Беседа 14. Толкование на Песн. 5, 13–16
Песн.5:13. Ланиты Его, аки фиалы аромат, прозябающия благовоние: устне Его крины, каплющии смирну полну.
Песн.5:14. Руце Его обточены златы, наполнены варсиса, чрево Его сосуд слоновый на камени сапфирове.
Песн.5:15. Лыста Его столпи марморовы, основани на степенех златых. Вид Его яко Ливан, избран яко кедрове.
Песн.5:16. Гортань Его сладость, и Весь желание: Сей Брат мой, и Сей Ближний мой, дщери иерусалимли.
Питающий «нелестным млеком» младенчествующих еще духовным возрастом, став питателем «новорожденных» в Церкви, как говорит сам Апостол (1Петр. 2, 2), хлеб премудрости сберегает совершенным по внутреннему человеку, сказав: «премудрость же глаголем в совершенных» (1Кор.2,6), которые, упражнением в добрых учениях имея «чувствия души обучена» (Евр.5,14), делаются способными принимать хлеб премудрости, при питании требуя содействия ланиты, измельчающей пищу зубами рассудка. Посему в теле Христовом надлежит быть и ланитам для тех, которые не прилеплены более к сосцам слова, но вожделевают уже пищи более твердой; о которых невеста ведет теперь речь, говоря так: «ланиты Его аки фиалы аромат, прозябающая благовоние». По рассмотрении того, что касается очей, связь речи требует слова о ланитах, ясно это всякому, слушающему с разумением. Ибо для того оку, неотступно пребывая при полноте духовных вод, надлежит омываться неизменчивым и нелестным млеком, уподобляясь незлобивой голубиц, чтобы общниками собственных своих благ соделать всех, составляющих тело Церкви. Посему то и великий Исаия восшедшему житием на высокую гору, повелевает возопить громким голосом, чтобы слышащие познали от него Господа, Который идет «с крепостию», со властию держит существа в мышце, пасет паству Свою, собирает агнцев, прекрасно благими надеждами утешает «имущия во утробе», объял небо пядию и всю землю сжал горстию. Что и еще кроме этого говорит пророчество, все должно быть проповедано восшедшим на самую вершину (Ис.40,9–12). Посему, если при этом сила, сообщаемая водами и молоком, служит очам к познанию истины, то, согласно с порядком, вместе с очами восхваляются и ланиты, обязанность которых – разжевывать пищу, служащую к соблюдению естества и силы в теле.
Итак, посмотрим, в чем заключается похвала ланитам, послушаем, что говорит о них сама невеста: «ланиты Его, – говорит она, – aки фиалы аромат, прозябающая благовоние». Если именем фиала означается в слове расширяющийся в боках сосуд, в котором по устройству утаевается пустота, потому что сосуд по виду не слишком углублен и расширяется не по прямой черте, отчего бока представляются не в точности впалыми и не плоскими, итак, если невеста словом «фиал» указывает на сосуд такого рода, то похвала ланитам будет иметь для себя основание в сем виде фиала. Ибо может иной сказать, что слово сделало упоминание о фиале с намерением похвалить простоту, многообъемлемость и нельстивость учения, в котором запрещенная Пророком глубина не может найти себе места, так как сказал он: «да избавятся от ненавидящих мя, и от глубоких вод» (Пс. 68,15).
Посему утверждаем, что истина, являющаяся в простоте, без обманчивой какой-либо вместимости, означается именем фиала, вещество которого есть аромат, а назначение – прозябение благовония. «Ланиты Его аки фиалы аромат», сделанные не из серебра или золота, или стекла, или другого какого подобного вещества, но из самого аромата, прозябая из себя то, из чего уготовляются мира. Конечно же, из сказанного ясно виден смысл, усматриваемый в сих изречениях, а именно, что чистым очам Церкви свойственно размягчающею силою ланит приуготовлять телу такую пищу, чтобы в сказанном не усматривалось ничего глубоко скрытого и неясного, но все было видно насквозь, свободно, далеко от всякой обманчивой скрытности и глубокости, явственно и для младенцев, как говорит Пророк: «свидетельство Господне верно, умудряющее младенцы. Заповедь Господня светла, просвещающая очи» (Пс.18,8.9). Если таковы будут фиалы слова, то явно окажутся составленными не из земного вещества, но естество их будет из аромата, из того, разумею, аромата, о котором невеста в начале песни говорит, что он «паче всех аромат». Таким фиалом был Павел, «не в лукавствии лестя словесе, но в явлении истины представляя себе» (2Кор. 4, 2). В нем вещество отложило то, что было в нем от земли, после того, как крещением сверг он чешую с плотских очей (Деян.9,18), и уготован вновь из благоухающего аромата, став чадом Святого Духа. Пoелику с таким искусством устроен он в сосуд избранный, то, став фиалом для влияния в него вина словесного, уже не имел потребности в человеке, который бы влиял в него ведение таин. Посему-то «не приложился плоти и крови» (Гал.1,16), но сам производил в себе и источал божественное питие, благоуханием Христовым из разнообразных цветов добродетелей уготовляя миро слушающим, так что по различию и особенностям приемлющих слово, сообразно с потребностью ищущего, обретался у него аромат и для иудеев и еллинов, для жен и мужей, для властелинов и рабов, для родителей и детей, для не имеющих закона и живущих под законом. Подлинно, многовидна была у него благодать учения, растворенная всякою добродетелью, потому что фиал этот в приемлющих слово уготовлял миро из многоразличных учений, сообразно с потребностью каждого. Таковые-то ланиты хвалит невеста, живописующая в слове красоту тела Женихова! И что Его красоту имеет в виду похвала ланит, о сем свидетельствует непосредственно следующая за сим речь.
Ибо после ланит похваляются уста, из которых исходит ароматное слово. Похвала же выражается так: «устне Его крины, каплющии смирну полну». О двух вместе добродетелях Слова свидетельствует невеста двояким уподоблением; одна из них – истина, блестящею и световидною усматриваемая в изрекаемом, ибо таков вид крина, белизна которого загадочно означает чистоту и истину возвещаемого; другая же состоит в том, что учением уст указуется одна духовная и невещественная жизнь, по умерщвлении духовным воззрением жизни дольней, в которой действует плоть и кровь. Ибо смирна, истекающая из уст и наполняющая собою душу приемлющего, ясно выражает умерщвление тела. Подобное сему по словоупотреблению многократно наблюдается в Богодухновенных Писаниях, и слово «смирна» означает смерть. Посему совершенное и чистое око, делающее ланиту фиалом, прозябающим и источающим из себя благовония, делает и то, что крины словесные цветут в устах, украшенных Божественною белизною. Так слово именует чистых и благоухающих добродетелью, от которых капля смирны делается без недостатка наполняющею мысль приемлющих. И это есть презрение вещественной жизни, когда все желательное в настоящей жизни становится недействительным и мертвым, по причине вожделения высших благ. Такую смирну, смешанную с чистым крином целомудрия, излил некогда из уст Павел в слух святой девы. А дева сия была Фекла, которая, прекрасно прияв в себя душою истекающие капли, смерти предает внешнего человека, угасив в себе всякую плотскую мысль и похоть. По принятии доброго учения мертва у ней юность, мертва видимая красота, мертвы все телесные чувства; живо же в ней одно учение, по которому и ей умирает целый мир, и дева умирает миру. Так и у Корнилия некогда великий Петр, изглашая светлые крины слова, полными смирны соделал души слушателей, которые, прияв немедленно слово, спогреблись Христу крещением, став мертвыми для сей жизни. И кроме сих можно найти тысячи примеров, как святые, соделавшись устами общего тела Церкви, и слушателей делали полными смирны, мертвящей страсти, процветая кринами слова, которыми великие поборники веры во времена мученичества в подвигах за благочестие стали преизбыточествовать смирною за доброе исповедание. И нужно ли большим числом примеров распространять о сем речь, когда из сказанного оказывается для нашего разумения явным, почему уста Церкви делаются крином, почему с крина каплет смирна, и почему таковою каплею наполняется душа приемлющих?
Но перейдем уже к следующему за сим слову. Невеста говорит: «руце Его обточены златы, наполнены варсиса». Что дар ока, несопряженный с служением рук, несовершен для тела Церкви, сие ясно дознали мы от великого Павла, который говорит: не «может око рещи руце: не требе ми еси» (1Кор.12, 21). Тогда наипаче видна деятельность очей, когда об остроте зрения очей свидетельствуют дела, рачительностию о прекрасном означая доброе руководство. Пoелику, предложив похвалу рукам Божественного тела, надлежит сказанным руководствоваться в том, чтобы образовать, как следует, тех, которые вместо рук служат в Церкви; то, предложив это божественное изречение, попытаемся, если даст Бог, сколько можно, рассмотреть заключающуюся в нем мысль. «Руце Его, – говорит невеста, обточены златы, наполнены варсиса». Пока из сказанного явствует эта только мысль: какими чертами похваляется вид Главы, те же самые служат к похвале и рук. Но Главою разумеем Христа, в Котором «Бог бе мир примиряя Себе» (2Кор. 5, 19), по слову Павлову, и Который во плоти открыл Себя силами и чудесами. Посему, если сама разумеемая нами Глава наименована в слове самым чистым златом, потому что далека от всякого греха (сказано: «греха не сотвори, ни обретеся лесть во устех Его» (1Пет. 2, 22)); а о руках говорит невеста, что они золотые; то явно, что под сим разумеется, а именно, что слово заповедует руке чистоту в полном значении сего слова, безгрешность, устранение и недопущение до себя всякого порока. Руку же разумеем ту, конечно, которая распоряжается достоянием Церкви по требованию заповедей; для нее похвала уподобляться естеству Главы в чистоте и бегрешности. Рука же тогда делается чистою, когда вырезыванием обсекается все, препятствующее красоте. Ибо, как обделывающие мрамор в вид какого-нибудь животного посредством резьбы обсекают на камне и обтачивают то, по отнятии чего подобие принимает сходный с образцом вид, так и для красоты рук тела Церкви надлежит многое обсечь обрезанием помыслов, чтобы рука сделалась подлинно золотою и чистою. Конечно же, всякому очевидно, что вредит красоте руки, не будучи от нее отнято, на пример: человекоугодие, славолюбие, любостяжательность, внимание к одному внешнему, вменение себе в какую-то знаменитость того, что есть в руках, обращение собранного исполнением заповедей в забаву и собственное свое наслаждение. Надобно, все это и подобное сему отсекши орудиями помыслов, оставить одно чистое и неподдельное золото произволения, уподобляющееся пречистой Главе. Но яснее будет для нас сказанное, по слову Апостола, который, наименовав Бога «верным» (1Кор.1,9), не иного чего желает искать в строителях, а только, да окажется «верным», написав буквально так: «а еже прочее ищется в строителех, да верен кто обрящется» (1Кор.4, 2). Посему верный и благоразумный строитель, вместо руки служащие Церкви, подражая в жизни премудрому своему Владыке, показывает, что рука тела подобно Главе – золотая. Не был такою рукою в теле Апостолов этот Иуда, жалкий и бедный, лучше же сказать, ненавистный и проклятый, которому вверено было домостроительство бедных, но он не отсек проказу любостяжательности и, будучи хранителем ковчежца от татей, стал татем себя самого, собственными своими руками похищая то, что имел у себя в руках, обращая внимание не на заповедь, но на деньги, наслаждение которыми соделалось для него какою-то добровольною удавкою, отчуждением от жизни, конечною гибелью души, худым памятником, сохраняющимся на все по нем время.
Посему обточенными и обрезанными надлежит быть рукам, чтобы, по отнятии всего, что приросло худого, остальное было золото, соответствовало по виду красоте Главы.
А речение «варсис», по употреблению в Писании, многозначительно, не всегда встречается в одном и том же смысле; напротив того, значение его нередко берется в осуждение и нередко – в признание Божественности и ублажения. Когда Пророк Иона бежит от лица Божии, ищет «корабль, идуще в Фарсисе» (Ион. 1,3). И великий Давид говорит, что корабли фарсийские сокрушаются духом бурным (Пс.47,8). А бурным, думаю, называется Дух, явившийся ученикам, собранным в горнице, который сперва познан по слуху, «яко носиму дыханию бурну», а потом явился и очам, представившись в образе языков, и уподобляясь озаряющему естеству огня (Деян.2,2. 3), и которым сокрушается во многих видах вторгающийся в естество человеческое порок, у Пророка названный кораблями фарсийскими. Вот места, в которых означается сим именем худшее. Но великий Иезекиль, описывая видение бывшего ему Богоявления, вид одного из Божественных созерцаний выражает словом, говоря следующее: «виде его, яко видение варсиса» (Иез.1,16). В точности исследовавшие выразительность еврейских речений говорят, что речением: «варсис» означается в пророчестве нечто бесцветное, духовное и бесплотное. Посему при двояком значении, речения, пoелику явно, что означаемое здесь сим словом взято в лучшем смысле (укоризненного никто не принял бы в похвалу), следует о похваляемых руках разуметь слово сие так, что, дочиста обточив на себе все излишнее и телесное, переходят он в нечто божественное и духовное, отрясши всякое вещественное и тяжелое отношение к житейскому. Так, например, по рассказам гранильщики камней поступают с куском изумруда: все темное и земленистое стирая и уничтожая точильнем камнем, оставляют неуничтоженным только то, в чем есть чистый некий зеленоватый и вместе оливковый блеск. Сие то, кажется мне, яснее истолковывая, божественный Апостол в одном из своих посланий дает совет, что надлежит прерывать сношение с видимым и устремляться пожеланиями к невидимому: «не смотрящим нам, – говорит он, – видимых, но невидимых: видимая бо временна – невидимая же вечна» (2Кор.4,18). Итак, в похвале рукам приметили мы это, как, обточенные от пристрастия к вещественному, делаются он чистыми, произволением изменяемые в нечто невещественное и духовное. Ибо «руце Его, – говорит невеста, – обточены златы, наполнены варсиса».
Порядок же требует рассмотреть и следующую за сим речь, в которой идет слово о чреве. Буквально сие читается так: «чрево Его сосуд слоновый на камени сапфирове». Когда законодатель естества дает Моисею закон, начертанный на каменных досках, доски сии, на которых изображены были божественный начертания, наименовал скрижалями каменными. И Вещавший о них Моисею сказал так: «взыди ко Мне на гору и стани тамо: и дам ти скрижали каменныя, закон и заповеди» (Исх. 24, 12). Но после того, когда евангельскою ясностью стерто с закона телесное и землянистое, уже не каменная скрижаль приемлет на себя письмена, но нечто из блестящей только что выглаженной слоновой кости. Ибо приемлющее заповеди и законы, что наименовано «чревом», невеста называет «сосудом слоновым на камени сапфирове». Сперва нужным почитаю объяснить в слове чувственный образец, а потом уже приступить к обозрению сказанного. Буксе (греч.: пиксис), из которого те, кому нужно писать, выделывают себе дощечки, есть дерево плотное и беловатое. Посему такая дощечка, приготовленная для начертания на ней букв, хотя бы по случаю сделана была и из другого вещества не в точном употреблении слова называется пиксион. Итак, слыша слово «пиксион», разумеем некий гладкий снаряд, годный для помещения на нем писмене. Пoелику слово «пиксион» есть родовое имя таких дощечек, то здесь Писание присовокупляет и виде вещества, употребленного в образце, сказывая, что устройство снаряда не из дерева, а из слоновой кости. Слоновая же кость, как говорят, по великой плотности и твердости, весьма долго остается негниющею, и никакой порчи не терпит от времени. А сапфир лазоревым видом цвета доставляет отдохновение утомленным глазам с усиленным вниманием читавших исписанные скрижали, так как лучи такого цвета естественно успокаивают собою зрение. Посему, таков образец, которому сравнительно уподобляется восхваляемое чрево Церкви. А я, слыша пророчество, от лица Божия повелевающее: «впиши видение яве на дске» (Авв. 2, 2), составляю себе понятие о том, что в похваляемом теле Господа надлежит разуметь под именем чрева. Ибо, если слово повелевает явственно написать на дске Божественное видение, то, может быть, именем чрева означает чистоту сердца, в которой памятью написуем Божественные видении. Как Отверзший уста великому Иезекиилю и вложивший в них «свиток книжный» (Иез.2, 9), полный писмен с обеих сторон – и совне, и внутри – говорит ему: «уста твоя снедят, и чрево твое насытится» (Иез. 3,3), нарекши чревом мысленную силу души, в которую вложены Божественные уроки; так подобно сему и великий Иеремия, как знаем, чревом именует сердце, мучимое печальными оными мыслями, почему говорит: «чрево мое болит мне, и чувства сердца моего смущаются» (Иер. 4, 19). Если же надобно представить из Божественного Писания что-либо прямее ведущее нас к сему разумению, то скажем, что и Господь изрек уверовавшим, говоря, что реки воды живой текут из чрева уверовавших в Него. Буквально же читается сие так: «веруяй в Мя, якоже рече Писание, реки от чрева его истекут воды живы» (Иоан.7, 38). Так все сказанное приводит нас к тому, чтобы под именем чрева разуметь чистое сердце, которое делается некою скрижалью Божественного закона в тех, «иже, – как говорит Апостол, – являют дело законное написано в сердцах своих» (Рим. 2,15), «не чернилом, но Духом Бога жива», при чем таковые письмена начертаны в душе не «на скрижалях каменных», но, по слову Апостола, на чистой, гладкой и блестящей «скрижали сердца» (2Кор. 3, 3). Ибо таковым надлежит быть владычественному в душе, чтобы отпечатлевалось в нем ясное и неслитное памятование Божественных словес, как бы раздельно начертанное явственными какими письменами. Прекрасно же в похвалу чрева с таковою скрижалью берется и сапфир, потому что сияние сапфира небесного вида. И такое гадательное указание служит советом для нашего сердца горняя мудрствовать и в горняя устремляться, и там успокаивать взоры, где отложено наше сокровище, чтобы не утомляться внимательности к Божественным наставлениям, потому что небесная надежда дает успокоение зрительной силе душевных очей.
Потом за похвалою чреву следует похвала лыстам. Невеста говорит: «лыста Его столпи марморовы, основани на степенех златых». Много столпов в доме Премудрости, какой создала она себе. Многие также столпы, украшенные разными веществами, подпирали скинию свидения; верхи их и стояла были золотые, а середина столпов украшена серебряною обкладкою. О столпах же Церкви (и Церковь есть дом, по слову Апостола: «како подобает в дому Божии жити» (1Тим.3,15)) невеста говорит, что они мраморные, утвержденные на золотых стоялах. Посему, что невеста в описании красоты согласна с премудрым Веселеилом, подобно ему и верх и стояла украсив золотом, это явно всякому, кто занимался сказанным о скинии. Ибо как Веселеил, каждому столпу приноровив верх, ставит его на золотом стояле, так здесь невеста, чистым оком взирая на красоту Жениха, говорит, что глава Его чистое неподдельное золото (сие значит слово «Кефаз»), и о «лыстах» утверждает, что основаны на золотых стоялах. Какое же гадательное значение надлежит прилагать именованию «столпы», в этом не удалимся от истинного понятия, научаемые святым Павлом, который наименовал столпами преимуществовавших в числе Апостолов Петра, Иакова и Иоанна. А пoелику следует дознать и то, как можно соделаться столпом, чтобы и нам стать достойными такого названия, то и сие опять слышим от премудрости Павла, который говорит, что «столп» есть «и утверждение истины» (1Тим. 3, 15). Посему, хотя истина, служащая основанием «лыстам» и украшающая собою руки и главу, есть золото; однако же не погрешит, кто «утверждение» ее превратит в естество мрамора, так что смысл сказанного будет следующий: «лыста» тела «столпи марморовы», то есть, светлою жизнью и здравым учением поддерживающие и подпирающие общее тело Церкви: чрез них и стопы веры приобретают крепость, и совершается течение добродетели, и восторжением Божественных упований все тело делается превыспренним. Успех в этом достигается сими двумя – истиною и утверждением. Золото применяется к истине, которая, по слову Павла, служит и называется основанием Божественного устроения. Ибо так он говорит: «основания инаго никтоже может положити паче лежащаго, еже есть Иисус Христос» (1Кор. 3, 11). А Христос есть Истина, на которой утверждаются «лыста», столпы Церкви.
Под мрамором разумеем светлость жизни, непоколебимое и непреложное расположение к добру.
Но как много было столпов в скинии свидения, многие столпы поддерживали собою и дом премудрости; ныне же достаточно двух, чтобы держать на себе все тело; то, может быть, цель этой загадки надлежит возвести к иному какому смыслу. Ибо, думаю, сим подготовляется такая мысль: много разных путеуказаний закона к добродетели, много заповедей премудрости, клонящихся к одной и той же цели, но сокращенное евангельское слово все совершенство жизни добродетельной сводит в нечто удобоисчисляемое и немногосложное, по слову Господа, так изрекшего: «в сию обою заповедию весь закон и пророцы висяте» (Матф.22, 40). Без сомнения же равная потребна сила нести тяжесть или повешенную, или наложенную, ибо в обоих случаях усматривается одно напряжение силы у несущего бремя тем и другим способом: потому что одинаково несет на себе, висит ли на нем тяжесть, или ладонью подпирает несомое. Итак, пoелику Господь говорит, что «в сию обою заповедию весь закон и пророцы висяте»; а невеста говорит теперь, что тело несут на себе два столпа, утвержденные на золотых стоялах, то хорошо будет с обозрением загадки о «лыстах» принять в рассмотрение две оные заповеди, из которых одну Господь именует первою, а другую – подобною первой, говоря, что любить Бога от всего сердца всею душею и силою, есть первая заповедь; а любить ближнего, как самого себя, равносильная первой. Да и Павел, как бы в некий дом к принятии Бога уготовляя великого Тимофея, ставит в нем два сии столпа, одному придавая имя веры, а другому – совести (1Тим. 1, 5), верою означая любовь к Богу от всего сердца, всею душею и силою, а благою совестью – исполненное любви расположение к ближнему. Может быть, найденный теперь смысл не противоречит прежнему понятию, потому что тем и другим способом можно соделаться столпами, подобными Петру, Иакову и Иоанну, и если кто иной, подобно им, соделался или соделается достойным такого имени. Ибо кто совершен в сих двух заповедях, тот устрояет себя, по слову Апостола, «в столп и утверждение истины» (1Тим.3, 15); потому что сими двумя преспеяниями целое тело истины подпирается, как бы какими «лыстами», и золотое основание стояла веры дает помыслам неуклонность, неизменность и твердость во всяком добре.
После сих похвал, как бы в сокращении представляя всю красоту Женихову, невеста говорит: «вид Его, яко Ливан, избран яко кедрове. Гортань Его сладость, и весь желание: Сей Брат мой, и Сей ближнии мой, дщери иерусалимли». Сим, думаю, яснее обозначает невеста, что похвала относится к красот Жениховой в видимом, видимым же называю то, что Апостол из отдельных членов, составляющих собою Церковь, представляет в виде тела. Один вид у Него, – говорит невеста, – тьмы кедров, которыми повсюду покрыт Ливан, давая знать сказанным, что ничто низкое и пресмыкающееся по земле не служит к благообразию тела, если не возвысится, подобно кедру, и не поспешит достигнуть вершины. Лучше же выразумеем сперва сравниваемое в словах сих. «Вид Его», – говорит, – яко «Ливан избран». Избрание же всякой вещи бывает вследствие сравнения с противоположным. Посему, так как доброе одноименно, действительно ли оно таково, или и не таково, но признается таковым по обольщению и представляется тем, чем оно не является, то непогрешающий в суждении о хорошем избранное действительное добро предпочитает обманчивому. Пoелику здесь вид Жениха невеста уподобила избранному Ливану, то вследствие сего предполагается словом, что должно разуметь два Ливана, – один лукавый и отверженный, по пророчеству, сокрушаемый, подобно тельцу, вместе с кедрами ливанскими (Пс.28,5–6), а другой – избранный и досточестный, которого красота боголепна и богоподобна. Разумеемое же в сказанном таково: в смысле собственном, истинном и первоначальном один есть Царь, Царь всякого создания; однако же и миродержитель тьмы величает себя царским именем. Легионы Ангелов у истинного Царя, и легионы демонов у князя власти темные.
Начала, Власти и Силы у Царя царствующих и Господа господствующих; но и тот, по слову Апостола, имеет у себя начала и власти, и силы, которые будут приведены в бездействие, когда зло обратится в ничто, как бы несуществующее; «егда, – сказано у апостола, – испразднит всяко начальство и власть, и силу» (1Кор. 15, 24). «На Престоле высоце и превознесенне» видит Пророк «седяща» Царя славы (Ис.6, 1); и тот возвещает, что выше звезд поставит престол свой и будет «подобен» Вышнему (Ис.14,13). Сосуды избранные «в велицем дому» Своем имеет Владыка вселенной; и у того есть «сосуды гнева совершены в погибель» (Рим. 9, 22). Еще жизнь и мир чрез Ангелов подает достойным Владыка Ангелов; и тот «ярость и скорбь, и гнев посылает ангелы лютыми» (Пс.77, 49). И нужно ли подробно говорит о всем, чем противник превозносится пред Естеством добра?
Итак, пoелику гора Ливан, повсюду заросшая и покрытая высокими кедрами, для чувств замечательное зрелище, то по сему самому гора сия очевидными примерами делится в Писании по противоположным понятиям, будучи взята для особой цели в том или другом значении. Так у одних и тех же Пророков можно видеть одно и тоже имя с разными значениями, употребляемыми в похвалу и в осуждение. «Господь» то сокрушает кедры ливанские», и весь Ливан с кедрами на нем «истнивает» (Пс.28, 5–6), подобно слитому в пустыне тельцу (и сим пророчество научает, что самый порок и всякая пораждаемая им высота, превозносящаяся над боговедением, обратится в ничто); то приемлет слово сие в лучшем его значении, говоря: «праведник, яко финикс процветет, яко кедр, иже в Ливане, умножится» (Пс.91,13). Ибо истинно праведный (а праведный есть Господь), нас ради происшедший от земли, сей высоковетвистый «финикс», возросший в лесу естества нашего, делается горою, на которой «умножаются» кедры, укореняющиеся на ней верою. Они то, как скоро «насаждены» будут «в дому» Божием, «процветут во дворех Бога нашего» (Пс.91,14). Под домом же, в котором происходит насаждение кедров Божиих, по руководству Апостола, уразумели мы Церковь; а под дворами – вечные скинии, в которых будет цветение, а в надлежащие времена и явление благих надежд. Итак, пoелику тело Христово составляется из отдельных членов, и многие члены делаются единым телом, как говорит Апостол (1Кор.12,12); то по сему самому всецелую красоту Жениха наименовала невеста «избранным Ливаном», определяя сим разность Ливана избранного с отверженным. Этот Ливан, по слову Исаии, падет вместе с высотами, когда «цвет от корене Иecceoea взыдет», и произрастет жезл власти (Ис.11, 1), который естество льва, рыси и аспидов превратит в ручное и кроткое, так что «с тельцем лев вкупе пастися будут, и с козлищем рысь почиет» (Ис.11, 6), а управлять ими станете То «Отроча» мало, Которое «родися нам» (Ис.9,6), которого рука бывает в пещере аспидов, прикасается к исчадиям аспидским и в бездействие приводит яд их. Когда совершится это, говорит Пророк, «Ливан с высокими падет» (Ис.10, 34). На что указывает пророчество сими загадочными выражениями, излишне было бы излагать в точности, так как для всякого это явно. Ибо кто не знает родившееся нам Отроча, касающееся рукою аспидов, власть Которого губительных зверей делает приходящими в забвение о природной своей лютости, способными жить вместе с животными кроткими. Итак, пoелику чрез это падает Ливан, – эта злоба, а вместе с тем падает и начало зла, – эти возношения на истину, то и невеста красоту Господа уподобляет Ливану избранному, выражая сие словами так: «вид Его яко Ливан избран, яко кедрове».
Но невеста присовокупляет сообразную похвалу и гортани, именуя ее сладостью и желанием. Буквально же читается это так: «гортань Его сладость, и весь желание». А наше о сем разумение таково: часть, лежащую ниже подбородка, обыкновенно называем гортанью. В ней, говорят, зарождается звук, приводимый в движение приражением воздуха из дыхательной жилы. Пoелику прекрасные слова суть сот медовый, а орудие слова есть голос, зарождение которого в гортани, то не погрешит, может быть, кто разумеет так, что сим именем означаются те служители и истолкователи слова, в которых глаголет Христос. Ибо и великий Иоанн на вопросы кто он, назвал себя «гласом» (Иоан.1, 23), потому что был предтечею Слова. И блаженный Павел представил опыт «глаголющаго» в нем «Христа» (2Кор. 13, 3); у Него заимствовав себе глас, был сладостью, когда говорил Им. И все Пророки, орудия своего голоса предоставив Духу, издававшему ими звуки, соделались «сладостию», из своей гортани источая Божественный мед, которым и цари, и простолюдины пользуются во здравие, и наслаждение им не пресекает пожелания сытостью, но приобщением вожделеваемого еще более питает желание. Посему то невеста всего Его и называет желанием, сим словом, как бы определением каким, описывая красоту Искомого: «весь Он желание», говорит она. Как блаженны те члены, ради которых целое делается «желанием», по причине совершенства во всяком добре, и которые производит своею совокупностию слиянную достолюбезную красоту, так что целое вожделенно не по очам только и рукам, или кудрям, но и по ногам, и рукам, и лыстам, а подобно и по гортани; и ни один из членов не уступает другим в избытке красоты.
«Сей, – говорит невеста, – Брат мой, и Сей, – продолжает она, – ближний мой, дщери иерусалимли». В словесном этом изображении представив взорам их все признаки, по которым возможно было открытие искомого, наконец, выражается указательно, говоря: вот искомый. Тот, Который, соделавшись Братом, воссиял нам от Иуды, стал ближним «впадшему в разбойники», исцелил раны елеем, вином и обвязаниями, всадил на своего скота, успокоил в гостиннице, дал два динария, заботясь об его жизни, и обещал при возвращении отдать, что будет прибавлено на это заповеданное дело (Лук. 10:30–35).
Без сомнения же явно, к чему клонится каждое из сих действий. Ибо законнику, которому хотелось показать, что он выше других, и который по гордости пренебрегал иметь равную с другими честь, когда искушал он Господа вопросом: «и кто есть ближний мой» (Лук.10, 29), тогда в виде рассказа Слово изложило все человеколюбивое домостроительство, представляя нисхождение человека с горней страны, козни разбойников, совлечение нетленной ризы, греховные язвы, возобладание смерти над половиною естества, потому что бессмертною остается только душа; и безполезное прохождение закона, так как ни священник, ни левит не уврачевали ран впадшего в разбойники; «невозможно бо крови юнчей и козлей отпущати грехи» (Евр. 10, 4). А Кто возложил на Себя все человеческое естество в начатке смешения, в котором была часть каждого народа: иудея и самарянина, и еллина, и решительно всех людей, Тот с телом, то есть с подъяремником, пришедши на место человеческого злострадания, уврачевал язвы, упокоил, всадив его на свой скот, и гостинницу соделал для него местом человеколюбивого смотрения, где упокоиваются все труждающиеся и обремененные. А кто в Нем, тот, без сомнения, принимает в себя Того, в Ком пребывает, ибо так изрекло Слово: «во Мне пребывает, и Аз в нем» (Иоан. 6, 56). Посему приявший Его в собственном своем помещении дает в себе пристанище Невместимому, приемлет от Него два сребряника, из которых один – любовь к Богу от всего сердца, а другой – любовь к ближнему, как к самому себе, как отвечал и законник. И как «не слышателие закона праведны пред Богом, но творцы закона оправдятся» (Римл. 2, 13), то не принять только надлежит сии два сребряника, разумею веру в Бога и добрую совест к единоплеменникам, но должно и самому привнести нечто делами к исполнению сих заповедей. Потому Господь и говорит гостиннику, что все, сделанное им в услугу злостраждущему, во второе Свое пришествие примет по достоинству рачения. Итак, Кто по таковому человеколюбию стал нашим ближним, как возсиявший нам от Иуды соделался Братом, – Того отроковицам указует слово невесты, Того чистая невеста объявляет дщерям Иерусалимским, когда говорит: «Сей Брат мой, и Сей ближний мой, дщери иерусалимли».
По сим объявленным признакам да найдем и да примем Его и мы ко спасению душ наших, по руководству Святаго Духа. Ему слава во веки веков! Аминь.