Монтанизм

Древние христианские авторы называли монтанизм фригийской ересью, имея в виду ее географическое происхождение. Фригией называлась область в Малой Азии, отличавшаяся склонностью к религиозной мистике, религиозным грезам. Там процветал культ богини Кибелы, культ оргаистический, связанный с иррациональным, интенсивным переживанием мифологизированных природных и жизненных процессов. Кибела считалась матерью богов. Согласно мифу, она полюбила простого человека по имени Аттис. Но он предпочел богине простую смертную женщину. Оскорбленная Кибела ввергла своего возлюбленного в безумие, вследствие чего он оскопил себя и умер. Языческие мистерии, связанные с этим мифом, включали оплакивание Аттиса Кибелой и провозглашение его воскресения, а также трапезы с хлебом и вином. В эллинистическое и римское время центр этого культа был в Галатии. В Риме культ Кибелы существовал со времен Пунических войн. В период французской революции фригийский колпак стал символом неограниченной свободы.

Монтан, родоначальник данной ереси, происходил из Мизии, из деревни Ардава, находившейся на границе с Фригией. Считают, что до своего крещения он являлся жрецом богини Кибелы и был оскоплен (это сообщают Дидим и Иероним).

Если гностицизм привлекал интеллектуалов и происходил из культурных центров (Александрии, Антиохии, Рима), то монтанизм выделялся главным образом своей внешней, практической стороной и был связан с отдаленными малоазийскими провинциями. Характерно, что у Иустина Философа фригийский народ ставится рядом с презренной чернью и варварским племенем (Разговор с Трифоном иудеем, 119"⁷³.

Монтанизм был движением, хронологически смежным с гностицизмом. Оформился он в конце 50-х годов II века. Согласно Епифанию Кипрскому (Ереси, XLVIII: 1), его начало относится к 156–157 году. Евсевий Кесарийский связывает его возникновение с 172 года (Церковная история, ІѴ:27)⁷⁴. Как и гностицизм, монтанизм возник на грани перехода от Церкви апостольской к Церкви исторической. Появлению монтанизма отчасти способствовали некоторые исторические обстоятельства.

Во-первых, в середине II века в сознании христиан могла вставать проблема авторитета. Пока жили апостолы, был непосредственный духовный авторитет. Теперь возникало желание иметь столь же значимых авторитетов, обладающих тесной связью с Богом. В качестве таких авторитетов монтанисты предлагали пророков.

Во-вторых, в этот период из жизни Церкви постепенно начали уходить чрезвычайные дарования, с которыми она входила в историю – пророчества, чудотворения, языкоговорения и т. п. О том, что такие дарования были в первых христианских общинах, сообщают новозаветные писания (послания апостола Павла) и памятники древней христианской литературы («Учение (Дидахи) двенадцати апостолов»⁷⁵). Чрезвычайные дарования были даны Церкви Богом как средства, необходимые для усиления проповеди, для роста и распространения христианства. Некоторые христиане считали их очень важным свидетельством, подтверждающим пребывание в Церкви Бога, и не хотели с ними расставаться. Монтанисты также делали особый акцент на чрезвычайных дарованиях.

В-третьих, вхождение Церкви в историю, общение с миром приводило к охлаждению интенсивности религиозного чувства и к ослаблению церковной дисциплины и нравственности. Раннее Христианство отличалось удивительной нравственной чистотой. Это состояние поддерживалось и высокими нравственными требованиями христианского учения, и тем напряженным ожиданием Второго пришествия Христа и кончины мира, которое было важным нервом ранней Церкви. Первоначально приход в Церковь фактически равнялся подвигу. Но со временем христианами стали рождаться, уровень духовной жизни и нравственности снижался. Эта проблема отражается и на страницах «Пастыря» Ерма, памятника середины II века⁷⁶, основная тема которого – тема покаяния. Возможно ли второе покаяние? В этом сочинении дается условно утвердительный ответ. Покаяние возможно, но оно не бесконечно. Однако в Церкви существовал и иной взгляд: покаяние бывает лишь единократным. Впоследствии, в IV веке появится ересь донатистов, которые будут ставить святость Церкви в зависимость от святости ее членов. Bo II веке активными борцами за чистоту Церкви были монтанисты.

Так что во II веке, когда Церковь все более тесно соприкасалась с миром, чрезвычайные дарования и очень высокие нравственные требования становились у монтанистов средством борьбы с обмирщением Церкви, с растворением Церкви в мире, средством, позволявшим сохранить неотмирность христианства.

По мнению В. В. Болотова, монтанизм занимал среднее положение между ересью и расколом⁷⁷. Бесспорно, монтанисты делали сильный акцент на практике, на жизни в Церкви, на церковной дисциплине и первоначально обращали на себя внимание именно благодаря практической стороне. Имея в виду практический характер монтанизма, Э. Ренан называл его аристократией благочестия⁷⁸, противопоставляя его аристократии знания, гностицизму.

Однако внешний, практический характер монтанизма находился в прямой связи с особенностями их вероучения, которое отличалось от традиционного церковного взгляда. Поэтому сначала монтанизм существовал в христианской традиции, потом – параллельно и вопреки ей.

Особое внимание монтанисты обращали на одухотворенность, харизматизм, особые духовные дарования, пророчества. Именно это они считали критерием истинного христианства и подлинной церковности. В контексте эпохи этот критерий оформился как откровение Параклита, или, по словам Тертуллиана «новое пророчество». Монтан и его последователи полагали, что именно теперь пришло время исполнения пророчеств, которое в самом новозаветном Писании связывается с сошествием Святого Духа на апостолов, с Пятидесятницей (Деян. 2). Речь идет о словах пророка Иоиля: «И будет после того, излию от Духа Моего на всякую плоть, и будут пророчествовать сыны ваши и Дочери ваши; старцам вашим будут сниться сны, и юноши ваши будут видеть видения. И также на рабов и на рабынь в те дни излию от Духа Моего. И покажу знамения на небе и на земле: кровь и огонь и столпы дыма. Солнце превратится во тьму и луна – в кровь, прежде нежели наступит День Господень, великий и страшный. И будет: всякий, кто призовет имя Господне, спасется; ибо на горе Сионе и в Иерусалиме будет спасение, как сказал Господь, и у остальных, которых призовет Господь» (Иоиль 2:28–32) и словах Иисуса Христа из Евангелия от Иоанна: «Утешитель же, Дух Святой, Которого пошлет Отец во имя Мое, научит вас всему и напомнит вам все, что Я говорил вам» (Ин. 14:26).

Дар пророчества был в Церкви и прежде, и после Монтана, но не было стремления поставить эти пророчества, откровения на один уровень со Священным Писанием. Монтанисты же не только дополняли Писание своими откровениями, но ставили свои пророчества выше, чем предшествующее Писание. Откровение Христа, согласно их представлениям, было менее возвышенным, менее значимым, чем новое откровение, которое подавал Утешитель (Параклит). Учитель Церкви Тертуллиан, который стал сторонником монтанизма, делил всю историю человечества на период детства (дозаконный), период отрочества (от дарования Моисеева Закона), период юности (от Христа) и период зрелости (от откровения Утешителя). Свое же откровение Утешитель подавал через Монтана или других пророков.

Откровение монтанистов имело и свою особенную форму, которая, по их мнению, была более совершенной, чем форма предшествующего откровения. Откровения монтанистов сопровождались экстатическими состояниями, временным затмением ума, своеобразным без-умием. Один из критиков монтанистов писал: «Лжепророк находится в мнимом исступлении, с которым связано дерзкое бесстрашие. Он начинает со своевольного бреда, который превращается, как мы сказали, в невольное безумие. Они не смогут указать ни одного ветхозаветного или новозаветного пророка, который исполнялся бы Духа Божия таким образом» (Евсевий Кесарийский. Церковная история, Ѵ:17)⁷⁹.

Пророки Монтана, теряя свое собственное сознание, говорили от лица Бога или Утешителя, являлись своеобразными медиумами. От лица Утешителя Монтан говорил: «Человек – как лира, и я налетаю, как бряцало» (Епифаний Кипрский. Ереси, XLVIII:4). Внешне эти слова похожи на высказывания Григория Богослова: «Я орган Божий, орган словесный, который настроил и в который ударяет добрый художник – Дух» (Слово 12)⁸⁰. Однако, в понимании Григория Богослова, как и в понимании Церкви, человек – это сознательный участник одухотворенности, богообщения, a не пассивный бессознательный посредник, медиум.

Но что же является критерием подлинной церковности, если не эта внешняя одухотворенность? Ответ на данный вопрос можно найти в 1Кор. 12–13. Нет никакого внешнего критерия для определения стояния человека во Христе, кроме любви. «Любовь никогда не перестает, хотя и пророчества прекратятся, и языки умолкнут, и знание упразднится» (1Кор. 13:8). В пророчестве эта любовь выражается через его внятность, назидательность (1Кор. 14:1–19). Любовь – это не просто сентиментальное, эмоциональное чувство. Это всецелая преданность Христу, сопровождаемая пониманием того, что каждый человек есть творение Бога, каждый человек дорог Богу, а каждый христианин является и частью Тела Христа, т. е. Церкви.

Своих пророков монтанисты ставили выше всей остальной церковной иерархии. Согласно Тертуллиану, монтанисты делили все грехи на легкие и смертные. Легкие грехи может разрешить епископ. Смертные грехи омывает Таинство Крещения или мученическая кровь. Смертные грехи может простить только Бог. Но как узнать о божественном прощении? Свидетельством прощения смертного греха может быть только откровение. Проводником такого откровения является пророк. Смертные грехи Бог прощает не через епископа, а через пророка. Фактическое отрицание роли церковной иерархии вытекало из подчеркивания особой значимости одухотворенности. Всякая организованность, в том числе в церковной жизни, могла свидетельствовать для них об утрате подлинной одухотворенности, поскольку одухотворенность имеет спонтанный характер. При этом они все же имели определенную иерархическую структуру. Об этом свидетельствует Иероним: «У нас место апостолов занимают епископы, у них епископ на третьем месте, а первое место занимают патриархи г. Пепузы, во Фригии, а второе – так называемые «товарищи» (koinonoi), и, таким образом, епископы скатываются на третье, почти последнее место» (Писъмо 41 к Марцелле)⁸¹.

Нравственный ригоризм монтанистов связан не только с верой в скорое Второе пришествие Христа, но, главным образом, с особым восприятием последней эпохи. В эпоху пророчества, откровения, по их мнению, устранена «немощь плоти», Утешитель подает такую силу человеку, что тот оказывается в состоянии не совершать грех. Монтанисты запрещали вторые браки, страстно стремились к мученичеству, ужесточали посты, вводили новые посты. Вот как пишет об этом Иероним: «Мы хоть и не домогаемся второго брака, но разрешаем его ... они до такой степени считают преступным второй брак, что поступивший таким образом у них считается прелюбодеем. Мы, согласно преданию апостолов, соблюдаем один сорокадневный пост ... они устраивают три сорокадневных поста в год, как если бы три Спасителя пострадали» (Письмо 41 к Марцелле)⁸²

Монтанизм имеет ряд общих черт с гностицизмом. Как и гностики, монтанисты расширяли источники христианского вероучения, не довольствуясь общепризнанным Писанием и Преданием. Во-вторых, представители обоих этих направлений ставили себя выше Церкви, считали себя обладающими более высокой, совершенной истиной. В-третьих, они допускали, что Церковь сохраняет неизменным учение, полученное от апостолов.

Однако, в отличие от гностиков, в самых главных пунктах вероучения монтанисты были согласны с Церковью. Они веровали в Святую Троицу, в подлинность Боговоплощения, имели истинное учение о душе и воскресении плоти. Присущий им хилиазм, т. е. вера в тысячелетнее царство Христа на земле, был свойственен многим христианам первых трех веков.

Поскольку монтанисты были согласны с Церковью в основных догматах, на них долгое время смотрели как на христиан ригористов. Такого взгляда на них придерживался Дионисий Александрийский. За внешними особенностями не сразу рассмотрели искажения вероучения. В IV веке Василий Великий определил монтанизм как ересь.

Евсевий Кесарийский рассказывает о монтанизме в V книге «Церковной истории». Объяснение возникновения ее У Евсевия связано со свойственной ему демонологической трактовкой ересей: «Враг Церкви Божией, ненавистник прекрасного и любитель зла, не упускающий ни одного способа строить козни людям, потрудился над возникновением ересей, странных и враждебных Церкви. Одни из еретиков, словно ядовитые змеи, ползали по Асии и Фригии, провозглашая Монтана утешителем, а его приспешниц, Прискиллу и Максимиллу, – пророчицами» (Церковная история, Ѵ:14)⁸³. Следует отметить, что отзывы христианских писателей о том, что Монтан объявлял себя Утешителем не следует понимать буквально. Такое впечатление создавалось, скорее всего, вследствие того, что в своем пророческом восхищении он мог говорить от лица Утешителя.

Евсевий упоминает литературных критиков Монтана – Аполлинария Иерапольского, Мильтиада, Аполлония. Он же приводит выдержки из их сочинений. Один их этих критиков писал: «Недавно я был в Галатии, в Анкире, и застал местную Церковь почти оглохшей от этих новых, как они говорят, пророчеств, вернее, как будет показано, лжепророчеств. Я по возможности, с помощью Божией, много дней рассуждал в Церкви об этих людях и о предложенных мне вопросах. Церковь ликовала и укреплялась в истине – противники в это время были отброшены; враги опечалились... Новая ересь, вызвавшая раскол в Церкви, возникла вот почему. Есть в Мизии, на границе с Фригией, деревня Ардава. Говорят, что некий Монтан, из местных новообращенных (было это при Грате, проконсуле Асии), в безмерной страсти к первенству дал врагу войти в себя; одушевляемый им, придя внезапно в исступление, он начинал говорить нечто странное, пророчествуя вопреки обычаю Церкви, издавна и преемственно хранимому. Из тех, кому довелось в то время слушать его незаконные выкрики, одни возмущались, считая, что он одержим демоном, находится во власти духа заблуждения и приводит в смятение народ... Диавол... взволновал двух женщин, исполнил их своего лживого духа, и они, подобно Монтану, стали говорить бессмысленно, неуместно и странно. ...Асийские верующие стали часто и во многих местах собираться и рассматривать новое учение: его объявили нечистым и отвергли ересь, отлучив ее последователей от Церкви и запретив им общение с нею» Церковная история, V:16)⁸⁴.

Епифаний Кипрский сообщает о монтанизме в своем сочинении «Панарион» (Ереси) в 48 главе «Против еретиков фригийских, называемых монтанистами, или таскодругитами».

«(1) Они получили начало при царствовавшем после Адриана Антонине Благочестивом, около девятнадцатого года его царствования ... Эти так называемые еретики фригийские принимают все Писание Ветхого и Нового завета и сходно учат о воскресении мертвых. Но они похваляются, что имеют пророка, какого-то Монтана, и пророчиц Прискиллу и Максимиллу. Об Отце и Сыне и Святом Духе думают одинаково со святой вселенской Церковью. Отделились же от нее, внимая духам обольстителям и учениям бесовским (1Тим. 4:1) и говоря: «должно нам и харизмы принимать».

(2)... Называемая у них пророчицею Максимилла утверждает: «после меня уже не будет пророчицы, но будет кончина (συντέλεια)» ... Максимилла же сказала, что после нее кончина, а кончина еще не наступила, при всем том, что было столько царей и прошло столько времени.

(4) Монтан открыто говорит: «вот, человек – лира, и я налетаю, как бряцало: человек спит, а я бодрствую; вот, Господь приводит в исступление сердца людей и дает сердце людям». Поэтому кто из рассуждающих последовательно, и принимающих полезное учение осмысленно, и имеющих попечение о своей жизни, не осудит этого самодельного предположения и учения человека, который хвастливо причисляет себя к пророкам, а не может говорить подобно пророкам, потому что и Дух Святой не глаголал в нем? Ибо выражения: «налетаю», «ударяю», «бодрствую», «Господь приводит в исступление сердца», – суть слова исступленного, а не сохраняющего порядок мыслей, напротив того, иное обнаруживающего отличительное свойство по сравнению с тем, каким отличается Дух Святой, глаголавший в пророках.

(11) ... Монтан во всем оказался несогласным с божественными Писаниями, как ясно это всякому разумному читателю ... Христос научил нас, говоря: Духа Утешителя пошлю вам (Ин. 15:26), и, указывая признаки, сказал: Он Меня прославит (Ин. 16:14). И действительно, можно видеть, что святые апостолы, получив Духа Утешителя, прославляли Господа. А этот Монтан славит себя самого ... Монтан выступил, выдавая себя за кого-то, чем и показал, что он не то, и не Им послан, и ничего от Hero не принял.

Потом еще этот жалкий человечишко Монтан говорит: «не ангел и не ходатай, но я Господь Бог Отец пришел». Но эти слова обнаруживают, что он чуждый, потому что не прославляет Христа, которого славит всякое дарование в Церкви, истинно данное в святой Церкви ...

(14) Они еще чтят некоторое запустелое место во Фригии, некогда называвшееся городом Пепузой, который ныне сравнялся с землей, и говорят, что там нисходит вышний Иерусалим. Поэтому, уходя сюда, совершают на этом месте какие-то таинства и, как думают, священнодействуют. Ибо этот род еретиков есть в Каппадокии, Галатии и вышеназванной Фригии, почему и называется ересью фригийцев. А также их очень много в Киликии и в Константинополе» (Ереси, XLVIII)⁸⁵.

Монтана сопровождали две женщины – Прискилла и Максимилла, которые до вступления на путь пророчества состояли в браке. Прискилле Христос явился в виде женщины с пророчеством о том, что на город Пепузы спустится Небесный Иерусалим. Максимилла предсказывала будущие войны, бедствия, перевороты и гонения. В этой связи христианские критики писали: «Ужели не очевидна сейчас эта ложь? Больше тринадцати лет прошло от смерти этой женщины и до нынешнего дня, а войн нет ни во всем мире, ни в каком-то одном его углу. И христианам, по милости Божией, дарован длительный мир» (Евсевий Кесарийский. Церковная история, Ѵ:16, 19)⁸⁶.

Монтанисты имели большой успех во Фригии, Асии, Понте, Фракии. В связи с этой ересью собирались самые первые известные в истории христианские соборы. Монтанизм был осужден на Иерапольском соборе во II веке⁸⁷. В семидесятых годах эта ересь проникла в Галлию, где успех имела только внешняя, практическая сторона монтанизма – нравственный ригоризм. Известно, что пресвитер Ириней, будущий Лионский епископ, путешествовал в Рим, чтобы ходатайствовать за монтанистов. Ириней, как и впоследствии Дионисий Александрийский, считал монтанистов только христианами-ригористами. Благодатную почву нашел монтанизм в Африке. Там в 201–202 году в эту ересь обратился карфагенский пресвитер Тертуллиан. В 208–209 годах африканские монтанисты отделились от Церкви. Впоследствии тертуллианисты были возвращены в Церковь Августином Иппонским. В III веке Иконийский собор определил принимать монтанистов в Церковь через перекрещивание. Проникла эта ересь и в Рим, где с ней боролся император Феодосий Великий.

Просуществовала эта ересь до VI и даже до VIII века. В тридцатых годах VI века против монтанистов издавал указ император Юстиниан. В 724 году с ними пытался бороться император Лев Исавр. Ответом на это стали самосожжения.

По мнению Э. Ренана, монтанизм оказал влияние на развитие христианской житийной литературы, для которой характерно превознесение целомудрия и мученичества, a также способствовал усилению в Церкви роли женщин. Но с этим можно согласиться лишь отчасти, поскольку целомудрие, мученичество, да и немалая роль в Церкви женщин имеют основание в самом Новозаветном Откровении.