Часть 3. История Русской Палестины IX – начало XX в.

Святая Земля, Палестина, область Восточного Средиземноморья, связанная с жизнью библейских пророков, старцев и проповедников, где проходила земная жизнь Спасителя, Божьей Матери, осуществляли подвижнические деяния апостолы, первые их последователи-христиане, а затем – монахи-пустынники, анахореты, а также строители общежительных обителей, наконец, первые паломники, начиная со св. царицы Елены и ее сына – св. императора Константина I Великого, утвердившего христианство в качестве государственной религии для всего пространства Византийской империи – средоточия, по представлениям современников, мировой цивилизации, – все это было тем глубоким фоном, на котором созидалось христианское строительство на Руси.

Принятие христианства сначала частью дружины «росов», в заключение похода на Константино-поль в 861 г., о котором мы знаем по рассказу очевидца и участника событий – Константино-польского патриарха Фотия, а также из Хроники Продолжателя Феофана сер. X в.; затем крещение св. княгини Ольги, совершившей путешествие в Царьград и официально принятой во дворце императором Константином VII Багря-нородным, оставившим записки об этом приеме; наконец – Крещение Руси при св. князе Владимире в 988 г. – все это этапы приобщения русских людей к Православию, его истории, к Священному Писанию.

Самые ранние дошедшие до нас древнерусские новозаветные памятники, такие как Остромирово Евангелие 1056–1057 г., Юрьевское, Мстиславово, Добрилово Евангелия, литургические тексты вводили русского читателя в пространство священ-ной истории, повествуя о Вифлееме и Рождестве Христовом, о Назарете – месте Благовещения Марии, где проживало Святое Семейство, о реке Иордан, в которой крестился Спаситель, о Десятиградии, Галилее, Самарии, городе Иерихоне и др., которые посещал Иисус Христос, наконец, о Иерусалиме – месте крестной казни и торжества Спасителя. Такие памятники, как «Изборник Святослава 1073 г.» и «Изборник Святослава 1076 г.», содержат толкования и разъяснения для читателя текстов, касающихся Святых мест Палестины, Синая, Египта, Ливана.⁷⁴⁵

Все это создавало ту историко-культурную базу, на которой зиждился интерес к посещению самих Святых мест. С принятием христианства на Руси установление связей с Палестиной стало великокняжеской заботой. Пребывание русских паломников, путешественников и подвижников в Святой Земле получило отражение и в письменных источниках, прежде всего – в летописях. Такого рода летописные свидетельства, касающиеся эпохи правления великого князя Владимира, сохранились в составе летописей XVI в. Так, в Никоновской летописи, редактором-составителем которой считается митрополит Московский Даниил (1522–1539), под 1001 г. (в переводе на современное летосчисление) сообщается «посла Володимер гостей своих аки в послех в Рим, а других во Иерусалим, и в Египет, и в Вавилон, съглядати земель их, и обычаев их».⁷⁴⁶ Речь идет о русских купцах, наделенных посольскими полномочиями («гостей своих аки в послех»).

Аналогичное, но в более общей форме, свидетельство сохранил памятник второй половины XVI в. – «Степенная книга». В главе 67 Степени I в повествовании о князе Владимире читаем: «Послание в различныя страны. И повсюду посылаше гостей и пославъ своихъ, идеже есть благочестивая вера христианьская – въ Иеросалимъ же и въ Египетъ, да и тамо увесть богоугодныхъ мужъ пребывание и церковное благолепие, да отьвсюду пльзу приобрящетъ. Инехъ же в Римъ посылаше. Других же в Вавилонъ».⁷⁴⁷

Очевидна связь между собой приведенных летописных свидетельств, относящихся к самому началу XI в. При всей осторожности, с которой следует воспринимать сведения о древних временах и Никоновского свода, и Степенной книги, дальнейший ход истории русского присутствия в Палестине подтверждает возможность документальной верификации практической синхронности посольской и поклоннической (одно подразумевало другое в христианских странах) активности Руси в Святой Земле с распространением в ней христианства.

Если судить по тексту «Кормчей Книги», связанному с новгородским архиепископом Нифонтом (ум. в 1156 г.), где предлагается накладывать епи-тимью на решивших отправиться в Иерусалим по собственной воле без благословения, процесс стихийных паломнических путе-шествий к середине XII в. стал массовым, даже недостаточно управляемым.⁷⁴⁸

В 1065 г. на пути из паломничества в Иерусалим и Константинополь скончался во Владимире-Волынском Свято-горском монастыре Успения Богородицы Варлаам Печерский – первый игумен Киево-Печерского монастыря.⁷⁴⁹ С паломническими целями в Святой Земле оказывались и члены великокняжеской семьи, как например, в 1098 г. первая жена Владимир Мономаха княгиня Гита Гаральдовна,⁷⁵⁰ дочь англо-саксонского короля Харальда Годвинсона, отправившаяся в Иерусалим и вскоре, видимо, там скончавшаяся (Владимир Мономах в 1099 г. вступает в новый брак). Место погребения киевской княгини осталось неизвестным. Напротив, место первоначального погребения другой представительницы княжеского дома в Святой Земле сохранено и почитается до нашего времени. В 1167 г. или в 1173 г. в Иерусалим прибывает паломница из дома Рюриковичей – святая княгиня Евфросиния Полоцкая – просветительница Белоруссии, «Неокопанное корение Русьстей земли»,⁷⁵¹ как ее славили современники. Об этом повествует «Житие св. Евфросинии Полоцкой», созданное вскоре после кончины княгини и погребения ее у Иерусалима в лавре св. Феодосия.⁷⁵² В паломничество княгиня отправилась уже будучи игуменьей основанного ею в Полоцке женского Спасского монастыря, за которым утвердилось имя Евфросиньевского.⁷⁵³

О широком распространении паломничества на Руси в XII в. пишет С. Ю. Житенев: Вот, например, как одна из летописей повествует о сорока каликах перехожих: «В лето 6671 (1163). Поставиша Иоанна архиепископом Новугороду. При сем ходиша во Иерусалим калици и при князе рустем Ростиславе. Се ходиша и Великаго Новагорода от Святой Софеи 40 муж калици ко граду Иерусалиму ко Гробу Господню. И Гроб Господень целоваша и ради быша. И поидоша, вземше благословение у Патриарха и святые мощи. И приидоша в Великий Новгород к Святей Софеи. И даша святыя мощи в церковь владыки Иоанну святым церквам на священие, а собору Святые Софеи даша копкарь, во веки им кормление, а собе вовеки славы укупиша. И святый владыка Иоанн и весь собор священнический благословиша их всех 40 муж. И поидоша по градам с великою радостию, славящи Бога. Приидоша в Руссу к Святому Борису и Глебу; аже седит собор, ины даша им святые мощи; а у Святого Бориса и Глеба стоят 6 муж притворяй и ины даша им скатерть во веки им кормление. И благословишася у собора вси 40 муж и поидоша по градом. И приидоша во град Торжок к Святому Спасу; аже седит собор, Святого Спаса священники; они же даша им святые мощи святым церквам на освящение; аже стоят у Святого Спаса 12 муж притворяй, ины даша им чашу свою во веки им кормление».

Этот любопытный документ важен в данном случае тем, что доносит до нас реальное свидетельство о паломничестве в шестидесятых годах XII века сорока новгородских странников-богомольцев в Святую Землю. Возвратившись оттуда, они принесли с собой святые мощи благословения, т.е. реликвии, полученные в дар, по-видимому, от Иерусалимского патриарха Иоанна VII. Эти калики ходили по Новгороду, Руссе, Торжку, Твери и другим древнерусским городам».⁷⁵⁴

Несколько неожиданный, на первый взгляд, поворот тема паломничества в Святую Землю на Руси XII в. обретает в сочинении «Вопрошание Кирика Новгородца к святителю Нифонту». Текст содержится в составе Новгородской (Климентовской) русской Кормчей книги.⁷⁵⁵ Автор памятника – известный «доместик» (регент хора) Новгородского Антониева монастыря, иеромонах Кирик (1110 – ок. 1156), был также автором астрономо-математического и хронологического трактата «Чтение, имже ведати человеку число всех лет». «Вопрошение» же обращено к епископу Великого Новгорода Нифонту (1130–1156) и является одним из древнейших русских канонических памятников, включенных в Кормчую книгу русской редакции.⁷⁵⁶ На вопрос иеромонаха и некоего священника Илии: «Если идут в странствие в Иерусалим к Святым, то я запрещаю, не велю идти, велю этому человеку быть здесь добродетельным. Владыко, грешу ли я, приказав подобное?» – святитель Нифонт дает ответ: «Ты делаешь очень хорошо: для того (он) идет, чтобы, всюду путешествуя, есть и пить. Ты же такое зло запрещай... тех, кто поклялся пойти в Иерусалим, подвергай епитимьи, ибо такая клятва губит эту землю».⁷⁵⁷

Этот текст оценивается, во-первых, как свидетельство массовости паломничества на Руси в середине XII в. и, во-вторых, Нифонт осуждает складывание неких групп-дружин паломников, связанных друг с другом клятвой, типа известных по «Хожению» игумена Даниила (со спутниками!) или по описанию в былине «Сорока калик со каликою»⁷⁵⁸ в составе сборника Кирши Данилова.⁷⁵⁹ Запрет касается и заботы об укреплении церковной жизни на родине, часто нарушавшейся бесконтрольной отлучкой паломников.⁷⁶⁰

Но ограничение толкования этого пассажа только указанными причинами вызвало справедливое возражение А. В. Назаренко.⁷⁶¹ Он приводит близкий по смыслу Нифонтову ответ Константинопольского Патриаршего Собора на вопрос Сарайского епископа Феогноста (1276 г.): (Вопрос): «А что ходять в Иерусалим к святыим, вельми аз сего браню, зде им велю правду деяти, а Бога бояся жити. – (Ответ): Вельми, рече, се добро, иже абы не делал ясти чюжии хлебы, и не то еще, но и прилыгати начнеть и поведывати на иных странах бывшая, възбраням вельми, дабы не шли и не вътще трудилися».⁷⁶²

Итак, ущерб от бесконтрольных «хождений» и новгородский владыка и царьградские иерархи в «праздноядении» и «прилыгании», что заменяет духовный труд внешней занимательностью путешествий, – резюмирует А. В. Назаренко. О грехе гордыни посетивших Иерусалим без должной духовной отдачи ума и сердца сокрушается и игумен Даниил: «Мнози бо доходившее святых сих мест и святый град Иерусалим и вознесшеся умом своим, яко нечто добро створивше, и погубляют мзду труда своего».⁷⁶³ Паломничество, таким образом, воспринималось своеобразной формой покаяния.

Иное дело – благочестивое паломничество, благословенное к тому же святыми отцами. Именно таким предстает упоминавшееся уже пребывание в Святой Земле прп. Евфросинии Полоцкой (ок. 1110–1173) в ее Житии, созданном также в домонгольский период. Внучка известного полоцкого князя Всеслава Брячиславича, дочь витебского князя Святослава в 12 лет ушла из дома, совершила монашеский постриг и несла послушание в полоцком соборном храме Святой Софии Премудрости Божией. В дальнейшем стала основательницей женской Спасо-Преображенской обители, а также мужского Мариина монастыря во имя Пресвятой Богородицы в Полоцке. В Софийском соборе Полоцка по заказу преподобной в 1161 г. был изготовлен и хранился напрестольный крест со вложенными частицами святых мощей и фрагмента живоносного Древа Креста Господня. Другим благочестивым поступком Евфросиньи Полоцкой стало ее прошение и способствование перенесению в ее обитель чудотворного Корсунского (Эфесского) образа Божией Матери, с которого было сделано на Руси множество списков. Сам образ (по сведениям Жития) был прислан византийским императором Мануилом I Комнином, с которым Евфросинья встретилась по пути в Палестину, была им принята и в Константинополе же получила благословение в путь к Святой Земле от известного Вселенского патриарха Луки Хрисоверга. Ее сопровождали двоюродная сестра Евпраксия Борисовна и брат Давид Святославич.

Эфесский же образ Богородицы был перенесен полоцкой княжной Александрой Брячиславной в 1239 г. в Торопец (в Богородицкий собор), где произошло ее венчание со святым благоверным князем Александром Ярославичем (Невским).

Паломничество полоцкой преподобной явилось образцом чистоты помысла и благочестия. Она поклонилась живоносному Гробу Христову, потом поставила при Гробе золотое кадило и принесла много даров Церкви Иерусалимской и патриарху. Блаж. Евфросинья обошла и прочие достославные места в окрестностях Иерусалима; поклонившись с великим умилениям святыням, княгиня поселилась в монастыре, называвшемся Русским и находившемся при церкви, выстроенной в честь и во славу Пресвятой Богородицы.⁷⁶⁴

Сама кончина достигшей преклонного возраста и занемогшей святой полоцкой паломницы, свершившаяся по ее собственной молитве в Святой Земле 23 мая 1173 г., и погребение ее тела в Феодосиевом монастыре на паперти храма, недалеко от могилы матери прп. Саввы Освященного и матери прп. Феодосия Великого, доказывает высокий смысл духовного подвига полоцкой просветитель-ницы. Ее святые мощи, перенесенные в 1187 г. в Киево-Печерскую лавру, только в начале XX в., в 1910 г, нашли окончательное упокоение на родине святой, в Полоцке. Однако в монастыре Феодосия Великого в Иерусалиме до сих пор можно видеть чтимое место первоначального пребывания святых останков преподобной.

Видимую связь литературного отражения контактов Древней Руси и Палестины с реальными реликвиями из Святой Земли в современных храмовых и музейных коллекциях демонстрирует так называемый «Иерусалимский крест» XII в. из ризницы кафедрального собора в немецком городе Хильдесхайме. Этот крест-мощевик новгородского происхождения с частицами палестинских святынь содержит надпись: «Господи, помози рабу своему Илии, стяжавшему крест сей в сей век и в будущий».⁷⁶⁵

Аналогом чуть более ранней доставки иерусалимских святынь в Новгород может рассматриваться привезенная по заказу новгородского посадника (1135–1136) Мирослава Гюрятиновича «доска оконченная» Гроба Господня, упомянутая Киевской летописью под 6642 г., фактически – под 1133/4 мартовским годом.⁷⁶⁶

С именем архиепископа Иоанна, как и смоленского князя Ростислава Мстиславича, занимавшего киевский стол в 1154–1167 гг. (с перерывами), связано и паломничество 1163/4 г. из Новгорода «40 муж калици ко граду Иерусалиму ко Гробу Господню. И Гроб Господень целоваша и ради быша. И поидоша, вземше благословение у Патриарха и святые мощи».⁷⁶⁷ Эти калики доставили чашу, оставленную в Спасском соборе в Торжке, а само предание стало сюжетом сочинения «О сорока мужах каликах».

Что касается свидетельства о Русском монастыре в Иерусалиме в последней трети XII в., текст «Жития Евфросинии Полоцкой» в этом отношении уникален. То, что княгиня останавливалась в Святом граде «у святыя Богородици в русском монастыри», является единственным, но очень важным упоминанием русской Богородичной обители в Иерусалиме, существовавшей уже в XII в.

Аналогом может быть существование Русского монастыря на Св. Афоне.⁷⁶⁸

Поскольку автор «Хождения» в Святую Землю игумен Даниил в начале XII в. (принятая датировка 1106–1107 гг.), очень внимательный и тонкий наблюдатель, ничего не говорит о русском монастыре в Святой Земле, хотя подробно сообщает о других обителях, резонно заключение о возникновении Русского Богородичного монастыря в Иерусалиме в период между примерно 10-ми и 60-ми гг. XII в. (скорее, ближе к концу этого периода).⁷⁶⁹ Вряд ли русская обитель, возникшая в обстановке усиления византийского православного влияния в Палестине, в условиях сближения династической политики крестоносных латинских королевств в Святой Земле с Византийской империей, правящим там домом Комнинов (с соответствующими строительными и реставрационными акциями Византии в Иерусалиме, Вифлееме, Газе и т. п.),⁷⁷⁰ смогла пережить захват Иерусалима султаном Салах-ад-дином (Саладином) в октябре 1187 г., положившим начало мусульманского господства в регионе. Больше об этом Русском монастыре в Иерусалиме ничего не сообщается.

Но это не единственное свидетельство о древнерусских обителях в Святой Земле. В «Житии св. Саввы Сербского» сообщается, что сербский архиепископ во время своего первого паломничества в Иерусалим (в 1229 г.) жил в Лавре св. Саввы Освященного «у святого Михаила в русском монастыре, вблизи великой церкви», отождествляемой с лаврским собором.⁷⁷¹ «Житие» создано в середине XIII в. учеником и спутником святого Доментианом и имеет характер достоверного свидетельства.

Данные о русских монастырских постройках в Палестине подтверждаются и латинским «Паломничеством в Святую Землю» вюрцбургс-кого пресвитера Иоанна, посетившего Иерусалим в середине 60-х гг. XII в., т. е. практически одновре-менно с прп. Евфросинией Полоцкой.⁷⁷² Завершая повествование, вюрцбургский паломник заключает: «Итак, мы описали поклонные места в святом граде Иерусалиме, начав от церкви Святого Гроба, двигаясь по кругу от Давидовых ворот и снова к ним вернувшись, при этом не говоря о многочисленных часовнях и не столь знаменитых церквях, которые содержат там различные народы. Надобно знать, что там есть греки, латиняне, немцы, венгры, ирландцы, наваррцы, бретонцы, англы, русь, чехи, грузины, армяне...».⁷⁷³ Имеются ли здесь в виду только упомянутые Богородичный и Михайловский монастыри, или речь идет еще о каких-то «не столь знаменитых» часовнях и церквях, неизвестно.

Решение вопроса о датировке и локализации появления русских обителей в Св. Земле предложено А. В. Назаренко. «Где располагались русские Богородичный и Михайловский монастыри? Последний, согласно «Житию св. Саввы Сербского», был загородным, находясь на территории Лавры св. Саввы (в Иудейской пустыне, между Иерусалимом и Мертвым морем). Именно там, в Лавре св. Саввы, хотела быть погребенной и прп. Евфросиния Полоцкая, но не получила такого разрешения и в результате упокоилась в лавре св. Феодосия Киновиарха, также к востоку от Иерусалима. Такой отказ сановной паломнице, которая, безусловно, располагала денежными средствами, было бы нелегко понять, если бы обитель Пресв. Богородицы, где обитала княжна-игумения, находилась, как и Михайловская, в лавре св. Саввы. Остается предположить, что в отличие от Михайловского (вероятно, мужского) монастыря, Богородичный (скорее всего, женский) входил в состав лавры св. Феодосия.

Естественно думать, что оба русских монастыря в Иудейской пустыне возникли из потребностей паломнического движения русских людей. Поэтому – возвращаясь к вопросу о датировке их возникновения – надо принять во внимание, что как раз в 60-е гг. XII столетия должно было наступить количественное оживление паломничества в связи с тем, что наступательная политика византийского императора Мануила I Комнина (1143–1180) привела в то время к освобождению южного побережья Малой Азии от турок-сельджуков; в итоге стали возможны сухопутные маршруты от Константинополя до Киликийских ворот и далее – до Иерусалима.

И в заключение – одна деталь, которая также со всей очевидностью доказывает, что XII в. был ключевой эпохой в становлении паломничества русских людей в Святую Землю. Из всех славянских языков слово “паломник” сохранилось только в русском и белорусском, будучи отра-жением латинского термина palmarius (первоначально русское слово звучало как паломарь, паломонарь), при-чем фиксируется оно в древнерусском языке именно с XII в., заменив в этом значении более ранний термин – др.-русск. “странь-никъ”, “стороньникъ”. Действительно, обычай паломников, доживший до наших дней, возвращаться из Иерусалима с пальмовой ветвью в руках отмечен в хрониках крестоносцев – в частности, в “Хронике” тирского архиепископа Вильгельма (ум. в 1186 г.). Тот факт, что для самого названия паломников в языке русских людей стало употребляться живое (не литературное!) заимствование из языка крестоносцев эпохи существования латинского Иерусалимского королевства, говорит как об интенсивности древнерусского “хожения” в Святую Землю, так и о том центральном месте, которое занимала Святая Земля на путях древнерусских “калик перехожих”».⁷⁷⁴

Итак, свидетельства и следы русского паломничества XII в. в Палестину не единичны. Это – и хранящийся в сокровищнице собора в Хильдесхайме энколпион XII в. с частицами палестинских реликвий, т. н. «Иерусалимский крест» с русской надписью, свидетельствующей о связях Новгорода со Святой Землей⁷⁷⁵ (что косвенно подтверждается легендарной «Повестью о путешествии новгородского архиепископа св. Илии (Иоанна) на бесе в Иерусалим»;⁷⁷⁶ это – и свидетельство Летописного сборника 1163–1377 г. из собрания РНБ в Санкт-Петербурге о хождении «ко граду Иерусалиму ко Гробу Господню» 40 калик из Новгорода при том же Иоанне архиепископе⁷⁷⁷ и о привезенных этими паломниками реликвиях (чаша в Спасском соборе в Торжке);⁷⁷⁸ это – и, пусть сомнительное, свидетельство «Истории Иерусалима и Антиохии»⁷⁷⁹ начала XIII в. об участии русских в I Крестовом походе; это – и печальные отзвуки в Древней Руси известий о захвате Иерусалима мусульманами; это – и сообщение Новгородской I летописи о привезенном Добрыней Ядрейковичем (будущим архиепископом Антонием) в 1211 г. из Константинополя фрагмента Гроба Господня: «Тогда не бяше пришьл... Добрына Ядреиковиць из Цесаря-града и привезе с собою Гроб Господень...»;⁷⁸⁰ это – и известие об упокоенном в Царьграде в приделе «святого Георгия святыи Леонтеи» русском священнике («поп русин»), трижды (!) ходившем «во Иеросалим пешь»⁷⁸¹ (скорее всего, в 60-е-70-е гг. XII в.;⁷⁸² это – и упоминание в Суздальской летописи по Лаврентьевскому списку о прибытии к великому князю Владимирскому Константину Всеволодовичу в 1217/18 г. полоцкого епископа из византийской столицы, который «и принесе ему етеру часть от Страсти от Господень... и мощи святого Логина мученика сотника, святей его руце обе, и мощи святыя Марья Магдальни».⁷⁸³ Это, наконец, – и подробно описанное самим автором хождение игумена Даниила (1106–1108), которое представляло собой как паломническую, так и дипломатическую миссию.⁷⁸⁴

Пребывание игумена Даниила в Святой Земле чаще всего относят к 1106–1107 гг., а описанное им участие в пасхальных торжествах приходится тогда на 14 апреля 1107 г. В этом случае объясняется и неупоминание внимательным и скрупулезным автором о присутствии патриарха при описании схождения Святого огня: действительно, в 1107 г. весной в Иерусалиме не было ни греческого, ни латинского патриархов.⁷⁸⁵

Самого игумена-паломника отождествляют с будущим Юрьевским (на Роси, совр. Белая Церковь) епископом, поставленным в 1114 г. Предполагается, что Даниил был пострижен в Киево-Печерском монастыре, а затем стал игуменом на Черниговщине. Не случайно он сравнивает реку Иордан с черниговской рекой Сновь, упоминает и рыбу короп (карпа), помещенную затем на герб Черниговского города – Коропа.

Итогом более чем двухлетнего «хожденья» Даниила по православному Востоку, шестнадцать месяцев из которого он посвятил Иерусалиму и другим Святым местам Палестины, стала книга «Житье и хожение Даниила, Русьскыя земли игумена». Она стала древнейшим и совершеннейшим памятником жанра хождений, получившего потом небывалое распространение в древнерусской литературе.⁷⁸⁶ О популярности труда игумена Даниила свидетельствует то, что до нас дошло 152 рукописных списка сочинения.

Даниил с самого начала позиционирует себя как общерусского молитвенника и паломника: «игумен земли Русской», как он именуется в заглавии, поминая в лавре св. Саввы Освященного, где он больше всего жил, русских князей «с женами и детьми», бояр и «всех христиан», выступает как заступник общерусского дела. А в Пасху игумен ставит в кувуклии храма Гроба Господня «кандило на гробе святитель от всея Русьскыя земли».⁷⁸⁷

Даниил был в Святой Земле не один: он упоминает новгородцев и киевлян, бывших с ним. Судя по именам – «Изяслав Иванович, Городислав Михайлович, двое Кашкичей» и многие другие были мирянами; считается, что это своего рода паломничество-посольство было организовано русскими князьями с целью выяснить военную и политическую обстановку на Ближнем Востоке, сложившуюся в результате I Крестового похода.⁷⁸⁸ Во всяком случае, государственный характер миссии игумена Даниила и его спутников подтверждается и тем, что он был принят и обласкан самим «князем» – т. е. главой Иерусалимского королевства, возникшего в 1099 г., Балдуином I. К нему обращаются русские с просьбой о содействии в установлении на Гробе Господнем лампады «от всея Русскыя земли».

Итогом наблюдений Даниила стал вывод, что православные святыни сохраняются и почитаются, что отношение к русским паломникам и латинян, и палестинцев благоприятное, и что долгий и небезопасный во времена военных действий путь в Палестину оправдан высокой целью приобщения к святыням. Благожелательная атмосфера общения Даниила с Иерусалимским королем Балдуином I может объясняться, по мысли А. В. Назаренко, и династическими мотивами: не исключено, что поручение игумену дал черниговский князь Давид Святославич относительно поиска его сестры или племянницы, которая могла тогда находиться в пределах Иерусалимского крестоносного королевства. Князь муромский, новгородский, смоленский и черниговский Давид (ум. в 1123 г.) был сыном великого князя киевского Святослава Ярославича и немецкой принцессы Оды; он активно отстаивал родовые интересы, участвовал в походах русских князей. На съезде в Любече в 1097 г. Давид получил в удел Чернигов.⁷⁸⁹ Династическая близость черниговского князя, от лица которого мог выступать Даниил, королю предопределила то, что русский игумен многократно получает аудиенцию у Балдуина, шествует бок о бок с ним по его повелению в Великую Субботу к храму Воскресения Христова, получает охрану и провожатых для путешествия по Палестине.

Описание игуменом Даниилом Святой Земли – не просто путеводитель или историко-географический справочник (хотя следует отметить замечательную точность и пунктуальность приведенных свидетельств). Для автора его «хожение» – акт священнодействия, почти литургическое действо,⁷⁹⁰ в соответствии с принципами которого, постигнутыми паломниками в Иерусалиме, и следует описание святынь Палестины. Автор «Хожения» сосредоточен на библейских местах и христианских памятниках Святой Земли. Поэтому весь путь до Палестины описан общо: Константинополь («Царь-град»), Галлиполи, острова Авидос, Хиос, Самос, Патмос, Родос и другие названы в порядке их следования; более подробно рассказано об Эфесе с гробницами св. Иоанна Богослова и св. Марии Магдалины, о Патмосе как месте почитаемом в связи с тем же св. Иоанном Богословом, о Родосе, где «был Олег князь русскый 2 лете и 2 зимы», и о Кипре с горой, где св. царица Елена воздвигла кипарисовый крест с «честным гвоздем Христа» (сейчас – монастырь св. Креста Господня – Ставровуни, недалеко от Ларнаки). По ходу путешествия указываются расстояния до «Селуни» (Фессалоники), «Святой Горы» (Афон), Крита, Рима и других центров. Упоминание князя Олега Святославича, вернувшегося на Русь в 1083 г., неслучайно: это – князь Владимиро-Волынский, Тмутараканский, Черниговский, Новгород-Северский, сын великого князя Киевского Святослав Ярославича и принцессы Оды, т. е. брат Давида Святославича Черниговского, игравшего, как уже сказано, важную роль в отправке миссии русских паломников.

Добравшись морем до Яффы, Даниил со спутниками уже пешком достигает Иерусалима. Поселился русский игумен, как он сообщает, недалеко от Святого Града – в Лавре преподобного Саввы Освященного, что в долине Кедрона, в 25 км на юго-восток от Иерусалима. Обитель прп. Саввы была основана в 484 г. выходцем из Каппадокии, из селения Муталаска, Саввой (439–532), который, отправившись еще в 456 г. в Палестину, стал учеником и сподвижником прп. Евфимия Великого из прикаппадокийской Мелитины, затем блж. Феоктиста, а с 477 г. уединился в пещере, куда в дальнейшем стали прибывать благочестивые люди. Они образовали обитель, названную Великой Лаврой.⁷⁹¹ Богослужебный устав ее, составленный прп. Саввой, получил название «Иерусалимского».

Но начинает свое повествование Даниил все-таки с описания главных святилищ Иерусалима, встреча с которыми вызывает у игумена и всех паломников особые чувства: «И ту есть гора равна от пути близ града Иерусалима, яко версты вдале; на той горе сседают с конь все людие и поставляют крестьци ту и покланяются Святому Воскресению до дозоре граду. И бывает тогда радость велика всякому христианину, видевше святый град Иерусалим и ту слезам пролитье бывает от верных человек. Никто же бо может не прослезитися, узрев желанную ту землю и места святаа вида, идеже Христос Бог наш претерпе страсти нас ради грешных. И идут все пеши с радостию великою к граду Иерусалиму».⁷⁹²

Следующее затем в тексте памятника детальное повествование о иерусалимских святынях – Елеонской горе, храме Святая Святых, храме Воскресения Христова (Гроба Господня), церкви Стефана Первомученика, жертвеннике Авраама, башне Давида, Овчей купели, о Вифании, Гефсимании, а также о других палестинских святых местах – горе Ермон, Иордане, пещерах Ильи Пророка и Иоанна Крестителя, Сорокадневной пещере, наконец, подробное описание Лавры св. Саввы Освященного, где пребывал Даниил, о монастыре св. Евфимия, Вифлееме, Мамврийском дубе, горе Хеврон, об Эммаусе, Лид(д)е и Кесарии (Понтийской), Капернауме, Аккре, о Галилее и Тивериадском море, о Самарии, о Горах Ливанских, о Фаворе с пещерой пророков, о Назарете и Кане Галилейской составляет неоценимый фонд русского постижения Святой Земли.⁷⁹³

Монголо-татарское завоевание Руси в XIII в. наложило, несомненно, отпечаток на паломническую практику в Святую Землю. Паломничество русских паломников заметно сократилось, но не прекратилось совсем, о чем свидетельствует летописец:

«В лето 6837 (1329). Ходи Князь Великий Иван Данилович в Великий Новгород на Миру. И постояше в Торжке, и приидоша к нему святого Спаса притворяне с чашею сию 12 муж на пир. И воскликнуша 12 мужь, Святого Спаса притворяне: «Бог дай многа лета Великому Князю Ивану Даниловичу всея Руси. Напой, накорми нищих своих». И Князь Великий вопросил бояр и старых мужь новоторжцев: «Что се пришли за мужи ко мне?» И сказаша ему мужи новоторожци: «То, господине, мужи Святого Спаса притворяй; а ту чашу даша им 40 мужь калици из Ерусалима пришедшее». И Князь Велики, пришедше, посмотрев у них чашу, а постави ее на темя свое и рече им: «Что, брате, возмете у мене в сию чашу вклада?» И тако рекоша ему притворяне: «Чим, господине, нас пожалуешь, то возьмем». И Князь Велики даше им гривну новую вклада: «А ходите ко мне во всякую неделю и емлите у мене две чаши пива, а третюю – меду. Также ходите к наместником моим и к посадником и по браком, а емлите собе по три чаши пива. А кто сию чашу избесчинит, ин даст гривну золота да 6 берковсков меду Князю и Владыки. А кто на вас подерет вотолу, ин даст три крошни нитей, а цена им полтора рубля».⁷⁹⁴ «Высокое уважение Московского великого князя к иерусалимской реликвии, в данном случае к чаше из Святой Земли, говорит не только о набожности святого благоверного князя Иоанна Даниловича, но и о редкости на Руси в то время палестинских реликвий, что связано со значительным сокращением паломничества в тот период», замечает современный исследователь.⁷⁹⁵

Однако к середине XIV в., по всей видимости, судя по летописным известиям, поездки на христианский Восток из России активизируются. Показателен документ, известный под 1347 годом из нескольких летописных сводов Софийского, Воскресенского и др. под названием «Послание к Феодору, владыке Тверскому, о рае, уцелевшем на земле».⁷⁹⁶ Автором его был новгородский архиепископ Василий Калика, который совершил путешествие на православный Восток.⁷⁹⁷ По мнению византиниста Д.В. Айналова, «Василий, архиепископ Новгородский (1331 – 1352), по-видимому, сам ходил во Святую Землю, так как называет себя «самовидцем»: «Самовидец есмь сему, брате. Егда Христос идый в Иерусалим на страсть вольную, и затвори своима рукама врата градная: и до сего дни неотворими суть. А егда постися Христос за Ерданом, своима очима видел есмь постницу его, и сто финик Христос посадил: не движими суть и доныне, не погибли, ни погнили». Из вопроса, поставленного им владыке Феодору: «или брате, имеешь себе мыслите “аще насади Бог на востоце рай, почто обретеся в Иерусалиме тело Адамле?”, – ясно, что архиепископ Василий знает о местонахождении тела Адама в Иерусалиме».⁷⁹⁸

По мнению А. М. Панченко, «свое путешествие он предпринял еще до архиепископства – в противном случае это нашло бы отражение в новгородских летописях, которые буквально каждый год сообщают о деятельности своего владыки»,⁷⁹⁹ т.е. святитель Василий совершил свое паломничество до 1331 года, в котором был избран на Новгородскую архиепископскую кафедру. Предполагаемое его описание хождения к святыням Византии и Палестины не сохранилось. X. М. Лопарев и М. Н. Сперанский⁸⁰⁰ считали автором «Анонимного хождения в Царь-град» священника Григория Калику, ставшего впоследствии Новгородским архиепископом Василием.

До середины XV в. не только отправлялись в паломничество русские монахи, но часть их оставила нам свои описания путешествий.

Это – «Странник Стефана Новгородца», «Хождение в Иерусалим архимандрита Агрефения», «Хождение Игнатия Смолянина», «Сказание Епифания мниха о пути в святой град Иерусалим», «Странник иеродиакона Зосимы» и др.

В сохранившемся виде (в двенадцати рукописных списках, начиная с XVI в.) «Странник» Стефана Новгородца посвящен описаниям Константинополя и цареградских святынь, которые посетил автор в 1348 или 1349 г., и обрывается как раз на фразе «оттуда мы пошли к Иерусалиму».⁸⁰¹ Дальнейшее повествование утрачено. Считается, что Стефан Новгородец был иноком,⁸⁰² хотя первые исследователи памятника видели в нем купца.⁸⁰³ Правда, никаких следов интереса к коммерческой стороне путешествия в тексте нет. Зато подробно описаны реликвии и святые места храма св. Софии. Так, место, где «стоить икона Святы Спас велми чюдна» имеет святоградские аллюзии: «и то зовется Елеоня гора по подобию якоже и въ Иерусалиме». Рассказ о святынях алтаря сосредоточен на «пахире» – «священном сосуде», привезенном в св. Софию русскими паломниками («каликами») из Святой Земли от вод Иордана: «ту ж есть в великом олтаре колодяз, от святаго Иердана явися: стражи бо церковнии выняша из кладязя пахирь, и познаша каликы рускыя. Греци ж не яша веры, русь же реша: “наш пахирь есть, мы купахомся и изронихом на Иердане; а во дне его злато запечатано”. И разбивше ставець и обретоша злато, и много дивишася, се бо чюдо сътворися Божим повелением; то ся нарече Иердан».⁸⁰⁴ Этот текст представляется отражением легендарного спора между греками и русскими о чаше и обуви паломников, символически утвердившего право в главном православном храме иметь русские святыни.⁸⁰⁵

Далее вспоминается и Мамврийский дуб в связи с рассказом о каменной «трапезе» Авраама, которому «Бог въ Троици явися под дубом Амавриискым; той дуб зелено лествие имеет и зиме и лете и до скончяниа веку, огорожен каменем высоко, сороцина стерегуть его».⁸⁰⁶ А гробница св. Аверкия также наводит паломника на иерусалимские воспоминания: «то бо место подобно есть Соломони купели, иже в Иерусалиме».

Рассказ о других храмах и монастырях Царьграда обязательно включает в себя упоминания о реликвиях – Спасителя и Богородицы, святых отцов, патриархов, мучеников и праведников, как, например, у храма св. Апостолов о столбе, к которому был привязан Иисус Христос, и о другом, – где оплакивал его Петр: «привезены от Иерусалима», подчеркивает Стефан.

К сожалению, по-видимому, столь же детальное описание «Странником» самого Иерусалима и святынь Палестины не сохранилось или не было написано.

К немного более позднему времени, чем «Странник Стефана Новгоодца» относится другой памятник XIV в. – «Хождение в Иерусалим русского архимандрита Агрефения, монастыря св. Богородицы». Паломничество Агрефения относят к 70-м годам. Что касается монастыря, игуменом которого мог быть Аграфений, то его идентифицируют либо с Авраамиевым смоленским, либо с Успенским Отрочим в Твери: обе обители были Богородичными. Имя автора-паломника также имеет варианты написания: Агрефений, Грефений, Григентий, Парфений; имя это могло скрывать имена Агриппа, Агриппин, Агриппий и проч.

Текст памятника по своему типу напоминает византийские проскинетарии, т.е. описания путешествий на богомолье с целью поклонения реликвиям.

Сам путь Агрефения до Константинополя был непрост, маршрут то уходил в сторону от цели, то даже вспять; большая его часть пролегала по землям Великого княжества Литовского; пребывание в Царьграде и других местах по пути в Палестину описано коротко.

Подробно приведен расчет пути от одного города (или острова) до другого. Так, по территории Святой Земли архимандрит следовал от о. Кипр: «От Кипра до Яфы 60 [верст], от Яфы до Рамля [Рамалла] 7 верстъ, от Рамля до Иерусалима день, от Иерусалима до Газы 3 дни, от Газа до Егупта 12 днии, от Егупта до Синайскыя горы 15 днии; дотоле ходят православнии христиане, а дале ходу нет христианом православным».⁸⁰⁷

Иерусалим же и окрестности описаны подробно. Рассказ о Храме Гроба Господня («О церкви Святаго Воскресения») включает в себя сообщение об общей структуре храма (две части – одна над Гробом Господним, другая – «над престолом святыя Трапезы»), о числе дверей, о месте снятия с Креста, о Голгофе, ее скале, расколовшейся «до главы праотца нашего Адама», об отпечатках капель крови Спасителя на расселине скалы.

Подробно описана кувуклия Гроба Господня. Эта часть сочинения – центральная.

«О гробе Божии. Гробъ же Господень такова комара, покрыта свенцем, 6 сводов, а двънадцат стольпцев тонькых бъла мраморя, по два вмисти. Самый верхъ около же гроба Божиа, столпов 12 ледовидна мраморя. Двери же въ гробъ Господень съ въстока. Вшед въ двери, на правой роуци, два оконца, на левои четыре. Яковътци слоужатъ. Помость от двери дъска зелена мраморя. И тоу среди тоя комарь камены, повыше пяди, а въпрекы больши лакти, на нем же седил ангелъ Господень, тоу горят два кадила; около его бълъ мраморъ. Пред другими дверьми дъска черьвлена мраморя. Дроугии же двери без затворения, высотою до гроудей, человекоу наклонився внити. Гробъ Господень, на праве роуци, к стине придиланъ бела мраморя, въ высотоу съ три пяди, а в шириноу 4, а в долготу 8 пядей. Тоу написанъ Спасъ на плащаници фряжьскы, на престоле роука емоу правая горе обнаженьна, пред ним стоит Фрянцашко, а около стражие спять. Тоу на гробе Божии 12 кадил горит цькляных. Около ж гроба Господня, под сводомъ церковным, столпов 16 великых, 8 кроуглых бела мрамора, а 8–4-гранных зиданных. Пред дверми гроба Господня 4 стольпы въ сводъ круглы въ страны и на дроугой стране 4, по дьва вмисти на одином стольпъ, черьвлена мрамора вся и на четырех столпех. От гроба Божия до среди церкви иж съ тролом сажень съ 10, тоу есть камень чернь малъ, аки чаша, тоу зовется среддоземлье. От сред же церкви до престола, где слоужить патриархъ, сажень 13. Престолъ же тый поставлен противу самого распятья Гольгофы, еже сказается краньевъ место. Около престола 7 степеней, на них же 8 столповъ великих, по два врядъ, ледовидны и пестры».

Так же подробно рассказано о храме, патриаршем месте, камне – «пуп земли», чтимом столпе Спасителя, а также о других святынях Храма – лестнице к месту обретения св. царицей Еленой живоносного Креста Господня, место явления, по словам паломника, Христа Богородице и Марии Магдалине.

Описан и цикл служб каждой из Церквей, молящихся в храме Воскресения Господня. «Ест же службы проклятых ереси, от присно наших православных Грецкая и Иверскых, слоужба Латынинская, на Голгофе Арьмени, за Гробом Господним якведти (сирийские яковиты. – М. Б.), противу их Ариане, про правоу страноу Гроба Божья, за столпы, танпри се Хабеши (эфиопы. – М. Б.), на другой страны Несториане».⁸⁰⁸

По наблюдению Агрефения, храм Воскресения Господня по большей части стоит закрытым, открывается лишь, когда прибывают паломники. Зато от Лазаревой субботы до конца пасхальных праздников, когда храм наполняет «множество тысящ» поклонников, он открыт для молитвы.

Трепетно описывается и чудесное схождение святого Благодатного огня в Великую субботу, свидетелем чего стал Агрефений: «И въжже патриарх свещи от святого огня, от патриарха же вся церковь запалят свещи, и быст въпль страшень въ всей церкви от огня. По мал час оугасиша каждой свои свещи, себе на благословенье, и останоут по обычаю. По семь же патриарх начинаеть литоургию Великыя субботы. Саракини (турки-охранники. – М. Б.) же стоят оу Гроба Господня и въпоущают в Гроб Божии и изводять; тоу емлють на всяком человеци по дензе сребьряне, а первое оу врат церковных емлють на всяком 7 златых, на калогирех же патреарх по два златых и на калогерицах».⁸⁰⁹

После Иерусалима архимандрит обошел Гефсиманию, Елеонскую гору, молился в Вифлееме в храме Рождества Христова, подробно описав его:

«О Вифлеемъ. Вифлиомъ есть град село от Иерусалима, на полоудни, верстъ 7. Идя же к нему, на полоупоути, ест монастырь Святаго Ильи пророка. По далеж стлъпъ, разьвалился, мало ся его оста, на том стлъпи старьцю ангелъ принесе ключи всего града Иерусалима и гроба Божиа и повели ведати Саракиномъ и начаша ьржати Иерусалимь. И тоу на поути гробъ Рахилинь матери Ософовы. По далеже ест нива, на неиж ореветь грахь камень и до ныне, и камень на немъ опичи Святая Богородица. Въ Вифлеоме же церковь была велика и под нею стерьна о всей церкви. Ныне же единь притворь остася над Святымъ верьтепомъ, покрыть свеньцемъ, и стены и помостъ от ледоведьна мрамора, хътри устроена. Стлъповъ ими от предних дверей до олтаря по обою странам 44, красныхъ и еликых, въ олтариж 6. Подъ Святою трапезою Святый вьрьтепь и ясли, долоу стопении 5 до вьратъ. Вышед же въ врата 10 стопенеии и до Святыхъ яслии 3. И тамо над Рождеством Христовым ясли же 5 пядей, а преко 3, и двоя двери, едины с полоунощи, а другии кь полодии. Пещераж вьрьтепь на дви страны ест по пяти сажен, а въ преки с полторы. Въ коньци пещеры иже Христа омывшие воду изолияли. Страны же объ церкви и олтаря златою мусиею подпъсань, врьхже клеткы древомъ сведень. Блъзь жрьтовника стерьна кладенець, въ неиж воде зрится образ звезды, по неиж влъсвъ приидоша на поклонение рождешемоуся Царю Христоу, тоуж церковь заведають Фроузе. Оу Святыя же трапезы над верьтпом еспопь христианский и патриархь литоургиюсаеть на праздники, и дроузии ересници по своим престолом. От Вифлеемьскыя же церкви Святаго Рождества на встокъ, с маль перестрил, была церковь Святаго Николы, развалилася; под нею же пещера, от левыя страны подъ церковь, в нюж въшед, ест Святая трапеза. Въ той пещери крылася Святая Богородица съ Христомъ, когда Ирод послав в Вифлеемъ, повели избавити вся младенца от двою летоу и ниже. И тоу Христосъ плюноу млеком, Пречистая ж оутрьши верьж на стеноу. До сего дни Христиани емлют на исциление, на благословеше тоу прьсть млечьноу. И тоу и ангелъ явися Иосифови: въставъ поими отроча, его матерь и бежи въ Египеть».

Столь же подробен рассказ о Лавре Саввы Освященного, что недалеко от Иерусалима.

«О лавре Святого Савъ. Лавра Святаго Савы от Иерусалима на обедни год, ити к немоу долом Сафатовым, ест верстъ 15. На половини поути, на горе, на прави был монастырь Святаго Федосиа киновинарха, ныне развалилася. Блъз же Святаго Савы поток тыи оучинилося падина долоу, и пошед на полъдни под манастырь, а стини оучинилися кроуты, аки лавици, и по страни по сей, а горы равны. И от того е падыны на тех стенах изсичены, и зде все были кильи в тех странах, аки ластовица гнезда, пошло и до Содомскаго моря, было калагиревь 10 тысоущ. Святаго ж монастырь прьвое былъ на ливъ поток при гори, вторыи ж долоу на прави поток на равни, третьи же и ныне стоит, где види Святый Сава стлъпъ огнень. Toy явися емоу Пречистая Богородица, и повели зъдати церковь великоу, рече: Сбериши калогирев 1000. Онь же рече: Госпоже моя, где толико хлебов и оръвът и дроугая потребная? Рече емоу Пречистая: Азъ хощоу хранити и печаловати. Пришед дол соухь от запада к великомоу потокоу, и тоу созъдал Святый Сава монастырь. Цркви же тоя великия остася единь олтарь и еще велико подписань красьным лазоурем. И около церквъ тоя келыи горы по листвеци, и тоу ест килиа Святого Иоана Дамаскина. Долоу же въ потоци великом, прямо олтаря, вода мала, где Святомоу Саве показася дивним серном. Пред церковью же великою гроб Святого Савъ, идъ же был столпъ огнень, и комарька над нимь 6 стлъпов; гробъ же Святаго Савы пониж колина, известью избелень, горьбатъ, покрыт платомъ, на немъ же написан Святый Сава о гробъ о всем. На праве от церквъ, долоу, болница была и ныны поуста, велика, и неиж посреди стлъповъ. И дале горе пошед от болници две листвъци. Келиа Святаго Савы въ гор, церковь подпъсана отходная, въ ню же песци внити, доскоу ж отними не можещи изыти долоу, узрев прямо стена оу главы же Святаго гроба отца Савы. Мало пошед в горы но едины каменемь церковь Иверьская, зазидана с полоудни, подпъсана, велика. Преж того в той пещери изжегоша Святых моуж 40 погании варвари. Пиргь же горъ над монастырем Святаго Савы велик, ныне съзъдал без братии, врата ж емоу испод въ пещери входят в него. Вода ж оу них истерьна, на ливои страна, за многими кильями, збърается дъждемь въ зъмьнее время и деръжится на все лЪто, и дви истерии пониж церкви скотом. От великого же монастыря на полнощь, въ малом потоци, была церковь и манасьтыркъ, поустъ, где младых постригали и до брать и тамо пребывали с великими старьци. Ныне же оу Святаго Савы, въ монастыры, с полтретья десятка калогирев ошцина. На поути, идя от жрита Святаго Георгия ест вода, идеть из горы, озъдана, зовома Святаго Георгия. Оттоуда, подалъ кь Еирусалимоу, ест село, зовомо Печало и церковь в нем Святы Георгия, в том сели все хрестияне живут, благословла его Пречистая. Отоле идя, на пути, ест древо на немь же Авесалом власы заплетеся, гоним гнивом Божиимъ, стоит и до нынъ, его ж Авесалома стреля. Въдъти от Иерусалима, межоу Вифлеома и Святаго Савы монастыря, горька мала, под нею блез пещера, зовоут адомъ; глаголют дроуизии: тоу Христовъ сшед въ адъ, на тоу горкоу, глаголят, паде сатана с небеси. И дале видети село, зовется Поток, из него жь изыдоша 12 пророкъ».

После этого путь его лежал в село Скудельничное (Акелдама – «земля горшечника», купленная за Иудины тридцать сребреников; там хоронили странников), в Иерихон, Хеврон, к Иордану, Мертвому морю, Назарету, наконец, – Агрефений дошел до Дамаска.

13 апреля 1389 г. иеродиакон Игнатий Смольнянин в составе свиты митрополита Пимена отправляется в Константинополь к Вселенскому патриарху с целью подтверждения митрополичьего статуса в новом центре уже Московского государства. Иеродиакон Игнатий не только выполнил свою посольскую миссию, но и совершил паломничество на Афон и в Святую Землю, о чем поведал в своем труде, сохранившемся под разными заглавиями – «Путешествие диакона Игнатия в Царьград и Иерусалим», «Хождение Игнатия Смольнянина», «Пименово хождение в Царьград».

Считается, что Игнатий происходил из Смоленска, поэтому в поездке состоял при смоленском епископе святителе Михаиле († 1402), входившем в официальный круг лиц посольства Пимена. В тексте «Хождения Игнатия Смольнянина», по наблюдению С. В. Арсеньева, встречаются западнорусские языковые особенности, распространенные и на Смоленщине. Образ автора «Хождения» рисуется как прошедшего воинскую службу смолянина, постригшегося в монашество, как человека не чуждого книжности, ставшего приближенным смоленского епископа, вместе с которым и отправился в Царьград в 1389 г., где находился до 1393 г. Между 1393 и 1395 гг. совершил поездку в Иерусалим; затем, с 1396 г. подвизался на Афоне, где и скончался в 1405 г.⁸¹⁰ (или 1423 г.).⁸¹¹ Диаконский или даже иеродиаконский сан Игнатия не подтверждается источниками, но и не опровергается исследователями.

Описание Святой Земли в сохранившихся текстах, известных в двадцати с лишним списках ХVI-ХVIII вв., следует сразу за повествованием о венчании на царство византийского императора Мануила II Палеолога и без рассказа о пути из Константинополя в Иерусалим. Игнатий повествует о порядке службы в храме Воскресения Господня, об особенностях чинопоследования различных конфессий, о Кувуклии Гроба Господня. Игнатий посетил также святые места Вифлеема, Назарета, Каны Галилейской и других палестинских святынь. Каким был обратный путь в Грецию Игнатия, также остается неизвестным.

Следующим по времени паломничеством в Святую Землю стало путешествие между 1415 и 1417 гг. преподобного Епифания из Новгорода, отраженное в «Сказании Епифания мниха о пути в Святой град Иерусалим», известном в ряде списков ХVI-ХVIII вв. Текст «Сказания» опирается на повествование Агрефения, а его автора отождествляли с Епифанием Премудрым,⁸¹² другие же исследователи отвергают эту идентификацию.⁸¹³ Известно, однако, что в 1380 г. Епифаний, будучи одним из учеников прп. Сергия Радонежского, находился в Троицко-Сергиевском монастыре; затем оказывается в Москве, где сближается с Феофаном Греком, о чем свидетельствует Послание прп. Епифания Премудрого к тверскому архимандриту Кириллу. В 1408 г., при нашествии Едигея на Русь, Епифаний спасается в Твери у архимандрита Кирилла в Спасо-Афанасьевском монастыре. Перу Епифания Премудрого принадлежит «Жизнь и Житие прп. Сергия (Радонежского)», «Слово о житии и учении св. отца Стефана (Пермского)», возможно, и «Слово о житии и преставлении великого князя Дмитрия Ивановича, царя русского».⁸¹⁴ Подобно Агрефению, Епифаний в рассказе о путешествии в Святую Землю, приводит список городов и славных мест с указанием расстояния между ними. Маршруты обоих паломников не идентичны, хотя показательно, что оба идут через западно-русские земли.⁸¹⁵ Жизнь Епифания Премудрого закончилась в Свято-Троицком монастыре не позже 1422 г.

А примерно в это же время, точнее, в 1419–1422 гг., из Троицко-Сергиевского монастыря отправился по святым местам христианского Востока, – в Константинополь, на Афон и в Палестину, иеродиакон Зосима, описавший свое паломничество в «Книге Ксенос».⁸¹⁶ Как раз накануне путешествия Зосимы Епифаний Премудрый в Троице-Сергиевой обители составляет древнерусскую редакцию жития прп. Сергия, идет подготовка к канонизации основателя монастыря, с чем и связывается «хожение» Зосимы.⁸¹⁷ Обретение мощей прп. Сергия пришлось на 5 июля 1422 г., а Зосима отбыл из Царьграда, возвращаясь домой, уже в мае. Возникает естественное предположение о возможном церковно-дипломатическом характере миссии Зосимы, испрашивавшего благословение восточных патриархов в связи с прославлением прп. Сергия Радонежского.⁸¹⁸ Другие исследователи ограничивают цели Зосимы чисто паломническими задачами.⁸¹⁹ Труд иеродиакона Зосимы «Книга глаголемая Ксенос, сиречь странник, списанный Зосимой диаконом о русском пути до Царя града и от Царя града до Иерусалима» – известен в семи списках ХV-ХVIII вв., древнейший из которых является и самым полным.⁸²⁰ Скорее всего, «хожение» Зосима начал из Троицы в Москву в феврале-марте 1419,⁸²¹ откуда прибыл в Киев, где на полгода остановился в Киево-Печерской лавре.⁸²² Оттуда «с купцами и вельможами знатными» добрался до Константинополя как раз «перед Филипповым постом», т.е. около середины ноября. В конце января 1420 г. Зосима покидает византийскую столицу и прибывает на Афон, затем – в Солунь (Фессалонику).

Далее предстоял путь в Святую Землю, о чем сам Зосима пишет с особым чувством: «Еще же я приложил желание к желанию – захотел видеть святой город Иерусалим, где Иисус Христос принял муки ради спасения нашего, и поклониться живодавнему Его Гробу. И благословился от митрополита Селунского Симеона».⁸²³ Вместе с митрополитом Солуни, отправлявшимся в Иерусалим на пасхальные торжества, Зосима добирается до Святого Града в Страстную неделю.

Там в храме Воскресения Господня паломник присутствует на схождении Благодатного Огня: «И видел святой свет небесный. В девятом часу дня в Великую субботу зажигаются паникадила над Гробом Божьим. Зажигаются невидимо. Но иные говорят, что зажигаются тогда, как молнии сверкают, другие – как гром грянет, а иные – как голубь в клюве своем огонь принесет. И все это ложь и неправда».⁸²⁴

Свою молитву на Гробе Господнем Зосима возносит во имя всех русских: «У Гроба Божьего поминал я грешных и всех Русской земли князей и бояр и всех православных христиан. Купил два пергамента больших, дал за них шесть драхм (так в Иерусалиме деньги зовут, не фолем зовут) и написал на них все имена и положил у Гроба Божьего, дал золотую дукатицу патриаршему попу Варфоломею, который живет у Гроба Божьего, и велел поминать в каждое воскресенье и в праздники».⁸²⁵ После праздничной службы Зосима был приглашен на трапезу к патриарху Иерусалимскому Феофилу II.

Зосима сообщает, что иерусалимский храм «сарацинская» администрация открывает только на Пасху и для поклонения паломникам, причем за все приходится платить. И русский странник приводит подробно расценки на те или иные затраты, связанные с паломничеством.

Помимо храма Гроба Господня, Зосима посетил Гефсиманию, где «бил челом гробу Богородицы», затем – гору Елеонскую и гору Сион, «где стоит церковь святой Сион; эта церковь – мать всем церквам. Эта церковь будто бы стала первой после распятия Христа в Иерусалиме. Тут Богородица жила после Вознесения Сына своего и молилась своему Сыну. Есть и доныне место, где она поклоны клала на мраморе, тут она разболелась и скончалась, тут и Христос к ней явился, тут же и Дух Святой сошел на апостолов».⁸²⁶

Зосима с географической точностью описывает Иерусалим начала XV века, а также другие места в Палестине – Вифанию, Иерихон, реку Иордан, монастырь Саввы Освященного, Мамврийский дуб, Вифлеем и др.

«И пребыхомъ внутрь въ церкви въ святомь Воскресении 3 дни великую пятницу и субботу. И въ суботу замчены. И на великъ день патриархъ Феофилъ отпел обедню; отпел же обедню такъ: уже какъ зоря на дворе, и седохомь на трапезе у патриарха и вкусихомь брашна на Пасхи. И ту бяху отъ всехъ пустынь калугери, сиречь черьнци, и со Удолиа Асафатова и Савина монастыря, изъ Предтечева монастыря и со Иердана игумен Лазарь съ своею братиею и инъхь монастырей. И ту бяше аз грешный Зосима. И восходящи солнцю, яко бе первый часъ, и прииде амир со всеми своими слугами и отомкнеть церковь и отпечатаеть и выпустить всехъ. Амира же такоже велить замкнути и запечатати. Патриарх же Феофил тако же поиметь всъхь старцев въ свою патриархию и почнутся веселити духовне и телесне; и веселився доволне и поидуть каждо въ свояси. Окаяннии жъ саракан вси церкви христианския запечатають глаголющи: «Нъсть у вас праздника, откупайте». Другую же литургию пел патриарх на антипасху у гроба Божиа, а через весь год замчена церковь святое Воскресение, и печать салтана Египетскаго. Олниже придут поклонщики не отъ которыхъ странъ, Амиря церковь отпечатывать. Патриарх жъ поеть въ другой церкви; туто же къ святой церкви приделана.

И оттуду поидохомъ въ Гепсиманию и бихомь челомь гробу пречистыя Матери Божия. И оттуду, мало поступя есть пещера въ горе Елеонстей, иде же Христосъ со ученики водворился, и ту бихомь челомь. И оттуде, яко же вержение комени, есть место, где Христос отходил от ученикь своихь, моляся отцю своему: Отче мои, мимо неси чашу сию отъ мене. Ту лежать два камени; и оттуду поидохь на гору Елеонскую, отсюду же Господь наш Христос вознеся на небеса, ту стоить церкови святое Вознесенье. Среди же церкви лежить камень долг, не велми широкь, а надъ нимь кивотъ мраморен, а на камени томь есть ступень Христова, и ту бихомь челомь и целовахь ступень тую. И мало поступя, есть другая церковь малая, в ней же Пелагея блудница и гроб ея, отъ стены яко локати, и хощеть кто поити мимо гроб той, а не достоин, и она не пускаеть. И оттоле поидохь на гору Сионскую и ту стоить церковь святыи Сион, мати всемъ церквамь. Сиа бо церкви первая стала по распятии Христове во Иерусалиме. Тут Пречистая жила по Вознесении Сына своего и молилася Сыну своему, и до ныне знати место, иде же поклоны клала на мраморе; ту разболеся и ту дух свой предасть, ту и Христос ей явися, и ту дух святыи на апостолы сшед. Ту гроб Давыда царя и сына его Соломона. Ту есть служба фряжьская, туто есть гроб Стефана первомученика, туто же лежать два камени, иже пречистая восхотела видети того камени, на чемь Христос съ Моисеомь беседовал на горе Синаистеи. И принесе аггел сиа два камени, ежъ зовется Купина неопалимая. Все то въ святемь Сионе.

[...] Церкви же во Иеросалиме: первая Святая Святыхь, ту же крестиане входять, другая святый Сион, третия святое Воскресение. У святаго же Воскресения два верха: един верх съ маковицею и со крестомь, надъ пупом земнымь, а други верхъ надъ гробомь Божиимь, си же верх не покрыт. А надъ гробомъ Божимъ храмина камена, яко церковка клетски, со алтаремь, а безъ притвора; въ первы двери влезши на праве руце лежить камень, коли аггел пришед отвали отъ двери гроба. И во другие двери влезши же, яко во олтарекъ наклоняся, и само гроб божии возле стену, яко коникъ, а надъ нимь написан Спас пофряжьски на стене. А вверху надъ нимъ горять двенадцать поникадил сткляных, а на томь месте тако же два на десять поникадил горять, коли его со креста сняли и положили его на томь месте.

[...] Четвертая же церкви Михаил архистратиг, сербьски монастырь, въ нем же игумен Паисии, икономь Макарьи сырианин. Отъ Сионскиа горы пятая церкви Ияковъ, брат Божии, сию жъ церковь Арменове взяли за себя. Шестая церкви Одигитрие монастырь черници. Седмая Успение и черницы же. Осмыи Иверски монастырь черницы же. Девятая метохи Иердана отъ Предтечева монастыря. Десятая метохии же отъ Савина монастыря. Се же внутрь града Иерусалима» .

О неординарном характере «Хожения» Зосимы свидетельствует и то, что в обратный путь из Святой Земли он отправляется не один, а в составе патриаршей свиты при Феофиле II. Через Рамлу и Лидду иерархи достигли Яффы, где взошли на корабль, шедший на Кипр, затем Родос, в Константинополь, откуда в мае 1422 иеродиакон отправился домой на Русь.

Описание Зосимы – последнее русское произведение в жанре паломничества, сохранившееся от византийской эпохи до османского завоевания Константинополя в 1453 г.

Но связи России со Святой Землей не обрываются на этом трагическом для судеб Православия моменте.

Совсем скоро после османского завоевания Византийской империи, в 1456 г., в паломническую поездку в Константинополь, Святую Землю и Египет отправился иеромонах Варсонофий, составивший описание этого путешествия – «Изволением Отца и поспешением Сына и совершением Святого Духа, милостью Божией и Пречистой Богоматери Хожение странническое смиренного священного инока Варсонофия ко святому граду Иерусалиму».⁸²⁷ Через шесть лет в 1461–62 гг. он совершает второе странствие, описание которого начинает словами: «Сотворих другое путешествие ко святому граду Иерусалиму по шести лет прихода моего на Русь».⁸²⁸

Варсонофий сообщает о своем пути из Киева – через Константинополь, Крит, Родос, Кипр, Триполи, Бейрут, Дамаск. Из Дамаска странник приходит к Галилейскому морю, р. Иордан, г. Фавор, через Хоразин, Мегиддо, Наин, Рамле, Еммаус и, наконец, он «пришел же во святой град Иерусалим на память святого отца нашего Афанасия, епископа Александрийского, и святых мучеников новоявленных Бориса и Глеба, русских князей, месяца мая во 2 день в лето 6964», т.е. в 1456 г. Два месяца, проведенные в молитвах в Иерусалиме, включили в себя четыре ночи бдения в храме Воскресения Христова, подробно описанного Варсонофием. От Ротонды, где находится Гроб Господень, описание идет через южную, затем восточную сторону храма и наконец северную (левую). Завершает описание восхищение звонницей храма: «И близ святой церкви Христова Воскресения и великого придела, где Гроб Божий, стоит колокольница, очень велика и хороша, каменная».⁸²⁹ Далее странник следует к Сионской горе, в Гефсиманию, поднимается на Елеон, идет к Вифании, далее – к обители прп. Саввы Освященного. Потом посещает Вифлеем, после чего направляется к храму Георгия Победоносца в Лиде («Ханень»): «Шел до монастыря, называемого Ханень, к церкви святого Егория страстотерпца, где его на колесе вертели. И на том месте церковь стоит во имя великого мученика Егория. И тут же колесо лежит возле церкви. В приделе церкви на правой стороне, между двух стен каменных укреплена в углу цепь железная длинная, и на конце той цепи железной ошейник с железным замком. И тут вяжут немощных людей, которые с ума сходят, и пребывают три дня или больше, и милостью Божией, Пречистой Богоматери и святого страстотерпца Христова Егория многие люди немощные получают прощение, исцеление на том святом месте... Место же то, где стоит монастырь и святая церковь великого Егория, называется Ханьни...».⁸³⁰ Завершает паломничество в Иверском монастыре Святого Креста Господня. Из Египта и Синая начинается второе путешествие Варсонофия. В Египте он находился 6 недель.

В Каире («град Египет»), в районе Вавилон, его внимание привлекают храмы Успения Божией Матери, в пещере под алтарем которого, по преданию, скрывалось Святое Семейство во время бегства в Египет, а также находящийся рядом храм Георгия Победоносца:

«Град же Египет стоит великий на ровне мести под горою. Под него течет река из раю златоструйный Нил, и другое имя реци Геон. И поперек града есть 2 миля, а в длину 12 миль. И видех же лютаго зверя во Египте. Еже от града вдаль, потрети мили, и ту есть святая вода, еже глаголеться Васлом. Ту бо прииде Господь нашь Исус Христос от Ерусалима града и Пречистая Дева Мария, мати его, и Иосиф, хранитель его. И от полунощный страны есть место святое, и ту обита господь, крыся от Ирода царя...

И ту есть другое место святое в самом граде Египте, близ самого Миисюря, иде ж обета Господь нашь Исус Христос и пречистая мати его и Осифь, хранитель его. И на святом месте том есть церковь велика во имя Пречистыя Богородици. И ту есть другая церковь близ, в ней же 4 службы: Георгия великаго, и святаго Иона Предтечи, еже глаголются Мистрии, монастыр калугерицам. Ту ж есть церковь святаго мученика Меркурия, и ту ж близ места Христова.

И ходих же и двожды до святаго мест, иже во граде Египте, иде ж церкви мнози, зовемо Мистри, во церкви святыя Богородица, иде ж есть святое место Христово, от него же есть благоухание, за престолом великия церкви Богородицины. И тамо молитву сотворих и целовах святое место».

С любовью Варсонофий описывает каждую святыню:

«Ту же есть виноград святое лозие, от него ж течет миро на кукульницю и на рождество Иоанна Предтечи. И режют у всякиа лозы вершек, и надклонить вси лозы к земли, и под них ставят сосуды, и течетъ миро единою в году на тотъ праздник. И собрав то и святое миро адают царю египетскому. Тута ж есть камень аспиден, на нем же седил Господь нашь Исус Христос. Заздан во святыню той камень и вкруг его кивотец, затворцем на восток лицем стоит. От него же благоухание великое. И ту есть пред кивотом святым наряжено отъ камения мраморнаго ердан и купель по пазухи человеку. И ту куплются во святой воде. Тамо жъ есть сукомория древо, въ немъ же и скрысь Господь нашь Исус Христос отъ воин Ирода царя. Идох же до тоя святыя воды Васлома, и целовах святыи камень, на нем же Господь преопочиваше, и пив святую воду, искупахся во Иердане, иже ряжена отъ камения. Вода ж та вся тепла есть и сладка. И ходих же во виноград, иде ж святое лозие. И даша ми срачини едину лозу, стражи винограда того. И целова же смоковницю, иде же Господь был, и уломи ветку отъ нея».

Праздники Рождества Христова и Богоявления Варсонофий проводит в Каире, после чего 12 января 1462 г. отправляется далее:

«Ту же есть церковь во имя святаго Николы чюдотворца посреди града Египта, и близ Велкого базара, не тамо, иде ж есть Мистри, но другая. И тута бо всех странных ставят православных християн.

И великая ж река златоструины Нил течет от полуденныя страны на полунощь в Белое море под Демияты.

И праздновах оба великая святая праздника во Египте, Рождество Христово и Крещение, и по празнице и святаго богоявления Господа Бога нашего Иисуса Христа и поидохом на гору Синайскую. Бе бо мног каровано собрався: десять тысящь велеблюдов и людей много издохом, 15 дней путешествуя от Египта до Синайския горы и до горы Хоривския, великия и высокия.

Приидох же еромонах Варсонофие во святой монастырь Синайски в землю Аравитскую и Мадиямску в лето месяца генваря 27 день на память принесение мощем святаго Иоанна Златоуста».

Итак, 27 января странник добирается до Синая, где сначала совершает восхождение на гору Хорив:

«Идох же на гору Хоривскую в день, в пяток, на память возвращение мощем святаго священномученика Игнатия Богоносца. И целовах святый камень, и под ним же стоя святый пророк Моисей и видех Господа Бога зданнаго, мимо его грядуща, и ужасеся его страхом великим, и погнетеся в камень. И выпечатався все тело его на твердем камени: глава и плеча, и руци, и нози, – все тело его. И невозможно ему бо стояти прямо просто, и на коленех пригнувся. И бе придержася обема локотми рук своих на камени. И велию бо крепость подавь ему той святый камень. Божиим велением покры все тело его. И величествомъ той камень трех сажен высота его, а ширина его пятии саженей. А лежит той святый камень на самомъ верее тоя святыя горы Хоривскиа. И возле его есть 2 церкви во имя святаго пророка и боговедца Моисея. Тамо же и скрижали взят отъ руки Божия. И ту же и з Богомъ беседова усты ко устомъ на той святой горе Хориве святый пророк боговидець Моисии.

И в полгоры Хоривскиа ту есть 2 церкви во имя святаго пророка Илии. И за святым престолом церкви его ту есть место, иде же седяше святый Илия. И ту есть другая церковь святаго пророка Елисея. И ту есть 4 церквь во имя святаго священномученика Антипы. Бе бо поляно место красно. И в полгоры Хоривския, иде же поживе святый пророк Илия и Елисея. И ту ж есть вода, озерце кругло, омуровано камением. И круг воды древеса, и от них же посох урезах. Отъ давных же времян святии отци сотвориша мост велик камен. И от низу земля и до верху святыя горы Хоривьския 7 тысящь ступеней».

Далее следует рассказ о восхождении на гору св. Екатерины.

«И в субботу же идох на память трех святителей Василия Великаго, Григория Богослова, Иоанна Златоустаго, – на гору вельми высокую же. На ней же лежало святое тело великия мученици Екатерины, и принесено святыми ангелы от Александрия града, по святом ея страдании за Христа. И лежало тело ея на святей горе болши трехсот лет, никому не видимо, донде же прояви Господь Бог святому старцу в Рафийском манастыри; на высоце горе лежат мощи. И повели мощи ея положити во святей церкви монастыре святыя горы Синайския. И пошед же старец во святей манастырь Синайский и сказа им, яже прояви ему Господь Бог. Недоумеющимся им и глаголющим межю собою: где есть высокая гора? И отпустиша священици и с клирики и со всеми кандилы, и со свещами на взыскание. И отпустиша их по числу 8. И егда изыдоша из манастыря и недоумеющимся им, куды поити. И стрете их святыи ангел в калугерском образи и рече им: «Аз веем путь к высоким горам». И поведе их ангел. Егда возведе их на гору высокою, иде же лежат мощи святыя Екатерины, и невидим бысть от них. Святи же отци с радостию и со страхом взятии святыя мощи великия мученици Екатерины и несоша во святыи манастырь Синайский и сь псалмы и песнями и положиша в велицеи церкви близ святого престола на правой стране, иде же и доныне лежит. И та же святая высокая горы глаголется Екатеринина гора.

И ту же есми меташе сотворих Господу Богу пречистой его Матери Божии, и святей великомученици Екатерине, и целова любезно святое место, отъ него ж благоухани есть, иде же лежало тело. И целовах другое место, иде же святии ангели сидели. И видех камень, из него течет вода ударением жезла Моисиева, Божиим велением. Высота каменю 12 пядей, а ширина его 24 пяди. И от него пияху воду сынове Израиливи».

Подробно рассказывает русский паломник об обителях Синая:

«Идох же на высокую гору Синайскую, на ней же стоя святыи Моисии и видевь неополимую купину месяца февраля 1 день, на память святаго мученика Трифона. И молитву сотворих со слезами Господу Богу и пречистой Его Матери и святому пророку боговитцю Моисею.

Се написах святыя церкви Синайскиа горы: 1) церковь соборная Христово Преображение, 2) церковь святая Неополимая купина. 3) церковь Яковь брат божии, 4) Иоанна Предтечи, 5) Аким и Анна, 6) Семион Столпник, 7) безсеребреники Кузьмы и Димияна, 8) священномученик Антипы, 9) церковь святых царя Костянтина и матери его Елены, церковь святыя мученици Ирины. Се же святыя службы внутри великия соборьныя церькви Христова Преображения.

Се же написах, что суть в монастырех святыя церкви: 1) церковь святый первомученик Стефан, 2) церковь пречистая Богородица, 3) святый Ерофеи, 4) церковь святый Феодор, 5) церковь Положения пояса, 6) церковь Принесение Иоана Златоустаго, 7) церковь святыи Никола, 8) церковь святый Аарон, 9) церковь святых мученик Еустратия, и Аксентия, и Мардария, и Ореста, 10) церковь Собор пресвятыя Богородицы, 11) церковь святаго Иоана Крестителя, 12) церковь святых Сергия и Вакха. А те все церкви по келиям святых отець.

Се написах иже суть за монастырем святыя церкви. 1. Церковь Рождества пречистые Богородици, иде же срете святая Богородица святых отець, коли побежали и вси из манастыря, оставя пустынь. И рече им святая Богородица Мати Божия: “Святи отци, чего ради избегоша из манастыря?” И они же отвечаша и глаголющи: “За оскудение хлеба и масла и за множество гаду живущих в манастыре”. И рече им святая Богородица Мати Божия: “отселе есми аз вам имам келаре быти. От сех мест и гадове вси изоумру. И кто претерпит на сем святем мести до конца живота своего, и аз имам отвещати на страшнем судии за всех вас Сыну Богу моему Иисусу Христу”. И то место зовемо есть явление Пречистыя Богородици. И ту есть камень велик, на нем же седела Пречистыя, от него ж благоухание есть и доныне. И возле того святыи камень церковь стоит.

И святи ж отци с радостию возвратившась, идоша во святыи манастырь Синайский обретоша великую корчагу полну масла древяного кипящу, и гадови же вси изомроша манастыре том по словеми святыя владычица нашея Богородици и приснодеве Марии».

Рассказывает Варсонофий и о месте обретения скрижалей Моисеем.

«И ту есть святая церковь на святой горе Хориве во имя святаго пророка боговидца Моисея, иде же виде Господа Спаса нашего Исуса Христа и скрижали взял с Богом беседова».

Специальный рассказ посвящен святыням Синайского монастыря св. Екатерины, и прежде всего Неопалимой купине.

«А святая ж купина близ кладязя в долу, иде же есть церковь соборная великая стоит. И за престолом великия церкви на том святем месте, иде же Пречистая Дева Мария стояла посреди купины огня держащи Господа Исуса Христа Сына Божия. И на том святем месте лежит камень, мрамор бел, окован круг медию, и на нем же на меди вынображены святии пророци. И в верху того камени престол святыи, на нем же служать святую литургию во вся суботы. С вечера поют стихеры похвала огненеопални купени. И всякий человекъ входит во святую церковь изувся сапоги. Аще ли забытием ума внидет в церковь не изувся, да и имает опитимию – 4 годы босу ходити.

Купина же есть трава кринь селный, ниско растет. И другое есть растуще аки прутие толсто и высоко, бодущее. И мы ж глаголем своробина, иные ж глаголют шитина.

И пребых же во святом манастыри Синайском 6 дней и токмо идох в Райфу».

Из Синая Варсонофий отправляется в Райфу, в связи с чем вспоминает библейскую историю исхода из Египта и обретения Земли Обетованной.

Во всей допетровской русской литературе мы не встретим более подробного описания египетских святынь, чем у Варсонофия. «Хождение» сохранилось в единственном списке XVII в.

Также по необычному маршруту через Малую Азию, Палестину и Египет проходило хождение в 1465–1466 гг. в Святую Землю «гостя» Василия, т.е. купца, чем объясним и его интерес к «торгам» в увиденных городах. Предполагается связь происхождения Василия с московским регионом.

Судя по тексту памятника, целью поездки на христианский Восток было поклонение святыням, что не исключает и профессиональных, купеческих интересов Василия.

Путь до Иерусалима в «Хожении» представляет собой перечень населенных пунктов и расстояний между ними. Но характерны сведения о составе и количестве населения в городах, укреплениях, водоснабжении и другие сведения стратегического характера. Рассказывается и о политической ситуации, правителях областей между Бурсой (Пруссой) и Иерусалимом.

Показательно, что, не задержавшись в Иерусалиме, Василий спешит дальше, к конечному пункту путешествия – в Египет.

Лишь на обратном пути Василий посещает святые места в Палестине, останавливаясь в Рамале, Вифлееме, Иверском монастыре.

«[...] Оттоле 10 поприщь до Вифлеома, на праве ко Иерусалиму близь пути. И туто видехом, где Христосъ родися и ясли, и где звезда стала, и волсви приидоша и поклонишася, и та вода сыятая и пияхомъ и поклонихомся. И церковь Рождество вельми велика, и подле церковь большую на левой руце монастырь,где святая Екатерина, и внутрь церкви тоя 14 тысячъ избиенныхъ младенець отъ Ирода царя, и туто живущихъ старцовъ много, и два сына королевичи Фряскихъ».

Наконец, Василий посещает Иерусалим и прежде всего Храм Воскресения Христова, который подробно описывает.

«И отъ дому Давидова приидохомъ во Иерусалимъ, къ большей церкви Воскресения Христова. И туто противу самыхъ дверей снятию со креста поклонихомся. Надъ снятием 8 кандилъ безпрестани горятъ день и нощь. Оттуда же пойдохомъ ко гробу Господню на левую страну, и лежитъ камень предъ дверьми Гроба, что Ангелъ отъ Гроба отвали и туто поклонихомся. И ту кандилъ 14 горятъ безпрестани горятъ день и нощь; и излезохомъ от гроба Божия, и пойдохомъ налево, туто Франческая церква. Предъ дверьми Фрямкая церква, то место, где Его сретоша жены муроносицы, по Воскресении Христове, ивлезохом во Фряжскую церковь, на правой руке столпъ, иде же Христа мучили, среди же тоа церкви, то место, где на мертвеца положила Елена Царица крестъ Христовъ, ибо мертвецъ [пропуск в тексте] излезохомъ оттуду и пойдохомъ къ темнице, идеже Христа постави; предъ дверьми темничными, идеже Христа ковали; подле темницы, место, идеже Пилатъ умы руце свои предъ народомъ и рече: неповиненъ есть отъ крове Праведнаго сего, вы узрите. Да подле того места престолъ Царица Елена сидела и метала (злато) чтобы борзо крестъ ископали, близъ престола того гробъ, который жидовинъ Царице Елене крестъ указалъ, а лежитъ на левой руце, а былъ Патриархомъ после, а престолъ доле церкви 30 ступеней безъ одное, где Царица Елена сидела; и снидохомъ оттоле 11 степеней отъ престола, и видехом то место, где Царица Елена крестъ ископала, и ту поклонихомся, а оттуду внидохомъ къ горе подле престола на то место где, ризы Господни разделили Евреи; и внидохомъ отъ того места къ горе 18 степеней, и видохом то место, где Христа распяли и гора разседеся отъ страха Его, и изыде кровь и вода отъ Адамовы главы.»

Василий подробно сообщает не только о святынях Воскресенского храма, но и о рядом стоящих обителях и зданиях, связанных со священной историей.

Далее следует классический маршрут поклонников в Святой Земле – Гефсимания, Елеон, Кана Галилейская, Вифания, Мамвра и др.

Затем начинается описание обратного пути через земли Сирии, Караманского эмирата, Османской империи, причем путь от Алеппо до Бурсы отличался от первоначального маршрута Василия.

Таким образом, ценность миссии Василия заключается в подробных сведениях как о Святой Земле, так и о промежуточных землях от России до Палестины, а также в нетрадиционном маршруте и широком характере интересов торгового «гостя».

В конце XV в. русские паломники не прекращают, несмотря на новые трудности военно-политического порядка, хождений в Святую Землю. В 1480 г., возможно, торговый гость Григорий был в Иерусалиме и др. местах Палестины, в Египте: «человек именем Григорей Русин дошел... до Иерусалима яко купец».⁸³¹ Однако обращает на себя внимание формула источника «яко купец», т.е. скорее Григорий, странствуя под видом купца, имел определенные дипломатические или иные задачи. Это предположение может подкреплять то обстоятельство, что из поездки он привез с собой послание Иерусалимского патриарха, адресованное митрополиту Московскому и всея Руси (1473–1489) Геронтию. В тексте ошибочно указано имя святоградского владыки Иоакима, который, однако, занимал патриарший престол в 1431–1450 гг.: в 1480 г. Иерусалимским Патриархом был уже Григорий II (1468–1493).

В качестве уже официального посла в 1493 г. от лица Великого князя Московского Ивана III Васильевича отправился в Константинополь, Палестину и Египет (через ряд важных европейских и североевропейских центров) Михаил Григорьевич Мунехин-Мисюрь.⁸³² Великокняжеский дьяк, посол, паломник, служивший в Казенном приказе, исполнял важные дипломатические поручения при Иване III, а уже при Василии III, вплоть до своей смерти в 1528 г. был великокняжеским дьяком в Пскове, присоединенном в 1510 г., где благодаря его стараниям расцвел и окреп в качестве духовного центра и порубежной крепости Псково-Печерский монастырь. Он был автором посланий и итинерария, где описал свои странствия. Его описания Ближнего Востока включались в состав различных сборников, а также в конец отдельных списков Хронографа Русской редакции 1512 г..⁸³³ В рукописях автор иногда также называется «казначеем Михаилом Григорьевым» или «Михаилом Гиреевым», тождество которых с Михаилом Мунехиным, впрочем, оспаривалось А. А. Зиминым.⁸³⁴ А. А. Шахматов полагал, что путешествия на христианский Восток Михаила Мунехина были связаны с раздачей «милостыни» христианским монастырям Святой Земли от имени великого князя Московского. Рассказы посла-паломника были записаны известным монахом Псковского Елеазарова монастыря Филофеем – автором идеи «Москва – третий Рим», выдвинутой им как раз в переписке с Михаилом Мунехиным. Заметки о Каире, Иерусалиме, о Гробе Господнем, сообщенные Михаилом («... а сказывал сие великого князя казначеи Михайло Григорьев»), сохранились благодаря Филофею.⁸³⁵ Рассказ о Египте детально сообщает число мечетей, кермасариев, улиц, бань, дворов в городе, говорит о дворце египетского султана. За сорок дней пребывания там Михаил побывал и в Синайском монастыре св. Екатерины.

Таким образом, падение Византийской империи, несомненно, отразилось на состоянии православия в мире, в частности, на положении христианского Востока, но не прекратило движения из России к палестинским святыням.

На направление путей, частоту и интенсивность паломничества из России в Святую Землю разумеется оказывало влияние изменение политической ситуации на Востоке. Если во второй половине XV в. Иерусалим находился во власти египетских халифов Аббасидской династии, правивших в Каире с 1261 г., то в 1517 г. в битве при Алеппо арабские войска были разбиты турками, после чего Палестина и Сирия становятся частью османского государства – Блестящей Порты, правда, оказавшись на далекой периферии, в прямом и переносном смысле, Оттоманской империи. Иерусалимский Патриархат, христианские святыни Палестины сохраняли свое место, но под контролем новых властей. Но в целом, особенно во времена султана Сулеймана Великолепного (1520–1566), города Палестины все больше обретают облик мусульманских поселений. Меняются и условия пребывания христианских паломников. Пути создания «Русской Палестины» с XVI в. усложняются. Задачам облегчения положения русских, прежде всего, купцов, служили официальные посольства из Москвы ко двору турецкого султана Баязета II во главе с Михаилом Плещеевым в 1496–1498 гг., затем – Александром Голохвостовым в 1499–1500 гг., в 1513–1514 гг. произошел обмен посольствами великого князя Московского Василия III Ивановича и султана Селима I с вручением грамот «о братстве и любви».⁸³⁶ Посольства и послания из Москвы в Стамбул и обратно следуют в течение всего XVI в.

Наряду с государственными связями отношения с православным Востоком подпитывались установившимися и укреплявшимися межцерковными посольствами с патриархами Православных Церквей христианского Востока. Часто одни контакты дополнялись другими. Так, в октябре 1556 г. патриарх Александрийский св. Иоаким Пани (ок. 1449 г. – ок. 1565 г., патриарх с 1487 г. с перерывами) обратился к Ивану IV Васильевичу (Грозному) как царю сильного государства с просьбой «о милости», как тогда называли финансовую поддержку, для восстановления стен Синайского монастыря. Грамота с прошением была доставлена в Москву в январе 1558 г. официальным патриаршим посольством, в которое вошли «преподобнеишеи и честнейшие во священноиноцех и духовник кир Иосиф, и старец Малахия, еже старейшин обители нашея, Иасая и Паисея и брат с ними».⁸³⁷ В ответ в сентябре 1558 г. Иван Грозный отправляет значительные суммы денежной помощи для всех восточных патриархов через посредство посольства 1558–1559 гг. софийского архидиакона Геннадия Новгородского и купца Василия Позднякова.⁸³⁸ Архидиакон Геннадий умер во время поездки в Константинополе в 1559 г., где и был погребен; Василий же Поздняков продолжал свой путь, посетив помимо Царьграда, Александрию, Каир, обители Синая, Иерусалим с окрестностями. По итогам посольства он написал мемуары о своем хождении.⁸³⁹

Документы же, связанные со всеми обстоятельствами посольства Геннадия Новгородского и Василия Позднякова, нам известны благодаря их воспроизведению в Посольской книге 1509–1571 гг., касающейся связей Русского государства с Балканами и Ближним Востоком,⁸⁴⁰ хранящийся ныне в РГАДА (Ф. 52. Оп. 1. Кн. I).⁸⁴¹

От 20 января 1558 г. содержится запись о присылке царю Ивану IV Васильевичу грамоты от Александрийского патриарха Иоакима со старцами Синайской Горы Сильвестром и Малахией со товарищи (л. 126).⁸⁴² Затем приводится в русском переводе текст Грамоты от 20 октября 1556 г. Александрийского патриарха Иоакима царю Ивану IV Грозному (л. 126 об. – 134).⁸⁴³ Сначала следует intitulatio: «И в грамоте его писано Иоаким, милостию Божиею Папа и Патриарх великаго града Александрии, и судителнаго вселеннеи.

Самодержцу, Богом венчанному и Богом почтенному и Богом преславнеишему. И Богом пресветлеишему, и Богом возвеличаишему, и победопоборнику великаго истиннаго православия, святейшему царю нашему и самодержцу всея земли Богом утверженныя и Богом хранимый благочестивыя, православныя Великия Россия. Кроткому, смиренномудрому, и согласнику утишному, и мужественнейшему, и храброму государю нашему великому Ивану Васильевичю всея Россия, пресветлеише и царя, сыну великого князя Василия Ивановича, иже в божественном чину ангилском нареченный во инокех Варлам, о святем же Дусе возлюбленнеишему сыну нашего смирения, в православии радоватися о Господе».

Далее следует обязательный в официальных посольских актах панегирик адресату (л. 127–129 об.).⁸⁴⁴ Вслед за этим текст содержит моление «о милостине», т.е. денежной помощи: «Не презри, крепчайший самодержче, на наше неможенье, имаши бо елико хощеши. Ныне же убо всю надежю по Бозе на тя, единаго царя, возложихом, и потщись ныне сам, божественнейший царю и помоги дому Божию, да не вконец отпаднет отнюдь, идеже бо есть лутчи милостыню сотворити. И покажи нам царских своих благостынь благодать со усердием великим новновне, иже написахом царская и божественная имена родитель твоих почивших, приснопамятных, на божественней трапезе неопалимыя купины вопиюща и глаголюща, и поминающа по вся дни архиереи и ерей на священных и совершенных литургиях, не толико о сих: деда твоего, великого князя Ивана Васильевича всея Русии, и бабу твою, великую княгиню Софию, и отца твоего, благочестиваго царя и государя нашего, великаго князя Василия Ивановича, во иноцех Варлама, и матерь твою, благочестивую царицу Елену, а иже о твоем имени царском молимся Господу Богу благочиннее вечер и заутра, и полудне на священных и совершенных службах».

Прошение эксплицируется рассказом о великом значении для православия существования осененной библейскими пророками Синайской обители, созданной заботами великих православных византийских императоров – Константина и Юстиниана.

«Яви нам Бог в нынешних временах наших новаго кормителя и промышленника добраго, и поборника избранного, и Богом наставляемаго здателя святей обители сеи, яко же убо иногда боговенчанныи Констентин и равноапостольный, он бо основания начаток положи преже, потом же Иустиниян, велики царь, стены посовершив, ныне же обетшало их концу прииде, и отнюду изгибелно здание».

Драматичен завершающий акт рассказ о бедах Синайской обители в настоящее время, чем и диктуются моления посольства (л. 133 об. – 134): «И ныне хто явится нам вместо Иеремия, да восплачет о нас рыданием зелным. Яко же иногда о Ерусалиме плачася, и ныне та едина остася, яко же мала искра в пусеи, и поругаема убо ныне не изгасается, и изнеможе грех ради наших и удолжися в три тысещи златых. И болши. А надежи и отрады животу не имам откуды приятии, токмо надежду имамы на Бога, и на единаго тебя, царя, возложихом святую сию и царскую обитель, святыя и богоследимыя Горы Синаиския».

Январем 20-м – сентябрем 9-м 1558 г. датируется запись рассказа синайских старцев Иосифа и Малахии об испытании Александрийского патриарха Иоакима смертоносным зельем (ядом) и о том, как патриарх выдержал это, оставшись невредим (л.134 об. – 135 об.).⁸⁴⁵

В ответ на просьбы патриаршего посольства Иван Грозный отправляет своих послов, а именно архидиакона Геннадия и купца Василия Позднякова, «с милостыней» в Александрию, Антиохию, Иерусалим и на Синайскую Гору, с грамотами Вселенскому патриарху Иоасафу II в Константинополь, королю Сигизмунду II Августу в Литву, валашскому воеводе Александру IV Лапушняну и турецкому султану Сулейману.⁸⁴⁶

«И лета 7067-го, сентября 9 день.

Царь и велики князь Иван Васильевич всея Руси послал с милостынею во Олександрию к патриарху Иакиму, во Антиохию к патриарху Иакиму же, во Иерусалим к патриарху Герману, в Синайскую гору к архиепископу Макарию софеиского архидьякона Геннадия да купца Василия Познякова, смолнянина, да с ними же послана грамота во Царьград к патриарху Иасафу, чтоб ими он попромыслил, как им в те места с милостынею доити. А отпущены на Литву, и грамоты о пропуске в Литву к королю и к волошскому его воеводе с ним посланы. А к турскому Сулеменсалтану о пропуске грамота с ними послана же».

В посольской книге, на Л. 136 об. – 140 воспроизведен русский текст Послания Ивана Грозного к Александрийскому патриарху Иоакиму с извещением о посылке ему милостыни.⁸⁴⁷

«А се грамота с архидияконом Генадием Иакиму, Папе и Патриарху Александреискому.

Божиею милостию царь и великии князь Иван Васильевич всея Русии, Владимерскии, Московский, Ноугороцкии, царь Казанский, царь Астороханскии, государь Псковский, великии князь Смоленский, великии князь Тверскии, Югорскии, Пермскии, Вяцкии, Болгарский и обладатель Ливонские земли града Юрьева, и иных, государь и великии князь Новагорода Низовские земли, Черниговскии, Рязанский, Волоцкии, Ржевскии, Белскии, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорскии, Обдорскии, Кондинскии, и иных, и Сибирские земли, и Северные страны повелитель.

Честному и пречестному о Бозе отцу. Пастырю и учителю православных велении, исповеднику Божия величия, реченнаго во святом Евангилье, смертно что питии не вредитися, страстотерпцу непобедимому, воину предоброму, добропобедными венцы украшенному, знаменосцу великому, в чюдесех от Бога прославленному, украшением Божия слова паче солнца сияющу, Иоакиму превеликому, Папе и Патриарху великаго града Александрия, судителю вселеннеи, хваленье приношу, добродетели твоя похваляю»...

«Ныне же в дар Богу и на покои твоему святителству послали есми тебе с архидьяконом софийским з Геннадием да с своим купцом Василием с Поздяковым рухляди на тысячю золотых угорских да шубу з бархатом на соболех, а прошенья ради твоего Синайские Горы архиепископу и всем иноком на строенье манастырское послал есми рухляди на тысечю золотых с тем же архидияконом и с купцом Василием. И ты б, велел молити Господа Бога и пречистую Его Матерь, и всех святых о нашем здравьеи о сохранении, и о моей царице Анастасие, и о наших детех, царевичех Иоанне и Феодоре, и о всем православном христьянстве, яко же преже воспомянуто есть. А отца бы еси нашего, блаженные памяти великого государя Василия, во иноцех Варлама, и матерь нашу, блаженные памяти великую княгиню Елену, веле написати во святых церквах во вседневное поминовение. И наших бы еси посланников с своим благословеньем к нам отпустил, яко да пришедшее, возвестят нам твоего архиереиства благословенье, тогда радость наша исполнена будет. Аминь.

Писана в государства нашего дворе града Москвы, лета 7067-го, сентебря месяца».

Подобным же образом воспроизведен текст послания к Иерусалимскому патриарху Герману I о посылке милостыни к нему, к храму Гроба Господня и на св. Голгофу (л. 140–142):⁸⁴⁸ «А се грамота ко Иерусалимскому патриарху Герману с архидияконом Генадием.

Божиего милостию царь и великии князь Иван Васильевич всея Русии, Владимерскии, Московский, Ноугороцкии, царь Казанский и царь Астороханскии, государь Псковский, великии князь Смоленский, великии князь Тверскии, Югорскии, Пермскии, Вяцкии, Болгарский и обладатель Ливонские земли града Юрьева, и иных, государь и великии князь Новагорода Низовские земли, Черниговскии, Рязанский, Волоцкии, Ржевскии, Белскии, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорскии, Обдорскии, Кондинскии, и Сибирские земли, и Северные страны повелитель.

Святейшему Патриарху Герману великого града Иерусалима, Предстоятелю живоноснаго Гроба Господа нашего Иисуса Христа и святаго его Воскресения, пастырю и учителю православных велении. Слышали есмя от иноков Синайские горы находящие тебе скорби и тесноты от насилования турского. И мы для твоих нуж послали к тебе с архидьяконом софеиским з Геннадием рухляди на четыреста золотых угорских, да шубу з бархатом на соболех. А в дар живоносному Гробу Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа послали есми с тем же архидиаконом рухляди на четреста ж золотых угорских, да с архидьяконом же Генадием послали есми ко храму Распятия господня, иже на Голгофе, рухляди на двесте золотых угорских».

Аналогичная грамота направляется и Антиохийскому патриарху Иоакиму IV, датированная 1–9 сентября 1558 г. (л. 142–143 об.)⁸⁴⁹

«А се грамота Антиохийскому патриарху Иакиму с архидияконом Генадием.

Божиею милостию царь и великии князь Иван Васильевич всея Русии, Владимерскии, Московский, Ноугороцкии, царь Казанский и царь Астороханскии, государь Псковский, великии князь Смоленский, великии князь Тверскии, Югорскии, Пермскии, Вяцкии, Болгарский и обладатель Ливонские земли града Юрьева, и иных, государь и великии князь Новагорода Низовские земли, Черниговскии, Рязанский, Волоцкии, Ржевскии, Белскии, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорскии, Обдорскии, Кондинскии, и иных и Сибирские земли, и Северные страны повелитель.

Святейшему Патриарху Иоакиму великого града Антиохия, пастырю и учителю православных. Слышали есмя от иноков Синайские горы бываемыя тебе скорби и тесноты от насилования турского и жалея вашея скорби, послали есми х тебе с архидьяконом софеиским з Геннадием шубу бархат на соболех да рухляди на двесте золотых угорских. И ты б молил господа Бога и пречистую его Матерь, и всех святых о мне и о моей царице Анастасие, и о наших детех, царевичех Иоанне и Феодоре, и о всем православном христьянстве, и чтоб господь Бог царство наше сохранил от враг непоколебимо. А отшедших к Богу отца нашего, великого государя Василия, и матерь нашу, великую княгиню Елену, написал их во вседневный синодик и поминати их велел во вседневных службах, и к нам бы еси отписал свое благословение с нашим архидияконом Геннадием.

Писана в государства нашего дворе града Москвы, лета 7067-го, сентебря месяца».

Отдельно посылается «милостыня» и Синайскому архиепископу Макарию с приложением особой грамоты (л. 144–145 об.).⁸⁵⁰

«А се грамота к архиепископу Макарию Синайские Горы с архидияконом з Генадием.

Божиею милостию царь и великии князь Иван Васильевич всея Русии, Владимерскии, Московский, Ноугородскии, царь Казанский и царь Астороханскии, государь Псковский, великии князь Смоленский, великии князь Тверскии, Югорскии, Пермскии, Вяцкии, Болгарский и обладатель Ливонские земли града Юрьева, и иных, государь и великии князь Новагорода Низовские земли, Черниговскии, Рязанский, Волоцкии, Ржевскии, Белскии, Ростовский, Ярославский, Белозерский, Удорскии, Обдорскии, Кондинскии, и иных и Сибирские земли, и Северные страны повелитель.

Архиепископу Макарию Синайские горы. Писал еси к нам с Иакимом, Папою и Патриархом Александрийским, вместе, что святую богоследимую Гору Синайскую обдержит велия скорбь от зловерных аравлян, и нам бы вам на препитанье и на устроенье монастырю вашему прислати вам своя милостыня. И мы прошеньем Иоакима патриарха, и ваших для скорбей и трудов на строенье монастырское и на препитанье вам послали к вам свою милостыню с софиским архидияконом з Геннадием, рухляди на восьмсот золотых угорских, а сверх того послали есми тебе шубу соболью под бархатом. И вы б наше посланное к вам приняли любезнее и молили Господа Бога и Пречистую Его Матерь, и всех святых о нашем здравье и о моей царице Анастасие, и о наших детех, царевичех Иоанне и Феодоре, и о всем православном христьянстве, и чтоб господь Бог царство наше сохранил от враг непоколебимо. А во блаженную жизнь отшедших отца нашего, блаженные памяти великого государя Василия, и матерь нашу, великую княгиню Елену, велел написати в синодик и велел их поминати во вседневных службах. И к нам бы еси благословение свое отписал с нашим архидияконом Геннадием.

Писана в государства нашего дворе града Москвы, лета 7067-го, сентебря месяца».

Далее следуют тексты грамот Ивана Грозного к Константинопольскому патриарху Иоасафу II, а также польскому королю Сигизмунду II Августу, молдавскому (валашскому) воеводе Петру-Александру IV Богдановичу (Лапушняну), и, наконец, турецкому султану Сулейману I. Последний акт датирован чуть позже, 1–20 ноября 1558 г. и содержит просьбу о беспрепятственном и безпошлинном пропуске через его земли посланников, везущих милостыню в Иерусалим, ко храму Гроба Господня.⁸⁵¹

В условиях османского владычества такого рода документы становятся необходимыми.

Тогда же во след посольству, находившемуся уже в Смоленске отправляется царская грамота с инструкцией о посольстве (л. 153 об. – 155).⁸⁵²

«А се грамота такова грамота послана в Смоленск к архидиякону софискому Генадию с москвитином с Поздячком з Бибиковым.

От царя великого князя Ивана Васильевича всея Русии в нашу отчину в Смоленск богомольцу нашему, софеискому архидиякону Генадию. Послали есмя х тебе свою грамоту, а писана от нас та грамота х турскому салтану о вашем приходе и отходе. И как придете во Царьград, и ты б тогды ту нашу грамоту велел подати от нас салтану старцом ерусалимским, а сам бы еси с ними к салтану и х пашам никак не ходил. А не пустят старцов иерусалимских к салтану, и они б отдали грамоту пашам. А пришлют по тебя паши и велят тебе бытии у себя, и ты бы к ним шел; и вопросят тебя, каким еси делом приехал, и ты б им отвечал: Приходили к государю нашему старцы ерусалимские просити милостыни Гробу Господню, и государь нашь свою милостыню послал Гробу Христову с теми же старцы ерусалимскими, а тебя да Василия Поздякова послал с теми старцы во Иерусалим видети того, чтоб те старцы ерусалимские милостыню довезли сполна. А не пришлют по тебя паши, и ты б сам к пашам з грамотю никак не ходил. И пропустят вас во Иерусалим, и вы б, идучи во Иерусалим, отдали нашу милостыню патриархом и в Синайской Горе по нашему наказу. А какова грамота от нас писана к салтану, и мы тебе с тое грамоты послали список в сеи грамоте. А того бы есте никак не сказывали, что вы посланы х патриархом с милостынею: сказывали б есте одно, что вы посланы с милостынею во Иерусалим ко Гробу Господа нашего Исуса Христа.

Писана в государства нашего дворе града Москвы, лета 7067-го, ноября 20 день».

Перипетии поездки отражены в «Хождении купца Позднякова в Иерусалим и по иным Святым местам в 1588 г.».⁸⁵³ По дороге путешественники подверглись нападению и крупные суммы у них были отняты. Встреча посольства с Александрийским патриархом (называемым «папою») описана в виде вопросов и ответов – о здравии царя, о царице, о митрополите Московском, о православной вере на Руси, о храмах, богослужении, о еретиках и иноверцах. Василий Поздняков заметил скромность убранства патриаршей палаты, пустоту и заброшенность Каира («Египта»), своеобразие церковной утвари, убранства, обычаев (например, снимать обувь при входе в храм). В повествование вставлено в речь патриарха Иоакима предсказание о падении Ромейской державы от «русского рода», в чем видится намек на Московское Царство.

В основу «Хождения» Василия Познякова положен переводной путеводитель «Поклонение святого града Иерусалима». «Хождение», известное в девяти списках, уже в к. XVII в. подверглось литературной обработке, получив широкое распространение в четырехстах списках в изложении, сохранившемся под именем Трифона Коробейникова.⁸⁵⁴

Оценивая дипломатическую сторону посольства от Ивана Грозного, нельзя не обратить внимание на предписание послам (вдогонку, в Смоленск) ни в коем случае не раскрывать истинной цели поездки – к восточным патриархам, указывая только на желание привезти «милостыню» ко Гробу Господню. Очевидно, как это было принято в дипломатической практике того времени, основное содержание поездки – укрепить авторитет Ивана Грозного в православном мире, утвердить его царский титул собором православных патриархов и т.п. – передавалось на словах. Все это подкрепляется щедрыми, богатыми подарками.⁸⁵⁵

Одно из самых ярких впечатлений автора «Хождения Василия Познякова» – эпизод встречи с иноками Синайского монастыря св. Екатерины, куда Василий прибыл вместе с Антиохийским патриархом Иоакимом из Каира: «и приидоха к пречестному монастырю Синайския горы. И архиепископ и игумен Синайской и священницы и вся братия со кресты за полпоприща от манастыря стретиша потриярха и принесоша к потриярху крест сребрен на блюде. Он же взем у игумена крест, сам знаменася и игумена и братию благослови. К нам же прииде игумен и прия нас и целова, захлипаяся от слез, и глаголаше: Благодарим Бога, сподобившего нас видети православного царя посланники! Потом же начата братия обьимати и целовати и с любовию слезы испущаху от радости. Туто же и мы грешнии не могохом удержатися от слез; и видехом старцев старых, яко аггелов. И поидохом в манастырь...⁸⁵⁶ Потом вошли в церковь. Мы будто в рай вошли: церковь Преображения Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа весьма красива, вымощена мрамором, белым и синим; резьба по камню мелкая, расцвечена разными красками и устлана узорами будто камчатными. Мы же поклонились святым иконам и пошли вправо от алтаря. И тут против престола около стены стоят мощи святой мученицы Екатерины. Гробница сделана из белого мрамора, на гробнице же резаны искусные узоры; в длину она около сажени. И мы, помолившись святой Екатерине, покрыли те мощи покровом царя государя и великого князя всея Руси Ивана Васильевича. А покров с нами был послан, бархатный с золотым шитьем. В той же церкви за алтарем придел».⁸⁵⁷

Далее описывается подъем на гору Моисея: «И вот мы поднялись на святую вершину. Тут стоит церковь Преображения Господня. В той церкви возле алтаря лежит большой камень. Когда Бог сошел к Моисею на святую вершину, Моисей встал около этого камня, и камень закрыл собой Моисея с головой. И, стоя за тем камнем, говорил Моисей с Богом и принял от Бога закон – каменные скрижали, написанные рукой Божьей. Тут же мы видели каменную пещеру, где Моисей постился сорок дней».⁸⁵⁸

Посетив затем гору святой Екатерины и пещеру прп. Иоанна Лествичника, послы-паломники отправились в Райфу: «Мы пришли в Райфу в день памяти святого пророка Наума.⁸⁵⁹ В Райфе греков нет, живут сирийцы – вера православная, христианская. В Райфе находится пристань для индийских кораблей. От Райфы до Индии три месяца морского пути. Райфа – каменный город, небольшой, турок в нем нет, только христиане живут, один санджак, да десять янычаров.

Корабли в Райфе на Красном море сделаны без железных гвоздей, скреплены веревками и обмазаны горячей серой, потому что в море много камня магнита, и все горы из магнитного камня – железо к себе притягивают. Мы видели, как индийские купцы на кораблях привезли двух индийских волов, оба черные; а между рогами у них – сядет человек; в длину рог пяти пядей, а в обхват рог трех пядей. В Райфе церковь Успения Пречистой Богородицы, а стоит на монастырском подворье Синайского монастыря. В той церкви лежат мощи святой мученицы Марины, весьма чудесные. Мы поклонились святым мощам и пошли туда, где Моисей посадил семьдесят фиников и где Бог даровал ему двенадцать источников, текущих из каменных гор; вода в них горячая течет. А повыше тех источников течет источник, его название Мерра, – в нем вода холодная, только очень горькая. А от тех фиников, от корней, расплодился большой сад. От Райфы до Моисеевых источников и фиников две версты, а до монастыря Ивана Раифского три версты; монастырь этот разрушен до основания погаными турками. Из Райфы мы пошли в Египет. От Райфы до Египта мы шли десять дней, и по дороге, во время стоянки на ночлеге, на нас хотели напасть беззаконные арабы-пустынники. Бог, не желая оскорбить святого патриарха, внушил им страх: всю ночь простояли возле нас, а напасть не посмели. Утром мы отошли от них без помех».⁸⁶⁰

Все посольство на Синай заняло около полутора месяцев: в середине декабря они вернулись в Каир.

К Пасхе 1560 г., праздновавшейся тогда 14 апреля, Василий Позняков прибывает в Святой град – Иерусалим: «А Гроб Господень из белого мрамора. Длина Гроба Господня девять пядей, а в ширину пять пядей. Стоит Гроб Господень посреди большой церкви, верх церкви не покрыт – разбит погаными турками. Над самым Гробом Господним стоит малая церковь каменная, разделенная надвое, а снаружи и внутри малая церковь облицована мраморными узорчатыми плитами. А Гроб Господень стоит в той церкви направо, примурован к стене; он покрыт мраморною плитою. Этот Гроб сделала царица Елена. Под тем Гробом еще Гроб, где Господь наш Иисус Христос был положен Иосифом и Никодимом; из него же Он воскрес и нам даровал вечную жизнь. К тому Гробу нельзя подойти никому, и вход в него под землею заложен камнями. А перед вратами святого Гроба в приделе лежит камень, который отвалил ангел от дверей Гроба, и над ним стоят четыре лампады; и от того камня немного осталось – разобран на мощи. А внутри над самым святым Гробом горят сорок три лампады, день и ночь. А в те лампады масло наливает казначей Гроба Господня по имени Галеил; а дают ему на масло православные христиане и из разных стран присылают. Около малой церкви Гроба Господня шесть лампад. А над церковными вратами одна лампада. Перед малой церковью Гроба Господня стоит престол болгарский, и над ним лампада горит день и ночь. А за тем престолом стоит церковь греческая, покрытая, длина той церкви десять сажень, ширина – пять сажень, а посреди той церкви пуп всей земли, покрыт камнем. А налево от той церкви стоит темница, куда посажен был беззаконнейшими иудеями Господь наш Иисус Христос, нашего ради спасения. И там горят четыре лампады день и ночь. А позади греческой церкви выкопана в земле глубокая лестница, в тридцать ступеней. И там стоит церковь во имя царя Константина и матери его Елены, в ней горят три лампады. А позади той церкви еще одна лестница выкопана в земле, в семь ступеней. Там обрела царица Елена крест Христов. Над тем местом семь лампад христианских, да одна лампада латинская. И в том месте ветер сильный дует. А за алтарем греческой церкви придел, в нем стоит столб из белого мрамора, к нему был привязан Господь наш Иисус Христос беззаконнейшими иудеями нашего ради спасения. А другая часть того столба в Царьграде в церкви Успения Пречистой Богородицы. А третья часть его в Риме в великой церкви святого апостола Петра. А справа от греческой церкви гора святая Голгофа, где распяли беззаконнейшие иудеи Господа Бога нашего Иисуса Христа, и когда, подойдя, один из воинов вонзил копье ему в ребра, то сразу выступила кровь и вода. И пролилась кровь на гору на Голгофу, и тут треснула каменная гора от той крови, и омочила кровь Господа Бога нашего Иисуса Христа Адамову голову; в той горе Голгофе была погребена голова Адама, а ныне то место зовется Лобным. И на той святой горе стоит тридцать лампад, а горят день и ночь беспрестанно. И повелением благоверного и христолюбивого царя, государя и великого князя всея Руси Ивана Васильевича мы поставили неугасимую лампаду».

В соответствии с царской инструкцией все замечать и записывать, Василий рассказывает о службе в Великую Субботу в Храме Гроба Господня: «И в день Великой Субботы поутру пришел патриарх и мы, грешные, с ним к вратам великой церкви. Тут же много стояло народу, пришедшего из дальних стран на поклонение Гробу Христову. Патриарх же остановился перед церковью, тут же и мы, грешные, с мытниками и янычарами стояли. И пришли турки и распечатали церковные врата, и вошли патриарх с христианами в церковь. А христиане это: греки, сирийцы, сербы, иверы, русь, арнаниты, валахи. А взимают поганые турки со всякого христианина по четыре золотых угорских, и тогда и в церковь впускают. И мы, грешные, дали по четыре золотых с человека. А которому дать нечего, того и в церковь не впустят. А с латинян, фрягов и с еретиков по десять золотых, а золотой по двадцати алтын; только с монахов податей не берут. В тот субботний день приходит много христиан из многих земель, странников и убогих, не имеющих что дать поганым туркам. И они подходят к вратам великой церкви, а на вратах небольшие оконца. И вот они смотрят в оконца в церковь и с горьким плачем просят, чтобы их пустили внутрь церкви увидеть Гроб Христа».

В повествовании о селе Скудельничем следует пересказ евангельского сюжета в паломнической традиции. Василий Позняков уточняет топографию Иерусалима: «Город Иерусалим стоит на восток, на горе Сион, окружность его три версты. Внутри города стоит большая церковь, где Гроб Господень, – Воскресения Христова, – каменная, в длину сто двадцать сажень...Стена старого города Иерусалима в окружности шесть поприщ, разбита вся до основания, а вокруг нынешнего города Иерусалима стена – три поприща». В 1536–1541 годах, как известно, Сулейман Великолепный построил вокруг города новую мощную стену, сохраняющуюся по сю пору.

Автор «Хождения» называет святыни Храмовой Горы, Елеонской и Сионской горы, перечисляет монастыри, насчитывая их 17, дополняя список упоминанием Крестовоздвиженского Иверского монастыря.

1. монастырь Пресвятой Богородицы Одигитрии;

2. монастырь святого Иоанна Предтечи;

3. монастырь святого великомученика Георгия Победоносца;

4. монастырь святого великомученика Димитрия Солунского;

5. монастырь святителя Николая Чудотворца;

6. монастырь святого мученика Феодора Тирона;

7. монастырь святого Василия Кесарийского;

8. монастырь святого Иоанна Иерусалимского;

9. монастырь святого архистратига Михаила;

10. монастырь святой великомученицы Екатерины;

11. монастырь святой Анны, матери святой Богородицы;

12. монастырь преподобного Евфимия Великого;

13. монастырь святой великомученицы Феклы Иконийской;

14. монастырь преподобного Харитона;

15. монастырь Воскресения Христова;

16. монастырь святых мучеников Севастийских;

17. монастырь святого апостола Иакова, брата Господня.

Кроме того, послы-паломники посетили монастырь Герасима Иорданского, Гефсиманию, Вифанию, Кану Галилейскую, Вифсаиду, Эммаус, реку Иордан, Тивериадское озеро, Мертвое море. Русское посольство побывало затем в Дамаске, где находился Антиохийский патриарх.

На обратном пути из Святой Земли посольство от всех патриархов получило грамоты, с которыми 11 апреля 1561 г. вернулось в Москву.

В Посольской книге приведены тексты ответных грамот Ивану Грозному от Константинопольского, Иерусалимского, Александрийского и Антиохийского патриархов с сообщениями о получении «милостыни» и подарков и с ответными посылками даров.

Сначала следует запись о возвращении посольства в Москву (л. 157–157 об.):⁸⁶¹ «И лета 7069-го апреля в 11 день Васка Позняков изо Царягорода к Москве приехал, а посылай Васка во Царьгород и во Иерусалим, и во Александрию, и во Антиохию к патриархом с милостынею с архидиаконом Геннадием, и Геннадий, идучи с Москвы, умре во Царегороде, и Васка милостыню отвез к патриархом.

И привез ко царю и великому князю грамоты от Александринскаго патриарха, да от Антиохискаго. Да от Цареградского, да от Ерусалимского...».

Затем приведена грамота Иоасафа II Константинопольского, датированная ноябрем 1560 г. (л. 157 об. – 159):⁸⁶² «А се грамота ко царю и великому князю от Иасафа. Цареграцкого патриарха, с Васкою с Позняковым.

Иоасаф Божиею милостию архиепископ Констянтинаграда, Новаго Рима, и Вселенски патриарх. Славнейшему и пресветлеишему, превысочаишему и православнеишему великому князю, господину Иоанну, царю великому всея земли Росииские, Московскому, сыну о Дусе возлюбленному нашего смирения. Благодать, мир и милость, здравие души и телу, победы на враги, и живот свыше дарова тебе, и многолетие, и всяка благодать. Молимся о государстве твоем и о царстве твоем наше смирение от Бога Вседержителя».

Июлем того же года, т.е. как «выданная ранее» (что естественно, учитывая маршрут возвращения), датирована пространная грамота Иерусалимского патриарха Германа I (л. 159–164 об.):⁸⁶³

«Германа, патриарха Ерусалимского.

Герман, милостию Божиею архиепископ святого града Иерусалима.

Дръжавному Богом помазанному, и Богом дръжавному и Богом величайшему, и Богом дарованному, и Богом венчанному, и Богом мудрейшему. И Богом кормителю, благочестивейшему, и христолюбивому царю, святейшему, всему благочестию христолюбивым людем, Московскому и всея Великие России, Богом хранимаго дръжавою своею. Благодать, мир, милость от Бога Вседръжителя, Господа нашего Иисуса Христа, и молитва, и благословение от святаго и живоноснаго Гроба Господня, от нашего смирения»... «Честное же твое и святое писание восприях, еже еси послал к нам с Василием вашим. И увеждахом есмя о святем твоем царствии здравие, и возрадовахомся душевнее и телеснее. И Господь Бог да сотворит тя самого многолетна и в долготу днии царствию твоему святому. Но милостыню твою, еже еси послал ко святому и живносному Гробу Господню и ради Голгофы и к нам, восприяли есмя, убо цело пятдесят тысеч, сиреч пятсот рублев, и разделиша есмя убо пред твоим посланником Василием, посланнаго к нам и дали есма десять тысяч во святую Голгофу, сиреч сто рублев, по повеленью твоему царскому. А прочая сорок тысеч Господь ведает, что учинися в тех четырехсот рублех, от попа Иосифа синайского, и како разсыпашася четыредесят тысеч, сиреч четыреста рублев. И да уведаешь о том как быша сия вещь»... «Како восприяли есмя сие денги и образ, и шубу соболью, поволочена камкою, от тех же мест да иже и доныне молимся Богу за имя твое святое по всек день, и со благословенною госпожею, владычицею Анастасиею, со супружницею твоею царскою, и з драгими твоими чады, со святыми царевичи, со господином Иоанном, и со господином Феодором, присно славу непобедимых и православных царей. И еже отца твоего Василия, и государя великого князя, еже нареченному во ангилском чину Варламу, и госпожю матерь твою Елену, вечная им память, и память о них творим всегда и непрестанно во святых божественных тайнах по всем святым честным местом, идеже Господь Бог наш плотью путешествова».

Временем между 15 октября ок. 1559 г. и 13 апреля 1560 г. датируется грамота Александрийского патриарха Иоакима Ивану Грозному (л. 164 об. –169).⁸⁶⁴

«А се грамота с Васкою Позняковым Иоакима патриарха Александреискаго. Высочайшему, светлейшему, православнеишему, великолепному и боговенчаному царю и великому князю, богохранимому господину, господину Иоанну. Державному и самодержавному, православным повсюду, Великие России и Московскому, Казанскому, Астраханскому, Псковскому, Смоленскому, Перьмскому, Болгарскому, Ливонскому, Аламанскому, и прочих, Владимерскому, Новагорода Низовские земли, Черниговскому, Рязанскому, Волоцкому, Белскому, Белозерскому. Удорскому, и прочих, Киевскому и Северные страны, милостию божиего, и о святем Дусе сыне возлюбленне, иже нашего смирения».

В августе-октябре 1560 г. была составлена грамота Антиохийского патриарха Иоакима IV (л. 169–173 об.).⁸⁶⁵

«А се грамота ко царю и великому князю Антиохийского патриарха Иоакима с Васкою Поздяковым.

Иоаким, милостию Божиего патриарх Божья града великия Антиохия и всея Анаталии, сиреч всей Восточные страны.

Превысочаишему, светлейшему, славнейшему, благочестивейшему, богохранимому, Богом дарованному, еже преже рожения от Бога венчанному, боголепному, Богом дръжавному и Богом венчанному господину, господину Иоанну, самодержцу и великому князю православныя всея благочестивыя Великия Росии, Московскому, Владимерскому, Казанскому, Киевскому, Астороханскому, Ноугороцкому, Ливонскому и прочих мест державы твоей. И всея Восточныя Инаталийские страны, ежи ти от Бога даровано и покори под нозе твои. И паче повиновении благодать, милость, мир, благословление, здравие, радость, спасение безвредно, ко хвале очищение, в долготу дней здравие души и телу, победу на враги видимыя и невидимыя, и всякое ино благое и спасенное буди тебе от Бога Вседержителя.

Молимся Господу нашему Иисусу Христу во едином существе, иже всех Богу, о благочестивой владычице и о царице госпоже, госпоже нашей Анастасии со богохранимыми и возлюбленными вашими чады, господином Иоанном и господином Феодором, их же вам Бог дарова, и со всеми твоими боляры и велможами, и со князми, и со всеми твоими оружники, и с рабы, и с царствия. Радость и милость, и благословение, благодать, здравием и спасения молис от Бога Вседержителя, аще и грешни есмя».

О том, что в XVI в. отправка из Москвы царских послов в Святую Землю, когда паломниками выступали купцы или предприниматели, было не единичным случаем, свидетельствует путешествие столичных купцов Трифона Коробейникова и Юрия Грекова.

«Хождение Трифона Коробейникова», описавшего эту миссию, составившую три путешествия, получило небывало распространение в рукописных списках ХVI-ХVIII вв.: их до нашего времени сохранилось около четырехсот, что говорит о чрезвычайной популярности сочинения, в основе которого лежали записки Василия Позднякова.⁸⁶⁶

Первое путешествие описано в «Хождении купца Трифона Коробейникова по Святым местам Востока в 1582 г.», когда Иван Грозный отправил посольство во главе с купцом Иваном Матвеевичем Мишениным «с милостыней» и прошением о молитвах об упокоении души убиенного отцом царевича Ивана Ивановича. В составе посольства были Трифон Коробейников и Юрий Греков (грек, возможно выполнявший функцию толмача). Посетив Константинополь и Афон, посольство вернулось в Москву в 1584 г.

Второе путешествие – это «Хождение Трифона Коробейникова в 1593 г.», и третье – «Отчет Трифона Коробейникова о розданной царской милости». Поездка 1593–1594 гг. в Царьград и Иерусалим, в которой участвовал и дьяк Н. Огарков, отправлена была уже царем Феодором Иоанновичем – «с милостыней» «на рождение у царя Феодора Иоанновича царевны Феодосии. Описание Святых мест стало важнейшей составной частью этих «Хождений».

Государственный характер первого визита по приказу царя Ивана Грозного, обозначен уже во вступлении к сочинению:

«По приказу Царя и Великого Князя Ивана Васильевича всея Русски, и по благословению Дионисия митрополита Московскаго, послание Московских купцов с Москвы и хождение их во Царь-град, и во Антиохию, и во Иерусалим, и во Египет, и в Синайскую гору.

В лето 7090, в Марте, Царь и Великий Князь Иван Васильевич, всея Руссии, послал с Москвы в Царьград, и во Антиохию, и во Александрию, и во святый град Иерусалим, и в Синайскую гору, и во Египет к Патриархам, и ко архиепископам, и епископам, и архимандритам и игуменам по сыне своем, по Царевиче Иване Ивановиче милостину довольну, с Московскими купцы, с Трифоном Коробейниковым, да с Юрьем Грековым, а с ними ездил своею охотою Московский жилец, Федор, крестечной мастер, да с ними ж Государь послал пять сот рублев в Синайскую гору на сооружение церкви великомученицы Екатерины, где лежало тело ея по преставлении на горе ангелы хранимо».

Подробно описан путь к Иерусалиму и все, что встретили посланники по дороге к Святому Граду:

«Путь от Царяграда ко Иерусалиму. По узкому морю Белому до Мармара острова день ходу. Туто есть, сказывают, потонула трапеза, сиречь престол, сотворснье Царя Константина от драгих камней и от иных вещей драгих. И оттуда идти до Галиполя града два дни, а от Галиполя до широкаго моря Белаго же день ходу. А оттуда ходят в два пути: един путь ко Иерусалиму, а другим путь во святую гору Афонскую и в Селунь; на правую сторону идти в Селунь и во святую гору, а на левую идти ко Иерусалиму. И туто есть устье Белаго узкаго моря, где град стоял Троя, и ныне той град разорен, и то место стоит пусто. И оттоле идти до острова Мителена день ходу. И тут стоят три городка, а в них живут Греки и Турки. От Мителена острова до острова Сакиза ходу два дни, по морю: и туто стоит городок Сакиз, и родятся в нем рожки и всякой виноград. А от Сакиза острова до острова Станкова два дни ходу: а в нем городок Станков. А от Станкова острова до острова Родоса три дни ходу, и ту стоит городок, по-Гречески именуется крепость; и ту приставают корабли и наполниваются воды пресныя сосуды на проезд, чем питатися; а отпускаются по Белому по широкому морю в кораблях. От острова Родоса широким Белым морем идти до острова Кипрскаго день; от острова Кипрскаго до Триполи града день ходу: ту родятся маслична древа много; а делают в том граде масло древяное и варят мыла Грецкое; и ту пристанище корабельное кораблем большим. И оттоле ходят ко Иерусалиму в два пути: един путь Белым морем, и другий путь сухий. Сухим путем ходят на Дамаск град; и оттоле до Дамаскаго града три дня, а ходят на ослятех, а идти по заразам и по горам каменным, а путь вельми труден. И не доходя до Дамаска десять верст, стоит монастырь Греческой Пречистыя Богородицы, что исцелили Ивана Дамаскина руку, что ему отсек злочестивый Царь Лев иконоборец в Дамаске; и от того Пречистые образа исходит миро и до сего дни; а образ Пятница. И не доходя до Дамаска три версты, ту есть юдоль, идеже Авраам отполонил братанича своего Лота от Ходоллогомора Царя. И оттоле идти в Дамаск град; а Дамаск Турки называют Шама, а делают в нем тафту Шамскую. А от Дамаска идти до гор Фаворский 6 дней ходу; а от Фаворский горы идти до святаго града Иерусалима сухим путем 3 дни. То есть от Триполи до Иерусалима сухой путь. А другой путь от Триполи ко Иерусалиму: из больших кораблей садятся в малые суда и в карбасы, а идти до Вифсаиды день ходу, а от Вифсаиды до Яффы града, иж во Апостоле зовется Иоппия, ходу день, или больше. А сей град стоит при море, иж Петр Апостол виде в сем граде плащаницу с небеси висяшу. И тут выходят с моря на берег, и кладутся на осляти, на вьюка, и идут день ходу до Рамы града, иж во Евангелии писано: глас в Раме слышан бысть. И туто близ монастырь Георгия великомученика, иж в Лиде; то Георгиеву главу усекнули, а глава его тут положена. А от Рамы града идти до села Матвея Евангелиста, ижеде было жилище его, 5 верст. А от села Матвеева путь идет промеж гор каменных; день ходу ко Иерусалиму. И не дошед ко Иерусалиму святаго града, за три версты, и ту ссядают с ослят, и узрят град Иерусалим, и гору Елеонскую, и покланяются святым местам. А приход ко Иерусалиму с полунощный страны градныя. И приехали при нас Турки посланники ко святому граду Иерусалиму, в лето 7029 году».

Далее следует подобное описание Иерусалима:

«О святом граде Иерусалиме, и о местех того святаго и Богонаследи маго града Иерусалима сказание, где Господь наш Иисус Христос ходил своими стопами со святыми своими апостолы и с Пречистою Богородицею, то мы грешнии известно написахом верующим истинно в Господа, Бога нашего и Спаса Иисуса Христа, и колько есть мест поклонных во святом граде Иерусалиме, и о окрестных местех тогож града Иерусалима, повесть творим».

Как и Василий Поздняков, Трифон Коробейников специальное место отводит описанию службы в Храме Гроба Господня в Великую Субботу и схождения благодатного огня.

«О дне Великия Субботы и о Духе Господни, как сходит во огненна образе на гроб Господень.

В день субботный, на кануне Воскресения Христова Пасхи, заутра пришед патриарх Сафроний, и мы грешнии пришли с ним же ко вратам в великия церкви, и тут много народу стоящу пришедших от дальних стран на поклонение гробу Господню. Патриарх же седе пред церковию, туже и мытники, и янычара седят. И пришед Турки ко вратам великой церкви, и отпечатают врата церковныя, и идет патриарх во церковь со христианы. А Християне суть Греки, Сирияне, Серби, Ивери, Русь, Ариянити, Воложи; и емлют погинии Турки со всякаго християнина по 4 золотых Угорских, тоже и в церковь пустят; також и мы грешники по 4 золотых дали с человека; а которому Християнину дати нечего, того и в церковь не пустят. Да там же людям, которые дают золотые, тем дают письма, да по тому письму их пущают, с которых возьмут. А с Латыни, и со фрязи, и с еретиков емлют по 10 золотых с человека, а золотые Угорские с чернецов не емлют мыта».

Описание иноверцев сопровождаются дальнейшим рассказом о святоградских храмах, монастырях и святынях.

«Церковь святая святых, создание Соломонова, разбиена бысть до основания Царем Титом Римским; едино осталось ее мерило праведное невреждено ничем. А ныне на том месте погании Турки учинили свою мечеть, а християне тамо не входят, разве кто даст поминок янычарам, и они его пустят потом, да видит мерило праведное. О той же церкви пророк рече: “Боже приидоша язы́цы в достояние Твое, и оскверниша Церковь святую Твою».

С событиями ветхозаветной истории связывает Трифон описание «палат Давидовых» у западной стены Иерусалима. Специальный рассказ посвящен Сиону, его святыням и событиям новозаветной истории. Далее сообщается о монастырях Иерусалима и окрестностей:

«О монастырях.

Внутрь святаго града Иерусалима 7 монастырей стоит и доднесь, а пение божественное в них совершается не во всех: многие пусты стоят от поганых Турков. Первый монастырь Пречистыя Богородицы Одигитрии, вторый монастырь великомученика Димитрия, четвертый монастырь великомученика Георгия, пятый монастырь святаго архистратига Михаила. В том монастыре живут старцы Саввина монастыря, и в том монастыре трапеза была каменна велика и высока; погании Турки разбита верх у тоя трапезы, и многа лет стояша без верха. Старцы же Саввина монастыря Моисей да Кестодий приидоша в Московское царство, ко Царю и Великому Князю Ивану Васильевичу всея Руси и ко святейшему митрополиту Макарию, и малиша Государя дабы им убогим, что дал на сооружение трапезы. Царь же и митрополит не презре моления их и повел дати им на сооружение трапезы. Они же приемша от православнаго Царя милостыню, отьидаша во Царьград радующесь, и вдаша Турскому Царю злат много, дабы им убогим повелел у трапезы верх создать, и даша им грамату к санджаку. Санджак же повелел им у трапезы верх сделати. Они ж велик труд подъяша своими руками сделаша верх у трапезы».

Специальный рассказ – о селе Скудельничем.

«О селе Скудельниче.

От града же поприще на западную страну, над юдолию плачевною, на горе стоит село Скудельниче, погребение странным, что откуплено кровию Господа нашего Иисуса Христа, о том писание Божественное глаголет егда преда Иуда Господа нашего Иисуса Христа пребеззаконным Иудеем за 30 сребренник, и тогда Господь наш Иисус Христос вольную смерть подъятъ ради нашего спасения от беззаконных Иудей; и тогда завеса церковная раздрася надвое, солнце померче, и камение распадеся».

Гефсимания и драматические события последней ночи Христа – тема особого эмоционального описания.

«О селе Гевсимании.

На том же потоке мало повыше града, как мочно из лука стрелити, по конец юдоли плачевныя, стоит село Гевсимания, святых праведных богоотец Иоакима и Анны, и нарицается Богородичен дом, а в том селе церковь в земли стоит, с землею ровна, каменна, во имя святых Иоакима и Анны; а вход внутри церкви из дому учинен, лестница каменна ступеней 46, а на половины лестницы стоит гроб святых богоотец Иоакима и Анны, и внутрь церкви посреди стоит предел не велик, каменн, а в нем гроб святыя Богородицы иссечен из камени белаго, а над гробом три кандила горят день и нощь; а входят в тот приделец и покланяются святому месту и гробу и целуют человек по пяти и по шти. А от того места, и над тем престолом, у верха церковнаго окно велико кругло, и про то окно сказал нам патриарх Иерусалимский Софроний, что тем окном, по Господню повелению, взято тело Богородицы из гроба, идеже Бог весть».

Далее читателя ведут на Елеон, в Вифанию, к реке Иордан.

Более подробный рассказ посвящен Вифлеему и Храму Рождества, а также Лавре Саввы Освященного:

«О Вифлиеме.

От Иерусалима же на полуденную страну до Вифлиема 7 верст; а в нем церковь велика, Рождество Христово; а где родился Господь наш Иисус Христос, и то место в пещере, под олтарем, сойти аки в погреб по лестнице, ступений 7; а ясли, где родился Христос, иссечены из камени, мрамора белаго. Из тоя пещеры близко двери в другую пещеру, в той пещере, сказывают: Ирод Царь избил младенцов и с матерьми за Христа, а от матерних сосец млеко течаше на землю, а земля в той пещере бела и мягка. А от Иерусалима идучи к Вифлиему, на полудороге, стоит монастырь святаго пророка Илии, иде же закла 50 жрец, лживых пророк. И близ того монастыря, с перестрел, на дороге, на камени место вообразилось, идеже уснул Илия пророк, и то место яко воск, и знать до сего дни. И приде к нему Ангел Господень, и возбуди его, и принесе ему опреснок пырян и корчагу воды. И от того места кабы верста, место на подроме, сиречь в подоле, гроб Рахилии, матери Иосифа прекраснаго, где продан бысть от братия своей, и егда веден Измаильтяны, плакася на гробе том. На той же горе из Иерусалима, не доходя места Ильи пророка, стоит древо маслично и зелено до сего дни, а сказывают: егда изыде Богородица непраздна в Вифлием родити Господа нашего Иисуса Христа, и от труда изнеможе, и опочи под тем древом маслиною; и то древо и доднесь зелено. И приходят странники, и то древо ломают для благословения. Да от Иерусалима на полуденную страну верст 20 до монастыря великия лавры святаго Саввы освященнаго. А в том монастыре святаго Саввы освященнаго церковь большая Преображение Господне, иныя многия церкви; келлия святаго Саввы освященнаго вытесана в горе каменной, не велика, как можно человеку сести, а стати в ней нельзя; и в той келье исходит миро из потолока, мягко и бело, яко ладонная мука; и то миро старцы дают вместо мощей для благословения християном. А стой монастырь на край юдоли плачевной, которая пошла от Иерусалима в море Содомское, а идти тою юдолью плачевную до моря до Содомскаго, иде же погубил Господь Содом и Гомор за беззакония их, на 50 верст. А из моря Содомскаго исходит смола горячая черная и сера горючая, аки глыбы; а животнаго в себе море Содомское ничего не имеет; а питии тую воду ни кому не мочно, потому что та вода всяко животно в себе уморяет. А море не велико: обходу круг того моря 5 дней. И ту смолу емлют и мажут виноград, на котором червь появится, и тою смолою те черви уморяют; а серу емлют и продают купцам, а купцы тою серою конопатят корабли, которые ходят по Черному (Черемному) морю».

На этом заканчивается «Иерусалимская» часть посольства: путники отправляются в Египет.

Далее следует описание подъема на Синайскую гору (Гору Моисея), совершенного вместе с Иерусалимским патриархом Софронием:

«О походе в Синайскую гору.

Подохом с патриархом Иерусалимской Софронием в Синайскую гору, и наяхом верблюды до Синайския горы: по золотому дали с человека провозу, и по два человека седоша на верблюда по сторонам, и корм свой и воду в месех кожаных на верблюда положихом: яко боле 10 пуд тягины, а хлеба по кентарю сухаго на человека; а кентарь три пуда наших тянет. А ходу до Синайския горы пустынею три дни; а пустыни не как наши в Руси; в тех пустынях нет ни лесу, ни травы, ни людей, и не видехом ничто, точию един песок да камень».

В монастыре особое внимание паломника-посла, разумеется, привлекла к себе Неопалимая Купина:

«О Купине Неопалимой.

В той же церкви за алтарем придел над Неопалимою Купиною, где Моисей видел святую Богородицу со Младенцом во огне стоящу неопалиму. В той придел к Неопалимой Купине вход из надворья. Над верховьи вырезано 12 праздников, а промеж их вставливаны рыбий зуб. А входят в ту церковь люди в великой чистоте, и ризы своя измыв, или в новых ризах, а прешед к церковным дверем да ноги вымыв и босым идти в церковь, или в суконных чулках, а в сопогах не входити. И внидохом мы грешнии помолитись и видехо место покрыто каменеем мраморяным, камень полсажени на 4 углы; над тем каменем престол стоит и служба Божественная совершается; в нем же вделаны два камени велики, что опалила Неопалимая Купина. И те камени целовал патриарх, а близко к ним не ходил: одаль их встав, да излег по земли, как можно целовати достать. И мы грешнии такоже целовахом».

Описание вновь возвращается к деталям монастыря св. Екатерины, устройства и жизни обители:

«О Синайском монастыре.

В Синайском монастыре всех церквей и приделов 25, а во всех Божественная служба совершается. А монастырь стоит между двух гор, а келей в нем 300, все каменныя; а ограда каменная же; а на вратах градных две пушки лежат; а братий в нем 90; потому мало, что им великое насильство от беззаконых Арабов. [... ]

«О кладязе Моисеови.

[... ] Видехом на горе верх горы место аки гробницы, где лежали мощи св. великомученицы Екатерины 300 лет: и то место знати и до сего дни; а где два ангела встретили тело ея, помолихомся святому место и целовахом: а церкви на том месте нет; а прислал Царь, Государь и Великий Князь Иван Васильевич всея Руси с нами с Москвы в Синайскую гору епископу и архимандриту на сооружение церкви великомученицы Екатерины, где мощи ея лежат, 500 рублев денег, и велел на том месте церковь воздвигнута во имя великомученицы – Екатерины. А приехали в Синайскую гору в лето 7092 году, и того лета по повелению Царя, Государя и Великого Князя Ивана Васильевича всея Руси, и по благословению патриарха Иерусалимского Софрония, епископ Синайский и архимандрит, в Июне месяце, на той горе, над тем местом, где мощи великомученицы Екатерины были, заложили церковь во имя ея при нас [...]».

Одной из главных синайских реликвий является келья прп. Иоанна Лествичника, описанная Трифоном Коробейниковым:

«О Иване Лествичнике.

На утрие же придохом, где Иван Лествичник постился 40 лет, и на пути видехом темницу, от Синайския горы идучи, где Иван Лествичник приходил и видел падших и кающихся со слезами, нежели отпадших.

От темницы приидохом на место Ивана Лествичника, и видехом жилище его под каменеем мало и темно. От монастыря 4 версты до Лествичникова жилища. И оттуда видел святый Иван на святом верху лествицу до небеси, и о ней восходящих иноков, и премлющу иноков самому Христу за руку. Всех дней пребыхом в Синайском монастыре 20 дней».

Не проходят мимо внимания путешественника и диковинки природы и животного мира (страус) Синая: «В той Синайской горе видели есмя птицы, что наши куры таковы велики, а те птицы послал Бог с небеси Израильским людем, егда они жили в Синайской пустыне 40 лет. О том пророк Давыд написал: -птицы пернаты нападоша посреди стана их, и окрест жилищ их; ядоша и насытишася зело-. А мясо тех птиц сладчае всех мяс».

Описание обратного пути кратко: оно включает в себя заметки о городе Райфа, упоминание о встрече в Каире («Египте») с патриархом Софронием Иерусалимским и указанием на возвращение в Россию через Константинополь: «И поидохом от Райфы до Египет, и от Райфы до Египта, идохом с патриархом десять дней, и во Египте у патриарха Иерусалимскаго Софрония вземше благословение и поидохом радующеся ко Царюграду, а от Царяграда к Российскому царству. И Божиею милостию доидохом здрави без пакости».

Изучение истории и наследия русского православного присутствия в Святой Земле в ХVII-ХIХ вв. необходимо начинать с прояснения «рамочных» церковно-политических условий. История отношений России с православным Востоком уходит в глубину веков. Узы, связывающие народы нашей страны с византийским и поствизантийским миром никогда не прерывались. Не прервали их ни монгольское нашествие на Русь (1237), ни захват Константинополя крестоносцами (1204) и турками (1453). С падением Константинополя, когда Московская Русь осталась единственным независимым православным государством в мире, стрелка церковно-политического компаса для всего порабощенного исламом христианского Востока стала автоматически показывать на север. Во избежание упреков в субъективизме сошлемся на вывод зарубежного исследователя, американского грека Ф.Г. Ставру: «Согласно представлениям того времени о Москве как Третьем Риме, оказание помощи Православной Церкви и ее представителям было прерогативой Московского православного царя. Православные патриархи считали царя идеальным главой православного мира если не де-юре, то де-факто» (курсив наш).⁸⁶⁷ Соответственно, и великие князья Московские, а впоследствии цари и императоры, никогда не упускали из виду, что они являются продолжателями миссии византийских василевсов – как в религиозном, так и в политическом плане.

Иерусалимскому Патриархату принадлежит особое место в истории русско-греческих церковных связей. Недоверие к константинопольским патриархам, как «неправильным», по выражению митрополита Ионы, со времен Флорентийского собора, не распространялось на других восточных патриархов. Уже приезд в Россию патриарха Иерусалимского Феофана III в 1619 г. показал, что Иерусалим мог успешно и обоснованно претендовать на роль авторитета и арбитра, в том числе по вопросам церковно-политическим.

Интерес был обоюдный. В Иерусалиме правильно оценивали растущую мощь Москвы и ее возможную роль в освобождении Востока от власти турок. Москва, со своей стороны, начинала понимать значение восточных иерархов не только в церковном, но и в политическом отношении – как возможных соратников и единомышленников в военнополитических и дипломатических проектах. И это было в глазах московского правительства дополнительным стимулом к щедрой финансовой помощи, служившей теперь не только удовлетворению религиозного чувства, но и достижению практических результатов.

В императорский период, когда в международных трактатах и конвенциях ХVIII-ХIХ вв. вновь зазвучала – в изменившемся политическом контексте – тема Святых мест, и защита их правового статуса снова стала казаться актуальным поводом для религиозно-цивилизационных противостояний и конфликтов, а церковно-дипломатическая проблематика сделалась неотъемлемой частью внешнеполитического дискурса, Россия лишь продолжала вековые традиции своих связей с православными народами Османской империи – и своей исторической ответственности за них. Таков был реальный духовный и политический смысл русского присутствия в Палестине и других странах библейского региона.

Разумеется, иерусалимский вектор русской внешней политики во все времена отличался как точкой приложения (сакральный центр мира), так и характером действующих сил. Здесь теснейшим образом переплетались методы светской и церковной дипломатии, прямое политическое или финансовое давление и «тихое» монашеское проникновение. Мы не сможем, наверно, указать другого случая, когда российская политика в той же степени опиралась бы на такие, в позитивистском смысле «неощутимые», рычаги и механизмы, как религиозная вера, «дух народа», конфессиональная солидарность. Нельзя назвать и другого региона, в котором с такой отчетливостью и наглядностью проявилась бы пластика политического поведения Российского государства как православной Империи в поствизантийском пространстве. Несмотря на огромную временную удаленность послепетровского Петербурга от палеологовского Царьграда, независимо от явных успехов вестернизации и секуляризации русского общества – для Иерусалима и восточных патриархов Россия по-прежнему была исторически реальна и политически эффективна именно – и почти только – в древнем, «несекулярном» своем качестве Третьего Рима, преемницы Империи Константина.

Конечно, Иерусалим, да и Ближний Восток в целом не относились к числу важнейших целей русской внешней политики – в том числе на турецком направлении. У Петра Великого, в течение всей жизни занятого Северной войной, вряд ли дошли бы руки до Иерусалима, даже если бы Прутский поход имел другой исход. «Греческий проект» Екатерины II уже гораздо ближе подходит к нашему сюжету, хотя острие замысла по-прежнему направлено на Константинополь и Балканы, где чаялось возрождение греческой империи. И все же Г. Р. Державин был, пожалуй, не так далек от понимания если не политических замыслов, то подспудных историко-психологических установок и ожиданий императрицы, когда призывал ее в оде «На взятие Измаила» (1790)

Отмстить крестовые походы,

Очистить Иордански воды,

Священный Гроб освободить.

В XIX веке религиозный фактор продолжал играть свою роль в определении приоритетных направлений имперской внешней политики. Царствование Николая I, продолжавшего словом и делом исповедовать верность утопическим идеалам Священного Союза, стало также временем возрождения древнего духовного феномена, давно, казалось, забытого в народном и церковном обиходе – русского православного паломничества. Если в первый свой приезд в Палестину (1830) А. Н. Муравьев встретил в Иерусалиме около двух десятков застрявших в связи с войной российских паломников, то к середине столетия их бывало в Святой Земле от 200 до 400 человек в год. В 1847 г. в Иерусалиме создается Русская Духовная Миссия. Но подлинным водоразделом стала эпоха Крымской войны, самое возникновение которой было связано с традиционной для России попыткой защиты попранных прав православного населения Святой Земли. По окончании войны, вопреки ее печальным для России результатам, русской дипломатии удается осуществить прорыв именно на иерусалимском направлении – и именно используя легко поддающуюся активизации стихию паломничества. Постепенно из инстинктивного, неуправляемого народного движения оно становится инструментом умелой – и не только церковной – политики.

В последующие десятилетия совместными трудами Русской Духовной Миссии, иерусалимского консульства (с 1858 г.), Палестинского комитета (с 1859 г.), Палестинской комиссии при Азиатском департаменте МИДа (с 1864 г.), наконец, Палестинского общества (с 1882 г.) была создана Русская Палестина – уникальная инфраструктура русских храмов, монастырей, подворий и участков земли, ставшая материальной основой русского присутствия в Святой Земле. Если в 1820 г. французский МИД мог с полным правом утверждать, что «мы (французы. – Н. 77.) преследуем здесь (на Востоке. – Н. Л.) наши собственные интересы, тогда как русский посланник (в Константинополе. – Н. Л.) преследует интересы части оттоманских подданных (христианской райи. – Н. Л.)»,⁸⁶⁸ теперь все изменилось. Русские дипломаты в Константинополе и Иерусалиме защищали теперь русские интересы, а российская собственность в Святой Земле становится со временем все более реальным фактором стабилизации русского присутствия и русской политики.

Так продолжалось до нового мирового кризиса, разрешившегося Первой мировой войной, революциями и крушением Российской, Германской, Австро-Венгерской и Турецкой империй и, соответственно, полным изменением политической карты, социально-экономической и духовной ситуации на Ближнем Востоке. Завершился и период расцвета Русской Палестины, с 1914 г. на долгие десятилетия оторванной и лишенной поддержки России и Русской Церкви.

Источниковой базой настоящего исследования являются, в первую очередь, фонды Архива внешней политики Российской Империи (АВПРИ).⁸⁶⁹ Самый важный для нас – фонд РИППО (ф. 337/1, оп. 765 и ф. 337/2, оп. 873/1–13), содержащий материалы по истории практически всех этапов и разнообразных аспектов деятельности русских учреждений в Сирии и Палестине. Существенные массивы русско-палестинских документов содержатся в фондах Греческого стола (АВПРИ, ф. 142, оп. 497), Турецкого стола (ф. 149, оп. 502), Азиатского департамента (ф. 154, оп. 710 и др.), С.-Петербургского Главархива (ф. 161, 173 описи), Посольства в Константинополе (Ф. 180. Оп. 517/1, 517/2) и Генконсульства в Бейруте (ф. 208, оп. 819). Константинопольские и отчасти бейрутские материалы представляют особый интерес, поскольку по непонятным причинам в архивах МИДа не отложились отдельным фондом документы Иерусалимского Генконсульства. Значительное число наиболее важных документов, относящихся к русскому присутствию в Святой Земле, было издано нами в двухтомнике 2000 года⁸⁷⁰ и в последующих публикациях.⁸⁷¹ Чрезвычайную ценность имеют актуальные и сегодня документы о русской собственности в Палестине.

Документы по интересующей нас тематике содержатся также в ряде других архивов. Прежде всего следует назвать Государственный архив Российской Федерации, где хранятся личные фонды великого князя Константина Николаевича, председателя Палестинского Комитета и первого из августейших паломников в Святую Землю (Ф. 722), посла в Константинополе графа Н. П. Игнатьева (Ф. 730), консула в Дамаске, а впоследствии секретаря ИППО А. П. Беляева (Ф. 848), видного деятеля Палестинского комитета и Палестинской комиссии Б. П. Мансурова (Ф. 990).

Особое место занимают материалы Российского государственного исторического архива (прежде всего, архивы Св. Синода). Документы по истории Русской Духовной Миссии в Иерусалиме и русско-иерусалимских церковных отношений XIX – начала XX века представлены в фондах Канцелярии Св. Синода (Ф. 796), Канцелярии обер-прокурора Св. Синода (Ф. 798), Контроля Св. Синода (Ф. 801). Помимо официальной переписки Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, важнейшим из источников, находящихся в собрании Синода, является дневник начальника Миссии в 1865–1894 гг. архимандрита Антонина (Капустина), о котором еще неоднократно будет говориться. В силу особенностей синодального делопроизводства и российской бюрократической практики в целом почти все материалы, относящиеся к РДМ и вообще к русскому присутствию на Ближнем Востоке, представлены параллельно также в соответствующих фондах и картонах Архива внешней политики. Канцелярия Православного Палестинского общества озаботилась со своей стороны копированием многих важных документов синодального архива, касающихся Иерусалима, для собственной библиотеки.

Первостепенное значение для изучения русского православного присутствия в Святой Земле имеет архив Русской Духовной Миссии в Иерусалиме (АРДМ),⁸⁷² находящийся ныне в Русском Горненском монастыре. Исследование, проведенное в архиве в 2008 г. Н. Н. Лисовым и Р. Б. Бутовой, позволило установить, что архивные дела были сформированы не позже двадцатых годов XX в., поскольку заголовки и номера единиц хранения совпадают в работах двух церковных историков, занимавших пост начальника РДМ и широко использовавших архив Миссии: архимандрита Киприана (Керна) (1934) и митрополита Никодима (Ротова) (1959). Не изменились они и ныне. При этом в большинстве случаев при формировании дел не были соблюдены ни хронологический, ни предметный, ни именной принципы. Не выделены фонды, листы дел не пронумерованы. В одном деле встречаются рядом документы самого различного времени и происхождения. Сказанное свидетельствует об отсутствии профессионального подхода у людей, занимавшихся формированием и нумерацией архивных дел в том виде, как они существуют сегодня.

В дневниках начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме в 1955–1957 гг. архимандрита (впоследствии архиепископа) Пимена (Хмелевского) есть указания на описание и приведение в порядок библиотеки РДМ.⁸⁷³ Собственно об архиве РДМ архимандрит Пимен не упоминает, ясно только, что в его время и архив, и библиотека находились еще в здании РДМ в Иерусалиме. В 1958–1959 гг. в архиве работал архимандрит (впоследствии митрополит) Никодим. На листах многих документов сохранились на полях и в самом тексте пометы красным и простым карандашом, сделанные исследователем и размечающие, как правило, цитаты, выбранные им для перепечатки и использованные в работе. Некоторых документов, указанных и использованных в книге архимандрита Киприана (1934), нам, к сожалению, обнаружить в архиве не удалось. Последнее замечание относится и к ряду документов, на которые ссылается архимандрит Никодим (1959).

Особенностью АРДМ является специфическая для архивных учреждений Московской Патриархии труднодоступность: со времен упомянутых архимандритов Киприана и Никодима никто из исследователей, за единственным, кажется, исключением греческого историка К.К. Папулидиса, до 2008 г. не имел возможности работать в архиве. Между тем ценность сохранившихся в архиве источников чрезвычайна, нами выявлено и подготовлено к публикации более сотни неизвестных документов, позволяющих по-новому осветить различные стороны жизни и деятельности русской православной колонии в Иерусалиме.

В декабре 2008 г. был подписан окончательный документ о возвращении России самого крупного объекта недвижимости в Святой Земле – Сергиевского подворья в Иерусалиме. Было известно, что в помещениях подворья сохранился архив и библиотека Управления подворьями ИППО⁸⁷⁴ в Палестине. В марте 2009 г. автор настоящих строк подписал акт приемки и принял участие в разборе и первоначальной описи сохранившейся части архива и библиотеки. Архив довольно плохо сохранился, но данные, содержащиеся в инвентарных и продовольственных книгах иерусалимских подворий, в копировальных книгах внутренней переписки Конторы ИППО, РДМ и консульства, могут многое сказать исследователю. Таких документов нигде больше не отложилось. Эта сторона – уникальная часть архива Сергиевского подворья, и касается она не только самого Сергиевского, но и жизни, хозяйственной и функциональной деятельности всех подворий в Иерусалиме.

В 2010 г. Н. Н. Лисовой и И. Ю. Смирнова работали еще в одном иерусалимском архиве – Государственном архиве Израиля. Фонд, содержащий материалы по истории русского присутствия, включает 99 дел, объемом от 20 до 200 лл., обнимающих хронологический период от 1891 г. до 1951 г. Выявлено, изучено и подготовлено к печати более 100 документов, представляющих первостепенный интерес. Особенно важны материалы по истории русских подворий в период Британского мандата (1918–1948) и в первые годы существования государства Израиль (1948–1951). По понятным причинам документы указанного времени полностью отсутствуют в отечественных архивах. Тем самым удалось частично восполнить весьма существенную лакуну в наших знаниях о судьбе храмов, монастырей и подворий Русской Палестины в первой половине XX в.

В Отделе рукописей Российской Национальной Библиотеки (С.-Петербург) находится фонд великого русского историка-литургиста А. А. Дмитриевского, занимавшего в 1906–1917 гг. пост секретаря ИППО (Ф. 253). Фонд интересен не только собственными материалами Дмитриевского, но и бережно собранными им в ходе работ по истории Палестинского общества документальными комплексами деятелей Русской Палестины (переписка В. Н. Хитрово, письма архимандрита Антонина (Капустина) и др.). Здесь, в частности, находятся материалы переписки архимандрита Антонина с обер-прокурором Св. Синода К. П. Победоносцевым, с афонским археографом монахом Азарией (Попцовым), архимандритом Леонидом (Кавелиным), архимандритом Филаретом (Филаретовым), Н. П. Игнатьевым, А. Н. Карцевым, П. П. Мельниковым и др. Письма архим. Антонина присутствуют и в других личных фондах Отдела: В. В. Болотова (Ф. 88), А. С. Норова (Ф. 531), И. В. Помяловского (Ф. 608. Оп.1) и др.

Интересные материалы из раннего периода Русской Духовной Миссии в Иерусалиме хранятся в Отделе рукописей РГБ – в фонде архимандрита Леонида (Кавелина), члена Русской Духовной Миссии в 1858–1860 гг. и ее начальника в 1864–1865 (Ф. 148), в фондах Оптиной пустыни (Ф. 213, 214), Московской Духовной Академии (Ф.172). Огромный интерес представляет фонд выдающегося церковного деятеля и духовного писателя А. Н. Муравьева, (Ф. 188). Если для истории русского духовного присутствия на Ближнем Востоке второй половины XIX века первостепенную важность имеют дневники и автобиографические материалы Порфирия (Успенского) и Антонина (Капустина), то для истории связей Русской Церкви с Иерусалимской и Антиохийской периода 1830-х – 1850 гг. таким уникальным и почти не затронутым историками источником является архив А. Н. Муравьева. Документы муравьевского фонда активно изучались и публиковались в последние годы И. Ю. Смирновой.⁸⁷⁵

Практически невостребованными оставались до самого недавнего времени материалы, сохранившиеся в библиотеке ИППО (Москва).

От библиотеки Палестинского общества, представлявшей собой первоклассное собрание литературы по Ближнему Востоку, ядром которого стала переданная Обществу библиотека В. Н. Хитрово, сохранились к настоящему времени количественно совершенно незначительные остатки, умещающиеся на нескольких полках книжного шкафа. Документальную историю расхищения и уничтожения библиотеки после 1917 г. содержит статья петербургского историка С. Е. Клещука.⁸⁷⁶ Но и среди небольшого числа сохранившихся книг и рукописей находятся такие уникальные в источниковедческом плане памятники, как рукопись лишь недавно изданной нами первой части работы В. Н. Хитрово «Русская Духовная Миссия в Иерусалиме»⁸⁷⁷ (третья часть, посвященная времени архимандрита Леонида (Кавелина), готовится к печати), сборник писем разных лиц к игумену Вениамину (Лукьянову), члену РДМ, создателю Вениаминовского подворья в Иерусалиме (среди них неизвестные письма епископа Порфирия Успенского, хирурга Н. И. Пирогова, вел. княгини Елены Павловны), писарские копии дневника архимандрита Антонина за 1866,1868, 1870 и 1881 годы. В библиотеке ИППО сохранился также большой свод «Материалов к истории Иерусалимской Патриархии», содержащий копии документов Св. Синода 1814–1844 гг., относящихся к истории русско-иерусалимских церковных отношений. Одним из раритетов собрания является подарочный экземпляр рукописной работы С. М. Дмитревского «Русские раскопки на Елеонской горе», с вклеенными фотографиями, поднесенный в 1885 г. председателю Палестинского общества великому князю Сергею Александровичу.⁸⁷⁸

Культура народов нашей страны исконно связана с древним наследием Святой Земли, Ближнего Востока. Русская, как и другие славянские культуры, – культура библейская. Вся система ценностных ориентаций, весь менталитет русского православного человека основаны на Новом Завете. «С востока Свет», – для России это верно не только в высшем смысле – в философии, литературе, художественной традиции; библеизмом проникнуты и самые глубокие пласты народного сознания и самовыражения. Во всем мире русского человека зовут библейским именем Иван (Иоанн). В праздник Богоявления каждая из российских рек становится Иорданью. Богослужебные сосуды для перенесения Святых Таин называли в старину сионами и Иерусалимами. Вслед за Крещением Руси, когда славянская душа после долгой языческой дремы только-только пробуждалась к христианской жизни, вошли в нее впервые и навсегда – вместе с Евангелием, молитвой и иконой – далекие и с детства всем нам близкие слова и названия: Земля Обетованная, Иерусалим, Вифлеем.

На протяжении всего Средневековья русско-палестинские связи и взаимообмены оставались постоянным, в иные времена особенно интенсивным фактором духовной жизни Руси, определяя во многом «картину мира» русского человека. Помимо книжного литературного жанра «хождений», живые библейские впечатления были постоянной темой русских духовных стихов.⁸⁷⁹ Древнейшим из них является полуязыческий еще по происхождению, сложный и «многослойный» по составу, «Стих о Голубиной книге»,⁸⁸⁰ сливающий до неразличимости в поэтических образах Святую Землю и Святую Русь. В нем поется о том, как

...Близ города Ерусалимова

Восходила с востока туча грозная,

Выпадала Книга Голубиная,

которой никто не мог прочесть, пока «князь Владимир Владимирович» (имеется в виду, конечно, Владимир Красное Солнышко, Креститель Руси) не обратился за толкованием к «премудрому царю Давыду Евсеичу» – святому пророку и псалмопевцу Давиду.⁸⁸¹

Русский князь задает автору Псалтири в поэтической форме целый ряд «энциклопедических» вопросов. Какой город всем городам мать? Какая река всем рекам мать? Какое древо всем деревьям мать? Не вдаваясь в подробное рассмотрение ответов и вообще в содержание Голубиной книги (Глубинной, т.е. о самых глубинах мироздания повествующей), отметим лишь яркую «палестинскую» окрашенность русской народной космологии, согласно которой «гора Фавор – всем горам мать», ибо на ней совершилось Преображение Господне, «Иордан-река – всем рекам мать, ибо крестился в ней Сам Иисус Христос», Иерусалим, естественно, «всем городам мать», а «кипарис – всем деревьям мать», так как на кипарисовом Кресте распят был Спаситель.

...Только на вопрос: «Какая земля всем землям мать», – сказители Голубиной книги уверенно отвечали: «Святая Русь всем землям мать!» – пересаживая тем самым на русскую Святую Землю и Иерусалим, и Иордан, и древо кипарис.

Позже, в середине XVII века, по замыслу патриарха Никона, в архитектуре и топонимике Воскресенского монастыря под Москвой, получившего название «Новый Иерусалим», эти «пересаженные» имена и реалии «прорастут» из народной памяти, воспроизведя в точности на российской земле не только план и облик – по привезенной модели – храма Гроба Господня, но и всю географию Евангелия. Литургический и историко-эсхатологический смысл Нового Иерусалима не раз исследовался в богословской литературе – наиболее глубоко и подробно протоиереем Львом Лебедевым.⁸⁸² Монастырь и Воскресенский собор, созданные Никоном, уникальны по точности и подробности воспроизведения, но, говоря шире, подражание плану и облику храма Гроба Господня в средневековом церковном зодчестве, как и другие формы историко-литургической реконструкции палестинских святынь, нередко с элементами архитектурно-топографической привязки к иным ландшафтным и климатическим условиям, носят характер культурологической универсалии, проявляющейся раньше или позже в самых различных, как восточных, так и западных традициях. Намного раньше, как показал в своих исследованиях ученик А. А. Дмитриевского, протоиерей Корнилий Кекелидзе (впоследствии академик Грузинской АН), «древнегрузинская Церковь, ведущая начало свое из Святой Земли, скопировала даже в топографическом отношении мать свою, Церковь Иерусалимскую, создав в Мцхете и около него все главнейшие пункты, к которым приурочены важнейшие события из земной жизни Спасителя».⁸⁸³

Возвращаясь к русской церковной жизни, находим множество примеров трансляции палестинских реалий и до, и после Никона: престол Новгородской Софии в «меру Гроба Господня»⁸⁸⁴ и Голгофо-Распятский скит Соловецкого монастыря на о. Анзер, Лобное место на Красной площади⁸⁸⁵ и годуновский проект храма Святая святых в Московском

Кремле,⁸⁸⁶ Спасо-Вифанский монастырь митрополита Платона (Левшина) с алтарем его храма, представлявшим модель горы Фавор,⁸⁸⁷ и Гефсиманский скит митрополита Филарета (Дроздова) около Троице-Сергиевой Лавры, Дальняя пустынька Серафима Саровского, с уединенными лесными «Фавором» и «Елеоном»,⁸⁸⁸ и «пещерный храм» Гроба Господня в домовой церкви Николаевского дворца, устроенный, в память паломничества Великого князя Николая Николаевича Старшего в Иерусалим, для хранения святынь, полученных им в благословение от Патриарха Иерусалимского Кирилла II (архитектор Ф. С. Харламов, 1872).⁸⁸⁹

Важнейшим памятником русской паломнической литературы XVII в. является «Проскинитарий» Арсения (Суханова).⁸⁹⁰ Автор этого замечательного сочинения, Арсений (Суханов Антон Путилин; ок. 1600–1668) – иеромонах, келарь Троице-Сергиева монастыря и известный церковный деятель сер. XVII в., дипломат, паломник, писатель.⁸⁹¹ Хождение в Иерусалим и на Афон не было первым в церковно-дипломатической карьере Арсения. Еще при Михаиле Федоровиче, в 1637–1640 гг., он ездил в составе царского посольства в Кахетию, собирал сведения о начинавшей входить в круг интересов Москвы Грузинской Церкви. В 1649 г., в связи с беспокойством, вызванным в Москве замечаниями прибывшего за милостыней патриарха Иерусалимского Паисия о несоответствии в чинопоследованиях и обрядах русского и греческого богослужения, царь Алексей Михайлович и патриарх Иосиф решили отправить Арсения в качестве доверенного лица для подробного ознакомления с состоянием благочестия и особенностями богослужения на православном Востоке. Первая поездка не достигла цели. Выехав из Москвы вместе с патриархом Иерусалимским Паисием, Суханов доехал с ним, однако, только до Ясс, где Паисий надолго задержался. Не проследовал далее в Святую Землю и Арсений: получив важные данные военно-политического характера, он спешно возвратился в Москву. Затем, вернувшись в Яссы весной 1650 г., участвовал, в присутствии патриарха Паисия, в знаменитых прениях о вере, ездил в Чигирин на переговоры с гетманом Богданом Хмельницким о принятии Украины в состав Московского царства. По возвращении в Москву в кон. 1650 г. представил царю и патриарху трактат «Прения с греками о вере».

В нач. 1651 г. иеромонах Арсений был вновь послан на православный Восток. В июне 1651 г. мы видим его в Царьграде, в августе – в Александрии. Прибыв в Каир 1 сентября, он был принят патриархом, который обстоятельно ответил на все вопросы, которые русский посланец привёз из Москвы. Наконец, в начале октября Арсений прибыл в Иерусалим, где прожил полгода, пользуясь гостеприимством и покровительством патриарха Паисия, который к тому времени вернулся в Святой Град. Праздник Рождества Христова он встретил в Вифлееме, а в Великую субботу 1652 г. присутствовал на литании схождения Святого огня на Гробе Господнем и детально описал его в своем «Проскинитарии». Сразу после Пасхи, 26 апреля 1652 г., Арсений покинул Иерусалим и отправился в обратный путь. Посетил Дамаск и Халеб (Алеппо), где встречался с патриархом Антиохийским Макарием III, прошел через Восточную Турцию, Армению, Персию и Грузию и вернулся в Москву в июне 1653 г.

В октябре 1653 г. начинается третье его путешествие на греческий Восток – на этот раз его послали на Афон, с царской милостынею и за древними рукописями, которые были нужны для исправления русских богослужебных книг. Доставив не без приключений государеву милостыню афонским старцам, он получил разрешение отобрать нужные ему древние рукописи из книгохранилищ различных обителей Святой Горы и вывезти их на Русь. В феврале 1655 г. в Москву было доставлено около 500 древних рукописей (ныне в Отделе рукописей ГИМ). Не останавливаясь на дальнейшей судьбе Суханова, отметим лишь, что написанный им «Проскинитарий» сохранился едва ли не в 40 списках, что свидетельствует о его популярности среди читающей публики XVII в.⁸⁹²

Разумеется, ни наезды иерусалимских патриархов на Русь, ни поездки Арсения Суханова или Василия Гагары в Палестину еще не создавали эффекта постоянного взаимного присутствия. С конца XVII – начала XVIII века инициатива в защите русских паломников и их интересов переходит – в соответствии с общей тенденцией – к структурам государственным. Основным инструментом ограждения прав паломников становится система мирных договоров, заключаемых русскими государями с турецкими султанами, которым принадлежала с 1517 г. Палестина. Важнейшие из русско-турецких договоров, политических и торговых, были изданы в 1869 г., к 50-летнему юбилею Азиатского департамента МИДа, сотрудником Министерства, бывшим русским консулом в Иерусалиме Т. П. Юзефовичем,⁸⁹³ почти все договоры и конвенции (за исключением нескольких, не найденных в турецких архивах) – в 1897–1903 гг. эффенди Габриелем Норадунгяном (на французском языке).⁸⁹⁴

Общая картина выглядит следующим образом. Если до конца XVII в. главным соперником Турции была Австрия (соответственно, на ней же лежала основная ответственность по защите христианских подданных Турецкой империи), то с эпохи Петра Великого на восточно-европейской арене появился новый субъект политической истории – Россия. Еще в царствование старшего брата Петра, царя Федора Алексеевича, был заключен так называемый Бахчисарайский договор (1681 г.), по которому русское духовенство и миряне получили право свободного, беспошлинного паломничества в Иерусалим и святые места. Странным образом С. М. Соловьев в своей фундаментальной «Истории России с древнейших времен», рассказывая о переговорах в Бахчисарае, о иерусалимских или паломнических сюжетах не счел нужным даже упомянуть,⁸⁹⁵ тогда как на Крымских переговорах 1681 г. в Бахчисарае вопрос о святых местах впервые прозвучал в русском дипломатическом документе. Некоторые историки даже видят в Бахчисарайских переговорах первый опыт вмешательства России по церковно-политическим вопросам в дела Османской империи.

Бахчисарайский мир был заключен на двадцать лет. Но уже в период Крымских походов В. В. Голицына (в правление царевны Софьи) и Азовских походов молодого Петра ситуация изменилась. Во многом ее изменению способствовали иерархи восточных патриархатов. Инициатором сближения и взаимопроникновения церковных и политических интересов, во многом опередившим свое время, был патриарх Иерусалимский Досифей II Нотара (1641–1707), один из просвещеннейших и значительнейших греческих иерархов поствизантийского периода. Большой заслугой его было реальное понимание значения России в решении вопроса об освобождении православных народов от исламского ига. Никогда и никто из греческих патриархов не занимался так глубоко и непосредственно проблемой ближневосточно-русских отношений.

Разумеется, тяга к России диктовалась не личными его симпатиями или мистическими прозрениями, во всяком случае не ими одними. Патриарх Досифей не был бы греком и не был бы великим дипломатом, если бы на первом месте для него не стояли интересы Иерусалимского патриаршего престола и греческого православного мира.

Первоначально политика патриарха Досифея в отношении России и Русской Церкви не отличалась от общей линии Константинополя и следовавших в его фарватере православных патриархатов Востока. Когда в 1686 г. подьячий Никита Алексеев был послан в Турцию для переговоров с Константинопольским и другими патриархами о переходе Киевской митрополии в состав Московского Патриархата, он встречался и с патриархом Досифеем. Алексеев первым описал замечательный перелом, наступивший в настроении патриарха под влиянием меняющейся политической обстановки. Резко отказавшийся сначала дать свое благословение на указанный переход, Досифей при следующей встрече с московским посланцем заявил: «Я приискал в правилах (в Номоканоне. – Н. Л.), что вольно всякому архиерею отпустить из своей епархии к другому архиерею; я буду уговаривать патриарха <Константинопольского> Дионисия, чтобы он исполнил волю царскую, и сам буду писать к великим государям <царям Иоанну и Петру> и к патриарху <Московскому> Иоакиму и благословение от себя подам особо, а не вместе с Дионисием».⁸⁹⁶

Почти каждый пункт заявления по-своему замечателен. Первое, что бросается в глаза: патриарх обещает убедить своего собрата «исполнить царскую волю», т.е. впервые делает прямую ставку на Москву как общеправославный ведущий центр, и на русского царя как главу Вселенского Православия. Одновременно Иерусалимский патриарх стремится отчетливо дистанцироваться от Константинополя («благословение подам от себя особо»), И думается, дело здесь не только в двухстах золотых, которые Досифей, как и Дионисий IV Константинопольский (Муселимис) , получил за свое благословение от Алексеева. Три года спустя патриарх Досифей откровенно попытается вовлечь Петра I в войну против Турции – под религиозно-романтическим флагом отвоевания святых мест.

Поддержка Москвы была необходима ему не только в плане борьбы против османского гнета, но и борьбы с католиками за сохранение святых мест Иерусалима и Палестины. Именно в патриаршество Досифея эта борьба достигла предельной остроты. В 1689 г. был издан султанский фирман (указ), передавший католикам едва ли не большинство святых мест, традиционно принадлежавших православным. Латинянам принадлежали в том году: большой купол храма Гроба Господня, Кувуклия, часовня Обретения Креста, половина Голгофы, Камень Миропомазания, Базилика Рождества в Вифлееме (включая Вертеп) и Гробница Божией Матери в Гефсимании.⁸⁹⁷

В известном послании патриарха Досифея, доставленном в Москву в сентябре 1691 г., передача султаном православных святых мест католикам интерпретируется – в терминах вселенской значимости Православного Царства – как прямой недружественный акт по отношению к России. «Пришел в Адрианополь посол французский, – пишет Патриарх, – принес от короля своего грамоту насчет святых мест; случился тогда там и хан крымский. Подарили французы визирю 70 000 золотых червонцев, а хану 10 000 и настаивали, что турки должны отдать святые места французам, потому что москали приходили воевать Крым (курсив здесь и далее мой. – Н. Л.) ... Взяли у нас <турки> Святой Гроб и отдали служить в нем французам, взяли у нас французы половину Голгофы, всю церковь Вифлеемскую, святую пещеру <Рождества Христова>, разорили все деисусы, раскопали всю трапезу, где раздаем Святой Свет (Благодатный Огонь. – Н. Л.), и хуже наделали в Иерусалиме, чем персы и арабы».⁸⁹⁸ А дальше снова желаемое выдается за действительное; «Народ турецкий кричит <в испуге>, что москали были смирны, а теперь из-за Иерусалима войну начнут».⁸⁹⁹

Послание содержало не только описание бедствий Сионской Церкви, но и готовый план войны с турками. «Теперь время удобное: возьмите прежде Украину, потом требуйте Молдавии и Валахии, также Иерусалим возьмите и тогда заключайте мир».⁹⁰⁰ Связь назревающей русско-турецкой войны с вопросом об освобождении Святой Земли красной нитью проходит через все послание. Эта тема (в сочетаниях «требовать Иерусалим», «взять Иерусалим», «освободить Иерусалим») 8 раз (!) повторяется в тексте, занимающем менее двух страниц у С. М. Соловьева. Досифей напоминает царям-соправителям (напомним: письмо получено в 1691 г.), что еще 18 лет назад, т.е. ок. 1672 г., он советовал в письме на имя Алексея Михайловича отложить войну с поляками и «усмирить прежде турок». «И теперь советую, – настаивает воинственный архипастырь, – если хотите мириться, так миритесь, чтоб Украйна была освобождена, Иерусалим был отдан и турки отступили за Дунай».⁹⁰¹

Освободительную программу Досифея России не довелось осуществить полностью ни при жизни ее вдохновителя, ни позже. Россия молодого Петра была явно не готова к военно-политическому решению Восточного вопроса. Но показательно: «Азовское взятие» 1696 г. изображалось московской внутренней и внешней пропагандой как начало войны за Святую Землю. Русский резидент в Речи Посполитой, стольник Алексей Никитин в своей речи при вручении царской грамоты в торжественном собрании польского сената призывал союзников «смело помогать» русскому царю, «ибо он (царь) знаменем Креста Господня, яко истинный <апостол> Петр, отпирает двери до потерянного и обещанного христианам Иерусалима».⁹⁰²

Многолетние усилия патриарха Досифея не пропали даром. Они создали прецедент, впервые открыв российскому правительству политическое значение религиозных проблем православного Востока и сделав эти проблемы на будущее частью русской внешнеполитической концепции. Неслучайно начиная с эпохи Петра Великого и патриарха Досифея тема Иерусалима и Святой Земли становится обязательной для дипломатических переговоров и заключаемых Россией с Турцией мирных договоров. Возрастает поток русских паломников на православный Восток и встречный поток в Москву греческих представителей духовенства, науки и культуры.⁹⁰³ Восточные патриархи начинают поминать русских царей на ектении тем же чином, как поминали прежде византийских императоров.⁹⁰⁴ Последнее имеет особое значение. В русской дипломатической практике эпохи Московского Царства все зарубежные контакты, включая церковные, были прерогативой непосредственно царской власти. Восточные иерархи во многом способствовали выработке именно такого подхода: подавляющее большинство обращений за материальной помощью или политической поддержкой адресовано лично государю. И помощь оказывалась непосредственно от имени государя. Ни митрополиты, ни позже патриархи, возглавлявшие Русскую Церковь, не видели в этом какой-либо несообразности с точки зрения церковно-государственных отношений. И восточные патриархи, в свою очередь, на полном серьезе считали русского царя если не в каноническом смысле, то в историческом обычае, главой не только Русской Церкви – всего православного мира.⁹⁰⁵ Иначе и не могло быть в условиях продолжающегося бытия православной империи в поствизантийском пространстве.

Естественно, тема Иерусалима возникла и на Карловицком конгрессе 1698–1699 гг. «Конгресс не был форумом для совместного ведения переговоров. Каждое из государств вело переговоры на свой страх и риск в той очередности, как оно вступило в Священную Лигу. Россия оказалась в самом невыгодном положении: она должна была начать переговоры последней, так как последней (в марте 1697 г.) вошла в союз».⁹⁰⁶ Отметим, что авторы процитированного нами трехтомника «Очерки истории Министерства иностранных дел России», говоря о результатах конгресса (так же как Соловьев в рассказе о Бахчисарае), не упоминают того факта, что П. Б. Возницын, представлявший Россию на переговорах в Вене, был единственным из участников конгресса, кто твердо поставил вопрос о святых местах и православном паломничестве к ним. Тем самым Карловицкий конгресс приобретает для нас дополнительное значение как попытка Петра I выступить на европейском дипломатическом форуме в качестве официального посредника между Портой и ее христианскими подданными. Если, как было сказано, католики в борьбе за влияние на Балканах или за контроль над святыми местами (против греков) в Иерусалиме опирались тогда на поддержку Австрии (позже эта прерогатива будет принадлежать Франции), то Россия в 1699 г. впервые выступила как признанная защитница православных. Именно Петр Возницын настоял на включении в текст договора религиозных вопросов, особенно о возвращении грекам Гроба Господня в Иерусалиме. Русская инициатива была сочувственно воспринята как Иерусалимским патриархом Досифеем, так и балканскими христианами, прежде всего сербами.⁹⁰⁷

В Карловиче, как известно, Россия и Турция подписали лишь перемирие на два года. Но оно стало прологом к Константинопольскому русско-турецкому договору 1700 г., который включил некоторые статьи церковно-политического характера, хотя и не соответствовавшие первоначальным предложениям Возницына, но подтверждавшие Бахчисарайский договор 1681 г. В статье XII Константинопольский трактат от 3 июня 1700 г. провозгласил: «Московского народа мирянам и инокам иметь вольное употребление ходить в святой град Иерусалим и посещать места, достойные посещения, а от таких, посещения ради приходящих, ни в Иерусалиме и нигде дань или гарач или пескешь да не испросится, ни за надобную проезжую грамоту деньги да не вымогаются. Сверх того, живущим в странах Государства Оттоманского московским и российским духовным ни едина, по Божественному закону, досада и озлобление да не чинится».⁹⁰⁸ (Та же формулировка была повторена двадцать лет спустя в ст. 11 Константинопольского договора от 5 ноября 1720 г.⁹⁰⁹ и в «артикуле» того же номера Белградского договора от 18 сентября 1739 г.)⁹¹⁰

Таким образом, мы видим, что с Петром Великим окончилась эпоха чисто благотворительного отношения московских царей к проблемам православного Востока. С этого времени, нисколько не отменяя той щедрой благотворительности, которой характеризовались русско-иерусалимские связи ХVI-ХУН вв„ Россия «прописывает» для себя и своих политических партнеров Восточный вопрос отдельной статьей дипломатических трактатов. С этой точки зрения понятно, что, перестраивая отношения Церкви и государства, подчиняя служение Церкви интересам государства, Петр проводил эту линию и во внешней политике.

В целом, следует сказать, что в течение всего XVIII в., вовлеченная своей борьбой с Турцией в перипетии Восточного вопроса, Россия умело использовала в своей дипломатии комбинацию религиозных и политических мотивов. Тот же Петр I в период Прутской кампании (1711 г.) активно подчеркивал религиозный аспект похода, рассчитывая на восстание угнетенных православных народов европейской Турции. Лишь неудачный исход кампании привел к тому, что ни в Прутском прелиминарии 21 июня 1711 г., ни в дальнейших переговорах 1711–1713 гг. (в Константинополе и Адрианополе) религиозных вопросов не поднималось. Константинопольский трактат от 16 ноября 1720 г. в своих тринадцати артикулах повторяет пункты соглашения 1700 г. То же необходимо сказать о Белградском договоре 1739 г. Белградский урок важен и в другом отношении. Если Россия, после побед Х.А. Миниха, смогла добиться лишь реабилитации своих дипломатических достижений сорокалетней давности, то для Франции мир 1739 г. означал политический триумф: в следующем году правительство Людовика XV добилось от Порты не только новых капитуляций и особых прав для латинских монахов и французских паломников в Святой Земле, но и в целом смогло поднять правовой статус католиков в Турецкой империи.

Вместе с тем Белградский договор 1739 г. справедливо считается поворотным пунктом в истории отношения балканских народов к России. До этого они надеялись, что освобождение им принесет Австрия. С этого времени христиане на Балканах, как и на Ближнем Востоке, обращают свои взоры к России.

К самому началу XVIII столетия относится такой интересный памятник русской паломнической литературы как «Хождение в Святую Землю» московского священника Иоанна Лукьянова (1701–1703). В XIX в. памятник был преимущественно известен историкам русского раскола как «Хождение инока Леонтия». Иоанн Лукьянов по праву считается одним из наиболее ярких и самобытных писателей петровского времени. Историки и литературоведы так и не смогли решить, кто он был по своей религиозно-политической позиции – воинствующий традиционалист или «ретроградный новатор». В литературном смысле его «Хождение» относят к выдающимся творениям московского барокко. Московский священник с Арбата, тайный старообрядец, путешественник и публицист, Лукьянов оставил заметный след в истории книжности Москвы, Ветки, Брынских лесов. При этом имя его до сих пор мало известно даже специалистам в области русской старообрядческой литературы.

Хождение в Святую Землю относят к традиции школы протопопа Аввакума.⁹¹¹ Как сообщает автор, он был родом из Калуги, из купеческого сословия. По тексту ясно, что он не только разбирался в тонкостях торгового ремесла, но и приторговывал российскими товарами в ходе своего восточного путешествия. Он состоял священником в церкви Покрова, что за Смоленским воротами, на Песках, в Москве. В Иерусалим он отправился на богомолье, получив в Посольском приказе проезжую грамоту, в декабре 1701 г. Официальной целью было поклонение христианским святыням, неофициальной – выяснение положения дел на греческом Востоке, в том числе возможности поставления старообрядческого епископа от зарубежных архиереев. За время путешествия по России и Украине Лукьянов не остановился на отдых ни в одном монастыре, предпочитая подворья «боголюбцев», т.е. раскольников, которые «по эстафете» передавали паломников на всем протяжении хождения.

22 марта 1702 г. Лукьянов со спутниками достигли Константинополя. Пробыв здесь четыре месяца, 26 июля паломники отправились через Мраморное море, через Хиос, Сим и Родос – в Египет. В Дамиатте (Думьяте, как называл ее Лукьянов), путешественники сели на корабль, идущий в Яффу. Занесенные бурей в Ливан, русские паломники лишь 14 сентября прибыли в Яффу. Через полтора месяца – из-за беспорядков бедуинских племен – они были в Иерусалиме. По подробности описания святынь и достопримечательностей Палестины Иоанн Лукьянов не знает себе равных. 18 января 1703 г. они отправились в обратный путь. Здесь их снова ожидали опасности и приключения: пираты у Мир Ликийских, шторм у Патмоса, подводные скалы в Дарданеллах.

Хождение заканчивается описанием Нежина. Очевидно, как считают исследователи, в Москву Иоанн Лукьянов не вернулся, отправился на Ветку, где, по мнению М. И. Лилеева,⁹¹² принял постриг под именем Леонтия. Впрочем, современные историки считают, что священник Лукьянов и старец Леонтий – разные лица.⁹¹³ В документах более позднего времени имя Лукьянова не упоминается. По преданию, бытовавшему среди гуслицких старообрядцев, в преклонном возрасте Лукьянов-Леонтий поселился в скиту недалеко от деревни Беливо, где проповедовал «Слово Божие» и скончался в 30-х годах XVIII столетия. Основанный им Беливский скит просуществовал до начала XX в.⁹¹⁴ «Хождение» Иоанна Лукьянова представляет собой ценный исторический источник, касающийся не только Святой Земли, но и различных сюжетов, связанных с жизнью русских старообрядцев, калужских купцов, турецких янычар и мальтийских пиратов. Автор оставил колоритные портреты известных исторических деятелей: русских дипломатов Д.М. Голицына и П. А. Толстого, киевского митрополита Варлаама (Ясинского), Константинопольского Патриарха Каллиника II.

Некоторые страницы книги представляют собой подлинную жемчужину отечественной паломнической прозы. Ограничимся лишь двумя примерами. «И поидохом из Ромли ко святому граду Иерусалиму всем караваном, было человек тысящи полторы разных вер. Потом арапы стали нас бить, грабить. Осыплют, что пчелы, рвут за ризы, трясут далой, с лошади волокут: “Дай пара!”. Абушком межи крыл, дубиною иной в груди сует: “Дай пара!”. Дать – беда, а не дать – другая. Только кто кошелек вынел, ан другой со стороны и вырвал совсем. А не дать так бьют. Посмотришь: везде стоит крик да стон, бьют, грабят; иной плачет – убит, иной плачет – ограблен. Везде гоняются за одним человеком арапов по десяти и по дватцати. Многие коней и рухлядь покидали, да так от них, собак, бегают. Баб-то миленьких бьют! Пришедши, возьмет бабу ту или девку за ногу, да так с лошади долой волочет, да бьет: «Дай пара!».⁹¹⁵

И еще одна небольшая цитата. «А дождь во Иеросалиме приходит ноября-месяца. А когда мы пришли во Иеросалим, так перво дождь пришел в нощи против архангела Михаила дни и до февраля-месяца шел. А хлеб там сеют около Филиппова заговенья, а поспевает к Светлому Воскресенью; а овощи всякие поспевают на Рожество Христово и на Богоявление. У нас зима, а у них лето и прохлад всякой. А летом в Иеросалиме от солнечного зною и ходить нельзя: зело солнце печет. А во всю зиму комары летают, и боси ходят арапы, и снегу не бывает, ни морозов никогда не живет. Иеросалим – среда земли, понеже, когда бывает день большой в Петровке, тогда солнце на полднях станет и в самый верх главы светит, так стень не бывает. А когда станет день убывать, тогда стень станет познаваться».⁹¹⁶

При описании иерусалимских святынь Лукьянов ссылается на своих предшественников. Так, говоря о Гробе Господнем, он цитирует: «А писано в Корабейном страннике, что де этот Гроб зделала царица Елена над тем подлинным Гробом Господнем».⁹¹⁷

В 1720 г. путешествие на Восток предпринял ярославский посадский человек Матвей Гаврилович Нечаев. Описание его паломничества в Царьград и Иерусалим, озаглавленное «Книга хождение во святый град Иерусалим ярославца Толчковской слободы посадского человека Матвея Гаврилова сына Нечаева» было издано Н. П. Барсовым по рукописи, хранящейся в РНБ. Паломник начал свой путь 26 августа 1720 г., 8 ноября прибыл в Константинополь, а 4 марта 1721 года – в Иерусалим. Рассказ записан по горячим следам, в июле того же года, и хотя отличается краткостью, представляют несомненный исторический интерес.⁹¹⁸

В том же 1701 г., когда Лукьянов отправился из Москвы в свое иерусалимское путешествие, в Печерской слободе в Киеве в семье небогатого торговца родился будущий знаменитый писатель-паломник Василий Григорьевич Барский. Город Бар Могилевского уезда был в 1651 г. во время войн Богдана Хмельницкого сожжен дотла, почему семья и должна была переселиться в Киев. Учился Василий в Киево-Могилянской академии, которой однако не кончил по болезни. В 1723 г. вдвоем с товарищем 22-летний В. Барский покинул Киев, сбежав из отчего дома. Поступил в Львовскую Иезуитскую академию, а затем через Венгрию и Австрию отправился в Венецию, посетил святыни Италии (Рим, Лоретто, Бари), а затем, в марте 1725 г., сел в Венеции на корабль с целью «пойти в Иерусалим, поклониться Гробу Христову». Узнав, что на острове Хиосе находится Иерусалимский патриарх Хрисанф (племянник Досифея, занимавший кафедру с 1707 до 1731 гг.), Барский со своим спутником явились за благословением и советом, но были разочарованы, узнав от патриарха, что для путешествия в Иерусалим потребуется сумма, превосходившая их средства. Тогда Василий отправляется на Афон. Не останавливаемся на афонской части его хождений, хотя в афонских рассказах содержится масса уникальных сведений.

Наконец, в сентябре 1726 г., Барский прибыл в Яффу, откуда пешком двинулся в Иерусалим. Между Рамле и Иерусалимом он, как и Лукьянов, был избит и ограблен арабами. В Иерусалиме он встретил Рождество и новый, 1727 год. 17 апреля он отплыл из Яффы на Синай. Был в Александрии и Каире, монастыре святой Екатерины. В 1729 г., уже из Ливана, Барский предпринял второе путешествие в Иерусалим – на сей раз через Назарет и Самарию. На Пасху 1729 г. мы видим его в Иерусалиме. После долгих странствий по Востоку, в Киев он вернулся лишь 5 сентября 1747 г.

Собственноручное описание Барским его странствований оставалось в доме его матери и ее наследников до 1794 г. Громадный объем текста был, видимо, причиной того, что рукопись практически не переписывалась. Издавший ее на средства Православного Палестинского общества Н. П. Барсуков называет, кроме автографа, лишь три известных ему списка.⁹¹⁹ Важным дополнением к повествованию являются собственноручные рисунки автора, сохранившиеся как в его подлинном тексте, так и в отдельном альбоме, принадлежавшем Одесскому обществу истории и древностей.

Григорович-Барский составляет целую эпоху в истории позднейших русских хождений, по существу замыкая этот жанр. Хотя и позже, во второй половине XVIII и в XIX вв. появились описания путешествий духовных и светских лиц, написанные в стиле хождений, но они, как правило, уже несут на себе черты развивающейся литературы путевых очерков. Описание Иерусалима и святых мест Палестины полностью соответствует этому промежуточному положению. Во многих случаях В. Г. Барского интересует не только непосредственно святыня и ее история, но и жизнь местного населения, и климатические условия, и архитектурные подробности церковных зданий и памятников. Ограничимся одним примером: «Гора Елеонская извнутрь града зрится сице: стоит же от страни восточной и есть височайшая. От верху ея зрится весь Иерусалим, аки на длани, такожде Иордан, иже стоит на восток, и езеро Содома и Гомора. Гора Елеонская, Российским или Руским язиком именуется гора Оливная, или Маслинная. Се же того ради прозвася тамо, яко много имат на себе садов от древа маслиннаго, от него же елей, или, просте рекше, олива делается. Суть некие маслинни великие и сице ветхие, яко еще от воплощения Христова (якоже повествуют) даже доселе стоят и плодородят не усихающе, еже есть не токмо видети, но и слишати преславно. Оттуду возвращшеся, снийдохом с гори темжде путем к Гефсимании, яже стоит при потоце Кедрском, идеже иногда весь бяше, якоже чтется в Писании Божественном, и людие жителствоваху в ней, нине же токмо садове обретаются и Гроб Матере Божия, стоящ в земли глибоко в церкви, от нея же здания вне ничтоже зрится, токмо вход, имущ вниз степеней пятьдесят, идеже посреде степеней, от обою страну, суть гроби Иоакима и Анни. Посреде же олтаря есть каплица каменна, в немь же внутрь гроб Матере Божия, каплица же и гроб от мрамора бела составленна».⁹²⁰

Особое место в русской истории и в истории русской дипломатии занимает царствование Екатерины Великой (1762–1796). Впервые после эпохи Петра I выдающиеся победы русской армии были подкреплены не менее блестящими успехами дипломатов.⁹²¹ Среди их бесспорных достижений – Кючук-Кайнарджийский мирный договор с Турцией от 10 июля 1774 г., в двух статьях которого специально оговариваются условия о «твердой защите» Православия в Османской империи и о беспрепятственном хождении паломников в Иерусалим и по святым местам.

В статье 7-й говорится: «Блистательная Порта обещает твердую защиту христианскому закону и Церквам оного». В статье 8-й: «Как духовным, так и светским Российской Империи подданным да позволится свободно посещать святой град Иерусалим и другие места, посещения достойные, и от подобных странствующих (паломников. – Н. Л.) и путешественников да не будут требовать ни в Иерусалиме, ни в других местах, ниже на пути от кого бы то ни было никакой харач, подать, дань или какие другие налоги; но сверх того да будут они снабжаемы надлежащими пашпортами и указами, которые прочих дружеских держав подданным даются. Во время же пребывания их в Оттоманской империи да не будет учинено им ни малейшей обиды, ниже оскорблений, но да будут они со всей строгостью законов защищаемы».⁹²²

Очевидно, процитированная статья повторяет формулировку 12-го артикула Константинопольского трактата, заключенного при Петре Великом, за единственным исключением – правовые нормы выражены в более современных и строгих понятиях и терминах. Неслучайно об этом договоре, подготовленном замечательным русским дипломатом А. М. Обресковым, один английский юрист сказал, что «все великие договоры, заключенные двумя державами (Россией и Турцией. – Н. Л.) в следующие полсотни лет, были не более чем комментарием к этому тексту».⁹²³ Как справедливо подчеркивают авторы «Очерков истории Министерства иностранных дел России», «именно Обресков сформулировал и согласовал важнейшие статьи договора, определившие на длительный период линию русской дипломатии в Восточном вопросе».⁹²⁴ Особенно это относится к содержанию 7-й статьи, относительно которой нельзя не согласиться с суждением Т. П. Юзефовича о том, что «не так важны были наши территориальные приобретения в минуту заключения мира, как полученное Россией право защиты ее единоверцев, находившихся под властью Порты».⁹²⁵

Все пункты Кючук-Кайнарджийского договора (в том числе относящиеся к паломничеству) были подтверждены статьей 2-й Ясского трактата от 9 января 1792 г.,⁹²⁶ статьей 3-й Бухарестского трактата от 16 мая 1812 г.⁹²⁷ и ст. 15-й Адрианопольского мирного договора от 14 сентября 1829 г..⁹²⁸ Наконец, в статье 62-й Берлинского трактата, последнего мирного договора двух империй, подписанного 13 июля 1878 г., говорится о свободе вероисповедания («Различие по религиозному признаку не влечет поражения в правах гражданских и политических, в занятии должностей общественных, государственных или почетных, в занятии профессией или промыслом»), о свободе внешнего отправления культа без различия религий и о том, что «паломники и монахи всех национальностей, путешествующие по Европейской и Азиатской Турции, сохраняют свои права, преимущества и привилегии». Право их официальной защиты возлагалось на дипломатических представителей и консулов христианских держав.⁹²⁹

Ближний Восток занимал серьезное место во внешнеполитических планах императрицы Екатерины II, справедливо считавшей себя наследницей и продолжательницей дела Петра Великого. Это стало ясно уже со времени первой Средиземноморской экспедиции российского флота под командованием А. Г. Орлова. Но и прежде Русско-турецкой войны 1768–1774 гг. идея освободительного движения на Христианский Восток носилась в воздухе. Сохранился рассказ о том, как фельдмаршал Б. К. Миних, почитаемый императрицей как хранитель петровских традиций, однажды, на торжестве тезоименитства цесаревича Павла Петровича, высказал имениннику пожелание: «Я желаю, чтобы, когда великий князь достигнет семнадцатилетнего возраста, я мог бы поздравить его генералиссимусом российских войск и проводить в Константинополь, слушать там обедню в храме Святой Софии. Может быть, назовут это химерою. Но я могу на это сказать только то, что Великий Петр с 1695 года, когда в первый раз осаждал Азов, и вплоть до своей кончины не выпускал из вида своего любимого намерения – завоевать Константинополь, изгнать турок и татар и на их месте восстановить Христианскую Греческую Империю».⁹³⁰

В конце 1770-х – начале 1780 гг. императрица формулирует свой так называемый «Греческий проект» уже и на собственно дипломатическом уровне. Первым шагом стало наречение родившегося 27 апреля 1779 г. второго внука Екатерины II византийским императорским именем Константин. В честь рождения великого князя была отчеканена монета с изображением Софийского собора в Константинополе и Черного моря со звездой над ним.⁹³¹ Греческий проект обычно рассматривается в литературе в рамках балканской политики Екатерины. Но основные документы «проекта» («Мемориал по делам политическим» А. А. Безбородко, будущего канцлера, сентябрь 1780 г.; письмо Екатерины II австрийскому императору Иосифу II от 10 сентября 1782 г.) говорят о «совершенном истреблении Турции и восстановлении древней Греческой Империи в пользу младшего Великого Князя».⁹³² В письме Иосифу II императрица высказывала уверенность, что «Его Императорское Величество не откажется помочь мне в восстановлении Греческой Монархии на развалинах павшего варварского правления, ныне здесь господствующего, при взятии мною на себя обязательства поддерживать независимость этой восстановленной монархии от моей».⁹³³

Кайзер, в письмах от 13 ноября 1782 г. и от 11 января 1783 г., высказал принципиальное согласие с Греческим проектом, оговорив, прежде всего, собственные геополитические интересы и подчеркнув политическую сложность осуществления замысла. На этом переписка по данной теме иссякла. И в литературе встречаются суждения, будто «иссяк» и сам проект. Это не совсем точно. Во-первых, время от времени рецидивы «царьградской темы» всплывали в придворном окружении и позже. Так, в 1787 г., во время триумфальной поездки Екатерины, в сопровождении австрийского кайзера, в Новороссию и Крым, августейшие путешественники в Херсоне проехали под аркой с многозначительной греческой надписью: «Дорога в Константинополь». Суворову было поручено «на всякий случай» прикинуть план константинопольской операции. Во-вторых, «проект» с самого начала выходил за рамки узко понимаемой «балканской политики», представляя собой, если можно так сказать (по аналогии с европейскими «войнами за испанское», «баварское» и всякое иное наследство), неосуществленную «войну за византийское наследство» со всеми вытекающими отсюда следствиями. Ведь и с точки зрения филологической, если присмотреться к контексту употребления термина «греческий» в бумагах Екатерины, станет ясно, что Project Grecque можно также сопоставлять с ее самообозначением Chef de l’Eglise Grecque («Глава Церкви Греческой»), Понятно, что Екатерина считала себя главой не «Греческой» Церкви. Для нее слово «греческая» было синонимом слова «православная». Именно в этом смысле императрица пишет Вольтеру 3 марта 1771 г.: «Как добрый католик, скажите своим единоверцам, что Греческая Церковь при Екатерине II не желает зла ни Церкви Латинской, ни какой-либо другой. Греческая Церковь только обороняется».⁹³⁴

Аналогично, и в терминах «Греческого проекта» речь шла в широком смысле о новой концепции русской внешней политики на православном Востоке – как сказали бы дипломаты сегодня, о направлении «Петербург – Константинополь – Иерусалим».⁹³⁵

К самому концу екатерининского царствования относится «Путешествие в Иерусалим» монаха Никанора (Москвитинова), неизвестное до самого недавнего времени в литературе о Святой Земле. Единственный список этого сочинения был обнаружен Л. И. Алехиной в собрании Валаамского монастыря (ныне Ново-Валаамский монастырь в Финляндии).⁹³⁶ Это подносный экземпляр, который открывается посвящением митрополиту Санкт-Петербургскому и Новгородскому Гавриилу (Петрову). Оформление книги также свидетельствует о ее предназначении: текст написан красивой раздельной скорописью, на вклеенном листе дан профессионально выполненный рисунок плана храма Воскресения Господня с подробным указателем, переплет покрыт темно-зеленым шелком с золотым тиснением на корешке, обрез окрашен золотом, для форзацев использована «мраморная» бумага.

В конце сочинения указана дата: 1 декабря 1796 года. Она же повторена на своеобразном «титульном листе», оформленном позднее одним из библиотекарей монастыря: «Путешествие в Иерусалим монаха Никанора Москвитинова в 1796 году». В тексте автор упоминает 1795 год как время своего пребывания в Иерусалиме, где он встречает Пасху Христову, а в среду Фоминой недели отправляется в обратный путь, приплыв на Афон накануне Пятидесятницы. В конце отчета подводится итог: «Всей моей жизни во Иерусалиме было 6 месяцев. Во Афонской же Горе десять недель». Таким образом, к осени 1795 года он вернулся в Россию, то есть, если дата, приведенная в конце текста, связана с окончанием путешествия, то она указана по церковному календарю, начинающемуся в сентябре, и тогда в действительности это декабрь 1795 года. Если же она относится к составлению отчета о путешествии, то реально это может быть как 1795, так и 1796 год. В первом случае она будет соответствовать церковному календарю, во втором – означать, что список, предназначенный для вручения митрополиту Гавриилу, был составлен спустя год после возвращения на родину, возможно, в связи с предстоящей поездкой в Санкт-Петербург. Как бы то ни было, само путешествие длилось около года: с августа 1794 по июль-август 1795 года.

Желание посетить Святую Землю, возникло, вероятно, не без влияния книги Василия Григоровича-Барского,⁹³⁷ которую упоминает Москвитинов в конце своего сочинения. Очевидно, рассказ предшественника о трудностях пути и встречающихся опасностях заставил его начать свое путешествие с поездки в Санкт-Петербург, чтобы получить благословение одного из авторитетнейших духовных лиц того времени, митрополита Гавриила (Петрова), совет и содействие в своем «предприятии». В конце отчета Москвитинов подводит итог, как бы в предупреждение будущим путешественникам: «Из сего моего малаго описания явленно есть, что сколь далек путь ко Иерусалиму, потому и требовательно великаго иждивения. Первое, потребы ради телесной, то есть для своего пропитания. Второе турецкая дань. Третие заплатить за корабль. Паче же <четвертое> для Иерусалима, якоже выше описахом, что всюду требуют подаяния».

Сочинение Никанора представляет особый интерес в силу того, что описывает путешествие большой паломнической группы, неоднородной по социальному составу, национальности, возрасту. Для Палестины конца XVIII в., находившейся под владычеством Турции, прием многочисленных паломников был уже четко отработанной процедурой, начиная от сбора пошлины и кончая организацией размещения, ночлега, кормления и осмотра святых мест. Все это тщательно зафиксировано Москвитиновым.

Лаконичностью, особенно по сравнению с сочинением Григоровича-Барского, отличается описание пути по Палестине, который местами опасен «страха же ради арапскаго», местами «вельми стропотной, и вельми нужной, горы и острыя камения, стези весьма узкая, точию единому коню идить». О трудностях для некоторых из «поклонников» Москвитинов пишет с глубоким сочувствием: «Многия, а особливо которыя со женами, а жены обременены малыми детьми, вельми страждуще». Он не сообщает, каким образом сам преодолевает немалые расстояния, но по тому, как вынужден был экономить средства, понятно, что не мог позволить себе нанять коня или верблюда. К тому же, путешествующий в комфорте едва ли обратит внимание на «острыя камения», или воскликнет: «О путешествующих же своими ногами не можно и сказать!» Описывая путь к Иордану, автор говорит, что только состоятельные люди отправляются туда утром на конях и верблюдах; сам же он в составе небольшой группы вышел ранее прочих, накануне вечером, «солнечнаго ради опаления, и для еще сего, что многия пешия, а другия на малых магарцах, не могуще великаго коня содержать».

Рассказывая о святынях Иерусалима, Москвитинов отмечает, что некоторыми владеют турки, и они недоступны (Святая Святых и Сионская горница), к другим возможен вход только за плату (Елеонская гора, пещера пророка Баруха (она же пещера Иеремии), дом Иоакима и Анны).

Очевидно, не были поклонники у дуба Мамврийского, куда «агаряне, мняще быти себе отца Авраама и яко суть дети от Аггары,... не допущающе никому же от христиан приближитися». Не удалось монаху Никанору увидеть ни Назарет, ни Кану Галилейскую, ни Фавор, куда «не имут доходити поклонницы», видимо, из-за весьма трудного и опасного дальнего пути. Не посетили они и Еммаус, отстоящий от Иерусалима на 60 верст, потому что, как поясняет Москвитинов, «бяше бо там исперва храм прекрасный, но до основания разорен». С горечью говорит он о запустении великих некогда монастырей, о ветхости и неукрашенности многих храмов, где «ничто же видимо есть, кроме стеннаго писания, но и то осыпано все от безбожных арапов, едва точию видится». На убранство храмов или его отсутствие, будучи иконописецем, путешественник всегда обращает внимание. Пасхальному убранству алтаря в храме Воскресения Христова посвящен им целый абзац.

Свободно ориентирующийся в богослужении, монах Никанор отмечает его особенности в Иерусалимской Церкви, рассказывает о совершении заупокойных литий, о службах Страстной седмицы, о торжественном Пасхальном богослужении. Особое место, как и во многих паломнических «хождениях», занимает рассказ о Благодатном Огне. Москвитинов не только присутствовал в алтаре церкви Воскресения Христова во время этого чудесного явления, но позднее смог услышать об этом из уст архиепископа Петра, молившегося в Кувуклии Гроба Господня.

Москвитинов обращает внимание на торговлю в приморской Яффе или, наоборот, на отсутствие ее в Вифлееме, где «народ вельми бедной, торгов никаких не производит скудости ради». Больше места уделяется непривычному для русского паломника поведению местного населения в тех случаях, когда оно, видимо, совершенно не соотносится с понятием «Святая Земля». Так, рассказывая об «арапах», он пишет: «Их же видение яко российскаго цыгана, но весма грубой речи. Есть ли станет говорить добросовестно, то не иначе, как лютейшей зверь, вероломно и грубо. А когда сопротив вскричит, то явствует, что со всем съесть хощет». Не вызывают его симпатии пришедшие из Египта на поклонение копты («вероломны, и в скаредных и многошвенных одеждах, велми же бесчинны, удобны к песням, к плясанию, к непристойному воплю»), В храме Рождества Христова его неприятно поражает поведение арабов и коптов, которые «творят бесчиние в церкви, крик, вопль, и производят торжище в церковной трапезе со всякими съестными фруктами и овощами».⁹³⁸ Это особенно горько для него в сравнении с турецкой мечетью Омара (бывшим храмом Святая Святых), которую «во отменном почитании содержут турки» и куда нет доступа христианам. Об экстремальных ситуациях, в которых оказывался путешественник, как правило, только кратко упоминается, как на пути к «четыредесятодневной» горе («едва спаслися от убиения арапска... Аще бы не удовольствовали имением, то лишились бы живота своего»).

Первый период русского дипломатического присутствия в Святой Земле (мы имеем в виду деятельность Яффского вице-консульства в 1820–1838 гг. и Бейрутского консульства с 1839 г.) наглядно продемонстрировал как положительные, так и негативные стороны российской политики в отношении православного Востока. Положительным следует признать осуществление активной поддержки православного населения в межконфессиональных спорах о святых местах в Иерусалиме и Вифлееме, обострившихся в 30-е годы, в период подчинения Палестины египетской администрации. Большое значение имела личная связь, которую установили представители русской дипломатии с руководством Иерусалимского и Антиохийского Патриархатов. Но при этом, как и раньше, при патриархе Поликарпе Иерусалимском в 1810-е и 20-е годы, речь шла преимущественно о защите интересов местного христианского населения, а не интересов России. К тому же русские дипломаты в этот период еще не рассматривали дифференцированно роль в восточной политике таких противоречивых и часто разнодействующих факторов, как эгоистические интересы каждого из патриарших престолов, с одной стороны, и греческой солидарности, отнюдь не благоприятствовавшей русскому проникновению и присутствию на Востоке, с другой.

Сороковые годы XIX столетия стали решающими для формирования современной системы русско-палестинских церковных связей. В этот период все настойчивее обращают свои взоры к Иерусалиму и Ближнему Востоку великие державы Запада, маскируя нередко политические намерения религиозными интересами. Ключевым моментом стали Лондонские конвенции 1840–1841 гг. Отказавшись от продления Ункияр-Искелесского соглашения 1833 г., правительство Николая I добровольно пожертвовало вековой прерогативой единоличного покровительства христианскому населению Турецкой империи ради участия в так называемом «европейском концерте», в котором участвовали Россия, Англия, Пруссия, Австро-Венгрия и Франция. Это стало спусковым механизмом для наплыва в Святую Землю европейских миссионеров. В 1841 году в Иерусалим назначается протестантский епископ (совместно от англиканской и лютеранской Церквей).

Прусско-английское соглашение о назначении в Иерусалим протестантского епископа встревожило римскую курию. Уже 28 февраля 1842 г. на заседании конгрегации Пропаганда Фиде обсуждался вопрос «об открытии апостольского викариатства в Иерусалиме». Однако решение о восстановлении латинского Патриархата было принято не сразу. С одной стороны, Рим опасался, что такое решение может стимулировать давление Англии и Пруссии на султана с целью официального признания англиканского епископа, с другой стороны, руководство францисканского ордена высказалось против, боясь утраты самостоятельности францисканской Кустодии Святой Земли. Против восстановления латинского Патриархата в Иерусалиме высказывались, естественно, и представители Франции, не желавшие какой-либо конкуренции провозглашенному ими «французскому протекторату» над католиками и католическими учреждениями в Святой Земле.

Тем не менее, в 1846 г., сразу после избрания папой Льва IX, римский престол возвращается к обсуждению вопроса о восстановлении Патриархата с целью противодействия протестантской и анцисканское сопротивление. Лишь после того, как 20 февраля 1847 г. султаном было принято решение об установлении прямых дипломатических отношений с римским престолом (до этого времени в пределах Османской империи была разрешена лишь деятельность францисканцев), вопрос сдвинулся с мертвой точки. 3 мая 1847 г. в очередном докладе о необходимости назначения прелата в Иерусалим было впервые названо имя Иосифа (Джузеппе) Валерги, выдающегося католического миссионера, способного возглавить возрождаемый Патриархат. 16 мая того же года папа назначил Валергу латинским патриархом Иерусалима.

Интересно, что вопрос о создании Русской Духовной Миссии в Иерусалиме развивался практически параллельно. Доклад К. В. Нессельроде о направлении в Иерусалим архимандрита Порфирия (Успенского) получил высочайшее одобрение 13 июня 1842 г. А завершением процесса стало решение об учреждении РДМ 11 февраля (старого стиля) 1847 г. С точностью до различия календарных стилей, это совпадает со временем решения вопроса о назначении в Иерусалим патриарха Валерги.

Проблема русского церковного присутствия на Востоке была из разряда сугубо деликатных. Нужно было не только противостоять в дипломатическом и культурном соперничестве европейским державам, не только подтверждать постоянно словом и делом перед турецкими властями отсутствие с русской стороны каких-либо империалистических поползновений, но и строго блюсти церковно-каноническую норму отношений с древними патриархатами. Любой неосторожный, хотя бы и вполне доброжелательный по намерениям жест легко мог быть истолкован обидчивыми греками как вмешательство в дела иной автокефальной Церкви. При этом, подчеркнем, Россия никогда не рассматривала Палестину или Сирию как плацдарм колониальной агрессии, предмет каких-либо военно-политических амбиций. Никакая ухищренная аргументация послов Римского престола, Германской империи, других держав, а мы знаем – со времен великого князя Ивана III – немало таких дипломатических попыток, ни разу не смогли завлечь Московское княжество, как затем и Московское царство, и Российскую империю, на путь «крестоносных» или иных геополитических авантюр.

«Европейский концерт» 1840–1841 гг. отзовется Николаю I и России Крымской войной 1853–1856 гг. Мало кто, кроме историков дипломатии, помнит сегодня, с чего, собственно, начался конфликт. В 1852 году турецкие власти в угоду и под нажимом французской дипломатии передали католикам принадлежавшие православным ключи от храма Рождества Христова в Вифлееме. Из-за этих-то «ключей к Вифлеему» и разразился общеевропейский военно-политический кризис, который некоторые из историков склонны даже называть «первой мировой войной». Разумеется, конфликт имел глубокие политические и экономические причины.⁹³⁹ Но ни в коем случае нельзя сбрасывать со счетов и духовного, церковно-политического аспекта.⁹⁴⁰ В. Н. Хитрово, умный и проницательный историк русской церковной политики в регионе, один из создателей Православного Палестинского общества, не без основания с горечью скажет впоследствии, что «развалины нашего многострадального Севастополя были ответом на вопрос: кому владеть ключами Вифлеемского храма».⁹⁴¹ Или, иначе сказать, были платой России за интересы Православия на Ближнем Востоке.

Военные и политические результаты Крымской войны, заставившие правительство Александра II приступить к осуществлению обширной и серьезнейшей программы реформ в социально-экономической и духовной жизни России, не могли не коснуться и положения дел в Палестине. Теперь в Петербурге стали глубже осознавать значение Святой Земли в общем контексте восточной политики. Первые годы после Крымской войны стали началом принципиально нового этапа в истории русско-палестинских связей. До того момента русская политика в регионе базировалась преимущественно на традиционном – и для России, и для ее партнеров – представлении о решающей роли православной империи в защите интересов христианского населения на Востоке. Теперь, особенно в связи с результатами военной кампании, России пришлось в этом вопросе существенно потесниться в пользу европейских держав. Новый подход, призванный компенсировать проигрыши и уступки, состоял, в духе времени, в формировании сферы собственных интересов в Святой Земле и, значит, собственного плацдарма проникновения. Удобным и перспективным орудием для этого являлась исторически интенсивная и легко поддающаяся активизации стихия русского паломничества. Поставить его на поток, сделать даже если не экономически выгодным, то в известной степени самоокупаемым, а для этого создать соответствующую инфраструктуру в Палестине и обслуживающую ее транспортнокоммуникационную систему на Черном и Средиземном морях – таковы были требования момента.

Первым русским августейшим паломником в Святую Землю должен был стать, по некоторым сведениям, император Николай I. Во всяком случае, осно-ватель Русской Духовной Миссии архимандрит Порфирий (Успенский) по прибытии в Иерусалим в феврале 1848 г. конфиден-циально сообщил патриарху Кириллу II, что «Государь Император Николай Павлович намеревается быть в Иерусалиме в следующем году, о чем я слышал от любимой дочери его, великой княжны Марии Николаевны, и просил его (патриарха) никому не говорить об этом».⁹⁴²

Возможно, это был лишь нарочитый дипломатиче-ский «слух». Но в целом «иерусалимский сюжет» не стоит особняком в контексте религиозно-политических акций Николая Павловича: посещение им Рима и Римского папы в 1845 г.,⁹⁴³ возникшая, очевидно, тогда же идея о возвращении (при условии дальнейшего «потепления» в отношениях с папой) мощей Николая Чудотворца из Бари в Миры Ликийские,⁹⁴⁴ где, в свою очередь, надлежало воздвигнуть русский храм на развалинах древней базилики.⁹⁴⁵

Однако российский самодержец находился совсем в другом положении в отношении принадлежавшей исламской Турции Святой Земли, чем его европейские коллеги. С одной стороны, Россия в течение XVIII–XIX вв. почти беспрерывно находилась в состоянии войны с Османской империей, притом что австрийцы не воевали с Турцией со времен Екатерины Великой и Иосифа II, немцы не воевали вообще никогда. Да и поездки австрийского императора и прусского короля относятся к более позднему, исторически иному времени. С другой стороны, ментально, существовало твердое убеждение, что «белый», православный царь, преемник византийских василевсов, не может ехать на басурманский Восток иначе как в качестве его освободителя, ведь Российская империя выступала покровителем и гарантом всех православных подданных султана – славян, греков, армян, арабов. Для русского дипломатического ведомства это был тупик.

Так продолжалось до тех пор, пока, при новом уже царствовании, после Крымской войны, в Палестину не «прорвался» генерал-адмирал, глава военно-морского ведомства, находившийся с отрядом кораблей в Средиземном море великий князь Константин Николаевич – второй августейший паломник в Иерусалиме из царственных лиц православного вероисповедания после византийского императора Ираклия и первый из царствующего рода Романовых. Человек яркий и даровитый, один из вдохновителей и организаторов реформ 1860-х годов, всю свою жизнь посвятивший реорганизации российского флота, великий князь оставил большой след и в истории русско-ближневосточных отношений. Его визит в Иерусалим как нельзя лучше вписался в общую программу организации русского присутствия в Святой Земле, справедливо оцениваемого как своеобразный мирный реванш за неблагоприятные для России условия Парижского трактата. 24 апреля 1859 г. великий князь Константин Николаевич с супругой Александрой Иосифовной и сыном-первенцем Николаем на паровом фрегате «Палкан»⁹⁴⁶ отплыли из Афин к берегам Палестины. Как отметил великий князь в письме к императору, это была не первая его попытка паломничества к святым местам: «Три раза являлась эта надежда, в 1845, когда я был в Архипелаге, в 1846 в Палермо и в 1852 в Венеции, и три раза мне в том отказывали».⁹⁴⁷ Автор письма называет и причину отказов: «Тогда нашей политикой управлял Нессельроде, который боялся как чумы всего, что касалось Востока. Кажется, что теперь времена другие и что мы можем действовать откровенно, не боясь кривых толков Европы».⁹⁴⁸

28 апреля гости высадились на берег в Яффе и через два дня торжественно были встречены патриархом Иерусалимским Кириллом «при громадном стечении народа» в храме Гроба Господня (Воскресения Христова).⁹⁴⁹ От Яффы их сопровождал эскорт в 600 человек – моряков русской эскадры, а при въезде в Иерусалим эскорт составлял уже 2 000 всадников.

Великая княгиня Александра Иосифовна так описывала вступление в Святой Град: «Из глубины души моей я благодарила Бога, что Он удостоил меня, несмотря на все трудности, достигнуть Иерусалима и Святой Земли! Муж мой плакал, как ребенок. Наша эскорта удерживала теснившийся народ, который мог бы нас раздавить; лошади наши пугались; звуки флейт, труб и гром выстрелов раздавались по воздуху. У Яффских ворот мы сошли с лошадей и шли по пути, усеянному розами и, по здешнему обычаю, поливаемому кофеем; женщины в покрывалах видны были толпами на всех стенах и террасах и бросали на нас цветы. Наша эскорта не могла ни на минуту отстраниться от нас, иначе б теснящийся народ оторвал бы ее от нас. Свита наша могла с большим трудом за нами следовать».⁹⁵⁰

За десять дней пребывания они осмотрели в Иерусалиме: храм Воскресения Христова, Крестный путь, базилику св. Анны, «подаренную султаном Наполеону <III>», место Рождества Богородицы, Иосафатову долину, Гефсиманию с Гробницей Богородицы («чудное впечатление, молитва и слезы»), Гефсиманский сад, место Вознесения на Елеоне («чудный обширный вид сверху и даже Мертвое море»). В программу входило посещение англиканской и армянской церквей, горницы Тайной Вечери на Сионе, башни Давида, Силоамского источника. 4 мая съездили в монастырь св. Саввы Освященного («очень удачно, но там жестоко жарко»), 5 мая – «осматривали Омарову мечеть со всеми принадлежностями, Эль-Аксу, подземелье и Золотые ворота», 6 мая – «Чудная поездка в Вифлеем, там все христиане». В следующие дни была поездка в Вифанию, Крестный монастырь («где школа, учрежденная патриархом для греков и арабов»). Для великого князя неоднократно совершались богослужения. В дневнике К.Н. отмечаются «русская архиерейская обедня на Голгофе (2 мая), патриаршая обедня (3 мая) в приделе Ангела у Гроба Господня («ужасное пение мне мешает молиться, так что далеко не то впечатление, что вчера на Голгофе»), патриаршая обедня в Вифлееме (6 мая) с последующим молебном в Вертепе Рождества («рождественские и детские чувства»), большая патриаршая обедня с панихидой (7 мая) в храме Воскресения, ночная русская обедня (8 мая) на самом Гробе Господнем, русская архиерейская обедня (9 мая) в «гефсиманском вертепе, у гроба Богоматери» и наконец напутственный молебен – «прощание с Гробом Господним и Голгофой» («ужасно плакали, оторваться не могли»).⁹⁵¹ Александра Иосифовна подчеркивала, что во всех богослужениях их поминали «как поклонников Святого Гроба».⁹⁵² Богомолью сопутствовало исполнение дипломатических обязанностей. Прежде всего речь шла об укреплении отношений с греческим Иерусалимским Патриархатом. С первого дня, когда патриарх Кирилл торжественно встречал высоких гостей, Константин Николаевич постоянно общается с Предстоятелем. «1 мая. Визит патриарха у меня и мой к нему. Отдал ему именем Саши⁹⁵³ крест. 3 мая. Патриарх подарил нам частицы Честного Древа – для меня, жены, Николы и Костюшки. 6 мая. Разговор с патриархом. 7 мая – вечером у нас большой обед для патриарха нашего⁹⁵⁴ и Армянского. 8 мая. Патриарх позвал нас в алтарь, и сам при нас отрезал и дал нам частицы мощей. <...> Патриарх сам принес и подарил мне превосходную модель Кувуклии и камни от Гроба Господня и от Голгофы, и бездну образов, крестов и четок. 9 мая. Ходили прощаться с патриархом. <...> Парадные проводы... до Теревинфовой долины».⁹⁵⁵

Но одной из важнейших, хотя и не обозначенных впрямую в письмах и в дневнике великого князя, целей приезда в Иерусалим было решение вопросов, связанных с приобретением Россией участков земли для возведения собственного комплекса, который объединил бы здание консульства, Духовной Миссии с храмом, паломнических подворий и больницы.

«Во исполнение Высочайшей воли, великий князь входил лично во все подробности вопроса о покупке участка земли для постройки наших богоугодных заведений».⁹⁵⁶ Он осмотрел и одобрил первые российские приобретения в Иерусалиме: «2 мая. Утром ездил смотреть купленные нами места у самых городских стен. Очень хорошо выбраны. 5 мая. Утром осматривал место, купленное для нашего консульства. Прекрасно выбрано подле самого Храма».⁹⁵⁷

На первом из названных участков будут возведены со временем так называемые «Русские постройки» – самая крупная недвижимость России в Палестине. Часть земли, которая составляла общественную загородную площадь (Мейдан), была подарена султаном Константину Николаевичу в память о его приезде в Иерусалим.

На втором участке, близ храма Воскресения Христова в Старом Городе, консульство не было построено: обнаруженные там археологические находки потребовали в дальнейшем серьезных исследований. Именно здесь раскопки архимандрита Антонина (Капустина) открыли Порог Судных Врат, через которые Спаситель шел на Голгофу. В настоящее время на этом месте расположено Александровское подворье Императорского Православного Палестинского общества, с храмом во имя святого Александра Невского (освящен в 1896 г.).⁹⁵⁸

Руководство строительством русских паломнических подворий было возложено на Палестинский комитет, учрежденный в Петербурге в 1859 г. под председательством того же Константина Николаевича. Основным результатом деятельности Палестинского комитета стали «Русские постройки». В ансамбль, воздвигнутый в 1860–1864 гг., входят Троицкий собор – главный храм Русской Палестины, двухэтажное здание Русской Духовной Миссии (в форме каре с четырьмя внутренними дворами и домовой церковью в центре), одноэтажные здания Елизаветинского (мужского) и Мариинского (женского) подворий, дом консула и Русская больница. Весь комплекс был обнесен каменной стеной с двумя въездами: «Церковные ворота» – со стороны Яффской дороги и «Консульские» – со стороны Наблусской.

Строительные работы были окончены к 1 мая 1864 г. В малоэтажном и вовсе не застроенном Иерусалиме (менее 20 тыс. жителей), когда пустыня подходила вплотную к средневековым стенам Старого города, именно «Русские постройки» в первую очередь бросались в глаза российским и иностранным паломникам и политикам, подъезжавшим к столице трех религий через Поклонную гору. В литературе приводилось свидетельство о восприятии события простыми жителями тогдашнего Иерусалима: «Русский царь купил у султана большой участок земли на удалении 30 локтей от Города и построил большую стену, и выстроил внутри и снаружи большие дворцы и башни, и украсил их орнаментом, и устроил храмы и купальни. И никто не может оценить богатство строения, а трудилось на нем 1500 ремесленников. И зовется город Новый Иерусалим, и посылает царь людей своей веры жить в нем».⁹⁵⁹

Русское строительство в Иерусалиме во второй половине XIX – начале XX вв. можно по праву назвать эпопеей героической. На окраине Османской империи, без дорог и инфраструктур, без подготовленной рабочей силы предстояло создать современный город с необходимыми инженерными службами. Значительная часть стройматериалов, а отделочные – полностью, ввозились из Европы. Дерева в Палестине нет вообще. Что касается местного камня, далеко не все его виды пригодны для городского строительства. Добывать его приходилось в загородных каменоломнях (ближайшая – на русском участке у пруда Мамилла на окраине Иерусалима), доставлять на стройку – по сложным проселочным дорогам в длинных повозках на традиционной для Ближнего Востока тяге – послушных и выносливых мулах.

Главную рабочую силу составляли арабы-палестинцы, нанятые из окрестных деревень. Простых феллахов, вчерашних погонщиков верблюдов, приходилось обучать новым строительным профессиям, совершенно непривычным для них. Рабочий день начинался, по условиям климата, в 6 часов утра и заканчивался под нестерпимым солнцепеком к часу дня, строительный сезон продолжался с весны до осени, исключая зимние дождливые месяцы.

Очевидец так описывал работы по возведению Русских построек: «По призыву архитектора М. И. Эппингера немедленно являются к нему для работ полторы тысячи туземцев; триста верблюдов возят камень и мрамор из палестинских каменоломен; русские парусные суда к яффской пристани доставляют лес, рубленный в Орловской губернии; стекло, краска, железные печи и кровати, мебель и другие принадлежности выписываются из Европы. Для надзора за работами приглашаются русские десятники – люди крепкие, расторопные, смышленые. Десятники заговорили по-арабски, арабы по-русски – и сблизились по-братски. Западная окрестность Святого Града оживилась необыкновенно: явилась деятельность, которой, может быть, не видала Палестина со времен построения Соломонова храма. Везде – внутри и вне ограды – видно было чрезвычайное движение рабочего народа. Там тянутся длинные вереницы верблюдов с тяжелой ношей, там раздаются звуки молота, обтесывающего камень и мрамор или слышытся взрывы скалы. Команды десятников, мерные напевы арабов, которыми они всегда сопровождают свою работу, сливаются в одно что-то гармоническое, приятное. В высшей степени отрадно было все это видеть и слышать!»⁹⁶⁰ Арабские рабочие, получившие на «Русских постройках» строительную квалификацию, привлекались и в последующие годы для участия в строительных проектах РДМ и Палестинского общества.

«Русские постройки» полностью выполнили возложенные на них функции. По неполной статистике, с 1 января 1865 г. до 1 апреля 1901 г. подворья приняли 86 тыс. паломников, большинство из которых прожили в Иерусалиме от нескольких месяцев до полугода.⁹⁶¹ В итоге Россия получила в Палестине свою русскую территорию и свои «Русские постройки».

Следующий этап в развитии русского православного присутствия на Св. Земле связан с деятельностью Русской Духовной миссии и прежде всего самого известного из ее начальников архимандрита Антонина (Капустина), занимавшего этот пост в 1865–1894 гг. Не останавливаясь на научных, церковно-дипломатических, литературных заслугах о. Антонина, отметим, что главным подвигом его жизни стало создание Русской Палестины – целой инфраструктуры храмов, монастырей, паломнических приютов и земельных участков, связанных преданием с важнейшими новозаветными и ветхозаветными событиями.

Наиболее ранними земельными приобретениями Антонина в Палестине были: участок с так называемой «Гранатовой» пещерой (Румманийе) в Кедронской долине, приобретенный 15 февраля 1866 г., и участок в Бет-Джале, близ Вифлеема (там будет со временем построено здание Бет-Джальской женской учительской семинарии с образцовой начальной школой при ней), оформленный 27 марта 1866 г.⁹⁶² Затем, в хронологическом порядке, были приобретены участки в Хевроне (с Мамврийским дубом, 1868; ныне – Хевронский Свято-Троицкий монастырь в юрисдикции Московского Патриархата), в Яффе (1869; ныне – монастырь святого апостола Петра, в юрисдикции Московского Патриархата), в Айн-Кареме (1871; ныне – Горненский Казанский женский монастырь, в юрисдикции Московского Патриархата), на Елеоне (1871; ныне Русский Вознесенский монастырь, в юрисдикции РПЦЗ), в деревне Силоам («Могила дочери фараона», 1873), в Иерихоне (1874; в январе 2000 г. возвращен РПЦ) и др..⁹⁶³

История самих приобретений читается, как детектив. По турецким законам иностранным подданным нельзя было владеть земельной собственностью. Приходилось действовать в обход: сначала помощник Антонина, драгоман РДМ Якуб (Яков Егорович) Халеби, приобретал землю на свое имя, а уже затем переводил ее на своего начальника – под видом фиктивного долга, в возмещение которого он был якобы вынужден отдать ему свой участок.

Вот, для примера, один из актов, оформленный Я. Е. Халеби 1 октября 1871 г.

«Я, нижеподписавшийся, сим свидетельствую, что все деньги, которые я употребил на покупку нижеозначенных мест, т.е. земли в селении Бет-Джала, где находится девичья школа, известная под именем русской, пяти участков земли близ Хеврона с Дубом Мамврийским, сада в Яффе, известного прежде под именем Каарм-Абукауд, где мною построен дом и вырыт колодец, земли на горе Елеонской с вновь возведенным зданием и места в Горней, купленного у г. Ханны-Карло, которых все границы ясно и точно означены в существующих в руках моих законных ходжетах и частных купчих сделках, и все – какие издержал на эти земли от времени покупки их до настоящего дня на поддержку их, ограждение стенами и постройку потребных зданий и пр„ я занял у начальника Русской Духовной Миссии архимандрита Антонина, и поскольку вижу себя не в состоянии возвратить занятых денег, объявляю настоящей записью, что передаю сказанному начальнику Миссии все исчисленные мною земли со всем, что на них находится, в уплату сделанного мной долга, так что он может распоряжаться ими как собственник, полновластно».⁹⁶⁴

Иногда операция осуществлялась в несколько этапов. Так, участок с Гранатовой пещерой (по мнению крупнейшего специалиста в библейской археологии профессора Киевской Духовной академии А. А. Олесницкого, пещера представляет собой не что иное, как гробницу царя Иудейского Иосии⁹⁶⁵) был сначала – 15 февраля 1866 г. – приобретен номинально на имя местного жителя, араба Хуссейна Зияде, в 1871 г. переведен на Я. Е. Халеби и этим последним, уже после смерти Антонина – 26 августа 1899 г. – на Председателя ИППО, вел. кн. Сергея Александровича.⁹⁶⁶

Порой, чтобы не привлекать внимания турецких властей или Иерусалимской Патриархии (которая, как правило, маскировала свои интриги под «нежелание» или даже «угрозы» турок), страстному археологу Антонину приходилось обратно зарывать раскопанные им на участке древности. Так было с «местом Каллистрата», расположенным на юго-западном склоне Масличной горы и приобретенном в начале 1880-х гг. (сохранившиеся документы не содержат точной даты). Генконсул А. Г. Яковлев сообщал послу в Константинополе: «Здесь отец Антонин нашел хорошо сохранившуюся в виде круга мозаичную надпись на греческом языке, которая сообщает, что под нею погребен преподобный Каллистрат (умер в VI в.). Боясь оспаривания со стороны греков или турок, он прикрыл надпись землею. Здесь, по словам о. Антонина, можно было бы произвести интересные раскопки».⁹⁶⁷

В других случаях оппонентами могли выступать местные иудейские общины. В 1882 г. архимандриту удалось приобрести у местных арабов участок под названием Карм аль-Хараб или «Гробницы Пророков» (Кабур уль-Энбия) на склоне Елеонской горы. Почти весь участок занят подземным некрополем. По преданию, здесь находятся гробницы пророков Аггея, Захарии и Малахии. Иерусалимские евреи пытались оспорить купчую под предлогом, что памятник относится к числу святых мест иудаизма. Как писал в июне 1895 г. управлявший тогда иерусалимским генконсульством А. Г. Яковлев в доверительном донесении послу в Константинополе А. И. Нелидову, «на участке имеется сторожка для сторожа, который должен зорко следить за действиями евреев, которые до сих пор не могут забыть проигранной ими тяжбы против о. Антонина при покупке пещеры».⁹⁶⁸ Турецкие власти утвердили сделку. Участок был позже переведен на имя председателя ИППО великого князя Сергея Александровича.

Знаток библейской археологии, архимандрит Антонин начинал переговоры с главами арабских семейств, во владении которых находилась преемственно недвижимость, связанная с местами новозаветных и ветхозаветных событий, священных для православных верующих. Дело по приобретению отдельных участков он вел постепенно, экономно и терпеливо. Так, участок на горе Елеон, где ныне, буквально в сотне шагов от места Вознесения Господня, находится Русский Спасо-Вознесенский женский монастырь, был куплен по частям в 1870-х гг. (первые купчии 1871 г.) в условиях острой конкуренции с кармелитским католическим монастырем Раter Noster. Причем, в отличие от вельможных французских покупателей (основательницей монастыря была личная приятельница Наполеона III герцогиня Ля Тур д'Овернь), за русским монахом не было ни государственной поддержки, ни больших денег. Весь годовой бюджет миссии составлял около 14,5 тыс. рублей (включая содержание храмов и подворий, оклады сотрудников, материальную помощь паломникам и православным арабам).

Сегодня на территории, объединившей 11 разновременно приобретенных участков, общей площадью 53 748 кв. м. находятся: соборный храм в честь Вознесения Господня (строился с 1873 г., султанский фирман на строительство выдан в июне 1882 г., храм освящен в 1886 г.), храмтрапезная во имя Филарета Милостивого, часовня в честь Обретения главы Иоанна Предтечи, колокольня «Русская Свеча», гостиница для паломников и корпуса для сестер обители. Монастырь официально учрежден Св. Синодом в 1906 г.

Любимым детищем архимандрита Антонина стал Горненский Казанский монастырь. В октябре 1869 года, обозревая окрестности Иерусалима с сановным влиятельным паломником из Петербурга (это был член Государственного Совета, бывший министр путей сообщения П. П. Мельников), архимандрит Антонин указал своему спутнику поселок, называвшийся по-арабски Айн-Карем – «Источник в винограднике». Это место памятно для православного читателя по трогательным событиям, описанным в Евангелии от Луки. Сюда пришла Богородица Мария, узнав, что станет Матерью Богочеловека, навестить свою двоюродную сестру Елизавету, здесь воспела свой знаменитый гимн «Величит душа Моя Господа». Здесь, под горой, доныне бьет чтимый даже и мусульманами источник, к которому ходила за водой Пресвятая Дева...

Оказалось, что владелец одного из участков, с двухэтажным домом и садом, на склоне холма, араб X. К. Джель-Яд, бывший драгоман французского консульства, готов продать свою землю Русской Миссии за четыре тысячи наполеондоров (порядка 20 тысяч рублей серебром) плюс «орден от русского царя». Конкуренция и здесь была жесткой: с участком граничили: с одной стороны католический монастырь, с другой – католический сиротский приют. Тот и другой из соседей предлагали бывшему драгоману больше, чем мог дать русский архимандрит. Почему хозяин предпочел о. Антонина, остается только гадать. К тому же, ни у Антонина, ни даже у бывшего министра наличных (тем более, личных) средств не было. Но загоревшийся идеей Петр Петрович, человек православный и государственно мыслящий, по возвращении в Петербург основал специальный комитет для сбора необходимых средств, которые и были затем высланы в Иерусалим. Среди жертвователей фигурировали имена видных тогдашних «новых русских» – Н. И. Путилов, С. С. Поляков, братья Г. П. и С. П. Елисеевы (владельцы известных гастрономов). Пять тысяч пожертвовал К. Ф. фон Мекк – муж Надежды Филаретовны, друга и покровительницы П. И. Чайковского.

В феврале 1871 года купчая была оформлена. Так участок на месте встречи Богородицы с Елизаветой, на месте рождения Иоанна Крестителя, стал русской собственностью.

На первых порах, во избежание трений с Иерусалимской Патриархией, ревниво следившей за соблюдением своих суверенных прав на устройство церковной жизни (в том числе церковного строительства) в Палестине, настоятель Русской Миссии повел речь о создании на своей земле в Эйн-Кареме (о. Антонин называл это место по-библейски «Горний град Иудов» – сокращенно «Горний» или «Горнее») «русско-арабского» храма – приходского для местных православных арабов. Первоначально он располагался в Большом доме, купленном у Ханны-Карло.

Первая временная домовая церковь была открыта в Горнем в 1880 году с благословения патриарха Иерофея, который по просьбе архимандрита Антонина прислал служить в ней священника-араба. До зимы храм располагался по походному принципу – в палатке, в саду; зимой (в Палестине это время дождей) – был перемещен в находившийся на участке «большой» (то есть двухэтажный) дом Миссии. Одновременно матушка Леонида, самая активная из горненских «первопоселенок», отправилась в Россию для сбора пожертвований на строительство каменной церкви. Место для строительства выбрал сам Антонин – на нижней террасе круто поднимающейся вверх по склону территории будущего монастыря. Архитектурный план церкви, весьма несложный, он начертал строителям сам.

В Эйн-Кареме о. Антонин надеялся создать со временем женский скит – разновидность монашеской общины, не связанной жестко общежительным уставом, но более приспособленной к молитвенной и книжно-созерцательной жизни образованных отшельниц, каждой в своем отдельном уединенном домике-келлии. Желающие скоро нашлись. Это была киевская м. Смарагда (Богуславская) и сестры Вера и Надежда (Жияновы) из Киевской губернии.

Формирующейся общине был нужен храм. Необходимо было строить отдельное здание. 16 июня 1880 г. Антонин выбрал место для строительства. «18 октября 1880. Идет постройка церкви в Горней». В течение двух строительных сезонов (1880–1881) «каменных дел мастер» И. Джирьес с артелью возвел за 300 наполеондоров (1,5 тыс. руб. серебром) небольшое здание храма.

Монахиней Леонидой в России был заказан иконостас («15 мая. Два письма, доставленные турецкою почтою, от м<атушки> Леониды, заказавшей иконостас для Горней церкви весь за 700 р.») и приобретены плащаница, сосуды, иконы и другая утварь. Большой колокол в 41,5 пудов был пожертвован Ф.Н. Самойловым, он же «отсыпал на дела мои 2 тысячи», а затем прислал ризу на икону Божией Матери «ценой в 2400 золотых».⁹⁶⁹

По мере строительства храма и келлий продолжается работа по осмыслению богословского и литургического значения святого места. В Горнем должен возникнуть не просто скит, но обитель, возглавляемая Самой Богородицей. И храм монастыря должен быть посвящен празднику, специально учреждаемому в память евангельского события – Целования Божией Матери и праведной Елизаветы в Горнем Граде Иудове. Создается новая историко-литургическая реальность. Как писал 16 сентября 1880 г. о. Антонин (Капустин) в одной из своих корреспонденций «Из Иерусалима», «с будущей недели, как слышно, начнется и постройка <...> церкви во имя Божией Матери в честь и память посещения Ею своей южики праведной Елисаветы. <...> В этом “жребии Божией Матери” в близкой будущности устроится обширный приют именитых русских отшельниц, желающих в полной и невозмутимой тишине духа окончить дни своей более или менее тревожной жизни, которому образцом послужит устав древнего скитского жительства, без игумений, без казначей, без благочинных и тому подобных формальностей, и в основу которого положены будут тайноводственные слова вдохновенной песни Богородицы. Да будет!».⁹⁷⁰

Концепция вызревала постепенно. «4 декабря 1881. У г-жи Богдановой чай, и затем опять сидение у будущей Горнички. Идеи возможного устройства Богородичного скита с Игуменией не от мира сего. 11 декабря. Встал с колоколом вместе. Обедня. Визит москвичкам и чай там же. Целые короба навезли священных облачений. Дома еще стакан чаю. Оные госпожи с двумя узлами приношений, стаканом варенья и бутылкой грибков. Наречение Святейшей ИГУМЕНИИ Горней. Отыскивание в секретной <комнате> кивота для Нее. 12 декабря. Сама г-жа Соболева с воздухами и чаем. Она же потом с деньгами от товарки и благословением строить на ее счет кафедру ИГУМЕНСКУЮ в Горней церкви».

Когда настало время освящать церковь, архимандриту Антонину пришлось быстро (с 3 до 13 февраля 1883 г.) дописать для иконостаса лик Спасителя в терновом венце («произведение собственной усердной, но недостаточно искусной в художестве кисти»). Дневник описывает последовательно события малого и затем полного освящений.

«13 февраля 1883. Приготовление Терноносного Лика для тамошнего храма. В 3 часа торжественный выезд чуть не во всей целиком Миссии по Яффской дороге. Погода сравнительно хорошая. Веселое настроение компании. К 5 часам достигаем своих владений, водворяемся все в Большом доме. После краткого отдыха и совещаний о порядке предстоящей службы идем в церковь, и часа два готовим в ней все, что нужно, даже перестраиваем жертвенник. Звон на всю окрестность при полной темноте и тишине. Всенощная со всем праздничнымапломбом. Поклонников набралась почти полная церковь. Помазание елеем длилось до конца канона. Кончили свою молитву уже в 11-м часу. 14 февраля. Перенос из временной церкви в «новосозданную» икон и др. вещей. Молитвы там же. К 8 часам по возможности все приготовили, чтобы начать дело. Облачились 4 иерея и два диакона, с большим торжеством перенесли антиминс, совершили водосвятие, одели св. трапезу и жертвенник, обошли с антиминсом по уставу церковь, переговорились с певцами при входе в нее и положили на св. престоле антиминс. Вышло так<им> обр<азом> почти полное освящение храма. Первая литургия в нем, конечно, преисполнила сердце мое умилением. 29 марта. Тепло, наконец, да и давно пора. Приготовления всякого рода к предстоящему небывалому <вновь учрежденному горненскому> празднику. Присуждение иеромонаху Парфению (Нарциссову) сидеть на своем месте, а всем прочим братьям ехать на службу Божию в Горнюю. 30 марта. Целование Мариино <название праздниках Встали до солнца. Молитвы. В 6 ч. звон и шествие ко «храму». Часы. Облачение 5 иереев, 4-х диаконов и владыки. Вложение в престольную доску мощей св. великомуч. Георгияи миропомазание престола, а вместе с ним и полное освящение церкви. Вечерня и Божественная литургия Златоуста. Все шло в отличном порядке и глубоком умилении. Слава, слава, слава Богу! Закончили богослужение параклисом Божией Матери. 7 ноября.⁹⁷¹ К 7 часам был готов на службу Божию. Поднимался к церкви на ослике, и все-таки с болью в руках достиг до места. Минут 10 приделывали ризу к иконе. Звон затем во вся тяжкая и глубоко пустынная служба. Новые горненки поют складно и приятно. После обедни молебен Божией Матери. Общий чай в Большом доме. Обзор келлий вновь строящихся. Любо-мило смотреть на размножающуюся селитву русскую. Все это будут тихие загнетки горячей молитвы в будущем горне Горнем о бедном, и слова доброго не стоящем, ктиторе его. 30 марта 1885. – NAWIEDZENIE N.M.P., т.е. Свидание Божией Матери. Бродил на террасе дома, любуясь русским поселком и сладко воспоминая минувшее. Служили втроем. После обедни молебен Богоматери пасхальный».

Русское строительство вызвало неоднозначную реакцию. Ханна-Карло («Иван Карлович») Джель-Яд умер через несколько дней после оформления купчей. Все были уверены, что отставного драгомана отравили католики: узкий клин францисканского монастыря оказался со всех сторон окружен владениями русского архимандрита.⁹⁷² Благожелательно отнесшийся к действиям Антонина в Айн-Кареме Кустод Святой Земли был немедленно смещен. Иерусалимский губернатор потребовал, чтобы на антониновские постройки был получен султанский фирман, а до его получения строительство было прекращено: «17 апреля 1881. Реуф запрещает мне строить церкви на Элеоне и в Горней и требует, чтобы на это был дан фирман султанский, и, пока сей заручится, чтобы я прекратил всякие работы. О россияне! До чего мы дожили».⁹⁷³ Не отставал от турецких властей и патриарх Иерусалимский Иерофей, писавший в послании Св. Синоду, что Антонин «поступает невыносимо и окончательно истощил наше терпение». Таким же «фурибундным» оказался и сменивший Иерофея патриарх Никодим, заявлявший, «что он не знает никакой Миссии русской, что он единственный хозяин и в Горней, и на Елеоне», и надеявшийся, что «нам достанется и Горняя, и Елеон, и Иерихон» (дневник Антонина за 15 апреля 1885 г.).

К 1886 г. сложилось ядро «русского поселка» вокруг храма. «28 января 1886. Обход келлий Татьяниной, Настасьиной, Митрофаньиной. Кельи Нимфодорина, Антонинина, Эмильина, обе Аннины и, в конце концов, Леонидина с недужной хозяйкой, и с мешком пороха в передней, даже не завязанным! Все это должна хранить Царица Небесная. О, наше простоволосие!»

Начало церковно-административному оформлению общины было положено с введением некоего первичного устава, которого надеялся, но не смог избежать о. Антонин. «19 февраля. После молитвы занялся составлением «Уложения» для своей колонии Горненской. В 3 часа кончил почту и отправил Османа в Горнюю с Конституцией, поручая Шпикеру своей Палаты, г. А. А. Носову, ввести ее в дело. 22 февр[аля]. Реляция о введении в Горнем мире правил дольнего жительства, окончившемся всеблагополучно, к общему небожительниц тамошних удовольствию».⁹⁷⁴

Более того, Антонин на долгие годы обеспечил для скитниц материальную независимость. В записи дневника от 19 февраля 1886 г. читаем: «Кавас консульский с письмами, в числе которых, паче всякого чаяния, оказалось одно с алтыном, какого ни в сказке сказать, ни пером написать. Спасибо брату, да и еще кое-кому. Можно действительно думать о фонде нашего бесприданного скита Горненского». После смерти о. Антонина в сейфе его квартиры был найден пакет с надписью «Собственность церкви Богоматери в Горнем». В нем оказались: «а) одна 5 %-я облигация Московского городского кредитного общества в 1000 рублей, Ь) две 5 %-е облигации того же Общества в 500 рублей каждая, с) две 5 %-е облигации того же Общества в 100 рублей каждая, б) одна 5,5 %-я облигация Одесского городского кредитного общества в 500 рублей, е) четыре 5 %-х облигаций того же Общества в 100 рублей каждая, Г) 1 облигация II Восточного займа на 100 рублей».⁹⁷⁵

Обрели для себя надежное прибежище и русские богомольцы. Антонин так описывает престольный праздник в Горнем в 1886 г.: «29 марта. Благополучно достигаем своего Эдема. Христолюбцы пешими прибыли в святое место. Отдохнув мало, отправились в храм Божий, полный народа. Всенощная длилась больше трех часов». И на другой день: «30 марта. В 8 часов все направились к церкви, справляющей свои именины. Погода вышла – прелесть. В храме пустынном оказалось тесно. После службы Божией молебен Богоматери и роспуст. У старшей старицы (м. Леониды) официальный прием и чай. Затем визит <.. .> во все 7 келлий отшельниц наших. Кончили обозрением народного приюта». В акте об учреждении Антонином вакуфа от 12 сентября 1889 г.⁹⁷⁶ отмечено 14 домиков-келлий, в документах 1894 г. названы, кроме домов для ризницы и для трапезной, 2 дома для приема паломников, а также 6 казенных (т.е. уже перешедших в собственность общины) и 30 частных домиков (по несколько комнат в каждом), в которых проживало более 80 человек.⁹⁷⁷

В 1890 г. планировалось посещение Святой Земли наследником-цесаревичем Николаем Александровичем. Паломничество не состоялось. Но о. Антонин, воспользовавшись случаем, пишет письмо наследнику и дарит два альбома фотографий святых мест Палестины и икону «Целование Марии», в надежде решить вопрос с русской женской колонии в Горней – первом оседлом поселении в Святой Земле, фиксируя тем самым реальное существование Русской Палестины.⁹⁷⁸

В целом, трудами архимандрита Антонина были приобретены и обустроены 14 земельных участков. Их суммарная стоимость оценивалась в конце XIX в. в 1 млн. золотых рублей. На этих участках по его проектам воздвигнуты три храма (Вознесенский на Елеоне, Казанский в Горнем, св. Ап. Петра и прав. Тавифы в Яффе), построены шесть странноприимных домов для русских паломников (в Хевроне, Иерихоне, Тивериаде, на Елеоне, в Горнем, Яффе), в Горнем и на Елеоне основаны женские монастыри. Стараниями о. Антонина русским достоянием стал один из важнейших библейских символов – Мамврийский дуб в Хевроне.

Земельные владения, оказавшиеся собственностью Антонина, послужили мощным «якорем», который помог ему почти на 30 лет закрепиться в Иерусалиме. У него тоже были свои недоброжелатели, и консулы по-прежнему хотели если не уничтожить Миссию вообще (в 1879 г. поступил и такой проект), то свести ее деятельность к минимуму. Но как только ставился вопрос о перемещении непокорного архимандрита из Палестины (в том числе, в 1870 г., с назначением его епископом в Северную Америку!), немедленно возникала проблема с его палестинскими недвижимостями. И тут уже тот же МИД активно возражал против изменения статуса Миссии, чтобы не повредить русскому политическому и духовному влиянию в Иерусалиме, не утратить приобретенной Антонином собственности.

Оставался еще один, не менее «детективный» момент. Архимандрит к концу своей жизни был уже человеком преклонного возраста (в 1889 г. ему исполнилось 72). Кому будет принадлежать «Русская Палестина» после его смерти? Об этом размышляли российские консулы в Иерусалиме, об этом думали в МИДе и Синоде в Петербурге. Дипломаты требовали, чтобы начальник РДМ перевел свою недвижимость на имя государства. Но сделать это, по турецкой судебной практике, было очень сложно. Да Антонин и не торопился, так как понимал, что это в любой момент может обернуться его переводом из Иерусалима. В 1889 г. был найден выход: наиболее крупные шесть из своих приобретений он решил обратить в вакуф – понятие шариатского законодательства, предполагающее передачу собственности в вечное пользование храму, монастырю или религиозной общине.⁹⁷⁹

Впервые мысль о создании Общества (светского, даже частного) для расширения русского православного паломничества и поддержания Православия в Святой Земле была высказана еще основателем РДМ архимандритом Порфирием (Успенским). В 1857 г. в Петербурге он говорил фрейлине А. Ф. Тютчевой, явно рассчитывая, что его слова дойдут до императрицы Марии Александровны: «Составим общество, чтобы все мы, богатые и небогатые, ежелетно вносили в кассу его не менее двух-трех копеек и не более рубля: у нас будет для них (для православных в Палестине. – Я. Л.) много денег... Духовная Миссия <в Иерусалиме>, получая деньги от нашего Восточного общества, будет строить церкви, училища, богадельни, больницы везде, где нужно».⁹⁸⁰ «Наше Императорское Православное Палестинское общество и есть Восточное общество, проектированное Преосвященным Порфирием»,⁹⁸¹ – комментировал это место из «Книги бытия моего» А. А. Дмитриевский, указывая далее, что в черновиках первоначального проекта устава ППО В. Н. Хитрово так и писал: «Устав Православного Восточного общества» (вариант: Устав общества «Православный Восток»).⁹⁸²

В конце 1860-х г. ту же мысль публично заявляет архимандрит Антонин (Капустин). «Из отчетов немецкого “Общества Святого Гроба”, устроившегося в рейнских провинциях Пруссии, – писал он в одной из своих иерусалимских корреспонденций, – видно, что взносы его в 1868 году простирались до 15,5 тысяч талеров. Это в одной, малейшей части католического мира! С такими пособиями можно, конечно, идти вперед всякой пропаганде. Когда сравнишь эти тысячи с тем нулем, которым располагает наша Палестинская Миссия, и ее убогих деятелей с иезуитами и “сестрами” (имеется в виду “Монастырь сестер Сиона”, основанный в 1865 г. в Иерусалиме Ратисбоном. – Н. Л.), то волей-неволей пожелаешь, чтобы что-нибудь было, чего нет. Ив самом деле, не могло бы разве и у нас, в великой и христолюбивой России, составиться “Общество Святого Гроба”, например, или иначе как, чтобы спасти еще остающуюся горсть православных жителей первохристианской земли <Палестины> от раскрытой пасти волка»?⁹⁸³

Архивное дело об основании ИППО⁹⁸⁴ открывается прошением арабского православного духовенства Иерусалима, датированным 30 августа 1879 г. Письмо, подписанное четырьмя священниками, в том числе отцом Константином Саманом,⁹⁸⁵ «икономом Иерусалимского Престола», было направлено на Высочайшее имя. Обращаясь к «единому на земле Покровителю и Заступнику», то бишь русскому императору, арабские священники писали: «Мы – сироты вдвойне и втройне – и политически, и религиозно, и умственно, и общественно. Правящие нами – иной веры, руководящие нами – иного племени, учащие нас – иного языка, ищущие просветить нас – иных понятий».⁹⁸⁶ Читателю письма без комментариев было ясно, что «правящие нами» – это турецкие власти, «руководящие нами» – греческая иерархия, «учащие нас» – европейские просветители, католики и протестанты, «ищущие просветить нас» – деятели Палестинской комиссии, на смену которым должна была прийти новая организация.

Непосредственно прошение к царю от имени иерусалимской арабской общины было сформулировано так: «Повели благочестивым слугам Твоего Царства, чтобы было правильнейшее и полезнейшее распределение и употребление идущих из России на Святой Гроб сумм. Пусть бы составилась здесь (в Иерусалиме. – Н. Л.) международная, так сказать, Комиссия, распоряжающаяся ими по истинным и неотложным нуждам места. Три члена из управляющего нами высшего греческого духовенства, три члена из нас, и два – из щедродательного народа русского, каковы: императорский здесь консул и архимандрит <Антонин>».⁹⁸⁷

Был в прошении пункт, предвосхищающий еще одно важнейшее направление будущей деятельности ИППО – вопрос об образовании. Иерусалимские священники обращались к императору Александру II с «мольбой об открытии Высшего Национального <арабского> училища в Палестине». Поскольку считалось, что высшее богословское училище (в Крестном монастыре) уже существует, авторы письма считали необходимым, «чтобы было и образовательное заведение для преподавания светских наук».⁹⁸⁸

Мартом 1880 г. датирована записка В. Н. Хитрово, представленная им великому князю Константину Николаевичу, возглавлявшему когда-то Палестинский комитет. В записке содержались данные о соотношении православного и католического элементов, определяющих духовную жизнь Святой Земли. В частности, В. Н. Хитрово указывал на быстрый рост католического присутствия в Иерусалиме. Если в 1852 г. в Иерусалиме находилось около 900 католиков, то в 1880 г. их было около двух тысяч (в два раза больше). За эти годы было отстроено новое здание латинской Патриархии, базилика святой Анны, в которой разместились алжирские миссионеры из ордена «Белых Братьев» кардинала Ш. Лавижери. На Крестном Пути вырос монастырь «Сестер Сиона», учрежденный М. А. Ратисбонном, строительство которого обошлось католикам в 200 000 франков. Сестры Сиона содержали также сиротский приют для девочек, через который за двадцать лет (1856–1877) прошло 1200 воспитанниц. В Рамалле в 1873 г. был основан францисканский монастырь, также сразу открывший школу для девочек. Всего в Палестине, по статистике 1880 г., проживало около 7 000 католиков (более 90% из них – представители местного арабского населения, зачастую именно в течение последних 20–30 лет перешедшие из православия в латинство). Таким образом, угроза оскудения Иерусалимской православной паствы за счет массового отпадения в унию была налицо.⁹⁸⁹

По прочтении записки великий князь Константин Николаевич пригласил ее автора к себе в Мраморный дворец. Встреча состоялась 11 марта 1880 г. Несколько дней спустя по городу были расклеены афиши Петербургского отделения Общества любителей духовного просвещения о том, что в зале Императорского Географического общества состоится «чтение (среднее между докладом и публичной лекцией) В. Н. Хитрово «Православие в Святой Земле». Первая часть доклада (23 марта) содержала общий очерк истории Святой Земли, характеристику протестантских и католических учреждений, действующих там, и прогноз будущего развития инославного присутствия. Часть вторая (30 марта) была посвящена истории Православия в Святой Земле, особенно состоянию Иерусалимского Патриархата за последние 40 лет (1840–1880), его борьбе с инославными общинами, финансовым средствам Патриархата и отношениям греческой иерархии к местному арабскому населению. Заключительная часть доклада призвана была подчеркнуть значение Святой Земли для России и показать недостаточность наличных сил русского присутствия в Иерусалиме.⁹⁹⁰

Публичные чтения и книга В. Н. Хитрово «Православие в Святой Земле» (1881) вызвали большой резонанс. Работа составила первый выпуск нового в русской научной литературе издания – «Православного Палестинского сборника», основанного автором на собственные средства. На титульном листе значилось: «Издание В. Н. Хитрово».⁹⁹¹ Построенная на впечатлениях второй поездки в Палестину (1880),⁹⁹² книга частично повторяет и развивает тезисы, сформулированные Василием Николаевичем в «Неделе в Палестине». Теперь он более глубоко и подробно анализирует историю и этнографию населения Святой Земли, прослеживает основные этапы проникновения в регион – начиная с 1840 г. – представителей западных держав. Европейское проникновение способствовало размыванию и деградации Иерусалимской Православной Церкви, преобладавшей исконно в христианской Палестине. «В сорок лет протестантская и латинская общины в Святой Земле, – пишет автор, – возросли с двух до тринадцати тысяч человек, в том числе до 8 тысяч отторгнутых от православия». Если в 1840 г. православные составляли более 90 % христианского населения Святой Земли, то в 1880 г. – только 67 %. «Но и в таком отторжении почти трети православного местного населения, как оно ни прискорбно, я еще не вижу главного зла. Самая большая, самая неотразимая опасность для Православия заключается, по моему убеждению, в другом. Из списка иноверных учреждений, помещенных в приложении к моей книге, видно, что почти половина их, более 80, предназначены для воспитания и призрения 5 тысяч детей, половина из которых из православных семей. Большинство воспитанников протестантских и латинских школ составит ежегодное приращение иноверных общин. Без принятия неотложных энергичных мер достаточно будет немногих лет, чтобы православие перестало существовать в стране, где воссияло Солнце Правды».⁹⁹³

Процесс не зашел бы так далеко, если бы не бездействие местной церковной власти. «Подводя итог 350-летней деятельности Иерусалимского Патриархата и вполне сознавая заслугу его относительно сохранения святых мест, следует, чтобы быть беспристрастным, также сознаться, что в последние 40 лет для борьбы с иноверной пропагандой, для поддержания туземной православной паствы – Иерусалимским Патриархатом не было сделано ровно ничего».⁹⁹⁴ Достаточно было взглянуть на систему православного просвещения в стране, вернее, на ее полное отсутствие. «На 82 латинских и протестантских школы при 13 тыс. латинян и протестантов, православный Патриархат имеет на 26 тыс. православных только 2 народные школы и то в одном Иерусалиме. В конце 1880 г. мне лично пришлось проехать Святую Землю, и вот результат: от Бир-Себа (Бершеба) до Дана, от Средиземного моря до Иордана в пределах Иерусалимского Патриархата не существует ни одной православной школы».⁹⁹⁵ Впрочем, автор книги отнюдь не был склонен возлагать всю вину на один только Иерусалимский Патриархат. Он видел, что и единоверная Россия, пришедшая ему на помощь с открытием Русской Духовной Миссии в Иерусалиме в 1847 г., не выполнила задач, которые ставились основателями Миссии. И дело было не в них, а в общей установке, исходившей из петербургского МИДа и Палестинской комиссии при нем. Преобразование Палестинского комитета в 1864 г. в Палестинскую комиссию при Азиатском департаменте МИДа Василий Николаевич считал «самой крупной ошибкой, подорвавшей окончательное значение всего, что имелось в виду относительно нашего присутствия в Святой Земле».⁹⁹⁶

Вновь и вновь Хитрово повторяет свой основной тезис о примате духовных инстанций в деле русского освоения Святой Земли. «Полезным представителем нашим в Иерусалиме может быть лишь духовное лицо и первенствующее в нем значение должна иметь Духовная Миссия».⁹⁹⁷ Этого требуют и здравый смысл, и геополитические интересы России. «Мы не должны забывать завета, на нас возложенного, – защиты Православия и должны помнить также слова протестанта, американца Робинзона:⁹⁹⁸ если католик – прирожденный союзник Франции, протестант – Англии и Германии, то православный – такой же союзник России. Если Иерусалимский Патриархат забывает это, то он, вероятно, хорошо помнит, что половина его денежных средств идет из России и что Россия всегда может дать ему это почувствовать».⁹⁹⁹

Решающее значение в истории основания ИППО имело паломничество в Святую Землю 21–31 мая 1881 г. братьев императора Александра III великих князей Сергея и Павла Александровичей с их двоюродным братом, великим князем Константином Константиновичем (впоследствии известным поэтом К.Р., президентом Академии наук). Непосредственным поводом к поездке стали трагические утраты в царской семье: кончина императрицы Марии Александровны (22 мая 1880 г.) и убийство Александра II (1 марта 1881 г.). Вскоре по возвращении великих князей в Петербург В. Н. Хитрово – с помощью адмирала Д. С. Арсеньева, воспитателя братьев, и адмирала Е. В. Путятина – добивается аудиенции у вел. кн. Сергея Александровича и убеждает его стать во главе проектируемого Православного Палестинского общества. 8 мая 1882 г. устав Общества был высочайше утвержден, а 21 мая во дворце вел. кн. Николая Николаевича Старшего (также совершившего паломничество в Святую Землю в 1872 г.) в присутствии членов императорской фамилии, русского и греческого духовенства, ученых и дипломатов, после молебна в домовой церкви состоялось его торжественное открытие.

Согласно уставу, разработанному В. Н. Хитрово, Палестинское Общество призвано было осуществлять три основных функции: организация и обустройство русских паломников в Палестине; помощь и поддержка Православию на Ближнем Востоке путем благотворительной и просветительной работы среди арабского населения; научно-исследовательская и издательская работа по изучению исторических судеб и современного положения Палестины и всего ближневосточного региона, библейской филологии и археологии, организации научных экспедиций и раскопок, пропаганде знаний о Святой Земле в российском обществе. Императорское Православное Палестинское общество уникально по своему значению в истории отечественной культуры. Уставные задачи Общества – содействие паломничеству в Святую Землю, научное палестиноведение и гуманитарно-просветительное сотрудничество с народами стран библейского региона – тесно связаны с традиционными духовными ценностями русского народа и приоритетами российской внешней политики. Одним из главных источников финансирования Палестинского общества был так называемый Вербный сбор, т.е. церковные пожертвования верующих. Доходы Общества имели следующую структуру: на каждый рубль приходилось 13 коп. членских взносов, 70 коп. пожертвований (в том числе Вербный сбор), 4 коп. процентов с ценных бумаг, 1 коп. от продажи изданий, 12 коп. от паломников.

К 1914 г. в ИППО состояло около 3 тыс. членов, его отделы действовали в 52 епархиях Русской Православной Церкви. Обществу принадлежало 28 земельных участков (26 в Палестине и по одному в Ливане и в Сирии), общей площадью более 23,5 га. В 24 учебных заведениях Общества в Палестине обучалось 1576 человек, в 77 школах Сирии и Ливана – 9974 ученика. Подворья и странноприимные дома, принадлежавшие Обществу в Палестине, одновременно вмещали до 6–7 тыс. паломников, а в целом за год – до 9–10 тыс. человек.¹⁰⁰⁰

Непосредственным результатом паломничества великих князей 1881 г. явилось создание одного из самых красивых архитектурных памятников Иерусалима – церкви св. равноапостольной Марии Магдалины, первого строительного проекта Палестинского общества в Святой Земле.

Императрица Мария Александровна умерла 22 мая 1880 года после долгой мучительной болезни, но умерла еще и в состоянии тяжелом духовно, психологически. Император Александр II много лет как завел вторую семью, жил почти открыто с княжной Е. М. Долгоруковой, от которой имел уже к тому времени троих детей, – и этот моральный надрыв не мог не сказаться самым болезненным образом не только на состоянии умиравшей от чахотки императрицы, но и на нравственном авторитете царя в собственной семье и в обществе, на престиже императорской власти в России. В цареубийстве 1 марта многие видели Божию кару за нарушение седьмой заповеди. Тем более факт венчания Александра Николаевича со второй женой прежде, чем окончился срок траура по Марии Александровне, был для его сыновей, особенно для младших, любимцев матери, жестоким непоправимым оскорблением. Непримиримо резкую позицию в отношении к отцу заняла и дочь, великая княгиня Мария Александровна, герцогиня Эдинбургская, – та самая, что когда-то маленькой девочкой получила чудесное исцеление от мантии преподобного Серафима Саровского.

Идею почтить память матери-императрицы постройкой храма-памятника во имя ее небесной покровительницы подсказал ее сыновьям начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрит Антонин (Капустин). Показывая им 21 мая 1881 г. святыни Елеона, он указал в качестве наиболее удачного места для постройки верхнюю часть Гефсиманского сада на склоне Елеона. Осенью 1882 г., после долгих осложнений, участок, площадью 10,1 тыс. кв. м, был приобретен на имя генерального консула в Иерусалиме В. Ф. Кожевникова (в 1896 г. переведен на имя российского правительства).¹⁰⁰¹ 2 октября 1884 г. рескриптом на имя архимандрита Антонина великий князь Сергей Александрович просит его принять на себя главное руководство и наблюдение за постройкой церкви.¹⁰⁰²

Закладка храма состоялась 21 января 1885 г. В закладной надписи было сказано: «Сей священный храм во имя святой равноапостольной Марии Магдалины заложен по воле благочестивейшего Государя Императора Александра Александровича и Августейших Его братьев великих князей Владимира, Алексея, Сергея и Павла Александровичей в память в Бозе почившей родительницы их благочестивейшей Государыни Императрицы Марии Александровны».¹⁰⁰³

Храм был построен за три года. Большую часть денег на строительство – 135 000 рублей – пожертвовал Александр III, по 15 000 выделил каждый из четырех его братьев (Алексей, Владимир, Сергей и Павел Александровичи), еще 5 000 – их сестра Мария Александровна, герцогиня Эдинбургская. Представители придворной аристократии участвовали в украшении и обустройстве храма. Автором проекта был русский архитектор Д. И. Гримм (1823–1898). Руководил строительством иерусалимский инженер и архитектор Георгий Франгья (Franghias). Нарядный семиглавый храм построен в типичном для царствования Александра III новорусском стиле. Характерные московские маковки и кокошники делают его одним из выразительнейших памятников Русской Палестины. Главным украшением интерьера является иконостас белого мрамора с темной бронзой, иконы для которого были написаны известным мастером исторической живописи В. П. Верещагиным. Большие панно на каждой из четырех стен храма, работы художника С. Иванова (живопись по холсту, прикрепленному затем к стене) отражают основные эпизоды из жизни св. Магдалины. Программа росписей – архимандрита Антонина. Работу по размещению икон и холстов осуществлял командированный из Петербурга художник-реставратор П. К. Соколов.

Для участия в торжественном освящении церкви, состоявшемся в праздник Покрова Божией Матери, 1 октября 1888 года, великий князь Сергей Александрович с супругой Елизаветой Федоровной и братом Павлом Александровичем совершают новое паломничество в Иерусалим

(для братьев – уже второе). Как писала в письме к В. Н. Хитрово графиня О. Е. Путятина, «по милости Божией пребывание их высочеств в Св. Земле было вполне благополучное и мирное: много утешили Они нас Своим посещением, и, благодарение Господу, кажется, сами нашли утешение. Всеми учреждениями Палестинского общества остались довольны. Бейрутская школа и школа А. Г. Кезмы и амбулаторная (в Назарете) очень понравились и им и М. П. Степанову; Бейт-Джала тоже произвела вполне хорошее впечатление, так что верится, что и впереди все это будет интересовать великого князя и даже великую княгиню, которую я старалась по возможности сблизить с нашим делом» (выделено мною. – Н. Л.)... В Бейт-Джале мы выстроили деток в два ряда, по обеим сторонам дороги, они держали масличные ветки, и только что Их Высочества сошли с лошадей, они запели довольно ровно и верно «Спаси Господи». Одна маленькая девочка (лет 5) очень мило проговорила на русском «Отче Наш», так что Великая Княгиня поцеловала ее, а Великий Князь обласкал».¹⁰⁰⁴

29 сентября, в седьмом часу утра, крейсер «Кострома» бросил якорь у Яффы. Как сообщал официальный «Правительственный Вестник», «в предместьях Иерусалима толпы народа ожидали приезда их Высочеств и бегом бросились сопровождать их экипаж; дома консульств были разукрашены флагами; две триумфальные арки были сооружены на пути следования, из коих одна против построек Палестинского общества; улица, вдоль стен русских казенных построек, была красиво убрана флагами, гирляндами цветов и вензелями; на стенах теснились русские обыватели Св. Гроба и паломники; раздалось русское «ура». Из храма Св. Троицы, находящегося посреди Русских построек, доносился трезвон колоколов. У Яффских ворот Иерусалима стоял турецкий батальон с музыкою на правом фланге. Их Высочества оставили экипажи и ровно в 4 часа дня вступили в Св. Град, причем со стен башни царя Давида был сделан салют из орудий.

От Яффских ворот Их Высочества направились пешком к храму Св. Гроба Господня. Открывали шествие 30 кавасов с серебряными булавами, за ними шли великие князья, великая княгиня, свита, русское консульство и <местные> власти; батальон сопровождал шествие по сторонам шпалерами».¹⁰⁰⁵ Главные торжества происходили непосредственно в храме Марии Магдалины. «По пути следования Их Высочеств, от дома русского консульства до церкви, стояли турецкие солдаты; конный конвой следовал за экипажем великих князей, а у ворот церковной ограды стоял почетный караул с музыкой, которая, при приближении Их Высочеств, заиграла русский гимн. По выходе из экипажа, у ворот Их Высочества направились пешком к церкви, при звоне колоколов вновь построенной церкви и русской церкви Вознесения, построенной о. архимандритом Антонином на вершине Елеонской горы; на площадке против храма были выстроены матросы, в числе 90 человек, с клипера «Забияка» и крейсера «Кострома», с офицерами на правом фланге. На той же площадке собрались приглашенные: губернатор Иерусалима Реуф-паша, комендант Иерусалима, греческий консул, русское консульство и с лишком 150 человек русских паломников. Сергей Александрович поздоровался с командою, обошел фронт, и затем Их Высочества поднялись по лестнице в церковь, в дверях которой были встречены патриархом Иерусалимским Блаженнейшим Никодимом с двумя архиереями и нашей Духовною Миссиею в облачении. Когда Их Высочества вступили в церковь, патриарх поднял с аналоя св. мощи, после чего начался крестный ход кругом наружных стен храма. Вел. князья и вел. княгиня, а за ними и все присутствующие последовали за крестным ходом. Открывали и замыкали шествие по 10 матросов, а прочие матросы шли по сторонам духовенства шпалерами. Перед входными вратами храма, которые закрыли тотчас по выходе из церкви крестного хода, патриарх прочитал установленное Евангелие. После третьего обхода врата растворились, и духовенство, а за ним и Их Высочества вступили в храм. Началось освящение по чину, согласно православному уставу, причем молитвы патриарх читал по-славянски. При положении св. мощей в ковчег патриарх троекратно провозгласил вечную память Императрице Марии Александровне; хор пропел вечную память, и все присутствовавшие опустились на колени. Минута была торжественная и в высшей степени трогательная».¹⁰⁰⁶

И снова всем бросилось в глаза: на столпах стилобата было написано, эта надпись существует и сейчас, что храм посвящен памяти в Бозе почившей императрицы Марии Александровны, и патриарх, Блаженнейший Никодим, говорил о том, что «мы молимся об упокоении души императрицы Марии Александровны» – и ни словом не был помянут мученически убиенный император Александр II. В самом торжестве при освящении храма вновь отчетливо прозвучала пронзительная нота боли и измены – тема династической трагедии.

Императрица Мария Александровна, которая мечтала о паломничестве в Святую Землю, но по болезни не могла его совершить, перед смертью высказывала пожелание быть погребенной в Гефсимании. В зарубежной печати появились даже домыслы о попытке российского правительства добиться разрешения о погребении императрицы в Иерусалиме (с целью «завоевания Палестины») и о решительном отказе султана. «Этот надгробный памятник, – писал о церкви Марии Магдалины французский журнал «Святая Земля», – должен будет некогда сохранять тело покойной Императрицы Марии Александровны, которая, умирая, выразила горячее желание быть похороненной в этой «дорогой Святой Земле».¹⁰⁰⁷ Есть высокий смысл в том, что по воле Божией мощи святой оставаться в своем исповедании, это было сознательным и очень непростым шагом. В дневнике митрополита Арсения (Стадницкого) сохранилось важное свидетельство: «В хорошем состоянии духа отправился я к генералу М. П. Степанову, товарищу председателя Палестинского общества (на самом деле М. П. Степанов состоял помощником председателя Палестинского общества. – Н. Л.). Это добрейший человек и весьма близкий к Великому Князю. Он два раза был в Палестине с великим князем. Из второй поездки он рассказал о следующем эпизоде, говорящем о сильном впечатлении от поклонения Гробу Господню. Великая княгиня (Елизавета Феодоровна) в то время была еще лютеранкою. Когда она, войдя в Кувуклию и поклонившись Гробу Господню, спустя некоторое время вышла оттуда, то была вся в слезах. Присутствовавший при этом турецкий паша (губернатор Иерусалима. – Н. Л.), подойдя к Степанову, пожал ему руку и, указывая на слезы Княгини, сказал: «Поздравляю». «Он все понял», – заключил Степанов».¹⁰⁰⁸

Другим мемориальным памятником Гефсиманского монастыря является т.н. «дом великого князя». В 1892 г. на средства и по поручению ИППО в северо-восточном углу Гефсиманского участка был построен двухэтажный дом для паломников благородного сословия в память великой княгини Александры Георгиевны (†12.09.1891), супруги великого князя Павла Александровича, и великого князя Константина Николаевича (†13.01.1892). Место для строительства было выбрано в углу сада, перед большим серым камнем, на который, по преданию, Пресвятая Богородица сбросила свой пояс апостолу Фоме в третий день по Успении. Дом был освящен архимандритом Антонином (Капустиным) 12 сентября 1892 г.

Церковь Марии Магдалины является ныне монастырским храмом. Полное официальное название расположенной здесь русской женской обители: «Вифанская община в честь Воскресения Христова с церковью Марии Магдалины в Гефсиманском саду». При строительстве храма были обнаружены остатки древнееврейских гробниц эпохи Второго Храма. В находящейся на участке небольшой естественной пещере, по местному монастырскому преданию, спали апостолы во время Гефсиманской молитвы Спасителя. В 1904 г. по инициативе секретаря Императорского Православного Палестинского общества В. Н. Хитрово возле храма Марии Магдалины было устроено русское кладбище.¹⁰⁰⁹

Следующим по времени важнейшим строительным объектом ИППО в Иерусалиме было Сергиевское подворье. Его строгий изящный силуэт с круглой угловой башней, над которой с 2009 г. вновь развевается в праздничные дни «палестинский флаг» – знамя Императорского Православного Палестинского общества, стал своеобразной архитектурной визитной карточкой современного Иерусалима.

История Сергиевского, или Нового, подворья (Москобийе-эль-Джедиде) неразрывно связана с именем замечательного русского человека Д. Д. Смышляева. Почетный гражданин города Перми, потомственный купец по рождению, ученый и меценат по призванию, Дмитрий Дмитриевич Смышляев (1828–1893) был ярким, хотя, может быть, и не вполне типичным представителем нового тогда класса – людей торгового, финансового и промышленного капитала, детей и внуков вчерашних крепостных, зачинателей и созидателей новой, капиталистической России.¹⁰¹⁰ Впрочем, не чувствуя призвания к торговым делам, этот «нетипичный капиталист», продав свой бизнес, целиком посвятил себя общественной и научно-издательской деятельности: стал известным краеведом, на три срока избирался председателем пермской губернской земской управы (1870–1879), проявив и организаторский талант, и общественный темперамент. В 1864–1865 гг. Дмитрий Дмитриевич отправляется в первое свое паломничество на православный Восток. Его путевые очерки: «Синай и Палестина» и «На пути к Синаю», а также переведенные им книги французского исследователя С. Мунка «География Палестины» и «Еврейские древности» имели успех у читателей и привлекли внимание специалистов-палестиноведов.¹⁰¹¹ Когда в 1882 г. в Петербурге было создано Православное Палестинское общество, в состав его членов-учредителей вошли и два представителя российского купечества – в том числе Д. Д. Смышляев, ставший также уполномоченным Общества в Пермской губернии. Восточное путешествие 1864–1865 гг. оставило в его душе неизгладимый след. В 1885 г., решившись на новое паломничество, он обратился в Совет Общества с просьбой снять с него временно, на период поездки, обязанности уполномоченного по Пермской губернии. Совет решил иначе: сделать его уполномоченным в самой Палестине. Как вспоминал впоследствии Смышляев, «8 октября 1885 года я выехал в Москву и 10 октября представлялся в селе Ильинском великому князю Сергею Александровичу».¹⁰¹² Оба остались довольны состоявшейся встречей, в результате Дмитрий Дмитриевич охотно принял поручение отправиться в Иерусалим по делам Общества.¹⁰¹³

Дела эти сводились к следующему: «Устроить в Иерусалиме баню, прачечную, столовую и дополнительные помещения для поломников на северо-западе Русских построек».¹⁰¹⁴ В ноябре 1885 г. Смышляев прибыл в Иерусалим. За два десятка лет, прошедшие с первого его приезда, все в Святой Земле изменилось. Родилась новая, волнующая воображение реальность – Русская Палестина. Было чем заняться, куда приложить хозяйские руки. Что касается решения Совета об организации чайной для паломников, с этим все обстояло благополучно. 16 марта в Петербург ушла телеграмма на имя М. П. Степанова: «С консульского разрешения начинаем постройку для водогрейного аппарата. Смышляев»,¹⁰¹⁵ а уже 9 апреля в письме к В. Н. Хитрово сообщалось: «Аппарат хорошо работает: 300–400 ведер в день».¹⁰¹⁶

Но главным оставался вопрос о расширении паломнических подворий. Когда Палестинское общество предложило остаться еще на год в Иерусалиме, он изъявил согласие и прожил в Святой Земле четыре года, возможность чего, по собственному признанию, никогда прежде ему и в голову не приходила. В эти годы Смышляев взвалил на себя почти непосильный труд, руководя одновременным строительством двух главных русских объектов: Нового (Сергиевского) подворья и Русского Дома у Порога Судных Врат (будущего Александровского подворья). История приобретения участка и строительства Сергиевского подворья может быть подробно прослежена по переписке Д. Д. Смышляева с секретарем ППО М. П. Степановым и членом Совета Общества В. Н. Хитрово (7 папок документов в Архиве внешней политики Российской империи, в фонде РИППО).

При первом же ознакомлении с положением дел на месте Д. Д. Смышляев в письме к В. Н. Хитрово от 12 марта 1886 г. писал: «Обществу нет другого исхода, как купить свое¹⁰¹⁷ место, и таковое в настоящее время есть, довольно обширное (целый квартал) и вплоть у Русских построек; приобрести его можно за 6 или 7 тысяч».¹⁰¹⁸ Две недели спустя решение созрело полностью: «Теперь местные условия выяснились окончательно. Если я в записке, вам посланной, настаивал на получении от Пал<естинской> комиссии права на постройки на выбранном мною месте в ограде Мейданской площади (Русских построек. – Н. Л.), то теперь заявляю решительно и окончательно мое мнение, что если Общество желает что-либо строить в Иерусалиме, то оно должно приобрести для этого покупкою место. Иначе никакого толку из его хлопот и денежных затрат не выйдет, и я не возьму греха на душу способствовать Обществу в пагубе значительного капитала. <...> Вздумает Общество меня послушать – место есть, в соседстве с «Русскими постройками» – целый квартал, можно купить за 6, много за 7 000 рублей. На него уже Есть покупатели, надо не упустить, а я постараюсь удержать продавца до Вашего ответа».¹⁰¹⁹

12 апреля 1886 г. в Петербурге состоялось заседание Совета ППО под председательством Ф. П. Корнилова, с участием В. Н. Хитрово, секретаря ППО М. П. Степанова, казначея С. Д. Лермонтова и председателей отделений (научного и паломнического) Д. Ф. Кобеко и П. А. Васильчикова.¹⁰²⁰ В Иерусалим была направлена телеграмма: «Соглашаемся с предложением. Семь тысяч посылаем. Счастливого праздника» (имелась в виду приближавшаяся Пасха).¹⁰²¹ Между тем, узнав о готовности русских приобрести участок, владелец начал резво поднимать цену. В письме к В. Н. Хитрово от 16 апреля 1886 г. Смышляев, посылая план предположенного к покупке места, приписывает: «За него уже просят теперь около 10 500 рублей».¹⁰²² И в следующем письме, от 1 мая, разъясняет: «Относительно участка я уже вам писал, что за семь тысяч, как я предполагал, приобрести его будет нельзя. С расходами по совершению купчей придется израсходовать до 11 тыс. руб. И мое мнение таково, что все-таки его следует купить, не упуская случая».¹⁰²³

14 мая 1886 г. участок был куплен на имя Михаила Петровича Степанова за 28 100 франков (11,5 тыс. тогдашних русских рублей).¹⁰²⁴ Телеграмма Смышляева Степанову, от 14 мая: «Земля на ваше имя куплена, документ получен, пришлите телеграммой еще четыре тысячи рублей прямо банкиру Валеро, который одолжил эту сумму».¹⁰²⁵ Через иерусалимского банкира Х.А. Валеро и далее осуществлялись финансовые операции Палестинского общества.¹⁰²⁶

В отправленном в тот же день письме к В. Н. Хитрово рассказано более подробно: «Участок земли, о котором я вам писал, куплен по 3 ¹/₂ франка за драх (около аршина), и кушан (купчая) мною сейчас получен с соблюдением всех формальностей; дабы гарантировать покупку против турецкого droit de voisinage (фр. «право соседа»), в купчей показана цена ее на 500 золотых выше действительной. Успехом дела этого Общество всецело обязано ловкости и усердию <драгомана Русской Духовной Миссии> Якова Егоровича Халеби и банкира Валеро. Последний, кроме того, обязал Общество тем, что взнес от себя всю сумму разом продавцу и крепостные пошлины, дабы не затянуть дело, и только благодаря этому не успели его остановить, ибо всё хранилось в таком секрете, что кроме меня, Якова Егоровича и Валеро, никто о нем до последнего дня не подозревал, даже <архимандрит> Антонин. Мне было выслано 7 000 рублей, в недостающей сумме 4 000 рублей я выдал от себя документ Валеро и сегодня телеграфировал о немедленном возврате ему этой суммы. Покорнейше прошу вас от имени Общества написать официальную благодарность Якову Егоровичу Халеби и банкиру Хаиму Арону Валеро, благодаря которым удалось приобрести землю за цену, которую все здесь считают весьма выгодною сравнительно с существующими ценами на землю вблизи наших Построек, да и нет, кроме купленного участка, свободных земель».¹⁰²⁷

11 июня 1886 г. Смышляев, прибыв в Петербург, представил Совету Общества денежный отчет и доклад о покупке. Совет постановил «выразить Д. Д. Смышляеву от имени Православного Палестинского общества глубокую и искреннюю благодарность за целесообразное и вполне согласное с предположениями Общества исполнение всех возложенных на него поручений».¹⁰²⁸ Относительно строительства в журнале Совета было записано: «По обсуждении и решении на месте, где таковые постройки желательно возвести – на приобретенном Обществом участке <т.е. на участке Сергиевского подворья> или на Русском месте близ Дамасских ворот, приступить немедля, применяясь к плану, составленному архитектором Франгья, к возведению предположенных построек, начав прежде всего с хозяйственной части оных, а затем для помещения благородных и простых поклонников, насколько то позволят средства, ассигнованные Обществом в количестве до 60 000 рублей».¹⁰²⁹

Приглашенный для проектирования подворья архитектор Георгий Франгья состоял на службе у турецкого правительства в должности инженера. По происхождению левантийский грек, получивший техническое образование в Париже, Франгья в течение ряда лет был связан со строительными проектами ИППО в Палестине. Так, он был привлечен Палестинским обществом по рекомендации архимандрита Антонина на строительство храма Марии Магдалины, проектировал и строил Александровское подворье в Иерусалиме, проектировал мужскую и женскую русские школы в Назарете, вторые этажи Мариинского и Елизаветинского подворий (строительство не состоялось из-за противодействия Палестинской комиссии, Франгья лишь оформил фронтонами со знаками Палестинского общества оба подворья и Русскую больницу).

В сентябре, сразу после отпуска, Смышляев вновь в Иерусалиме – уже с официальным званием уполномоченного ППО в Палестине.¹⁰³⁰ И сразу включается в работу. 18 сентября он телеграфирует Степанову: «Разрешение строить на купленном участке получено. Завтра начинаем».¹⁰³¹ После необходимой подготовки 5 октября начали рыть ямы для большой цистерны и погреба, длиною около 18 и шириною 5 сажен (36 м на 10 м), при глубине около 7 аршин (ок. 5 м). Так как грунт представлял сплошную скалу, ее взрывали с помощью пороха. Извлеченный при этом в большом количестве камень весь был впоследствии употреблен на кладку стен. 25 октября начали копать фундамент для наружных стен, а 29 октября 1886 г. состоялась торжественная закладка здания.¹⁰³² Архимандрит Антонин записал в тот день в дневнике: «Вся поклонническая Русь в сборе. Совершается владычное водосвятие, окропляются святой водою рвы, архиерей <епископ Иорданский Епифаний (Матеос)> опускается к месту закладки, читает уставную молитву и кладет слой извести. Сыплются монеты в выдолбленное в камне корытце. Уполномоченный <Д. Д. Смышляев> читает торжественно Акт события, кладет бумагу в стеклянную банку, закупоривает ее сургучом и опускает в корытце. Камень кладется и замуровывается руками всех присутствующих. В квартире полномочного шампанское и закуска с батареей бутылок. Веселье и острословие всеобщее».¹⁰³³

В соответствии с пожеланиями заказчика комплекс Нового подворья должен был включать помещения для 418 паломников из простонародья и нескольких состоятельных богомольцев, а также контору Общества с квартирами служащих, большую столовую, в которой можно было бы по вечерам устраивать чтения для паломников, кухню, пекарню, водогрейную, баню, прачечную, подвалы для хранения продуктов, складские помещения и конюшню. Для состоятельных паломников предусматривались отдельно столовая, буфет и гостиная. Для снабжения водой проектировались три цистерны.

Скажем сразу, строительство Сергиевского подворья было связано с немалыми трудностями – и архитектурного, и организационного, и финансового характера. Как для Франгья, так и для Смышляева это был не рутинный проект, осуществляемый по накатанным рельсам. Молодой, не вполне еще опытный, но весьма востребованный архитектор, который одновременно только для ППО вел три проекта; отсутствие опыта подобных проектов у Смышляева – тем более в новых для него условиях Иерусалима; необходимость бесконечных согласований, даже по мелким техническим вопросам, с Петербургом, где в Совете Общества тоже не очень понимали не только в профессиональных вопросах архитектуры и строительства, но не сразу смогли определиться и с общей концепцией подворья, – все это, при сложности связи с Россией, при постоянной, даже не всегда оправданной, экономии средств, вело к неизбежным, на ходу, корректировкам и в проекте, и в сметах. Первоначальная смета, по оценке Смышляева, «была составлена небрежно и слишком в общих чертах», что потребовало, для контроля, обратиться к известному иерусалимскому архитектору К. Шику с просьбой составить независимо смету на постройку зданий, предполагавшихся в проекте Франгья. Оказалось, что по смете Франгья на строительство подворья испрашивалась сумма в 1 256 186 пиастров (т.е. 231 555 франков), а по смете Шика – 439 481 франков. Полная стоимость проекта лежала где-то посередине и была установлена не сразу.

В целом архитектор успешно справился с задачей. Здание оптимально вписано в неровный, близкий к трапеции, периметр приобретенного участка, с двухэтажными южным, западным и восточным корпусами и рядом флигелей и технических служб по северной стороне. Архитектурный ансамбль, с точным, без перегрузок, использованием исторических стилей, с замкнутым самодостаточным пространством внутреннего двора и красивой круглой угловой башней на стыке южного и восточного крыла, стал несомненной удачей зодчего.

Особые требования при разработке проекта были предъявлены к соблюдению санитарно-гигиенических норм. Номера и палаты с самого начала планировались обширные, хорошо вентилируемые и освещенные – на каждого паломника полагалось воздуха ок. 10 куб. саженей, тогда как на старых подворьях эта цифра составляла не более 2 куб. саж. Принятая норма соблюдалась даже в случае очень больших и многолюдных палат: две из них (в северном корпусе, в нижнем этаже) были рассчитаны на 38 паломников каждая, две в верхнем этаже – каждая на 40 человек. В восточном крыле была предусмотрена одна большая общая палата на 38 человек в нижнем этаже, и еще большая – на 65 человек в верхнем. Наконец, в южном корпусе, в нижнем этаже, одна палата была рассчитана на 41 и две в верхнем этаже – каждая на 59 человек (всего 418 человек).¹⁰³⁴

Строить Смышляев решил сам – как тогда говорили, хозяйственным способом, без подрядчика. Дмитрий Дмитриевич на первых порах и сам, может быть, не отдавал себе ясного отчета, за что берется.

В отличие от других подрядчиков, нещадно эксплуатировавших почти даровую арабскую рабочую силу, Смышляев проявлял нетипичную для колониальной страны заботу о своих строителях. Организаторский талант уполномоченного позволил привлечь арабов, греков, итальянцев – и сплотить их в дружную команду, способную создавать архитектурные шедевры в русском национальном стиле. Излишне говорить, что самому руководителю приходилось нередко быть в одном лице и подрядчиком, и инженером, и сторожем, и чернорабочим.

Для бесперебойной работы по строительству подворья Смышляеву присылали из Петербурга по 20 000 франков по первым числам каждого из весенних и летних месяцев. Впрочем, бывали исключения. Телеграмма в Петербург от 25 апреля 1887 г.: «Переведите 30 т. фр. Много платить за материалы». Бывало и так: «Деньги <за июнь> не получены. Взято заимообразно у о. Антонина 15 000 фр.»

В январе-феврале 1887 г. Смышляев вновь в Петербурге. 7 января состоялся его годовой отчет в Совете Общества. 10 февраля 1887 г. во внимание «заслуг по исполнению трудных обязанностей» он был избран почетным членом Палестинского общества с вручением золотого знака и диплома, подписанного Председателем Общества вел. кн. Сергеем Александровичем. В мае 1887 г. Дмитрий Дмитриевич обратился в Совет с предложением об изменениях в первоначальном проекте Сергиевского подворья – с целью «выстроить второй этаж над столовой, буфетом и гостиной и в этом втором этаже поместить библиотеку и музей», причем жертвовал Обществу собственную свою библиотеку. Предложение Смышляева было принято, но надстроен второй этаж над народной трапезной был позже, уже после освящения подворья.¹⁰³⁵

Дополнительную напряженность в график строительства вносило ожидание приезда вел. кн. Сергея Александровича, стимулировавшее все основные постройки Общества в Иерусалиме. Это был долгожданный визит. Еще 2 июля 1886 г., через полтора месяца после оформления купчей, консул Д. Н. Бухаров писал М. П. Степанову: «Мы сделаем все возможное к приезду великого князя. Ради Бога, поддержите его намерение посетить Палестину. Это необходимо».¹⁰³⁶ Но поездка была отложена и в 1887 г. Проходит еще год – и 7 января 1888 г. Смышляев докладывает о ходе работ при очередном отчете в заседании Совета Палестинского общества в Петербурге.¹⁰³⁷ Была утверждена новая, исправленная смета строительства в 380 000 франков, в счет которой разрешено «выдать Д. Д. Смышляеву тотчас же 25 000 франков для приобретения предметов, необходимых для первоначального обзаведения приютов <т.е. Сергиевского подворья>; остальную же сумму переводить по равной части 1^го числа каждого месяца в Иерусалим, начиная с 1 марта; <...> утвердить изменения в плане, согласно предложения Д. Д. Смышляева; разрешить Д. Д. Смышляеву отправиться за границу для приобретения предметов, необходимых для обстановки построек, ассигновав необходимую на путевые расходы сумму и суточные по 10 франков в сутки».¹⁰³⁸

Весной 1888 г. работы возобновляются. Из письма Смышляева М. П. Степанову от 26 марта 1888 г.: «Закрыли потолок южного корпуса и закрывают в западном». 20 апреля: «Постройки наши идут своим чередом».¹⁰³⁹ Все готовятся к приезду высоких гостей. Наконец, 29 сентября великий князь Сергей Александрович со своей супругой великой княгиней Елизаветой Федоровной и братом Павлом Александровичем прибыли в Иерусалим. Основной их целью, как уже говорилось выше, было участие в освящении – в праздник Покрова, 1 октября 1888 г. – храма св. Марии Магдалины в Гефсимании. Но в ходе поездки великие князья осмотрели также и строившиеся Сергиевское и Александровское подворья.

29 апреля 1889 г., в день рождения Председателя ИППО великого князя Сергея Александровича, на угловой башне Сергиевского подворья впервые был поднят флаг Палестинского общества.¹⁰⁴⁰ Подходило к концу пребывание в Святой Земле первого уполномоченного ИППО, строителя Сергиевского подворья Д. Д. Смышляева. Несмотря на все попытки удержать его, размолвки с петербургским руководством, в частности с В. Н. Хитрово, привели к неизбежности его отъезда. 1 августа 1889 г. Смышляев сдал кассу, а 12 августа по описи все дела и имущества Общества своему преемнику Н. Г. Михайлову. 21 августа Дмитрий Дмитриевич отбыл в Одессу и оттуда в Пермь.¹⁰⁴¹

В письме Хитрово к Михайлову от 5 августа 1889 г. содержится подробная инструкция относительно скорейшего открытия Нового подворья (так оно пока называлось). «Относительно подворья буду просить вас, если возможно, 8 или лучше 14 сентября, в день Воздвиженья Честного Креста, освятить и открыть его для приема на основании данных вам по сему предмету наставлений. Для освящения здания имеете пригласить о. архимандрита <Антонина> с русским духовенством. Необходимы молебен с водосвятием, окропление святой водою всех помещений, затем завтрак или обед для всех приглашенных (на счет Общества). Пригласить же нужно непременно консула с женой, секретаря с женой и затем, кого Вы еще признаете нужным, драгомана. К завтраку же или обеду должны быть приглашены все наши служащие. Приглашать Патриарха или кого-либо из греческих архиереев, я бы не приглашал. Затем с 15 сентября начните прием на подворье поклонников».¹⁰⁴²

20 октября 1889 г., по окончании строительных работ, Сергиевское подворье было освящено начальником Русской Духовной Миссии архимандритом Антонином (Капустиным) и с этого дня открыто для паломников.

Расположенное рядом с «Русскими постройками», с которыми было соединено въездными воротами, подворье вмещало большой комплекс учреждений и служб. Большое место занимала контора Управления подворьями ИППО и связанная с ней квартира управляющего подворьями. Все паломники, прибывавшие в Иерусалим после 1892 г., получали свой багаж через администрацию железной дороги в конторе, а также отдавали на хранение свой паспорт, паломническую книжку и пароходный билет, внеся в залог 5 руб., которые потом забирали обратно при отъезде из Иерусалима. Также уплачивался один рубль на Русскую больницу – с правом в случае необходимости пользоваться в ней бесплатным лечением. Чемоданы, сундуки и другие тяжелые вещи сдавались на хранение в особые кладовые при каждом здании подворья. Комнаты 1-го и 2-го класса, прекрасно меблированные и снабженные всем необходимым для продолжительного в них пребывания, не уступали по обстановке современным им европейским отелям.

Подобно тому как при проектировании и строительстве здания в первоначальные проекты вносились существенные изменения, так и после ввода его в эксплуатацию менялись не только конкретные назначения тех или иных помещений, но и концепция и общий характер подворья. Задуманное для приема растущего числа русских паломников, преимущественно из простонародья, оно не сильно увеличило площади для паломников. Его значение было в другом: подворье становится штаб-квартирой Палестинского общества в Иерусалиме. Поэтому со временем здесь остались лишь номера 1-го и 2-го класса, а общие палаты для паломников и комнаты 3-го класса были перенесены на старые подворья. Оставались также столовые, народная трапезная, водогрейная, хлебопекарня, кухня, баня, прачечная и другие хозучреждения для обслуживания паломников. Кстати, в связи с постоянно возраставшим числом паломников многие из хозяйственных учреждений подворья вскоре стали тесны и настоятельно требовали расширения, на что у Палестинского общества уже не хватало средств.

Не менялось только место и назначение народной трапезной, где собирались и знакомились между собой прибывавшие в Иерусалим паломники. Она находилась в первом этаже угловой круглой башни, что и обусловило ее несколько «угловатую» форму. В трапезной в течение всего дня можно было получить обед, который состоял из супа или борща, каши или гороха на второе, фунта белого или черного хлеба и кружки кваса. Весь обед готовился из продуктов, привезенных из России, и обходился паломнику в 10 копеек.

Неимущие и бедные паломники получали в трапезной так называемые «поминальные» обеды. Многие верующие, не только из числа паломников, но и из России, желая помянуть усопших родственников, передавали в контору подворий (или в канцелярию Общества в Петербурге) деньги на определенное число обедов (считая по 10 коп. каждый) и в указанные ими дни памяти просили накормить то или иное количество неимущих паломников. В конторе ИППО нуждающимся раздавали талоны на получение из трапезной поминальных обедов в заранее назначенные дни.

Росписи на стенах с изображениями библейских сюжетов придавали столовой вид традиционной русской монастырской трапезной. В нише, совпадавшей с выступом угловой башни, размещалось подобие часовни с иконами и аналоем, так что трапезы, особенно праздничные, предварялись молитвой. В свободные вечера, по согласованию Палестинского общества с Русской Духовной Миссией, в помещении народной трапезной устраивались чтения (лекции) для паломников. Они сопровождались показом «туманных картин», для чего на столике лектора размещалось два «волшебных фонаря» (проектора), поскольку последние быстро перегревались. В случае большого числа слушателей лекции приходилось выносить во внутренний двор, что по условиям ранних и теплых иерусалимских сумерек оказывалось вполне удобным. Здесь же, во дворе, в саду, устраивались пасхальные разговенья, поскольку никакая трапезная не смогла бы вместить тех тысяч богомольцев, которые собирались на Страстной седмице в Иерусалиме.

Что касается непосредственного использования подворья для проживания, здесь останавливались многие известные лица. Первым проживающим значится в домовой книге подворья основатель и бессменный секретарь Палестинского общества В. Н. Хитрово; он останавливался здесь с супругой, Софией Доминиковной, с 23 октября до 11 декабря 1889 г. в первом номере первого, наиболее престижного класса.¹⁰⁴³ В ноябре того же года мы видим на подворье члена Совета ИППО, известного издателя и журналиста А. А. Суворина, автора книги-альбома «Палестина».¹⁰⁴⁴ В июне 1891 г. здесь жил профессор живописи Императорской Академии художеств, автор Страстного цикла на Александровском подворье ИППО Н. А. Кошелев; в том же году на подворье останавливались участники организованной Обществом научной экспедиции по Сирии и Палестине академик Н. П. Кондаков и профессор Киевской Духовной Академии археолог А. А. Олесницкий.¹⁰⁴⁵

В апреле 1893 г. Иерусалим посетил архимандрит (впоследствии епископ) Михаил (Грибановский) – выдающийся богослов, зачинатель нового направления в русской религиозной мысли. В его письмах, использованных автором позже в его книге «Над Евангелием», сохранились лаконичные, но весьма ценные свидетельства о Новом Подворье. В письме от 3 мая 1893 г. архимандрит сообщает обстоятельства своего приезда в Святой Град. Первоначально, как все духовные лица, он имел в виду остановиться в здании Духовной Миссии, но не застал начальника Миссии, архимандрита Антонина (Капустина). «Пошел в дом Палест<инского> общества. Там меня встретил чисто европейский комфорт. Свет, прислуга, обстановка... Приемная даже роскошна. Вышел Хитрово и предложил перейти сюда. Я указывал на то, что архим<андрит> может обидеться, но он упросил, справедливо указывал, что без архим<андрита> мне ничего не дадут и поесть, и засну я худо... Так как я завтра же должен уехать из Иерусалима, – я согласился. Сейчас же послали каваса за моим багажом, и я обосновался в Палест<инском> обществе. Номера прекрасные. Чистота безукоризненная. Прислуга русская, самая вымуштрованная и услужливая. Удобства всевозможные».¹⁰⁴⁶

В 1898 г. на Сергиевском подворье почти месяц жил великий русский художник И.Е. Репин.¹⁰⁴⁷ Памятью о его пребывании в Иерусалиме остался этюд «Несение Креста», подаренный им в церковь святого Александра Невского (Александровское подворье в Иерусалиме).¹⁰⁴⁸ Одновременно с Репиным в одном из соседних номеров останавливался приехавший в Иерусалим с матерью профессор Киевской Духовной Академии А. А. Дмитриевский, будущий секретарь Палестинского общества.

Паломники, собиравшиеся в Иерусалим на богомолье, пытались даже заранее «бронировать» номера на Сергиевском подворье, в чем им, как правило, отказывали. В журнале заседаний Совета ИППО от 2 апреля 1899 г. читаем: «Признавая, что Русское подворье в Иерусалиме действует не на коммерческом праве, а есть благотворительное учреждение, в котором каждый русский паломник имеет право на помещение, если таковое есть свободное, Совет Общества, не будучи уверен в том, что именно в определенные дни будут не заняты комнаты, не считает себя вправе заблаговременно удерживать их, о чем и уведомить генерал-лейтенанта К.».¹⁰⁴⁹

Летом 1900 г. здесь нашли гостеприимный прием прибывшие в Святую Землю в паломничество из Сергиева Посада ректор Московской Духовной Академии епископ, впоследствии митрополит, Арсений (Стадницкий) и сопровождавшие его профессора и студенты. В числе профессоров был известный историк русско-иерусалимских отношений Н. Ф. Каптерев, среди студентов – Михаил Сенцов, будущий начальник Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрит Леонид.¹⁰⁵⁰

Имена постояльцев вписывались в специальные паспортные книги, сохранившиеся в архиве Сергиевского подворья, и регулярно публиковались в журнале «Сообщения ИППО». Иными словами, Сергиевское подворье наконец восполнило то, чего так не хватало «Русским постройкам». Оно стало «дворянским подворьем», которое предполагалось проектом 1864 г., но так и не было построено.

Что касается неоднократно дебатировавшегося вопроса о собственности, ни сам великий князь Сергей Александрович, ни кто-либо другой никогда не считал Сергиевское подворье своей личной собственностью. В 1895 г. планировалось перевести подворье, в ряду других владений Палестинского общества, в российскую государственную собственность. В заседании Совета ИППО 27 ноября 1895 г. было принято решение: «Просить Императорское посольство в Константинополе присоединить для перевода на имя Императорского Правительства к земельным участкам бывшей Палестинской комиссии те из земельных участков ИППО, которые составляют владение мюльк и по которым владенные документы в требуемом виде будут доставлены в Посольство до дня представления этим последним ходатайства в Порту о переводе земельных участков Палестинской комиссии».¹⁰⁵¹ Как вспоминал позже А. Г. Яковлев, тогда третий драгоман русского посольства в Константинополе, а с 1897 г. иерусалимский генконсул, дело о переводе участков «началось в конце 1894 г., когда я разобрал в Иерусалиме все документы. Из архивов видно, что многие консула начинали им заниматься, но скоро бросали, потеряв терпение».¹⁰⁵²

В декабре 1895 г. А. Г. Яковлев писал В. Н. Хитрово: «На днях я окончу мою записку, на основании которой один знаток турок напишет мне черновик ноты Посольства о переводе земель на имя Правительства (речь идет о переданных в ведение ИППО участках Палестинской комиссии. – Н. Л.). До сих пор от Н. Г. Михайлова¹⁰⁵³ не получено никаких планов. Досадно. Но посольство подаст ноту о переводе земель Палестинской комиссии, не дожидаясь документов на недвижимость, купленных И<мператорским> П<равославным> П<алестинским> обществом. Синод до сих пор нам также ничего не прислал. Что за медлители!».¹⁰⁵⁴ К моменту подписания султанского ираде (указа) о признании иерусалимских участков российской государственной собственностью русское посольство в Константинополе так и не успело включить в пакет представленной Порте документации документы о Сергиевском подворье и других новоприобретенных и построенных объектах Палестинского общества. 2 ноября 1896 г. в письме к Степанову Яковлев пояснял: «Недвижимости, купленные Обществом, не могли быть переведены, так как документы на них были представлены управляющим подворьями ИППО в Палестине> Н. Г. Михайловым слишком поздно, и Общество просило не ждать их в случае опоздания. Но мне кажется, что, когда я буду назначен <генеральным консулом> в Иерусалим, то удастся их перевести на имя Правительства».¹⁰⁵⁵ О том же Яковлев пишет в личном письме к В. Н. Хитрово: «Жаль, что документы на недвижимости И<мператорского> П<равославного> П<алестинского> общества опоздали. Но я думаю, со временем можно и их будет перевести на имя Правительства. Перевод их на имя Его Высочества этому не помешает».¹⁰⁵⁶

Именно поэтому подворье было оформлено на имя Председателя ИППО великого князя Сергея Александровича (кушан от 23 февраля 1899 г.), что и было зарегистрировано в иерусалимской кадастровой книге № 24. Перевод подворья на имя великого князя оказался единственным выходом из сложившейся ситуации. В переписке российского МИДа фигурирует формулировка: «номинальная собственность вел. кн. Сергея Александровича».¹⁰⁵⁷ С 1900 г. Новое подворье стало официально называться Сергиевским.

Великий князь Сергей Александрович погиб от руки террориста 4 февраля 1905 г., не оставив какого-либо завещания. На его имя к этому времени было переведено 6 объектов недвижимости ИППО в Палестине: Сергиевское и Вениаминовское подворья в Иерусалиме; Вифлеемский участок (возвращен России Я. Арафатом; на нем теперь построена гостиница Русской Православной Церкви); участок в г. Рамалла под названием Айн-уль-Мезариб; Иоасафовский участок в Иерихоне и подворье имени В. А. Сперанского в Хайфе.

Совет Общества неоднократно возвращался к вопросу о судьбе этих недвижимостей. В докладе «Об укреплении недвижимых имуществ Императорского Православного Палестинского общества в Сирии и Палестине» (9 июня 1915 г.) управляющий учреждениями ИППО в Палестине П. И. Ряжский писал: «Перевод <этих участков> на имя правительства или Общества является делом затруднительным, главным образом потому, что в Бозе почивший великий князь не оставил относительно этих имуществ никаких завещательных распоряжений, оформленных в турецком нотариальном порядке, а его наследники по закону не вводились в права наследства в течение земской давности. В случае благоприятного исхода войны необходимо потребовать переписать эти имущества на имя Палестинского общества или русского правительства, во-первых, на основании формального заявления русского посольства <в Константинополе> о том, что эти земли приобретались на средства Общества его в Бозе почившим Августейшим Председателем и записаны на его имя только вследствие известных дефектов в турецком законодательстве, во-вторых, на основании более чем десятилетней давности бесспорного фактического владения этими имуществами Императорского Православного Палестинского общества, исправно уплачивавшего все государственные поземельные и вакуфные налоги и бесспорно признаваемого в качестве ответственного владельца местными оттоманскими властями, принимавшими эти налоги и выдававшими квитанции».¹⁰⁵⁸ о том же шла речь и в соответствующем разделе другого доклада П. И. Ряжского – «Вопросы, связанные с восстановлением деятельности Императорского Православного Палестинского общества в Святой Земле по окончании войны с Турцией». Доклад обсуждался в заседании Совета ИППО 29 мая 1915 г., был одобрен к печати на правах рукописи и представлен в МИДе в качестве официальной позиции Палестинского общества для использования в последующих переговорах на послевоенной мирной конференции.¹⁰⁵⁹

В 1914 г., с началом Первой мировой войны, Сергиевское подворье разделило судьбу всей Русской Палестины. Учреждения Палестинского общества, включая подворья, школы и больницы, по приказанию турецких властей были закрыты, служащие ИППО были либо высланы из страны, либо интернированы. Подворья были заняты турецкой армией. Февральская, а затем Октябрьская революции в России внесли свои коррективы, но это уже выходит за хронологические рамки нашего исследования.

Практически одновременно с Сергиевским Палестинским обществом было построено в Иерусалиме Александровское подворье, расположенное на маленькой улочке, ведущей к главной святыне всего христианского мира – храму Гроба Господня.

История подворья восходит к начальному периоду русского присутствия в Иерусалиме – к середине XIX в. Место близ храма Воскресения (Гроба Господня) в Старом Городе, где расположено теперь Александровское подворье, стало одним из важнейших приобретений еще Палестинского комитета. Этот небольшой участок, площадью 1 429 кв.м., приобретался не в один прием. 3 сентября 1859 г. в мусульманском суде Иерусалима был составлен первый ходжет – акт о продаже коптским священником Джирьисом (Георгием), поверенным коптского духовенства в Иерусалиме, русскому консулу В. И. Дорогобужинову участка земли по улице Даббага (араб. «дубильщиков») (размеры не были обозначены) за 122 432 золотых пиастра. Месяц спустя, 8 октября, главный секретарь Иерусалимского шариатского суда Мохаммед-Али аль-Хальди дарит ему же «часть подвала со сводами», но при этом – нередкий случай для средневековой застройки Иерусалима – с сохранением за собой и за соседями права прохода по верхней части. Именно в этом подвале, под «Коптской улицей» (реально – узким проходом), будет раскопан евангельский Порог Судных Врат. В 1861 г. с помощью Мелетия, архиепископа Петры Аравийской, был приобретен соседний участок, принадлежавший мусульманам. Покупка обошлась новому русскому консулу К. А. Соколову в 70 тыс. золотых пиастров и начальнику Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, епископу Кириллу (Наумову) – в 114 тыс. золотых пиастров. Так сложилось «Русское место» близ храма Гроба Господня.

Первоначально здесь планировалось строить здание русского консульства. Но строительство было отложено, а потом и вовсе отменено: причиной стало обилие археологических древностей на приобретенном участке. Б. П. Мансуров писал в 1860 г.: «Место в городе отстоит от храма Гроба Господня лишь на несколько шагов и находится позади греческого Авраамского монастыря, в смежности с жилищами абиссинов, окружающими купол подземной церкви Обретения Святого Животворящего Креста Господня. К этому месту открыто и свободно обращена восточная часть храма Гроба Господня, а именно окна алтаря греческой церкви Воскресения Христова, тогда как со всех других сторон храм Пресвятого Гроба загроможден разными зданиями. На сем месте находятся развалины вековых сводов, относящихся, вероятно, к эпохе римского владычества в Палестине и содержащих, без сомнения, замечательные остатки древности. У входа стоят две разбитые мраморные колонны, принадлежащие, как говорят, древней паперти, окружавшей храм Гроба Господня, а при начатии очистки подземелий уже найдены огромные обвалившиеся мраморные и гранитные корниши (карнизы. – Н. Л.), бронзовые вещи и надписи, высеченные в камне. Весьма важно и любопытно будет исследовать все, что содержит этот участок, но, к сожалению, сделанные изыскания обнаружили, что очистка подземелья потребует долгих работ и больших расходов, ибо здесь оказалась насыпь развалин и векового мусора, вышиною более пяти сажен (10 м. – Н. Л.). Очистка подземелий начата была в 1859 г. и будет производиться по мере средств».¹⁰⁶⁰

Лишь после того как создано было в Петербурге в 1882 г. Православное Палестинское общество, необходимые финансовые возможности были найдены. И сразу, уже в следующем году, начались крупномасштабные археологические изыскания, произведшие на всех обитателей и паломников Иерусалима, как и на мировую научную общественность, столь сильное впечатление, что и само «Русское место» стало называться в литературе еще по-другому – «Русскими раскопками».

О настоятельной их необходимости создатель Общества В. Н. Хитрово писал в докладной записке на имя председателя ППО великого князя Сергея Александровича уже в ноябре 1882 г.: «Смею думать, что если раскопки эти будут поручены проживающему почти 40 лет в Иерусалиме и известному уже Западной Европе своими трудами по археологии и топографии Иерусалима архитектору К. Шику, под наблюдением начальника нашей Духовной Миссии в Иерусалиме о. архимандрита Антонина, то результаты, которые можно ожидать от этих раскопок, будут те же, как и при посылке отсюда специального ученого, между тем расходы сократятся более чем наполовину и не превзойдут 1 000 руб. мет. Наиболее важные для науки открытия могли бы быть доставлены сюда, с менее важных – сняты фотографии и на месте составленный весьма точный план очищенной местности. Все эти материалы с необходимыми объяснениями, доставленные сюда, дадут возможность сделать весьма точные научные определения добытых раскопками результатов».¹⁰⁶¹

Результатом стал рескрипт великого князя на имя министра иностранных дел Н. К. Гирса от 5 ноября 1882 г. «Предполагая на собственные средства поручить произвести с ученой целью раскопки на этом месте, – писал Сергей Александрович, – обращаюсь с просьбой в личное мне одолжение разрешить произвести таковые раскопки» (место оставалось в ведении МИДа).¹⁰⁶²

Сергей Александрович выделил из своих сумм тысячу рублей золотом и обратился через своего помощника М. П. Степанова к архимандриту Антонину (Капустину) с просьбой принять на себя руководство раскопками и контроль за расходом денег.¹⁰⁶³ Начать раскопки было предложено «от самого входа в место, так как тут, по всей вероятности, прежде всего наткнемся на остатки пропилей Константиновской базилики, затем же от входа идти последовательно до конца места. Желательно очистить место до самой скалы, если это будет возможно, весь мусор вывезти, остатки же колонн, капители и другие громоздкие вещи сложить в порядке на том же месте, мелкие вещи или более ценные в археологическом смысле не откажитесь принять на сохранение в ваш музей».¹⁰⁶⁴ Архимандрит Антонин (Капустин) в ответном письме М. П. Степанову писал: «Спешу отозваться, что считаю для себя высокой честью быть в его (великого князя. – Н. Л.) распоряжении в деле преднамеренных им археологических исследований на Русском месте внутри Иерусалима, смежно с Воскресенской базиликой, и, строго держась его инструкций, готов бы немедленно приступить к предположенным им работам, если бы не оказалась необходимость предварительно выждать отзыва о деле императорского посольства нашего в Константинополе. Уже я вошел в надлежащие относительно будущих раскопок соглашения с городским архитектором г. Шиком, который ждет только прекращения зимних непогод, чтобы приступить к работе».¹⁰⁶⁵

Юридическая сторона дела оказалась достаточно сложной. По турецким законам официальные раскопки могли производиться лишь по особому султанскому фирману, притом что треть найденных древностей должна была поступить в турецкую казну. Посольство в Константинополе сочло в этом случае предпочтительным обойтись без вмешательства Порты. Соответственно работу на «Русском месте» предлагалось представить как чисто техническую «очистку участка от векового мусора», не придавая ей статуса археологического исследования. К соответствующей «расчистке» приступили с началом весеннего сезона, 7 марта 1883 г.

Как сообщал архимандрит Антонин генеральному консулу В. Ф. Кожевникову, «взрытие, уборка и вывоз за город (через Дамасские ворота) мусорной земли начаты именно в той точке, какая указана Православным Палестинским обществом. Вся работа, под целодневным непосредственным наблюдением избранного мною благонадежного и отлично способного к делу лица, производится жителями деревни Силоама с помощью 20 вьючных животных. До сего времени никакого препятствия нам в ней ни с чьей стороны не последовало».¹⁰⁶⁶

Раскопки осуществлялись в соответствии с требованиями тогдашней археологической науки. Конрад Шик, известный преимущественно как архитектор, за годы работы в Иерусалиме (с 1846 г.) накопил огромный опыт в исследовании библейских древностей. Достаточно сказать, что именно им были открыты такие выдающиеся памятники, как Силоамская и Овчая купели. Историко-топографические планы, составленные Шиком, доныне сохраняют свою научную ценность. Архимандрит Антонин тоже был опытным археологом. Еще в бытность настоятелем русской посольской церкви в Афинах (1850–1860) он углубленно занимался христианской археологией. Уже тогда им были произведены раскопки и последующая реконструкция византийской церкви Ликодима и впервые изучены и изданы христианские граффити Парфенона. Назначенный в 1865 г. начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, Антонин вел большую работу по исследованию и приобретению в русскую собственность целого ряда археологических памятников, связанных с событиями Ветхого и Нового Завета (раскопки на Елеоне, в Иерихоне и др.).¹⁰⁶⁷

Результаты раскопок превзошли ожидания. Об их научном значении свидетельствовали отзывы крупнейших отечественных и иностранных ученых – маркиза Мельхиора де Вогюэ, известного немецкого палестиноведа Г. Гуте и др.¹⁰⁶⁸ «Значение произведенных Палестинским обществом раскопок, – подчеркивалось в журнале Русского Археологического общества, – опредеяется важностью того, что было при них найдено. В числе открытий, принадлежащих Обществу, по всей справедливости должны быть считаемы остатки двух древних стен, сложенных из древних камней <...>, которые почти единогласно признаются всеми как в высшей степени замечательный памятник древнееврейского зодчества, от которого сохранилось весьма немногое: остатки на Русском месте имеют сходство с построением древнееврейского сооружения в Хевроне при гробнице Авраама».¹⁰⁶⁹

Н. П. Кондаков, обследовавший раскопки во время знаменитой экспедиции 1891 г., признал, что обнаружены «монументальные руины пропилей древнего храма <Воскресения>», с которых «теперь должно начинаться всякое его исследование».¹⁰⁷⁰ По оценке современного исследователя, «работы дали ответ на конкретные вопросы истории Иерусалима, доказав, что Голгофа и базилика IV в. лежат снаружи от древней (V в. до н. э.) стены, а внутрь города попали только после сооружения стены императора Адриана, и положили, наконец, начало археологическому изучению Мартириона. Их можно считать также исходной точкой сложения русской традиции изучения храма Гроба Господня».¹⁰⁷¹

Но, что еще важнее с точки зрения православной науки, был открыт уникальный памятник евангельского времени – Порог Судных Врат, через которые Иисуса вели на Голгофу, находившуюся тогда вне черты городских стен. В византийское время это место оказалось в пределах обширнейшего портика, то есть обставленной колоннадами паперти огромной базилики, воздвигнутой над святыми местами императором Константином Великим и его матерью Еленой. Неудивительно, что здесь же, в нескольких шагах от Порога Судных Врат, археологами была обнаружена арка, принадлежавшая, видимо, той, константиновской, базилике или даже, как думают другие историки, более древнему объекту – Капитолийскому храму Адриана.

Открытие, обессмертившее имя отца Антонина в анналах русской библейской археологии, состоялось 10 июня 1883 г. В дневнике архимандрита под этим числом читаем: «Пробыл на раскопках до 11 часов. Открыли порог древней двери, ведшей за город, может быть, той, которой Господь Иисус веден был на смертную казнь. Делал снимок открытого карандашом, а за ним – нескольких других предметов, найденных на месте».¹⁰⁷² На следующий день в очередном письме В. Н. Хитрово Антонин писал: «Спешу порадовать вас давно желаемым известием. Порог древних городских ворот вчера утром в моем присутствии был открыт к общему нашему удовольствию под лестницей, ведущей от дверей северного магазина вовнутрь его и тоже недавно только выявившейся при уборке земли из магазина на всем его пространстве, глубиной на один метр. Лестница была во всю ширину магазина и состояла из четырех ступеней, сложенных, очевидно, в позднейшее время из камней значительной величины, ничем между собой не связанных. Самая нижняя из ступеней давала в себе различать другого рода кладку, а именно: состояла из двух огромных величин камней или толстых плит, внутренним (северным) краем своим как раз входивших в продолжение линии древней стены и наводивших меня на мысль, что они суть оставшееся основание ее, разобранной в этом месте при постройке магазина. Я приказал снять работникам третью ступеньку по всей длине ее, и вот тут-то и оказались ясные и неоспоримые следы существовавшей в отдаленнейшие времена тут большой двери в два с половиной метра ширины. Отставивши бывший порог их от земли и вымывши весь водой, мы нашли его чрезвычайно истертым ногами и лоснящимся, особенно же выбитым посредине». Заканчивается письмо выражением «естественной в подобных обстоятельствах радости, соединенной даже с некоторым умилением, что, может быть, через эти самые камни переступал и Христос, ведомый на казнь».¹⁰⁷³

Сразу по завершении раскопок возникла мысль «покрыть эту Богошественную стезю от непогод особой постройкой». Осенью того же 1883 г. архимандрит Антонин получил от местных властей разрешение на постройку небольшого, в две комнаты, помещения на месте раскопок. Но вопрос о строительстве затягивался в связи с тем, что проект приобретал более масштабный характер. Первоначально, опасаясь сопротивления со стороны как турецких властей, так и Иерусалимской Патриархии, строители не говорили о замысле последующего устройства здесь русской православной церкви. Речь шла лишь об архитектурном оформлении «Русского места» как единого большого здания, вмещающего в себя ценнейшую археологическую зону. Тем не менее у турецких властей, а более всего в Иерусалимской Патриархии, крепли подозрения, что русские собираются построить в непосредственной близости от храма Гроба Господня собственную большую церковь, лишая тем самым святогробцев части паломнических доходов и вызывая зависть со стороны конкурирующих инославных конфессий.

Тем временем в России Палестинским обществом были приняты меры по сбору дополнительных средств на строительство проектируемого подворья (оно по-прежнему называлось пока «предохранительным зданием над местом Раскопок»), С санкции Св. Синода Совет Общества разослал циркулярные письма правящим архиереям по всем епархиям Русской Православной Церкви, а также, через Министерство внутренних дел, – губернаторам. Архитектурные планы и чертежи были готовы уже к октябрю 1886 г. Иерусалимскому губернатору Реуф-Паше было подано новое прошение о разрешении постройки. Но патриарх, «заинтересовавшийся» археологией, вновь высказывается против.

5 августа 1887 г. в Иерусалим губернатору пришло из Константинополя долгожданное разрешение. В ответ – телеграмма из Петербурга: «Просьба без замедления положить первый камень на месте раскопок». 11 сентября 1887 г. в 8 часов утра была наконец совершена закладка здания, «после чего были предложены тосты за Государя Императора, за Великого Князя Сергея Александровича и за процветание Общества». Великому Князю была направлена телеграмма: «Первый камень на Раскопках торжественно положен сегодня при большом стечении народа и при всеобщем энтузиазме».¹⁰⁷⁴ Телеграмма подписана консулом Д. Н. Бухаровым и членами Православного Палестинского общества: архимандритом Антонином, Д. Д. Смышляевым, консульским агентом в Яффе В. Н. Тимофеевым, архитектором Г. Франгья и др.

Руководил строительством все тот же иерусалимский архитектор Георгий Франгья, помощником его был местный прораб, грек Николай Г. Вальсамаки. Основная работа была проделана в летний сезон 1887 г., поскольку в сентябре, как предполагалось, великий князь Сергей Александрович с супругой великой княгиней Елизаветой Федоровной и братом великим князем Павлом Александровичем должны были посетить Святую Землю. Приехали они, однако, лишь в конце сентября 1888 г. – для участия в освящении храма Марии Магдалины Гефсимании. Августейшие паломники посетили и «Русские раскопки». Здание все еще не было завершено, и археологическая зона не была благоустроена. Как писала графиня О. Е. Путятина из Иерусалима В. Н. Хитрово, «на раскопках одно только, кажется, поразило Великого Князя и М. П. Степанова – это то, что самое священное место, Порог Судных Врат, завалено мусором и камнями, так что трудно отыскать его. Конечно, это только до времени, но все-таки, кажется, желательно было бы поскорее оградить и устроить этот уголок».¹⁰⁷⁵

Приходилось торопиться. 13 мая 1889 г. Смышляев заверяет Хитрово, что «постройка на Раскопках будет вчерне окончена в настоящем году».¹⁰⁷⁶ И через четыре дня: «Здание на Раскопках быстро подвигается». Это последнее сообщение об Александровском подворье в переписке его строителя, первого Уполномоченного ИППО в Иерусалиме Д. Д. Смышляева. Окончание внутренних работ потребовало еще одного сезона. В целом строительство Александровского подворья и его обстановка обошлись Палестинскому обществу в 136 тыс. рублей.

Археологическая зона, с Порогом Судных Врат, фрагментом городской стены и аркой Константина, была отделена широкой, не доходившей до верха здания стеной от помещения будущей церкви. Иерусалимская Патриархия не зря беспокоилась относительно русских планов. Внутри подворья была уже практически подготовлена к освящению церковь с иконостасом и размещенными в нем иконами. Ждали прибытия наследника-цесаревича Николая Александровича, будущего императора Николая И. Наследник должен был посетить Иерусалим 20–31 октября 1890 г., в ходе большого путешествия на Дальний Восток. По пути в Святую Землю цесаревич в Константинополе «с высочайшего его императорского Величества Государя императора соизволения предполагал лично испросить у Его Величества Султана согласие на освящение церкви на Русском месте близ храма Воскресения».¹⁰⁷⁷

Кстати, особого секрета из плана освящения церкви русские в Иерусалиме не делали. Новый губернатор Решад-Паша иначе не называл будущего подворья, как «ваша новая церковь». Из этого следует, что турецкие власти давно уже знали, что у Порога Судных Врат строится русская церковь и, несмотря на возражения греков, сами по себе относились к этому совершенно спокойно. Но приезд цесаревича Николая не состоялся из-за возникшего обострения отношений Порты и патриарха Константинопольского. Новое подворье, именовавшееся первоначально «Русский Дом», было освящено архимандритом Антонином (Капустиным) в день тезоименитства Великой Княгини Елизаветы Федоровны 5 сентября 1891 г. На церемонии демонстративно отсутствовали патриарх Иерусалимский Герасим и греческое духовенство.

Что касается церкви во имя святого Александра Невского, она будет освящена патриархом лишь через шесть лет – в результате чрезвычайных усилий и упорства со стороны Великого Князя Сергея Александровича. Сразу после кончины Александра III августейший председатель ИППО в рескрипте от 3 января 1895 г. на имя министра иностранных дел Н. К. Гирса писал: «Сведения, сообщенные Вашим Высокопревосходительством в письме от 20 декабря о тех затруднениях, которые может встретить сооружение церкви в Иерусалимском Русском доме, Мне хорошо известны, так как раскопки на этом месте произведены по Моему почину и дальнейшие работы были исполнены по непосредственным Моим указаниям. Но Мне одинаково хорошо известно постоянное желание в Бозе почившего Государя Императора довершить начатое освящение в Русском доме домовой церкви и осуществление этого отлагалось Им временно до представления к сему благоприятного случая. Во исполнение этого посмертного желания покойного Государя Императора, Мне казалось самым подходящим освятить домовую церковь в Русском доме в Иерусалиме во имя Св. Благоверного Великого Князя Александра Невского и этим исполнить долг Его памяти; подобно тому, как Он Сам, с такой сыновней любовью принимал активное участие в сооружении на Елеонской горе церкви в память в Бозе почившей Матери нашей Государыни Императрицы. Что же касается препятствий со стороны Иерусалимской Патриархии, то Я даже не могу допустить мысли, чтобы православная иерархия противодействовала желанию почтить память Того, который, по справедливости, был Покровителем и защитником Православия. Поэтому едва ли она решится открыто действовать против освящения предполагаемой церкви; препятствия же, которые она может воздвигнуть против этого косвенно, через посредство турецкого правительства и католического духовенства, легко устранятся вышеприведенными доводами».¹⁰⁷⁸

Уже от имени нового императора Николая Александровича генеральный консул С. В. Арсеньев обратился с настоятельной просьбой к Патриарху Иерусалимскому Герасиму: «Освящение домовой церкви во имя Святого Александра Невского составляет задушевное желание Его Императорского Величества Всемилостивейшего Государя моего и всей Августейшей Императорской Семьи. Будучи уполномочен довести о сем до сведения Вашего Блаженства, имею честь покорнейше просить благоволить уведомить меня о согласии Вашем освятить означенную домовую церковь».¹⁰⁷⁹

Подробное описание освящения 22 мая 1896 г. сохранилось в неопубликованном письме Уполномоченного ИППО в Иерусалиме Н. Г. Михайлова секретарю Общества В. Н. Хитрово. «Парадный коридор, все двери внутри и снаружи, иконостас, древняя арка, арка, ведущая к Порогу Судных Врат и другая, большая арка над Порогом, равно как и самый Порог были убраны зеленью и живыми цветами. Гостиная и смежная с нею комната устроены были для приема духовенства и приема почетных гостей. Широкий коридор верхнего этажа с тремя смежными с ним комнатами обращены были в столовые, в большей из этих комнат был сервирован стол на 30 приборов; здесь должны были завтракать: высшее духовенство, губернатор, управляющий русским консульством и другие почетные гости. В следующей комнате был сервирован стол на 21 прибор; за этим столом должны были поместиться наши и греческие иеромонахи и служащие Общества с учительницами Бет-Джальского пансиона. Наконец, в третьей комнате сервирован был стол на 15 приборов, за которым должны были завтракать дьяконы и певчие, принимавшие участие в освящении церкви. Двери всех комнат были открыты, что придало им вид общей столовой. <...> Приборы были убраны живыми цветами.

В 3 часа вечера патриарх Герасим, сопровождаемый управляющим нашим генконсульством (А. Ф. Кругловым. – Н. Л.), архиепископами и архимандритами, диаконами и певчими, торжественно внес в церковь частицы святых мощей великомучеников Харалампия, Феодора Стратилата и Пантелеймона для помещения их в престол в день освящения церкви. Положив мощи на дискос и покрыв звездицею и воздухом, Патриарх поставил их в алтаре, на аналое перед образом Рождества Христова, а затем отслужил вечерню. <...>

С рассветом 22 мая все наши подворья, больница, Миссия и Русский Дом украшены были флагами и транспарантами с вензелями Их Императорских Величеств и Его Императорского Высочества Великого Князя Сергея Александровича с Великою Княгинею Елизаветою Феодоровною. Ровно в 6 утра с колокольни Воскресенского храма раздался торжественный звон. Через несколько минут патриарх, сопровождаемый греческим духовенством и управляющим нашим генеральным консульством, с 8-ю русскими и патриаршими кавасами во славе вошел в Русский Дом и тотчас же начал освящение церкви. В это же время прибыли дети Бет-Джальского пансиона с начальницею и всеми учительницами. В 7 утра я счел возможным срочною депешею донести Его Императорскому Высочеству об освящении церкви, надеясь, что депеша дойдет к концу сего исторического события.

Около 8 утра в церковь прибыли: драгоман губернатора, греческий консул и многие другие лица иерусалимского общества. Губернатор Ибрагим-Паша, как мусульманин, редко присутствует на торжествах освящения христианских храмов, но обыкновенно посылает в качестве представителя своего драгомана, греко-униата Бешара-эфенди.

К 9 утра церковь и окружающие ее помещения были полны народом. Заблаговременно поставленные мною у входов проводники Общества, во избежание беспорядка, прекратили по моему приказанию впуск людей. В церкви находилось около 250 человек, в остальных помещениях и на террасе было около 600 человек, в числе коих 160 человек поклонников, а большая часть присутствующих состояла из местных жителей всех классов; заметно было также немало абиссинцев.

Было ровно 9.30 утра, когда во вновь освященном храме в первый раз на литургии помянуто было имя в Бозе почившего Государя Императора Александра Александровича.

Перед положением святых мощей под плитою престола архимандрит Рафаил (Трухин) по соглашению с патриархом Герасимом предложил составить два списка имен о здравии и о упокоении. Я тотчас же составил таковые списки и вручил их о. архимандриту, который, прочитав все имена, сложил списки и положил их сверх серебряного ковчежца со святыми мощами, положенными патриархом в выдолбленное углубление каменного столпа, служащего основанием престола. Затем патриарх залил святые мощи и покрывавшие их списки мастикой, а присутствующие в алтаре духовенство и светские лица дружно подняли большую каменную плиту престола и навсегда поместили ее вырезанным снизу углублением на каменный столп. В числе имен о здравии рабов Божиих помещены мною: Михаила (М. П. Степанова), Василия (В. Н. Хитрово), Петра (П. А. Васильчикова), Марии (графини М. В. Орловой-Давыдовой), Софии (С. Д. Хитрово), Марии (М. И. Торентани). В списке о упокоении представлены имена, означенные также и на поминальных досках у Порога Судных Врат. На обороте списков сделаны надписи: «Храм сей освящен во имя святого благоверного великого князя Александра Невского Патриархом Герасимом, в сослужении со священноархимандритом Рафаилом, начальником Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, при уполномоченном Императорского Православного Палестинского общества в Иерусалиме Николае Григорьевиче Михайлове, мая 22 дня 1896 года.

По просьбе о. архимандрита Рафаила все оставшиеся в Русском Доме после освящения церкви снялись у Порога Судных Врат. Таким образом окончилось торжество освящения церкви, и насколько событие это было радостно для нас, настолько же оно неприятно было для греков. В продолжение всего этого дня на Елеонской горе и в Троицком соборе раздавался торжественный пасхальный звон. Вечером, несмотря на поднявшийся сильный ветер, весь Русский Дом, крест на освященном храме, все наши подворья, больница и здание Духовной Миссии были иллюминованы».¹⁰⁸⁰

Правовая и владельческая история Александровского подворья не менее интересна и сложна, чем история его строительства. Как было сказано, участок земли был приобретен частично на средства консульства (т.е. российского государства), частично на средства начальника Русской Духовной Миссии (т.е. Русской Церкви). Оформлен он был на имя Российского Правительства, управлялся сначала Министерством иностранных дел, а с 1884 г. Православным Палестинским обществом. Как писал генеральный консул в Иерусалиме В. Ф. Кожевников в донесении директору Азиатского департамента МИДа И. А. Зиновьеву от 20 июля 1884 г., «сооружение каменной постройки со сводом для предохранения от зимних дождей и непогод найденных остатков древностей, как намеревается привести это в исполнение Палестинское общество, не встречает, конечно, здесь, на месте, никаких серьезных затруднений,¹⁰⁸¹ так как участок, на коем производились раскопки, составляет законную собственность Русского Правительства, предполагаемая же предохранительная постройка является делом естественной необходимости».¹⁰⁸² Тем не менее Иерусалимская Патриархия, как и турецкий губернатор Иерусалима, сознательно запугивали Стамбул враждебными слухами, будто «русские хотят строить чуть ли не крепость около храма Воскресения».¹⁰⁸³ Лишь 27 октября 1896 г., на основании султанского ираде (указа), участок и здание были «признаны собственностью Русской Державы, в удостоверении чего выдан соответствующий иль-мухабар».¹⁰⁸⁴

Самым поздним в ряду иерусалимских проектов ИППО является Николаевское подворье, названное так в память о последнем российском самодержце. Договор на проектирование с петербургским архитектором А. Е. Элкиным был заключен в апреле 1902 г., закладка здания состоялась 5 сентября 1903 г. (в день тезоименитства вел. княгини Елизаветы Федоровны). Как проектирование, так и строительство в силу общих неблагоприятных обстоятельств (Русско-японская война, революция 1905 г.) шли туго. Здание, не вполне законченное отделкой, было освящено лишь 5 декабря 1905 г. – в праздник святителя Николая Чудотворца.¹⁰⁸⁵ Расходы на его строительство составили 168 546 руб.¹⁰⁸⁶

Одним из колоритнейших деятелей Русского Иерусалима был игумен Вениамин (Лукьянов Василий Иванович; 1815–10.09.1897), участник Крымской войны (духовник Крестовоздвиженской общины сестер милосердия), проживший в Святой Земле (с 1846) более полувека.

В библиотеке ИППО сохранилась большого формата рукописная книга в твердом картонном переплете (так переплетались все рукописи, принадлежавшие ИППО), на корешке которой золотом вытиснена надпись: «Письма к о. Вениамину». В левом верхнем углу лицевой крышки переплета приклеен инвентарный номер рукописи: «И.П.П.О. Б. IV. № 888». На внутренней стороне крышки, также в левом верхнем углу, приклеен прямоугольный листок бумаги с экслибрисом Общества (переплетенные буквы «П» и «О»), повторенным инвентарным номером и пометами пером: «20/Х1 98» и «1 р. 15 к.» (дата и цена переплета). Сборник не толстый, объемом в 151 нумерованную страницу. Писан писарской рукой, тремя различными, не очень аккуратными почерками. Титульный лист отсутствует, что, к сожалению, характерно и для других аналогично оформленных рукописных книг библиотеки ИППО. Но к первой странице подклеен лист меньшего формата, на котором написано: «Письма разных лиц к о. Вениамину. Рукопись» (выделенные курсивом слова были затем зачеркнуты карандашом, остальные тем же карандашом подчеркнуты). Очевидно, сборник переписан и переплетен осенью 1898 г. по указанию В. Н. Хитрово. Всех писем 76, самое раннее датируется 1846 г., самое позднее – 1884 г. Среди корреспондентов Вениамина было немало известных лиц. Это и великая княгиня Елена Павловна, и выдающийся русский хирург Н. И. Пирогов, и начальники Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандриты Порфирий (Успенский) и Антонин (Капустин). Почти все письма кратко прокомментированы адресатом, что увеличивает их источниковедческое значение для истории Русской Палестины и русской церковной жизни в целом.

Основные биографические данные устанавливаются по указанию послужного списка 1892 г..¹⁰⁸⁷ О происхождении Вениамина в том же документе сказано: «Обер-офицерский сын из г. Кишинева. Служил писцом в гражданской опеке г. Бильц с 1835 по 1840 год. Женат не был. Учился грамматике, катехизису, священной истории, арифметике, географии, латинскому и молдавскому языкам».

1 августа 1840 г. Василий Лукьянов отправился из России на поклонение святым местам и остался на жительство в афонском ските св. пророка Илии. Там же пострижен в монашество (5 декабря 1841 г.). 10 января 1842 г. в Афонском Кутлумушском монастыре рукоположен в иеродиакона и на другой день в иеромонаха. В 1846 г. в Ильинском скиту познакомился с архимандритом Порфирием (Успенским), совершавшим первое свое путешествие по Святой Горе. Сохранилось письмо Порфирия к молодому иноку от 18 мая 1846 г. – ответ на просьбы о наставлении.¹⁰⁸⁸ Можно думать, именно под влиянием общения с основателем Русской Духовной Миссии возникла у Вениамина мысль связать свою жизнь со Святой Землей. В 1846 г. он прибыл в Иерусалим и, поселившись по благословению патриарха Иерусалимского Кирилла II в одном из греческих монастырей, «семь лет правил все службы для русских поклонников безвозмездно».¹⁰⁸⁹

В 1854 г. в связи с началом Крымской войны Вениамин отбыл в Россию вместе с другими российскими подданными, жил в Петербурге, в Александро-Невской лавре. 4 ноября того же года указом Святейшего Синода определен духовником при Крестовоздвиженской общине сестер милосердия, причем формально утвержден был как в монашестве, так и в священстве, полученными им за границей (монашество и сан, принятые вне границ империи, не признавались в России).¹⁰⁹⁰ 5 ноября отправился вместе с Общиной в Крым, в Севастополе и Симферополе исполнял требы в военных госпиталях и перевязочных пунктах (в том числе для раненных пленных – англичан и французов). Тогда, вспоминал старец, и явилась ему впервые мысль о создании в память жертв войны своеобразного общехристианского (как сказали бы теперь, «экуменического») приюта милосердия в Святой Земле.

5 февраля 1856 г. удостоен серебряной медали на Георгиевской ленте, а 18 февраля пожалован кавалером ордена св<ятой> Анны 3-й степени, в «воздаяние примерного усердия и самоотвержения, оказанных им при исполнении своих обязанностей во время обороны Севастополя». 26 августа 1856 г. о. Вениамин присутствовал на коронации императора Александра II. В тот же день по представлению Св. Синода награжден золотым наперсным крестом на Георгиевской ленте «во внимание к примерному усердию и неустрашимости, с которыми, состоя при Крестовоздвиженской Общине, подавал духовную помощь раненым», а «на другой день имел счастье представиться Императору и Императрице и с ними разговаривал о Палестине». В новый состав отправляемой в Иерусалим Русской Духовной Миссии он, однако, включен не был. По ходатайству великой княгини Елены Павловны, знавшей Вениамина по основанной ею Крестовоздвиженской общине, он был 7 октября 1856 г. определен служащим иеромонахом в домовую церковь Мариинского института в Петербурге. В декабре получил из Главного штаба армии, через канцелярию С.-Петербургского митрополита, памятный бронзовый крест на Владимирской ленте и медаль на Андреевской ленте за кампанию 1854–1855 гг.

19 ноября 1857 г. снова отправился в Иерусалим, «на бессрочное пребывание», где жил по-прежнему в греческом монастыре, совершая требы для русских богомольцев. 14 апреля 1861 г., по представлению начальника РДМ епископа Кирилла (Наумова), указом Святейшего Синода определен штатным членом Миссии, получил золотой наперсный миссионерский крест. 29 августа 1862 г. награжден набедренником. В 1864 г., когда, с назначением нового начальника архимандрита Леонида (Кавелина), по решению Св. Синода был обновлен весь состав Миссии, отец Вениамин был отчислен и вновь вынужден перейти в один из греческих монастырей (известно, что некоторое время он жил в Лавре прп. Саввы Освященного). Наконец, 8 января 1871 г., по представлению архимандрита Антонина, окончательно зачислен в штат РДМ.¹⁰⁹¹

Архимандрит Антонин, много сделавший для возвращения о. Вениамина в Миссию, постоянно пользовался его помощью и чрезвычайной, по долговременному пребыванию в Палестине, информированностью. Святитель Феофан Затворник, помнивший Вениамина еще по первому периоду его иерусалимской жизни, рекомендовал позже знакомым, собиравшимся в Святую Землю, обращаться к его советам.¹⁰⁹² В период Русскотурецкой войны 1877–1878 гг., когда члены Миссии должны были покинуть Палестину и прожили весь период войны в Афинах, Вениамин, благодаря своему «греческому» статусу, оставался в Иерусалиме. От этого времени сохранилось несколько писем Антонина к нему.¹⁰⁹³

16 марта 1887 г. о. Вениамин на собственные и собранные средства приобрел в Иерусалиме дом (первоначально – на имя иерусалимского банкира Я. Фрютигера, чтобы покупка не выглядела «русским вторжением»: речь шла о доме в еврейском квартале) и устроил в нем, как мечтал, «женский приют для трех вероисповеданий: православных, католичек и протестанток».¹⁰⁹⁴ В частности, он поселил в приобретенном доме двух англиканок и немку-католичку. Идея общехристианского приюта не нашла, однако, развития: католики и протестанты уже владели к этому времени множеством собственных благотворительных учреждений в Палестине, да и «простота и незатейливость» бытового обслуживания в русском приюте не отвечала, мягко скажем, европейским стандартам.

После неоднократных столкновений с прежними жильцами (дело, как вспоминает Ксения Хомутова, назначенная Вениамином смотрительницей дома, доходило до рукоприкладства), в январе 1889 г. с помощью российского консула и турецкого губернатора Иерусалима, отцу Вениамину удается отселить беспокойных соседей и перевести купчую на свое имя. С этого времени, собственно, и начинается история «Вениаминовского подворья» как приюта для поселения исключительно русских паломниц.¹⁰⁹⁵

В 1891 г. желание обеспечить будущее своему учреждению подвигло старца (ему было уже около 80 лет) передать права собственности Императорскому Православному Палестинскому обществу, с сохранением за Вениамином пожизненного управления и с гарантией жилищных прав ранее принятых насельниц.¹⁰⁹⁶ Первоначально он планировал передать его в ведение иерусалимского консульства¹⁰⁹⁷ или архимандрита Антонина. Затем условия складываются так, что старец решается передать подворье Палестинскому обществу. Во избежание противодействия и недоразумений со стороны властей и заинтересованных лиц (включая Патриарха Иерусалимского) дарение юридически было оформлено как продажа на имя уполномоченного Палестинского общества в Иерусалиме Н. Г. Михайлова. В благодарность за щедрый дар (его оценивали в 25 тыс. руб.) основатель подворья был избран в почетные члены Общества и награжден, по ходатайству вел. кн. Сергея Александровича, орденом св. Владимира 3-й степени. В 1894 г. Св. Синод возвел его в сан игумена.

Вениаминовское подворье состояло из обнесенной каменной стеной усадьбы, площадью 1 600 кв.м, с четырьмя флигелями и двумя цистернами, необходимыми тогда в Иерусалиме для сбора дождевой воды. 5 июля 1892 г., в день тезоименитства «Президента Палестины», как называл Вениамин председателя Палестинского общества вел. кн. Сергея Александровича, были торжественно открыты новые ворота Подворья, «с мраморною доскою и с надписью золотыми буквами» (старец потратил на их сооружение 100 наполеондоров). В августе 1893 г. на участке Подворья был построен еще один двухэтажный корпус, стоимостью в 300 наполеондоров. В знак благодарности Сергей Александрович выразил желание «от своего имени послать ему золотой наперсный крест с драгоценными камнями».¹⁰⁹⁸

Известно также о пожертвовании Вениамином (в сентябре 1894 г.) значительной суммы на благоустройство Бет-Джальской женской семинарии ИППО (там же, л. 33). 15 декабря 1894 г. он прислал в благословение вел. княгине Елизавете Федоровне икону «Посещение Пресвятою Девою святой праведной Елизаветы», «вырезанную на дощечке Мамврийского дуба».¹⁰⁹⁹ Написанный Вениамином в июне 1895 г. «Ответ князю К. А. Вяземскому из Иерусалима»¹¹⁰⁰ содержит уникальные сведения о состоянии русских подворий в Святой Земле до и после создания Палестинского общества.

После кончины своего основателя (Вениамин умер 10 сентября 1897 г.) Вениаминовское подворье было перерегистрировано в 1898 г. на имя Председателя Палестинского общества вел. кн. Сергея Александровича. Бессменной его смотрительницей на протяжении всего периода до 1914 г. была назначенная Вениамином Ксения Александровна Хомутова.

В отличие от других подворий ИППО, предоставлявших временный (как правило, сезонный, с Рождества до Пасхи) приют паломникам, Вениаминовское подворье представляло собой фактически богадельню, где за небольшой вступительный взнос паломницы, желавшие окончить свои дни в Иерусалиме, могли «откупить» себе отдельную комнату или место в общей, с 2–3 совладелицами. О социальном составе приюта можно судить по регулярно составлявшимся спискам. Так, на 1 декабря 1900 г., среди его пестрого «населения» значились, помимо доживавшей свой век англичанки К. Хен, из числа первопоселенок, 36 русских женщин: 3 дворянки, 19 крестьянок, 8 мещанок, 4 казачки и 2 солдатки.¹¹⁰¹ Подворье пользовалось доброй славой: на каждое вакантное место немедленно находилось несколько желающих, и Совету ИППО приходилось вмешиваться, чтобы соблюсти справедливость в очередности.

В декабре 1908 г. в Иерусалиме состоялось совещание с участием генконсула А. Ф. Круглова, управляющего подворьями ИППО Н. Г. Михайлова и врача русской больницы В. Я. Северина относительно присвоения Вениаминовскому подворью официального статуса богадельни. Это было, однако, признано невозможным. Вопрос вновь был поднят в 1910 г., в приезд в Иерусалим секретаря ИППО А. А. Дмитриевского для ревизии учреждений Общества – и опять остался нерешенным. 8 февраля 1910 г. был составлен «Протокол Комиссии по вопросу о праве пользования бесплатным помещением в Вениаминовском приюте», подробно регламентировавший право жительства и содержания старожилок подворья. Совет ИППО утвердил постановление Комиссии как временную меру – «впредь до изменения положения Вениаминовского подворья, требующего, как известно, уже давно преобразования».¹¹⁰² До преобразований дело так и не дошло. Потом были Мировая война и революция. В 1964 г., наряду с другими 14 крупнейшими объектами русской собственности в Палестине, Вениаминовское подворье было продано израильтянам. Летом 2010 г., в соответствии с планом реконструкции Иерусалима, здания подворья были снесены, участок занят новой постройкой.

Памятники, связанные с деятельностью ИППО, существуют и вне Иерусалима. ИППО с самого начала своей деятельности уделяло большое внимание благотворительности и строительству в Галилее. В 1885 г. в Муджедиле (Мжделе, по другому написанию) была построена первая церковь Палестинского общества в Святой Земле – храм во имя преподобного Сергия Радонежского. В том же году строится на средства Общества церковь Георгия Победоносца в Кане Галилейской. Щедрая помощь оказывалась также главному православному храму Назарета – церкви Благовещения у Святого Источника. Иконы в серебряных окладах, написанные по заказу ИППО мастерами-иконописцами Троице-Сергиевой Лавры, доныне украшают интерьер храма.¹¹⁰³

История русского участка в Назарете восходит к 1864 г., когда российский консульский агент К. Аверино неподалеку от церкви Благовещения приобрел участок земли для будущей русской странноприимницы. Но лишь в 1901 г. состоялась закладка подворья на этом участке. Строительство (по проекту архитектора и археолога из Хайфы Готлиба Шумахера) продолжалось три года. Освящение подворья произошло в сентябре 1904 г.

Особый интерес представляют публикации и неопубликованные доклады В. Н. Хитрово, посвященные истории и статистике русского православного паломничества. В статье «Какими путями идут русские паломники в Святую Землю» секретарь ИППО на основании учета числа паломников, прошедших через учреждения Общества в 1883–1896 гг., предпринял попытку оценить общий состав паломнического контингента и выявить его социальные характеристики.

Некоторые показатели нетрудно было предвидеть даже из непосредственных, «на глазок», наблюдений. Так, оказалось, что 66 % всех паломников составляют женщины, от 85 до 90 % составляет простонародье. Уже на пароходах, при переезде из Одессы в Святую Землю, бросалось в глаза, что 97,5 % русских паломников «не могут позволить себе относительные удобства плавания»: первым классом за 16 лет отправились в Святую Землю лишь несколько десятков человек, вторым классом – 570 человек, а 22,5 тыс. человек плыли самым дешевым третьим классом.¹¹⁰⁴

Что касается общей численности русских православных паломников, ежегодно прибывавших в Палестину и останавливавшихся на подворьях ИППО, она определяется для последних двух десятилетий XIX в. (начиная с 1883 г. – напомню, ИППО возникло в 1882) следующими цифрами:¹¹⁰⁵

Наиболее серьезные отклонения, противоречащие отчетливой общей тенденции роста численности богомольцев, связаны с внешними причинами: с 1891 – апрель 1892 воспрещение выезда паломников из России по случаю холеры; с 2 июня 1892 по 12 января 1893 и с 17 июля 1893 – 16 декабря 1893 всеобщие карантины в Турции; с ноября 1895 – февраль 1897 и с 11 ноября 1897 – январь 1898 запрещение выдачи льготных паспортов, а с 28 января 1897 – 16 ноября 1897 полное запрещение выезда паломников из России.

Исключая эти годы, как аномальные, В. Н. Хитрово опирался далее на данные только, как он писал, «нормальных лет»:

В 1888 г. 3666 паломников

В 189⁵/₆ » 4852 »

В 189⁸/₉ » 6128»

В первый 7-летний период с 1888 г. по 189⁵/₆ г. ежегодное приращение составляет 170 человек в год,¹¹⁰⁶ во второй 4-летний период с 189⁵/₉ то же приращение в год составляет 319 человек.

Резкий прирост показателя объяснялся, по мнению автора доклада, установлением удешевленного железнодорожного тарифа в декабре 1894 г. Следует учитывать и другие причины: развитие железнодорожных путей, удобства сообщения с Иерусалимом, удобства на русских подворьях, лучшее ознакомление со Св. Землею благодаря Вербному сбору, народным чтениям, распространению дешевых и бесплатных научнопопулярных изданий и листовок ИППО.

Пропорционально росли и цифры числа паломников, единовременно находившихся на Пасху в Иерусалиме:

Существенный вклад в цифру 1899 года составило пасхальное паломничество моряков русской Средиземноморской эскадры. Как писал в своем донесении командующий эскадрой контр-адмирал Н. И. Скрыдлов, посетивший Иерусалим с командой броненосца «Александр И» в составе 30 офицеров и 600 матросов, «в Иерусалиме, несмотря на необыкновенно большой в этом году прилив паломников, офицеры и команда броненосца нашли приготовленные для них помещения в зданиях «Русских построек», любезно предоставленные в их распоряжение Имп<ераторским> Православным Палестинским обществом и нашей Духовной Миссией.

Палестинское же общество безвозмездно продовольствовало чинов броненосца во все время их пребывания в Иерусалиме. Я лично пользовался широким гостеприимством нашего Генерального консула действительного ст<атского> сов<етника> А. Г. Яковлева.

В течение Страстной недели команда посещала все патриаршие службы у Гроба Господня, где распоряжением турецких властей ей отводились особые места. У Гроба Господня я и чины броненосца встретили Светлое Христово Воскресенье. Благодаря заботам нашего консула, Палестинского общества и местных властей пребывание команды в святых местах было обставлено всеми удобствами, а сам патриарх постоянно оказывал мне различные знаки внимания, распространяя его на офицеров и нижних чинов, каждого из них благословил иконою, крестиком и пасхальным яйцом.

Присутствие в городе массы русских паломников, команды русского корабля, офицеров и адмирала, совпавшее с пребыванием здесь крайне популярного на Востоке бывшего нашего посла в Царьграде действительного тайного советника А. И. Нелидова, дало настоящему светлому празднику в Иерусалиме характер большого русского торжества, вызвавшего сильный подъем духа среди наших паломников и местного русского общества».¹¹⁰⁷

Это было, кстати, не первое паломничество команд русских военных кораблей в Иерусалим. В январе 1889 г. в Иерусалиме был великий князь Александр Михайлович с моряками его судна, а в апреле 1890 г. – команда крейсера «Владимир Мономах», не говоря о регулярных заходах в Яффу дежурных русских канонерок, с обязательным посещением командами святынь Иерусалима.

О социальном составе паломничества позволяют судить данные паломнических книжек, введенных Палестинским обществом с 10 февраля 1883 г. и обеспечивавших российским богомольцам удешевленный проезд поездом до Одессы и пароходом из Одессы в Яффу и обратно. Не все паломники пользовались книжками, но количество использованных книжек оказалось достаточно репрезентативным для некоторых социологических выводов. По имевшимся в канцелярии Общества данным Хитрово удалось выявить более или менее точный социальный облик русского православного паломника. Ученый располагал сведениями за период времени с 1883 г. по 1896 г. Через учреждения ИППО в Палестине прошло в эти годы 22 238 человек (14 891 паломниц и 7 347 паломников), по социальным группам они распределялись следующим образом:

Как видно из таблицы, лишь в купеческом сословии мужчины и женщины представлены среди паломников почти равномерно. Наиболее резкие различия наблюдались в крестьянской среде: на каждого паломника приходилось по две и более паломниц. Это соответствует ситуации с так называемой «феминизацией» русского монашества, среди которого насельницы женских монастырей также составляли в последние десятилетия перед революцией более двух третей.

Интересные наблюдения относительно типологии русского паломника содержатся в путевых заметках Г. Горбунова (1913 г.).¹¹⁰⁸ «Кадр паломничества, – пишет автор, – составляли люди, которые давно названы «богоискателями», для которых Палестина – предмет давних и затаенных вожделений. Люди эти чаще – среднего или скорее сравнительно молодого возраста. В последние годы, когда вопросы религии сделались предметом повышенного внимания и законодательных предположений (т.е. с 1905 г. – Я. Л.), движение в Палестину особенно возросло. За 4–5 последних лет наблюдается особенно много старообрядцев, которые в Палестине сливаются с остальной массой русских».

Были и такие паломники, которые шли выполнить то, что должно было покрыть старое греховное прошлое, причем явилось желание ехать ввиду близкой смерти, болезни и т.п. Ощутить более реально святыню, понять Божественную Правду, найти выход из греховного мрака, – ради этих задач едут ко Гробу Господню люди среднего достатка, «деревенская буржуазия». Здесь они отличаются от первой группы (т.е. «богоискателей». – Н. Л.) своей уравновешенностью и спокойным отношением. Таких паломников можно назвать «практиками».¹¹⁰⁹

Третий тип, выделяемый Горбуновым, «это, по преимуществу, женщины-послушницы, или так называемые «монашки», живущие в миру старые девы, обслуживающие обычно несложные деревенские нужды, типа чтения <Псалтири> над усопшими. Их можно выделить в особую рубрику и назвать «паломницами-рецидивистками». Большинство их направляется в Палестину не в первый раз; после первой поездки они ежегодно осенью едут в Иерусалим, а домой возвращаются к началу полевых работ. Повторные поездки делают часто с новыми паломниками, большую частью являясь проводниками купчих или богатых крестьян. Среди них встречается немало несимпатичных лиц, чуждых сознательного религиозного одушевления».¹¹¹⁰

«Интеллигентных паломников, как у других христианских народов, у нас нет, – подчеркивает автор. – В книге посетителей Русского подворья в Иерусалиме (имеется в виду Сергиевское подворье, см. выше. – Н. Л.) цифра их доходит до 100 при 11 тыс. паломников за год. Да и эта сотня составляется лишь благодаря тому, что мимо Яффы ежегодно проходит канонерская лодка, экипаж которой в полном составе приезжает в Палестину».¹¹¹¹ Приведенные данные совпадают в целом с наблюдениями других компетентных наблюдателей.

Путь русского паломника от самого дома до Иерусалима, даже в начале XX в., в эпоху прогресса и буржуазного процветания, был путь поистине крестный. Прожив долгую и трудную жизнь, поставив детей на ноги, накопив ценой лишений 100–200 рублей и подготовившись к дальнему пути постом, молитвой, исповедью, – русский паломник уходил в Иерусалим с черными сухарями в котомке за плечами и полотняной сумкой на груди со сменой белья и чистой одежды. У пояса – котелок или жестяный чайник, в руках – страннический посох. В Одессе паломник выправлял в губернском присутствии заграничный паспорт и садился на пароход.

И это тоже было испытанием. «Лучшие пароходы Русского общества пароходства и торговли, следующие прямиком до Александрии и Яффы, пассажиров на палубу не берут. Большинство паломников плывут круговым рейсом, вдоль берегов Малой Азии, на небольших грузовых пароходах старого типа... Размещаются на палубе и на носу, или забиваются всей массой в душный трюм – рядом с отарами овец и стадами быков».¹¹¹²

Высадившись, наконец, после десятидневной, а то и двухнедельной морской перевозки, в Яффе и прождав полдня на солнцепеке у вокзала, паломники затем ехали несколько часов в небольших переполненных вагонах (в 1892 г. была построена железная дорога Яффа – Иерусалим, до того времени паломнические караваны шли пешком), и лишь к вечеру добирались до Иерусалима и получали бесплатный приветственный ужин на подворьях Палестинского общества.

Два-три дня по прибытии паломники отдыхали и осматривались. Потом в назначенный день их вели в греческую Патриархию, где, по старинному обычаю, иеродиаконы и послушники совершали для них обряд умовения ног, производящий на всех глубокое впечатление. Иногда патриарх лично благословлял паломников. И всегда внизу, под Голгофой, эпитроп Святого Гроба принимал от каждого посильную лепту (в среднем 10 рублей) на обедни, молебны, поминовения.

Паломнический сезон начинался с Рождества Христова и заканчивался Святой неделей. Все дни, как правило, были очень насыщенными. Религиозный подвиг, принятый на себя добровольно и исполняемый добросовестно, почти не оставлял паломнику свободного времени. Посещения церковных служб в Троицком соборе и других русских храмах, ночные службы в храме Гроба Господня... Три или четыре месяца, проведенные в Святой Земле, были наполнены до краев и едва оставляли время на отдых. В назначенные дни паломники по заранее составленным маршрутам, под руководством опытных кавасов-черногорцев, посещали гробницу Божией Матери в Гефсимании, святыни Елеона, Сионскую горницу, Вифанию с гробницей праведного Лазаря. Строго по расписанию отправлялись паломнические караваны на Иордан, в Вифлеем, в Хеврон – к Мамврийскому дубу. Самое отдаленное путешествие было в Назарет на Благовещение.

В целом же русский паломник, «явившийся в Палестину видеть все своими глазами и исходить своими ногами, почувствовав себя в Палестине, как на родине, неохотно подчиняется существующим расписаниям и совершает путешествия на свободе, в компании 2–3 человек, особенно если среди них найдется один уже бывалый паломник».¹¹¹³

Проведя в храме Гроба Господня практически всю Страстную седмицу, дождавшись Великой Субботы с чудом Святого Огня и засветив от него неугасимую лампаду в специальном путевом фонарике, чтоб донести его потом до родной деревни, выслушав пасхальную утреню и вечерню, когда патриарх Иерусалимский оделял каждого молящегося красными яйцами, разговевшись на средства ИППО на «Русских постройках», радостные паломники отправлялись в Яффу – и снова на палубы «архаичных ковчегов, именуемых пароходами РОПИТ».

В опустевших котомках – реликвии Святой Земли: флакончики с иорданской водой и маслом от Гроба Господня, камешки с Фавора или Синая, а в бельевых сумках – сорочки, в которых богомольцы погружались в священные воды Иордана, пальмовая ветвь от крестного хода в Неделю Ваий и обязательная разрешительная молитва, выдаваемая греческим духовенством. Словом, никто не уезжал без вещественных благословений Святой Земли (по-гречески эти паломнические святыньки так и называются евлогии – «благословения»). После поминальных служб, эти благословения – вторая по духовному значению и по материальной ценности статья расходов русского паломника.¹¹¹⁴

По справедливому наблюдению английского писателя Ст. Грэма, проехавшего в 1913 г. вместе с русскими паломниками от Одессы до Иерусалима, «каждый мужичок, приходящий в Иерусалим, представляет не только свою семью, но и всю свою деревню. Зачастую несет он с собой подаяния целого села и длинный список односельчан, за которых надо помолиться. Ежегодно этот российский хор идет к Богу и к палестинским святыням, и это будет продолжаться в течение веков, пока не погибнет русское крестьянство». При этом автор отмечал, что русские из высших классов подобны европейским и американским туристам и «не имеют ничего общего с паломнической массой».¹¹¹⁵

Как всякое массовое явление, русское православное паломничество имело свои достоинства и недостатки. Но в целом, как справедливо писал В. Н. Хитрово, именно паломникам «обязаны мы тем влиянием, которое имя русское имеет в Палестине; влиянию настолько сильному, что вы с русским языком пройдете по этой дороге и вас не поймет разве только какой-нибудь пришлый издалека бедуин. Отнимите вы этого мужичка – и исчезнет “Москов”,¹¹¹⁶ единственный еще поддерживающий в Палестине русское влияние. Отнимите его – и Православие заглохнет среди систематической католической и еще более сильной в последнее время протестантской пропаганды».¹¹¹⁷

Одним из главных направлений деятельности, записанных в Уставе Палестинского общества, а может быть, даже и важнейшим из всех был многоаспектный комплекс мероприятий, покрывавшихся широким понятием «поддержка Православия в Святой Земле». В это понятие включались и прямая финансовая помощь иерусалимским патриархам, и строительство храмов в местах компактного проживания православных с последующим их обеспечением всем необходимым, и дипломатическая помощь в противостоянии Патриархии как турецким властям, так и инославному внедрению. Но наиболее эффективным средством укрепления позиций Православия справедливо считалась учебно-просветительная работа среди арабского православного населения. Помимо собственно образовательной функции русских школ в Палестине, они рассматривались руководством Общества как единственный реальный инструмент конкуренции православной России на Востоке с католическими и протестантскими державами Запада.

Греческая иерархия не была заинтересована в просвещении арабской паствы, так как сама она пополнялась исключительно константинопольскими, а впоследствии, в ХVIII-ХIХ вв., и морейскими греками. И отнюдь не по неспособности арабов-христиан к занятию иерархических должностей, а намеренно, чтобы исключить возможность прихода к власти «арабофонных» христиан, как называют греки православных арабов.

Стремление переломить ситуацию с самого начала определяло характер русского церковно-дипломатического вмешательства на Востоке. Россия никогда не рассматривала Палестину или Сирию как плацдарм для колониальной агрессии, предмет каких-либо военно-политических амбиций. Русская дипломатия сознательно и последовательно поддерживала рост национального чувства, стремление арабов к духовной независимости и самобытности. Уже в 1858 г. во Всеподданнейшем докладе министра иностранных дел князя А. М. Горчакова говорилось: «Доселе мы смотрели на Церковь в Сирии и Палестине более через призму греческую, потому что вся ее высшая иерархия состоит из греков, хотя весь народный элемент есть чисто арабский в двух Патриархатах – Иерусалимском и Антиохийском, и даже отчасти в Александрийском, ибо вне обителей и главных городов богослужение совершается там только на языке арабском. Греки нетерпимы здесь не только народом, но и священниками, а между тем вся наша милостыня сыплется большею частью на иерархию греческую. Наша цель, наше стремление должны состоять в примирении враждующих племен Востока. Мы должны примирять враждующих и поддерживать арабов».¹¹¹⁸

Внешнеполитическая линия, выработанная князем А. М. Горчаковым, была во многом основана на донесениях с Востока основателя и первого начальника Русской Духовной Миссии в Иерусалиме архимандрита, впоследствии епископа Порфирия (Успенского). Его и следует по праву считать «первооткрывателем» для русской науки и общественного сознания истинного состояния арабского духовенства и верующих, находившихся под двойным гнетом – турецкого исламского политического правления и греческой ксенократической церковной верхушки.

С любовью и неизменной заботой относился архим. Порфирий к забитому арабскому духовенству и вообще к христианам-арабам. «Я защищал пред наместниками (напомним, что сам патриарх жил в Константинополе. – Н. Л.) арабский народ, хваля его учтивость, трудолюбие, честность и твердость в вере. Арабы в течение второго тысячелетия хранят твердо веру православную, несмотря на гонения магометан и при всей темноте их пастырей. Поразительна их детская простота, с какою они молятся в своих храмах, кои не имеют почти ничего похожего на дом Божий. Все эти храмы находятся в столь жалком положении, содержатся в такой неопрятности, а священники так темны и так нерадивы к исполнению своих обязанностей, что я плакал при обозрении их храмов. Но я не виню в этом арабов – темных оттого, что никто в мире не думает о просвещении и спасении их, оттого, что греческое духовенство презирает их и считает хуже псов смердящих, забывая, что Церковь Палестинская заключается не в рукотворном храме, а в душах».¹¹¹⁹

В 1849 г. он с гордостью записывает в дневнике: «В Лазареву субботу началось воскресение Палестинской Церкви». Патриарх Кирилл II пообещал начальнику РДМ учредить духовную семинарию для образования сельских священников и «уже вызывает из Сирии друга моего, о. Спиридона, оглашать словом Божиим юных арабчиков».¹¹²⁰ 14 июня 1849 г. задуманное Порфирием греческо-арабское училище было открыто. За три месяца до отъезда из Иерусалима (члены Духовной Миссии покинули Святую Землю в связи с Крымской войной в мае 1854 г.) архимандрит Порфирий присутствовал при первой проповеди на арабском языке вифлеемского священника Илии, учившегося в иерусалимской школе: «училище, – записывает он, – в первый раз выслало проповедника слова Божия».¹¹²¹ Одновременно начались работы в типографии, разместившейся в Никольском монастыре: первые две книги на арабском языке – Апостол и Катехизис – вышли из печати 14 февраля 1854 г.

Продолжить дело и заботу архим. Порфирия о просвещении православных арабов Палестины в полной мере смогло Православное Палестинское общество. По турецкому законодательству вопросами образования и религиозного просвещения арабской православной общины ведала Иерусалимская Патриархия, которая и несла номинальную ответственность перед турецким правительством за состояние образовательной системы. На самом деле, и мы уже неоднократно об этом говорили, иерусалимские патриархи и Святогробское Братство делали очень мало, чтобы не сказать – ничего. Более того, Патриархия больше заботилась о сохранении своих прав и прерогатив, чем о пользе паствы. Всякая попытка со стороны России принять непосредственное участие в просвещении арабских детей встречалась в штыки. Так, когда в 1858 г. Е. Ф. Бодровой была открыта в Иерусалиме русская школа для девочек, это вызвало недовольство греков, так что начальник Русской Духовной Миссии архимандрит Антонин (Капустин) был вынужден в 1866 г. перевести школу из Иерусалима в Бет-Джалу, в здание, построенное на приобретенном им участке земли. Эту школу, «институт худородных девиц», как шутливо называл ее Антонин, по праву можно считать первым – и долгое время единственным русским учебным заведением в Палестине.¹¹²²

Большинство же выходцев из арабской православной общины получали образование в инославных школах с западной системой обучения, что, конечно, способствовало возрастающему переходу молодежи и их семей из Православия в католичество и протестантство. Противодействовать размыванию общины и призвано было Палестинское общество, выступившее инициатором первой широкой школьной программы для православных арабов.

«Самую существенную, самую необходимую потребность для местного населения составляют народные школы, – писал Хитрово в письме к архимандриту Антонину в мае 1882 г. – Школы эти стоят замечательно дешево в Святой Земле. Ежегодный расход на подобную школу для 100 детей не обойдется дороже 500 рублей. Местностей с православным населением насчитывается в Палестине до 60, в т.ч. 20 – с православным населением менее 100 человек и лишь 7 – с населением более 1000 человек». Как показали дальнейшие события, план просвещения арабов Палестины с помощью русских школ вызвал жесткое сопротивление Иерусалимской Патриархии.

Недостаток школ, особенно в сельской местности, их удручающая бедность и методическая примитивность, а также сопротивление греческой иерархии заставили Палестинское общество избрать иную стратегию действия – не пытаться способствовать развитию существовавшей, хотя и крайне неразвитой, сети греческих патриарших школ, а создавать с самого начала собственную школьную систему. Во избежание излишних конфликтов с Патриархией, первые шаги были сделаны не в Иудее, а подальше от глаз патриарха – в Галилее. Именно там, по благословению митрополита Назаретского Нифонта, в 1882–1884 гг. были созданы первые четыре начальные школы Общества.

Первая из них была открыта в селении Муджедиль (в некоторых документах написание Мждель) 6 декабря 1882 г., то есть уже через полгода после создания Общества. 23 апреля 1883 г. открывается начальная школа в эр-Раме (Рама). Педагогический персонал составляли два учителя и одна учительница.¹¹²³ Четырьмя днями позже, 27 апреля, была открыта такая же школа в Кафр-Ясифе (правда, закрытая временно в 1885 г. и вновь открывшая занятия лишь 29 августа 1891 г.). 1 февраля 1884 г. открыта начальная школа для мальчиков в селении Саджара (также закрывалась в 1885 г. и вновь была открыта в 1894 г.). Таким образом, уже в ближайшие два года после начала деятельности Общества в Галилее возникла, пусть еще небольшая, сеть православных школ¹¹²⁴

Эти школы были поручены ведению Александра Гавриловича (Искандера-Джебраила) Кезмы (1860–18xx?), уроженца Дамаска, учившегося в Московской Духовной академии, но отозванного в 1883 г. с третьего курса академии для службы в Галилее. Однако, в силу интриг Патриархии, это вызвало осложнения и Кезму в Иерусалиме едва не арестовали как русского агента. Совету Общества пришлось направить его в Бейрут, преподавателем русского языка в тамошней школе, отложив до времени вопрос о руководстве школами в Палестине.¹¹²⁵

Для урегулирования конфликта В. Н. Хитрово в 1884 г. выехал в Иерусалим. Переговоры с патриархом Никодимом, который считался русским ставленником на иерусалимском престоле, привели к соглашению о разграничении сфер влияния. Патриарх настоял на том, чтобы сохранить за собой надзор над будущими школами и просил, во избежание противодействия со стороны слабо им контролируемого Синода, не форсировать развития школьной сети в Иерусалиме и его окрестностях. С другой стороны, по договоренности с патриархом, было принято решение открывать школы только при наличии учителей, подготовленных в России.

Первым из таких заведений стала женская школа в Назарете, открытая в октябре 1885 г. приехавшей из России учительницей М. С. Савельевой.

На этот раз успех превзошел ожидания. Ученицы католических и протестантских школ города стали массово переходить в русскую школу. Достаточно сказать, что количество учащихся возросло за три месяца с 27 учениц при открытии школы до 236 (!) в феврале следующего, 1886 г. Бюджет школы составил 2 250 руб. в год. В отчете о работе заведующая школой Мария Семеновна Савельева писала: «То, что другие покупают за золото, мы, русские, получаем даром. Все любят русских, и можно видеть радость жителей, когда здесь появляются русские. Ни один человек не знает, что такое Россия, но с этим именем у них ассоциируется все хорошее. <...> Ко мне пришел священник из католической школы и попросил не принимать в нашу школу их детей, хотя, как сказал он, «наши ученики плачут и не дают покоя своим родителям, чтобы их послали в русскую школу». Я ответила ему так: «А где были наши (православные) дети, когда русской школы не было? Не у вас ли? Вы учили их и воспитывали их. Вы не говорили им, что дверь вашей школы закрыта для них. И я тоже хочу помочь вашим детям и не могу сказать им, чтобы они ушли».¹¹²⁶

Следует чуть подробнее сказать об истории создания и деятельности русских учительских семинарий в Палестине – мужской в Назарете и женской в Бет-Джале, призванных хотя бы отчасти решить проблему с подготовкой местных педагогических кадров.

Еще в 1884 г., после третьего своего посещения Святой Земли, В. Н. Хитрово поднял вопрос о создании в Назарете учительской семинарии с пансионом на 10–15 учащихся. По его замыслу семинария должна была выпускать ежегодно 6–7 учителей, лучшего из учеников предлагалось для продолжения обучения отправлять в Россию.¹¹²⁷ При обсуждении проблемы было выдвинуто несколько вариантов. Так, Великий Князь Константин Николаевич, возглавлявший в свое время, в шестидесятые годы Палестинский комитет в Одессе, предлагал учредить специальную академию с целью подготовки русских учителей для работы в Палестине. Предлагался также вариант с командированием палестинских учащихся для обучения в Казанскую духовную семинарию.¹¹²⁸ Первоначально и Хитрово из-за сложностей с Иерусалимской Патриархией готов был согласиться на промежуточный вариант – создание учительской семинарии ППО не в России и не в Палестине, а в Бейруте, но после прямых переговоров с патриархом Никодимом им было получено принципиальное согласие патриарха на открытие семинарии в Назарете.

Во главе семинарии с самого начала планировалось поставить А. Г. Кезму, бесспорно, самого яркого и энергичного из арабских сотрудников В. Н. Хитрово. Для найма подходящего помещения и получения всего необходимого для открытия семинарии Кезма обратился со специальным воззванием к османских властям и богатым арабам Назарета.

Семинария была торжественно открыта 3 сентября 1886 г. в присутствии благословившего открытие митрополита Назаретского Нифонта. Она находилась в специально снимаемом помещении, в доме одного из городских нобилей (здание сохранилось). Первыми ее преподавателями были Кезма, Никола Абу-Табих и Александр Иванович Якубович, ставший заместителем Кезмы по руководству семинарией.¹¹²⁹ Наибольшая ответственность ложилась на плечи Кезмы: именно он, природный араб, получивший образование в России, призван был максимально способствовать преодолению языкового и культурного барьера между русскими учителями, с одной стороны, и их арабскими коллегами, а равно и учениками, с другой.¹¹³⁰ Ученики первого набора сдавали вступительные экзамены по арабскому языку (грамматике и письму) и математике. Было принято 12 учеников, половина из которых на полный пансион (в общежитие). Большинство поступивших (9 человек) были уроженцы Назарета, двое – из близлежащего селения Муджедиль, один из Бейрута. Это были подростки 12–14 лет, обучение было рассчитано на 4 года – два двухгодичных курса.

Первый выпуск состоялся в июне 1890 г. Окончили курс обучения только 4 человека, две трети учащихся отсеялись. Лучшим студентом первого выпуска был Константин (Костанди) Каназе. Его послали на год в Киев для продолжения обучения. К этому времени (1890 г.) в семинарию было принято еще 43 ученика, большинство (18 человек) вновь из Назарета, остальные – из других городов и селений, в том числе четверо из Дамаска и один – из Бейрута.¹¹³¹ Половина принятых семинаристов были выпускниками сельских школ ИППО, то есть система воспроизведения кадров начала работать.

За первые 20 лет существования (1886–1906) в Назаретскую учительскую семинарию (с 1903 г. она носила имя своего основателя Василия Николаевича Хитрово) было принято 170 учеников, закончили ее 120. 58 из них были назначены учителями в школы ИППО в Палестине и Сирии. 9 лучших выпускников были направлены в Россию для продолжения образования.

Годовой бюджет семинарии составлял 13 355 франков (около 5 тыс. руб.), притом что руководитель семинарии А. Г. Кезма в своих отчетах и частных письмах неоднократно говорил о необходимости увеличения бюджета семинарии, в том числе о строительстве собственного здания (Александр Гаврилович с помощью своего друга, архитектора Г. Франгья, даже сам спроектировал будущее здание семинарии) и о приобретении участка для сельскохозяйственной практики учащихся. Финансирование семинарии постоянно улучшалось, так что к 1912 г. бюджет ее составлял более 29 тыс. руб. (в 6 раз больше, чем при открытии). Зарплата преподавателей составляла в сумме 41 800 фр. (Кезма, как начальник заведения, получал 6 тыс. фр., штатный преподаватель – 3 тыс. фр.).¹¹³²

С 1894 г. курс обучения в семинарии был увеличен до 6 лет. К изучаемым предметам добавили, кроме арабского, русского и греческого языков, также английский и турецкий. Педагогический коллектив состоял в это время из 5 русских и 4 арабских преподавателей. В подчинении семинарии находилась начальная школа (так называемая «образцовая»), в которой студенты старшего курса проходили педагогическую практику. В 1904 г., по завершении строительства Назаретского подворья (носившего после гибели великого князя Сергея Александровича его имя), учителям и учащимся семинарии было предоставлено несколько помещений для улучшения бытовых условий. В 1913 г. состоялся съезд учителей палестинских школ ИППО, на котором был принят новый учебный план Назаретской учительской семинарии. В 1914 г. он получил высочайшее одобрение, но, к сожалению, уже не мог быть проведен в жизнь. Последний выпуск (из 18 учащихся) не состоялся в связи с началом Первой мировой войны. В августе 1914 г. семинария, как и все русские учреждения в Святой Земле, была закрыта турецкими властями. Русские преподаватели, не успевшие выехать в Россию, были интернированы в Дамаске в специальном лагере и вернулись на родину лишь много времени спустя.

Среди выпускников семинарии, прославившихся впоследствии своей деятельностью на поприще просвещения и литературы, следует назвать: поэта и писателя Халила Бейдаса, «певца Иерусалима» Хури Искандера (в 1928–1945 г. он служил в Иерусалиме мировым судьей), переводчика на арабский язык книг Л. Н. Толстого Селима Кобейна, писателя и переводчика Михаила Нуайме. В своей автобиографии Нуайме описал и свою учебу в русской начальной школе ИППО, и затем обучение в семинариях в Назарете и Полтаве.

По типу Назаретской мужской семинарии строила свою деятельность женская Бет-Джальская учительская семинария. Она имела даже известное преимущество перед Назаретской: в ее распоряжении был собственный, на земле Палестинского общества специально построенный учебный центр.

Мы говорили выше о школе, созданной Е. Ф. Бодровой и переведенной потом архимандритом Антонином в Бет-Джалу. Деньги на содержание школы присылала с 1858 г. до самой своей кончины в 1880 г. супруга Александра II императрица Мария Александровна. В 1886 г. о. Антонин принимает решение передать школу вместе с участком, на котором она была расположена, в ведение Палестинского общества. 10 ноября 1886 г. школа была вновь открыта. Первоначально ППО лишь перечисляло прежнему владельцу деньги на содержание школы, оставляя за ним общий надзор и над школой, и над ремонтом здания. Решение о преобразовании школы в Бет-Джале в женскую учительскую семинарию зрело постепенно.

Открытая 1 октября 1890 г., семинария представляла собой сложный комплекс, включавший, помимо учебных классов, общежитие, домовую церковь, хозяйственные службы. Рядом, на средства Ольги Евфимьевны Путятиной, дочери знаменитого адмирала и дипломата Е. В. Путятина, автора первых договоров с Японией и Китаем, была построена поликлиника, как тогда говорили, «амбулаторная», обслуживавшая бесплатно не только учителей и учащихся семинарии, но и всех местных жителей. Е. В. Путятин входил в 1882 г. в число членов-учредителей Палестинского общества. О. Е. Путятина возглавила женские школьные учреждения Общества в Святой Земле. Сначала ею на собственные средства была построена амбулаторная в Назарете. В мае 1889 г. по состоянию здоровья ей пришлось уехать из Иерусалима, и вскоре ее не стало. Но она завещала 2 000 руб. на постройку амбулаторной в Бет-Джале, что и было исполнено. В марте 1892 г. началось строительство, а 21 сентября здание было освящено.¹¹³³ Таким образом, обе русские учительские семинарии в Палестине были обеспечены надежным медицинским обслуживанием.

Первый набор Бет-Джальской учительской семинарии насчитывал всего 5 девочек, но уже в 1895 г. в семинарию приняли 31 ученицу. Учебный план был схож с учебным планом Назаретской семинарии, и только ремеслу (в данном случае домашнему рукоделию) уделялось значительно больше внимания. Курс обучения составлял 8 лет (4 двухгодичных курса), языком преподавания был арабский. Бюджет семинарии на 1892 г. составлял 16 850 фр. (напомним, что бюджет Назаретской семинарии в год открытия составлял 13 355 фр.). Двадцать лет спустя, в 1912 г., бюджет Бет-Джальской семинарии возрос до 74,5 тыс. фр. (ок. 27 600 руб.), в том числе заведующая получала теперь 5 тыс. фр., учительница в среднем – 2 тыс. фр. в год. Ежегодно в семинарию принимали 30–40 учениц, хотя число выпускниц, кончавших курс и назначавшихся затем на работу в русские школы Сирии и Палестины, было меньше, чем число выпускников Назаретской мужской семинарии.

В 1891 г. патриархом Иерусалимским был избран владыка Герасим, занимавший до этого антиохийский престол, активно настроенный против русского влияния. Это снизило темпы развития школьной сети ИППО. Тем не менее к середине 90-х гг. было открыто 9 новых школ: в Саджаре (она закрылась в 1884 г.), Беерве, Бине, Эль-Букеа (по-другому – Пекиин), в Кане Галилейской, Маалюле, Туране, Шаабе и Хайфе. Все эти населенные пункты находятся в Галилее, так что Общество было вынуждено разделить свои 19 школ на два учебных округа: Иудейский и Галилейский.

Инспектором всех русских школ в Палестине (а затем и в Сирии, с того времени, как в 1895 г. школьная деятельность ИППО распространилась на Антиохийский Патриархат) был назначен Александр Иванович Якубович, преподаватель Назаретской учительской семинарии. В 1904 г. его сменил Павел Иванович Ряжский, впоследствии управляющий всеми русскими учреждениями в Сирии и Палестине. Если в 1888–1889 отчетном году на финансирование школ тратилось Обществом 26 тыс. руб., то к середине 90-х годов эта сумма возросла до 35 тыс. руб.¹¹³⁴

С 1895 г. школьная инициатива Общества распространилась на Сирию и Ливан, в пределы Антиохийского Патриархата. В Галилее с того времени было открыто только 5 школ: в Иоффии (Яффа) в 1896 г., в Абеллине (1897), Басе (другое написание Бецет, 1898), Хайфе (1898) и Абу-Сенане (1901). В Иудее после вступления на престол патриарха Дамиана было открыто еще две школы: в Иерусалиме (1898) и Вифлееме (1900). По данным 1909 г., статистика выглядела следующим образом: в 25 учебных заведениях Палестины обучалось 1576 человек (в школах Иудеи – 610, в школах Галилеи – 966), а в целом в 102 школах Сирии, Ливана и Палестины обучалось 11 550 человек (6190 девочек и 5360 мальчиков).¹¹³⁵

Обучение во всех учебных заведениях Палестинского общества было бесплатным. Общество брало на себя также расходы на учебники, тетради, чернила и полный пансион (питание и проживание) для учившихся в семинариях. Это вело к неуклонному росту школьного бюджета. В целом на каждого учащегося тратилось в год 23 р. 21 коп..¹¹³⁶ Если учесть, что в школах ИППО приблизительно обучалось 10 594 детей, можно даже навскидку представить себе масштаб школьного бюджета Общества (более 240 тыс. руб.). В период между 1905 и 1914 г. активно ставился вопрос о государственном финансировании школьного дела на Востоке. В 1912 г. Николаем II был утвержден одобренный Государственной Думой закон от 5 июля о проведении учебных заведений ИППО в Сирии отдельной строкой государственного бюджета, в ближайшее время планировалось осуществить аналогичную меру по финансированию русских школ в Иерусалимском Патриархате – в Иудее и Галилее.

Создаваемые с сознательной целью поддержки Православия и противостояния инославной пропаганде, школы Палестинского общества, естественно, обращали особое внимание на религиозное воспитание учащихся. Вместе с тем, в отличие от западных школ, школы Палестинского общества неизменно уделяли большое внимание изучению арабского языка и арабской культуры. Несколько поколений арабской интеллигенции Сирии, Ливана, Палестины прошли через русскую школу и сохранили о ней самые благодарные воспоминания.¹¹³⁷

Выдающийся российский арабист, академик И. Ю. Крачковский, хорошо знавший школы Палестинского общества, так напишет о них позже, в своей книге «Над арабскими рукописями»: «Велико было значение этих маленьких, часто бедно обставленных школ. Через учительские семинарии Палестинского общества проникали сюда вынесенные из России великие заветы Н. И. Пирогова и К. Д. Ушинского с их высокими идеалами. По своим педагогическим установкам русские школы в Палестине и Сирии часто оказывались выше богато оборудованных учреждений западноевропейских и американских миссий. Знание русского языка редко находило себе практическое применение в дальнейшей деятельности питомцев, но прикосновение к русской литературе оставляло неизгладимый след на всю жизнь. Сила книги обнаруживалась здесь во всей своей мощи. И недаром так много современных писателей старшего поколения, не только переводчиков с русского, но и творцов, сказавших своё слово для всего арабского мира, вышло из школ Палестинского общества». Обобщая давние свои личные впечатления, ученый приходит к важному заключению: «Эта среда скромных учителей меня особенно влекла. В этой настоящей интеллигенции ума, вышедшей из народа и жившей с народом, я видел грядущую силу. История арабских стран после Первой мировой войны оправдала мои мысли».¹¹³⁸

Когда в 1907 г. в Петербурге и Иерусалиме торжественно праздновали 25-летний юбилей Палестинского общества, Николай II почтил Председателя, великую княгиню Елизавету Федоровну, рескриптом, в котором был подведен величественный итог русской работы на православном Востоке за четверть века: «Ныне, обладая в Палестине владениями ценностью почти в два миллиона рублей, ИППО имеет 8 подворий, где находят приют до 10 тысяч паломников, больницу, шесть лечебниц для приходящих больных и 101 учебное заведение с 10 400 учащихся; за 25 лет им выпущено в свет 347 изданий по палестиноведению».

Первая мировая война и затем революция прервали на взлете русский гуманитарный прорыв на Ближнем Востоке. Лишь в последние годы Императорское Православное Палестинское общество может вновь думать о продолжении русской гуманитарно-просветительной миссии на Востоке.