Период второй. От торжества Церкви над язычеством при Константине Великом до окончательного отпадения Западной Церкви от Восточной и устроения Церкви Русской (313–1054 гг.).

В начале IV века, когда римское правительство окончательно перешло на сторону христиан, Церковь Христова, после трехвековой борьбы с язычеством, взяла над ним решительный перевес. Христианская религия заняла в империи то же место, которое прежде занимала религия языческая; она объявлена была верой государственной и господствующей. Наступает эпоха всестороннего развития внешней и внутренней жизни Церкви. Упрочив свое положение в империи, христианская Церковь, имеющая своим назначением обнять все народы, с большею, чем в первые три века, быстротою начинает распространяться вне ее пределов. Хотя с появлением магометанства (в VII в.) распространение ее на Востоке останавливается и даже целые христианские области подпадают под власть мусульман, но взамен того христианство упрочивается почти У всех европейских народов. Распространяясь вовне, Церковь в то же время при благодетельном, хотя и не всегда¹⁹³, покровительстве государственной власти живет полной внутренней жизнью. Ни одна эпоха в истории Церкви не представляет такого сильного развития религиозной жизни, как во время от Константина до разделения Церквей. Религиозные вопросы занимают в значительной степени как правительство, так и общество. При всеобщем религиозном оживлении появляется много ересей, расколов и вообще уклонений от истинного христианства, но, с другой стороны, и истинное христианство является во всем своем величии. Все стороны церковной жизни развиваются во всей полноте и получают определенный вид. Церковное управление, богослужение и прочее получают определенные формы, с которыми остаются на все последующие века. Христианское вероучение после борьбы Церкви с еретиками и раскольниками раскрывается во всей своей полноте в строго православном духе на семи Вселенских соборах и тем прочно ограждается на все века от изменений и искажений. Оживленные догматические и церковные споры и затем вселенские соборные вероопределения, заключающие в себе единственно истинное разрешение их, составляют принадлежность только этого периода исторической жизни Церкви. Но, с другой стороны, со второй половины этого периода церковно-исторической жизни в Христовой Церкви начинает обнаруживаться разделение. Церковь Римская со всеми Церквами Запада мало-помалу начинает уклоняться от благоустройства Церкви Вселенской. Постепенное уклонение ее происходит в течение нескольких столетий и оканчивается отделением от союза с Церковью Восточной.

Эдиктом Константина Великого и Ликиния от 313 года объявлена была веротерпимость в Греко-Римской империи и дозволено было всем принимать христианскую веру. Но восточный император Ликиний, издавая вместе с Константином такой эдикт, поступил таким образом не из расположения к христианами а по обыкновенному чувству справедливости. Поэтому, когда возникли между ним и Константином неприязненные отношения, в основе которых лежал вопрос, двум или одному государю быть в империи, Ликиний, подозревая восточных христиан в сочувствии Константину, стал притеснять их: запрещал епископам выходить из своих областей для составления соборов, приказывал составлять богослужебные собрания за городом, в открытом поле, разрушил или запер несколько церквей в Понте под тем предлогом, что в них молятся не за него, а за Константина, и замучил нескольких предстоятелей тех же понтийских церквей. Наконец, в 323 году произошла война между Константином и Ликинием, окончательно решившая вопрос о христианстве и единодержавии. Ликиний, предполагавший было после победы над Константином «устремиться войною на безбожных», то есть христиан, сам был разбит в нескольких битвах и лишился жизни. Сделавшись единодержавным государем во всей Греко-Римской империи, Константин мог теперь беспрепятственно посвятить себя на служение Церкви. Хотя он не тотчас принял крещение, но уже с 313 года сделался настоящим христианским государем, почему и делал все, что было в его власти, для блага Церкви. Так, вступая в управление восточной половиной империи, в изданном по сему случаю эдикте он высказывал желание, чтобы все его подданные были христианами и вообще при всяком удобном случае старался обратить на путь истинный своих языческих подданных. Его воззвания и убеждения не оставались без последствий; многие из язычников обращались к христианству. Далее он дал христианской Церкви многие важные привилегии – допустил христиан к занятию важных государственных должностей, сам лично делал большие пожертвования на христианские храмы, построил несколько новых храмов, особенно в Палестине, в чем его усердной помощницей была его мать Елена. Со времени Константина Иерусалим опять стал называться этим именем, вместо названия Елии Капитолины, данного ему Адрианом. Наконец, что важнее всего, Константин поставил христианскую Церковь в такое положение в империи, что ее дела как общества, тесно связанного со всей государственной жизнью, признавались делами государственной важности. Что касается отношения Константина к язычеству, то он поступал в этом случае как глубокий поли­тик. Он понимал, что язычество должно само собою по естественному ходу вещей уничтожиться. Поэтому не предпринимал никаких строгих мер против него, тем более что язычников в империи было гораздо больше, чем христиан. Константин не закрывал языческих храмов, не отнимал жалованья у языческих жрецов, даже не сложил с себя титула верховного жреца (pontifex maximus), который носили римские императоры. Вообще он постоянно говорил, что религия есть дело совести, и оказывал замечательную терпимость ко всем своим языческим подданным, не исключая и солдат-язычников, которых он не принуждал исполнять христианские обряды. Только те языческие храмы, которые оставались без употребления после обращения в христианство жителей известной местности, были им закрываемы, и здания их отдавались христианам, или храмы, в которых совершалось служение разврату и чрез которые распространялись суеверия¹⁹⁴, по его приказанию были разрушаемы до основания. Язычество особенно сильно было в Риме, где ему преданы были многие знаменитые фамилии, и было много последователей неоплатонизма. Не желая встречать противодействия со стороны закоренелых римских язычников своим заботам об упрочении христианства во всей империи, Константин решил оставить языческий Рим и (в 330 г.) перенес свою столицу в Византию, которая была названа по его имени Констан­тинополем. Здесь он основал столицу вполне христианскую, уничтожив идолов и украсив город христианскими храмами. В 337 году Константин принял крещение от Евсевия, епископа Никомидийского, а затем вскоре умер, на 65-м году своей жизни, причисленный Церковью к лику святых, а римским языческим сенатом, по давнему языческому обычаю, к сонму богов.

Преемниками Константина Великого были его сыновья: Константин II (до 340 г.), Констанс (до 350 г.), управлявшие Западом, и Констанций, управлявший сначала (с 337 г.) Востоком, а по смерти Констанса и Западом (до 361 г.). Они изменили политику своего отца по отношению к язычникам; строгие и насильственные меры против язычников, по их понятию, могли скорее всего уничтожить идолопоклонство и дать полное торжество христианству. Особенно нетерпимостью отличался Констанций. Вместе с Констансом он в 341 году издал закон, которым под угрозой смерти запрещались языческие жертвоприношения и всякого рода суеверные гадания; тот же закон был повторяем еще несколько раз (в 346, 350, 353 и 356 гг.). Вместе с этим Констанций разрушал языческие храмы или отдавал их христианам, которые обращали их в церкви; только немногие храмы, бывшие памятниками истории или искусства, оставались нетронутыми. Вообще, в правление Констанция принадлежность к язычеству считалась государственным преступлением, как в прежние времена принадлежность к христианству. Следствием крутых мер Констанция было то, что толпы язычников обращались в христианство поневоле и без сердечного убеждения в истинности его. Язычники, состоявшие на государственной службе, прежде других спешили принимать христианство, чтобы удержать за собою занимаемые должности. Язычество уничтожалось быстро по городам, и только в важнейших их них, например Александрии, Афинах и Риме, оно имело еще значительную силу. Древние патрицианские фамилии Рима и ученые Александрии и Афин сильно отстаивали язычество; первые защищали религию своих предков, которые поставили империю на высшую степень славы и могущества, вторые – философию, науку и литературу, которые процветали в языческом мире. Сам Констанций при всем своем желании уничтожить язычество не отваживался разрушать языческие храмы в Риме и даже не отнял государственного жалования у жрецов.

Насильственные меры Констанция повели к тому, что язычники, принявшие христианство поневоле и не принявшие его, сделались ожесточенными фанатиками и тем упорнее держались своей старой религии, чем настойчивее их преследовали. Затаенным желанием их было – взять перевес над христианами, какой они имели до времени Константина Великого. С восшествием на престол преемника Констанция, Юлиана (361–363), желания их исполнились на некоторое время.

Юлиан, племянник Константина Великого¹⁹⁵, оставшийся еще в детстве сиротою, вместе с братом своим, Галлом, был удален от двора подозрительным Констанцием и помещен на жительство в одном замке в Каппадокии. Чтобы отнять у братьев всякую надежду на императорский престол, Констанций хотел со временем определить их в духовное звание и потому давал им соответствующее воспитание. В своем заточении Галл и Юлиан должны были постоянно ходить в церковь, читать Священное Писание и вообще выполнять все церковные уставы. Удаление от двора и стесненная жизнь в заточении возбуждали в Юлиане ненависть к Констанцию, тем более что последний был причиною смерти его отца, а потом и брата, Галла. С ненавистью к Констанцию развилась в Юлиане ненависть и к христианству как религии его притеснителя. Внешне религиозное воспитание не могло возбудить в нем любви к христианству. А приставленный к нему учитель словесности, христианин только по имени, сумел привлечь его на сторону язычества. Под руководством своего учителя Юлиан познакомился с произведениями искусства, науки и литературы древне-классического мира и особенно с мифологией и воззрениями на нее неоплатоников. Прельщенный красотою созданий языческо-классического мира, при отсутствии глубокого понимания христианства, Юлиан теперь уже в ранних летах был язычником, хотя, по примеру своего учителя, еще долгое время скрывал свои религиозные убеждения, представляясь ревностным христианином.

Скрытность Юлиана обманула Констанция. Не имея прямых наследников, он решился в 352 году вызвать Юлиана ко двору в Константинополь и дать ему воспитание как наследнику престола. При дворе Юлиан увидел интриги в христианском обществе, окружавшем его, разногласия, борьбу религиозных партий¹⁹⁶ и прочее. Все это возбуждало в нем нерасположение к христианству. А между тем поборники язычества, с которыми Юлиан скоро сошелся, постарались раскрыть пред ним древнюю религию отцов, освещенную философскими воззрениями, в привлекательных формах. Знаменитый языческий ритор Ливаний, которого Юлиан тайно слушал в Никомидии, имел на него сильное влияние. В городах Малой Азии и Афинах, куда Юлиан с разрешения Констанция отправился докончить свое образование, он познакомился со знаменитыми неоплатониками, особенно с Максимом, который посвятил его во все таинства теургии и экстаза. В 355 году Констанций, не подозревая еще в Юлиане язычника, отправил его в Галлию в звании кесаря. В 361 году последовал разрыв между Констанцием и Юлианом. Юлиан, провозглашенный своими войсками императором, пошел открытой войной против Констанция, причем сбросил маску христианина и открыто заявил себя язычником. К счастью Юлиана, Констанций в том же году умер, – и он в том же году сделался правителем всей империи.

Вступление Юлиана на императорский престол было радостным событием для языческой партии. Молодой император, окруженный философами, учеными, жрецами и авгурами, ревностно взялся за восстановление язычества. Еще на пути из Галлии он открыл множество храмов, закрытых при Констанции, и с большим торжеством приносил в них жертвы богам. По вступлении в Константинополь, торжественно заявив свое отречение от христианства, он приказал по всей империи восстанавливать разрушенные и открывать закрытые храмы и отправлять в них служение. Гонимые и преследуемые жрецы вышли из своих убежищ и направились к алтарям своих богов. Сам Юлиан более всех своих языческих подданных и даже более жрецов заботился о восстановлении древних, почти забытых культов. Нося титул pontifex maximus, он хотел быть жрецом на самом деле, поэтому часто сам лично, с небывалой торжественностью и благоговением приносил жертвы богам. Таким образом язычество снова стало религией государственной, и язычники опять получили преобладающее значение в империи. По отношению к христианскому обществу Юлиан держал себя на первых порах довольно снисходительно. Наученный историей, он понимал, что кровавые преследования не могут уничтожить христианства. Скорее, думал он, можно ослабить его и довести до уничтожения хитрой политикой. В этих видах, руководствуясь, по-видимому, философской терпимостью ко всем учениям, он предоставил свободу действий всем христианским партиям и сектам; на самом же деле он рассчитывал, что христианское общество при внутренней борьбе партий само собою придет к падению. С хитрой же целью Юлиан особым законом запретил христианским ученым заниматься изучением философов и поэтов и объяснением их в школах, представляя в основание то обстоятельство, что люди, изъясняющие творения великих мужей – Гомера, Гезиода, Геродота и других и обличающие их в нечестии, оскорбляют богов, которых почитали эти великие люди. На самом же деле упомянутым запрещением Юлиан хотел защитить свое дело восстановления язычества. Он очень хорошо видел, что христианские ученые, знакомые с философами и поэтами, объясняя писания их пред своими слушателями с христианской точки зрения, подрывают язычество в его первых источниках. Далее, чтобы оскорбить христианское чувство и даже посмеяться над пророчеством Христа Спасителя об Иерусалимском храме, Юлиан, под видом той же веротерпимости, дал иудеям средства восстановить свой храм в Иерусалиме. Но, по свидетельству и языческих и христианских писателей, появлявшийся три раза из земли огонь истреблял все начатые постройки, так что сами иудеи в ужасе отказались от предпринятого дела. Хотя подобные распоряжения направлены были против христиан только косвенным образом и не угрожали существованию Церкви, но уже одно то, что привилегии религии государственной стали переходить от христианства к язычеству, поставило христиан в положение двусмысленное, при котором возможны были для них большие притеснения. Так с восстановлением язычества воинские знамена с изображением креста заменены были новыми – с изображениями богов, разные воинские церемонии получили характер языческий. Все это стесняло воинов-христиан. Приказание Юлиана (в Антиохии) окроплять жертвенной кровью продаваемые на рынках припасы повело уже к стеснению всех христиан. Потом удаление всех христиан от занимаемых ими государственных должностей и предпочтение, отдаваемое правительством язычникам во всех случаях жизни, например, в судебных спорах и тяжбах, поставляло часто многих христиан в затруднительное положение. Но самым сильным стеснением для христиан было то, что они по приказанию Юлиана должны были возвращать язычникам те имущества, которые при Константине и Констанции перешли от языческих храмов к христианской Церкви. Многие языческие храмы были обращены в церкви; земли, принадлежавшие языческим храмам, заняты были христианскими строениями и так далее. Чтобы выполнить приказание императора, христиане должны были уничтожать свои церкви и даже на свой счет восстанавливать разрушенные по приказаниям христианских государей языческие храмы. При этом бывали и такие случаи, что язычники требовали и отнимали у христиан не только то, что прежде принадлежало языческим храмам, но и то, что всегда было собственностью христианских церквей.

Но как Юлиан ни стеснял христиан прямо и косвенно, он нисколько не ослабил христианства и далеко еще не достиг своей цели восстановления язычества, тем более что почти в первые же дни своего правления разошелся с большинством языческой партии. Воспитанный в понятиях неоплатонической школы, он хотел восстановить не то язычество, какое знало большинство язычников, а язычество, преобразованное по началам платонизма. Отрицая вместе со своими учителями-неоплатониками древнее многобожие и признавая божеством только единое Верховное Существо, Юлиан видел в богах древней религии идеи, свойства и качества этого Верховного Существа, а в идолах – изображение сих последних. Сообразно со своими понятиями о богах древности он смотрел и на мифы, стараясь своими аллегорическими толкованиями прикрыть все их нелепости и возбудить в язычниках такое же благоговейное уважение к ним, каким и он сам отличался. Вместе с теоретической стороной в язычестве Юлиан хотел преобразовать и практическую. По-прежнему оставляя в языческом культе жертвоприношения и даже заботясь об увеличении их, он хотел внести в него религиозно-нравственные элементы; требовал, чтобы жрецы занимались изучением философов и поэтов как провозвестников божественных истин, вели жизнь строго воздержную и добродетельную; поучали народ, объясняя ему смысл древних мифических сказаний, при храмах устраивали благотворительные заведения и тому подобное. Словом, дух религии христианской Юлиан хотел перенести на язычество. В таком виде язычество неизвестно было большинству язычников, даже самим жрецам. Поэтому массы народные, как и прежде, относились к служению своим богам холодно и небрежно; случалось, что одни только старухи присутствовали при жертвоприношениях императора-жреца или, как это было в Антиохии в праздник Аполлона, язычники оставили одного императора приносить жертвы богу поэзии под открытым небом при проливном дожде, а сами искали убежища под крышей храма. Свободно мыслящие из язычников даже открыто, в разговорах и сочинениях, смеялись над множеством жертв, приносимых Юлианом, и над его философскими толкованиями мифов. Приближенные Юлиана, наполнявшие его двор, тоже не сочувствовали его планам; в большинстве это были шарлатаны и искатели приключений, рассчитывавшие приобрести какие-либо выгоды от императора-язычника. Таким людям не нравилась строго философская, полная энергии, жизнь Юлиана, и на требование его проводить подобную же жизнь они отвечали жалобами на невнимательность к ним императора. Разочарования одно за другим постигали Юлиана: языческое общество не сочувствовало его планам, христианское мужественно переносило все притеснения и нисколько не ослабевало. Но Юлиан не хотел отказаться от своего дела, препятствия и неудачи только раздражали его. Он хотел употребить все средства, даже насильственные, чтобы только достигнуть своей цели. И действительно, христиане ожидали уже от него жестоких преследований после его похода в Персию. Но в одной битве с персами, в 363 году, Юлиан был убит, а вместе с его смертью кончилось и его дело восстановления язычества.

Юлиан был последним из языческих императоров. После его смерти на императорский престол выбран был войском Иовиан (363–364 гг.), который при самом избрании заявил, что он христианин. Впрочем, этот царь относился к язычникам снисходительно, запретив только те жертвоприношения, которые соединены были с гаданиями и разного рода суевериями. Подобной же терпимостью к язычникам отличались преемники его – Валентиниан I (364–375 гг.), управлявший Западом, и Валент (364–378 гг.), брат последнего, управлявший Востоком. Валентиниан (364 г.) издал даже закон, что всякий может свободно содержать ту религию, которая согласна с его убеждениями. Но христианство было уже настолько сильно само в себе и распространилось в таких сильных размерах, что тот же государь в указе от 368 года, назвал язычество religio раganorum, то есть верой поселян. При нем язычество уже почти было вытеснено из городов. Грациан (375–383 гг.), сын Валентиниана, управлявший также Западом, стал принимать решительные меры против язычества. При восшествии на престол он сложил с себя титул pontifex maximus, отказавшись принять знаки, присвоенные сему Достоинству, вынес из курии сената алтарь Виктории, конфисковал имущества языческих храмов, отнял у жрецов и весталок привилегии и государственное жалованье и так Далее. В то же время Феодосий I Великий, избранный Грацианом после смерти Валента в соправители (379–395 гг.) на Востоке, принимал против язычества еще более решительные меры. В его правление языческие храмы всюду были разрушаемы, запираемы или обращаемы в христианские церкви. При этом фанатики из христиан действовали иногда с насилием, на которое язычники отвечали тем же. Так, в Александрии при разрушении храма Сераписа (391 г.) было кровавое столкновение между христианами и язычниками, в котором погибло много тех и других. Сподвижник Юлиана, престарелый Ливаний, напрасно писал апологию в защиту храмов, в которой отстаивал свободу убеждений, – его речь осталась без последствий. Сделавшись в 392 году единодержавным государем во всей империи, Феодосий нанес последний удар язычеству изданием закона, по которому всякого рода служение богам признавалось преступлением наравне с оскорблением царского величества. В Риме языческая партия, воспользовавшись пребыванием Феодосия на Востоке, провозгласила было императором язычника Евгения, который снова восстановил язычество, но в 394 году Феодосий низложил его и уничтожил последние надежды язычников. Дети и преемники Феодосия, со времени которых империя распалась на Восточную и Западную, Аркадий (395–408 гг.) и Гонорий (395–423 гг.), продолжали дело уничтожения язычества уже в местах глухих и отдаленных от городов. Гонорий на Западе приказал разрушать все оставшиеся еще храмы и удалять от государственных должностей язычников. На Востоке миссионеры-монахи с полномочиями Аркадия обходили провинции и обращали оставшихся там язычни­ков. Преемник Аркадия, восточный император Феодосий II (408–450 гг.), в указе от 423 года высказал уже предположение, что язычества не существует более на Востоке. Только в Афинах, в среде ученых неоплатонической школы, держалось еще некоторое время язычество. Но император Юстиниан I (527–566 гг.), обратив внимание на знаменитого в то время неоплатоника Симплиция, приказал закрыть школу. Учители неоплатонической школы не хотели изменить своим убеждениям и ушли в Персию. Затем еще потомки древних спартанцев, обитавшие в горах, вместе с политической независимостью защищали древних богов Спарты до IX столетия. Но уже с V века, можно сказать, Восточная империя стала христианской. На Западе язычество держалось крепче, чем на Востоке. Нападения на Италию варваров в V столетии поддерживали надежды языческой партии. Римские сенаторы из языческих фамилий высказывали открыто, что все несчастья постигают империю за оставление религии отцов. В 476 году Западная империя пала под оружием варваров, но язычество не было восстановлено, и христианская Церковь оставалась непоколебимой. Остготский король Теодорих, в конце V века овладевший Италией, издал даже закон, которым под угрозой смерти запрещал идолослужение. Следы язычества на Западе сохранялись до конца VI столетия, именно на итальянских островах.

В первые три века христианская Церковь только отчасти проникла за пределы Римской империи; борьба с римским язычеством за свое существование заставляла христианское общество сосредоточить все свои силы на одном пункте, именно в Римской империи. Теперь же, когда борьба окончилась падением язычества и Римская империя сделалась христианским государством, Церковь получила возможность выступить решительным образом за пределы империи. Пути, которыми она проникает в языческие, близкие и отдаленные от империи страны, весьма разнообразны. Христианские купцы, посещая языческие страны по делам торговым, заносят сюда христианство; христиане, попадающие в плен к язычникам, просвещают их светом Евангелия, и, наоборот, язычники, попадающие в плен к христианам, знакомятся с христианством и, возвращаясь на родину, становятся в свою очередь распространителями его между своими соотечественниками; монахи-подвижники, поселяясь в пустынях на границах Римской империи или даже в языческих странах, своей святой жизнью пробуждают в язычниках уважение к христианству и заставляют их принимать его; ревностные проповедники Евангелия с апостольской неустрашимостью отправляются в страны варваров и основывают между ними Церкви; предстоятели Церквей и государи устраивают православные миссии для обращения язычников; женщины-христианки, именно принцессы, выходя в замужество за языческих королей и князей, располагают к принятию христианства как своих мужей, так и подданных-язычни­ков. Вообще, всякого рода столкновения и сношения между народами, принявшими христианство и не принявшими, служили более или менее удачными поводами к распространению христианства между последними. Таким образом, во второй период Церковь распространилась во многих языческих странах Африки, Азии и особенно Европы.

Из обитателей Африки в первой половине IV века приняли христианство абиссинцы, или эфиопляне. Около 316 года один христианский ученый, Меропий, родом из Тира, со своими родственниками, еще юношами, Эдессием и Фрументием, путешествовал с научными целями в страны на юг от Египта по Чермному морю. Случилось, что корабль, на котором он плыл, пристал к берегам Абиссинии. Абиссинцы напали на мореплавателей, избили и потопили их всех, кроме Эдессия и Фрументия, которых представили в дар своему царю. Абиссинский царь нашел их годными для своей службы и дал им должности при своем дворе. Вскоре Эдессий и Фрументий сделались лицами влиятельными; по смерти царя Фрументий сделался даже воспитателем малолетнего наследника престола, Айзана. Пользуясь таким значением в стране, Эдессий и Фрументий могли свободно исповедовать свою веру. Они знакомились с приезжавшими в Абиссинию по торговым делам римскими купцами, устраивали с ними богослужебные собрания и даже построили маленькую церковь. Когда Айзан вырос, Эдессий и Фрументий выпросились на родину. Эдессий отправился в Тир к своим родным, а Фрументий в Александрию, где тогда был епископом Афанасий Великий. Фру­ментий рассказал ему, как легко могут быть просвещены христианством абиссинцы, и просил прислать к ним епископа и клир. Святой Афанасий счел за лучшее поставить в епископа для абиссинцев самого Фрументия, который и отправился к ним обратно. Молодой царь абиссинский, по убеждению Фрументия, крестился; за ним крестились многие из его подданных. Фрументий был абиссинским епископом долгое время, построил много храмов для новообращенных и после своей смерти оставил Абиссинскую Церковь прочно устроенной; вероятно, он же дал ей и перевод Священного Писания Нового Завета на абиссинском языке. Абиссинская Церковь находилась в тесной связи с Церковью Александрийской, патриарху которой подчинен был старший абиссинский епископ или митрополит. Поэтому во время арианских смут и споров она, верная преда­ниям Церкви Александрийской и ее патриарха Афанасия, оставалась православной, несмотря на то, что император Констанций употреблял всевозможные средства распространить арианство между абиссинцами. Но, вследствие той же связи с Церковью Александрийской, Абиссинская Церковь в V веке вместе с нею уклонилась к монофизитству.

1. На Кавказе. Обитатели Кавказа приняли христианство отчасти в IV веке, отчасти в VI. В двадцатых годах IV столетия к иверам попала в плен одна христианка, Нонна (Нина), вероятно, монахиня. И в плену, будучи рабою, она проводила строго-подвижническую благочестивую жизнь, чем возбуждала удивление иверов. У иверов был обычай переносить больных из одного дома в другой для того, чтобы всякий, кто знает средство против болезни, указал его. Случилось, что в тот дом, в котором жила Нонна, принесен был больной ребенок. Человеческие средства уже не могли спасти его от смерти. Но Нонна помолилась Богу – и ребенок выздоровел. Слух об этом чуде дошел до царского дома. Заболела сама царица и также выздоровела по молитве Нонны. Вместо всяких подарков за исцеление, которые предлагал ей царь, она просила только, чтобы был построен храм тому Богу, которого она почитает. Впечатление, произведенное на царя чудом и словами Нонны, Усилилось еще более, когда он сам заблудился на охоте. Находясь в затруднительном положении, он вспомнил могущество христианского Бога, Которого почитает Нонна, и дал обещание построить Ему храм, если благополучно возвратится домой. Действительно, он возвратился благополучно; уверовал сам в христианского Бога, начал строить ему храм и, по совету Нонны, отправил посольство к Константину Великому, чтобы тот прислал в Иверию епископа и клир. Греческие священники, прибывшие затем в Иве­рию, просветили жителей ее евангельским учением. При этом царь и царица с особенною ревностью заботились об обращении своих подданных. От иверов христианство постепенно распространилось между другими племенами, населявшими Кавказ, так что царь лазов, прибыв в 520 году в Константинополь при Юстине I по политическим делам, принял крещение и затем распространил христианство между своими подданными. От лазов христианство вскоре перешло к абазгам или абхазцам; император Юс­тиниан I особенно заботился о распространении между ними христианства, посылая к ним священников и устраивая у них церкви.

2. В Армении. В первые века по Рождестве Христовом Армения нередко подпадала под власть римлян. Чрез это открывалась возможность сношения римских христиан с жителями Армении и вместе с тем открывался путь христианству в Армению. И действительно, уже во II веке мы видим христиан из туземных жителей Армении. Но окончательно утвердилось христианство в Армении в IV и V веках. Апостолом Армении был Григорий, получивший за свою проповедническую деятельность наименование Просветителя. Он был сын армянского князя Анака. При истреблении всего дома Анака (259 г.), Григорий, будучи еще двухлетним ребенком, был спасен от смерти своею кормилицей-христианкой и отправлен в Кесарию Каппадокийскую, где получил христианское воспитание. Возвратившись затем на свою родину в Армению, он поступил на службу к царю Тиридату III и успел обратить его в христианство. Желая устроить Армянскую Церковь на прочных началах, он отправился (302 г.) опять в Кесарию, принял от тамошнего митрополита Леонтия сан епископа и, возвратившись в Армению, с необыкновенною ревностью взялся за обращение своих соотечественников. Царь и двор крестились, за ними крестилось много народа. Вместо языческих храмов во множестве появились христианские церкви, появилось церковное просвещение и просвещенный клир. После смерти Григория Просветителя попечение об Армянской Церкви перешло к его потомкам, из которых многие были и епископами. В начале V века один из таких потомков, Исаак Великий, вполне докончил дело Григория. Он основал множество церквей и монастырей, приготовил целое поколение просвещенных клириков, устроил христианские школы для народа и положил основание армянской богословской литературе. При нем же Месроп изобрел армянскую азбуку и перевел Священное Писание на армянский язык. Между тем (в 428 г.) Армения под оружием персов потеряла свою самостоятельность. Персидские цари вместе с господством над Арменией хотели восстановить в ней и религию Зороастра. В половине V века персидский полководец и правитель Армении Мир-Нерсес издал к армянскому народу грозную прокламацию, в которой порицал христианство и требовал возвращения к религии Зороастра. Армянские епископы, пресвитеры и представители народа под председательством своего главного епископа (католикоса) Иосифа держали (450 г.) собор, на котором составили ответное послание Мир-Нерсесу, подписанное восемнадцатью епископами; в послании говорилось, что никакая сила, ни ангел, ни человек, ни огонь, ни меч, ни смерть, никакие пытки не могут отклонить армян от христианства. Затем начинается религиозная война между армянами и персами. В 451 году армяне были поражены. Их предводители и многие епископы отведены в плен. Но несмотря на это персы не могли уничтожить христианства в Армении. Борьба за веру продолжалась два столетия, до 651 года, когда вместе с Персией Армения подпала под власть аравитян-мусульман. Во время борьбы Церкви с ересями в IV и в первой половине V века Армянская Церковь оставалась верной Православию. Но во второй половине V века она отделилась от Церкви Вселенской по поводу ереси монофизитской.

3. В Персии. В Персию христианство стало проникать еще во II веке из пограничных областей империи. В начале IV века персидские христиане под руководством своего митрополита, епископа Селевкии-Ктезифона, и под главным управлением антиохийского патриарха составляли уже большое христианское общество. Царствовавшая в Персии с III века династия Сассанидов как национальная стремилась к восстановлению древней религии Зороастра; маги были усердными помощниками правительства. Отсюда, естественно, персидское правительство смотрело на своих христианских подданных, не хотевших следовать национальной религии, как на изменников отечеству. К тому же маги успели внушить правительству, что персидские христиане, находясь, вследствие своей религиозной связи, в постоянных сношениях с населением Римской империи, с которой Персия вела почти постоянные войны, – изменники отечеству и в политическом отношении. Вот причины, по которым персидское правительство поднимало гонение на своих христианских подданных в IV и V веках. При Константине Великом положение персидских христиан было еще спокойным; он, заключив мир с персами, просил царя их, Сапора II, оказывать благосклонность хрис­тианам. Но в 343 году, когда началась война с римлянами, персидское правительство, опасаясь измены со стороны христиан, начало сильно притеснять последних. Прежде всего Сапор II потребовал, чтобы христиане содержали древнюю религию Зороастра. Когда же они отказались исполнить это требование, то он издал (343 г.) эдикт, которым его христианские подданные облагались большими, сравнительно с прежними, податями. Епископ Селевкий, престарелый Симеон, отказался собрать такой большой налог с христиан. Сапор счел это возмущением и издал второй эдикт (343 г.), которым повелевал духовных всех степеней заключать в оковы и казнить, церкви разрушать, церковную утварь обращать на недостойное употребление и так далее. Симеон со 100 клириками был посажен в темницу. К христианскому обществу принадлежал тогда один из высших сановников персидского двора, Ухтазад. Этот, по приказанию Сапора, поклонился Солнцу и изменил таким образом христианству; но, встретившись случайно с Симеоном, который отвернулся от него, он так был тронут этим обстоятельством, что решительно объявил себя христианином и только просил царя заявить народу пред казнью, которой предали его, что он наказывается не за государственное преступление, а как христианин. Симеон со своими клириками также был казнен. При этом один из приближенных Сапора, некто Фузик, выказал сочувствие к мученикам, объявил себя христианином и также был казнен. Еще сильнее было преследование христиан в 344 году. Издан был эдикт, чтобы все христиане были заключены в оковы и казнены. Многие из христиан всех сословий умерли смертью мучеников; между прочим замучен был один из любимых сановников Сапора Азад. Смерть последнего так подействовала на царя, что он опять ограничил преследование только духовными, монахами и монахинями. После несчастного похода Юлиана (363 г.) римляне заключили мир с персами; пограничный христианский город Низибия перешел к персам. Жители его переселились во внутренние области империи, но оставшиеся не были освобождены от преследования. Начатое в 343 году преследование христиан в Персии продолжалось до конца царствования Сапора II (381 г.). После Сапора для персидских христиан наступило более спокойное время. В правление же Издегерда I (401–420 гг.) персидское правительство даже благосклонно относилось к христианам: епископ Тагридский, что в Месопотамии, Маруфа, бывший посредником в переговорах между Издегердом и византийским правительством, воспользовался своим влиянием для того, чтобы расположить Издегерда в пользу христиан. Только под конец правления Издегерда положение христиан изменилось к худшему. В 418 году Авда, епископ Сузский по неразумной ревности к христианству разрушил языческий храм, посвященный на служение огню. Издегерд сначала требовал только, чтобы Авда восстановил разрушенный храм, но потом, когда тот отказался, приказал казнить его и преследовать других христиан. При преемнике Издегерда Варане V (420–438 гг.) гонение приняло большие размеры. Всякого рода жестокости в восточном духе допускаемы были в суде над христианами. При этом было много славных мучеников. Таков диакон Вениамин, просидевший два года в тюрьме и освобожденный из нее по ходатайству византийского посольства под условием не распространять христианства. Условие составлялось без его ведома, поэтому он счел себя вправе не принимать его. По-прежнему он распространял христианство в течение целого года, пока не был схвачен и не претерпел мученическую смерть. Таков Иаков – из знатной персидской фамилии; Издегерд склонил было его к отречению от христианства, но мать и жена убедили его стоять твердо за веру, и Иаков умер как истинный мученик Христов, терпеливо перенося отрезание одного члена за другим. Таков Ормизда, человек богатый и благородного происхождения; его лишили имущества, одели в одежду раба и сделали погонщиком верблюдов; потом чрез некоторое время возвратили имущество с тем, чтобы он отказался от христианства, и, когда он остался непреклонным, казнили. Когда гонение перешло в поголовное истребление христиан, многие из них бежали в пределы Византийской империи. Варан требовал бежавших; византийский император Феодосий II отказал ему. По этому поводу началась война между Персией и Византийской империей. Персы потеряли много пленных. Епископ Амидский, что в Месопотамии, Акакий, продал церковные сосуды, выкупил из плена 7000 персидских солдат и возвратил их в отечество. Этот поступок, полный христианской любви, расположил Варана в пользу христиан, так что под конец его правления они могли несколько успокоиться. Варан считал даже христианство лучшею многих религий и близкой к религии Зороастра. Но преемник его, Издегерд II, был врагом христиан. Впрочем, в половине V века одна из причин, по которым преследовались персидские христиане, именно подозрение их в политических сношениях с Византийской империей, была устранена. Персидская Церковь после уклонения в несторианство в половине V века прекратила сношения с христианами Византийской империи. Поэтому персидское правительство начало смотреть на христиан терпимее, и положение их внутри персидского государства до падения последнего под оружием аравитян-мусульман (651 г.) становилось все более и более спокойным.

4. В Аравии. Начало христианства в Аравии относится ко временам апостольским; там был с проповедью Евангелия апостол Павел. В III веке там проповедовал Ориген; в Аравию же приносили христианство бежавшие из империи от преследований христиане. В IV и V веках распространение христианства в Аравии совершается в больших размерах. Так, около 320 года христианство проникло в Счастливую Аравию, к гомеритам, племени, жившему оседлой жизнью. Император Констанций отправил к гоме­ритам Феофила, индийца, проживавшего с ранних лет в качестве заложника в Константинополе, воспитанного в христианстве (в форме арианства) и посвященного в сан епископа. Целью Констанция сначала было выпросить у гомеритов свободу исповедания для христианских купцов, производивших с ними торговлю, и построить для них несколько церквей. Но Феофилу удалось сделать гораздо больше – он обратил в христианство (в арианской форме) главу племени гомеритов; и все племя приняло бы христианство, если бы не препятствовали евреи, проживавшие во множестве среди него. Кочевые аравийские племена обращались преимущественно благодаря проповеди христианских пустынников и монахов, поселявшихся на границах Палестины и Аравии. Так, к Илариону нередко приходили толпы сарацин, чтобы получить благословение, и если только не все, то многие из них уходили от него христианами. Пустынник Моисей имел также большое влияние на кочующих сарацин, так что царица одного племени Мавия, ведшая войну с римлянами, при заключении мира (около 372 г.) просила поставить его епископом для ее народа. Преподобный Евфимий в начале V века обратил в христианство предводителя одного аравийского племени, который с именем Петра поставлен был первым епископом Для походных церквей. Симеон Столпник своими необыкновенными подвигами на столпе до того поражал сарацин, что они, считая его неземным существом, приходили к нему тысячами и, по его убеждению, крестились. Монахи горы Синая, поселившиеся здесь в IV веке, со своей стороны с успехом занимались распространением христианства между окрестными аравийскими племенами. В IV столетии в Аравии некоторые кочующие племена были уже вполне христианскими.

1. У готов и других кочевых народов. В Европе, вне пределов Римской империи, христианство прежде всего начало распространяться между народами германского племени. Так в IV и V веках приняли христианство готы, вандалы, свевы, бургунды, лангобарды, но, к сожалению, в форме арианства.

Готы, обитавшие за Дунаем и разделявшиеся Днестром на ост готов и вест готов, еще в III веке подошли близко к границам Римской империи и производили на нее частые набеги. Случалось, что они уводили в плен христиан, между которыми были и лица духовного звания. Пленники в первый раз и познакомили готов с христианством, образовавши среди них небольшую Церковь. На Первом Вселенском соборе (325 г.) уже присутствовал готский епископ Феофил, подписавший соборные вероопределения. Во второй половине IV века много потрудился для распространения христианства между готами готский епископ Ульфила, потомок пленных христиан, занимавший епископскую кафедру в течение сорока лет (345–388 гг.). Он изобрел готскую азбуку и перевел Священное Писание на готский язык.

При императоре Валенте, когда пришедшие из Азии гунны стали теснить готов, – вест готы с разрешения его поселились (376 г.) в пределах Римской империи, во Фракии, под условием принятия всеми ими христианства. Ульфила, бывший по этому случаю во главе готского посольства, направленного к Валенту, в угоду императору-арианину согласился распространять между ними христианство с арианским вероучением, которое таким образом и утвердилось у них. По удалении из пределов Римской империи вест-готы принесли арианское христианство в Испанию, где основали (415 г.) свое государство. Только в 589 году на соборе Толедском они отказались от арианства и перешли к Православию.

От вест-готов христианство с арианским же вероучением перешло к их соплеменникам, ост-готам, оставшимся позади их во время великого переселения народов. Завладев (492 г.) Италией, ост-готы, в свою очередь, принесли арианство и сюда. Хотя при Юстиниане I владычество их в Италии кончилось (553 г.), они сообщили арианское христианство язычникам лангобардам, у которых оно только в конце VII века окончательно сменилось Православием.

От вест-готов же приняли арианское христианство вандалы и свевы, пришедшие еще раньше их в Испанию. Вандалы, перешедшие из Испании в Африку и завоевавшие (429 г.) ее северные области, упорно держались арианства и страшно преследовали православных христиан Карфагенской Церкви. В 533 году полководец Юстиниана Велизарий уничтожил владычество их в Африке, а вместе с тем и арианство. У свевов, окончательно поселившихся в Испании (в нынешней Португалии), арианство держалось до 560 года, когда они обратились к Православию.

Бургунды, поселявшиеся в начале V века в Южной Галлии, отчасти принесли с собою арианское христианство с берегов Рейна, где приняли его от выгнанных из империи ариан, отчасти заимствовали его от вест-готов, но в конце V и начале VI века под влиянием древних православных церквей Южной Галлии они присоединились к Православию.

2. У франков. Франки под предводительством своего короля Хлодвига в конце V века заняли Северную Галлию и основали здесь свое государство. Все они были язычниками. Христианство распространилось между ними при посредстве бургундской принцессы Клотильды, на которой женился Хлодвиг (493 г.). Долгое время Клотильда убеждала своего мужа принять христианство, но он не соглашался. Впрочем, Хлодвиг дозволил своей жене содержать христианскую веру и даже крестить своих сыновей. Случилось, что второй сын его заболел, и Хлодвиг предсказывал уже его смерть, но по молитве Клотильды ребенок выздоровел. Это произвело на Хлодвига впечатление. Сильное впечатление производили на него также рассказы Клотильды о чудесах, совершавшихся при гробе Мартина, епископа Турского († ок. 400 г.), и свидетельствовавших о силе христианского Бога. Влияние этих рассказов скоро обнаружилось. В 496 году Хлодвиг начал войну с аллеманами. Его войско подвергалось большой опасности. Призывая напрасно на помощь своих богов, он вспомнил наконец о христианском Боге и дал обещание креститься, если одержит победу. Победа досталась ему, и он в том же 496 году принял крещение от православного архиепископа Ремигия, приглашенного с этой целью Клотильдой. За Хлодвигом крестились и все его подданные. Но, принявши крещение, франки в действительности остались язычниками; только в последующие века, когда во Франции заведены были монастыри и школы, они окончательно просвещены были христианством.

3. На Британских островах. Южная часть острова Великобритании, населенная бриттами, завоевана была римлянами еще в половине I века до Рождества Христова; при Веспасиане и особенно Траяне и Адриане римское господство здесь было вполне упрочено. Поэтому еще в III веке вместе с римским господством проникло сюда и христианство из Южной Галлии или даже из Малой Азии, с обрядами и учреждениями Церквей восточных, и имело значительное число последователей между туземцами. Обитатели же северной части Великобритании, пикты и скотты, и другого британского острова, Ирландии, ирландцы, не имели никакого понятия о христианстве. Своим обращением в христианство они обязаны святому Патрикию и его ученикам.

Патрикий, родом британец, происходил из христианского семейства (родился между 370 и 380 гг.). В юности он попал в плен к ирландцам и прожил между ними шесть лет. Затем через десять лет по возвращении на родину он опять был взят в плен морскими разбойниками и продан в Галлию, где его выкупили христианские купцы. Двукратный плен и освобождение, которое Патрикий приписывал божественной помощи, пробудили в нем стремление посвятить себя на служение Богу, что он и исполнил по возвращении в отечество. Приняв епископский сан от британских епископов, Патрикий пошел (около 432 г.) с проповедью Евангелия к ирландцам. Зная язык и обычаи ирландцев, он имел здесь необыкновенный успех – многие из них вследствие его проповеди обратились в христианство. Чтобы упрочить в Ирландии христианство, Патрикий основал там несколько монастырей, которые были школами для народа; монахам же дал все средства к религиозному просвещению: изобрел ирландскую азбуку, завязал сношения с Британской и Галльскими Церквами, выписывал оттуда книги и тому подобное. Патрикий умер около 460 года, после продолжительной апостольской деятельности, прочно устроив Ирландскую Церковь с митрополией в городе Армахе. Монахи основанных им монастырей довершили просвещение Ирландии – в первой половине VI века она уже вся была страной христианской.

Выходившие из ирландских монастырей миссионеры распространяли христианство и в соседней Шотландии. Между ними особенно замечателен монах Колумба, пришедший с проповедью Евангелия в 563 году в Северную Шотландию к скоттам. Крестивши одного из шотландских князей со всем его народом, Колумба основал на одном острове монастырь, из которого потом стало распространяться христианское просвещение по всей Шотландии.

Между тем в политическом быту Великобритании произошли перемены, имевшие большое влияние на распространение в ней христианства.

В начале V века римляне почти совсем оставили свои британские владения; на смену им с материка Европы пришли (449 г.) воинственные англосаксы, завладели южной частью Великобритании и основали здесь семь королевств. Англосаксы были язычники, и распространение христианства в Великобритании на некоторое время было задержано ими; бритты-христиане были сильно стеснены ими. Только спустя более чем столетие англосаксы стали принимать христианство. В конце VI века король Кента, одного из англосаксонских королевств, Этельберт, женился на христианской принцессе из французского дома Берте. Папа Григорий Великий (Двоеслов) воспользовался этим обстоятельством и отправил в Британию целую миссию под начальством аббата Августина. При содействии Берты миссионерам удалось обратить самого Этельберта, а за ним стали обращаться и его подданные. После этого Августин отправился во Франкское королевство, получил там рукоположение во епископа и по возвращении в Британию утвердил свою кафедру в Кенте. Из Кента христианство проникло и в другие англосаксонские королевства, в которых также учреждены были епископские кафедры. До обращения англосаксов между древними обитателями Великобритании распространялось христианство с обрядами и учреждениями Церквей восточных; с обращением же их проникло сюда христианство с обрядами и учреждениями Церкви Римской. Таким образом, в Великобритании образовались две церкви – Древнебританская и Новоанглийская, долгое время находившиеся вне общения одна с другою. Представители Новоанглийской Церкви, начиная с Августина († 605 г.), стремились всеми мерами, даже насильственными, подчинить Древнебританскую Церковь римскому престолу; но последняя, как получившая свое начало непосредственно или посредственно с Востока, не хотела считать Римскую Церковь своей митрополией и поставить себя в зависимость от нее. Обрядовые разности, например во времени празднования Пасхи¹⁹⁷, а также национальная ненависть бриттов к пришельцам-завоевателям, англосаксам, еще более отдаляли Древнебританскую Церковь от Новоанглийской. Соборные совещания англосаксонских епископов с древнебританскими, вследствие притязательности первых, не приводили к соглашению. Только к концу VII столетия установились более мирные отношения между обеими Церквами, но Окончательное объединение их последовало вместе с объединением древних обитателей Великобритании с англосаксами.

4. В Германии. В Германию христианство проникло еще во времена римского господства; в III и IV веках по Рейну и Дунаю в городах, образовавшихся из римских военных поселений, было уже несколько епископских кафедр. Но с переселением народов в V и VI веках здесь не осталось почти и следов христианства. Новые попытки к распространению христианства в Германии начинаются в конце VI столетия, отчасти со стороны франков, но главным образом со стороны британских и англосаксонских монахов-миссионеров, которые в течение VII столетия основали в разных местностях Германии несколько Церквей. Но между этими Церквами не было единства – в одних были обряды и учреждения Древнебританской Церкви, а в других – Церкви Римской, да и самое христианство при множестве оставшихся еще язычников было непрочно. Английский монах Винфрид, принявший впоследствии латинское имя Бонифация, в первой половине VIII века докончил дело бывших до него в Германии миссионеров. Прежде чем идти в Германию, он в 718 году отправился в Рим просить у папы благословения на распространение в ней христианства в союзе с Римской Церковью. Папа Григорий II благословил его – и Бонифаций начал свою миссионерскую деятельность сначала во Фрисландии, вместе с другим английским миссионером, а потом один в Тюрингии и Гессене. В Тюрингии ему удалось обратить двух владетельных князей, и здесь же он основал первый монастырь. После такого успеха папа вызвал его в Рим и в 723 году посвятил в епископа Германии, причем с него взята была клятва – быть со всей Германской Церковью в подчинении римскому престолу. В сане епископа Бонифа­ций еще с большим рвением принялся за распространение христианства: в непроходимых местах он устраивал монастыри и храмы, вызывал из Англии монахов и монахинь для научения народа и тому подобное. В 732 году папа Григорий III назвал его уже архиепископом Германским и назначил викарием апостольского престола, поручив ему поставлять в Германии епископов столько, сколько найдет нужным. Теперь Бонифаций начал заниматься не столько обращением германцев, сколько устройством и объединением под властью папы германских Церквей, основанных им и его предшественниками. Постепенно при содействии франкского правительства, простиравшего уже тогда свою власть на Германию, он достиг того, что епископские кафедры во всех германских Церквах, основанных его предшественниками вне союза с Римской Церковью, были замещены лицами, признававшими главенство папы. В 745 году Бонифаций утвердил свою архиепископскую кафедру в Майнце и отсюда управлял всей Германской Церковью. В 754 году он отправился во Фрисландию, чтобы поддержать там склонявшуюся к падению Церковь, но фризы встретили его неприязненно и вместе с его спутниками в 755 году убили. Впрочем, вскоре же после Бонифация христианство было упрочено и во Фрисландии.

К концу VIII века христианство распространено было во всей Германии. Саксы долее всех германских народов не принимали его. Они ненавидели христианство, как веру франков, с которыми вели постоянную борьбу за свою независимость. Только после тридцатилетней войны с ними Карлу Великому удалось смирить их и силою оружия заставить принять христианство (803 г.).

5. Между славянскими народами. Славянские племена к IX веку занимали почти всю восточную половину Европы. Тогда как другие народы, жившие от них на юг и запад, были просвещены христианством, славяне оставались еще язычниками. Но в IX веке христианство стало распространяться и между ними. Замечательно, что все славянские племена приняли христианство из Константинополя, следовательно, в форме восточного православного вероисповедания, хотя впоследствии некоторые славянские страны и отпали в латинство под влиянием западных государств, принявших христианство из Рима. Только к славянам, обитавшим по берегам Балтийского моря, в соседстве с германцами, оно занесено было непосредственно германскими миссионерами.

Апостолами славян были святые братья Кирилл и Мефодий. Одни славянские народы они просветили евангельским учением непосредственно сами, а другие – посредством изобретенной ими славянской азбуки и перевода священных и богослужебных книг на славянский язык. Кирилл и Мефодий родились в македонском городе Фессалоники, или, по-славянски, Солуни, в той провинции, где уже издавна было много славян и где они могли ознакомиться со славянским языком. Отец их, Лев, родом грек¹⁹⁸, был помощником главного военного начальника Македонии. Кирилл, до принятия монашества называвшийся Константином, быль младшим братом (род. в 827 г.). Еще в молодых летах (842 г.) он взят был к константинопольскому двору, где отец его имел связи, и воспитывался вместе с молодым императором, сыном Феофила и Феодоры, Михаилом III. Кирилл показал большие успехи, особенно в диалектике и философии, так что впоследствии получил прозвание философа. По окончании образования его сделали было патриаршим библиотекарем, но он, чувствуя наклонность к созерцательной жизни, тайно ушел в монастырь. После долгих убеждений остаться библиотекарем ему, наконец, предложили звание учителя философии, или, точнее, звание вольного философа, мудреца. Очень скоро Кирилл действительно стал известен своей ученостью. Около пятидесятых годов IX столетия он принимал участие в иконоборческих спорах, причем удачно опроверг сверженного иконоборческого патриарха Иоанна Грамматика, прозванного Аннием, а в 851 году по поручению царя и собора ходил к сарацинам для защиты иконопочитания и вообще христианской веры. Между тем брат его, Мефодий, по смерти отца получил должность военачальника в восточной части Македонии, где обитали славяне. Здесь он еще более ознакомился с бытом и языком славян. Но и он, подобно Кириллу, чувствовал призвание к созерцательной жизни, почему и ушел в монастырь на Олимп¹⁹⁹. Сюда же после путешествия к сарацинам пришел и Кирилл. Святые братья вели здесь жизнь подвижническую, проводя время в молитве и чтении книг. В это-то пребывание в монастыре у братьев созрела мысль о миссионерской деятельности между славянами; здесь они изобрели славянскую азбуку (855 г.) и начали перевод священных и богослужебных книг на славянский язык. В 858 году святые братья на время должны были оставить свой труд. Хазары, обитавшие в Крыму и по северным берегам Черного моря и имевшие во владении своем некоторые славянские племена, прислали в этом году к императору Михаилу III посольство просить у него книжного мужа, который мог бы спорить о религиозных предметах с магометанами и евреями, распространявшими у них свое учение. Император, вызвав из монастыря Кирилла, отправил его к хазарам; вместе с ним пошел и брат его Мефодий. У хазар они имели значительный успех, вероятно между славянами, так что некоторые крестились. Впрочем, в X веке хазары были еще магометанами, иудеями или даже язычниками. В Крыму Кирилл и Мефодий нашли мощи святого Климента, епископа Римского, умершего здесь мученической смертью при Траяне, и взяли их с собою. Сношения со славянами (русскими) во время путешествия к хазарам еще более укрепили решимость Кирилла и Мефодия заняться обращением их. По возвращении от хазар, удалившись в монастырь, они опять принялись за продолжение своего труда и успели уже перевести на славянский язык чтения из Евангелия и Апостола на литургии, Псалтырь, утреннюю службу, часы, вечерню и литургию.

Ближайшими по месту жительства к Византийской империи славянами были славяне юго-восточные и из них те, которые издавна поселились во Фракии и Македонии. Они были отчасти в зависимости от империи, отчасти жили самостоятельной жизнью. В VII веке фракийские славяне были покорены болгарами, воинственным племенем, одного происхождения с хазарами, пришедшим с берегов Волги. Победители смешались с побежденными и образовали одну народность, скорее славянскую, чем болгарскую (в тесном смысле); завоеватели приняли язык славянский, но в свою очередь как победители сообщили целому народу свое имя. Образовав самостоятельное государство, болгары вели почти постоянные войны с империей, брали в плен греков, которые и знакомили их с христианством. Между такими пленными особенно замечателен Мануил, архиепископ Адрианопольский, который попал к ним в 813 году при разрушении ими Адрианополя. Он умер мученической смертью со многими другими греками за свою веру.

К половине IX века болгары стали терпимее по отношению к христианству. Сестра болгарского князя Бориса (Богориса), проживавшая с самого детства в Константинополе в качестве заложницы, была воспитана в христианстве и крещена с именем Феодоры. Возвратившись около 860 года в Болгарию, она стала располагать к христианству своего брата. Но только общественные бедствия – голод, мор и неудачные войны побудили Бориса обратиться к христианскому Богу и креститься в 864 году, причем в честь византийского императора он назван был Михаилом. Константинопольский патриарх Фотий писал по этому случаю к Борису послание, в котором советовал ему заняться обращением всех своих подданных. Между тем в Болгарии стали появляться латинские миссионеры. Они успели внушить болгарским боярам, что с принятием веры из Греции Болгария может впасть в политическую зависимость от нее. Поэтому бояре произвели было возмущение против своего князя за перемену веры и связь с греками. Борис казнил главных зачинщиков, и волнение кончилось; все болгары должны были креститься. Но и сам Борис опасался возможности впасть в политическую зависимость от Константинополя вместе с религиозной; поэтому вскоре после крещения стал склоняться к Римской Церкви. В 865 году он сносился с папой Николаем I, прося его разрешить некоторые вопросы и прислать священников. Папа ответил целым посланием, прислал князю подарки и латинских священников, которые стали выгонять греческих. Но при императоре греческом Василии Македонянине болгары в 870 году опять приняли греческих священников, епископов и архиепископа. Латинские же священники должны были удалиться. С точностью неизвестно, принимали ли участие в обращении болгар святые Кирилл и Мефодий²⁰⁰, но несомненно то, что вскоре после крещения Бориса Болгарская Церковь пользовалась уже их переводом священных и богослужебных книг.

Одновременно с распространением христианства в Болгарии распространилось оно и в двух других славянских странах – Моравии и Паннонии при личном участии славянских просветителей. В 862 году моравский князь Ростислав прислал к императору Михаилу III посольство с просьбой прислать к нему учителей, знающих славянский язык, которые могли бы научить его народ истинной вере. Хотя в Моравию проникли уже немецкие миссионеры, но Ростислав уклонялся от них по тем же причинам, по которым болгарский князь Борис уклонялся от греческих. Михаил III послал в Моравию Кирилла и Мефодия, которые, пришедши туда в 863 году, основали свое местопребывание в столичном городе Велеграде. Ростислав, его племянник Святополк и многие другие немедленно приняли от них крещение. Совершение богослужения на славянском языке и перевод священных книг, который они принесли с собою, особенно привлекали моравов и давали Кириллу и Мефодию перевес над немецкими миссионерами. Последние обратились в Рим с жалобой на Кирилла и Ме­фодия, и папа Николай I в 867 году потребовал их к себе. К счастью Кирилла и Мефодия, Николай в это время умер, и преемник его, Адриан II, искавший союза с Кон­стантинополем, принял их не так недружелюбно, как можно было ожидать. К тому же Кирилл и Мефодий принесли в Рим мощи святого Климента. Вследствие всего этого папа одобрил как апостольские труды братьев, так и их славянский перевод Священного Писания. Кирилл умер в Риме в 869 году, 14 февраля, сорока двух лет, Мефодий же возвратился в Моравию. Но так как в это время в Моравии шло междоусобие между Ростиславом и его племянником Святополком, которого поддерживали немцы, то Мефодий счел за лучшее утвердить свое местопребывание в соседнем славянском княжестве Паннонии, у князя Коцела. Коцел так же, как и Ростислав, желал, чтобы в его стране насаждали веру славянские проповедники, и потому не только принял радушно Мефодия, но и просил папу посвятить его в сан архиепископа Паннонского. Папа исполнил желание Коцела и, когда Мефодий возвратился для этого в Рим, поставил его архиепископом Паннонским и Моравским²⁰¹. В сане архиепископа Мефодий с прежней ревностью продолжал свои апостольские труды: он проповедовал, назначал и посвящал священников из туземных славян как для Паннонии, так и для Моравии, устраивал школы и доканчивал перевод Священного Писания на славянский язык. Латинско-немецкое духовенство, считавшее Мора­вию и Паннонию своим достоянием, не могло равнодушно смотреть на основание Мефодием национальной славянской Церкви с обрядами Церкви Восточной. Собрались немецкие епископы на собор в Паннонии позвали сюда Мефодия и после разных оскорблений заключили его в оковы, и отправили в заточение в один монастырь в Швабии; перед папою же Иоанном VIII они обвинили его, как еретика, за то, что он в богослужении употребляет не латинский или греческий язык, а грубый славянский и вводит обряды Восточной Церкви. В заточении Мефодий пробыл почти три года, испытывая тяжкие страдания. Только победы преемника Ростислава (в 870 г.) Святополка над немцами заставили немецких епископов освободить его (874 г.). После этого Мефодий утвердил свое местопребывание опять в Моравии и продолжал трудиться над устройством национальной славянской Церкви. Немецко-латинские епископы все-таки не давали ему покоя. По их проискам папа, наконец, в особом послании к моравам отменил славянскую литургию, оставив только проповедь на славянском языке, но Мефодий лично отправился в Рим и так горячо защищал славянское богослужение, что папа оставил свои требования; только Евангелие должно было читаться на латинском или греческом языке. Возвратившись из Рима (880 г.), он трудился в Моравии еще пять лет, до самой своей смерти, которая последовала в 885 году, 6 апреля. Перед смертью Мефодий назначил своим преемником своего ученика Горазда. Но уже в последние годы жизни Мефодия Святополк, заключивши союз с немецким королем Арнульфом, допустил в Моравии влияние немецкого Духовенства, так что, когда Мефодий умер, Викинг, родом немец, сделавшийся еще в 880 году епископом Нитры, с согласия Святополка подверг преследованиям Горазда и всех учеников Мефодия и, наконец, выгнал их из Моравии. Они удалились в Болгарию. Теперь вместе с богослужением на латинском языке в Моравской Церкви введены были обряды Церкви Западной, и она стала в зависимость от римского престола. Славянское богослужение и обряды Восточной Церкви сохранялись только в немногих местах и немногими отдельными лицами. Вскоре (908 г.) моравское государство пало под оружием богемов и мадьяр, или венгров, которые разделили его между собою.

Из Моравии еще при святом Мефодии христианство проникло в Богемию. Богемский герцог Боривой, находясь в частых сношениях с моравскими государями, около 880 года при дворе Святополка принял крещение от Мефодия и взял с собою священника. Его жена Людмила и многие другие также крестились. Языческая партия в Богемии подняла было возмущение, но ненадолго; бежавший в Моравию Боривой возвратился на родину и стал упрочивать христианство между своими подданными. Так как Боривой принял крещение от Мефодия, то в Богемии стало распространяться христианство с обрядами Восточной Церкви. Но из преемников Боривоя не все держались христианства, так что около половины X века, при Болеславе Жестоком, язычество взяло решительный перевес: церкви были разрушены, многие христиане из знатных фамилий казнены, христианские учители изгнаны. Преследование христиан продолжалось до 950 года, когда германский император Оттон I силою принудил Болеслава восстановить христианство. Преемник же его, Болеслав Благочестивый (с 967 г.), дал окончательное торжество христианству в Богемии. В 973 году он основал епископию в Праге; папа Иоанн XIII прислал свое утверждение с условием, чтобы в Богемской Церкви введен был латинский обряд, и подчинил Богемскую Церковь майнцскому архиепископу.

В Польше первоначально распространялось христианство так же, как и в Богемии, с обрядами Восточной Церкви. Оно занесено было сюда моравскими христианами, бежавшими по распадении моравского государства. Во второй половине X века еще успешнее стало оно распространяться из Богемии. Польский герцог Мечислав в 966 году женился на богемской принцессе, сестре Болеслава Благочестивого, Домбровке, с условием креститься и крестить своих подданных. Мечислав сдержал свое слово – крестился сам, а за ним крестились его вельможи и подданные. Император германский Оттон I, к которому Мечислав стоял в родственных отношениях, основал епископию в Познани. По смерти Домбровки Мечислав женился на принцессе из саксонского дома. Это обстоятельство повело за собою усиление немецкого духовенства и введение латинского обряда вместо славяно-греческого. Окончательно упрочилось христианство в Польше в половине XI века при Казимире I, когда учреждены были две архиепископии – в Гнезне и Кракове, с несколькими еще епископиями.

В пределах Византийской империи, кроме болгар, поселились в VII веке еще два славянских народа юго-восточной же группы – сербы и хорваты. С разрешения императора Ираклия (610–641 гг.) сербы заняли северо-западную часть Балканского полуострова, древний Иллирик, опустошенный аварами, а хорваты – области на север от Иллирика и часть побережья Адриатического моря²⁰². Император Ираклий позаботился о распространении между ними христианства, для чего пригласил из Рима²⁰³ священников, которые и занялись обращением их. Но успех христианской проповеди между сербами и хорватами на этот раз был небольшой, главным образом потому, что проповедь и богослужение совершались на непонятном для них латинском языке. Большинство сербов и хорватов оставались язычниками, и из крестившихся многие с течением времени отпали в язычество. Гораздо успешнее шла христианская проповедь между ними во второй половине IX века при императоре Василии Македонянине (867–886 гг.). Под влиянием христианской проповеди, происходившей в это время у других славянских народов, сербы и хорваты вместе сами обратились к этому императору с просьбой прислать к ним проповедников, которые бы упрочили у них христианство²⁰⁴. Василий Македонянин исполнил их просьбу, послав им священников из Константинополя, которые и крестили их всех (868–870 гг.). Успеху проповеди греческих проповедников особенно содействовало то, что они воспользовались трудами святых Кирилла и Мефодия по переводу священных и богослужебных книг на славянский язык и устраивали в Сербии и Хорватии Церковь с богослужением на славянском языке. Таким образом, Сербская и Хорватская Церкви окончательным своим устройством обязаны общим просветителям славян, святым Кириллу и Мефодию, почему все сербы и хорваты чтили и чтут их как своих просветителей.

Сербы, за исключением немногих отраслей их, сохранили навсегда Восточное Православие. Хорваты же, поселившиеся очень близко от Рима и папы, вскоре подпали под влияние соседних латинских епископов и вынуждены были подчиниться Римской Церкви. В X и XI веках папы постоянно запрещали в Хорватии православное славянское богослужение, называя славянские богослужебные книги еретическими, к концу же XI века, когда Хорватия пала под оружием венгров-католиков, она окончательно стала страной католической. Тем не менее хорваты удержали славянский язык, на который переведены были латинские богослужебные книги и написаны особым, так называемым глаголическим письмом (глаголицей).

Наконец, одновременно с другими славянскими народами, стали принимать христианство и руссы. Частные случаи обращения русских славян восходят к самым древним временам. Еще апостол Андрей Первозванный, по преданию, записанному у преподобного Нестора, проповедуя Евангелие по северным берегам Черного моря, доходил по Днепру до того места, где впоследствии был основан город Киев. В IV и в последующих веках на обращение отдельных лиц из славянских племен, населявших нынешнюю южную Россию, имели влияние греки, обитавшие в своих колониях по северному берегу Черного моря, а также готы, в государство которых входили славяне. Известны существовавшие в то время на юге России греческие епархии – Херсонесская, Готская, Сурожская, Босфорская и другие. Так, в VIII веке в Суроже обратился ко Христу один новгородский князь, Бравлин, со своей дружиной. Он взял Сурож, ограбил церкви и хотел было ограбить мощи святого Стефана, епископа Сурожского, но, пораженный невидимой силой при самом гробе святого, уверовал во Христа и крестился. Со второй половины IX века, когда русские славяне составили одно государство под владычеством варяго-русских князей, вследствие частых сношений с Константинополем и южными славянами, христианство начинает успешно распространяться на Руси. В 866 году, когда совершалось обращение болгар и моравов, киевские князья Аскольд и Дир с дружиною, на лодках, подступили к Константинополю. Император Михаил III не знал, что делать. Народ молился. Патриарх Фотий погрузил ризу Богоматери в море – поднялась буря, – и суда руссов были разбиты. Пораженные чудом, Аскольд и Дир, возвратившись в отечество, послали в Константинополь послов просить себе крещения. К ним прибыл епископ²⁰⁵, который и крестил как Аскольда и Дира, так и многих других. Походы Олега (882–912 гг.) и посольство его в Константинополь для заключения договора еще более знакомили русских славян с христианством. В его правление греческий император Лев Мудрый упоминал уже о русской митрополии, по счету 60-й, в числе тех, которые подчинены константинопольскому патриарху.

При Игоре (912–945 гг.) христианство до того утвердилось в Киеве, что о христианах из руссов, а также о соборной церкви пророка Илии в Киеве упоминается в договоре с греками (945 г.). После этого князя влияние христиан в Киеве было так сильно, что супруга Игоря, великая княгиня Ольга, управлявшая государством за малолетством сына своего, Святослава, решилась принять христианство. В сопровождении большой свиты, в которой был папа Григорий, вероятно, пресвитер, она отправилась в Константинополь и там в 957 году приняла христианство от патриарха Полиевкта, при императоре Константине Багрянородном, получивши в крещении имя Елены. Церковь причислила ее к лику святых. В 969 году Ольга скончалась. Святослав, князь воинственный, проводивший все время в походах, хотя отказался креститься и даже смеялся над христианами, но не запрещал никому принимать христианство. К воцарению Владимира Святого (980–1015 гг.) христианство в Киеве получило уже большую силу.

6. У скандинавских народов. Одновременно со славянскими народами христианство начало распространяться и между народами скандинавскими, населявшими Данию, Швецию и Норвегию.

Датский король Гаральд, изгнанный своими подданными, в 826 году прибыл ко двору римско-немецкого императора Людовика Благочестивого просить о помощи и при этом принял крещение со всем своим семейством. Получив помощь, Гаральд возвратился в Данию; вместе с ним отправлен был туда Людовиком монах Ново-Корбейского монастыря на Везере Ансгарь, давно уже чувствовавший призвание к апостольской деятельности и искавший ее. Обращение датчан Ансгарь начал с того, что устроил в Шлезвиге школу, в которой обучал выкупленных из неволи датских мальчиков и приготовлял их таким образом к миссионерской деятельности между их соотечественниками. К несчастью, в 828 году Гаральд снова был изгнан датчанами за союз с франками, и деятельность Ансгаря должна была прекратиться. Но он вскоре (829 г.) по поручению того же Людовика отправился в Швецию, куда сами шведы просили прислать христианского учителя. В Швеции Ансгарь успел обратить некоторых и построил там первую церковь. Тогда Людовик, чтобы придать миссии между скандинавскими народами более устойчивый ха­рактер, учредил на границе с Данией, в Гамбурге, архиепископство, на которое назначил Ансгаря, а папа наименовал его легатом апостольского престола во всех северных странах. Поселившись после этого в Гамбурге, Ансгарь посвятил всего себя обращению датчан, к шведам же отправлен был другой миссионер. Несмотря на то, что преемники Гаральда (Эрих I и Эрих II) ничего не хотели знать о христианстве, Ансгарь своими личными прекрасными качествами успел все-таки расположить их к себе и, насколько было возможно, пользовался этим расположением для распространения христианства между их подданными. По-прежнему выкупал он датских пленников и обучал их в своих школах, строил монастыри, госпитали для больных, рассылал по Дании приготовленных им миссионеров и тому подобное. В 853 году он совершил путешествие в Швецию и достиг там того, что даже народный совет дозволил миссионерам беспрепятственно распространять христианство. Таким образом трудился Ансгарь до самой своей смерти († 865 г.). Своей апостольской деятельностью он положил прочное основание христианству в Дании и Швеции. Окончательно Дания сделалась страной христианской в первой половине XI века, при короле Кнуде Великом (1014–1035 гг.), а Швеция – во второй половине того же века, при короле Инге (1075 г.).

В одно время с Данией и Швецией приняла христианство и Норвегия. Норвежские короли, познакомившиеся в своих походах с христианством западных государств, особенно в Англии, сами стали заботиться об обращении своих подданных еще в конце IX века. После многих противодействий со стороны народа, который не хотел расстаться со своими богами, христианство окончательно было утверждено в Норвегии в первой половине XI века силою оружия, при короле Олафе Толстом (1017–1033 г.). Норвежцы возмутились было от его крутых мер, но это было в последний раз. Когда Олаф пал в битве с Кнудом Великим за независимость Норвегии, они переменили свои взгляды, – приняли христианство и торжественно провозгласили Олафа норвежским святым. Из Норвегии христианство распространилось на островах, принадлежащих ей, между прочим и в Исландии.

С IV столетия, когда христианство в Греко-Римской империи фактически восторжествовало над язычеством, нападения ученых язычников на христианство становятся малочисленнее и слабее сравнительно с предшествовавшими веками. Приверженцам язычества приходилось теперь не столько нападать на христианство, сколько защищать и поддерживать самое язычество. Так, знаменитые языческие риторы Фемистий († ок. 390 г.), Аврелий Симмах († ок. 400 г.) и даже сам Ливаний († 395 г.) в своих речах и беседах, не нападая прямо на христианство, старались возбудить в народе и особенно в молодом поколении угасшую любовь к языческо-классическому миру и отстоять пред христианским правительством языческие культы, во имя их древности и значения в прошлой государственной жизни или во имя общечеловеческих прав язычников на свободу убеждений. Но были и прямые нападения на христианство со стороны языческих ученых. В этом отношении первое место принадлежит Юлиану Отступнику. Пред своим походом в Персию он написал сочинение в трех книгах под названием «Против христиан»²⁰⁶. Нового, сравнительно с прежними языческими писателями, против христианства Юлиан, несмотря на свое знакомство с христианским учением, ничего не сказал в своем сочинении; у него те же насмешки над христианским Богом, Который будто бы увлек своим учением только несколько рабов и невежественных женщин; те же насмешки над христианами, которых он с презрением называл галилеянами, оставившими живых богов и обожающими мертвого бога; те же усилия доказать, что христианство есть произведение извращенного иудейства с примесью язычества, почему христианское учение стоит будто бы в противоречии с настоящим еврейским учением; наконец, то же горделивое сознание превосходства языческо-классического мира с его философией и поэзией пред миром христианским, полным, по понятиям Юлиана, глупости и невежества. К IV же столетию должно отнести сатирическое сочинение против христиан под названием Филопатрис²⁰⁷, писатель которого (вероятно, ритор времени Юлиана) неизвестен. Здесь осмеиваются христианские споры о Святой Троице и особенно монахи, как враги отечества. Во второй половине V столетия последний гениальный представитель неоплатонической школы в Афинах, Прокл († 485 г.), написал сочинение «Доводы против христианства», направленное к опровержению христианского учения о сотворении мира во времени. Наконец, языческие историки Евнапий (в конце IV века) и Зосима (в начале V века) в своих сочинениях проводили противные христианству мысли старой языческой партии, что империя, особенно Западная, склоняется к падению вследствие отмены древней отечественной религии и распространения христианства.

С другой стороны, христианские писатели, как и в первые века, продолжали дело опровержения язычества и защиты христианства, хотя в настоящее время весь литературный интерес сосредоточивался на богословских во­просах. Евсевий, ученый и трудолюбивый епископ Кесарийский, продолжавший свою апологетическую деятельность и в этот период († 340 г.), написал два сочинения – «Приготовление к Евангелию» в 15-ти книгах и «Доказательство Евангелия» в 20-ти книгах. В первом из этих сочинений, имеющем по преимуществу апологетический характер, с научными приемами, подобно Клименту Александрийскому, Евсевий раскрывает несостоятельность всех языческих религиозных учений, которые по всей справедливости отвергнуты христианством. Потом святой Афанасий, епископ Александрийский († 373 г.), оставил два апологетических сочинения (вероятно, написанных в молодости, когда он был диаконом), отличающихся ясностью, глубиною и силою мысли, – «Слово против эллинов» и «О вочеловечении Слова». К апологетам V века принадлежат со стороны греков: святой Кирилл, епископ Александрийский († 444 г.), написавший в 10-ти книгах сочинение «Против нечестивого Юлиана», и блаженный Феодорит, епископ Кирский († ок. 458 г.), оставивший прекрасный труд под названием «Врачевство эллинских недугов или Познание евангельской истины из эллинской философии», в котором действительно представляет духовно-медицинские средства к убеждению в истинности христианства чрез сравнение христианского учения с учением философов. Из латинских апологетов V века первое место принадлежит Августину, епископу Иппонскому в Африке († 430 г.), который написал много апологетических сочинений и особенно замечательное «О граде Божием» в 22-х книгах. В первых пяти книгах Августин опровергает упреки язычников христианам, будто бы христианство виновно в бедствиях империи, доказывая, напротив, что весь склад римской жизни, сложившийся под влиянием язычества и удерживающий языческий характер даже после распространения христианства, естественно ведет к падению империи. В следующих пяти книгах он раскрывает безнравственность языческой мифологии и культов, несостоятельность философии и прочего. В остальных 12-ти книгах развивается учение о Царстве Божием в противоположность царству земному, человеческому. Испанский пресвитер Павел Орозий, друг и ученик Августина, по убеждениям последнего написал «Историю против языч­ников» в семи книгах, в которой проводил мысль Августина, что христианство невинно в бедствиях, посещающих Римскую империю. С подобной же целью галльский пресвитер Сальвиан († 484 г.) написал восемь книг «О правлении Божием», в которых проводит ту мысль, что нападения варваров на империю есть необходимое следствие гнева Божия за нечестивую жизнь римлян.

В начале IV века систематические и почти постоянные гонения на христиан со стороны язычников в Греко-Римской империи прекратились. Но Церкви все-таки пришлось и теперь испытать много бедствий. Особенно много зла приносили ей так называемое великое переселение народов, нападения персов и страшные опустошительные завоевания аравитян-мусульман.

Великое переселение народов началось в конце IV века. Неизвестный до того времени азиатский народ, носивший название гуннов, появился в пределах нынешней южной России и начал теснить прежде всего готов. Вест-готы с согласия императора Валента переселились в империю (376 г.). Очень скоро, недовольные правительством империи, они вооружились и начали грабить Фракию и Македонию. Валент хотел было остановить их, но потерпел решительное поражение (378 г.). Все пространство до самого Константинополя было опустошено готами. Только Феодосию Великому удалось усмирить их, хотя ненадолго. Вскоре после смерти его, под предводительством Алариха вест-готы опять начали свои опустошительные набеги на Македонию, Фракию и Иллирию. Правительство Восточной империи не в силах было защищать свои владения, и вест-готы в самом конце IV века проникли в Древнюю Грецию. Все города, кроме Фив и Афин, были опустошены и разграблены варварским образом. В 402 году под предводительством того же Алариха вест-готы вторглись в Италию и угрожали даже самому Риму, но, разбитые римскими войсками, оставались несколько лет спокойными в Иллирии. В 408 году Аларих опять двинулся в Италию, опустошив и ограбив все на пути до самого Рима. В это время он распоряжался всей империей, даже императорской короною, и закончил свое пребывание в Италии разграблением Рима (410 г.). Только в 415 году окончательно избавилась Греко-Римская империя и Церковь от варварских опустошений вест-готов – они перешли в Галлию и затем в Испанию, где и основали свое местопребывание. На смену вест-готов выступили врагами государства и Церкви вандалы. Они сначала поселились в Испании, но, призванные на помощь правителем североафриканской области Бонифацием, отложившимся от империи, в 429 году перешли в Африку и страшно стеснили славную Североафриканскую Церковь. Жестокость их не знала границ: они истребляли целые города и селения до основания, разгоняли епископов и пресвитеров, предавали их пыткам, чтобы узнать, где скрыты церковные сокровища, избивали о камни детей и тому подобное. Образовав разбойничью шайку, они почти во все время обладания Африкой (до 533 г.) преследовали православных с истинно вандальской жестокостью. Между тем в Европе явились новые враги Церкви. Гунны, разделявшиеся на несколько племен, доселе нападали на империю разрозненно. Но к половине V века они были соединены под властью одного вождя Аттилы, который, покорив славянские и многие германские племена, например ост-готов, образовал громадное царство на северных границах империи. Византийская империя принуждена была платить гуннам ежегодную дань, но, несмотря на это, Аттила делал частые набеги на пограничные области. Император Маркиан, впрочем, с успехом отражал его. Тогда Аттила со своими громадными полчищами обратился на Западную империю, покоряя на пути разные германские племена. В 451 году он явился в Галлии, предавая все огню и мечу. Разбитый здесь римскими и вест-готскими войсками, он устремился (452 г.) в Италию. Город Аквилея подвергся ужасному опустошению, Рим спасся только просьбами святого Льва Великого и богатым откупом императора Валентиниана III. К счастью Западной империи, Аттила умер (453 г.), а его громадное царство при его преемниках распалось. Но через три года после Аттилы явилась опасность с другой стороны. Вандалы, призванные на помощь вдовой Валентиниана III, пришли под предводительством своего короля Гейзериха в Италию и страшно опустошили Рим (455 г.), разграбив все драгоценности и все произведения искусств. Просьбы святого Льва Великого имели мало успеха. После нашествия вандалов Западная империя видимо уже распадалась. Императорский престол находился в руках предводителей наемных варварских войск, опустошавших несчастную Италию. Наконец, один из таких предводителей – Одоакр, родом ругиец, решился положить конец империи: низложил последнего императора Ромула Августула, завладел Римом и объявил себя королем Италии (476 г.). Владычество Одоакра в Италии сменили (в 492 г.) ост-готы, после смерти Аттилы получившие свободу. Их король, Теодорих Великий, стал теперь повелителем Рима. Кроме этих народов производили частые нападения на империю и другие германские племена – лангобарды, бургунды, франки и прочие. Все такого рода опустошительные нападения были бедственны сколько для государства, столько же и для Церкви. Гибли христиане Восточной и Западной империи, гибли пастыри Церкви, разрушались и разграблялись храмы и тому подобное.

Во время великого переселения народов вся тяжесть бедствий ложилась преимущественно на западные Церкви. Между тем и восточные Церкви страдали очень много именно от персов. Войны между Персией и Восточной империей были очень часты, и перевес по большей части был на стороне персов. Особенно бедственно было для Церкви нашествие персов на империю в начале VII века. Персидский царь Хозрой II вступил с большим войском в восточные пределы империи и прошел даже до Халкидона (616 г.). В покоренных областях христиане были преследуемы со страшной жестокостью. Палестина и Иерусалим особенно пострадали в это время. При взятии Иерусалима (614 г.) погибло много клириков, монахов и монахинь, церкви, и в том числе храм Воскресения, разграблены, разрушены или сожжены, церковные сосуды расхищены, даже древо Креста Господня сделалось добычею персов. Иерусалимский патриарх Захария со многими тысячами христиан отведен был в плен. Вместе с персами на погибель христиан соединились палестинские иудеи; они выкупили несколько тысяч пленных христиан и умертвили их. Такая же участь постигла и окрестности Иерусалима. Например, лавра святого Саввы Освященного была разграблена и разрушена, многие монахи ее умерли смертью мучеников. Только император Ираклий, разбив персов наголову (628 г.), положил конец их жестокостям. Все христианские пленники, в том числе и престарелый патриарх Захария, были возвращены, равно как было возвращено и древо Креста Господня.

В то время как Ираклий освобождал восточные Церкви от одних врагов, из Аравии поднимались новые враги Церкви и государства, опаснейшие из всех доселе бывших. Это аравитяне-мусульмане. Выше было замечено, что в Аравии христианство распространялось довольно успешно. К несчастью, вместе с истинным христианством, в Аравию проникли всякого рода ереси. Преследуемые в империи еретики, начиная с манихеев и кончая монофизитами, бежали в Аравию как такую страну, где можно было найти безопасное убежище и даже безбоязненно распространять свое лжеучение. Христианство, таким образом, встречало здесь препятствия к своему распространению не только в местном язычестве и иудействе, но и во множестве христианских сект. Сосредоточение в Аравии нескольких религиозных систем и учений и происходящая отсюда борьба и брожение разнообразных религиозных элементов легко могли повести к слиянию в большей или меньшей мере всех их и образованию новой религии. Действительно, в начале VII века в Аравии появилась новая религиозная система – ислам или магометанство, носящая в себе элементы язычества, иудейства и христианства. Основателем новой религии был Мухаммед или Магомет, родившийся около 570 года в аравийском городе Мекке. В ранней молодости он совершил много торговых путешествий; на 40-м году жизни, отказавшись от торговли, он предался спокойной созерцательной жизни. Столкновения во время торговых путешествий с евреями, христианами и христианскими сектами не могли не пробудить в Магомете религиозных дум. Из всех религиозных учений Магомету представлялось самым чистым и возвышенным учение Авраама о Едином Боге, которое, по его мнению, извращено евреями, христианами и его единоверцами, и это-то учение он решился восстановить во всей его чистоте. Получив в 611 году первое откровение, как он сам рассказывал, от архангела Гавриила, он объявил себя пророком и начал сначала тайно, а потом открыто проповедовать. Полагая в основу своей религии строгое единобожие, в противоположность языческому многобожию и христианскому учению о Святой Троице, Магомет учил, что Бог открывался много раз иудейскому народу чрез пророков, но иудеи не слушали и преследовали их. Одного из пророков, самого высшего из всех бывших до него, Иисуса, возвещавшего божественные истины, иудеи убили, а христиане обоготворили. Наконец, Бог послал в мир последнего совершеннейшего пророка, его, Магомета, который несравненно выше Моисея и Иисуса, так как он удостоен был непосредственного созерцания Бога, будучи вознесен до седьмого неба. Этот пророк должен сообщить и сообщает людям истинное религиозное учение. При конце мира явится Иисус, который поразит антихриста и распространит учение Магомета между всеми людьми. Вера в Единого Бога и Его пророка, Магомета, рабская покорность провидению, исполнение внешних дел благочестия – чтение молитв, посты, частые омовения и прочее – вот единственный путь ко спасению, по учению Магомета. Каждого истинного мусульманина, устроившего свое спасение, ожидает блаженная жизнь за гробом, полная чувственных наслаждений. В Мекке Магомет нашел не много последователей; его даже стали преследовать, так что в 622 году он должен был бежать в Медину. Здесь он нашел сочувственный прием у тех из жителей, которые прежде в качестве пилигримов посещали Мекку и слушали его проповеди; сюда же пришли некоторые из его последователей из Мекки. Теперь он получил возможность лучше устроить свои дела: он постоянно проповедовал, приобретал новых последователей, получал новые откровения, издавал заповеди, устраивал богослужение и прочее. Своих последователей Магомет не стеснял требованиями высокой нравственной жизни. Льстя чувственности язычников, он дозволял своим последователям многоженство; хищничеству кочевников-аравийцев придал религиозное значение, дозволив грабить и убивать для славы Божией всех не принимающих его учения. Отсюда общество его последователей на первых же порах приняло вид хищнической шайки, которая под его предводительством производила набеги на соседние с Мединою племена и особенно на колонии евреев, которые, несмотря на некоторые уступки в пользу их религии, никак не хотели принимать нового учения. В 630 году Магомет был уже настолько силен, что завоевал Мекку и заставил жителей ее принять свое учение и признать себя духовным и светским главою. Храм каабы в Мекке, с которым у обитателей Аравии соединены были религиозные воспоминания, он сделал главным религиозным пунктом для своих последователей. Распространяя свое учение огнем и мечом, Магомет был страшен для всех народов. Еще до завоевания Мекки в 628 году он посылал посольство к византийскому императору Ираклию с требованием признания его пророком. Утвердившись в Мекке, он собирался было предпринять поход против империи, но дела в Аравии остановили его. Затем в 632 году он умер, передав духовную и политическую власть своему преемнику (халифу-наместнику) Абу Бекру. Этот собрал все откровения Магомета в одну книгу, которая составила известный Коран, заключающий в себе 114 глав.

Абубекр и последующие халифы продолжали дело Магомета – распространение огнем и мечом его учения. Так, второй халиф, Омар (с 634 г.) окончательно покорил Палестину и Сирию, взявши в 638 году Иерусалим и в 639 году Антиохию; в 640 году завоевал Египет, а в 651 году нанес последний удар Персии. В 669 году мусульмане перешли уже в Европу, прошедши всю Малую Азию, стояли под Константинополем, завоевали многие греческие острова до самой Сицилии и так далее. В 707 году они прошли всю Северную Африку, уничтожив славную Карфагенскую Церковь, в 710 году заняли Испанию и направлялись уже во внутренние страны Европы, в Галлию, но в 732 году были остановлены франкским майор-домом Карлом Мар­теллом. В этом стремительном шествии фанатичных мусульман, истреблявших в христианских странах огнем и мечом все встречавшееся на пути, христианские церкви страдали жестоко. Три славных патриархата: Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский были почти уничтожены. Везде храмы были разграбляемы и сжигаемы; христиан принуждали принимать учение Магомета, и если они отказывались, то лишались всех прав и были обращаемы в рабство. В конце VIII века Византийская империя должна была уже платить дань арабам-мусульманам. В IX и X веках на всем Средиземном море, от Палестины до Испании включительно, господствовали только арабские пираты и производили страшные опустошения во всех христианских государствах. Правда, во второй половине X века греческий полководец, а потом император Никифор Фока (963–969 гг.), разорив разбойничий притон арабов на острове Крите и отняв у них множество городов даже в Сирии и Палестине, ограничил на время мусульман, но в XI веке они мало-помалу опять взяли перевес над греками, особенно, когда во главе мусульманского мира стало племя турок-сельджуков.

Во II и III веках по поводу различных ересей Церковь раскрыла и точнее формулировала некоторые пункты своего искони и неизменно содержимого учения. Но для людей, желавших понимать христианское вероучение по началам разума, оставалось в нем еще много пунктов, не уясненных вполне. Открывалось, таким образом, широкое поле для исследований и рассуждений о богословских ис­тинах. При рассуждениях, естественно, происходили колебания между истиною и ложью и даже уклонения от истины, словом, в IV и последующих веках, так же как и в первые века, наряду с истинным пониманием христианского вероучения, появились религиозные заблуждения, ереси, содержанием которых служили нераскрытые и не Уясненные еще путем науки и разума пункты вероучения.

Прежде ереси появлялись и развивались по большей части в какой-нибудь одной местности и падали после непродолжительной борьбы с ними Церкви. Теперь же, когда Греко-Римская империя сделалась государством христианским, они охватывают всю империю, разделяя ее на две половины – православную и неправославную. Имея на своей стороне значительное число приверженцев, еретики ведут упорную и продолжительную борьбу с православными. В этой борьбе принимает участие правительство, становясь нередко на сторону еретиков и доставляя им способы и средства для борьбы. Хотя религиозные споры оканчиваются торжеством православного учения, которое Церковь определяет на соборах в строгих и точных выражениях, но еретики, не покоряясь общецерковному суду, нередко отделяются от Церкви и образуют свои большие религиозные общества со своеобразным вероучением.

В ряду вновь появившихся в Церкви ересей первое место занимает арианство. Свое название оно получило от Ария, пресвитера Александрийского, который первый открыто высказал мысль, составляющую сущность ереси, что Сын Божий сотворен. Арий родился в Ливии, слушал со многими другими в начале IV века в антиохийском училище уроки известного пресвитера Лукиана и по окончании образования получил сан пресвитера в Александрии. Здесь он и высказал в первый раз свое еретическое учение.

Возражения еретиков – антитринитариев – против догмата о Святой Троице во II и III веках опровергнуты были Церковью, и на соборах против них подтверждено было основное христианское учение о троичности Бога. После этого вопрос о троичности Бога не был поднимаем более; все возражения относительно этого догмата были исчерпаны и опровергнуты. Но люди, стремившиеся обосновать христианское вероучение на началах разума, как бы взамен этого вопроса возбудили другой вопрос – о взаимном отношении Лиц Святой Троицы – и начали объяснять его по-своему, вопреки Откровению. Это было в начале IV века. Церковь Александрийская о взаимном отношении Лиц Святой Троицы учила таким образом, что Лица Святой Троицы, имея одно Божеское существо и будучи равны между Собою по достоинству, в то же время имеют отдельное одно от другого личное бытие. В частности, относительно Второго Лица Святой Троицы в Александрийской Церкви учили, что Сын Божий безначально рожден из сущности Отца, почему и единосущен Ему. Такое же, вполне согласное с Откровением, учение содержали и другие церкви по общецерковному преданию. Арий, – которого как человека богословски образованного занимало учение о взаимном отношении Лиц Святой Троицы, – не разделял общецерковного понимания этого догмата. Усвоив направление антиохийского училища, исключавшее всякого рода таинственность в понимании догматов веры, он хотел представить учение о Святой Троице в яснейшем и простейшем виде, так, чтобы оно было вполне понятно для разума. Учение же общецерковное о Святой Троице, по его мнению, кроме того, что было полно таинственности, заключало в себе противоречия, необъяснимые и неразрешимые для разума. Так, если признать, что Лица Святой Троицы имеют одинаковое Божеское достоинство и вообще равны между Собою, то, думал Арий, выйдет три Бога, а это противно верованию Церкви в Единого Бога; и если признать, что Лица Святой Троицы имеют одно божеское существо, то между ними не будет различия, а отсутствие различия приведет к слиянию трех Лиц в одно и к отрицанию троичности, то есть к ереси Савеллия, уже осужденной Церковью. Таким образом учение о равенстве и единосущии Лиц Святой Троицы, по мнению Ария, вело за собою отрицание и единства, и троичности Божества. Чтобы выйти из таких, в сущности мнимых, противоречий с сохранением учения о единстве и троичности Бога, Арий считал более сообразным с началами разума излагать учение о Святой Троице таким образом. Один только Бог Отец есть в собственном и строгом смысле истинный Бог; Сын же Божий и Дух Святый только второстепенные божественные существа, имеющие природу, отличную от природы Отца, и находящиеся к Нему в подчиненном отношении как к причине и источнику Своего бытия. К такому решению вопроса о Святой Троице Арий пришел, неправильно основавшись на учении Оригена о том же предмете. Ориген, как известно, Бога Отца называл Самобогом, Богом от Себя Самого, а Сына Божия как происшедшего от Отца – вторым Богом; но о неравенстве Лиц Святой Троицы он не высказывал ничего определенного; о единосущии же он положительно учил, говоря, что Сын безначально рожден из сущности Отца. Сделав из положений Оригена ложный вывод о неравенстве Сына Божия с Богом Отцом и отвергнув совершенно его учение о безначальном рождении Сына из сущности Отца, Арий, таким образом, развивал свое учение. Если Отец родил Сына, говорил он, то Рожденный имеет начало бытия, а отсюда следует, что было время, когда Сына не было и что Сын рожден во времени, а не от вечности. При этом слово рожден Арий находил неуместным употреблять в приложении к Божеству, так как оно слишком человекообразно и напоминает истечение гностиков. Лучше, утверждал он, употреблять выражение «Сын произошел по воле Отца, не из сущности, а из небытия, или, что то же, создан, сотворен». Таким образом, Сын есть Творение Отца, и притом первое, превосходнейшее; чрез Него Отец сотворил мир²⁰⁸. Как творение Он не равен Отцу и не одного с Ним существа; как творение Он подлежит условиям ограниченности, так что божественные совершенства – всемогущество, всеведение и прочее не принадлежат Ему; наконец, как творение Он подлежит изменяемости и по природе Своей может склоняться к добру или злу, и если неизменяем, то не по природе, а по утверждению в добре и благодати. При всем том Сын Божий – если не есть истинный Бог – может быть назван Богом в переносном значении слова, по усыновлению от Бога Отца, как образ и выражение Его совершенств. Свое учение Арий подтверждал местами из Священного Писания, объясняя все выражения, относящиеся к человеческой природе Иисуса Христа в приложении к Его ограниченной божественной. Арий преимущественно развил свои воззрения на Лицо Сына Божия, но из его положений выходило, что и Третье Лицо Святой Троицы, Дух Святый, есть творение и занимает место низшее Сына, хотя, подобно Сыну, имеет ограниченную божественную природу. Таким образом, Арий думал, что в своем изложении учения о Святой Троице избежал представлявшихся ему противоречий; по-видимому, у него сохранялось и единство и троичность Бога. Но его учение было ужаснейшею ересью, которая вела к отвержению искупления рода человеческого, а следовательно, и всего христианства.

Заблуждение Ария могло бы остаться его личным заблуждением и не произвести таких волнений в Церкви, какие оно произвело, если бы он не был человеком гордым и честолюбивым. Занимая в Александрийской Церкви должность пресвитера, Арий сильно домогался епископской кафедры той же Церкви. Но клир и народ предпочли ему святого Александра. Честолюбие Ария было затронуто – он решился мстить и искал к тому случая. Случай представился. Святой Александр имел обыкновение по временам беседовать со своими пресвитерами и другими клириками о богословских истинах. Так было и в 318 году. Рассуждая философски, Александр говорил, между прочим, что Святая Троица есть в Троице Единица. Арий, присутствовавший на этом совещании, намеренно предполагая, что его епископ в своем учении сливает Лица Святой Троицы во Одно, стал надменно возражать и при этом высказал, что если Отец родил Сына, то Рожденный имеет начало бытия, а отсюда явно, что было время, когда не было Сына, и необходимо следует, что Сын имеет Свою личность из небытия²⁰⁹. Александр хотел было кроткими увещаниями вразумить Ария, но он стоял на своем. Вскоре к его мнениям пристали другие – два епископа Александрийского округа Феона Мармарикский и Секунд Птолемаидский и несколько пресвитеров и диаконов Александрийской Церкви. Арий начал даже составлять отдельные от своего епископа собрания, на которых предлагал свое учение. Для того чтобы прекратить зло, Александр созвал (321 г.) в Александрии из епископов своего округа собор, на котором учение Ария было осуждено, а он сам и его приверженцы отлучены от церковного общения. После этого Арий удалился в Палестину и обратился с жалобами на своего епископа к епископам Востока. Одни, подобно Александру, осудили Ария, другие, напротив, приняли его сторону. Между последними выдавались Евсевий, епископ Кесарийский, и особенно Евсевий, епископ Никомидийский. Вообще, сторону Ария принимали его товарищи по образованию, солукианисты, склонявшиеся вследствие одинакового направления, полученного в антиохийском училище, к образу мыслей Ария. В своем послании к Евсевию Никомидийскому Арий называл его истинным солукианистом. И действительно Евсе­вий мыслил подобно Арию; в ответ ему он писал, что для каждого должно быть ясно, что то, что произошло, не было прежде, чем произошло. Принявшим сторону Ария епископам прежде всего хотелось, чтобы Александр Александрийский принял его в общение. Об этом писал Александру, между прочим, Евсевий Кесарийский, выставляя на вид, что одни только недоразумения причиною несогласия между ним и Арием. Но Александр на это и подобные же послания других епископов в защиту Ария отвечал отка­зом. Тогда Евсевий Никомидийский, сильнее других поддерживавший Ария, созвал в Никомидии собор из своих приверженцев, в числе которых были ревностные защитники Ария: Феогний, епископ Никейский, и Марий, епископ Халкидонский. Здесь порешили признавать Ария православным и просить окружным посланием епископов Востока о принятии его самого и его единомышленников в общение и о побуждении к тому же Александра Александрийского. Арий, между тем, старался распространить свое учение в народе, для этого он издал частью в стихах, частью в прозе книжку, которую назвал Xaleia (песенник) и в которой в общедоступной форме изложил свое учение. Александр Александрийский, видя как сильно распространяется ересь Ария, писал к епископам Востока окружные послания, в которых, опровергая Ария, излагал православное учение и убеждал всех держаться его.

Таким образом, ересь Ария выступила за пределы Александрийской Церкви и охватила весь Восток. Начались горячие рассуждения и споры о Лице Господа Иисуса Христа не только в среде духовенства, но и в народе. Такие споры и толки не могли не дойти до Константина Великого, который в то время, после победы над Ликинием, только что прибыл в Никомидию. Евсевий Никомидийский, получивший как епископ столицы большое значение при дворе, успел расположить Константина в пользу Ария и представил происходившие споры делом маловажным в религиозном отношении. Поэтому Константин сначала отнесся к делу Ария легко; он желал только, чтобы Арий и Александр примирились, так как ему казалось, что они в существенных пунктах вероучения согласны между собою и расходятся только в частном и неважном вопросе. В этом смысле он написал на имя Александра и Ария послание и отправил его в Александрию с Осией, епископом Кордубским, прибывшим на Восток вместе с ним; вместе с этим Осии поручено было лично позаботиться о примирении враждующих. Но Осия, побывав в Александрии и разобравши без всякого предубеждения учение Ария, донес Константину, что Арий проповедует ересь, ниспровергающую все христианство. Теперь и Константин посмотрел на дело иначе. Для того чтобы умиротворить Церковь, он по совету благомыслящих епископов решился созвать собор из всех епископов, которые бы общим голосом решили вопрос об учении Ария и учении православном, которое защищал Александр.

По приглашению Константина, в 325 году, в мае месяце, собралось в вифинский город Никею 318 епископов. Это был Первый Вселенский собор. Все издержки на переезд и содержание отцов собора по распоряжению Константина приняты были на счет казны. Большинство собравшихся епископов было из восточных областей империи. Впрочем, были тут представители и западных Церквей, например, кроме Осии Кордубского, Цецилиан, епископ Карфагенский, пресвитеры Римской Церкви Витт и Викентий, заменявшие своего епископа Сильвестра, который по старости не мог сам прибыть на собор, и другие. Были даже епископы Персидский и Скифский. Во главе православ­ных епископов Востока, прибывших на собор, стояли Александр Александрийский, Евстафий Антиохийский, Макарий Иерусалимский и другие. К этим присоединялись также епископы, хотя и не отличавшиеся образованностью, но зато славившиеся своею святою жизнью, например Николай Мирликийский – исповедник и чудотворец, Иаков Низибийский, Спиридон Тримифунтский – оба чудотворцы, Павел Неокесарийский, Пафнутий из Верхней Фиваиды – исповедники. Во главе арианских епископов, число которых простиралось до 20, стоял Евсе­вий Никомидийский. Кроме того, на соборе было значительное число епископов, составлявших средину между православными и арианами. Таков, например, Евсевий Кесарийский, который, выходя из положений Оригена, считал Сына Божия хотя неравным Отцу, но подобосущным Ему и, таким образом, не допускал ни православного единосущия, ни арианского творения. Вместе с епископами прибыло на собор много пресвитеров и диаконов. Между последними особенно выдавался своими богословскими познаниями и красноречием молодой архидиакон Александрийской Церкви Афанасий. Собравшиеся отцы прежде торжественного открытия собора вступали между собою в частные рассуждения о спорных вопросах. Таким образом, еще до соборного совещания определилось, кто из епископов и какой стороны держится. Наконец, 20 мая (325 года) собор был торжественно открыт. Все отцы собрались в одну из зал императорского дворца; сюда же прибыл и сам император. Один из епископов, по всей вероятности, Евстафий Антиохийский, приветствовал его речью, в которой, высказав, что причиною настоящего собрания является неистовый Арий, не признающий Сына Божия единосущным и равным Отцу, просил Константина, чтобы он велел Арию оставить свое заблуждение или, в случае упорства, изгнать его из общества Православной Церкви. Император, со своей стороны, обратился к отцам собора с речью, прося их рассмотреть причины происшедшего раздора и решить все спорные вопросы мирными определениями. После этого начались соборные совещания. В заседание приглашен был сам Арий, и ему дозволено было изложить свое учение. А Евсевий Никомидийский представил собору арианское исповедание веры. Православные отцы собора по поводу выслушанного вступили в спор с арианами. Особенно сильно вооружились против них Евстафий Антиохийский и архидиакон Александрийский Афанасий. Последний, между прочим, доказывал, что арианское учение о творении Сына Божия заключает в себе противоречие, так как ариане, называя Сына тварью, приписывают Ему в творении мира творческую силу, которая принадлежит одному Богу. Кроме того, он представил собору свод всех мест Священного Писания, где говорится о единосущии Сына Божия с Отцом. Ариане, со своей стороны, возражали православным, что своим выражением «рожденный из сущности Отца» они приписывают Сыну рождение человеческое и допускают таким образом отделение или отсечение части существа Бога Отца, а выражением «единосущный» возобновляют ересь Савеллия. Но православные объяснили, что выражение «рожденный из сущности Отца» не означает чувственного рождения, а только то, что Сын непостижимым образом произошел из сущности Отца, в противоположность тому, как твари произошли от небытия. Относительно же упрека в савеллианстве православные замечали, что они под словом «единосущный» разумеют не Савеллиево слияние Лиц Святой Троицы в одно, а единство божественного существа у всех трех Лиц, при отдельности их личного бытия. Таким образом, после непродолжительных, впрочем, споров учение арианское было отвергнуто отцами собора. Тогда Евсевий Кесарийский, в видах примирения православных с арианами, предложил исповедание веры своей церкви, в котором Сын Божий назывался Богом от Бога, перворожденным всей твари и рожденным от Бога Отца прежде всех веков. Ариане, понимая выражения этого исповедания по-своему, соглашались было принять его, но православные потребовали, чтобы в это исповедание внесены были точные и определенные выражения о Сыне Божием, именно, что Он рожден из сущности Отца и единосущен Отцу. Так как на стороне православных было большинство и их же стороны держался Константин, то предлагаемые ими выражения были внесены во вновь составленное, на основании кесарийского исповедания, соборное вероопределение. Это вереопределение есть известный Никейский Символ, во втором члене которого точно и определенно выражено равенство и единосущие Сына Божия с Отцом. В заключение Символа отцы собора прибавили еще: «Говорящих же, что было время, когда не было (Сына), что Он не существовал до рождения и произошел из не сущего, или утверждающих, что Сын Божий имеет бытие от иного существа или сущности, или что Он создан, или изменяем, или преложим, таковых предает анафеме кафолическая и апостольская Церковь». Когда был прочитан Символ, Константин приказал подписать его всем. Православные подписали; подписали многие и из арианских епископов. Евсевий Ни­комидийский и Феогний Никейский, опасаясь царского гнева, подписали Символ в числе других, но подписать осуждение Ария не согласились. Только Феона Мармарикский, Секунд Птолемаидский и сам Арий решительно отвергли Никейский Символ. За это все трое были отлучены от Церкви и сосланы императором в заточение в Иллирию, а спустя немного лишены были своих кафедр и сосланы в заточение в Галлию и Евсевий Никомидийский с Феогнием Никейским, так как, отказавшись от подписи осуждения Ария, они оказались защитниками ереси. В послании, которое Константин написал после собора ко всем епископам и народам, повелевалось сочинения Ария предавать огню и под угрозою смерти запрещалось скрывать их. Кроме определения догмата о Сыне Божием по поводу ереси Ария, Никейский собор составил еще 20 канонов или правил, касавшихся преимущественно церковной дисциплины.

Никейским собором дело арианства не кончилось. Арианские епископы, подписавшие Никейский Символ неискренно, по-прежнему оставались арианами и по-прежнему старались распространять свое арианское учение. Поэтому споры между православными и арианами о Лице Господа Иисуса Христа поднялись снова с большим оживлением. Ариане, чтобы одержать верх над православными, прибегали ко всякого рода интригам и тем производили большие волнения в Церкви, которые продолжались почти до конца IV века. Прежде всего им нужно было возвратить из заточения Ария и других предводителей своей партии. Это и удалось. Сестра Константина Великого Констанция, вдова Ликиния, перед смертью, последовавшей вскоре после Никейского собора, поручила вниманию Константина одного пресвитера, своего духовника, по убеждениям арианина. Константин приблизил его к своему двору. Этот пресвитер начинает внушать императору, что Арий осужден неправильно, что он учит согласно Никейскому Символу. Для того чтобы испытать Ария, Константин решился вызвать его в Константинополь. Арий явился (328 г.) и представил императору свое исповедание веры, в котором, не упоминая о единосущии Сына Божия с Отцом, изложил в общих выражениях учение о Божестве Сына Божия и Его рождении прежде всех веков от Отца. Предполагая, на основании этого исповедания, что Арий оставил свое заблуждение, Константин освободил его из заточения, тем более что многие епископы, и между прочим Евсевий Кесарийский, любимец Константина, все тайные ариане, признали Ария православным. Вскоре прислали из своего заточения покаянные грамоты Евсевий Никомидийский и Феогний Никейский, и также были возвращены и получили свои кафедры. Теперь ариане смело могли выступить против пра­вославных. Защитники Православия на Никейском соборе первые подверглись их нападению. Так, по их проискам Евстафий Антиохийский на соборе в Антиохии (около 330 г.) был низложен со своей кафедры. Арианские епископы, составившие этот собор, не смея осудить его за то только, что он держался православного учения, так как они сами выставляли себя пред императором православными, обвинили его ложно в ереси Савеллия и нецеломудренной жизни. На место его поставили епископом человека из своей партии. Но православные жители Антиохии остались верными Евстафию и составили из себя отдельное церковное общество – евстафиан. Также поступали ариане и с другими православными епископами, под разными предлогами низлагая их с кафедр и замещая их своими единомышленниками. Но главным образом им хотелось низложить с Александрийской кафедры святого Афанасия. Афанасий (род. 296 г., 1373 г.) преимущественно пред всеми православными епископами обладал всеми необходимыми для успешной борьбы с арианами качествами – высоким умом, обширной ученостью, особенно знанием Священного Писания и христианских догматов, блестящим красноречием и твердою волею. Еще в сане архидиакона на Никейском соборе он основательнее всех опровергал ариан. Избранный по смерти Александра (326 г.) в епископа Александрийского, он поставил целью своей жизни защиту православного учения против ариан и до самой своей смерти не изменял этой цели. Признавши Ария пра­вославным, арианские епископы, особенно Евсевий Никомидийский, потребовали чтобы и Афанасий принял его в общение и восстановил в сане. Того же требовал, по внушению Евсевия, и Константин. Но Афанасий решительно отвечал, что он не принимает в Церковь еретиков, однажды отвергших веру и осужденных. После такого ответа и Константин посмотрел неблагосклонно на Афанасия; он даже угрожал ему низложением, если он, вопреки его воле, будет препятствовать вступать в Церковь кому-либо, ищущему общения с нею. Евсевий постарался еще более усилить неудовольствие императора клеветами на Афанасия; он, например, говорил, что Афанасий церковными деньгами поддерживает бывшее тогда в Александрии возмущение. Для оправдания себя пред императором Афанасий прибыл лично в Константинополь (332 г.) и так успешно опроверг все обвинения, что Константин в своем послании к Александрийской Церкви называл его мужем Божиим. Но ариане и после этого не хотели оставить Афанасия в покое. Заключив союз с египетскими раскольниками-мелетианами²¹⁰, они подговорили их жаловаться на Афанасия.

Те представили такого рода жалобы, что будто Афанасий жестоко обращается с мелетианскими епископами, некоторых из них подверг бичеванию и заключил в темницу, а епископа Арсения даже умертвил, отрезал ему руку и употребляет ее для волхвований. Эти жалобы доведены были до сведения Константина. В это время восточные епископы отправлялись в Иерусалим для освящения построенной Константином церкви. Константин поручил им собраться по пути в Тире и рассмотреть дело Афанасия. В Тире (335 г.) собрались злейшие враги Афанасия: Евсевий Никомидийский, Евсевий Кесарийский, Феогний Никейский и другие. Афанасий по приказанию императора лично явился на суд, хотя и представлял, что его судить будут его враги. Впрочем, он легко опроверг все обвинения; например, епископа Арсения, в убийстве которого его обвиняли, представил собору живого и с обеими руками. Но арианские епископы во что бы то ни стало хотели обвинить Афанасия; назначили из его врагов комиссию для исследования дела на месте, в Александрии, и на основании отзывов комиссии осудили его. Афанасий, не дожидаясь окончания собора, отправился в Константинополь и донес императору о ходе дела на Тирском соборе. Император приказал епископам, которые между тем освятили церковь в Иерусалиме и торжественно приняли в общение Ария, прибыть в Константинополь. Прибыли не все, но только главные предводители ариан и с новыми клеветами на Афанасия. Указав на ложных свидетелей, они говорили, что Афанасий угрожал остановить подвоз хлеба из Александрии в Константинополь, если двор и на будущее время будет его преследовать. Такое обвинение возмутило Константина. Хотя он, как надо полагать, и подозревал врагов Афанасия в клевете, но, видя их настойчивость в преследовании Афанасия и опасаясь еще больших смут в Церкви, счел за лучшее на время удалить Афанасия из Александрии; почему в 336 году и отправил его в Галлию, в Трир. Преемника Афанасию не было поставлено, хотя ариане и домогались поставить кого-либо из своей партии. По удалении Афанасия арианам оставалось только восстановить Ария в сане пресвитера Александрийской Церкви. Он отправился в Александрию, но там при его появлении произошло большое возмущение, так что его потребовали в Константинополь. Здесь он вторично представил императору свое исповедание веры, а его покровители выпросили у Константина дозволение торжественно ввести его в церковное общение в Константинополе. Епископом Константинопольским был в это время Александр – православный. Не имея возможности оказать сопротивление арианам, он накануне назначенного для принятия Ария дня молился в своей церкви, чтобы Бог не попустил еретику вступить в Церковь. Накануне своего торжества Арий скоропостижно умер (336 г.), будучи уже восьмидесятилетним стариком. Православные видели в смерти Ария Божие наказание еретику, а ариане распустили молву, что смерть Ария последовала от волхвований православных. В следующем 337 году умер и Константин Великий.

Преемниками Константина были его сыновья – Константин II младший (до 340 года), Констанс (до 350 г.), управлявшие Западом, и Констанций (до 361 г.), управлявший Востоком. Константин младший, будучи еще при жизни отца правителем Галлии, познакомился там с Афанасием и немедленно после смерти отца возвратил его в Александрию (337 г.). При этом в послании к Александрийской Церкви молодой император объяснил, что, возвращая Афанасия, он исполняет волю отца. Афанасий был принят с восторгом в Александрии. Но торжество право­славных было непродолжительным. Восточный император Констанций подпал под влияние ариан и так увлекся религиозными спорами, что занимался ими во все свое правление. Евсевий Никомидийский, занявший теперь (338 г.) Константинопольскую кафедру, по изгнании при помощи Констанция православного епископа Павла, преемника Александра, опять выступил со своими происками против Афанасия. В защиту Афанасия собравшийся в Александрии собор египетских епископов разослал послания ко всем Церквам и, между прочим, к Римской, где епископом был Юлий, державшийся православного учения. Но арианские епископы, опираясь на сочувствовавшего им Констанция, составили (341 г.) в Антиохии свой собор, на котором, кроме Евсевия, бывшего Никомидийского, присутствовал еще новый поборник арианства, Акакий, преемник умершего (около 340 г.) Евсевия Кесарийского. Здесь главным обвинением против Афанасия выставили то, что он, будучи низложен на соборе в Тире, занял свою кафедру по распоряжению гражданской власти, без разрешения собора, почему подтвердили его низложение, а на его место поставили арианина Григория Каппадокиянина. Констанций, утвердив решение собора, поручил правителю Египта возвести на Александрийскую кафедру Григория с помощью солдат, Афанасий должен был бежать из Александрии. Он ушел в Рим к папе Юлию и разъяснил там настоящее положение дел на Востоке. Со своей стороны и отцы Антиохийского собора сообщили папе Юлию о своем решении относительно Афанасия, желая, чтобы и он осудил его. Юлий, задавшись идеей главенства Римской кафедры, обращение к нему восточных епископов как к посреднику понял как обращение к его суду, поэтому немедленно потребовал от Антиохийского собора уполномоченных в Рим для расследования дела Афанасия. Но отцы Антиохийского собора, признавая преимущества Римской кафедры, все-таки отвечали папе, что он не имеет права повелевать восточными епископами. Тогда Юлий созвал в Риме (342 г.) собор, на котором Афанасий признан был православным и законным епископом Александрии. Между тем отцы Антиохийского собора, продолжавшие свои заседания, чтобы их не считали на Западе еретиками, составили четыре символа, в которых, желая приблизиться к Символу Никейскому, излагали православное учение о Сыне Божием, не называя только Его единосущным. При этом антиохийские отцы даже осудили положение Ария о творении Сына Божия. Но западные епископы все-таки видели в этих символах отступления от Символа Никейского, почему разделение между Востоком и Западом продолжалось. Во время этих сношений с Западом умер (341 г. или 342 г.) главный защитник арианства, Евсевий, бывший Никомидийский. Православные желали было опять возвести на Константинопольскую кафедру православного Павла, но Констанций при помощи военной силы возвел Македония.

Между тем западный император Констанс, которому известен был весь ход дел на Востоке через западных епископов, решился принять участие в церковных спорах. Для прекращения разделения между Востоком и Западом он убедил Констанция созвать собор из восточных и западных епископов с тем, чтобы они пришли к общему решению как относительно Афанасия, так и вероучения. Местом собора назначен был (343 г.) город Сардика во владениях Констанса. Западных епископов собралось здесь больше, чем восточных. Рассчитывая, что православные возьмут перевес, арианские епископы уехали из Сардики и составили свой собор в Филиппополе. Отцы Сардикийского собора восстановили Афанасия в сане епископа Александрийского, подтвердили Символ Никейский и осудили главных предводителей арианства, переехавших в Филиппополь. А отцы Филиппопольского собора, наоборот, подтвердили 4-й антиохийский символ, осудили Афанасия, самого папу и некоторых других епископов Запада. Теперь произошло окончательное разделение Запада с Востоком. Но, несмотря на это, император Констанс хотел помочь Афанасию. Он писал своему брату на Восток, чтобы Афанасий как признанный православным и законным епископом Александрии был восстановлен на своей кафедре, тем более что арианского епископа Александрии Григория не было уже в живых. Так как Констанций опасался войны с братом, то согласился на его предложение, и Афанасий снова занял свою кафедру. Тотчас же по вступлении в Александрию он изгнал всех ариан. Но защитник Афанасия император Констанс в 350 году погиб в борьбе с бунтовщиком Магненцием. Констанций сделался единодержав­ным. Теперь он легко мог доставить торжество арианам. Покончив войну с Магненцием, Констанций устроил на Западе два собора, в Арелате (353 г.) и Медиолане (355 г.). На обоих он потребовал осуждения Афанасия. Особенно замечателен собор Медиоланский. Два восточных епископа, ариане Урзакий и Валент, заправлявшие ходом соборных совещаний, склоняли дело к осуждению Афанасия. Западные епископы, которых было громадное большинство, не соглашались, а требовали сначала подтвердить на соборе Никейский Символ. Тогда Констанций, слушавший из соседней комнаты все рассуждения отцов, вошел в залу совещаний с мечом в руках и сказал, что он сам обвиняет Афанасия. Не соглашавшимся на осуждение Афанасия епископам угрожала ссылка. Поэтому многие подписали осуждение, а некоторые отказались и были сосланы по большей части в восточные провинции империи. Между прочим, были сосланы: Ливерий, епископ Римский, преемник Юлия (с 354 г.), Осия Кордубский, столетний старец, Дионисий Медиоланский, Иларий Пуатьесский, знаменитый защитник Православия, Люцифер Сардинский, Евсе­вий Верчелльский. На место их поставлены были или ариане, или соглашавшиеся осудить Афанасия. В 356 году Констанций отдал приказ низложить силою самого Афанасия. Воины окружили храм, в котором Афанасий совершал всенощное богослужение, но Афанасия не взяли, так как по окончании богослужения он незаметно, в среде своих клириков, вышел из храма и удалился в египетские пустыни. На место его поставлен был Георгий Каппадокиянин.

Таким образом, ариане взяли перевес над православными; все важные епископские кафедры были в их руках; защитники Православия – в изгнании или заточении. Но Православие не погибло. Ариане сами разделились во мнениях, вступили между собою в споры и тем ускорили падение арианства. Еще на Никейском Соборе в среде ариан резко обозначились две партии. Одни из них, вслед за Ев­севием Кесарийским, не допуская православного учения, что Сын Божий единосущен (‛ομοοῦσιος) Отцу, учили, что Он подобосущен (‛ομοιοῦσιος) Ему; другие, держась строгого учения Ария и его последних выводов, утверждали, что природа Сына Божия как творения другая, чем природа Отца, что Сын не единосущен и не подобосущен (’αυομοιος) Отцу. Ведя борьбу с общим противником – православными, или, как их тогда называли, омиусианами, эти партии долгое время не сталкивались между собою. Теперь же, когда Православие по-видимому было побеждено, омиусиане (подобосущники), или, как их еще называли, полуариане, вступили в борьбу с аномеями, или строгими арианами. Во главе многочисленной партии полуариан стояли Василий, епископ Анкирский, и Георгий, епископ Лаодикийский. К этой же партии принадлежал император Констанций. Строго-арианское учение развили Аэций, диакон Антиохийской Церкви, и особенно его ученик Евномий, тоже диакон Антиохийской Церкви, а впоследствии епископ Кизикский. Именно они довели арианство до последних выводов развитием учения о природе Сына Божия иной и неподобной (άυομοιος) природе Отца. Их последователи назывались даже их именами, аэцианами и евномианами. Аэцию и Евномию покровительствовали епископы Евдоксий²¹¹ Антиохийский, впоследствии Константинопольский, и Акакий Кесарии палестинской, оба строгие ариане. Началась борьба партий. По совету придворных епископов Урзакия и Валента, строгих ариан, Констанций, ввиду примирения партий, составил собор в Сирмие (357 г.), на котором было решено из рассуждений о Сыне Божием выбросить слово (σύσία), так как его нет в Священном Писании. Составленный в Сирмие символ, без упоминания о существе Божием, и рассуждение Афанасия Констанций насильно заставил подписать сосланных на Восток западных епископов, Ливерия Римского и Осию Кордубского. Осия подписал только символ, а Ливерий символ и осуждение Афанасия, и оба получили свои кафедры. Впрочем, Осия скоро отказался от своей подписи и проклял ересь. Но такое решение не удовлетворило ни полуариан, ни строгих ариан. Хотя Констанций начал ссылать в заточение предводителей строгих ариан, но раздор между еретиками продолжался до самой его смерти (361 г.).

Преемник Констанция Юлиан, как известно, по своим расчетам дал свободу вероисповедания всем христианским партиям. Афанасий возвратился в Александрию, занял свою кафедру и начал приводить в порядок церковные дела. Его предместник арианин Георгий за свою жестокость был убит народной чернью, как только получено было известие о смерти Констанция. Афанасий позаботился прежде всего о восстановлении Православия. Торжественно утвердив на Александрийском соборе (362 г.) православное учение, он постановил, чтобы обращающиеся к Православию ариане были принимаемы в тех же иерархических степенях, какие имели до обращения. Это постановление, полное христианской любви, было весьма полезно для прекращения церковных смут. Многие полуариане, учение которых близко подходило к учению православному, обратились к Церкви. Далее Афанасий хотел позаботиться и об Антиохийской Церкви. Там было православное общество евстафиан, не признававшее арианских епископов. В 360 году ариане поставили в Антиохии епископом Мелетия, считая его за арианина, но Мелетий оказался строго пра­вославным. Ариане его низвергли. Тогда часть евстафиан признала Мелетия своим епископом, но другая часть не признавала, так как он был поставлен арианами, и продолжала устраивать отдельные собрания под руководством пресвитера Павлина. Таким образом, между православными в Антиохии произошел раскол, называемый мелетианским. Собор Александрийский по предложению Афанасия для примирения православных послал в Антиохию депутацию, в которой, между прочим, был строгий до фанатизма Люцифер Сардинский, возвращенный из заточения и пребывавший в Александрии. Люцифер своею горячностью испортил все дело – не признав Мелетия законным епископом, он поставил евстафианам епископом Павлина. Раскол продолжался. За Павлина стояли Церкви Александрийская и западные, за Мелетия – все православные восточные. Император Юлиан скоро заметил благотворную деятельность Афанасия для Церкви и решился его сослать как возмутителя общественного спокойствия. Афанасий должен был спасаться бегством в пустыню. При преемнике Юлиана Иовиане Афанасий опять занял свою кафедру. Иовиан, бывший недолго императором, не вмешивался в церковные дела. Но при Валенте (364–378 гг.), брате и восточном соправителе Валентиниана I, опять начались преследования православных. Валент подпал влиянию партии строго арианской и стал преследовать как православных, так и полуариан. Это, впрочем, послужило в пользу Церкви, так как полуариане стали еще более сближаться с православными и присоединяться к Церкви.

Изгоняя православных из Константинополя и других городов, Валент издал указ и о ссылке Афанасия. Афанасий должен был бежать (367 г.). Но в Александрии началось волнение, и Валент принужден был призвать Афанасия. Это было последнее его изгнание. Теперь Афанасий до самой своей смерти спокойно управлял Церковью. Самые враги его чувствовали невольное уважение к великому старцу. Он был около 50 лет епископом и из них более 20 лет провел в изгнании.

Вместо Афанасия, который достиг уже глубокой старости, на защиту Православия выступил теперь Василий Великий (род. ок. 329 г., † 379 г.), епископ Кесарии Каппадокийской. Он наследовал дарования и славу великого Афанасия. Еще будучи пресвитером Кесарийским, он удержал своего епископа от арианства. Получив в 370 году епископскую кафедру, Василий с необыкновенной ревностью взялся за восстановление Православия на Востоке. Его усердными помощниками были Амфилохий Иконийский, брат его, Григорий Нисский, Григорий Богослов из Назианза и другие. Большинство епископов Востока были ариане или полуариане; православных было немного. Да и те, не выступая на борьбу с арианами, подозревали друг друга в неправославии. Западные же епископы считали всех восточных епископов арианами. Василий понял, что для того, чтобы дать торжество Православию на Востоке, нужно восстановить общение православных епископов Востока как между собою, так и с западными епископами. Мелетианский раскол в Антиохии также занимал Василия. Он лично видел Мелетия и считал его вполне православным. Соединив вокруг себя православных епископов Востока, Василий вступил в сношения с Афанасием Великим, а чрез него и с западными епископами. Он доказывал, что на Востоке есть православные епископы; что он сам и другие, между прочим и Мелетий Антиохийский, держатся Православия; что поставление Павлина епископом Антиохии при православном Мелетии незаконно. При этом Василий приглашал западных епископов прибыть на Восток и ознакомиться с положением Православия. Но в Риме не обратили внимания на его предложение, так как там стояли за Павлина Антиохийского и не признавали Мелетия. Своей деятельностью в пользу Православия Василий обратил на себя внимание ариан. Сначала Валент хотел привлечь его на свою сторону и поручил префекту Модесту переговорить с ним об этом. Василий решительно отказался, несмотря на то, что Модест, в случае перехода его на сторону ариан, обещал милости императора, а в противном случае угрожал отнятием имущества и ссылкой. Относительно угроз Василий заметил Модесту, что отнять у него нечего, а ссылки он не боится, так как везде земля Господня. Твердость Василия поразила даже Модеста. Сам Валент два раза приходил в Кесарию убеждать Василия присоединиться к арианской партии и все неудачно. Наконец, Валент решился тайно сослать его в заточение, но об этом узнал народ, и император, опасаясь большого возмущения, должен был оставить свое намерение. Между тем умер Афанасий Великий (373 г.). Преемник его Петр, православный, был изгнан Валентом, и Александрийская Церковь попала в руки арианина Лукия. Василий Великий, оставшийся единственным защитником Православия на Востоке, снова отправил посольство на Запад, прося тамошних епископов войти в общение с восточными и приглашая составить Вселенский собор в Александрии или где-нибудь еще на Востоке. Но и это посольство в Риме не имело успеха; папа Дамас отлучил даже Мелетия Антиохийского. Только Амвросий Медиоланский склонился на просьбу Василия. Он донес Валентиниану о том, что Валент преследует право­славных на Востоке. Валентиниан прислал Валенту указ, чтобы он оставил в покое православных. Амвросий Меди­оланский послал даже на Восток епископов на предполагаемый Вселенский собор. Но собор не состоялся. Вскоре война с готами отвлекла Валента от церковных дел. Православные успокоились. Арианский епископ Лукий был выгнан народом из Александрии, а на место его возведен православный Петр. В 378 году Валент погиб в войне с готами, и с ним кончилось дело арианства. Западный император Грациан вызвал из заточения всех православных, сосланных Валентом, а его восточный соправитель, Феодосий I (с 379 г.), дал окончательное торжество Православию. Василий Великий, подготовивший своей деятельностью торжество Православия, не дожил до этого торжества; он умер в 379 году.

Что касается судьбы арианства на Западе, то оно не имело здесь большого распространения. Народный харак­тер и направление церковного просвещения сложились там иначе, чем на Востоке. Рассуждения об отвлеченных предметах были не в духе западных христиан; сами церковные писатели Запада, развивая христианское вероучение так, как оно дано Откровением, чуждались догматических отвлеченностей. Поэтому арианские споры не могли увлечь там многих. Хотя при Констанции и заставляли насильно западных епископов подписывать арианские символы, но они оставались православными и не заботились об утверждении арианского учения. Известен только один ревностный защитник и распространитель арианства: это Авксентий, епископ Медиоланский, поставленный (355 г.) Констанцием на место низверженного им православного Дионисия. Но когда по смерти Авксентия выбран был (374 г.) епископом Медиоланским Амвросий, арианство в Медиоланском округе было совсем уничтожено. Амвросий был ревностным защитником Православия. Он не усомнился вступить в борьбу за православное учение с арианкой Юстиной, матерью западного императора Валенти­ниана II, управлявшей государством за его малолетством. Только у некоторых германских народов, поселившихся в Западной Европе, например у готов, держалось еще долгое время арианство, но в Римской империи в начале V века, как на востоке, так и на западе, его уже не было.

Во время арианских смут в связи с арианством в Церкви возникли еще некоторые лжеучения. Это ереси Аполлинария и Македония.

Аполлинарий младший, ученый епископ Лаодикийский (с 362 г.), своим еретическим учением обязан арианству. Арий, между прочим, проводил такое воззрение, что Сын Божий в воплощении принял только человеческое тело без души, а вместо души у Него во время земной жизни было Его божество. На основании этого воззрения, все выражения Священного Писания об ограниченности существа Господа Иисуса Христа Арий относил не к человеческой Его природе, а к ограниченной божественной. Аполлинарий в учении о существе Сына Божия был согласен с православными и отрицал учение арианское. Но, желая опровергнуть арианское учение об ограниченности божественной природы в Иисусе Христе, он почти повторил учение Ария. Аполлинарию нужно было доказать, что выражения Священного Писания об ограниченности существа Иисуса Христа относятся к Его человеческой природе, но тут он натолкнулся на вопрос о соединении в лице Иисуса Христа божественной и человеческой природы. Для него, как и для Ария, было непонятно, каким образом две самостоятельные природы – божественная и человеческая – соединяются вместе и образуют одно существо Богочеловека. При самостоятельности обеих природ ему казалось невозможным единство Лица Господа Иисуса Христа. Если во Христе полная человеческая природа и полная божественная, то, думал он, выходит два Лица, два Христа – Христос человек и Христос Бог. Следуя платоновскому делению человека на три части – дух или ум, душу неразумную и тело, Аполлинарий таким образом объяснял догмат о воплощении: Сын Божий принял только душу неразумную и тело человеческое, а вместо ума человеческого у Него было Божество. Таким образом, приписав Иисусу Христу неполную человеческую природу, Аполлинарий полагал, что он опроверг ариан, отнеся к человеческой душе Иисуса Христа все выражения Священного Писания об ограниченности Его природы, и избежал представлявшегося ему раздвоения в лице Иисуса Христа. Но в воззрении Аполлинария заключалась ересь. Аполлинарий не имел большого числа последователей; его учение было слишком отвлеченно. Отцы Церкви, святой Афанасий Великий и особенно святой Григорий Богослов, опровергали в свое время Аполлинария. Но его воззрения послужили поводом к развитию в Церкви других ересей в V веке, когда был поднят тот же вопрос о соединении в лице Иисуса Христа божественной и человеческой природы.

Ересь Македония, или македонианство, составляет прямое порождение арианства. Македоний был епископом Константинопольским после Евсевия Никомидийского (ок. 342г.). По убеждениям он был сначала строгий арианин. Своей жестокостью даже к арианам он навлек ненависть Констанция. Строго-арианские епископы Евдоксий и Акакий, воспользовавшись этим, низложили (360 г.) его с Константинопольской кафедры, которую теперь занял сам Евдоксий. Низверженный Македоний перешел на сторону противников Евдоксия и Акакия – полуариан и стал учить, что Сын подобен Богу Отцу. Не останавливаясь на этом, Македоний хотел быть главой нового учения. И вот он развил в смысле Ария учение о Святом Духе. Из учения Ария о Сыне Божием как творении последовательно вытекало такое же учение и о Святом Духе. Македоний только сделал этот вывод, когда стал учить, что Святой Дух есть служебная тварь, не имеющая участия в Божестве и славе Отца и Сына. Поднятый вопрос о Святом Духе занял праздные умы так же, как раньше вопрос о Сыне Божием. Многие, особенно из строгих ариан, присоединились к Македонию. По главным пунктам своей ереси последователи Македония называются также духоборцами. Православное учение о Святом Духе против них защищали: Василий Великий, Григорий Нисский и Григорий Богослов.

Император Феодосий Великий исполнил задушевное желание Василия Великого относительно Вселенского собора. Ко времени вступления его на императорский престол (379 г.) арианство с возникшими из него и в связи с ним ересями Аполлинария, Македония и других все еще волновало Церковь, несмотря на то, что было ослаблено борьбою партий. Особенно много страдала от еретиков Константинопольская Церковь. Здесь после смерти православного Александра (338 г.) епископская кафедра постоянно находилась в руках ариан. При вступлении Феодосия на престол, арианским епископом был Демофил. Но это был последний арианский епископ Константинополя. Василий Великий, ввиду восстановления Православия в столице империи, незадолго до своей смерти послал в Константинополь своего друга, Григория Богослова, бывшего епископом в Сасиме. Григорий, прибыв (379 г.) в Константинополь, собрал вокруг себя православных. Так как все храмы были во владении ариан, то он устраивал богослужение и проповедовал в частном доме. Его блестящее красноречие, в котором он превосходил всех современников, и основательное изложение догмата о Святой Троице привлекали к нему много слушателей. Даже ариане переходили на его сторону. Предводители ариан не хотели оставить Григория в покое. Они открыто напали на него во время богослужения, разогнали его православных приверженцев и затем его же обвинили пред судом в произведенном волнении. Но Григорий успел оправдаться и по-прежнему продолжал проповедовать в частном доме, приобретая все больше и больше последователей. В таком положении были дела Константинопольской Церкви, когда (380 г.) прибыл в Константинополь новый император Феодосий. Он после избрания на престол, приняв крещение от православного епископа Фессалоники Асхолия, друга Василия Великого, решительно высказался за православных. Заметив, что споры на площадях и в других общественных местах о высоких христианских истинах только унижают самое христианство, он потребовал особым указом (380 г.), чтобы все народы, оставив споры, исповедовали Никейскую веру. Прибыв в Константинополь, Феодосий предложил арианскому епископу Демофилу или принять Никейское исповедание, или оставить кафедру и, когда тот выбрал последнее, передал все константинопольские церкви Григорию Богослову. Затем Феодосий решился торжественно восстановить православное учение. В 381 году он созвал в Константинополе собор, который был Вторым Вселенским, Константинопольским первым собором. На этом соборе было 150 православных отцов. Между ними особенно замечательны были: Григорий Богослов, Мелетий Антиохийский, Григорий Нисский, брат Василия Великого, Елладий Кесарии Каппадокийской, преемник Василия Великого, Амфилохий Иконийский, Кирилл Иерусалимский и другие. Прежде всего, собор отцов решился устроить дела Константинопольской кафедры. Григорий Богослов был признан ими константинопольским епископом и, по всей вероятности, после этого он занял на соборе председательское место²¹². Затем начались рассуждения о вере. Арианство, в чистом его виде, было уже осуждено на Первом Вселенском соборе; теперь на первом плане стояло выродившееся из него македонианство со своим еретическим учением о Святом Духе. Этим-то учением по преимуществу и занялся собор. Как из арианского учения о Сыне Божием как творении последовательно вытекало такое же учение о Святом Духе, так и из православного учения о единосущии и равенстве Сына Божия с Отцом последовательно вытекало учение о равенстве и единосущии Святого Духа с Отцом и Сыном. Поэтому отцы Второго Вселенского собора, когда в заседание их явились македонианские епископы, в числе 36, не вступая с ними в продолжительные прения, предложили им принять православное учение о единосущии Святого Духа с Отцом и Сыном. Но те решительно отказались от этого и оставили собор. Тогда отцы, рассмотрев в совокупности все ереси, как отрасли арианства, так и возникшие в связи с ним, определили предать их анафеме. Именно анафеме преданы ереси евномиан, аномеев, омиан или евдоксиан, полуариан или духоборцев, савеллиан, аполлинариев²¹³ и прочие. Что касается православного учения, которое извращали поименованные еретики, то собор прежде всего подтвердил Никейский Символ²¹⁴, запретив отменять его. Потом – так как в Никейском Символе учение о Святом Духе было раскрыто не вполне, именно в нем сказано только: и во Святаго Духа (т. е. веруем), – собор продолжил его таким образом: и в Духа Святаго, Господа, Животворящаго, Иже от Отца исходящаго, Иже со Отцем и Сыном спокланяема и сславима, глаголавшаго пророки. Этим добавлением к Никейскому Символу утвержден был догмат о равенстве и единосущии Святого Духа с Отцом и Сыном. Кроме того, Второй Вселенский собор внес в Символ и последующие члены: о Церкви, крещении и будущей жизни. Таким образом, составился полный Символ Никео-Цареградский, существующий в Церкви до настоящего времени в том самом виде, как он изложен был отцами Второго Вселенского собора.

Занятия собора кончились. Но одно обстоятельство – смерть Мелетия Антиохийского – побудило отцов продолжить свои заседания. В Антиохии был мелетианский раскол, было два епископа – Мелетий и Павлин. В видах прекращения раскола, Григорий Богослов предложил на соборе не поставлять преемника Мелетию, а предоставить Антиохийскую Церковь Павлину, с тем чтобы после смерти Павлина, уже достигшего преклонных лет, обе православные партии по взаимному соглашению выбрали себе епископа. Но таким предложением были недовольны восточные епископы, которые в противоположность александрийскому и римскому епископам признавали Мелетия законным епископом Антиохии и не признавали таковым Павлина. Непоставлением преемника Мелетию они опасались бросить тень на самого Мелетия, заявившего свое Православие в борьбе с арианами и пострадавшего от них. Неудовольствия на Григория поднялись еще с другой стороны. Египетские епископы, прибывшие на собор, когда уже Григорий был утвержден на Константинопольской кафедре и окончены догматические рассуждения, не желали видеть его константинопольским епископом. Дело в том, что почти одновременно с Григорием прибыл в Константинополь по распоряжению египетских епископов некто Максим Циник с целью занять Константинопольскую кафедру. Этот Максим составил себе партию и при содействии египетских епископов был поставлен тайно в епископа Константинопольского. Поддерживая своего кандидата, египетские епископы выставляли против Григория то, что он не по правилам выбран на Константинопольскую кафедру, так как занимал уже епископскую кафедру в Сасиме. Григорий Богослов, замечая такое недовольство, решился для мира Церкви добровольно оставить Константинопольскую кафедру. В одном из заседаний собора он произнес пред отцами одушевленную речь, в которой оправдывал свою деятельность, указывал на незаслуженное им недоброжелательство со стороны некоторых епископов и, наконец, просил отпустить его с молитвами с престола константинопольского и избрать на его место другого. Отцы исполнили желание Григория, и он, не дожидаясь окончания собора, отправился на родину, где прожил до самой смерти. По удалении Григория собор поставил преемником Мелетию Флавиана, хотя египетские епископы были недовольны этим. Что же касается Максима Циника, то собор не признал законным его избрание и даже объявил его не имеющим епископского сана, тем более что он был заражен ересью Аполлинария. На Константинопольскую кафедру по предложению императора Феодосия отцы собора избрали доброго и уважаемого сенатора Нектария, который только по избрании принял крещение. В заключение своих совещаний собор постановил 7 правил, которые касались преимущественно прав епископов, но в некоторых правилах упомянуто было и о предшествовавших действиях собора – о Никейском Символе, анафеме на еретиков²¹⁵ и Максиме Цинике²¹⁶. Все постановления собора, подписанные отцами, были утверждены императором Фе­одосием.

Немедленно же после собора Феодосий издал строгий указ, которым повелевалось всех епископов, не принимавших Никео-Константинопольского Символа, лишать кафедр и на место их поставлять православных. Еретики взволновались. В 382 году император пригласил на совещание как православных епископов, так и предводителей еретиков и предложил последним вопрос, отчего они не соглашаются принять составленный собором Символ. Те заспорили. Император приказал каждой еретической партии письменно изложить свое учение и представить ему. Еретики исполнили приказание. Феодосий, видя из представленных ему письменных изложений веры, что еретики защищают свои мнения с крайним упорством, и не надеясь примирить их с Церковью кроткими мерами, разорвал их изложения веры и решительно потребовал, чтобы они приняли Никео-Константинопольский Символ, а в противном случае приказывал им удалиться из империи. Те из еретиков, которые следовали только за своими предводителями, изменили свои убеждения и пристали к пра­вославным, а самые закоренелые из них действительно Ушли из империи. Между прочим, ариане ушли к готам и между ними упрочили арианство. Только незначительное число ариан осталось в Константинополе. Они по ночам устраивали торжественные процессии за город, где совершали свои богослужения. В противодействие им константинопольские епископы установили совершать в церквах всенощные бдения. В V веке арианство было забыто; на смену его выступили другие ереси.

В то время как на Востоке закончены были споры о догматических вопросах теоретического характера, на Западе поднялись споры о вопросах характера практического, именно об отношении свободы воли человеческой к божественной благодати в деле спасения человека. Отцы и учители Церкви восточные разрешали этот вопрос в том смысле, что спасение человека совершается самим человеком, свободно, при содействии божественной благодати. Благодать не стесняет воли человека; он может грешить и не грешить, устраивать свое спасение и не устраивать, но один он собственными силами, без пособия благодати, все-таки спастись не может. Бог – Своею благодатью, освящающей и возрождающей силы человека, человек – своей деятельностью, сообразной с требованиями евангельскими, совместно, при общем воздействии (синергизм), устраивают спасение человека. Но на Западе развивались несколько иные взгляды на отношение свободы воли человеческой к благодати в деле спасения. Признавая бессилие греховной воли человека в деле добра, западные богословы все значение в деле спасения приписывали благодати. Такой взгляд доведен был до крайности в начале V века знаменитым западным богословом блаженным Августином. Августин родился (354 г.) в Нумидии. В молодости, несмотря на убеждения своей благочестивой матери, Моники, обратиться ко Христу, он был язычником и предавался распущенной жизни. Но и среди мирских удовольствий, он как человек высокого ума искал истины. С этой целью пристал к обществу манихеев и пробыл у них долгое время, потом занимался изучением Платона, но удовлетворения своим высоким стремлениям не находил нигде. Наконец, поселившись (385 г.) в Медиолане, он из одного любопытства слушал проповеди Амвросия Медиоланского и против своей воли увлекся христианским учением. Мать снова начала убеждать его принять христианство. Окончательное же решение сделаться христианином Августин принял после того, как однажды услышал голос, заставлявший его читать Священное Писание. Открыв Священное Писание и прочитав попавшиеся слова апостол Павла: «Будем вести себя благочинно, не предаваясь ни пированиям и пьянству, ни сладострастию и распутству, ни ссорам и зависти» и прочее²¹⁷, он решился совсем переменить свой образ жизни. Крестившись (387 г.) в Медиолане, он возвратился на родину в Нумидию, где выбран был в пресвитера (391 г.), а потом и в епископа Иппонского (396 г.). Из обстоятельств своей жизни Августин вынес убеждение, что собственные силы человека ничего не значат в деле спасения и что одна только божественная благодать наводит его на путь истинный и спасает. Этим убеждением и проникнуто все учение Августина о благодати и свободе. Человек, по понятию Августина, до падения обладал истинной свободой делать добро и не грешить. Хотя в нем была возможность греха, но мертвая, недеятельная. После же падения он потерял свободу не грешить. Если в его падшей природе осталась возможность добра, то она – мертвая, не переходящая в действие. Напротив, теперь способность ко греху становится деятельной, и человек только и может, что грешить. Неотразимая необходимость грешить, в силу первородного греха, перешла на все потомство Адама. Поэтому все люди только грешат, и никто из них не может не только делать, даже желать чего-нибудь доброго, чтобы достигнуть спасения. Только Бог по Своему бесконечному милосердию, без всякой заслуги со стороны человека, Своей благодатью может спасти человека. Благодать сначала пробуждает в человеке сознание греховности и тем приготовляет его к спасению (благодать приготовляющая); потом внушает ему веру во Христа, вводит в общение со Христом, доставляя в таинстве крещения отпущение грехов, и тем устраивает его спасение (благодать действующая); наконец, для того чтобы человек достиг полного нравственного совершенства, она помогает ему в борьбе с ветхим человеком (благодать содействующая). В заключение всего благодать сообщает человеку дар постоянного в ней пребывания. Таким образом, Августин отнимал у человека всякое участие в собственном спасении. На возражение, почему не все спасаются, если человек не сам устраивает свое спасение, а вместо него благодать, Августин отвечал учением о безусловном предопределении. По его представлению, все люди от вечности безусловно предопределены Богом по Его воле – одни ко спасению, другие к погибели. Благодать действует только на предопределенных ко спасению, так что они необходимо должны спастись, а не предопределенные – если бы даже искали спасения, что, по Августину, невозможно, – не будут спасены.

Взгляды Августина на свободу и благодать стали упрочиваться в западном христианском мире. Но если в уме Августина такие взгляды сложились под влиянием глубоко благочестивого чувства – сознания человеческого бессилия в деле добра и безусловного благоговения пред божественной благодатью, – то у большинства западных христиан, между которыми распространялись эти взгляды, такого чувства не было. В начале V века, после того как многие вступили в Церковь не по убеждению, а из житейских расчетов, нравственные понятия в западном христианском обществе были довольно сбивчивы. Многие, особенно люди светские, предаваясь порочной жизни, извиняли себя слабостью человеческой природы, говорили, что человеку трудно выполнить все требования Евангелия, и, не предпринимая никаких усилий к выполнению их, успокаивали себя надеждой на спасение посредством благодати. Такие превратные понятия, в связи с учением Августина, вызвали противодействие, которое разрешилось учением, известным под именем пелагианства.

Первым распространителем этого учения был Пелагий, родом из Британии, мирянин, проводивший аскетическую жизнь. Он был человек образованный, знакомый с писаниями восточных отцов Церкви, от которых заимствовал свои взгляды на отношение свободы воли человеческой к благодати, хотя в превратном виде. В 409 году Пела­гий, совершая путешествие на Восток, по дороге прибыл в Рим. Столкнувшись здесь с людьми, зараженными превратными нравственными понятиями и ознакомившись с учением Августина о благодати и свободе, он выступил с учением, совершенно противоположным августиновскому. Учение это, как оно раскрыто в сочинениях Пелагия и особенно его горячих последователей, представляется в следующем виде. Первый человек в невинном состоянии обладал полной свободой делать добро и зло, грешить и не грешить. Как до падения он мог грешить и не грешить, так и после падения. Таким образом, первый грех не произвел перемены в природе человека: она осталась та же, какою была, когда человек находился в невинном состоянии. Если первый человек умер, то не вследствие греха, а потому, что он создан был смертным. Поэтому и потомки первого человека не терпят ничего от его греха. Первородный грех, повредивший одному Адаму, не переходит на них, ибо грех есть дело воли, а не недостаток природы. Все люди рождаются такими же, каким создан первый человек, со способностью к добру и злу, ни добрыми, ни злыми. Отсюда, по представлению пелагиан, напрасно крещение детей для снятия с них первородного наследственного греха. Уже в жизни люди по своей воле направляют прирожденную им способность или к добру, или ко злу. В их воле грешить и не грешить, быть грешными или безгрешными. Только трудно людям достигнуть безгрешного состояния теперь, когда было и есть множество примеров греха, множество соблазнов и когда уже у всех вошло в привычку грешить. В этом случае, говорили пелагиане, благодать является как облегчающее средство. Сообщая человеку через Откровение, сначала в законе, а потом в Евангелии, познание божественных заповедей и представляя высочайший пример Добродетели в лице Господа Иисуса Христа, благодать указывает ему путь, которым можно достигнуть спасения; а Доставляя в таинстве крещения отпущение всех соделанных до принятия его грехов и обещая будущую блаженную жизнь, она располагает его идти этим путем. Но внутреннего, освящающего и возрождающего силы человека влияния благодать не имеет. Непосредственное действие благодати на силы человека было бы насилием его свободы. Таким образом, пелагиане, в противоположность Августину, в деле спасения приписывали все значение силам человека. Учение Августина было только ошибочное и к большим вредным последствиям повести не могло; учение же пелагианское вело к отрицанию нужды в искуплении и самого искупления. Столкновение этих двух учений произвело в западных Церквах споры, которые окончились осуждением пелагианства.

Споры начались в Карфагенской Церкви. Пелагий, как сказано выше, в 409 году прибыл в Рим. Здесь он приобрел себе друга и ревностного сотрудника в лице Целестия. Последний был человек даровитый, вполне усвоивший воззрения Пелагия. В 411 году Пелагий и Целестий по дороге на Восток прибыли в Карфаген. Тут, между прочим, Пела­гий виделся с Августином, и оба они расстались мирно, уважая друг в друге благочестивое настроение мыслей. Пелагий, впрочем, недолго пробыл в Карфагене; он уехал в Иерусалим. Целестий же остался в Карфагене и искал здесь пресвитерского сана. Но его пелагианские мысли скоро были замечены. Обвинителем Целестия явился диакон Медиоланской Церкви Павлин, искавший, подобно ему, пресвитерского сана. Он подал карфагенскому епископу Аврелию записку, в которой против Целестия выставил семь пунктов. Главным между ними был тот, что Целестий учит, будто грех Адама повредил только ему одному, но не всему роду человеческому. Из этого положения, высказанного Целестием, выведены были Павлином остальные обвинительные против него пункты. Для расследования этих обвинений Аврелий собрал (412 г.) в Карфагене собор. Приглашенный сюда Целестий в свое оправдание высказал, между прочим, что сомнительно, есть ли наследство греха, и что он слышал об этом различные взгляды от самих священников Церкви. Впрочем, в заключение Целестий прибавил, что он утверждает необходимость крещения и для детей, для достижения Царства Небесного. Но отцы собора, разделявшие учение Августина о благодати и свободе, не удовлетворились таким двусмысленным объяснением, и, когда Целестий отказался осудить все выставленные против него пункты, отлучили его от Церкви. После этого Целестий отправился в Ефес, где и получил сан пресвитера. На Карфагенском соборе Августина не было, но он ознакомился по заключениям собора с пелагианским учением и в опровержение его начал писать сочинения. Между прочим, в это время он написал сочинение «О заслугах и прощении грешников и крещении детей», в котором доказывал вменяемость первородного греха и необходимость крещения детей.

Между тем Пелагий, прибыв в Иерусалим, встретился здесь с западными учеными, проживавшими в Вифлееме, блаженным Иеронимом и Павлом Орозием, учеником и почитателем Августина. Поэтому и здесь начались споры из-за мнений Пелагия. Иерусалимский епископ Иоанн, тревожимый неясными слухами об учении Пелагия, для исследования его решился созвать собор, который и состоялся в 415 году в Иерусалиме. Собор состоял из пресвитеров Иерусалимской Церкви. Орозий явился обвинителем Пелагия. Он высказал пред собором, что пелагианское учение осуждено в Карфагене, что блаженный Августин также осуждал в своих сочинениях это учение и так далее. Собственно против Пелагия Орозий высказал, что он говорил ему, что человек, если захочет, может быть без греха. Пелагий объяснил, что он действительно говорил так, но при этом не отрицал помощи Божией человеку. Восточные богословы, для которых Августин не был авторитетом, смотрели на учение Пелагия со своей точки зрения. Объяснение Пелагия, довольно, впрочем, неопределенное, они поняли в том смысле, что он, подобно им, допускает совместное участие благодати и собственных сил человека в деле спасения, и поэтому не нашли в его учении ереси. Ввиду этого Орозий, желавший осудить пелагианское учение, предложил собору передать дело Пелагия на суд римского епископа, так как и обвиняемый и обвинители принадлежат к Западной Церкви. Председатель собора Иоанн согласился на это, и дело было передано папе Иннокентию I. Впрочем, еще раз рассматривалось на Востоке учение Пелагия и опять не было признано еретическим. В то время при митрополите Кесарийском Евлогии проживали два западные епископа, лишенные кафедр, Герос и Лазарь. Они подали Евлогию обвинительную записку на Пелагия. Евлогий в том же 415 году собрал в Диосполисе (Лидде) собор, на котором был Иоанн Иерусалимский и другие палестинские епископы – всего 14. Обвинители не явились лично на собор. Пелагий и на этом соборе против обвинительной записки дал объяснения, которые признаны были удовлетворительными. Так, его обвиняли в том, что он утверждал в своих книгах, что человек, знающий закон, может быть без греха. Пелагий объяснил, что это сказано им в том смысле, что познание закона помогает человеку не грешить. На обвинение в том, что Пелагий учит, что каждый управляется своей собственной волей, он объяснил, что действительно человек управляется своею волей; если он избирает по своей воле доброе, то Бог помогает ему, если же грешит, то сам виноват, так как имеет свободную волю. Такого рода объяснениями на множество других обвинительных пунктов Пелагий успокоил отцов собора. Он даже изъявил согласие отвергнуть все положения, выставленные против Целестия на Карфагенском соборе 412 года, хотя и заметил, что не считает нужным отвечать на них, как на не принадлежащие ему. Вообще Пелагий так искусно давал объяснения на двух восточных соборах, употребляя общеупотребительные на Востоке богословские выражения, что не только восточные богословы, не разделявшие учения Августина, даже западные его обвинители не могли раскрыть его истинных убеждений.

Орозий донес в Карфаген о действиях восточных соборов против Пелагия. Здесь сильно были недовольны такой постановкой дела. Августин написал сочинение «О палестинских деяниях», в котором доказывал, что Пелагий своими объяснениями обманул восточных отцов, а два собора, в Карфагене и Милевиде (416 г.), – последний при участии Августина – осудили Пелагия и Целестия и просили о том же папу Иннокентия I. Получив послания африканских епископов, а от Августина еще сочинение Пелагия с отметками еретических мест, Иннокентий склонился к осуждению пелагианства. Но в том же 416 году он умер. Его преемник Зосима не расположен был осуждать Пелагия и Целестия, тем более что и тот и другой представили (417 г.) объяснительные вероисповедания. Целестий, перешедший из Ефеса в Константинополь – впрочем, изгнанный оттуда, – представил даже лично свое исповедание и лично защищал себя. Зосима их обоих не признал еретиками, хотя Целестий, допуская по-прежнему крещение детей, отрицал наследственность первородного греха, – и в этом смысле ответил африканским епископам, упрекнув их за бесполезные споры и потребовав, чтобы они представили более основательные обвинения. Но африканские епископы не уступили папе. В 418 году в Карфагене состоялся большой собор, на котором присутствовал и Ав­густин. Здесь торжественно преданы были анафеме все держащиеся пелагианства и определен был догмат о благодати в том смысле, что она не внешним только образом помогает человеку в деле спасения, прощая грехи и сообщая познание божественных заповедей и тому подобное, но действует внутренне на человека, обновляет и возрождает его силы к деланию добра. Кроме этого церковного осуждения Пелагий и Целестий со своими последователями подверглись осуждению и со стороны гражданской власти. Западный император Гонорий незадолго до Карфагенского собора издал, по влиянию Августина, указ, которым Пела­гий и Целестий изгонялись из Рима, а последователям их определена была ссылка и лишение имущества. Заключение Карфагенского собора препровождено было в Рим к папе Зосиме. Зосима принужден был пересмотреть вновь дело Пелагия и Целестия и для сего потребовал Целестия к себе на суд. Но последний, опасаясь осуждения и со стороны папы, счел за лучшее уехать на Восток. Тогда Зосима решительно осудил пелагианское учение, равно как Пелагия и Целестия, в своем окружном послании. Это послание Должны были подписать все итальянские епископы и действительно подписали. Только немногие из них не хотели осуждать заочно Пелагия и Целестия. Во главе их стоял один из замечательных поборников пелагианства – Юлиан, епископ Екланский, в Апулии. Он был изгнан из Италии и вместе с Целестием нашел убежище у константинопольского патриарха Нестория. На Третьем Вселенском соборе (331 г.) вместе с несторианством подверглось осуждению и пелагианство.

Вслед за пелагианскими спорами на Западе начались споры, так называемые полупелагианские. В двадцатых годах V столетия в южной Галлии, в Марсели, в монастыре Иоанна Кассиана образовалось особое богословское направление с учением о благодати и свободе, отличным от августиновского и пелагианского. Представителем этого направления был сам Иоанн Кассиан. Он был учеником Иоанна Златоуста и в своих воззрениях на благодать и свободу следовал восточным богословам. Для него учение Августина, с отрицанием участия человека в деле собственного спасения и с безусловным предопределением, казалось слишком мрачным и безотрадным. Как человек, посвятивший себя аскетической жизни, он считал себя вправе думать, что совершаемые им по собственной воле подвиги самоотвержения будут иметь цену перед Богом. Поэтому он учил, что человек и после падения способен делать добро. Первородный грех действительно повредил природу человека, но не настолько, чтобы он совсем не мог желать добра и делать добро. Но в то же время Кассиан не допускал, чтобы человек мог спастись без благодати. Он утверждал, что благодать сообщается человеку в том случае, если он сам делает себя достойным ее и совместно с ним самим устраивает его спасение. Благодать дается для всех, но принимают ее не все, почему не все и спасаются. Отсюда и божественное предопределение одних ко спасению, а других к погибели основывается не на безусловной воле Божией, а на Божественном предвидении того, примут люди благодать или не примут. В сущности, учение Иоанна Кассиана православное, но с точки зрения системы Августина оно казалось еретическим, почему в средние века и названо полу пелагианством. Воззрения Кассиана стали распространяться на Западе довольно успешно, особенно в Галлии, несмотря на опровержения Августина. Все-таки борьба августинизма с полупелагианизмом после смерти Августина и Кассиана затянулась на долгое время. И то и другое учение, первое в более смягченных формах, имело своих многочисленных приверженцев, которые в известные исторические моменты вступали в споры.

В конце IV века, после борьбы с разного рода еретиками, Церковь раскрыла вполне учение о Лице Господа Иисуса Христа, подтвердив, что Он есть Бог и вместе человек. Но люди науки не удовлетворялись положительным учением Церкви; в учении о богочеловечестве Иисуса Христа они находили пункт, не уясненный для разума. Это вопрос об образе соединения в лице Иисуса Христа божественной и человеческой природы и взаимном отношении той и другой. Вопрос этот в конце IV и начале V века занимал антиохийских богословов, которые и приняли на себя задачу разъяснить его научно, путем разума. Но так как они соображениям разума придавали большее, чем следовало, значение, то при разъяснении и этого вопроса, так же как и прежде при разъяснении других вопросов, не обошлось без ересей, волновавших Церковь в V, VI и даже VII веках.

Ересь Нестория была первой из ересей, развившихся в Церкви при научном разъяснении вопроса об образе соединения в лице Иисуса Христа божественной и человеческой природы и их взаимном отношении. Она, подобно ереси Ария, вышла из антиохийского училища, не допускавшего таинственности в понимании догматов веры. Богословам антиохийского училища казалось непонятным и даже невозможным учение о соединении двух природ – божественной и человеческой, ограниченной и неограниченной – в одно Лицо Богочеловека Иисуса Христа. Желая дать этому учению разумное и понятное объяснение, они пришли к еретическим мыслям. Диодор, епископ Тарсийский († 394 г.), прежде антиохийский пресвитер и учитель антиохийского училища, первый развил такого рода мысли. Он написал в опровержение Аполлинария сочинение, в котором сообразно со своей задачей доказывал, что в Иисусе Христе человеческая природа как до соединения, так и после соединения с Божественной была полная и самостоятельная. Но, определяя образ соединения двух полных природ, он затруднялся, вследствие своеобразных воззрений антиохийской школы на догматы, сказать, что человеческая и Божественная природы составили единое лицо Иисуса Христа, и потому разграничил их между собою до того, что между ними не было полного и существенного объединения. Он учил, что совершенный прежде веков Сын воспринял совершенное от Давида, что Бог Слово обитал в Рожденном от семени Давидова, как в храме, и что от Девы Марии родился человек, а не Бог Слово, ибо смертное рождает смертное по естеству. Отсюда, по Диодору, Иисус Христос был простой человек, в котором обитало Божество, или который носил в себе Божество. Ученик Ди­одора, Феодор, епископ Мопсуетский († 429 г.), развил эти мысли еще полнее. Он резко отличал в Иисусе Христе человеческую личность от божественной. Существенное соединение Бога Слова с человеком Иисусом в одно Лицо, по его понятию, было бы ограничением Божества, потому оно и невозможно. Возможно только между ними внешнее соединение, или, лучше, соприкосновение одного с другим. Это соприкосновение Феодор раскрывал таким образом. Человек Иисус родился от Марии, как и все люди, естественным образом, со всеми человеческими страстями и недостатками. Бог Слово, предвидя, что Он выдержит борьбу со всеми страстями и восторжествует над ними, восхотел через Него спасти род человеческий и для этого, еще с момента зачатия Его, соединился с Ним Своею благодатью. Благодать Бога Слова, почивавшая на человеке Иисусе, освящала и укрепляла Его силы и по Его рождении, так что Он, вступив в жизнь, начал борьбу со страстями тела и души, уничтожил грех во плоти и истребил его похоти. За такую добродетельную жизнь человек Иисус удостоен был усыновления от Бога – именно со времени крещения Он признан был Сыном Божиим. Когда затем Иисус победил все диавольские искушения в пустыне и достиг жизни совершеннейшей, Бог Слово излил на Него дары Святого Духа в несравненно высшей степени, чем на пророков, апостолов и святых, например, он сообщил Ему высшее ведение. Наконец, во время страданий человек Иисус выдержал последнюю борьбу с человеческими немощами и удостоен был за это божественного ведения и божественной святости. Теперь Бог Слово соединился с человеком Иисусом теснейшим образом – между ними установилось единство действий, и человек Иисус сделался орудием Бога Слова в деле спасения людей. Таким образом, у Феодора Мопсуетского Бог Слово и человек Иисус совершенно отдельные и самостоятельные личности. Поэтому он никак не допускал употребления выражений, относящихся к человеку Иисусу, в приложении к Богу Слову. Например, по его мнению, нельзя говорить: Бог родился, Богородица, потому что не Бог родился от Марии, а человек, или: Бог страдал, Бог распят, потому что опять страдал человек Иисус. Учение Феодора Мопсуетского об образе соединения в Лице Господа Иисуса Христа божественной и человеческой природы – вполне еретическое; последние выводы из него – это отрицание таинства воплощения Бога Слова, искупления рода человеческого страданиями и смертью Господа Иисуса Христа, так как страдания и смерть обыкновенного человека не могут иметь спасительного значения для всего рода человеческого, и, в конце концов, отрицание всего христианства.

Пока учение Диодора Тарсийского и Феодора Мопсует­ского заключалось только в их сочинениях и распространялось как частное мнение в кружке людей, занимавшихся богословскими вопросами, оно не встречало опровержений и осуждений со стороны Церкви. Но когда архиепископ Константинопольский Несторий возымел мысль сделать его учением общецерковным, Церковь выступила против него как ереси и торжественно осудила. Несторий, сообщивший свое имя этому еретическому учению, – как представитель его во время борьбы с ним Церкви – был воспитанником антиохийского училища и учеником Феодора Мопсуетского. Будучи в Антиохии монахом-пресвитером, он славился своим красноречием и строгостью жизни. В 428 году император Феодосий II Младший вызвал его в Константинополь и сделал константинопольским архи­епископом. Несторий привез с собой из Антиохии пресвитера Анастасия. Этот сказал в церкви несколько проповедей, в которых доказывал в духе учения Феодора Мопсуетского, что Деву Марию следует называть не Богородицею – (Θεοτόκος), а человекородицею. Для жителей Константинополя подобное учение было новостью, так как в Константинопольской, равно Александрийской и других Церквах сохранялось древнее православное учение о соединении в лице Господа Иисуса Христа двух естеств. Именно здесь на соединение двух естеств в лице Иисуса Христа смотрели, как на соединение существенное в одно Богочеловеческое лице, поэтому не допускали в Нем, как едином Лице, разделения божества от человечества. Отсюда как в Константинополе, так и в Александрии общественным наименованием Пресвятой Девы Марии было Богородица. Поэтому при проповедях Анастасия против этого наименования взволновались константинопольский клир, монахи, народ. Несторий, желая прекратить волнение, сам стал проповедовать. Он также, как ученик Феодора Мопсуетского, отвергал название Богородица, по его мнению, нехристианское и непримиримое с разумом, но и не допускал названия человекородица, а назвал Пресвятую Деву Христородицей. Волнения в Константинополе не утихли и после этого объяснения. Нестория стали обвинять в ереси Павла Самосатского, так как понятно было, что речь идет не о названии только Девы Марии Богородицей, а о лице Иисуса Христа. Несторий стал преследовать своих противников и даже осудил их учение на Константинопольском соборе (429 г.), и тем только увеличил число своих врагов, которых у него и без того было много по случаю предпринятого им исправления нравов клира. Слух о спорах в Константинополе скоро проник в другие церкви, и здесь начались рассуждения. В Антиохии и вообще в Сирии очень многие приняли сторону Нестория, преимущественно лица, вышедшие из антиохийского училища. Но в Александрии и Риме учение Нестория встретило сильное противодействие. Александрийским епископом в то время был святой Кирилл (с 412 г.), человек богословски образованный и ревностный защитник Православия. Прежде всего, в изданном им пасхальном послании он изложил, к каким вредным последствиям для христианства приводит учение Нестория. Когда это не подействовало на Нестория и когда он в письмах к Кириллу продолжал отстаивать правильность своего учения, Кирилл чрез своих поверенных в Константинополе особыми посланиями донес об учении Нестория императору Феодосию II и его супруге Евдокии, а также сестре императора Пульхерии. Затем Кирилл известил о ереси Нестория папу Целестина. Несторий со своей стороны писал в Рим, доказывая свою правоту. Но Целестин созвал в Риме собор (430 г.), осудил на нем учение Нестория и потребовал, чтобы он под угрозой низложения и отлучения отказался от своих мыслей в течение 10 дней. Заключение собора отправлено было к Несторию и восточным епископам чрез Кирилла, которому папа передавал свой голос в суде над Несторием. Кирилл уведомил Несто­рия и знатнейших восточных епископов о постановлениях Римского собора и убеждал последних, особенно Иоанна, архиепископа Антиохийского, из клира которого вышел Несторий, стоять за Православие. В противном же случае, если бы епископы Антиохийского округа приняли сторону Нестория, говорил Кирилл, они сами подадут повод к разрыву с Церквами Александрийской и Римской, которые уже высказались против Нестория. Иоанн Антиохийский, сочувствовавший образу мыслей Нестория, ввиду предупреждения Кирилла, решился написать Несторию дружеское письмо, в котором убеждал его употреблять выражения о Пресвятой Деве Марии, принятые древними отцами. Между тем Кирилл на соборе в Александрии (430 г.) осудил учение Нестория и издал против него 12 анафематизмов, в которых горячо доказывал нераздельное соединение в Лице Господа Иисуса Христа двух естеств. Эти анафематизмы Кирилл препроводил к Несторию со своим посла­нием. Несторий, со своей стороны, отвечал 12-ю анафематизмами, в которых осуждал тех, которые приписывают страдания Божеству и прочее. Анафематизмы Нестория направлены были против Кирилла, хотя к последнему они не приложимы. Вслед за Несторием и сирийские епископы, получившие анафематизмы Кирилла, восстали против них. Они смотрели на них со своей точки зрения, под влиянием идей Феодора Мопсуетского. Блаженный Феодорит, ученый епископ Кирский, написал на них опровержение. Для прекращения такого раздора между предстоятелями знаменитых Церквей и утверждения православного учения, император Феодосий II решился созвать Вселенский собор. Несторий, сторону которого в это время держал Феодосий, сам желал и просил Вселенского собора, находясь в полном убеждении, что его учение как правильное вос­торжествует.

Феодосий назначил собор в Ефесе в самый день Пятидесятницы 431 года. Это был Третий Вселенский собор. В Ефес к назначенному времени прибыли, между прочим, Кирилл с сорока египетскими епископами, епископ Иерусалимский Ювеналий с палестинскими епископами, Фирм, епископ Кесарии Каппадокийской, Флавиан Фессалоникийский. Прибыл и Несторий с десятью епископами, а вместе с ним два высших чиновника, Кандидиан и Ири­ней, оба друзья Нестория, первый как представитель императора на Вселенском соборе, второй – просто по расположению к Несторию. Не было только Иоанна Антиохийского и легатов папы Целестина. Прошло 16 дней после срока, назначенного императором для открытия собора. Ввиду этого, святой Кирилл решился открыть собор, не дожидаясь прибытия Иоанна Антиохийского и папских легатов, хотя императорский чиновник Кандидиан протестовал против этого и донес в Константинополь. Первое заседание было 22 июня в церкви Богородицы, предоставленной в распоряжение собора местным епископом Мемноном. Нестория с его епископами приглашали на собор три раза: в первый раз накануне открытия собора, во второй и третий при открытии собора. Но Несторий в первый раз дал ответ неопределенный, во второй – отвечал, что придет на собор, когда все епископы съедутся, а в третий – не хотел даже выслушать приглашения. Тогда собор решился рассматривать дело Нестория без него. Прочитаны были Символ Никео-Цареградский, послания к Несторию, анафематизмы Кирилла и послания Нестория к Кириллу, его беседы и прочее. Отцы нашли, что послания Кирилла заключают в себе православное учение и, напротив, послания и беседы Нестория – неправославное. Потом отцы проверили, как Несторий учит в настоящее время, не отказался ли от своих мыслей теперь. Оказалось, по свидетельству епископов, которые беседовали с Несторием уже в Ефесе, что он держится прежних мыслей. Наконец, прочитаны были извлечения из сочинений отцов Церкви, которые писали о лице Господа Иисуса Христа. Оказалось и здесь, что Несторий противоречит им. Сообразивши все это, отцы Ефесского собора признали учение Нестория о соединении в лице Господа Иисуса Христа двух естеств еретическим и определили лишить его епископского сана и отлучить от общения церковного. Под приговором подписалось до 200 епископов. Первое заседание кончилось. Объявив в тот же день о низложении Нестория в Ефесе, собор уведомил о том же константинопольский клир, а Кирилл написал еще от себя письма к сочувствовавшим ему в Константинополе епископам и настоятелю одного константинопольского монастыря, авве Далматию. Вскоре затем отправлены были к императору и акты собора. Несто­рию приговор объявлен на другой день после заседания. Он, конечно, не принял его и в донесении к императору жаловался на неправильные будто бы действия собора, обвинял особенно Кирилла и Мемнона и просил императора или перевести собор в другое место, или дать ему возможность благополучно возвратиться в Константинополь, потому что – жаловался Несторий со своими епископами – его жизни угрожает опасность.

Между тем прибыл в Ефес Иоанн Антиохийский с тридцатью тремя сирскими епископами. Отцы собора уведомили его, чтобы он не входил в общение с осужденным Несторием. Но Иоанн был недоволен решением дела не в пользу Нестория и потому, не входя в общение с Кириллом и его собором, составил свой собор из приехавших с ним и Несторием епископов. К Иоанну же примкнуло несколько епископов, бывших на соборе святого Кирилла. Императорский уполномоченный также прибыл на собор Иоанна. Собор Иоанна признал осуждение Нестория незаконным и начал суд над Кириллом, Мемноном и другими епископами, осудившими Нестория. В вину Кириллу несправедливо поставлено было между прочим то, что учение, изложенное в его анафематизмах, сходно с нечестием Ария, Аполлинария и Евномия. И вот собор Иоанна осудил и низложил Кирилла и Мемнона, отлучил от церковного общения, впредь до раскаяния, прочих епископов, участвовавших в осуждении Нестория, и обо всем донес в Константинополь императору, клиру и народу, прося императора утвердить низложение Кирилла и Мемнона. Феодосий, который кроме донесений Кирилла, Нестория и Иоанна получил еще донесение Кандидиана, не знал, как поступить в этом случае. Наконец, он распорядился, чтобы все постановленное на соборе под председательством Кирилла и на соборе Иоанна было уничтожено и чтобы все епископы, прибывшие в Ефес, собрались вместе и покончили споры мирным образом. Святой Кирилл не мог согласиться на такое предложение, так как на соборе под его председательством было постановлено правильное решение, и в этом смысле доносил императору. Со своей стороны и Иоанн Антиохийский доносил в Константинополь, представляя действия своего собора правильными.

Между тем, когда происходила эта переписка между Ефесом и Константинополем, собор под председательством Кирилла продолжал свои заседания. Всех заседаний было семь. Во втором заседании прочитано было послание папы Целестина, привезенное только теперь прибывшими легатами, и признано было вполне православным; в третьем – римские легаты подписали осуждение на Нестория; в четвертом – Кирилл и Мемнон жаловались собору на Иоанна, который неправильно осудил их, и были оправданы после того, как Иоанн, приглашенный собором в заседание для объяснений по этому делу, не явился; в пятом – Кирилл и Мемнон для опровержения обвинений, возведенных на них Иоанном, осудили ереси Ария, Аполлинария и Евно­мия, а собор отлучил от церковного общения самого Иоанна и прибывших с ним сирских епископов; в шестом – запрещено на будущее время изменять в чем-либо Никео-Цареградский Символ или вместо него составлять другой, наконец, в седьмом – собор занялся решением частных вопросов по разграничению епархий. Все соборные акты отосланы были императору на утверждение.

Теперь Феодосий находился еще в большем затруднении, чем прежде, потому что неприязненные отношения между собором и партией Иоанна увеличились в значительной степени. А вельможа Ириней, прибывши между тем из Ефеса в Константинополь, сильно действовал при дворе в пользу Нестория. Епископ Берийский Акакий подал императору совет, удалив от соборных рассуждений Кирилла, Мемнона и Нестория, поручить всем остальным епископам пересмотреть вновь дело Нестория. Император так и сделал – послал в Ефес чиновника, который взял под стражу Кирилла, Мемнона и Нестория и начал соглашать прочих епископов. Но соглашения не последовало. Между тем, святой Кирилл нашел случай из-под стражи написать к клиру и народу константинопольскому, а также авве Далматию о происходившем в Ефесе. Авва Далматий собрал иноков константинопольских монастырей и вместе с ними, с пением псалмов, с горящими светильниками, при многочисленном стечении народа, отправился к дворцу императора. Вошедши во дворец, Далматий просил императора, чтобы православные отцы освобождены были из заключения и чтобы определение собора относительно Не­стория было утверждено. Появление знаменитого аввы, сорок восемь лет не выходившего из своего монастыря, произвело сильное впечатление на императора. Он обещал утвердить решение собора. Затем в церкви, куда отправился авва Далматий с иноками, народ открыто провозгласил анафему Несторию. Таким образом, относительно Несто­рия колебания императора кончились. Оставалось только привести соглашение с собором сирских епископов. Для этого император приказал спорящим сторонам выбрать по 8 депутатов и прислать их в Халкидон для взаимных рассуждений в присутствии императора. В эту депутацию со стороны православных выбраны были, между прочим, два римские легата и иерусалимский епископ Ювеналий, а со стороны защитников Нестория – Иоанн Антиохийский и Феодорит Кирский. Но и в Халкидоне соглашение не было достигнуто, несмотря на заботы об этом Феодосия. Православные требовали, чтобы сирские епископы подписали осуждение Нестория, а сирские епископы не соглашались на это и не хотели принимать, как они выражались, догматов Кирилла, то есть его анафематизмов. Так дело и осталось пока нерешенным. Впрочем, Феодосий теперь решительно стал на сторону православных епископов. Указом, изданным по окончании халкидонских совещаний, он приказал всем епископам возвратиться на свои кафедры, – в том числе и святому Кириллу, а Нестория еще прежде удалил в антиохийский монастырь, из которого он взят был на Константинопольскую кафедру. Преемником Не­стория православные епископы поставили Максимиана, известного всем благочестивой жизнью.

Восточные епископы во главе с Иоанном Антиохийским, отправляясь из Халкидона и Ефеса на свои кафедры, по дороге составили два собора, один в Торсе, на котором вновь осудили Кирилла и Мемнона, и другой в Антиохии, на котором составили свое исповедание веры. В этом исповедании сказано было, что Господь Иисус Христос – совершенный Бог и совершенный Человек, и что на основании неслитного в Нем единения божества и человечества, Пресвятая Дева Мария может быть названа Богородицею. Таким образом, восточные отцы отступили от своих несторианских воззрений, но от лица Нестория не отказывались, почему разделение между ними и Кириллом Александрийским продолжалось. Император Феодосий не терял все-таки надежды примирить Церкви и поручил исполнить это своему чиновнику Аристолаю. Но только Павлу, епископу Эмесскому, удалось согласить отцов сирских с александрийскими. Он убедил Иоанна Антиохийского и других сирских епископов согласиться на осуждение Нестория, а Кирилла Александрийского – подписать антиохийское исповедание веры. Кирилл, находя, что ан­тиохийское исповедание веры заключает в себе православное учение, подписал его, не отказываясь, впрочем, и от своих анафематизмов. Таким образом мир был восстанов­лен. Антиохийское исповедание веры, с которым, как с православным, согласны были представители всех Церквей, или иначе вся Вселенская Церковь, получило значение точного изложения древне-православного учения об образе соединения в Господе Иисусе Христе двух естеств и их взаимном отношении. Император утвердил это исповедание и постановил окончательное решение относительно Нестория. Он сослан был (435 г.) в один оазис в египетских пустынях, где и умер (440 г.).

После этого соглашения крайние приверженцы Несто­рия, разделявшие его образ мыслей, восстали на Иоанна Антиохийского за измену Несторию и образовали сильную партию в Сирии. Это уже была вполне еретическая партия. К этой партии принадлежал даже блаженный Феодорит Кирский, который, хотя соглашался с православным учением, принятым Кириллом и Иоанном, и осуждал заблуждения Нестория, но не хотел согласиться на осуждение самого Нестория. Иоанн Антиохийский должен был заботиться об уничтожении этой еретической партии. Помощником его в этом случае был эдесский епископ Равула. Но когда Иоанн Антиохийский не достиг ничего силою убеждения, он обратился за помощью к гражданской власти. По распоряжению императора, несколько несторианских епископов были удалены со своих кафедр. Несмотря на такие строгие меры, несторианство в Церквах Сирийской и Месопотамской все-таки не уничтожалось. Не Несторий был главной причиной этого, за него и не стояло большинство несторианских епископов, а несторианские мысли, разнесенные из антиохийского училища, особенно чрез распространение сочинений Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуетского. На последних смотрели в Сирии как на великих учителей Церкви. Православные епископы понимали это и потому начали действовать против этих учителей несторианства. Так, эдесский епископ Равула разрушил эдесскую школу, в которой проводились идеи школы антиохийской. Во главе этой школы стоял пресвитер Ива, подобно Феодориту соглашавшийся на антиохийское исповедание, но подозревавший самого Кирилла в неправославии. Ива с другими учителями эдесской школы был изгнан. Затем Равула на собранном им соборе осудил сочинения Диодора Тарсийского и Феодора Мопсуетского. Но эта мера произвела сильное волнение в восточных Церк­вах. Сам святой Кирилл, желавший вместе с Проклом, епископом Константинопольским, торжественно осудить учителей несторианства, должен был отказаться от своей попытки и ограничился только опровержением Феодора Мопсуетского в написанном им сочинении. Но и это сочинение возбудило на Востоке сильное недовольство. Против него появились опровержения. Например, блаженный Феодорит писал в защиту Феодора Мопсуетского. Во время этой борьбы умер святой Кирилл (444 г.), и во время этой же борьбы сирийские христиане со своими епископами отдалялись все более и более от Церкви. Равула Эдесский умер еще раньше Кирилла (436 г.). Преемником его, по влиянию несторианской партии, поставлен был изгнанный им Ива, который опять восстановил эдесскую школу. Ива, между прочим, написал письмо к одному персидскому епископу Марию о событиях в Сирийской Церкви и о споре между Кириллом и Несторием. Порицая Нестория за то, что он своими выражениями о Пресвятой Деве Марии подал повод к обвинению в ереси, Ива особенно восставал против Кирилла, несправедливо обвиняя его в том, что он уничтожает в Иисусе Христе человеческое естество и признает одно Божественное и тем возобновляет ересь Аполлинария. Это письмо имело важное значение при дальнейших спорах Церкви с еретиками. Ива перевел еще сочинения Феодорита и Диодора на сирийский язык. Но гораздо более действовал в пользу несторианства епископ Низибии Фома Варсума, прежде учитель эдесского училища. Он пользовался благосклонностью персидского правительства, которому тогда принадлежала Низибия и которое, по политическим видам, одобряло отделение персидских христиан от христиан империи. В 489 году эдесская школа опять была разрушена. Учители и ученики ее ушли в Персию и основали школу в Низибии, которая сделалась рассадником в Персидской Церкви несторианства. В 499 году епископ Селевкии-Ктезифона Бабей, вполне несторианин, созвал в Селевкии собор, на котором утверждено было несторианское учение и формально заявлено было отделение Персидской Церкви от Церкви Греко-Римской империи. Несториане стали называться по своему богослужебному языку халдейскими христианами. У них был свой патриарх, называвшийся католикосом. Кроме догматических разностей, Персидско-несторианская Церковь допустила у себя разности и в церковном устройстве. Так, она дозволила брак не только священникам, но и еписко­пам. Из Персии несторианство распространилось в Индии. Здесь несториане усвоили себе название христиан-фомитов от имени своего учителя Фомы.

Во время несторианских споров – как было замечено выше – некоторые из защитников Нестория упрекали святого Кирилла Александрийского в ереси. Такого рода упреки по отношению к Кириллу были несправедливы. Но между приверженцами Кирилла действительно, еще во время несторианских споров, была еретическая партия, развивавшая учение о соединении в Лице Господа Иисуса Христа двух естеств в смысле совершенно противоположном несторианскому и также еретическом. Именно в противоположность несторианскому разделению в лице Иисуса Христа Божества и человечества, еретическая партия приверженцев Кирилла сливала оба естества до того, что человечество представлялось поглощенным от Божества, и в Иисусе Христе оставалась только природа Божественная. Как несториане давали перевес человеческой природе над Божественной, от чего Господь Иисус Христос представлялся у них простым человеком, только носящим в Себе Божество, так, напротив, еретическая партия приверженцев Кирилла давала перевес Божественной природе над человеческой и представляла Господа Иисуса Христа только Богом. Как несторианские воззрения вышли из антиохийской школы, так и противоположные им воззрения еретической партии приверженцев Кирилла вышли из школы александрийской. Александрийские богословы, погружаясь в таинственное созерцание догматов веры, смотрели на лицо Господа Иисуса Христа преимущественно как на Божественное, так что Его человеческая личность становилась у них как бы второстепенной. Такие взгляды особенно развились во время борьбы с арианст­вом, когда необходимо нужно было настаивать на Божестве Сына Божия. Доведенные до крайности во время несторианских споров, эти взгляды разрешились еретическим учением о полном слиянии в Иисусе Христе Божественной и человеческой природы с поглощением последней первою, или, иначе, учением об одной Божественной природе в Иисусе Христе. Отсюда такое учение называется монофизитством, а лица, развивавшие его, – еретиками монофизитами, то есть допускавшими в Иисусе Христе одну божественную природу. Евтихианством, или ересью Евтихия, монофизитство называется потому, что один константинопольский архимандрит, Евтихий, первый заявил это учение и положил начало монофизитским спорам.

Монофизитские споры начались в Церкви вслед же за несторианскими. На Александрийскую кафедру после святого Кирилла вступил Диоскор (с 444 г.). Он разделял воззрения монофизитские и даже стал во главе александрийских монофизитов, между тем как в Константинополе главой их был престарелый архимандрит Евтихий. Блаженный Феодорит в опровержение Диоскора и Евтихия написал сочинение под названием «Эранист», в котором доказывал, что учение их есть ересь. Но Диоскор, выставляя себя защитником того православного учения, за которое ратовал святой Кирилл, возбудил против Феодорита константинопольских монахов как против несторианина и обвинил пред императором Феодосием всю Восточную Церковь в ереси Нестория. Феодосий склонился на сторону Диоскора, так как видел в нем только подобного Кириллу борца против несторианства. Феодориту запрещено было выезжать за пределы своей епархии и принимать участие в соборном управлении. Впрочем, в самом Константинополе скоро началось расследование ереси монофизитской. Патриархом Константинопольским в то время был Флавиан. Под его председательством в 448 году в Константинополе был собор из 30 епископов Константинопольского округа. Евсевий, епископ Дорилейский, присутствовавший на этом соборе, между прочим доложил собору, что константинопольский архимандрит Евтихий распространяет еретическое учение, именно говорит, что после соединения в Иисусе Христе божества и человечества, человечество превратилось в божество, а потому тело Христа не единосущно нашему телу. Собор пригласил для объяснений Евтихия, который явился только после троекратного зова. Его дерзкие объяснения подтвердили только то, что он действительно распространяет ересь. Поэтому собор осудил его и низложил. Но Евтихий обратился с жалобой на собор к императору. Сильная придворная партия во главе с императрицей Евдокией была на стороне Евтихия, мнимого последователя Кирилла, поэтому Феодосий принял жалобу благосклонно и приказал тому же собору, но под председательством Фалассия Кесариекаппадокийского пересмотреть дело Евтихия. Но и на этот раз Евтихий был осужден. Тогда Евтихий, согласно желаниям придворной партии, перенес свое дело на суд Церквей Римской и Александрийской, выставляя себя защитником православного учения, а Флавиана и Евсевия несторианами. Папа Лев Великий, после того как Флавиан объяснил ему сущность ереси Евтихия, согласился на его осуждение и написал Флавиану послание, в котором изложил православное учение о соединении в Иисусе Христе двух естеств. Но Диоскор Александрийский, как и следовало ожидать, принял сторону Евтихия. Он просил даже императора назначить вселенский собор для утверждения мнимоправославного учения Евтихия и осуждения возобновленного Флавианом несторианства. Император согласился и назначил собор в Ефесе в 449 году, под председательством самого Диоскора. В Ефес собрались Диоскор Александрийский, Домн Антиохийский, Ювеналий Иерусалимский, Флавиан Константинопольский, Евсевий Дорилейский, легаты папы Льва и другие. Всего было на соборе до 130 епископов. Восточных епископов не приглашали на собор. Начались соборные совещания по делу Евтихия. Но Диоскор, не дожидаясь разрешения дела путем обыкновенных рассуждений, решился употребить насилие. Он собрал толпу привезенных им параволанов и приверженных Евтихию монахов; толпа ворвалась в церковь, где происходило заседание собора, с криком: «Рубите надвое разделяющих естество Христово надвое!» Произошло большое смятение: начатые акты были изорваны, у писцов отбиты пальцы, Флавиан и православные епископы после многих побоев были выгнаны, а те, которые остались, принуждены насильно подписать белые листы пергамента. Затем Диоскор осудил Флавиана, низложил Домна Антиохийского, блаженного Феодорита и Иву Эдесского, хотя последних не было на соборе. В заключение всего Диоскор со своими единомышленниками признал учение Евтихия православным, утвердил представленный им в особом сочинении Никейский Символ с пропуском слов «воплотившагося отДуха Свята и Марии Девы» и восстановил его в сане. Римские легаты протестовали претив такого своеволия, но не имели успеха. Флави­ан также готовил жалобу в Рим и Константинополь, но Ди­оскор, узнав об этом, заключил его в оковы и подверг таким жестоким истязаниям, что Флавиан через три дня умер. На место Флавиана Диоскор поставил константинопольским патриархом своего диакона Анатолия, считая его своим единомышленником. Этот Ефесский собор (449 г.) известен под именем собора разбойничьего. Император Феодосий, которому представлены были на утверждение соборные определения, признал его вселенским. Таким образом, монофизиты на некоторое время взяли перевес над православными; православные епископы по настоянию Диоско­ра были низлагаемы и ссылаемы в заточение.

Но вот на защиту Православия выступил папа Лев Великий, с самого появления ереси монофизитов твердо заявивший свое Православие. Получив известие о соборе Ефесском, он созвал собор в Риме, осудил все, постановленное в Ефесе, и в письмах на Восток настоятельно требовал созвания законного вселенского собора в Италии. По его просьбе того же требовал от Феодосия и западный император Валентиниан III. Но Феодосий был все еще под влиянием придворной монофизитской партии, особенно Евдокии и вельможи Хризафия, и потому не внимал прось­бам. Впрочем, скоро дела приняли оборот в пользу пра­вославных. Придворная монофизитская партия потеряла свое значение; Евдокия была удалена из Константинополя в Иерусалим под предлогом богомолья, а Хризафий, попавший в немилость, сослан. Теперь при дворе получила влияние партия сестры императора Пульхерии, которая всегда была почитательницей Флавиана. Поэтому честь флавиана была восстановлена: его мощи торжественно были перенесены в Константинополь. Впрочем, Феодосий не располагал ничего делать для православных. Он скоро умер (450 г.). Преемником его был Маркиан, вступивший в брак с Пульхерией, и он-то решился дать торжество Православию. По его распоряжению в 451 году собран был в Халкидоне законный Вселенский собор, который был по счету Четвертым Вселенским собором. Всех отцов на этом соборе было до 630. Из наиболее замечательных были: Анатолий Константинопольский, пред вступлением Маркиана на престол решительно перешедший на сторону право­славных; Домн Антиохийский, низложенный Диоскором и возвращенный из заточения Маркианом; Максим, поставленный на его место; Ювеналий Иерусалимский, Фаласий Кесариекаппадокийский, блаженный Феодорит, Ев­севий Дорилейский, Диоскор Александрийский и другие. Папа Лев, желавший, чтобы собор созван был в Италии, прислал все-таки своих легатов на Халкидонский собор. Председателем собора был Анатолий Константинопольский. Прежде всего отцы собора занялись рассмотрением деяний собора разбойничьего и судопроизводством над Ди­оскором. Обвинителем Диоскора был известный Евсевий Дорилейский, который представил отцам записку, в которой изложены были все насилия, произведенные Диоско­ром на разбойничьем соборе. По прочтении записки отцы отняли у Диоскора право голоса, после чего он должен был стать в число подсудимых. К тому же на Диоскора представлено было со стороны некоторых египетских епископов много обвинений в безнравственности, жестокости и разного рода насилиях. Сообразив все это, отцы осудили его и низложили, равно как осудили разбойничий собор и Евтихия. Тех епископов, которые вместе с Диоскором принимали участие в разбойничьем соборе, отцы Халкидонского собора простили, так как они принесли раскаяние и объяснили в свое оправдание, что действовали под страхом угроз Диоскора. Затем отцы занялись определением вероучения. Им предстояло изложить такое учение о двух естествах в лице Господа Иисуса Христа, которое было бы чуждо крайностей несторианства и монофизитства. Среднее между этими крайностями учение именно и было пра­вославным. Отцы Халкидонского собора так и поступили. Приняв за образец православного учения изложение веры Кирилла Александрийского и Иоанна Антиохийского, а также послание Льва Римского к Флавиану, они, таким образом, определили догмат об образе соединения в Лице Господа Иисуса Христа двух естеств: «Последующе божественным отцем, все единогласно поучаем исповедывати... единого и тогожде Христа, Сына, Господа Единороднаго, в двух естествах, неслитно, неизменно, нераздельно, неразлучно познаваемаго (никакоже различию двух естеств потребляемому соединением, паче же сохраняему свойству коегождо естества во едино лице и во едину ипостась совокупляемаго): не на два лица разсекаемаго или разделяемаго, но единаго и тогожде Сына и Единороднаго Бога-Слова». Таким вероопределением осуждалось как несторианство, так и монофизитство. Все отцы согласны были с этим определением. Блаженный Феодорит, которого на соборе подозревали в несторианстве, особенно египетские епископы, произнес анафему на Нестория и подписал его осуждение. Поэтому собор снял с него осуждение Ди­оскора и восстановил в сане, равно как снял осуждение и с Ивы, епископа Эдесского. Только египетские епископы держали себя двусмысленно по отношению к вероопределению. Они хотя и подписали осуждение Евтихия, но не хотели подписать послания Льва Римского к Флавиану под тем предлогом, что, по существующему в Египте обычаю, они ничего важного не делают без соизволения и определения своего архиепископа, которого, за низложением Диоскора, у них не было. Собор обязал их клятвою подписать, когда будет поставлен архиепископ. Когда донесли Маркиану, что все сделано, он прибыл сам на собор в шестое заседание, произнес речь, в которой выразил радость, что все сделано по общему желанию и мирно. Впрочем, заседания собора не окончились еще. Отцы занялись составлением правил, которых и было составлено 30. Главные предметы правил – церковное управление и церковное благочиние.

После собора император издал строгие законы относительно монофизитов. Приказано было всем принимать учение, определенное Халкидонским собором; монофизи­тов ссылать в заточение или изгонять; сочинения их сжигать, а за распространение их казнить и прочее. Диоскор и Евтихий сосланы были в отдаленные провинции.

Ересь монофизитская принесла Церкви зла более, чем какая-либо другая ересь. Соборным осуждением она не была уничтожена. Изложенное на соборе учение о двух естествах в лице Господа Иисуса Христа, особенно о человеческом, сильно не нравилось монофизитам, центром которых был Египет. Многие монашествующие в других Церквах также были против этого учения и стали в ряды монофизи­тов. Монашествующим казалось невозможным приписать Господу Иисусу Христу человеческую природу, подобную нашей греховной, против недостатков которой направлены все их подвиги. Еще во время Халкидонского собора монашествующие прислали от себя трех архимандритов, которые брались защищать монофизитское учение и просили о восстановлении Диоскора. После собора некоторые из монахов прямо из Халкидона отправились в Палестину и произвели там большое волнение рассказами о том, что Халкидонский собор восстановил несторианство. Палестинские монахи, под предводительством выходцев из Хал­кидона, в числе десяти тысяч напали на Иерусалим, разграбили его, выгнали патриарха Ювеналия, а на его место поставили своего, Феодосия. Только через два года (453 г.) при помощи военной силы Ювеналий занял опять иерусалимский престол. Подобные же волнения производили монофизиты и в Александрии. Здесь и военная сила не привела ни к чему. Александрийская чернь загнала воинов в бывший храм Сераписа и сожгла живыми вместе с храмом. Усиленные военные меры повели за собой только то, что монофизиты окончательно отделились от православного патриарха Протерия, поставленного на место Диоскора, и образовали отдельное общество под управлением пресвитера Тимофея Элура. По смерти императора Маркиана (457 г.) александрийские монофизиты, воспользовавшись этим обстоятельством, произвели возмущение, во время которого убит был Протерий, а на его место возвели Элура, который низложил всех епископов, принимавших Халкидонский собор, и произнес осуждение на патриархов Константинопольского, Антиохийского и Римского. Преемник Маркиана Лев I Фракиянин (457–474 г.), не мог скоро подавить восстания в Александрии. Для восстановления мира в Церкви он решился на особого рода меру – Потребовал, чтобы все митрополиты империи дали ему свой отзыв о Халкидонском соборе и о том, должно ли признавать законным александрийским патриархом Элура. Более 1600 митрополитов и епископов высказались в пользу Халкидонского собора и против Тимофея Элура. Тогда Лев низложил (460 г.) Элура и александрийским патриархом поставил православного Тимофея Салафакиола. Благочестие и кротость этого патриарха приобрели ему любовь и уважение монофизитов, и Александрийская Церковь некоторое время была спокойна. Низложен был также (470 г.) и патриарх Антиохийский Петр Гнафевс. Этот, будучи еще монахом, составил в Антиохии сильную монофизитскую партию, принудил православного патриарха оставить кафедру и сам занял ее. Чтобы утвердить навсегда монофизитство в Антиохии, он в трисвятой песни после слов Святый Безсмертный сделал монофизитское прибавление: распныйся за ны.

Но вот в 476 году занял императорский престол Василиск, отнявший его у преемника Льва Зенона. Чтобы укрепить себя на престоле при помощи монофизитов, Василиск принял их сторону. Он издал окружное послание (έγχΰχλιον), в котором, предавая осуждению Халкидон­ский собор и послание Льва к Флавиану, приказывал держаться только Никейского Символа и определений Второго и Третьего Вселенских соборов, подтверждающих этот Символ. Такое послание должны были подписать все епископы империи, и действительно подписали многие – одни по убеждению, другие по страху. Вместе с тем восстановлены были на своих кафедрах Тимофей Элур и Петр Гнафевс, а православные патриархи – Александрийский и Антиохийский – удалены. Восстановление монофизитства произвело сильное волнение между православными, особенно в Константинополе. Здесь во главе православных стоял патриарх Акакий. Василиск, желая предотвратить волнения, угрожавшие даже его престолу, издал было другое окружное послание (άυτεγχύχλιου), отменявшее первое, но было поздно: Зенон при помощи православных, особенно Акакия, одолел Василиска и занял императорский престол (477 г.). Теперь опять православные взяли перевес над монофизитами. На Александрийскую кафедру по смерти Элура (477 г.) вступил снова Тимофей Салафакиол. Зенон не остановился на этом; ему хотелось не только дать перевес православным, но и присоединить монофизитов к Православной Церкви. Он понимал, что разделение религиозное очень дурно отзывается на благосостоянии государства. Зенону же сочувствовал в этом случае патриарх Константинопольский Акакий. Но эти попытки к присоединению монофизитов, начало которым положено Зеноном, продолжавшиеся и в следующие царствования, производили только волнения в Церкви и наконец разрешились новою ересью.

В 482 году умер александрийский патриарх Тимофей Салафакиол. Православные выбрали на место его Иоанна Талайю, а монофизиты – Петра Монга. Петр Монг стал усердно хлопотать в Константинополе о своем утверждении и, между прочим, предложил план для присоединения монофизитов. Зенон и патриарх Акакий согласились на его план. И вот, в 482 году Зенон издает согласительное мероопределение (έυωτιχου), на основании которого должно было установиться общение между православными и монофизитами. В нем, между прочим, утверждался Символ Никейский, подтвержденный Вторым Вселенским собором; предавались анафеме Несторий и Евтихий; принимались двенадцать анафематизмов святого Кирилла; утверждалось, что Единородный Сын Божий, сошедший и воплотившийся от Святаго Духа и Марии Девы Богородицы, есть один, а не два – один и в чудесах, и в страданиях, которые претерпел по плоти добровольно; наконец, изрекалась анафема на тех, кто мыслил или мыслит что-либо другое теперь или в иное время, на Халкидонском или на ином каком соборе, а особенно на Нестория и Евтихия с единомышленниками²¹⁸. Зенон хотел достигнуть соединения умолчанием о естествах в лице Господа Иисуса Христа и двусмысленным выражением о Халкидонском соборе. Такое согласительное вероопределение принято было Акакием Константинопольским, Петром Монгом, который и получил за это Александрийскую кафедру, Петром Гнафевсом, который также снова занял кафедру Антиохийскую. Но в то же время это согласительное вероопределение не удовлетворило ни строгих православных, ни строгих моно­физитов. Православные подозревали, что энотиконом Зе­нона признается монофизитство, а монофизиты требовали ясного осуждения Халкидонского собора. Неутвержденный императором на Александрийской кафедре Иоанн Талайя отправился в Рим с жалобами к папе Феликсу II на Акакия Константинопольского, принявшего энотикон. Феликс, чувствуя себя вполне независимым от Константинополя по падении Западной империи (476 г.), осудил эно­тикон как вероопределение еретическое, отлучил Акакия и всех епископов, принявших энотикон, равно как и самого Зенона, и даже прервал общение с восточными Церквами. Строгие монофизиты, со своей стороны, восстали на своих патриархов, Антиохийского Гнафевса и Александрийского Монга, за принятие энотикона, отделились от них и образовали отдельное монофизитское общество акефалитов (безглавных).

При преемнике Зенона Анастасии (491–518 гг.) дела находились в том же положении. Он требовал, чтобы энотикон принимаем был всеми. Но православные успели уже понять, что снисходительные меры по отношению к еретикам не приносят благих последствий и даже роняют Православие, поэтому стали отказываться от энотикона. Анастасий стал преследовать таких и таким образом, видимо, уже держал сторону монофизитов. Между тем в среде монофизитов-акефалитов явились жаркие поборники монофизитства – Ксенай, известный более под именем Филоксена, епископ Иерапольский в Сирии, и Север, патриарх Антиохийский. Север, в видах распространения монофизитства в Константинополе, предложил Анастасию ввести и в столице прибавление в трисвятой песни: распныйся за ны. Патриарх Константинопольский Македоний, опасаясь ссылки, принужден был повиноваться приказанию императора. Но народ, узнав об этом прибавлении, произвел, бунт в Константинополе. Хотя Анастасию на этот раз удалось успокоить волнующуюся чернь и даже сослать в заточение патриарха Македония, но все же вскоре началась открытая война между православными и царем. Предводитель православных Виталиан своими победами принудил Анастасия дать обещание созвать собор для подтверждения святости собора Халкидонского и восстановить общение с Римом. Анастасий вскоре умер (518 г.), не исполнив своих обещаний.

При его преемнике Юстине I (518–527 гг.), покровителе Православия, последнее опять получило перевес. Возобновлены были сношения с Римской Церковью (519 г.) при новом константинопольском патриархе Иоанне Каппадокийском; подтверждена важность Халкидонского собора; монофизитские епископы низложены и прочее.

В 527 году на императорский престол вступил Юстиниан I, государь замечательный в истории гражданской и церковной (527–565 гг.). Мысль о присоединении моно­физитов к Православию в видах умиротворения Церкви и государства занимала и этого государя. Особенно много было монофизитов в Египте²¹⁹, где православные составляли меньшинство. Разделение было слишком вредно для Церкви и государства. Но, подобно другим государям, задавшимся теми же планами присоединения еретиков, Юстиниан не достиг своей цели и даже под влиянием монофизитской партии, особенно жены своей, Феодоры, тайной монофизитки, действовал иногда в ущерб Православию. Так, в 533 году под влиянием Феодоры он сделал уступку монофизитам, допустив и в Константинопольской Церкви прибавление к трисвятой песни: распныйся за ны, хотя строгие последователи определений Халкидонского собора считали такое прибавление монофизитским. По влиянию той же Феодоры Юстиниан возвел (535 г.) на константинопольский патриарший престол Анфима, притворно перешедшего из монофизитства в Православие. К счастью, Юстиниан скоро узнал о происках монофизитов. В то время (536 г.) прибыл в Константинополь папа Агапит в качестве посла ост-готского короля Теодориха Великого. Узнав о еретичестве Анфима, Агапит, несмотря на убеждения и угрозы Феодоры, донес о нем царю. Юстиниан тотчас же низложил Анфима, а на его место поставил одного пресвитера Минну. Все-таки он не терял надежды на присоединение монофизитов. В этих видах под председательством Минны в Константинополе составлен был небольшой собор из православных и монофизитских епископов, на котором обсуждался вопрос о присоединении монофизитов.

Но рассуждения не повели ни к чему вследствие упорства монофизитов. Патриарх снова осудил монофизитов, а император подтвердил прежние строгие законы против них. Монофизиты при возобновившихся преследованиях бежали в Великую Армению и здесь упрочили свою ересь.

Между тем Феодора продолжала вести интриги в пользу монофизитов. По ее проискам, по смерти папы Агапита (537 г.), на Римскую кафедру поставлен был римский диакон Вигилий, давший ей, еще в бытность в Константинополе с Агапитом, обещание с подпиской помогать монофизитам. Потом она нашла себе усердных помощников в двух проживавших при дворе епископах Феодоре Аскиде и Домициане, которые были тайными монофизитами. Аскида и Домициан присоветовали императору заняться обращением монофизитов и предложили даже для этого план. Именно они представили Юстиниану, что монофизиты тогда только могут быть присоединены, когда Православная Церковь осудит учителя несторианства Феодора Моп­суетского и его друзей и почитателей, блаженного Феодорита и Иву Эдесского, так как теперь, когда сочинения этих лиц не осуждены, монофизиты соблазняются и подозревают Православную Церковь в несторианстве. План этот монофизиты составили в свою пользу и во вред право­славным. В случае исполнения его, как рассчитывали монофизиты, Церковь стала бы в противоречие сама с собою, осудив Феодорита и Иву, признанных православными на Халкидонском соборе. Император, поставивший целью своей жизни умиротворить Церковь, согласился испытать предложенный ему план и в 544 г. издал первый эдикт о трех главах. В нем осуждался Феодор Мопсуетский как отец несторианской ереси, сочинения Феодорита против святого Кирилла и письмо Ивы к Марию-персу. Но в то же время прибавлено было, что осуждение это нисколько не противоречит Халкидонскому собору и всякий, кто иначе будет думать, подвергается анафеме. Этот эдикт должны были подписать все епископы. Минна, патриарх Константинопольский, после некоторого сопротивления подписал, а за ним и восточные епископы. Но в западных Церквах эдикт встретил сильную оппозицию. Карфагенский епископ Понтиан решительно отказался от подписи, а ученый диакон Карфагенской Церкви Фульгенций Ферран написал в опровержение эдикта трактат, с которым согласились все на Западе. Вигилий Римский также был против эдикта. Западные епископы видели в осуждении трех глав унижение Халкидонского собора, хотя на беспристрастный взгляд этого не было. На Халкидонском соборе о Феодоре Мопсуетском не было рассуждения. Феодорит оправдан был собором после того, как произнес анафему на Нестория и, следовательно, отказался от своих сочинений в защиту его против святого Кирилла, а письмо Ивы осуждалось в том виде, в каком, оно существовало в VI веке во время издания эдикта, то есть поврежденное в Персии несторианами. Противодействие западных епископов смутило Юстиниана. В 547 году он вызвал в Константинополь Вигилия и многих других западных епископов, надеясь убедить их подписать осуждение трех глав. Но и в Константинополе западные епископы противились. Вигилий только тогда согласился содействовать осуждению трех глав, когда Феодора напомнила ему о его подписке при вступлении на Римскую кафедру. Он составил judicatum на три главы, хитростью склонил подписаться под ним западных епископов, бывших в Константинополе, и представил его царю. Но западные епископы, узнав о хитрости, восстали против Вигилия. Во главе противной ему партии стоял африканский епископ Факунд Германский, написавший 12 книг в защиту трех глав. В западных Церк­вах распространялись самые невыгодные слухи насчет папы. Тогда Вигилий попросил было у императора обратно свой judicatum и предлагал лучше созвать вселенский со­бор, определениям которого все необходимо должны подчиниться. Юстиниан на созвание вселенского собора согласился, но judicatum не возвратил. В 551 году император еще раз сделал попытку склонить западных епископов на осуждение трех глав, для чего пригласил их на собор в Константинополь. Но они не поехали; прибыли немногие и все-таки не соглашавшиеся с императорским эдиктом. Тогда Юстиниан низложил и заточил их, а на место их поставил таких, которые согласились на осуждение трех глав.

Затем в том же 551 году, издав новый эдикт о трех главах, в котором особенно развивалась та мысль, что осуждение трех глав не противоречит Халкидонскому собору, царь в 553 году созвал в Константинополе Пятый Вселенский со­бор для окончательного решения вопроса о Феодоре Мопсуетском, блаженном Феодорите и Иве Эдесском.

На соборе присутствовало 165 восточных и западных епископов. Председателем был Евтихий, патриарх Константинопольский, преемник Минны. Папа Вигилий, пребывавший все время в Константинополе, опасаясь противодействия западных епископов, отказался идти на собор и обещал подписать соборные определения после. Отцы собора в нескольких заседаниях читали еретические места из сочинений Феодора Мопсуетского, читали все, что написано было в опровержение его, разрешили вопрос, можно ли осуждать еретиков по смерти, и, наконец, пришли к заключению, согласному с императорскими эдиктами, что Феодор Мопсуетский действительно еретик-несторианин и должен быть осужден. Прочитаны были также сочинения блаженного Феодорита и письмо Ивы. Отцы нашли, что сочинения Феодорита достойны также осуждения, хотя он сам как отказавшийся от Нестория и потому оправданный Халкидонским собором и не подлежит осуждению. Что же касается письма Ивы Эдесского, то собор также осудил его, не касаясь самого лица Ивы; собор в этом случае осудил то, что читано было им в заседаниях, то есть поврежденное несторианами письмо Ивы. Таким образом, осуждены были Феодор Мопсуетский и его сочинения, а также сочинения блаженного Феодорита в защиту Несто­рия против святого Кирилла и письмо Ивы Эдесского к Марию-персу. При этом собор утвердил вероопределения всех прежних Вселенских соборов, и в том числе Халкидонско­го. Папа Вигилий, во время соборных заседаний приславший императору свой отзыв против осуждения вышепоименованных лиц, по окончании собора все-таки подписал соборные определения и был отпущен в Рим после почти семилетнего пребывания в Константинополе. На дороге, впрочем, он умер. Преемник его Пелагий (555 г.) принимал Пятый Вселенский собор и поэтому должен был выдерживать борьбу против многих западных Церквей, не принимавших собора. Разделение в западных Церквах из-за Пятого Вселенского собора продолжалось до самого конца VI столетия, когда при папе Григории Великом, наконец, все признали его.

Старания Юстиниана присоединить к Православной Церкви монофизитов, вызвавшие, между прочим, Пятый Вселенский собор, не привели к желаемым результатам. Правда, умеренные монофизиты присоединились к Церкви, но в одном почти Константинопольском патриархате. Монофизиты же других патриархатов, особенно строгие (афтартодокеты), оставались по-прежнему упорными еретиками. В видах государственных Юстиниан сделал было попытку присоединить и строгих монофизитов, даже с уступкой им; в 564 году он потребовал, чтобы православные епископы приняли их в общение. Но епископы отказались принять в Церковь еретиков, не принимавших православного учения. За это Юстиниан начал их низлагать и ссылать в заточение. Такая участь постигла прежде всего Евтихия, патриарха Константинопольского. Впрочем Юстиниан скоро умер (565 г.), и возникавшие было замешательства в Церкви прекратились. Монофизиты между тем окончательно сформировались в отдельные от Православной Церкви общества. В Александрии в 536 году поставлен был новый православный патриарх, но его признала только небольшая часть египтян, преимущественно греческого происхождения. Коренные же жители, древние египтяне, известные под именем коптов, поголовно державшиеся монофизитства, выбрали своего патриарха, так называемого коптского, и образовали, таким образом, коптскую монофизитскую церковь. Египетские монофизиты называли себя коптскими христианами, православных же – мельхитами (содержащими императорское вероучение). Число коптских христиан простиралось до пяти миллионов. Вместе с коптами и абиссинцы уклонились к монофизитству и также образовали еретическую церковь в союзе с коптской. В Сирии и Палестине монофизитство вначале не так прочно утвердилось, как в Египте; Юстиниан всех епископов и пресвитеров, державшихся монофизитства, низлагал и ссылал в заточение, вследствие чего монофизиты оставались без учителей. Но одному сирскому монаху Иакову, по прозванию Барадей, удалось объединить всех монофизитов Сирии и Месопотамии и устроить монофизитское общество. Рукоположенный низложенными Юстинианом монофизитскими епископами в епископа всех монофизитов Сирии и Месопотамии, Иаков Барадей в продолжение тридцати с лишком лет (541–578 гг.) с успехом действовал в пользу монофизитства. В одежде нищего ходил он по странам, населенным монофизитами, посвящал епископов, пресвитеров и, наконец, даже устроил монофизитский патриархат в Антиохии. От этого Иакова Барадея монофизиты Сирии и Месопотамии получили название иаковитов, или яковитов, с каковым остаются и до настоящего времени. Армянская Церковь также отпала от союза с Церковью Вселенской, впрочем, не потому, что усвоила себе монофизитское учение, а потому, что вследствие некоторых недоразумений не приняла постановлений Четвертого Вселенского Халкидонского собора и послания папы Льва Великого. Недоразумения были такого рода. На Халкидонском соборе (451 г.) представителей Армянской Церкви не было, почему в ней неизвестны были в точности постановления этого собора. А между тем в Армению приходили монофизиты и распространяли ложный слух, что на Халкидонском соборе восстановлено несторианство. Правда, постановления Халкидонского собора скоро появились и в Армянской Церкви, но по незнанию точного значения греческого слова φύσις (естество) армянские учители при переводе на свой язык принимали его в значении лица и потому утверждали, что в Иисусе Христе одно (φύσις), разумея под этим единое Лице; про тех же, которые говорили, что в Иисусе Христе два (φύσις), они думали, что те разделяют Христа на два лица, то есть вводят несторианство. Далее, в Греческой Церкви долгое время (во второй половине V в.) происходили споры о важности Халкидон­ского собора; эти споры отозвались и в Армянской Церкви; на соборе в Эчмиадзине 491 года армянами принят был энотикон Зенона и отвергнут был собор Халкидонский. В тридцатых годах VI столетия, когда многие монофизиты бежали от преследований Юстиниана в Армению и здесь поддерживали прежний ложный слух о Халкидон­ском соборе, Армянская Церковь решительно высказалась против этого собора. В 536 году на соборе в Тиве Халкидон­ский собор был осужден. С этого времени Армянская Церковь отпала от союза с Церковью Вселенскою и образовала из себя, как видно из предыдущего, не столько еретическое общество, сколько раскольничье, так как в учении о естествах в Иисусе Христе она была согласна с учением, утвержденным Церковью, и разнилась только в словах²²⁰. В отделившейся Армянской Церкви, кроме своеобразного учения о естествах в Иисусе Христе, образовались и некоторые особенности в церковном устройстве, существующие до настоящего времени. Так, у армян трисвятая песнь читается и поется с монофизитским прибавлением распныйся за ны; евхаристия совершается (с начала VI века, по влиянию сирских монофизитов) на опресноках, причем вино не смешивается с водою; праздник Рождества Христова празднуется вместе с Богоявлением и Рождественский пост продолжается до дня Богоявления и прочее. Армянская Церковь состояла и состоит под управлением своего патриарха, так называемого католикоса.

Ересь монофелитов составляет продолжение или даже видоизменение ереси монофизитов. Она вышла из стремлений византийского правительства во что бы то ни стало присоединить монофизитов к Православной Церкви. Император Ираклий (611–641 гг.), один из лучших государей Византийской империи, очень хорошо понимал, какое зло для государства приносит с собою разделение религиозное, и потому, подобно своим предшественникам, принял на себя задачу уничтожить религиозное разделение. В двадцатых годах VII столетия Ираклий во время похода на персов виделся с монофизитскими епископами – между прочим, Афанасием, патриархом сирских монофизитов, и Киром, епископом Фазиса (в Колхиде), – и входил с ними в рассуждения по поводу спорного вопроса о двух естествах в Иисусе Христе. Монофизитские епископы подали императору мысль, что монофизиты, может быть, согласятся присоединиться к Православной Церкви, если последняя признает, что в Иисусе Христе одно действование (έυεργεια), или, что то же, одно обнаружение воли, одна воля. Вопрос об одной или двух волях в Иисусе Христе был еще не раскрыт Церковью. Но, признавая в Иисусе Христе два естества, очевидно, Церковь признавала вместе с тем две воли, так как два самостоятельные естества – божеское и человеческое – должны иметь каждое и самостоятельные действования, то есть в Нем при двух естествах должны быть две воли. Противоположная же мысль – признание при двух естествах одной воли – есть само в себе противоречие: отдельное и самостоятельное естество немыслимо без отдельной и самостоятельной воли. Должно быть что-нибудь одно: или в Иисусе Христе одно естество и одна воля, или два естества и две воли. Монофизиты, предлагавшие учение о единой воле, развивали только дальше свое еретическое учение; православные же, если бы приняли это учение, впали бы в противоречие сами с собою, признав правильным учение монофизитское. У императора Ираклия была одна цель – присоединить монофизитов, поэтому, не обращая внимания на сущность предлагаемого учения, он горячо взялся за дело присоединения монофизитов на основании его. По его совету Кир, епископ Фазиса, обратился с вопросом относительно учения о единой воле к Сергию, патриарху Константинопольскому. Сергий отвечал уклончиво, высказывая, что на соборах не было решения этого вопроса, но что некоторые из отцов допускали единое животворящее действие во Христе, Боге истинном; впрочем, прибавлял Сергий, если будет найдено у других отцов другое учение, утверждающее две воли и два действия, то следует согласиться на последнее. Очевидно все-таки было, что ответ Серия благоприятствовал учению о единоволии. Поэтому Ираклий пошел дальше. В 630 году он признал законным патриархом Антиохии монофизита Афанасия, соглашавшегося на унию, и в том же году, когда патриаршая кафедра в Александрии была праздной, сделал патриархом Александрийским Кира, епископа Фазиса. Киру и поручено было войти в сношение с александрийскими монофизитами относительно соединения с Православной Церковью на основании учения о единоволии. После некоторых переговоров с монофизитами, особенно умеренными, Кир издал (633 г.) девять согласительных членов, из которых в одном (седьмом) высказывалось учение о едином богомужном действовании во Христе или о единой воле. Умеренные монофизиты признали эти члены и вступили в общение с Киром; строгие же отказались. В это время в Александрии находился один монах из Дамаска, Софроний, любимый ученик известного александрийского патриарха Иоанна Милостивого. Когда монофелитская ересь выступила открыто, Софроний первый выступил на защиту Православия. Он ясно и отчетливо доказывал Киру, что учение о единоволии в сущности есть монофизитство. Представления его не имели успеха, равно как не имели успеха такие же его представления в Константинополе патриарху Сергию, принявшему девять членов Кира. В 634 году Софроний поставлен был патриархом Иерусалимским и еще с большей ревностью защищал Православие. Он созвал в Иерусалиме собор, на котором осудил монофелитство, а в послании к другим патриархам изложил основания православного учения о двух волях во Христе. Хотя в 637 году²²¹ Иерусалим был завоеван аравитянами-мусульманами и иерусалимский патриарх был оторван от общецерковной жизни, но его послание производило большое впечатление на православных империи. Между тем Сергий Константинопольский писал к папе Гонорию по поводу учения о единоволии, и Гонорий, со своей стороны, также признал это учение православным, хотя и советовал избегать рассуждений о нем как бесполезных словопрений. Споры все-таки возникли. Ираклий, желая положить им конец, в 638 году издал так называемое изложение веры (έχθεσις), в котором, излагая православное учение о двух естествах в Иисусе Христе, запрещал говорить о Его волях, хотя и прибавлял, что православная вера требует признания одной воли. Преемник Сергия Константинопольского, Пирр, принял и подписал екфесис. Но преемники папы Гонория встретили его неблагосклонно. В то же время жарким защитником Православия выступил константинопольский монах Максим Исповедник, один из глубокомысленных богословов своего времени. Из Александрии, где он был еще в то время, как Кир издал свои девять членов, и вместе с Софронием восставал против них, – Максим переселился в Североафриканскую Церковь и отсюда писал горячие послания на Восток в защиту Православия. Здесь же он имел диспут (645 г.) с низложенным патриархом Константинопольским Пирром, переселившимся также в Африку, и убедил его отказаться от единоволия. По влиянию Максима в Африке составился собор (646 г.), на котором монофелитство было осуждено. Из Африки Максим вместе с Пирром перешли в Рим и здесь с успехом действовали в пользу Православия. Папа Феодор отлучил от церковного общения нового патриарха Константинопольского Павла, принявшего екфесис.

После Ираклия на императорский престол вступил Констанс II (642–668 гг.). Церковное разделение с Африкой и Римом было слишком опасно для государства, особенно ввиду того, что мусульмане, завоевавшие уже Египет (640 г.), наступали сильнее и сильнее на империю. Констанс решился уничтожить ненавистный екфесис. В 648 году он издал образец веры (τύπος), в котором, заставляя всех веровать согласно с бывшими пятью Вселенскими соборами, запрещал говорить как об одной, так и о двух волях. Православные справедливо видели в этом типосе покровительство монофелитству, так как, с одной стороны, эта ересь не осуждалась, а с другой – запрещалось учить о двух волях в Иисусе Христе. Поэтому они продолжали борьбу. Папа Мартин I (с 649 г.) собрал в Риме большой собор (649 г.), на котором осудил монофелитство, всех защитников его, а также екфесис и типос, и акты собора отправил в Константинополь к императору с требованием восстановить Православие. Констанс счел такой поступок возмущением и поступил с Мартином слишком жестоко. Он поручил экзарху Равеннскому привезти его в Константинополь. В 653 году Мартина схватили в церкви и после продолжительного путешествия, во время которого он вытерпел много стеснений, привезли в Константинополь. Вместе с Мартином захватили в Риме и привезли в Константинополь и Максима Исповедника. Здесь папу ложно обвинили в политических преступлениях и сослали в ссылку в Херсонес (654), где он умер от голода (655 г.). Участь Максима была печальнее. Разного рода пытками заставляли его отказаться от своих сочинений и признать типос. Максим оставался непоколебимым. Наконец, император приказал вырезать ему язык и отрубить руку. Изуродованного таким образом Максима отправили в ссылку на Кавказ, в землю лазов, где он и умер (662 г.). После таких жестокостей православные замолкли на некоторое время. Восточные епископы принуждены были принять типос, западные не возражали.

Наконец, император Константин Пагонат (668–685 гг.), при котором снова началась борьба православных с монофелитами, решился дать торжество Православию. В 678 году он низложил патриарха Константинопольского Феодора, явного монофелита, и на его место поставил пресвитера Георгия, склонявшегося к православному учению о волях. Затем император в 680 году собрал в Константинополе Шестой Вселенский собор, называемый Трулльским²²². Папа Агафон прислал на собор своих легатов и послание, в котором, на основании послания Льва Великого, раскрывалось православное учение о двух волях в Иисусе Христе. Всех епископов на соборе было 170. Были, между прочим, тут патриархи Александрийский, Антиохийский и Иерусалимский; император также присутствовал на соборе. Всех заседаний собора было 18. На защиту монофелитства в первые же заседания выступил антиохийский патриарх Макарий, самый ревностный из монофелитов; ему возражали папские легаты, доказывая, что, на основании древних отцов, необходимо признавать в Иисусе Христе две воли. С легатами согласились патриарх Константинопольский Георгий и другие восточные епископы. Но Макарий, несмотря на все убеждения, не хотел отказаться от ереси, почему был осужден собором и низложен, а императором выслан из Константинополя. Некоторые монахи, из которых многие присутствовали на соборе, также не соглашались принять две воли. В 15-м заседании один из них, до фанатизма преданный ереси, Полихроний, предложил даже доказать истинность монофелитского учения чудом: он вызвался воскресить умершего. Опыт был дозволен и, разумеется, Полихроний не воскресил умершего. Собор осудил Полихрония как еретика и возмутителя народа. В заключение всего собор таким образом определил православное учение о двух волях в Иисусе Христе: «Исповедуем две естественныя воли или хотения в Нем (т. е. Иисусе Христе) и два естественныя действия, неразлучно, неизменно, нераздельно, неслиянно; два же естес­твенныя хотения – не противныя, – да не будет, как нечестивые еретики проповедывали, – но Его человеческое хотение не противостоящее или противоборствующее, а последующее, подчиняющееся Его Божественному и Всемогущему хотению». Вместе с тем, запретив проповедовать иначе учение веры и составлять иной Символ, собор наложил анафему на всех монофелитов, между прочим, на Сергия, Кира, Пирра, Павла, Феодора и папу Гонория. Заседания собора окончились уже в 681 году. На так называемом пято-шестом Трулльском соборе 692 года, дополнившем определения V и VI Вселенских соборов и составляющем как бы продолжение VI собора, догматическое определение последнего о двух волях в Иисусе Христе было подтверждено снова.

После соборных определений монофелитство на Востоке пало. В начале VIII века император Филиппик Вардан (711–713 гг.) восстановил было эту ересь в империи, в видах утверждения своего на престоле при помощи партии монофелитов, но с низвержением Филиппика низвержена была и ересь. Только в Сирии осталась небольшая партия монофелитов. Здесь в конце VII века монофелиты сосредоточились на Ливане, в монастыре и около монастыря аввы Марона (жившего в VI в.), выбрали себе патриарха, который назывался также Мароном, и образовали самостоятельное еретическое общество под именем маронитов. Марониты существуют и до настоящего времени.

Иконопочитание в IV и V веках вошло во всеобщее употребление в христианской Церкви. По церковному учению, почитание икон должно состоять в почитании лиц, изображенных на них. Такого рода почитание должно выражаться благоговением, поклонением и молитвою лицу, изображенному на иконе. Но в VIII веке к такому церковному учению стали примешиваться неправославные взгляды на иконопочитание, особенно в простом народе. Простой народ, вследствие недостаточности религиозного образования, по большей части придавал внешности и обрядности в религии главное значение. Смотря на иконы и молясь перед ними, люди необразованные забывали возноситься умом и сердцем от видимого к невидимому и даже мало-помалу усвоили убеждение, что лица, изображаемые на иконах, неотделимы от икон. Отсюда легко развилось поклонение собственно иконам, а не лицам изображаемым, развилось суеверие, граничащее с идолопоклонст­вом. Естественно, что явилось стремление уничтожить такое суеверие. Но, к несчастию Церкви, задачу уничтожить суеверие приняла на себя гражданская власть, отстранивши духовную. Вместе с суеверным почитанием икон гражданская власть под влиянием еще политических соображений стала уничтожать иконопочитание вообще и произвела таким образом ересь иконоборческую.

Первым гонителем иконопочитания был император Лев Исаврянин (717–741 гг.). Это был государь храбрый, с успехом защищавший империю от нападений аравитян-магометан. Обратив внимание на церковные дела и, между прочим, на суеверия в иконопочитании, он решился уничтожить последние полицейскими мерами и до того увлекся своей ролью церковного деятеля, что вместе с суевериями захотел уничтожить и истинное иконопочитание. Он не отделял суеверного почитания икон от истинного; всякого рода почитание икон казалось ему суеверным. Как грубому воину Льву Исаврянину недоступны были возвышенные чувствования и стремления – он не понимал или не хотел понять, что от изображения того или другого лица на иконе можно возвышаться умом и сердцем к самому лицу. По своей грубости он полагал, что если поклоняются иконам, то поклоняются именно иконам. К тому же Лев составил несчастный план обратить в христианство как магометан, так и иудеев уничтожением иконопочитания, которым соблазнялись и над которым смеялись те и другие. Предположенное уничтожение икон Лев Исаврянин начал довольно осмотрительно. Сначала (726 г.) он издал эдикт только против поклонения иконам, для чего приказал поставить их в церквах повыше, чтобы народ не лобызал их. Против такого распоряжения восстал патриарх Константинопольский Герман. За ним на защиту иконопочитания выступил знаменитый Иоанн Дамаскин, впоследствии монах обители святого Саввы в Палестине. Этот написал горячее послание против иконоборства и отправил его в Константинополь. Между прочим, на возражения врагов иконопочитания он доказывал, что если в ветхозаветной Церкви запрещено было делать изображение Бога, то такое запрещение не приложимо в Церкви новозаветной, когда Сам Бог принял естество человеческое и жил на земле как человек. Выступил на защиту иконопочитания и папа Григорий II. Он написал императору письмо, в котором высказывал, что христиане почитают не иконы, а изображаемые на них лица, что иконопочитание вошло во всеобщее употребление, что даже дети, обучающиеся в школах, если придти к ним и говорить против иконопочитания, забросают за это своими учебными досками и что, наконец, если император будет настаивать на уничтожении иконопочитания, Рим отойдет из-под его власти. Народ также возмущен был распоряжением императора и открыто выражал свое недовольство. Так, когда приказано было снять особенно почитаемую икону Христа Споручника, стоявшую над воротами императорского дворца, масса православных, окружавших лестницу, по которой взбирался солдат для исполнения приказания, столкнула лестницу и умертвила солдата. Икона все-таки была снята. А на Цикладских островах произошло даже настоящее восстание. Лев, впрочем, успел усмирить мятежников и еще с большим рвением принялся за уничтожение иконопочитания. В 730 году издан был эдикт, которым повелевалось вынести из храмов все иконы. Патриарх Герман отказался выполнить такое распоряжение и был низложен (733 г.), а на его место поставлен Анастасий, подчинившийся приказанию императора. Иконы были вынесены из храмов; епископы, противившиеся этому, низложены. Из епископов нашлись, впрочем, и такие, которые добровольно помогали императору в уничтожении иконопочитания. Таков, например, Константин Фригийский, удаливший из своих церквей иконы еще после первого эдикта. Но иконы можно было удалить из храмов только в пределах Византийской империи. В Сирии, которая находилась под властью аравитян, и в Риме, который почти совсем не признавал над собою власти византийского императора, Лев не мог заставить выполнить свой эдикт. Восточные Церкви, находившиеся под властью аравитян, прекратили общение с Греческой Церковью, а Иоанн Дамаскин написал еще два послания против иконоборцев. Также и папа Григорий III (731–741 гг.), стоявший, подобно своему предшественнику, на стороне иконопочитателей, восстал против императорского эдикта. В 732 году он созвал в Риме собор, на котором предал проклятию иконоборцев. Лев захотел наказать папу и отправил было в Италию флот, но так как последний был разбит бурей, то ограничился только тем, что отнял у папы Иллирийский округ, присоединив его к патриархату Константинопольскому. В 741 году Лев Исаврянин умер, достигнув только того, что иконы были выведены из церковного употребления; вывести же их из домашнего употребления он не мог, при всей своей жестокости.

По смерти Льва иконопочитание на некоторое время было восстановлено. Зять Льва Артабазд при помощи иконопочитателей занял императорский престол, помимо сына и наследника Льва, Константина Копронима. Иконы опять появились в храмах, и опять началось открытое ико­нопочитание. Но в 743 году Константин Копроним свергнул с престола Артабазда и, подобно своему отцу, начал преследовать иконопочитание, только еще с большей настойчивостью и жестокостью. Копроним хотел торжественно, с соблюдением законности уничтожить иконопочи­тание как ересь и для этого в 754 году составил в Константинополе собор, который назвал вселенским. На соборе было 338 епископов, но не было ни одного патриарха. Здесь положено было, что иконопочитание есть идолопоклонство, что единственный образ Христа Спасителя – это евхаристия, и тому подобное. В доказательство собор приводил места из Священного Писания, толкуя оные односторонне и неправильно, а также из древних отцов или подложные, или искаженные, или с неправильным тол­кованием. В заключение собор предал анафеме всех защитников иконопочитания и иконопочитателей, особенно Иоанна Дамаскина, и постановил, что кто после этого будет сохранять иконы и почитать их, тот, если духовное лицо, подвергается извержению из сана; если мирянин или монах – отлучается от общения церковного и подвергается наказанию по императорским законам. Все епископы согласились на соборные определения – одни по убеждению, другие, и большая часть, по страху пред императо­ром. На соборе же на место умершего пред тем иконоборческого патриарха Анастасия поставлен был патриархом Константинопольским епископ Константин из Фригии, заявивший себя особенной враждой к иконопочитанию. Определения собора были приводимы в исполнение с необыкновенной жестокостью. Преследования простирались даже на домашнее иконопочитание. Только в тайных, не доступных полиции, местах православные могли сохранять иконы. Не останавливаясь на иконопочитании, Копроним пошел еще дальше: он хотел уничтожить почитание святых и их мощей, монашескую жизнь, считая все это суеверием. Поэтому по его приказанию мощи святых были или сжигаемы, или бросаемы в море; монастыри были обращаемы в казармы или конюшни; монахи изгоняемы, а некоторые из них, открыто порицавшие действия императора и защищавшие иконопочитание, предаваемы были мучительной смерти. Воля императора была исполняема везде, кроме Рима. В то время, как Константин Копроним осуждал на своем вселенском соборе иконопо­читание, папа приводил в исполнение план относительно отделения Рима от Византийской империи. Равеннским экзархатом, принадлежавшим Греческой империи, завладели лангобарды (752 г.). Папа Стефан III пригласил на помощь франкского короля Пипина, который прогнал лангобардов, а отнятые у них земли подарил апостольскому престолу, то есть папе (755 г.). Греческое владение в Италии после этого кончилось. Стефан, сделавшись независимым, не стесняясь мог отвергнуть все постановления иконоборческого собора 754 года.

Константин Копроним умер в 775 году. Ему наследовал сын его Лев Хазар (775–780 гг.). Этот воспитан был в духе иконоборческом и по завещанию отца должен был действовать против иконопочитания. Но Лев был человеком слабохарактерным; на него имела большое влияние его жена, Ирина, державшаяся втайне иконопочитания. Под ее покровительством изгнанные монахи опять стали появляться в городах и даже в самом Константинополе, епископские кафедры стали замещаться тайными приверженцами иконопочитания и тому подобное. Только в 780 году, по поводу найденных в спальне Ирины икон, Лев начал было крутыми мерами подавлять пробуждавшееся иконо­почитание, но в том же году умер. За малолетством его сына, Константина Порфирородного (780–802 гг.), управление государством взяла в свои руки Ирина. Теперь она решительно объявила себя в пользу иконопочитания. Монахи беспрепятственно заняли свои монастыри, появлялись на улицах и пробуждали в народе угасавшую любовь к иконам. Мощи мученицы Евфимии, брошенные в море при Константине Копрониме, были вынуты из воды, и им начали воздавать должное почитание. Патриарх Константинопольский Павел, бывший в числе врагов иконопочитания, при таком обороте дела нашелся вынужденным сойти с кафедры и удалиться в монастырь. На место его по желанию Ирины поставлен был один светский человек, Тарасий, приверженец иконопочитания. Тарасий принимал патриарший престол с тем, чтобы восстановлено было общение с Церквами Римскою и восточными, прекратившееся во времена иконоборческие, и чтобы созван был новый Вселенский собор для утверждения иконопочитания. Действительно, с согласия Ирины он писал папе Адриану I о предполагаемом восстановлении икононочитания и приглашал к участию во Вселенском соборе. Восточным патриархам также отправлены были приглашения. В 786 году, наконец, открыт был в Константинополе со­бор. Папа прислал легатов; от лица восточных патриархов явились два монаха как их представители. Собралось на собор также много греческих епископов. Но собор в этом году не состоялся. Между епископами большинство было против иконопочитания. Они начали составлять тайные собрания и рассуждать в духе иконоборческом. К тому же императорские телохранители, состоявшие из старых солдат Константина Копронима, не хотели допустить восстановления иконопочитания. В одно заседание собора иконоборческие епископы подняли шум, а телохранители между тем неистовствовали на дворе помещения собора. Тарасий принужден был закрыть собор. В следующем 787 году, когда Ирина заблаговременно уволила от службы иконоборческие войска, собор спокойно был открыт в Никее. Это был Второй Никейский, Седьмой Вселенский со­бор. Собралось 367 отцов. Хотя и тут были иконоборческие епископы, но их было меньше православных. Всех заседаний собора было восемь. Прежде всего Тарасий как председатель предложил свою речь в пользу иконопочитания, затем прочитана была такая же речь Ирины. Православные епископы согласились с тою и с другою. Иконоборческим же епископам Тарасий предложил, что если они покаются и примут иконопочитание, то будут оставлены в архиерейском сане. Вследствие такого предложения и иконоборческие епископы согласились признать иконопо­читание и подписали отречение от иконоборства. Далее, читали послание папы Адриана об иконопочитании, приводили доказательства в пользу иконопочитания из Священного Писания, Священного Предания и писаний отцов Церкви, разобрали действия иконоборческого собора 754 года и нашли его еретическим. Наконец, предав анафеме всех иконоборцев, отцы Седьмого Вселенского собора составили вероопределение, в котором между прочим сказано: «...храним ненововводно все, писанием и без писания установленный для нас церковныя предания, из которых одно касается иконнаго живописания... определяем: подобно изображению честнаго и животворящаго креста, полагать во святых Божиих церквах, на священных сосудах и одеждах, на стенах и на досках, в домах и на путях, честныя и святыя иконы, написанныя красками и из дробных камений и из другаго способнаго к тому вещества устрояемыя, как то: иконы Господа и Бога, Спаса нашего, Иисуса Христа и Непорочныя Владычицы нашея Святыя Богородицы, также и честных ангелов, и всех святых и преподобных мужей. Ибо когда через изображение на иконах лики Спасителя, Богородицы и других бывают видимы, то взирающие на них побуждаются к воспоминанию и люблению первообразов их, и чествованию их лобызанием и почитательным поклонением, не собственным по вере нашей богопоклонением, которое приличествует единому Божескому естеству, но почитанием, воздаваемым изображению честнаго и животворящаго креста и святому Евангелию и прочим святыням». Кроме того, собор постановил, чтобы все сочинения, написанные еретиками против иконопочитания, были представляемы константинопольскому патриарху, а скрывающим такие сочинения назначил: духовным лицам извержение из сана, мирянам – отлучение от Церкви. Заседания собора в Никее окончились. Восьмое и последнее заседание было в Константинополе в присутствии Ирины. Здесь определения собора прочитаны были торжественно и утверждены императрицей. Согласно определению собора, иконопочитание было восстановлено во всех Церквах.

Партия иконоборцев и после Седьмого Вселенского собора была сильна. Некоторые из иконоборческих епископов, признавшие на соборе иконопочитание ради сохранения за собою занимаемых кафедр, втайне оставались врагами иконопочитания. В войсках, еще со времени Константина Копронима, господствовал также иконоборческий дух. Нужно было ожидать нового гонения на иконо­почитание. Действительно так и случилось, когда на императорский престол вступил Лев Армянин (813–820 гг.) из партии зеленых – иконоборческой. Воспитанный в иконоборческих началах и окруженный иконоборцами, Лев Армянин неминуемо должен был сделаться гонителем иконопочитания. Но сначала он старался прикрывать свою ненависть к иконам желанием примирить партии иконоборческую и православную. Не объявляя еще об уничтожении иконопочитания, он поручил ученому Иоанну Грамматику составить записку со свидетельствами из древних отцов против иконопочитания, чтобы убедить православ­ных отказаться от него. Но иконоборческая партия настоятельно требовала решительных мер против иконопочитания и даже открыто выражала свою ненависть к иконам. Так, однажды иконоборческие солдаты начали бросать камнями в известную икону Христа Споручника, поставленную Ириной на прежнем месте над воротами императорского дворца. Император под предлогом прекращения беспорядков приказал снять икону. Православные, во главе которых стояли константинопольский патриарх Никифор и знаменитый настоятель Студийского монастыря Феодор Студит, видя, что начинается гонение на иконы, устроили совещание и решились твердо держаться постановлений Седьмого Вселенского собора. Узнав об этом, император пригласил к себе патриарха, все еще рассчитывая путем убеждения достигнуть уничтожения иконопочитания. С патриархом явились Феодор Студит и другие православные богословы и на предложение императора о примирении с иконоборческой партией решительно отказались сделать какие-либо уступки еретикам. Не достигши уничтожения иконопочитания переговорами, Лев Армянин принялся за насильственные меры: он издал указ, которым запрещалось монахам проповедовать об иконопочитании. Указ должны были подписать все монахи, но подписали только немногие; Феодор же Студит написал окружное послание к монахам, в котором убеждал повиноваться больше Богу, нежели людям. Император пошел дальше в своем преследовании иконопочитания. В 815 году патриарх Никифор был низложен и сослан, а на его место поставлен иконоборец Феодот Касситер. Новый патриарх созвал собор, на котором Седьмой Вселенский собор был отвергнут, а иконоборческий собор Константина Копронима 754 года признан законным. Впрочем, собор Феодота Касситера хотел сделать уступку православным, предлагая предоставить воле каждого почитать иконы или нет, то есть признать иконопочитание необязательным. Только немногие монахи, пришедшие на собор по приглашению, согласились на это предложение, но и те после убеждений Феодора Студита отказались. Большинство же, под руководством Феодора Студита, не хотело знать ни нового патриарха, ни собора, ни его предложений. Феодор Студит не убоялся даже открыто выразить протест иконоборческим распоряжениям. В Вербное воскресенье он устроил торжественную процессию по улицам города с иконами, пением псалмов и тому подобное. Император был крайне недоволен таким противодействием православных и, подобно Константину Копрониму, начал открыто гнать их, и прежде всего монахов. Монастыри были разрушаемы, монахи изгоняемы или ссылаемы в заточение. Феодор Сту­дит был одним из первых страдальцев за веру. Его сослали в заточение и мучили там голодом, так что он умер бы, если бы темничный страж, тайный иконопочитатель, не разделял с ним свою пищу. Из своего заточения Феодор рассылал письма к православным и поддерживал в них любовь к иконопочитанию. Гонение на иконопочитателей продолжалось до 820 года, когда Лев Армянин был низвержен с престола и его место заступил Михаил Косноязычный (820–829 гг.). Этот вызвал из заточения патриарха Никифора – хотя и не возвратил ему престола, Феодора Студита и других православных. Но, опасаясь сильной иконоборческой партии, он не хотел восстановить иконопочитания, хотя и дозволил домашнее почитание икон. Преемником Михаила был его сын Феофил (829–842 гг.). Этот государь действовал решительнее своего отца по отношению к иконопочитанию. Воспитание под руководством известного Иоанна Грамматика, который поставлен был даже патриархом, сделало его врагом иконопочитания. Запрещено было домашнее иконопочитание; монахи опять были ссылаемы в заточение и даже мучимы. Но, несмотря на это, в самом семействе Феофила нашлись иконопочитатели – это его теща Феоктиста и жена Феодора. Об этом узнал Феофил уже перед смертью (842 г.). После Феофила на престол вступил малолетний сын его Михаил III. Государством управляла Феодора при содействии трех опекунов: своих братьев – Варды и Мануила, и брата умершего императора – Феоктиста. Феодора решилась восстановить иконопочитание, с нею согласны были и опекуны, кроме Мануила, который опасался противодействия иконоборческой партии. Но и Мануил согласился после того, как выздоровел от тяжкой болезни, во время которой по убеждению монахов дал обещание восстановить иконопо­читание. Иконоборческий патриарх Иоанн Грамматик был низложен и на его место поставлен святой Мефодий, ревностный иконопочитатель. Он собрал собор, на котором подтверждена была святость Седьмого Вселенского собора, и иконопочитание было восстановлено. Затем 19 февраля 842 года, в воскресенье на первой неделе Великого поста, устроена была торжественная процессия по улицам города с иконами²²³. Этот день остался навсегда Днем Торжества Церкви над всеми ересями – Днем Православия. После этого иконоборческие епископы были низложены и место их заступили православные. Теперь иконоборческая партия окончательно потеряла свою силу.

Древние отцы Церкви, раскрывая учение о взаимном отношении Лиц Святой Троицы, утверждали, что Дух Святой исходит от Отца. В учении об этом личном свойстве Святого Духа они строго держались изречения Самого Спасителя: Иже от Отца исходит. Это изречение и внесено в Символ веры на Втором Вселенском соборе. Затем как II, так и III и IV Вселенские соборы запретили делать какие-либо прибавления к Никео-Цареградскому Символу. Но через несколько столетий на местном соборе частной испанской Церкви, именно Толедском (589 г.), сделано было прибавление к этому Символу в члене о Святом Духе: между словами «от Отца» и «исходящаго» вставлено слово «и Сына» (filioque). Поводом к такому прибавлению послужило следующее обстоятельство. На соборе Толедском решено было присоединение вест-готов-ариан к Православной Церкви. Так как основным пунктом арианской ереси было учение о неравенстве Сына с Отцом, то, настаивая на полном равенстве их, испанские богословы на Толедском соборе решились поставить и Сына в то же отношение к Святому Духу, в каком находится к Нему Отец, то есть сказали, что Дух Святой исходит от Отца и Сына, и внесли в Символ слово «filioque». В VII и VIII веках это прибавление из испанских церквей распространилось в церквах франкских. Сам Карл Великий и франкские епископы ревностно отстаивали «filioque», когда Восточная Церковь высказалась против этого прибавления. Карл Великий на соборе в Ахене (809 г.) даже подтвердил правильность и законность прибавления в Символе слова «filioque», несмотря на представления Восточной Церкви, и заключения собора отослал к папе Льву III на утверждение. Но папа решительно отказался признать «filioque». По его распоряжению Никео-Цареградский Символ, без слова «filioque», написан был на греческом и латинском языках на двух досках, и доски положены были в храме святого Петра для засвидетельствования верности Римской Церкви древнему Символу. Несмотря на это, в IX и X веках учение об исхождении Святого Духа и от Сына распространялось все более и более в западных Церквах, так что и Римская Церковь стала склоняться к нему. Восточная Церковь во второй половине IX века, при патриархе Фотие, на соборах (867 и 879 гг.) обличала и осуждала это нововведение Западной Церкви, как противное учению Церкви Вселенской, но Западная Церковь не принимала во внимание голоса Восточной Церкви, и папа Бенедикт VIII в 1014 году окончательно внес в Символ «filioque». С этого времени учение об исхождении Святого Духа и от Сына утвердилось навсегда в Римской и во всех западных Церквах.

Во второй половине IV века в некоторых монашеских обществах Сирии и Малой Азии стали обнаруживаться странные воззрения, перешедшие затем в ересь. Находясь непрестанно в молитвах, некоторые монашествующие доходили до такого самообольщения, что свою молитву поставляли выше всего и единственным средством ко спасению. Отсюда и название их – евхиты или мессалиане, что значит, по переводу с греческого и еврейского языков, молящиеся. Они учили, что каждый человек, в силу происхождения от Адама, приносит с собою в мир злого демона, во власти которого он весь находится. Крещение не освобождает человека от него; одна только усердная молитва может изгнать демона. Когда усиленною молитвою изгоняется демон, место его заступает Всесвятый Дух и обнаруживает свое присутствие ощутительным и видимым образом, именно: освобождает тело от волнения страстей и совершенно отвлекает душу от наклонности ко злу, так что после сего ненужными становятся ни внешние подвиги для обуздания тела, ни чтение Священного Писания, ни принятие таинств, ни вообще какой-либо закон. К этим заблуждениям, подрывающим все церковные учреждения, евхиты присоединили заблуждение чисто догматического характера: они отрицали троичность лиц в Боге, представляя Лица формами проявления одного и того же Божества.

Отказавшись от подвигов, первого условия монашеской жизни, монахи-евхиты проводили время в праздности, избегая всякого рода труда как унижающего духовную жизнь и питаясь только милостынею, но в то же время, ощущая в себе мнимое присутствие Святого Духа, они предавались созерцаниям и в пылу расстроенного воображения грезили, что они телесными очами созерцают божество. От этой особенности евхитов называли еще энтузиастами, а также корефами, от мистических плясок, которым они предавались, или, по именам их представителей, лампецианами, адельфианами, маркионистами и прочими. Евхиты по внешности принадлежали к Церкви и старались скрывать от православных свои мнения и учение. Только под конец IV века епископу Антиохийскому Флавиану удалось обличить главу их, Адельфия, после чего духовная и светская власти подвергли их преследованию. Но евхитские воззрения тем не менее не уничтожались.

В XI веке во Фракии снова делается известной евхитская ересь. Обыкновенно, евхитов XI века поставляют в связь с евхитами IV века, которые, не уничтожаясь после церковного осуждения, продолжали существовать втайне в восточных монастырях в V и последующих веках. Так как евхиты IV века смотрели на все материальное как на зло, то легко могло случиться, что они в последующие века в круг своего миросозерцания приняли дуалистические воззрения древних гностиков и манихеев. Из восточных монастырей евхиты проникли в монастыри фракийские и здесь в XI веке стали известны под тем же древним названием евхитов, или энтузиастов, но с учением видоизменен­ным. Учение евхитов XI века представляется в таком виде. Бог Отец имел двух сынов: старшего (Сатанаила) и младшего (Христа). Старший господствовал над всем земным, а младший над всем небесным. Старший отпал от Отца и основал на земле независимое царство. Младший, оставшийся верным Отцу, заступил место старшего; он разрушит царство Сатанаила и восстановит мировой порядок.

Евхиты XI века, так же как и древние их собратья, свою молитву поставляли высшей степенью нравственного совершенства и единственным залогом спасения, равно как разными искусственными средствами достигали экзальтированного состояния, во время которого, как они уверяли, поручали откровения и удостаивались видения духов. Магия и теургия, с присоединением еще животного магнетизма, были в ходу у евхитов. Ересь евхитов, исследованием которой занималось византийское правительство в XI веке, скоро потерялась в ереси богомильской, развившейся особенно в XII веке.

Ересь павликиан появилась во второй половине VII века. Основателем ее был некто Константин, родом из Сирии, воспитанный в гностико-манихейских воззрениях, остатки которых находили приверженцев на крайнем Востоке, даже в VII веке. Один сирский диакон в благодарность за оказанное гостеприимство подарил Константину экземпляр Священного Писания Нового Завета. Этот с ревностью принялся за чтение его. Так как Константин разделял гностико-манихейские воззрения, то встречавшиеся в Священном Писании, особенно у апостолов Иоанна и Павла, выражения о свете и тьме, духе и плоти, Боге и мире он понял в смысле дуалистическом. Кроме того, в посланиях апостола Павла он встретился с учением о христианстве как религии преимущественно духовной, о внутреннем самоусовершенствовании человека, о второстепенном значении обрядности в христианстве, в противоположность иудейству, о служении Богу в духе и тому подобное. И эти пункты учения Константин понял своеобразно, именно, что христианской религии как религии духовной чужды всякая обрядность и всякая внешность и что истинный христианин достигает нравственного усовершенствования сам собою, без посредства каких-либо церковных учреждений. На таких мнимо апостольских началах Константин задумал основать свою религиозную общину. По его представлению, господствующая Православная Церковь отступила от апостольского учения, допустив, подобно церкви иудейской, множество обрядов и церемоний, не свойственных христианству как религии духовной. Предположив устроить свою общину, Константин мечтал восстановить апостольское христианство. Первая такого рода община основана была им в городе Кивоссе, в Армении, куда он удалился со своими последователями. Себя Константин назвал Сильваном, именем ученика апостола Павла, своих последователей – македонянами, а общину в Кивоссе – Македонией. Православные же всех последователей Константина, вследствие того, что они приурочивали учение и устройство своей общины к апостолу Павлу, называли павликианами.

Учение павликиан представляет собою смесь гностикоманихейских воззрений с неправильно понятым учением апостола Павла. Они признавали Благого Бога, или Небесного Отца, открывшегося в христианстве, и демиурга, или миродержателя, Бога ветхозаветного. Демиургу приписывали творение видимого мира и вместе с тем тел человеческих, откровение в Ветхом Завете и господство над иудеями и язычниками, равно как и господство над христианской Православной Церковью, уклонившейся от истинного апостольского учения. Об образе соединения духовной природы с материальной, по учению павликиан, определенных сведений не имеется. Относительно падения первого человека они учили, что оно было только неповиновением демиургу, и, следовательно, вело к избавлению от его власти и откровению Небесного Отца. Православное учение о Святой Троице павликиане удержали. Только воплощение Сына Божия понимали докетически, утверждая, что Он прошел чрез Деву Марию как через ка­нал. О Святом Духе говорили, что Он невидимо сообщается истинно верующим, то есть павликианам, и особенно их учителям. Следуя неправильно понятому учению апостола Павла, еретики в устройстве своего общества отвергли всякую внешность и обрядность. Иерархия была отвергнута; по образцу апостольской Церкви они хотели иметь только учеников Апостольских, пастырей и учителей. Звание учеников апостольских усвоено было главам их секты, которые вместе с тем принимали и самые имена апостольских учеников, например: Сильвана, Тита, Тихика и прочее. Пастырями же и учителями были лица, заведовавшие отдельными павликианскими общинами; они назывались спутниками. Все эти лица не имели иерархической власти в православно-христианском смысле; они существовали только для поддержания единства между сектантами. Богослужение павликиан состояло исключительно из учения и молитв. Храмов у них не было, так как, по их мнению, они составляют принадлежность плотской религии иудейской, а были только молельни; почитание икон и даже креста Господня отменено как идолопоклонство; почитание святых и их мощей отвергнуто; таинства со всеми их обрядами отвергнуты. Впрочем, не отвергая в принципе крещения и евхаристии, павликиане совершали их невещественным образом, в духе. Они утверждали, что слово Христа есть вода живая и хлеб небесный. Поэтому, слушая слово Христа, они крестятся и причащаются. Посты, аскетизм, монашество – все отвергнуто, как не имеющее никакого значения для спасения, но павликиане вообще проводили жизнь умеренную. Брак допускали и относились к нему с уважением. Источником своего учения павликиане признавали только Священное Писание Нового Завета, кроме посланий апостола Петра. Вообще, в ереси павликиан проявились реформаторские стремления во имя неправильно понятого апостольского христианства.

Константин, принявший имя Сильвана, с успехом распространял основанную им секту в продолжение двадцати семи лет (657–685 гг.). Император Константин Пагонат обратил внимание на сектантов и послал в Кивоссу своего чиновника Симеона уничтожить их общину. Константин был схвачен и казнен; многие сектанты отказались от своей ереси. Но через три года сам Симеон, на которого община павликиан произвела сильное впечатление, ушел к павликианам и сделался даже главою секты с именем Тита. В начале VIII века павликианские общины все более и более распространялись по Востоку. В половине VIII века они утвердились даже в Малой Азии, а император Константин Копроним сам содействовал распространению их в Европе, переселив (752 г.) часть их во Фракию. Так как павликиане относились неприязненно не только к Церкви, но и к государству, то почти все византийские императоры ΙΧ-ΧΙ веков старались смирить их силой. Несмотря на то, павликианские общины во Фракии существовали до XII столетия.

Духовное просвещение, развившееся в значительной степени еще в III веке, с признанием христианства религией господствующей в Греко-Римской империи, в IV веке достигло своего высшего процветания. Обстоятельства, содействовавшие возвышению духовного просвещения, были внешние и внутренние. С одной стороны, более спокойные времена, наступившие за гонениями, дали возможность многим из даровитых христиан посвящать себя занятиям богословскими науками, с другой – самое состояние христианского вероучения вызывало усиленную деятельность на поприще духовного просвещения. Священное Писание было еще не вполне истолковано и разъяснено; многие догматы, рассуждения о которых начаты были в предшествовавшие времена, не были уяснены и не получили общецерковного определения. Христианским богословам предстояло, таким образом, обширное поприще для исследований. И действительно, в IV и V веках мы видим целый ряд замечательных богословов, посвятивших себя исследованию всех сторон христианского вероучения. Отличительные черты их – это разнообразие предметов, входивших в круг их миросозерцания, самостоятельность, оригинальность, ширина и глубина воззрений. Христианские школы, основанные в прежние времена, служили и теперь рассадниками духовного просвещения. Многие из великих отцов и учителей Церкви IV и V веков обязаны им своим богословским образованием, хотя некоторые из них достигали обширных богословских познаний и самостоятельным трудом. С VI века, вследствие разных неблагоприятных обстоятельств, богословские школы, а с ними и духовное просвещение начинают упадать. Самостоятельных и оригинальных трудов по разным отраслям богословия не видно уже более. Только в половине IX века на греческом востоке пробуждается опять любовь к просвещению и начинается усиленная умственная деятельность, направленная, главным образом, к изучению древнеклассической литературы. Эта деятельность отразилась и на духовном просвещении.

В IV и V веках особенно замечательными богословскими школами на Востоке были: новоалександрийская, антиохийская и восточносирийская (эдесско-низибийская). По своему направлению последняя примыкала к школе антиохийской, антиохийская же и новоалександрийская имели каждая свое особое направление.

А. Школа новоалександрийская. Богословская школа в Александрии была в славе еще в III веке. Знаменитый учитель ее Ориген довел ее до цветущего состояния. Он же своими глубокомысленными богословскими умозрениями и мистико-аллегорическим толкованием Священного Писания упрочил в ней созерцательное направление. Впрочем, с начала IV века направление, сообщенное Оригеном в александрийской школе, начало колебаться. Ориген как в своих догматических воззрениях, так и в толковании Священного Писания доходил иногда до крайностей, так что становился в противоречие с церковным преданием. Эти-то крайности оригеновского умозрения в начале IV века представители александрийской школы отвергли, не отвергая в принципе установившегося уже созерцательного направления. В своих исследованиях о догматах веры, наравне с философскими умозрениями, они стали принимать во внимание и церковное предание, проверяя и доказывая им свои, выработанные при помощи разума воззрения на догматы. Вследствие такого, несколько измененного, направления, принятого александрийской школой, она называется новоалександрийскою. Стремление сообразоваться с церковным преданием в воззрениях на догматы веры составляет ее характеристическую черту.

Новое направление александрийской школе сообщил святой Александр, епископ Александрийский († 326 г.), первый защитник Православия против арианства. Другой поборник Православия, еще более знаменитый, святитель Афанасий Великий († 373 г.), является самым лучшим представителем новоалександрийской школы. У него глубокие умозрения в области догматической идут рука об руку с церковным преданием. Обстоятельства жизни великого Афанасия известны; он всю жизнь провел в борьбе с арианами и отчасти другими еретиками. Его сочинения носят отпечаток этой борьбы. Так, его четыре слова против ариан представляют полнейшее опровержение всех возражений ариан. В этом сочинении Афанасий обнаружил как глубокое знание Священного Писания и знакомство с диалектикой, так и свой необыкновенный богословский талант. Теми же достоинствами отличаются и другие догматические его сочинения, например: четыре письма к Серапиону, епископу Тмуисскому, в которых он доказывает Божество Святого Духа и равенство Его с Отцом и Сыном, против македониан; Книга о Святом Духе; Послание к Епиктету, епископу Коринфскому о божественной и человеческой природе в Иисусе Христе и их самостоятельности; Две книги против Аполлинария о воплощении и другие. Кроме догматических сочинений, у Афанасия есть сочинения историко-полемические и нравоучительные, например: Послание об определениях Никейского собора в защиту единосущия; История ариан, написанная к монахам; Жизнь Антония Великого и другие. Что касается так называемого символа святого Афанасия, столь знаменитого в Церквах западных и помещающегося в наших богослужебных книгах, то он не признается произведением Афанасия, ввиду того, что: а) в нем опровергаются ереси несторианская, монофизитская и монофелитская; б) обороты речи в нем латинские, а не греческие и в) на Западе он стал известен во второй половине VII века, а на Востоке в XIII веке.

К новоалександрийской же школе писателей относятся: Василий Великий, Григорий Богослов и Григорий Нисский. Все они обязаны своим богословским образованием Оригеновым сочинениям. Святой Василий Великий родился в Каппадокии около 330 года. Семейство, к которому он принадлежал, славилось всеми христианскими добродетелями; из среды его, кроме самого Василия, вышло еще пять лиц, причисленных Церковью к лику святых. Первоначальное воспитание он получил под руководством своей матери Еммелии и бабки Макрины, женщин святой жизни (святых) и усвоил от них ту благочестивую настроенность, которой потом всегда отличался. Когда Василий подрос, то отец его, заметив в нем необычайные умственные дарования, решился дать ему наилучшее образование и для этого отправил его сначала в Кесарию, главный город Каппадокии, а затем в Константинополь и Афины. Здесь он занимался изучением классических писателей и философии. В Афинах Василий, между прочим, свел дружбу со своим товарищем по образованию, также каппаддокийцем, знаменитым впоследствии Григорием Богословом. Возвратившись по окончании образования в Каппадокию, Василий в 359 году принял крещение, которое, по обычаю того времени, откладывал до наступления зрелого возраста, а затем предпринял новое путешествие в Сирию, Палестину и Египет для изучения монашеской жизни. Из этого путешествия он вынес убеждение, что христианское отречение от мира есть «истинная философия», и потому решился посвятить себя жизни отшельнической. На своей родине, недалеко от своего родного дома, он нашел уединенную пустыню и поселился в ней вместе со своим другом Григорием. Здесь они проводили жизнь аскетическую и вместе с тем с большим усердием занимались изучением Священного Писания и сочинений Оригена. Слава о подвижнической жизни Василия, его необыкновенных дарованиях, учености и обширных богословских познаниях между тем распространилась по всей Каппадокии, вследствие чего ему не Долго пришлось пробыть в пустынном уединении. По настойчивому убеждению кесарийского архиепископа он в 364 году принял от него рукоположение в сан пресвитера, а в 370 году по желанию кесарийской паствы возведен был на Кесарийскую архиепископскую кафедру. Святой Василий выступил на поприще церковной деятельности во время арианских смут и, подобно Афанасию Великому, посвятил все свои силы и способности на защиту Православия. Его борьба с арианами известна. Необычайные труды, заботы и скорби скоро подорвали здоровье святого Василия. В 379 году, за два года до Второго Вселенского собора, о созвании которого он так много заботился, великий святитель скончался после тяжкой болезни. Последними его словами были: «В руки Твои, Боже, предаю дух мой!» Церковь усвоила ему, как и Афанасию Александрийскому, название Великого и чтит его как вселенского святителя и учителя.

Василий Великий был многосторонний писатель. Из догматических сочинений его особенно замечательны: Три книги против Евномия, в которых весьма основательно опровергаются софизмы и диалектические тонкости главы строгих ариан; Книга о Святом Духе к Амфилохию, в защиту равенства Святого Духа с Отцом и Сыном, против духоборцев, и другие. По части толкования Священного Писания Василий оставил после себя замечательнейшее произведение: Беседы на шестоднев, то есть о шести днях творения мира. В них он раскрывает человеческому уму с богословской и научно-философской точек зрения необозримую славу Творца Вселенной. Также замечательны его «Беседы на псалмы, Толкование на 16 глав пророка Исаии» и другое. В объяснении Священного Писания Василий Великий держался приемов Оригена, избегая, однако, его крайностей. Кроме того, Василий Великий написал несколько аскетических сочинений; между прочим, известны его Большие и Малые монашеские правила. Наконец, Василию Великому принадлежит чин литургии, носящий его имя и доселе.

Святой Григорий Богослов родился около 328 года в каппадокийском городке Назианзе, где его отец, также Григорий, был пресвитером, а потом и епископом. Первой наставницей его в истинах веры была его мать Нонна. Она же воспитала в нем кроткое, нежное сердце и еще в детстве направила все его помыслы к чистой и святой жизни. Наделенный от природы прекрасными способностями, Григорий очень рано почувствовал любовь к наукам, почему родители отправили его в центры тогдашней учености – сначала в Кесарию Каппадокийскую, а потом в Кесарию Палестинскую и, наконец, в Александрию и Афины. В Афинах он пробыл несколько лет, усердно занимаясь вместе со своим другом Василием Великим, изучением классической литературы и философии. В числе товарищей по образованию Григорий встретил в Афинах будущего императора Юлиана и как человек проницательный скоро заметил в нем лицемерное отношение к христианству. «Какое зло подготовляет себе империя!» – сказал он однажды про Юлиана своим товарищам. Пребывание Григория в языческой ученой среде не поколебало его христианских верований и стремлений. Возвратившись в Назиана, он принял крещение и, следуя заветам своей матери, начал вести в доме родителей жизнь аскетическую, а затем по приглашению Василия Великого поселился даже в его пустыне. Но несогласия, возникшие в Назианзской Церкви, спустя некоторое время побудили его возвратиться в Назианз. Дело заключалось в том, что престарелый назианзский епископ, отец Григорий, обманутый арианами, по неведению подписал полуарианский символ, вследствие чего назианзская паства стала подозревать его в отступлении от Православия. Прибыв в Назианз, Григорий ясно доказал Православие своего отца и успел скоро примирить его с паствою. После этого случая отец Григория пожелал иметь сына постоянно при себе и рукоположил его в пресвитера. В 372 году Василий Великий, занимавший уже тогда архиепископскую кафедру в Кесарии, поставил Григория в епископа в местечко Сасим, находя, что в этом сане он принесет больше пользы Церкви. Но так как пребывание в Сасиме оказалось для Григория неудобным, то он остался в Назианзе и помогал своему отцу в его пастырском служении. В 378 году по приглашению православной константинопольской паствы и по убеждению Василия Великого Григорий отправился в Константинополь на защиту Православия против ариан и скоро занял здесь епископскую кафедру. Его борьба с константинопольскими арианами и участие в общецерковных делах того времени известны. Отказавшись на Втором Вселенском соборе от Константинопольской кафедры, Григорий поселился в своем родовом имении около Назианза и проводил здесь жизнь в аскетических подвигах до самой своей кончины, последовавшей в 391 году. Все свое имущество он завещал бедным Назианзской Церкви.

Григорий Богослов, как показывает и самое наименование, усвоенное ему Церковью, был преимущественно перед всеми отцами великим богословом. Отличительная черта его богословствования – глубокое, но вместе с тем ясное и отчетливое понимание догматов, напоминающее пророческое прозрение. Свой богословский талант святой Григорий обнаружил не в сочинениях, а в своих необыкновенно красноречивых словах или проповедях (красноречием он превосходил всех своих современников). Известны его пять слов о богословии, направленные главным образом к утверждению божественного достоинства Бога Слова и Духа Святого. Кроме слов, которых у Григория вообще значительное число, он оставил еще много писем догматического и исторического содержания и стихотворений, отличающихся высокой поэзией религиозного характера. Церковь чтит его наравне с Василием Великим как вселенского святителя и учителя.

Святой Григорий, епископ Нисский, был младшим братом Василия Великого. Подобно Василию, он получил всестороннее философское образование. Первоначально Григорий был учителем красноречия. В 371 году Василий Великий посвятил его в сан епископа в Ниссу, но по проискам ариан Григорий был лишен кафедры и проводил жизнь странническую, ободряя и поддерживая православ­ных в борьбе с арианами. Только по смерти Валента он мог занять свою кафедру. Григорий умер около 394 года. Из догматических сочинений его более замечательны: 12 слов против Евномия, в которых с большим остроумием он опровергает все доводы евномиан; Великое огласительное слово, в котором дает руководство, как действовать при обращении неверующих – иудеев и язычников, и представляет доказательства от разума относительно истинности христианства, главным образом, догмата воплощения Бога Слова. По изъяснению Священного Писания известны его беседы на Екклезиаста, Песнь песней, молитву Господню, блаженства и другие. Как в своих богословских воззрениях, так и в толковании Священного Писания Григорий Нисский ближе всех отцов стоит к Оригену. У него то же стремление объяснять догматы по началам разума, те же оригинальные догматические воззрения и тот же аллегоризм в толковании Священного Писания.

Собственно в Александрии замечательным представителем новоалександрийской школы после Афанасия Великого был слепец Дидим. Он еще на четвертом году жизни ослеп, но, несмотря на это, достиг громадной учености, так что сделался катехетом александрийской школы. Умер в 395 году. Дидим был жарким почитателем Оригена и даже разделял некоторые из его оригинальных мнений, но в богословских вопросах, занимавших тогда общество, например в учении о Сыне Божием и Святом Духе, он строго держался православного учения. Дидим составил комментарии почти на все Священное Писание, но они потеряны; сохранились три книги «О Святой Троице» и книга «О Святом Духе».

В V веке представителем новоалександрийской школы был святой Кирилл Александрийский. Он был племянником александрийского епископа Феофила, под надзором которого получил богословское образование в духе ново­александрийской школы. До избрания на Александрийскую кафедру святой Кирилл некоторое время прожил среди нитрийских пустынножителей. В 412 году после смерти Феофила он был поставлен, по избрании клира и народа, епископом Александрии. Вторую половину своего епископства – с конца 20-х годов V столетия – Кирилл провел в борьбе с несторианством. Умер в 444 году. Кроме основательного сочинения против Юлиана Отступника, Кириллу принадлежат следующие сочинения: о Святой и Единосущной Троице, пять книг против Нестория, 12 анафематизмов против него же, против антропоморфитов и прочее. По изъяснению Священного Писания Кирилл написал толкования на Евангелия Луки и Иоанна, Послания к Евреям, Коринфянам, на пророка Исаию и меньших пророков и прочее. В своих толкованиях он держался вообще приемов александрийской школы, то есть аллегоризма.

Современник Кирилла преподобный Исидор Пелусиот также может быть отнесен, хотя не в строгом смысле, к школе новоалександрийской. Он родился в Александрии от благородных и богатых родителей, которые дали ему превосходное научное образование. Еще в молодых летах Исидор оставил светскую жизнь и, удалившись на гору близ города Пелусии, предался здесь жизни подвижнической. Но и в пустынном уединении он не оставлял занятий науками; только теперь его ум направлен был на изучение богословских наук. С целью усовершенствовать себя в богословских науках Исидор путешествовал в Константинополь и слушал здесь знаменитого Иоанна Златоуста. Возвратившись из Константинополя, он опять удалился в свою пустыню, где вскоре вокруг него собралось целое общество подвижников. Своей святой подвижнической жизнью, умом и образованием Исидор приобрел величайшее уважение современников; его советы и наставления принимались всеми, не исключая епископов, вельмож и даже императора, как советы и наставления отца. Исидор умер около 440 года. Сочинения преподобного состоят из писем, которых сохранилось более 2000. Содержание их разнообразно, но большая часть их все-таки содержания экзегетического. Отличительная черта его изъяснения Священного Писания – простота и ясность. В этом случае заметно влияние на него святого Златоуста. В письмах догматического содержания Пелусиот касается, между прочим, учения о Лице Господа Иисуса Христа, по поводу ереси Нестория и его крайних противников, и является ревностным защитником православного учения, чуждым страстности и увлечения. В письмах нравственного содержания Иси­дор является неподражаемым наставником благочестия. Святой Кирилл Александрийский и святой Исидор Пелу­сиот были последними более замечательными писателями новоалександрийской школы. Еще при жизни их некоторые из александрийцев довели направление александрийской школы до крайности, разрешившейся после их смерти ересью монофизитской. Исидор Пелусиот замечал уже начатки этой ереси в Египте и писал по этому случаю несколько писем. С появлением монофизитства новоалек­сандрийская школа потеряла свое значение для Православной Церкви.

Б. Антиохийская школа. Она основана была в конце III века; в IV веке достигла своего высшего процветания. Направление ее было отлично от направления школы александрийской. В последней, как видно из предыдущего, преобладало направление созерцательное, выражавшееся умозрениями в исследованиях о догматических вопросах и аллегоризмом в толковании Священного Писания. Антиохийская школа, напротив, отвергала всякую отвлеченность в понимании догматов; ясное и отчетливое понимание христианского вероучения на основании прямых указаний Священного Писания и изложение его по правилам логического мышления составляло отличительную черту антиохийских богословов. Что касается толкования Священного Писания, которым антиохийская школа занималась преимущественно перед александрийской, – то оно состояло главным образом в исследовании прямого буквального смысла, при пособии филологии, археологии и тому подобное. Аллегоризм и мистицизм в толковании Писания вообще очень мало ценились в антиохийской школе. Таким образом, антиохийская школа со своим особым направлением как бы дополняла школу александрийскую и, подобно александрийской, в лице своих лучших представителей принесла большую пользу духовному просвещению. К сожалению, некоторые из антиохийских богословов (Диодор Тарсийский, Феодор Мопсуетский и другие) довели направление антиохийской школы до крайности и упрочили в ней тот рационализм, который в V веке с такою силою заявил себя в ереси несторианской. Из числа представителей антиохийской школы, чуждых ее крайностей, в IV и V веках более замечательными были следующие.

Святой Кирилл, епископ Иерусалимский. Воспитанный при Церкви Иерусалимской, он около 346 года поставлен был пресвитером, а в 356 году епископом той же Церкви. Время служения святого Кирилла было временем борьбы Церкви с арианами. Кирилл, вместе с другими посвятивший себя на защиту православного учения, поражал ариан и словом и делом. За это он подвергся преследованию со стороны известного арианина, Акакия Кеса­рийского, который успел объявить его лишенным престола (357 г.). При Юлиане Кирилл получил опять свою кафедру, но при Валенте снова принужден был оставить ее (367 г.). Только со вступлением на престол Феодосия Великого (379 г.) иерусалимский пастырь мог утвердиться на своей кафедре. В 381 году он был на Втором Вселенском соборе в числе ревностных защитников Православия. Умер в 386 году. Святой Кирилл был образованным бого­словом; из оставленных им сочинений преимущественно обращают на себя внимание 23 огласительных поучения, из коих 18 – к готовящимся к крещению и 5 – к новокрещенным. Это спокойное, ясное, простое и удобопонятное изложение догматов веры по членам Символа, без всяких умствований, с присоединением опровержения древних и современных ему еретиков.

Святой Иоанн Златоуст. Он был одним из лучших и замечательнейших представителей антиохийской школы, чуждый ее крайностей. Родился около 347 года в Антиохии; первоначальное воспитание получил под руководством своей благочестивой матери Анфусы. Светские науки, особенно красноречие, изучал под руководством Ливания, а изъяснение Священного Писания у учителя антиохий­ской школы пресвитера Диодора. Почувствовав призвание к иноческой жизни, Иоанн удалился к пустынникам и проводил с ними подвижническую жизнь. В 386 году он был поставлен в пресвитера Антиохийской Церкви и в этом сане ревностно занимался проповедованием слова Божия, не оставляя в то же время аскетической жизни. Его простые, общедоступные, увлекательные беседы приобрели ему славу великого проповедника. В 397 году по желанию императора Аркадия за святость жизни и красноречие он избран был в архиепископа Константинопольского. В новом сане он посвятил всего себя на служение Церкви и своей пастве: исправлял нравы клира, постоянно учил народ, заботился о бедных, больных и всех вообще страждущих и притесняемых и прочее. Своей деятельностью, полной апостольской любви и ревности по вере и благочестию, святой Златоуст прибрел в Константинополе всеобщее расположение и множество почитателей, но вместе с тем были и недовольные им. Своими заботами об исправлении нравов константинопольского клира, привыкшего к богатству и роскоши, он возбудил вражду во многих клириках; в числе его недоброжелателей было даже несколько епископов Константинопольского округа. Было много недовольных Златоустом и из константинопольской знати за его проповеди против роскоши и зрелищ. Наконец, сама императрица Евдоксия, которой враги Златоуста донесли, будто он в проповедях против роскоши обличал именно ее, была против него. Таким недовольством против Иоанна Златоуста воспользовался епископ Александрийский Феофил, человек гордый и властолюбивый, сделавшийся врагом его без всякого повода с его стороны, и успел довести дело до низложения святого пастыря с его кафедры. Преследуя монахов Нитрийской пустыни за оригеновское направление, Феофил (хотя до того времени сам был в числе почитателей Ори­гена) разорил их кельи, а самих осудил и изгнал из Египта. Монахи ушли в Константинополь и просили Иоанна Златоуста принять в них участие. Златоуст принял их так, как требовала христианская любовь, – дал им приют, но до церковного общения не допустил. Он даже писал о них к Феофилу, прося его простить их. Но Феофил не согласился и, так как до него дошли ложные слухи, будто Златоуст принял нитрийских монахов в церковное общение, с раздражением написал ему, что тот нарушил церковные правила, запрещающие принимать в общение осужденных епископом другой епархии до рассмотрения дела собором. Златоуст желал теперь совсем уклониться от дела нитрий­ских монахов, но они нашли доступ к императору Аркадию и просили его передать их дело с Феофилом на суд столичного епископа. Таким образом, Златоуст невольно должен был сделаться судьею александрийского епископа. Феофилу послано было приказание явиться в Константинополь. Но Феофил счел за лучшее явиться не подсудимым, а судьею. Прибыв в предместье Константинополя, Халкидон, он, вместо того, чтобы самому оправдываться, решился судить самого Златоуста. Вступив в сношения с его врагами, Феофил в 403 году составил в Халкидоне со­бор (под Дубом) из епископов, приехавших с ним, и некоторых епископов Константинопольского округа, недоброжелателей Златоуста. Здесь рассматривались жалобы на Златоуста, принесенные низложенными и недовольными клириками. Все обвинения были ложные; Златоуст не знал даже, в чем его обвиняют. Тем не менее Феофил со своим собором осудил его и низложил, выставив причиною – оригенизм и оскорбление царского величества. Каков был характер суда над Златоустом, видно из слов святого Епифания Кипрского, которого Феофил обманом вызвал на свой собор (судить константинопольского епископа за ори­генизм). Уезжая с собора еще до окончания его, Епифаний сказал врагам Златоуста: «Оставляю вам столицу, двор и лицемерие». Император Аркадий, по влиянию Евдоксии и придворной партии, противной Златоусту, утвердил решение собора и отправил Иоанна в ссылку. Константинопольский народ, очень любивший Златоуста, заволновался. К тому же в это время случилось большое землетрясение. Устрашенная Евдоксия почувствовала угрызение совести и упросила Аркадия возвратить Златоуста. Через три дня после удаления из Константинополя Златоуст торжественно, при шумном ликовании народа, вступил в Константинополь и требовал было, чтобы законным образом созванный собор оправдал его от возведенных обвинений и восстановил на кафедре. Но царь и народ упросили его поскорее занять свою кафедру. Феофил Александрийский, видя такой исход дела, отправился в Александрию. Его приглашали опять в Константинополь для пересмотра дела о Златоусте, но он под разными предлогами не поехал. Между тем Евдоксия снова вооружилась на Златоуста. На площади недалеко от кафедральной константинопольской церкви поставлена была серебряная статуя императрицы. Шумные восклицания народа вокруг статуи, заглушавшие богослужение, которое совершал Златоуст в своей церкви, дали ему повод сказать обличительную проповедь против этого безобразия. Евдоксии донесли, что Златоуст в проповеди назвал ее беснующейся Иродиадой, а она приказала епископам, осудившим Златоуста на соборе под Дубом и еще не разъехавшимся, осудить его вновь. Епископы, собравшись, подтвердили низложение Златоуста на том основании, что он, будучи низложен собором, занял свою кафедру по распоряжению светской власти. Это было в 404 году. Слабохарактерный Аркадий, находившийся под влиянием своей жены, приказал солдатам схватить Златоуста и отправить в заточение. Его отправили в город Кукуз, на границах Армении, а потом, в 407 году, когда Златоуст приобрел там всеобщую любовь и уважение, враги настояли перевести его в Питиунт близ Черного Моря. Но Златоуст, истомленный страданиями, на дороге туда, в понтийском городке Команы, умер (407 г.). Последними его словами были: Слава Богу за все! При константинопольском епископе Прокле, ученике Златоуста, мощи последнего торжественно перенесены были в Константинополь (438 г.).

Златоуст обладал необыкновенным проповедническим талантом, что показывает и самое название Златоуста, усвоенное ему современниками. В своих беседах он изъяснял по преимуществу Священное Писание. Отличительные черты его толкований – простота, наглядность, общедоступность и увлекательность. Не отвергая аллегорического изъяснения Писания, он обращал преимущественное внимание на смысл буквальный. Ему принадлежат: Беседы на Евангелие Матфея, Послание к Римлянам, 1-е Коринфянам, Галатам, Ефесеям и прочее. Из догматических его бесед замечательны: 12 бесед о непостижимом, против Евномия, о провидении, против иудеев и язычников. Кроме того, Златоуст оставил после себя особое довольно обширное сочинение о священстве в шести книгах. Это глубокомысленный трактат о значении и важности пастырского служения в церкви и о качествах, требующихся от пастырей Церкви. Наконец, Златоусту принадлежит чин литургии, носящий его имя.

Блаженный Феодорит, епископ Кирский. Он получил богословское образование в Антиохийском училище вместе с Иоанном Антиохийским и Несторием. Сделавшись в 422 году епископом Кира (на Евфрате), он обратил все свое внимание на еретиков своей епархии и многих из них присоединил к Церкви. Как друг и товарищ Нестория и воспитанник антиохийского училища Феодорит во время несторианских споров стоял за Нестория. Только впоследствии, после долгих переговоров с Кириллом Александрийским, он решился отказаться от него. При появлении ереси монофизитской он является в числе первых ее обличителей. На Халкидонском соборе (451 г.), подозреваемый в ереси несторианской, Феодорит окончательно осудил Нестория и умер в мире с Церковью (457 г.). Из сочинений Феодорита, кроме полемических в защиту Нестория и в опровержение монофизитства, особенно замечательны следующие: толкования на Псалмы, Песнь песней, на пророков и Послания апостола Павла; Церковная история, обнимающая время от 323 до 428 года; Обзор еретических басней в пяти книгах и другие. Объяснение Священного Писания у Феодорита просто и ясно. Страсти к аллегориям, по его собственным словам, он старался избегать. Церковная история его отличается беспристрастием: он излагает события на основании подлинных документов и даже иногда приводит их вполне. В обзоре еретических басней он рассматривает все ереси, начиная с гностиков и кончая несто­рианством. Это сочинение отличается ясностью и последовательностью мыслей.

В. Школа восточносирийская (эдесско-низибийская). Эта школа по своему направлению примыкала к школе ан­тиохийской. Учители последней и их произведения были у нее в большом уважении. Эдесско-низибийская школа была основана преподобным Ефремом Сириным, который и был ее первым и лучшим представителем. Он родился в конце III века в окрестностях Низибии, воспитывался под руководством святого Иакова Низибийского и сначала был учителем сирского языка в основанной им в Низибии школе. В 363 году, после неудачной войны Юлиана с персами, Низибия отошла к последним. Ефрем переселился в Эдессу, где основал новую богословскую школу, в которой толковал Священное Писание и поучал вере и благочестию.

Умер он в 372 году, совершив незадолго пред тем путешествие в Египет к тамошним подвижникам. Ефрем Сирин был одним из замечательнейших учителей веры и благочестия в свое время. Чрез чтение греческих отцов он достиг обширных богословских познаний, что доказывается множеством превосходных оставленных им сочинений. Из них замечательны толкования на Пятикнижие, на Книги Иисуса Навина, Судей, Царств, Паралипоменон, Иова, великих пророков и некоторых малых, на послания апостола Павла и другие. При знании еврейского языка и знакомстве с восточными нравами и обычаями, Ефрем был опытным и основательным толкователем Священного Писания, особенно Ветхого Завета. Не вдаваясь в аллегоризм, он старался держаться буквального смысла. Кроме толкований, Ефрем оставил еще много сочинений догматико-полемических и аскетических. Эдесская школа, основанная преподобным Ефремом, служила как бы учебным заведением, в котором получали образование пастыри и учители Сирской Церкви. Впрочем, вскоре и эта школа, вслед за антиохийской, стала проводить односторонние взгляды на догматы и сделалась еретической. В V веке, во время борьбы Церкви с несторианством, учители ее решительно высказались в пользу Нестория и против Кирилла Александрийского. Таков был известный ученый пресвитер Ива, впоследствии епископ Эдесский. После Ивы, который еще колебался между Православием и несторианством, при Фоме Варсуме эдесская школа стала решительно склоняться к несторианству и, перенесенная после разрушения ее в Низибию, сделалась средоточием несторианской учености.

В первые три века духовное просвещение сосредоточивалось преимущественно в Церквах восточных; западные Церкви в этом отношении далеко отстали от них. Если и появлялись в западных замечательные и оригинальные писатели, например из североафриканской школы, то они чужды были всестороннего богословского образования, не знали и не хотели знать ни философии, ни умозрений в области догматической. Но в IV веке, во времена великих арианских споров, и западные церковные писатели, вовлеченные в эти споры, по необходимости должны были познакомиться с догматическими умозрениями восточных писателей и, подобно им, вести борьбу с еретиками на почве научной. В этом случае западные церковные писатели в большинстве брали для себя за образец писателей школы новоалександрийской и являлись их подражателями, так как новоалександрийская школа своим стремлением сообразоваться с Преданием при решении догматических вопросов соответствовала издавна установившемуся в западных Церквах направлению просвещения. IV век особенно богат такими подражателями. Из них замечательны:

Иларий, епископ Пуатьесский. Он происходил из благородной языческой фамилии, принял крещение уже в мужественном возрасте вместе со своей женою и дочерью. Около 350 года, в самый разгар борьбы с арианами, Ила­рий был избран в епископа своего отечественного города Пуатье. В новом служении очень скоро пришлось ему вступить в борьбу с арианством, именно на Медиоланском соборе (355 г.), в присутствии самого императора Констанция. В числе других западных отцов, защищавших на этом соборе Афанасия, Иларий был сослан в заточение на восток, во Фригию. Здесь главным образом познакомился он со спорным догматом о Лице Сына Божия и с воззрениями на него новоалександрийской школы. После четырехлетней ссылки Иларий возвратился на свою кафедру и ревностно заботился об уничтожении в Галльской Церкви арианства. В 362 году он путешествовал в Медиолан для обличения тамошнего епископа Авксентия, арианина, но не успел в этом. В 368 году Иларий умер. Заслуги Илария для Церкви так высоко ценили на Западе, что называли его Афанасием Запада. Иларий не был самостоятельным писателем: по своим догматическим воззрениям он примыкал к писателям новоалександрийской школы, а в своих толкованиях Священного Писания повторял толкования Оригена. Между его сочинениями особенно замечательно «О Святой Троице» в 12-ти книгах, написанное во время заточения во Фригии. В нем Иларий защищает, главным образом, православное учение о Сыне Божием, с теми же приемами, которыми отличались писатели новоа­лександрийской школы;

Амвросий, епископ Медиоланский. Он происходил из знатной римской фамилии и сам занимал должность префекта. В 374 году умер медиоланский епископ арианин Авксентий, при выборе ему преемника начались споры между православными и арианами. В церкви, где происходил выбор, находился по обязанности службы Амвросий. Детский голос, проговоривший: «Амвросий – епископ», принят был всеми за указание свыше, и Амвросий поставлен был епископом, хотя принял крещение только пред самым посвящением. В епископском сане Амвросий заявил себя ревностной заботой о благе своей паствы и победоносной борьбою с арианством. Умер он в 397 году. Амвросий обладал замечательным ораторским талантом, почему считается одним из лучших проповедников Западной Церкви. Но он не обладал всесторонним богословским образовани­ем. Сделавшись епископом вслед за принятием крещения и вступив, таким образом, в практическую жизнь, он не имел времени предаваться изучению богословских наук во всей их полноте. При всем том Амвросий был замечательным писателем и писал очень много. Так, ему принадлежат следующие догматические сочинения: пять книг о вере, в которых по желанию императора Грациана он представил краткое, ясное и обстоятельное изложение доказательств единосущия Сына Божия с Отцом; изъяснение Символа веры; три книги о Святом Духе, представляющие извлечение из сочинений Афанасия Великого, Дидима и Василия Великого. Из нравоучительных сочинений Амвросия особенно замечательно «О должностях служителей», то есть Церкви, в трех книгах. Это сочинение написано в соответствие сочинению Цицерона «О должностях». Амвросий доказывает в нем превосходство нравственного христианского учения пред языческим. По части толкования Священного Писания Амвросий писал преимущественно объяснения на отдельные исторические сказания, например, о Каине и Авеле, Ное, Аврааме, Исааке и прочих. Во всех его объяснениях проглядывает оригеновский аллегоризм и мистицизм. Шестоднев Амвросия замечателен только тем, что он есть почти буквальный перевод «Шестоднева» Василия Великого;

Блаженный Иероним был одним из ученейших писателей Западной Церкви. Он был родом из Стридона (в Далмации), родился около 330 года. Общее образование получил в Риме, богословским же образованием обязан Востоку, который посетил в первый раз в 372 году. Поселившись в одной сирской пустыне, Халкис, Иероним предался аскетическим подвигам и изучению богословских наук. Здесь изучил он и еврейский язык. В 378 году он был рукоположен в пресвитера, но без назначения в какой-либо церкви. Затем в продолжение трех лет в Константинополе он слушал Григория Богослова, изучал греческий язык и отеческую литературу. В 382 году, уже с богатым запасом богословских знаний, Иероним возвратился в Рим и прожил там некоторое время при римском епископе. В 385 году он опять отправился на Восток, слушал в Александрии Дидима и потом окончательно поселился в вифлеемском монастыре, где посвятил себя изучению Священного Писания и толкованию его. Главным занятием его в это время был перевод Священного Писания на латинский язык. Отсюда же он писал много писем на Запад, между прочим, против появлявшихся там разных лжеучителей. Умер он в глубокой старости в 420 году. Блаженный Иероним оставил много сочинений. Особенно замечательны труды его по Священному Писанию. Его перевод Священного Писания на латинский язык получил всеобщую известность и принят в церковное употребление на Западе. Кроме того, он оставил много комментариев, например, на Екклезиаста, пророка Исаию, Иеремию, Иезекииля, Даниила, на малых пророков, Евангелие Матфея, некоторые послания апостола Павла и прочее. Иероним хотя и старался в Священном Писании находить прямой, буквальный, смысл, но иногда впадал в аллегоризм, подражая писателям но­воалександрийской школы. Его сочувствие новоалексан­дрийской школе выразилось и в том, что он перевел на латинский язык хронику Евсевия Кесарийского, впрочем, с переделками, некоторые беседы Оригена, сочинения Дидима о Святом Духе и другие. Вообще, своей ученой деятельностью Иероним много содействовал распространению на Западе научных богословских знаний, выработанных на Востоке;

Руфин, пресвитер Аквилейский († 410 г.), некоторое время друг Иеронима, замечателен именно тем, что знакомил западные Церкви с ученой богословской литературой Востока. Он перевел на латинский язык «Церковную историю» Евсевия, апологию Памфила за Оригена, правила Василия Великого, сочинение Оригена «О началах», его же беседы на разные книги Священного Писания и другие;

Блаженный Августин, епископ Иппонский († 430 г.). Из всех писателей Западной Церкви он только один может быть назван самостоятельным и оригинальным бо­гословом. Его богословское глубокомыслие и способность к диалектическому построению богословской системы напоминают писателей восточных, именно школы новоа­лександрийской. Но в то же время он не подчиняется направлению восточных писателей, а стремится к самостоятельному решению богословских вопросов, например о благодати и добрых делах. Обстоятельства жизни Августина известны. Мы видим его вначале язычником, светским молодым человеком, ведущим жизнь распущенную, потом искателем истины в религиозных (у манихеев) и философских (у платоников) учениях, наконец – ревностным христианином, заботливым епископом и жарким защитником Православия против иудеев и язычников, еретиков и раскольников. Литературные труды его стоят в тесной связи с этими обстоятельствами жизни. Сделавшись христианином, Августин спешит освободиться от своих прежних заблуждений и поэтому пишет сочинения: Против академиков, в котором доказывает, что человек сам собою не может достигнуть истины; О блаженной жизни, доказывая, что истинно блаженная жизнь состоит в познании Бога; Против манихеев (до 14 сочинений) и прочее. Сделавшись епископом и вступив в борьбу с донатистами и пелагианами, пишет несколько сочинений против донатистов (до 10) и пелагиан (до 14), а также против ариан и других еретиков. Из положительно догматических сочинений Августина замечательно: об истинной религии и о Святой Троице (15 книг). Августин писал и толкования на Священное Писание, например на Книгу Бытия, псалмы, Евангелие Иоанна и прочее. Но в этом роде литературной деятельности он оказывается сравнительно слабым, так как не знал еврейского языка и плохо знал греческий.

После Августина выдающихся писателей в Западной Церкви не было, кроме разве папы Льва I Великого (440–461 гг.), который написал известное послание к константинопольскому архиепископу Флавиану о соединении в лице Иисуса Христа двух естеств, против Евтихия.

С VI века или даже с половины V века как на Востоке, так и на Западе начинается упадок духовного просвещения. Причины этого заключаются в следующем. Разные богословские вопросы, требовавшие разъяснения, были разрешены в предшествовавшие века на соборах при участии великих отцов и учителей Церкви. Новых вопросов, начиная с VI века, не поднимается более. Если в VII веке и был поставлен новый вопрос о волях в Иисусе Христе, то решение его дано было раньше отцами, боровшимися против монофизитства. Таким образом, материал православно-христианской догматики был дан и разработан; интереса к новым догматическим исследованиям не было. Даже более, – по понятиям богословов VI-VIII веков, было опасно пускаться в новые догматические исследования, так как при новой разработке богословских вопросов представлялось возможным отступить от учения древних отцов и погрешить против Православия. Богословам VI-VIII веков оставалось только собирать завещанный прежними веками богословский материал, изучать его и применять к обстоятельствам своего времени, как действительно они и поступали. Следствием такого направления богословской мысли был упадок самостоятельной богословско-литературной деятельности, а вместе с тем и упадок духовного просвещения. С другой стороны, упадок духовного просвещения в VI-VIII веках обусловливался стечением многих неблагоприятных обстоятельств церковной и политической жизни Востока и Запада. Так, деспотическое отношение византийских императоров к Церкви, выражавшееся вмешательством их не только в церковное управление, но и в разрешение богословских вопросов, стесняло всякое проявление самостоятельной деятельности в области духовного просвещения. Своими указами, в которых предлагалось решение известного догматического вопроса, императоры повелевали всем, без всякого прекословия, мыслить о религиозных предметах так, а не иначе. Такие указы издавались во множестве во время монофизитских и монофелитских волнений. Во время иконоборческих волнений деспотизм императоров дошел до крайних пре­делов. Преследуя и губя иконопочитателей, императоры-иконоборцы преследовали и губили духовное просвещение; они преследовали монахов, из которых многие были учителями и переписчиками книг, истребляли книги и даже целые библиотеки и тому подобное. Падение классического образования также имело неблагоприятное влияние на состояние духовного просвещения. Языческо-классический мир, отстаивавший, между прочим, науки и искусства, в VI веке угас окончательно. Последние классические школы в Афинах, в которых преподавались древняя словесность и Платонова философия, были закрыты Юстинианом I. А так как в классических школах получали общее образование христиане и даже отцы Церкви, то с закрытием их прекратились и средства к получению общего образования, тем более что тот же Юстиниан прекратил жалованье публичным наставникам и тем окончательно подорвал народное образование. Наконец, аравитяне-мусульмане и варварские народы своими почти постоянными вторжениями в области империи, довершали количество неблагоприятных условий для развития духовного просвещения. Невежественные мусульмане, предавая огню и мечу целые христианские области, уничтожали вместе с тем школы и все произведения искусств и наук. Халиф Омар, например, сжег знаменитую Александрийскую библиотеку. Готы и особенно вандалы и другие варварские народы своими опустошительными набегами также отнимали все средства, главным образом, на Западе, к духовному просвещению. Вообще, тревожная политическая жизнь христиан в VI-VIII веках сильно вредила успехам духовного просвещения. При всем том и в эти века мы видим несколько замечательных писателей в Церквах восточных и западных, которые, хотя не могут быть поставлены в ряду великих отцов и учителей IV-V веков, тем не менее своими трудами принесли Церкви много пользы. Таковы, например, в Восточной Церкви:

Леонтий Византийский, живший в конце VI века и начале VII. Первоначально он был адвокатом и принадлежал некоторое время к ереси несторианской. Потом, присоединившись к Православной Церкви, сделался монахом в обители святого Саввы Освященного в Палестине. Леонтий замечателен как богослов-полемист. Он оставил много полемических сочинений, например книгу о сектах, в которой исторически следит за сектами христианской Церкви и опровергает их главным образом на основании древних отцов; три книги против несториан и евтихиан; семь книг против несториан; книгу против монофизитов, против обманов аполлинаристов и прочие. Опровержение всех этих ересей Леонтий заимствует из древних отцов, на которых постоянно ссылается и изречения которых объясняет в смысле, неблагоприятном для еретиков;

Святой Максим Исповедник, единственный глубокомысленный богослов своего времени. Он происходил из благородной константинопольской фамилии и сам занимал долгое время должность секретаря при императоре Ираклии. После того как Ираклий своими заботами о присоединении монофизитов к Церкви произвел новую ересь – монофелитство, Максим, ревнуя о Православии, оставил двор и сделался монахом одного константинопольского монастыря, а затем вскоре вступил в борьбу с монофелитством. Его деятельность известна: несмотря на все истязания, которым его подвергали, он твердо стоял за Православие и умер в ссылке (662 г.). Сочинения Максима по большей части направлены против монофизитства и монофелитства. В них он обнаружил замечательное глубокомыслие и ученость. Впрочем, глубокомыслие Максима часто переходило в мистицизм, напоминающий собою мистику Дионисия Ареопагита, с творениями которого он был близко знаком. Основные мысли богословствования Максима заключаются в следующем: искупитель рода человеческого Иисус Христос восстановил нарушенную гармонию между Богом и человеком, вследствие чего естественные силы искупленного человека и благодать находятся в гармоническом отношении; Сам Искупитель в Своем лице представляет полную гармонию божества и человечества, Его две природы, божественная и человеческая, вполне самостоятельные, всегда действуют согласно между собою, не уничтожая одна другой. Кроме догматико-полемических сочинений, Максим писал и толкования не только на Священное Писание, но и на древние отеческие творения. В толкованиях он следует древним писателям александрийской школы и своим произвольным аллегоризмом напоминает более всего Григория Нисского;

Иоанн Дамаскин. Он родился в конце VII века в Дамаске, где отец его Сергий занимал должность министра у дамасского халифа. Общее и богословское образование Иоанн получил от пленного ученого инока Космы. Заняв по смерти отца его должность, он, несмотря на блестящее положение при дворе и заботы по управлению, продолжал заниматься богословскими науками и в это уже время выступил со своими посланиями в Константинополе в защиту иконопочитания. Удалившись затем в монастырь Саввы Освященного, Иоанн посвятил всего себя занятиям богословскими науками. Здесь он и умер около 760 года. Да­маскин обладал обширной ученостью, между прочим был хорошо знаком с философией Аристотеля. Этой философии он обязан точностью, отчетливостью и последовательностью мышления, которыми отличаются его сочинения. Но при всей своей учености Иоанн Дамаскин не был оригинальным богословом, что доказывает самое лучшее его сочинение «Источник знания». Это сочинение распадается еще на три меньшие: «Философские главы», «О ересях» и «Точное изложение православной веры». Из них первые два составляют введение к третьему. Так, в философских главах излагаются правила логического мышления, заимствованные из философии Аристотеля и других, причем Дамаскин доказывает, что эти правила полезны и приложимы к богословским наукам. В сочинении о ересях исторически рассматриваются еретические системы, появлявшиеся в Церкви до иконоборства включительно. Это сочинение составлено на основании прежде появлявшихся подобного же рода сочинений и, между прочим, Епифания Кипрского. «Точное изложение православной веры» особенно замечательное произведение Дамаскина. Это первая православная догматическая система, составленная на основании учения древних отцов, преимущественно IV века, и соборных вероопределений. В систематизировании и своде догматического материала, разработанного в прежние века, состоит заслуга Дамаскина, высоко оцененная Церковью. «Точное изложение православной веры» долгое время служило руководством в учебных заведениях в Греческой Церкви. Из других сочинений Дамаскина замечательны: против манихеев (павликиан), несториан, моно­физитов и монофелитов. Кроме того, Дамаскин был единственным и несравненным песнописцем.

Из писателей Западной Церкви VI-VIII веков следует обратить внимание на папу Григория Двоеслова († 604 г.) как практического богослова. Со светскими науками он не был знаком и даже не придавал им никакого значения в богословии, но хорошо изучил Священное Писание и сочинения Августина. В последних он усвоил себе не теоретическую, а практическую сторону. Сочинения Григория полны высоких нравственных мыслей. Таково, например, «Пастырское правило», в котором изображаются качества и поведение истинного пастыря Церкви. Это сочинение было переведено на греческий язык, а в Западной Церкви признано настолько важным, что считалось совершенно необходимым для всякого пресвитера и епископа. Название Двоеслов (Собеседователь) усвоено святому Григорию на Востоке за его сочинение «Разговоры (собеседования) о жизни и чудесах италийских отцов», представляющее собой весьма назидательное чтение. Также заслуживает полного внимания один ученый муж Новоанглийской Церкви Беда Достопочтенный († 735 г.). Новоанглийская Церковь, вслед за Церковью Древнебританской, много заботилась о распространении духовного просвещения главным образом через устройство школ, в которых изучались духовные и светские науки. Беда, с ранней юности монах одного из монастырей Нортумберланда, был представителем учености Новоанглийской Церкви. Он обладал обширными познаниями в духовных и светских науках и по всей справедливости считается замечательным ученым своего времени. Занимался особенно толкованием Священного Писания и переводом его на английский язык, а также историей. Между прочим, замечательна его «История церкви английского народа».

С половины IX века на Востоке замечается особенное движение в пользу просвещения. Греки, впавшие в умственное усыпление в предшествовавшие века, с усердием принялись за изучение почти забытых произведений поэтов, историков и философов древнеклассического мира. Варда, соправитель императора Михаила III (842–867 гг.), человек умный и образованный, первый из лиц, облеченных властью, позаботился о восстановлении классического образования. Он основал во многих больших городах школы, нашел учителей и положил им жалованье. Преемник Михаила, Василий Македонянин (867–886 г.), хотя сам был человек неученый, также покровительствовал просвещению. В этом много содействовал ему тогдашний патриарх Фотий, человек ученейший. Далее, императоры Лев VI Мудрый (886–912 гг.) и особенно Константин Багрянородный (912–959 гг.), сами заявлявшие претензии на ученость и написавшие несколько сочинений, также ревностно заботились о распространении просвещения посредством устройства школ и библиотек. Следствием такого движения в пользу классического образования было распространение в Византийской империи особого рода учености, состоявшей из массы знаний, заимствованных у Древнеклассических писателей путем механического изучения их. Знания эти, часто мелочные, были мертвым, чужим капиталом и приобретались только ради приобретения их, без самостоятельной переработки и движения вперед. Вся задача учености состояла в восстановлении в памяти добытых древними научных сведений. Такое направление мысли не могло не отразиться и на духовном просвещении. Стремление к изучению древних отцов, наряду с классическими поэтами и философами, еще более усилилось. Богословы IX и X веков выбирали все подходящее из древних отцов, по всем отраслям богословского знания, например по толкованию Священного Писания, догматике, истории и прочего, и из собранного материала составляли большие трактаты и сочинения. Общий недостаток их тот же, что и писателей светских, – отсутствие самостоятельности.

Из церковных писателей этого времени на Востоке более замечательны следующие:

1) Фотий, патриарх Константинопольский († ок. 891 г.). Он был одним из ученейших людей своего времени; при своем великом уме он обладал громадными сведениями в богословии, Священном Писании, истории, философии, словесности, юриспруденции, математике и даже в медицине. О его жизни и деятельности будет изложено ниже – в истории разделения Церквей. Здесь достаточно заметить, что этот великий муж, оказавший много услуг Церкви и государству, умер в заточении при императоре Льве Мудром. Фотий писал очень много, но сочинения его не все изданы. Одно из лучших догматико-полемических сочинений его – это против латинян о Святом Духе. В этом сочинении он всесторонне рассматривает вопрос об исхождении Святого Духа и разрешает его на основании Священного Писания и, главным образом, учения отцов и писателей Восточной и Западной Церквей в смысле православном. Затем замечательно сочинение Фотия против новых манихеев или павликиан в четырех книгах, в котором он предлагает историю их и опровержение. Но особенно славен Фотий в церковной литературе своим Номоканоном²²⁴ и Библиотекою. В «Номоканоне» Фотий дал Церкви отличнейший сборник церковных правил, расположенных по предметам содержания их, а в «Библиотеке» представил свои рецензии на множество (до 280) прочитанных им сочинений, языческих и христианских, с большими выписками из некоторых. Рецензии Фотия, иногда обширные, иногда краткие, впрочем, больше касаются литературных достоинств сочинений, но выписки из сочинений драгоценны, так как у него есть отрывки из сочинений потерянных;

2) Икумений, епископ Трикки во Фракии, живший около половины X века. Он известен своими толкованиями на Деяния апостольские, послания апостола Павла и Апока­липсис. Толкования его не самостоятельны. Это свод толкований из древних отцов, даже из Фотия. Но у Икумения выбор толкований очень хороший, равно как и собственные замечания обнаруживают знание Священного Писания;

3) Симеон Новый Богослов, живший в конце X и начале XI веков. Он был сначала монахом Студийского монастыря, а потом игуменом обители святого Мамонта в Константинополе. Самое название Нового Богослова, усвоенное ему современниками, говорит уже за то, как высоко ценили в свое время его богословствование. Симеон замечателен преимущественно как богослов-проповедник, но он оставил также много сочинений, которые по большей части остаются в рукописях. Из них заслуживают внимания главы деятельные и богословские (числом 101), главы богословские и созерцательные (числом 25), 33 беседы о вере и нравственности с мирянами и иноками и другие. Отличительная черта богословствования Симеона – это приложение теоретического христианского учения к христианской жизни.

Варварские народы, волновавшие Западную Европу во время великого переселения, к VIII веку утвердились уже прочно в занятых ими странах, начали государственную жизнь и мало-помалу усвоили римское просвещение. Италия, бывшая доселе на Западе средоточием просвещения, потеряла свое значение. Ее место заступили новые государства Западной Европы: Франция, Германия, Англия. С учреждением на Западе новой империи на развалинах Западноримской Карлом Великим (769–814 гг.), просвещение, как светское, так и духовное, особенно сильно стало распространяться. Карл Великий, сам знакомый с римским образованием, говоривший по-латыни и понимавший по-гречески, ревностно заботился о распространении в своих владениях классического образования. Он вызвал из Англии и Италии ученых и, при их содействии, основал много школ при монастырях и кафедральных соборах. В числе этих ученых был знаменитый Алкуин, заведовавший дворцовой школой. Пришедшие ученые возбудили в варварах любовь к изучению латинской литературы и классических наук. Преемники Карла Великого также покровительствовали просвещению, особенно Карл Лысый. В основанных при Карле Великом школах изучали преимущественно Священное Писание по толкованиям древних отцов, особенно Августина. Вообще, направление духовного просвещения в век Карла Великого было библейски-практическое. Самостоятельной учености не было, так же как и на Востоке.

Из писателей Западной Церкви в IX веке более других замечателен Алкуин, придворный ученый Карла Великого, вызванный из Англии. Подобно Беде Достопочтенному, он отличался всесторонним образованием, хотя и уступал ему во многом. Алкуин более известен как практический деятель на поприще духовного просвещения, но он написал и несколько богословских сочинений. Таковы его комментарии на Священное Писание, составленные на основании Августина, Григория Двоеслова, Беды, жизнеописания святых и догматические сочинения, например три книги о Святой Троице. В последнем есть уже попытка вывести положительное учение веры из учения о сущности разума при посредстве сложных логических умозаключений, то есть у Алкуина уже заметны зачатки схоластического направления в богословии.

В X веке, который в истории известен под названием темного, стремление к духовному просвещению на Западе стало ослабевать. Только еще в некоторых монастырях поддерживалось изучение Библии. Но вообще в западном христианском мире распространилось крайнее невежество. Замечательных писателей в этом веке совсем не было. В XI веке на Западе снова пробуждается любовь к наукам, разрешившаяся двумя главными богословскими направлениями: схоластикой и мистикой.

В первые три века христианская Церковь, существуя в пределах Греко-Римской империи, жила отдельной от государства жизнью: все отношения между Церковью и государством ограничивались только тем, что Церковь была преследуемой стороной, а государство преследующей. Теперь же, когда христианство сделалось религией господствующей в империи, Церковь вступила в тесный союз с государством как учреждение, вошедшее в круг государственной и общественной жизни. Вследствие этого союза между Церковью и государством установились тесные отношения, характеризуемые, с одной стороны, влиянием государства на жизнь Церкви, с другой – влиянием Церкви на жизнь государства. Влияние государства на Церковь выражалось участием императоров в церковных делах и предоставлением Церкви разных прав и преимуществ; влияние же Церкви на государство обнаруживалось в том, что она имела нравственный контроль над гражданским управлением и проводила свои нравственные начала в государственное законодательство.

Участие императоров в церковных делах начинается с первого христианского государя Константина Великого. Константин Великий, назвав себя епископом внешних дел Церкви (έπίσχοπος τῶν έχτός τῆς έχχλησιασ), определил вполне свое участие в церковных делах. Он хотел быть блюстителем только внешних интересов Церкви, не простирая своего влияния на ее внутренний строй. И Константин Великий всегда поступал так. Например, он заботился о распространении христианства, об обеспечении Церкви, об устройстве и украшении храмов; если возникали в Церкви споры относительно вероучения, церковного благочиния и прочего, то для разрешения их он составлял соборы епископов, присутствовал на них сам или назначал уполномоченных; утверждал решения соборов и, если нужно было, приводил их в исполнение своей гражданской властью. Но государи, следовавшие за Константином Великим, не довольствуясь ролью блюстителей внешних интересов Церкви, мало-помалу приобрели влияние и на внутренний ее строй. Так, они сначала присвоили себе право утверждать епископов в важных городах, а потом и право избирать их и низлагать, хотя и при посредстве соборов, через что и приобрели большое влияние на все церковное управление. При разрешении спорных догматических и других вопросов императоры приобрели себе право руководить самими решениями соборов или даже решать спорные вопросы без соборов, одними своими, так сказать, вероисповедными указами. Первый указ такого рода был издан во время монофизитских споров Василиском (476 г.). Такого рода участие императоров в церковных делах если и было полезно для Церкви, то только тогда, когда они действовали во имя истинных, а не воображаемых интересов Церкви.

Что касается прав и преимуществ, предоставленных Церкви государством, то они были следующие.

1. Обеспечение Церкви и ее клира содержанием. До IV века Церковь содержалась на приношения верующих, которые были временные и случайные. Только немногие церкви в конце III века владели недвижимыми имуществами, от которых могли получать содержание. Но и такие церкви свое обеспечение не могли считать прочным, так как при первом же гонении все их имущества были отбираемы в казну. Клир же содержался почти исключительно на собственные средства. С IV же века, когда Церковь вступила в сферу государственной и общественной жизни, государство и общество взяли на себя обеспечение ее и клира в содержании. Главным способом обеспечения являются недвижимые имения: поместья, поля, дачи, угодья, дома и тому подобное. Константин Великий законом 321 года утвердил за Церковью право приобретать недвижимые имущества и владеть ими. В силу этого закона она стала принимать в свое владение от ревностных христиан, особенно по духовным завещаниям, имения. Императоры со своей стороны нередко обращали в пользу Церкви общественные здания и особенно языческие закрытые храмы с принадлежавшими им недвижимыми имуществами. Император Юстиниан I, ввиду обеспечения церквей доходами с недвижимых имений, издал даже закон, которым все желавшие построить новую церковь обязывались предварительно назначать на содержание ее и клира имения, приносящие достаточный для этой цели доход. Чтобы недвижимые имения оставались при церкви навсегда и составляли источник дохода на содержание ее и клира, законами гражданскими и церковными запрещено было закладывать и продавать их, а также определять без нужды к известной церкви много клириков, содержание которых было бы тягостно для нее. Недвижимых церковных имуществ с течением времени накопилось столько, что Церковь и ее клир не только сами могли получать от них достаточное обеспечение, но даже устраивать множество благотворительных заведений, как-то: богаделен, больниц, странноприимниц и тому подобное. Кроме содержания, получаемого от церковных имений, клир пользовался еще от общества верующих и другими способами обеспечения, каковы: десятины, по образцу десятин Церкви ветхозаветной, и благодарность за исправление христианских треб и совершение таинств. Десятины, известные с конца IV века на Востоке, были в употреблении только в немногих церквах и не получили там большого развития; на Западе же они утвердились прочно. Здесь право пользоваться десятинами принадлежало только приходским священникам и не простиралось на епископов. Обычай благодарить духовенство известной платой за совершение церковных треб ведет свое начало также с древних времен. Хотя соборы и делали постановления против платы собственно за совершение таинств, но с течением времени, когда на Востоке недвижимые церковные имущества стали мало-помалу отходить к государству, обычай благодарить за исправление треб вошел во всеобщее употребление.

2. Освобождение Церкви и клира от общественных податей и повинностей. Еврейские раввины и языческие жрецы всегда были освобождаемы от общественных податей и повинностей. То же право предоставлено было и христианскому клиру первым христианским государем Константином Великим, законом от 319 года. Все принадлежащие к клиру освобождены были от поголовной, или личной, подати: от военной повинности, от прохождения общественных должностей, из которых особенно тягостны были те, которые соединялись с издержками, и тому подобное. Кроме того, иногда законами императоров освобождались от государственных налогов и недвижимые имущества, лично принадлежавшие членам клира. Церковные же имущества почти всегда были свободны от таких налогов. Но такие привилегии еще при Константине повели к некоторым злоупотреблениям. Очень многие, богатые и бедные, стали причисляться к клиру, первые – чтобы освободиться от службы в общественных должностях и от налогов на имения, вторые – чтобы избавиться от рекрутской повинности. Ввиду уничтожения такого рода злоупотреблений Константин в 321 году издал закон, которым запрещалось вступать в клир богатым и вообще обязанным нести какие-либо общественные повинности, а для прекращения наплыва в клир ненужных людей повелевалось зачислять в клир ищущих церковной должности только на места умерших клириков. Но этот закон строго не соблюдался. Поэтому законом, изданным в 383 году, опять дозволено было всем вступать в клир, но богатые при этом должны были отказываться от своих имуществ, а обязанные общественными повинностями должны были выполнять их через других.

3. Освобождение клира от суда гражданского. В христианском обществе издревле все споры и несогласия не только между клириками, но и мирянами решались епископами. Это право признано было за ними и государственной властью в лице Константина Великого. Император Констанций в 355 году издал даже прямой закон, по которому все клирики должны были подлежать исключительно суду духовному. Четвертый Вселенский собор – Халкидонский (451 г.) – положительно запретил²²⁵ клирикам помимо духовного суда обращаться к судам светским, установив при этом определенный порядок церковного судопроизводства. Юстиниан I подчинил суду епископскому монахов и монахинь, а император Ираклий (628 г.) предоставил епископам разбирать даже важные преступления клириков. В последнем случае духовный суд снимал с обвиняемого священный сан и отсылал его к гражданскому начальству для наказания. Но при всем этом у клириков существовал обычай обращаться к непосредственному суду императора.

4. Право церковного убежища. Еще языческие храмы служили местами убежища для всех преследуемых. Тем более следовало предоставить право убежища христианской Церкви, к алтарю которой прибегали все гонимые и преследуемые, во имя Распятого на кресте. Хотя по влиянию временщика Евтропия, от жестокости которого многие спасались у церковного алтаря, император Аркадий (399 г.) издал закон против права церковного убежища, но скоро сам Евтропий воспользовался этим правом в церкви, при святом Иоанне Златоусте, которому он был личным врагом. Император Феодосий II формальным законом (431 г.) восстановил это право за Церковью, дозволив искать убежища при церковном алтаре только безоружным и преследуемым и запретив, под угрозою смерти, изгонять их из церкви.

Если государство влияло на Церковь при посредстве внешней материальной силы, то Церковь, в свою очередь, влияла на государство своей нравственной силой. Церковь желала, чтобы государство, сделавшееся христианским, приняло в свою жизнь и христианские начала. Гражданское управление и законодательство, сложившиеся в языческом мире, особенно испытали на себе нравственное влияние Церкви. Так, собор Арлесский (314 г.) предоставил епископам нравственный контроль над правителями областей и другими высшими чиновниками. Императоры также признавали за епископами право нравственного контроля. И епископы действительно наблюдали за правителями областей, следили за правильностью гражданского судопроизводства, посещали тюрьмы, расспрашивали заключенных о ходе их дел, по духу христианского милосердия ходатайствовали за обвиняемых и осуждаемых, в случае уклонения со стороны правителей и судей от справедливости, требовали справедливого решения дел и, наконец, непосредственно от себя доносили императору о всех злоупотреблениях гражданских властей. В случае же крайних и вопиющих злоупотреблений со стороны должностных лиц епископы отлучали их от Церкви. От этого не освобождались даже императоры. Амвросий Медиоланский подверг, например, публичному покаянию Феодосия Великого за безжалостное и жестокое наказание жителей Фессалоники. Кроме того, епископам предоставлено было и непосредственное участие в гражданских и общественных делах. Так, Константин Великий дозволил всем тяжущимся, если они охотно отказывались от гражданских судов, требовать суда епископского, – и приговор епископов надлежало почитать решительным, поставлять его выше приговора других судей, так, как бы он был произнесен самим царем. Апелляций на такой суд епископа не допускалось. На общественную жизнь епископы влияли главным образом чрез заведование делами вдов и сирот. Они наблюдали за действиями опекунов и даже нередко избирали их, так что вследствие этого сами становились главными опекунами. В этом отношении особенно замечателен закон Юстиниана I, который дал епископам опеку над всеми бедствующими лицами. И к чести большинства епископов описываемого времени нужно сказать, что они, если принимали участие в разрешении споров между тяжущимися или в опеке над сиротами, всегда действовали с истинно евангельской справедливостью и любовью. Христианские нравственные начала проникали и в государственное законодательство. Так, Константин Великий отменил казнь чрез распятие на кресте, клеймение лиц преступников; Гонорий уничтожил гладиаторские бои. Законы о рабах, пленных, об отношении родителей к детям и прочие были смягчены; законы брачные и бракоразводные получили христианский характер и тому подобное.

На Западе, в новооснованных государствах, Церковь заняла такое же положение, как и в Греко-Римской империи, то есть вступила в союз с государством. И здесь государство предоставило Церкви разные права и преимущества. Из них право владения недвижимыми имениями имело характер несколько иной, нежели на Востоке. Короли и вообще владетельные лица на Западе давали Церкви на содержание ее и ее иерархии населенные имения и даже нередко целые области на тех же основаниях, на каких они раздавали земли своим сподвижникам в завоеваниях. Вследствие этого епископы и все вообще иерархические лица, владевшие пожалованными церковными землями, стали в ленные отношения к светским владетелям, как вассалы к своим феодалам. Вассальная зависимость епископов, естественно, перешла из сферы гражданской в сферу церковную, так что власть светских владетелей простиралась и на дела чисто церковные. Так, право избрания епископов принадлежало светским владетелям – каждому в своей земле. В X веке установился даже обычай поставления епископов от короля или князя посредством вручения новоизбранному кольца и пастырского жезла. Такое поставление называлось инвеститурой, и без нее не могло быть совершено церковное посвящение. С правом избрания епископов для светских владетелей соединялось и право суда над ними, причем они могли наказывать их даже лишением священного сана. Инвеститура повела к тому, что нередко управление всеми делами известной церкви переходило в руки светских владетелей, так как они поставляли епископами тех, кто им нужен был для этого, например, пятилетних мальчиков. Что касается влияния Церкви на государство на Западе, то оно было незначительно. Лучшие из епископов, заведуя в своих землях гражданским управлением, устанавливали начала законности и справедливости, а участвуя в сеймах, старались вводить в общее государственное законодательство христианские и церковно-канонические начала, но все это были явления единичные.

Три степени священной иерархии – диаконство, пресвитерство и епископство, появившиеся в Церкви при ее основании, остались неизменными и в IV веке; перемены произошли только во внешнем положении иерархических лиц вследствие нового положения Церкви в государстве и новых условий ее жизни. В клир по-прежнему мог вступать всякий желающий, удовлетворяющий условиям вступления. Только теперь при всеобщем религиозном одушевлении и наклонности к рассуждениям и спорам о догматических вопросах требовалось, чтобы клирики, особенно высших иерархических степеней, как представители религиозного знания, были богословски и научно образованны. Знаменитые отцы Церкви IV века очень часто указывали на необходимость научного и богословского образования для вступающих в иерархию. В этом случае большую услугу оказали Церкви христианские училища в Александрии, Кесарии, Антиохии, Эдессе и другие. Из них вышло много замечательных пастырей Церкви. Но этих заведений было недостаточно; поэтому нередко пастыри Церкви получали первоначальное общее образование в существовавших еще языческих классических школах в Афинах, Никомидии, Константинополе и других и затем специально приготовлялись к церковным должнос­тям в самом клире. Клир, таким образом, как и в прежнее время, служил практической школой для приготовления к высшим иерархическим степеням. Клиры таких замечательных отцов, как Василия Великого и Амвросия Медиоланского, были в особенной славе, так что другие церкви от них брали себе клириков для занятия иерархических должностей. А некоторые епископы, например Августин, устраивали даже при своих кафедрах нечто вроде духовных семинарий, в которых молодые люди и мальчики научно и практически приготовлялись к церковным долж­ностям. При развитии с IV века монашеского образа жизни монастыри сделались также воспитательными заведениями для клириков, и из них нередко выбирались пресвитеры и епископы. Кроме научной подготовки к занятию той или другой иерархической степени, Церковь требовала еще, чтобы лица, избираемые на священнослужение, имели определенный возраст. Так, она установила в иподиакона поставлять не прежде 20 лет²²⁶, в диакона не прежде 25 лет²²⁷, в пресвитера не прежде 30 лет²²⁸. В церковных канонах хотя не говорится о летах возраста для епископского сана, но замечается²²⁹, что удостаиваемый епископского сана должен предварительно пройти служение чтеца, диакона, пресвитера и не слишком малое время, следовательно, должен иметь не менее 40 лет или, по крайней мере, 35, в соответствие промежутку лет от диаконства до пресвитерства. Назначая зрелый возраст для принимающих священство, Церковь желала допускать до священнослужения лиц возмужавших, отличающихся зрелостью мыслей, опытностью рассудка и твердостью воли.

В самом способе избрания на иерархические должности в IV и последующих веках произошли некоторые перемены. Прежде в избрании епископа, пресвитеров и диаконов принимала участие вся община, составлявшая местную Церковь. Теперь же это участие общины или мирян было ограничено. С одной стороны, когда христианство стало религией господствующей, при множестве верующих было положительно невозможно всем мирянам принимать участие в избрании иерархических лиц, с другой – права мирян на участие в избрании, особенно епископов, естественно перешли к представителям народа – императорам. Кроме того, многие частные случаи подавали повод к ограничению участия народа в избрании иерархических лиц. Так, случалось, что народ, вопреки древним правилам Церкви, выбирал на священные должности лиц светских, неподготовленных или даже только что принявших христианство, но богатых или знатных; случалось, при выборе епископов составлялись партии и происходили возмущения. Ввиду этого собор Сардикийский (343 г.) определил²³⁰, чтобы ученый или богатый из светских не прежде был поставляем в епископа, как пройдет низшие степени и не малое время, а собор Лаодикийский (около 364 г.) не позволил²³¹ сборищу народа избирать имеющих произвестись во священство. Обыкновенно епископа известной церкви избирали все епископы области с утверждения главного областного епископа или митрополита. На епископские кафедры знаменитых городов избрание совершалось по указаниям государя. Пресвитеров же и диаконов обыкновенно избирал сам епископ. Впрочем, народ иногда силою отстаивал свои права на участие в избрании на иерархические должности, заставляя выбирать те лица, которые почему-либо нравились ему. В Риме после падения Западной империи, при слабости и даже отсутствии государственной власти, народ принимал деятельное участие в избрании своих епископов. Посвящение избранных совершалось так же, как и в первые века: диаконов и пресвитеров рукополагал один епископ, епископов же рукополагали два-три епископа и более, вместе с митрополитом, а митрополитов рукополагал патриарх с епископами.

В первые три века на все иерархические должности безразлично избирались лица, состоящие в брачной жизни и не состоящие. Были даже случаи, допускавшиеся Церковью как исключение, когда вступали в клир и второбрачные. Теперь же произошли некоторые изменения в церковных узаконениях относительно браков иерархических лиц. Сначала под влиянием взглядов на иерархическое служение как священное, требующее от проходящих его жизни особенно святой, явилась мысль установить безбрачие для всех членов клира. В Западной Церкви под влиянием монтанистического направления эта мысль узаконена была на соборе Эльвирском (306 г.), который постановил, что епископы, пресвитеры и диаконы должны проводить жизнь безбрачную, в противном же случае подвергаются извержению из сана. На Первом Вселенском соборе (325 г.) некоторые склонялись было узаконить безбрачие духовенства во всей Церкви. Но против сего восстал епископ Пафнутий, исповедник и строгий девственник; он защищал святость брака и указывал на тяжесть безбрачия для многих из духовных. Пафнутий предложил только, чтобы, по древнему преданию Церкви, безбрачные, вступив в духовное звание, не женились, а принявшие духовный сан после брака не должны удаляться от жен, которых имеют. Собор одобрил его мысль и относительно сего не постановил никаких правил, не связал никого необходимостью и безбрачное состояние предоставил воле каждого²³². После такого решения собора в Восточной Церкви допускались брак и безбрачие для лиц духовных²³³. Впрочем, епископы почти все вели жизнь безбрачную, тем более что многие из них вступали на епископские кафедры прямо из монастырей. Исключений, когда епископы состояли в брачной жизни, было очень немного в IV и V веках²³⁴. Император Юстиниан I законом от 528 года запретил избирать на епископские кафедры состоящих в браке. Со­бор Трулльский (692 г.) окончательно решил вопрос о браке и безбрачии духовных лиц; он постановил, чтобы епископы вели жизнь безбрачную²³⁵, священники, диаконы и иподиаконы вступали в брак до посвящения в сан²³⁶ и чтобы брачное сожитие никто не считал препятствием к получению сана священника, диакона и иподиакона²³⁷.

Между тем в Западной Церкви со времени Эльвирского собора мало-помалу стало упрочиваться безбрачие духовенства. Там не следовали решению Первого Вселенского собора. Епископ Римский Сириций в одном из своих декретов уже настоятельно требовал (385 г.) безбрачия от иерархических лиц первых трех степеней и продолжающим вести жизнь брачную угрожал низложением. К концу VII века безбрачие клириков на Западе утвердилось так сильно, что собор Трулльский счел нужным обличить Римскую Церковь за введение его²³⁸. В VIII-XI веках усилия сделать безбрачие духовенства общеобязательным законом продолжаются. Папы этого времени, заботившиеся об исправлении нравов духовенства, например Николай I, прежде всего требовали от клириков, чтобы они вели жизнь безбрачную. Но принудительные меры к введению безбрачия духовенства породили величайшее зло в Западной Церкви – нравственная испорченность клира была прямым последствием таких мер. Законные брачные связи клири­ки стали заменять незаконными. Только клирики тех Церквей, которые, как, например, Медиоланская, допускали брак для духовенства, отличались хорошей нравственностью. Для улучшения нравственности клириков Западная Церковь во второй половине VIII века установила для них особый образ жизни (vita canonica), наподобие монашеского. По правилам (canon; отсюда название для клириков – каноники) такой жизни клирики известного прихода (если их было несколько), особенно состоящие при епископской кафедре, должны были жить вместе в одном доме, иметь общий стол, вместе молиться в определенные часы, horae canonicae, иметь общие собрания, на которых читать известный отдел из Священного Писания (capitulum) и тому подобное. Но и канонический образ жизни клириков не улучшил их нравственности. Правила монастырской жизни оказались неприложимыми к людям, служение которых совершалось в мире при постоянных столкновениях с мирскими людьми. По-прежнему они вели жизнь поразительно распущенную, как об этом свидетельствуют соборы и писатели того времени.

Новое положение Церкви в государстве и новые ее отношения к государству и обществу вызвали новые должности по управлению церковными делами. Так, для ближайшего заведования и распоряжения церковными имуществами, особенно недвижимыми, нужны были особые должностные лица, которые и явились, вместе с умножением церковных имуществ в IV веке, под названием эконо­мов. Четвертый Вселенский собор (451 г.) говорил о должности эконома как уже давно существовавшей и постановил²³⁹, чтобы в тех немногих церквах, в которых не было этой должности, она была установлена. На должность эконома избирались пресвитеры, диаконы и даже клирики, не имевшие иерархической степени, если они отличались честностью и практичностью. Обязанности эконома заключались в том, что он заведовал всеми частями церковного хозяйства: постройкой и поправкой церквей и церковных домов, содержанием их в исправности, хозяйственными работами в полях и поместьях, сбором доходов с церковных имений, производством расходов всякого рода и тому подобное. В своих действиях эконом давал отчет епископу. Для заведования собственно церковной казной, состоявшей из денег и пожертвованных непосредственно в храм драгоценностей, особенно в Церквах богатых, какова была, например, Константинопольская, не позже второй половины VI века назначены были особые должностные лица с названием сакеллариев и сакеллиев²⁴⁰. Умножение драгоценных церковных сосудов, священных одежд и вообще церковной утвари, особенно в богатых Церквах, побудило установить особую должность скевофилакса. Скевофилаксы появились не позже начала VI века. Они заведовали всей церковной утварью, сохраняя ее в целости и порядке, и распоряжались ее употреблением при богослужении. В тех церквах, при которых были устроены благотворительные заведения, были установлены должности начальников благотворительных заведений с наименованиями, заимствованными от наименований самих заведений. Эти должности появились в IV веке вместе с благотворительными заведениями и были занимаемы лицами, имевшими иерархическую степень пресвитера или диакона. Обязанности начальников благотворительных заведений сходны с обязанностями экономов. При благотворительных заведениях состояли еще целые общества должностных служебных лиц – это так называемые параволаны. Обязанностью их было ходить за больными и служить больным. Параволаны явились первоначально в Александрийской Церкви. Они избирались епископами и причислялись к клиру, пользуясь предоставленными ему привилегиями. Но очень скоро в общество параволанов вкрались злоупотребления: многие делались параволанами для того только, чтобы освободиться от подателей и повинностей. В VI веке это общество уничтожено. С обществом параволанов сходно общество копиатов (копателей), которые занимались безмездным погребением мертвых, по премуществу бедных и казненных, а также участвовали в торжественных похоронных процессиях. Копиаты также причислялись к клиру и пользовались привилегиями клириков. Злоупотребления вкрались и в их общество. По управлению сельскими церквами появилась во второй половине IV века новая должность периодевтов, которые мало-помалу заменили собою хорепископов. В IV веке хорепископы стали выказывать большие притязания; желая освободиться из-под власти городских епископов, они вступали с ними в борьбу и отказывали им в повиновении. Ввиду этого собор Лаодикийский (около 364 г.) предложил²⁴¹ не поставлять в малых городах и селах епископов, но периодевтов. Периодевты по своей степени были пресвитеры, но не имевшие прихода, а состоявшие при кафедре епископа. Они были посылаемы епископами для обозрения сельских церквей и исправления на месте разных недостатков и злоупотреблений²⁴². При новом положении Церкви в государстве, ей очень часто приходилось входить в столкновения с гражданскими властями. Для такого рода сношений назначены были особые должностные лица – экдики. Должность экдиков появилась в IV веке; назначались на эту должность пресвитеры и диаконы; обязанностью экдиков было защищать права Церкви и клира в гражданских присутственных местах, почему они назывались еще церковными защитниками. На экдиках лежали также и полицейские обязанности по Церкви. Они – или сами, или по сношению с гражданскими властями – имели право употреблять даже силу против непокорных кли­риков и вообще нарушителей церковного порядка. Наконец, для делопроизводства по суду и управлению церковному при епископе находились особые должностные лица – хартофилаксы и нотарии (скорописцы). Хартофилаксы вначале были не более как хранители деловых бумаг при кафедре епископской, но с течением времени, именно со второй половины VII века, они получили важное начальственное значение в церковном управлении.

В первые три века управление каждой отдельной Церкви, состоявшей из города с принадлежавшими к нему селами и деревнями, сосредоточивалось в епископе города, причем в управлении принимали участие клир и миряне. Тот же порядок остался и при новом положении Церкви. Только участие мирян в церковном управлении прекратилось, так как права их перешли к христианской государственной власти. Каждый епископ в своем пределе, называвшемся сначала парикией (παροικία), а потом епархией (έπαρχία), как преемник апостолов имел всю полноту духовной власти. Он избирал клириков, посвящал их, назначал способных из них на особые церковные должности, определял пресвитеров и диаконов к приходским церквам, городским и сельским²⁴³. В IV веке, при множестве верующих, окончательно образовались приходы и приходские церкви, к которым по большей части назначались уже постоянные пресвитеры и диаконы. Четвертый Вселенский собор (451 г.) решительно потребовал, чтобы пресвитеры, диаконы и другие клирики рукополагались не иначе, как к определенной церкви, городской или сельской, или к мученическому храму и к монастырю²⁴⁴. Приходские церкви в городах и селах со своим клиром, назначаемым от епископа, были в полном у него подчинении. Со времени Четвертого Вселенского собора епископу были подчинены также и монахи монастырей, находящихся в его епархии. При пособии должностных лиц, о которых сказано выше, епископ заведовал всеми частями церковного управления как главный начальник: церковными имуществами, благотворительными заведениями, судопроизводством по делам клириков и, в известных случаях, мирян и прочим. Как представитель местной церкви он один только имел право присутствовать на соборах и приводить в исполнение соборные определения. Если епископ сам не бывал на соборе, то его уполномоченный подписывался его именем.

Еще в первые века епископы некоторых Церквей, преимущественно основанных самими апостолами или находящихся в главных областных городах, получали преимущество чести, сравнительно с епископами Церквей меньших городов. Из этого преимущества чести епископов главных городов, естественно, могло развиться и преимущество власти, – что и совершилось окончательно в IV и V веках, когда явилось стремление сообразовать внешнее церковное управление с гражданским. Константин Великий в гражданском отношении разделил всю империю на четыре префектуры: Восточную, Иллирийскую, Италийскую и Галльскую, причем префектуры разделялись на диоцезы (διοικήσεισ) или округи, диоцезы – на провинции или епархии, а провинции – на парикии, состоявшие из одного или нескольких маленьких городов, сел и деревень. При таком делении начальники меньших правительственных округов были подчинены начальникам больших. В каждом диоцезе и каждой провинции были свои столицы, или главные города, носившие, по крайней мере в Греции, название митрополий, в которых сосредоточивалось местное гражданское управление. Применительно к такому порядку гражданского управления в IV и V веках было устроено и управление церковное, тем удобнее, что столичными городами как диоцезов, так и провинций²⁴⁵ были по большей части те, епископы которых еще в первые века получили преимущество чести перед епископами меньших городов. Оставалось только предоставить им преимущество власти, ввиду порядка и единства в церковном управлении. Это и было сделано на Вселенских и Поместных соборах IV и V веков. Епископы малых городов с прилежавшими к последним селами и деревнями, то есть епископы парикии²⁴⁶, подчинены были в церковном управлении епископам провинциальным или митрополитам, а эти – епископам некоторых главных городов целых диоцезов; последние носили название экзархов (в соответствие названию гражданского начальника диоцеза), архиепископов и, наконец, патриархов. Титул митрополита для епископов главных провинциальных городов в первый раз появился в правилах Первого Вселенского собора (325 г.). Этот же собор, а также Поместный Антиохийский (341 г.) подтвердил точнее и определил права и значение митрополитов в управлении Церквами целой провинции²⁴⁷; они имели право созывать всех епископов провинции на соборы, председательствовать на них, принимать жалобы на епископов и предлагать их на разрешение провинциальных соборов. Избрание епископа принадлежало всем епископам провинции, но утверждение и посвящение новоизбранного принадлежало митрополиту. Поставление же епископа без согласия митрополита считалось недействительным. Без ведома митрополита как имеющего попечение о Церквах всей провинции ни один епархиальный епископ не мог делать ничего важного. Если епископу нужно было на время оставить свою епархию – особенно если он отправлялся ко двору царскому, – то на это требовалось согласие митрополита, который давал в этом случае епископу грамоту. Но власть митрополита над епископами не была безусловной: соборы провинциальные, которые, по древнему обычаю, бывали два раза в году, ограничивали ее.

Над властью митрополитов возвышалась, как упомянуто выше, власть патриархов. Епископы, которым на Четвертом Вселенском соборе (451 г.) усвоено название патриархов и предоставлена высшая власть в церковном управлении, в IV веке стояли наряду с митрополитами. Но уже Первый Вселенский собор (325 г.) трем из них – Александрийскому, Римскому и Антиохийскому, – предстоятелям Церквей, издревле славных, основанных самими апостолами и находившихся в главных городах диоцезов, – предоставил преимущество власти перед другими митрополитами²⁴⁸. Так, александрийскому епископу, в силу древних обычаев, подчинил Церкви всего Египта, Ливии и Пентаполя с такою же властью, какую имел, также по древнему обычаю, в церквах Римского округа епископ Римский. Относительно антиохийского епископа собор постановил, чтобы сохранялись преимущества Антиохий­ской Церкви. В силу такого соборного определения эти три епископа имели власть и над митрополитами в своих ок­ругах. Второй Вселенский собор (381 г.) предоставил²⁴⁹ преимущество чести еще епископу Константинопольскому, непосредственно после Римского, вследствие политического значения Константинополя как столицы императо­ров. А до этого времени константинопольский епископ был подчинен ираклийскому митрополиту, так как самый город Константинополь по гражданскому разделению принадлежал к фракийскому диоцезу. Константинопольский епископ, таким образом, сравнялся честью с епископом Римским и поставлен выше Александрийского и Антиохийского, хотя соответствующей власти ему еще не было предоставлено. Впрочем, через несколько десятилетий императорской властью ему были подчинены Церкви во Фракии, Малой Азии и Понте. Между тем на степень первенствующей кафедры возвышалась кафедра Иерусалимская. Первый Вселенский собор²⁵⁰ предоставил иерусалимскому епископу почетное титло митрополита, но без власти над другими Церквами, так как церковная власть во всей Палестине, не исключая и Иерусалима, сосредоточивалась в митрополите Кесарии палестинской, которая была центром гражданского управления. Но около половины V века эдиктом императора Феодосия II и иерусалимскому епископу предоставлено первенство власти в Церквах Палестины, Финикии и Аравии, так что митрополит Кесарийский должен был стать в подчиненное положение. Таким образом, ко временам Четвертого Вселенского собора пять епископов знаменитейших кафедр заняли первенствующее и начальственное положение в Церкви. Четвертый Вселенский собор (451 г.) окончательно определил округи этих первенствующих епископов, утвердив распоряжение царской власти относительно подчинения Церквей Фракии, Малой Азии и Понта епископу Константинопольскому, а Церквей всей Палестины – Иерусалимскому; Церкви же Финикии и Аравии подчинены были собором епископу Антиохийскому, в ведении которого они находились и прежде. Вместе с тем собор всем этим епископам предоставил почетный титул патриархов, хотя александрийский и особенно римский епископы охотнее употребляли издревле присвоенное всем вообще епископам наименование папы (отца). Таким образом в Церкви образовалось пять высших правительственных центров. Все митрополиты, состоявшие в округах патриарших, были подчинены каждый своему патриарху; только некоторые из них самостоятельно управляли своими Церквами. В таком случае Церкви их назывались автокефальными Церквами.

Таковы Церкви на Востоке – Кипрская, на Западе – Медиоланская, Аквилейская и Равеннская, и особенно Карфагенская. Что касается прав и власти патриархов, то они стали в такое же начальственное отношение к митрополитам, в каком те стояли к обыкновенным епископам. Они наблюдали за церквами всего своего округа, утверждали избрание митрополитов и посвящали их, смотрели за исправностью и поведением их, принимали жалобы на них и на областные соборы и тому подобное. На вселенских соборах патриархи были представителями церквей своих округов сами или через своих уполномоченных, так что без их ведома митрополиты и епископы их округов не могли давать решительного голоса. Они же от лица церквей своего округа сносились с государственной властью, для чего установлены были особые должности апокрисиариев и ре­ферендариев. Апокрисиариями назывались представители патриархов Римского, Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского, постоянно находившиеся при царском дворе для объяснений по делам своих Церквей и патриархов с царской властью; референдариями же назывались лица, употреблявшиеся для сношений между государем и Константинопольским патриархом.

С течением времени, после Четвертого Вселенского собора, в ряду других восточных патриархов особенно возвысился патриарх Константинопольский. Его возвышению способствовало то, что он занимал кафедру в столице империи или, по выражению Второго Вселенского собора, в Новом Риме, и находился всегда в близких сношениях с императорской властью. По своему положению в столичном городе и вблизи к особе государя он имел возможность в случае нужды оказывать помощь и покровительство другим патриархам, которые вследствие этого относились к нему с особенным уважением. Но здесь подчинения, подобного тому, какое требовала Римская Церковь, не было; Второй и особенно Четвертый Вселенские соборы, приравняв Константинопольского патриарха к Римскому, отдали ему только преимущество чести пред прочими патриархами Востока. Если иногда императоры предоставляли Кон­стантинопольским патриархам больший, сравнительно с другими патриархами, объем власти в церковных делах, то это были только исключительные случаи, не переходившие в постоянную систему церковного управления. С VII века, когда три восточных патриархата пали под оружием мусульман, так что у патриархов Александрийского, Антиохийского и Иерусалимского остались одни только патриаршие титулы без соответствующей власти, – значение Константинопольского патриарха, естественно, должно было увеличиться. Он один только из всех восточных патриархов пользовался самостоятельной властью в своем округе и поэтому преимущественно перед другими патриархами имел решающий голос в делах общецерковных.

С возвышением константинопольского патриарха его управление получило полную организацию²⁵¹. При нем образовался целый двор, наподобие двора императорского, состоявший из значительного числа более или менее важных должностных лиц. Эти должностные лица разделялись на девять пятериц; принадлежащие к первой пятерице имели особенно важное значение в церковном управлении. Это великий эконом, великий сакелларий, великий скевофилакс, хартофилакс и сакеллий. Они были высшими церковными сановниками. По большей части они имели степень диаконов, но на свои должности рукополагались еще особенным и торжественным образом. Во время богослужения они носили на голове венцы с крестами. Что касается их значения в церковном управлении, то они были начальниками особых присутственных мест, называвшихся советами (σεχρέτου), в которых сосредоточивались дела по той или другой отрасли управления, и, кроме того, заседали в патриаршем синоде. Сколько было должностных лиц в первой пятерице, столько же и советов. 1. Совет великого эконома под главным управлением последнего заведовал всеми церковными доходами и расходами. 2. Великий сакелларий со своим советом управлял константинопольскими монастырями, заведуя монастырским хозяйством и наблюдая за нравственной жизнью монахов. 3. Великий скевофилакс во главе своего совета заведовал всей церковною утварью как в великой Константинопольской Церкви, так и в патриаршей епархии, доходами собственно церковными, также доходами, поступавшими в Церковь в пользу клириков, и наблюдал за благочинием в храме. 4. Хартофилакс со своим советом заведовал всеми важнейшими делами по администрации и суду патриаршей епархии. Наблюдая за всем делопроизводством при патриархе, хартофилакс давал разрешение на построение церквей и монастырей; избирал и представлял к поставлению пресвитеров и диаконов; наблюдал за верой, благочестием и нравами не только клира, но и мирян; заведовал делами брачными; разрешал различные недоумения, возникавшие в Церкви касательно таинств, обрядов и тому подобное, производил суд над всеми обвиняемыми в преступлениях против веры и Церкви, еретиками, раскольниками, отступниками от веры и тому подобными, а клириков судил даже по делам гражданским; виновных, как мирян, так и клириков, подвергал наказа­ниям. Вообще, хартофилакс, кроме рукоположения, делал все то, что должен был делать патриарх в своей епархии, по званию епископа. Должность хартофилакса была самой важной и почетной при патриархе. Между тем как прочие должностные лица первой пятерицы имели влияние на какую-нибудь отдельную часть церковного управления, влияние хартофилакса простиралось на всю патриаршую епархию и нередко на весь патриархат. Поэтому он назывался устами и оком своего патриарха. Важному значению хартофилакса соответствовала и торжественность его рукоположения в должность. При церемонии посвящения патриарх надевал на его руку кольцо, полагал на его грудь особенного рода хартию и вручал ключи. 5. Сакеллий со своим советом заведовал приходскими церквами, наблюдал за их хозяйственной частью, а также за исправным прохождением своей должности приходскими клирика­ми, их поведением и тому подобное; преступных клириков с согласия патриарха заключал в патриаршую темницу.

Что касается должностных лиц прочих восьми пятериц, то они, имея в известной мере начальственное значение, по большей части были помощниками высших церковных сановников – членами или писцами их советов; немногие из них имели независимый и самостоятельный круг деятельности. Таков, например, протэкдик, который состоял во второй пятерице, но впоследствии занял место в первой пятерице во главе совета из 10–12 экдиков.

Высшим правительственным и судебным местом при патриархе, которое под его главным начальством управляло как целым патриархатом, так и епархией патриарха по делам важнейшим, был патриарший синод. В состав его входили митрополиты и архиепископы патриархата не постоянные, а случайные, находившиеся в Константинополе по каким-либо обстоятельствам, а также должностные лица первой пятерицы – великий эконом, великий сакелларий, великий скевофилакс, хартофилакс и сакеллий. Последние присутствовали в синоде потому, что там нередко рассматривались дела, находившиеся в их ведении, но по своей важности превышавшие их власть и потому поступавшие на разрешение синода. Хартофилакс имел особенно важное значение в синоде. В отсутствие патриарха он занимал его председательское место в синоде. Весь ход дел, производившихся в синоде, зависел от него, так как он заведовал всем делопроизводством в обширном значении этого слова, и все решения и распоряжения синода, утвержденные патриархом, получали свою обязательную силу только тогда, когда хартофилакс скреплял их своею подписью и печатью. Для ближайшего надзора на месте за монастырями, церквами и целыми епархиями, подчиненными патриарху, при нем учреждена была должность эк­зархов. Экзархи заменили собою периодевтов. По поручению патриарха, с известными полномочиями, они, обозревая монастыри, исследовали нравы и поведение монахов, требовали соблюдения монашеских уставов, если замечали отступления от них, и тому подобное. Обозревая церкви и епархии, обращали особенное внимание на поведение епископов и клира и в случае злоупотреблений принимали против них нравственные меры; вообще, они входили во все стороны местной церковной жизни и церковного управления и обо всем после обозрения доносили патриарху.

Как ни велико было значение патриархов в церковном управлении, выше их стояли Вселенские соборы. Власть патриархов простиралась на церкви известного, хотя и большого, округа, власть Вселенских соборов простиралась на всю Вселенскую Церковь, на всю иерархию, не исключая и самих патриархов. Соборное управление появилось еще в первые века, но только в IV веке, когда христианство сделалось религией господствующей, оно достигло своего полного развития; теперь получилась возможность составлять соборы не из епископов какой-нибудь одной области, а из епископов всех областей Римской империи. Так как с понятием империи соединялось понятие о вселенной, то такого рода соборы получили название Все­ленских. Впрочем, на Вселенских соборах нередко бывали епископы и из стран, не входивших в состав империи, принявших христианство. Обыкновенно, соборы созывались императорской властью по представлению духовных властей; императорская же власть принимала на себя заботы о внешних удобствах собиравшихся на соборы отцов и об обнародовании их постановлений. Всех соборов, признанных Православной Церковью Вселенскими, было семь (с IV по VIII век включительно). Они составлялись, главным образом, по поводу появлявшихся ересей, но в то же время, кроме вероопределений против ересей, на них составлено много правил относительно церковного управления, богослужения, христианской жизни и тому подобное. Решительный голос при постановке соборных определений имели только епископы или, за отсутствием кого-либо из них, их уполномоченные, но к совещаниям допускались пресвитеры, диаконы и даже монахи, отличавшиеся богословским образованием. Все соборные постановления, утвержденные государственной властью, получали силу общеобязательных не только церковных, но и государственных законов и нередко приводились в исполнение гражданской властью. Постановления Поместных соборов тогда только получали силу обязательных законов для всех Церквей, когда они были одобряемы и утверждаемы Вселенскими соборами. Вселенские соборы были, таким образом, высшей инстанцией церковного управления и ими обусловливалось как единство веры и богослужения, так и единство и порядок в церковном управлении. Последствием Вселенских соборов было широкое развитие церковного законодательства. К писаным церковным правилам, появившимся до времен Константина Великого и вошедшим в канон, присоединено было множество новых правил, обнимавших собою все стороны церковной жизни. По важности своей в ряду других канонических правил первое место занимают вероопределения и правила семи Вселен­ских соборов: Никейского первого (325 г.) – 20, Константинопольского первого (381 г.) – 7, Ефесского (431 г.) – 8, Халкидонского (451 г.) – 30; вероопределения Константинопольского второго (553 г.) и Константинопольского третьего (680 г.) и 102 правила так называемого Пято – Шестого Трулльского собора (692 г.) и Никейского второго (787 г.) – 22 правила. Затем следуют правила Поместных соборов. Поместных соборов, правила которых Церковь приняла в свой канон, было девять (от IV до IX в. включительно). Это Анкирский в Галатии (314 г.), составивший 25 правил, которые главным образом разрешают сложный вопрос о принятии в Церковь падших во время гонений, особенно священнослужителей; Неокесарийский в Каппадокии (315 г.) – на этом соборе составлено 15 правил относительно церковного благочиния и чистоты супружеской жизни клира и мирян; Гангрский в Пафлагонии (между 362–370 гг.) – этот собор состоялся по поводу заблуждений Евстафия Севастийского, отвергшего брачную жизнь, и постановил против него и его последователей 21 правило в защиту брачной жизни христиан вообще и священнослужителей в частности; Антиохийский собор (341 г.), составивший 25 правил относительно церковного управления, в них большей частью повторены и подтверждены правила апостольские; Лаодикийский (около 364 г.) собор, составивший 60 правил, в которых тщательно определяются порядок богослужения, нравственное поведение клира и мирян и вообще церковное благочиние; Сардикийский собор в Иллирии (343 г.); он составлен был для исследования дела святого Афанасия Александрийского и вообще для примирения ариан с Церковью; порешив дело Афанасия, собор составил 20 правил по церковному управлению; из этих правил некоторые касаются порядка управления исключительно в западных Церквах (например, 3–5); Карфагенский собор (419–426 гг.) – он собрал правила прежних африканских соборов и, пересмотрев их, одобрил к руководству; таким образом составилось 147 правил, которые приняты Церковью в канон под одним наименованием правил Карфагенского собора; правила эти распадаются на три разряда: одни – общеканонические, другие – местные правительственные и третьи – догматические, против ересей и расколов, особенно пелагиан и донатистов; собор Константинопольский четвертый (861 г.) и собор Константинопольский пятый (879 г.) – эти два собора составлялись по поводу первого и второго избрания Фотия на константинопольский патриарший престол: первый собор постановил 17 правил, а второй – 3 правила; и те и другие касаются вопросов церковного благочиния и управления, возбужденных обстоятельствами времени. Кроме правил Вселенских и Поместных соборов, в канон приняты еще Церковью правила святых отцов, например Афанасия Великого, Василия Великого и других. Для удобства пользования церковными правилами они с течением времени приведены были в систему; в разного рода сборниках они излагались не только в хронологическом порядке по времени их появления, но и в систематическом, по предметам содержания. Замечательные опыты такого изложения правил принадлежат патриархам Константинопольским Иоанну Схоластику († 578 г.) и – гораздо позже его – Фотию († ок. 891 г.). В Церкви Западной известны были в латинском переводе: сборник правил Дионисия Малого, римского аббата († ок. 556 г.), бывший в употреблении в Римской Церкви²⁵²; сборник, приписываемый Исидору, епископу Севильскому († 631 г.)²⁵³, употреблявшийся в Испании²⁵⁴, и другие.

По идее учреждения патриаршества, все пять патриархов объемом власти должны были быть равны между собою и в управлении церквами своих округов независимы один от другого. Вселенские соборы ни одному из них не предоставляли исключительной власти над всей Вселенской Церковью, хотя и признавали за римским патриархом первенство чести. Но на практике вышло иначе. Римский патриарх, или папа, подчинивши своей власти все Церкви Запада и требуя такого же подчинения от Церквей восточных, стал считать себя главой и правителем всей Вселенской Церкви. Притязаниям пап на главенство в Церкви содействовали многоразличные причины. Еще в III и особенно в IV веках западные церковные писатели стали проводить особое понятие о единстве Церкви; они полагали, что всеобщее единство Церкви обусловливается тем, если в ней, кроме невидимой, есть еще одна, видимая, глава, то есть если во главе всего церковного управления стоит одно лицо. И такой видимой главой Церкви естественно было западному христианскому миру считать римского епископа: он был епископом всемирного города, занимал апостольскую кафедру, единственную на Западе, наследовал власть апостола Петра. Если апостол Петр был князем апостолов, как думали на Западе, то преемник, наследовавший его власть, римский епископ, должен быть главою и князем всех епископов. Римские епископы сознали всю важность подобных воззрений и всеми мерами старались проводить их в церковную жизнь. В этом особенно помогали им разного рода обстоятельства политической и церковной жизни, начиная с IV века. Так, в 330 году Константин Великий перенес столицу из Рима в Византию; римский епископ вследствие этого сделался более или менее свободным от влияния императорской власти и при случае мог даже давать ей отпор. Это обнаружилось при начавшихся в Восточной Церкви волнениях по поводу ереси Ария. Правительство, державшееся арианства, начало преследовать православных епископов, из которых многие искали убежища на Западе, где приняты были папой Юлием (336–352 гг.), строгим ревнителем Православия. Такое поведение папы настолько возвысило его, что не только на Западе, но и на Востоке стали смотреть на него, как на единственного защитника веры и Церкви. Ко времени Второго Вселенского собора (381 г.) папы имели уже такое высокое понятие о своем авторитете, что не хотели допустить, чтобы константинопольский епископ мог сравняться с римским. И папа Дамас протестовал против определения собора относительно равенства константинопольского епископа с римским. С того времени как Рим сделался столицей западных императоров, папы от близости светской власти не только не потеряли своего значения, но приобрели еще большее. Император Валентиниан III законом от 445 года утвердил власть папы над всеми Церквами Запада, заявивши, что только тогда будет мир в Церкви, когда вся Церковь будет признавать своего правителя. Папа Лев I Великий, при котором был издан такой закон, действительно смотрел на себя как на правителя всей Церкви. Во время монофизитских волнений, когда православные восточные епископы обращались к нему за помощью, он писал на Восток несколько посланий, замечательных по православному образу мыслей, но проникнутых сознанием верховного авторитета римского епископа. На Четвертом Вселенском соборе (451 г.), который отчасти был подготовлен деятельностью Льва, его легаты имели большое значение. Лев I был уже вполне убежден, что римскии епископ, как преемник князя апостолов, должен иметь всю полноту власти в Церкви. Поэтому весьма неблагосклонно посмотрел на 28-е правило Четвертого Вселенского собора, подтвердившее равенство константинопольского патриарха с римским. Падение Западной Римской империи (476 г.) возвысило авторитет пап еще более перед лицом западного христианского мира. При господстве в Италии варварских германских племен они были на Западе единственными представителями законности и порядка и защитниками народа. Хотя Юстиниан I, отнявший Италию у готов, ограничивал стремления пап к независимости, но после него, когда Византийская империя не в силах была защищать свои владения в Италии от лангобардов, они сделались опять независимыми от императорской власти и заняли прежнее положение во главе народа. Сами византийские императоры с уважением смотрели на могущество римских первосвященников. При независимости и могуществе мысль о главенстве в Церкви римского епископа утверждалась все прочнее и прочнее. Когда константинопольскому патриарху Иоанну Постнику присвоили почетный титул Вселенского (578 г.) как епископу столицы империи, с которой все еще соединялось понятие о вселенной, то папы сильно восстали против этого. Папа Григорий I Двоеслов (590–604 гг.), один из жарких поборников идеи главенства римского первосвященника, чтобы ярче выставить несообразность титула Вселенский со значением в Церкви константинопольского патриарха, называл себя рабом рабов Божиих. Но все-таки папы не остановились на этом протесте – они достигли того, что византийский император Фока (602–610 гг.) по особым политическим расчетам признал и за римским епископом титул Вселенского (universalis). Во время монофелитских волнений в VII столетии папы опять заявили себя защитниками православного учения, и опять православные Востока и Запада смотрели на них как на представителей православной веры и Церкви. А во время иконоборческих смут в VII столетии они даже решились отказать в повиновении восточным императорам-иконоборцам. В то время на Западе усилилось одно из новых христианских государств – Франкское. Папы нашли, что для них вступить в союз с франкским государством, в котором влияние их было упрочено при посредстве известного миссионера Бонифация, выгоднее, чем состоять под опекой византийских императоров. Папа Захария (741–752 гг.) помазанием на царство франкского майор-дома Пипина (752 г.) скрепил этот союз. Теперь папам не страшны были нападения лангобардов и угрозы византийских императоров. Когда при преемнике Захарии, Стефане II (752–757 гг.), лангобарды заняли Равеннский экзархат, принадлежавший Византийской империи, и даже угрожали самому Риму, он призвал на помощь Пипина, который в два похода (754–755 гг.) принудил лангобардов оставить все их завоевания. Но при этом Пипин объяснил, что он отнял у лангобардов завоевания их в Италии не для греков, а для апостола Петра, которому и желает принести их в дар. Он приказал написать форменную дарственную грамоту, которой все отнятые у лангобардов земли предоставлялись во владение Римской Церкви; грамота была положена на гроб святого Петра. Подарком Пипина положено начало светской власти пап (755). Между тем, когда происходило такое постепенное освобождение пап из-под власти византийских им­ператоров, они упрочивали свою власть в Церквах западных, преимущественно тех областей, которые не входили в состав римского диоцеза. В Церквах западных, например Африканской, Испанской и других, римский епископ издавна пользовался большим авторитетом как преемник апостола Петра. За решением разных недоумений они, по древнему обычаю, обращались к Римской Церкви, хранившей апостольское предание. Это подало повод римским епископам писать к таким Церквам послания, в которых разрешались спорные вопросы на основании апостольского предания. Такого рода послания, появившиеся еще в конце IV века, при постепенном увеличении власти пап получили название декреталий, то есть определений, и считались каноническими. Естественно, что принятием папских декреталий западные Церкви становились уже в подчиненное отношение к Римской. Карфагенская Церковь сильнее других Церквей отстаивала свою самостоятельность, но и она под гнетом вандалов в VI столетии должна был искать опоры в Церкви Римской. Что касается подчинения папской власти новооснованных Церквей в Британии, Германии и других странах, то оно совершилось очень легко. Здесь идея о главенстве папы распространялась и утверждалась вместе с самым христианством, тем удобнее, что все главные миссии шли из Рима. К началу IX века во всех западных Церквах папа считался уже верховным главою и судьею Церкви. К этому же времени на Западе появился новый канонический сборник, известный в истории под именем лжеисидоровских декреталий, на котором папы стали основывать свое мнимое право на главенство. В этом сборнике главное место занимают декреталии пап, начиная с самых первых времен Римской Церкви (с 77 г. по Р. X.), почти все или подложные, или искаженные²⁵⁵. По этим декреталиям папа как преемник князя апостолов – апостола Петра – имеет всю полноту власти в Церкви Вселенской. Ему подчинены все Церкви со своими представителями, так что если последние в известной мере пользуются властью, то эту власть получают от папы. Без его соизволения не может составиться ни один собор и ни одно решение собора не может быть приведено в исполнение. Все недовольные решением областных соборов и местных митрополитов могут обращаться с апелляцией к папе, и от него уже зависит окончательное решение, которому все должны подчиняться беспрекословно. В странах, отдаленных от Рима, назначаются папой из старших митрополитов викарии апостольского престола, или примасы, которые пользуются на месте властью папы и служат, таким образом, проводниками центральной власти римских пер­восвященников. Таким образом, по лжеисидоровским дек­реталиям, власть папы в Церкви стала выше власти даже Вселенских соборов. Система церковного управления, изложенная в лжеисидоровских декреталиях и развившаяся на Западе, известна в истории под именем папства.

Папа Николай I (858–867 гг.) первый начал ссылаться на лжеисидоровские декреталии и первый начал применять к практике раскрытые в них идеи о папском всевластии. Сочувствуя вполне этим идеям, он обладал всеми необходимыми для осуществления их качествами – умом, твердым характером, строгой нравственностью. В свое десятилетнее правление он сделал для возвышения папства гораздо более, чем сколько сделали другие папы в течение многих десятилетий. Столкновения его с Лотарем, владетелем Лотарингии, и Гинкмаром, архиепископом Реймсским, в которых папа остался победителем, вполне подтверждают это. Лотарь хотел развестись со своей законной женой Титбергой, чтобы жениться на некоей Валдраде. Собор Аахенский (862 г.), на котором в пользу Лотаря действовали архиепископы Кельнский Гюнтер и Трирский Титго, разрешил ему как развод, так и новый брак. Лотарь женился на Валдраде. Но Титберга обратилась с просьбой о защите к папе Николаю I, который и решился воспользоваться этим случаем для проявления своей власти. Он назначил новый собор в Меце (863 г.) под председательством своих легатов для вторичного расследования дела о браке Лотаря. Но и этот собор, действовавший под влиянием Лотаря, решил дело в его пользу. Гюнтер и Тит­го, главные деятели на соборе, сами отвезли папе соборные определения на утверждение. Николай, очень хорошо знавший ход дела на соборе, решился поступить со всей строгостью с ослушниками его приказаний и покровителями явного прелюбодеяния. Он отверг постановления Мецского собора, лишил сана Гюнтера и Титго и угрожал тем же остальным, участвовавшим в соборе епископам, если они не раскаются. Лотарь не смутился папским решением; архиепископы Кельнский и Трирский также не хотели покориться папе. Они, не признавая за папой права верховного суда, требовали собора, составленного из митрополитов, на котором бы они лично могли защищать свое дело. Кроме того, они вооружили против папы брата Лотаря, императора Людовика II. Этот, желая принудить папу отменить свое решение, занял своими войсками Рим; впрочем, он скоро примирился с Николаем. Но Гюнтер и Титго продолжали высказывать протесты против папской власти. Протесты их, однако, не возбуждали сочувствия, так как дело, защищаемое ими, было неправое; общественное мнение было на стороне папы. Николай пошел еще дальше – он отлучил от церкви Гюнтера. Тогда архиепископы Трирский и Кельнский, не находя никакого исхода из своего положения, решились покориться папе. Но папа оставил в силе свое определение относительно лишения их сана. Прочие епископы также спешили засвидетельствовать пред папой свое раскаяние. Теперь и Лотарь, побуждаемый неблагоприятным для него настроением общественного мнения, счел за лучшее сойтись с папой. Папа потребовал, чтобы он оставил Валдраду и принял законную жену Титбергу. Лотарь должен был повиноваться. Также успешно окончилось для Николая столкновение с Гинкмаром, архиепископом Реймсским, человеком умным и энергичным. Гинкмар отстаивал права местного самоуправления Церкви; папа, напротив, проводил мысль лжеисидоровских декре­талий о централизации церковной власти в лице папы. Борьба эта произошла по следующему случаю. Гинкмар низложил на соборе одного подчиненного ему епископа Ротада. Этот апеллировал папе. Папа, несмотря на отпор Гинкмара и галльских епископов, потребовал, чтобы Ротад и Гинкмар явились в Рим на суд. Когда явился один только Ротад, папа признал его восстановленным в сане, после чего он занял свою кафедру, без возражений со стороны Гинкмара. Таким образом, в этих двух столкновениях папа явился блюстителем нравственных законов, защитником невинности во всем христианском мире и верховным судьею в Церкви. Кроме того, ввиду централизации власти в лице папы, Николай I установил, чтобы каждый вновь поставленный архиепископ при получении от папы паллиума давал клятву и подписку в верности апостольскому престолу и беспрекословном повиновении папе.

Следующий папа, Адриан II (867–872 гг.), действовал в пользу папских интересов не так удачно, как Николай. Неудачи, между прочим, происходили оттого, что папа изъявил претензии быть судьею государей не только в духовных, но и политических делах. Так, когда по смерти Лотаря Карл Лысый овладел его землями помимо законного наследника, императора Людовика II, Адриан потребовал, чтобы Карл возвратил лотарингские земли Людовику, и в противном случае угрожал своей церковной властью, от лотарингских же епископов требовал прекратить с Карлом общение. Но папы никто не слушал, ни Карл, ни епископы. Гинкмар же Реймсский в письме к папе дал понять, что как король, так и вельможи не потерпят вмешательства папы в их политические дела. Тот же Гинкмар, по случаю низложения им на соборе одного епископа (так же, как при Николае), отказал Адриану в праве рассматривать вновь дело в Риме, а не на местном соборе – и Адриан должен был уступить. Преемник Адриана Иоанн VIII (872–882 гг.) замечателен тем, что по стечению благоприятных обстоятельств положил начало тому порядку вещей, по которому императорская корона стала раздаваться папами. Карл Лысый, незаконно присвоивший себе императорское достоинство (875 г.), нуждался в признании этого достоинства со стороны Церкви. Папа Иоанн VIII, короновав Карла, признал его законным императором, но в то же время воспользовался этим случаем, чтобы заявить, что получение императорского достоинства зависит единственно от апостольского престола. Карл не протестовал против этого, и действительно, с этого времени на Западе утверждается представление, что папа есть источник власти императорской. Пользуясь расположением Карла Лысого, Иоанн VIII успел и со своей стороны сделать несколько постановлений, направленных против вмешательства светских владетелей в дела Церкви, например, чтобы никто из герцогов и князей не назначал епископов, не судил их и не налагал на них и на их Церкви податей, – хотя эти постановления оставались только на бумаге. После Иоанна VIII папство, вовлеченное в разные политические комбинации, быстро склонилось к падению. Папский престол поступил в распоряжение светских владетелей и политических партий и замещался по большей части людьми недостойными. Безнравственность и разного рода преступления составляли принадлежность очень многих пап. Папская власть, находившаяся в руках таких людей, если не потеряла своего значения в идее, на практике потеряла очень много, сравнительно с прежними временами. Неустройства на папском престоле продолжались целых полтора столетия, до самой половины XI века.

В IV и последующих веках богослужение, как и прочие стороны церковной жизни, получили полное развитие. В общем виде оно было установлено в первые века, но в частностях и подробностях не вполне еще было определено, отчего происходили в богослужении разности в тех или других Церквах. Теперь же все богослужение как в целом, так и в частях получило определенный порядок и однообразные формы, хотя некоторые Церкви, например Римская, с течением времени и отступали от однообразия богослужения Церкви Вселенской. Вместе с тем при новом положении Церкви в государстве и особенно при богатстве многих отдельных Церквей богослужение явилось с небывалым дотоле блеском и великолепием! Искусство, которому Церковь дала христианское употребление во всех его видах, – архитектура, живопись, ваяние, музыка, поэзия – сообщило ему то особенное величие и благолепие, которым оно отличается доселе.

В последнее жестокое гонение (Диоклетиана) все места общественных богослужений, то есть церкви, были разрушены. После торжества христианства при Константине Великом естественно было как христианскому обществу, так и правительству прежде всего озаботиться постройкой церквей. И действительно церкви появляются во множестве; их строят и императоры, и епископы, и частные лица. Из императоров особенной любовью к постройке храмов отличался Константин Великий со своей матерью Еленой, Феодосий Великий, Юстиниан и другие. Константин построил, например, с большим великолепием церкви в Иерусалиме на месте Гроба Господня, в Константинополе – во имя апостолов Петра и Павла, в Риме – так называемую латеранскую церковь, которая была собственной церковью пап, и церковь во имя апостола Петра на Ватиканской горе, месте мученической кончины апостола, и другие. Из церквей, построенных Еленой, известны – на горе Елеонской, в Вифлееме, Хевроне. Софийская церковь в Константинополе, построенная Юстинианом, в свое время была одним из величайших произведений искусства. Вообще, во всех больших городах появлялись более или менее большие и богатые церкви. Храмы новой постройки имели, как и прежде, продолговатую форму и вообще своим внешним видом походили на базилики²⁵⁶. От устройства в форме базилик церкви также назывались базиликами, тем более что общественные здания, известные под названием базилик, нередко обращаемы были по распоряжению императоров в церкви. Но уже в IV веке форма базилик начала разнообразиться – стали устраивать церкви восьмиугольные, круглые или продолговатые, но с формой креста. Кроме того, вместо плоской крыши на церквах стали делать крышу со сводами; появились так называемые купола. Куполообразная постройка церквей распространилась особенно со времен Юстиниана и стала известной под именем византийского стиля, в отличие от стиля бази­лик. Софийский храм в Константинополе и церковь святой Марии и всех святых в Риме, устроенная в языческом пантеоне (при императоре Фоке, 606 г.), представляют образцы византийского стиля. При церквах, особенно кафедральных, было еще много зданий, построенных или отдельно, или в одну связь с храмом. Таковы крещальни, дома для епископа и клира, библиотеки, школы, благотворительные заведения и тому подобное. Что касается внутреннего устройства церквей, то оно было такое же, как и в III веке. То же было разделение храма на три части, только с течением времени не так резко стали отделять среднюю часть храма от притвора – стена, находившаяся между ними, почти уничтожилась. Причиной этого было то, что с течением времени оглашенных и кающихся, для которых был назначен притвор, делалось все меньше и меньше в Церкви. В средней части храма в некоторых церквах явились прибавления: это хоры, на которых стояли женщины, а вокруг стен отдельные небольшие комнаты, кельи, для желающих предаться уединенной молитве. Пред алтарем стали устраивать возвышение, называемое солеей, чтобы присутствующим в церкви лучше было видно совершение богослужения. Вообще во всех церквах было только по одному алтарю, но со времени папы Григория Двоеслова (590–604) на Западе стали устраивать их по нескольку. На Востоке этот обычай явился позже. Престолы в богатых церквах, например в Софийской константинопольской, устраивали из драгоценных металлов; был обычай устраивать и каменные. Не ранее VII века вошли в употребление на Востоке антиминсы, полагаемые на престолах, не освященных епископом, а на Западе так называемые переносные алтари. Вообще, на устройство церквей употреблялись материалы драгоценные – мрамор, золото, серебро, драгоценные камни и прочее. В IV веке, когда уничтожились причины, останавливавшие употребление в церквах святых икон, святые изображения Спасителя, Божией Матери, апостолов, мучеников, святых угодников и прочее из домов и катакомб перешли в церкви, а в V веке были уже во всеобщем употреблении. Кроме живописных, были в употреблении иконы, изваянные из воска, резные из дерева. Обыкновенно иконы поставлялись во всех частях храма, на востоке, преимущественно на колоннах и решетке, отделявшей среднюю часть храма от алтаря. После восстановления иконопочитания в VIII веке на Востоке стали устраивать иконостасы, то есть преграды, отделявшие алтарь, которые были уставляемы иконами, как в настоящее время это делается. Относительно принадлежностей храмов нужно заметить, что все они являются в лучшем против прежнего виде. Священные одежды, например, устраивались из дорогих тканей. Цвет одежд вообще был белый, но с VII или VIII века появились одежды и других цветов. Сосуды, особенно употреблявшиеся при совершении таинства евхаристии, делались из золота и серебра с драгоценными камнями. В IV веке, когда получилась возможность совершать богослужение открыто, возникла потребность в орудии, посредством которого можно было бы собирать верующих на богослужение. Отсюда новая принадлежность храмов – деревянные била, а на Западе колокольчики. Настоящие колокола появились в VII веке, первоначально на Западе, откуда перешли на Восток во второй половине IX века. С появлением колоколов стали устраивать при церквах помещения для них – колокольни.

В первые века христиане посвящали на молитву известные часы дня – третий, шестой и девятый; молились также утром и вечером. В IV веке к этим временам присоединились еще полночь, а в монастырях – первый час и повечерие. Впрочем, в IV же веке все отдельные богослужебные части суток стали соединять, собственно, в три времени: время между полночью и утром, пред полднем и вечером; причем таинство евхаристии, или литургия, совершалось пред полднем, а не ночью, как по большей части было в первые века. Соединение последовало сначала в приходских церквах, а потом перешло и в монастыри. Так называемые всенощные получили окончательный и определенный вид также в IV веке и совершались под особенно торжественные праздники.

Праздничные дни и посты в круге недельном остались те же. Воскресный день празднуется с IV века с особенной торжественностью. Константин Великий издал закон (321 г.) о прекращении в воскресный день судопроизводства; впоследствии же он запретил в этот день и воинские занятия. А Феодосий Младший запретил даже (425 г.) в день воскресный все увеселения и зрелища. Среда и пятница, как и прежде, были днями поста. Римская Церковь продолжала содержать пост в субботу, в воспоминание пребывания Спасителя во гробе и в противоположность иудеям, у которых суббота была праздничным днем. Папа Иннокентий I особенно заботился о распространении обычая поститься в субботу. К концу VII века этот обычай установился прочно на Западе, так что собор Трулльский (692 г.) нашел нужным заметить о посте в субботу, как об отступлении Римской Церкви от древнего правила апостольского²⁵⁷. Впрочем, и на Западе Церкви Африканская и Медиоланская не содержали поста в субботу, по крайней мере, до тех пор, пока не подчинились вполне Церкви Римской.

Праздники в круге годичном, установленные в первые века, остались и теперь. Время празднования Пасхи окончательно было определено на I Вселенском соборе, именно в первый воскресный день после 14 нисана. Александрийский епископ по поручению собора должен был особыми пасхальными посланиями каждый год извещать все Церкви о дне, в который, по астрономическим вычислениям, приходится Пасха. Отсюда в Александрийской Церкви составился 19-летний пасхальный круг, который в 525 году ученым аббатом Дионисием Малым введен был и в Римской Церкви. Все-таки оставались еще христиане, праздновавшие Пасху вместе с иудеями 14 нисана: они известны, как раскольники, под именем тетрадитов или четыренадесятидневников. Пасха как самый важный христианский праздник праздновалась торжественнее всех других праздничных дней. На целую неделю оставляемо было судопроизводство, прекращались все общественные увеселения и зрелища, императоры освобождали из темниц узников, а господа иногда давали свободу рабам. Праздник Рождества Христова в IV веке распространяется в восточных Церквах, а Богоявления – в западных. Кроме того, появляется много новых праздников. Так в IV веке установлен был праздник Обрезания Господня. Особенностью этого праздника в первое время его установления было то, что его проводили в посте как день печали и сетования в противоположность язычникам, у которых в этот день был праздник календ, сопровождавшийся соблазнительными зрелищами. В IV веке праздник Обрезания распространился во всех Церквах. Праздник Сретения Господня если не был до IV века всеобщим, то с IV века распространился повсюду так же, как и праздник Входа Господня в Иерусалим. Начало праздника Преображения Господня восходит к IV веку. В IV веке установлен праздник Воздвижения Честного и Животворящего Креста Господня – в память его обретения. В VII веке с этим праздником соединилось воспоминание возвращения креста Господня от персов при императоре Ираклии (628 г.). Праздник Благовещения Пресвятой Деве Марии – в V веке, после III Вселенского собора, когда осуждена была ересь Нестория, унижавшего достоинство Божией Матери, распространился повсюду. К V же веку относится установление празднования дня Рождества Богородицы. Другие праздники в честь Пресвятой Богородицы появились позже: Успение – в VI, Введение во храм – в VIII веке и так далее. Праздники в честь святых апостолов, святых ангелов, святых Божиих человеков, пророков, святителей, мучеников, преподобных и прочих ведут свое начало с IV века, кроме апостолов и мучеников, в честь которых установлены были празднества ранее. В IV веке установлен общий праздник Всех мучеников, а в VII веке на Западе – праздник Всех святых. На Западе в V веке установлен еще своеобразный праздник кафедры апостола Петра. Словом, образовался полный церковный год, начинавшийся по обычаю, заимствованному от евреев, с 1 сентября, и с каждым днем года соединялось празднество или в честь святых и Богородицы, или во славу Христа Спасителя. Что касается постов в круге годичном, то кроме Четыредесятницы, которая была установлена уже в первые века, Церковь установила еще три многодневных поста – пред днем Рождества Христова, пред праздником в честь апостолов Петра и Павла и пред Успением.

Все действия богослужения, как-то: чтение Священного Писания, изъяснение его в связи с поучением, песнопения, совершение таинств с приличными каждому из них обрядами и прочее в IV и последующих веках получили определенный порядок и полноту. Так, установлен был определенный порядок в чтении Священного Писания. Прежде назначение чтения той или другой книги Священного Писания зависело от предстоятеля церкви и по большей части было чтение непрерывное – сначала одной книги, потом другой; теперь же на каждый день церковного года назначен был определенный отдел из Евангелия, Апостола и других книг, в IV и V веках в разных церквах стали появляться так называемые лекционарии, в которых именно означались отделы Священного Писания, назначенные для чтения в тот или другой день. За чтением Священного Писания следовало поучение или проповедь. Право говорить поучения принадлежало вообще епископам, хотя они возлагали эту обязанность на пресвитеров и диаконов, даже в том случае, если сами совершали богослужение; в приходских же церквах говорили поучения пресвитеры. При развитии ораторского искусства, поучения стали составлять по всем правилам этого искусства, в форме ораторских речей. Известны великие отцы Церкви, славившиеся своими проповедями: на Востоке – Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, на Западе – Августин, Лев Великий и другие. Их проповеди читались в церквах даже после их смерти. Впрочем, проповедничество развито было более на Востоке, чем на Западе. На Востоке проповедь считали важной частью богослужения, тогда как на Западе не придавали ей почти никакого значения, так что, случалось, присутствующие при богослужении при начале проповеди уходили из церкви, и епископы, чтобы воспрепятствовать этому, должны были приказывать запирать двери. В VII веке на Западе проповедь совсем упала, а в новооснованных западных Церквах даже вышла из употребления. Проповеди сначала говорились епископами с епископского седалища, что за престолом, но со времен Златоуста вошло в обычай говорить их с амвона.

В восточных Церквах во время проповеди присутствующие стояли, в западных же сидели.

Относительно пения нужно заметить, что на нем отразилось сильное влияние искусства. Начиная с IV века стали появляться в Церкви разного рода гимны, отличавшиеся поэтической силой, и разного рода напевы, проникнутые прекрасными мелодиями. Из церковных песнописцев IV века особенно выдается Ефрем Сирин († 372 г.), составивший много поэтических песнопений в честь мучеников, в противоположность гимнам еретическим, распространившимся в Сирии со времен еретиков-гностиков. С целью же противодействия еретикам, особенно арианам, которые посредством гимнов распространяли свое лжеучение, писали церковные песни Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст, Амвросий Медиолан­ский (IV в.). В V веке известен был своими песнопениями, именно стихирами на воскресные и другие праздничные дни, Анатолий, патриарх Константинопольский († 458 г.), а в VI веке – Роман Сладкопевец († ок. 510 г.), написавший до 1000 вдохновенных песней, известных под именем кондаков, и множество икосов. В VII веке Софроний, патриарх Иерусалимский († 641 г.), трудился, между прочим, над составлением церковных песней. Но особенно VIII век славен церковными песнописцами. Андрей, архиепископ Критский († ок. 712 г.), был в полном смысле слова поэтом, доказательством чего служат его полные глубокого религиозного чувства покаянные каноны. Герман, патриарх Константинопольский († 740 г.), также должен быть поставлен наряду с лучшими песнописцами своего времени. Но Иоанн Дамаскин († ок. 760 г.) и Косма Маюмский († после Дамаскина) по всей справедливости занимают первое место в ряду песнописцев всех времен. Их каноны и другие церковные песни полны высокой поэзии. В IX веке Иосиф Песнописец († 883 г.) своими песнопениями закончил образование недельных служб. Напев, употреблявшийся в богослужении в IV веке, вначале так же, как и в первые века, был самый простой, близкий к разговорной речи (речитативный). Но скоро стали вводить в богослужебное употребление пение искусственное, более или менее мелодичное. Поводом к этому послужило то, что христиане стали увлекаться музыкой театральной и стройным пением еретиков. Ввиду предохранения их от подобных увлечений, отцы Церкви допустили и в богослужение стройное, мелодичное пение. Так поступали Ефрем Сирин и Златоуст. На Западе ввел размерное мелодичное пение Амвросий Медиоланский, именем которого оно и обозначалось (cantus ambrosianus). Но так как в амвросианское пение с течением времени привнесен был театральный элемент, то папа Григорий Двоеслов ввел новый напев – важный, торжественный. Окончательное определение церковных напевов принадлежит Иоанну Дамаскину. Он изобрел 8 гармоний или гласов и на них положил составленные им воскресные службы, которые образовали так называемый Октоих или Осмогласник. Осмеричное число гласов или напевов Дамаскина вскоре вошло во всеобщее употребление в восточных Церквах и даже принято было отчасти в западных, после чего церковное пение получило большее или меньшее единство и однообразие во всех Церквах. Что касается порядка пения, то он был различен. Пели все присутствующие при богослужении вместе или попеременно, на два хора, начинал петь один певец, а за ним повторял то же самое народ; наконец, пели один или несколько певцов, причем иногда в конце той или другой песни припевал с ним и народ. Ограничение участия народа в богослужебном пении относится ко временам Лаодикийского собора (364 г.), запретившего петь в церкви «иным некоторым», кроме певцов, состоящих в клире²⁵⁸.

В совершении таинств не произошло никаких перемен, сравнительно с первыми веками. Так, чтобы принять крещение, требовалось предварительно пройти степени оглашения, которые были те же, что и в III веке. Только число оглашенных в V веке стало уменьшаться, потому что в V веке окончательно утвердился обычай крещения детей. К этому же времени стал мало-помалу прекращаться распространившийся было в IV веке обычай взрослых откладывать свое крещение на неопределенное время в расчете чрез крещение, принятое перед концом жизни, получить отпущение всех грехов. К обрядам при совершении таинства крещения присоединилось еще дуновение на крещаемого при чтении заклинательных молитв. Обыкновенными временами для крещения были суббота под праздник Пасхи и Пятидесятница; на Востоке – также праздник Богоявления. Вопрос о крещении еретиков, поднятый в III веке, разрешен был окончательно на соборах. Было решено²⁵⁹ всех еретиков, которые извращают христианское вероучение в его сущности и не имеют у себя правильного крещения во имя Отца и Сына и Святого Духа, перекрещивать при обращении их к Православной Церкви, прочих же присоединять только через миропомазание. Относительно миропомазания нужно заметить только, что с V века во многих уже западных Церквах совершали это таинство исключительно епископы. Совершение таинства евхаристии осталось такое же, только богослужение, во время которого оно совершалось, то есть литургия, получило определенность и однообразие. К IV веку в разных Церквах были разные литургии, хотя и сходные в существенном. В Иерусалимской Церкви была своя литургия, по преданию приписываемая апостолу Иакову, в Александрийской – евангелисту Марку, в Римской – святому Клименту, в Испанской и Галльской – тоже свои, сходные с Иерусалимской; в IV веке явились, кроме того, еще новые изложения литургии, в Медиоланской Церкви – Амвросия, в Кесарии Каппадокийской – Василия Великого, в Константинополе – Иоанна Златоуста (сокращение литургии Василия Великого) и, наконец, чин литургии преждеосвященных даров, составленный папой Григорием Двоесловом. Литургии Василия Великого и Иоанна Златоуста с течением времени вошли во всеобщее употребление в восточных Церквах. Прочие таинства – покаяние, священство, брак и елеосвящение – все вообще получили определенный чин, как свидетельствует о том сакраментарий (VI в.) Григория Двоеслова.

Западная церковь, допустившая уже в первые века некоторые особенности в богослужении, в настоящий период продолжала идти по тому же пути отступлений от обще­церковных богослужебных обычаев и порядков. Так, с VII века во всех западных Церквах стала входить в употребление литургия римская, окончательно редактированная папой Григорием Двоесловом, а вместе с нею и богослужебным языком во всех Церквах стал общеупотребительным языком латинский. Несмотря на то, что латинский язык для западных христиан неримского происхождения был непонятен, папы, особенно IX века, настоятельно требовали, чтобы везде богослужение совершалось на латинском языке. Только после усиленных стараний и в виде исключения папа Иоанн VIII дозволил святому Мефодию совершать в Моравии богослужение на славянском языке, с чтением, впрочем, Евангелия по-латыни или по-гречески. Далее, в своем богослужении Западная Церковь допустила излишнюю искусственность, приняв в церковное употребление инструментальную музыку, именно органы. В половине VIII века византийский император Константин Копроним прислал в подарок франкскому королю Пипину орган – инструмент, неизвестный до того времени на Западе, – и с этого времени органы стали входить в богослужебное употребление. Введение опресноков составляет также отступление Западной Церкви от древнего общецер­ковного обычая. Еще в V веке в некоторых испанских церквах стал распространяться обычай совершать евхаристию не на квасном хлебе, а на пресном. В IX и X веках этот обычай распространился во всех западных Церквах, а в половине XI века сделался всеобщим, так что Римская Церковь в спорах с Церковью Восточной горячо отстаивала его законность. Совершение таинства миропомазания исключительно епископами в IX веке также сделалось всеобщим, так что Западная Церковь миропомазания священнического не хотела признавать действительным. Так как епископу невозможно было совершать везде миропомазание вслед за крещением, то эти два таинства на Западе были совершенно отделены одно от другого, и миропомазание (confirmatio), обыкновенно, совершалось над детьми в возрасте от 7 до 14 лет. Наконец, в западных церквах распространился обычай совершать, кроме обыкновенных литургий, еще тайные, частные мессы. Этот обычай восходит к VII веку, когда на Западе в одной церкви стали ставить по нескольку алтарей и явилась возможность на каждом из них совершать особую литургию. Но в Западной Церкви стали совершать несколько литургий не только в один день, что допускала и Церковь Восточная, но и в одно и то же время. При этом во избежание явного безобразия и беспорядка совершали одну главную литургию, или мессу, вслух, а прочие – тайно, шёпотом. Мессы, совершаемые священниками тайно, про себя, без всякого участия в них общества верующих, получили наименование missae privatae. Они совершались обыкновенно за упокой усопших по просьбе частных лиц, в силу того представления, что бескровная жертва, приносимая на литургии, имеет спасительную силу не только для тех, которые присутствуют при литургии и причащаются, но и для тех, которые отсутствуют или умерли.

Заботясь о чистоте нравов своих членов, Церковь в первые три века установила строгую дисциплину относительно их образа жизни и поведения. Она требовала, чтобы все верующие вели жизнь по возможности святую, свободную от грехов. Если же в ней появлялись тяжкие грешники, каковы отступники от Церкви, еретики, блудники, убийцы и тому подобное, то она отвергала их от себя как недостойных членов и затем, когда они желали опять вступить в общество верующих, принимала их после продолжительного, тяжелого испытания и принесения публичного раскаяния. Но уже в III веке назначением особых пресвитеров для кающихся (падших) Церковь отчасти смягчила строгость своего суда. В IV веке, когда членами Церкви делались целые народы во главе со своими правителями, а не отдельные лица, во многих частных случаях неудобно было применять строгую дисциплину, и она была ослаблена еще более. Хотя отлучение от церковного общения грубых, открытых грешников, равно как и степени кающихся, установленные в III веке, существовали и в IV веке, но отцы Церкви, определяя на соборах продолжительность искуса и роды наказаний за те или другие грехи, в то же время нередко предоставляли епископам по их личному усмотрению облегчать участь кающихся. К концу IV века отлучение от церковного общения обыкновенных грешников и затем публичное прохождение «степеней кающихся» с публичным покаянием совсем стало выходить из церковной практики сначала на Востоке, а потом и на Западе. Патриарх Константинопольский Нектарий отменил (390 г.) в своей Церкви должность пресвитеров для кающихся, после чего каждый, по собственному желанию, мог избирать себе духовника и пред ним исповедоваться тайно во всех своих тайных и явных грехах. Примеру Нектария последовали епископы других восточных Церквей. Сообразно тяжести грехов духовники налагали на кающихся разного рода искусы, которые они должны были выполнять тайно, и затем давали им разрешение. В этом случае епископы давали своим пресвитерам определенные наставления относительно самой исповеди и тех наказаний, которые по канонам церковным должны быть налагаемы на кающихся за те или другие грехи. Торжественное же отлучение от Церкви употреблялось в приложении к еретикам и раскольникам и редко к обыкновенным грешникам. На Западе частная тайная исповедь окончательно заменила публичную около половины V века, при папе Льве Великом.

Во II и III веках противниками общецерковной покаянной дисциплины были монтанисты и новациане. В IV веке такими противниками являются донатисты. В сущности донатисты проводили те же мнения, что монтанисты и особенно новациане, и самый раскол донатистов, можно сказать, был возобновлением раскола новацианского, только в другой стране и под другим названием. Донатисты, как и новациане, смешивали понятие о Церкви видимой с понятием о Церкви невидимой, перенося на первую признаки последней – чистоту, святость и прочее. Так, принявши за основание, что Церковь должна быть святою, они полагали святость ее в святости ее членов. Поэтому если Церковь терпит в своей среде грешников, каковы, например, отступники от веры и предатели во время гонений, то она, по мнению донатистов, перестает быть святой. Даже самые таинства Церкви, совершаемые грешными и порочными священнослужителями, по их понятию, теряют характер святости и становятся недействительными. Выходя из таких воззрений, донатисты требовали совершенного исключения из Церкви всех грешных членов и никак не допускали снисходительной покаянной дисциплины. К этим чисто новацианским воззрениям они присоединили еще новое, именно, что Церковь должна жить совершенно отдельной от государства жизнью, как было в первые три века, не смешивая своих интересов с интересами государства. История раскола донатистов следующая. В гонение Диоклетиана в числе христиан Африканской Церкви были фанатики, проникнутые взглядами Монтана на мученичество, которые сами искали мученических вен­цов. Карфагенский епископ Менсурий и его архидиакон Цецилиан не одобряли фанатизма христиан. Менсурий даже не считал предосудительным употреблять благоразумные средства к освобождению от преследований; так, он отдал сыщикам вместо Священного Писания, которое просили у него, еретические сочинения, и сыщики не тревожили его более. Но партия фанатиков была недовольна таким поведением своего епископа и его архидиакона и ожидала только случая заявить свое недовольство. В 311 году Мен­сурий умер; преемником его был выбран Цецилиан и посвящен Феликсом, епископом Аптунтским, человеком одинакового с ним образа мыслей. Теперь-το и выступила партия недовольных. Она нашла поддержку в епископах Нумидии, которые, прибыв в Карфаген, устроили собрание, на котором объявили рукоположение Цецилиана недействительным, так как он принял посвящение от Феликса, обвинявшегося в изменничестве. Но когда Цецили­ан выразил желание принять от них новое посвящение, то и его обвинили как предателя и отлучили от Церкви. На место Цецилиана выбрали нового епископа, чтеца Майорино. Таким образом, в Карфагене явилось два епископа. Разделение скоро распространилось по всей Северной Африке. Обе партии стали искать поддержки в других Церк­вах. Император Константин, который тогда только что объявил себя в пользу христиан, решительно высказался против Майорина. Но Майорин просил его расследовать обвинения, выставляемые против Цецилиана. Константин поручил римскому епископу Мельхиаду с пятью галльскими епископами разобрать дело. Цецилиан должен был явиться в Рим с десятью епископами, которые бы выставили против него обвинения, и десятью другими, которые бы защищали его. В 313 году в Риме состоялся собор, на котором Мельхиад пригласил еще пятнадцать итальянских епископов. Донат, епископ Казы, что в Нумидии, был главным обвинителем Цецилиана и душой противной партии. Но его обвинения не были найдены основательными, и Цецилиан был оправдан. Затем по поручению Константина, вследствие апелляции Майорина, дело о посвящении Цецилиана разбиралось на соборе в Арлесе (314 г.); и здесь Феликса, посвятившего Цецилиана, нашли невиновным в предательстве. Наконец, когда раскольническая партия обратилась к непосредственному суду императора, он выслушал обе стороны в Медиолане (316 г.) и снова решил дело в пользу Цецилиана. Между тем Майорин умер (315 г.), и его место во главе раскола занял Донат, прозванный своими приверженцами Великим, человек пылкий, суровый. Этот Донат, принявший епископское посвящение от другого Доната, епископа Казы, сообщил свое имя расколу. Он убедил своих сообщников не покоряться решению императора. Дело приняло новый оборот. Против раскольников были изданы строгие законы, стали отнимать у них церкви, епископов их ссылать в заточение и прочее. Но преследования только раздражали их. Произошло большое возмущение; в Нумидии образовались шайки раскольников, к которым примкнуло еще множество бежавших рабов. Большими скопищами ходили они по стране, нападая как на языческие, так и христианские храмы и особенно на церковные власти. Смерть они презирали, потому что искали мученических венцов. Сами себя раскольники называли воинами Христовыми, а у пра­вославных известны были под именем циркумцеллионов (circumcelliones), так как они бродили вокруг хижин посе­лян. При таком положении дел Константин решился прекратить преследования и в 321 году предоставил донатистам полную свободу, которой они пользовались до конца его жизни. Преемник Константина, западный император Констанс, хотел было привлечь донатистов к Православной Церкви подарками на бедных и храмы. Но Донат отослал их назад и затем и он сам, и другие донатистские епископы стали проповедовать, что Церковь не имеет ничего общего с императором, что общения Церкви с государством не должно быть, что Церковь в порабощении у государства и тому подобное. Теперь император приказал уже силой восстановить в Африке церковное единство. Опять стали отнимать у донатистов церкви, опять начались ссылки епископов; между прочим, сослан был сам Донат. С другой стороны, циркумцеллионы опять начали религиозную войну. При этом они доходили иногда до такого фанатизма, что в случае нападения правительственных войск, не имея возможности защищаться, сами бросались с утесов и в огонь, считая свою смерть мученичеством. В таком же положении было дело и при Констанции до вступления на престол Юлиана (361 г.), который по просьбе донатистов издал указ, отменявший все крутые меры, принятые против них в предшествовавшее царствование. Донатисты получили свои церкви и свободу отправлять богослужение. При последующих императорах раскол усиливался все более и более. К концу IV века донатисты считали у себя сотни церквей. Православные епископы старались было действовать на раскольников силою убеждения. Так, Августин, бывший (365 г.) епископом в городе Иппоне в Нумидии, неутомимо трудился над обращением их, – писал в опровержение их сочинения, входил с ними в диспуты и прочее. Но ничто не помогало; обращались только отдельные личности. Сам Августин на Карфагенском соборе (405 г.) согласился, что против донатистов следует принимать крутые меры. Действительно, император Гонорий поднял новое преследование. В 411 году по желанию Августина состоялся, наконец, торжественный диспут между православными и донатистами. Хотели обсудить и решить дело мирным путем. В Карфагене собралось на собор 286 епископов православных и 279 донатистских; тут же присутствовал императорский чиновник Марцеллин. Споры продолжались три дня; со стороны православных особенно выдавались Августин и Аврелий, епископ Карфагенский, со стороны раскольников – Примиан и Петилиан. Главными опорными вопросами были следующие: были ли предателями Феликс и Цецилиан и перестает ли Церковь быть святою, если в ее лоне есть недостойные члены? Все рассуждения и споры не привели ни к чему; каждая сторона осталась при своем. Марцеллин, впрочем, решил, что победа осталась за православными. Донатисты апеллировали к Гонорию, но тот утвердил заключение своего уполномоченного и издал против них строгий указ. Затем вскоре Северную Африку заняли вандалы. Донатисты надеялись было, что вандалы как еретики (ариане) пощадят их, но они преследовали как их, так и православных. Донатистские общества существовали до VII века.

Как в первые века, так и теперь христианство, когда было принимаемо и усвояемо надлежащим образом, оказывало свое благотворное влияние на жизнь. Его высокие нравственные начала находили и теперь прекрасное осуществление в жизни как целого христианского общества, так и отдельных личностей. Так мы видим, что христианское правительство Греко-Римской империи под влиянием христианских нравственных начал издает благодетельные для общества законы, например об ограничении рабства, облегчении участи пленных и рабов, против гладиаторских зрелищ и тому подобное. Общество начинает устраивать свою жизнь сообразно христианским требованиям. Страсть к безнравственным театральным зрелищам, укоренившаяся в греко-римском обществе, постепенно ослабевает, и место зрелищ занимают благочестивые христианские деяния, каковы, например, путешествия к святым местам; благотворительность общественная и частная возрастает; семейный гнет и произвол уступают место христианской любви; женщины выходят из того рабского положения, в котором они находились в языческом мире, и как жены и матери занимают в семье почетное место; отношения отцов к детям и детей к отцам становятся гуманнее и тому подобное. Многие примеры из жизни христиан IV и последующих веков вполне подтверждают это. На первом месте пред нами стоят великие отцы Церкви, которые навсегда остались образцами благочестивой и святой жизни (со многими из них мы встречались уже в настоящем отделе истории). Далее, мы видим множество страдальцев за веру и благочестие, как, например, во времена Юлиана и еретиков-императоров (когда многие христиане считали за лучшее лишиться житейских выгод, чем изменить своим религиозным убеждениям) или во время гонений вне пределов Римской империи (например, в Персии); все они отличались теми же добродетелями, как и мученики первых веков. Наконец, семейная жизнь христиан представляет немало примеров благочестия и святости. Такие благочестивые женщины, как Нонна, мать святого Григория Богослова, Анфуса, мать святого Златоуста, Моника, мать блаженного Августина, и другие, представляют собою прекрасный образец христианских матерей и жен. Вообще женщины по преимуществу были представительницами благочестия в семейной жизни; занимаясь в тиши и уединении воспитанием своих детей, они полагали в них первые семена благочестия.

Но, с другой стороны, нельзя сказать, чтобы жизнь христиан IV и последующих веков была такова же, как и в первые века. Христианское общество первых веков по всей справедливости может быть названо обществом святых. Уклонений от требований христианской жизни там было немного, тогда как теперь среди чистой пшеницы встречается много плевелов. В IV веке христианство сделалось религией государственной; вследствие этого язычники стали вступать в Церковь вдруг большими массами. В числе их много было таких, которые принимали новую веру не по убеждению в ее истинности и превосходстве, а по житейским расчетам и выгодам. Такого рода люди усваивали себе только внешность христианскую, не заботясь о внутренней благочестивой настроенности, и, сделавшись христианами, в сущности оставались язычниками, с языческими обычаями, привычками, предрассудками и суевериями. Посещая в христианские праздники церкви, они не отказывались посещать языческие зрелища. Принимая христианские таинства, они смотрели на них как на языческие волшебные действия и были убеждены, что одно только принятие их, без собственного нравственного усовершенствования, избавит их от всех грехов и спасет от всяких несчастий. Все благочестие, по понятиям таких полухристиан, заключалось в исполнении предписаний обрядового закона – в содержании постов, вычитывании молитв, хождении в церковь, в пожертвованиях на церкви и прочем. Мало-помалу такие взгляды на благочестие и добрые дела распространились между многими, преимущественно людьми светскими, преданными мирским занятиям и удовольствиям, и остались господствующими надолго как в восточных Церквах, так и в западных.

Монашеский образ жизни, начало которому положено было еще в III веке, в IV веке получает полное развитие. Ослабление строгости христианской жизни со вступлением в Церковь таких язычников, которые и в христианстве заботились только о мирских интересах, побуждало ревнителей благочестия уходить из городов и селений в пустыни, чтобы там, вдали от мирских волнений, проводить жизнь в подвигах самоотречения, молитве и размышлениях о Боге. В ряду таких подвижников первое место занимает преподобный Антоний Великий, по справедливости считающийся основателем монашества. Он родился в Египте в 251 году, в богатом христианском семействе. Когда ему было восемнадцать лет, родители его умерли, и он сделался наследником значительного состояния. Но сердце Антония не лежало к земным благам. Однажды, придя в церковь, он услышал слова Евангелия: «Если хочешь быть совершенным, пойди, продай имение свое и раздай нищим, и будешь иметь сокровище на небесах; и приходи и следуй за Мною»²⁶⁰). Это изречение благочестивый юноша принял как божественное призвание к жизни самоотреченной и поступил так, как было сказано: продал свое имение и деньги роздал бедным, а сам удалился к одному старцу отшельнику, обитавшему вблизи его родного селения, и под его руководством предался подвижнической жизни. Но, стремясь к совершенному уединению, юный подвижник скоро оставил старца и поселился сначала в пустой гробовой пещере, а потом в развалинах старой крепости на восточном берегу Нила, где не было ни одного человеческого жилища. Двадцать лет прожил в этих развалинах святой Антоний в совершенном уединении, подвизаясь в посте и молитве и подвергая себя всевозможным лишени­ям. Только два раза в год некоторые из его друзей приходили к нему сюда и приносили ему хлеб, получая взамен того сделанные руками преподобного корзины. Суровая отшельническая жизнь, какую вел преподобный, проходила, однако, для него не без тревог и волнений. С одной стороны, великий подвижник нередко подвергался искушениям от демонов, наводивших на него страх и ужас разными чудовищными привидениями, а с другой – его душу смущали собственные его помыслы об удовольствиях и наслаждениях, оставленных им в миру. Однажды в порыве глубокого уныния от осаждавших его мирских пожеланий он воскликнул: «Господи, что мне делать? Хочу спастись, но помыслы мешают мне!» После этих слов преподобный вдруг увидел пред собою человека, который работал, а затем начал молиться, после же молитвы снова начал работать. Это видение вразумило Антония: он понял, что постоянный труд и молитва самое лучшее средство успокоить душу и очистить сердце от нечистых пожеланий. Увеличив свои труды и усилив молитву, он, наконец, укрепился настолько в духовной жизни, что ни демонские искушения, ни собственные его помыслы не тревожили его более. Слава о необыкновенной жизни Антония между тем распространилась по всему Египту, и многие из христиан стали посещать его, а некоторые пожелали даже поселиться около него, чтобы под его руководством вести такую же подвижническую жизнь. Антоний согласился принять на себя обязанность руководителя в отшельнической жизни, и вокруг него образовалось целое общество учеников-по­движников. Это была первая монашеская община (305 г.). Подробных правил относительно монашеской жизни Антоний не давал своим ученикам, но в общем виде он точно определял те требования, какие они должны были выполнять, чтобы достигнуть высшего нравственного совершенства. Так, он словом и примером собственной жизни заповедовал им полное отречение от всех земных благ, совершенную преданность воле Божией, молитву, уединенные размышления о Боге и мире духовном, телесный труд и прочее. Чрез шесть лет (312 г.) после основания монашеской общины преподобный Антоний, обеспокоиваемый множеством посетителей, удалился из развалин крепости в так называемую внутреннюю пустыню, отстоявшую на три дня пути к востоку от места его последних подвигов, и поселился в одной горной пещере. Только по временам приходил он к оставленной им братии для назидания и укрепления ее в духовной жизни. Но народ нашел его и в новом его уединении, тем более что Господь сподобил великого подвижника дара чудотворения и прозрения. Люди всех сословий, богатые и бедные, знатные и незнатные, приходили к нему в пустыню, одни – чтобы видеть святого мужа, другие – чтобы получить от него совет, утешение или исцеление. Приходили к нему даже языческие ученые, привлекаемые его славою, и вступали с ним в споры о вере. Антоний, глубоко изучивший человеческую природу и уединенными размышлениями достигший полного христианского ведения, своими простыми безыскусными рассуждениями всегда одерживал над ними верх. Слава Антония была так велика, что даже сам император Константин обращался к нему с письмом, в котором называл его отцом и убеждал писать к себе о нуждах. Но Антоний, порвавши все связи с миром, не хотел было даже принять письма и только по убеждению братии принял и написал ответное письмо, в котором, верный самому себе, хваля благочестие царя, советовал ему не превозноситься царским званием, так как цари земные имеют над собою Царя Небесного, Иисуса Христа. В течение своей долговременной отшельнической жизни преподобный Антоний только два раза оставлял свою пустыню и появлялся в миру. В первый раз он приходил в Александрию в 311 году, во время гонения Максимина, чтобы ободрить и утешить страдальцев за веру, а во второй раз – тоже в Александрию в 351 году, чтобы поддержать православных в борьбе с арианами. В последний раз появление в шумном городе уважаемого столетнего пустынника было особенно благодетельно для Церкви; в несколько дней он обратил ко Христу значительное число язычников и еретиков. В последние годы своего пребывания во внутренней пустыне преподобный Антоний встретил там Павла Фивейского, еще прежде него начавшего подвижническую жизнь и до встречи с ним не видавшего человеческого лица; по сказаниям житий, Антоний и похоронил Павла. Сам Антоний, проживши в пустыне более 85 лет, мирно скончался в 356 году в глубокой старости (105 лет).

Преподобный Антоний основал иночество отшельническое, скитское. По установленному им порядку подвижники, находясь под руководством одного старца, аввы (отца), жили отдельно друг от друга в хижинах или пещерах и предавались подвигам уединенным. Такие подвижнические общины назывались лаврами. Но еще при жизни преподобного Антония появился другой род иноческой жизни – иночество общежительное. Подвижники, собираясь в одну общину, под управлением одного аввы²⁶¹ проводили жизнь вместе в одном или нескольких помещениях, следуя одним общим правилам. Такого рода общины назывались киновиями (κοινόβια), монастырями (μοναστήρια). Основателем монашества общежительного был преподобный Пахомий Великий (292 – 348 гг.). Он был родом из Верхней Фиваиды, родители его были язычники, и сам он был в молодости язычником. Состоя на военной службе, он во время одного похода имел случай познакомиться с христианской благотворительностью, пожелал сделаться христианином и, действительно, по окончании военной службы крестился. Слава египетских подвижников привлекла его к иноческой жизни. Ознакомившись с подвижнической жизнью в Фиваидской пустыне под руководством одного старца, Пахомий для дальнейших подвигов избрал уединенное место при реке Ниле, известное под названием Тавенны. Сюда пришел к нему брат его, Иоанн, и они жили и подвизались вдвоем, доставая пропитание трудами рук своих. Здесь же у преподобного Пахомия созрела мысль основать иночество общежитель­ное. На одном острове Нила он начал устраивать монастырь, в котором бы желающие подвизаться жили вместе. Слава о подвигах Пахомия скоро привлекла к нему множество учеников, так что построенный им монастырь не мог поместить всех желающих, и он принужден был основать еще несколько новых монастырей не в дальнем расстоянии друг от друга на берегах Нила. Он устроил также и женский монастырь на другом берегу Нила; в нем первой жительницей была сестра Пахомия. В своих монастырях Пахомий ввел определенные правила монашеского общежития. Это первый иноческий устав. Все общество монахов, разделенное Пахомием на 24 класса по степени развития их духовной жизни, находилось под управлением одного общего аввы, каковым был при жизни своей Пахо­мий. Ему принадлежал главный надзор над всей братией. Далее, каждый монастырь имел своих второстепенных начальников, называвшихся настоятелями и игуменами. Они находились в подчинении у главного аввы и доносили ему о состоянии своих монастырей. В монастырях были еще экономы с помощниками, заведовавшие хозяйственной частью. А так как каждый монастырь делился на несколько общин, состоящих из трех или четырех домов, и в каждом доме было по несколько келлий, в которых жило по два и по три монаха, то были еще в каждом доме частные надзиратели, подчиненные настоятелям монастырей. Начальствующие лица должны были быть образцами строгой жизни для остальной братии. Под руководством своих начальников монахи должны были проводить жизнь в молитве, чтении книг духовного содержания, особенно Священного Писания, и трудах. Общественное богослужение совершалось два раза в сутки – днем и ночью. Монахи собирались в церковь по данному знаку, скромно и в молчании, читали Священного Писание и молитвы, пели псалмы. В первый и последний день недели они причащались святых таин, причем литургия совершалась обыкновенно соседними пресвитерами из сел, так как Пахомий, опасаясь проявления в братии духа любочестия, не допускал, чтобы кто-либо из них принимал пресвитерский сан, как и сам не принял его. Кроме того, иноки должны были совершать молитвы отдельно в каждом доме пред отходом ко сну и после сна. После молитвы или богослужения настоятель предлагал братии беседы об истинах христианских. Чтением монахи занимались в своих келиях во время, свободное от молитвы и от работ. Книги они получали из монастырской библиотеки от эконома. Работы, которыми занимались монахи, были разного рода. Они возделывали землю, разводили сады, работали в кузницах, мельницах, кожевнях, плотничали, валяли сукна, плели корзины и циновки. Вообще, иноки занимались всякого рода трудом, необходимым для содержания целого общества; сторонних средств к жизни у них не было никаких. На работу они выходили в порядке и молчании, вслед за своим настояте­лем. Молчание, вообще, предписывалось во всякое время, во избежание пересудов. Все эти обязанности иноки должны были исполнять с безусловным послушанием, по данному знаку. Послушание, от которого зависит весь порядок монашеской жизни, предписывалось самое строжайшее. Без позволения начальников никто из братии не только не мог выйти из монастыря, но не мог даже начать новой работы или перейти с одного места на другое. Одежду иноки носили все одинаковую и самую простую. Нижняя одежда была льняная, хитон без рукавов, верхняя – кожаная; на голову надевалась волосяная шапочка – кукуль, а на ноги сандалии. Эта одежда никогда не снималась, даже во время сна. Постелей для сна у иноков Пахо­мия не было, а были седалища с наклонным задником и двумя загороженными стенками; подстилать дозволялось только рогожу. Вставали иноки задолго до рассвета. Пища употреблялась иноками самая простая, однажды в сутки, обыкновенно в полдень. Это – хлеб, маслины, сыр, овощи и плоды. В субботу и воскресенье была, впрочем, вечерняя трапеза. Ели все вместе в молчании, опустивши на лицо покрывала, так что не могли видеть, как и что кто ест. Па­хомий, предлагая братии все необходимое для поддержания жизни, предоставлял каждому по своей воле умерщвлять свое тело, но в то же время он осуждал тех, которые принимали пищу с жадностью. Одним из главных обетов иноческих Пахомий поставлял в своих правилах совершенную нестяжательность. Вступающему в общину монахов не дозволялось приносить в монастырь никаких имуществ; даже одежда мирская вновь прибывшего отдавалась неимущим мирянам. Монахи не должны были иметь ничего собственного. Работа, исполненная тем или другим братом, принадлежала не ему, а всей общине. Считалось важным преступлением, если кто из братии сберегал у себя в келлии деньги, хотя бы самую малую монету. Все необходимое для жизни – пищу, одежду – иноки получали из общих средств монастыря. Экономы распоряжались снабжением братии пищей и одеждой из материалов, заготовленных в монастыре или купленных ими на стороне на деньги, вырученные от продажи иноческих изделий. Для того чтобы все эти строгие правила выполнялись неизменно иноками, Пахомий установил, чтобы вступающие в его общину не прежде были принимаемы, как после годичного испытания чрез опытных старцев их готовности вести жизнь согласно этим правилам. При жизни преподобного Пахомия основанное им на таких началах общество монахов возросло до 7000, а через сто лет после него – до 50000.

И отшельническое, и общежительное монашество скоро распространилось по всему Египту и даже перешло отсюда в другие страны. Так, Аммон основал общество пустынножителей на горе Нитрийской с прилегающей к ней пустыней, Макарий Египетский – в так называемой пустыне Скитской, где было много замечательных по­движников. Иларион, любимый ученик Антония, перенес монашество на свою родину, в Палестину, где около Газы основал монастырь. Отсюда монашество распространилось по всей Палестине и Сирии. Василий же Великий, совершивший путешествие по Египту и Палестине и ознакомившийся с тамошней монашеской жизнью, распространил монашество в Каппадокии – как мужское, так и женское. Устав, который он дал своим монахам, скоро распространился по Востоку и был всеобщим. В V веке уже весь Восток был усеян множеством монастырей. Из подвижников V века замечательны: Исидор Пелусиот, Симеон Столпник, Евфимий, Савва Освященный и многие другие. Иси­дор, человек богословски и философски образованный, удалившись в египетские пустыни, проводил жизнь подобно Иоанну Крестителю: одевался в одежду из жесткого волоса и питался только кореньями и травами. Выбранный настоятелем одной монашеской общины, он вел такую же суровую жизнь и располагал к тому же братию. Симеон, родом сириянин, много лет подвизался в молитве, не сходя со столпа и перенося голод и все атмосферные перемены. Он положил начало новому роду подвижничества – столпничеству. Евфимий, основатель палестинской Лавры, за свои подвиги получил дар чудотворений. Савва, ученик Евфимия, начал пустынническую жизнь с восьми лет. Он основал множество монастырей в Палестине и ввел в них определенный богослужебный устав. Наконец, кроме столпничества, в V столетии явился еще особый род подвижничества – это в обителях неусыпающих. Один инок, Александр, устроил такой монастырь, в котором богослужение совершалось непрерывно, в течение целых суток. Богатый константинопольский житель Студий, которому понравился такой порядок, построил в Константинополе монастырь и пригласил поселиться в нем общину неусы­пающих. Этот монастырь получил название Студийского. В VI веке были замечательными подвижниками: Симеон Юродивый, принявший на себя новый подвиг – юродства – и достигший полного бесстрастия, и Иоанн Лествичник, много лет подвизавшийся на горе Синайской и написавший сочинение, известное под названием «Лествица», в котором изобразил степени духовного восхождения к нравственному совершенству; в VII веке – Алипий Столпник, подвизавшийся на столпе более пятидесяти лет. В конце VIII и начале IX века представителем строгой монашеской жизни был известный поборник иконопочитания – Феодор Студит. Из его монастыря, славившегося строгостью иноческой жизни, выходило много подвижни­ков благочестия, например в IX веке Николай, подвергавшийся истязаниям за иконопочитание, Иоанникий, прославившийся даром прозрения, и другие. В IX же веке делаются известными пустынники на Афоне. Таковы – святой Петр (IX в.), подвизавшийся здесь с лишком пятьдесят лет в одиночестве, и святой Афанасий (X в.), устроивший на Афоне монастырь, в котором вскоре появилось множество подвижников.

На Западе монашество распространилось с Востока. В первый раз познакомил Запад с восточной монашеской жизнью святой Афанасий Великий во время своего пребывания там жизнеописанием преподобного Антония, переведенным на латинский язык. Далее, во время арианских смут (около половины IV в.), многие западные епископы были удаляемы на Восток, где знакомились с монашеской жизнью, и, возвращаясь домой, заводили у себя монастыри. Таков, например, Евсевий, епископ Верчелльский. Кроме того, такие великие мужи, как Амвросий Медиоланский, Иероним, Августин, Мартин, епископ Турский, в конце IV века имели большое влияние на развитие в западном обществе расположения к монашеской жизни. Иероним, проживавший долгое время на Востоке в Виф­леемском монастыре, своими письмами оттуда о тихой монашеской жизни побудил многих знатных римских мужчин и женщин начать монашескую жизнь. У Мартина Турского при его жизни было уже до 2000 монахов. Но гораздо более имел успеха Иоанн Кассиан в начале V века. Он был человек образованный, путешествовал по Востоку, познакомился с правилами общежительных монастырей и перенес их в южную Галлию, где в Массилии (Марселе) основал два монастыря. Но вообще монашество на Западе не встретило сначала такого сочувствия, как на Востоке, и распространялось гораздо медленнее. Условия жизни и климат на Западе были другие, чем на Востоке, поэтому восточное подвижничество прививалось там труднее. Организатором западного монашества в формах несколько измененных, сравнительно с монашеством восточным, был Бенедикт Нурсийский. Он (род. ок. 480 г., † 543 г.) происходил из благородной фамилии в итальянской провинции Нурсии. Родители отправили его в Рим для воспитания. Здесь он увидел распущенную жизнь шумного города и, сравнивая ее со святой жизнью восточных отшельников, с которой познакомился по слухам и через чтение, решился удалиться в пустыню. Ему было только четырнадцать лет. За несколько миль от Рима, в уединенном месте, он встретил старца Романа, монаха близлежащего монастыря, и открыл ему свое намерение вести подвижническую жизнь. Тот удивился такой ревности мальчика, но все-таки указал место в одной пещере при подошве горы. Бенедикт поселился здесь и, желая подвизаться в совершенном уединении, устроил так, что Роман приносил ему хлеб и передавал его по веревке, спуская ее со скалы. Случайно пастухи открыли Бенедикта. Слава о таком пустыннике распространилась. Несмотря на его молодость, монахи соседнего монастыря выбрали его своим настоятелем. Но когда Бенедикт стал вводить в монастыре строгие порядки, те же монахи вооружились против него, так что он должен был бежать; он ушел в область Флоренции и основал здесь двенадцать монастырей, поместив в каждом по двенадцати монахов. Он прибрел такое уважение, что к нему отдавали на воспитание своих детей многие знатные римляне. Но зависть соседнего флорентийского духовенства заставила его бежать и отсюда. На этот раз он нашел себе убежище в одном диком месте в развалинах древней крепости, Castrum Cassinum, лежавшей на высокой горе, и основал здесь монастырь. Это знаменитый впоследствии Монте-кассинский монастырь. Зная по опыту, что аскетическая монашеская жизнь Востока туго прививается на Западе, Бенедикт пришел к мысли изменить несколько условия монашеской жизни. В правилах, которые составил он (529 г.) для своих монахов, он не требует от них тех лишений, которые имели место на Востоке, а заповедует единственно порядок, умеренность и трудолюбие. По его правилам каждый, вступающий в монастырь, должен был в течение года выдержать испытание (новициаты) и затем дать клятву, письменно изложенную, что будет выполнять все монашеские правила и никогда не оставит монашеского звания. Заниматься монахи должны были обработкой полей, чтобы достать средства к пропитанию, изучением Священного Писания и вообще христианского вероучения, переписыванием книг, воспитанием детей. Впоследствии к этим занятиям бенедиктинских монахов присоединились еще миссионерская деятельность и занятия светскими науками. Имущество монахов должно было быть общим. Все монахи должны были находиться в безусловном повиновении у настоятеля, с отречением собственной воли. Правила Бенедикта вошли во всеобщее употребление на Западе. Практическое направление, данное Бенедиктом западному монашеству, имело своим последствием то, что западное монашество приобрело большое влияние на ход церковных дел и особенно на ход общественного образования.

Христианская жизнь в Западной Церкви в ΙΧ-ΧΙ веках представляет явление безотрадное. Новые народы Запада, едва вышедшие из состояния дикости, принявши христианство и выполняя, хотя небрежно и не всегда, обрядовую сторону, остались по-прежнему со своими языческими понятиями о нравственности и со своими обычаями. Разного рода злодеяния – грабежи, убийства и тому подобное у всех, особенно у средневековых феодалов, были самым обыкновенным делом. Языческие суеверия остались в силе и теперь, только приняли христианскую форму. Так, Священное Писание сделалось оракулом для желающих узнать судьбу; например, человек, решавшийся на важное и опасное предприятие, брал Библию и первое попавшееся место Священного Писания считал для себя предсказани­ем. Языческий суеверный обычай германских народов узнавать правую и неправую сторону в спорном деле посредством испытания огнем, водою горячею и холодною и тому подобным остался во всей силе. Только такого рода испытания получили название судов Божиих (ordalia). Эти суды допускаемы были не только в гражданской, но и церковной судебной практике в IX-XI веках. Западное духовенство в большинстве, начиная от пап и кончая низшими клириками, не только не имело нравственного влияния на массу, но своей безнравственной жизнью действовало на нее даже развращающим образом. Только суровая церковная дисциплина сдерживала еще несколько буйство феодалов и народных масс. С VIII века на Западе стала входить в церковную практику строгая покаянная дисциплина первых веков, хотя с некоторыми особенностями. Отлучения или, так называемые на Западе, экскоммуникации, падавшие не только на еретиков, но и на всех открытых грешников, получили теперь в Латинской Церкви значение не простого отделения недостойного члена от общества верующих, как это было в древней Церкви, а наказания. Отлучение было двух родов – малое и великое. Первому подвергался открытый грешник, добровольно подчинявшийся церковному суду. Он лишаем был на некоторое время таинства причащения, должен был поститься и тому подобное, и затем, по прошествии срока наказания, принимался в общение после публичного покаяния. Второму – подвергался грешник, не хотевший подчиниться церковному суду. Епископ, или даже сам папа, торжественно провозглашал анафему такому грешнику, и он не только лишался церковного общения, но и политического; никто, даже родственники, не должны были входить с ним ни в какие сношения. Если грешник принадлежал к высшему классу общества, или даже был в числе владетельных особ, и если анафема не производила на него никакого действия, что случалось нередко, то Церковь налагала запрещение (интердикт) на всю страну или область, в которой он совершил преступление. В странах, на которые падало запрещение, совершение богослужения прекращалось, церкви отпирались только однажды в день для покаянной молитвы, умершие взрослые хоронились без отпевания, кроме священников и монахов, браки не венчались и прочее. Такого рода запрещение почти всегда достигало цели: грешник, из-за которого оно налагалось, под влиянием общественного негодования на религиозное стеснение, волей-неволей покорялся церковному суду, переносил церковное наказание и подвергался публичному покаянию.

Что касается западного монашества, то нравственная порча, господствовавшая во всех сферах западной церковной жизни, коснулась и его. Правила Бенедикта Нурсийского были забыты. Монастыри, во главе со своими аббатами, подобно епископам ставшие в вассальные отношения к королям и князьям, приобрели большие имения, а чрез них и богатства. Общение имущества прекратилось; монахи начали вести жизнь роскошную и распущенную. Об умственном и физическом труде не было речи. Аббаты монастырей, подобно светским вассалам, занимались охотой, ходили на войну со своими феодалами и так далее. Вследствие такого извращения монастырской жизни явились попытки восстановить древний устав Бенедикта Нурсийского. Из таких попыток заслуживают внимания следующие. Один французский аббат, Бенедикт Анианский († 821 г.), редактировал вновь устав Бенедикта Нурсийского и стал было вводить его в монастырях западной Франции, порученных ему Людовиком Благочестивым, но не имел успеха. Это была первая конгрегация, когда несколько монастырей было соединено под управлением одного общего настоятеля. Удачнее была попытка аббата Бернона, прежде бургундского графа. В 910 году он основал монастырь в Клюньи, в Бургундии, в котором ввел устав Бенедикта. Его преемник Одон († 942 г.) распространил клюнийские порядки в других монастырях, так что составилась новая конгрегация монастырей под управлением клюнийского аббата. Монахи этой конгрегации с успехом занимались воспитанием детей и приобрели большое влияние на общество. Все эти попытки направлены были к тому, чтобы преобразовать монашество по правилам Бенедикта. Но в начале XI века были даже попытки восстановить древнее восточное отшельничество. Некто Ромуальд, из рода герцогов равеннских, начал вести пустынническую жизнь на Апеннинах, собрал вокруг себя таких же ревнителей благочестия и в 1018 году основал в равнине Мальдоли монашеское общество, известное под названием Камальдольского ордена. Это второй монашеский орден в Западной Церкви после Бенедиктинского. Монахи этого ордена отличались строгостью жизни.

Римская империя в дохристианский и христианский период резко разделялась на две половины – Восточную и Западную. Это разделение обусловливалось разнородностью населения той и другой половины; в первой преобладало население греческое, во второй – латинское или олатинившееся, каждое со своим особым характером и направлением жизни и деятельности. Христианская Церковь, распространившаяся во всей империи, в силу той же разности населения империи, а отсюда и разности народных характеров, нравов, склонностей, воззрений и тому подобное, также заметно распадалась на две половины – Восточную и Западную. С самых первых времен христианства мы видим в Церквах восточных и западных некоторые особенности, которые отличали их друг от друга. Из этих особенностей более выдающейся представляется разность в направлении церковного просвещения. Восточные Церкви, допуская участие разума в деле веры, раскрывали и уясняли основы христианского вероучения путем науч­ным. Западные, напротив, отрицая участие разума в деле веры, по большей части чуждались научных исследований о догматах веры и вообще не интересовались отвлеченными богословскими вопросами, но зато обращали большое внимание на внешнюю сторону христианства – на обряды, дисциплину, управление, отношение Церкви к государству и обществу и тому подобное. В восточных Церк­вах при разрешении догматических вопросов явились ереси; на Западе, так как там богословскими вопросами не интересовались, ересей почти совсем не было; там при отсутствии разумного понимания христианства появлялись только расколы. Восточная иерархия стремилась опровергнуть все ереси и установить православное вероучение на прочных началах; западная старалась всевозможными средствами охранить церковные порядки, поставить себя в независимое положение от светской власти и усилить свое влияние на общество и государство. Словом, в Восточной Церкви были свои интересы и стремления, в Западной – свои. Уже эта разность интересов и стремлений Церквей восточной и западной половины империи разделяла их между собой, хотя не настолько, чтобы они могли считать себя чуждыми друг другу. Единство веры, таинств и всего церковного устройства долгое время связывало их в одно целое. Разделение с прекращением всякого общения между Церквами Восточной и Западной могло последовать только тогда, когда со стороны одной какой-либо Церкви было бы нарушено единство веры, таинств и церковного устройства. К несчастью всего христианского мира, Западная Церковь нарушила это единство и отпала от союза с Церковью Восточной. Из прежде сказанного видно, как Западная Церковь мало-помалу в течение нескольких веков произвольно допускала у себя нововведения и искажения в области догматической, обрядовой и канонической. Так, в VI-ΧΙ веках во всех западных Церквах утвердилось учение об исхождении Святого Духа и от Сына (filioque)²⁶². Подобного рода учения, извращавшие основные догматы христианства, вселенская Церковь, со включением и Церкви Западной, всегда признавала еретическими и содержащих подобные учения всегда исключала из своего общества. Далее, Западная Церковь допустила у себя много обрядовых отступлений – пост в субботу, совершение евхаристии на опресноках, совершение миропомазания одними епископами, безбрачие духовенства и тому подобное²⁶³. Наконец, в области канонической Западная Церковь допустила невероятное нововведение, сделав папу главою и верховным судьею всей вселенской Церкви²⁶⁴. Учение о главенстве папы, поставлявшее его выше Вселен­ских соборов, ниспровергало все церковные порядки, установленные апостолами и отцами. Осуществление его на практике могло повести – и повело в Западной Церкви – к искажению всего вероучения, всего христианства, так как одно лицо, всегда могущее заблуждаться, по своему произволу не стесняясь ничем, могло вводить новое учение, новые обряды, новое церковное устройство и, таким образом, могло дать Церкви не тот вид, какой дан ей Основателем ее, Господом Иисусом Христом, и апостолами. Такими заблуждениями и уклонениями от общецерковных порядков, в связи с существовавшей издавна разницей в характере и направлении жизни и деятельности между Восточной и Западной Церквами, Церковь Западная подготовила свое отпадение от союза с Церковью Восточною.

К половине IX века условия, подготовившие разделение Церквей, сложились так, что не доставало только повода, чтобы началось самое разделение. Повод представился скоро. Византийской империей с 842 года за малолетством императора Михаила III управляли его мать Феодора, известная восстановительница иконопочитания, и дядя, кесарь Варда. Последний как человек честолюбивый, стремившийся к единоличному господству, хотел удалить Феодору от дел правления. Воспользовавшись своим влиянием на молодого императора, которого он был воспитателем, Варда успел уговорить его заключить Феодору в монастырь. Но этому воспротивился тогдашний патриарх Игнатий, возведенный (847 г.) на патриаршую кафедру по желанию Феодоры за благочестие и ревность к Православию во время иконоборческих волнений. Варда, разошедшийся с Игнатием еще раньше по поводу того, что тот обличал его в безнравственной жизни, теперь сделался его ожесточенным врагом и, достигнув заключения Феодоры в монастырь, успел низложить и заточить патриарха (857 г.). На место Игнатия Варда поставил Фотия, человека вполне достойного патриаршего престола. Но низложением Игнатия и поставлением Фотия были недовольны очень многие. Игнатия любили за благочестие и строгую жизнь; к Фотию же почитатели Игнатия относились неприязненно, так как он до поставления в патриархи был светским человеком и только перед самым поставлением, в течение пяти дней, прошел все низшие церковные степени. Варда начал крутыми мерами принуждать Игнатия добровольно отказаться от патриаршей кафедры и признать Фотия законным патриархом. Но Игнатий не соглашался. Это еще более раздражало приверженцев Игнатия. Число их возрастало все более и более, так что Константинопольский патриархат разделился на две половины: одни признавали Игнатия законным патриархом, другие – Фотия. Вражда между сторонниками Игнатия и сторонниками Фотия дошла до того, что они стали предавать друг друга проклятию. Для прекращения таких церковных беспорядков император Михаил по совету Варды решился созвать большой собор и пригласить на него папу Николая I. Собор назначен был в Константинополе в 861 году. Папе отправлены были пригласительные письма от императора и патриарха. Хотя в своем письме к папе император скрывал настоящую цель собора, но Николай знал уже об иерархических смутах в Константинополе, и так как он всеми силами стремился к осуществлению идей лжеисидоровских декре­талий о папском всевластии, то поспешил воспользоваться этим случаем, чтобы сделаться судьею Церкви Восточной. Он отправил на собор в Константинополь двух легатов и с ними письма к императору и Фотию. Императору, между прочим, надменно писал, что он будто бы поступил вопреки церковным правилам, низложив одного патриарха и поставив другого без ведома его, папы; а Фотия обличал в честолюбии и незаконном принятии патриаршего сана, так как церковные законы запрещают возводить мирян вдруг на все церковные степени, причем прибавлял, что он до тех пор не признает его патриархом, пока его легаты не разберут всего дела. В 861 году в Константинополе, действительно, состоялся собор, в присутствии папских лега­тов. Но здесь, вопреки ожиданиям папы, восточные отцы действовали независимо от его влияния. Игнатий признан был низложенным, а Фотий – законным константино­польским патриархом. Определения собора с легатами отправлены были к папе для сведения. Фотий присоединил к этому еще свой ответ на письмо папы, в котором с достоинством объяснял, что он принял патриарший сан не по честолюбию, что он не искал его, а его заставили сделаться патриархом. Относительно же заявления папы о нарушении церковных правил при поставлении его в патриархи, Фотий между прочим писал, что правила, запрещающие возводить мирян прямо в сан епископский, как постановления местных церквей, необязательны для Церкви Константинопольской и что практика Церкви Восточной и даже Западной допускала такое поставление. Кроме того, Фотий в своем письме заметил папе, что он, представляя себя заботящимся о церковном мире, сам нарушает его, так как принимает в свое общение беглых духовных лиц Константинопольского патриархата, не имеющих представительных грамот. Николай был крайне недоволен исходом дела на Константинопольском соборе и письмом Фотия. Он, может быть, и признал бы Фотия патриархом, если бы не увидел в нем твердого противника своим притязаниям на главенство в Церкви. Теперь он решается начать борьбу с Церковью Восточной, рассчитывая низложить Фотия и затем подчинить своему влиянию восточные Церкви, как были подчинены западные. В этих видах он написал императору Михаилу письмо, в котором, принимая тон судьи, высказывал, что он не признает определений Константинопольского собора относительно Игнатия и Фотия; что он прежде поручал своим легатам на соборе только разобрать дело, а не решать; что теперь он объявляет Фотия лишенным патриаршего сана, а Игнатия приказывает возвести без всяких исследований на патриарший престол и тому подобное. В письме к Фотию папа опять доказывал незаконность его поставления на патриаршество, замечая, что если в Константинопольской Церкви и нет правил, запрещающих поставлять мирян прямо в епископский сан, то они есть в Церкви Римской, постановления которой как главы всех Церквей должны быть принимае­мы и исполняемы всеми. Затем папа созвал в Риме собор (862 г.) из своих епископов, предал на нем проклятию Фотия и восстановил Игнатия. Не ограничиваясь этим, он разослал еще окружное послание ко всем восточным епи­скопам, приказывая им, прекратив общение с Фотием, сноситься с Игнатием. В Константинополе, конечно, не послушались папы. Император написал ему резкое письмо, в котором, не стесняясь, высказал горькую истину, что он, папа, мешается не в свое дело и что Константинопольская Церковь не признает за ним права быть главою и судьею Вселенской Церкви. Папа ответил таким же резким письмом – и разрыв между Церквами начался.

Вопрос об управлении Болгарской Церковью усилил еще боле неприязненные отношения между двумя Церквами. В 864 году, как известно, принял крещение болгарский царь Борис. За ним стали креститься и его подданные. Первыми проповедниками христианства в Болгарии были греческие миссионеры, первая иерархия также была греческая – греческие епископы и священники. Опасение впасть в политическую зависимость от Константинополя, вместе с зависимостью религиозною, побудило Бориса искать церковного союза с Римом, тем более что римские проповедники проникли уже в Болгарию. Борис отправил (865 г.) посольство к папе Николаю I и просил прислать в Болгарию латинских священников. Николай был обрадован таким предложением и, действительно, послал в Болгарию латинских священников и епископов. Греческая иерархия после этого была изгнана из Болгарии и место ее заступила латинская. Латинские епископы и священники стали вводить в новоустрояющейся Церкви свои заблуждения. Так, они вновь миропомазывали крещеных болгар на том основании, что миропомазание, совершенное над ними священниками, недействительно; установили пост в субботу вместо среды; в первую неделю Великого поста разрешили есть сыр, молоко и яйца; греческих женатых священников называли незаконными; распространяли учение об исхождении Святого Духа и от Сына и тому подобное. Такое самоуправство папы и поведение латинского духовенства в Болгарии произвели в Константинополе неблагоприятное впечатление. Фотий собрал Помест­ный собор, осудил все римские заблуждения и сообщил об этом окружным посланием всем восточным патриархам, приглашая их на новый собор в Константинополе для обсуждения того же вопроса, о заблуждениях Римской Церкви. В 867 году предполагаемый собор открылся в Константинополе. На нем были местоблюстители восточных патриархов, много епископов и даже сам император Михаил с новым кесарем Василием Македонянином. Фотий основательным образом раскрыл перед собором все заблуждения Римской Церкви, а также притязания папы Николая на главенство и происки его на Востоке. Вследствие этого со­бор осудил все заблуждения Римской Церкви, а папу Николая положил низвести с престола, о чем решено было просить западного императора Людовика.

Споры между Церквами, впрочем, скоро приняли другой оборот. Император Михаил III был убит по проискам Василия Македонянина. Василий Македонянин сделался императором. Так как разрыв с папой, виновником которого был Фотий, не входил в его политические расчеты, то он решился для восстановления союза с Римской Церковью низложить Фотия и восстановить Игнатия. Отправлено было посольство в Рим с унизительным для Восточной Церкви письмом императора к папе. Василий Македонянин сам подчинял Восточную Церковь папе, отдавая ему на суд Фотия и прося утвердить Игнатия. Николай не дожил до такого торжества – он умер до приезда посольства. Преемник его, Адриан II, поспешил воспользоваться обстоятельствами, так хорошо сложившимися для Римской кафедры. Он созвал (868 г.) в Риме собор, предал Фотия и его приверженцев проклятию, сжег публично определения Константинопольского собора 867 года против Николая, присланные на его усмотрение Василием Македонянином, и затем отправил в Константинополь своих ле­гатов, чтобы окончательно решить дела Фотия и Игнатия и там доказать свою власть. В Константинополе в 869 году составился собор, считающийся на Западе Восьмым Все­ленским. На этом соборе Фотий объявлен был низложенным и предан проклятию, а Игнатий восстановлен; но, что всего хуже, на этом соборе Восточная Церковь, согласившаяся на все требования папы, подчинилась ему. Легаты, заправлявшие делами собора, толковали только о главенстве папы в духе лжеисидоровских декреталий и постарались даже провести такого рода определение, что даже Вселенский собор не имеет права составлять определений против папы. Греческие епископы только после собора поняли, какую ошибку они сделали. По их представлению, император отобрал было у легатов соборные акты, но потом возвратил. Зато в вопросе о Болгарской Церкви восточные епископы и даже патриарх Игнатий оставались непреклонными. Несмотря на все требования легатов, предъявленные ими после собора в частном совещании с Игнатием и местоблюстителями восточных патриархов, несмотря даже на угрозу их Игнатию, местоблюстители признали справедливым в порядке управления подчинить Болгарскую Церковь Константинопольской. По отъезде легатов Игнатий действительно, отправил в Болгарию греческого архиепископа, который и был там принят по влиянию Василия Македонянина. Вместе с тем из Болгарии латинские священники были удалены. Хотя папа Адриан, узнавший об этом, и запрещал Игнатию вмешиваться в управление Болгарской Церковью, но на его запрещение в Константинополе не обращали внимания. Таким образом, утихшие было споры между Церквами начались снова и усилились, когда Фотий вторично занял патриарший престол (879 г.).

Фотий после низложения в 869 году сослан был в заточение. Свое стесненное положение он переносил с необыкновенной твердостью, не переставая восставать против подчинения Восточной Церкви Римской. Он успел даже возбудить к себе сочувствие сторонников Игнатия и самого императора Василия Македонянина. Последний призвал его из заточения к своему двору и поручил ему воспитание своих детей. В то же время Фотий помирился и с Игна­тием. По смерти Игнатия Василий Македонянин предложил Фотию занять патриарший престол. Теперь Василий Македонянин не дорожил своими мирными отношениями к папе, тем более что бывший в то время папой Иоанн VIII сам находился в стесненных обстоятельствах по случаю нападения сарацин на Италию, – и потому, не стесняясь мнением папы, восстановил Фотия. Для снятия осуждения с Фотия в Константинополе составился в 879 году со­бор. Папа Иоанн VIII по просьбе императора прислал своих легатов. Он согласился признать Фотия патриархом, хотя в своем послании, присланном с легатами, поставил условием, чтобы Фотий свое восстановление признал делом папской милости и отказался от управления Болгарской Церковью. Но на соборе первое условие не было даже предъявлено легатами, так как здесь с первого раза дали понять им, что Фотий, признанный уже в патриаршем достоинстве Константинопольской Церковью, не нуждается в утверждении папы. Относительно же Болгарской Церкви на соборе было объяснено, что разграничение епархий зависит от императора. Папские условия не были, таким образом, выполнены. Но легаты должны были согласиться на снятие осуждения с Фотия и восстановление с ним общения Римской Церкви. Они даже не возражали, когда прочитан был на соборе Никейский Символ без прибавления filioque и подтверждено было не изменять его под угрозой проклятия. Папа Иоанн VIII, получив соборные акты и узнав, что его требования не выполнены, с раздражением потребовал от императора через легата Марина уничтожения постановлений собора. Марина за дерзкие объяснения в Константинополе посадили в тюрьму. Теперь папа ясно увидел, что Фотий не сделает ему никаких уступок и не подчинится его влиянию, и потому предал его новому проклятию. Опять началась полемика между Константинополем и Римом, опять началась распря. Последующие папы также подвергали Фотия проклятию, так что всех папских проклятий, постигших его, насчитывают до 12. Разрыв между Церквами начался.

После Фотия, во второй раз низверженного с престола (886 г.) Львом Мудрым, и до половины XI века сношения между Церквами Восточной и Западной были довольно неопределенны и редки. Сносились с папами только византийские императоры по личным побуждениям. Наконец, в половине XI века начались деятельные сношения, окончившиеся полным разделением Церквей. Папой в это время был Лев IX, а константинопольским патриархом Михаил Керуларий. Лев IX всеми силами старался восстановить поколебавшееся папское влияние как на Западе, так и на Востоке. Константинопольскому патриархату принадлежали в то время некоторые Церкви в Южной Италии – в этих-то Церквах прежде всего Лев IX и старался упрочить свое влияние. Так, в них начали распространяться латинские воззрения и особенно латинский обычай совершать евхаристию на опресноках. Затем папа Лев сделал попытку восстановить против Михаила Керулария патриарха Антиохийского. Михаил Керуларий решился положить конец папским проискам. Он отлучил от святого причащения Аргира, начальника греческих войск в Италии, который содействовал там распространению обычая совершать евхаристию на опресноках; закрыл в Константинополе латинские монастыри и церкви, для прекращения соблазна православных латинским богослужением, и поручил (1053 г.) архиепископу Болгарскому Льву написать обличительное послание против латинских нововведений. Послание Льва дошло до папы и произвело большое волнение в Риме. Папа, хотя и желал по политическим расчетам поддерживать мирные отношения к Востоку, но все-таки в ответ на послание Льва Болгарского писал Михаилу Керуларию, что апостольскую кафедру никто из смертных не может судить, что константинопольский патриарх должен относиться к ней с почтением за преимущества, предоставленные ему папами, и тому подобное. Так как тогдашний византийский император Константин Мономах (1042–1054 гг.) также по политическим расчетам желал быть в мирных отношениях с папой, то папский ответ принят был благосклонно в Константинополе. Даже более, император и папа хотели утвердить прочный мир между Церквами, и для этого папа прислал в Константинополь своих легатов. В числе последних находился кардинал Гумберт, человек горячий и высокомерный. Он и его товарищи относились к Михаилу Керуларию с явным неуважением. Поэтому Михаил Керуларий отказался вести с ними переговоры. Не обращая на это внимания и надеясь на покровительство императора, легаты под видом примирения Церквей начали действовать в Константинополе в пользу Римской кафедры. Так, Гумберт издал опровержение на послание Льва Болгарского, а император распространил его в народе; по настоянию же легатов император заставил монаха Никиту Стифата, автора сочинения против латинян, сжечь свою книгу. Наконец, легаты, не надеясь подчинить своему влиянию патриарха, написали акт отлучения на него и на всю Греческую Церковь, обвиняя ее во всевозможных ересях, положили его торжественно во время богослужения на престоле Софийской церкви и оставили Константинополь. Такой несправедливо-дерзкий поступок легатов вывел из терпения как патриарха и духовенство, так и всех греков. Раздражение было так сильно, что легатам угрожала смерть от оскорбленного народа, если бы не предохранил их император. Михаил Керуларий составил (1054 г.) в Константинополе собор, на котором предал проклятию папских легатов. Затем, разослав ко всем восточным патриархам окружное послание с извещением о происшедшем в Константинополе, а также о притязаниях и отступлениях Римской Церкви, предостерегал их от общения с нею. С этого времени во всех восточных Церквах перестали поминать папу при богослужении и с этого времени Западная Церковь, упорно остававшаяся при своих заблуждениях догматических, обрядовых и канонических, окончательно отпала от союза с Церковью Восточной.