также не без причины, потому что в Евангелии сказано: от словес своих оправдишися (Мф. 12:37). Ибо устное исповедывание грехов доставляет нам вечное спасение, как об этом сказал апостол: сердцем веруется в правду, усты же исповедуется во спасение (Рим. 10:10).

Творения свв. отцов. Творения Исидора Пелусиота

Статир, сокрытый в рыбе, который повелено было Петру изъять из глубины, означал нам покрытый страстями образ, который к первообразу возводит в Себе Господь, как соделавшийся человеком, подлежащими всему, что свойственно нам, не дозволяющим противиться царю, когда повелевает безвредное, и показующим в Себе действенность Божественной силы.