Успеньев день

День Успения Божией Матери – храмовой праздник первопрестольного собора – отличался в старой Москве особо-торжественными службами и обрядами. Так как праздник этот был в собственном смысле соборным и церковным, то эти торжественные особенности сосредоточивались по преимуществу в церковных богослужениях Успеньева дня и в обрядовой жизни патриарха.

Успенский собор еще задолго до 15 августа начинал приготовляться к своему храмовому празднику. За две недели до Успеньева дня ключари приказывали чистить иконы, паникадила и всю соборную утварь, а для этого дела брали «людей из рядов, кто где надобен». Тогда же запасали с патриаршего двора свечи в подсвечники в паникадила, а пудовые свечи и масло в лампады приносили из царского дворца. За два дня до праздника напоминали патриаршему дворцовому дьяку, чтобы он готовил в соборную церковь сено – «мелкое, доброе». Накануне праздника, перед малой вечерней, сторожа постилали это сено по всему собору – и в алтаре, и в приделах, и на государевом, и на патриаршем местах. В сено этих двух последних мест, а также на царицыно место, полагались еще различные благовонные травы и духи. Душистые вещества «да гуляфной (розовой) водки и масла мятнаго или кропнаго» брали из аптеки, «и кропят и поливают для духу». Перед образами, на раках чудотворцев и гробницах святителей тогда же переменялись покровы и пелены и заменялись новыми и дорогими жемчужными. На государев хлебенной двор ключари отдавали приказ, чтобы там заготовили «благодарные хлебы большие», для благословения на литии во время всенощного. К малой же вечерне выносили большое евангелие на престол и переменяли другие сосуды и утварь на более драгоценные, лучшие и большие по размерам.

Накануне же патриарх вместе со всем собором духовных властей и в преднесении ключарями креста и св. воды, ходил «на верх», в царский дворец, звать государя к праздничным службам и к своему праздничному столу. Этот «зов государев от патриарха» был заранее определен для ежегодного употребления и выражался следующей речью патриарха к царю: «А великий государь царь и великий князь (имя рек), всея Русии самодержец, чтобы еси государь пожаловал на праздник Пречистыя Богородицы, честнаго и славнаго Ея Успения, вечерню и молебен и всенощное и заутреню, и обедню слушал; а в дому бы у Пречистой Богородицы и у великих чудотворцев Петра и Алексея и Ионы и у нас своих богомольцев пожаловал бы еси хлеба ел».

Праздничные службы совершались с особым великолепием и торжественностью. Царь выходил к каждой службе в сопровождении своей блестящей свиты и стоял обедню во всем царском наряде. После обедни патриарх подносил государю «благодарный» целый хлеб на серебряном блюде, а другие раздавал архиереям и боярам, а один или два хлеба ключари раздробляли на части, и патриарх раздавал их всем присутствовавшим.

Общему великолепию праздника соответствовали некоторые особые подробности церковных служб, которые совершались тогда только в праздник Успения Богоматери. Самой великолепной и самою главной особенностью было совершение заутрени, подобной заутрене Великой субботы, которая почти вся состоит из погребального пения над плащаницей. Теми же самыми подробностями и с тем же самым знаменованием сопровождалась и заутреня Успеньева дня.

Еще в XV веке на Руси заметно стремление совершать заутреню Успеньева дня так же, как совершается заутреня Великой субботы. В тверском церковном уставе 1438 года (синод. библ. № 387) на Успение Божией Матери положено «надгробное пение», если изволит настоятель. Впрочем, здесь же замечено, что надгробное пение неотложно совершается в тех церквах, в которых праздник Успения приходится храмовым. Для надгробного пения ставилась праздничная икона Успения Богоматери посредине церкви, перед иконой становились священники и диаконы в полном облачении, и всем присутствовавшим раздавались свечи. Настоятель начинал каждение иконы и храма, а в это время «деместик» запевал тропарь: «Блажим Тя вси роди, Богородице Дево. И далее следовало пение трех статий с 17-й кафизмой «Блаженни непорочнии», точно в том же порядке, как и в заутреню Великой субботы, конечно с необходимым изменением содержания статий, приноровительно к празднику Успения Божией Матери. После каждой статий следовали малые ектении, и затем вторая статия начиналась припевом «Достойно есть блажити Тя Боюродице», а третья – «Роди вси песьми едину Богородицу блажим».

В обиходнике Иосифо-Волоколамского монастыря о начале этого надгробного пения сделано следующее замечание: «на сей великий праздник живоноснаго Успения Владычицы нашея Пресвятыя Богородицы благодатию Христовою истиннаго Бога и Сына ея в дому ея в той день совершаем светлое торжество, по преданию и повелению и по уставу святых апостол, святых отец, пачеже нам зде от начальника нашего и создателя святыя обители сея трудолюбезнаго преподобнаго отца нашего и чудотворца Иосифа во всех святых Божиих церквах не токмо в монастыре, но по всем селам и по странам монастырской отчины праздновати духовно в псалмех и в песнех духовных, благодаряще Бога и Пречистую его Матерь, служити церковное пение сполна»³². По исследованию г. Дмитриевского, надгробное пение в день Успения Божией Матери совершалось и в богослужении греческой Церкви, откуда оно и перешло в наши богослужебные книги.

В XVII веке это надгробное пение совершалось у нас уже с большим соответствием заутрене Великой субботы. Посредине храма ставился стол, устроенный в виде гробницы, и на нем полагалась икона Пресвятой Богородицы. После великого славословия выносилась плащаница и полагалась на столе возле иконы. Затем следовало пение 17-й кафизмы с припевами и чтения утреннего евангелия Богородице. После евангелия плащаница вскрывалась, икона полагалась сверху ее, и к ней все прикладывались. И плащаница, и икона оставались среди церкви до входа с евангелием во время обедни, и тогда взносились в алтарь»³³. (Синод. № 391).

В наших больших монастырях, как Троицком и Кирилловском, точно так же совершалось надгробное пение в Успениев день, но не в одно время. В Троице-Сергиевой лавре оно совершалось во время самой заутрени или после первой кафизмы или после чтения пролога на шестой песни канона. В Кирилло-Белозерском монастыре надгробное пение совершалось после второй кафизмы, при чем на первой статии игумен кадил с двумя священниками, а на двух других – с тремя. Ектении между статиями не полагалось в обоих монастырях, а вместо них пели «аллилуия». (Синод. №№ 400 и 401).

В московском Успенском соборе надгробное пение совершал сам патриарх. После шестой песни канона, во время чтения пролога, он входил в алтарь и там облачался вместе с другими архиереями и собором назначенных к сослужению священнослужителей. В это же время подьяки постилали ковер посредине собора, полагали на нем орлец и ставили стул с подушкой. Ключари в это же время перед патриаршим местом, приготовленным на средине собора, ставили аналой с иконой праздника, а перед ним – витую свечу. По окончании чтения пролога патриарх со всем духовенством выходил из алтаря и становился на приготовленном месте против иконы праздника. Государь в это время сходил со своего царского места и становился близ патриарха у правого столпа собора. Патриарх раздавал свечи государю, боярам, архиереям и священникам и начинал каждение аналоя с иконой и всего собора. В это время певчие дьяки пели «ублажение Пресвятой Богородицы на три статьи», а подьяк говорил всю 17-ю кафизму «Блаженни непорочнии». По окончании пения прикладывались к иконе Успения сначала царь, потом патриарх, бояре, духовные власти и священники. Патриарх с духовенством разоблачался в алтаре и выходил на свое обычное место, а царь становился на своем царском месте, и утреня продолжалась обычным порядком.

Утреню служил обыкновенно протопоп с протодиаконом. Перед начальным возгласом протопоп кадил царя, патриарха, державу и посох, а после возгласа – архиереев и всю церковь, и потом опять – образа, государя и патриарха. В 1685 году за утреней присутствовали царь Иоанн и царевна Софья. Протопоп перед началом утрени кадил царя, патриарха и царевну, а после начала царевны не кадил и «за то был гнев». Патриарх тогда же распорядился, чтобы при следующих каждениях всякий раз непременно кадили царя и царевну, а потом уже его, патриарха. Государи, между прочим, присутствовали за всеми праздничными службами в соборе, кроме молебнов. А молебнов было несколько: после малой вечерни, после всенощного, перед обедней молебен с водосвятием. За первым молебном, впрочем, иногда бывал и царь.

Благовест к обедне не имел урочного времени. Последнее всегда стояло в зависимости от времени окончания утрени. Обыкновенно промежуток между утреней и обедней бывал очень небольшой. По особым обстоятельствам он увеличивался, и обедня, напр., в 1688 году началась в 4 часа (10 по нашему счету): «обедня была поздно ради государя Петра», замечено в современной записи. В тот же час начали благовестить в 1691 году: «для того поздно, что ожидали государя Петра, и как отказ пришел, начали благовестить».

После обедни иногда сам патриарх ходил «на верх» к государю; но всегда и непременно ходили во дворец к царю со святой водой все успенские соборяне поголовно петь праздничный молебен. За это в собор протопопу с братией жаловалось «по неокладному расходу молебенных денег для празднества Успения Богородицы» рублей 7. Эго посещение царя соборянами в храмовой праздник Успенского собора не откладывалось даже в том случае, если царя не было в Москве, во время различных царских походов. В таком случае со св. водой отправлялся к царю только протопоп с диаконом. Так, в 1692 году царь Петр в Успеньев день был в Переяславле: «в Переяславль со святынею послан был протопоп с диаконом к царю Петру», записано современником.

В крестовой патриаршей палате, после обедни, бывал праздничный стол для царя, бояр, духовных властей и соборян. Патриарх встречал государя в сенях и с великой честью провожал его в палату. После входных и предобеденных молитв и благословения патриаршего все занимали свои места. Порядок и обряды праздничного патриаршего стола были совершенно те же, как и на торжественных царских обедах. После многочисленных и различных блюд обед заканчивался непременно заздравными чашами или, по-нынешнему, тостами. Наша благочестивая старина стремилась и их совершать во славу Божию и для этого установила для них определенный порядок и формы, предваряя и сопровождая их песнопениями и нарочито составленными молитвословиями. Благодаря этому, тосты в старину составляли из себя отдельное и самостоятельное действие, известное под именем Чина за приливок о здравии царя. Чин этот писался в древних обителях на особых свитках и украшался заглавными буквами с золотом и красками. Иногда он распевался по нотам. Так как заздравные чаши в этом чине следовали непременно за обедом, или трапезой, и сопровождались соответственным пением главным образом тропарей, то они и назывались тропарными и трапезными. В частности, эти чаши были следующие: Богородичная, святого, царева, патриаршая или митрополичья.

Обычай сопровождать торжественные обеды заздравными чашами весьма древний. На Руси он современен самой Церкви. Еще преп. Феодосий печерский считал необходимым ограничить его, заповедав во время пира петь только три тропаря и поднимать только три чаши: во славу Христа Бога, Пресвятой Девы Марии и за здравие государя. Очевидно, в его время было уже злоупотребление этим обычаем.

В XVII веке для этих чаш существовал особый чин, печатавшийся в тогдашних потребниках. Он начинался чином над Богородичным хлебом. Так называется просфора, из которой на литургии вынимается часть в честь и память Богоматери. Просфору эту приносили (перед патриархом, во время его шествия в палату) к столу в особом сосуде, называвшемся «панагиаром» и «панагиею». Патриарх над ней читал предобеденные молитвы, а после обеда частицы ее раздавал присутствовавшим. После этого следовало пение тропаря Богородицы, и сам царь поднимал чашу Богородичную, т. е. в честь Богородицы, и сам подавал ее патриарху, властям и боярам. Иногда за этою чашей следовала чаша святителя Петра и потом чаша государя, над которой действовал и которую подавал присутствовавшим патриарх. Она сопровождалась особыми молитвами и песнопениями.

Обыкновенно, по благословении патриарха, певчие пели тропарь «Спаси, Господи, люди твоя», кондак «Вознесыйся на крест» и Богородичен «Предстательнице страшная». В праздники Господни, Богородичные и храмовые к ним присоединялся праздничный тропарь и кондак. Потом произносилось «Господи помилуй» дважды и «Господи благослови». И патриарх читал молитву «Владыко многомилостиве Господи Иисусе Христе Боже наш». Молитва эта, схожая по началу с читаемой теперь на литии, оканчивалась молениями о победе, здравии и спасении «благовернаго и благороднаго и христолюбиваго, Богом венчаннаго, и Богом дарованнаго, и Богом почтеннаго, и украшеннаго, и Богом превознесеннаго царя и великаго князя». После этого патриарх произносил многолетие: «Дай, Господи, государь наш... здрав был на многа лета», и певчие пели царю многолетие большое. Также следовали чаши государыни царицы, царевичей и царевен. Чашу патриарха «действовал» старейший митрополит. В молитве при этой чаше содержались прошения о том, чтобы патриарх здрав был и молил Господа о государеве царя многолетнем здравии и спасении, и о болярех, и о христолюбивом воинстве, и о всем православном христианстве, – чтобы ему Богом порученное стадо словесных овец добре упасти и Богу непорочно отдати. Этой чашей заканчивался чин и праздничный стол патриарха.

Нужно заметить, что этот чин за приливок соблюдался при всех торжественных обедах, особенно в монастырях. При столах государя он совершался лишь тогда, когда в них участвовали духовные власти. На прочих же обедах, напр., посылавшихся от царя иноземным послам, чащу государя поднимал старейший боярин, причем он, «взяв ковш питья», должен был молвить: «Чаша великаго государя царя и великаго князя, его царскаго величества детей, – дай Господи, они государи здравы были на многия лета», или: «наша великаго государя... про его царскаго величества здоровье». Во время произнесения заздравных речей и вообще во все продолжение чина присутствовавшие должны были держать себя с полным вниманием и благопристойностью. В противном случае безчинникам грозили наказания. В 1643 году верхотурский воевода князь Никифор Мещерский донес царю Михаилу Феодоровичу, что 25 июля, в день именин царевны Анны Михайловны, у него, воеводы, обедали Николаевского монастыря игумен Игнатий да соборные и приходские попы и после обеда за здоровье царя пели над чашей. В это самое время соборный поп Яков да приходский Климентий заспорили между собой о величании в честь св. матери Анны. Поп Климентий пропел величание, а поп Яков сказал, что величание поют не так, и прибавил: «хотя де ты сегодня родителей поминай». «А споровались они, – писал воевода царю, – хмельным обычаем спроста, и в том они перед вами виноваты». По этому поводу воеводе был послан такой наказ: «вы б Троицкаго соборнаго попа Якова, за его пьяную плутость и за непристойныя речи, что он говорил в ту пору попу Климентию, как пели после обеда про ваше здоровье над чашею и спорились о величанье, что пел Климентий поп величанье не так, а как надобно было пети того ему не сказал, – послали его Якова в Верхотурье в Никольский монастырь к игумену Игнатью и велели посадить в смиренье на чеп на две недели, что бы на то смотря не повадно было иным попам впредь так дуроватьи безчиновать... А что поп Климентий величанье пел не так, и мы того тому Климентью, для простоты его, в вину ставити не велели, не что он так пел величанье хмельным обычаем, или будет спроста не знаючи»³⁴.

Вместе с торжественным и великолепным столом для царя, бояр и духовных властей, патриарх в Успеньев день устраивал на своем дворе и милостивый обед, за которым кормил нищих и бедных. Иногда, особенно если в Москве не было государя, картина этих обедов совершенно менялась. В Крестовой палате патриарх приказывал приготовить столы для нищих, а в соседних помещениях и сенях обедали бояре и власти. Святейший хозяин сам при этом радушно угощал своих желанных гостей – нищию братию. Так, «в Успеньев день 1689 года, когда царь Петр был в походе у Троицы, соборяне у святейшего ели хлеба в сенях, а в Крестовой нищие ели, святейший сам оделял».

В настоящее время, в воспоминание древнего празднования Успения Божией Матери, составлена³⁵ и напечатана (в 1872 году) особая «Служба Успению Пресвятыя Богородицы (или «Похвалы»), совершаемая ежегодно в Троице-Сергиевой лавре 15-го августа, а в ските Гефсимании – 17-го августа.