§8. Пустынные подвиги преосвященного Феофана

Аще кто хощет по Мне ими, да отвержется себе, и возмет крест свой, и по Мне грядет. Иже бо аще хощет душу свою спасти, погубит ю, и иже аире погубит душу свою Мене ради, обрящет ю. Матф. 16, 24. 25.

Всяк подвизаяйся от всех воздержится. 1Кор. 9, 25

Всегда радуйтеся: непрестанно молитеся. О всем благодарите: сия бо есть воля Божия о Христе Иисусе в вас. 1Сол. 5, 16. 17.

«Прежде всего приобрети навык к безмолвию: безмолвие родит подвижничество, подвижничество родит плач, плач родит страх, страх – смирение, смирение – благодушие, благодушие – любовь, а любовь соделывает душу здравою и безстрастною. Тогда познается, что человек не далеко от Бога. Желающему успешно пройти все сии степени преспеяния должно прежде всего прогнать многозаботливость, затем устраниться от всякаго человека и уготовать себя на смерть, далее – пребывать с терпением в уединенной непрестанной молитве и, разумевая, что удаляет его от Бога, отреблять то без саможаления, и благость Божия вскоре подаст ему все сие».

Преосв. Феофан.

Этими словами Св. Писания и святоотеческих творений³⁶⁹ объемлется весь собственно нравственный подвиг пустынножительства преосв. Феофана, его преспеяний в духовной жизни, его неотходного стояния пред Богом. «Как достигнуть состояния неотходно стоять пред Богом? – говорит сам он в одном месте своих писаний, и продолжает, отвечая на сей вопрос. – Начинай хождением пред Ним с соответственными чувствами. Отсюда придет страх Божий, который и доведет тебя до искомой цели Это настоящий способ, – духовный к духовному состоянию... Но с мысленными приемами необходимо соединять и деятельные: совесть блюсти чистою, плоть утончать, в молитвах пребывать, – все в духе сокрушения и смирения с благоговеинством»³⁷⁰. Так, хождение пред Богом, о коем говорено было нами раньше, святитель Феофан представляет как начало, как подготовительную стадию к неотходному стоянию пред Богом, являющемуся уже высшей степенью духовного состояния. Без сомнения, с опыта собственного хождения пред Богом святитель Феофан показывал образ этого хождения для одной души, искавшей его в сем руководства, когда в своих еще Письмах о христианской жизни говорил следующее, в наставление этой душе: «Господь да укрепит вас в усердии – молиться и молиться. Молитесь не потому, что приятно, а потому, что должно. Более всего навыкайте молитве Иисусовой. Пусть так навязнет на языке, чтоб он сознательно и безсознательно твердил ее. Это не вдруг. Вы, думаю, и не брались еще за сей труд. Он тяжел на первый раз. Но победите себя. Помоги вам Господи! – Ваш вопрос изумил меня... Трудно объяснить его, как трудно объяснить, что есть день. У вас, кажется, есть небольшая ревность угождать Богу. А что до положения живота, то для мучеников было это самым делом, а для нас значит: не жалея себя работать Господу. В этом смысле широкой-широкой!.. От чего, например, вам не хочется встать вдруг? Себя жаль. От чего не хочется стать на молитву? Себя жаль. От чего не хочется отказать себе в той или другой пище? Себя жаль... И много-много подобнаго. Тело начинает кричать, как будто его ведут на виселицу. Вот кто одолеет его, тот живот полагает... и это можно каждую минуту, отказывая себе, без жалости к себе. – Конечно, надо всячески хлопотать, чтоб минута смерти была минутой блаженства; но бывает ли и будет ли она для всех такою, этого угадать нельзя... Потому со страхом и трепетом ожидать ее надобно. Благость Божия безпредельна, – и не хочет нам беды и муки; но что делать, когда мы делаемся недостойны ея? Что сделать с тем, кто говорит: отойди от меня, путей Твоих ведать не хочу? Кто лучше постигал не умом, а сердцем благость Божию, как св. подвижники? Но страх смерти и суда не отходил от них. – Слава Богу, что у вас есть любовь к Господу и желание угодить Ему. И да сохранит Он в вас сие благое чувство, сей огонек, легкий конечно и задуваемый многими ветрами, и да сотворит возрасти ему в пламень Серафимский. Его-то паче всего берегите. Беда, когда он погаснет. Тьма тмущая настанет и холод и всякое нестроение. Лучшая ему поддержка труд доброделания в связи с трудом молитвенным. Тут весь путь спасения. Кажется не многосложно и не трудно. – Труд доброделания обнимает: 1. Добрыя дела, какия Бог пошлет, и какие кому встретятся в каждый день, с просонок до засыпания; 2. Добрыя расположения: смирение, кротость, воздержание, милосердие и проч.; 3. Крепкую, как смерть решимость и усердие работать Господу всем, до положения живота. Все это вместе, совокупно. Первыя одни без вторых – плохо, и вторым без третьяго не так хорошо. – Есть? – Слава Богу. Нет? – Надобно приобресть, устроить и вести труд доброделания во всех видах. Труд молитвенный вот в чем состоит: умом в сердце пред Господом зреть выну Господа, ходить пред лицем Его, возносясь к Нему и падая пред Ним в самоунижении непрестанно, и сидя, и ходя и беседуя. – Трудно? – Да, – не легко. За то и называется сие трудом молитвенным. А иные говорят, что легко... И как услышат о сем, тотчас подумают: ах, да это ничего, я так буду делать. Не нужно ни поклонов, ни чтения молитв, ни хождения в церковь, ни другаго какого труда телеснаго при молитве. Ум и сердце – они в моих руках. Ими и буду молиться. Добрый час! Вот и начинают... Но ум разбегается и мечтает, сердце блажничает, – и ничего не выходит. Нет. При труде доброделания необходим труд подвига молитвеннаго, телесно совершаемаго со вниманием, – с умом и сердцем. И Бог, видя труд сей, дает молитву сердечную, легкую, сладостную, все услаждающую. Воодушевитесь терпением и понудьте себя на труд. То, что вы говорите о разленении тела, это у Исаака Станина называется покоем тела, и ему он много зла приписывает. Оно так и есть. Видали ли вы электрическую машину? Если цепь от цилиндра проведена к земле, то сколько ни верти колесо, электричество не будет ощутительно – все будет уходить въземлю. Такой же враг и покой тела. – Прогоните его. Разсердитесь на тело и помучьте его немного. Помолитесь о сем – и Господь поможет. А зла в этом покое много. – Ваше время только то, когда вы у себя в комнате. Его потрудитесь распределить так, чтоб оно все принадлежало Господу, – утренние часы особенно от просонок до 12 ч. – Тут поместите вашу утреннюю молитву. Лишь проснетесь, вставайте. Не жалейте тела. Если оно блажить хочет, разсердитесь и сгоните себя с кровати. Хорошо, если б сейчас же и на молитву, чтоб все думали, что вы еще спите. Вы уже знаете, что поклоны умиляют. Да, поклоны весьма важное дело. Ими надо начинать – три, пять, десять.., пока посогреется сердце; ибо с просонок оно всегда бывает вяло и холодно. Потом прочтите утренние молитвы неспешно, со вниманием, зря Господа пред собою, чтение сопровождайте поклонами поясными или земными, смотря по движению сердца; но, чем чаще, тем лучше. Заключите чтение опять поклонами, моля Господа о том, в чем чувствуете нужду, пока насытится сердце. Число поклонов, ежели нужно, определите себе сами, а то так, сколько душе угодно, хоть сотню. По совершении молитвословия, хорошо несколько времени провесть в Богомыслии, – или в творении молитвы Иисусовой. Сядьте, – или стоя и ходя – и говорите: Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя... Говорите сию молитву по больше раз... уж не менее сотни. Потом и днем, сколько можно чаще, творите сию молитву. И к иконе днем-то хорошо почаще подходить и класть поклоны по усердию, пять, десять, и более, с молитвою: Господи помилуй, Боже милостив буди... вот и все. И пред сном такой же порядок, т.е. несколько поклонов в начале, молитвы на сон грядущим, несколько поклонов опять и, по крайней мере сотню молитв Иисусовых. Как хорошо ходить в церковь для воспитания духа молитвеннаго! Все это знаете... Устройте же себя бывать чаще в церкви за обеднею, или вечернею, или как можете. Если б всякой день и все службы бывать в церкви, то скорее бы разверзся источник молитвы сердечной. Бывайте по крайней мере по возможности. К сему молитвенному труду надобно приложить чтение слова Божия и Св. Отцов. Хорошо читать каждый день дневное Евангелие и дневный Апостол. И сделайте так – утром, после молитвы Иисусовой. Но читайте с размышлением, углубляясь в силу слов и, сколько можно, доводя до сердца. Хорошо, когда какое место займет всю душу. С ним можно ходить весь день, держа его в памяти. Из Св. Отцов: св. Исаака Сирианина, Ефрема, Макария Египетскаго, Достопамятные сказания, Лествицу, Варсонофия и Иоанна и др. Из них каждый день прочитывайте сколько-нибудь. Много не надо читать... Прочитавши что-нибудь, жуйте то, пока дойдет до сердца. И довольно. Вот вам признак полезнаго чтения! Когда какое место так займет, что все мысли и внимание сосредоточатся в нем, это хорошо. Всякое другое чтение есть праздное. По вечеру, или после обеда хорошо читать жиля святых дневных. Для того под руками имейте Четь-минею. – Есть ли у вас какое рукоделие? Если нет, изобретите. Без рукоделия плохо. Читать и молиться (разумею молитву, и во вне выражаемую), нельзя непрестанно. А праздно сидеть, мысли блуждать начнут, так и надобно в помощь себе рукоделие изобрести. Рукоделие продавайте и на милостыню раздавайте, прося Господа о помощи в науке молиться Ему. Как распределить молитву, чтение, рукоделие, вам самим виднее. Только так распределите, чтоб не было празднаго времени ни минуты. – (Входя в комнату, несколько поклонов, выходя тоже всякий раз). – Кажется, все уже сказал. Господь да благословит вас и вразумит. Помните только, что все дело – сердце к Богу горящее, и непрестанно в сокрушении внутренно к Нему припадающее. Надобно поболеть, понудить себя, помучить без жалости. А враг не спит, и все толкует: то не нужно, другое не надобно. Помощник ему наш ум, или наше умничанье Господи помилуй нас!»³⁷¹ Эти советы, как совершать труд или подвиг доброделания вообще, повторяем убеждение, без сомнения взяты с опыта собственного внутреннего, келейного подвига святителя Феофана. Так, без сомнения, и он сам совершал свое хождение пред Богом, пока не достиг неотходного стояния пред Богом. А подтверждение этого нашего убеждения мы отчасти уже и видели при изображении внешней стороны пребывания его в Вышенской пустыни. Указав в приведенном тогда месте из св. отцов-подвижников о цели вселения их в пустыню на предпринимаемые ими ради Бога «труды и подвиги, как телесные, так и душевные», святитель Феофан далее, со слов тех же св. отцов-подвижников, и перечисляет эти труды и подвиги, из коих, по сему, «телесные суть: пост, воздержание, бдение, долулегание, служение, рукоделие, повиновение, а душевные: любовь, долготерпение, кротость, молитва, и тому подобное³⁷². Не есть ли это, в сущности, с одной стороны, то, что еще в 1841 году внушал ему, как новопостриженному иноку, будущему подвижнику опытный подвижник святитель Киевский Филарет, равно как и старец Парфений, а с другой, – то, что сам преосв. Феофан в сейчас приведенных словах, в более обстоятельном изложении, давал в наставление душе, искавшей его руководства на пути спасения? Кратко, весь этот труд или подвиг келейный святителя можно выразить следующими немногими словами: молитва, богомыслие и доброделание. Этими тремя словами объемлются все виды высокого нравственного подвига пустынножительства его, – креста, который он добровольно понес на себе, следуя стопам Божественнаго Крестоносца Христа.

В объяснение слов Евангелия от Марка 1, 35 Изыде (Иисус) и иде в пусто место, и ту молитву деяше, святитель-пустынник Вышенский говорит в одном месте своих многочисленных сочиненний: «Господь молится, как человек, или, лучше, как вочеловечившийся, человеческим естеством. Его молитва – ходатайственная за нас, а вместе образовательная для Его человечества, которому надлежало входить ограниченным путем в обладание Божественным. В последнем значении она для нас образец и пример. Апостол Павел учит, что у приявших Духа Дух молится, и, конечно, не Сам от Себя, но возбуждая молитвенныя устремления к Богу в духе человеческом. И вот у нас настоящая молитва, – молитва духодвижная. Но такова она на верхней ступени. Путь к ней – труд молитвенный у ищущих очищения и освящения. Уединение, ночь – приличнейшая сему труду обстановка; самый же труд – множество поклонов с сердечными воздыханиями. Трудись и трудись, леность всякую отгнавши. Сжалится над тобою Господь и подаст тебе дух молитвы, который начнет действовать в тебе так же, как действует дыхание в теле. Начинай! Се ныне время благоприятно»³⁷³. Это было писано в 1870 году, следовательно в начале почти пустынного молитвенного подвига и самого преосв. Феофана. Тогда он еще, как мы припомним, не предавался полному затвору и вместе с рядовыми иноками Вышенской пустыни, для молитвы, посещал все службы Божии и сам открыто священнодействовал. Но, без всякого сомнения, он уже и тогда, памятуя завет старца Парфения об умной молитве, вкусил сладость и этой последней молитвы, молитвы «духодвижной». Иначе не имел бы он той собранности мыслей, которую уже тогда наблюдал, которую замечали в нем другие при посещении им Божественных служб в монастырских храмах Вышенской пустыни и ради которой он закрывал иногда свои очи во время совершения Богослужения. Хотя и все, по возможности, время суточного течения, без сомнения, святитель-молитвенник посвящал молитве, во вне выражаемой, или же умной, духовной, и таким образом вся жизнь его в пустыни Вышенской были молитвенным подвигом, в исполнение заповеди Апостола непрестанно молитеся, однако, ближе и преимущественнее всего утренние и ночные часы употреблял он на более сосредоточенную молитву, – часы ночного уединения, по примеру Подвигоположника Христа Господа, согласно сейчас сказанному относительно Марк. 1, 35 и по слову Псалмопевца: полунощи востах исповедатися Тебе о судьбах правды Твоея (Псал. 118, 62), а часы утренние, по другим, также вполне уважительным причинам, которые сам же преосв. Феофан изъясняет в другом месте своих писаний и также имея в виду пример молитвы Самого Господа Христа. Разумеем толкование тех же слов Евангелия от Марка 1, 35, полнее приведенных: Утро, нощи сущей зело востав, изыде и иде в пусто место, и ту молитву деяше. «Вот урок, – говорит преосв. Феофан толкуя это место, – рано вставать и первые часы дня посвящать на молитву, в уединении. Душа, обновленная сном, бывает свежа, легка и способна к проникновению, как свежий утренний воздух; потому сама собою просится, чтоб пустили ее туда, где вся ее отрада, пред лицо Отца Небеснаго, в сообщество Ангелов и святых. В это время удобнее ей это делать, нежели после, когда уж налягут на нее заботы дня. Все Господь устрояет. Надо от Него принять благословение на дела, вразумление нужное и подкрепление необходимое. И спеши пораньше, пока ничто не мешает, наедине, вознестись к Господу умом и сердцем, и исповедать Ему нужды свои, намерения свои, и испросить Его помощь. Настроившись молитвою и богомыслием, с первых минут дня, целый день потом проведешь в благоговеинстве и страхе Божием, с мыслями собранными. Отсюда – осмотрительность, степенность и стройность в делах и взаимных отношениях. Это награда за труд, на который понудишь себя в утреннем уединении. Это и для житейских людей, стало быть, мера благоразумия, а не что-либо чуждое их целям.³⁷⁴ Если даже для житейских людей молитва утренняя есть мера благоразумия, то тем более для подвижников духа и особенно для подвижников пустынного уединения. Святитель Феофан и в этом сам подавал собой живой пример. Мы помним, как часто, а в последние годы жизни даже ежедневно святитель-затворник совершал не только утреннее келейное молитвенное правило, которое считал для себя уже безусловно обязательным, но и Божественную литургию в своей малой церквице. Так он поступал и в отношении ко всем службам церковным в суточном богослужении, совершая их или вычитывая в той же церквице, а когда по чему-либо не мог этого делать, то ограничивал молитвою умною Иисусовою. Один инок Вышенский, больной и немогущий бывать в храме Божием, спрашивал святителя, как ему исправлять в келье правило свое молитвенное и за службы церковные что исполнять, и получил ответ: «Заменяй читаемое и поемое за службами церковными молитвою умною Иисусовою, по четкам, как положено в конце Псалтири и служебника, за каждую службу... И я так делаю... Когда не могу вычитывать по книгам церковным все службы, выполняю положенное в уставе церковном известное число молитв Иисусовых³⁷⁵. Уединенное, в сослужении с ангелами Божиими, отправление Божественной литургии святитель Феофан совершал, вероятнее всего, согласно предположению Вышенских иноков, по чину Палестинских и Афонских отшельников, знакомому для него опытно со времени его бытности на востоке в Миссии, тем более, что с Афонскими старцами он и до кончины своей не прерывал письменных сношений³⁷⁶. Что же касается до нощной молитвы, то без всякого сомнения святитель-подвижник и сам ревностно исполнял то, чему наставлял и других в следующих словах объяснения стиха 62-го, Псалма 118-го «Полунощи востах» Разумеем это, как ночное бдение, проводимое в славословии и молитве. Св. Афанасий пишет «Не только день, но и ночь, даже самую средину ночи, когда овладевает наиболее приятный сон, проводил я, песнословя Тебя и воспевая праведныя определения Твои». Так поступал и Божественный Апостол вместе с Силою, когда, прияв на себя раны и бичевания, со связанными ногами, растворял молитву с песнопением и пожал плод сего прекрасного бдения, потому что изведал на себе Божественную щедродательность». – К этому подходят и слова св. Амвросия: «Не довольно днем молиться, – надобно вставать и ночью, и в полночь. Сам Господь проводил ночи в молитве, чтобы своим примером возбуждать и тебя к молитве. Прежде говорил Пророк: помянух в нощи имя Твое (ст. 55) а теперь говорит Полунощи востах, – чтобы научить и тебя не ночью только, но в самую полночь вставать на молитву. Можно помянуть ночью Бога и не встать; можно встать и не стать на молитву, – а он говорит: встал в полночь и стал на молитву исповедатися Богу. В это наипаче время надо молиться Богу и оплакивать грехи свои, не только просить прощения в прошедших грехах, но молитвой отвращать грехи на столице и предограждать себя от будущих, ибо в ту пору много подступает к нам искушений. Тогда наипаче горит похоть плоти, и враг строит свои приманки, цепляясь за нее. Тогда кровь бывает в большем движении, а ум, одолеваемый сном, теряет трезвенность свою. Враг и подступает свободно, и разбрасывает свои сети, чтобы запутать душу, отложившую осмотрительность. Нечистые духи обступают ее, окружают мраком и начинают внушать всякое непотребство, толкуя, что никто не видит, нет ни доносчика, ни свидетеля. Если ум воспротивится, то вступает с ним в спор, представляя в пример много святых, которые согрешали, но потом испрашивали себе прощение и покрывали прежние грехи. Такого рода исправления ненавидит враг, но, чтобы обольстить, обещает это исправление. Когда же успеет вызвать согласие на грех, тогда видя, что от самого греха душа удерживается уже не любовью к добродетели, а страхом суда и наказания, натолковывает ей разные обманные мысли, так что она и сама себе начинает уже говорить: кто мя вибит? Тма окрест мене, и стены закрывают мя, кого убоюся (Сир. 23, 25)? Не видит Вышний, не доходят до Него грехи наши, не смотрит Он на наши гнусности. Так-то время это удобно для искушения. Разсмотри все это, и бодренно воспаряй тогда мыслию к Богу, чтобы враг, видя, что светом пребывания твоего с Богом заключен для него приступ к душе твоей, бежал от тебя, и ты без соблазна перешел полночное время. Вставай же в этот час на молитву, в которой искуситель обык ввергать нас в непотребства. Чем больше опасность, тем большую надо привлекать и помощь свыше. Она и готова, но только бодрствующему и молящемуся. Вставай же и возбуждай ум свой. Не воздремлет и Хранящий тебя, если найдет недремлющим, но Сам возстанет, будучи возбуждаем бодренностью души твоей; повелит ветрам, и улягутся, и водворится тишина в груди твоей, взволнованной бурею вражеских приражений. Надо нам в эту пору вставать и потому еще, что Жених приходит в полночь. Смотри же, чтоб не застал Он тебя спящим. Надо вставать для славословия Господа и воспевания благодарных Ему песней; надо исповедать судьбы Его вечныя, восписуя Ему все доброе, бывающее с нами. Что ты на добром пути, это Его присуждение. Он хранит предающих себя Ему. И во всякое время так надо поступать, – и ни днем, ни ночью, и ни в какое другое время не преставать славословить Бога». И все, желание пресечь в себе худое и «водворить доброе, – добавляет теперь, после приведения слов святоотеческого писания, уже от себя преосв. Феофан, – любили посвящать полночь молитве, и вообще, большую часть ночи проводить в беседе с Богом. Св. Исаак Сирианин приписывает этому подвигу весьма великое значение в преспеянии духовном. Почему же Пророк из всех подвигов поминает только об этом? Потому, что он есть сокращенное представление всех других. Кто в полночь не дает покоя телу, тот будет ли покоить его в другое время? Даст ли ему пищи в сытость и пития вдоволь? Поблажит ли ему в лености на труд? Позволит ли ему омовения, курения и масти благовонныя? Пустит ли гулянья и развлечения? Вставанье в полночь есть цвет на дереве всех телесных подвигов. Равно молитва полночная есть сокращение всех душевных подвигов – трезвения, бодренности, внимания, богомыслия, углубления в словеса Божии, созерцания таин Божиих и всех дел Его промышления, и всего прочаго, что обыкновенно делает душа, в видах противления греху и страстям и к насаждению в себе добродетелей. Об этом только упомянул Пророк, зная что кто так поступает, тот видит, что за полунощным бдением у него стоят и все другие делания, свойственные подвизающимся; потому нечего было и поминать об них. По ходу же его наставительных молитвенных воззваний, надобно было коснуться сего предмета, как звена, совершенно необходимаго в цепи его уроков».³⁷⁷

Так тесно связанная с мыслью о присутствии и вездесущии Божием непрестанная молитва святителя-затворника, совершаемая как подвиг, наполняла все существо души его, была постоянно возгреваемым в нем пламенем любви к Богу, ближним и добродетели и была истинным раем для отрешенной от всех радостей мира души его, согласно святоотеческому изречению, им же переведенному на русский язык следующими словами. «Бог все наполняешь и есть везде. Безсмыслен тот, кто думает, что око Божие чего-нибудь не видит. Напечатлей в сердце твоем веру и в душе твоей убеждение, что Бог присущ тебе в час молитвы твоей и внимает милостиво прошениям твоим. Вера несомненная, надежда непоколебимая, любовь неугасаемая, суть рай души»³⁷⁸. Недаром особенно любимым чтением святителя Феофана было житие старца Серафима Саровского³⁷⁹. Он многому и от него учился в пламенной молитве. Наставляя однажды в молитве жаждавшую спасения душу одной духовной дщери своей, он писал ей: «Батюшка о. Серафим научит. Помните, как он однажды во время обедни обнят был огнем сердечным. Вот блаженное состояние! – Оно возможно и в нас. – И небольшаго труда требует, – только постояннаго. Вот и рай! – Ищите и обрящете. Толцыте и отверзется вам»³⁸⁰. Желая, чтобы и другие имели этот рай в душе, святитель Феофан во многих своих писаниях учит молитве и о молитве, как то мы отчасти и видели из выше приведенного³⁸¹. Но не довольствуясь этим частичным, так сказать, и разбросанным там и сям учением о молитве³⁸², святитель Феофан рано задумал и совершил одно и целостное дело по тому же предмету, за которое, без сомнения, всегда благодарны ему будут ревнующие о благочестии вообще и о молитве в особенности. Разумеет его большой труд, под заглавием: Святоотеческия наставления о молитве и трезвении или внимании в сердце к Богу и истолкование молитвы Господней словами святых отиев. Москва, 1881. 8°. Стр. 509. В этом труде переведены на русский язык и собраны мысли о молитве и трезвении из творений св. Василия Великого, св. Иоанна Златоустого, св. Ефрема Сирина, св. Иоанна Лествичника, препод. Нила Синайского, св. Исаака Сирианина (Сирина) и свв. Варсонофия и Иоанна и разных также св. отцев и учителей церкви толкования на молитву Господню³⁸³. В предисловии к этому своему труду преосв. Феофан так и говорит: «Предлагаемый сборник обязан своим происхождением следующему случаю. Некто из боголюбцев любящих внимать себе и с Богом молитвенно беседовать, разсказывал о себе, что он бывая вынужден иногда хлопотать много по хозяйству и по должности, всегда ослабевает во внимании и охлаждается в молитве. Как, говорит, ни скорбно это, но сладить с собою не бываю я в силах. Но потом, как только улучу свободное время, запираюсь в своей комнате и, положив конец всем делам и хлопотам, только молюсь, читаю и размышляю о Боге и вещах Божественных. Милостив Бог, – прежнее настроение мирное опять возвращается. Читаю я в это время все только о молитве, то в одной, то в другой книге. Сказав это, он выразил желание, что хорошо, было бы, когда бы все это собрано было в одну небольшую книжку. Тогда не для чего было бы рыться в разных книгах. – И се – собрано, хоть отчасти, но довольно достаточно для цели. Побуждением было не одно желание означенного боголюбца, по особенно то, что другие многие боголюбцы бывают в подобных же обстоятельствах, а книг тех, в которых пишется о молитве, не имеют под руками, чтоб почитать и восстановить в себе молитвенное настроение. Между тем такое чтение есть наилучшее средство к умиротворению ума и отрезвлению сердца. Почитает, – и подогреет желание молитвы. Помолится, пока теплится сердце, – и опять за чтение, чтобы, подогревшись им, снова стать на молитву. Вот по какому поводу и побуждению – этот сборник. Но и без того в нем всякий, желающий установиться в молитве, найдет потребное к тому наставление. В нем все говорится о духе молитвенном. Что же касается до правил и чина молитвословного, то для этого нет нужды в особых наставлениях.

Эти правила и чины указаны в Церкви, и исполняются всеми, даже и не так усердно внимающими молитве. Ходят в церковь и дома молятся по молитвенникам. И нет никого, мало-мальски себя помнящего, кто бы не исправлял каждодневно молитв, как-бы то ни было. При всем том нельзя однакож не дивиться, как так бывает, что целый век молимся, а молиться, как должно, все же не умеем. Предлагаемый сборник напомнит об этом, изображая достодолжную молитву, а кто желает достигнуть совершенства в ней, чтоб она и в его душе была достодолжной, того научит, как в сем успеть. – Венец сборника составляет толкование молитвы Господней. И его происхождение похоже на предыдущее. Несколько лиц докучали – дать изъяснение сей молитвы. По сознанию безсилия хорошо своим умом и словом сделать это, предположено собрать под каждое слово молитвы, что говорили о нем св. Отцы, и предложить вниманию христолюбивых молитвенников. И предлагается. Так произошли две половины сборника. – Иной, может быть, пожалеет, что сборнику не дана какая-нибудь система. – Об этом была мысль. Но спрошен был один из великих молитвенников, святитель Божий, теперь уже блаженной памяти, – не лучше ли дать систему сборнику? Ответ получен такой: не идет к сему делу система. Система производится такими силами, которыя находятся совсем в другой области, нежели в какой действуется молитва. Потому это будет смешение несродных стихий. Сборник составляется для назидания, а не для умствования. Ищущему же назидания не система нужна, а указание дела. У него свой в сердце созидается молитвенный строй, – и всякое вычитанное указание тотчас в сердце, а не в голове находит свое место. Система будет ему только мешать, – и даже охлаждать дело молитвы. Этому нельзя противоречить-и сборник составлен без системы. – Сопровождаем его желанием, да даст Господь всем читающим найти в нем благопотребное для созидания в сердце их духа молитвенного³⁸⁴.

Но молитва, чтобы она была успешной и истинной молитвой, должна быть соединяема с добрыми расположениями и доброделанием. «Настоящие молитвенники, испрашивая что-либо в молитве, – говорит святитель Феофан, – соединяют с молитвою пост, бдения, лишены всякаго рода и всякое благотворение, и при том просят не день, не два, а месяцы и годы; за то и получают. Им и подражайте, если желаете иметь успех в молитве»³⁸⁵. И во всяком случае «стать с истинною молитвою пред Господа, – по словам того же святителя, – и простереть к Нему прошение иначе нельзя, как исправив свои совестныя к Нему отношения»³⁸⁶. Как настоящий, истинный молитвенник, сам святитель Феофан так и поступал, немилосердо изгоняя из души своей все несовестное, случайно к ней приражавшееся, и наполняя ее только богоугодным в проявлени всех сил еее и именно, со стороны ума, богомыслием в обширном смысле этого слова, со стороны сердца, – добрыми расположениями и со стороны воли, – доброделанием.

Как молитвенный дух возгревается, по слову преосв. Феофана, чтением святоотеческих наставлений о молитве и трезвении, так и богомыслие, помышление о Боге и делах Божиих, возгревается и питается чтением слова Божии, в обширном смысле понимаемого, как не только Священного Писания, но и всякого писания или составленного или читаемого в духе Христовом. В этом смысле, как мы припомним, святитель Феофан и других наставлял³⁸⁷ и сам поступал, имея обширнейшую, смотавшую не из духовных только, но и из светских книг библиотеку. Но средоточием всего в этом отношении, по его мнению и для него самого в его подвижнической жизни должно быть и было чтение слова Божия. «Вопрошавшему о том, как спастись, – читаем у преосв. Феофана, – Господь со Своей стороны дал вопрос: в законе что писано есть, како чтеши (Лук. 8, 17)? Этим Он показал, что за решением всех недоразумений надобно обращаться к слову Божию. А чтоб и самых недоразумений не было, лучше всего всегда читать Божественное Писание, – читать со вниманием, разсуждением, сочувственно, с приложением к своей жизни и исполнением того, что касается мыслей – в мыслях, что касается чувств – в чувствах и расположениях, что касается дел – в делах». Ибо «внимающий слову Божию собирает светлыя понятия о всем, что в нем и что около и что выше его: выясняет свои обязательные отношения во всех случаях жизни, и святыя правила, как драгоценные бисеры нанизывает на нить совести, которая потом точно и определенно указывает, как когда поступить в угодность Господу; укрощает страсти, на которыя чтение слова Божия действует всегда успокоительно. Какая бы ни волновала тебя страсть, – начни читать слово Божие, и страсть будет становиться все тише и тише, а наконец и совсем угомонится. Богатящимся ведением слова Божия имеет над собою столп облачный, руководивший Израильтян в пустыне»³⁸⁸. Наставляя так других, святитель Феофан не иначе и сам поступал. Уже издавна, с лет юношеских, как мы знаем, прилежал он к чтению и изучению слова Божия, и книга Закона Божия не отступала от него во всю его жизнь потом. От того-то и в своих многочисленных писаниях он обнаружил такие обильные плоды богомыслия вообще и изучения слова Божия в частности. Все писания его глубоко проникнуты духом слова Божия и святоотеческого понимания его. От того-то, затем, и все другие писания, писания человеческие, он читал и изучал в духе слова Божия, как о том свидетельствуют опять его собственные писания, изобилующие обширными и глубокими познаниями не только в области писаний тех мужей, которые продолжали дело богодухновенных писателей слова Божия, то есть, Св. Отцов и учителей Церкви, но и в области писаний светского характера: по части истории, естественных наук и т.д. В числе книг библиотеки преосв. Феофана были, например, не только такие, как «Космос» Гумбольдта или учебники физики, естественной истории и под., но и такие, как Дарвина, «О происхождении видов», Фогта, «История мироздания» и «Человек и его место в природе»³⁸⁹ и под., и святитель-затворник, как по всему заметно, и их внимательно читал; но осеняемый истиною слова Божия, он износил из чтения их не то, что многие выносят, не опытные в богомыслии, а то, что клонило к той же истине, небоязненно вооружаясь против заблуждений, рассыпанных в таких сочинениях и других, предостерегая от этих заблуждений или, если не заблуждений, то безосновательных предположений. Так, например в одном месте своих писаний он говорит: «Саддукеи имели возражение против воскресения, которое казалось им неразрешимым, а Господь решил его несколькими словами, и притом так ясно, что все поняли и признали саддукеев побежденными истиною слова Его (Лук. 20, 27–40) Что тогда были саддукеи, то ныне неверы всех сортов. Нагородили они себе множество мечтательных предположений, возвели их в неопровержимые истины, и величаются тем, полагая, что уж против них и сказать нечего. На деле же они так пусты, что и говорить против них не стоит. Все их мудрования – карточный дом, дунь, и разлетится. По частям их и опровергать нет нужды, а достаточно отнестись к ним так, как относятся к снам. Говоря против снов, не доказываюсь несообразности в составе или в частях сна, а говорят только: это сон – и тем все решают. Точно такова теория образования мира из туманных пятен, с подставками своими – теориею произвольнаго зарождения, Дарвиновскаго происхождения родов и видов и с его же последним мечтанием о происхождении человека. Все, как бред соннаго. Читая их, ходишь среди теней. А ученые? Да что с ними поделаешь? Их девиз «не любо не слушай, а лгать не мешай»³⁹⁰. С другой стороны, например, в своем известном и замечательном труде: Путь ко спасению и именно в первой его части, где рассуждение идет о воспитании, преосв. Феофан обнаруживает основательные познания в физиологии³⁹¹, а в других писаниях – познания по другим естественным наукам, не говоря уже о познаниях по гражданской истории и иным наукам светским (география, математика и т.д.). Ибо, как писал он в наставление одной душе, искавшей его руководства на пути ко спасению, «и книги с человеческими мудростями могут питать дух. Это те, который в природе и в истории указывают нам следы премудрости, благости, правды и многопопечительнаго о нас промышления Божия. Такия книги читайте, Бог открывает Себя в природе и истории так же, как и в слове Своем. И они суть книги Божии для тех, кто умеет в них читать»³⁹². А сам он, так наставлявший других читать эти книги, лучше всех наставляемых умел в них читать то, что нужно и что клонило к единому на потребу. Исход из глубоконазидательной и вполне верной мысли о том, что главнее всего в человеке – его жизнь, а не теоретические построения, а в самой жизни – жизнь вечная и все, к ней подготовляющее и ведущее, святитель Феофан и для других считал непреложным законом и для себя имел коренным убеждением, «чтобы всякая, преподаваемая христианину, наука была пропитана началами христианскими, и притом православными, а потому, чтобы и всякие другие, издаваемые для чтения, книги пропитаны были теми же началами. Он считал заблуждением – намеренное разъединение веры и науки. Ибо «дух у нас один, – говорит он. – Он же (дух) принимает науки, и напитывается их началами, как принимает веру и проникается ею»³⁹³. Пропитанный сам такими началами, исполненный сам непрестанного богомыслия с молитвой он, естественно, и на все вещи вообще смотрел с духовной точки зрения, советуя и другим так же смотреть на них. «Надобно вам, – писал он в одном из писем своих, – все вещи, какие бывают у вас на глазах, перетолковывать в духовном смысле, и это перетолкование так набить в ум, чтобы, когда смотрите на какую вещь, глаз видел вещь чувственную, а ум созерцал вещь духовную. Например, видите вы пятна на белом платье, и чувствуете, как неприятно и жалко это встретить. Перетолкуйте это на то, как жалко и неприятно должно быть Господу, Ангелам и Святым видеть пятна греховныя на душе нашей, убеленной созданием по образу Божию, возрождением в купели крещения или омытием в слезах покаяния. Слышите вы, что малыя дети, оставшись одни, поднимают беготню, шум и гам. Перетолкуйте это на то, какой поднимается шум и гам в душе нашей, когда отходить от ней внимание к Богу со страхом Божиим. Обоняете вы запах розы или другой какой, и вам приятно, но, попав на течение дурнаго запаха, вы отвращаетесь и зажимаете нос. Перетолкуйте это так: всякая душа издает свой запах (Апостол говорит: мы благоухание Христово. 2Кор 2, 15), добрая – хороший, страстная – дурной... Это я говорю вам только для примера, а всякая вещь может порождать духовныя мысли, у одного – одни, у другаго – другия. Как найдете более для себя пригожим, так и перетолкуйте все, вас окружающее и могущее встретиться кроме того... Когда это сделаете, то всякая вещь будет для вас, что книга Святая или что статья в книге. Тогда и всякая вещь будет приводить вас к мысли о Боге, как и всякое занятие и дело. И будете вы ходить среди чувственнаго миpa, как в области духовной. Все вам будет говорить о Боге и поддерживать ваше внимание к Нему³⁹⁴. И в этом святитель Феофан опирался не на своем умствовании, а на учении и примерах св. отцов и учителей церкви, которые учили тому же, в убеждении, что, кто сделает это для всего встреченного, тот постоянно будет ходить как в училище... И свет и тьма, и человек и зверь, и камень и растение, и дом и поле, и все-все до малейшего будет уроком ему; надлежит только истолковать себе и укрепиться в том. И как это спасительно!.. «Что ты плачешь?» спрашивали ученики у старца, увидевшего красивую, разряженную женщину. – «Плачу, отвечал он, о погибели твари Божией разумной и о том, что не имею такого радения о душе во спасение, как она о теле на пагубу». Другой, услышав плачь жены на могиле, сказал: «так христианин должен плакать о грехах своих»³⁹⁵.

Так «настроившись молитвою и богомыслием, с первых минут дня, целый день потом проводил святитель-затворник «в благоговеинстве и страхе Божием, с мыслями собранными. Издавна склонный к идеальным соображениям, он всюду стремился созерцать и умными очами видел следы Бога, в Троице славимаго, как премудраго Творца, всеблагаго Промыслителя мира и Спасителя человеков, созерцал тайны домостроительства спасения и там, где обыкновенный умственный взор не усматривал их, во всем видел действия промысла Божия и тайны царствия небеснаго. И так как, по его же собственным словам, «без собранности, без внимания и самоуглубления дел Божиих ни заметить, ни уразуметь нельзя³⁹⁶, то он более всего заботился, и прежде всего в себе самом, о таком состоянии внутреннем и о достижении его. Изъясняя слова Евангелия от Матфея 21, 13. храм Мой храм молитвы наречется: вы же сотвористе и вертеп разбойником, святитель Феофан говорит: «всем известно, что храм требует благоговеинства, собранности мыслей, углубленнаго богомыслия и стояния в присутствии Божием, – и однакож кто исполняет это? В храм идут с желанием помолиться, постоять в нем немного с теплым усердием; а потом мысли начинают бродить, и в голове происходит торг еще шумнее того, какой встретил Господь в храме иepycaлимcкoм. От чего так? От того, что пребывание в храме есть отражение всей жизни. Как живут, так и в храме себя держат. Храм влияет и несколько поддерживает духовныя движения, но потом обычное течение духовнаго строя берет свое. Потому, если хочешь, чтоб твое пребывание в храме было достойным стоянием пред лицем Господа, подготовляйся к тому жизнию обычною: ходи, сколько можешь, в молитвенном настроении. Этот труд доведете тебя до того, что и в храме все время простоишь благоговейно. Это же благоговеинство воодушевит тебя на благоговеинство и в обычной жизни. Так пойдешь все выше и выше.³⁹⁷ Говоря так, святитель Феофан опять говорит не иначе, как по собственному опыту, и так как мы уже видели, как, по свидетельству Вышенских иноков, пребывал он в храме Божием, то не трудно себе представить, до какой высоты сам он достиг в этом отношении, а его писания служат ясным подтверждением этого. Поскольку же, как во всем, так и в этом, нужна была меpa, то и он всячески наблюдал ее³⁹⁸. Он знал и сам нарочито передал другим в руководство слова Диадоха епископа: «для ума злострадательно долгое упражнение в молитве, ради тесноты и сосредоточенности, требуемых молитвою, в богословствование же он с радостью вдается, ради простора и свободы, предоставляемой ему в этой области. Не должно позволять ему вступать на этот путь, или паче меры воскриляться на нем радостию»³⁹⁹. Тогда бы преобладало в жизни направление идеальное, умозрительное, а не деятельное, как тому следует быть. Вот почему с молитвою и богомыслем святитель-затворник соединял сам и другим внушал соединять также и добрые расположения, добрую настроенность сердца, чувства с одной, и доброделание, добродетель с другой стороны. Мы помним, что добрые расположения он сам исчисляет примерно в следующем порядке: «смирение, кротость, воздержание, милосердие и проч.»⁴⁰⁰). А в другом месте он подобное же, если мы не забыли, называет, со слов св. отцов-подвижников, подвигами: «Телесные подвиги суть, пост, воздержание и проч., а душевные любовь, долготерпение, кротость, молитва и тому подобное. Называет он это также добродетелью, опять со слов св. отцов-подвижников, причем и относит ту или другую добродетель к той или другой из трех главных сил души уму, сердцу п воле, или по выражению св. отцов, к силе разумной, к силе раздражительной и к силе вожделетельной, относя, например, к первой силе между прочим смирение, а ко второй, нами теперь рассматриваемой, человеколюбие, любовь, кротость, братолюбие, сострадание⁴⁰¹. Это, очевидно, в смысле раньше сказанного, потому, что принадлежа действительно, ближе всего, сердцу или силе раздражительной, эти расположения добрые воспитываются и нуждаются в воспитании с помощью непрестанного подвига, а следовательно нуждаются в участии ума и воли и стало быть являются действительными подвигами добродетели⁴⁰². Сердце есть средоточие жизни. «Жизнь – в сердце, – говорит преосвящ. Феофан, – и только исходящее из сердца может воздействовать на токи жизни⁴⁰³. Вот почему постоянное требуется бодрствование над сердцем, даже у подвижников. «Внимание к себе, трезвение и бодрствование, – говорит преосв. Феофан, – это единственные рычаги для поднятия дебелаго и падкаго на дольное естества нашего»⁴⁰⁴. Таким постоянным вниманием к себе, трезвением и бодрствованием святитель-затворник действительно достиг весьма значительной высоты воспитания в себе добрых расположений. «Как изобразить кротость и смиренномудрие, украшавшия нашего святителя? – говорит, по воспоминанию о нем, один из Вышенских иноков. – Это был по истине кроткий муж, смиренномудрый ученик Христов. При всех своих истинных добродетелях и высоких достоинствах, святитель наш почитал себя, кажется, ниже всех. Один священник просил, чрез инока Вышенскаго, наставления себе у святителя, как ему поучать своих прихожан. «Ну кто я такой, чтоб давать другим наставления, отвечал смиренный учитель, пусть берет Св. Тихона творения и читает в церкви, и довольно с него». Получая лично св. книжки от святителя, тот же инок говорит ему: «Владыко святый! как и читать ваши св. творения и святоотеческия; ничего не вижу я в себе похожаго на то, что творили Божии угодники... Ничего у меня нет добраго». – «Что же делать? Я вот и книги составляю и пишу, отвечал владыка, а и у меня ничего нет!.. Все от милости Божией! Надо смиряться. – Удостоенный особенной милости от святителя, входить к нему лично, инок Вышенский, изредка входивший, свидетельствует пред Богом: «Кротость и незлобие святитель Феофан проявлял истинно ангельския, чисто младенческия... Чистая его душа и тело от юности посвященное Богу, кажется, вовсе никогда не знали сильных страстей и грехов грубых.,. От слова до дела далеко еще, прогони худую мысль, и дела греховнаго не будет... С такими грехами (разумея грехи немощи, всем сродной), говорит святитель, еще можно жить». Господь всем терпит, и грехи всех носит по Своей милости, и наш святитель никого никогда не осуждал, не любил разбирать дел человеческих и говорить о чем-либо мирском, суетном, тленном. Однажды этот же инок, по духовной нужде своей, придя к нему, увидав его ласковость и веселость, осмелился сообщить ему одну новость невинную из жизни монашеской… Святитель вдруг закрыл свои глаза, сидел как бы погруженный в молитву, и ни слова не промолвил на эту новость. Прошло несколько минут, опомнился принесший новость, что погрешил, и св. владыка, открыв очи, начал разговор, но по обычаю о едином на потребу, о спасении души, о немощах и неисправлениях, о том, как жить и благоугождать Господу… Когда надо было прекратить беседу, то святитель давал о сем знак, погружением внутрь себя молитвенным вздохнув из глубины души скажет: Господи помилуй! Боже наш помилуй нас! И уйдет, как бы весь, внутрь себя, пред лице Сердцеведца Господа, с Которым привык в уединении беседовать, отдавая Ему все сердце; закроет и очи и сидит молча. Тогда посетитель вставал, просил прощения и благословения, и уходил. Молитвенное непрерывное устремление ума и сердца к Богу усвоялось святителем с юности и усвоено было вполне... Наш святитель в 27 лет уединения жил и дышал молитвою к Богу. Иначе не вынести такого уединения без молитвы непрестанной. «Нудь себя на молитву, говаривал покойный богомолец, и Господь, видя твое усердие, с каким добиваешься, просишь молитву, даст тебе молитву в сердце, она как бы вростет и будет, как ручеек, журчать в сердце⁴⁰⁵. Постничество, умерщвление плоти было у святителя нашего совершенное. Он был как бы проникнут весь духовностью, и тело свое питал для того только, чтобы оно помогало лишь духу его жить свободно, легко. Он оправдывал на себе слово св. Апостола: имам – ношу сокровище духа премудрости и ума Христова в скуделъном сосуде легкой плоти (2Кор. 4, 6. 7). Имея крепкую решимость жить в духе для Господа, святитель наш, как истинно духовный человек, всякую только премудрость духовную, Божию востязывал, а сам ни от чего плотскаго, земнаго не востязывался (1Кор. 2, 15 16). Иначе, подчиняясь хоть в малой мере плоти и крови, он не мог бы вместить в своем духе такой высокой премудрости Божией, какая обитала в нем и выразилась в столь многочисленных богомудрых творениях его»⁴⁰⁶. В этом отзыве свободного от всякой предзанятой мысли, просто мыслящего лица, притом инока, следовательно имеющего понятие о подвижнической жизни человека, как в зеркале, видны черты нравственного образа святителя-затворника, достигнутый им путем долговременного внимания к себе, трезвения и бодрствования над своим сердцем, – видны его добрые расположения, чистота сердца его, смирение, незлобие, постничество и другие добродетели души и тела, – видно осуществление идеала, начертанного ему, еще юному иноку, в Киеве, во времена студенчества, такими подвижниками, как святитель Киевский Филарет, умный молитвенник старец Парфений, святитель Иеремия и другие.

В связи с добрыми расположениями в святителе Феофан шли и добрыя дела, очищая свое сердце, подвизался он и в доброделании, упражнялся в добродетели. О нем по истине можно сказать, что он делал добро ежедневно, с просонок до засыпания». Ибо разве не доброе дело самый моливенный подвиг, который совершал он, не о себе только молясь, как мы замечали, но и о людях, не только за живых, но и за усопших? В таком теплом молитвеннике, каким был почивший святитель-затворник, отнюдь не праздным было слово: «богомолец», которое он часто прибавлял к своему имени в конце писем к разным лицам. А о молитве за усопших он сам в одном месте своих сочинений говорит: «Никто не поленится помянуть своих родителей, но поминать надо и всех православных христиан, и не в этот только день⁴⁰⁷, а во всякое время, на всякой молитве. Сами там будем, и понуждаемся в молитве этой, как бедный в куске хлеба и чаше воды. Помни, что молитва об усопших сильна общностью, – тем, что идет от лица всей церкви. Церковь дышет молитвою. Но как в естественном порядке, при беременности, мать дышет, а сила дыхания переходит и на дитя; так и в благодатном порядке Церковь дышет общею всех молитвою, а сила молитвы переходит и на усопших, содержимых в лоне церкви, которая слагается из живых и умерших, воюющих и торжествующих. Не поленись же на всякой молитве усердно поминать всех отшедших отец и братий наших. Это будет от тебя им милостыня»⁴⁰⁸. Далее, разве не добрым делом были самые многочисленные писания святителя в назидание и во спасение всех православных христиан? разве не добрым делом были его многочисленные письма к разным лицам, при коих, как мы замечали в свое время, кроме того, нередко и прямо прилагалась вещественная, денежная ли то или книжная и под. помощь? «Милостив почивший святитель ко всем бедным был, кажется, без границ, – говорит о нем не раз упомянутый Вышенский инок. – Редкая почта проходит, говорил сердобольный святитель одному иноку, чтоб бедные не писали и не просили. Рад помогать и, по возможности, помогаю». Бывало пред праздниками Рождества Христова и Пасхи получит милостивый святитель свою пенсию, и разошлет ее всю, себе оставив только на выписку любимых ему книжек...». Конвертов по 10-ти и более денежных приходилось сдавать на почте тому же иноку, по поручению св. владыки, и с суммой немалой, вдовам и сиротам, разным горемыкам в мире⁴⁰⁹. И так проходило из года в год во всю его уединенную жизнь на Выше, не говоря о разных других его делах милости и помощи, в другие времена. И книжки свои он всегда дарил и рассылал безмездно⁴¹⁰. «У меня нет продажных, скажет бывало святитель, вот вам книжка». – Священник, бедный, может из моих книжек позаимствоваться, пусть скажет, какие ему нужны для учительства... Я могу уделить. «Однажды тот же инок просил у почивщаго владыки две книжки его творений для двух девочек женскаго епархиальнаго училища. Владыка прислал две просимыя книжки и еще 58 мелких брошюр и при этом написал: «юным в епархиальное училище вот несколько мелочи... Пусть там поделятся между собою». А сколько наш милостивец передал в свое Вышенское училище юным деткам, учащимся своих богомудрых книжек? Много, лишь бы читали и учились как жить по Божию, как учил святитель Феофан»⁴¹¹. Как в других, так и в этом случае святитель-затворник поступал вполне согласно тому, как в нужных случаях учил других, например, как и чем можешь, служи; случаи на каждом шагу: голоднаго накорми, нагаго одень, страннаго в дом введи, больнаго посети и даже походи за ним, и требующему всякой другой помощи не откажи. И не телу только, но и душе другаго послужи: вразуми, совет подай, книжку хорошую укажи, утешь, подкрепи. И слово есть могущественное средство помогать, в нем душа выходит, и, сочетаваясь с другою, силы ему придает»⁴¹². Или еще: «все избытки разделяй с нуждающимися это будет тоже, что данное Богом возвращать Богу. Кто бедному дает, Богу дает. Истощая как-будто богатство, таковый истинно богатеет, богатясь добрыми делами, – богатеешь ради Бога, в видах угождения Ему, богатеешь Богом, привлекая Его благоволение, богатеешь от Бога, Который вернаго вмале поставляет над многими; богатеешь в Бога, а не себе, ибо не считает себя хозяином, а только приставником и расходчиком, вся забота котораго состоит в том, чтоб удовлетворить всех приходящих к нему с нуждою; а что-либо особенно истратить на себя боится, считая это неправым употреблением ввереннаго ему достояния»⁴¹³. И действительно, кроме пенсии, святитель-затворник получал из разных мест и источников и иные денежные поступления, в виде пожертвований от разных благотворителей на поминовение их и сродников их и под. И он спешил тотчас же, по требованиям нуждающихся, рассылать эти деньги в разные места России, как бы опасаясь пропустить случая сделать возможное добро и задержать у себя хотя на малое время то, что не считал он принадлежащим себе. И относительно нуждающихся, не расспрашивал он, кто они, что вынудило их просить помощи и куда пойдете поданное или посланное,⁴¹⁴ а прямо подавал или посылал ради Господа, дабы, по заповеди Спасителя, не знала шуйца, что творит в этом отношении десница (Матф. 6, 3) и, сделав доброе дело, забывает о нем, так как, по его же словам, «у истинно-добраго помнится доброе дело, пока не сделано; а когда сделано, то и забыто»⁴¹⁵. В таком доброделании выразилась искренняя и истинная любовь христианская, истинная благотворительность святителя Феофана как высшее нравственное проявление сей любви, «которая не любит рисоваться»⁴¹⁶, и которая, будучи истинной любовью к ближним, доходящей, по заповеди Спасителя, до положения души за них (Иоан. 15, 13), есть вместе и наилучшее выражение любви к Богу, по слову Божию (1Иоан. 4, 20 21). С другой стороны, так как «любовь уничтожается беззакониями (срав. Марк. 4, 38–39)» и «чем больше грехов, тем меньше любв»⁴¹⁷, то раскрытие любви в святителе Феофане, до той степени ее силы и искренности, на какой мы видим ее у него, уже само собой предполагает и очищение внутреннего в нем человека до того состояния, в котором чистые сердцем становятся способными зреть Бога (Матф. 5, 8), очищение же внутреннего человека, согласно выше сказанному, стоит в тесной связи с просветлением ума (богомыслие, богосозерцание), и так как, напротив, «внутренняя греховность вся коренится на эгоизме с его исчадиями»⁴¹⁸, то «чтоб иметь такую любовь», какую имел святитель-затворник, надобно, по его же словам, «стать новым человеком, вместо эгоистическаго – самоотверженным», каковым человеком «человек становится только во Христе»⁴¹⁹. Таким образом любовь, которая, по Апостолу, есть союз совершенства (Кол. 3, 141, и в святителе Феофане явилась во истину завершением всего пустынного подвига его, подвига самоотвержения и крестоношения, который он добровольно принял на себя ради Господа, подъявшего крест за всех нас (Матф. 16, 24. 25), но завершением, достигнутым многолетней невидимой бранью, внутренней борьбой, без саможаления, с плотью, миром и дьяволом, при помощи непрестанного трезвения и бодрствования, по заповеди Апотола: трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол яко лев рыкая ходит иский кого поглотити (1Петр. 5, 8) воздвигает скорби, искушения и проч. По учению святителя Феофана, только тот не испытывает нападений дьявола, кто ходит по воле его, ибо в таком случае дьявол только направляет его «на большее и большее зло, коль же скоро кто начинает приходить в себя и задумывает начать новую жизнь по воле Божией, тотчас приходит в движение вся область сатанинская, кто с чем спешит, чтоб рассеять добрые мысли и начинания кающегося. Не успеют отклонить, – стараются помешать доброму покаянию и исповеди; здесь не успеют, – ухитряются посеять плевелы среди плодов покаяния и трудов в очищении сердца; не успеют худа внушить, – покушаются добро покривить; внутренне бывают отражаемы, – внешне нападают и так до конца жизни. Даже умереть спокойно не дают; и по смерти гонятся за душою, пока не минует она воздушныя пространства, где они витают и держат притоны. «Как же, – ведь это безотрадно и страшно!» Для верующего ничего тут нет страшнаго, потому что бесы только хлопочут около боязливаго, а силы никакой не имеют. Трезвенный молитвенник стрелы из себя на них пускает, и они далеко держатся от него, не смея подступить и боясь испытаннаго поражения»⁴²⁰. А таким трезвенным молитвенником и пребыл святитель-затворник, непрестанно державший свой ум, сердце и волю так, как бы зрел пред собою Бога выну (Псал. 15, 8), и лишь как истинный победитель плоти, мира и дьявола говорил: «Сам Спаситель во всю жизнь Свою не имел где главу подклонит; и кончил ее на кресте, – с какой же стати иметь лучшую участь последователям Его? Дух Христов – дух готовности все терпеть и благодушно нести все скорбное. Утешность, гонор, пышность, довольство чужды его исканий и вкусов. Путь его лежит по безплодной, безотрадной пустыне. Образец – сороколетнее странствование Израильтян по пустыне. Кто же следует этим путем? Всякий, кто за пустынею зрит Ханаан, кипящий медом и млеком. Во время странствования своего и он получает манну, но не от земли, а с неба, не телесно, а духовно. Вся слава – внутрь»⁴²¹. Или: «есть иныя утехи, иное довольство, иной почет, – духовныя, душе сродныя. Кто их найдет, тот не захочет внешних; да не только не захочет, а презрит и возненавидит их ради того, что они заграждают духовныя, не дают ведать их, держат душу в омрачении, опьянении, в призраках. От того такие вседушно предпочитают нищету, прискорбность и безвестность, чувствуя себя хорошо среди них, как в безопасной какой-нибудь ограде от обаяния прелестями мира»⁴²². Вот чем «объясняется тот рай души, о котором говоримо было выше, и понятна теперь будет та постепенность пустынного подвига святителя, которую он сам изобразил приведенными в свое время словами одного из восточных пустынножителей: «Прежде всего приобрети навык к безмолвию; безмолвие родит подвижничество, подвижничество родит плачь, плачь родит страх, страх – смирение, смирение – благодушие, благодушие – любовь, а любовь соделывает душу здоровою и безстрастною. Желающему успешно пройти все сия степени преспеяния должно прежде всего прогнать многозаботливость, затем устраниться от всякаго человека и уготовить себя на смерть, далее – пребывать с терпением в уединенной непрестанной молитве и, разумевая, что удаляет его от Бога, истреблять то без саможаления, и благость Божия вскоре подаст ему все сие».

Переходим к рассмотрению одного из видов пустынного подвига святителя Феофана, – его учено-литературной деятельности.