Беседа в неделю пятую святого Великого поста

Сказана в Донском кафедральном соборе в Новочеркасске 1 Апреля 1845 года

Отпущаются греси ея мнози, яко возлюби много.

Лк.7:47

В нынешний недельный день, по уставу Св. Церкви, сверх Воскресения, празднуется Преподобной матери нашей Марии Египетской. В настоящий год привелась на сей день и рядовая память ее по месяцеслову. Утешительное воспоминание для кающихся – память Марии Египетской! В один из дней минувшей седмицы на Утрени повторен был нами вдруг весь тот Великий Канон Покаяния, которого по частям достает на все Великие Повечерия первой седмицы поста: а в каноне сем, после молитвенных воздыханий к Богу человека кающегося, несколько раз присовокуплялась краткая молитва и к Преподобной Матери Марии. Мария – чудный образ истинного покаяния грешников, опыт особенного Божия милосердия к кающимся! С ней сбылось в самой высокой степени ясности то, что сказал Господь наш в Евангелии: «отпущаются греси ее мнози, яко возлюби много»! Сей образ покаяния человеческого и милосердия Божия представляет нам Св. Церковь ныне, в неделю пятую всеобщего покаяния, в последнюю неделю поста, – так как с самой почти недели Ваий будет уже говение наиболее для воспоминания страданий Господних, нежели для покаяния собственно, – в настоящую, говорю, последнюю покаянную неделю представляет нам Церковь образ Марии Египетской, с тем, братия мои, чтобы прибегли к покаянию и самые последние из нас, доселе остававшиеся без покаяния, или чтобы не отчаивались в своем покаянии и самые обремененные грехами. Истина известная, особенно по Евангелию Христову, что Бог с особенной любовью приемлет покаяние грешников, и радость бывает на небеси о едином грешнице кающемся более, нежели о девятидесятих и девяти праведник, иже не требуют покаяния²⁰⁸. Удивительное, неимоверное дело! Но это точно так в Слове Божием, слушатели. Побеседуем мы ныне о сей утешительной для нас истине.

Давно уже по настоящему времени беседуем мы о ней в Церкви Божией. С самых дней приготовления к посту что слышали мы в чтениях святого Евангелия и в сообразных с ними песнопениях Церкви? – Призыв грешников к покаянию, любовь Божию ко грешникам кающимся и радость о них еще большую, нежели о не требующих покаяния! Лишь отверзались двери покаяния, первее всех явился при них мытарь, который, стоя в храме Божием у порога, не дерзал и очей возвести к Богу от множества грехов, а только бил себя в перси с тайной молитвой: «Божe, милостив буди мне грешнику!» и – вышел из храма оправданный, паче праведного фарисея²⁰⁹. От притчи мытаря и фарисея переведены мы были в следовавший тогда воскресный день к притче блудного сына, к самой утешительной для грешников, по словам святых Отцов, притче Евангельской²¹⁰. В воспоминательный после того день страшного будущего суда мы видели в Евангелии идущими в живот вечный праведников, а во огнь вечный – нечестивых; но это там, где уже нет и нам не будет места покаянию. При том же и здесь зрели мы отверженными тех, которые даже и на суде Христовом не каялись, а только оправдывали себя, будто ничего худого в жизни не делали: и там зрели мы, братия, в чине благословенных наследников Царства Небесного людей, которые в смирении исповедовали, что они ничего доброго в жизни не сделали²¹¹. В самый последний перед постом день Евангелие столько радостно благовествовало Божие прощение всем имеющим каяться, что Иисус Христос, можно сказать, вручил прощение всем нам даже в собственные наши руки, объявив, что если простишь ты, каждый, другим, прощено будет от Бога и тебе; а если нет, то ни Отец ваш Небесный отпустит вам согрешений наших²¹².

Что же, впрочем, говорим мы о Евангелиях, читанных наш Церковью перед постом и покаянием, о чтениях, кои само собой должны быть избраны в приличие дням? Можно сказать, братия, – все Евангелие Христово возвещает нам именно призвание грешников на покаяние, любовь Божию к кающимся. «Покайтеся!» – было первое слово Господа Иисуса Христа; «покайтеся!» – было первое слово и Предтечи Его²¹³. Христос и начал Свое благовестие и служение роду человеческому в Галилее, в Галилее язык, в стране и сени смертной, она была образом всего помрачившегося нравственного мира²¹⁴. Везде Иисус Христос обращался ко грешникам, с ними иногда ел и пил, им друг был и мытарям, прокаженных не гнушался, гласным блудницам торжественные давал прощения. Так делал Господь; а словом Своим и ясно всем возвещал, что грешники – предмет Его попечения; для них Он и пришел на землю. «Не приидох бо, – говорит Он, – призвати праведники, но грешники на покаяние», так как и не требуют здравии врача, но болящий²¹⁵.

Когда столь небесное учение не вмещалось в понятиях праведников иудейских, фарисеев и книжников; когда они блазнились благостью Иисуса Христа ко грешникам: Господь Иисус изъяснял им Свои расположения к людям опытами даже из обыкновенной человеческой жизни, – опытами, из коих видно, что точно так расположен ко грешникам Сам Отец Небесный, и даже в природе человеческой давно поместил уже подобные расположения. «Кий человек от вас имый сто овец, – говорил Он однажды праведникам книжным, – и погубль едину от них, не оставит ли девятидесяти и девяти в пустыни, и идет в след погибшия, дóндеже обрящет ю. И обрет, возлагает на раме свои радуяся; и пришед в дом, созывает други и соседы, глаголя им: радуйтеся со мною, яко обретох овцу мою погибшую. Глаголю вам, – продолжал Господь²¹⁶, – яко тако радость будет на небеси о едином грешнице кающемся, нежели о девятидесятих и десяти праведник, иже не требуют покаяния». С подобными пастырскому чувством скорби, – еще далее говорит Иисус Христос, – с подобным чувством скорби жалеет женщина об одной из десяти потерявшейся у ней драхмы; также ищет ее, также радуется по отыскании. У одного отца, – еще и еще продолжал слово о том Господь – столь слово сие о любви Божией ко грешникам любезно было сердцу, сладостно в устах Иисуса Христа! – у одного отца было два сына: младший, по своему легкомыслию, заставил отца отделить его, и со всем имением удалился на чужую сторону. Там вскоре истратил он все самым распутным образом и дошел наконец до такого состояния, по случаю голода в том месте, что рад был сделаться пастухом свиней и разделять иногда пищу с ними, да и той не позволяли ему. Однажды тронувшись, глубоко тронувшись своим положением, между тем как у доброго и богатого отца его чужие, наемные люди, все были сыты и довольны, решился идти к отцу обратно и испросить у него прощение в своей дерзости против отца и в разгульной жизни. Отец давно уже занят был ожиданием, не возвратится ли несчастный сын, и непрерывно смотрел в ту сторону, откуда быть ему надобно: наконец увидел издали. И мил ему бысть, и тек нападе на выю его, и облобыза его. Тотчас велено было рабам переменить рубища его на самую лучшую одежду, на болящие от пути босые ноги надеть мягкую обувь, и, в знак союза с отцом и разделения с ним господствования в доме, дать на руку его перстень. Между тем заклали наилучшего тельца; составилось в доме торжество для всех с пением и ликами. У отца был всегда с ним старший, добрый сын: но подобного праздника для него никогда не бывало! – Не так ли, подлинно, бывает между самими вами, люди, – как бы так говорил теперь Господь, – что отец, радуясь о добром сыне, который находится при нем неотлучно, еще с живейшим чувством радости приемлет в свои объятия сына заблудшего и возвращающегося к нему из страны далекой, в которую увлечен был своеволием и распутством? Кто влиял в сердце отца такие, по-видимому, странные чувства к недостойному сыну? Кто внедрил в старую женщину жалость сердечную о потере одной копейки, когда у ней оставалось еще девять? Откуда такая озабоченность в душе пастыря, что он бегает по горам и стремнинам, для отыскания одной, по глупости своей отставшей от стада овцы, хотя и имеет перед глазами еще девяносто девять? Создатель, Отец Небесный, дал людям такие неизъяснимые расположения сердца; Он создал сердца человеческие: в них видно собственное Его чувство любви к заблуждшим, к потерянным, к погибающим! Как же вы думаете, – еще продолжается слово Господа под притчами, – как же вы думаете, люди, что Сам Отец Небесный менее людей может быть чадолюбив; менее попечителен, менее промыслителен о Своей овце заблуждшей, о Своей потерянной драхме, о Своем сыне удалившемся? И не здесь ли надобно сказать еще, что если вы, «зли суще»²¹⁷, умеете таким образом жалеть своего; то Отцу ли Небесному отказать в подобном благосердии?

Блудный сын, потерявшаяся драхма, заблудившаяся овца – мы грешные у Бога! Итак, готовность особенной любви отца Небесного ко грешникам несомненна, известна, как собственное наше сердце. Но, кажется, самое величие сей любви, безмерность, даже как бы несправедливость невольно заставляют нас, христиане-братия, еще ближе вникнуть, от чего она такова. Надобно вникнуть не в пререкание такой любви, но для того, чтобы из небесных сокровищ милосердия к нам Божия не опустить нам без внимания сокровеннейших, самых лучших из них, составляющих особливое богатство благости святой веры христианской. Евангельский отец распутного сына, при недоумении о том сына доброго, сам изъясняет свое сердце в любви к сыну порочному так, что «сей сын мертв бе, – говорит,– и оживе; и изгибл бе и обретеся, и что не только отцу, но и тебе, добрый сын мой, сын праведный, надобно о сем возрадоваться». Заглянем опять в собственную нашу душу, братия! Что сами мы сказали бы, когда бы кто с досадой, а не с участием смотрел на то, что какой-нибудь погибавший, подобный нам человек нашелся, считавшийся мертвым – явился живым, или даже мертвый – ожил? Не самый ли это был бы верх жестокосердия, если бы мы иначе в подобных случаях расположились даже ко врагам нашим, к тем, чья погибель и смерть могут приносить нам безопасность? Как же не иметь нам сострадания к погибшим и умершим душевно, каковы все грешники, отказать в нем Самому Господу Богу, Который по Своему всемогуществу не подвержен никаким ни от кого опасениям, a по первому и, если можно сказать для понятия нашего, главному Своему Творческому чувствию, и не может иначе располагаться к ним, как охраняя бытие их вечным и непрерывным Своим действием, Промыслом Своим? Прекрасно Св. Богослов Дамаскин²¹⁸ изобразил первое, если можно так еще сказать для наших понятий, чувство Создателя к созданиям, еще до их существования. Св. Дамаскин сказал: «Егдаже не довляшеся благости Божией зретися видением себя самой: она помышляет о творениях; и абие помысл дело бысть». Истребление грешника, коль скоро можно еще спастись ему, получить новую жизнь, было бы крайне противно сему первому чувствию Божию и вечному, повторю, непрерывному Его Делу, Его Промыслу. Так давно, так глубоко, так вечно, так божественно чувство Господа Бога, о котором Сам Он говорит в Слове Своем: «живу Аз, глаголет Адонаи Господь, не хощу смерти грешника, но еже обратитися нечестивому от пути своего, и живу быти ему»²¹⁹.

И весь мир, весь род человеческий, повинен Богу²²⁰; все во Адаме согрешили и грешим. Одно только милосердие Божие спасает всех, призывает ко спасению. Как мы спасаемся ныне верой в Ходатая нашего Сына Божия, так прежде пришествия Его на землю верой спасались люди, верой во грядущего Избавителя. Сам Авраам, избраннейший из Патриархов, отец верующих, так же, не иначе спасся, по слову Апостола Павла. «Где убо похвала, – продолжает Апостол слово о таком способе спасения далее, – чем кому хвалиться, когда все верой, все благодатию Божией призываются ко спасению? От чего же, – слово у нас теперь об этом, – отчего ж некоторым отчаиваться в Божием помиловании, если и они возжелают искать оного покаянием и исправлением своей жизни?

После всего того, что доселе видели мы из Писаний Божиих о любви Божией ко грешникам кающимся, или паче ко всему роду человеческому, я уже смел бы с дерзновением, внятнее произнести теперь и перед миром, который хвалится нежностью своего слуха и слова, но по духу своему в Слове Господнем называется миром прелюбодейным и грешным – смел бы произнести хвалу, какой Св. Церковь ублажает праведников своих, из бездны греха восшедших путем покаяния на высочайшую степень евангельского благочестия. Нам нужно твердо знать такой образ понятий, для того, чтобы стыдились мы, как нельзя более, грехов и беззаконий, а не покаяния, – стыдились бы делать грехи, а не исповедоваться в них, или говорить о них, как говорят о бедствиях, коих надобно остерегаться. Какая же это похвала святым, которую трудно даже произнести со внятностью перед миром без какого-либо предварительного извинения? Сегодня похвала Преподобной Матери нашей Марии Египетской, – Кондак Преподобной: «Блудами первее преисполнена всяческими, Христова невеста днесь покаянием явися; Ангельское жительство подражающи, демоны Креста оружием побеждает: сего ради царствия невеста явилася еси, Марие преславная!». Кто у нас, слушатели, и из самых низких женихов согласится взять себе невесту распутную? В каком смысле такую невесту назовут еще невестой царствия, лучшей в целом царстве, и где же? – в Царстве Божием? Но столь любезно для Иисуса Христа Бога нашего покаяние, что Он самые грешные, но покаявшиеся души сопрягает с Собой, по слову Апостольскому²²¹, тайною великою, тайною любви, составляющей тайну чудной нашей веры, христиане! Он делает так и прославляет покаявшихся особенною славою, для того, без сомнения, чтобы никто из нас, никто, и самый грешнейший, не сомневался приступить к покаянию, не отчаивался в своем спасении, как скоро покается.

Но вслушались ли вы, братия? Не увлеклись ли уже все мы без меры милосердием евангельским ко грешникам? Вслушались ли мы, что Бог любит грешников, – но кающихся, сокрушающихся, подвизающихся в исправлении себя, в трудах благочестия, в противоположность бывшей их грешной жизни, а не таких, которые остаются, коснят во грехах? Преподобная Мария, по обращении своем на путь истины, 47 лет жила в пустыне, при всех лишениях, с одной молитвой и сокрушением, 17 из них боролась со всеми тяжкими припадками прежних своих похотей. Хотя премилосердый Бог и туне²²², вдруг прощает все кающемуся; кающемуся разбойнику в едино мгновение на Кресте отверст рай: но помилованный человек, как скоро воссияет в душе его благодать Божия, сам из одной благодарности к своему Избавителю, из любви к Нему, делает уже, что может, как бы в вознаграждение прежних оскорблений Его. Бедняку богатый заимодавец оставил весь долг, которого должник никогда б не мог выплатить: что же однако делает должник? Всем, чем может, свидетельствует свою признательность к благодетелю и преданность. Так точно изъяснял Иисус Христос отношения к Себе помилованных грешников и мнимых праведников, не требующих покаяния по своей гордости. Однажды допустил Господь помазать Ему ноги известной во граде грешнице; дело было в доме фарисея Симона: «сей аще бы был Пророк, – мыслит про себя тотчас фарисей, – ведал бы, кто, и какова жена прикасается ему»²²³! – «Симоне! – сказал против помысла его Господь: – видишь ли, что сделала женщина сия? С той поры, как Я у тебя в доме, ты не дал Мне лобзания во уста, а она непрестанно целует ноги Мои: ты простым маслом не помазал Мне головы, а она облила ноги Мои драгоценным миром, облила слезами и отирает их волосами своими, не иным чем. Сего ради,– заключил слово Господь, – глаголю ти, отпущаются греси ее мнози, яко возлюби много: а емуже мало оставляется, менше любит!»

Всякое слово евангельское – к нам, ко всем нам, христиане! – Помилованные от Господа! Возблагодарим Его сердечным смирением, сокрушением с исправлением своей жизни! Не каявшиеся еще! Покаемся, не усомнимся, не отчаемся! Если же каяться мы не будем; то остаемся под грозной правдой Божией, которая ныне или после, так или иначе, в сей ли еще жизни или в вечности, непременно воздаст нам по делам каждого. Грехи ненавистны Богу: правда и святость Его столь же непреложны, как и любовь. Для сего-то, что Он праведен и пресвят, а правда и святость Его непреложны, он столько хочет и ожидает нашего покаяния, дабы любовь Его восторжествовала в нас даже над собственной Его правдой, к славе Его святости. «Бог любы есть», – говорит возлюбленный Апостол Христов²²⁴. Ей одной, беспредельной любовью объемлются все прочие свойства Божии. Аминь.