Естественный нравственный закон
(Психологические основы нравственности) 162
Следует сразу отметить, что диссертация написана в богословскофилософском плане. В данной аннотации основное внимание уделяется изложению учения святых отцов. Прочий материал, как имеющий побочное отношение к Патрологии, представляется в самой минимальной форме.
Диссертация состоит из введения, пяти глав и заключения. Естественным нравственным законом называется у святого апостола Павла и святых отцов внутреннее побуждение к лучшей жизни, к известному и определённому образу действий. Святые отцы не только указывали на наличие в человеке врождённого побуждения к добру, но старались разъяснить его значение и показать связь с законом богооткровенным. «Бог, сотворивший природу человека, – говорит святой Максим Исповедник, – даровал ему, по воле Своей, вместе с бытием и силу исполнять должное. Силой же называю существенно всеянное в природу нашу влечение к добродетели, сознательно проявляющееся в деле по воле того, кто одарён им. Мы имеем судилище, присущее нашей природе, естественный закон, мучающий нас устремлять волю от премудрости, присущей всем вещам, к познанию Создателя Вселенной». Согласно христианским подвижникам, нравственный закон есть более естественное явление, чем страсти, уже в силу прав первородства. «Поэтому кто хочет достигнуть утраченного совершенства, тот пусть отсечёт все похоти своей плоти, чтобы возвратить свой ум в прежнее состояние» (авва Исаия). Десятословие и само Евангелие – это истолкование лучшей стороны человеческой природы (свв. Ириней и Иоанн Кассиан).
Задача рассматриваемой диссертации состоит в указании необходимости идеалистического объяснения происхождения нравственности, в выявлении корней её в глубине человеческой природы.
В работе решается вопрос: в каких свойствах хранится естественный нравственный закон и в чём состоят его психологические основы? За исходное данное принимается христианский идеал во всей его высоте. Часть исследования – первые три главы – посвящаются критическому разбору тех теорий, с которыми соприкасается тема. Это: утилитаризм (гл. 1), мораль бескорыстных чувств (гл. 2) и учение Канта и Герберта (гл. 3).
Утилитаризм есть форма эвдемонизма, признающая целью нравственной деятельности личное удовольствие. Против эвдемонистического понимания нравственности говорит всё христианство – религия самопожертвования. Связь между добродетелью и земными лишениями засвидетельствовали святые угодники и учением, и жизнью. «Господь наш, – учит преподобный Антоний Великий, – отнюдь не обещал нам воздаяния здесь, но здесь искушения, бедствия, труды и печали, а там воздаяние. Подлинно эта жизнь есть путь трудов и искушения».
Святые отцы отрицали удовольствие как самоцель. «Педагог» Климента Александрийского заповедует «есть только для того, чтобы жить. Еда не составляет задачи нашей жизни и цель её не удовольствие».
Конечно, христианство признаёт, что добродетель приносит глубокое удовлетворение, которое как бы окупает перенесённые скорби при её стяжании, но оно осуждает удовлетворение, превращаемое в духовное эпикурейство. В святоотечских творениях осуждается стремление к добродетели даже ради стяжания небесных наград. «Я думаю, – говорит Климент Александрийский, – что нужно приходить к Логосу Спасителю, водясь не страхом наказания и не ожиданием какого-либо даяния, а из-за превосходства добра самого по себе». «Совершенство, – рассуждает святой Григорий Нисский, – состоит в том, чтобы не рабски, не по страху наказания удаляться от порочной жизни и не по надежде наград делать добро, с какими-то условиями и договорами, торгуя добродетельной жизнью, но теряя из виду всё, даже, что по обетованию соблюдается надежде, – одно только представлять себе страшным – лишиться Божией дружбы, и одно только признавать драгоценным и вожделенным – соделаться Божиим другом. Это, по моему мнению, и есть совершенство в жизни».
«Подчинивший себя из страха, – учит святой Иоанн Лествичник, – подобен горящему фимиаму, который вначале издаёт благоухание, в последствии разрешается дымом. Подчинившийся из-за награды – подобен мельничному жернову, который всегда одинаково движется. А кто удалился от мира из любви к Богу, тот в самом начале приобрёл уже огнь, и, как огнь, брошенный в дрова, вскоре сильнейший воспламеняет пожар».
Святые отцы указывают на непрочность корыстной добродетели. «Кто упражняется в добре из каких-нибудь видов, тот не твёрд в добродетели: ибо цель минуется, и он оставит доброе дело» (святой Григорий Богослов).
Критическая оценка философских взглядов Кирхмана, Шопенгауэра, Шафтсбюри и Гутчесона, полагающих в основу нравственности чувство (гл. 2), привела И. В. Попова к рассуждению, что источником нравственности служит любовь. Учение о любви как основной добродетели и начале прочих добродетелей проникает всё Священное Писание Нового Завета, повторяется и во всех святоотеческих творениях. «Вся праведность и благочестие, – учит святой Иустин Философ, – заключается в двух заповедях: «Люби Господа Бога твоего всем сердцем твоим и всею силою твоею и люби ближнего твоего, как самого себя». Святой Василий Великий, как бы продолжая эту мысль, говорит: «Кто любит Господа, тот, конечно, любит и ближнего, ибо любящий Меня, сказал Господь, заповеди Мои соблюдет», и, наоборот, «кто любит ближнего, тот исполняет свою любовь к Богу». А святой авва Дорофей поясняет неразрывную связь любви к Богу и ближнему графически: на примере круга и линий (путей жизни), идущих к центру (к Богу). Лучшим средством воспитания любви к Богу и ближнему святыми отцами рассматривается аскетизм. «Все заповеди обнимает любовь к Богу и ближнему, которая рождается вследствие отрешения от всего вещественного и успокоения помыслов» (святой Марк Подвижник). «Кто не отрешится от всякого пристрастия к вещественному, тот не может, как должно, любить ни Бога, ни ближнего... Насколько ум наш бывает привязан к вещам мира, настолько порабощается ими и презирает заповедь Божию, нарушая её» (святой Максим Исповедник).
Частными случаями отречения от мира служат уединение, отказ от собственности и брака. «Всякий, желающий быть истинно духовным подвижником, – учит преподобный Антоний Великий, – пусть старается удалиться от шума, чтобы быть и телом, и сердцем, и умом вне толпы и замешательств, связанных с её жизнью, ибо где люди, там и смятение». С уединением нередко связывался обет молчания. О его полезности блаженный Диадох свидетельствует так: «Как двери в бане часто отворяемые, скоро выпускают жар, так и душа, если она желает часто говорить, то хотя бы говорила и доброе, теряет соответственную теплоту чрез дверь языка. Хорошо благовременное молчание: оно ничто иное, как мать мудрейших мыслей». Разумеется, молчание не нарушало любви к ближнему. «От живущих в безмолвии, – говорит святой Исаак Сирин, – и прославляющихся оным есть некоторая явная помощь братиям их. Разумею же, что во время нужды помогают они нам словом или приносят о нас молитвы». Основную причину отречения от собственности подвижники видели в том, что собственность препятствует совершенному исполнению заповедей любви. «Как невозможно, чтобы в одном теле были здравие и болезнь, и одно не расстраивалось другим, так невозможно, чтобы в одном доме было множество денег и любовь, и одно не вредило другому» (прп. Исаак Сирин). Отречения от брака христианский аскетизм требует в качестве такого условия, которое помогает полной преданности Богу. «Целомудрие, – утверждает Климент Александрийский, – не составляет добродетели, если оно не было внушено любовью к Богу».
В 3-й главе выясняются психологические основы нравственности при помощи формальных нравственных понятий и анализа содержания нравственных требований. Излагается это в свете взглядов Канта и Герберта.
В 4-й главе раскрывается основной идеал нравственности. Творения святых отцов Церкви широко привлекаются здесь в разделе: «Идеал единения разумных существ». Первообразом и идеалом отношений, к которым призываются христиане, служит взаимоотношение Лиц Святой Троицы: три Божественные Лица составляют Единое Существо. На это как Первообраз теснейшего нравственного единения членов Церкви отцы Церкви неоднократно указывали в процессе борьбы с разномыслием и разделением. Рассуждая на слова первосвященнической молитвы Христа Спасителя (Ин. 17, 11, 21–23), святой Киприан говорит: «Велика благость и любовь Господа в устроении нашего спасения! Не довольствуясь тем, что искупил нас Своей Кровью, Он ещё и просил за нас! А прося, смотрите, какое Он имел желание: да и мы пребываем в том самом единстве, в каком Отец и Сын едино суть. Отсюда можно уразуметь, как грешат те, кои уничтожают единство и мир, уничтожают то, о чём просил Господь, желавший, чтобы народ его был спасён, живя в мире, так как Он знал, что вражда не входит в Царство Божие».
Иногда одним из первообразов взаимных отношений членов Церкви святые отцы называли также мир ангелов. «Помыслим, – призывает святой Григорий Богослов, – во-первых, о превосходнейшем и высочайшем из всего сущего – Боге; помыслим, во-вторых, и о существах первых от Бога и окрест Бога, т. е. об ангельских и небесных силах... Сим существам ничто так не свойственно, как мир и безмятежие...Посему все те, которые любят благо мира и, напротив того, ненавидят раздор и отвращаются его, близки к Богу и Божественным духам».
Большинство образов и сравнений, употребляемых в Священном Писании и святоотеческих творениях для характеристики Церкви, свидетельствует, что основной закон богоучреждённого общества есть его единение в вере и жизни. Так, Церковь сравнивается с евхаристическим хлебом, в котором объединены многие зёрна (Дидахи, Апостольские Постановления), с образом хора, согласно настроенном в единомыслии и единогласно поющим песнь «Отцу через Иисуса Христа» (св. Игнатий Богоносец), с образом здания, сделанном как бы из одного камня (Ерм), живого тела, члены которого органически связаны (свв. Киприан, Григорий Богослов). «Пусть никто не думает, – предостерегает святой Киприан, – будто добрые могут отделиться от Церкви. Ветер не развевает пшеницы и буря не исторгает дерева, растущего на твёрдом корне. Только пустые плевелы уносятся вихрем; только слабые деревья падают от устремления бури». Святой Василий Великий так описывает единство во Христе верующих в Него: «Возлюбив общение и совокупную жизнь, возвращаются они к тому, что по самой природе хорошо. Ибо то общение жизни называю совершеннейшим, из которого исключена собственность имущества, изгнана противоположность расположений, в котором с корнем истреблены всякое смятение, споры и ссоры, всё же общее: и души, и расположения, и телесные силы, и что нужно к питанию тела и на служение ему, в котором один общий Бог, одна общая купля благочестия, общее спасение, общие подвиги, общие труды, общие венцы, в которой многие составляют одного, и каждый не один, но в ряду многих... Люди, собравшиеся из разных племён и стран, привели себя в такое совершенное тождество, что во многих телах видится одна душа, и многие тела оказываются орудиями одной воли... Богу угодно было, чтобы мы были таковыми и в начале; для этой цели Он и сотворил нас. И они-то, изглаждая в себе грех праотца Адама, возобновляют первобытную доброту, потому что у людей не было бы ни разделения, ни раздоров, ни войны, если бы грех не рассёк естества».
В 5-й, последней главе объясняется происхождение нравственности с формальной и материальной стороны (I. Психологический источник нравственных чувствований. II. Происхождение и развитие нравственных идеалов).
«Нравственность, – завершает автор свою диссертацию, – не есть случайная черта в человеческой природе, которая может и не принадлежать ей. Она не есть простой продукт борьбы за существование и столкновение эгоизмов. Она имеет свою основу в самом коренном законе духовной жизни и служит выражением творческих способностей человека и его власти над природой».
* * *
Сергиев Посад, 1897. (Ѵ40;ИИ†ХИХ†597†ПИ с.) Это магистерская диссертация, защищённая И. В. Поповым в 1897 г. Отзывы на неё давали: экстраординарный профессор по кафедре метафизики и логики Алексей Введенский и ординарный профессор по кафедре церковного права Николай Заозерский. См.: БВ. 1898, фев. Протоколы заседаний Совета Москов. Дух. Академии за 1897 г. С. 72–84.