Библия – источник веры

«Я абсолютно верю в Господа Иисуса Христа. После всех размышлений и рассмотрений жизни я могу сказать, что Христос – моя надежда первая и последняя. Если захотите знать о причине такой моей надежды и основании моей веры, я вам скажу: причин и оснований для моей веры много. Вот некоторые.

Я вырос в доме верующих и благоговейных перед Богом людей и жил среди людей, почитавших Бога. Воспитан я в византийской православной традиции, которую высоко ценю, плененный ее красотой, духовным богатством, глубиной и духовным ее трепетным светом, который свидетельствует о Христе Иисусе в каждом движении и слове, в каждой молитве и церковной песне».

Так пишет православный араб, профессор Бейрутского университета Чарлз Малик, вице-председатель Всемирного союза библейских обществ, бывший председателем Генеральной Ассамблеи Организации Объединенных Наций в 1958–1959 годах.

В связи со столетием перевода Ван Дейком Библии на арабский язык Малик говорит, чем для него является Слово Божие. «Я встретился в жизни личной со Христом Господом, прощающим грехи, вычеркивающим их из жизни. Христос меня укрепил в моих трудных жизненных испытаниях и озарил меня, когда все было вокруг темно и я был в страшном одиночестве и во тьме.

Я знаю жизненные пути христовых святых – апостола Павла, блаженного Августина, Иоанна Златоуста, Иоанна Дамаскина, Фомы Аквинского и многих других. Они участвуют в моей жизни. Как облако свидетелей моей веры, они окружают меня. Я радуюсь радостью их сердца, их победе над тьмой мира и диавола. И я радостно удивлен любовью святых, их глубиной, их мудрыми, всеобъемлющими словами на все темы жизни и ответами на все проблемы.

Право, я не знаю, что сталось бы с цивилизацией и историей человечества, если бы это накопленное в веках прямое и косвенное влияние Христово исчезло из литературы и искусства, из жизни человечества, из моральных поступков людей, из творчества, разума и духа.

Я верую во Святую Соборную Апостольскую Христову Церковь и буду веровать. Я вижу ее влияние на историю, знаю ее творчество и содействие тому, что называется порядком, ценностью, справедливостью, реальностью, бытием и непреложностью.

И когда меня спрашивают о корнях этой моей надежды и об источнике этой моей радости и убежденности, я отвечаю просто: ведет меня к этой радости, превосходящей всякую радость, вера в Иисуса Христа и всецелая надежда на Него.

Другой источник моей веры есть Слово Божие, Библия, переводу которой на арабский язык исполнилось столетие. Я люблю эту Книгу. Как не могу я жить без еды, без воды, без воздуха и без доброго друга, так душа моя не может жить и крылья мои не могут меня поднимать ввысь без Библии. Я не могу без нее существовать.

Эта книга от начала до конца говорит об Иисусе Христе. Она Его предчувствует, ожидает и свидетельствует о пришествии Его. Не только я так думаю: это мнение и всех богословов и ученых, знающих Библию лучше меня. Хотя не всякий богослов свят и не всякий святой – богослов, однако и среди богословов есть много святых. И все святые и богословы говорят одно: Библия вся – в Иисусе Христе. И она может быть понята по-настоящему только в Иисусе Христе.

И вот что я еще хочу сказать, говоря слово «Библия». Это Книга Книг, и в ней множество смыслов. Раздают ее и продают в мире в количестве экземпляров гораздо большем, чем какую-либо иную книгу. Библия переведена более чем на тысячу языков и наречий. В течение только ближайшего времени будет продано и роздано сто пятьдесят миллионов Библий. Эта Книга не одного только периода истории. Она писалась две тысячи лет, и несмотря на то, что писали ее многие, и некоторые писали, основываясь иногда на предыдущем писателе, основная тема Библии, от первых ее слов до последних, открывает глубокое единство ее книг. Библия говорит о том, что Бог обещал людям и во Христе Иисусе исполнил. Необычайность Библии и в том совсем особенном месте, которое она занимает в мире; среди всего, что было и будет написано на человеческом языке, истина откроется всякому, кто вчитается в эту Книгу. Душа, ищущая правду, почувствует, что слова этой Книги и к ней лично обращены, и идут из какого-то удивительного, таинственного источника».

Отошли в прошлое те времена, когда под мифом понимали только какую-либо легенду примитивного народа или детскую сказку. Новейшая научная психология после Карла Густава Юнга придает мифу иное значение. Миф расшифровывается как явление глубокой космической и антропологической действительности. Религиозные мифы древности – не пустые сказки: это выражение высшей действительности мира в образах и символах. Если воспользоваться термином Канта, можно сказать, что религиозный миф есть изначальность‚ «вещь в себе». Миф есть действительность, но не простая, а углубленная.

Б.П. Вышеславцев вслед за Карлом Густавом Юнгом и другими также считает мифы древних народов откровением высшей реальности. И особенно это относится к библейским образам. Рассказ Библии о падении созданного Богом человека есть безусловная и основная жизненная истина, символически, прикровенно данная нам. Она прямо касается всех нас и раскрывает не только грехопадение Адама и Евы, но и современного отпадения людей от Бога.

Библейское повествование о грехопадении, то есть зарождении в человеке греха как противления Богу и Его законам, буквально относится к каждому человеку. Нам открыта «техника» ухода от Бога «ветхого человека» Адама. Открыта для того, чтобы мы не уходили от Бога, возвращались к Нему путем более кратким, через покаяние, открытое Духом, пророками и апостолами.

Мы также оставляем Бога, как оставляли Его Адам и Ева, – эти показательные люди, в которых мы все согрешили. И спасение наше идет только через «Нового Адама» – Христа.

Мифы народов – это напластование подсознательных слоев человеческой души, человеческого опыта. Как геологическая структура есть картина истории Земли, так и библейский миф о падении человека есть история человеческой души, экзамена ее свободы. Оттого противопоставление мифа «историческим фактам» (как это делают антирелигиозники в наши дни) совершенно бессмысленно. В мифах сокрыто бесконечное множество духовных и исторических фактов; и доисторические напластования души и коллективного сознания и подсознания человека могут быть постигнуты только методом духовного анализа символа и мифа.

Религиозный миф – память человечества (платоновский анамнезис) об изначалах всего сущего. Это хорошо раскрывает в своей книге «Шесть дней творения» В.Н. Ильин. Образы Библии – икона высшей действительности, священный иероглиф истины и жизни. И как было бы нелепо принимать за высшую реальность и святость краски и дерево иконы (а не духовный образ того, кто изображен на иконе), так не следует преувеличивать и натурализм тех образов и видимых знаков, которыми пользуются библейские авторы, изображая вещи таинственные и превышающие наш рассудок.

Содержащееся в Библии религиозное откровение – не фантазия или сказка для детей. Откровение Библии – это очень высокая реальность, но она выражена (как и притча Евангелия) на языке большого реализма, а также образа, мифа (в глубинном, современном философском смысле).

Реальна и безусловна истина о сотворении Богом мира и человека, о плане высшей жизни Рая, о свободе нравственной, данной человеку в «образе Божием», об отпадении человека от высшей жизни, о потопе, о Ноевом ковчеге, о Вавилонской башне и так далее. Все эти образы – абсолютная действительность, но изображенная иконографически, образно. Всякий в наши дни знает, что икону и ее ценность нельзя рассматривать и расценивать с точки зрения натуралистического реализма. Икона привод к высшему плану бытия.

Откровение о том, что свое начало и свой конец мир имеет в Боге, есть абсолютная истина, самая реальная реальность.

Реально общение человека – Адама с Богом в наши дни. Реально религиозное отпадение многих (и крещенных во Христа) людей. Бог не принуждает к райской жизни. Это только мы, люди, на земле хотим вгонять друг друга насильно в рай. Сотворенный Богом Адам скрывается от Бога «между деревьями рая». Разве в наши дни зло человека и нечистая его совесть не заставляют его убегать от Правды Божественной? Библейские образы раскрываются в нашей жизни. Библейское сказание о потопе заключается в том, что грехопадение людей, наш личный и коллективный эгоцентризм не могут остаться без следствий, хотим мы этого или не хотим. Библия говорит даже о сожалении Бога о том, что Он создал человека (Быт. 6:6). Но истина слова Божия в том, что грех и следующее за ним истребление не есть что-то безвыходное для человека; людям дана возможность спасения. Человек спасается верою, доверием к Богу (ковчег) и образом этого спасения и долготерпения Божия к людям: «Он повелевает солнцу Своему восходить над злыми и добрыми и посылает дождь на праведных и неправедных» (Мф. 5:45). Нет сомнения в универсальности древнего потопа (о нем свидетельствуют археологические и геологические находки, обнаруженные в бассейне Тигра и Евфрата, и сохранившиеся упоминания во многих древних легендах народов). Потоп не только действительно был (что наука подтверждает), но он постоянно в истории и повторяется. Библейский потоп символизирует бесчисленное множество вызываемых нами в мире катастроф и страданий. И Христос возвестил, что вплоть до пришествия Сына Человеческого (то есть до конца истории) будет так, как было во дни Ноя: «Ибо, как во дни перед потопом ели, пили, женились и выходили замуж, до того дня, как вошел Ной в ковчег, и не думали, пока не пришел потоп и не истребил всех, – так будет и пришествие Сына Человеческого» (Мф. 24:38–39). Реальность Истины потопа указывает не только на то, что свершилось в некий отрезок времени, но и на то, что совершается на наших глазах. Из-за разных форм неверия и развращения неизбежно происходят в мире войны, землетрясения, наводнения, эпидемии, катастрофы.

Большой потоп действительно был. Но дело не только в этом физическом факте, а в более важном для нас факте нравственного закона, с которым создан человек со свободой нравственной воли, данной каждому человеку. Этот закон заложен в самых глубинах творения. И катаклизмы нашего времени – прямое следствие и отражение нравственного состояния человечества. Для тех, кто это понимает, открывается нравственный смысл жизни.

Вскоре после Второй мировой войны была открыта (и в конце 1950-х годов в Америке опубликована в коптском подлиннике и английском переводе) очень ценная рукопись «Евангелие от Фомы». В глиняных кувшинах среди сухих песков Египта, у разрушенной гробницы Наг Хоманди пролежали почти два тысячелетия эти неизвестные нам слова, относимые к Спасителю. Было найдено тринадцать томов папирусов – сорок девять рукописей. Самой ценной среди них ученый мир признал папирус, получивший название «Евангелие от Фомы», восходящий к началу II или к концу I века н. э.

Стоящее вне канонического текста подлинных слов Христовых, признанных Церковью в четырех Евангелиях, «Евангелие от Фомы», найденное в Египте, несомненно, отражает благодать апостольского века; его духовные изречения просвещают, утешают своею мудростью и высокой духовной правдой.

Есть в «Евангелии от Фомы» слова Христовы, которые являются лишь вариантом известного нам евангельского текста; но есть и другие, новые слова.

Вот что передает нам новооткрытый памятник раннего христианства: «...Если вы сделаетесь Моими учениками и будете слушать Мои слова, эти камни будут служить вам...» Что это может означать? Может быть, то, что все в видимой природе служит, бывает на пользу людям, которые знают Бога и любят невидимый духовный мир. Есть такие далее слова Христовы в «Евангелии от Фомы»: «Препояшьте чресла ваши великой силой, чтобы разбойники не нашли пути к вам, потому что они в этом найдут свою выгоду, чего вы и опасайтесь. Да будет среди вас муж разумения; когда плоды созреют, он быстро пришел бы с серпом в руке и снял бы урожай. Кто имеет уши слышать, да слышит». «Муж разумения» – это человек веры и опыта Духовного. Лишь он знает глубину духовного мира и может помочь другим.

Далее такой текст в рукописи: «Иисус увидел детей, которых кормили грудью. Он сказал Своим ученикам: эти дети, которых кормят грудью, похожи на тех, кто входит в Царство. Они сказали Ему: можем ли мы, уподобясь детям, войти в Царство? Иисус сказал им: когда вы из двух сделаете одно и когда вы внутреннее сделаете таким же, как внешнее, и внешнее – как внутреннее, и высшее – как нижнее, и когда вы сделаете мужеское и женское одним, чтобы мужеское не было мужеским и женское не было женским... тогда вы войдете в Царствие». Здесь выражается мысль, что человек в вечном Божием мире стоит выше всех временных человеческих разделений мира. Во Христе нет ни мужеского пола, ни женского, ни разделения на расы или национальности, на классы и так далее. Во Христе открывается истина настоящего цельного, бессмертного человека, реальность высшей и чистой человечности.

«Его ученики сказали: покажи нам то место, где Ты находишься, потому что для нас необходимо стремиться к нему. Он сказал им: имеющий уши да слышит. В человеке света есть свет и он освещает весь мир. Когда он не светит, наступает тьма. Иисус сказал: люби своего брата, как свою душу, храни его, как зеницу своего ока...» Это заповедь о высшей любви, Христовой любви.

Далее говорит египетская рукопись: «Иисус сказал: Я занял Мое место среди мира и явился им во плоти; Я нашел их всех пьяными. Я не нашел ни одного жаждущего в их среде. И душа Моя огорчилась за сынов человеческих, что они слепы сердцем своим и не видят, что пустыми пришли они в мир, пустыми хотят они выйти опять из мира. Ho теперь они пьяны. Когда они отряхнут с себя свое вино, тогда они покаются...» Здесь Христос говорит о столь частом в мире опьянении людей страстями, эгоцентризмом, злом... Зло «опьяняет». Человек во зле «как пьяный», он вредит себе и другим. Надо человеку духовно пробудиться, вытрезвиться, то есть увидеть себя и весь мир в настоящем, нравственном свете. «Иисус сказал: если плоть животворилась благодаря духу, то это чудо; но если дух оживотворился благодаря телу, это чудо из чудес...» Тело человека оживляется духом. Но Святое, воскресшее Тело Христово оживляет всякий человеческий дух. «...Я изумляюсь тому, как такое огромное богатство вселилось в это убожество...» Да, изумительна Истина Божества, вселяющегося в убожество человеческое. Но именно так благодать посещает человека.

«Иисус сказал: много раз так желали вы услышать слова, которые Я говорю вам, и у вас никого другого нет, от кого вы могли бы их услышать...» Слово Христово есть слово Небесного Отца.

«Иисус сказал: невозможно одному человеку сесть одновременно на двух лошадей и натянуть два лука, и невозможно одному слуге служить двум господам, а то одному он будет оказывать честь и оскорблять другого...» Сердце человеческое, конечно, не должно раздваиваться между добром и злом, между Божиим сокровищем вечной жизни и кратковременными, неистинными ценностями этого мира.

«Иисус сказал: если вам говорят: откуда вы произошли? – ответьте им: мы произошли от Света, где Свет произошел чрез Самого Себя. Он пребывал и раскрылся в их образе. Если они вам скажут: кто вы такие? – скажите: мы Его сыны и мы избранные Живого Отца. Какой признак вашего Отца в вас? – скажите им: это есть движение и покой. Ученики Его сказали Ему: когда наступит упокоение усопших и когда наступит новый мир? Он сказал им: то, чего вы ожидаете, уже наступило, но вы этого не знаете...» Да, жизнь верующих в Бога – это, конечно, великий внутренний мир, покой сердца, но одновременно это и движение, непрестанное огненное движение духа и воли к великой цели. Правда Божия уже здесь, она уже пришла во Христе в мир, она уже в мире «в духе и истине»... Но сколь многие еще этого не знают! Христос сказал им: «Вы отогнали от себя Живущего, Который пред вами, и вы стали говорить о мертвых». Разве не происходит это именно с теми, кто борется против Бога? «Отгоняют» они от себя Живущего и говорят «о мертвых».

«Иисус сказал: тот, который знает все, но не знает самого себя, ничего не имеет». Какая в этом глубина! Именно из познания человеком себя как личности, как сына Небесного Отца человек приобретает «все» и «всем» овладевает в истине.

«Иисус сказал: блаженны вы, когда вас ненавидят и преследуют; вы найдете место, где вас не будут преследовать». Здесь – обещание истинной сферы жизни тем, кто страдает в мире за правду. «Иисус сказал: блаженны те, которых гнали и преследовали, в сердце их; это те, кто познал Отца в истине... Если вы износите то, что внутри вас, то это, что вы имеете, спасет вас. Если вы ничего не имеете в себе, то это, чего вы не имеете внутри себя, убьет вас…» Здесь указание на то, что человек призван принять Благодать, истину Божию. Если же останется человек с пустотой своего эгоцентризма, то она будет смертельна для его души.

«Иисус сказал: Я Свет над всеми и Я все. Все произошло от Меня и все достигло Меня. Расколите кусок дерева, Я там; подымите камень – и вы найдете Меня там...» Тут не пантеизм, не всебожие, но откровение Бога в творении (панентеизм). Мир есть творение Божие. «Иисус сказал: всякий, кто близок ко Мне, близок к огню, а всякий, кто далек от Меня – далек от Царствия...» «Огонь» есть огонь Святого Духа, «Купина Неопалимая» Ветхого Завета. Всякий, кто приближается к Сыну Божию, входит в очищающий огонь. Холод мира, тьма мира побеждается им.

«Иисус сказал: несчастно тело, которое надеется на тело, и несчастна душа, которая полагается на этих двух». Нельзя надеяться ни на что смертное. Надежда может идти только к Источнику жизни. «Иисус сказал: тот, кто ищет, найдет, и тому, кто стучится, откроется». Далее следует притча Христова в этом папирусе: «Иисус сказал: Царство Отца подобно женщине, несущей кувшин с мукою. Пока она шла по дальней дороге, ручка кувшина отломилась. Мука высыпалась позади ее на дорогу. Она этого не знала, она не заметила этого обстоятельства. Придя в дом, она поставила кувшин и увидела, что он пуст...» Здесь Христос говорит о необходимости человеку духовного внимания в жизни, бдительности духа. Мы можем, сами того не понимая и не видя, растерять ценности вечной жизни.

«Иисус сказал: горе им, фарисеям, потому что они как собака, спящая в яслях вола, которая сама не ест и не дает волу есть». Древних фарисеев сейчас уже нет. Но мы можем отнести это уподобление к тем, кто в наши дни пытается мешать людям веровать в Бога и любить Божий Свет. Среди этих людей могут быть и пастыри Нового Завета, не знающие духа своего служения, и церковные люди, не знающие духа Церкви.

«Иисус сказал: блажен человек, который знает, в какую часть ночи разбойники придут, чтобы он мог встать ...и препоясать свои чресла, прежде чем они войдут...» Снова предупреждение о необходимости бодрствования, трезвости сердца, ума. Кто призывает Бога в молитве, спасается от зла. «Ученики спросили Его: когда придет Царство? Иисус сказал: оно не придет, когда его ожидают – «вот там». Царство Отца покрывает землю, но люди не видят его...» Да, Царство Божие, правда и сила Божия уже с нами. Но верой своей человеку надо открыться этой силе.

Знающий канонические Евангелия четырех евангелистов не может не видеть в новооткрытых словах близость их к евангельскому тексту. В «Евангелии от Фомы» новые изречения Спасителя сопровождаются целым рядом уже известных нам. «Город, который построен на высокой горе и укреплен, не может ни упасть, ни быть когда-либо скрытым...»; «То, что ты услышишь в ухо и в другое ухо, проповедуй это с кровель»; «Никто не зажигает светильника и потом держит его под спудом, и никто не ставит его в потаенное место, но ставит его на возвышении, чтобы все входящие и выходящие видели свет…»; «Если слепой ведет слепого, то оба упадут в яму…»; «Иисус сказал: тот, кто поносит Отца, тому будет прощено, и кто поносит Сына, тому тоже будет прощено; но тот, кто речет слово против Духа Святого, тому не будет прощено ни на земле, ни на небе» (иными словами, кто ненавидит самую святость Святого – как он может войти в эту святость?). «Иисус сказал: не снимают винограда с репейника, и не находят смокв на чертополохе; ибо они не дают плодов. Добрый человек износит доброе из сокровищницы своей, а злой человек износит злое из своей злой сокровищницы, которая в его сердце, и говорит злое. Ибо от полноты сердца выносит он злое...» Это лишь немного измененные, но столь же евангельски благоуханные тексты Четвероевангелия.

Весною 1947 года в Вади-Кумране («вади» по-арабски означает «русло высохшего потока»), недалеко от Иерихона, к северо-западу от Мертвого моря арабские мальчики пасли коз. Над ними был каменистый обрыв, зиявший многочисленными отверстиями пещер. Пастухи, играя, бросали камни в эти пещеры. Вдруг им показалось, что камень их что-то разбил в одной пещерке. Мальчики туда проникли и нашли там разбитую глиняную амфору. В нее как раз и попал камень. Около нее были другие амфоры. Приподняв крышку одной из них, пастухи увидели мумифицированные свитки. Они не поняли, какая ценность была ими открыта, но, захватив несколько свитков, принесли их в свою деревню.

Таково было начало самого замечательного археологического открытия нашего времени: обнаружения свитков Библии и неизвестной доселе Книги учения ессеев, общине которых две тысячи лет тому назад принадлежали эти свитки.

Начавшиеся после перемирия в арабо-израильской войне раскопки пещер Кумрана велись учеными, специалистами по библейской археологии. Были исследованы все двести семьдесят шесть пещер и найдены десятки тысяч больших и малых рукописей. Эти древние амфоры с рукописями представляют собой, по мнению археологов, целую библиотеку священных книг, спрятанную от разрушений римско-иудейской войны, бывшей две тысячи лет назад. Евреи защищались в то время от римских легионов и одновременно вели гражданскую войну между собой. Священные рукописи Кумрана были, несомненно, спрятаны ради сохранения их от уничтожения или осквернения. Эти рукописи подтверждают историческую подлинность Библии. Открытие рукописей Кумрана ясно говорит, что выдумки антирелигиозников о времени написания Библии и Евангелия никогда не соответствовали истине.

Над рукописями Мертвого моря работают многие ученые-археологи. Обнаружены фрагменты подлинных и полных текстов ветхозаветных книг, а также комментариев, которые были до сих пор неизвестны, либо известны в неточных переводах – греческом, латинском, эфиопском. Найденные рукописи относятся к эпохе между последней третью I века до Рождества Христова и 68 годом христианской эры.

Историки и археологи с волнением следят за изучением этих рукописей Мертвого моря, дошедших к нам от самой эпохи жизни Спасителя на земле. Библиотека, по общему мнению ученых, принадлежала общине ессеев, иудейской секты, не признававшей кровавых жертвоприношений и жившей монашеской, строгой нравственной и покаянной жизнью. Об этом предхристианском религиозном движении среди еврейства было известно и римскому историку Плинию, и Филону, и Иосифу Флавию.

Несомненно, святой Иоанн Креститель, Предтеча Господень, был близок духу религиозной общины Кумрана... Найденные рукописи открывают учение о «святом» и «темном» путях, о «детях мрака» и «детях света», ведущих между собой духовную борьбу, и показывают всю напряженность искания духовной истины в эту предхристианскую и первохристианскую эпоху. На основании научных экспертиз – палеографических, а также радиометрических (при посредстве чувствительного счетчика Гейгера), ученые установили, что свиток, содержащий текст книги пророка Исаии, был переписан около ста лет до Рождества Христова. Таким образом, археологическая наука еще раз убедительным образом подтверждает историческую подлинность книг, содержащихся в Священном Писании. (Это чисто научный удар по теориям антирелигиозников.)

Открытие в пустыне Вади-Кумрана – нечто большее, чем научная сенсация. Чтобы по достоинству оценить значение находки свитков Мертвого моря, нужно вспомнить, что самый древний текст Библии из имеющихся на древнееврейском языке – так называемый Масоретский текст («масора» значит «традиция») – является трудом раввинистических переписчиков IХ-Х веков по Рождестве Христовом. Главным же источником наших текстов Священного Писания являются греческий перевод Семидесяти (Септуагинта) и Вульгата, латинский перевод святого Иеронима IV века. Познания интегрального текста Библии долгое время покоились на этих двух текстах и на позднем еврейском манускрипте. В более ранних рукописях находились только отдельные цитаты Священного Писания. Но с обнаружением среди свитков Мертвого моря книги пророка Исаии явился текст Библии, который на тысячу лет отстоит от еврейского текста. Удивительно и значительно то, что древний свиток с текстом пророка Исаии, так же, как и книга этого пророка, входящая в каждую из наших современных напечатанных на всех языках Библий, имеет те же шестьдесят шесть глав.

Этот древний свиток Исаии представляет собою семнадцать листов кожи, сшитых вместе, длиною двадцать три фута. Так должен был выглядеть именно тот свиток, который подали Иисусу Христу в синагоге Назарета для прочтения народу: «И пришел в Назарет, где был воспитан, и вошел, по обыкновению Своему, в день субботний в синагогу, и встал читать. Ему подали книгу пророка Исаии; и Он, раскрыв книгу, нашел место, где было написано...» (Лк. 4:16–17).

Профессор Андрей Парро говорит по этому поводу: «Само движение рук Иисуса приближается к нам, потому что на обратной стороне кожаного переплета этого древнего свитка видны следы пальцев читавшего его…»

В районе Вади-Кумрана было найдено много пещер с остатками манускриптов. В четвертой пещере были найдены тысячи кусочков из трехсот различных сочинений. Вблизи пещер обнаружены остатки поселения ессеев и монеты времен иудейской войны. По всей видимости, члены этой секты спрятали свое исключительное полное собрание священных библейских текстов, чтобы спасти его от нашествия язычников-римлян.

Профессор Д. Ланкастер Хардинг считает находку в Вади-Кумране «может быть, наиболее сенсационным археологическим событием наших дней». Работа по оценке этих библейских текстов остается на долю целого поколения специалистов. Но уже установлено, что в тридцати восьми кожаных и папирусных свитках Кумрана находятся тексты девятнадцати книг Ветхого Завета. Они написаны на еврейском, арамейском и греческом языках.

«Манна с неба», «манна небесная» – это уже вошло в человеческий язык, стало словом о чудесном и нужном даре.

«И сказал Господь Моисею, говоря: Я услышал ропот сынов Израилевых; скажи им: вечером будете есть мясо, а поутру насытитесь хлебом – и узнаете, что Я Господь, Бог ваш.

Вечером налетели перепела и покрыли стан, а поутру лежала роса около стана; роса поднялась, и вот, на поверхности пустыни нечто мелкое, круповидное, мелкое, как иней на земле. И увидели сыны Израилевы и говорили друг другу: что это? Ибо не знали, что это. И Моисей сказал им: это хлеб, который Господь дал вам в пищу» (Исх. 16:11–15).

B своей книге «А Библия права» Вернер Келлер объясняет эти феномены, имеющие значение и символическое, и духовное, и пророческое, и также естественное. «Люди немало спорили о том, как могли явиться эти перепела, и не верили в возможность появления манны в пустыне, явившейся для Израиля таким устойчивым элементом питания. Но в наши дни выяснилось, что Библия говорит о совершенно бесспорных, естественных явлениях». Для религиозного сознания, конечно, и естественные явления могут быть (и бывают) чудесными, ведь «естественное» и «чудесное» принадлежит одному и тому же миру, человеком познаваемому, но далеко не познанному... В Аравии до сих пор происходят явления, описанные в Библии.

Исход Израиля начался весной, во время ежегодного перелета птиц из Африки в Европу. Летят птицы всегда по одним и тем же путям уже миллионы лет. Установлено, что когда-то они летали по руслам рек, ныне уже исчезнувших с лица земли, или вдоль окраинной линии льдов ледникового периода. Эти направления как-то запечатлелись в них, и птицы продолжают летать по тем же воздушным дорогам, хотя сейчас уже там нет ни рек, ни ледников.

Из Африки в Европу существуют два таких пути: один на Испанию, другой, через восточную часть Средиземного моря, – на Балканы. Как и другие птицы, перепела перелетают Красное море весной, летя на Восток. Здесь происходит остановка их на дальнем пути; утомленные долгим перелетом из Центральной Африки, птицы здесь падают в изнеможении на плоские берега и отдыхают, чтобы набраться сил для перелета тех высоких гор, которые лежат на пути. И в наше время в тех местах бедуины ловят выбившихся из сил перепелов голыми руками весной и осенью.

А манна небесная? Как выяснил Келлер, еще в 1482 году диакон из Майнца Брейтенбах, описывая свое паломничество к Святым Местам, сообщил, что во всех долинах Синая в его время находили манну. Монахи и арабы ее собирали, сохраняли и продавали. Он так описывает явление манны: «Эта небесная пища каждое утро осаждается, как иней, и висит на траве, на камнях и сучьях. Она сладка, как мед, приклеивается при еде к зубам, и мы покупаем ее в любом количестве».

В 1823 году немецкий ботаник Эренберг объяснил, что эта манна – не что иное как секреция кустов и деревьев тамариска, вызываемая уколом особой породы растительных вшей, чрезвычайно распространенных в этих краях.

Через сто лет два ученых-ботаника были посланы Еврейским университетом Иерусалима на Синай специально для выяснения вопроса о манне небесной. После нескольких месяцев розысков и расследований ими было выпущено сенсационное сообщение, подкрепленное фотографиями, которое полностью соответствовало докладу Эренберга.

Упомянутая порода растительных вшей живет преимущественно на местной акации – тамариске. Образующиеся капли секреции тамариска затвердевают и падают в виде крошечных белых зерен. По вкусу они напоминают мед.

Таким образом, буквально верными оказались слова Библии: «И собирали его рано поутру, каждый сколько ему съесть; когда же обогревало солнце, оно таяло» (Исх. 16:21).

В наши дни синайские бедуины торопятся ранним утром собрать свою «маин ессама», то есть «манну с небес», так как у них имеются жадные соперники в виде муравьев. Но муравьи начинают свои сборы только тогда, когда температура земли достигает 21°С, так как до этого они находятся в закоченевшем состоянии. Как только муравьи просыпаются, примерно в 8.50 утра, – исчезает вся манна. Это, по-видимому, и имела в виду Библия, говоря, что манна «тает».

Бедуины не забывают закрыть крышкой собранную в горшках манну, иначе муравьи набрасываются на нее. Урожай манны зависит от погоды и зимних дождей. В хороший год синайские бедуины собирают по полутора килограммов за утро на человека. Этого количества достаточно, чтобы насытить взрослого.

«Сыны Израилевы ели манну сорок лет, доколе не пришли в землю обитаемую; манну ели они, доколе не пришли к пределам земли Ханаанской», – так говорит книга Исход (Исх. 16:35).

B Библии есть ценнейшие исторические свидетельства и правдивое отражение нравственных состояний – как высоких, так и низких. Библия реалистична и не идеализирует человечество, удалившееся от Бога. По Библии ясно видно, как жалок человек, отпавший от Божественного Света. Библия – это Огненный и Облачный Столп перед человечеством. Огнен этот столп в глазах веры. И облачен в глазах тех, кто веры не имеет. И манна, падающая с неба на Аравийском полуострове для питания людей, есть образ не одних физических, но и духовных Божиих даров.

Человеку иногда кажется (материалисты его даже учат этому), что всякий обязан лишь самому себе, да еще, может быть, некоему «заботливому коллективу» (этот коллектив каждый понимает по-своему). На самом же деле жизнь человека зависит лишь от воли Господней. Малейший разрыв сосуда в мозгу, микроб, капля яда, встряска земли, пожар – и земная жизнь прекращается. Оттого жизнь человека во всех ее мгновениях есть поистине манна небесная, дар милости Божией. И чем чище вера человека, тем более открыты его глаза на эту истину.

В Библии много примеров исполнившихся пророчеств, произнесенных задолго до их исполнения. Правда этих пророчеств укрепляет в вере одних людей и рождает веру у других.

Исполнение пророчеств Библии в истории доступно проверке. Но даже полное убеждение человека в истинности этих пророчеств не в силах обратить к Богу человеческое сознание, которое требует для отдачи себя Богу чего-то большего, чем только факты истории. Если человек принял живою верой и любовью ту высшую реальность благодати, которую принес людям Христос, он отдает Господу свою жизнь. Без прикосновения души к благодати всякое пророчество остается для нее отвлеченным.

Сущность и единственность древней еврейской религии (чем она глубоко отличается от всех религий дохристианских) в том, что, неся свое высокое учение о Едином Боге, иудейская религия смотрела на себя лишь как на подготовку к откровению более полной истины.

Богослужение этой религии, данное одному народу, было тоже пророчеством о всемирной религии, имеющей наступить, возвещением прихода Спасителя всех людей.

Древнее иудейство осуществило свою религию во Христе. Богом было дано Аврааму обещание, что в его потомстве «благословятся все племена земные». И это осуществилось в Новом Завете. В обещании Божием Аврааму, что через него придет спасение всему человечеству, было самое существо иудейской религии.

Пришествие Мессии – основа пророчеств и всех событий Библии, это тема спасения всего человечества в Боге. Уже первое явление небесной правды людям, призванным к свободному нравственному совершенству, но согрешившим, связано с возвещением Божией милости. Обещание этой милости было повторено Аврааму. И кротость сына Авраама, Исаака, приносимого в жертву, была тоже пророчеством о Христе. Сын Исаака Иаков ясно говорит о приходе Спасителя, и вождь народный Моисей предсказывает пришествие Избавителя.

В исторических книгах Писания пророчества открывают цель законодательства Моисея. Четыре больших и двенадцать малых пророков говорят о приходе к человечеству Сына Божия, о Его страданиях и наступлении Его Царства Божия в сердцах и умах и во всем мироздании. Эти пророчества нельзя иначе истолковать, как только в отношении Иисуса Христа и Его духовного Царства.

Древнеиудейская религия была религией ожидания Христа. Это ожидание было целью истории. Спаситель человека от смерти должен явиться среди смертного мира, и в наши дни можно только спрашивать о том, все ли, о чем говорит Библия о Мессии, исполнилось в Иисусе Христе.

Пророчества Книги Книг говорят о времени пришествия Христа, о месте Его рождения, о роде, из которого Он должен произойти по человечеству, о Его жизни, чертах Его, чудесах, страданиях, смерти и воскресении, о сущности и цели Его учения, силе Его явления и славе грядущего Его Царства.

В предсмертном своем благословении собравшимся вокруг его одра сыновьям, возвещая о судьбах своих потомков, Иаков сказал о родоначальнике колена, сыне своем Иуде: «Не отойдет скипетр от Иуды и законодатель от чресл его, доколе не приидет Примиритель, и Ему покорность народов» (Быт. 49:10). Приход Примирителя душ, Спасителя должен был произойти еще в то время, когда потомки Иуды представляли собой один народ, одно государство, когда ими управлял царь и они имели свое законодательство («жезл»). Пророк Малахия присоединяет к этому и другой признак Мессии, знамение времени: «Вот, Я посылаю Ангела Моего, и он приготовит путь предо Мною, и внезапно придет в храм Свой Господь, Которого вы ищете, и Ангел завета, Которого вы желаете; вот, Он идет, говорит Господь Саваоф» (Мал. 5:1). Указывается, что Спаситель придет в Свой Храм прежде его разрушения.

Малахия был последним пророком. Его книгой закончился канон, комплект книг Ветхого Завета. После Малахии не было у Израиля пророков. Длинный ряд их окончился, и последние слова Ветхого Завета, после напоминания о хранении Моисеева Закона, возвестили, что последним пророком будет уже предтеча Мессии (Мал. 4:4–6). Им стал Иоанн Креститель. Ясны были предсказания пророка Аггея о пришествии Мессии до разрушения храма: «и придет Желаемый всеми народами, и наполню Дом сей славою, говорит Господь Саваоф» (Агг. 2:7). Сказано было о величии второго Храма по сравнению с первым (Агг. 2:9) и о благословении всему человечеству в Лице Того, Кто был надеждою Израиля.

Спаситель должен был явиться, согласно пророчеству, во времена иудейских царей, перед разрушением Храма. Пред ним должен был, как предсказал Малахия, прийти последний пророк. Время пришествия Христа в Библии точно определено в Книге Даниила.

Пророчество Даниила говорит, что царство Мессии начнется в период четвертой монархии, то есть Римской империи, указывая точно, сколько лет остается до Его пришествия: «Семьдесят седмин определены для народа твоего и святаго города твоего, чтобы покрыто было преступление, запечатаны были грехи и заглажены беззакония, и чтобы приведена была правда вечная, и запечатаны были видение и пророк, и помазан был Святый святых. Итак, знай и разумей: с того времени, как выйдет повеление о восстановлении Иерусалима, до Христа Владыки семь седмин и шестьдесят две седмины» (Дан. 9:24–25).

Счет времени велся по «седминам», и каждый седьмой год назывался субботним, так что «семьдесят седмин» это значит 490 лет. Пророк вполне точно определяет время пришествия Мессии и употребляет самое имя Христа Владыки. Не может быть сомнения в том, что разрушение Храма и святилища в Иерусалиме, прекращение жертв и возлияний и начало общего «запустения на святом месте» – положительно указано как следствия непринятия и убиения Мессии. «И по истечении шестидесяти двух седмин предан будет смерти Христос, и не будет, а город и святилище разрушены будут народом вождя, который придет, и конец его будет как от наводнения... И утвердит завет для многих одна седмина, а в половине седмины прекратится жертва и приношение, и на крыле святилища будет мерзость запустения, и окончательная предопределенная гибель постигнет опустошителя» (Дан. 9:26–27).

Вывод из этого ясен. Столь открыто высказанные, возвещенные народу за целые столетия до их исполнения, эти пророчества Даниила ясно говорят о великих событиях будущего. Как это было признано и самими иудейскими учеными, пророчества Даниила относятся ко времени Мессии, причем указывают на различные случайные и не связанные друг с другом события, предусмотреть которые за пять веков до их свершения не мог никакой человеческий ум.

Все пророчества указывают на один определенный период времени, на нем встречаются все пророческие линии, ведущие ко «исполнению времен», к тому сроку, когда явился Господь наш Иисус Христос.

Иудеи имели еще тогда своих царей, свое законодательство и находились под верховным руководством своего верховного совета, синедриона. Другие колена Израилевы были тогда рассеяны среди народов, и оставалось только колено Иудино, но «скипетр» законодательства еще не был сдвинут со своего места и был предметом изумления для римлян. Он мог бы простоять еще многие столетия. Но прошло совсем немного времени, и все признаки явления Мессии исчезли и более уже не повторялись в истории вот уже почти две тысячи лет. Ясно может быть из этого, что Спаситель мира пришел. Пришел в указанное через пророков время.

Хотя промежуток времени от повеления восстановить Иерусалим до начала христианской эры и предсказанных Даниилом событий определяется различно, но полное согласие новозаветной и древнеиудейской истории с теми отдельными периодами, которые указаны Даниилом, является несомненным доказательством того, что пророчество Даниила относится ко Христу Иисусу.

Может ли быть случайностью, что от седьмого года царствования Артаксеркса I (когда Ездра отправился из Вавилона в Иерусалим с полномочиями укрепить возрожденное иудейское царство) до смерти Христа протекло как раз 490 лет, или «семьдесят седмин»? Можно ли приписать случайности, что восстановление Иерусалима, предсказанное Даниилом, совершалось от двадцать восьмого года царствования Артаксеркса до самого Рождества Христова, как раз в течение 434 лет, или «шестидесяти двух седмин»? И если Даниил говорит: «Утвердит завет для многих одна седмина», то случайно ли, что от смерти Христа (35 г.) до повеления Петру проповедовать Евангелие сотнику Корнилию и язычникам прошло именно семь лет? И пророк еще добавляет: «в половине седмины прекратится жертва и приношение, и на крыле святилища будет мерзость запустения». Случайно ли, что от похода Веспасиана на Иудею весною 67 года до взятия Иерусалима Титом осенью 70 года прошло ровно три с половиною года, то есть «половина седмины»?

Языческие писатели (в согласии с беспристрастными еврейскими) свидетельствуют, что время пришествия обетованного Мессии в этих пророчествах было определено вполне точно, и потому ожидание великого царя и избавителя в те годы было распространено не только среди иудеев, но и по всему Востоку. Это ожидание именно и побудило иудеев начать войну с римлянами, следствием которой был полный разгром их государства и окончательное рассеяние евреев. Тацит, Светоний, Иосиф Флавий и Филон единогласно признают древность пророческих книг (ныне подтвержденную еще и рукописями Кумрана, и другими находками) и то, что их пророчества имеют ближайшее отношение именно к тому периоду времени. После явления в мире Христа Иисуса эти признаки пришествия Мессии исчезли и никогда больше не повторялись.

Евангелие открывает нам тайну бессмертной жизни человека в образах, символах, притчах... Почему Откровение Божие не пришло в мир в строгой цепи логических формулировок, к которым привык человеческий разум? Почему Творец заговорил с человеком не на языке отвлеченных философских понятий, но на художественном языке образов?

Человеческий разум (как и все в человеке) сейчас находится в бедственном положении больного. И невозможно человеку оздоровиться на своих смертных путях; надо ему выйти в иной мир, и самая форма его откровения должна показать мир иной, зарождающийся среди этого мира.

В притчах раскрываются образы, символы, взятые из повседневной жизни: трава, зерно, колос, пища, хлеб, вода – все, что так близко нам; но эти близкие предметы должны нас и отделить от земли. Их нам нужно понять не как земную ценность, но как план духовных, небесных реальностей и ценностей, открывающих вечную жизнь. Когда в первый раз душа человеческая и человеческий язык, через веру апостола Петра, исповедали Господа Иисуса Христа Мессией, Спаситель сказал: «Блажен ты, Симон, сын Ионин, потому что не плоть и кровь открыли тебе это, но Отец Мой, Сущий на небесах». Здесь явно разграничены два откровения: «Отца Небесного» – и «плоти и крови«… Доказательство Отца Небесного не есть доказательство для «плоти и крови»… Только в свете этого можно подойти к Евангелию, приникнуть к тайне его. Грешный человек хочет познать истину через «плоть и кровь».

Он говорит приблизительно так (и, вероятно, многие слышали подобные слова): «Если бы я увидел небесный мир, я бы в него поверил, если бы я мог дотронуться своей рукой до небесного мира, я бы убедился...» Что это такое? Нечто очень элементарное. Человек хочет познать Откровение через свою «плоть и кровь» – именно через то, что не может дать ему никакого истинного познания. Ничтожны и бессмысленны попытки человека познать высшую жизнь посредством низшей жизни, низших чувств и рассудка. Низшее не может открыть высшего – это закон духовного познания. Но высшее само себя открывает низшему, которое себя открывает пред высшим, – таков закон духовного познания. Только тому человеку, который хочет слышать голос Отца Небесного, открывается Евангелие.

Сейчас мы разберем самую трудную для понимания притчу евангельскую.

"Сказал же (Господь – А. И.) и к ученикам Своим: один человек был богат и имел управителя, на которого донесено было ему, что расточает имение его; и призвав его, сказал ему: что это я слышу о тебе? дай отчет в управлении твоем, ибо ты не можешь более управлять. Тогда управитель сказал сам в себе: что мне делать? Господин мой отнимает у меня управление домом; копать не могу, просить стыжусь; знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом. И, призвав должников господина своего, каждого порознь, сказал первому: сколько ты должен Господину моему? Он сказал: сто мер масла. И сказал ему: возьми твою расписку и садись скорее, напиши: пятьдесят. Потом другому сказал: а ты сколько должен? Он отвечал: сто мер пшеницы. И сказал ему: возьми твою расписку и напиши: восемьдесят. И похвалил господин управителя неверного, что догадливо поступил; ибо сыны века сего догадливее сынов света в своем роде. И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители. Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом. Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное? И если в чужом не были верны, кто даст вам ваше? Никакой слуга не может служить двум господам, ибо или одного будет ненавидеть, а другого любить; или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне» (Лк. 16:1–13).

Эта притча, на первый взгляд, как будто противоречит духу всего Евангелия, которое ясно говорит, что наша духовная жизнь должна строиться только на фундаменте правды, чистоты, кристальной ясности отношений к Богу и ближнему... Но объяснение притчи раскрывает ясность духовных и моральных ее основ.

Кто это – «хозяин»? Он – образ Бога. O нем сказано: «богатый». Конечно, Господь владеет всем. Он безмерно богат. Хозяин имеет управителя; кто такой этот «управитель»? Управитель – это человек, который только «управляет» Божиим богатством. Думается, каждому человеку нетрудно осознать, что то богатство, которым он владеет (каковы бы ни были его социальные убеждения), – богатство не его, а Божие; что богатство это принадлежит ему только в этой жизни, и стоит только его духу отделиться от тела, а телу уйти в землю, как сейчас же оканчиваются все его земные богатства, ибо в тот мир он ничего из этих тленных богатств не берет и взять не может. Значит, человек при рождении своем получает от Бога Отца Небесного богатства в управление, ставится «управителем» богатства. «Богатство», конечно, нельзя понимать только в материальном смысле: деньги, земля, дома... Богатство это вообще все таланты, которые дает Бог человеку. Это есть то «имение», которое поручается управителю – человеку, за которое человек должен будет дать отчет перед правосудием Божиим.

Притча говорит далее, что на управителя донесли, что он расточает имение. Сказано: «донесли». Хотя притча совершенно ясно говорит, что это был донос, но не указывает, каков был донос – справедливый или несправедливый. Этот вопрос притча оставляет совершенно в стороне, а хозяин, как видим, вовсе не предполагает, что донос был непременно достоверный; может быть, это была клевета на управляющего. Хозяин зовет управителя и говорит ему: «Что это я слышу о тебе? Дай отчет в управлении твоем, ибо ты не можешь более управлять».

Это еще не обвинение. Хозяин хочет только проверить, велит дать отчет и, скорее предупреждая, чем констатируя, педагогически говорит: «Ты не можешь более управлять»; человеку делается генеральная ревизия его дел. Ревизию хозяин предполагает фундаментальную. Управитель (человек), узнав о требовании хозяина, задумался. «Что мне делать, – говорит он, – Господин мой отнимает (еще не отнял, но вот-вот отнимет) от меня управление домом: копать не могу, просить стыжусь» (опять вопрос о виновности его притча оставляет совершенно в стороне). «Господин мой отнимает у меня управление домом», здесь управитель показывает, что он скорее невиновен, ибо в противном случае он выразился бы иначе: «карает», но он просто говорит «отнимает». «Копать не могу, просить стыжусь. Знаю, что сделать, чтобы приняли меня в домы свои, когда отставлен буду от управления домом». Управитель решил приобрести себе знакомства, приобрести любовь людей, дружбу, приятельство, чтобы потом эта дружба пригодилась. Говоря житейски, следует подстелить себе мягко, раз надо упасть. И вот управитель, пользуясь тем, что он еще не отставлен, но только от него потребован отчет, пользуясь тем, что он еще юридически состоит управителем имения (то есть человек находится еще в этой, земной, жизни) и как управитель имения имеет полное право распоряжаться делами от имени хозяина, призывает тех должников, которые должны были его Господину, призывает каждого порознь и устраивает такой математический и духовный расчет: он решается пожертвовать своими материальными средствами, чтобы духовно купить ими приятельство должников его хозяина. Если бы он просто вынул из своего кармана деньги и дал должникам, они могли бы не взять, это был бы вид унизительной для них милостыни. Управитель поступает более тонко и верно; он решается честно возместить хозяину из своих средств то, что будет потрачено им на друзей, но дает друзьям от имени хозяина, пользуясь своей юридической (еще не отнятой) властью, – пока он формально состоит управителем, он имеет полное право распоряжаться и комбинировать разные хозяйственные операции в делах своего господина... Конечно, он показывает этим свою любезность, свою доброту. «Сколько ты должен господину моему?» Должник сказал: «Сто мер масла». И сказал ему: «Возьми твою расписку и садись скорее, напиши: пятьдесят». Значит, он пятьдесят мер масла докладывает своих, так что хозяину потом совершенно нельзя будет его обвинить и упрекнуть, а этим он приобретает друга себе... Потом другому сказал: «А ты сколько должен?» Он отвечал: «Сто мер пшеницы». И сказал ему: «Возьми твою расписку и напиши: восемьдесят». Значит, двадцать мер пшеницы он докладывает от себя, снова дает милостыню под таким сокровенным видом. Ему как управителю богатого хозяина ничего не стоило сделать эту операцию, и несомненно, что он также был человеком со средствами. Теперь делается понятным, почему хозяин «похвалил управителя», который был назван даже «неверным» («управитель неверный» в притче – нарицательное имя). Мы видели, что Евангелие совершенно оставляет в стороне вопрос о его неверности, и нет никакого намека, что управитель действительно был неверен; напротив, есть, как видим, данные, что он был верен.

И хозяин не мог не похвалить своего управляющего, что «догадливо поступил»; ибо, действительно, он поступил догадливо, тонко: не нарушив честности своей, приобрел себе друзей очень тонким ходом реального, хотя и замаскированного добра.

Но предположим худшее: что управитель ничего не заплатил своему хозяину в возмещение сделанной им скидки двум должникам. И в этом случае он является, с точки зрения закона, правым, так как управление имением от него не отнято еще и он волен производить разные операции на правах своего управления. Он мог сочетать скидку должникам с интересами своего хозяина. Такие скидки производятся в торговых предприятиях для еще более тесного привлечения клиентов к делу. Всякий разумно торгующий всегда поступается настоящим для будущего. «Сыны века сего догадливее сынов света в своем роде», – говорит Евангелие. Это изречение Спасителя подтверждение другого: «Будьте мудры, как змии». Как бы наставляет нас Господь: «Не без житейской мудрости будьте и вы, христиане; но только мудрость эту, столь свойственную людям в их борьбе за житейское обогащение, этот талант торговый, который каждый из вас имеет, обращайте на обогащение подлинное, вечное. Земное богатство обращайте на снискание духовного богатства. В этом состоит духовная догадливость и мудрость...»

Все, живущие верою, во все века использовали человеческую мудрость для достижения вечных, духовных ценностей. Земная мудрость совсем не значит – ложь, обман, лукавство: это уже грех, падение; не об этом говорит притча. Притча говорит об известной житейской рассудительности. В человеке может и должно быть качество, которое даже выше любви, – рассудительность, мудрость; и если человек не будет иметь такой мудрости в себе, он и любовь свою растратит попусту, не умножив, не приобретя этой любовью сокровищ истинных ни для близких, ни для себя.

Мы часто видим, что наша любовь в мире бывает неправильна. Любя ближнего своего, мы иногда причиняем ему духовное зло – любовь оказывается без мудрости. И в притче о богатстве Господь указывает на то, что свою мудрость «сынов века сего» нам надо переносить и в духовную сферу. Притча говорит о высшей догадливости человека.

Далее все это еще более разъясняется: «И Я говорю вам: приобретайте себе друзей богатством неправедным, чтобы они, когда обнищаете, приняли вас в вечные обители». «Неправедным» – не в смысле «ложным», добытым путем обмана, корыстолюбия (это уже богатство греховное). Богатство «неправедное» есть, согласно евангельскому пониманию, всякая земная ценность, ибо неправедность земного богатства раскрывается нам с двух сторон: с той стороны, что это богатство не наше, и с той стороны, что оно нам дано временно. Значит – «не наше» и «данное временно»; следовательно, оно не истинно – «неправедно». Мудрость духовная, евангельская состоит в том, что через это неистинное, неправедное, земное, человеческое, смертное богатство человек должен приобрести себе вечную ценность. Таков и смысл милостыни, которую мы оказываем бедному человеку. Что мы делаем, творя милостыню? Хотим или не хотим, думаем мы о том или не думаем, но приобретаем мы любовь человека «неправедным», неистинным, тленным богатством; жертвой вещи, бумажки, кусочка металла (которые, в сущности, ничего не стоят) приобретается любовь человека и благодарность его, которая будет перенесена в вечность. И Евангелие настоятельно советует человеку, чтобы он собирал себе духовное, истинное сокровище на небе, ссыпая свою пшеницу земную не в земные закрома, но в небесные, ибо только там никто от него этого богатства не отнимет (а на земле богатство отнимается и ворами, и огнем, и революцией, и даже молью; но главное – смертью).

Нужно богатеть для того, чтобы, «когда вы обнищаете», вас бы приняли в вечную обитель! Вот здесь ясна цель жизни, ясно откровение Божие о том, что придет к человеку момент страшной человеческой нищеты; жил ли человек на земле в богатстве или в материальной бедности, все равно всякий окажется совершенно нищ, в минуту своей смерти он будет таким нищим, что он и представить себе этого теперь не может, ведь от него будет отнято даже то, что он так часто в мире отождествлял с собою, – его тело; его душа человеческая, освобожденная (или оторванная) от всякой своей обеспеченности, от всех земных богатств, совершенно нагая, метафизически нищая, предстанет перед Великой правдой Божией. И единственное ее богатство, единственная ее одежда будет – то добро, та истина, та любовь, которую человек осуществил в своей временной жизни, в период «управления» тем земным – «неправедным», ненастоящим – богатством, которое было ему дано на краткий срок Хозяином с целью вполне определенной.

Далее притча еще глубже раскрывает этот смысловой план... «Верный в малом и во многом верен, а неверный в малом неверен и во многом». Действительно, если мы не можем быть верны в том богатстве, которое, собственно, не представляет собою настоящего богатства, то как может наш Отец Небесный, Творец, нам доверить истинное богатство, то есть вечную жизнь? Если мы временное богатство употребляем во зло себе и другим, то вечное богатство нельзя будет так употребить. Его невозможно употреблять в эгоистических целях. И человек, не умеющий владеть временным талантом, земным богатством, не может получить и вечного богатства. Это естественно, праведно и истинно. Притча говорит: «Итак, если вы в неправедном богатстве не были верны, кто поверит вам истинное?» Иными словами, поймите, люди: то богатство, которое вы сейчас имеете, – это лишь ваше испытание, пробный камень души вашей! Если в этом ничтожном богатстве вы не покажете благородства, чистоты, правды, любви души своей, то вы не сможете его иметь, вы недостойны его. «Если в чужом не были верны, кто даст вам ваше?»

И далее говорит мудрая притча: «Никакой слуга не может служить двум господам, ибо... или одному станет усердствовать, а о другом нерадеть. Не можете служить Богу и маммоне». С новой стороны раскрывается та же истина: не может человек жить высшими, небесными ценностями и в то же время – ценностями низшими. Либо человек будет «нерадеть» о вечности, о Боге, либо радостно будет терпеть на земле ущерб в своем эгоистическом «я», обретая богатство высшее... Это очевидно, и иначе не может быть. «Не можете служить Богу и маммоне». «Маммона», «богатство» – это не только деньги, но и всякие временные неправедные ценности и выгоды, будь то человеческая знатность, происхождение, имя писателя, артиста, политического деятеля, талант душевный или физический – одним словом, все то, чем душа человеческая так часто «богатеет» в этой жизни и что не может составить ее богатства на небесах, но из-за чего люди часто оставляют небесное богатство...

Через несколько стихов Евангелие говорит: «с сего времени Царствие Божие благовествуется, и всякий усилием входит в него» (Лк. 16:16). «С сего времени» – то есть со времени проповеди евангельской, со времени притчи о праведном и неправедном богатстве. Показан путь и дана сейчас же характеристика пути: он должен сопровождаться усилием, трудом идущего по нему. Конечно, человек, пока не вошел он в радость Царствия Божия, с усилием отлепляет свою душу от временного и прилепляется к вечному. Но усилие это делается очень легким, когда душа человеческая «в Боге богатеет», охватывается радостью небесного мира. Человек тогда летит на крыльях, не замечая, от любви к Богу, своих усилий. Видя цель, он радуется в надежде своей, и радость, исходящая от этой цели, для него бесконечно выше всех страданий и усилий, которые ему выпадают на пути к ней. Таков опыт бесчисленного множества людей, шедших и идущих истинным путем.

Мудрость Управителя завещается и нам. В ней раскрывается целая психология приобретения любви через все формы и обстоятельства нашей жизни. Когда апостол Павел призывал христиан давать милостыню, он указал на одно сопровождающее милостыню обстоятельство, которое делает ее особенно ценной: человек, получивший милостыню, делается способным не только проявлять доброе чувство в отношении того человека, который эту милостыню ему дал, но делается способным к большему, а именно – воссылать благодарения Самому Богу. И это есть величайшая ценность. Через ничтожный прах – внешний, материальный знак участливого внимания к другому человеку – достигается огромный духовный результат: вспышка благодатной энергии, дотоле не бывшей. Это вспышка энергии духа, того Царствия Божия, ради которого мы созданы и к которому должны прийти. Через ничто – приобретается все.

Сочувствие, помощь ближнему, облегчение ему жизни не только смягчает душу получающего, но и душу дающего. Это жизненный закон: мы не любим тех, кому мы делаем зло, и начинаем любить тех, кому делаем добро. И чем больше мы делаем добра, тем больше у нас возгорается любовь. Добро есть высекание искр из себя и из другого человека. Эти искры – искры вечности. Даже стакан воды, который вы даете с добрым, хорошим чувством, тем более с некоторой мыслью о потустороннем, есть бессмертная ценность, которая входит в мир и навеки остается в нем. Евангелие открывает закон производства великих ценностей из ничего. Взять что-то малое и из этого малого сделать нечто великое возможно только потому, что центр всего – в нашем внутреннем чувстве. И качество милостыни перед Богом не есть ее количество, но то чувство, та воля, которая ее сопровождает. Но даже если в человеке идет еще двойственная жизнь и наряду с хорошими проявляются низшие побуждения души, искорка доброго чувства, двигающая жизнь, есть уже бессмертная ценность. Максим Исповедник выразил такую мысль: «Мое только то, что я отдал». Да, в сущности говоря, все, что я удержал у себя, – это еще не мое, но Хозяина мира, и будет от меня отобрано в минуту смерти (а может быть, и раньше); а то, что я отдал – через что я осуществил замысел Божий о мире и Божию любовь, – то уже мое вечно. Этого никто от меня не отнимет.

На земле мы живем в сфере первичных, «плотских» ценностей. Но Творец родился в этом мире и ясно указал нам, что этот мир – Его творение, что Он не против внешнего мира явлений, но только против греха, той страшной болезни, которая вкоренилась в человечестве и, идя раковыми разветвлениями, захватывает весь организм человечества, делая его смертным и гниющим. Только против этой смертной болезни, против греха, против злого направления воли борется Господь, но все внешние предметы, низшие ценности и обстоятельства этого мира должны быть так употребляемы в жизни, чтобы через их посредство сходила в мир благодать вечных ценностей.

И становятся ясными слова Спасителя, что Царствие Божие уже в этом мире может прийти «в силе». Не потому «в силе», что этот мир исчезнет, но потому, что предметы этого мира начинают служить вечности и человек от временного приходит к вечному.

Человечество знает великих своих деятелей и помнит больших преступников своей истории. Жизнь тех и других одинаково бывает поучением и указанием.

Драгоденный материал духовного ведения для всех людей и народов представляет собою повесть Деяний Апостольских и в этой повести – весть о людях незаметных, ничем не выдвинувшихся, но живших рядом с апостолами. В этом вся их особенность и значительность: они жили около апостолов. Они шли с ними по Дамасской и другим дорогам. Мы называем их общим именем «Спутники Дамасской дороги». Образы этих сотрудников и свидетелей I века христианства, учеников Истины, глубоко значительны и, несомненно, даны нам для духовного умудрения.

Ничего не знать о человеке, кроме того только, что для него было написано одно из Евангелий (от Луки) и история всего первохристианства (Деяния Апостолов), – это уже бесконечно много знать о нем… По всей вероятности, он был христианином из язычников, скорее всего римлянином. Характер Евангелия от Луки указывает на это. Вероятно, он был из обращенных апостолом Павлом. Но не в этом дело. Душа Феофила осталась нам лишь в его имени: Феофил – «любящий Бога». Как новый Авраам, он был, конечно, другом Божиим и влекся к Богу Истинному. Его жажда истины вызвала две всемирные волны апостольского благовествования: Евангелие от Луки и Деяния. Нет нужды рассуждать о том, были бы или не были бы написаны эти книги без Феофила, и именно этого Феофила, желавшего знать об Иисусе. Важно одно: Промысл Божий в заботе о спасении всего человечества прошел через жизнь и человеческое желание этого Феофила, обильно благословил его стремление к Истине.

Благословляется Богом желание человека знать Истину. Промысл ищет соработников – не апостолов только, но и феофилов, без которых не было бы и апостолов. Феофилы ищут истину; вот их дело жизни. Они хотят поучаться и вызыват в мир апостолов. Сеятель не нужен, где нет земли. Феофил стал землею, принесшей урожай не сам-сто, а сам-миллиарды.

Как прошла земная жизнь этого Феофила, мы не знаем. От нас это скрыто – может быть, для того, чтобы мы яснее увидели, что главным делом его человеческой жизни было стремление к Истине. «Блаженны алчущие и жаждущие правды». Нам открыто это блаженство Феофила и все плоды этого блаженства.

Слово апостолов есть и дело их, дело безмерное. И «равноапостольным» можно уже назвать всякое искреннее внимание апостолам... К этому делу, приносящему плолы благословения, призываются все феофилы человечества. Через искание правды хотя бы одним человеком Благодать и Истина изливаются на всех людей.

Человеческое малое претворяется в Божие великое. Это происходит все время в мире, и этим спасается мир. «Намерения сердца» человеческого лобызаются, и из них творится сокровище. Из малых чувств нашего сердца творит Господь ценности настоящего и будущего века. Истина возлюбляет и самую малость истины в людях.

Алчет Промысл использовать и малейшее воздыхание людей к Свету... Вода добрых и бескорыстных желаний человеческих претворяется в вино Благодати. Мы не знаем всех следствий наших исканий истины. Думал ли скромный Феофил, что его простой вопрос, обращенный к знакомому врачу Луке, был вопросом всего человечества, на который так хотел ответить человечеству Сам Бог?! Феофил не мог предвидеть ту волну благодати, которая сойдет в мир через его простое человеческое искание истины.

Если «меньший» в Царствии Божием больше самого великого в царстве сего мира, то и самое малое действие Божие в мире гораздо значительнее самого великого дела человеческого... И самый безгласный, только вопрошающий о Тайнах Духа деятель Нового Завета – больше самых громких деятелей мира.

Размышления⁷

1. Малость, незначительность исторической личности Феофила. Великость Божиего дела, совершенного в мире через него.

2. Безграничная ответственность всякого, даже совсем малого поступка, слова и желания человеческого.

3. Многозначительность последствий всего, к исканию Божией Истины направленного.

4. Немощь человеческая как орудие силы Божией.

5. Господу Богу, Христу подобает «расти», как и Промыслу Его – расширяться и в нашем сознании. «Да святится имя Твое...» Человеческим добрым делам (только как предтечам Божиих дел) подобает умаляться в глазах людей. А Божиему действию в людях – возвышаться.

6. Слава творения: любить Бога во всем и всегда гораздо более, чем себя.

Одни люди «изумлялись» (7), а другие, «насмехаясь, говорили» (13)...

Это так обычно... Насмешка может быть добродушной, а может быть язвительной, уничтожающей. «Они напились сладкого вина», – было сказано про апостолов, напоенных высшей радостью Духа, вдохновленных на проповедь вечной жизни всему миру. По наружности могло действительно казаться нечто подобное опьянению. Плотский взгляд не отличает проявлений низших человеческих эмоций от действий Духа Божия. Естественно было тогда «насмехаться» над апостолами. Это сделало бы, вероятно, девяносто девять процентов человечества, присутствуя при излиянии Святого Духа. Обычное не тревожит, дает человечеству спать. Необычность же сознается опасной для мира, и от нее люди загораживаются насмешкой...

Обращать все в пустяк – один из приемов людей этого мира.

К профанации жизни дорога часто идет через смешное; смешное убивает. А слезы утончают, оживляют дух человеческий, притупляемый смехом. Оттого – «горе смеющимся ныне» и «блаженны плачущие».

Человечество, опьяняющееся телесно, становится неспособно понять истинное опьянение духа радостью Нового Мира, принять неумопостижимое, трудно обретаемое человеком блаженство Истины.

Человека «носили и сажали у храма»… И через телесный недостаток, и через ношение его другими, и через непрестанные его просьбы милостыни он должен был стать кротким. Стих восьмой показывает его смиренную веру и преданность Богу. Одиннадцатый стих открывает и его благодарную привязанность к носившим его людям. Это душа, готовая к христианству и к тому, чтобы послужить своей болезнью славе Божией, и вслед за многими другими искупленными открыть миру смысл всякой человеческой немощи и болезни на земле. «Не к смерти» должна вести человеческая болезнь, не к отпадению от Бога в лагерь ропота, но «к славе Божией» к углублению веры.

Хромого, исцеленного в Иерусалиме апостолами Петром и Иоанном, можно справедливо назвать соработником апостолов в деле первого их благовестия. Он получил равноапостольную задачу в мире одной своей болезнью. Сперва он должен был вызывать в отношении себя милосердие человеческое; потом, воззвав к сердцам любовь евангельскую, стать свидетелем силы Христовой в мире. И то, и другое уготовляло путь ко Христу, Господу человеческих сердец, как и путь Самого Господа к этим сердцам.

Всякий больной или немощный, живущий только помощью других, существующий только любовью близких, совершает уже этим одним дело рождения любви в мире. Не только помогать людям дело святое, но и принимать помощь от людей, что иногда труднее. Хотя, по слову апостольскому, «блаженнее давать, нежели принимать», но и принимать, при истинной нужде, – блаженно. Есть время сеяния и время жатвы; время выдыхания и время вдыхания живительного воздуха жизни... Через все входит в мир Божия любовь.

Дух Божий послал апостолам хромого. Хромому Дух послал апостолов.

Из отозвавшихся на проповедь Господа и Его апостолов составилась апостольская община первых христиан. «У множества же уверовавших было одно сердце и одна душа; и никто ничего из имения своего не называл своим, но все у них было общее» (32). Ни имен, ни характеров этих «многих веровавших» мы не знаем. Но эти первые полоски новой, доброй земли мира, на которых выросла пшеница Божией правды, питают не только отдельные души человеческие, но и целые общества, народы и самую Церковь, которая все время в истории хочет себя устроить наподобие «первых христиан», то есть людей, охваченных истинной любовью ко Христу не «между прочими делами» мира, но всецело и над всеми делами. Христианина истинного характеризует именно эта всецелостность и неуклонность следования за Христом. И всякое уклонение в мире от Христа есть, в сущности, только уклонение от всецелой отдачи себя Ему.

Апостол, возвещая Христа Господа, проповедовал и всецелое ученичество. Мера христианства есть безмерность устремления ко Христу – отдача Ему всего своего не только телесного, но и душевного, и духовного «имущества»... Лишь на этих путях встречает людей подлинное, положительное единомыслие и единодушие и осуществляется в людях то единство, которое было как раз у первых учеников Слова и у их учеников; единство не условное, не по стихиям мира сего или при содействии их, как в наше время, совершаемое, но чудным излиянием небесной жизни в сердца. Надо иметь детское сердце, чтобы поверить во все слова Христовы (до безмерности поверить). Всякая недобрая «взрослость» выражается в трещинках скепсиса, ложного многознайства, мнимого плотского «опыта жизни»... Мир не узнал бы христианства и не полюбил бы его, если бы рядом с апостолами не стояли эти «светы вторые», ученики учеников, безвестные и столь же пламенные, как апостолы; «первые христиане», они и сейчас живут в мире… «Если бы их не было, – сказал один православный епископ, – солнце потухло бы; ибо для чего оно стало бы светить?»

«И кто напоит одного из малых сих только чашею холодной воды, во имя ученика, истинно говорю вам, не потеряет награды своей» (Мф. 10:42).

Погребение мертвых было поручаемо юношам. Как быстро, с какой готовностью они исполнили свое дело! В отличие от языческого отношения к погребению, где оно считалось чуть ли не самым главным делом в жизни человека, христиане поручают предание земле останков человека юношам. И мы видим, с какой простотой и легкостью совершается это погребение. «И встав, юноши приготовили его к погребению и, вынеся, похоронили» (6). Еще одна черта детской, Богу преданной простоты первых христиан. Никаких условностей, никакой искусственности, усложненности жизни…

В этой простоте легче идти к Богу и любить Его, и все, до последней йоты, предавать Ему.

Слуги этой «области темной» правдиво свидетельствуют o совершенном освобождении апостолов из иерусалимской темницы (25)⁸. «Первосвященник, начальник стражи и прочие первосвященники, недоумевали, что бы это значило» (24). Дело тьмы есть закрывание глаз души. Зло действует во тьме – в неведении того, что делает и что заставляет делать людей.

Любящим Бога все содействует ко благу. А глядя на дерзости демонов, удивляешься великому их бессмыслию и бессмыслию всех вольных и невольных проводников их зла. Не каждый ли грешник нераскаявшийся подобен темничному слуге? В нем есть и слепое подчинение «начальнику темницы» (диаволу), и человекоугодие, человекобоязнь (26), столь решительно противоположные апостольской свободе духа (29). Тюремщики заперты в своем неведении, в своей тьме. А содержащиеся в тюрьме – могут быть свободны.

Дамасского путника мы знаем, это Савл, будущий просветитель мира. Но кто его спутники? Имена их нам не открыты. Это, несомненно, иудеи, подобные Савлу, ненавидящие имя Иисусово. Но что с ними сталось после обращения их начальника Савла? Когда происходило это посещение Савла Спасителем на пути в Дамаск, «люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении, слыша голос, а никого не видя» (7). А после, когда Савл «встал с земли и с открытыми глазами никого не видел», они «повели его за руку и привели в Дамаск» (8).

Душевно слепой, но физически зрячий, он вышел на дамасскуто дорогу, а пришел в Дамаск духовно зрячим, но телесно – слепым. Полпути он вел духовных слепцов, а другую половину пути духовные слепцы вели его, слепого только физически... Полное исцеление должно было свершиться только в Дамаске.

Что сталось с его спутниками? Они все же слышали голос с неба. Но голос был обращен не к ним, и оттого они не могли его понять, не могли услышать его своим сознанием. В другом месте Священного Писания сам апостол, рассказывая о себе и о своем пути в Дамаск, говорит, что его спутники ничего не слышали, а только свет видели, отблеск сияния образа Христова, без видения самого образа, подобно слышанию некоего неуразумеваемого голоса, ничего не доносящего до сознания... Спутники Савловы нечто видели и нечто слышали, но, в сущности, никого не видели и никого не слышали: «Люди же, шедшие с ним, стояли в оцепенении». Некоторые из них, может быть, более восприняли свет, другие – некий звук, похожий на голос...

Несомненно, что эти спутники Савловы были тоже, по своей мере, призваны Спасителем. Но не явно, а прикровенно. Некие крохи упали и для них с Небесного Стола, который так совершенно напитал апостола народов – на всю жизнь. Для них с этого стола упали крохи – отблеск света и таинственный, непонятный звук голоса...

В сущности, для многих душ в мире и все Священное Писание представляет собою не хлеб, а лишь некие крохи. Вернее – является им крохами, еще не целым хлебом жизни, еще не жизнью, не полнотою образа Истины Христа, а лишь неясным светом и неясным голосом правды. Голосом, не обращенным к человеку, а лишь невнятно звучащим где-то звуком, и Светом, не проникающим в последнюю глубину сердца…

На дамасской дороге пророчественно прообразовалось явление любви Христовой в мире. Для одних – в ясном голосе и сиянии, для других (многих) – как нечто неясное и постороннее, хотя и таинственно «сияющее».

Дорога в Дамаск – путь земной жизни человеческой. На нем является Истина. Но не каждый идущий этим путем встречается с истиной «лицом к лицу». Для некоторых это лишь неясный звук, отраженный свет. Но и неясным звуком, и отраженным светом Истины приводит Господь человека в Дом Свой.

Те, что спускали апостола в корзине с городской стены, были великими деятелями Промысла Божиего, почти спасителями Христовыми... Удивительны эти дамасские первохристиане. Какая трезвость духа! При явлении такой силы Божией и такой любви Божией, которую они увидели, легко было искусить Господа – пойти, надеясь на Него, теми вратами, где «стерегли Павла день и ночь» и намеревались убить его. Пойти на вызов… Легко было выбрать путь этой поверхностной и, в сущности, гордой, себялюбивой героичности. Но ни новый христианин-апостол, ни христиане Дамаска не пошли на это. Они выбрали простой и человеческий путь, продиктованный самыми естественными соображениями. Здесь выявилась подлинная духовность первохристиан Дамаска.

Они не покусились самовольно на чудесное, хотя окружены были этим чудесным со всех сторон. Они почтили естественное, человеческое: корзину, веревку... Ложная, выдуманная людьми религия никогда не потерпела бы такого факта. У Божиего апостола путь идет через «унизительное» бегство с помощью первохристиан – в корзине, ночью... Какая правдивость жизни и простота духа! Именно такие немечтательные люди были нужны Промыслу в его великом деле озарения и спасения мира неотмирной правдой.

Этого Энея мир знает меньше, чем вергилиевского. Тот ходил по миру и совершал разные дела человеческой доблести, а этот «восемь уже лет лежал в постели в расслаблении» (33). Tот, путешествующий, ни одного человека не сделал лучше, а этот, расслабленный, обратил к Господу живущих в Лидде и в Сароне. И без подвигов он это совершил, а только тем, что принял в себя силу Божию и исцелился ею.

Болезнь Енея (как и болезнь многих людей в мире) была «не к смерти, а к славе Божией». Этот молчаливейший деятель Промысла Божия после испытания был исцелен Господом через Петра. «Петр сказал ему: Эней! исцеляет тебя Иисус Христос; встань с постели твоей. И он тотчас встал» (54). Никакого даже вопроса не было ему, за что его исцеляет Христос. И со словом (как и в творении мира) явилось дело. Эней, восемь лет лежавший, встал. Увидели его все в Сароне и Лидде и обратились к Господу.

Сам Господь, апостол Петр и Эней – три действующих в мире силы.

Простой безвестный человек Эней молчаливо, одной своею жизнью благовествует силу Божию.

Простая, послушная, кроткая душа – Эней.

He пять ли малых птиц продаются за два ассария? и ни однаиз них не забыта у Бога.

Лк. 12:6

И Рода не забыта в слове Божием. Она не обратила никаких городов к Богу, она ничего не сделала для Церкви Христовой. Она только была служанкой. Скромной служанкой у бедных людей.

«Когда же Петр (ангелом освобожденный из тюрьмы. – А. И.) постучался у ворот, то вышла послушать служанка, именем Рода». Слышит: стучит Петр! Как близко ей было все свершающееся в апостольской общине! «От радости не отворила ворот, но, вбежав (в комнату, где происходило собрание учеников, где «многие собрались и молились». – А. И.), объявила, что Петр стоит у ворот. А те сказали ей: в своем ли ты уме? Но она утверждала свое» (13– 5). Удивительный аргумент был высказан собравшимися. Во-первых, стоит заметить, что никто не сказал, что она говорит неправду или что она шутит. Ни неправды, ни шутки не могло выйти из уст христианки Роды. И вот аргумент: «Они же говорили: это Ангел его» (15). Апостолы здесь высказывают учение о том, что наш ангел-хранитель бывает похож на нас (может быть, мы на него?).

Пока они так рассуждали и рядили, Петр, уставший после тюрьмы, стоял у внешних дверей и все стучал… Необычайно человеческая картина: «Между тем Петр продолжал стучать» (16). Не могли не отворить. Отворили – и изумились. Это был Петр.

О служанке Роде больше мы ничего не слышим, но уже знаем, что дух ее, горячий, живой, чистый, радостный, общительный, принадлежит семье апостолов, столь дорогой для нас.

Воины темницы, стерегшие апостола Петра, освобожденного из-под их стражи ангелом, носят в себе образ людей, идущих вне Благодати. Они оказываются раздавленными безблагодатной необходимостью вещей. Над не защитившими себя молитвой людьми злой дух властвует через естественный ход земных причин и следствий. Ирод велел казнить воинов, совершенно не виновных в том, в чем он их обвинил. Приказ Ирода показывает, как ошибочно естественное рассуждение людей, не учитывающее действия Благодати Божией и ее сил. Люди, не чувствующие Хозяина мира и Его открывающей себя святой воли, люди «эмпирические» неизбежно всегда и очень сильно ошибаются. Ирод – яркий пример именно такого человека. Судя немилосердно других, он не учитывает действия Божиего в мире и сам подвергается немилосердному суду и осуждению; он казнен (как и многие) беспокаянной скоропостижной смертью. «Вдруг Ангел Господень поразил его за то, что он не воздал славы Богу – и он, быв изъеден червями, умер» (23). Медицина нашла бы свое наименование для смерти Ирода, но слово Божие проходит за оболочку вещей этого мира и обнажает корни бытия.

Правитель, уничтожающий воинов, по существу невинных в деле, за которое они казнятся в силу как бы государственной необходимости, исполняет слово Христово: «Взявший меч от меча погибнет». Страшная, но правдивая картина жизни в «мире сем» раскрывается в трагедии людей, подчиненных только «естественному» ходу вещей. Человек создан Богом, и если он живет вне Бога, то осуществляет величайшее бессмыслие, жертвою которого рано или поздно становится.

Несомненно, что и в отношении воинов, и даже самого Ирода Промысл Божий был верен Себе, то есть Своей заботе о людях, до конца. Близость апостола Петра и чудесное избавление его из тюрьмы были зовом, может быть, даже не столько для (верующих уже) апостолов, сколько именно для неверующего Ирода и его воинов. Если бы они, даже оставаясь в своей земной, государственной сфере, исследовали дело освобождения апостола Петра из тюрьмы без торопливости, с внимательностью и беспристрастием, они должны были бы уверовать в небесный мир и его силу, превышающую рамки эмпирических законов, осознанных человеком и не вмещающих в себе, конечно, океана вечной и абсолютной истины.

«Слово же Божие росло и распространялось» (24)… Бога Истины и Жизни, обтекая твердые, «собою заполненные» предметы, наполняла все, готовое вместить ее.

Этот наиболее приближенный к Ироду человек был склонен (очевидно, благодаря подаркам, взяткам) к содействию жителям Тира и Сидона, искавшим мира с Иродом. Небольшое политическое событие Малой Азии, слабо касающееся дела апостольского в мире, но занесенное историком Лукою на страницы Деяний, показывает, как жизнь «мира сего» шла своим, все тем же путем, в то время как свершалось великое небесное дело в человечестве. Два мира – мир благодати и «мир сей» – взаимно друг в друга проникают, оставаясь существенно различными, принадлежащими к двум планам бытия. Кесарево воздастся кесарю, но сверх того многими этому же кесарю воздается и Божие. Этот всюду происходящий, в той или иной степени, процесс показательно ярко изображен в стихах 21–22: «В назначенный день Ирод, одевшись в царскую одежду, сел на возвышенном месте и говорил к ним (то есть к тирянам и сидонянам, подкупившим Власта. – А. И.); а народ восклицал: это голос Бога, а не человека».

Самоуверенный царек, в мишурном блеске восседающий на троне, и бессмысленный народ, его обоготворяющий в то время, когда Суд Божий вознес уже меч ангела над гордостью человеческой и черви готовы выйти на поверхность эмпирического бытия Ирода... Поучительная для всякого времени картина.

«Мир Мой даю вам; не так, как мир дает...» (Ин. 14:27).

А как именно мир дает свой мир, очень хорошо видно в двенадцатой главе Деяний. Власты человеческие творят свой мир, и мир «сего мира» есть творение властов. Оттого так мало на него надеются и так мало ему придают значения люди, видящие Истину.

Близость к Ироду еще не определяет духовно человека. Мы это видим на примере Манаила, который был «совоспитанник Ирода» (1), но духа, Ироду противоположного. Бытие само по себе и его внешние условия совсем не определяют сознания – духовной свободы и нравственного чувства человека. Воспитанные одинаково, Ирод и Манаил пошли совсем разными путями в жизни. Один сделался напыщенным тираном, царьком, игрушкой демонического духа, а другой «служил Господу и постился» (См. 2), слушая недомыслимые веяния Духа Святого в своем утонченном и освященном сердце.

Священное Писание божественно чуждо страстных интонаций. Поэтому оно также чуждо иронии и сарказма. Отсутствие «душевности» и эмоциональности придает особенную силу нравственному суду над злом.

Стих пятидесятый главы тринадцатой говорит без всякой иронии о набожных и почетных женщинах, выявляя лишь протокольную правду.

Эти набожные и почетные женщины вместе с первыми в городе людьми «воздвигли гонение на Павла и Варнаву и изгнали их из своих пределов». Типичный образец встречи мира, который «во зле лежит», с Истиной Божией… «Суд же состоит в том, что свет пришел в мир; но люди более возлюбили тьму, нежели свет, потому что дела их были злы» (Ин. 3:19). «Всякий, делающий злое, ненавидит свет и не идет к свету...» (Ин. 3:20). Страшный Суд есть все та же Любовь. Но она есть и Правда. Любовь-Правда светит в мире и светом своим уже сейчас распределяет людей по правую и по левую сторону от себя. Есть души-овцы, уже сейчас послушные любви, а есть козлы, уже сейчас ее бодающие. Свет Христов спасает и судит одновременно. Все это начинается уже на земле, на кратком отрезке земного времени.

Неповторимая земная жизнь – испытание метафизического существа человека. Будущий Суд есть лишь печать на том письме, которое написал человек во время своей земной жизни: оттого так велика цена всякой минуты земной.

Ценность ее не в созерцании только начатков будущей гармонии, не в предвкушении только будущего блаженства, но великая ценность этой «исполненной печали» земной жизни – в возможности всецелого обращения к Жизни Вечной. Ужас земного существования – в возможности не откликнуться на зов Божий, оттолкнуться от Вечной Жизни, возненавидеть, распять на своем пути этот зов, как Христа; оттолкнуться от Света, несомого учениками... Ужас этой жизни образно выражен в словах: «Они же, отрясши на них прах от ног своих, пошли в Иконию» (51). Этот легкий прах, взметаемый от ног посланных Богом людей, прах отряхиваемый, не принятый даже на подошву апостольских сандалий, – какое это невероятное свидетельство о душе человека, о доме, о городе, о народе... Если этот грех не омоется водою глубокого раскаяния и обращения ко Христу, как будет он свидетельствовать о предании и распятии Истины Христовой – в душе, в доме, в стране... «Истинно говорю вам: отраднее будет Содому и Гоморре в день суда, нежели тому городу», – городу, стране, душе, на которой осело это легкое облачко пыли, отрясенной с ног апостолов... У города Содома не нашлось ничего, кроме тусклой совести человеческой, мерцавшей в Лоте. В Антиохии Писидийской было слово Божие (а ныне оно – почти во всех городах мира). Если совесть Лота содомлянам можно было пытаться испачкать и нарушить, то слово Божие можно только изгнать. На это именно и решились «первые люди» Антиохии Писидийской. Нередко на это же самое решаются именно «первые люди» – в городе‚ обществе и народе... Конечно, о них это было сказано, что «многие же будут первые последними, и последние первыми» (Мф. 19:30).

«Набожные и почетные женщины» в истории не всегда оказывают поддержку Истине. Стих пятидесятый главы тринадцатой Деяний написан специально для них – многих в мире – набожных и почетных женщин.

«Он слушал говорившего Павла, который, взглянув на него и увидев, что он имеет веру для получения исцеления, сказал громким голосом: ...стань на ноги твои прямо» (9– 10). Не так ли ангелы взглядывают и вглядываются в нашу сущность, когда Промысл Божий зовет, увлекает нас к духовной жизни.

Происходит некое непрестанное изучение нас, замечание нас со стороны Божиего, невидимого для нас, мира, замечание нашей сущности при различных состояниях нашей души и в различных положениях жизни. Как бы рентгеном все время просвечивают нас! Всякое наше состояние порождает соответственный зов Божией Благодати, ее живой и личный ответ на выражение и направление нашей свободы. Зорко вглядывается в нас тот, кто нас любит здесь, на земле; тысячекратно более зорко вглядываются в нас наши ангелы-хранители, незримые для телесных очей... Сколь же более еще пристально глядит на нас Око Божие!

Все в мире устраивается так, чтобы проявлялась все время наша воля, наша свобода, наша личность. Человек все время ставится в тысячи разнообразных условий и положений в мире, внешних и внутренних; и через всякое обстоятельство внутренней и внешней нашей жизни Любовь Божия хочет высечь из камня его души искру небесного бытия. Искра эта – отклик человека на зов Благодати, отзвук воли человека на Промысл, распростертый над ним или над окружающим его.

Орлинозоркий ангелоподобный взгляд апостола являет высшую пневматологическую действительность мира, о которой так слабо и несовершенно знают люди в мире, оставаясь обычно лишь в плотской или душевной, психологической плоскости; психофизический мир имеет тоже свой мир утонченности и своеобразной «духовности» (ложной, конечно), из которой вырастают все заблуждения мира.

Истинное духовидчество, прозорливость есть прямое следствие очищенности сердца человеческого и соединения его с Духом Истины. Это духовидчество, видящее и провидящее реальность вечного мира, дается Господом на земле людям только ради спасения их и других душ и вверяется только тем, которые узнаны и призваны быть истинными спутниками и соработниками Промысла Божиего в мире, сынами, знающими волю Отца.

У апостолов в высокой степени был этот дар. Они не только поклонились Богу «в духе и истине», но и видели весь мир и человечество в духе и истине. Психическая «зазубренность» и сложность человечества не имела для апостолов значения.

Апостол умел быть – не от лицемерия, конечно, и не для земной корысти (как это делают люди века сего), но по любви к каждой душе – «с Еллином как Еллин, с Иудеем как Иудей». Со слабыми был он как слабый, с сильными как сильный – чтобы открыть истину всем и спасти всякого, истине открывшегося. Душа апостола, освобожденная от житейских, бытовых, расовых, национальных и психологических ограниченностей и подчинения времени с его провиденциальным разделением людей, могла бывать всюду, оставаясь всегда сво6одной во Христе. Эта душа нового человечества, умершая не только для греха, но и для его естественных следствий (для «рубцов» греха), душа, плывущая уже в безбрежном океане жизни божественной, видела, конечно, малейший признак обращенности ко Христу другого человека. Так остановился быстрый взгляд апостола на одном из «малых сих», на хромом человеке из города Листры, где апостол проповедовал, остановился в самую минуту проповеди.

Из этого мы видим, что апостол не только говорил; он умел и слушать духом всех тех, кому говорил. Эта примечательная черта, встречающаяся у проповедников религиозной истины, показывает нам дух истинной проповеди. Редко встречается в мире эта черта, несмотря на обилие проповедников, и именно оттого, что говорящие не слушают, а если и слушают, то по-настоящему не слышат тех, кому говорят. Слышать духом других людей во время своего слова есть дар, сопровождающий служение истинного проповедничества. Это есть дар обращения отдельно и лично к каждому даже в то время, когда перед проповедником тысячи слушающих.

Действие Духа Божия в мире универсально – и одновременно неповторимо, личностно в отношении каждого человека. Таково само божественное содержание Евангелия, в отличие от остальных книг мира. Таким же бывает слово истинных проповедников. В меру своего приятия огня Духа они видят, что надо человеку.

Хромого в Листре надо было напоить водою не только духовного, но и телесного исцеления. Апостол сейчас же заметил, что хромой человек «имеет веру для получения исцеления», то есть, что он не только способен психологически поверить в возможность своего исцеления, но и пневматологически зрел для этого исцеления, что исцеление не повредит ему, его спасению, даже поможет ближе подойти к Богу, что исцеление будет благословением и для него, и для других людей. Апостол все это мгновенно увидел, безошибочно (вот она, огненность апостольская!) определил своим духом... То, что другие, нечуткие и слепые духом, «не замечают», апостол, истинный «строитель тайн Божиих», сейчас же заметил. И воспользовался немедленно, со всею горячностью своей любви к Богу и человеку взглянул, увидел – и сейчас же громким, горячим, от сердца идущим голосом сказал: «Тебе говорю (вот – любовь Отца – A. И) во имя Господа Иисуса Христа: стань на ноги твои прямо. И он тотчас (все подлинное происходит тотчас, вне времени человеческого. – А. И.) вскочил и стал ходить» (10).

Молниеносное исцеление хромого от рождения в Листре произвело на народ ошеломляющее впечатление. Можно было бы сказать – слишком большое. Слепота духовная, как и слепота физическая, оставляет человека либо в неподвижности, либо заставляет его делать движения лишние, ненужные, иногда гибельные. И слепые духовно либо лениво цедят пред апостолом сквозь зубы: «Об этом послушаем тебя в другое время» (Деян. 17:32), либо кричат: «Боги в образе человеческом сошли к нам» (11). Глухие или не хотят слушать апостолов, заранее считая их проповедниками некоего нового скучного учения человеческого, или, видя чудо, впадают в такой же восторг, как после насыщения тысяч людей пятью хлебами, и хотят чудотворца сделать своим царем или причислить к сонму богов. Если Господь Иисус Христос только скорбно уклонился от людей, Царствия Божия не понимающих, то апостолы Павел и Варнава, естественно, возмутились духом до такой степени, что «разорвали свои одежды».

Современный, разумный, осторожный проповедник пожалел бы, конечно, своей одежды... Две тысячи лет тому назад все было проще и горячее. С жаром бросились в толпу так плохо ею понятые апостолы – так не к славе Христовой понятые. Бросились в народ и «громогласно говорили: мужи! что вы это делаете? И мы – подобные вам человеки…» (14–15).

Исцеление хромого произвело нужную реакцию, обнаружив подлинное духовное состояние народа, и дало апостолам новый повод горячего свидетельства об Истине этим поверхностным и «жестоковыйным» (даже в добрых чувствах своих) людям.

«Жестоковыйность» (плотскость религиозная, фанатичность) одинаково далека от Бога как в зле, так и в добре. Можно себе представить, сколь мучительна была для светлого, смиренного духа апостолов эта попытка языческого обоготворения их самих. Они, учившие о совершенном обожении человека во Христе, должны были особенно страдать от человеческих стремлений к темному их обоготворению.

С разодранными одеждами, крича, апостолы убеждали в толпе эти младенческие сердца простыми, горячими, детскими, трогательными в эту минуту словами: «Благовествуем вам, чтобы вы обратились от сих ложных к Богу Живому, Который сотворил небо и землю, и море, и все, что в них, Который в прошедших родах попустил всем народам ходить своими путями, хотя и не переставал свидетельствовать о Себе благодеяниями, подавая нам с неба дожди и времена плодоносные и исполняя пищею и веселием сердца наши» (15–17). Из этих слов так и брызжет непосредственная любовь к Богу. Она и зажгла миллионы сердец в мире. Здесь было и материнское утешение народа в младенческом безумстве его.

«Некоторых иудеев» довольно много было на путях апостолов... Первое гонение на Церковь, как известно, шло из среды этих не веровавших во Христа иудеев; они же раньше просили Пилата, чтобы он им отдал Варавву, а Иисуса отдал на распятие; это они избрали не Его, но Варавву (Мф. 27:21).

Препятствия от них были повсюду. Вся естественная конъюнктура складывалась очень легко в пользу этих врагов истины Христовой. Победа над миром могла быть только по благодати, через веру. Благодать должна была быть практически показана в мире. Не только подлинная высота человеческая, но и практическое доказательство сверхприродной силы Духа Христова должно было прийти в мир через крайнюю и всестороннюю слабость всей человеческой – и апостольской – плоти.

У посланных Богом на завоевание всего человечества людей не было ни значения, ни влияния – «внешнего», ни ловкости, ни хитрости мира, ни красноречия, увлекающего людей, ни престижа государственного, ни авторитета общественного, ни богатства материального, ни силы физической.

Не было вообще никакой власти внешней, человеческой. Все это, наоборот, было обращено против апостолов... Не было у них ничего, кроме Благодати и сердца, открытого для небесной Истины. Из этого сердца, как «из ничего», творился новый мир...

«Некоторые иудеи» (это категория повсеместного противления христианству) всюду мешают апостолам и их преемникам, как пыль – глазу. Это зло не этническое (апостолы – тоже иудеи), а духовное.

Народ в Листре уже стал подчиняться Господу и приник своим простым детским сердцем к апостолам, и начал уже пить духовное млеко истины. Апостолы продолжали «смело проповедовать». Но вот являются эти «некоторые иудеи» и возбуждают людей против апостолов: убедили народ отстать от апостола Павла (которому совсем недавно хотел народ приносить жертву, как богу); побили его камнями и даже «вытащили за город, почитая его умершим» (19). Но, чудесно укрепленный, на глазах учеников апостол встал и не устрашился опять войти в Листру; лишь на другой день он ушел в Дервию, а через некоторое время снова вернулся в ту же самую Листру для «утверждения душ учеников», уча их делом и словом, что «многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие».

«Некоторые иудеи» после того, как апостольское дело перенеслось к язычникам, явились, конечно, и в образе язычников... Когда же окончились «времена язычников» (Лк. 21: 24), эти «некоторые иудеи» стали являться в образе «внешних христиан». Когда же стали оканчиваться и времена «внешних христиан», эти «некоторые» снова являются миру уже в виде неоязычников и неоиудеев, обновивших учение о примате крови, плоти, расы, нации и государства над духом человеческим и Духом Божиим.

Истинным апостолам они не могут возбранить – и никогда не возбранят – делать дело Божие. Смысл их явления – открыть правду крестного пути Благодати в мире, правду евангельского пути в Царство Божие.

Вокруг апостолов происходит «поляризация» человечества. Господь «отверзал сердца» людей. И сердца показывали свое содержимое. Так отверзлось и сердце Лидии, торговавшей багряницей в Фиатирах. Она была, по-видимому, состоятельнее других христиан, и ей было легче дать у себя приют апостолам. «Если вы признали меня верною Господу, то войдите в дом мой и живите у меня» (15), – такими словами убедила она апостолов принять ее малое им служение.

Облегчают апостолам их труды и страдания такие кроткие, скромные, жертвенные (и не замечающие своей жертвенности) женщины. На всем протяжении истории Церкви Промысл ставил таких женщин на крестных путях благовествователей Слова. И женщины эти, как Лидия, а позднее, через четыре века, Олимпиада-диаконисса, служили благовестникам Христовым «имением своим, как самому Господу». Они не только подавали, по заповеди Христовой, чашу «холодной воды, во имя ученика» (Мф. 10:42), но они поили самих учеников, и не одной чашей воды, и кормили их, воплощая свою любовь к Господу в служителях Его Церкви.

Отрекшиеся от своих родных, от семейств и друзей по плоти, служители Христовы получали уже на земных своих крестных путях, по слову Господа, во сто крат больше «матерей и братьев и сестер» и друзей духовно близких, чья близость уже утверждена в вечности. Отрекшиеся от всего и свободные от всякой плотской привязанности, они и до наших дней находят всюду, на всех путях своих множество матерей, и сестер, и братьев, и чад в духе, во Христе; и эти новые связи и единения несравненно глубже и радостнее кровных союзов. Чистое родство душ, соединенных между собою одною любовью ко Христу Господу и Его нетленному миру, как бы одним дыханием любви живет. Оно носит уже в себе и предвкушает все радости жизни вечной, совершенно отодвигая в забвение страстную, ветхую, плотскую жизнь.

У христиан и жены – только «отчасти» жены. Они более спутницы к небесному вечному Отечеству. Апостол говорит, что все «имеющие жен должны быть, как не имеющие, и пользующиеся миром сим, как не пользующиеся…», «Ибо проходит образ мира сего...» Но образ мира вечного и бытия нового готовится стать настоящей, единственной реальностью человека.

Через служение душе, обрученной Богу, слуги Христовы исполняют свое предназначение. «Ничего не имея», они «всем обладают» (2Кор. 6:10) и в отношении вещей мира видимого, и в мире невидимых сокровищ Божиих, живых душ человеческих. Христианин – собрат и сослужитель всех святых, от века Богу утодивших, – «обладает» в Боге всеми их жизнями, хотя и «не имеет» их. И всякий благовестник обладает плодами своего благовестия – любовью к Богу человека, им обращенного.

Трудящимся позволено «жить от благовествования». Жить от благовествования – совсем не значит только пользоваться гостеприимством Лидии, ее услугами и пищей. Апостолы питались «не одним хлебом», но и Словом, и любовью, действовавшей в их братьях и сестрах.

Они питались от благовествования любовью людей; их правдой и чистотой, их усердием и помощью в деле обращения новых душ ко Христу.

Характерный – и поучительный для современности случай произошел в Филиппах. Идя в молитвенный дом за город, к реке, апостолы Павел и Лука встретили одну служанку, «одержимую духом прорицательным» (16). Дух бесплотный, видящий более, чем человек, имеет возможность, иногда проникая в человека, нечто сообщать ему и через него другим. Через одержимых людей дух может сообщать нечто и окружающим.

Пользуясь одержимостью своей служанки, господа ее зарабатывали и имели большой доход от этих прорицаний. Апостол Павел несколько дней терпел на улице прорицания, но потом, «вознегодовав» (18), силою Господа Иисуса Христа изгнал прорицательного духа из служанки. Ничего плохого, в сущности, этот дух ему не говорил. Этого духа даже можно было принять за истинного духа (и тем попасть под его влияние). Он возвещал чистую правду. Но апостол без колебаний изгнал его именем Христовым. Дух этот был нечистый – апостол вознегодовал, изгоняя его.

Ясное поучение вытекает из этого всем ищущим прорицателей, гадальщиц и ясновидящих и им доверяющим:

«…сатана принимает вид Ангела света» (2Кор. 11:14). Хотя ясновидящие, бывает, и не говорят ничего плохого и кое-что угадывают из прошлого и из настоящего человека, и не пытаются греховно заглянуть в будущее (которое есть достояние Единого Господа Бога), однако общение с этими «ясновидящими» представляет для всякого человека большую опасность и несомненное духовное загрязнение в самом уже факте обращения к ним и общения с ними вопреки воле Божией.

Всякое общение с неблагодатным духом, всякое обращение к нему есть уже смертельное осквернение для человека. Люди мира бывают столь неосторожны и столь неразумны, что вопреки ясному велению Божию стараются – даже иногда самовольно – подглядывать будущее, тем отталкивая от себя Благодать веры и ежемгновенной надежды на Бога.

Целая Книга Жизни заключена в стихах 27–34. Любовь апостола к тюремщику своему, спасение его тела и души… Может быть, ради обращения его одного был апостол проведен через эти нелегкие узы. Как быстро откликнулась душа стража на искреннюю любовь апостола к нему! Любовь апостола – в крике отеческого страха из глубины темницы: «Не делай себе никакого зла» и в горячности этого его крика. Апостол прозорливо возгласил к стражу своему, не видя его, но зная, что он уже извлек меч, чтобы умертвить себя. Эта любовь, забота и явная прозорливость узника потрясли тюремщика. «Он потребовал огня, вбежал в темницу и в трепете припал к Павлу и Силе...» «Припал в трепете», в священном и сладком ужасе...

Мысль о духовном спасении охватила его. Удивительно, как призывающая Благодать приготовила его к принятию небесного огня веры. Землетрясение, колебание стен темницы, забота безвестных учеников о его спасении, их удивительное проникновение в его мысль и их совсем новая для него любовь, проповедь, увещевание Крещения...

Явление горячности в вере и любви дает осязательно яркие плоды Духа. Дух сошел на стража тюремного; Дух вывел его из его внутренней душевной тюрьмы, тюрьмы одной лишь плотской жизни и плотских помыслов, «и, взяв их в тот час ночи, он», этот доселе грубый тюремщик, «омыл раны их, и немедленно крестился сам и все домашние его» (53).

Радостная общая трапеза жизни... Сказано: «возрадовался со всем домом своим, что уверовал в Бога» (54). Радость чистая, небесная о своем и близких своих вечном спасении; радость открывшейся ему любви Божией и своей любви к Богу... Чувствуется даже некоторое «опьянение божественным» в событиях этой ночи. Все в одну ночь произошло. Чарующий пример действия Благодати в простом сердце.

Сейчас люди – особенно тюремщики наших дней изъедены рассудительностью, безличностью, отвлеченностью, рутиной «профессиональности»; в этом тонут личные черты всякого человека. Души сейчас в мире разложены; в них меньше цельности, простоты и детскости, чем в людях апостольского времени или средних веков. Мир тогда, может быть, был грубее, но душа человека была обнаженней и ясней в своих корнях.

Землетрясения в те годы больше обнажали в сознании человека близость ангельского мира. Души стояли ближе к своим «метафизическим корням». Облегчая веру во Христа человеческим душам, мир и сегодня потрясается великими и огненными катаклизмами. Трясение стен общечеловеческой темницы – мира – есть сотрудничество силы Божией с душами человеческими, имеющими уже божественную любовь и посланными в мир на проповедь Истины... События физические, исторические лишь пролог к действию любви и апостольского служения.

Злоба, ненависть, открытое бесчеловечие, истязание одних людей другими, преследования расовые, кастовые, национальные, партийные, личные, волны ненависти, недоверия и страха все время колеблют стены мира – общей темницы людей. Это все совершается ради облегчения духовного воскресения Господа Иисуса Христа в сердцах людей, не понимающих стражей этого мира. Повторяются и в наши дни события, сопровождавшие распятие Христово, – землетрясение, отверзение гробов, разлитие Света Божественного в сердцах... «Думаю, что нынешние временные страдания ничего не стоят в сравнении с тою славою, которая откроется в нас» (Рим. 8:18). Зло и суету «преодолеваем силою Возлюбившего нас». Апостол, по опыту своему, мог быть совершенно уверен, что никакая сила не может отлучить ни его, ни другие души «от любви Божией во Христе Иисусе, Господе нашем». Более того, он хорошо знал, что всякая сила в мире, всякое событие может силой Христовой привести человека к этой любви.

На долю этих людей выпало только пересказать начальникам города слова апостола Павла – не благовествования, а требования гражданской и человеческой справедливости в отношении его и Силы. Дело этих городских служителей, совсем незаметное, не открыло их личностей... Тут рядом совершалось обновление и «воскресение людей Духом Святым», но эти служители города остались в стороне от новой жизни. Они продолжали старую жизнь мира и откликались не на духовные, а только на внешние слова апостолов. Как очень многие люди, они безжизненно проходили около самой благодати Воскресения, столь близкой к ним!

Иасон был уважаемый в Фессалониках человек. Вместе с христианами он пережил несколько неприятных минут; его тоже повлекли «неуверовавшие иудеи» и «негодные люди», взятые иудеями с площади. Обвинение (все то же: «всесветные возмутители») обращено опять к апостолам. Но их не находят в доме знатного Иасона. Иасону приходится объясняться с маленькими пилатами Фессалоник. Толпа «неуверовавших иудеев» и «негодных людей», точь-в-точь как перед иерусалимским Пилатом, опять неистовствует, кричит... Дальний отплеск великой волны, поднявшейся «на Господа и на Христа Его…» Но тут не мученичество, не распятие, а досаждение и неприятность.

«Негодные люди» больше неприятностей в данном случае принесли самим себе, чем Иасону. Чтобы «возмущать город», надо было, очевидно, иметь еще более злую душу... Правы те, которые жалеют не столько жертву, сколько палача; в духовном смысле палачи несчастнее своих жертв.

Около каждого человека и церковного дела в мире слышен всегла дьявольский ветер, поднимающий пыль вокруг и бросающий ее в глаза людям. Зло не в силах ничего само привнести, влить, дать, но хочет отнять от людей все и испугать их на самом пороге добра, сделать их бессильными для блага… Но трезвые и мудрые христиане, как Иасон, один за другим спокойно распутывают все диавольские сети, узлы и колтуны, выходя из тупиков зла и выводя других.

«Городские начальники», обычно люди нравственно нейтральные, поддаются, конечно, добру, но и встревоживаются злом. Это «почва каменистая», на которой быстро всходят самые противоположные растения, одинаково быстро увядающие. Вообще начальники власти гражданской живут не столько в нравственном порядке Истины и Добра, сколько в психологическом и юридическом порядке «мира сего». У них свой комплекс соображений и рутинных суждений, по которым они милуют или осуждают людей... В их психическом мире все шатко. Легко их встревожить, но не трудно и успокоить, «дать удостоверение»... «Удостоверяющий», впрочем, должен принадлежать к их миру, говорить на их языке...

В общественной жизни Иасон, вероятно, соприкасался с ними, и оттого ему легко было успокоить их. «Городские начальники» – зыбкая почва всех времен и народов. С ними надо уметь говорить. Апостол Павел умел не только благовествовать им, но и говорить с ними, не затрагивая «жемчуга» духовной области (см.: Деян. 16:37–39, 24).

Трогательно сообщение о том, что ввиду явной опасности в Солуни «братия» «немедленно ночью отправили Павла и Силу...» (10). Апостол народов подчинился «братии» и был «отправлен в Верию». Там было благомысленнее, тише, мудрее. Там без споров люди приняли свидетельство Истины и только захотели для прочности веры сами удостовериться в текстах Писания, на которые ссылались апостолы. В результате беспристрастного разбора Писаний «многие из верийских уверовали». Здесь уже и «почетные женщины» себя проявляют с самой хорошей стороны. Немало их уверовало.

Но диавол змеится по стопам апостолов...

Солунские возмутители услышали, что апостолы проникают в Верию. Павла опять спасает «братия», отправляя в виде путника, «как будто идущего к морю». Удивительна чуткость, разумность и любовь подлинных друзей апостолов. Сколько радости скрывается в этой заботе для благовестника, радости не из-за облегчения его трудов, а из-за торжества христианской любви в друзьях его и чадах о Христе; той любви, которая была «проповедана» и насаждена им.

Верийская община выросла отчасти благодаря гонению на апостола в Солуни. «Любящим Бога все содействует ко благу». Диавольский ветер только разносит искры огня Христова в мире; не в силах он потушить их. Лишь призрачные искры исчезают под этим ветром. Внимательность верийских людей к Истине и их ежедневные разборы Писания с целью удостовериться в ней до конца есть новое вкладывание трепещущих радостно перстов человеческих в прободенные руки и ребра Спасителя Воскресшего...

Апостол рассуждал «ежедневно на площади со встречающимися» (17). О чем? «Он благовествовал им Иисуса и воскресение» (18). Промысл вел души человеческие через афинскухо площадь, где стоял апостол и говорил о Боге Живом. Некоторые из эпикурейских и стоических философов спорили с ним и называли его за спиной суесловом. На площади речь апостола Павла обращалась ко всем. В результате этого апостольского – и Божиего слова образовалась группа уверовавших. «Некоторые же мужи, пристав к нему, уверовали; между ними был Дионисий Ареопагит и женщина, именем Дамарь, и другие с ними» (54).

Конечно, по каким-нибудь своим житейским надобностям люди проходили через площадь, может быть, некоторые спешили на поклонение ложным богам. Апостол стоял на площади, как сеть… И таинственно совершалось улавливание душ.

«Один берется, а другой оставляется» (Мф. 24:40)...

Благодать встречается таинственно с душой человеческой на всех путях и площадях мира. Иногда среди самых земных шумов и идей мира человек слышит кроткий голос Истины. Друг земной или небесный вкладывает ее в самое сердце. И истина вдруг кажется человеку бесконечно более дорогой и близкой, чем все зовы мира, сулящие счастье и победные клики земли.

Почему один откликается, «берется», а другой не отвечает голосу Истины и «оставляется» во лжи? Слово Божие объясняет эту тайну притчей о сеятеле и семени. Истина Божия падает, как семя, во всякое человеческое сердце; в глубинах своего свободного бытия человек отталкивает или принимает Истину... Господь же, как солнце, светит всем… Если бы можно было духовными очами взглянуть на афинскую площадь в то время, как там стоял апостол, можно было бы увидеть Солнце Христа, ослепительно сияющее среди этой площади, и одних людей можно было видеть согревающимися и радостно озаряющимися этим солнцем, других – опаляемыми его огнем и отбегающими от него, третьих – сокрытыми за холодными каменными стенами своей самости...

Аполлос, зная только крещение Иоанново (такова была сила этого крещения), уже «горя духом, учил о Господе правильно» (25). Дух Святой уже понуждал этого человека говорить другим языком, несмотря на еще несовершенное знание истины им самим. Истина горения сердца больше знания человека. Дух Аполлоса был уже мудр в горячности своей, а разум его еще отставал и ряда сторон христианских учений не знал.

Акила и Прискилла, друзья апостола Павла, соремесленники его по изготовлению палаток, помогли Аполлосу, «приняли его (и в дом, и в сердце свое): точнее объяснили ему путь Господень» (26). Не спорили с ним, не опровергали его, а только «точнее объяснили...» Это самый верный метод привлечения добрых душ, еще не знающих полноты истины.

Аполлос – пример горячности в служении Богу и смирения. Душа, движимая Духом Святым, так же легко учит, как и учится истине.

Акила и Прискилла во время делания палаток с апостолом Павлом научились от него глубине познания Истины. С кем ни соприкасается – братски, дружески, – апостол народов, он всех учит делать палатки Господу Воскресшему, Преображенному. Тогда на горе Фаворской еще не время было делать кущи (Мф. 17:4). Но теперь, после Воскресения, все дело апостольское уже в том, чтобы строить палатки Господу в душах. Все в мире учило апостола Царству Божиему.

Радостна была жатва апостола в душах таких «чтущих Бога», как Иуст и начальник синагоги Крисп. Конечно (как в видении было апостолу Павлу сказано), надо было «говорить и не умолкать». «У Меня много людей в этом городе» (10), – сказал Сам Господь апостолу... «У Меня»... Если бы только нам всем быть у Тебя, Господи, на счету Твоем... Апостолы только срывают гроздья, которые возрастил Дух Божий. «Я послал вас жать то, над чем вы не трудились: другие трудились, а вы вошли в труд их» (Ин. 4:38). На кресте (жизненном и надгробном) каждого проповедника Истины могут быть написаны эти слова.

Фигура Сосфена, начальника синагоги, довольно жалкая. Противник апостола, он был в числе тех иудеев, которые «единодушно» (единодушие всякого зла – призрачно) напали на Павла и привели его пред судилище проконсула Галлиона. Явно – оклеветали апостола. Но Галлион, более мудрый, чем Пилат, не хотел вмешиваться в религиозные дела иудеев и прогнал их с судилища.

Почему «все Еллины» схватили после этого Сосфена и стали его бить перед судилищем, понять нелегко. Очевидно, это была одна из бесовских выходок. Бесы часто имеют власть бить своих слуг... А Галлион «ни мало не беспокоился о том» (17). Рывший яму другому попал в нее сам. Христиане запомнили этот случай.

Жалкие люди эти сосфены, не любящие добра и неудачники во зле. В сущности, все злые люди становятся похожи на Сосфена. Зло, творимое ими, находит их самих, рано или поздно. Напрасно люди недоумевают, если зло «поздно» находит их (не как Сосфена). Они и в удачах своих внешних несут в своей душе личинки зла, уже обращенного против них.

Были ученики, не знающие о Духе Святом. Но Дух Святой знал их и влек к новым откровениям.

Быстро, без сомнений внимают они истине и принимают Дух Истины, свидетельствуя тем, что Он в них был, хотя они и не знали этого. «Бог же творил не мало чудес руками Павла» (11). Главное чудо есть обращение к Истине людей, ее не знающих, и обращение к большей Истине тех, которые познали ее еще несовершенно. Материал горючий Господом подготовлен, надо только запалить. Это мог делать даже Аполлос, не зная всей истины, а только горя ею. Еще скорее зажигались души, предуставленные (предуставившие себя, в своей свободе) через слово апостола к Истине.

Но апостол не только учил и просвещал. Oн и подавал Духа возложением рук. Дух Святой в глубочайшем, непостижимом смирении Своем благоволит слушаться верных ему людей. Он подает Себя людям через таинства Церкви, через молитву и через руковозложение Своих слуг, очищая, освобождая и освящая людей, алчущих Его.

Своими блаженными силами и неизреченными дуновениями Дух благопослушен людям, верным Ему и благопослушным Ему...

Ошибочно говорить о «Третьем Завете», о новом историческом «Завете Духа». Дух Святой, Единый со Христом и Отцом, обильно, царственно и благопослушно действует в мире. Oн уже входит в Завет с человеком, если находит в нем веру и любовь.

«Павел хотел войти в народ, ученики не допустили его» (30). Не первый раз мы видим это: ученики имеют власть над учителем. Это ученики, выучившиеся у своего учителя ученичеству Христову. Они повинуются духу Христову в любви своей и заботе своей, и учитель их подчиняется им.

Высшее, что могла вырастить дохристианская культура, это блюстительство порядка, разумности естественных отношений, норм закона. Римское право – величайшее достижение древнего человека, не дошедшего до царства благодати, еще не знающего и Богооткровенного Закона. Оно целиком остается и в наши дни для людей, которые еще в младенчестве духовном и в одной только государственности пребывают; их усмиряет и направляет власть гражданских законов и естественных аргументов. Человечество, в государственности своей, живет в царстве незримой благодати Закона, перед дверями таинственного закона Благодати.

Благодать на этом человеке. В его училище в Ефесе апостол Павел проповедовал иудеям и грекам целых два года...

Чему бы ни учились ученики этого училища, они должны были за два великих года узнать христианство. Душевное знание уступает духовному. Тиранн уступает свое время и место апостолу Павлу. Знание уступает ведению, логика и психология – пневматологии.

Райская весть о Господе Иисусе связана с изгнанием злых сил. Изгнание их есть действие Благодати. Кто пытается без Благодати изгонять из мира зло и пользуется именем Иисусовым без Духа Иисусова, тот будет отдан во власть злых сил.

Добро и борьба со злом без Благодати Христовой есть ложь и заблуждение антихристово, слепота истории человечества.

Этот юноша из Троад, «во время продолжительной беседы Павловой... сидевший на окне, погрузился в глубокий сон и, пошатнувшись, сонный упал вниз с третьего жилья...» (9). Очевидно, беседа апостола Павла была слишком трудна для молодого Евтиха. Многие в наши дни тоже засыпают умом во время богослужения и чтения посланий апостольских. Это «естественно» для плотского человека.

Все же даже Евтиху лучше было бы не засыпать в такое время. Падение его символично. Это предупреждение всем христианам, засыпающим во время слышания Слова Божия... «Трезвитесь, бодрствуйте, потому что противник ваш диавол ходит, как рыкающий лев, ища кого поглотить» (1Пет. 5:8). Особенно у святых мест и в святые часы (как в Гефсимании перед Голгофой), когда происходит прославление Господа, «противник диавол» нагоняет на людей сон, расслабление, скуку. Еле горящий, тлеющий потухает, связывается и отбрасывается от животворных слов молитвы.

Как это «Дух Святый по всем городам свидетельствует» (23) апостолу об узах и скорбях? Конечно – через людей живущих в разных городах. Духовно опытный человек слышит и узнает голос Духа в своем сердце и в речи другого человека. «По одному слову можно узнать истинного подвижника», – говорили святые отцы. Не столько даже через содержание, то есть рациональный смысл речи, сколько через ее дух может быть узнаваема опытными людьми как бессольная, так и благодатная душа. Несомненно, через глаза (и вообще черты лица) человеческие проявляется духовное качество души. Слово – тоже выразительный проводник духа. Сквозь доброе, истинное и чистое Дух слышит райские звуки. Преисподний скрежет зла и нечистоты также слышен, хотя бы он и скрывался за внешней благовидностью слова.

Тонкий слух апостола ясно слышал духовные миры сквозь слова людей. В Филиппах из служанки он изгоняет демона, хотя этот дух ничего, кроме сущей правды, не сказал; но даже в самой правде обнаружилась пред апостолом его злая сущность. Примечательное пневматологическое явление. Познание этих явлений представлявшейся самой необходимой потребностью современного человечества, так легко обманывающегося призраками добра и зла.

Дыхание Духа чутко слышит апостол Павел. Дух движет им и руководит. Без такого слышания Духа нет истинного благовестничества Христова.

«Дух сказал мне, чтобы я шел с ними, ни мало не сомневаясь…» (Деян. 11:12); «Дух сказал Филиппу: подойди и пристань к сей колеснице» (Деян. 8:29); «Когда они служили Господу и постились, Дух Святый сказал: отделите Мне Варнаву и Савла на дело, к которому Я призвал их» (Деян. 13:2).

«Угодно Святому Духу и нам...» (Деян. 15:28) – критерий Истины в Церкви во все века.

«Пройдя через Фригию и Галатийскую страну, они не были допущены Духом Святым проповедывать слово в Асии. Дойдя до Мисии, предпринимали идти в Вифинию; но Дух не допустил их» (Деян. 16:6–7) и так далее…

Зная волю Господа Духа Святого более, чем материальную и психическую действительность этого мира, апостол Павел, конечно, видел ее и внутри человека яснее самого человека.

Дух бесконечной Святыни Кротости и Смирения благоволит обитать в простых, себе славы не ищущих людях, алчущих славы Божией. Не заслугами, но своим духом, состоянием своего сердца привлекает человек Божиего Духа. И «не мерою» (Ин. 3:34) Бог дает Духа, то есть – Себя. Это есть обещанное Господом Иисусом Христом Его Царство, «пришедшее в силе».

Одно из самых таинственных мест Писания – многократное свидетельство Духа Святого о том, чтобы апостол Павел не шел в Иерусалим... "Они (ученики. – А. И.), по внушению Духа, говорили Павлу, чтобы он не ходил в Иерусалим» (4). Агав пророчествовал в Духе, предупреждая апостола об Иерусалиме. И спутники апостола, и тамошние кесарийцы, в доме диакона Филиппа собранные, «просили, чтобы он не ходил в Иерусалим» (12). Но дерзновенный в своей сыновней любви апостол, как древний патриарх Израиль, боролся с Богом – Духом Святым. И его ответ: «Я не только хочу быть узником, но готов умереть в Иерусалиме за имя Господа Иисуса» (13). Какое дерзновение великой сыновней свободы во Христе! Противоречить Духу, оставаясь в Духе же! Никакая действительность, ни «глубина», ни «высота», не могут отлучить апостола от любви Божией во Христе Иисусе. Далее этого не простирается уже ничто человеческое.

Как почтен Самим Богом соработник Его – верный и истинный.

У образа Божиего, человека, есть власть не слушаться Самого Творца, и иногда – свято не слушаться Его в опьянении любви к Нему... Только такое «неистовство жертвенности», безумие преданности Богу могло и может зажечь мир огнем Христовым. Мы знаем, апостол иногда подчинялся ученикам. Здесь же Сам Господь уступает ему.

B миссионерском деле Церкви очень ценно знать во всех местах «давних учеников» – верных, испытанных людей, у которых «можно было бы нам жить» (16). Повсюду есть такие верные Христовой Церкви души, служители, ей преданные. Надо миссионерам и другим служителям останавливаться у них. Их служение, как и христианки Лидии из Фиатир, есть служение служителям Божиим. Это особый дар Духа.

Придя в Иерусалим и встретившись с пресвитерами тамошней общины, апостол Павел услышал от них совет («сделай же, что мы скажем тебе») исполнить с четырьмя иудеями обряд очищения в храме; в спасительность сего обряда не веровали ни пресвитеры-христиане, ни апостол Иаков, с ними бывший, ни сам апостол Павел. Они знали хорошо, что освящается человек не обрядом, но Духом Божиим. Однако они все же решили исполнить этот обряд «для народа», чтобы показать себя с лучшей стороны перед многочисленными сторонниками обрядового закона. Здесь было нечто близкое к лицемерию.

Но так как действие было обрядом обрезания, знаменующим ветхий Завет с Богом, то апостол Павел здесь согласился на компромисс и решил в этот раз несколько смягчить соблазн Креста Христова… Это было человеческим решением (не плохим, конечно, а нравственно нейтральным), что выяснилось сейчас же, во время самого исполнения сего обряда.

Страсти иудеев и их злоба против апостола Павла не только не были угашены подобным «жестом» апостола, сделанным в сторону иудеев ради их немощи, но, наоборот, вспыхнули эти страсти с неожиданной яркостью.

Благочестивая человеческая рассудительность не подействовала. Острота Креста выявилась с новой стороны... Началось новое великое гонение на Павла, чреватое большими последствиями для него, всяческими перипетиями, злобой гонителей, свидетельством Истины и страданием за нее.

Мы видим, как свободная человеческая (и потому не безошибочная) воля апостола участвует все время на путях благовествования. Господь Дух Святой не сделал из апостола безличного раба. Его личность участвует все время в благовествовании и своей великой жертвенностью, и своими немощами человеческими, через которые, по вере его и любви ко Господу Иисусу Христу, всегда переливалась сила Божия. Апостол был силен и в самой немощи своей...

В лице этого римского военачальника лучшая сторона Государства, как Божиего установления справедливости и законности, избавляет апостола из рук его избивающих.

Воины Клавдия Лисия подоспели вовремя. Павел освобожден от самосуда толпы, но тысяченачальник должен сковать его цепями, не зная, впрочем, кто он, думая, что он египтянин, недавно образовавший в пустыне большую шайку разбойников.

«Множество народа следовало и кричало: смерть ему!» (56). «Мы... для одних запах смертоносный...», – писал после апостол (2Кор. 2:15–16). Свет Христов и правда Христова, живущая в человечестве, разделяют мир высшим разделением. Дух Божий возбуждает в душах, в зависимости от их воленаправленности, различные чувства и, как бы раскрывая сущность людей, принуждает их идти до конца во внешнем мире тем путем, которым уже идет их сердце. Дух максимизирует и выбрасывает вовне все внутреннее, в чем свершается уже отчасти Божий Суд в мире. Последний же Суд есть выявление последнего слова в той нравственной фразе, которую человек уже произносит своим сердцем. Суд есть конечное утверждение «внутренней логики вещей». Суд есть осуществление высшей логики бытия...

Предающий Христа не может не распять Его. Умывающий Ему ноги не может не благовествовать Его правды, не предать Ему до конца своей жизни.

Государство же в этом мире (как и вся душевно-телесная жизнь с ее временными интересами и целями) нейтрализует, задерживает действие этого Суда. Если бы не было со стороны внешнего мира этой душевно-телесной нейтрализации духовных состояний человечества, вся бы жизнь загорелась и вспыхнула в мире двумя огнями, райским и гееннским; и земная жизнь покаяния, исправления, возрастания в правде – и в ней спасения – была бы невозможной...

Клавдий Лисий – типичный представитель государства. Он «Божий слуга, ...не напрасно носит меч» (Рим. 13:4). Он сковал апостола, но не по пристрастию, а ища законности и правосудия. Здесь, конечно, вскрывается и вся духовная слабость, недостаточность «Божиих слуг» государства. В них нет высшей прозорливости. При всей их честности они узки, слепы и глухи к реальности высшей, духовной жизни. Из-за того только, что Павел отвечал ему по-гречески, Лисий наивно спрашивает горящего правдой Божией апостола: «...не ты ли тот Египтянин, который перед сими днями произвел возмущение и вывел в пустыню четыре тысячи человек разбойников?» (38). Это повторение слов, говорящих о Самом Господе: «В нем Вельзевул...»

Нечуткость к внутреннему облику человека... Мир слеп и глух, но он все-таки живет каким-то осколком зеркала, отражающего волю Божию. Клавдий Лисий, как крепкая стена, поставлен был волей Промысла меж апостолом Павлом и гонителями его. Смертоубийственная ярость иудеев иерусалимских пеной разбивалась у этой стены. Два круга сталкиваются тут над жизнью апостола: ревнители лжецерковного закона и ревнители закона государственного, «доцерковного». И тысяченачальник, чтобы узнать у апостола, «по какой причине так кричали против него» (Деян. 22:24), приказывает истязать его. Но государство и тут спасает Павла: он защищен от истязания своим римским гражданством и римским законом. Ради этого одного, может быть, будет оправдана перед Богом вся Римская империя... Но «волны мира» не закончили своей борьбы. По сей день борются еще эти стихии над головой благовестников Евангелия. Религия мертвой традиции и древних народных обычаев не принимает, избивает истину Христову. Государство, законами своими, как обручами, сковавшее мир, отчасти защищает и спасает христиан в лоне своей законности, давая им некую свободу слова и действия. Но этой же своей несовершенной законностью оно сковывает их, как Лисия Павла, «двумя цепями» (33): в жизни личной и в жизни церковной.

В своей ярости против апостолов и Христова учения, отчасти уже бессильной, иудеи, собравшись толпой перед представителем Римского государства, не только кричали, но и «метали одежды и бросали пыль на воздух» (23). Пыль эта – и подобная ей – до сих пор носится в воздухе... Если трудно бывает иногда дышать воздухом этого мира, всей его атмосферой, то лишь потому, что носится в воздухе пыль, брошенная (и бросаемая все время) противниками Божией Истины.

Труден воздух этого мира, пылен для духа человеческого. Надо все время подниматься, отделяться от земли, приближаться к небу, чтобы найти иной воздух, которым было бы легко дышать.

Пыль в воздухе, о которой упоминают Деяния Апостолов, есть образ нарушенного Закона Божиего, символ всякого греха. Сама по себе пыль, прах, физическая земля благословенна и призвана взращивать добрые плоды на пользу людям. Но нечестиво брошенная в чистый, целительный для человека воздух, эта пыль отнимает у воздуха благословение.

Одна только злая воля человека может свершить этот грех, нарушая определенную для мира святую волю Божию.

Омрачается вся атмосфера жизни явлением греха.

В конвульсивном жесте людей, кричащих против Правды Христовой и бросающих в воздух прах земли, раскрывается вся философия земного противления Богу.

Опять лжецеркви судят Церковь Бога Живого.

Представитель языческого государства, тысяченачальник «повелел собраться первосвященникам и всему синедриону и, выведя Павла, поставил его пред ними» (30).

«Идите! Я посылаю вас, как агнцев среди волков» (Лк. 10:3).

Павел, этот агнец, горящий любовью ко Христу, и «князья мира сего», и пыль, забравшаяся в атмосферу этого мира и мешающая дышать не только человеку, но и Самому Творцу... Как не осудить строя и духа этого мира?!

Глашатаям нового мира предлежит быть связанными и мучимыми этим миром... «В мире будете иметь скорбь» (Ин. 16: 33). Скорбь христианина не только в физическом гонении и возбранении ему служить Истине; скорбь его и в самом длящемся в мире состоянии неполного еще Царства Божия. Скорбь его и за гибель самих врагов Истины, тоже званных к Богу. Скорбь за «хозяйничание» демонов среди Богом сотворенных человеческих душ. Нужно мужество, чтобы встать во весь рост богопреданности над этой скорбью. Оттого и произнес Господь Свое слово, говоря о скорбности истинного ученичества в мире: «Мужайтесь, ибо Я победил мир». Уже победил. Все остальное мнимо; все другое есть лишь краткая, совсем не затрагивающая глубины этой победы фантасмагория.

Оттого спокойно сердце христианина в мире.

Он «приказал бить его (апостола Павла. – A. И.) пo устам" (2) и тем ясно показал свою демоническую одержимость: демоны более всего ненавидят уста возвестителей Божией истины. Известно еще из книги Бытия, что диаволу-змию дана власть только над пятою человека, Богу преданного. «Пята» же его есть весь плотский круг земной жизни. «Жало в плоть», которое мешало благовествованию апостола (2Кор. 12:7), было для него только жалом в пяту, по верному обетованию Божию, данному семени Жены во Христе.

И физический удар вождя лжецеркви по устам вождя Церкви есть лишь удар в жалкую материальную «пяту"… Дух апостола остался неуязвим. Сказав истину Анании («Бог будет бить тебя, стена подбеленная!» (3), – то есть подкрашенная белым, якобы чистым, стена меж Богом и людьми), апостол даже эту несомненную истину готов взять назад ради другой: истины смягчения сердец человеческих и указания на необходимость подчинения всякому слову Божию (5).

Если людям обычно в мире приходится отказываться от добра ради зла, или от меньшего зла ради большего, или от большего ради меньшего, или, наконец, от зла ради добра, – то христианину приходится в мире отказываться только от меньшего добра ради добра большего. Христианин – слуга Божий, непрестанный свершитель все большего и большего добра…

Мы видим здесь, как апостол «смешал языки народов». Как сам Творец разделил при построении богоборческой башни Вавилона солидарность грешного человечества, так и апостол метким, целесообразным словом сразу показал всю неосновательность и внутреннюю разделенность тех, кто солидарно противился Божией истине... «Когда же он сказал это, произошла распря между фарисеями и саддукеями, и собрание разделилось» (7).

Творческое, святое разделение людей! Разделение людей, имеющих нечистую связь между собою, – свято. Разделение разбойников есть ослабление зла. Такими святыми делениями людей пользуется Промысл Божий для своих целей истинного их соединения. Пророк был послан тоже не только для «созидания», но и для «разрушения» (Иеремия).

Апостолы – не созидатели только, но и великие разрушители мира, многих его противобожеских связей и единений, всей эгоцентрической его «любви», всех неистинных его «дружб».

Апостол – строитель тайн Божиих; он знает, когда надо разделить строителей башни богопротивления; ему (как и всякому христианину в мире) дана власть созидать и разрушать, рассекать и разделять все, мешающее Божественному созиданию.

Маккиавелиевский принцип «разделяй и властвуй» есть демоническое подражание мечу евангельскому. Задача Промысла в мире – не допускать чрезмерного скопления и единения ко злу направленных свободных воль человеческих, разрушать призрачные, неэкзистенциальные единства. Зло не способно в себе объединить людей и народы...

Оно выдумывает призраки добра и истины, чтобы вокруг них объединить человечество против Христовой Истины. И Благодать, как во время строительства Вавилонской башни, разрушает ложные единства человеческие, доказывая их лживость и непрочность. Промысл разделяет людей не для того, чтобы «властвовать», как хотят цари и дельцы мира сего. Власть Божественная утверждается в служении Христовом, исходит из Божией любви, пленяющей человеческую свободу в Царство Божие. Власть же мира сего ищет господства ради похоти властвования и своекорыстия.

Благодать Божия все время благодатно разделяет мир: «Не мир пришел Я принести, но меч, ибо Я пришел разделить…» (Мф. 10:54–55). Божественное разделение чудно; оно для всех нужно и живительно. Меч Истины рассекает человека «до разделения души и духа, составов и мозгов» (Евр. 4:12) (большего разделения нельзя себе представить), отделяя все гнилое, отсекая «дикое мясо» (самостное, не связанное с личностью в вечности) от подлинного тела духовного личности человеческой. Этот процесс промыслительной хирургии проходит по всему миру, по всем социальным слоям и народам человечества.

Но одновременно с этим «смешением языков» зла как в отдельном человеке, так и во всем человечестве (в его эгоистической жизни) Благодать ткет истинные ткани жизни в самих личностях и в живом теле их вечного соединения друг с другом в Духе Святом... Таков смысл всего процесса истории после отпадения человека от Бога и от собственной подлинной жизни.

Несомненно, любя и самих своих гонителей, фарисеев и саддукеев, как своих еще не нашедших истины братьев, апостол смело бросил в гнилой пруд мнимого единства камень Божией правды, который должен был произвести (и сразу же произвел) волнение в этом прокисшем болоте человеческого – национального и личного – эгоизма. «Сыны противления» действовали еще только интуитивно, неким сатанинским нюхом зла сверхрационально обнаруживая (удивительный это факт!) благоухание Истины в апостоле. Идеологически книжники синедриона иерусалимского не были сильны против Истины. Они, как и многие современные враги христианства, не вникали и не желали вникать в сущность Божиего учения о Свете и инстинктивно, животно защищали свое маленькое, привычное, приспособленное ко тьме зрение от ослепительно для них сияющего во тьме – и эту тьму судящего – Света.

Как дети, всегда переходящие с одного предмета на другой, или псы, оставляющие одну кость, чтобы заняться другой, брошенной им, эти слепые вожди слепых тотчас же отвлеклись от самой темы своего суда над апостолом и животно возбудились друг против друга в плоскости своих всегдашних несогласий.

Как на ладони, тут видна вся неосновательность, «дурная детскость» их критики и их преследований апостола. Новая сторона психологии «сынов века сего» открывается тут.

Апостол же, конечно, не только хотел произвести разделение в лагере своих духовно младенствующих противников, не только отвлечь их внимание от себя, но и педагогически дать им – хотя бы некоторым из них – тот понятный им краешек истины, за который могла бы ухватиться их незрелая совесть... Апостол хотел в чем-то найти их единомыслие с Истиной.

Мы видим, как постоянно во всем апостол ищет и хочет видеть элемент добра и начало правды. Благочестие язычников афинских он видит в жертвеннике «неведомому Богу»; правду фарисеев – в их вере в воскресение. Постоянное его желание найти общую почву со всяким человеком, даже самым враждебным Истине, – быть всегда эллином с эллинами, иудеем с иудеями, – показывает глубину его самоотверженной любви к Истине и к человеку независимо от того, обладает ли человек истиной или отлучен от нее. Истина у апостола сочетается с истинным образом человека.

Глубину Божией любви мы видим в делах и словах апостола, глубину любви его, умершей для «себя» и воскресшей в Боге. Лишь эта любовь имеет дар не мыслить зла и радоваться о Истине, даже о всех самых малых крупицах ее в человечестве.

Через пост обостряется всякое духовное движение человека – и доброе, и злое. Постом можно особенно себя приблизить к Богу и особенно отдалить себя от Бога.

Пример неблагодатного поста и темного самоотвержения являют те «более сорока» (13) иудеев, которые «заклялись не есть и не пить, доколе не убьют Павла» (12). Желая острее поддержать в себе состояние злобы, они решились на такой пост. Во всяком случае они, эти иудеи, не были тепло-хладными, и если кто из них после обратился ко Христу, он, вероятно, стал горячим благовестником Истины.

Трагично в мире это возбуждение великих сил духа и энергий самоотвержения человеческого на дела, не дающие вечной жизни человеку, но только ускоряющие его падение в бездну. Мир полон такого неблагодатного постничества, такой гибельной жертвенности, усиливающей суетную, злую активность духа. Все это подтверждает лишь святой закон поста, данного для просветления, умягчения и возвышения человеческого сознания.

Этот неизвестный юноша стал промыслительно орудием избавления апостола Павла от нависшей над ним опасности. Узнав о заговоре против него, апостол не пренебрег мыслию обратиться к гражданским властям.

При отвлеченной вере человек, может быть, решил бы ничего тут не делать для своего лично телесного спасения, пассивно предавшись на волю Промысла. Но великий реалист духа, апостол Павел усмотрел, как мы имеем право предполагать, руку Промысла именно в сообщении ему племянником известия о готовящемся на него нападении. И, как видим, принял все внешние меры для предупреждения этого нападения (17–18). «Сын сестры», как ангел Господень, оказался в числе светлых стражей, охранявших драгоценную для всего мира жизнь апостола.

Язычник тысяченачальник Клавдий Лисий был также в числе светлых сил, которым был поручен беззащитный, в оковах, апостол. Поверив добрым своим сердцем племяннику Павла, Лисий под сильным конвоем отправил апостола в Кесарию при письме вполне благоприятного апостолу содержания. Не думал, конечно, Лисий, каково значение для всего человечества того, о ком благожелательно и снисходительно писал Феликсу. Какая тайна в том, что некие последние в мире должны после стать первыми, а первые – последними! Несмотря на ясное об этом слово Откровения, ни «последние» не подозревают ожидающей их славы, ни «первые» не думают о возможном своем умалении пред этими «последними».

Вскоре в Кесарии появились и ожидаемые там жалобщики на апостола, Анания и другие старейшины, приведшие, конечно, целый легион бесов с собою... Агнец Христов Павел был под стражей в Иродовой претории. На первом рассмотрении дела ничего не было решено, но «чрез несколько дней Феликс, придя с Друзиллою, женой своею, Иудеянкою, призвал Павла и слушал его о вере во Христа Иисуса. И как он говорил о правде, о воздержании и о будущем суде, то Феликс пришел в страх и отвечал: теперь пойди, а когда найду время, позову тебя. Притом же надеялся он, что Павел даст ему денег, чтобы отпустил его: посему часто призывал его и беседовал с ним» (Деян. 24:24–26).

Примечательно здесь сочетание некоего – несомненно, религиозного – страха Феликса во время слов апостола о правде, воздержании и суде с явным желанием получить с апостола взятку. Этот тип религиозности человеческой не чужд и нашей эпохе; в жизни, в делах, психологии – прочное служение своим эгоистическим интересам, а где-то в глубине души – «трещинка в вечность», смутное, но уже святое беспокойство от соприкосновения с миром таинственным, с областью непостижимой, но как-то реальной... Может быть, реальной...

Непросветленная вера в иное могущественное бытие правды и суда, страх от начала осознания этого бытия и суда – и в то же время хладная отдаленность разума, сердца и воли от Истины.

Тертулл произносит обвинительную речь против апостола. Речь эта напоминает речи обычных наемников, говорящих не от сердца, а то, что надо тем, кто нанял их. Это был ходатай по делам, адвокат, без коего не обходились государственные судебные дела и в апостольское время.

Кратко, но обстоятельно выразил Тертулл точку зрения первых преследователей христиан. Христианство им представлялось «назарейской ересью», а христиане – «язвами общества». Польстив Феликсу и его государственной мудрости, апеллируя к нему как к блюстителю мира, иудеи через своего адвоката приносят косвенную жалобу и на Клавдия Лисия, вырвавшего апостола Павла из рук их.

Этим свидетельствуют они о несомненно благом намерении и поступке иерусалимского тысяченачальника, который стал, сам того не зная, ангелом-архистратигом в отношении апостола.

Укоризны некоторых людей почетны. Укоризны Тертулла если и бессильны прибавить славы великому апостолу, то, несомненно, возвышают Клавдия Лисия, показывают его справедливую душу.

Созерцаешь это странное судилище – римского начальника «на судейском месте», кучку злых людей, желающих истребить апостола Павла, сокровище всего человечества, но связанных страхом государственной законности, – и воочию видишь все «действо мира сего»: зло и добро рядом растут, цветут и плодоносят на поле этой жизни. И не сразу, а постепенно выявляются (для благоговейно созерцающих жизнь) пути Живого Промысла и спасения людей.

Божественно, без нарушения нравственной человеческой свободы, соединяется на этих путях личная судьба каждого человека, неповторимого вовеки, с делом спасения всего человечества.

Если Иуда, как говорится в Священном Писании, удавился, чтобы «пойти в место свое», то ведь и всякий человек во всех делах своей жизни ищет идти – и всегда идет – только «в место свое».

«Агриппа сказал Павлу: позволяется тебе говорить за себя» (Деян. 26:1). «Божий слуга» (Рим. 13:4), Агриппа властью, свыше данной ему, открывает уста, которые ненасытно будут слушать в веках миллиарды людей. «За себя» ли говорит апостол? Конечно, не за себя, а за Господа. Если бы все люди так говорили «за себя»! Мы слышим горячую, дышащую теплом и живыми интонациями речь любящего Бога человека... И вдруг прерывает ее апостол вопросом к Агриппе: «Веришь ли, царь Агриппа, пророкам?» И добавляет сейчас же: «Знаю, что веришь...» (Деян. 26:27); добавляет потому, что любовь «всему верит, всего надеется...» (1Кор. 13:7). Явно, что апостол уже любит Агриппу во Христе и хочет перелить в его свою радость, свою веру и знание Истины.

Но Агриппа закован в свою «высоту», в свой государственный престиж. «Ты немного не убеждаешь меня сделаться Христианином», – отвечает он Павлу (Деян. 26:28). И ответное, последнее слово апостола перед судилищем показывает, как «за себя» говорил апостол: «Молил бы я Бога, чтобы мало ли, много ли, не только ты, но и все, слушающие меня сегодня, сделались такими, как я... – и добавляет: – ...Кроме сих уз» (29). «Все, слушающие меня сегодня...» Сколько таких оказалось, услышавших слова апостола во всех народах земли!.. Неисчислимое множество людей в истории сделалось именно такими, как апостол, в вере Христовой. Исполнилась молитва его, говорившего слова свои – не «за себя», а за Христа.

А царь Агриппа? Услышал ли он что-нибудь? Мы не знаем. Одно несомненно: сердце его и жены его Вереники в какой-то степени было смягчено. Если не ожесточается сердце от святых слов, значит, оно смягчается. Слово Святое никогда не производит нейтрального действия.

«Отойдя в сторону, говорили между собою (царь, правитель и Вереника. – A. И.), что этот человек ничего достойного смерти или уз не делает. И сказал Агриппа Фесту: можно было бы освободить этого человека...» (Деян. 26:51–52).

Не было ли это слово Агриппы в тот миг, на весах Божиих, равносильным исповеданию веры во Христа?

Юлий был хранителем и волителем апостола на пути в Рим. Тоже орудие Промысла Божиего, он пытался, как и многие души в мире, помешать Промыслу на своем жизненном пути. Послушавшись апостола, он не подверг бы опасности всех плывших тогда на корабле. Но присутствие Павла спасло его – и всех – от потопления. Узник опять спас тюремщика. Ангел, явившись ночью апостолу, сказал: «Бог даровал тебе всех плывущих с тобою» (24).

Начальник стражи был второй раз свыше «дарован» апостолу...

Христианину «дарует» Бог всех людей, с ним встречающихся. Все, с кем мы проводим время и встречаемся, кто нам поручается и кому мы поручаемся, – все они «даруются» нам Богом для служения им и спасения их. «Ничего не имеем, но всем обладаем»...

Чем ближе к Богу человек, тем больше людей поручается, даруется ему. Апостолу дарован был весь корабль, то есть все верующие Церкви... Не удивительно, что ему дарованы были и все плывшие с ним тогда на александрийском корабле двести семьдесят шесть душ. Все они получили, по мере своей, «солинки» правды Божией; и многие из них, может быть, оказались не только физически спасенными своею близостью к апостолу.

Человеколюбие сотника Юлия к Павлу (3) уже открывает смягченность его сердца в отношении апостола. Конечно, «кормчему и начальнику» малого корабля он еще доверял более, «нежели словам Павла» (11), знавшего тайны Небесного Кормчего жизни. Этого Кормчего Юлий не знал и оттого много трудного пережил на своем пути.

Через сотника Юлия Рука Божия удержала взволнованных во время крушения корабля воинов от пролития крови и апостола, и других узников. Час Божий еще не настал для них. Снова Юлий, «желавший спасти Павла», является его ангелом, помощником того Ангела Бога, который ночью явился Павлу (25) и сказал ему: «Не бойся, Павел! Тебе должно предстать пред кесаря» (24).

Мало интересного изыскивать, к какому племени принадлежали жители острова Мелита (Мальта), когда кораблекрушение выбросило на этот остров апостола Павла и его спутников. Достойна примечания религиозность жителей этого острова. Она проявляется двояко. Во-первых, эти «иноплеменники оказали ...не малое человеколюбие» (2). «Они, по причине бывшего дождя и холода, разложили огонь и приняли всех нас» (2) – то есть всех путников, выброшенных на их берег.

У костра, во время происшествия с ядовитой змеей (5–6), выявилась другая сторона религиозности этих язычников. Увидав «висящую на руке» апостола Павла змею, они говорили друг другу: «Верно этот человек – убийца, когда его, спасшегося от моря, суд Божий не оставляет жить» (4).

Какое ясное понятие о законе Божиего Правосудия! В своей детской вере в близость и реальность суда Божиего над человеком во всех обстоятельствах его земной жизни эти примитивные люди ближе к Богу, чем многие последователи современного отвлеченного христианства, отдаляющего силу Божию от земли на небо, оставляющего земле только «законы природы» или одинокую самость человека.

Начальник острова Мальты принял потерпевших аварию «и три дня дружелюбно угощал» (7), не подозревая, конечно, кто находится в числе безвестных и наименее почетных путешественников. Но некая часть апостольской силы приоткрылась ему вскоре в исцелении его отца, страдавшего горячкой и болью в животе. «Павел вошел к нему, помолился и, возложив на него руки свои, исцелил его» (8). Как просто это исцеление! «Пришел, увидел, победил» – величие простоты Юлия Цезаря. «Пришел, увидел, исцелил» – и никаких по этому поводу не сказал слов или фраз; сделал это «на пути», смешавшись потом с толпою и, может быть, позабыв сделанное.

Таков характер и стиль людей Нового мира, Нового Завета с Богом.

Люди острова использовали, конечно, время пребывания y них этого «страшного преступника» и чудотворца, охраняемого от людей, заслоняемого от них стражей, но исцеляющего их болезни и немощи. Все, имевшие болезни на острове и пришедшие к апостолу, исцелились за эти месяцы. Благодарность за это была оказана апостолу и «почестями», и «нужным». Несомненно, в этом приношении принимал участие и благодарный душою Публий.

Исцеления эти свершались апостолом в высшей степени бескорыстно: духовно бескорыстно. За благодать телесного исцеления апостол не требовал даже христианства от исцеленных. Он исцелял, независимо от своего благовествования, силой только одной сострадательной любви. И эта сила нечеловеческой истины, Божественной жизни влекла людей – через апостола – ко Христу. Сияющее «на злых и на добрых» солнце не могло не быть истинным солнцем.

О них известно только то, что они упросили апостолов Павла и Луку – Самого Господа, бывшего в апостолах, пробыть у них семь дней (13–14). Эти путеолские братья прямо противоположны людям гергесинским, которые просили Господа отойти «от пределов их» (Мф. 8:54).

Там и тут воля Божия становилась послушной воле человеческой. Господь любит волю человеческую, любит ее свободу и исполняет то, что она хочет. Оттого и небо жизни, и бездна смерти так одинаково доступны человеческим сердцам.

В Риме Павлу было «позволено жить особо с воином, стерегущим его» (16). Кем позволено? Какими-то безвестными чиновниками римских юридических инстанций, о которых в исторической памяти ничего не сохранилось. Через них прошла воля Божия о Павле и о Риме.

«И жил Павел целых два года на своем иждивении и принимал всех приходивших к нему, проповедуя Царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением невозбранно» (30–31). Сколько этот «воин стерегущий» должен был слышать благодатных, Духом движимых слов! Этот воин – избранник Промысла. Может быть, никто в мире более его не напитывался благовествованием апостольским.

Что сталось с этим воином? Как его человеческая воля ответила на все эти потоки благодати, лившиеся на него день и ночь из уст первоверховного апостола? Стал ли он сыном и благовестником Истины? Или небесная мудрость, несущая миру вечную жизнь, скользила по нему, не касаясь его существа? Какова была его душевная жизнь эти два года непрестанного пребывания с апостолом? Это сокрыто от нас. Но он не мешал апостолу. Апостол мог «невозбранно» проповедовать слово о Христе Господе.

Этот воин, вероятно, сделался при нем почти домашним человеком. И, конечно, служил верной защитой апостола от новых посягательств на его жизнь со стороны каких-либо врагов истинной «надежды Израилевой». С основательностью можно это утверждать. Не римские власти, конечно, но небесные силы приставили этого воина-одиночку к апостолу мира, чтобы после многих путешествий пребывал теперь апостол на одном месте. Этот жалкий человеческий надзор, эта бессмысленная подсудность человеческим судам помогли апостолу прибыть в Рим, задержаться в нем и утвердить Римскую церковь.

В сущности, апостол Павел, в узах, явился и первым архиереем Рима, исторически дающим образ истинного пастырствования, основанного не на внешнем престиже или государственном авторитете, но на правде Христовой и ее кротких страданиях в мире.