Слово «Троицкого патерика» ²⁰¹

«А для чего и жить на земле,

как не для вечности»

(сет. Гурий, архиепископ Казанский)

Как могучий маяк средь житейского

моря, Преподобного Лавра стоит,

И застигнутых бурей печали и горя,

К тихой пристани жизни зовёт и

Манит. ²⁰²

Такими словами поэта русское православное сердце воспевает величие Свято-Троицкой Сергиевой Лавры, её славных – Богоносных подвижников. Здесь – на Маковце в четырнадцати верстах от Радонежа – испокон веков зажигается и поддерживается огонёк света и тепла, возбуждается и поднимается человеческий дух, приобретающий способность, силу легко, спокойно нести всякое бремя жизни.

Именно здесь открывается возможность оторваться от сокрушающей человека житейской суеты и перенестись своим духом в равноангельскую жизнь – жизнь, устремлённую к Богу, к тихой вечности, к нескончаемому блаженству. Верным путеводителем на этой дороге, неумолкающим глашатаем служит Троицкий Патерик – сказания о жизни и наставлениях святых Божиих людей, подвизавшихся в обители преподобного Сергия Радонежского или в монастырях, основан- ных его Богоносными учениками, равно и тех, которые так или иначе испытали на себе благодатное действие пресветлого Светильника Северной Руси.

Учили святые подвижники и своим словом, и Богоносной жизнью. Последнее, как более действенное, выступает в Патерике во всей духовной силе и красоте.

* * *

Что человека духовно убивало и убивает сегодня? Его беспечность, равнодушие и даже холодность ко всему святому. Погрузившись в земную суету, он подчас весь уходит в заботы о завтрашнем дне, а обеспечив его – попадает в круговорот мирских развлечений и удовольствий – мнимых, мимолётных. Несётся и несётся человек...

Патерик на первых же страницах останавливает его в этом бездумном, греховном беге: Внемли себе (Втор. 15, 9) «Позаботься же о себе, вспомни грехи свои, вспомни о Суде. Помни, что ты человек смертный, немощный и подверженный страстям. Помни, что ты живёшь в жизни печальной, погубившей многих добрых и злых, умных и неумных, богатых и бедных. Помни, что ты человек слабый, не могший вынести труда ни одного дня, ни бдения нощного.

Вспомни, сколько ты грешил пред Богом с юности своей... Подумай, сколько было людей после Адама, и все прошли без следа. Прославились на Небе и на земле лишь те, которые жили по заповедям Божиим... Подумай, что скоро-скоро оставишь ты всё видимое – и эту землю, и это небо, и этих людей. Подумай, как ничтожен ты телом и душой. Малая скорбь треплет тебя, малое слово громит тебя, малая болезнь, как огонь, обжигает тебя и ввергает в скорбь.

Каждое веселье света оканчивается печалью. Ныне играют свадьбу, завтра плачут над мертвецом. Ныне растём, завтра гниём. Ныне рождают, завтра погребаются, ныне радость, завтра слёзы. Ныне богат, завтра нагой... Содрогнёмся и вострепещем» (прп. Иосиф Волоколамский. – 31).

* * *

Более всего необходимо на спасительном пути смирение, и потому преподобный Дионисий Глушицкий наставляет: «Надобно стараться с корнем исторгать из сердца всякое превозношение и со страхом и трепетом служить Господу» (45). «Горе тебе, Филипп, – говорил себе другой старец, удостоенный священного сана, а с ним и почёта. – Ты уже получил похвалу от людей, какой же тебе ждать ещё награды на Суде Божием?» (76).

Смирение называется Божественной наукой, и желающему обучиться ей даётся такой совет: «Должно ставить себя ниже всех, то есть почитать себя хуже и грешнее всех человек и сквернее всех тварей, потому что вышел из порядка, всякому естеству тварей указанному, и горше самих бесов, потому что и они преследуют нас и побеждают.

И не должны ли мы почитать себя хуже всех тварей, потому что всякая тварь сохранила то, что даровано естеству её Творцом; а мы через свои беззакония потеряли совершенства и назначение, свойственные нам по природе. Поистине я – ниже всего, потому что я осужденник, и ад уготован мне прежде моей смерти... Низринулась ты, душа окаянная, в бездну! А посему, будучи жертвой тления, ада и бездны, почто прельщаешься умом своим и почитаешь себя праведной, будучи греховна, скверна и по злым делам своим бесоподобна» (прп. Нил Сорский. – 279).

С глубочайшим смирением внимал преподобный Григорий Пельшемский указаниям своего великого наставника святого Дионисия Глушицкого, «обещаясь всегда неотложно и всецело исполнять их» (45). А о преподобном Данииле Переяславском говорится, что он, став восприемником будущего грозного царя Ивана, продолжал трудиться в своей обители «в хлеве над помётом, который работники не позаботились без него убрать. Как было не дивиться такому смирению восьмидесятилетнего старца, – заключает Патерик и призывает: – Храните смирение и любите друг друга, как самих себя» (216, 328–329).

* * *

Где глубокое смирение, там и усердная молитва – сознание своих немощей приводит к обращению взора горе.

Упражнение в молитве соединяется не только со смирением, но и с другими благами христианского устроения: с научением Божественным Писаниям, с кротостью, чистотой, постом, с приближением «к совершенству возраста духовного» (81). И в основание святых обителей полагались «не сребро и злато, а слёзы, тёплые молитвы и подвиги» (207).

Сила молитвы, особенно общественной, церковной, обнаруживается в следующем назидательном повествовании: «Раз в Вологодской стране была засуха; епископ крестным ходом пришёл к церкви Святой Троицы, стоявшей вблизи кельи Галактионовой, и послал просить затворника помолиться вместе со всеми о бедствии общем. Послушный слову святителя Галактион, вопреки своему правилу, оставил келью и пришёл в храм на всенародную молитву, и Господь послал обильный дождь жаждущей земле» (39).

На то же значение молитвы указывает и преподобный Афанасий Серпуховской: «Если имеет силу молитва одного человека, тем более имеет она силу, когда возносится в собрании верующих. Что холоднее камня? Но когда будем ударять камень о камень, посыплются искры. Когда души наши совокупятся в молитве, она будет сильна и пламенна.

Можно молиться дома, но нельзя так молиться, как в церкви, где возносится единодушное пение, где единомыслие, согласие, союз любви. Здесь возносятся молитвы священников. Для того и предстоят священники, чтобы немощные молитвы народа, придерживаясь за их более сильные, взошли вместе с ними на Небо» (32–33). Только нельзя забывать того, что молитва должна исходить от чистого сердца и каждое слово её, как бы оно тихо ни читалось, «было слышно во всех углах и притворах храма» (291). «Сотвори, чадо, – учит Патерик, – ум твой со всяцем тщанием единого Бога искати и прилежати к молитве» (45).

Примечательно, что в Патерике приводится текст молитвы, с которой ежедневно обращался к Божией Матери преподобный и Богоносный отец наш Сергий, или, как весьма и весьма поучительно сказано, «в простоте души беседовал с Пречистой Материю всех, возлюбивших чистым сердцем Её Божественного Сына»: «Пречистая Мати Христа моего, Ходатаица и Заступница и крепкая Помощница роду человеческому! Буди и нам недостойным Ходатаицей, присно моли Сына Твоего и Бога нашего, да призрит Он милостиво на святое место сие, посвящённое в похвалу и честь Его святого имени навеки! Тебя, Матерь сладчайшего моего Христа Иисуса, призываем на помощь рабы Твои, ибо Ты имеешь великое дерзновение у Сына Твоего и Бога! Будь же всем спасительное упокоение и пристанище!» (264). Именно такая молитва – беседа «в простоте души» – и открывала Небо, откуда на земле Праведники слышали таинственный голос Пречистой: «Много будет тебе, муж желаний, чад духовных, и Я не оставлю учеников твоих, соблюдая их во дни твоей жизни и после твоего отшествия ко Господу» (355).

О молитве частной сказано кратко, но также поучительно: «Вся жизнь Преподобного (архимандрита Сергиевого монастыря Дионисия. – К.С.) была жизнью истинного Божия подвижника. Большую часть времени он проводил в молитве. «Келья устава не имать», – говаривал Преподобный и в келье читал Псалтирь с поклонами, Евангелие и Апостол, вычитывал сполна акафисты и каноны... Ложился спать за три часа до утрени и вставал всегда так, что успевал ещё положить до неё триста поклонов» (290–291).

Как бы соединяя в одно неделимое целое молитву общественную и частную, Патерик так свидетельствует о духовном облике преподобного Никона – ближайшего ученика преподобного Сергия: «Друг молчания, делатель бдения, образец целомудрия, неистощимое сокровище молитвы, преподобный Никон занимался преимущественно Богослужением, келейной молитвой и чтением книг» (83).

* * *

Последние слова, характеризующие духовный облик преподобного Никона, показывают, что молитва у него соединялась с чтением книг – и это было «преимущественным» занятием. И в других местах Патерика подчёркивается важность чтения Священного Писания, творений святых отцов Церкви и следование их наставлениям. «Хорошо, дети мои, – учит святитель Иона, митрополит Московский и всея Руси, – слушаться Писания Божественного. Как послушание, дети мои, есть жизнь, так преслушание – смерть» (200).

«Вникайте, – наставляет преподобный Иннокентий Комельский, – в Божественное Писание и писания святых Отец. Это должно служить вам всегда поверкой наставлений учителя и собственной вашей жизни. Согласующееся с Писанием усвояйте себе и содержите в уме, а ложное и чуждое ему старайтесь отгонять от себя, чтобы не прельститься» (188). Более решительно утверждает преподобный Нил Сорский, различая тех, кому Священное Писание «жестоко», и тех, кому оно «слаще мёда». «По своей воле и по своему рассуждению не смею, – говорит он, – предпринимать что-нибудь. Живёшь ли отшельнически или в общежитии; внимай Святому Писанию и следуй по стопам Отцов или повинуйся тому, кто известен тебе, как муж духовный в слове, жизни и рассуждении. Святое Писание жестоко лишь для того, кто не хочет смириться страхом Божиим и отступить от земных помышлений, а желает жить по своей страстной воле. Иные не хотят смиренно испытывать Священное Писание, не хотят даже слышать о том, как следует жить, как будто Писание не для нас писано, не должно быть выполняемо в наше время. Но истинным подвижникам и в нынешние, и во все века слова Господни всегда будут словами чистыми, как очищенное серебро, заповеди Господни для них дороже золота и камней драгоценных, слаще мёда и сота» (268–269).

* * *

Сладко на пути ко Господу и покаяние. «Как сладко, дети мои, покаяние! – восклицает святитель Иона. – Оно корень жизни. Сладкий и незлобивый, благий и щедрый, человеколюбивый Бог и строитель спасения нашего веселится о слезах кающегося и радуется исповеди нашей. Он с великим терпением ожидает обращения нашего и не оставляет самого последнего, умоляя, призывая каждого из нас, чтобы обратились к нему от дел неприязненных» (200).

Сей спасительный Божий глас прямо обращает к нам преподобный Иосиф Волоколамский: «Покаемся теперь: после смерти нет покаяния. Что сделаем здесь, то и найдём там, что посеем, то и пожнём. Придёт и не минует. Придёт Божий меч на нас и не обойдёт никого. Оставит человек всё и пойдёт один, нищий и нагой, беспомощный, несмелый, неготовый; и ведут его, как осуждённого, в места страха и трепета, где не смех, а плач, не пища, а туга, где страх и трепет грешникам, беда великая, слёзы необъяснимые, печаль неописанная, воздыхание непрерывающееся, огонь неугасимый, червь неусыпающий, тьма без света, Судия страшный. Вытвердим себе всё это, не минуем же сего» (31–32).

* * *

Вытвердить необходимо и то, что в нашей земной жизни, настраивающей на духовную жизнь, требуется благоразумие. Так, когда в 1536 году казанские татары напали на русские селения и достигли Вологодских пределов, разоряя по пути не только города, но и святые обители, преподобный Корнилий Комельский сказал: «Сотворим человеческое, бежим, чтобы не явилась гордость или тщеславие.

Недобро самим вдаваться в беду. Всемогущий Христос Сам бежал в Египет от Ирода, да научатся и другие не вдаваться в напасти». Братия послушалась благоразумного совета – все ушли в Белоозерские пределы и остались невредимы. Более того, как отмечает Патерик, «рука вражия не коснулась обители» (304).

* * *

Благоразумие требуется в борьбе со страстями, когда нужно увидеть опасность их и найти средства для борьбы с ними.

Вот как учит бороться со страстями чревоугодия, блуда, гнева и гордости преподобный Нил Сорский: «Стужает» страсть чревоугодия – помолись Богу, призови Его на помощь и «размысли о том, что изрекли Отцы. «Сия, – говорят они, – страсть в иноках корень всему злу, а наипаче – блуду» (276).

В борьбе с блудным духом надо оживить «в себе страх Божий» и привести «себе на память то, что от Бога ничто не может быть утаено, ни даже самое тонкое движение сердечное, и что Господь есть Судия и Истязатель за всё, и за самое тайное и сокровенное, и представлением стыда и срама можем отразить студное и гнусное намерение. В самом деле, вообразим себе, что мы застигнуты кем-либо в сквернодействе: не пожелали ли бы мы тогда лучше умереть, нежели обрестися в таком сраме?» И здесь также главное, сильное, победоносное оружие «состоит в прилежной молитве ко Господу Богу...

Полезно призывать на помощь тех святых, кои известны нам особенным подвигом своим и трудами в сохранении чистоты и целомудрия». Если брань затягивается, не прекращается, то должно со смирением возопить ко Всесильному Помощнику: «Помилуй мя, Господи, яко немощен есмь» (276, 277).

Мучит страсть гнева, понуждает «в ярости воздать злом и отомстить оскорбившему», вспомни слова Господа: Аще не отпустите кийждо брату своему от сердец ваших прегрешений их, ни Отец ваш Небесный оставит вам согрешений ваших. Преподобный поясняет: «Да будет вам известно, что если мы и добрые дела совершаем, но от гнева не воздерживаемся, то они не угодны Богу. Ибо сказано Отцами: «Если гневливый и мёртвого воскресит, молитва его не Богоприятна». Сказано же сие не в том разуме, будто бы гневливый может воскресить мёртвого, но для того, чтобы показать мерзость его молитвы». Более того, надо, по возможности, благодетельствовать оскорбившему. «Исполняющему сие Господь обещал такое воздаяние, которое превышает все прочие обетования, – обещал не Царство только Небесное, не утешение и радость, как прочим, но сыноположение: Будете, – сказал Он, – сынове Отца вашего, Иже есть на небесех» (Мф. 5, 45)» (277–278).

Порабощение гордости страшно – гордый носит в себе беса, а значит – гибель. «Да боимся убо, – взывает Преподобный, – и да страшимся гордыни; да отрываем её от себя всевозможно, всегда памятуя, что без помощи Божией никакое добро не может быть соделано, и что если оставлены будем от Бога, то, как лист колеблется, или как прах возметается от ветра, так и мы будем от диавола смятенны и поруганы, и соделаемся предметом плача человеков. Уразумев сие, всемерно потщимся проходить жизнь нашу во смирении» (278).

Действенным средством для победы над страстями служит искоренение лукавых помыслов. Делать это надо при самом появлении их – в самом начале. «Кто сопротивляется в первомыслии, то есть прилогу, тот пресечёт одним, так сказать, ударом все последующие расположения его. Благоразумный подвижник умерщвляет самую матерь злых исчадий, то есть лукавый прилог (первые мысли).

Прогоняй их молитвой: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». Взывай так прилежно, стоишь ли, сидишь ли или лежишь – взывай, ум затворяя в сердце» (275).

На поле мглы движения помыслов – неизмеримое значение имеет открытие их старцу. Уже одно сие действие, свидетельствует Патерик, «истребляет их и обессиливает страсти. Как змея, вынесенная на свет, старается убежать и скрыться, так и худые помыслы, будучи открыты исповеданием их, отбегают от человека» (82)...

Можно здесь ещё привести старческое суждение преподобного Кирилла Новоезерского о всегда злободневном пороке – воровстве: «Ещё не бывало того, чтобы кто был счастлив чужим добром. Алчешь чужого – потеряешь своё. Вор не бывает богат, а бывает горбат. И с умом воровать – беды не миновать. Трудовая копейка – до веку живёт. Заработанный ломоть лучше краденного каравая.

Помните эту народную мудрость» (161).

* * *

Кроме наставлений общего характера, в Троицком Патерике имеется ряд специальных указаний настоятелям монастырей, инокам, пастырям и светским правителям.

Обязанности «для всякого настоятеля монашествующих» предписаны преподобным Никоном, – преемником преподобного Сергия, – двумя весьма краткими, но и весьма достопримечательными правилами: «Первое – учредил и заповедал святой основатель обители; второе – никогда не оставлять общих для братии дел, но делать со всеми и быть первым в деле» (82–83).

Отдельные указания инокам дал преподобный Даниил Переяславский при избрании его настоятелем обители, поставив своё согласие в зависимость от исполнения их. «У вас есть обычай, – говорил новоизбранный настоятель, – ходить из монастыря на торг без благословения настоятеля. Ходите в мирские дома и там... ночуете по несколько суток. Прошу вас вперёд не делать так... Вы ходите в бани и там бываете вместе с мирскими людьми. Этому не должно быть...

В праздники, именины, в поминовение родных созываете вы к себе родных, друзей, знакомых с жёнами и детьми, и они гостят у вас по несколько дней и ночей. Вперёд... не должно быть... Кельи у вас очень высоки, с высокими крыльцами, как у вельмож. Это неприлично монашескому смирению». Приняли эти просьбы и требования преподобного Даниила? Сказано: «Иноки обещались исполнить волю настоятеля». Только один из них начал было прекословить, но «пришёл вчувство и исправился» (214–215). И, по слову ветхозаветного пророка, стала «эта горечь слаще мёда» (34).

Внимание пастырей обращается, прежде всего, на величие совершаемой ими Святой Евхаристии. «Молю вас, священники Господни, – взывает к ним святитель Иона, – осмотритесь всячески и содрогнитесь. Смотрите, в какие уста входит бессмертное Тело и Честная Кровь Владыки. Если с устами нечистыми и гнусными дерзаете приступить или допускать кого-либо к тем Бессмертным и Животворящим Тайнам, вы, как трава, прикасаетесь к огню» (200)... Пастырям необходимы: духовная рассудительность, чистота, бескорыстие, послушание, блюдение порядка в храме... О преподобном Евфимии читаем: «Строго запрещал разговор в храме» (208). А паства призывается оказывать пастырю «честь и повиновение», за что обещается награда «от Бога во времени и в вечности» (201).

Правителям повелевается истреблять зло и утверждать добро. Преподобный Кирилл Белоезерский писал Можайскому князю Андрею: «Смотри, государь, чтобы судьи судили суд праведно, как пред Богом; не криви, чтобы не было подлогов и поклёпов. Наблюдай, чтобы не было в твоей области питейных домов, от них великая пагуба людям: крестьяне пропиваются, а души их гибнут. Пусть не будет в твоей отчине ни разбоя, ни воровства. Если не уймутся, вели наказывать, кто чего стоит. Унимай подчинённых твоих от скверных слов и брани: всё это гневит Бога. Если не потщишься управить всем тем, взыщется на тебе, потому что ты властелин над своими людьми, поставленный Богом. Не ленись сам давать управу крестьянам; это вменится тебе выше поста и молитвы. Удерживайтесь от пьянства. Подавайте по силе милостыню. Вы часто не можете поститься и молиться ленитесь – пусть же милостыня восполнит недостатки ваши. Не ленитесь ходить в церковь. В церкви стойте со страхом и трепетом, представляя себе, что стоите вы на Небе. Церковь – земное Небо, в ней совершаются Таинства Христовы. Береги себя, государь, стоя в церкви, не твори бесед и не говори праздных слов; если увидишь, что беседует в церкви кто-нибудь из бояр или простых людей – запрещай им то – ибо всё это гневит Бога» (324).

Подобные мысли выразил Преподобный и в послании к великому князю Василию Димитриевичу. Сказав о том, что он с братией будет молиться за государя, за его родных, за всех его подданных православных христианах, отметил: «Но ради Бога, будь и сам внимателен к себе и ко всему княжению, в котором Дух Святой поставил тебя пасти людей, искуплённых кровию Христовой. Чем большей удостоен ты власти, тем более строгому подлежишь ответу» (323).

В контексте обязанностей светских правителей примечательны слова исповедания веры новоизбранного святого митрополита Иоасафа, показывающие его понимание отношения подданных к власть имущим: «Обещаюсь не делать ничего из одного угождения Великому князю или многим князьям, хотя бы грозили мне смертью, принуждая сделать что-либо вопреки Божественным и священным правилам». Патерик добавляет: «Блаженный Иоасаф выполнил обещание своё с полной твёрдостью» (367).

* * *

Святые подвижники Троицкого Патерика под благодатным водительством преподобного Сергия не только выполнили с полной твёрдостью свои обещания, но и с великой славой исполнили своё земное призвание и достигли Небесных Обителей. Они не только словом назидали иноков и мирян, «но и собственным примером, прилагая труды к трудам» (44). Для них заповеди Божии были жизнью; их они знали, в них непрестанно пребывали, их опытно постигали, ими же светились и светили, согревались и согревали. Всё время подвижников посвящалось «или молитве, или трудам телесным» (23).

О преподобном Кирилле Новоезерском сказано: «После молитвы общей со всем усердием трудился он то в пекарне, то на другой службе... Сам копал землю и рубил лес... Когда только нужно было для других, сам совершал Литургию, никогда не утомляясь» (158, 161). Святой Гурий (впоследствии архиепископ Казанский) «любил ходить в храм Божий на молитву, молился и в доме» (104). Также преподобного Савватия Соловецкого украшали «слёзные молитвы и вообще строгая подвижническая жизнь» (225).

Постоянной спутницей жизни была молитва и у преподобного Мартиниана – «достиг старости глубокой, но не оставлял ни келейного правила, ни служения в храме» (132).

Образ труда был разным и далеко не лёгким. Славным подвигом считалось иконописание. Восхваляя иконописцев – учеников преподобного Сергия – за их труд, преподобный Иосиф Волоцкий так говорит: «Они отличались таким подвижничеством, такой ревностью к посту и иноческой жизни, что удостоились Божественной благодати. В самый праздник Светлого Воскресения Христова, сидя на скамейках и имея пред собой честные иконы, смотрели они на них неуклонно и исполнялись святой радостью и светом. Так поступали они и в другое время, когда не занимались писанием икон» (334).

Иные иноки занимались перепиской и исправлением житий святых. В сборнике блаженного Иоасафа, святые мощи которого почивают в Серапионовской палатке (южный притвор Троицкого собора), читаем: «Божиею благодатию и Пречистыя Богородицы помощию переписал житие святых преподобных отец. Писал с разных списков, тщася обрести правый. И обретох в списках много несправлено. И елико возможна моему худому разуму, сия исправлял, а яже невозможна, сия оставих, да имущии разум больший нас, тии исправят неисправленная и наполнят недостаточная» (368).

Любили иноки читать православные книги и поучаться житию Святых (158).

Старец преподобный Лонгин Коряжемский устраивал себе помещение, очищал и приготовлял землю для посева хлеба, «ибо, несмотря на свою старость, хотел питаться плодами рук своих» (167).

Преподобный Даниил Переяславский работал вместе с послушниками – «копал ямы, ставил столбы, носил дерева» (215).

Святой Филипп, сын знаменитых и славных родителей, будущий первосвятитель всея Руси, у крестьянина пас стадо, в Соловецкой обители «рубил дрова, копал в огороде землю, работал на мельнице и на рыбной ловле» (111).

Отшельник преподобный Игнатий Ломский плёл лапти и выносил их на тропинку. Проходившие брали их, а взамен оставляли хлеб, которым не только он сам питался, но делился и с другим иноком, подвизавшимся в нескольких верстах от него.

Полюбив труд в земном иноческом делании, святые Мужи и по своём отшествии в Мир Иной помогали продолжателям их служения. В описании жития преподобного Димитрия Прилуцкого рассказывается о постигшей беде его святую обитель – сгорели один за другим два храма. Игумен начал строить новый храм, но из-за недостатка средств испытывал большие трудности. И вот один из иноков увидел трудящегося благолепного старца и услышал голос: «Посмотрите, сам преподобный Димитрий носит нам лес для церкви. И с того дня, – заключает Патерик, – успешно пошло дело строения» (175–176).

Пища и одежда были самыми простыми. Постель, нередко, – на голой земле. Вот как описывается подвиг братии под руководством преподобного Иосифа Волоколамского, усвоившего дух обители преподобного Сергия через своего руководителя преподобного Пафнутия Боровского (в свою очередь бывшего духовным чадом священноинока Никиты – непосредственного ученика преподобного Сергия): «Все носили худые одежды, обувь из лыка, терпели зной и холод с благодушием; не было между ними смеха и празднословия, но видны были постоянные слёзы сокрушения сердечного. В кельях своих братия ничего не имела, кроме икон, книг Божественных и худых одежд, а потому у дверей келий не было и запоров. Кроме обыкновенного правила монашеского, иной полагал ещё по тысяче, другой – по две и по три тысячи поклонов в день. Для большего самоумерщвления иной носил железную броню, другой – тяжёлые вериги, третий – острую власяницу. Большая часть ночи проходила в молитве. Сну предавались на короткое время, иной сидя, иной стоя, – и все такие подвиги предпринимались не самовольно, но с благословения настоятеля.

Женскому полу и детям запрещён был вход в обитель, и правило это соблюдалось так строго, что когда мать преподобного, уже тогда старица-инокиня, пожелала видеть сына и, остановившись за два поприща от обители его, послала сказать ему о том, Преподобный отвечал ей через посланных, что она не может видеть лица его в сей жизни, и смиренная старица послушалась строгого слова сына своего и ушла в свою обитель» (23–24).

Читаешь эти духоносные строки и думаешь: какие же великие и славные были наши деды, прадеды! Были? Они есть! Есть на Небе, есть и на земле среди нас! Да иначе и быть не может. Церковь свята – значит, в ней непрерывно и победоносно продолжают свой путь к тихому Пристанищу Мученики, Святители, Благоверные князья, Преподобные, Праведные... (См. также: 54, 59,139,159,173,208,259, 329...)

* * *

Угодники Божии – последователи Великого аввы Сергия – светились чистотой, целомудрием, искренностью, кротостью, дружелюбием, терпением... Обо всём этом убедительно говорит Патерик.

Послушаем:

• Понесший много трудов преподобный Савва Сторожевский «крайне заботился о блюдении чистоты, которая есть украшение всего иноческого жития» (96); поучал братию, убеждал «блюсти чистоту телесную» (100).

• Святой Гурий, архиепископ Казанский, ещё будучи мирянином, «любил целомудрие» и охранял его (104).

• Святой Филипп, митрополит Московский, отличился искренностью – никому и никогда не льстил, не переставал говорить правду (118).

• Преподобный Исаакий-молчальник выделился полнейшим «незлобием, необыкновенной кротостью» (16). Всегда был кротким и молчаливым, имевшим ко всем любовь, старавшимся услужить каждому, преподобный Григорий Пельшемский. На него все смотрели «как на Ангела Божия и дивились подвигам» (43).

Всеобщее уважение приобрёл и святой Дионисий, архиепископ Суздальский – «современники видели в нём мужа кроткого, рассудительного, знающего Святое Писание, учительного, славного постничеством и исполненного любви ко всем» (64).

• Пример дружелюбия явили два великих подвижника – сам преподобный Сергий и преподобный Димитрий Прилуцкий, возведённый преподобным Сергием в сан игумена Никольского монастыря в Переяславле. Патерик гласит: «Можно ли без умиления представить себе, как два чудные мужа, два друга, Сергий и Димитрий, совершали в церкви Всенощное бдение, за неимением свеч, при свете и треске лучины, как они вместе с братией сливали свои голоса в один голос на славословие Пресвятой Троицы, как после продолжительных подвигов молитвы и поста садились они в убогой келье за убогую трапезу! И между тем какой радостью светились лица постников от благодатного света в душе их сокрытого!

С каким смирением друг у друга испрашивали они советов для жизни иноческой, и какое утешение доставляла им душеполезная дружеская беседа! О, если бы все друзья христианские приняли за образец себе дружбу сих подвижников, то есть так же дружно, как и они, стремились к цели вышнего звания о Христе Иисусе!» (170–171).

• «Изумительное терпение всяких монашеских скорбей» явили Соловецкие чудотворцы, тесно связанные – через преподобных Феодора Симоновского и Кирилла Белоезерского – с преподобным Сергием (225).

Читая эти свидетельства, невольно возвращаешься к первым дням истории человечества, или – к первым страницам повествования святой Библии, к жизни в Едеме на востоке (Быт. 2, 8).

• Читаем: «Услышав о подвигах Павла (Обнорского. – КС.), Сергий (Нуромский. – К.С.) пошёл к нему и увидел в лесу, что стая птиц вилась около чудного подвижника. Тут же стоял медведь, ожидая себе пищи от пустынника; лисицы, зайцы и другие звери бегали вокруг, не враждуя между собою и не боясь медведя.

Вот жизнь невинного Адама в Едеме, владычество человека над тварью, которая вместе с нами стенает от нашего грехопадения и жаждет освободиться в свободу славы чад Божиих» (55).

* * *

Доброе духовное устроение не только светилось в подвиге учеников Богоносного Сергия, но и согревало всех соприкасающихся с ними.

Приходящий к подвижникам «от Святыя Троицы» мог быть уверен, что его встретят со вниманием, пониманием, любовью... Они всегда были доступны и скоры на помощь, принимали «всех одинаково, богатого и бедного», утешали, вразумляли, духовно поднимали (39). Так, о святом Германе Казанском сообщается: «Был человек простой в обращении, искренний и твёрдый, готовый на помощь застигнутым бедой и напастью и усердный попечитель о бедных» (73).

Подобное сказано и о преподобном Павле Обнорском: «Был доступен для каждого, и для каждого готово было у него живое слово назидания; он наставлял и словом, и жизнью, узнавал тайные помыслы приходящих к нему, врачевал душевные недуги и утешал скорбящих» (59).

Велико было милосердие подвижников. Они учили: «Паче же подвигнися помогати нищим, сиротам и вдовицам» (преподобный Дионисий Глушицкий. – 45). «Нищих не забывайте, помните, что мы с вами нищие и душою и жизнью» (преподобный Павел Обнорский. – 59). Преподобный Пафнутий Боровский говаривал, что спасти нас может только одна милостыня и рассказывал следующее.

Один человек всю жизнь творил милостыню. По его кончине было открыто: стоит он у огненной реки, отделяющей райские селения. Перейти её не может. И вот во мгновение ока собрались нищие, легли один подле другого, устроили мост, по которому он легко перешёл на другую сторону. «Можно было бы ему, – заметил Преподобный, – по воле Божией быть перенесённым туда на руках Ангельских, но Господь устроил для него сей чудный мост ради его нищелюбия» (258).

За словом шло и дело. В голодное время обитель преподобного Даниила Переяславского питала всех нуждающихся. «За такое милосердие к бедствующим Бог благословлял обитель достатком во всём: в продолжение восьми месяцев в обители Даниила доставало для всех хлеба. И после голодного времени, многие, зная любовь святого старца к несчастным, бросали у ворот монастыря больных, увечных и не имевших чем кормиться.

Угодник Божий с радостью принимал их в монастырь, лечил и кормил, одевал и покоил» (215–216). Обитель преподобного Пафнутия Боровского кормила ежедневно «до тысячи голодных жителей из окрестностей» (258). Монастырь преподобного Корнилия Комельского «благотворил всем несчастным, питал всех голодных» (300). Также в обители преподобного Евфимия Суздальского «находили себе пищу все бедняки и покоились больные», платили долги за должников, защищали в суде притесняемых» (208). Ко всем был щедр и милостив святой Герман Казанский. «Он не различал ни своего, ни чужого, всем показывая на деле дух любви Христовой. Не столько словом, сколько жизнью проповедовал он веру православную, привлекая к себе своей добротой» (72).

Не пропускал случая помочь бедным и преподобный Павел Обнорский. «Случалось, что не имея денег, делился он с бедняком своей одеждой» (53). Также и преподобный Корнилий Комельский, когда один брат пожаловался на скудость своей одежды, отдал ему свою, «а сам долго ходил в вязаной лыком одежде», полученной взамен от брата (303–304).

Преподобный Димитрий Прилуцкий иногда оказывал помощь беднякам «тайно от братий, чтобы не возмутить покоя последних». А вот сам принимал подаяние от мирских разборчиво. Одному из мнимых благотворителей Преподобный сказал: «Отнеси назад, что принёс нам и накорми слуг и сирот (крестьян), живущих у тебя, чтобы не страдали они от голода и наготы, когда останется от того что-нибудь, принеси нашей нищете». «Принесший, – продолжает Патерик, – едва мог умолить Преподобного, чтобы дозволил он братии взять что-нибудь из принесённого для благословения трудов его. Так врачевал он богатого купца и вместе предостерегал братию от участия в делах любви лицемерной, неискренней» (173–174).

Отдельные иноки несли труднейшее, но и самое братолюбивое послушание – погребение умерших в убожестве. Преподобный Даниил Переяславский вместе с братией трудился «на всех послушаниях» и в дополнение к сему «собирал умерших на дороге, пел над ними погребение, хоронил за счёт обители» (215).

* * *

Неукоснительно прибегая к небесной помощи святого аввы Сергия, его ученики посещали разные святые места. Подчас они шли долго, преодолевая немалые трудности пути, зная, что им предстоит радость встречи со Святыней, через которую Господь ниспошлёт им новые силы к дальнейшему служению Богу, людям, ко своему спасению.

Вот как Патерик свидетельствует о преподобном Кирилле Новоезерском: «По временам посещал он, как благоговейный поклонник, святые места Новгорода и Пскова, но, проходя по жилым местам, не заходил он ни в один дом и не брал ни от кого подаяний, кроме разве куска хлеба» (159).

А с каким самоотвержением служили ученики преподобного Сергия Родине! На века сохранится – и крепкое стояние СвятоТроицкой Сергиевой Лавры в дни лихолетья в начале XVII века, и её щедрая помощь нуждающимся. «Что у нас есть хлеба ржаного, и пшеницы, и квасов в погребе, всё отдадим, братие, – заявил настоятель сей святой обители архимандрит Дионисий, – раненым людям, а сами будем есть хлеб овсяный и без кваса, с одной водой, не умрём. Пусть каждый делает всё, что может для других, а дом Святой Троицы не оскудеет» (283). И закипела деятельность. Сам преподобный Дионисий «за всем смотрел и наблюдал, чтобы у людей, которым давали приют, был мягкий хлеб и свежая пища, сам осматривал больных, давал лекарство, причащал умирающих, ни день ни ночь не знал покоя.

Келейник святого Дионисия, старец Дорофей, днём и ночью разносил от него больным и раненым полотенца и деньги. Такое пособие Лавра оказывала страждущим всё время, пока Москва боролась с поляками» (284). В келье настоятеля собирались скорописцы и переписывали его послания во многие города Руси, призывающие народ к «единодушию и защите разоряемой врагами родной земли». Грамоты Троицкие подымали народ, ободряли – «особенно сильно было одушевление в Нижнем Новгороде» (284–285). Преподобный Дионисий благословил собравшееся ополчение на брань. «С Божией помощью столица была очищена от врагов. В числе первых явился Дионисий после победы в Москву на лобное место благодарить Бога за спасение Отечества» (286). Он же ходил приглашать на царство Михаила Феодоровича, и он благословлял его «на спасённое царство» (286). «Не изменим ни вере, ни царю, – смело и решительно писали врагам осаждённые защитники святой Лавры и Отечества, – хотя бы предлагали вы нам и всего мира сокровища» (344).

Одним из видов патриотизма было преподавание совета князьям, примирение их, объединение, ободрение с целью скорейшего освобождения Родины от врагов и укрепления её могущества.

Привлекает внимание смелостью совет, соединённый с обличением, преподобного Максима Грека великому князю Василию Ивановичу, приведший Преподобного к узам в темнице Симоновского монастыря: «Того признавай царём истинным и самодержцем, благоверный государь, кто управляет подданными по правде и закону, а бессловесные похоти и страсти старается преодолевать в себе...

Кто побеждается ими в оскорбление смыслу, тот не образ одушевленный Владыки Небесного на земле, а человекообразное подобие бессловесного естества» (147). Ту же смелость явил преподобный Максим перед новым царём Иваном Грозным. «Пристойно ли тебе, государь, – говорил старец отправлявшемуся царю на богомолье в Кириллов монастырь, – скитаться по дальним монастырям с юной супругой и младенцем? Вездесущего не должно искать только в пустынях: весь мир исполнен славы Его. Если желаешь изъявить ревностную признательность к Небесной благости, то благотвори на престоле; вдовы, сироты, матери избиенных под Казанью льют слёзы – утешь их своей милостью. Вот дело царское». Царь не принял совета. Тогда Преподобный передал ему через бояр последнее слово: «Если он не попечётся об устройстве вдов и сирот, то Бог у него самого отнимет сына». Слова Преподобного сбылись (151).

Не менее поучительна и решительна была беседа святителя Московского Филиппа с тем же Иваном Грозным. «Державный царь, – говорил он Грозному, – облечённый саном самым высоким, ты должен более всех чтить Бога, от Которого принял державу и венец; ты образ Божий, но вместе и прах. Властелин тот, кто владеет собой, не служит низким похотям и не волнует в самозабвении собственную державу» (116). Царь, запылав гневом, воскликнул: «Что тебе, чернецу, до наших царских дел?» Святой Филипп с достоинством святительского сана отвечал: «Мы с тобой должны заботиться о благочестии и покое православного христианского царства». И продолжал: «Молчание неуместно теперь, оно размножило бы грехи и пагубу. Если будем выполнять произволы человеческие, какой ответ дадим в день пришествия Христова?.. Надобно различать добрых людей от худых: одни берегут общую пользу, другие говорят тебе неправду по своим видам; грешно не обуздывать людей вредных, пагубных тебе и царству; пусть водворится любовь на месте разделений и вражды... У татар и у язычников есть закон и правда, а на Руси нет правды; в целом свете уважают милосердие, а на Руси нет сострадания даже для невинных и правых. Убойся, государь, суда Божия. Сколько невинных людей страдает! Мы здесь приносим бескровную Жертву Богу, а за алтарём льётся невинная кровь христианская! Грабежи и убийства совершаются именем царя... Вспомни, царь, каковы были добрые цари; помни, что на злых есть строгий суд правды Божией» (116–117, 120).

На угрозы царя Святитель тихо отвечал: «Я пришлец на земле, как и все отцы, готов страдать за истину» (118). А духовным сановникам говорил, как бы завещая поступать так и им: «Никому не льстил я, не давал никому подарков, не угощал пирами» и «что бы ни было, не перестану говорить правду – не хочу носить бесполезно сан святительский» (118).

За молитвами и советами обращались к старцам многие русские воеводы. Старец преподобный Иринарх Затворник «всех их благословлял, одобрял на защиту Отечества» (141).

Выходцы «от Святыя Троицы» примиряли враждующих русских князей и тем избавляли Русь от междоусобных кровопролитных войн, ослаблявших державу, ведших к самоуничтожению. «Подобно тому как преподобный Сергий не раз умиротворял враждующих князей и преподобный Иосиф (Волоколамский. – К.С.) явился миротворцем» – привёл к согласию Московского Великого князя Василия и его брата Дмитровского князя Юрия (26)... Великим печальником Русской Земли был святитель Иона. Когда великому князю потребовалась помощь Твери в борьбе против казанских татар, Святитель писал Тверскому архиепископу, призывая настоять у своего князя на отправлении вспомогательного войска. К жителям Вятки, возмущённым Шемякой на беспорядки, Святитель послал игумена со строгим наказом увещать их покориться Великому князю. Духовенству же велел право править своими духовными чадами (195–196).

В Смутное время, когда Димитрий Пожарский заколебался было, преподобный Иринарх Затворник послал ему своё благословение со словами: «Ступай в Москву, не боясь Заруцкого; увидите славу Божию» (140).

А кто не помнит на Руси мужественные слова и геройское дело схимонаха Александра Пересвета?! «Не смущайтесь нисколько: велик Бог наш и велика крепость Его! Гордый татарин не мнит найти среди нас никого, равного себе витязя, но я желаю с ним переведаться, я выхожу противу него во имя Господа сил! Готов воспринять венец Царства Небесного!» (19–20).

«Так усердно власть духовная, – делается вывод в Патерике, – помогала власти гражданской в созидании и укреплении единого великого Русского государства и власти самодержавной» (196).

Поистине, «чья душа полна была любовью к Богу и ближним, тот не мог быть равнодушен к тревогам и бедам родной земли» (48). И так служили земному Отечеству те, которые отверглись мира и всего житейского, «яже в нем».

«Можете ли терпеть скудость этого места? – спрашивал преподобный Сергий Радонежский желавших разделить с ним житие вне мирской суеты. – Вас ждёт здесь и голод, и жажда, и всякие недостатки». – «Всё готовы мы понести, честный отче, – отвечали пришельцы. – Всё понесём, при помощи Божией, за твои святые молитвы; только об одном просим: не удаляй нас от себя, не гони прочь от этого святого и достолюбезного места» (10). Чтобы поселиться на «достолюбезном месте», жаждущие святого жития оставляли в миру всё: богатство, славу, почёт, родную сторону – друзей, близких...с посохом простых странников приходили к Великому авве и на всю жизнь оставались с ним (см.: 13–14, 43...).

Об одном из ближайших учеников Богоносного Сергия преподобном Савве Сторожевском в Патерике сказано: «...Достиг глубокой старости, никогда не изменив своего уставного правила и, отвергшись однажды мира, о мирском и суетном уже более не заботился; тесный и скорбный путь предпочёл пространному, возлюбил нищету и был образцом трудолюбия и смирения для братии» (100).

Не удовлетворяясь великим, подвижники искали большего – уходили в места уединённые, болотистые, лесные, насколько возможно – недоступные (преподобный Григорий Пелъшемский. – 44–45), возлагали на себя вериги – на плечи цепи, на чресла обруч, на руки и ноги оковы, на голову – под куколь – тяжёлую железную шапку... (преподобный Вассиан Тиксненский. – 37).

В одном из сборников XVII века, где называются ученики блаженного затворника Иринарха, сказано: «Сии вси един образ жизни имуще, железа тяжкая на себе ношаху и к стене цепями приковани бяху, пищею сухою питахуся, рыбе ж и масла, ни скорому, и мягких яств не прикасахуся. И житие их единому Богу ведомо» (142). Нельзя забывать, что в Северной Руси (или, как её называют, Северной Фиваиде) сами климатические условия требовали от подвижников величайшего мужества. На Соловках совсем не то, что «в жарких пустынях Востока; на крайнем Севере нельзя было круглый год находить себе растительную пищу; нельзя было обойтись в суровые зимние холода без тёплой одежды и жилища – всё это нужно было доставать себе с великим трудом. И старцы Божии терпеливо переносили все перемены климата в своих убогих хижинах, согреваясь любовью ко Господу» (227).

Господь чудесно являл Свою помощь ищущим места для святого жития. В Патерике повествуется, как преподобный Григорий Пельшемский пришёл через леса и болота к реке Пельшма. «Ночью сквозь сон он услышал за рекою как бы звон колокола и, тотчас же пробудившись, начал усердно молиться Господу и его Пречистой Матери, чтобы указано было ему то вожделенное место, где ему предназначено пребывать. Пробыв в молитве до рассвета, преподобный Григорий переправился на другой берег реки, откуда слышен был звон, ... дошёл до реки Пельшмы», где и остановился (46).

Преподобному Кириллу Новоезерскому указано было место для подвигов заступничеством Самой Божией Матери после усердной молитвы к Ней. «Угодник Пресвятой Троицы, – сказала Она, – раб Мой Кирилл, иди на восточную сторону Белоозера, и явит тебе Господь и Сын Мой место упокоения для твоей старости» (159).

И что ещё примечательно? Всё служение угодников Божиих проникнуто послушанием. Когда Патерик свидетельствует о величайшем подвижнике Северного края преподобном Савватии, то, упомянув о неизвестности «откуда пришёл» он в Белоезерскую обитель «и кто был родом», отмечает самое главное в его подвиге – «безответное послушание игумену» (225). «В совершенном послушании, привыкая к иноческому порядку подвижнического жития», пребывал и один из первых учеников преподобного Сергия, преподобный Савва Сторожевский (96).

Подобные подвиги длились десятилетия, или всю трудовую жизнь. Преподобный Павел Обнорский провёл в разных монастырях пятьдесят лет «и сорок лет в пустыне Обнорской» (прожил сто двенадцать лет. – 59). Преподобный Кирилл Белоезерский тридцать лет труженической жизни не ложился для отдыха – «засыпал стоя и несколько прислоняясь к стене» (316). Столько же лет провёл в затворе преподобный Вассиан Тиксненский, «облекшись весь в железо, как воин в броню» (37). (Подобное см. и о преподобном Варнаве Ветлужском. – 329).

Как видимый знак Богоугодности выходцев «от Святыя Троицы» были их светлые лица. Подвижник предавался суровому житию, «чтобы увяла тленная красота; но чем более подвизался, тем более просвещалось лицо его, процветая самим постом, как некогда у трёх отроков Вавилонских» (171).

Видимым знаком праведности была и христианская мирная кончина – венец всех трудов, открытие вечного покоя. Образ её Патерик показывает в лице преподобного Никона, сообитателя Великого аввы Сергия, совершенном ученике, совершенного учителя. «Чувствуя приближение кончины, он призвал к одру своему братию и дал им последние наставления: соблюдать чин молитвы, дневной и нощной, нечасто исходить из обители, быть терпеливыми в искушениях, соблюдать повиновение начальствующим, ненавидеть праздность – гнездо пороков, любить безмолвие – матерь добродетелей, не презирать ни одного бедствующего, дабы не случилось Христа презрети. Наконец, в предсмертном изнеможении он сказал: «Отнесите меня в светлую храмину, уготованную мне молитвами отца моего!» Видно, в откровении ему был показан блаженный покой, ему уготованный, хотя смиренный подвижник никому о том ясно не говорил. «Изыди, душа моя, – тихо промолвил он, наконец, – идеже ти уготовано пребывание; поиди радующися, Христос знает тя!» И, оградив себя крестным знамением, он мирно почил о Господе» (87–88).

Другой «спостник и собеседник» Радонежского и всея Руси чудотворца преподобный Евфимий Суздальский «в подвигах святой жизни достиг глубокой старости, семидесяти восьми лет. Перед кончиной простился со всей братией, причастился Святых Таин и мирно предал дух свой Господу» (208).

Верные своим духовным чадам, своей святой обители, угодники Пресвятой Троицы не оставляли их и после своего ухода в Мир Иной. Бесчисленны свидетельства об их небесном заступничестве, «как разнообразны их посредства участия в горестях и радостях ещё плывущих по волнам житейского моря! Так, когда напали на Вологду вятчане и ворвались в Прилуцкий монастырь, некоторые из них проникли в храм. Один, более дерзкий, стал сдирать пелены с икон, но как только коснулся покрова, лежащего на гробе Преподобного, был невидимой силой брошен на пол и умер в муках. Это так устрашило вождей вятских, что они поспешили отпустить пленных обители, и в свою сторону возвратились немногие из грабителей.

Вятчане долго памятовали это чудо, и раз с одним иноком обители

прислали богатую милостыню в обитель» (174–175). О заступничестве преподобного Евфимия Суздальского читаем: «Расслабленные и иступлённые, взрослые и дети здравыми возвращались из обители, как только с верой притекали к Преподобному» (209). А преподобный Кирилл Белоезерский ещё при жизни говорил и обещал: «Не скорбите о моём отшествии: если получу дерзновение у Господа и труд мой будет угоден Ему, то не только не оскудеет обитель моя, но ещё больше распространится по отшествии моём, только любовь имейте между собой» (321).

* * *

Итак, снова и снова слово Троицкого Патерика: «Прежде всего, «возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим», и всем умом твоим, и крепостию; пусть не отлучает тебя от любви Божией ни жизнь, ни смерть, ни настоящее, ни грядущее...

Мало говори и много размышляй, украшайся стыдливостью. Трудись руками своими, благодари за всё, терпелив будь в скорби, охраняй сердце от гордости и худых помышлений, ревнуй житию Святых, плачь о согрешающих, но не осуждай их... Не беседуй льстиво... Не гневайся напрасно... Наставляй бесчинных, утешай малодушных, удаляйся еретика. Читай завещанные книги...

Пребудь в нищете на земле, чтобы быть богатым на Небе. Пребудь в алчбе и жажде на земле, и на Небе насытишься бесконечной радости... Страх Божий пусть отворяет и затворяет уста твои... Беседуй с лицом весёлым, чтобы весело было разговаривающему с тобою. Разговаривая с бедняком, не оскорби его... Старшего летами постарайся почтить; с равными встречайся мирно; младших принимай с любовью... Ищи человека, боящегося Бога и служащего Ему всей душой... Монастыри и дома святых пусть будут для тебя пристанищем; прибегай к ним, прими в них участие...

Праздники Божии и святых почитай... Отвори дом твой не для богатых и знатных, а для бедняков и нищих...» (28–30).

Таким возвышенным духом преисполнены наставления благодатных старцев. Их «писания представляют богатую сокровищницу духовного опыта и могут служить не только иноку, но и всякому христианину прекрасным руководством к самопознанию в подвиге очищения сердца от страстей» (279).

Преподобный Нил Сорский так говорил о своём уставе: «Всем прикладно (то есть полезно, нужно) имети сие» (279). С такими наставлениями, с такими наставниками «можно всё вынести, всё вытерпеть». Не медли же, «иди скорее к любящему и горячо любимому наставнику, с детской простотой открой пред ним всё сердце своё, поведай, что томит тебя, пожалуйся ему на себя, как дитя жалуется нежной матери на своего обидчика, и верь – он скажет тебе в утешение иногда только два-три слова, но зато какие это чудные, тёплые, благодатные слова! Они прольют мир в душу твою, согреют её такой любовью, какой только мать согревает грудное дитя, и всё пройдёт, как рукой снимет, и станет на душе так тихо, ясно и тепло» (12).

«Дай Бог, чтобы не оскудевали на Русской земле такие доблестные сыны Отечества и подвижники благочестия. Ими, их молитвами и трудами крепка наша Святая Русь, ибо они-то и есть семя свято – стояние её!» (296).

Да послужит же эта Святыня-обитель,

Средь житейского моря для нас маяком,

Да поможет святой Преподобный целитель

Нам бороться с недугом, бедой и грехом.

* * *

«О Дево Богоизбранная! О Отроковице Богоневестная! О Владычице Мира, Пречистая Богородице! Во всемирных Твоих молениях к Сыну и Богу, помяни, милостивая Госпоже, и мене, грешного, недостойного, рукою писавшего сие. Всякому делу благому начало и конец Христос. Ему слава в бесконечные веки, аминь. Господи Иисусе Христе! Спаси писавшего и имеющего читать» (128).