Глава третья. Природа

Ты, природа-мать,

Для сердца ты всего дороже.

Батюшков

Весну в народе встречают три раза: на Евдокию – 1-го Марта, в день Сорока мучеников – 9-го Марта и на Благовещение – Марта 25-го. С Благовещения зимние работы прекращаются, а бабы по деревням принимаются белить холсты. Снег тает. С гор бегут ручьи. Реки разливаются. Прилетают птицы из-за моря. В больших городах свозят с улиц снег. Крестьянин в эту пору поел – и со двора: всякая минута ему дорога. Вот, наконец, все покрылось роскошной зеленью. Загудела пчела в лугах. Запел соловей свою чудную песню.

Нигде весна не имеет столько прелести, как в России. Белая одежда зимы, наконец, утомляет зрение. Душа желает перемены. И звонкий голос жаворонка раздается в высоте воздушной. Сердце трепещет от удовольствия. Солнце быстрым действием лучей своих растопляет снежные холмы: вода шумит с гор, и поселянин, как мореплаватель, радостно восклицает: земля! Реки рвут на себе ледяные оковы, пышно выливаются из берегов, и самый маленький ручеек кажется величественным сыном моря. Бледные луга, упитанные благотворной влагой, пушатся свежей травкой и красятся лазоревыми цветами. Березовые рощи зеленеют. За ними и дремучие леса, при громком гимне веселых птичек, одеваются листьями, а ветерки повсюду разносят благоухание черемухи.

Только что на проталинках весенних

Показались ранние цветочки,

Как из царства воскового,

Из душистой келейки медовой

Вылетает первая пчелка.

Полетела по ранним цветочкам

О красной весне поразведать:

Скоро ли будет гостья дорогая,

Скоро ль луга зазеленеют,

Распустятся клейкие листочки

Зацветет черемуха душиста?

Еще земли печален вид,

А воздух уж весною дышет

И мертвый в поле стебль колышет,

И елей ветви шевелит.

Еще природа не проснулась,

Но сквозь редеющего сна

Весну прослышала она –

И ей невольно улыбнулась.

Зима не даром злится:

Прошла ее пора;

Весна в окно стучится

И гонит со двора.

И все засуетилось,

Все гонит зиму вон,

И жаворонки в небе

Уж подняли трезвон.

1.

Весна красна!

На чем пришла?

На чем приехала?

На сошечке,

На бароночке.

Как и все девки на улице,

И все красавицы на широкой.

2.

Веселитеся, подружки,

К нам весна скоро придет,

Солнце красное взойдет,

Сгонит снеги и мороз,

Приударит частый дождь,

Расцветут в саду цветочки,

Все раскинутся кусточки.

Гуляют тучи золотые

Над отдыхающей землей

Поля просторные, немые,

Блестят, облитые росой;

Ручей журчит во мгле долины,

Вдали гремит весенний гром,

Ленивый ветр в листах осины

Трепещет пойманным крылом.

Молчит и млеет лес высокий,

Зеленый, темный лес молчит,

Лишь иногда в тени глубокой

Бессонный лист прошелестит.

Звезда дрожит в огнях заката

Любви прекрасная звезда,

А на душе легко и свято,

Легко, как в детские года.

9-го Июня, на Кириллу, конец весне и начало лету. Ночи стали короче. Заря сходится с зарей. Днем солнце печет невыносимо, и потому все живое ищет прохлады. В Июне созревают ягоды. Когда в эту пору нет дождя, то земля раскаляется, а трава буреет. Сохрани Бог от засухи. Дожди в такое время благотворны, за то град – беда. Из рук у крестьянина вилы, коса и грабли не выходят. Около Петрова дня начинается сенокос. Потом начинается и уборка хлеба.

Звезды меркнут и гаснут. В огне облака.

Белый пар по лугам расстилается.

По зеркальной воде, по кудрям лозняка,

От зари алый свет разливается.

Дремлет чуткий камыш. Тишь – безлюдье вокруг;

Чуть приметна тропинка росистая.

Куст заденешь плечом, – на лицо тебе вдруг

С листьев брызнет роса серебристая.

Потянул ветерок, воду морщит – рябит.

Пронеслись утки с шумом и скрылися.

Далеко, далеко колокольчик звенит.

Рыбаки в шалаше пробудилися.

Сняли сети с шестов, весла к лодкам несут...

А восток все горит – разгорается.

Птички солнышка ждут, птички песни поют,

И стоит себе лес, улыбается.

Вот и солнце встает, из-за пашен блестит,

За морями ночлег свой покинуло;

На поля, на луга, на макушки ракит

Золотыми потоками хлынуло.

Едет пахарь с сохой, едет – песню поет;

По плечу молодцу все тяжелое...

Не боли ты, душа! отдохни от забот!

Здравствуй, солнце да утро веселое!

Томительный палящий день

Сгорел; полупрозрачна тень

Немого сумрака приосенила дали;

Зарницы бегали за синею горой,

И, окропленные росой,

Луга и лес благоухали.

Луна во всей красе плыла на высоту,

Таинственным лучом мечтания питая,

И преклонясь к лавровому листу,

Дышала роза молодая.

Еще светло перед окном,

В разрыве облак солнце блещет,

И воробей своим крылом,

В песке купаяся, трепещет.

А уж от неба до земли,

Качаясь, движется завеса,

И будто в золотой пыли

Стоит за ней опушка леса.

Две капли брызнули в стекло,

От лип душистым медом тянет.

И что-то к саду подошло –

По свежим листьям барабанит.

Полуденный воздух становится душен и тяжел. Вот и солнце спряталось. Стало темно. С запада тянулось, точно живое чудовище, черное, безобразное пятно с медным отливом по краям и быстро надвигалось на село и на рощу.

Все тосковало в природе. Коровы понурили головы; лошади обмахивались хвостами, раздували ноздри и фыркали, встряхивая гривой. Пыль под их копытами не поднималась вверх, но тяжело, как песок, рассыпалась под колесами.

Туча двигалась грозно. Вскоре медленно прокатился отдаленный гул. Все притихло, как будто ожидало чего-то небывалого. Куда девались эти птицы, которые так резво порхали и пели при солнышке? Где насекомые, что так разнообразно жужжали в траве? Все спряталось и безмолвствовало.

И бездушные предметы, казалось, разделяли зловещее предчувствие. Деревья перестали покачиваться; они выпрямились.

В деревне все старались убраться вовремя по домам. Наступила минута всеобщего торжественного молчания.

От лесу, как передовой вестник, пронесся ветерок, повеял прохладой в лицо, прошумел по листьям, захлопнул мимоходом дверь в избе и, вскрутив пыль на улице, затих в кустах.

Следом за ним мчится бурный вихрь, медленно двигая по дороге столб пыли; вот ворвался в деревню, сбросил несколько гнилых досок, снес соломенную кровлю и погнал вдоль улицы петухов и кур, раздувая им хвосты.

Пронесся. Опять безмолвие. Упали две-три крупные капли дождя, и вдруг блеснула молния. Старик встал с завалинки и поспешно повел маленьких внучат в избу; старуха, крестясь, торопливо закрыла окно. Грянул гром и, заглушая людской шум, торжественно прокатился в воздухе. Испуганный конь оторвался от коновязи и мчится с веревкой в поле. А дождь так и сыплет, так и сечет все чаще и чаще, и дробит в кровли и окна, сильнее и сильнее.

Не остывшая от зною,

Ночь июльская блистала,

И над тусклою землею

Небо, полное грозою,

От зарниц все трепетало.

Словно тяжкие ресницы

Разверзалися порою,

И сквозь беглые зарницы

Чьи-то грозные зеницы

Загорались над землею.

Поворотом лета на осень считается Ильин день – 20-го Июля. С конца этого месяца начинаются уже холодные росы. С половины Августа отлетают ласточки, начинаются осенние утренники, а к концу месяца и заморозки, и тянутся на юг журавли. С 1-го Сентября в деревнях начинаются засидки с огнем и посиделки. Время это слывет в народе «бабьим летом». По садам собираются плоды, по огородам – последние овощи. Пчеловод убирает пчел. 1-го Октября часто выпадает уже снег. Крестьяне отдыхают, и потому в это время по деревням более всего играется свадеб. Солнце все чаще и чаще скрывается в тучах. Трава желтеет, листья облетают, поднимаются туманы, и наконец начинаются непрерывные дожди. A затем – выпадает и снег.

Осенние листья по ветру кружат,

Осенние листья в тревоге вопят:

«Все гибнет, все гибнет! ты черен и гол,

О лес наш родимый, конец твой пришел!»

Не слышит тревоги их царственный лес.

Под темной лазурью суровых небес

Его спеленали могучие сны,

И зреет в нем сила для новой весны.

В средней России зима обыкновенно устанавливается с половины октября. Первыми морозами считаются Никольские, т. е. с 6-го декабря и далее. Солнце в это время светит недолго. Народ надел шубы. Звери попрятались в свои логовища, или ищут добычи. Начинаются зимние промыслы для крестьянина, преимущественно извоз. В городах веселятся по-своему. Как ни сурова зима, но русский человек ее не боится, напротив – любит.

Уныло воет ветер в дождливую, холодную осень! Прислушайтесь: слышите, с каким суетливым беспокойством шарит он вокруг каждого кусточка и стебля, как будто отыскивая там что-то забытое или утраченное? Он заглядывает в каждое дупло, в каждую скважину, подымает каждый поблекший листок, каждую травку, и как путник, вернувшийся на родину, вместо уютного крова, находит всюду одну глухую пустыню, мчится далее к темному лесу, неся на плечах своих гряды сизых туч – нажитое богатство! Но помертвелый лес, окутанный туманным своим саваном, не встречает уже его ласковой речью, не кивает ему приветливо кудрявой головой. Отчаянный рев ветра сменяется тогда тоскливым плачем и ропотом. Серые тучи нависли и нахмурились. Поля, лощины и леса окропились прощальной слезой. И вот снова, как бы негодуя на свою слабость, ветер одним махом подобрал сизые тучи, бросился к опушке, и взметнувшись вихрем, помчался далее, увлекая на пути мокрые, желтые листья. Этот унылый вой, неотвязчиво надрывающий сердце, ненастье и слякоть, его сопровождающие, прискучили даже поселянину, привыкшему ко всяким непогодам. Но вот, пришла наконец и зимняя Матрена, поднялась зима на ноги; прилетели морозы с железных гор. Река стала. Резко зазвучали колеса на колкой, мерзлой дороге, захрустели в колесах ледяные иглы, весело блеснули на солнце длинные ледяные сосульки, облепившие бахромой окна и кровли избушек. Выпал первый снег. Шумной толпой выбегают ребятишки на побелевшую улицу; в волоковые окна выглядывают сморщенные лица бабушек; крестясь или радостно похлопывая рукавицами, показываются из-за скрипучих ворот отцы и старые деды, такие же почти белые, как самый снег, который продолжает валить пушистыми хлопьями. Наступила пара всеобщего отдыха. Работы решены; обмолотились. С трудом вызовешь теперь мужика из теплой избы, окутанной соломой, припертой жердями и полузанесенной снегом. Разве приведется съездить в соседний лес за валежником, или нужда велит идти с обозом. И снова спешит он в теплую избу свою. Катко летят его пустые санишки по буграм и раскатам, нетерпеливо выглядывает он из-под рогожки в снежную даль... «Прочь с дороги!» там, сквозь сумерки, уже мелькает огонек, приветливо подымается витая струя дыма над трубным горшочком. Чаще и чаще покрикивает он на клячу: но кляча сама уже почуяла стойло, и во весь скачь помчалась с косогора. Сладко ведь отдохнуть и порасправить кости после тяжкого, страдного лета и многозаботной осени.

Зима стоит. Трещат морозы.

На солнце искрится снежок.

Пошли с товарами обозы

По Руси вдоль и поперек.

Ползет, скрипит дубовый полоз;

Река ли, степь ли – нет нужды;

Везде проложатся следы!

На мужике белеет волос,

Но весел он; идет, кряхтит;

Казну на холоде копит.

Пришла старуха в избу со двора.

«Ой, холодно! на дворе и метель, и кура!

Экая сила, что снегу навалило!»

Совсем старуха застыла.

На печку легла, кряхтит,

Не согреется старуха, и на печке дрожит.

«Батюшки мои! заткните окно,

Видишь, как дует, и на печке холодно!»

То-то, старуха! тебе холодно на печи,

Лежишь под шубой, да ешь калачи, –

Старик говорит, – а печь не закута!

Како во же теперь в обозе мужику-то!

Вот мы и на печке замерзли с тобой...

«Ох, говорит старуха, сударик ты мой!

Что мужику в обозе-то деется?

Бежит, да греется».

Лес на земле растет везде. Лес человеку необходим: он из него строит дома и много других поделок, топит им печи, гонит из него деготь, жжет уголь, дерет с него кору. В лесу же живут и прячутся звери и птицы, и немало всякого рода ягод. В прежнее время лесов было более, чем теперь. Теперь много лесу истребляется, что очень нехорошо. В безлесной стороне изменяется климат, и земля сохнет. Правительство старается, чтоб леса не истреблялись.

Что дремучий лес

Призадумался?

Грустью темною

Затуманился?

Где ж девалася

Речь высокая,

Сила гордая,

Доблесть царская?

У тебя ль, было,

В ночь безмолвную

Заливная песнь

Соловьиная...

У тебя ль, было,

Дни – роскошество,

Друг и недруг твой

Прохлаждаются.

У тебя ль, было,

Поздно вечером

Грозно с бурею

Разговор пойдет.

Где ж теперь твоя

Мочь зеленая?

Почернел ты весь,

Затуманился;

Распахнет она

Тучу черную,

Обойдет тебя

Ветром-холодом,

И ты молвишь ей

Шумным голосом:

«Вороти назад!

Держи около!»

Закружит она,

Разыграется,

Дрогнет грудь твоя,

Зашатаешься –

Встрепенувшися,

Разбушуешься.

Только свист кругом,

Голоса и гул...

Буря всплачется

Лешим, ведьмою,

И несет свои

Тучи за море.

Одичал, замолк –

Только в непогодь

Воешь жалобу

На безвременье...

Не осилили

Тебя сильные:

Так дорезала

Осень черная.

Из всего растительного царства дерево более других представляет видимых явлений органической жизни и более возбуждает участия. Его огромный объем, его медленное возрастание, его долголетие, крепость и прочность древесного ствола, питательная сила его корней, всегда готовых к возрождению погибающих сучьев и к молодым побегам от погибшего уже пня, и наконец многосторонняя польза и красота его должны бы, кажется, внушать уважение и пощаду; но топор и пила промышленника не знают их, а временные выгоды увлекают и самих владельцев. Я никогда не мог равнодушно видеть не только вырубленной рощи, но даже падения одного большого подрубленного дерева. В этом падении есть что-то невыразимо грустное: сначала звонкие удары топора производят только легкое сотрясение в древесном стволе; оно становится сильнее с каждым ударом и переходит в общее содрогание каждой ветки и каждого листа; по мере того, как топор прохватывает до сердцевины, звуки становятся глуше, больнее... еще удар, последний: дерево осядет, надломится, затрещит, зашумит вершиной, на несколько мгновений как будто задумается, куда упасть, и наконец начнет склоняться на одну сторону, сначала медленно, тихо, и потом, с возрастающей быстротой и шумом, подобным шуму сильного ветра, рухнет на землю!... Многие десятки лет достигало оно полной силы и красоты, и в несколько минут гибнет, нередко от пустой прихоти человека.

В прекрасный летний день,

Бросая по долине тень,

Листы на дереве с зефирами шептали,

Хвалились густотой, зеленостью своей,

И вот как о себе зефирам толковали:

«Не правда ли, что мы краса долины всей?

Что нами дерево так пышно и кудряво,

Раскидисто и величаво?

Что было б в нем без нас? Ну, право,

Хвалить себя мы можем без греха!

Не мы ль от зноя пастуха

И странника в тени прохладной укрываем?

Не мы ль красивостью своей

Плясать сюда пастушек привлекаем?

У нас же раннею и позднею зарей

Насвистывает соловей.

Да вы, зефиры, сами

Почти не расстаетесь с нами».

– Промолвить тут спасибо можно бы и нам, –

Им голос отвечал из-под земли смиренно.

«Кто смеет говорить столь нагло и надменно?

Вы кто такие там,

Что дерзко так считаться с нами стали?»

Листы, по дереву шумя, залепетали:

– Мы те,

Которые, здесь роясь в темноте,

Питаем вас. Ужель не узнаете?

Мы корни дерева, на коем вы растете.

Красуйтесь в добрый час.

Да только помните ту разницу меж нас.

Что с новою весной лист новый народится;

А если корень иссушится,

Не станет дерева, ни вас.

Большой лес всегда состоит из деревьев разных возрастов: отживающих свой век, совершенно сухих и зеленых, цветущих. Кой-где лежат в лесу огромные стволы сначала высохших, потом подгнивших у корня и наконец сломленных бурей дубов, лип, берез и осин. При своем падении они согнули и поломали молодые соседние деревья, которые, не смотря на свое уродство, продолжают расти и зеленеть, живописно искривясь на бок, протянувшись по земле или скорчась в дугу. Трупы лесных великанов, тлея внутри, долго сохраняют наружный вид; кора их обрастает мохом и даже травой; мне нередко случалось второпях вскочить на такой древесный труп и провалиться ногами до земли сквозь его внутренность: облако гнилой пыли, похожей на пыль сухого дождевика, обхватывало меня на несколько секунд.

Отраден вид густого леса в знойный полдень; освежителен его чистый воздух; упокоительна его внутренняя тишина и приятен шелест листьев, когда ветер порой пробегает по его вершинам! Его мрак имеет что-то таинственное, неизвестное; голос зверя, птицы и человека изменяются в лесу, звучат другими, странными звуками. Но жутко в большом лесу во время бури, хотя внизу и тихо. Деревья скрипят и стонут, сучья трещат и ломаются. Невольный страх нападает на душу и заставляет человека бежать на открытое место.

Травы и цветов мало в большом лесу: густая постоянная тень неблагоприятна растительности, которой необходим свет и теплота солнечных лучей; чаще других виднеются зубчатый папоротник, плотные и зеленые листья ландыша, да краснеет кучками зрелая костяника. Сырой запах грибов носится в воздухе; но всех слышнее острый и очень приятный запах груздей, потому что они родятся семьями, гнездами и любят «моститься» в мелком папоротнике, под сгнивающими прошлогодними листьями.

Пословицы: Дальше в лес – больше дров. На нагнутую сосну и коза вскочит. На крепкий сук вострый топор.

Вода также необходима человеку, как воздух, и потому она везде имеется в изобилии. Необходима она и для всякой другой твари. По воде плавают, вода ворочает колеса водяной мельницы, а превращенная в пар – двигает всевозможными машинами. Вода любит движение, и не выносит ни жара, ни мороза: от жара она испаряется, от мороза замерзает.

Пословицы: Не знавши броду, не суйся в воду. Не топит море, топит лужа. Где вода была, там и будет. Вода путь найдет. И большой бадьей реки не вычерпать.

Кому только не нужна вода: и травке, и зверю, и птице, и человеку! Вот почему Бог наполнил водой большие моря и океаны. Но в морях вода горько-соленая, да не все и живут у самого моря. Как же очистить воду? Как перенесть ее за тысячи верст? Как поднять на высокие горы? Работу эту Господь задал прилежному солнышку.

Своими теплыми лучами переделывает солнышко воду в легкие пары. Водяные пары оставляют соль в море, поднимаются кверху и кажутся нам серебряными облаками на голубом небе. Подымутся пары облаками; но не стоять же им над морем. Выходит тут на работу ветер и разносит громадные облака, как легкие перышки, во все стороны света белого. В каждом таком облаке так много воды, что если бы она вся разом хлынула на землю, то затопила бы города, села, людей и животных. Но Господь устроил дело иначе: вода из облаков сеется как сквозь сито, мелкими каплями дождя, или замерзает и летит пустыми снежинками.

Освежит вода луга и нивы и начнет просачиваться в землю. В земле, капля за каплей, собирается она в маленькие струйки. Струйка льется к струйке, и вот пробьются они из-под земли светлым холодным ключом. Бьет ключ и льется по земле ручейком. Пророет себе ручеек русло в земле и бежит, журчит по камешкам; встретится со своим братом, таким же говорливым ручейком – сольются и побегут они вместе. Бегут они вместе, а к ним по дороге пристанет третий, четвертый, пятый товарищ, – глядишь, уже порядочная речка течет в зеленых берегах.

Много воды вливает река в море, а солнце все работает: опять поднимает воду в облака и рассылает его по белому свету. Льются вечно реки в моря и никак вылиться не могут; черпает вечно солнышко воду из морей и никак вычерпать не может: так премудро устроил это дело Создатель!

«Что это», говорил Реке соседний Пруд:

«Как на тебя ни взглянешь,

А воды все твои текут!

Неужли таки ты, сестрица, не устанешь?

Притом же, вижу я почти всегда,

То с грузом тяжкие суда,

То долговязые плоты ты носишь;

Уж я не говорю про лодки, челноки:

Им счету нет! Когда такую жизнь ты бросишь?

Я, право, высох бы с тоски.

В сравнении с твоим, как жребий мой приятен!

Конечно, я не знатен,

По карте не тянусь я через целый лист,

Мне не бренчит похвал какой-нибудь гуслист;

Да это, право, все пустое!

Зато я в илистых и мягких берегах,

Как барыня в пуховиках,

Лежу и в неге, и в покое;

Не только что судов,

Или плотов,

Мне здесь не для чего страшиться:

Не знаю даже я, каков тяжел челнок;

И много, еже ли случится,

Что по воде моей чуть зыблется листок,

Когда его ко мне забросит ветерок.

Что беззаботную заменит жизнь такую?

За ветрами со всех сторон,

Не движась, я смотрю на суету мирскую,

И философствую сквозь сон».

– «А, философствуя, ты помнишь ли закон»,

Река на это отвечает:

«Что свежесть лишь вода движеньем сохраняет?

И если стала я великою рекой,

Так это от того, что, кинувши покой,

Последую сему уставу,

За то по всякий год,

Обилием и чистотою вод,

И пользу приношу, и в честь вхожу и в славу,

И буду, может быть, еще я веки течь,

Когда уже тебя не будет и в помине,

И о тебе совсем исчезнет речь».

Слова ее сбылись: она течет поныне;

А бедный Пруд год от году все глох,

Заволочен весь тиною глубокой,

Зацвел, зарос осокой,

И, наконец, совсем иссох.

Так дарование без пользы свету вянет,

Слабея всякий день,

Когда им овладеет лень

И оживлять его деятельность не станет.

Насколько огонь полезен человеку, на столько же и вреден. На огне человек варит себе пищу, огнем греется, посредством огня плавит и кует металлы, огнем превращает воду в пар, а пар служит двигательной силой, как например, паровик на железной дороге. Вред огня – пожары, а пожар – страшное бедствие для человека. Поэтому, чтобы избежать пожара, надо с огнем обращаться осторожно.

Пословицы. Огонь не вода, охватит – не выплывешь. Не шути с огнем.

Зимою огонек под рощей тлился;

Как видно, тут он был дорожными забыт.

Час от часу огонь слабее становился:

Дров новых нет; огонь мой чуть горит

И, видя свой конец, так роще говорит:

«Скажи мне, роща дорогая:

За что твоя так участь жестока,

Что на тебе не видно не листка,

И мерзнешь ты совсем нагая?»

– «Затем, что вся в снегу;

Зимой ни зеленеть, ни цвесть я не могу»,

Огню так роща отвечает.

«Безделица!» огонь ей продолжает:

«Лишь подружись со мной, тебе я помогу.

Я – солнцев брат, и если ты зимою

Желаешь зеленеть, как летом и весною,

Дай у себя мне уголок!»

Вот дело слажено: уж в роще, огонек

Становится огнем! Огонь не дремлет:

Бежит по ветвям, по сучкам,

Клубами черный дым несется к облакам,

И пламя лютое всю рощу вдруг объемлет.

Погибло все в конец, – и там, где в знойны дни

Прохожий находил убежище в тени,

Лишь обгорелые пеньки стоят одни.

И нечему дивиться:

Как дереву с огнем дружиться?

Как хороши нивы в начале лета! Там, где весной зеленела, как бархат, озимь, поднимается высокая рожь и покачивает своими колосьями. На яровых полосах начинают колоситься усатый ячмень и яровая пшеница. Развешивает свою метелку синеватый овес и зеленеет светлая полоса льна. Бело-розовая гречиха манит к себе пчелок, а кудрявый горох запрятался в стороне от дороги, подальше от ребят, охотников до его сладких стручьев.

Хорошо в это время и на зеленых лугах! В одном месте луг почти сплошь усеян розовыми цветочками клевера, в другом белыми цветочками дятлевины. Здесь растет пахучая мята, там волнуется серебристая метелка. И много еще других трав раскидано по всему лугу.

Все эти полевые и луговые растения в продолжение лета растут, цветут и созревают. Сперва поспевают травы, а потом хлебные растения, у которых длинные листья постепенно опадают, соломинка желтеет и колос наполняется спелыми зернами.

Полевые и луговые растения приносят нам разнообразную пользу. Рожь, ячмень, пшеница, овес и гречиха дают нам зерна для муки и крупы и солому для скота. Из волокон льна мы получаем нитки, из которых приготовляем холст. – Клевер, дятлевина, вика или мышиный горошек и другие травы идут на корм скоту. Шалфей, мята, ромашка, зверобой и проч. помогают нам в различных болезнях.

Весной и летом, в садах, огородах, на полях и лугах порхают разноцветные бабочки; высасывают своими хоботками соки из цветов мохнатые пчелки; в траве скачут и трещат на разные лады сотни кузнечиков; ползают по земле и суетятся трудолюбивые муравьи; грызут своими твердыми челюстями кору на деревьях жуки-короеды и т. д. Всех этих насекомых не перечтешь!

Насекомые размножаются очень быстро; так, например, одна капустная бабочка кладет на листья нашей капусты более сотни мелких яичек. Из этих яичек выходят не прямо бабочки, а маленькие червячки, или гусеницы. Гусеницы эти очень прожорливы, а потому они наносят много вреда нашей капусте. Недели через три по выходе из яичек, гусеницы превращаются в куколки, которые лежат несколько времени без движения, и уже из куколок выходят капустные бабочки. Подобное превращение испытывают и другие насекомые, как, например, пчёлы, комары, майские жуки проч.

Некоторые из этих насекомых приносят нам большую пользу. Так, например, пчелы дают нам вкусный мед и необходимый для свечей воск.

Большая же часть насекомых наносят нам вред. Так, например, нашим домашним животным плохо приходится летом от оводов и слепней, которые до крови прокусывают толстую кожу этих животных. Нам самим надоедают летом комары, мухи да мошки, а в неопрятных жилищах нет житья от тараканов, блох и клопов.

«Расскажи, мотылек,

Чем живешь ты, дружок?

Как тебе не устать

День-деньской все порхать»

– Я живу средь лугов

В блеске летнего дня,

Ароматы цветов –

Вот вся пища моя.

Но короток мой век:

Он не более дня;

Будь же добр, человек,

И не трогай меня.

Каждое растение имеет своего врага – какого-нибудь насекомого. Так, например, у дуба есть рогач, у вяза – древоточец, у сосны и ели – короед, у хлебных растений – долгоносики, у бобовых растений – зерновка, у полевой репы – травяные блохи.

Против этой-то бесчисленной армии вредных насекомых сражаются птицы: ласточки, воробьи, малиновки, синицы, соловьи, реполовы, трясогузки, жаворонки, дрозды и тысячи других птиц, со своими зоркими глазами и острыми клювами.

Все эти птички соперничают между собой в старании и ловкости. Это помощники земледельца и его даровые работники.

Никакой человек не способен уничтожить в течение весны и лета столько насекомых, сколько истребит их, например, одна пара синиц. Наблюдательные люди высчитали, что в течение одной только недели пара синиц истребляет около 15 тысяч гусениц. Какую же чудовищную груду насекомых должны уничтожить в течение целого лета все мелкие птички – наши усердные и бесплатные работники?

В одной небольшой деревеньке было столько садов, что вся она казалась большим садом. Деревья цвели и благоухали весной, а в густой зелени их ветвей порхало множество птичек, оглашавших окрестность звонкими песнями и веселым щебетаньем. Осенью же появлялось между листьями множество розовых яблок, жёлтых груш и синих слив.

Но вот несколько мальчиков, собравшись толпой, разорили птичьи гнезда. Бедные птицы покинули сады и больше уже в них не возвращались. Прошла осень и зима, пришла новая весна, но в садах было тихо и печально. Вредные гусеницы, которых прежде птицы истребляли тысячами, разводились теперь беспрепятственно, пожирали на деревьях листья и цветы. И вот, обнаженные деревья посреди лета смотрели печально, будто зимой. Пришла осень, но в садах не было ни розовых яблок, ни жёлтых груш, ни пурпуровых слив; на ветках не перепархивали веселые птички; деревня не оглашалась их звонкими песнями.

Однажды воробей насильственно завладел гнездом ласточки и думал поселиться в нём. Выгнанная ласточка подняла крик, на который слетелось бесчисленное множество ее подруг. Они летали взад и вперед мимо гнезда, заглядывали в него и кричали. Может быть, они хотели криком выгнать оттуда врага. Но упрямый воробей притаился в гнезде и – ни гу-гу! Наконец все ласточки вдруг скрылись. Они прилетели на ближнее болото, схватили носиками по кусочку грязи, поднялись вместе, подлетели к гнезду, в котором сидел воробей, и в несколько минут замазали отверстие гнезда. Таким образом воробей за свое нахальство был наказан голодной смертью.

Чижа захлопнула злодейка-западня;

Бедняжка в ней рвался, метался,

А Голубь молодой над ним же издевался.

«Не стыдно ль», говорит: «средь бела дня попался?

Не провели бы так меня –

За это я ручаюсь смело».

Глядь, тут же сам запутался в силок.

И дело!

Вперед чужой беде не смейся, голубок.

С ранней весны до осени слышит человек в траве, кустах, на деревьях, в высоте небесной певчую птицу: с утра под его крышей щебечет ласточка; на плетне огорода, на пыльной дороге, порхая и прыгая, чирикают воробьи; в поле, в высоте, заливается жаворонок, а внизу, скрываясь в хлебе, бьет перепел; в роще кукует кукушка, перекликается иволга, и множество мелких певцов звенят своими горлышками до заката солнца.

Есть и у ночи свой певец. Едва померкнет небо весенним вечером, щелкнет соловей, – раз, другой – и до самого утра не перестает его громкое, звучное пение. У хорошего соловья колена его песни удивительно разнообразны; он и щелкает, и урчит, и свистит, и замирает, то отрывает голос, то заливается. Особенно хороша песня курского соловья. Городские жители, не слыша соловья на воле, заводят их в клетках. Если соловей привыкнет к неволе, то поет и в душной комнате для услады человека.

Охотники до певчих птиц платят дорого за них; случалось, что не только за хорошего курского соловья, но и за громогласного перепела охотники платили по сту рублей. Чем громче и чище голос, чем больше ударов сряду делает перепел, тем он считается дороже. Хороший перепел повторяет бой до 10 раз.

Но русский человек покупает птичку Божию не только для неволи: издревле живет обычай на Руси: в праздник Благовещения покупать пойманных птиц и выпускать их на волю.

На воле у птицы и песня другая: на воле у нее заботы и радости, – так не удивительно, что на воле птичка и живет дольше.

Летал, летал соловушка

По зеленому по кустарничку,

По частому по березничку.

Залетел соловушка

В зеленый сад, не знаючи.

Садился соловушка

На веточку, не ведаючи.

Уж та ль зеленая прилюбчивая

Соловью показалася,

Громкому понравилася:

Не хочется с ней и расстатися.

Ты дуброва моя, дубровушка,

Ты дуброва моя зеленая,

Ты к чему рано зашумела,

Приклонила свои веточки?

Из тебя ли, из дубровушки,

Мелки пташечки он вылетали.

Одна пташечка оставалася,

Горемычная кукушечка.

Что кукует она день и ночь,

Ни на малый час перемолку нет.

Жалобу творит кукушечка

На залетного ясна сокола:

Разорил он ее тепло гнездышко,

Разогнал ее малых детушек,

Малых детушек, кукунятушек,

Что по ельничку, по березничку,

По часту леску, по орешничку.

Загоралася в чистом поле ковыль-трава,

Добиралась до белого камушка,

Что на камушке сидел млад ясен сокол;

Подпалил он свои быстрые крылышки.

Обошел он свои скорые ноженьки.

Прилетало к соколу стадо воронов.

Что садились черны вороны вокруг его,

И в глаза ли ясному соколу насмехалися,

Называли они сокола вороною:

«Ты ворона, ты ворона подгуменная!»

Что возговорит в кручине млад ясен сокол:

«Как пройдет моя беда со кручиною,

Отращу я свои крылья, крылья быстрые,

Оживлю я свои ноги, ноги скорые;

Я взовьюсь, млад ясен сокол, выше облака,

Опущуся в ваше стадо я скорей стрелы,

Перебью я черных воронов до единого!»

Пословица. Соколу лес не диво.

Во всяком крупном лесу почти всегда живут серые волки, рыжие лисицы и бурые медведи. Кроме того, в нем водятся трусливые зайцы, прыткие белки, колючие ежи и другие лесные обитатели.

Волк по наружности похож на большую дворовую собаку, но отличается от нее злым, неприятным взглядом, поджарым туловищем и всегда опущенным хвостом.

Медведь – самый большой из наших лесных зверей. По виду он неуклюж, неповоротлив, но может бегать также шибко, как лошадь. Он лазает по деревьям не хуже кошки и может ходить на одних задних лапах. Тело медведя покрыто густой шерстью, под которой вырастает у него нежный подшерсток или пух. Поэтому медведя, как и других лесных зверей с подобной шерстью, называют пушным зверем. На зиму медведь забирается в берлогу, спит там до весны, и потому называется зимоспящим животным.

Волк, медведь, а также хитрая лисица нападают на домашних животных и птиц и поедают их. Плохо приходится от этих хищников и мелким лесным зверькам: зайцам, белкам и др. Но в лесу встречаются и полезные животные: еж и крот. Еж истребляет вредных для полей крыс и мышей, нападает на ядовитых змей-гадюк и поедает их. Преимущественно же еж питается насекомыми. В лесу встречаются также кроты, которых несведущие люди убивают, думая, что кроты приносят вред нашим полям, лугам и садам. Тот, кто убивает кротов, поступает неразумно, потому что крот, нисколько не вредя полезным растениям, истребляет вредных для растений насекомых.

Крадется лиса по лесу, крадется она тихохонько; все высматривает и вынюхивает, ко всему прислушивается: и капкан обойдет, и от охотника увернется; а сама времени не теряет: то мышку, то жучка словит, то яичко в гнезде выпьет.

Случится на пути болото, – лиса и ему рада. Поплетется по болоту диких утят искать да лягушек ловить. Случится на пути речка, – лиса и тут полакомится: выудит себе рыбку или рака схватит. Если же чего испугается – живо переплывает на другой берег.

Выбирается лиса и в поле, и в луга за птичками поохотиться. Раздолье ей, разбойнице: там гнезд много – и все по низу: так от гнезда к гнезду и переходит. В траве или во ржи неслышно подползет она к гнезду, ляжет на брюхо и выжидает такой минуты, чтобы одним прыжком добыть и птенцов и самку.

Когда лиса устанет и наестся досыта, – взбирается на пень, свернется в клубок и крепко спит, греясь на солнышке.

Пословица. Попалася лиса в капкан – пришлося ночевать.

Зимой волки часто бродят и нападают стаями. Трусливый волк в стае становится смел и дерзок.

Стая волков бродит длинной вереницей. Ведет ее волчица, а волки следуют за ней друг за другом, и каждый ступает по следу вожака, так что на снегу остается только один след. По следам никак нельзя узнать числа голов стаи. След волка идет по одной линии, словно он прыгал на одной ноге.

Завидев добычу, волки всей стаей окружают ее. Все пути к побегу для попавшего зверя сразу отрезаны. Как бы ни защищался он, но один из волков стаи улучит минуту, чтоб схватить его за горло и задушить. Тогда вся стая с рычанием и воем бросается на добычу, и через несколько минут даже от большого животного не останется ни косточки. При этом волки всегда перессорятся и передерутся.

Беда охотнику, если, встретив волчью стаю, убьет он волчицу. Волки остервенятся и непременно погубят охотника.

Пословицы. Не за то волка бьют, что сер, а за то, что съел. Отольются волку овечьи слезки. Родился волком, лисицей не бывать. С волками жить, по волчьи выть.

Степенный медведь не прочь поиграть и позабавиться во время лесных прогулок своих на утренней или вечерней прохладе. Для него находка в лесу – ствол дерева, расколотый грозой. Он тотчас становится на задние лапы, а передними берет драно-щепину, пригибает ее к земле и отпускает: она выпрямляется, и раздается пронзительный, заунывный звук. Медведь слушает и утешается.

Иногда, взобравшись на гору, он бросает с горы камень и долго следит за тем, как катится он вниз, сталкивая по пути другие камни. Медведь смотрит и радуется.

Но нет для него лучше потехи, как забавляться с малыми медвежатами.

Пословицы. Не ужиться двум медведям в одной берлоге. Не поймавши медведя, не сули шкуры.

Хотя услуга нам при нужде дорога,

Но за нее не всяк умеет взяться;

Не дай Бог с дураком связаться:

Услужливый дурак опаснее врага.

Жил некто человек безродный, одинокий,

Вдали от города в глуши,

Про жизнь пустынную как сладко не пиши,

А в одиночестве способен жить не всякий:

Утешно нам и грусть и радость разделить.

Мне скажут: «А лужок, а темная дуброва,

Пригорки, ручейки и мурава шелкова?»

– Прекрасны, что и говорить!

А все прискучится, как не с кем молвить слова.

Так и пустыннику тому

Соскучилось быть вечно одному.

Идет он в лес толкнуться у соседей,

Чтоб с кем-нибудь знакомство свесть.

В лесу кого набресть,

Кроме волков или медведей?

И точно, встретился с большим Медведем он.

Но делать нечего: снимает шляпу

И милому соседушке поклон.

Сосед ему протягивает лапу,

И, слово за слово, знакомятся они,

Потом дружатся.

И целые проводят вместе дни.

О чем у них и что бывало разговору,

Иль присказок, иль шуточек каких,

И как беседа шла у них,

Я по сию не знаю пору.

Пустынник был не говорлив,

Мишук с природы молчалив,

Так из избы не вынесено сору.

Но как бы ни было, Пустынник очень рад,

Что дал ему Бог в друге клад.

Везде за Мишей он, без Мишеньки тошнится,

И Мишенькой не может нахвалиться.

Однажды вздумалось друзьям

В день жаркий побродить по рощам, по лугам,

И по долам, и по горам;

А так как человек медведя послабее,

То и Пустынник наш скорее,

Чем Мишенька, устал,

И отставать от друга стал.

То видя, говорит, как путный, Мишка другу:

«Приляг-ка, брат, и отдохни,

Да коли хочешь, так сосни;

А я постерегу тебя здесь у досугу».

Пустынник был сговорчив: лег, зевнул,

Да тотчас и заснул.

А Мишка на часах – да он и не без дела:

У друга на нос муха села;

Он друга обмахнул;

Взглянул –

А муха на щеке; согнал – а муха снова

У друга на носу,

И неотвязчивей час от часу.

Вот Мишенька, не говоря ни слова,

Увесистый булыжник в лапы сгреб,

Присел на корточки, не переводит духу,

Сам думает: «Молчи ж, уж я тебя, воструху!»

И, у друга на лбу подкарауля муху,

Что силы есть – хвать друга камнем в лоб!

Удар так ловок был, что череп врозь раздался,

И Мишин друг лежать надолго там остался!

Пословица. И медведь костоправ, да самоучка.

Соболь резок, ловок и проворен. Он отлично лазит по деревьями, и скачет с ветки на ветку, цепляясь большими когтями своих мохнатых лапок. Как и белка, по земле он не бегает, а прыгает. Следы оставляет он задними лапками, которые ставит в след передних ноготок в ноготок.

Соболь – злюка и смельчак. Он нападает в лесу на всякое животное, с которым может справиться – на белок, зайцев и птиц. Если его преследует охотничья собака, он иногда бросается на нее, как кошка, фыркнет и царапнет когтями, чтобы испугать ее и тем выиграть несколько минут для своего спасения.

Больше всего соболь любит селиться там, куда редко заходит человек: на лесистых хребтах высоких гор. Там гнездится он в дуплах или под корнями старых деревьев, или же под плитами и в щелях каменистых утесов; поселяется и в беличьих, и вороньих гнездах. Зимой соболи живут парочками, самец с самкой. Самка приносит от 2 до 5 слепых детенышей и кормит их своим молоком, пока они не прозреют.

Соболий мех самый дорогой из всех мехов. Длина его шкурки от 7 до 8 вершков, не более, а цена ей, даже в Сибири, где соболей больше, чем где-нибудь, стоит от 15 до 18 рублей.

Соболь – близкий родственник хорьку, но водится только в больших лесах и горах Сибири и Северной Америки. Похожа на хорька и соболя и куница. Только мех ее дешевле собольего. Близка к ним и ласка, и горностай. Вся эта мелочь – тоже хищники.

Соболь величиной с среднюю домовую кошку, но тоньше ее туловищем и ниже на ногах. Хвост у него длинный и пушистый; головка кругловатая с заостренной мордочкой; ушки маленькие и торчат кверху. Черные глазки его смотрят весело и быстро. Сам он темно-коричневого цвета с редкой проседью по спине. Шерсть у него мягкая, пушистая и шелковистая.