II. ПОБУЖДЕНИЯ К ИСПОВЕДАНИЮ ОБЕТОВ
Основываясь на Божественном учении и примере Иисуса Христа и Апостолов, ревностнейшие подвижники благочестия во все времена добровольно вступали на поприще высшего самоотвержения с исповеданием обетов девства, нестяжательности и послушания, будучи побуждаемы к сему или страхом вечного мучения грешников, или желанием удобнее достигнуть высшего духовного совершенства и вернее получить Царство Небесное, или горячей любовью к Богу,
Иной подвижник благочестия вступает в подвиг самоотвержения по страху погибели. Глубоко почувствовав свою греховность, сознавая преобладание над собой порочных наклонностей, и то, что с каждым днем увеличивается его виновность и безответность пред правосудием Божиим, он как грешник страшится вечной погибели, и желает спастись. Но с одной стороны, не находит в себе достаточных сил и искусства, даже при содействии благодати Божией, истребить в себе преобладающий грех, загладить свою виновность и угодить Богу; с другой стороны, видит всю трудность спасения, по причине бесчисленных препятствий в мире, от соблазнов, от плотских уз, связывающих его по рукам и по ногам, от житейских забот, которые при его немощи только тяготят его душу, усиливают в нем греховные наклонности, и рано или поздно, но неизбежно, доведут его до ада. Посему грешник решается распять свою плоть со страстьми и похотьми, – распять себе мир, и себя миру, чтобы отрешением от мира и от плотских уз устранить препятствия ко спасению, отрешением же от житейских сует и забот тем удобнее избавиться от владычества греха (Рим.6:7), сократив для себя поводы к чувственным греховным влечениям. Он отказывается даже от собственной воли, всецело предоставляя себя в волю Божию, предается произвольным страданиям и скорбям, чтобы тем, хотя сколько-нибудь, удовлетворить правосудию Божию за прежние свои грехи, и преклонить Бога на милость. Отречением от себя самого и от мира посвящая себя Богу, всецело жертвуя Ему собой, в торжественном исповедании обетов подвижник предает себя, так сказать, в руки Божий, чтобы всецелым усвоением себя Богу усвоить себе его силу, дабы вся возмогат о укрепляющем Иисусе Христе (Флп.4:15); и только таким образом успокаивается в надежде на Бога, что, по Его благодати, достигнет вечного спасения, когда предаст себя и все дело спасения своего на волю Божию, говоря по наставлению Макария Великого: «Господи, делай со мной, что угодно Тебе, только помилуй и спаси меня, как знаешь»! (Чет.Мин.19 янв.).
Иной подвижник благочестия вступает на поприще самоотвержения по желанию удобнее достигнуть высшего нравственного совершенства и вернее получить Царство Небесное. Слово Божие свидетельствует, что настоящая земная жизнь наша, по Апостолу (Иак.4:14), есть не больше, как пар, на малое время являющийся и потом исчезающий, или как сон, который пройдет, и мы рано ли, поздно ли, но непременно должны будем и поневоле оставить все земное по сю сторону гроба (1Тим.6:7–8). Оно учит также, что невозможно служить вместе Богу и мамоне (Мф.6:24), – нельзя совместить наслаждения земными удовольствиями с получением благ небесных; притом же блага земные не только скоропреходящи и совершенно ничтожны в сравнении с небесными, но даже ядовиты и гибельны для наслаждающихся оными. Посему подвижник благочестия решается оставить все земное, отрешиться от всех нужд и забот мирских, чтобы свободнее и с большим успехом заняться удовлетворением потребностям духовным, чтобы отвержением благ временных, земных удобнее искупить блага вечные; добровольно подвергает себя лишениям, трудам и скорбям, чтобы трудными подвигами самоотвержения соделать себя сколько-либо достойным жизни лучшей, блаженной на небе.
Иной подвижник благочестия, пламенея чистой любовью к Богу, поставляет для себя высшим единственным благом служить и благоугождать Богу святою жизнью. Постоянно возрастая в любви, он в деятельном благоугождении Богу не ограничивается общими для всех правилами деятельности и предписаниями закона, данными всем вообще, – не довольствуется обыкновенными подвигами благочестия; но, по сильной ревности и пламенной любви к своему Спасителю, со всей крепостью сил старается служить и благоугождать Ему высшими подвигами благочестия, сколько достанет его сил, даже в такой мере, в какой не обязывается к тому положительным законом. Ибо свойство любви к Богу таково, что, преисполнив собой сердце христианина, она заставляет его забыть и себя и все земное, вовсе отрешиться от уз чувственности, всего себя и все свои блага принести Богу в жертву для свободного и благоприятного служения Ему.
Цель обетов
Подвижник благочестия, вступив на поприще самоотвержения, и дав обет служить Богу всем существом своим, главной задачей предполагаемых по обету подвигов монашества поставляет: 1) распять свою плоть со страстьми и похотьми, чувственность подчинить духу, самолюбие со всеми его порождениями – страстями покорить закону духовному; очистить, обновить в себе помраченный грехом образ Божий, украсить его теми цветами добродетелей, какие видит в Первообразе Иисусе Христе; 2) потом возвышать дух постоянным Богомыслием и достойно приготовлять бессмертное свое существо к вечному единению с Богом в Царстве Небесном. Вот главная задача всей подвижнической деятельности и высшая цель ее!11
Авва Исаак Египетский говорит: «Цель монаха и совершенство сердца состоит в непрестанном и неразвлекаемом пребывании в молитве, и, сколько возможно для человека, в непоколебимом спокойствии духа и всегдашней чистоте. Для достижения сего мы имеем нужду в телесных трудах, сокрушении духа и прочих добродетелях. Между тем и другим есть неразрывная связь. Ибо как без добродетелей нельзя приобрести постоянной, совершенной чистоты молитвы, так и добродетели без постоянства молитвы не могут достигнуть совершенства». (Cassian.collat.IX.с.2).
Основою подвижничества должно быть смирение12, а душой всех подвигов благочестия должна быть любовь, и концом всех выспренних стремлений духа – непрестанное возрастание в любви к Богу и ближним. Ибо любовь имеет высшую цену пред всеми прочими добродетелями по своему достоинству. Любовь, по учению Св. Писания, есть первая и большая заповедь (Мф.22:38), сущность закона (Мф.22:40; Рим.13:8,10), совокупность, верх духовного совершенства (Кол.3:14). Без любви, никогда не престающей, все прочие добродетели и духовные дары не имеют полной цены (1Кор.13:1–3), как средства без цели; потому что высшее совершенство человека состоит в любви. Ибо совершенство вообще всякого существа состоит в том, чтобы достигнуть последней своей цели; цель же человека есть Бог; а одна любовь преимущественно соединяет человека с Богом, потому что сам Бог есть любовь по преимуществу, и только пребывали в любви в Боге пребывает, и Бог в нем пребывает (1Ин.4:16). Поскольку же Бог есть Существо беспредельно совершенное, достойное и любви беспредельной, то любовь к Богу должна быть, сколько возможно, совершенна во всех отношениях, – должна быть развита до высшей степени по чистоте, обширности и силе.
Любовь к Богу должна быть чистая, без всяких побуждений самолюбия и земных целей; Бога должно любить для самого Бога.
По обширности своей деятельности любовь к Богу должна обнимать все силы души и оживотворять их, как научает Иисус Христос: возлюбиши Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всею душею твоею, и всем умом твоим, и всею крепостию твоею (Мк.12:30). Итак, если любовь к Богу, по учению Иисуса Христа, должна занимать всю душу, управлять сердцем и господствовать над всеми силами человека, то она должна обнаруживаться сообразно со свойством каждой его силы. Кто любит Бога больше всего, у того ум всегда стремится к познанию вечной истины, созерцанию Бога, воля – к подражанию Божественной святости, сердце – к Божественной лепоте и к единению с источником блаженства.
По силе своей действенности любовь, объемля и управляя всеми силами души, имеет такое владычество над существом человека, что заставляет его и мыслить только о Боге (Пс.43:2), и желать единственно Бога (Пс.41:2.3), услаждаться одним Богом (Пс.72:25), жить и дышать только Богом (Гал.2:20); и потому возводит его до такой степени совершенства, что все его мысли и расположения, намерения и действия соделываются отпечатком жизни Божественной, образом Божественной истины, святости, блага и лепоты. На такой высокой степени своего развития любовь к Богу делает нас готовыми охотно жертвовать для Бога всеми нашими благами, нашим временем, нашею свободой и самой жизнью, даже забыть себя и свои отношения к земным вещам, ко всему временному, чтобы тем совершеннее жить для Бога, быть чистым орудием воли Божией, совершенным органом жизни Божественной, и жить в Боге так, чтобы можно было взывать с Апостолом: живу не ктому аз, но живет во мне Христос (Гал.2:2013.
Причина освящения обетами не других, а сих именно добродетелей, – девства, нестяжательности и послушания
Для достижения сей-то цели – высшего усовершенствования в любви к Богу, как удобнейшие средства, служат сии три добродетели: девство, нестяжательность и послушание. Как же именно ведут к сему? – Чтобы любить Бога в совершенстве, должно устранить все препятствия к сему и всего себя совершенно предать Богу.
Для преуспеяния в чистой любви к Богу главным препятствием в нашей растленной природе бывают самолюбие и тройственная похоть: похоть плоти или сластолюбие, похоть очей или корыстолюбие, и гордость житейская. Самолюбие было главной причиной и преслушания заповеди Божией Адамом и Евой, и глубокого нравственного падения их, а вместе с ними и всего рода человеческого. Каким же образом? Объясним это.
Высота нравственного совершенства в первосозданном человеке зависела от хранения союза с Богом. Союз человека с Богом состоял в совершенном, всецелом стремлении к Богу всех душевных его сил: ума, воли и сердца к Божественной истине, добру и святости, лепоте и блаженству. Ибо человек, созданный по образу Божию, по необходимому закону естества, должен стремиться к Богу – своему Первообразу и источнику жизни и блаженства, и в тесном общении с Ним просвещаться Божественной истиной, приближаться к Божественной святости, украшаться Божественными лепотами. Как растение тогда только может расти, когда открыто для солнца и беспрепятственно восприемлет от него животворную силу света и теплоты; в противном же случае оно истощается в жизненности и засыхает, так и человек, пока всеми силами своего существа стремился к Богу – Солнцу правды – от Него воспринимал высшее озарение и животворную силу, и тем просвещался, укреплялся в деятельности, возрастал в совершенстве – ас сим вместе хранил и союз свой с Богом преданностью, покорностью воле Божией в соблюдении данной ему заповеди – не вкушать плода от древа познания добра и зла. Но как скоро, по обольщению змия, который обещал человеку, что чрез вкушение запрещенного плода достигнет он обожения, человек отвратил взор свой от Бога и обратил его на себя, пожелал сделаться всеведущим – Богом, захотел жить и действовать самостоятельно, ни от кого независимо, с первым возникновением сего пожелания уклонился он от безусловной веры словам Божиим (Быт.2:17), от преданности и послушания воле Божией, – и преступив заповедь Божию, прервал союз свой с Богом. За сим последовало превратное направление всех сил человека: ума, воли и сердца; человек , устремил их уже не к Богу, но к самому себе и к чувственности. Духовные силы человека, из высшей духовной области ниспав в чувственность и соединившись с низшими наклонностями чувственной природы его, так сказать, оземленились: вместо наслаждения Божественными лепотами сердце стало искать себе наслаждения в чувственных удовольствиях – в удовлетворении плотских потребностей; и при неумеренности сего стремления возобладала человеком похоть плоти; воля, вместо уподобления Божественной святости, преуспеяния в Богоподобных совершенствах и обогащения дарами духовными, устремилась к снисканию благ земных, сокровищ тленных, и поработилась похоти очей; ум уклонился от единственного созерцания единой Божественной истины в множественность собственных помыслов, или, по выражению Премудрого, взыскал помыслов многих (Еккл.7:30) и впал в кичливую мечтательность о собственном многоведении, или в гордость житейскую (1Ин.2:16). Это видно и из истории обольщения первых людей змием, и последовавшего за ним падения. По сказанию Моисея (Быт.гл.3), змий сказал жене: «Если вкусите от плода древа познания добра и зла, то отверзутся очи ваши, и вы будете как Боги, знающие добро и зло». Обольщенной жене, пожелавшей такого всеведения, показалось, что это дерево добро в снедь: вот похоть плотская! – угодно очима видеть и красно есть: вот похоть очей! – вожделенно и потому, что дает познание: вот гордость житейская! Потом жена взяла запрещенный плод, ела и дала мужу. Таким образом, первые люди, преступив заповедь Божию, пали, и за преслушание изгнаны из рая. Прервав свое общение с Богом, первосозданные от присносущного света ниспали в бездну мрака – греха и смерти, охладели в любви к Богу и всю любовь обратили на себя. Вот откуда самолюбие – неумеренное, излишнее самоискательство, обнаружившееся в уме мечтанием кичливого многоведения, в сердце – желанием наслаждаться без рассуждения чувственными удовольствиями, в воле – стремлением к обладанию благами видимыми, или, по выражению Ап. Иоанна, в похоти плоти, похоти очей и гордости житейской! (1Ин.2:16). Сия похоть, зачавши, рождает действительный грех в различных видах (Иак.1:14–15), грех же соделанный рождает смерть. Таким образом самолюбие и тройственная похоть влекут человека от Бога к земле, привязывают к чувственности до огрубелости духа и совершенного охлаждения в сердце любви к Богу, не попускают возноситься к небу, приближаться, соединяться с Богом, и служат источником всех зол – болезней души и тела, и всех гибельных их следствий – телесной и духовной, временной и вечной смерти рода человеческого.
И по опытному наблюдению подвижников благочестия, самолюбие есть корень всех зол, главный источник, из которого проистекают все грехи тремя потоками: гордостью, сластолюбием и корыстолюбием14.
Посему, чтобы выйти из сени смертной, от области сатанины обратиться к Богу и посредством любви соединиться с Ним, очевидно, необходимо самоотвержение – отречение от себя самого и отрешение от чувственности, необходимо подавить в себе самолюбие, положить твердый оплот потокам зла: гордости, сластолюбию и корыстолюбию, и совершенно предать себя Богу, воле Божией, всецелым пожертвованием себя Богу возрастить в себе любовь, соединяющую человека с Богом. А твердыми оплотами для преграждения потоков зла и истребления самолюбия служат сии три добродетели: девство, нестяжательность и послушание. Целомудрие девства служит оплотом против похоти плоти или сластолюбия, нестяжательность – против похоти очей или корыстолюбия, а послушание – против гордости. «Как Адам, – говорит св. Афанасий Великий, – за ядение и преслушание изгнан из рая: так тот, кто желает опять войти в рай, входит в оный постом и послушанием»15.
То же говорит и блаженный Каллист, Патриарх Константинопольский: «Что было виною сокрушения и мертвенности, тогда как в начале мы сотворены были не такими? И что причиной обновления и бессмертия? Находим виной первого, т.е. тления, своеверие первого Адама, своечиние и непокорность, от которых произошло преступление заповеди Божией; а причиной второго, т.е. нетления – единохотение и повиновение Своему Отцу второго Адама, Бога и Спасителя нашего Иисуса Христа. Аз бо, – говорит Он, – от Себе не глаголах: но пославши Мя Отец, Той Мне заповедь даде, что реку и что возглаголю (Ин.12:49–50). Итак, как в праотце и его потомках корень всех зол есть превозношение: так в новом Богочеловеке Иисусе Христе и желающих жить подобно Ему, начало, источник и основание всех благ есть смирение. Некоторые из мудрых говорили, что противное противным врачуется. Итак, поскольку виною всех зол есть непокорность и кичливость, а причиной благ – повиновение и сокрушение: то желающему жить безгрешно надлежит жить в повиновении у искусного Отца» (Доброт. Гл.15.Ч.2).
Итак, обеты девства, нестяжательности и послушания, как, с одной стороны, заграждают потоки зла, так, с другой, – служат проводниками добра, прямым путем к духовному совершенству, к преуспеянию в чистой любви к Богу и ближним. А свойство совершенной любви к Богу требует полного самоотвержения – отречения от себя самого и от всего принадлежащего человеку, также совершенной, всецелой преданности Богу. А это и совершается сими тремя обетами. Ибо всего себя человек предает Богу, когда предает Ему и душу, и тело, и все, принадлежащее ему. Предает же душу обетом послушания, тело – обетом целомудрия, девства, и принадлежащее ему – обетом нестяжательности. Таким образом, сии обеты девства, нестяжательности и послушания служат средствами к очищению от страстей и пороков, к достижению высшего духовного совершенства и единению с Богом16.
Но чтобы яснее видеть, сколько сии обеты, как средства, могут возводить на высшую степень совершенства, и знать, как должно пользоваться сими средствами с успехом, – на основании учения и опытов жизни великих подвижников благочестия нужно составить образец, до которого должно восходить деятельное исполнение сих обетов. Для сего нужно рассмотреть содержание, объем и предел обетов: девства, нестяжательности и послушания.
* * *
О цели монашеского подвижничества Авва Моисей Египетский говорит так: «Конец (finis) наших обетов есть Царство Божие или Царство Небесное.; а назначение наше, т.е. цель (scopus) есть чистота сердца, без которой невозможно достигнуть оного конца. По Апостолу, конец нашего подвижничества есть жизнь вечная, как говорит он: имате плод ваш во святыню, кончину же – жизнь вечную (Рим.6:22); а цель – чистота сердца, которую Апостол справедливо назвал святостью, без которой нельзя достигнуть вышепоказанного конца. Апостол как бы так сказал: «Цель ваша есть чистота сердца, а конец – жизнь вечная». Следовательно, все, что может вести нас к сей цели, т.е. чистоте сердца, – с полным усердием и должно исполнять; а что отвлекает от нее, того должно удаляться, как вредного и гибельного. Для сей цели мы оставляем родителей, родину, достоинства, богатство, мирские увеселения и все удовольствия – все для сей цели должно нам делать и желать: в пустыню удаляться, посты, бдения, труды, чтение и прочие добродетели должно совершать, чтобы посредством них хранить сердце наше чистым от всех вредных страстей, и достигнуть совершенства любви, которая состоит в чистоте сердца. Ибо что иное значит: не раздражаться, не завидовать, не превозноситься и пр. (1Кор.13:4–7), как не то, чтобы иметь сердце совершенно чистое и хранить его от страстных возмущений? Ради них (т.е. поста, бдения, чтения и пр.) никак не должны предаваться печали, или гневу и негодованию, для истребления которых они должны быть совершаемы. Ибо не столько пользы от поста, сколько вреда от гнева, не столько плода от чтения, сколько ущерба от презрения брата. Посему-то пост, бдение, отшельничество, чтение Св. Писания должно исполнять для главной цели – чистоты сердца, которая есть любовь, и для них не должно нарушать сей главной добродетели, при которой в нас не будет никакого недостатка, хотя бы по нужде и было опущено что-нибудь из помянутых подвигов – поста, бдения и пр., напротив, без сей главной добродетели все будет бесполезно, хотя бы и все прочее сделали; потому что пост, бдение, упражнение в Св.Писании, отвержение всего имущества не составляют совершенства, а только служат средствами к совершенству» (Cassian.collat.I.С.4–7).
Поскольку все подвиги иночества сосредоточиваются и утверждаются на одном главном – самоотвержении, от которого зависит все их достоинство; а самоотвержение происходит от смирения, то и в основании духовного здания добродетелей подвижника прежде всего должно быть положено смирение. Иначе все добродетели без смирения, как здания без фундамента, не могут прочно созидаться и долго стоять. Без смирения нельзя иметь ни самоотвержения, ни чистой, совершенной любви к Богу и ближним.
Действительно, были такие высокие подвижники благочестия, в которых любовь к Богу была столь сильна, что они, казалось, только слабой нитью придерживались временного, земного. От пламенной любви к Богу духовная природа столь резко проявлялась в них, что противоположная ей почти вовсе умирала, или, по словам блж. Каллиста и Игнатия (Доброт,ч.2,гл.95,с.98), как бы переплавлялась, очищалась, одухотворялась, и они в молитвенном восторге забывали все земное и себя, пребывали только в Боге. Так, блж. Диадох говорит об одном подвижнике: «Один рассказывал мне: когда я желал опытно уразуметь любовь Божию и молил о сем Бога, то благий Господь даровал мне в таком обилии и силе чувства любви, что я забыл даже и временную сию жизнь, и душа моя с невыразимой радостью и любовью желала вылететь из тела и переселиться к Богу» (Доброт,ч.4, с.94). О прп. Авве Филимоне говорят, что он от сильной любви к Богу постоянно имел ум воскрыленный к Богу даже и во время трапезы (Доброт,ч.4,с.121). Прп. Петр Дамаскин говорит, что бесстрастные от сильной любви к Богу в продолжении многих дней не едят, забывая тело. Таковые, если и едят когда, то вовсе не ощущают, сколько и что ели, а как будто ничего не ели (Доброт,ч.3,кн.1,с.39). Вот какова должна быть любовь к Богу! По той мере, как возрастает любовь к Богу, возрастает и должна возрастать в нас и любовь к ближним. Это необходимо и по самому свойству любви, и по той важности, какая усвояется Иисусом Христом любви к ближним (Мф.22:39), и по тесной связи ее с любовью к Богу, которая без любви к ближним несовершенна, даже невозможна (1Ин.4:20–21). Любовь к ближним должна быть совершенная, так, чтобы для блага и спасения их охотно жертвовать всеми собственными благами, своими трудами, своим счастьем, даже самой жизнью. Больши сея любви ни-ктоже имать, говорит Иисус Христос, да кто душу свою положит за други своя (Ин.15:13). Как Иисус Христос по нас душу свою положил: так и мы, говорит ученик Христов Иоанн, должни есмы по братии души полагати (1Ин.3:16). Апостол Павел спасение своих сродников поставлял выше своего: молил бых ся сам аз отлучен быти от Христа по братии моей, сродницех моих по плоти (Рим.9:3;1Сол.2:8).
Святой Максим Исповедник говорит: «Самолюбие есть причина всех страстных помыслов. Ибо от него рождаются три главнейшие страсти: пресыщение, сребролюбие и тщеславие. А прочие все следуют за которым-нибудь из сих трех. Отсекший страсть самолюбия отсек и все страсти, от нее происходящие» (Сотн.3.§56,57. О любви). Враги наши, говорит Марк Подвижник, с которыми мы должны иметь брань, суть чувственные удовольствия и честолюбие. Они увлекли в заблуждение Адама и Еву. Чувственное удовольствие сказало им, что запрещенное древо добро в снедь и угодно очима видети, а честолюбие присоединило к тому: будете яко бози, ведяще доброе и лукавое» (Быт.3:6). (Разговор ума с душой. Bibl. Vet. Patr. T.V.) Святой Феодор, епископ Едесский, говорит: «Три суть главнейшие страсти, от которых рождаются все прочие, – сластолюбие, корыстолюбие и славолюбие. За сими следуют пять других духов злобы – (гнев, скорбь, злопомнение, чревоугодие, дерзость). От сих-то уже рождается великое множество страстей и все виды многообразного зла. Итак, если кто победил три первые и начальные страсти, тот истребил уже и другие пять, а вместе преодолел и все прочие. По опыту дознали мы, что нельзя человеку впасть в грех или какую-нибудь страсть, если прежде которою-нибудь из трех, т.е. чревоугодия, сребролюбия и тщеславия, не будет уязвлен. Посему сии же три вида обольщений диавол некогда представил и Спасителю, над которыми Господь одержав верх, повелел диаволу идти за Собою, а сим и нам показал прямой путь невинности». (Сл. умозрит. §65.62.Христ. Чт.1825г.ч.VI).
О девстве §6. Хр.Чт.1833г. Подобно святому Афанасию говорит и блаженный Диадох: «Адам, отвергнув послушание, ниспал в глубокий тартар. Господь, возлюбив его, был послушен Своему Отцу до креста и смерти, дабы, своим послушанием уничтожив вину человеческого преслушания, ввести в блаженную и вечную жизнь поживших в послушании. Итак, вступающие в борьбу с диавольской гордынею должны прежде всего стараться о послушании; оно, предводительствуя нами, укажет нам безошибочно все стези добродетелей» (§41Доброт.).
Как похоть плоти, похоть очей, гордость и плод их – преслушание воли Божией – были причиной падения первосозданных человеков и проклятия Божия, так девство, нестяжательность и послушание – добродетели, противоположные тем трем порокам, должны служить средствами к восстановлению в первобытное совершенство; и освящаются обетами для того, чтобы, с одной стороны, оградить изменяемость воли человека, обезопасить его от нарушения сих добродетелей, так чтобы уже и не думать о противном, как невозможном, а с другой стороны, – чтобы посредством церковного обряда пострижения привлечь на себя благословение Божие и сугубую благодать, освящающую и вспомоществующую в трудных подвигах самоотвержения.