Глава 5. Корсунский поход 

О событиях вплоть до лета 988 г. мы подробно говорили в предыдущей Гл. 4. 2. Здесь обратим внимание только на расстановку сил. Весной 988 г. императоры Василий и Константин оказались в тяжелейшем положении. Предшествовавшие два года были сплошной цепью неудач и поражений. Первое было в войне с Болгарией в 986 г. Войско Василия было уничтожено Комитопулом Самуилом в горных ущельях при возвращении после неудачной осады Сардики (Софии). Тогда же обнаружился заговор, в котором были замешаны дука (правитель) Антиохии Лев Мелиссин и всесильный паракимомен (спальничий) Василий. Расправиться с Мелиссином император не смог, да и паракимомен, если верить Михаилу Пселлу, благополучно сохранял свое положение вплоть до 988 г.⁶²⁰

Зимой 987 г. арабы отпустили на свободу давнего мятежника Варду Склира, и он легко захватил ряд крепостей. Против него был отправлен Варда Фока, который в свое время подавил первый мятеж Склира в 979 г. Яхъя Антиохийский сообщает, что в 986 г. Фока был понижен в должности с доместика схол (главнокомандующего) Востока до дуки Антиохии (на место Льва Мелиссина). В апреле 987 г. ему был возвращен прежний статус, и он отправился против Склира. Фока затеял сложную игру: сначала он вызвал мятежника на переговоры, обещав ему свое содействие, но тут же захватил в плен. Очевидно, в это время император Василий, еще раньше не доверявший доместику, отправил посольство к князю Владимиру с просьбой о помощи. Основные соглашения были достигнуты тогда же: князь обещал императору войско, а император ему сестру в жены.⁶²¹

Владимир крестился в 6495 г. (сентябрь 986 – август 987), вероятнее всего, еще до начала переговоров с Василием летом 987 г. Его крещение никак не было связано с кризисом в Империи. В русских источниках поэтому нет вообще никаких сведений о военной помощи, без которой будущий шурин русского князя никогда бы не сохранил императорскую власть.

15 августа или 14 сентября 987 г. Варда Фока объявил себя императором и начал движение к Константинополю. К началу 988 г. Фока занял Хрисополь, расположенный напротив Константинополя на азиатской стороне Босфора. Лев Мелиссин тем временем осаждал Авидос на азиатском берегу Дарданелл.⁶²² Так как по своему происхождению Фока был связан с армянской и грузинской знатью, то и фемы по южному берегу Черного моря перешли на его сторону. Узурпатор контролировал всю азиатскую часть Империи, а в европейской самому Константинополю угрожали болгары. К началу 988 г. Василий был императором без государства.

Предполагается, что русское войско не могло прибыть к Василию и Константину раньше 4 апреля 988 г. Изданный под этим числом хрисовул, возвращающий собственность монастырям, говорит: «До настоящего дня никакой, даже самомалейшей удачи мы не встретили в нашей жизни, но, напротив, не осталось такого вида несчастья, которого бы мы не испытали».⁶²³ На самом деле из этого не следует, что у императоров вообще не было войск. Если договор с Владимиром был заключен летом 987 г., то в том же году в Константинополь могло прибыть какое-то количество варягов. Существенно было другое: ни одной победы Василий еще не одержал, а воспоминания о разгроме 986 г. были свежи.

Согласно «Памяти и похвале князю русскому Владимиру» Иакова Мниха на второй (следующий) год после крещения блаж. Владимир совершил поход к Порогам. Хронология агиографа, вернее, его источника, предельно проста (мы уже рассматривали ее в Гл. 1. 3 и в предыдущей). Владимир вокняжился 11 июня 978 г. после убийства брата Ярополка; крестился на десятый год после его убийства – в 987 г.; Корсунь взял на третий год после крещения – в 989 г., следовательно, поход к Порогам был в 988 г.⁶²⁴ Исследователи обычно объясняют его как встречу багрянородной невесты.⁶²⁵ Но более вероятно другое: князь сопровождал войско, которое отправлялось к императору.

Армянский хронист Степанос Таронский по прозвищу Асохик писал, что в 1001 г. у Василия было 6 000 росов.⁶²⁶ Эта цифра, во-первых, представляется завышенной, во-вторых, не обязательно, что их было столько уже в 988 г. Но Владимир несомненно послал очень большой контингент, включавший и варягов, и славян. Удержать такое войско от грабежа было очень сложно. В гораздо более спокойные времена Владимир Мономах (1050–1125) писал сыновьям в Поучении: «Куда же ходяще путемъ по своимъ землямъ, не дайте пакости дѣяти отрокомъ, ни своимъ, ни чюжимъ, ни в селѣхъ, ни въ житѣхъ, да не кляти васъ начнуть».⁶²⁷ Удержать своих и чужих дружинников от «пакостей» мог только сам киевский князь. Учитывая сроки навигации на Балтийском море, через которое шли скандинавы осенью 987 г. и весной 988 г., время прибытия основного русского войска можно определить как июнь 988 г.

Первую победу над мятежниками Василий одержал под Хрисополем. Об этой битве сообщают все источники, но даже Яхъя Антиохийский не называет дату. Асохик пишет, что бой был в 437 г. армянской эры, т. е. в период с 24 марта 988 г. по 23 марта 989 г. Большинство исследователей датирует Хрисопольскую битву летом 988 г., и только А. Поппе относит ее к февралю-марту 989 г.⁶²⁸ Под Хрисополем брат Варды-узурпатора Никифор Фока попал в плен, а фактический командующий войсками, Дельфин, был посажен на кол. Основная же заслуга в победе принадлежала русскому войску, которое император переправил на кораблях через Босфор к лагерю Фоки.

Немалую роль в Хрисопольской победе сыграло и то, что Василию удалось оттянуть часть войск противника на Восток. Согласно Яхъе, после захвата Фокой окрестностей Константинополя Василий отправил морем в Трепезунд магистра Таронита, чтобы он напал на владения армянского союзника Фоки – Давида, куропалата Тао (Тайк на р. Чорох). Таронит успешно высадился и начал движение к Евфрату. Фока был вынужден отправить на помощь Давиду-куропалату иверийские (грузинские) войска во главе со своим сыном Никифором. Если Яхъя не ошибается в том, что во главе императорского отряда был поставлен магистр Таронит, то выбор был не случаен. Он принадлежал к тому же роду Багратидов, что и сам куропалат Давид, только к Таронской ветви. После смерти Ашота Таронского в 966 г. его владения отошли к Византии. Его сыновья неизменно выступали на стороне мятежников, но некоторые из его родственников поддерживали императора. Полководец Василия был разбит, но тут пришли известия о победе под Хрисополем, и Никифор был вынужден вернуться к отцу. Часть его грузинского войска разошлась.

Таким образом, к весне 989 г. Василию с помощью своего русского союзника удалось выровнять положение. Теперь все зависело от исхода дела под Авидосом, где еще стоял Лев Мелиссин. Варда Фока с оставшимися у него войсками лично двинулся к городу, чтобы взять его штурмом. Но Василий пошел на него вместе с флотом и высадился под Авидосом. Дату решающей битвы дает Яхъя Антиохийский – 13 апреля 989 г. Благодаря ночной атаке на вражеский лагерь⁶²⁹ и уничтожению вражеского флота Василию удалось добиться перевеса. В решающей битве в разгар боя Фока вдруг рухнул с седла и умер.⁶³⁰ Это завершило разгром под Авидосом, но не остановило восстания.

В Антиохии оставались сыновья Варды Фоки, Никифор и Лев. Их мать выпустила из заключения Варду Склира, и он опять объявил себя императором. К нему присоединился и Никифор Фока. Михаил Пселл утверждает, что восстание Склира продолжалось несколько лет, но, согласно Яхъе, он сдался Василию 1 октября 989 г. По византийскому летоисчислению это был уже новый 6498 г. Лев Фока сдал Антиохию только 3 ноября 989 г., после того как сторонники законных императоров подняли в городе восстание.⁶³¹ Никаких суровых наказаний не последовало. Склиру и Никифору Фоке император не только вернул их владения, но даже и прибавил. Особо упорный в борьбе Лев Фока отделался ссылкой. Василий всегда отличался скорее жестокостью, чем мягкосердечностью, и такая снисходительность к заклятым врагам кажется странной.

Лев Диакон вообще не пишет о продолжении восстания после гибели Варды Фоки. Он единственный из византийских хронистов даже не упоминает о русском отряде в войске императора Василия, зато он сообщает о захвате тавроскифами (Русью) Херсона. В.Р. Розен предположил, что именно это событие заставило Василия проявить несвойственное ему милосердие и быстро закончить дело с мятежниками миром.⁶³²

Из всех византийских памятников, рассказывающих о событиях 987–989 гг., сочинение Льва Диакона представляет наибольший интерес, так как он был их современником. Михаил Пселл родился в 1018 г., а над «Хронографией» работал в 1057–1075 гг. Иоанн Скилица писал в середине XI в., хотя и использовал аутентичные источники. Яхъя переселился в Антиохию только в 1014–1015 гг., когда и смог познакомиться с местными историческими записками, сделанными по горячим следам.⁶³³ Последнее событие, которое описал Лев Диакон, – страшное землетрясение 26 октября 989 г. М. Я. Сюзюмов указал, что пессимистический тон и полное неверие в полководческие и политические способности Василия II были возможны только до 991 г., когда император впервые разгромил болгар. Следовательно, Лев закончил работу в 990–991 гг. Однако в тексте есть и упоминание о восстановлении разрушенного землетрясением Софийского собора, а его освятили 11 (или 13) мая 994 г. М. Я. Сюзюмов полагал, что известие внесено в текст задним числом, когда Лев просматривал свою «Историю». После упрочения власти Василия исчезла всякая надежда на обнародование произведения, где всячески возносились его соправители-узурпаторы, императоры Никифор Фока и Иоанн Цимисхий. Лев Диакон не стал перерабатывать свой труд и оставил его незаконченным.⁶³⁴

Бóльшая часть «Истории» Льва Диакона – изложение чужих сочинений, но правление Иоанна Цимисхия описано по живым воспоминаниям и собственным впечатлениям.⁶³⁵ Рассказ о событиях 976–989 гг. вставлен в самый конец «Истории» перед описанием смерти Цимисхия в январе 976 г. Поводом для этого послужила комета, которая появилась 3 августа 975 г. и передвигалась в северо-восточной части неба. После всех побед Василия над мятежниками, 27 июля 989 г. (дата указана Яхъей),⁶³⁶ показалась новая комета, указывавшая, по мнению Льва, на новое несчастье – землетрясение.

Первую комету астрологи, по словам Льва, истолковали Иоанну Цимисхию как знак победы над врагами и долголетия. На самом деле она предвещала смерть самого императора, «пагубные мятежи, вторжения иноплеменников и гражданские войны... страшные землетрясения и почти полное уничтожение ромейской державы – все то, что мы узнали по дальнейшему ходу событий». И Лев начинает излагать весь этот «ход событий» от смерти Цимисхия и восстания Варды Склира в 976 г. до восстания Варды Фоки и его гибели под Абидосом (13 апреля 989 г.). Затем, с нового упоминания о комете, начинается самый интересный для нас рассказ о событиях лета – осени 989 г., где говорится о взятии Херсонеса. При всей недвусмысленности рассказа Льва датировка этого события до сих пор вызывает споры, поэтому приведем текст полностью.

«И на другие тягчайшие беды указывал восход появившейся тогда звезды, а также напугавшие всех огненные столбы, которые показались затем поздней ночью и в северной части неба; ведь они знаменовали взятие тавроскифами Херсона и завоевание мисянами Веррии. И сверх того звезда появлялась на западе при заходе солнца, восходя по вечерам, она не имела какого-либо постоянного места на небе. Распространяя яркие, видные на далеком расстоянии лучи, она часто передвигалась, показываясь то севернее, то южнее... И случилось как раз то, чего ожидал народ. Вечером того дня, когда обычно праздновалась память великомученика Димитрия, страшное землетрясение, какому равного не бывало в те времена, опрокинуло башни Византия, повалило множество домов, которые стали могилами для их обитателей, соседние с Византием селения разрушило до основания и причинило смерть многим деревенским жителям. Помимо этого оно разрушило и сбросило на землю купол и западный свод Великой церкви».

«Тавроскифами» Лев, как и многие византийские хронисты, постоянно называет Русь. «Мисянами» он именует болгар. Ни взятие ими Веррии, ни захват Херсонеса не упоминаются другими историками.

Как указывают комментаторы Льва Диакона, трудно понять, упоминается в начале отрывка та же комета 975 г., которая предвещала уже случившиеся несчастья, или новая, появившаяся 27 июля 989 г. Подробное описание несомненно относится ко второй комете. В.Р. Розен обратил внимание на то, что Яхъя рассказывает об «огненном столбе», появившемся 7 апреля 989 г. в Каире, где он тогда жил. Исследователь отождествил его с описанными Львом Диаконом «огненными столбами», и на этом основании датировал взятие Херсонеса временем от 7 апреля до 27 июля 989 г. О. М. Рапов справедливо указал, что Яхъя скорее описывает последствия извержения вулкана.⁶³⁷ Следует отметить, что свечение атмосферы, названное современниками «огненными столбами», могло быть вызвано и извержением вулкана, и приближением кометы.

О. М. Рапов внес некоторую путаницу в хронологию Корсунского похода. В свое время А. И. Соболевский в работе 1888 г. защищал достоверность летописного рассказа о крещении св. Владимира в Корсуне.⁶³⁸ Сообщение Иакова Мниха о том, что Владимир после крещения «на третье лѣто Корсунь городъ взя», он трактовал как известие об основании города Корсуня на р. Роси. По археологическим данным, он действительно возник в конце X в., но о его основании ничего не сказано. По сравнению с упомянутыми в «Повести временных лет» Переяславлем и Белгородом это был маленький сторожевой городок.⁶³⁹ Впервые он указан в летописях в связи с приходом половцев к Киеву при Глебе Юрьевиче в 1169 г. Работа А.И. Соболевского появилась до анализа летописной статьи 6496 (988) г. Н. К. Никольским и до исследований А. А. Шахматова, который показал, что «Повесть временных лет» – совсем не древнейшая русская летопись.⁶⁴⁰ О. М. Рапов отстаивал летописную дату крещения, полагая, что Ярополк был убит в 979 г., через год после вокняжения Владимира 11 июня 978 г. Соединив летописную хронологию (крещение в 988 г.) с последовательностью событий у Иакова Мниха (поход в Крым на третий год после крещения), он получил взятие Корсуня в 990 г. По его мнению, огненные столбы явились после кометы 989 г. и землетрясения 26 октября 989 г.⁶⁴¹

Лев Диакон не дает основания для такой интерпретации. Очень важные наблюдения над его текстом, учтенные при подготовке последнего перевода, принадлежат Н. М. Богдановой. В первой части приведенного рассказа о комете и огненных столбах все причастия образованы от аориста (глагольная форма прошедшего времени), а во второй части, где речь идет о новой комете, употребляются исключительно причастия настоящего времени. Таким образом, в первой части рассказа речь идет о событиях, предшествовавших появлению новой кометы в июле 989 г. Далее исследовательница пишет, что из текста Льва следует, что огненные столбы «указывали на свершившийся захват Херсона тавроскифами». Таким образом, взятие Херсона и Веррии можно трактовать и как произошедшее до появления столбов⁶⁴² (ср. в издании: «знаменовали взятие тавроскифами Херсона»). Следовательно, Херсон был захвачен до 27 июля 989 г., хотя узнали об этом в Константинополе чуть позже. Н.М. Богданова полагает, что взятие Херсонеса можно трактовать даже как предшествовавшее битвам у Хрисополя и Авидоса и датировать 988 г.⁶⁴³

Однако Лев Диакон поместил сообщения о захвате Херсонеса и Веррии после описания побед над Фокой, а не до них. Точно так же он подробно описывает последствия землетрясения 26 октября после рассказа о появлении сначала огненных столбов, означавших захват городов, а затем кометы июля-августа 989 г. Ясное и простое повествование не дает оснований переносить взятие Корсуня ни на период до 13 апреля 989 г., ни после 26 октября 989 г.

Крещение с захватом Корсуня объединил и датировал 988 г. составитель Начального свода 1091 г. При этом он знал и о других версиях: «Се же не свѣдуще право, глаголють, яко крестилъ ся есть в Кыевѣ, инии же рѣша въ Василевѣ». Этими «несведущими» предшественниками оказываются общий источник летописи и «Памяти и похвалы» Иакова Мниха (см.: Гл. 1.3) и преп. Нестор Печерский. Во вступительной части его «Чтения о свв. Борисе и Глебе», написанного в начале 1080-х гг., крещение Руси прямо датировано 6495 (987) г. Иаков считал вокняжение Владимира после убийства им Ярополка, а не до него: «А Ярополка убиша въ Киевѣмужи Володимеровѣ. И сѣде въ Киевѣкнязь Володимеръ въ осмое лѣто по смерти отца своего Святослава, мѣсяца июня въ 11, въ лѣто 6486». В десятый год после убийства он крестился, а на третий (989 г.) взял Корсунь. Едва ли все ранние источники, включая византийские, могут случайно одинаково ошибаться.

Лев не упоминает о русском отряде, который согласно всем остальным византийским историкам сыграл решающую роль в победах Василия. Если захват Херсонеса произошел после них, то умолчание хрониста понятно: союзник оказался на самом деле врагом. Стихотворение Иоанна Геометра «На болгар» также содержит резкую критику союза «фракийцев» (византийцев) со «скифами». Даже в стихотворении «На апостасию», написанном уже после землетрясения и, следовательно, сдачи Склира, Иоанн рисует трагическую картину страны, раздираемой междоусобием и разрушенной стихийным бедствием.⁶⁴⁴ В 989–990 гг. союз с Русью казался многим в империи роковой ошибкой, а в самой Руси не осталось даже воспоминаний об оказанной помощи. Это было возможно только в том случае, если обе стороны расценивали захват Херсона как враждебную империи акцию.

Если бы взятие Херсонеса в 988 г. предшествовало заключению союза с Византией, как полагал, например, А. Бертье-Делагард,⁶⁴⁵ то и участие русского войска в подавлении восстания нашло бы отражение в летописи. Как уже говорилось (Гл. 1. 5; Гл. 4.2), реальная политическая основа брака Анны и Владимира была тщательно убрана уже из прижизненных произведений, посвященных князю и его багрянородной супруге. Самой важной причиной было, безусловно, желание придать более или менее пристойный характер этой позорной для императорской семьи сделке. Но был и второй аспект: захват Владимиром Херсонеса, который нанес очередной удар по престижу Василия и Константина. В этой ситуации замужество Анны получило религиозно-миссионерскую окраску, как и само вторжение в Херсонскую фему. Такое решение устраивало обе стороны: царевна выходила замуж за христианина, хотя и несовершенного в вере, и отправлялась утверждать христианство в варварскую страну. Владимир не отнимал земли у союзника и будущего шурина, а действовал исключительно из желания просветить свой народ с помощью «истинных христиан».

В летописи поход на Корсунь вообще не мотивирован. Статья 6495 (987) г., где говорилось о знакомстве выбранных Владимиром мужей с разными богослужениями, заканчивалась вопросом князя к боярам: «Где примем крещение?» Они отвечали: «Где хочешь», и это можно понять как решение идти брать Корсунь для крещения в этом городе. Но в самом рассказе о взятии города князь обещает креститься в том случае, если водопровод окажется на месте, указанном ему предателем Анастасом. Затем без всякой связи возникает вторая мотивировка крещения: князь (еще язычник) посылает в Царьград сватать сестру императоров. В Особом (Легендарном) житии Владимир с самого начала отправляется в Корсунь добывать невесту, правда, не Анну, а дочь «Корсунского князя». Захватив город, он отдает ее варягу Ижьберну (Жидьберну), которого отправляет сватать себе новую невесту, сестру императоров. Особое житие мы подробно рассмотрим в следующем разделе.

«Добывание невесты» в том или ином смысле остается основной мотивировкой захвата Корсуня и в научных исследованиях, кроме двух. А. Поппе предположил, что Херсонес отпал от Империи, а Владимир подчинил его своему шурину. А. В. Гадло полагал, что Владимир собирался подчинить себе Южный Крым, и в его первоначальные планы не входило возвращать Херсонес императорам.

Взятие Корсуня только упомянуто у Льва Диакона и в «Памяти и похвале» Иакова Мниха, а полное описание читается в летописи. В Начальном своде и «Повести временных лет», в отличие от источника Иакова Мниха и Льва Диакона, взятие города датировано 6496 (988) г. Начальный свод 1091 г. сохранился в составе Новгородской 1 летописи младшего извода. Текст статьи 988 г. там и в «Повести временных лет» совпадает, и впредь мы будем называть его просто летописью.

В Проложном житии (далее: ПрЖ) рассказа об осаде нет (см.: Гл. 3.3; Гл. 4.3). В Обычном житии (далее: ЖВ) к тексту ПрЖ присоединены выписки из летописной статьи 6495 (987) г. (поездка к другим народам для изучения богослужения) и статьи 6496 (988) г. о взятии Корсуня и крещении. В текст были вставлены сведения из какого-то дополнительного источника (см.: Гл. 3.5; Гл. 4.3–4). Это – сроки пребывания посольства в Царьграде (восемь дней) и осады Херсона (шесть месяцев), известие о крещении Владимира в Корсунской церкви Иакова и сообщение о свержении идола Волоса в Почайну. В Распространенных ЖВ никакой дополнительной информации о взятии Корсуня нет.

Помимо Корсунской легенды, отразившейся в летописи, существовало еще одно предание. Оно сохранилось в составе Распространенного ПрЖ (старший список XV в., см.: Гл. 3.4), в Особом или Легендарном житии из Плигинского сборника (БАН, 21.5.20) и в летописце XVII в. (РНБ, ОР, Q. XVII. 72), который открыл М.Г. Халанский.⁶⁴⁶ Публикация Распространенного ПрЖ была предпринята А. И. Соболевским, но научная оценка памятника была сделана А. А. Шахматовым.⁶⁴⁷ Он считал, что и проложный текст, и Особое житие отразили первоначальную Корсунскую легенду, которую потом летописец переделал по своему разумению. Похожей точки зрения придерживался Н. И. Серебрянский, писавший о былине о Владимире. М. Д. Приселков считал, что это был греческий памфлет против Владимира.⁶⁴⁸ Основные герои этого рассказа – варяги Ижьберн и Олег, и на самом деле в его основе лежит варяжская сага. О других скандинавских рассказах о службе «конунгу Вальдемару» и о крещении Руси мы будем говорить в последней главе.

Н. И. Серебрянский полагал, что первоначальное предание о взятии Корсуня лучше сохранилось в летописце XVII в., но это не так. В сборнике помещены два летописца, интересующий нас – второй. Постоянные ошибки встречаются в его тексте повсеместно. В рассказ о взятии Корсуня вставлен перечень жен Владимира, который противоречит всем остальным источникам: «...а сперва Владимер до святого крещения имѣя три жены словеннскаго роду, а четвертую греческаго роду, а пятую древлянску, имя ей Рогнѣда. А преже сестра Рогнѣдина была за братом Владимеровымъ за Изяславом. И Владимер брата своего уби, а Рогнѣдину сестру, брата своего жену, постриже, и после разстриже, и женися на ней Владимер. И родися от ней окаянный Святополкъ от двою отцов и от двою братов, иже напослѣдок Святополкъ уби братию свою Бориса и Глѣба. И родися от Владимера от пяти женъ его 12 сыновъ: 1 сынъ Ерославъ от греческия жены, 2 сынъ Изославъ, 3 сынъ Святополкъ, 4 сынъ Вячеславъ, 5 сынъ и 6 от греческия жены Борис и Глѣб, и Всеволод, 8 сынъ Игорь, 9 сынъ Мстиславъ, 10 сынъ Святославъ, 11 Судислав, 12 Позвизд». Здесь полочанка Рогнед названа древлянкой, жена Ярополка оказывается не греческой монахиней, а ее сестрой. Брат Владимира назван Изяславом, хотя на самом деле это было имя старшего сына Владимира и Рогнед. Владимиру приписаны в качестве сыновей два его внука, Вячеслав и Игорь Ярославичи. Два его собственных отпрыска, Вышеслав и Станислав, пропущены совсем.

Внешне рассказ из летописца выглядит более цельным, но эта цельность – результат литературной обработки. Видимо, многое автор писал по памяти. Безусловно был прав А. А. Шахматов, в основу публикации положивший Особое житие из Плигинского сборника. К счастью, многое из того, что рассказывается в летописи и житиях, можно проверить археологическими методами.

Почти все исследователи датируют начало похода на Корсунь 988 г. Это безусловно противоречит источнику Иакова Мниха, который относил к этому году поход к Порогам, а не выступление к Корсуню. Одной из причин такого перемещения служит указание ЖВ на шестимесячный срок осады. Сам текст ЖВ сложился только в XIV в. (Гл. 3.5), но источник, из которого агиограф заимствовал это сообщение, может быть гораздо старше. Если Корсунь был взят в конце июля, то осада должна была начаться в феврале. Это не согласуется ни с принятыми тогда сроками ведения боевых действий, ни с реальными природными условиями. Зимой Днепр и Волга покрыты льдом, и попасть в Черное море из Руси было невозможно. В Особом (Легендарном) житии к сообщению ЖВ о шести месяцах стояния под Корсунем добавлено новое сообщение. После того, как варяг Ижьберн указал Владимиру, как снабжается город, осада продолжалась еще три месяца. Если сложить все сроки и переместить взятие Корсуня ближе к началу лета, то получатся приемлемые даты: Владимир прибыл под Корсунь поздней осенью 988 г., а через девять месяцев, в июне 989 г. взял его.

В этом раскладе внешне все гладко, кроме одного: предполагается, что войско зимовало под Корсунем. Едва ли кто-нибудь из сторонников этой гипотезы пробовал перезимовать в палатке на Херсонесском мысу. На это можно возразить, что воины нарыли землянок, слепили печки и устроились по тем временам довольно комфортабельно. Известна практика викингских набегов на Западную Европу, когда они, не уходя далеко от ограбленных ими побережий, зимовали на каком-нибудь острове, а весной снова шли в поход. По договору Игоря с греками 944 г. Русь обязуется не «зимовати въ устьи Днепра, Бѣлобережьи, у святаго Елеуфѣрья (о. Березань или Кинбурнская коса)». Из этого следует, что такая практика существовала и очень беспокоила Византию. Но одно дело пережидать зиму, а другое – вести осаду. В этих условиях горожане всегда находятся в лучшем положении. У Владимира не было ни осадных машин, ни какой-то особой техники. Он мог брать город только измором, при этом херсониты постоянно тревожили бы его ослабленное войско вылазками.

В течение зимы Русь могла бы кормиться за счет окрестностей, высылая отряды за продовольствием. Но в этих условиях весной никто бы не посеялся. Времена, когда Таврида всех снабжала зерном, давно прошли. Из-за изменения условий, толи природных, толи экономических, Херсонес в X в. существовал исключительно на привозном зерне и вине.⁶⁴⁹ В такой ситуации к началу лета в лагере неминуемо должен был начаться голод. Еще были живы воспоминания о трагической зимовке Святослава в Белобережье в 971/972 г. Как пишет летописец, тогда голод был таким, что конская голова стоила полгривны (100 г. серебра). Весной, а возможно, еще в конце зимы, истощенное русское войско стало легкой добычей печенегов. Едва ли Владимир решил повторить ошибку своего отца.

В то время и у скандинавов, и на Руси не просто отсутствовала воинская дисциплина в современном понимании. Конунг или князь был обязан советоваться с дружиной, продолжать поход или нет. Даже если бы все сложилось достаточно благополучно, например, зимой было много рыбы, дружина могла не согласиться продолжать осаду, потребовать быстро разграбить что-нибудь подходящее и вернуться домой. Могло выйти и хуже – они захотели бы присоединиться к своим товарищам в войске императора Василия. Все это заставляет сильно сомневаться в том, что осада действительно длилась шесть месяцев, если дело закончилось в июле. Можно предположить, что Лев ошибался относительно того, что город был взят до появления кометы. Но и в этом случае Корсунская война должна была идти в течение весны-осени одного года. Следовательно, Владимир появился под Корсунем весной 989 г.

В источниках не уточняются ни маршрут, ни ход движения рати Владимира. В летописной статье 988 г. сказано: «И ста Володимеръ объ онъ полъ града в лимени, въдале стрелище едино». Ясно, что он стал в заливе, следовательно, шел на ладьях. Днепр вскрывается у Киева в первой половине марта, но лед с верховьев проходит до начала апреля. Войско могло прибыть в Крым к концу месяца.

Теоретически у Владимира была возможность начать осаду в феврале. Тмуторокань был у Руси уже в 986 г., в 987 г. отряд русов уже прибыл в Дербент на помощь эмиру Маймуну.⁶⁵⁰ Отряды с Таманского полуострова могли подойти к Корсуню раньше остального войска, другое дело, была ли в этом необходимость. Часто ссылаются на то, что в Средние века на Средиземном море навигация начиналась с июня. Но в войске Владимира мореходами были скандинавы, привыкшие ходить по Балтике и Северной Атлантике, где условия и летом не очень хороши. Следует вспомнить и то, что в том же 989 г. флот Василия пересек Мраморное море в конце марта, а 13 апреля уже был сожжен на стоянках у Авидоса флот Варды Фоки.

В Особом житии сказано, что Владимир собрал «варяги, и словяны, и кривичи, и болгары, и с черными людьми поиде в Корсунь». Так как «черные люди» в домонгольское время неизвестны (тогда говорили «смерды»), то А. А. Шахматов предположил, что здесь речь идет о черных болгарах. Они упоминаются Константином Багрянородным,⁶⁵¹ а также в «Повести временных лет» в договоре Игоря с греками от 944 г. Русский князь принимал на себя обязательство защищать от них «Корсуньскую страну» (Херсонскую фему). А.В. Гадло, который полагал, что у Владимира был мирный договор с Дунайской Болгарией, а Черная Болгария – это часть Дунайской, защищал правильность сообщения Особого жития о «черных людях». В действительности это такая же модернизация текста, как и «словяне» вместо «словене» (племя, основавшее Новгород и жившее в Новгородской земле). А. В. Гадло принадлежит другое интересное предположение: Владимир, отправив войско к Василию весной 988 г., взял подошедшие позже с севера дружины и с ними отправился в Корсунь.⁶⁵²

Вопрос, по какую «ту сторону города» был лагерь Владимира, долгое время оставался умозрительным. Херсонес располагается на мысу. С востока он омывается узкой и извилистой Карантинной бухтой (античное название не известно). С северо-западной стороны, на некотором расстоянии от города, в берег врезается глубокая Стрелецкая бухта (тоже новое название). Еще в античности Херсонес был окружен стенами по всему периметру. Так как город выстроен на скале, вырыть нормальный ров, прикрывающий укрепления с напольной стороны, было невозможно. Поэтому впоследствии была построена передовая стена, которая затрудняла подход к самим стенам и особенно к воротам. В настоящее время часть стен с северной и северо-восточной стороны обрушились вместе с обрывом в море.

Одной из неприятных особенностей Крыма было и остается периодическое поднимание и опускание берега. Пониженные участки затопляются, а затем снова поднимаются над уровнем моря. Именно благодаря этому расположенная на острове гробница св. Климента, папы римского, то покрывалась водой, то оказывалась открытой. В середине IX в. ее посчастливилось отыскать, хоть и с немалым трудом, свв. Константину-Кириллу и Мефодию. В интересующее нас время уровень моря был довольно высоким. Глубокая балка, отсекавшая в прошлом юго-восточную часть напольных укреплений со стороны Карантинной бухты, была полностью заболочена. Поэтому располагать лагерь с этой стороны, как одно время считалось, было бессмысленно. Владимир стал в Стрелецкой бухте, откуда был удобный подход к городским стенам.⁶⁵³ Слова летописца «въдале стрелище едино» обычно переводятся как «на расстоянии перелета стрелы». Но в данном случае следовало опасаться не только стрел, но и византийских метательных машин, установленных на стенах. Они могли бросать как камни, так и сосуды с зажигательной смесью – «греческим огнем».

В летописи сказано, что Владимир приказал «приспу сыпати къ граду». Здесь опять видна хорошая осведомленность древнерусского источника. Как указал А. Бертье-Делагард, князь пытался возвести насыпь, по которой можно было бы подняться на внешнюю стену, и с нее засыпать пространство между двумя стенами. Летописец сообщает, что горожане подкопались под стену (очевидно, внутреннюю) и выбирали землю из насыпи. Создатели поздних редакций Распространенных житий не понимали, о какой «приспе» идет речь. Они иногда исправляли текст и писали, что Владимир приказал засыпать ров. Как мы теперь знаем, в Корсуне его никогда не было.

Осада подвигалась вяло. И вот некий «мужь именемь Анастасъ корсунянинъ» написал на стреле, где искать под землей городской водопровод. Он был обнаружен еще А. Бертье-Делагардом, который подтвердил этим достоверность летописного рассказа.⁶⁵⁴ У ученого были некоторые сомнения относительно того, что в летописи правильно передан текст сообщения: «Кладези, яже суть за тобою отъ въстока, ис того вода идеть по трубѣ, копавше, переимите воду». В ЖВ, где рассказ о ходе осады тоже выписан из летописи, сообщение Анастаса звучит иначе: «Кладези отъ восточный стороны града въ градь по трубамъ сведени». Видеть здесь указание на расположение главной цистерны (объемом около 1500 м3) вряд ли можно. Дело в том, что Бертье-Делагард помещал лагерь Владимира в Карантинную бухту. Если он был в Стрелецкой, то линия водопровода действительно была к востоку от него (см. карту), на что и указал Анастас.

Перекопав землю, люди Владимира обнаружили водопровод и разрушили его. Через некоторое время город сдался.

В Особом житии все рассказано иначе: «Изъ города вѣсть пусти варяженин именем Ижбернъ. И написавъ на стрелѣ, пусти въ полкъ варягомъ и рече: “Донесите стрѣлу сию князю Владимеру”. И написано на стрѣлѣ: “Государю князю Владимеру. Приятель твой Ижбернъ писал к тебѣ, аще стоиши ты съ силою под городом годъ или два, или 3, не возмешь Корсунь. Корабленицы же приходят путемъ землянымъ с питиемъ и с кормомъ во градь”». Владимир приказал перекопать земляной путь и, как говорится в Особом житии, через три месяца взял город.

И А. А. Шахматов, и Н. И. Серебрянский считали варяга Ижьберна сугубо легендарной фигурой. Но земляной путь оказался такой же реальностью, как и водопровод. Все, кто бывал на развалинах Херсонеса или хотя бы видел фотографии памятника, помнят о средневековой калитке, сделанной в стене над античными воротами. Две калитки, расположенные одна над другой, ведут и в цитадель. Как показали археологические исследования, когда уровень моря поднялся настолько, что затопил балку с южной стороны города, была произведена насыпка грунта. Старые восточные ворота были полностью закрыты, и вместо них в стене была проделана калитка. Такая же новая калитка появилась и над старой, ведшей в античную цитадель. Попасть к ним можно было по узкой земляной дамбе, которая шла через болото, образовавшееся в балке.⁶⁵⁵ Так как никому из русских не приходило в голову следить за этим гиблым местом, то по «земляному пути» в город доставляли продовольствие. Разрушив дамбу, князь перекрыл этот канал снабжения города.

Имя «Ижьбернъ» Г. М. Халанский интерпретировал как Skibjorn или Sigbjorn. Но оно транскрибировалось бы на русский язык как Шихберн. Такое имя носил посол Сфандр (Svanheidr) – жены Улеба (Oleifr), подписавшей вместе с другими родственниками Игоря договор с греками 944 г.⁶⁵⁶ Ижьберн могло получиться из Ingibjorn. Это довольно редкое имя, например, в «Круге земном» Снорри Стурлусона оно встречается всего один раз. В Распространенном ПрЖ по спискам Рум. 435 и ГИМ, Син. 639 имя варяга передано как «Ждьбернъ». Это уже второй этап русификации. Известно мирское имя Жидята второго Новгородского епископа Луки (1036–1060). Очевидно, агиограф превратил непонятного ему Ижьберна в более привычное для слуха имя. В списке РГБ, ОР, ф. 113 (Волок.), № 654 читается «Жьберн», но сам текст сильно отличается от двух других списков. В Особом житии в качестве посла сначала в Корсунь, а затем к императорам упоминается воевода Олег (Helgi). Исследователи считали, что это имя заимствовано из преданий о князе Олеге, но вероятнее всего оно фигурировало в варяжской саге о взятии Корсуня.

Авторы двух самостоятельных версий взятия Корсуня не знали о рассказах друг друга. Такая же ситуация выявляется в летописных описаниях Любечской битвы 1016 г. Ярослава Владимировича со Святополком Ярополчичем. В киевской версии, сохранившейся в «Повести временных лет», сказано, что новгородцы решились, наконец, напасть на вражеский лагерь, потому что их обидели насмешки киевлян. В Новгородской 1 летописи младшего извода воспроизведение Начального свода заканчивается 1015 г. Дальше начинается местный летописец, в котором сказано, что у Ярослава в лагере Святополка был «мужь въ приязнь» (ср. «приятеля Ижьберна»). Он и сообщил, что нападать следует в этот вечер. Почему, выясняется опять из киевского рассказа: этой ночью Святополк дал пир дружине.

В предании, сохранившемся в Десятинной церкви, говорилось о корсунянине Анастасе, который указал Владимиру расположение водопровода. Когда в Киеве была построена каменная церковь Богородицы, именно ему князь «вдасть десятину», т. е. назначил экономом. В Новгородской 1 летописи младшего извода в статье 6499 г., где говорится о закладке храма, Анастас назван «иереем». В двух других случаях, в описании осады и в статье 6504 г., где и говорится о даровании десятины, он упоминается только как «корсунянин». Следовательно, в Начальном своде о его «иерействе» не говорилось, это поправка новгородского летописца. В «Повести временных лет» сказано, что впоследствии Анастас предал сына Владимира Ярослава и в 1018 г. был приставлен к вывезенной теперь уже из Киева боевой добыче. На этот раз греку удалось втереться в доверие к польскому князю Болеславу, который захватил стольный город под предлогом помощи своему зятю Святополку.

В варяжской саге о расположении «земляного пути» сообщал Ижьберн, «приятель» русского князя. В значении «друг, сторонник» это слово встречается в речи князя Игоря Ольговича в статье 1145 г. Ипатьевской летописи. Но, памятуя новгородский рассказ о Любечской битве, здесь можно предположить и более узкое значение: «тайный сторонник».

Новгородский и киевский рассказы о Любечской битве были соединены впервые только в Первой подборке Новгородской Карамзинской летописи. Варяжский и корсунский рассказы в древнерусской письменности так никогда и не были сведены. В ПрЖ распространенной редакции был вставлен пересказ истории Ижьберна, но как раз описание взятия Корсуня пропущено. Из-за того, что оба рассказа существовали параллельно, нельзя понять, что перекрыли раньше – водопровод или «земляной путь». Вероятнее всего, попытка наладить снабжение города через Карантинную бухту относится к периоду после разрушения водопровода.

Реальные подробности взятия Корсуня в Особом житии заключены в легендарную оправу. Сюжет «добывания невесты», вторичный в летописи, в житии становится главным. Владимир послал «воеводу своего князя Олега» к корсунскому князю просить дочь в жены. Ему отказали, потому что он был язычником, и Владимир отправился походом на Корсунь. Взяв город, он «князя корсуньсково и со княгинею поимал, а дщерь ихъ к себѣвъ шатер, а князя со княгинею привяза у шатерныя сохи, и съ ихъ дщерию пред ними безаконьство сотвори». После этого Владимир их убил, а их дочь отдал в жены Ижьберну, которого поставил наместником Корсуня. Затем воеводы Олег и Ижьберн отправляются в Царьград сватать Анну, сестру царей Василия и Константина. Сюжет с дочерью Корсунского князя изначально входил в предание, так как в распространенном ПрЖ сказано: «Князя и княгиню уби, а дщерь ихъ за Ждьберномъ».

Этот рассказ совпадает с историей женитьбы Владимира на княжне полоцкой Рогнед по версии Владимиро-Суздальского летописания. Она изложена под 6636 (1128) г. во всех летописях этой семьи: Лаврентьевской, Радзивиловской, Троицкой и др. Статья 1128 г. отличается от рассказа «Повести временных лет» под 6488 (980) г., где ничего не говорится о позоре Рогнед (см.: Гл. 2. 2). Суздальская летопись воспроизводит позднюю версию: здесь названо имя полоцкого князя Рогволода, а не самой княжны; упомянут только ее старший сын Изяслав, родоначальник местной княжеской ветви; вся история призвана объяснить, почему «мечь възимають Рогволожи внуци противу Ярославлимъ внукомъ». На самом деле Ярослав был вторым сыном Рогнед и Владимира, следовательно, таким же Рогволодовым внуком, как и полоцкие князья. Именно потому, что Рогнед была прабабкой киевских князей, в «Повести временных лет» ей уделено столько внимания, и она единственная из языческих жен Владимира названа по имени. Но суздальского летописца предание заинтересовало только в аспекте происхождения полоцких князей. Сопоставить его с «Повестью временных лет» он не удосужился.

И А. А. Шахматов, и Н. И. Серебрянский считали легенду о сватовстве Владимира произведением народного творчества, «былиной». Учитывая особенности текста и многочисленные искажения действительности, иначе ее рассматривать нельзя. А.А. Шахматов полагал, что сначала появилась легенда о женитьбе на Анне, которая потом была перенесена на Рогнед. Н. И. Серебрянский, наоборот, считал, что первичным был рассказ о полоцкой княжне.⁶⁵⁷ Эта точка зрения представляется более правильной. Сакральная символика в предании о взятии Полоцка очевидна. Параллель между захватом города и захватом женщины была традиционной (см.: Гл. 2.2). В рассказе о взятии Корсуня это явно лишний мотив, и он так же искусственно присоединен к основному повествованию, как и сватовство греческого царя к Ольге в истории ее путешествия в Константинополь. Во главе Корсунской страны (Херсонской фемы) с IX в. стояли исключительно присланные из Константинополя стратиги.⁶⁵⁸ Они не обладали наследственной властью, это были не князья, а посадники и воеводы, и насилие над их дочерьми не давало никаких сакральных преимуществ. Даже если бы это был протевон, представитель местной знати,⁶⁵⁹ то и он являлся всего лишь одним из многих. Конечно, в народе этого могли и не знать, но Корсунская легенда демонстрирует очень неплохое понимание обстановки. Во всех текстах Владимир сватается к сестре греческих царей не до захвата города, а после. Это свидетельствует о том, что ни в каком предании, кроме Особого жития, отвергнутое сватовство не выставлялось предлогом похода в Тавриду.

Основной герой корсунского эпизода Особого жития – варяг Ижьберн. Если отбросить сюжет об утверждении Владимиром своей власти над Корсунем через насилие над княжной, останется вполне реальный рассказ. Ингибьёрн помог конунгу Вальдемару захватить город, а в награду за это получил в жены дочь одного из знатных людей и стал ярлом. Как следует из обычных саговых сюжетов, такой союз победителей с побежденными расценивался как заключение мира. В отличие от «лживых саг», цель которых – заинтриговать слушателя и читателя, родовые и королевские саги не содержат намеренного вымысла. Обычно их авторы добросовестно ошибаются. Судя по достоверным подробностям о «земляном пути», история Ингибьёрна относилась по типу к королевским сагам. Каким же образом в нее попала легенда о Рогнед, очень плохо связанная с основным сюжетом?

Полоцк под названием «Палтескья» упоминается в скандинавских источниках так же часто, как Киев. Подавляющее число упоминаний обоих городов происходит из географических сочинений и саг «о древних временах», действие которых относится к эпохе Великого переселения народов. Исторические события в родовых и королевских сагах происходит в основном в Новгороде – Хольмгарде, как его называли скандинавы.⁶⁶⁰ Одинаковое с Киевом внимание к Полоцку сначала кажется удивительным. Но дело в том, что через Западную Двину, на которой стоит город, проходило второе ответвление «Пути из Варяг в Греки». С верховьев Двины можно было попасть не только на Днепр, но и на Волгу. В Начальном своде и «Повести временных лет» о Полоцком князе сказано: «Бѣбо Рогьволодь пришелъ изъ заморья». Его имя, как и имя его дочери – Рогнѣдъ, указывает на скандинавское происхождение: Rögnvaldr, Ragnhildr (др.-ск. Ragnheidr). Полоцк упоминается в исландской саге «О крещении», где говорится о событиях, современных княжению Владимира (см.: Глава 7). Торвальд сын Кодрана, сыгравший большую роль в христианизации Исландии, возвращался из поездки в Иерусалим через Русь. Он скончался недалеко от Полоцка и был похоронен у церкви св. Иоанна Предтечи.⁶⁶¹

Скандинавы продолжали компактно проживать в Полоцкой земле и позже. На городище Масковичи, расположенном на Браславских озерах, было найдено более ста фрагментов костей со знаками бытовой рунической письменности XI-XIII вв.⁶⁶² Полоцкая земля лучше всего могла быть той контактной зоной, где предание о варяге Ингибьёрне вобрало в себя мотивы из легенды о Рогнед. Отождествление облегчало и то, что Владимир действительно оставил полоцкую княжну, чтобы жениться на Анне. Как указывал Н.И. Серебрянский, по преданию, зафиксированному в Тверском сборнике (начальная часть представляет собой Ростовский свод 1534 г.), Владимир предложил Рогнед заново выйти замуж. Гордая княгиня отказалась и постриглась в монахини. Корсунская княжна тоже оказывается отвергнута ради нового брака, но в отличие от своего реального прототипа выходит за предложенного ей мужа.

Н. И. Серебрянский считал, что Особое (Легендарное) житие появилось в Северной Руси в результате соединения Корсунской легенды и местных полоцких преданий. По его мнению, воевода Ждьбернъ соединил в себе дядю Владимира Добрыню и грека Анастаса. Учитывая все последние открытия, особенно археологические, эти выводы можно уточнить. Собственно к народному преданию можно отнести только сюжет о сватовстве Владимира к Рогнед, бытовавший в Полоцкой земле. Там же он и соединился с сагой об Ингибьёрне, в основе которой лежал реальный эпизод осады Корсуня – разрушение дамбы (земляного пути), по которой снабжался город. В окончательном виде предание стало дополнительным источником распространенного вида ПрЖи в полной мере отразилось в Особом (Легендарном) житии. Судя по упоминанию крещения Владимиро-Суздальской и Муромской земель, Особое житие появилось в Северо-Восточной Руси. Составитель летописного сборника XVII в. из РНБ мог пользоваться этим текстом или отдельной записью предания. Никакой избыточной информации, кроме ошибок, в его рассказе нет.

Отвергнутое сватовство ни в одном древнерусском тексте, кроме Особого жития, не является причиной похода на Корсунь. В представлении людей XI в. война и не нуждалась в дополнительных объяснениях. Князь был обязан ходить в походы, чтобы содержать свою дружину. Если поход был неудачным, то летописец пускался в рассуждения, а стоило ли его предпринимать. Если же все складывалось успешно, то и никаких сомнений в его необходимости не возникало. Единственная сложность с реальными обстоятельствами Корсунской войны была в том, что недавно крестившийся князь захватил христианский город, к тому же принадлежавший его союзнику. Но эта проблема, как видно из «Памяти и похвалы» Иакова Мниха и ПрЖ, была успешно решена. Походу была придана благочестивая мотивировка: князь хотел привести на Русь учителей христианства для народа.

В Корсунской легенде князь был еще язычником, и ни в каких дополнительных объяснениях его действия не нуждались. Нарушение логики возникает исключительно в летописи, где рассказ о походе помещен в середину пространного рассказа о крещении Руси. А.М. Ранчин указывает, что интерпретация похода на Корсунь как завоевания веры принадлежит исследователям, а не летописцу.⁶⁶³ Корсунская легенда сама по себе очень последовательна: князь отправляется на очередную войну, захватывает греческий город и, преисполнившись гордости, посылает со сватовством к греческим царям. Ему отвечают согласием с единственным условием: он должен креститься.

Исторической основой Корсунской легенды были захват города и пышная свадьба Владимира и Анны. Судя по разноречивым указаниям на разные храмы как на место крещения князя, предание о том, что Владимир принял христианство именно в Корсуне, появилось в Крыму. В конце XI в. клир Десятинной церкви успешно пропагандировал его в Киеве. Тогда же были внесены изменения в рассказ о варягах-христианах. Вопреки действительности утверждалось, что Десятинная была построена на месте их двора. Реальные варяги, конечно, не могли жить посреди могильника (см.: Гл. 2. 3). Почему монах Печерского монастыря, составлявший Начальный свод в 1091 г., так доверял клиру Десятинной церкви, не известно.

Большинство исследователей считают, что Владимир хотел вынудить императоров отдать ему обещанную невесту. Д. Л. Талис предположил, что второй целью похода было уничтожение Херсонеса как города, через который византийцы натравливали печенегов на Русь. А. Поппе считает, что русский князь, уже женатый на Анне, подчинил восставший Херсонес своему шурину. А. В. Гадло полагал, что целью Владимира был захват Южного Крыма.⁶⁶⁴ Эта точка зрения, как мы увидим дальше, лучше всего согласуется с действительностью.

Всем этим исследованиям присуща одна общая точка зрения – Херсон был полностью разорен Владимиром. С. А. Беляев на основании собственных многолетних раскопок в Западном районе города и детального анализа археологических открытий прошлого и современности пришел к выводу, что Херсонес не был разрушен. В конце X в. происходит замена больших базилик на маленькие храмы-часовни. На какое-то время запустел только Западный район Херсонеса, но это не было связано с тотальными пожарами или какими-то другими военными событиями. С войной можно связать лишь несколько общих могил и невостребованные клады. При этом сам С. А. Беляев убежден, что Владимир крестился в Корсуне. В пользу правильности такой точки зрения, по его мнению, свидетельствует не только то, что город не был разрушен, но и заново исследованная им «базилика на холме». Она была возведена на месте прежней из материалов, полученных от ее разборки. Базилика стояла на естественном холме, но от нее в направлении к «Западной базилике» шла обширная площадка, покрытая нивелировочной засыпкой толщиной ок. 1 м. Это соответствует сообщению летописи о строительстве князем храма «на горѣ, иже ссыпаше среди града, крадуще приспу».⁶⁶⁵ Непрерывная городская жизнь продолжалась в Херсонесе вплоть до конца XIV в.⁶⁶⁶

Это очень важные выводы, но они не противоречат предположению о захвате города князем-христианином. Строительство св. Владимиром храма в городе не обязательно было связано с его крещением. В разных летописях и житиях он назван по-разному. В Начальном своде и Лаврентьевско-Троицкой редакции «Повести временных лет» он остается безымянным. Во всех списках Ипатьевской редакции «Повести временных лет» церковь посвящена Иоанну Предтече, а в ЖВ – св. Василию. Либо уверенности в том, как назывался на самом деле храм, не было, либо Владимир построил их несколько. В связи с этим можно высказать предположение, что сейсмическая волна октябрьского землетрясения 989 г. дошла и до Крыма. Следов таких катастрофических последствий, как в Константинополе, не видно, но часть крупных построек могла прийти в аварийное состояние. В качестве архонта св. Владимир мог принять участие в работах по разборке старых храмов и возведению новых.

Захват Херсонеса очень хорошо вписывается в общую направленность военно-политической деятельности св. Владимира во второй половине 980-х гг. С одной стороны, это было продолжение Волжско-Каспийского направления его отца. Владимир сначала пошел на вятичей, бывших данников хазар, когда-то покоренных Святославом. Затем он двинулся на Волжскую Болгарию. Цель этих действий была одна – обеспечить бесперебойную торговлю по Балтийско-Волжскому пути. В то время устье Волги фактически контролировал ширван-шах Мухаммед, который помог разгромленным во времена Святослава хазарам вернуться на прежнее место. Болгары-мусульмане были его единоверцами, и это могло способствовать сложению совершенно нежелательного для Руси альянса. Победа над Волжской Болгарией и заключенный с ней мир способствовали дальнейшим успехам св. Владимира. В следующем году он ходил на хазар, и ему удалось опять поставить под контроль устье Волги. Святослав во время своего похода на Северный Кавказ на ясов и касогов захватил и Таманский полуостров.⁶⁶⁷ Если Тмуторокань был во времена Ярополка потерян, то Владимиру пришлось возвращать и этот город. В результате одержанных побед ему удалось полностью установить контроль над всеми ответвлениями Волжского пути (см.: Гл. 2. 4).

Объем восточной торговли неуклонно падал не только из-за военно-политических обстоятельств на Балтийско-Волжском пути, но и в силу внутреннего положения в странах Арабского халифата. Фактически он распался на ряд самостоятельных владений, которые сами продолжали дробиться. Успехи византийских императоров в войнах с арабами и возвращение ими целого ряда территорий было как раз обусловлено этими процессами. К концу 980-х гг. на грани развала была Среднеазиатская держава Саманидов, из которой поступал основной объем серебряных дирхемов.⁶⁶⁸ В этих обстоятельствах все больше увеличивалось значение торговых связей с Византией.

В VIII в. все крымские владения Византии, побережье Меотиды (Азовского моря), Таманский полуостров и Зихия к югу от него были под властью хазарского каганата. Херсонес, видимо, никогда не подчинялся хазарам. В 830 г. каган обратился к императору Феофилу с просьбой помочь в строительстве крепости на Дону, того самого Саркела (Белой Вежи), который был впоследствии захвачен Святославом. Тогда же была основана Херсонская фема в Крыму, которую еще называли Климаты.⁶⁶⁹ В нее входило и Готское княжество со столицей в Доросе (Мангуп). Готская епархия, как и Херсонская, существовала с IV в., и обе сохранялись даже под властью хазар. Восточный Крым, видимо, оставался в составе каганата вплоть до походов Святослава, когда князю, судя по всему, удалось захватить Боспор (хазарский Керц, русский Корчев). Но во времена Иоанна Цимисхия в Боспоре уже упоминается стратиг Империи.⁶⁷⁰ На Крымской стороне Керченского пролива утвердилась Византия.

Херсонская фема была объектом интересов русских князей уже в первой половине X в. В договоре Игоря с греками 944 г. есть статья «О Корсуньсцѣи странѣ». Она содержит запрет русским князьям под каким-либо предлогом воевать на территории фемы. В обмен императоры обещают князю военную помощь: «Аще просить вой от насъ князь рускый, дамы ему, елико будеть требѣ, и да воюеть». В договоре не сказано, против кого эта помощь оказывается, но ясно, что это могли быть какие-то общие враги, вероятнее всего, хазары.

Поход на Херсонскую фему был логическим завершением военных кампаний св. Владимира на Юге. Херсонес был не просто центром византийских владений на северном берегу Черного моря. Это был ключевой пункт, который контролировал плавание вдоль всего побережья. Недаром в Южной бухте восточнее развалин Херсонеса в XVIII в. был основан Севастополь, база русского флота. Захват Таманского полуострова был важным достижением, но он не давал контроля над Черным морем.

Точная хронология походов Владимира до крещения отсутствует. В Начальном своде и «Повести временных лет» война с Болгарией датирована 985 г. Тогда хазарский поход относится к 986 г. Вероятно, поход на Херсонес планировался тогда же. Крещение Владимира и союз с императорами отложили его, но не изменили намерений князя. То, что Анна не приехала вплоть до весны 989 г., не могло быть предлогом для войны с Империей. Ясно, что в разгар боевых действий с сомнительным исходом было невозможно требовать отправки невесты. Либо Владимир решил округлить свои владения, пока позиции императоров не укрепились, либо передача Херсонеса Руси входила в соглашение с Византией. Императоры были в безнадежном положении и могли пойти даже на такую уступку.

Зная особенности византийской внешней политики и дипломатии, можно предположить, что, согласившись на передачу города, Василий тем не менее предупредил Херсонес о надвигавшейся опасности. Учитывая наличие в городе по крайней мере двух «приятелей» русского князя, можно не сомневаться, что и св. Владимир своевременно узнал о подготовке к осаде. Такое предположение может показаться излишней модернизацией событий, но посмотрим, что писали об организации разведывательной службы в те же годы в самой Империи. «Доместику и пограничным стратигам разрешается иметь катаскопов (соглядатаев. – Н.М. ) не только среди болгар, но и среди других пограничных народов, обитающих в землях печенегов, и турок (венгров. – Н. М. )у и росов, чтобы ничто из замышляемого ими не оставалось нам неизвестным. Иногда пленные, захваченные вместе с женами и детьми, принесут больше пользы, чем иные из катаскопов. Связав их обещанием стратигов предоставить им свободу вместе с женами и детьми, их следует направить на разведку, и когда они возвратятся после изучения всего того, что касается их соотечественников, они расскажут только правду».⁶⁷¹ Поневоле возникает вопрос, не был ли и Анастас связан с русским князем с помощью мер, практиковавшихся его соотечественниками.

Если св. Владимир был христианином и собирался присоединить Корсунь к своим владениям, то у него не было никаких оснований разрушать город. Наоборот, он был заинтересован в том, чтобы показать себя милостивым правителем. К сожалению, мы никогда не узнаем, что именно он передал императорам Василию и Константину через своих послов. В результате переговоров какое-то одинаково приемлемое для Руси и Восточной Римской империи соглашение было достигнуто. Судя по тому, что о захвате города сообщает только непосредственный современник события, а последующие хронисты об этом молчат, мир сочли ненарушенным. Багрянородная невеста Владимира отправилась в Херсонес.

Если город был взят в конце июля, то в том же году могла прибыть в Тавриду и Анна. В скорейшем заключении брака теперь были заинтересованы обе стороны. Для Владимира это был вопрос престижа, для императоров опять насущная необходимость. Они не могли отнять у Владимира Херсонес силой. Но после того, как он стал их шурином, можно было представить дело так, что он стал архонтом Херсонеса, полностью подчинявшимся Империи. Похожая ситуация видна на примере уже упоминавшегося Давида Багратуни. В грузинских и армянских источниках он именуется царем Тао-Кларджети (Тайка), а в византийских он титулуется исключительно придворным византийским титулом куропалата.

А. А. Шахматов и М. Д. Приселков полагали, что предатель Анастас стал епископом Киевским. Однако он назван так только в Чудовской (3-й) Распространенной редакции ЖВ и в позднем Московском житии начала XVII в.⁶⁷² А. Поппе показал бездоказательность предположения М. Д. Приселкова о подчинении Русской церкви при Владимире Охридской (Болгарской) патриархии или Херсонской архиепископии. Митрополия была основана вскоре после крещения Руси, и на нее был переведен из армянской Севасты митрополит Феофилакт.⁶⁷³ Польский ученый полагает, что это произошло в 989 г., но более вероятным представляется, что это было после 995 г.⁶⁷⁴ В Грамоте о десятине, данной Киевской церкви Богородицы в этом году (текст сохранился в составе Церковного устава Владимира), не упоминаются ни современный Владимиру Константинопольский патриарх, ни Киевский митрополит. Вместо этого сказано об учреждении Русской епископии при патриархе Фотии (867 г.).⁶⁷⁵

Текст Устава сохранился только в редакции не раньше конца XII в. Редактор сделал Фотия современником Владимира, а в качестве русского митрополита в разных списках называются то Михаил, то Леон (см.: Гл. 4. 1). Молчание грамоты, данной Десятинной церкви, о современном св. Владимиру Константинопольском патриархе соответствует реальности. Патриарший престол в 995 г. был вакантным: Николай Хрисовергумер в 991 г., а его преемник Сисиний был поставлен только в 996 г. Видимо, и Киевского митрополита тогда еще не было. Не упоминает о нем и летописная статья об освящении Десятинной церкви.

В течение 989–996 гг. Русская церковь должна была как-то управляться. Предположение об участии в управлении Херсонского архиепископа выдвигалось давно. Полемизируя с этой точкой зрения, А. Поппе отмечает, что согласно нотациям Константинопольского патриархата Херсонский архиепископ никогда не имел подчиненных ему суффраганов.⁶⁷⁶ Однако из писем патриарха Николая Мистика (901–907, 912–925) видно, что этой архиепископии придавались и миссионерские обязанности.⁶⁷⁷ Одной из официальных мотивировок похода на Корсунь была необходимость привести на Русь учителей для народа. Владимир вполне мог настаивать на включении Корсуня в состав своих владений именно как центра христианского просвещения Руси.

В летописях под 988 г. говорится, что св. Владимир вывез из Корсуня иконы, священные сосуды и мощи святых, в том числе св. Климента, папы римского, и его ученика св. Фива. В Новгородской 1 летописи младшего извода под 989 г. сказано, что Владимир привел на Русь митрополита, не названного по имени, и епископов. Именно из херсонитов был первый новгородский владыка, Иоаким Корсунянин.

Согласно перечню епископов, помещенному перед основным текстом Новгородской 1 летописи по Комиссионному списку, Иоаким пробыл им 42 года. В Первой подборке Новгородской Карамзинской летописи смерть Иоакима датирована 1030 г. Из перечня известно, что какое-то время кафедра оставалась незанятой, а вместо епископа был его ученик Ефрем, учитель новгородских детей, один из которых и стал летописцем.⁶⁷⁸ Преемник Иоакима на новгородской кафедре Лука Жидята согласно «Повести временных лет» был рукоположен в 1036 г. Учитывая обычные погрешности в один год при расчете лет, даты поставления и смерти Иоакима можно поместить между 989/ 990 и 1030/1031 гг.

Херсонский архиепископ не мог иметь суффраганов, но Иоаким не обязательно им был. На первых порах он мог действовать как миссийный епископ на севере Руси. Херсонский архиепископ тогда занимался просвещением Киевской земли и прилегавших к ней территорий. Судя по всему, Анну сопровождал к Владимиру митрополит Феодор Ефесский, но он не остался на Руси, а вернулся в свою епархию.⁶⁷⁹

Летописец сообщает, что Владимир отдал Корсунь «в вено» за Анну в том же году, когда женился. «Память и похвала» Иакова Мниха и ПрЖ вообще не упоминают о судьбе города после крещения. Летописный рассказ, а за ним и ЖВ сообщают, что князь вывез из города многочисленные трофеи. Это были не только священные предметы, но и памятники античной скульптуры. В статье 988 г. упомянуты «мѣдяне 2 капищи и 4 конѣмѣдяны, иже и нынѣстоять за святою Богородицею, яко иже невѣдуще мнять я мраморяны суща». Церковь Богородицы была заложена в 991 г. после засыпки старого городского рва и сноса валов и курганных насыпей.⁶⁸⁰ Владимир мог вывезти скульптуры сразу, но мог сделать это гораздо позже, уже тогда, когда план нового Киева был ясен хотя бы в общих чертах.

На первых порах императорам пришлось согласиться с притязаниями Владимира на Корсунь, но продержаться там ему удалось очень недолго. Надписи и печати Херсонеса вообще не отражают этого периода.⁶⁸¹ А. В. Гадло, полагавший, что князь не собирался отдавать Корсунь, не объясняет, почему же он все-таки с ним расстался. Для этого должны были быть очень серьезные причины.

Константин Багрянородный подробно объясняет, как следует использовать против Руси печенегов.⁶⁸² В «Повесть временных лет» летописец вставил два предания о войнах с печенегами, которых не было в НС. Это рассказы о поединке юноши-кожемяки с печенежским богатырем (992) и о том, как осажденные белгородцы обманули степняков (997). В этих рассказах все кончается торжеством Руси, но сохранилось и другое, подлинное, а не легендарное известие. Это запись о поставлении церкви св. Спаса в Василеве в память спасения князя. Она помещена уже в НС после рассказа об освящении Десятинной церкви. Св. Владимир проиграл печенегам бой под городом, бежал и был вынужден спрятаться под мостом, чтобы не попасть в плен. Это произошло в день Преображения Господня, в честь чего и был построен храм. Рассказ помещен под 996 г. после сообщения об учреждении десятины для церкви Богородицы с весьма приблизительным хронологическим указанием «по сихъ же». Сведения о даровании десятины церкви Спаса есть в грамоте Десятинной церкви, читающейся в Уставе Владимира.⁶⁸³ Следовательно, это реальное событие, произошедшее вскоре после 995 г. Эти разрозненные свидетельства говорят, что обстановка в печенежских степях резко обострилась. На какое-то время сообщение Киева с Крымом по Днепру могло вообще прерваться.

В начале 990-х гг. произошло и другое событие, которое резко ухудшило положение Руси. Эмир Хорезма Маммун Ибн Мухаммед освободился от власти Саманидов и стал независимым правителем. Очень скоро он помог хазарам вернуться в низовья Волги с условием принятия ими ислама.⁶⁸⁴ Теперь возникла прямая угроза русским владениям на Нижнем Дону и на Таманском полуострове. Это был второй выход в Черное море: по Волге и через волок на Дон, а оттуда в Азовское море. О традиционной важности этого маршрута свидетельствует именование Дона «рекой славян», а Керченского пролива «Русской рекой» несколькими поколениями арабских географов.⁶⁸⁵ Если бы хазарам с помощью Хорезма удалось вернуть Тмуторокань, то все выходы в Черное море оказались бы блокированы. В этой ситуации логично было полностью примириться с Византией, чтобы противостоять хазарам и мусульманам Хорезма. Очевидно, в середине 990-х гг. Владимир вернул Херсонес под власть Империи, хотя юридически, как уже говорилось, он никогда и не считался вышедшим из ее состава.

В заключение следует сказать несколько слов о возможности связать с событиями X в. рассказ о походе новгородского князя Бравлина на Сурож (Судак) из Жития св. Стефана Сурожского. Впервые его отождествил с походом св. Владимира на Корсунь А.А. Куник.⁶⁸⁶ Это предположение продолжают поддерживать некоторые современные исследователи, хотя его раскритиковал первый публикатор текста В. Г. Васильевский.⁶⁸⁷ Епископ Стефан Сугдейский (Сурожский) был защитником иконопочитания во времена императора Льва III Исавра (717–740) и его сына Константина V Копронима (740–775), женатого на дочери хазарского кагана.

Житие св. Стефана сохранилось в греческой краткой редакции и двух пространных: русской и армянской.⁶⁸⁸ В русское житие были сделаны вставки из славянского перевода жития св. Иоанна Златоуста, написанного Георгием Александрийским. Заимствования были сделаны также из жития митрополита Петра Московского, сочинения митрополита Киприана. Следовательно, появление русской редакции можно датировать началом XV в.⁶⁸⁹ Тем интереснее, что ряд эпизодов и подробностей, отсутствующих в кратком греческом житии, есть в пространном армянском, появившемся не позже 1240-х гг. Судя по различиям, переводы делались с разных видов пространного греческого жития, составленного в Сугдее.⁶⁹⁰ До полного исследования армянского текста можно делать только предварительные выводы.

Из сопоставления русской и армянской редакций получается, что св. Стефан скончался около 767 г. Вопреки мнению В. Г. Васильевского, в VII Вселенском соборе 787 г., вероятно, участвовал другой епископ Стефан Сугдейский. Св. Стефану, родившемуся около 697 г., тогда было бы 90 лет, что противоречит указанию армянского жития, согласно которому святой умер в Сугдее в семидесятилетием возрасте.⁶⁹¹ Эти двадцать лет разницы важны, так как нашествие князя Бравлина было при непосредственном преемнике св. Стефана епископе Филарете. Таким образом, оно датируется не началом IX в., как полагал В. Г. Васильевский, а 770-ми или первой половиной 780-х гг. В рассказе о посмертных чудесах святого в армянской редакции нашествие каких-то врагов тоже упоминается, но текст в этом месте сильно испорчен.⁶⁹²

Еще В. Г. Васильевский предположил, что в греческом тексте упоминались «скифы» или «тавроскифы». Так византийские авторы часто называли русь, что было хорошо известно русским книжникам. Во введении в «Повесть временных лет» сказано, что уличей и тиверцев, живших по Днестру, греки называли «Великая Скифь». Новгород мог появиться в тексте из-за буквального перевода названия таврического города Неаполя Скифского. Князь Бравлин был язычником, который «поплени от Корсуня до Корчева» и наконец захватил Сурож. Он хотел ограбить раку святого, и тут свершилось второе посмертное чудо: Бравлин был жестоко им наказан. Припадок эпилепсии агиограф описывает с большим знанием дела: «И в томъ часѣразболѣся, обратися лицо его назадъ, и лежа, пѣны точаше». Раскаявшись, языческий князь принял христианство и исцелился.⁶⁹³

В. Г. Васильевский предположил, что на Сугдею напали какие-то черноморские или днепровские русы, которых он отождествлял с готскими племенами. По мнению исследователя, их следует отличать от крымских готов, исповедовавших христианство.⁶⁹⁴ Скифами греки называли всех «северных варваров». Агиограф мог назвать так любых врагов, даже хазар, но их нападение маловероятно только потому, что Сугдея тоже была под властью каганата. Характерно, что хотя в житии рассказывается о том, как Стефан крестил язычников, там ни разу не употреблен этникон «хазары». В армянской версии, правда, говорится, что Ирина, жена византийского императора Константина Копронима, была дочерью хазарского царя Вирхора. Но уже в русской редакции она названа «Феодора, керченского царя, дщи». Керчь (Боспор) действительно была под властью хазар, но императрица была дочерью самого кагана, а не местного правителя.⁶⁹⁵ Так как далее в обоих житиях сказано, что она лично знала св. Стефана, то переименование хазарского царя в керченского произошло в одной из греческих редакций, а не в русском переводе.

В русском житии говорится об исцелении «царици корсунскиа». В одном списке (РГБ, ОР, ф. 173 (МДА) № 90) она названа Анной, в двух других (РГБ, ОР, ф. 256 (Рум), №№ 434 и 435) просто «царицей» или «иной царицей».⁶⁹⁶ По дороге из Корсуня в Керчь она заболела на Черной Воде (р. Карасу) и исцелилась по молитве к св. Стефану. Это рассказ помещен после описания нападения на Сурож и крещения врагов.

Существенно, что русскому переводчику не пришло в голову отождествить Бравлина и некую царицу со св. Владимиром и его багрянородной супругой. Вполне вероятно, что в греческом оригинале на предания о войне конца VIII в. наложились воспоминания о войнах св. Владимира. Но этого слишком мало, чтобы житие св. Стефана Сурожского могло считаться источником по истории похода Руси на Корсунь.

Сказание о русской грамоте было, как показал Н. К. Никольский, одним из источников 4-й Распространенной редакции ЖВ из сборника Матвея Кусова (Мусин-Пушкинского).⁶⁹⁷ Сказание напрямую связано с историей Корсуня, так как его автор утверждает, что крещение в этом городе было предопределено тем, что когда-то св. Константин-Кирилл научился здесь «русской грамоте» у некого «русина». Затем он научил этой грамоте «мораву, ляхы и чехы и прочия языкы». Затем и Владимир крестился в Корсуне: «Идеже книгы обрѣтоша, ту и крещение обрѣтоша. Рускымъ гласомъ писана быша книгы, сице Руси крещение обрѣтеся».

Известие о русских книгах основано на сообщении Жития св. Константина-Кирилла о посещении им Херсонеса во время миссионерской поездки в Хазарию. «Обрѣте же ту Еваньгѣлье и Псалтырь, руськы письмены писано и чьловѣка обрѣтъ, глаголюща тою беседою».⁶⁹⁸ Существует большая литература о том, что это были за «русские письмена». Житие Константина-Кирилла цитируется уже в рассказе о перенесении им вместе с братом Мефодием мощей св. Климента в Рим (так называемая Итальянская легенда). Следовательно, оно появилось до 882 г., когда епископ Гаудерих написал свое сочинение. Итальянская легенда упоминает лишь о том, что Константин изучал в Херсоне хазарский язык. Славянское житие, наоборот, упоминает о еврейском, самарянском и загадочном «русском». Сейчас наиболее достоверным считается предположение, что это – искаженное «сурьскыи», т. е. «сирийский».⁶⁹⁹

Гипотезу о том, что св. Константин-Кирилл познакомился с переводом Библии на готский язык, выполненном епископом Вульфиллой в IV в., первым высказал В. Г. Васильевский.⁷⁰⁰ В настоящее время эта точка зрения, которую одно время защищал Ф. Дворник, почти всеми оставлена, и, как представляется, совершенно напрасно. Первоначально в тексте жития, как и предполагал В. Г. Васильевский, должно было стоять «скифский язык». О том, что так называли готов, а потом часто неправильно определяли, какие именно это «скифы», свидетельствует история проложного жития свв. мучеников-готов Инны, Риммы и Пинны.

Свв. Инна, Римма и Пинна пострадали в IV в., возможно, во времена первого гонения на готских христиан.⁷⁰¹ В Менологии Василия II о них было сказано, что они были «ἐγένοντο ἀπὸ Σκυθίασ ἐκ τοῦ βορείου μέρους». На славянский язык это было переведено как «отъ Скифия Сѣверьскыя страны». Хотя создатель греческого Менология знал жития св. Саввы Готского и св. Никиты Готского, современников трех мучеников, он назвал Инну, Римму и Пинну учениками апостола Андрея. В Византии он считался просветителем скифов. Еще дальше пошел В. И. Ламанский, опубликовавший славянский перевод проложного жития свв. мучеников по списку Лесневского пролога 1330 г. Он решил, что «Северная Скифия» – это страна славян, живших на территории современной Украины.⁷⁰² Очевидно, похожая ошибка была сделана на раннем этапе формирования жития св. Константина-Кирилла. Редактор или переписчик поняли «скифский» как «русский». В полемике со сторонниками церковного «триязычия» Константин упоминает о готской письменности, познакомиться с которой, как отмечает Б. Н. Флоря, он мог именно в Крыму.⁷⁰³

Н. К. Никольский полагал, что св. Константин-Кирилл действительно познакомился где-то, вероятно, в Константинополе, с миссионерской глаголической азбукой, созданной в начале IX в. для проповеди среди славян. Она называлась «русской», потому что так именовали славян, живших на Дунае.⁷⁰⁴ О том, что глаголица была создана задолго до св. Константина-Кирилла, писал Г. М. Прохоров.⁷⁰⁵

Создатель Сказания о русской грамоте воспринял сообщение жития св. Константина-Кирилла буквально – письмо было создано неким русином по божественному вдохновению. Полный текст Сказания сохранился только в составе своеобразной компиляции, посвященной созданию славянской азбуки и крещению Руси. Она входила в так называемое Прибавление к Полной Хронографической Палее,⁷⁰⁶ в сборники смешанного состава, а два списка известны по Толковой Псалтири. Все части компиляции всегда рассматривались порознь: особое внимание привлекала «Азбучная молитва» Константина Преславского⁷⁰⁷ и фрагменты из жития св. Константина-Кирилла, которые рассматривал Дж. Дзиффер. К. М. Куев выявил все списки компиляции, но, к сожалению, он не всегда указывает, что здесь «Азбучная молитва» находится именно в ее составе. Сказанию о русской грамоте посвящена работа В. М. Живова, однако он рассматривает только первую часть текста, которая часто переписывалась отдельно.⁷⁰⁸ Компиляция в целом ни разу не была предметом исследования.

Компиляция встречается в двух видах: в «Прибавлении» и в Толковых Псалтирях. В сборники могут включаться разные виды, в одном из них (РНБ, ОР, О. XVII. 40) переписаны сразу оба. В Толковых Псалтирях (РНБ, ОР, Пог. 101; БАН, Арх. Д. 24) и ряде сборников (РНБ, ОР, О. XVII. 40, F. 111 (собр. Вяземского), ГИМ, Ув. 16) компиляция озаглавлена: «Прение Кирила Философа съ жиды».

В «Прибавлении» текст начинается словами: «В лѣто 6303 (sic!) Констянтина Философа. Нарицаемый Кирилъ створи грамоту словеньскым языкомь, называемую литицю, въ дни Михаила царя гречьскаго и въ дни князя Рюрика Новгородцкаго, его же сыномь Рускаа земля прииде / о землю Гречьскую /». В «Прении съ жиды» нет даты 6363 г., указанной в цитированном дальше сочинении «О письменах» Черноризца Храбра. За выпиской из Черноризца Храбра в компиляции следует «Азбучная молитва» Константина Преславского. Составитель приписал ее св. Константину-Кириллу. В старших списках Полной Хронографической Палеи (ГИМ, Син. 210, 1477 г. и РГБ, Рум. № 453, 1494 г.) сохранились следы создания текста: «Молитва» разрывает выписку из Черноризца Храбра, затем повторяются последние слова выписки «по семь Дионисии», а за ними следуют конечные буквы полной славянской азбуки. Только в Палее 1494 г. сохранилась гаплография: «...въ дни князя Рюрика Новгородцкаго, его же сыномь Руска земля преиде о грамоту Греческую. “Грамоту створиша 7 мужь....”». Изначально упоминался поход Игоря Рюриковича на «землю Греческую», но так как выписка из Черноризца Храбра начиналась со слов «Греческую грамоту», писец сделал ошибку. Во всех прочих списках слова «о грамоту» выпущены.

После «Азбучной молитвы» написано: «Потомъ же маломъ днемъ (лѣтомъ) минувшемъ въ дни благовѣрнаго князя Володимира, сына Святославля, внука Игорева и Ольжина, положьшея прьвое начало крещенниа в земли Рускои, а правнука Рюрикова в лѣто». В Толковых Псалтирях и некоторых других списках стоит дата 6495.

Далее без всякого перехода словами: «Въпроси же Философа логофетъ царевъ...» начинается серия выписок из жития св. Константина-Кирилла. Компилятор взял все диспуты: с иконоборцем, с сарацинами, с хазарами и с «латиной». Их завершает известие о смерти Кирилла, выписанное из жития: «Въ лѣто 6477 (969) преставися Кирилъ учитель словенску языку мѣсяца февраля 14 день, бывь лѣтъ 42, и многы просвѣтивъ учениемъ божественнымъ къ Господу отъиде и положенъ бысть в Римѣвъ церкви святого Климента».

Далее начинается Сказание о русской грамоте. Возможно, создателю компиляции принадлежат две переходные фразы: «Се же буди вѣдомо всѣми языкы и всѣми людьми, яко Рускыи языкъ ниоткуду же прия вѣры сия святыя, и грамота руская никымъ же явлена, нъ тъкъмо самѣмь Богомь Вседержителемь Отцемь, и Сыномь и Святымь Духомь. Володимеру Святыи Духъ вдохну вѣру прияти, и крещение отъ грекъ и прочии нарядъ церковныи». Затем начинается рассказ о «русской грамоте». Она была явлена Самим Богом некоему русину в Корсуни, а от него научился и Константин Философ. Затем, не упоминая о его брате св. Мефодии, автор пишет, что Константин Философ «научи Мораву, и Ляхы, и Чехы, и прочия языкы». Затем он отправился в Рим, где принял монашество под именем Кирилл и скончался.

Настораживает полное незнание автором обстоятельств просвещения славян. Во-первых, он приписал св. Константину-Кириллу крещение Польши в IX в., хотя хорошо известно, что оно было сто лет спустя. В «Повести временных лет» в соответствии с источниками говорится только о его просвещении мораван и чехов. Во-вторых, у него даже не упомянуто, что св. Мефодий был епископом Паннонии и Моравии. Наконец, отсутствие славянской письменности в современных ему Моравии, Чехии и Польше автор объяснил разрушительной деятельностью св. Войтеха-Адальберта (983–997), епископа Пражского. В. М. Живов убедительно показал, что это обвинение совершенно безосновательно.⁷⁰⁹ Автор даже не упоминает о существовании славянской грамоты в других славянских странах, в Болгарии и Сербии.

Столь же неосведомленным автор показал себя в рассказе о крещении Руси. Он пишет: «По Михаилѣбыша цари мнози, и потомъ бысть царь Романъ. И при томъ крестися рускыи царь Володимеръ въ градѣКорсуни». Во всех произведениях указывается, что императорами были Василий и Константин. Затем автор объясняет значимость того, что крещение совершилось в Корсуне, где ранее обрели священные книги, написанные «русским гласом». Это событие сравнивается ни мало ни много с явлением Закона Моисею на горе Синай. Владимир более славен, чем Моисей, так как тот не вошел в Иерусалимскую землю, а Владимир принес в Русскую землю «вѣру, и крещение, и грамоту, и книгы обретеныа, Еуангелие, Апостолъ...». Далее Киев объявляется вторым Иерусалимом, а 43 дня жизни Моисея после передачи Израилю Закона сравниваются с 33 годами жизни Владимира после крещения. В этом случае годом крещения оказывается 982/983, что опять противоречит всем источникам. После сообщения о смерти Владимира следует сравнение его с Константином и молитва, обращенная к двум «святым царям». Она написана от первого лица, и автор в своей «грамотице» просит их помогать своим «сродникам» и людям «греческим и русским». В списках Прибавления к Палее конец молитвы утерян, но в «Прении съ жиды» он всегда читается.

В 4-ю редакцию Распространенного жития св. Владимира вошло все окончание Сказания, начиная со слов: «Оле чюдо! Яко второй Иерусалимъ на земли явися Киевъ...». Оказалось заимствованным и сообщение о 33-х годах, которые прожил князь после крещения, и обращение к святым царям Василию и Константину от первого лица. Выписка из Сказания разбита на две части вставкой большого отрывка из летописной похвалы Владимиру в статье 1015 г. «Повести временных лет». Таким образом, в этой редакции дважды сообщается о смерти князя.

Непосредственные источники Сказания о русской грамоте до сих пор не выявлены, за исключением упоминания о «русских письменах» в житии св. Константина-Кирилла. Автор развил его в целый рассказ о некоем «русине», который до крещения Руси был христианином и которому Бог явил русскую грамоту. Из Начального свода, сохранившегося в составе Новгородской 1 летописи младшего извода, происходит ошибочное именование матери императора Михаила III Ириной, а не Феодорой. Происхождение всех остальных «уникальных сведений» не известно. Что-то можно объяснить элементарными ошибками, как срок жизни св. Владимира после крещения, но откуда автор позаимствовал свою теорию относительно св. Войтеха-Адальберта, не известно.

Эпизоды деятельности св. Константина-Кирилла в компиляции постоянно увязываются с событиями русской истории, следовательно, ее составил один человек по единому плану. За исключением Сказания о русской грамоте все его источники – памятники IX-X вв., посвященные истории славянского просвещения. Так как во всех других случаях он соединял чужие тексты, то логично предположить, что и Сказание о русской грамоте он откуда-то позаимствовал в готовом виде.

Сказание, где говорилось, что Константин Философ нашел азбуку готовой в Корсуне, а не изобрел сам, противоречило остальным источникам компилятора. Во вступлении к компиляции и в выписке из Черноризца Храбра Константин Философ восхваляется именно за свое изобретение. В сочиненном компилятором вступлении к прениям с «латиной» он снова пишет, что «Констянтинъ Философъ сию грамоту створи и предасть ю Моравѣ, Чехомъ, Ляхомъ и прочимъ языкомъ, потомъ Руси». Этой фразой он пытается согласовать версию Сказания с тем, что он нашел в других памятниках и выписал для своей работы.

Так как фрагменты Сказания стали известны сначала по 4-й редакции Распространенного жития св. Владимира, то авторство жития стали приписывать некоему греку.⁷¹⁰ X. Голдблатт и Р. Пиккио, наоборот, писали о «русоцентризме» или «Владимироцентризме» Сказания.⁷¹¹ Однако автор молит святых царей: «люди избавляита от всякия бѣды грьческия и руския, и о мнѣгрѣшнемъ помолитася к Богу». Так обратиться, действительно, мог только грек, а не русский.

Сказание о русской грамоте сопоставимо с другим, несомненно греческим сочинением: «Точным рассказом о том, как крестилась Русь» (см.: Гл. 4. 5). Его автор также связал создание славянской азбуки с Русью, и также наделал ошибок. Он, правда, не отнял у св. Константина-Кирилла его изобретения, зато сделал его современником св. Владимира. Вместо брата Мефодия его спутником по поездке на Русь назван Афанасий. Автор приводит названия всех букв славянского алфавита, изобретенного мудрыми греками для русских варваров.⁷¹² При всей разнице трактовки оба греческих рассказа сходны в том, что они связывают создание азбуки исключительно с Русью и решительно игнорируют ее бытование у других славянских народов. В Сказании о русской грамоте создается впечатление, что после уничтожения Войтехом-Адальбертом славянской письменности в Моравии, Чехии и Польше она сохранилась только на Руси.

Так как фрагменты Сказания вошли в текст, переписанный, самое позднее, в 1414г., то оно должно было быть написано раньше. В.М. Живов начальную часть Сказания датировал XII в., но он отделил ее от рассказа о крещении Руси. В принципе такой датировке не противоречит и весь текст в целом. Память св. Владимиру появляется в Прологе в 1160-е гг., а царями русские князья постоянно называются в южнославянской письменности. С. А. Иванов отнес «Точный рассказ» к XIII в. Но здесь русский князь назван «μέγασ ῥήξ».⁷¹³ «́Ρήξ» (король, титул ниже императора) вместо прежнего «ἄρχων» (князь) появляется в титулатуре Литовских и Московских великих князей только в XIV в.⁷¹⁴ Следовательно, «Точный рассказ» был написан в XIV в. Не позже этого времени появилось и Сказание о русской грамоте. Болгарскую и сербскую книжность его автор игнорировал сознательно, так как эти Церкви имели своих патриархов и не подчинялись Константинополю. Если бы дело было в разгроме этих стран турками в 1389 и 1396 гг., то недавние трагические события были бы упомянуты. Греческому автору было безразлично, кто именно изобрел славянскую азбуку, но важно то, что она была связана именно с Русью, остававшейся в составе Константинопольского патриархата.

Вероятнее всего, текст переводился с греческого на русский и подвергся некоторой редактуре. Правка могла быть внесена и составителем компиляции. Однако он сознательно не стал устранять основное противоречие между своими славянскими источниками и Сказанием о русской грамоте. Одной из причин такого внимания явно было то, что местом создания славянской письменности объявлялся Корсунь, где потом крестился Владимир. Для создателя компиляции это были бесконечно ценные сведения. Русь оказывалась наученной самим Богом через откровение подобно народу Израиля. Св. Константин-Кирилл сам был учеником русина, жившего в Корсуне, и передавал другим народам славянскую грамоту, данную изначально Руси. В этом смысле и св. Владимир оказывался пророком подобно Моисею, но более славным, потому что принес своему народу не Ветхий Закон, а Евангелие и тем ввел его в Царство Небесное.