§4. Служение в должности ректора С.-Петербургской духовной академии (1857–1859)

«Программа начальствующих всех родов: растворяй строгость власти кротостью, старайся любовью заслужить любовь, и бойся быть страшилищем для других».

Преосв. Феофан. «Мысли на каждый день года».

В трудную пору призвал Бог архимандрита Феофана к действованию в важной и ответственной должности начальника одного из немногих на Руси высших рассадников духовного просвещения, – С.-Петербургской духовной академии. Мы уже отметили мимоходом характер духа, который повеял на Руси после кончины Государя Императора Николая Павловича. Этот дух свободы, легко переходивший у многих в дух вольномыслия, среди широкого движения к реформам всякого рода, охватившего собой всю Россию по любвеобильному почину самого Царя-Освободителя Государя Императора Александра Николаевича, (который, проводя эти реформы в жизнь своего возлюбленного народа, имел сам, конечно, возвышеннейшие намерения), особенно ясно, а в иных случаях даже и резко выразившийся в светской литературе эпохи реформы, заразительнее всего мог действовать на умы юного поколения, еще не окрепшие мыслью и убеждением, а между тем по самой живости природы юноши более склонные к восприятию этого нового духа, нежели духа того режима, который господствовал в Николаевское царствование. Само собой разумеется, в особенности учащаяся молодежь подвергалась опасности без оглядки подчиниться влиянию этого духа свободы. И волнения учащейся молодежи в высших и даже некоторых средних светских учебных заведениях столиц и некоторых провинциальных городов, имевшие место в означенную эпоху, наглядно показывали действенность нового духа, силу его влияния, уже через это самое обнаруживавшего свою тлетворность. Ибо, вместо исполнения прямых своих обязанностей по воспитанию и обучению наукам, воспитанники этих заведений выступали на поприще действования, им еще не принадлежавшее по праву, нередко с политической окраской действования, уже совсем не приличествовавшей учащимся. Волнения между воспитанниками светских учебных заведений коснулись и воспитанников духовно-учебных заведений. Не остались они чуждыми и воспитанников С.-Петербургской духовной академии. Еще в конце 1857 года святитель Филарет, митрополит Московский писал к обер-прокурору Св. Синода, графу А.П. Толстому. «Смущают нас не раз вестями, то о журнале, то о книге, в которых будет укоризненно и насмешливо изображаемо духовенство, подобно как в известных «Губернских очерках»⁸⁶. И то, что в светских книгах светских чиновников и разного рода людей выставляют порочными и безразсудными, и притом сверх вероятия, очень вредно: несравненно вреднее будет, если так же поступать будут с духовенством. Вид литературы в настоящее время предлагает проницательному начальству вопрос: нет ли соумышления, которое старается все уважаемое в обществе привести в презрение и поколебать убеждения веры и нравственности, чтобы легче превратить все в демократический хаос... Пишу сие, не о том заботясь, чтобы сохранить свою братию от уязвления насмешкой. По воле Божией, мы стерпим. Забота – об охранении веры, нравственности, общественного порядка и спокойствия»⁸⁷. Опасения мудрого и проницательного святителя, к сожалению, сбылись. От осмеяния светских чиновников и разного рода людей светская литература скоро перешла и к осмеянию духовенства, его застоя, образования, манер и проч., также духовных семинарий, академий, постановки в них учебно-воспитательного дела и т.д. Все это писалось в журналах и книгах, которые с живым интересом прочитываемы были молодежью, учившейся и в духовно-учебных заведениях, и, само собой разумеется, не могло не волновать ее. Между прочим в С.-Петербургской духовной академии волнение обнаружилось в октябре 1858 года и не стояло без отношения к волнениям и неблагоприятным движениям учащейся молодежи в С.-Петербургском университете и некоторых тамошних же гимназиях и других светских учебных зеведениях. Инспекция же С.-Петербургской духовной академии за то время не была устойчивой, довольно быстро менялась. Бывший с 1855 года инспектор академии архимандрит Кирилл (Наумович), которого Митрополит Филарет рекомендовал на место архимандрита Феофана в Константинополь в 1857 году⁸⁸, не согласившись занять этот пост, в том же 1857 году осенью получил назначение на должность начальника Иерусалимской миссии, с возведением в сан епископа, а инспекторскую должность в академию после него временно исправлял один из бакалавров (иеромонах Валериан), пока 13 ноября того же 1857 года не назначен был на нее архимандрит Викторин (Любимов). Но и он, после упомянутых волнений между студентами академии, должен был оставить свое место. Уведомлявший о сем митрополита Московского Филарета и просивший его рекомендовать кого-либо на место Викторина обер-прокурор Св. Синода, граф А.П. Толстой получил от святителя Московского ответ (в письме от 10 октября 1858 года), коим прямо указывалось на университет как на худой пример «своемудрствования», обнаружившегося между студентами академии и на место Викторина рекомендуем был в числе других инспектор Вифанской духовной семинарии архимандрит Епифаний (Избицкий)⁸⁹, который и был определен на должность инспектора С.-Петербургской духовной академии.

Среди таких-то обстоятельств и при таком-то сотрудничестве выступил на дело руководствования этим высшим рассадником духовного просвещения архимандрит Феофан, и в этом, как во всем, подчиняясь мановениям Промысла Божия и повинуясь воле начальства. Быв назначен на должность ректора академии, он вместе с тем, по примеру предшественника своего, товарища по Киевской академии, епископа Макария (Булгакова), должен был принять и должность профессора по кафедре догматического богословия; но и в виду многосложности занятий по ректорской должности и по другим уважительным причинам он вскоре же отказался от профессорской должности. Ибо, кроме административных и других забот по ректорской должности, нелегких особенно в то тревожное время, архимандрит Феофан должен был еще нести небезтрудные обязанности блюстителя за преподаванием Закона Божия в светских учебных заведениях столицы и ее окрестностей⁹⁰ председательствовать в учрежденном при академии Комитете по изданию Византийских историков в русском переводе, а с 1858 года, когда было официально возобновлено дело перевода Св. Писания на русский язык, начал состоять председателем и в Комитете по сему делу, при академии же учрежденном. Все это и другое, сопряженное с новым его положением, очень озабочивало его. А между тем приближалось время празднования 50-летнего юбилея вверенной ему академии, которое должно было доставить ему новые заботы. Опасаясь за спокойствие академии в виду предстоящего юбилея и уже имея опыт нарушения этого спокойствия между студентами ее в октябре 1858 года, архимандрит Феофан, как послушный сын и заботливый начальник сообщил свои опасения митрополиту Новгородскому и С.-Петербургскому Григорию, и старец-митрополит сам прибыл в один из воскресных дней, в ноябре означенного 1858 года, в академическую церковь к обедне, после которой, обратясь к собравшимся в академический зал студентам убеждал их остаться верными своему воспитанию и призванию, не увлекаясь ложными внушениями, навеваемыми со стороны людей неблагонамеренных⁹¹. Ректор академии, который и сам в разных случаях высказывал и внушал студентам и другим слушателям своего времени те же мысли⁹², после этого посещения митрополита, стал действовать увереннее и быть спокойнее на счет предстоящего юбилея. Юбилей должен был состояться 17 февраля 1859 года. Для академии С.Петербургской празднование этого юбилея должно было представляться тем знаменательнее, что в то время здравствовали еще лица, бывшие так или иначе прикосновенными к академии в самое первое время по открытии ее в 1809 году, и именно, прежде всего, с открытия академии бакалавр и с 1812 года ректор ее маститый митрополит Московский Филарет, а затем, воспитанники 1-го курса ее (1809–1814 гг.) упомянутый митрополит Григорий, архиепископ бывший Рязанский Гавриил, протопресвитер В.И. Кутневич и протоиерей Г.П. Павский, не говоря о воспитанниках последующих затем старейших курсов. По испрошении Высочайшего соизволения на празднование юбилея, в январе 1859 года начались деятельные приготовления к празднованию, а в первой половине февраля митрополит Григорий поручил инспектору академии архимандриту Епифанию отправиться в Москву для приглашения митрополита Филарета на юбилейное торжество⁹³. Святитель Московский, по немощи и по другим причинам, уклонился от личного участия в торжестве, но послал с инспектором, в благословение дорогой ему по прежним (1809–1819 гг.), многим и неутомимым трудам академии, икону Божией Матери и приветственное послание, в котором молитвенное выражал желание, да продлит Господь лета академии, «в благодати и мире, да умножатся плоды ея – плоды любви к истине, яже по благочестию, к премудрости не мира сего, но Божия, к учению не только знания, но наипаче к учению жизни, наконец плоды ревности подвизаться за православие и служить спасению душ»⁹⁴. Со своей стороны ректор академии архимандрит Феофан приготовил к юбилейному торжеству приличествующее слово для церковной кафедры, которое и произнес за литургией. Накануне юбилея в академической церкви совершена была всенощная и после нее панихида, с возглашением вечной памяти, поименно, благоустроителям академии – членам Комитета 1808 года о преобразовании духовных училищ⁹⁵ и Комиссии духовных училищ во время преобразовании академии, почившим митрополитом С.-Петербургским, а также всем покойным начальствующим лицам и наставникам академии и, общим именованием, всем почившим студентам академии⁹⁶. В самый день юбилея, 17 февраля, в 10 ч. утра в академической церкви началась Божественная литургия, которую совершил первенствующий член Св. Синода, митрополит Новгородский и С.-Петербургский Григорий, а в благодарственном Господу Богу молебствии по окончании литургии приняли участие, сослужением митрополиту Григорию, следующие лица: архиепископ Казанский Афанасий⁹⁷ и Харьковский Филарет⁹⁸, епископ Тверской Филофей⁹⁹, протопресвитеры В.Г. Бажанов¹⁰⁰ и В.И. Кутневич (ум. в 1865), протоиереи Г.П. Павский (ум. в 1863), И.В. Рождественский¹⁰¹, П.М. Наумов¹⁰² и М.И. Богословский¹⁰³. После многолетия державному Покровителю духовного просвещения, Государю Императору Александру Николаевичу и всему Августейшему Дому, провозглашена была вечная память в Бозе почившим Государям Александру I и Николаю I, под покровительством которых Академия начала и совершила большую часть своего пятидесятилетия. Затем возглашено было многолетие святейшему Синоду и митрополиту Григорию, а почившим митрополитам Амвросию, Михаилу, Серафиму, Антонию, Никанору и всем скончавшимся начальникам, наставникам и воспитанникам академии вечная память. Наконец возглашено многолетие С.-Петербургской духовной академии, и здравствующим бывшим и настоящим ее наставникам и воспитанникам. – По окончании литургии все присутствующие перешли в зал собрания. Когда собранные здесь заранее воспитанники академии пропели тропарь Днесь благодать Святаго Духа нас собра, секретарь конференции, ординарный профессор Е.И. Ловягин прочитал указ Св. Синода на имя митрополита Григория о Высочайших наградах служащим в академии по случаю юбилея, причем оказалось, что ректор академии архимандрит Феофан всемилостивейше пожалован был орденом св. Владимира 3-й степени. По прочтении указа и по пропетии студентами тропаря Спаси Господи люди Твоя, секретарь конференции прочитал помянутое выше письмо Филарета, митрополита Московского, на имя митрополита Григория с приветствием по случаю юбилея академии¹⁰⁴. После того проф. И.А. Чистович (ум. в 1893) прочитал предварительно просмотренную митрополитом Григорием историческую записку об академии за прошедшее пятидесятилетие, а проф. В.Н. Карпов – речь о направлении и цели духовного образования и об участии, какое принимает в нем С.-Петербургская духовная академия. Торжество юбилейное удостоили своим участием многие высокопоставленные светские особы, с Его Высочеством принцем Петром Георгиевичем Ольденбургским во главе. После акта все посетители торжественного собрания были приглашены к завтраку, который приготовлен был в жилых студенческих комнатах. Здесь за завтраком и после него воспитанники старших курсов, начиная с 1-го, соединились в дружеской беседе с воспитанниками 22-х последающих курсов, воспоминая время пребывания в академии, бывших начальников и наставников, учение и занятия, бывшие радости и горе¹⁰⁵.

Соответственным всему изложенному об академическом юбилее и состоянии академии было по содержанию и самое юбилейное «слово» ректора ее архимандрита Феофана. Исходя из текста Возвестите трубным гласом во всей земли вашей... и освятите лето, пятидесятое лето (Лев. 25 гл.), оно начинается словами проповедника: «Ныне совершилось пятидесятилетие сего святилища духовнаго просвещения. И вот не по шумному гласу трубы, а по влечению духа любви и признательности собрались мы ныне сюда все, чтоб освятить день сей благодарствеиным Господу Богу молением и изъявлением взаимного сорадования и соутешения. Так – благодарение Господу, вложившему мысль и благословившему труды – учредить и воздвигнуть сие заведение, и хранящему его доселе во благо нам! – Благодарение и всем избранным орудиям Его благаго о нас попечения, благодарение в Бозе почившим Государям Императорам – Александру Благословенному и Николаю Первому, с молитвой об упокоении душ их! – Благодарение и ныне благополучно царствующему Благочестивейшему Государю Императору Александру Николаевичу, изливающему и на нас свои милости! – Благодарение Святейшему Правительствующему Синоду, отечески пекущемуся обо всем, касающемся нас! Благодарение всем благодетельствовавшим и благодетельствующим нам, всем трудившимся и трудящимся ради нас, всем желающим нам добра и сорадующимся ему! – Все мы глубоко сознаем, как достойно и праведно такое благодарение. Потому излишне было бы изображать или возбуждать сии чувства. И что можно сказать в сем отношении, чего всякий не знал и не чувствовал бы сильнее всякого слова? – Но, братия и отцы, – продолжает затем проповедник свое слово, переходя от случая для слова к самому главному предмету слова, – не одному сердцу пища – празднество наше. В нем есть и уроки нам. В Ветхом Завете, при узаконении освящения пятидесятого лета, после: – вострубите, освятите, – присовокуплено: – и да отыдете кийждо в притяжание свое, и кийждо во отечество свое отыдите (Лев. 25, 10). То есть – там пятидесятое лето было временем уравнения прав собственности и личной свободы, или восстановлением предначертанного и учрежденного прежде порядка, подвергшегося изменениям по каким-либо случайностям, – следов. временем суда и расправы: разбирали прошедшее и заготовляли течение дел на будущее. – Не тоже ли должно сделать и нам? – Да! – И нам надобно просмотреть свое прошедшее, чтобы видеть, не возмущен ли там каким-нибудь образом предначертанный нам порядок учений, – и обратиться к будущему, чтобы заблаговременно приготовиться, как должно, встретить то, что имеем там встретить. – Сделаем же это!». – И обращаясь к прошедшему в истекшем пятидесятилетии существования и деятельности академии, проповедник находит, что изменений предначертанного уставом 1808–1814 годов порядка, сколько нибудь значительных, не было¹⁰⁶, и потому, в виду толков светской литературы своего времени, говорит: «Что же это? – Застой? – Да, часто слышится это слово, без разбора обращаемое нам в укор. – Единственный, может быть, укор, которым может хвалиться укоряемый! Ибо в учениях человеческих то и слава науке, когда она поновляется от времени до времени, и в повторяющихся поновлениях представляет движение к лучшему, совершеннейшему, к своему образцовому размеру и развитию. Там такая изменчивость, может быть, добрый признак, – по крайней мере, неизбежный удел. Не то в учении, главным образом преподаваемом здесь и нас характеризующем. Как учение Божественное, оно должно всегда пребывать единым и неизменным, как неизменен и вечен Сам Бог». Прибавлениями, изменениями и подобным могут хвалиться христианские общества, отпадшие от единства истинной Церкви Божией, каковы паписты и протестанты, – и пусть они хвалятся, а нам «да не будет хвалитися разве ревностно – таковым же и хранить наше учение, каково оно было в начале, – в похвалу Церкви Божией в день Христов, – страшась грозного суда, изреченного Апостолом: аще мы, илт Ангел с небесе благвестит ам паче (не сказал. противное, но – паче, т.е. что-нибудь еще, кроме благовествованного, что-нибудь более того) еже благовестихом вам, анафема да будет (Гал 1, 8)». И далее, обращаясь к истории академии, в ней находит ясное подтверждение сказанного о ней в общих чертах, как должного. «Более двадцати отрождений¹⁰⁷ дало наше заведение в это пятидесятилетие, и благодарение Господу, если и последние у нас таковы же по духу, как и первый, не представляя ни излишеств, ни недостатков, не уклоняясь ни на десно, ни на шуе. – Так ли это? – Вот мы все здесь – и первые и последние; все, предстоя Богу в союзе мира, свидетельствуем, что все единем духом напоихомся (1Кор. 12, 13), кроме разве тех, иже от нас изыдоша, но не быша от нас. Мы последние учимся у первых, первые руководят, остерегают, держат нас в должных пределах¹⁰⁸. Так – единая истина переходит из пятидесятилетия в пятидесятилетие, из рода в род, из века в век. – Если же есть сомнение, не вошло ли к нам что новое, не предана ли у нас истина в плен суемудрию, – этой незаконной свободе умствовать, ни с чем не соображаясь и ничем не ограничиваясь, – вот мы все открыты друг другу – все вместе рассудим и возвратим истине свое, да отыдет она в притяжание свое и во отечество свое, ибо все одинаково знаем, что необузданая свобода науки есть плен истины. Свяжем науку, да свободною навсегда пребудет единая истина Божия». Между тем как прогресс является характерной чертой человеческих учений, «относительно нашего учения свыше изречено стойте... неподвижни пребывайте. – Если что остается нам, то только утверждаться и утверждать других. – В этом отношении и нашему учению свойственно движение – расширение, но не в области истины, а в области обладаемых истиной и покорных ей». Таким образом, проповедник естественно взывает к усилению миссионерской и проповеднической деятельности в питомцах академии. Такая деятельность особенно благовременна теперь, когда «дух лжи» с Запада широким потоком вливается и к нам, выражаясь в лжеверии, суеверии, индифферентизме, вольномыслии и под., когда усилился и «домашний враг, состоящий в заговоре с врагами внешними¹⁰⁹ и подготовляющий им дорогу – разъединение паствы с пастырями, не знать как образовавшееся, но начавшее высказываться уже печатно – с одной стороны, – и все более и более расширяющееся развитие стихий духа мирского, противного духу Христову, – с другой... Ни для кого не тайна, что наше время, – говорит далее проповедник, – есть время какого-то брожения, похожего на разложение (химическое) стихий в вещественном мире. Но как последнее всегда, говорят, сопровождается своего рода соединениями, мало заметными под видимыми нестройными движениями стихий: так своего рода соединения духовные должны происходить и ныне – среди нас». И словами послания св. Ап. Павла к Тимофею изобразив времена люта, с применением их к настоящему времени, призывает словами того же Апостола (2Тим. 1, 7–13; 2, 2. 3–4) к ревностному проповеданию слова Божия, истины Христовой. «Воспроповедуем, братия, в храмах и домах, в общих собраниях и частных беседах, устно, письменно, печатно, – говорит он. Да будем трубами непрестанно гласящими, но внятными. Бросим разделение, тайно проходящее в рядах наших; составим братский союз, сосредоточим силы, устремим их все на одно. Истина сама за себя стоит; огласим ею слух всех, и она сама привлечет ихже предуведе Отец наш небесный. Только поведем сие дело так, чтоб никто не мог сказать нам по правде: врачу, исцелися сам – Так вот к какому уроку, – заключает свое слово проповедник, – привело нас наше празднество. И естественно. Наше заведение приготовляет пастырей и наставников для пастырей. След. наше торжество есть торжество пастырства не в видимом блеске без силы, и не во внешних преимуществах, а во внутренней силе их слова над душами пасомых, когда всякий пастырь может сказать: овцы гласа моего слушают, т.е. свой ум и волю покоряют его слову, свои понятия слагают по его учению, свою жизнь устрояют по его советам, и свои сомнения решают его вразумлениями. А всего этого как достигнуть? Не иначе как чрез проповедь слова; ибо у нас одно это орудие. Возьмите во внимание еще одно обстоятельство. Торжество наше совпало с таким временем, когда овцы гласно начали восставать на пастырей Что же значит наше торжество? – Последняя вспышка жизни или краска на лице умершаго? Нет, это призыв к тому, чтобы пастырство действительно явилось и стало торжествующим, возревновало о сем торжестве, ему свойственном, – обнаруживающемся не во внешнем преобладании, а во внутренней власти над душами, – это призыв к усиленной деятельности – стоять не за свои права (пусть возьмут все и оставят одну свободу не стесняясь говорить по пастырски), а за дело Божие, вверенное нам, – дело хранения и распространения истины Божией на земле, силою слова, немолчно проповедуемого. Мы – свет мира: будем светить. Мы – соль: да не обуяем! Аминь»¹¹⁰.

Не долго однакоже после юбилейного торжества пробыл архимандрит Феофан в начальственной должности ректора С.-Петербургской духовной академии. Скоро от пастырства, к которому он взывал в своем юбилейном слове, для него открылся путь к архипастырству. Его предместник в должности ректора академии епископ Тамбовский Макарий (Булгаков) в 1859 году 18 апреля перемещен на кафедру Харьковскую, а на его место в Тамбов, следовательно, прямо на самостоятельную архиерейскую кафедру, назначен архимандрит Феофан¹¹¹. Мая 29 дня состоялось наречение его во епископа Тамбовского и Шацкого, а 1 июня и хиротония, которая происходила в Троицком соборе Александро-Невской Лавры и которую совершали митрополит Григорий, архиепископ Черниговский Филарет и епископы Тверской Филофей и Ревельский Агафангел. При наречении во епископа архимандрит Феофан произнес речь, в которой, высказав по случаю нового назначения своего известные слова; «благодарю и приемлю и ни мало вопреки глаголю» и тем выразив и благодарение за честь и смиренную покорность воле Божией в предстоящих трудах нового высокого служения, бросает взгляд и на пройденный дотоле путь служения своего церкви и отечеству. «Частые и неожиданные перемены в моем служении, и в начале и особенно в последнее время, – говорил он, – приучили быть безмолвно покорным всякому назначению, подобясь шару, без треска катающемуся туда и сюда, по направлению сообщаемых ему ударов. – И Бог не оставлял Своею помощью. – Пусть теперь неизвестность нового будущего положения и служения более, нежели смущает. Но, как и в будущем всем будет править та же десница, которая милостиво хранила в прошедшем; то, с преданностью повергаясь в руце Бога живаго, благонадежно успокоиваюсь в святой воле Его».¹¹²

Подлинно десница Всевышнего милостиво хранила в прошедшем верного раба Божия архимандрита Феофана и за его покорность воле Божией и верное служение истине и добру, не оставляла его благодатною помощью. Особенно трудно было служение его в должности ректора академии, по причинам выше изъясненным, а из юбилейного слова архимандрита Феофана еще более выясняющимся. Не напрасно он говорил в этом слове, «бросим разделение, тайно проходящее в рядах наших». Те признаки заражения духом времени, духом вольномыслия, которые указывали мы выше в самой академии, не смотря на меры, какие принимаемы были к уничтожению их, продолжали существовать не только в 1858-м, но и в 1859 году «Увы»! – писал от 10 января 1859 года святитель Московский Филарет. – Зараза светских училищ едва ли не переходит в духовные. Слышу из верного источника, что между студентами Петербургской и Невской академий есть секретная переписка.¹¹³ Этим движением духа времени в России вообще и проявлением его в С.-Петербургской духовной академии в частности определяется по преимуществу учено-литературная деятельность ректора сей академии архимандрита Феофана за период его ректорства, являющаяся уже гораздо более плодовитой, нежели какой она была за время, предшествовавшее назначению его на эту должность. В этом отношении прежде всего обращает на себя внимание изданная архимандритом Феофаном еще около половины 1858 года брошюра, под заглавием: Предостережение от увлеченья духом настоящего времени. Спб. 1858, 8° min. Стр. 82. В состав содержания этой брошюры входят – I. Письмо духовного отца к смущенному речами вольнодумцев (стр. 8–19); II. О прогрессе (стр. 21–43); III. О возрождении (стр. 44–73); IV. О св. храме (стр. 73–82) Первая из этих составных частей представляет собой статью, первоначально напечатанную в издаваемом при С.-Петербургской духовной академии журнале Христианское чтение за 1858 г. ч. 1, стр. 343–352; а последние три суть проповеди, в разное время произнесенные архимандритом Феофаном в течение первой половины 1858 года, и именно первая, о прогрессе, представляет собой «слово в день восшествия на престол Государя Императора Александра Николаевича», произнесенное 19 февраля 1858 года, другая, о возрождении, – «слово в день рождения Его Величества», произнесенное 17 апреля того же года и третья, о св. храме, – «слово на освящение придела св. Великомученицы Екатерины в С.-Петербургском кафедральном Исаакиевском соборе», произнесенное в сем соборе несколько позже тех¹¹⁴. Из них первая и вторая проповеди напечатаны, ранее появления их в составе содержания помянутой брошюры, в Христианском чтении 1858 г, ч. I, стр. 207–220 и 353–370, а третья – в Духовной беседе за 1858 г. т. II, стр. 381–388.¹¹⁵. Все эти составные части содержания рассматриваемой брошюры написаны живо и дышат горячей ревностью по истине и славе Божией, проникнуты глубоким знанием потребностей и недугов современной написанию их жизни и основательно опровергают заблуждение того времени. И именно «Письмо духовного отца к смущенному речами вольнодумцев», которые, быв исполнены неверы возмутили тишину веры того, к кому писано было письмо, расстроили дух его, охладили сердце и отвлекли от молитвы, успокаивает смущенного, показывая признаки лжи, отсутствия истины в словах и действиях вольнодумцев, не признающих ничего священного, и утверждая смущенного речами их в истине и благонастроенности чрез призывание его а) к возгреванию в себе всей силы убеждения, что «мы стоим в истине, что все исповедуемое нами от мала до велика есть непреложно верно и все скреплено печатью воли Божией», – б) к простому исповеданию своей веры без употребления усилий для опровержения лжеумствований вольнодумцев и в) к сосредоточению внимания на своем сердце и его благонастроенности. Далее, слово «о прогрессе», как показывает уже самый предмет его, имеет в виду одно из самых больных мест того времени, – усиленное стремление вперед, к всевозможным усовершенствованиям или, употребляя модное тогда слово, – «прогресс». Быв произнесено в день восшествия на престол Государя Императора Александра Николаевича, самое начало царствования которого уже возвещало о предстоявших реформах, улучшениях, усовершенствованиях разного рода, и исходя из слов Высочайшего манифеста, обнародованного вскоре по восшествии на престол сего Государя Императора, которыми выражалось «первое живейшее желание Монарха – «свет спасительной веры, озаряя умы, укрепляя сердца, да сохраняет и улучшает более и более общественную нравственность, – сей вернейший залог порядка и счастья», это слово, опровергая ложные понятия о прогрессе, устанавливает истинное понятие о том, в чем может и должно состоять развитие и совершенствование. Не есть истинное преуспеяние (прогресс) то, что охлаждает к вере и отчуждает от церкви, что доводит до нарушения уставов веры и церкви и даже до желания и требования перемен и отмен в них, и что может затмить в уме нашем светлый лик веры и вытесняет из памяти всякое помышление о нашем конце и назначении. Истинное преуспеяние, истинный прогресс – в том, чтобы всеми силами стараться и стремиться достигнуть в меру возраста исполнения Христова (Еф. IV, 13)¹¹⁶. Слово «о возрождении», исходя из текста аще кто во Христе, нова тварь (2Кор. 5, 17), говорит по сему об истинном возрождении к которому всегда стремился падший род человеческий и которое возможно только во Христе, – источнике всякой жизни. Оно подробно рассуждает о том, «как совершалось истинное возрождение человечества, какого свойства возрождение, каким хвалятся наши учители и что затем следует делать нам».¹¹⁷ Само собой разумеется, важнее всего решение сего последнего вопроса. Для этого «поставьте, – говорит проповедник, – с одной стороны восстановительные божественные учреждения, с другой – потребности нашей общечеловеческой жизни, и увидите, как одни могут наитствовать другие и, насыщая их, созидать и возращать новую благодатную жизнь, во всей ее полноте и во всем теле отечества нашего. Ибо чего бы мы ни искали, на все найдем в них верное руководство и указание начал самых прочных».¹¹⁸ И далее раскрывает эту мысль в отношении к просвещению, к навыку в доброй общеполезной деятельности во всех видах ее и во всех положениях семейном, общественном и т.д., – к удовлетворению требованиям вкуса, и проч. Наконец, слово «о св. храме», или, как означен предмет этого слова в позднейшем его издании, «об устроении в себе каждым духовного храма по образцу видимого», рассуждает именно об этом предмете, т.е. о том, чтобы «все мы, един к единому прилагаясь и все единым духом исполняясь, составляли из себя единую святую церковь, не имущую скверны или порока, составляемую и счиневаемую приличие по действу в мере единыя коеяждо части».¹¹⁹ Так все составные части содержания «Предостережения» последовательно и в различных видах проводят одну мысль, ведут к одной цели и дышат одним духом, составляя нечто целое. Появление сего сочинения в свет было весьма благопотребно, и искренно радевшие о благе церкви и отечества люди от души приветствовали это появление.¹²⁰ Между прочим наместник Троице-Сергиевой Лавры архимандрит Антоний послал экземпляр этой книжки и знаменитому святителю Московскому Филарету. Митрополит Филарет посему от 23 июля 1858 года писал ему: «благодарю за книжку Предостережение. Учение в ней хорошо, но обличения иные неопределенные и догадки бездоказательно поставлены не на пользу, как например, что сатана после тысячелетних уз разрешен в конце пятнадцатого и в начале шестнадцатого века. Правду ли говорю?».¹²¹ Последнее замечание строгого ценителя касается одного места в слове о возрождения, где архимандрит Феофан, говоря об эпохе возрождения наук и искусств, высказывает такие мысли: «Образовалось общество гуманистов, которое чрез письменность и школы стало водворять начала древней языческой образованности повсюду и во всем – в науках, искусствах, жизни частной, семейной и общественной, – со всем его растлением, гордынею и своенравием и неразлучною с ними неприязнью к Христианству и Христу Спасителю. Учение и жизнь, льстящие поврежденной природе, понравились и были приняты. Действовавшие прежде Божественные истины и правила жизни иными оставлены совсем, другими удержаны только во внешних формах. Более смелые подавали голос с требованием нового порядка, и он начал водворяться господственно. (Это к концу XV и началу XVI века – тысячу лет связан был сатана). И вот этот-то называется там пышным именем возрождения!»¹²² Поставленные в скобах слова, очевидно, относятся к языческому духу, восстановленному гуманистами в классицизме после того, как он побежден был духом Христовым. Архимандрит Антоний, вероятно, в ответ на письмо святителя Московского, писал, что либо в защиту автора «Предостережения» и его толкования, потому что от 6 августа того же 1858 года митрополит Филарет снова писал ему «Книжка Предостережение, точно доброго духа, но не для того, чтобы толковать тысячелетия уз сатаны. Вы указываете на время арианства, как на время еще не связанного сатаны, и на происшествия с 16 века, как на время уже развязанного сатаны. Но во время мнимого тысячелетия жестокости магометанства, иконоборства, нестроения и в некоторые времена позорные дела папства означают ли время связанного сатаны?»¹²³ Так даже строгий суд святителя Московского находил книжку: «Предостережение» написанной в «добром духе» и содержащей в себе «хорошее учение», не одобряя в ней лишь частности весьма незначительные. Содержащиеся в этой книжке проповеди, вместе с другими из прежних и несколько позднейших, архимандрит Феофан в 1859 году издал в особой книге, под заглавием: Слова С.-Петербургской духовной академии ректора архимандрита Феофана Спб. 1859. 8° стр. 327.¹²⁴ В этой книге, кроме прежних, нами в свое время рассмотренных, относящих к 1840–1856 годам, и кроме сейчас упомянутых из рассматриваемого теперь нами периода, к этому же периоду и вообще ко времени до возведения проповедника в сан епископа относятся следующие проповеди: две проповеди в день восшествия на престол Государя Императора Александра Николаевича (стр. 45–57 и 59–68)¹²⁵, слово в день рождения Великого Князя Константина Николаевича (стр. 153–163), слово в день св. Пятидесятницы (стр 177–185)¹²⁶, слово в день тезоименитства Великой Княгини Ольги Николаевны (стр. 187–193), слово в день священного венчания и помазания на царство Государя Императора (стр. 203–216)¹²⁷, слово в день перенесения мощей св. благоверного вел. кн. Александра Невского и тезоименитства Государя Императора Александра Николаевича (стр, 217–233)¹²⁸, два слова на память преподобного Варлаама Хутынского (стр. 245–257 и 259–272)¹²⁹, слово в день св. благов. вел. кн. Александра Невскаго (стр. 273–283)¹³⁰, слово в XXVII неделю по Пятидесятнице (стр. 299–320) и слово в XXXI неделю по Пятидесятнице (стр. 321–327). Из них некоторые, как можно судить по встречающимся там и сям указаниям, относятся несомненно или к 1858 или к 1859 году, каковы именно: из 1858 года, – слово в день Пятидесятницы¹³¹, и слово в день перенесения мощей св. Александра Невского и тезоименитства Государя Императора Александра Николаевича¹³²) и из 1859 года, кроме раньше упомянутого юбилейного слова, еще слово в день восшествия на престол Государя Императора Александра Николаевича, заключающееся в издании 1859 года на стр. 45–57;¹³³ другие же могут принадлежать и времени предшествующему, быть может, периодам раньше разсмотренным¹³⁴. Во всяком случае в них более важно, конечно, содержание, а не время произнесения. А они, также как и раньше рассмотренные проповеди, то глубоко затрагивают вопросы религиозно-нравственной жизни, то представляют живое отношение к вопросам современной проповеднику мысли и жизни, особенно эпохи царствования Государя Императора Александра Николаевича, с обличением ее недугов, с предостережением от увлечения духом времени и подоб. Так, например, слово в день восшествия на престол Государя Императора, произнесенное в 1859 году, рассуждая о благоденствии народа, которое составляет предмет попечений и Государя и Правительства, и об условиях этого благоденствия, заключающихся в том, чтобы в народе не охладевала ревность ко св. вере и богоугодной жизни, пространно излагает мысль о препятствиях к выполнению этих условий. В числе этих препятствий первое – неправильное понятие о веротерпимости, второе – неправильное направление деятельности народа, его забот, желаний и проч. Стремление всех лиц, от которых так или иначе зависит направление народной мысли и жизни и должно состоять, согласно выраженному в первом манифесте Государя Императора Александра Николаевича желанию¹³⁵, в возможном устранении этих препятствий и в охранении св. веры и богоугодной жизни в народе. Таким образом это слово имеет политический оттенок; а другое слово в тот же день, судя по упоминанию в нем имени Государя Императора Александра Николаевича, произнесенное или в 1856 или в 1857 году (вернее всего в 1856 году, когда 19 февраля архимандрит Феофан был еще в России), имеет главным предметом своим изображение восхождения к престолу небесному по образу восхождения на троны земные и доказывает мысль, что «крестный путь есть единственный путь к небесному венчанию, – скорби – лучшее училище благочестия и совершенства для имеющих восседать на престолах в царстве Христовом» (стр. 66 изд. 1859 г.). Или слово в день рождения Великого Князя Константина Николаевича, исходя из текста: всяка душа властем предержащим да повинуется (Рим. 13, 1), говорит о повинони, как главной обязанности и общественной и христианской жизни, и не смотря на эту последнюю черту, все по преимуществу соблюдает характер проповеди политической, а слово в день тезоименитства Великой Княгини Ольги Николаевны, имея в виду празднование в этот день (11 июля) памяти блаженной Великой Княгини Российской Ольги, говорит о великом даре святой веры, которого Господь сподобил нас чрез блаженную Ольгу и даже входа в историю веры на Руси в предках наших, призывает главным образом к подражанию этой вере и к сохранению ее. Еще более, еще глубже входит в тайники жизни религиозно-нравственной, с намеками и на недуги современной жизни, слово в день перенесения мощей св. Александра Невского и тезоименитства Государя Императора Александра Николаевича, рассуждающее о духе мира сею в противоположность духу иже от Бога. В нем так живо и сильно, яркими чертами описывается дух мира сего, как дух вражды на Бога, дух взаимного между людьми охлаждения, разделения и враждования, дух всесторонних похотствования и дух гонения и преследования всего святого, небесного и божественного, как в немногих проповедях и самого преосв. Феофана и других. С другой стороны в нем слышится такой горячий, одушевленный призыв к борьбе с этим духом, так ясно указываются способы и пути к борьбе победоносной, что явно проповедник выступал на церковную кафедру как сам бывший уже опытным борцом в этом деле. А проповеди на память преподобного Варлаама Хутынского глубоко поучительны с иных сторон. Одна из них (первая) на примере преподобного, по житию его, представляет образ наилучшего христианского воспитания и поведения от начала жизни до смерти, другая, также на его примере, показывает, что только скорбными подвигами и суровым житием, тернистым путем лишения и трудов достигается спасение и наследие царства небеснаго. Глубокое нравоучение, наконец, заключают в себе и слова на XXVII и XXXI недели по Пятидесятнице, из коих первая сказана на текст Облецытеся во вся оружия Божия, яко возмощи вам стати противу кознем диавольским: яко несть наша брань в крови и плоти, но к началом и ко властем, и к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы, поднебесным (Ефес. VI, 11, 12), а вторая, более этой краткая, представляет собой беседу на евангельское повествование (Лук. 18, 35–43) о слепце иерихонском и поучает слушателей о том, что и теперь единственное прибежище в скорбях и нуждах, исцеление в недугах душевных и телесных есть Христос и основанная им на земле Церковь.

Проповеди архимандрита Феофана уже за рассматриваемый период его ректорства в академии, отличаясь прежними и даже более прежнего высокими внутренними и внешними качествами стали привлекать многих нарочитых слушателей из любителей проповедничества и знатоков дела в образованном классе (в числе свидетелей сего можно назвать покойного Н.В. Елагина). Еще более стали они привлекать к себе внимание и нарочитых слушателей и обыкновенных посетителей храмов Божиих в последующее время епископского служения преосв. Феофана. – Равным образом, если в рассмотренный период ректорства архимандрит Феофан и в своей начальственной деятельности, по воспоминаниям учившихся за то время в академии Петербургской, «растворял строгость власти кротостью, старался любовью заслужить любовь и боялся быть страшилищем для других»¹³⁶, хотя это и особенно трудно было в то тревожное время, и в своих проповедях того времени особенно часто, заботливо и внушительно говорит о любви Божией к нам и о необходимости для нас покаянного духа, смирения, кротости и любви¹³⁷, то тем более все это проявил он на высшей степени своего священного служения церкви и отечеству, – епископской.