§10. Путь ко спасению, как основа всех писаний преосв. Феофана и выражение его собственнаго жизненнаго пути

Пргиде Сын человеческий взыскати и спасти погибшаго. Матф. 18, 11.

«Лучшее употребление дара писать и говорить есть обращение его на вразумление и пробуждение гренщиков от усыпления». Преосв. Феафан. Путь ко спасению.

«Прочитали путь ко спасению? Добре... И еще прочитайте когда-нибудь. Тут все, что мною писалось, пишется и будет писаться». Преосв Феофан. Письма.

В 1884 году преосв. Феофан, посылая племяннику своему И.А. Крутикову некоторые из своих писаний, между прочим говорил ему в письме от 22 октября: «вы писали, что у вас нет слов к Тамб. пастве и писем о духовной жизни. Первых и у меня нет, а вторыя письма посылаю. Эти письма с письмами о том, что есть духовная жизнь с книгами Путь ко спасению и Невидимая брань... содержат полное руководство к благочестивой жизни. И вся моя тут премудрость»⁵⁰¹. Действительно, если мы вникнем глубже в содержание всех этих трудов Вышенского затворника-святителя, о которых также как и о других его ученолитературных трудах, мы уже имеем понятие из вышеизложенного, то увидим, с одной стороны, их ближайшее внутреннее соотношение со всеми почти другими его трудами, и раньше Вышенского периода и в самый Вышенский период написанными, а с другой, – в них самих, – полную историю собственной благочестивой жизни святителя Феофана. Вот почему он же сам о главном из них и, так сказать, центральном в числе их труде: Путь ко спасению, с одной стороны, говорил: «Тут все, что мною писалось, пишется и будет писаться»,⁵⁰² а с другой: «В ней (т.е. книге Путь ко спасению) увидите себе, как были в отрочестве, как испортились, и как исправились, и что предлежит... Она писана больше 40 лет назад, но не остарела».⁵⁰³ Да! книга: «Путь ко спасению» как заключающая в себе, вместе с другими, соотносящимися к ней писаниями преосв. Феофана, не только «полное руководство к благочестивой жизни,» указание пути ко спасению, но и живое, наглядное, с опыта собственной жизни писавшаго снятое,»⁵⁰⁴) изображение этой, т.е. благочестивой жизни, несмотря на то, что издана в первый раз в 1868–1869 годах а писана еще в 1846–1847 годах, «не остарела и никогда не остареет; ибо говорит о вечно живом и жизненном предмете, – дражайшем для человека из всех предметов его внимания и деятельности, – о спасении, особенно в христианстве со всею силою истинности и жизненною ясностью раскрываемом. Не для того ли прииде на землю с неба из недр Отчих и Сын человеческий, чтобы взыскати и спасти погибшаго (Матф. 18, 11)? Не для того ли, принесши Себя в искупительную жертву за падший род человеческий и по воскресении из метрвых вознесшись на небо для ходатайства о спасаемых пред Отцем небесным и для ниспослания благодати Святаго Духа на них, Он учредил на земле пастырство, чтобы оно приносило Ему в Его винограднике – церкви «плод – спасенныя души?»⁵⁰⁵ Как истинный пастырь Церкви Христовой, святитель Феофан, с самого же начала облечения его званием и саном пастыря, – а это начало, как мы знаем из предшествующего, относится к последнему году его образования в высшей богословской школе – академии, – ни о чем другом столько не заботился, как о спасении своем и других. Этой заботой определялась и вся его жизнь и вся его деятельность за последние 53 года; хотя он не чужд был этой заботы и в период своего воспитания, домашнего и школьного, однако со времени облечения званием пастыря эта забота для него стала более прежнего обязательной. И он вполне честно относился к этой своей священной обязанности. Следуя своему давнему и возлюбленному учителю, святителю Тихону Задонскому, он со всей, силой убеждения и еще в 1840 годах высказывал мысль, что «лучшее употребление дара писать и говорить есть обращение его на вразумление и пробуждение грешников от усыпления,» и что «такою должна быгь всякая церковная проповедь и всякая беседа.»⁵⁰⁶ Поэтому, если он о святителе Тихоне говорил, что «к тому ведет почти всякая статья его,»⁵⁰⁷ то совершенно тоже самое должно сказать и о самом святителе Феофане, как эго можно уяснить себе уже из одного выше изложенного перечня его писаний. – И замечательное дело! Когда преосв. Феофан брался судить особо о таких, например предметах, как восточная война 1877 года, то он откровенно говорил: «Исповедую грех свой, что взялся не за свое дело, излагая все сие.»⁵⁰⁸ Но что у него было в писаниях, то же было и в устных беседах и вообще во всей жизни и деятельности. Недаром он, если мы припомним, как бы уходил, погружался в себя и только из глубины души взывал: Господи помилуй! когда кто-либо даже из сторонних заводил при нем речь о чем-либо, не относящемся к единому на потребу, т.е. к спасению души. В этом смысле поистине душеспасительными были и писания и жизнь святителя Феофана.

В писаниях своих преосв. Феофан издавна более всего проводил мысль о спасении. Для сего достаточно припомнить самые первые его проповеди. Так, уже первая проповедь на Вознесение Господне, как нам известно, славными плодами Вознесения Господня именуем между прочим «возвышение, примирение, освящение и украшение ищущих спасения людей»⁵⁰⁹. Еще более, еще настойчивее и яснее проводится, и еще шире, с разных сторон, раскрывается мысль о спасении в последующих проповедях и других писаниях преосв. Феофана. Такова, например, проповедь 1843 года – на Воздвижение, – в которой проповедник для того и рассуждает о тайне Креста Христова, чтоб видеть, как течет из него (т.е. креста) истинная жизнь»⁵¹⁰. Чтобы восстановить и воскресить, по грехопадении, «сию жизнь, – говорит проповедник, – надлежит умертвить того чуждаго человека, который всем завладел в нас, стал душею всей нашей деятельности. Желающий спастись должен погубить сию душу, по заповеди Спасителя (Марк. 8, 35). И действительно, все губящие ее чрез внутреннее распятие, и только они одни, и начинают жить истинно по духу»⁵¹¹. Такова же относящаяся к 1844 году проповедь на Пасху, руководствующая к возбуждению, в нас чувств «ненависти ко всей нечистоте страстей и грехов, ревности о славе воскресшаго Господа и всецелаго в Нем упокоения», как тонов низшаго, средняго и высшаго в Псалтири, для того чтобы достойно, подобно ангелам, чистым сердием славить и воспевать Воскресшаго»⁵¹². Такова далее проповедь из 1845 года на Благовещение, которая, исходя из слов припева праздника: Благовествуй, земле, радость велию и проч., к тому и направляется, чтобы доказать, что в нашем сотоянии грехопадения у нас может быть настоящая, законная радость только одна, эта радость о нашем спасении от греха чрез родившагося от Девы Христа, об устроении Царствия Божия на земле, об основании Церкви Христовой, спасающей нас таинствами и другими своими установлениями.⁵¹³ Еще шире, еще присраннее ту же мысль о спасении стал развивать и раскрывать преосв. Феофан в последующих, как мы говорили, проповедях и писаниях своих. Так академические лекции его по нравственному и пастырскому богословию, почти исключительно сводятся к развитию и разностороннему раскрытию этой мысли, быв обработаны и изданы впоследствии под заглавием: Письма о христианской жизни, Путь ко спасению, Что потребно покаявшемуся и вступившему на добрый путь спасения и Начертание христианскаго нравоучения. Эти писания представляют собой уже прямо систематическое изложение подробностей развития и раскрытия означенной мысли, существенные черты которого мы выразим в свое время. Продолжение и дальнейшее обоснование той же мысли представляют труды преосв. Феофана на православном востоке по переводу и изданию на русском языке памятников аскетической литературы, каковы напечатанный в Воскресном Чтении за 1853–1858 годы Достопамятныя изречения св. жен подвижниц, собранныя аввою Исаиею для пречестной монахини Феодоры, после изданные под известным нам заглавием: Митерикон. Москва, 1891; равно также и напечатанный при 2-й части «Писем о Христианской жизни», а вцоследствии отдельно Сборник аскетических писаний, извлеченных из патериков обители св. Саввы Освященнаго, что близ Иерусалима, М. 18911 г. В них уже прямо предлагаются разнообразные и здравые, пресладкие плоды опытов духовной жизни, ведущей прямым путем ко спасению. А затем и по возвращении с востока, на учебно-воспитательном поприще, преосв. Феофан, и как проповедник и как духовный писатель подвизался над разработкой все той же мысли, дабы возможно тверже и глубже напечатлеть ее в сознании своих слушателей и читателей, являясь в это время таким образо уже умудренным опытами не только своей собственной духовной жизни, но и жизни подвижников православного востока. В самых проповедях этого периода (1854–1859 гг.) мы видим нередко едва не цельные трактаты в развитие мысли о спасении и о пути ко спасению. Так, например, вот произнесенная в 1855 году проповедь в день сошествия Св. Духа. Сказана эта проповедь на слова степенна 4-го гласа, хорошо известного усердным посетителям храмов Божиих: Святым Духом всяка душа живится, и чистотою возвышается, светлеется Троическим единсмвом священнотайне. Уже самое разъяснение всех этих возвышенных изречений давало проповеднику обильный материал к раскрытию мысли о том, как зачинается, возвышается и крепнет, с помощью благодати Св. Духа, внутренняя, духовная, благочестивая, богоугодная жизнь и как, наконец, при такой жизни, душа, достигая совершенства, светлеется «живым и приискренним соединением Бога с духом человека и таинственным в него вселением;» иначе сказать, дело оканчивается Богообращением, – последней целью всего домостроительства спасения, которое и предпринято и совершено Триединым Божеством в виду того, что человек, произвольным грехопадением, лишился этого Богообщения в раю. «Вот путь, – говорит посему проповедник, – коим Дух Божий ведет приемлющих Его к предназначенному совершенству, и вместе очертание лиц, не по плоти ходящих но по духу (Римл. 8, 4)! Начало всему – покаяние, в коем дух наш обращается к Богу и воспламеняется ревностью о Богоугождении и спасении, средина – труды и подвиги в очищении сердца от страстей насаждением в нем добродетелей, конец – священнотайное Богообщение.⁵¹⁴ Или вот слово в Великий Пяток, сказанное в 1856 году. Не нуждался проповедник в тексте, чтобы сделать его исходной точкой этого слова. Само событие – распятие Спасителя на кресте давало ему мысль о нашем сораспятии Ему, чтобы с ним и ожить для вечной жизни. Для сего первый способ, по примеру плакавших при кресте Спасителя жен, – плач о грехах наших, «сокрушительное осуждение себя» и «решительное намерение – не оскорблять и не распинать более Господа грехами своими»;⁵¹⁵ второй способ – крестоношение по примеру Симона Киринейского и самого Божественнаго Крестоносца,⁵¹⁶ – способ более приискренний, нежели первый, однакож еще не окончательный. Он уже приведет нас к самому существенному приобщению страстем Господним, по чину благоразумнаго разбойника, – к приискреннейшему сораспятию с Ним, чрез распинание сердца, всегда на зло нас наущающаго и всякое доброе дело наше готоваго осквернить и сгубить исходящими из него страстными помыслами... В первом способе полагается только начало сему сораспятию, во втором оно деятельно подготовляется, в третьем совершается самым делом».⁵¹⁷ Таковы же по большей части и другие проповеди рассматриваемого периода, как это мы и могли видеть из раньше очерченного содержания их. Такой же характер в общем выдерживает и относящаяся к 1858 году брошюра: Предостережение от увлечения духом настоящаго времени, в большей части своего содержания также состоящая из проповедей, если мы припомним. Еще, более к тому направлены Письма о христианской жизни, не говоря о 3 и 4-м выпусках,⁵¹⁸ даже и в 1 и 2-м выпусках своих, притом даже и если не принимать в расчет раньше рассмотренных приложений к сим двум выпускам («об исправлении сердца», «о борьбе со грехом» и т.д.). Эти «письма» говорят то «о труде и самопринуждении» (Письмо I), то «о слезах» (п. II), то «о предании себя в волю Божию» (п. III), то «о молитве, размышлении и чтении» (п. IV), то об одной «молитве>"(п.п. V-VII, XV и др.), то «о приготовлении к покаянию» (п. XÏ срав п. XIY и др.), то «о трезвенш» ⁵¹⁹. И между тем как до рукоположения в сан епископа самостоятельной епархии преосв. Феофан, как проповедник, не был вполне ответственным за спасение тех, кому проповедовал, да и проповедовал лишь изредка, сделавшись епископом, следовательно архипастырем самостоятельной епархии, он уже считал себя прямо ответственным за спасение своих пасомых. Уже при наречении своем во епископа он высказывал убеждение, что ему указывается обширнейшее поприще деятельности в надежде, что он «множайший пдод принесет во спасение свое и других»⁵²⁰ и вообще задачей христианской иерархии признавал то, чтобы «приносить Господину винограда (т.е. церкви) плод – спасенныя души»,⁵²¹ преимущественно посредством проповеди слова Божии совершая это спасение⁵²². Поэтому-то и на Тамбовской и на Владимирской кафедре он именно, как сам говорит, о том и имел свою наибольшую заботу, чтобы сказать своим пасомым всю волю Божию⁵²³ – о спасении мира во Христе, и, оставляя последнюю из этих кафедр, – Владимирскую, с уверенностью мог говорить и говорил своим пасомым: «путь спасения вам ведом, ведомо и все спасительное устроение Божие!»⁵²⁴ Действительно, почти не проходило дня, в который бы попечительный о спасении своей паствы архипастырь, на обеих этих кафедрах, совершив священнослужение, не присоединил к священнослужению и проповеди слова Божия. А о чем он проповедовал? Не говоря уже об особенных рядах проповедей, например, «о пути ко спасению»,⁵²⁵ «о совершенном обращении к Богу от прелестей мира и греха», «о покаянии, причащении Св. Христовых Таин и исправлении жизни», «о несении креста», и под.⁵²⁶), даже и все почти другие проповеди Тамбовского и Владимирского периодов так или иначе затрагивают и в большей или меньшей полноте раскрывают ту же мысль о спасении. Так, на первых же порах пребывания своего в Тамбове, именно 8 июля 1859 года, говоря проповедь по освящении храма в женском Сухотинском Богородицком монастыре, проповедник из мысли об освященном храме составляет целое поучение об устроении невидимого храма в сердце нашем, или, точнее, «об уготовлении сердца своего в всегдашний духовный храм Господу»⁵²⁷. < А как это сделать? Для храма видимого выбирают и очищают место: в нас «сие расчищение места совершается покаянием».⁵²⁸ Далее, на расчищенном месте углубляют и кладут основание; «основание храма духовнаго в сердце составляют вера и твердая решимость жить по вере».⁵²⁹ – Положив основание, возводят здание, полагая камень на камень, скрепляя их известными веществами, и все направляя по предположенному плану и масштабу: во внутренней храмине камни суть разныя добродетели, скрепляющий цемент суть, с одной стороны, притоки чрез св. таинства благодати, а с другой – любовь, без которой никакие подвиги и никакие труды не имеют цены; – план и масштаб – разсуждение, которым определяется мера, вес и числа трудов, предприятий и подвигов. Навык же к сему разсуждению, основательному и здравому, приобретается послушным житием под руководством пастырей, духовных отцов, старцев и стариц⁵³⁰. – Кровлю храма составляет глубокое смирение, главою же и крестом иа этом храме должна служить преданность в волю Божию, как глава добродетелей самоотвержения и крест, «на котором окончательно распинается наша самость»⁵³¹ – Ограду сего храма составляет непоколебимая верность всем уставаь и предписанияям св. Божией церкви. Войти внутрь сего храма можно вниманием, трезвением, собранностию, украсить его – богомыслием, – освещение ему дать – непрестанным созерцанием Бога вездесущаго, а жертвы и фимиам приносить – взываниями к Богу, воздыханиями и молитвою сердечною»⁵³². Или вот одна из самых рядовых проповедей Владимрского периода, сказанная 9 августа 1864 года, в 9-ю неделю по Пятидесятнице. Судя по началу проповеди, вития не находил даже и предмета для нее, так как предполагал, что слушатели и без нее все зиают. «Затрудняюсь в выборе предмета, – начал проповедник, – и не знаю о чем бы говорить. О чем ни задумаю говорить, приходит мысль, что вы то знаете, и отсекает охоту: ибо говорить о том, что известно, только докучать». И далее, перечаслив различные догматы, отделы учения о спасении, отделы евангельских и алостольских чтений и вчастности содержание того чтения; которое приходилось на 9-ю неделю по Пятидесятнице, проповедник приходит к мысли, что и это все знают слушатели его. Только уже при конце этого, довольно длинного перечисления⁵³³, а, следовательно, при конце и самой проповеди вития л ухватился, если можно так выразиться, за эту мысль. «Все знаете, – сказал он, – так что, вместо длинных поучений вам и наставлений, остается сказать одно слово Господа: сия весте: – бхажени есте, аще творите я (Иоан. 13, 17). – Т.е. знаете, – так живите же так, как знаете. – Знаете, что надо быть смиренными, кроткими, миролюбивыми, чистыми, терпеливыми, ревнителями добрых дел, и прочее, – и будьте таковы. – Знаете, что надо сокровищу свое возъиметь на небе и сердце свое там положить, не связываясь землею и земным, так и сделайте. – И все, что знаете, исполняйте. – Христианство не есть учение без конца. Учение его коротко: – а жизнь по нему конца не имеет... Жизнь-то здесь и есть настоящая наука. Как начнет кто жить по христиански, тут только и начнет входить в него христианство, – тут только он и начнет познавать его, и силу его. – И знать Христианство, как должно, нельзя иначе, как деятельно... – Жизнь христианская похожа на восход на, гору. – Восходяпцй на гору трудится ообственно над тем, чтоб взойти; но вместе с тем, как восходит, открывается ему все больше и больше предметов, ибо все шире и шире становится его кругозор. Так и в христианстве, чем больше кто преуспевает в жизни по нему, тем больший и больший круг духовных предметов становится ведомым уму и знанию. Настоящий мудрец и есть только тот, кто совершен в жизни христианской»⁵³⁴, и т.д. Что может быть внушительнее такого поучения о жизни христханской, ведущей ко спасению? Таковы же по большей части и другие проповеди прав. Феофана⁵³⁵. – Но и удаляясь на покой от дел епархиального служения в Вышенскую пустынь, святитель-подвижник, прощаясь с паствой и прося ее молитв о себе, говорит: «и я буду молиться о вас, – буду молиться, чтоб Господь всегда ниспосылал вам всякое благо, – улучшал благосостояние и отвращал всякую беду, паче же чтоб устроял ваше спасение. Спасайтесь, и спасайтесь о Господе! Лучшаго пожелать вам не умею. Все будет, когда спасены будете»⁵³⁶. И отшельник Вышенский, сам удалившийся на Вышу ради высшего и наиболее безпрепятственного подвига для улучения своего собственного спасения, не только молился там о спасении других, но и в писаниях своих, заменивших собой проповеди, более всего о том же заботился, т.е. о спасении. Для этого достаточно проследить представленный выше перечень его писаний за Вышинский период. Все эти писания или прямо нравоучительного характера, каковы, в большей своей части, статьи, помещенные в «Домашней беседе», письма к разным лицам, и т.д., притом нравоучительного именно в смысле наставления на путь спасения, или истолковательные на Св. Писане и писания святоотеческие, или же переводные – такого же характера, которые еще более имеют то значение для раскрытия основной мысли о спасении, нежели переведенные им на востоке аскетические писания, о которых мы говорили выше. Так, одно Добротолюбие какой богатый материал опытов духовной жизни и добродетели представляет! Подобное же представляют и такие сборники, как Востани спяй, святоотеческия наставления о молитве и трезвении и др.

Для сокращения нашего обзора всех этих писаний в рассматриваемом отношении, мы оставим рассмотрение собственно печатных писаний Вышенского периода, так как, с одной стороны, нам пришлось бы при этом только пространнее излагать то, что изложено в произведениях прежних периодов учено-литературной деятельности святителя Феофана и что отчасти выясняется из перечня произведений самого Вышенского периода, а с другой, – печатные писания и сами по себе доступны более или менее всякому. Мы обратим внимание лишь на неизданное еще доселе в том же роде и из того же периода. Так, например, вот одно из писем святителя, писанных еще в конце 1859 года к одному из желавших всею душою обрести спасение: «Ваше состояние меня заняло довольно, – писал святитель, – Но, слава Богу, – не вижу ничего опаснаго. – Благодарите Господа, что видите, – как со дня на день становитесь хуже... и хуже… Голод и жажда – признак здоровья. – Но Напаяющий и Питающий близ есть. – К Нему припадайте в самоуничижении и смирении, вопия: Господи, спаси же, – о Господи! благопоспеши же! – Беда, когда в душе тайком проскользнет мысль... Сыт и что еще требую? Посмотрите, какой голодный был Апостол Павел... Гоню, аще постигну... Да как же это ты, Апостол Божий, – и Господа видел и Евангелие от Него слышал, и говоришь – гоню, аще постигну?.. Вот ненасытная душа... Ну же и мы станем до безсовестности ненасытными, – и все докучать Господу: подай, помилуй, помоги, защити... углебох в тимении глубины, – вытащи Господи, вот все к низу иду... вот уже по горло в грязи... еще немножко, и конец!.. Когда будет все сие на душе не словом, а чувством глубоким, тогда добре-добре... И храните сие чувство, и молите Господа, да сохранит его до конца жизни вашей! – Только при сем чувстве не треба предаваться нечаянию… что-де-стало что же и хлопотать – все не в прок... нет-нет: а надо все-таки карабкаться понемногу, что силы есть... не опускать рук, – а хлопотать о деле своем – т.е. спасении души... и телом и духом, – и тело потрудить, и дух возбудить подобает... Путь спасения то же, что восход по скользкой горе. – Иной цепкий вдруг вскарабкается... а другой – лезет, лезет, да опять сползет... в другой и третий... А сверху смотрят на карабкающихся... вот иной сжалится, да и сбросит веревку... на-де держись, вытащу... Ухватись только... духом выхватят... Там, как выберешься на простор, – полегче станет... и небушко-то порасчистится… а до того... ведь тьма тмущая... Уж так всем нам на роду написано. Некого винить... Сами виноваты. – Сплоховали в начале⁵³⁷. Или вот еще одно из писем 1877 года, стало быть за Вышенский период: «Вы столько на себя наговорили, что, если стать налагать поклоны за все ваши беззакония, то и четок не достанет, хоть собери их со всего света. Потому, полагаю, лучше оставить стороне эту сторону. Что касается до молитвы, то она есть главное дело, и следует озаботиться поставить ее в чин. Сам я плохой молитвенник, и также, как вы, не умею владеть мыслями. Но читая наставления Св. Отцев, требующих неразвлеченной молитвы, и указывающих способы к тому, верю, что такая молитва возможна, и что если нет ея, то вина на нас – что не умеем или не хочем взяться за дело, как должно. – Мне думается, что для успеха в этом надо положить прочную основу духовной жизни. Основа сия есть страх Божий, или благоговейное настроение духа, при памяти Божией непрестанной и представлении неотходном, что живем и действуем пред лицем Бога вездесущаго и всевидящаго. Когда это установится внутри, тогда и молитва пойдет как следет. Ибо молитва такова бывает, каков внутренний строй духа. Сюда и направьте все… – Начало-то, – о коем сами говорите… память смерти и суда. Ее так надо набить в голову, чтоб и чуять непрестанно, будто стоишь на суде, или у двери гроба. – К сему приложить надо размышление о свойствах Божиих и делах – такое, которое бы проходило до сердца… И больше ничего. Только вее это извольте сами делать – не ожидая ни книг, ни сторонних указаний. Никто не может поставить ума пред Богом, кроме самаго ума. Пусть трудится и к Богу о сем взывает. И будет. Ибо милостив Бог. – Когда молитесь, навыкайте своею речью молиться, составляя ее применительно к своему состоянию и своим потребностям. Навыкайте также иногда ничего не говорить в молитве кроме одного: ты видишь Господи, что нужно душе моей. Будь милостив и даруй мне то... и поклоны одни... Боже милостив буди.. – Молитвы по молитвеннику надо употреблять, но не ограничиваться ими и не привязываться к ним. Это читательное молитвенное правило надо избрать и определить себе – небольшое... как для вечера, так и для утра. Всякий раз начинать читать... и в промежутках вставлять свои молитвы... и просто поклоны: помилуй Господи, Владычица помоги, Ангел Хранитель охраняй, – Конец всякой молитвы должен быть совершенное предание себя в волю Божию. – На день вот чем надо запастись. Выучить на память несколько псалмов и читать их (тоже и когда идти куда предстоит), – за делами, – не подряд все, – а так: взять стишек и все повторять его, размышляя, как бы выжимая сок из него, до тех пор, пока он будет давать мысли и чувства. – Когда перестанет давать это, брать другой стишек, и тоже делать. – Так целый день. – И молитвы, которые войдут в молитвенное правило, надо выучить на память, чтоб совсем и в руки не брать молитвенника, чтоб в ходу была все память и мысль. – Если приложить труд заняться этим делом, то, думается, благоговейнство скоро осядет в духе и пойдет все как по маслицу. – В церковь ходить – доброе дело. Нигде дух молитвенный не может так разыграться, как в церкви. Тут все к тому уж и приложено. – Только бы не увлечься показностью. Тут надо убедить душу свою, что ходил в церковь, яко крайне грешный, грехи отмаливать, имже несть числа, – каковой тяготы на себе другие не имеют. Эпитимию несем: потому тут нечем пофонфаронить. Это есть публичное самообличение. На молитве лучше стоять немного, а дух молитвенный иметь неотходным. – И читать много не надо, – а немножко, – лишь схватить мысль возбудительную. С этою мыслию и носиться потом, пока она тревожит и действует на сердце. В это время можно и стишков псалма не читать. – За работою больше всего надо сидеть... Египетские старцы... с утра до третьяго часа по полудни (9-го) – все сидели за работою, – и почти весь день были эа работою для молитвы отнимая время у сна: половину ночи молились, а половину спали... Работа – вещь предивно полезная... И мысли покойнее, и скуке места нет. – Праздныя посещения с праздными беседами – вещи никуда не гожия, а между тем самыя разорительныя для добрых намерений. – О молитве – в словах к Владимирской пастве – есть кое-что... – Читайте с 97 – сл. на Введение... и далее – слова четыре чай»⁵³⁸. И много можно было бы привести подобных мест из писаний и писем преосв. Феофана.

Сущность учения преосв. Феофана о спасении можно представить в следующем виде, она представляет две стороны истинно христианской, богоугодной жизни – идеальную и – реальную, действительную. В отношении к первой стороне писания святителя Феофана, особенно же письма о христианской жизни (вып. 3 и 4) и Начертание христианскаго нравоучения, представляют, какова должна быть эта жизнь по идее истинного христианства, а в отношении ко второй те же писания, притом в самой большей своей части, с такими писаниями во главе, как: Путь ко спасению, Письма о духовной жизни, письма о том, Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться, Невидимая брань и под., показывают, какова она в действительности, во всех ее степенях, проявлениях и проч. Райское состояние человека, созданного по образу Божию и по подобию, с живым богообщением, было нормою истинной жизни его. Но грехопадением первого человека, перешедшим, в качестве первородного греха, и на все его потомство, нарушен весь порядок этой нормальной жизни. В человечестве осталось лишь смутное воспоминание о райской жизни и немногое из того, чем он обладал в раю, между прочим некоторые черты образа Божия, совесть и сознание ненормальности своего состояния греховного с чаянием лучшего в будущем и со стремлением к возвращению утраченного. Но с естественными силами своими человек не мог добиться такого возвращения. Домостроительство спасения падшего, от века предуведенное и предуставленное в совете Триединаго Бога, но осуществленное во времени чрез второе Лице Святыя Троицы – Богочеловека Христа Сына Божия, является выражением и безконечной любви Божией и величайшей милости к падшему роду человеческому, подаваемой туне, благодатию, ради искупительных заслуг Богочеловека, отдавшаго свою плоть и кровь пречистую для спасения человека. В этом именно смысле, как предмет Богомыслия, домостроительство спасения может и должно быть весьма плодотворно. В соответствие любви и милости Божественной, человек, воспоминая откуда ниспал он, искренно, сознательно и свободно, ради спасения своего, должен стремиться, вспомоществуемый блигодатию Божиею, к возвращению в себе черт райского состояния посредством Христоподражательной жизни, иначе сказать, должен стремиться к тому, чтобы в нем вообразился Христос, Который, во образе Божии Сый, не восхищением непщева быти равен Богу но Себе умалил, зрак раба приим, в подобии человчечестем быв, и образом обретеся яко же человек, смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя (Филип. 2, 6–8). Таким образом для падшего человека путь к возвращению себе райского состояния, блаженного богообщения, возможен только по вере чрез покаяние и крещение в смерть Христову, с проповеди о чем, как известно, и началось евангельское благовестие предтечи Христова Иоанна и самого Христа Спасителя. С этого-то момента покаяния и крещения в смерть Христову собственно и начинается истинная, действительная христианская жизнь, проходящая затем, при неуклонной решимости жить истинно по христиански, чрез все необходимые стадии искушений, борьбы с врагами спасения – миром, плотию и диаволом, упражнения в добродетели и благочестии, посредством Христоподражательнаго смирения и послушания воле Божией, по степеням хождения пред Богом – вездесущим и всевидящим и неотходного стояния пред Ним, доколе человек, таким долгим, исполненным разнаго рода случайностей и превратностей счастья, путем, не достигнет, наконец, снова того блаженного Богообщения, которое потеряно в раю – не достигнет в меру возраста исполнения Христова (Ефес. 4, 13). Этот путь и есть путь спасения, которым шли святые и спасаемые всех времен и народов, который представляет много степеней восхождения по нему, как это видно из многочисленных, живых образцов истории христианской церкви, особенно же истории подвижничества. От того-то святитель Феофан, посылая в 1888 году свою книгу: «Путь ко спасению» одному из искавших спасения, и писал ему: «Спасайтесь! Шлю вам книгу. В ней увидите себя, как были отрочестве, как испортились, и как исправились, и что предлежит»⁵³⁹.

Справедливо замечено было в печати, что касающиеся духовной жизни сочинения святителя Феофана «писаны были по личному опыту» его собственной жизни⁵⁴⁰. Весь изображенный выше путь спасения святитель прошел сам, опытом собственной жизни. В детстве, когда разум и свобода его еще не были развиты, но когда чрез св. крещение он все же вступил в границы христианской жизни, Сам Господь Своею всесильною благодатию осенял его и спасал ему жизнь от опасностей, которым она подвергалась⁵⁴¹, ради спасения вечного в будущем. Но уже и тогда он обнаруживал Христоподражательное «послушание» воле родительской, «любовь искреннюю» и имел добрые качества, которые, по мере возрастания и «совершенствования» его⁵⁴², укреплялись и совершенствовались, приводили и привели к тому вожделенному «уединению»⁵⁴³, которое он возлюбил от юности и на котором основался еще прочнее с принятем монашества, с причислением себя к сонму уединенником, по примеру многих древних и новых искателей спасения и между прочим святителя Тихона Задонского. Какова была жизнь преосв. Феофана в иночестве, мы хорошо знаем из предшествующего. Это была жизнь по истине Христоподражательная. Смирение и послушание, покорность воле Божией, любовь к Богу и к богоугождению во всем, упражнение в общехристианских и иноческих добродетелях, непрестанный труд и бодрствование над самим собой, неустанная, невидимая брань с врагами спасения, самоотвержение полное, нестяжательность совершенная, с пренебреженим не только к какому бы то ни было стяжанию, но и ко всему тому, путем чего добывается стяжание (напр. к делам хозяйственным), и проч. всегда отличали нашего истинного подвижника-святителя. От того-то он был всегда плохим хозяином по внешней части не вполне удовлетворительным администратором, но, зато был превосходным человеком и образцовым аскетом. Это был человек и аскет, который, при обширном, глубоко-созерцательном уме своем, обильном сведениями разного рода и жаждавшем этих сведений, даже «ученою должностию тяготился до нестерпимости» и как самое вожделенное для себя высказывал следующее: «пошел бы в церковь, да там и сидел». Мы помним отзыв о нем преосв. Евсевия: «О. Феофан прекрасный монах и аскет»; а вот отзыв о нем за последующее время, когда он был на востоке: О. Феофан, «прекрасно подвизается на своем месте. Здесь⁵⁴⁴ теперь живет и лечится о Порфирий⁵⁴⁵, и не нахвалится им; говорит, что о. Феофан весьма лоброе влияние имеет и пользу делает – и своею строгою жизнию, и трудом, и иконописью, которой он выучился очень хорошо и снабжает бедныя церкви целыми иконостасами»⁵⁴⁶. Между тем, с другой стороны, вот что смиренно и откровенно пишет о себе сам преосв. Феофан в бытность свою ректором Олонецкой духовной семинарии, когда одно дело о перестоойке здания семинарии, не говоря о других хозяйственных и административных делах, весьма сильно тяготило его: «Нерешительность моя теперь в высшей степени одолевает меня. Сколько вопросов! – И страху? – Ну вот и беда! – Недаром я писал вам⁵⁴⁷ о позывах бежать от ректуры. Это верно было цредчувствие грядущей грозы... Не шутя – иногда эта мысль одолевает до сногосбития. – Что-нибудь да не даром. – Сказать бы: лукавый смущает. Нет, он таким ректорам рад... и очень желает, чтоб их было побольше. – Какой тут от меня прок?! – Удивляюсь! – Неужели я всегда был такой дурень, как теперь? – Нет, у меня бывало много ума – глубокаго и высоко-созерцательнаго⁵⁴⁸. Вот что! – А теперь, как смоковница, – от коей не велено быть никакому плоду, – вот и бросят в печь. – И гори-гори жарко. Господи, помилуй нас!»⁵⁴⁹ Равным образом и когда он сделался архиереем, то, заботясь более и ближе всего о том, чтобы приносить «Господину винограда – плод – спасенныя души», святитель Феофан весьма тяготился безплодными в этом отношении делами епархиального упраления, особенно приказными, нередко кляузными, также и хозяйственными. По началу, как он сам писал о себе, «доходило до того, что хотел подавать в заштат». Но потом, хотя стало и легче, по мере ознакомления его с сими делами, однако все же душа его не лежала к ним, и дело, как мы знаем,. так-таки и кончилось тем, что он «подал в заштат»⁵⁵⁰, избрав для своего уединенного пребывания, ради спасения души, Вышенскую пустынь, где и довершил свой подвиг иноческий, свое служение Церкви и свой земной путь спасения. В 1891 году, когда исполнилось 50 лет его служения Церкви и когда с этим юбилеем его приветствовало между прочим и семейство Бурачек, он, со свойственным ему всегда смирением, отвечал на это приветствие следующими словами письма к О.С. Бурачек от 18 октября означенного 1891 года: «Поздравляете с 50-летим! От всей души благодарю вас. Вы мне напомнили о моем долге благодарить Господа за все милости Его ко мне, во все течение жизни моей мне оказанныя. Я и всякой день благодарю Его щедрую руку; но как это обратилось в привычку и идет в ряду других дел без особеннаго напряжения внимания: то я сначала очень изумился Вашему поздравлению, и уж когда отчислил от нынешняго года 50 л., увидел 41 – год, – год пострига, рукоположения в диакона и иеромонаха, и определения на место смотрителя училища духовнаго. – Так вот юбилей! Юбилей службы... Но такова ли была моя служба, чтоб ради ея юбилейничать?! Я нигде не служил, как следует, – и мне, вместо торжества, более пригодно облещися во вретище и, пеплом обсыпав главу, сесть и плакать, Киев, Новгород, С. П. Б., Иерусалим, опять С. П. Б., Петрозаводск, Константинополь, и еще С. П. Б., Тамбов, Владимир, Выша, – сколько мест – и нигде – исправной службы. Только одна милость Божия покрывала, что нигде не дали подзатыльника. И кроме этого во всех местах не мало было милостей Божиих. – Верх же всех милостей – то, что Бог привел меня на Вышу. За это я всегда говорю. Слава Тебе, Господи, слава Тебе!»⁵⁵¹ Этот ретроспективный взгляд на свое прошлое, с глубоко смиренным признанием своей неудовлетворительности по службе, несмотря на то, что эта служба, как мы видели, чрезвычайно дорога была уже тем одним, что вся направлена была к единому на потребу – спасению своему и других, и с воззрением на Вышенское пустынное уединение как на «верх всех милостей» Божиих, лучше всего дает понять, в чем святитель-затворник полагал весь смысл и крайнюю цель своего земного жизненного пути. О том, как он подвизался, ради спасения своей души и ради спасения других, на Выше, мы уже имеем понятие из вышеизложенного изображения жизни его на Выше. Непрестанное бодрствование на страже собственной своей души ради удержания ее от одной даже возможности усыпления духовного, не говоря уже о сне греховном, при смиренном сознании своей греховности пред Святейшим Святых Богом, постоянное попечение и о пробуждении других грешников от усыпления и вразумлении их к шествованию путем спасения посредством писаний и писем, непрестанное моление о себе и о людях, и проч. составляло, можно сказать, все содержание его по истине святой жизни на Выше, как о том засвидетельствовали ясно и сами Вышенские иноки, ближе стоявшие к этой жизни.⁵⁵²