Житие святого Григория Богослова. 25-го Мая.

Известие о жизни своей сообщает нам сам Григорий в своих писаниях. Этот Вселенский учитель и святитель, – друг, сверстник и сподвижник св. Василия Великого, родился от благородных, небедных и благочестивых христианских родителей – Григория, бывшего епископом Назиансским, и Нонны, в Ариаиз – городе каппадокийском, около 328 года. Благочестивая Нонна в молитвах своих просила у Бога даровать ей сына и обещалась посвятить его на особенное служение Господу, как нового Самуила. В сновидении открыты были ей образ и имя будущего сына ее Григория.⁵³ Благословенный сын с рождением получил превосходный ум, расположение к наукам и уединению,⁵⁴ созревшее под влиянием благочестивой матери, которая, занимаясь первоначальным его воспитанием, многократно внушала отроку, что он есть плод молитв и обета ея. Добрый сын слагал в сердце своем слова матери, которая по времени, обнимая его и вручая ему священные книги, говорила: «я как обещала приношу тебя Богу: исполни же моё желание, ты рожден у меня по молитвам моим, о том теперь и молюсь, что бы ты был совершен. Вручаю тебе, сын мой, это драгоценное сокровище, обладай им во всю настоящую жизнь твою; а в будущей получишь еще лучшие блага».⁵⁵ Сын исполнил, волю матери. «Меня не пленяли, говорит он, прекрасные волны шелковых одежд; не любил я продолжительных трапез, не любил пресыщать чрево – эту погибельную мать плотоугодия; не любил жить в огромных и великолепных палатах; не расслаблял я сердца музыкальными звуками, нежно потрясающими слух; меня не уповало негою роскошное испарение благовонных мазей. Серебро и золото предоставлял я другим. Для меня приятен – кусок хлеба; у меня; сладкая приправа – соль, и питие трезвенное – вода. Мое лучшее богатство – Христос, Который непрестанно возносит ум мой горе. Не нужны мне честь, которая проходит скорее разливающегося дыхания, и скорогибнущая слава; не важно для меня иметь могущество в городах или между гражданами, увеселяться лживыми мечтами, которые одна за другою проходят и исчезают.⁵⁶ Но меня сподобил Христос преимущественной славы. Сперва дал меня в дар матери, которая молилась из глубины сердца, и Сам принял меня в дар от родителей. А потом ночными видениями вселил в меня любовь к целомудренной жизни».⁵⁷

С такою наклонностью сердца, св. Григорий после домашних родительских христианских наставлений, занимался науками в Кесарии Каппадокийской, учился в процветавшей древле Кесарии палестинской⁵⁸, потом в Александрии и наконец в Афинах⁵⁹, куда плывя на корабле в месяце ноябре, он чрезвычайно устрашен был морскою бурею, потому что, боялся умереть без крещения. «Двадцать дней и ночей, говорит Григорий, лежал я на корме корабельной, моля милосердого Бога о спасении, и в этой-то опасности я дал обет, – посвятить себя Богу, и по обете спасся».⁶⁰ Григорий прилежно и долго занимался науками. В Афинах он совершенно познакомился и на всю жизнь подружился с Василием Великим⁶¹; лично узнал Юлиана, который обозревал Грецию и ее училища, и при встречах с которым он говорит: «какое зло питает римская империя».⁶²

По окончании учения около 358 года, как отличнейший! своими сведениями и благонравием, Григорий, по усильным просьбам афинян, остался у них на короткое время преподавателем красноречия, в надежде скоро соединиться с единственным своим другом – Василием. Науки, для которых посвятил он большую часть жизни своей, показали ему всю суету идолослужения, утвердили его в вере христианской и еще сильнее расположили его к благочестивому уединению. «Все познания, говорит Григорий, повергнув долу, положил я к стопам Христовым, чтобы они уступили слову великого Бога, которое затмевает собою всякое извитие и многообразное слово ума человеческого». Григорий тайно оставил Афины, возвратился к родителям около 30 лет от рождения и приняв св. крещение, решился удалиться в безмолвную пустыню. Только усильные просьбы сограждан, которые надеялись иметь его наставником красноречия, а еще более любовь к престарелым родителям, для которых хотел он быть утешителем и помощником, отвлекли его на время от исполнения благочестивого его намерения. Живя в доме родительском, он совершенно посвятил себя трудам и лишениям подвижнической жизни; пищею служили ему черный хлеб с солью, питием – вода, постелью – голая земля, одежда грубая, – постоянным занятием его было упражнение в слове Божием. «Признаюсь, писал Григорий Василию в пустыню, я не сдержал своего слова, – соединить свою жизнь с твоею, в училище нового любомудрия, не сдержал обещания, данного еще в Афинах, где дружба, если достаточно мое выражение, слила наши души в одну. Так я не исполнил своего обещания, но не по своей воле. Одна обязанность полагает молчание на другую; закон дружбы должен уступит закону сыновней любви».

Впрочем, жизнь при родителях, возложившая на Григория обязанности хозяина и господина дома; управление домочадцами, которые, говорит св. Григорий, к строптивым господам питают всегдашнюю ненависть, к кротким не имеют уважения, к злым не снисходительны, а добрым не благопокорны, на тех и других дышать неразумным гневом; а сверх того забота об имуществе, заставлявшая Григория вносит подати, переносить сильные угрозы сборщика податей; провождение времени среди волнений многочисленной толпы пред высокими седалищами, с которых решаются людские распри, выслушивание громких возражений противника, или терпение скорбей в запутанных сетях, замечания преимущества злых пред добрыми, лихоимство блюстителей правосудия, которые могут быть куплены тою и другою стороною; невозможность с такими людьми, без помощи Божией, избежать лихоимства, лжей и хитросплетений: все это в полном свете показало Григорию превратность и тщету земного, и навсегда отвлекло высокий дух его от земли на небо.

После различных неудовольствий в обществе св. Григорий прибыл в пустыню к св. Василию и углубился в спасительные созерцания небесных предметов. В пустыне Василий и Григорий вместе молились, занимались и работали. Время, проведенное здесь, было так приятно для Григория, что и после с величайшим удовольствием он вспоминал о своем пребывании в пустыне с Василием.⁶³ «С тех пор, говорить он я умер для мира, и мир для меня. О, если бы я в ранние дни моей жизни сокрылся в пропастях земных, или в вертепах, или в горах! Свободный от всех суетных попечений о житейском, я всего бы себя посвятил единому Христу, и в удалении от шума людского, чистым умом возносился бы к Богу, доколе наконец смерть не отверзла бы надежде моей дверь неба».

Но два друга инока, призываемые нуждами Церкви, возмущаемой лжеучителями, опять разлучились для блага Церкви. Призываемый престарелым отцом и жителями Назианза, Григорий возвратился в Назианз. Отец убедил и принудил Григория принять сан пресвитера (около 361 г.), на принятие которого он согласился с чрезвычайною неохотою, как по важности сана, который требует высокой святости и способности, так и по трудным обстоятельствам времени, в которое лжеучители постоянно возмущали Церковь. В сане пресвитера св. Григорий занимался наставлением оглашенных и проповедию слова. Тяготясь своим избранием, Григорий вскоре удалился в пустыню Васильеву. Но снедаемый любовию к престарелому отцу своему и верному народу, смущаемый примером пророка Ионы и страшась сделаться противником Богу, он возвращается к празднику Пасхи в Назианз около 362 г. В день этого праздника св. Григорий произнес в храме: «меня возвратили к вам, во-первых – приверженность моя к вам и чувствование взаимной вашей приверженности ко мне; во-вторых, – собственная моя забота, собственное мое дело, – седина и немощь моих родителей, болезнующих более обо мне, нежели о летах своих, – этого Авраама патриарха – драгоценной и равноангельной для меня главы, и Сарры, духовно рождающей нас учением веры. Для них быть жезлом в старости, опорою в немощи – составляло первый, данный мною обет, который и исполнял я по возможности, так что решился я оставить и самое любомудрие, – это стяжание и имя всего для меня драгоценнейшее. Вот причины, коими побежден я и сделался уступчив».⁶⁴

Пришедший из пустыни на помощь Церкви Назиансской, Григорий неусыпно стоял на страже для ее мира. Однако из главных его заслуг было примирение отца своего – епископа с иноками, отделившимися от общения с ним за то, что он по своей простоте подписал двусмысленное изложение веры.⁶⁵ Своею проповедию, растворенною духом кротости и сопутствуемою непрестанными молитвами, св. Григорий успел примирить паству назиансскую с ее епископом.⁶⁶ Радость Григория о соединении Церкви была неописанна, и он всенародно выразил благодарность свою Господу.⁶⁷ В 363 году пал Юлиан, гонитель Церкви; при всеобщей радости христиан Григорий в 363 году изобразил все свойства и действия Юлиана в двух словах на него, от своего и Василиева имени.⁶⁸ Григорий принимал живое участие и в Церкви кесарийской и своим участием успел примирить Евсевия епископа кесарийского с Василием и тем оградил ее против нападения ариан.⁶⁹

В 370 году св. Григорий оплакал в своих надгробных словах смерть брата Кесария, блиставшего при царском дворе, как утренняя звезда, и разделявшего с Григорием заботы семейные⁷⁰, и смерть сестры своей Горгонии в том же году.⁷¹

В 371 году св. Григорий вопреки своим ожиданиям избран был на степень епископа св. Василием Великим по согласию с родителем Григория, на новооткрытую св. Василием в Каппадокии – кафедру сасимскую, открытием которой св. Василий Великий хотел оградить Церковь каппадокийскую от разделений. Но епископ Анеим, в округе. которого находилась сасимская кафедра по новому разделению Церкви каппадокийской, не допустил св. Григория в Сасим: Григорий оставил Назианз и в 373 году удалился на одну гору и там служил больным и назидал их поучениями. И вот что между прочим писал Григорий в оправдание своего тайного удаления от епископства: «я крайне, говорить он, поражен был внезапностью, подобно человеку, поражаемому внезапным громом; не собрался с мыслями, и потому преступил скромность, к которой приучал себя всю жизнь. Потом овладела иною привязанность к благу безмолвия и уединения. Любя уединение с самого начала, сколько едва ли любит кто из занимающихся науками, и дав обет безмолвной жизни, я не вынес принуждения, не допустил ввергнуть себя в волнения и насильно отвлечь от такой жизни, как бы от священного убежища. Мне казалось, что всего лучше, замкнув как бы чувства, отрешившись от плоти и мира, собравшись в самого себя, без крайней нужды не касаясь ни до чего человеческого, беседуя с самим собою и с Богом, жить превыше видимого и носить в себе Божественные образы всегда чистые и не смешанные с земными и обманчивыми напечатлениями, быть и непрестанно делаться истинно чистым зерцалом Бога и Божественного, приобретать к свету свет, к менее ясному лучезарнейший, упованием пожинать уже блага будущего века, жить в единении с ангелами и находясь еще на земле, оставлять землю, и быть возносиму духом горе. Если кто из вас объят подобною любовию, тот поймет, что говорю, и извинит тогдашнее состояние моего духа».⁷²

По желанию престарелого родителя своего Григорий снова возвратился в Назианз⁷³ и сделался помощником отца своего в делах епископства назианского и св. Василия Великого⁷⁴; был питателем нищих, служителем больных, упокоителем странных⁷⁵, утешителем бедствующих⁷⁶, защитником несчастных.⁷⁷ По смерти отца своего, в 374 году – упрошенный епископами, Григорий остался блюстителем Церкви назиансской⁷⁸: только не надолго. Непрестанно беспокоимый недоброжелателями и ища уединения, св. Григорий удалился из Назианза в Селевкию в монастырь св. Феклы.⁷⁹ Здесь он получил известие о смерти вселенского светильника – св. Василия Великого, при погребении которого св. Григорий не мог быть по болезни своей, но которого впоследствии почтил своим надгробным словом.⁸⁰

В 379 году православная Церковь, ободренная по смерти Валента, покровителя ариан, и смущаемая вновь возникшим лжеучением Македония, призвала Григория на защиту угнетаемого православия в Константинополь.⁸¹

Из всех Церквей востока Константинопольская особенно порабощена была лжеучителями. Кроме ариан в ней появились многия другие ереси, а православные, которых было там не малой жили без пастыря и Церкви.⁸² Евагрий, православный епископ, изгнан был из Константинополя Валентом. Всеми церквами завладели ариане. Никто более св. Григория не был способен восстановить Константинопольскую Церковь. Это был муж благочестивейший и своим благочестием превосходил всех современников.⁸³ Его добродетели, учение, красноречие приобрели ему великое уважение. Притом он был епископом без Церкви; не заведывал ни сасимскою, для которой рукоположен был, ни Назиансскою, для которой служил за неимением ею своего епископа, и от которой удалился уже около 10 лет. Православные миряне Константинополя и епископы призывали его принять попечение об оставленной Церкви. Он уступил общим представлениям считая лучшим достоинством посвятить остаток сил и жизни своей на пользу Церкви.

Наружность Григория была непривлекательна. Его стан был согбен от старости, голова лишена волос, лице иссохло в его слезах и подвигах. Он был беден, одет худо, его речь казалась жителям столицы несколько груба. Он прибыл из страны отдаленной, и едва знали место его рождения. Сначала он был очень дурно принят в Константинополе; ариане не могли вообразить, что он пришел поборать их ересь, давно торжествующую в столице. Св. Григорий открыл свои собрания в небольшом доме своих родственников, которые оказали ему гостеприимство. «К этому дому впоследствии присоединили обширный храм⁸⁴ который исповедниками единосущной Троицы, единомысленными с св. Григорием и веровавшими подобно ему христианами обращен был в церковь. Между городскими храмами она сделалась знаменитою и теперь, говорили историки в V веке, славится не только красотою и величием зданий, но и благотворностию поразительных богоявлений; ибо здесь является Божественная сила, не редко подающая помощь больным и потерпевшим несчастие. Веруют, что это – помощь Богоматери. А называют ту церковь Воскресением (Аѵсютаоиа), потому что учение собора Никейского, вследствие усиления еретиков, уже павшее в Константинополе и, так сказать, умершее, действием Григориевой проповеди, снова оживилось. Рассказывали также, как несомненную истину, что во время церковного собрания здесь одна беременная женщина упала с верхней галереи и умерла. Но когда все принесли за нее общую молитву, она ожила и была спасена вместе с своим дитятею. По случаю такого то явленного здесь Богом чуда, эта церковь с того времени получила свое название».⁸⁵

Св. Григорий вскоре сделался в Царьграде удивлением для всех – своим глубоким знанием Писания, своим суждением правильным и властным, своим воображением плодотворным и блистательным, своею необычайною легкостью объяснения, своею речью точною и сжатою. Проповеди им произносимые в храме анастасии, привлекали к нему многочисленных слушателей, не только православных, но и разномыслящих христиан и даже язычников. Слушатели волновались около кафедры его, подобно бурному морю, громко выражали знаки одобрения рукоплесканиями и восклицаниями и записывали слова его.⁸⁶

За свое высокое богословское учение о Св. Троице, чего так долго лишены были христиане и в отличие от других Григориев святитель назиансский назван Богословом, подобно древнейшему Богослову, св. Евангелисту Иоанну. Св. Димитрий митрополит ростовский, изображая силу слова св. Григория в борьбе с арианами и другими лжеучителями говорит: «с еретики борением крепким просияв, он знаем бысть всеми и славима была премудрость его повсюду, и прозван бысть от всея св. прав. Церкви Богословом, в знамение его над многочисленными еретиками торжества и одоления: и оттоле начаша вси звати его Богословом».⁸⁷

Назидая православных и смиряя разномыслящих силою своего слова, св. Григорий назидал и вразумлял их святостью своей жизни и своим терпением.⁸⁸ Жизнь его была столь умеренна, что он нимало не бременил своих хозяев; его пищею были растения. Он редко выходил из дома своего; его не видали ни в общественных ни в более приятных местах великого города. Он не делал визитов, но проводил время у себя, размышляя и беседуя с Богом. И эта простота и чистота поведения и любомудрия привлекла к Григорию любовь народа. Заботясь о восстановлении православия и благоустройства между православными, потрясенных лжеучителями, святитель сильно препирался против них и сделал их своими личными врагами. Они преследовали его насмешками, клеветами посягали на его жизнь, врывались в его малую церковь, вооруженные палками и камнями, влачили его пред судилище как возмутителя, бросали в него камнями. На все оскорбления Григорий отвечал молчанием и терпением во имя Иисуса Христа. Святитель мог надеяться и на стороннюю помощь, но он при своем великом терпении не входил в состязание с еретиками об отчуждении у них церквей и церковного имущества, которыми они насильно завладели в ущерб православным.

Милетий антиохийский и другие многие епископы предоставили св. Григорию предстоятельство в Церкви константинопольской, согласно с желанием благочестивого императора Феодосия.⁸⁹ Православный император узнав, что все Церкви до Македонии чтут Бога Слова и Св. Духа наравне с Отцом, а области к востоку волнуются, так что народ разделяется на различные ереси и особенно в Константинополе, об явил, чтобы кафолическою называлась Церковь только тех христиан, которые признают Св. Троицу равночестною, и чтобы иначе думающие носили имя еретиков.⁹⁰ Св. Григорий слыша, что некоторые ропщут на него, как на чужеземца, начал отказываться от пребывания в Константинополе. ⁹¹ Благочестивый же Феодосий, заботясь восстановить мир – водворить единодушие и распространить прав. Церковь объявил главе арианства Демофилу епископу константинопольскому, чтобы он принял учение Никейского собора, соединил народ и утвердил мир: в противном случае должен удалиться из мест молитвенных. Таким образом ариане, около 40 лет владевшие молитвенными домами, отказавшись от мира и единомыслия с царем Феодосием удалились за город в 380 году и там начали делать свои собрания.⁹²

Император, признательный к св. Григорию за его успешные труды на пользу православия, решился вверить его управлению великую или главную церковь Константинопольскую. По этому случаю множество ариан собралось в столицу; все улицы наполнились ими. Только император своим присутствием удерживал ярость еретиков против св. Григория, который отвечал им одними вздохами и слезами.⁹³ Император и Григорий, окруженные духовенством, торжественно вступили во храм. Все единодушно криками обнаружили пред императором желание видеть Григория на константинопольской первосвятительской кафедре. Благочестивый Феодосий, желая водворить мир в Церкви и зная о св. жизни и высоких достоинствах ума его, охотно согласился на избрание его константинопольским иерархом.⁹⁴ Но св. Григорий принял избрание только в надежде, что на этой кафедре Бог поможет ему соединить восток и запад, с давнего времени разделенные по поводу антиохийского раскола. Св. отцы второго Вселенского Собора, под председательством антиохийского Милетия до прибытия на Собор епископов египетских и македонских, утвердили св. Григория в 381 г. архиепископом константинопольским. Присутствуя на этом Соборе, св. Григорий отсек от общения с Церковию духоборца Македония и имя его изгладил из священных диптихов, равно как и имена других лжеучителей! Полагают, что в составлении символа веры, с осьмого члена до конца, принимал ближайшее участие св. Григорий Богослов.⁹⁵

Между тем, по случаю возведения Григория на кафедру константинопольскую возникли неудовольствия, со стороны епископов египетских и македонских, которые говорили, что константинопольского епископа должен поставлять александрийский, а не антиохийский. Св. Григорий многократно говорил в оправдание свое: «я пришел не по своей воле; не по собственному вызову, как многие ныне вторгаются в председатели, – но призванный, принужденный и покорный страху и Духу.⁹⁶ Народ, кипя ревностию и гневом, не смотря на мой вопль и слезы, возвел меня на этот престол». Когда же несогласие между епископами не прекращалось, Григорий, став посреди Собора, сказал: «мужи и сопастыри! я не лучше Ионы пророка, повергните и меня в море, только да умолкнут прения».⁹⁷ Св. Григорий утвердился в своем намерении оставить Константинополь. Он просил у императора как благодеяния, позволения удалиться из столицы, представляя причиною своего прошения телесную немощь, по которой царь согласился уволить его.⁹⁸ Святитель начал уклоняться от собраний, под предлогом своей болезни, переменил даже свое жилище, оставя соединенный с церковию, дом, в которой присутствовал собор, и которой принадлежал епископу Константинопольскому. Лица, очень расположенные к святителю, видя, что он в самом деле решился оставить свою кафедру, со слезами на глазах умоляли его не покидать дела, которое он так хорошо начал и пожертвовал благу Церкви своею жизнию; это чувствительно трогало его, но не могло переменить его решимости; пред своим удалением из Константинополя св. Григорий произнес в главной или великой Церкви трогательное прощальное слово.⁹⁹ «Любезные пастыри и сопастыри! некогда паства эта была малочисленна, даже, судя по видимому, это была не паства, а малые следы и останки паствы, – без порядка, без надзора, без точных пределов; она не имела ни свободной пажити, ни огражденного двора, скиталась в горах и вертепах и в пропастях земных (Евр. 11:38), рассеянная и разбросанная там и здесь. Всякий помышляя о своем спасении, находил себе, по произволу, руководителя и пастыря. Она была подобна стаду, которое львове изнуриша (Иер. 17), погубила буря или рассеял мрак. Такова была некогда паства сия, а ныне сделалась благоустроенною и расширенною и если она еще и не совершенна, то чрез постепенные приращения восходит к совершенству; и я предрекаю, что и будет восходить. Смотрите: языки противников стали кротки, и вооружавшиеся против Божества безмолвствуют предо много. И это плоды Духа, и это плоды моего делания».

«Но я не безмездный подвижник добродетели, и не достиг еще до такого совершенства. Вознаградите меня за труды. Чем же? Не тем, о чем подумали бы некоторые, способные подозревать всякого ; но тем, чего безопасно желать. Успокойте меня от долговременных трудов, уважьте эту седину, почтите мое странничество, и введите на мое место – другого, кто мог бы во всем удовольствовать вас и нести церковные попечения; ибо настоящее время особенно требует таких пастырей. А у меня видите, в каком состоянии тело, истощенное временем, болезнию, трудами. На что вам нужен старик робкий, ослабевший умирающий, так сказать, ежедневно, не телом только, но и заботами, – старик, который и это с трудом говорит вам! Поверьте голосу учителя, так как никогда не отказывали ему в доверенности. Я устал, слушая обвинения моей кротости; устал препираясь и с словом и с завистью и с врагами и с своими».

«Может быть и за то будут порицать меня (как уже и порицали), что нет у меня ни богатого стола, ни соответственной сану одежды, ни торжественных выходов, ни величавости в обхождении. Не знал я, что мне должно входить в состязания с консулами, правителями областей, знатнейшими из военачальников, которые не знают, куда расточить свое богатство; – что и мне надобно роскошествовать из достояния бедных. Не знал, что и мне надобно ездить на отличных конях, блистательно выситься на колеснице, что и мне должны быть встречи, приемы с подобострастием, что все должны мне давать дорогу и расступаться предо мною, как скоро даже издали увидят идущего. Если такая простота моя была для вас тягостна, то простите меня в том; это теперь кончилось. Поставьте над собою другого, который бы угоден был народу, а мне дайте пустыню, сельскую жизнь и Бога; Ему одному угожу я простотою своей жизни. Так, ради Самой Троицы, Которую я чту и вы чтете, ради общей нашей надежды, и ради Церкви, окажите мне эту милость – отпустите меня с молитвами. Дайте мне увольнительное писание, как цари дают воинам, и, если угодно, с добрым свидетельством, чтобы мне иметь награду; а если нет, как хотите; я не воспрекословлю».

«Прости Анастасия, получившая от благочестия наименование; ибо ты воскресила нам учение, дотоле презираемое! Прости место общей победы, Силом, в котором с начала водрузили мы скинию, сорок лет носимую и странствовавшую по пустыне! Прости великий и славный храм, новое наследие, храм, получивший настоящее величие от Слова, храм, который чрез меня соделался Иерусалимом! Простите и прочие храмы, близкие по красоте к Анастасии, – храмы, подобно узам связующие собою разные части города и присвоенные той части, которая с каждым соседственна, – храмы, которые наполнил не я, имеющий столько немощи, но наполнила благодать, со мною недостойным! Простите апостолы, прекрасное селение, мои учители в подвижничестве! Прости кафедра – эта завидная и опасная высота; прости собор архиереев, почтенных сановитостию и летами, простите все, служащие Богу при священной трапезе и приближающиеся к тому, кто приближается к Богу (Лев. 10:2)! Простите ликостояния назореев, стройные псалмопения, всенощные стояния, честность дев, благопристойность жен, толпы вдов и сирот, очи нищих, устремленные к Богу и к нам! Простите страннолюбивые и Христолюбивые домы, помощники моей немощи! Простите любители моих слов, простите и эти народные стечения, и эти трости, пишущие явно и скрытно, и эта решетка, едва удерживающая теснящихся к слушанию! Простите цари и царские дворцы! Прости град великий и Христолюбивый! Простите Восток и Запад! За вас и от вас терпим мы нападение: свидетель сему Тог, Кто примирит нас. А сверх всего и паче всего воскликну: простите ангелы, хранители сея церкви, и также моего здесь пребывания и отшествия отсюда, если только и мои дела в руце Божией! Прости мне Троица – мое помышление и украшение! Чада сохраните предание (1Тим. 6:20)».

Отказавшись в 381 году добровольно от управления константинопольскою Церковию к великому огорчению царя и народа, великий святитель отправился в Кесарию, где и произнес похвальное или надгробное слово св. Василию Великому¹⁰⁰; потом к Церкви назиансской, которую возмущало лжеучение Аполлинариево, распространявшееся в Сирии.¹⁰¹ Последние дни своей многотрудной жизни святитель провел в уединении, в отеческой веси Арианзе, непреставая, впрочем, трудиться для блага Церкви, возмущаемой македонянами и аполлипаристами, и вести жизнь подвижническую. Весь пост пред Пасхой он провел в молчании¹⁰² и написал стихотворение на безмолвие во время поста, чтобы дать отчет в подвиге своего молчания, и другое стихотворение: песнь Христу, желая прекратить молчание славословием воскресшего Иисуса Христа. Видя, что еретики (аполлинаристы) не только сеют плевелы своего лжеучения, но и клевещут на него самого, будто бы и он разделяет с ними мысли их, св. Григорий написал послания к пресвитеру Кледонию, которому в свое отсутствие он вверил главное попечение о пастве, для обнаружения клеветы своих врого в; к Феодору епископу для опровержения лжей, которые взводили на св. Григория по случаю удаления его от управления Церковию назиансскою.

По удалению из Константинополя, св. Григорий жил около 7 лет, проводя время в молитве, в отдохновении в лесу и поле, в путешествиях на теплые воды и в обители, в переписке по ходатайству о разных лицах и проч.

Испытавши непостоянство настоящей жизни, св. Григорий изобразил превратность ее в сильных чертах. «Много путей многобедственной жизни, говорит он, и каждый исполнен своих скорбей. Богатство неверность; бедность – оковы; красота краткий блеск молнии; молодость зной лета; старость печальный запад жизни; красноречие – парящая птица; слава – воздух; изобилие притеснитель; супружество иго; многочадие необходимая забота; безчадие болезнь; собрания изобретатели пороков; уединение бездействие; искусства занятия людей, прилепленных к земле; горек чужой кусок хлеба; тяжело возделывать землю; мореплаватели часто плывут к своей могиле; страна чуждая приносит безчестие. Все здесь скорбь для смертных; все здешнее смех, пух, тень, призрак, роса, дуновение, перо, пар, сон, волна, поток, след корабля, ветер, прах, круг всегда кружащийся и все одинаково вращающий, и неподвижный и вертящийся, и разрушающийся и непременный – во временах года, днях, ночах, трудах, смертях, заботах, забавах, болезнях, лишениях и успехах. И это есть определение Твоея премудрости, Творче и Слове! все непостоянно, чтобы мы сохраняли в себе любовь к постоянному! Одно прекрасно и прочно для человека: взять крест и преселяться отселе. Прекрасны слезы и воздыхания, ум питающийся божественными надеждами! Прекрасны отрешение от неразумной персти, нерастление образа, приятого нами от Бога! Прекрасно жить жизнию чуждою жизни, и один мир променяв на другой, терпеливо переносить все горести»!¹⁰³

В 390 году 25 января Григорий скончался, имея 62 года от рождения своего. Тело его положено было в Назианзе. Современники Григория называют его святым, божественным; писания его несравненными и свои суждения о предметах веры подтверждают словами его.¹⁰⁴

В V веке Анатолий Константинопольский, в VIII Косьма Маиумский, в IX Феофан и другие написали хвалебные песни св. Григорию Богослову, поемые ныне прав. Церковию в честь сего святителя.

В 950 году при Константине Порфирородном, тело св. Григория Богослова перенесено в Константинополь и положено в церкви св. апостолов в помощь и защищение граду. А во время крестоносцев, по сказаниям западным, нетленные мощи св. Григория Богослова перенесены в Рим, напою Григорием XIII, в 1580 году, из женского монастыря греческих инокинь, что на Марсовом поле, и в честь этого перенесения учреждено там празднование 11 июня.¹⁰⁵

В песнопениях богослужебных прав. Церковь взывает к св. Григорию: «богословным языком твоим, сплетения риторская разрушивый славне: православия одеждою свыше истканною Церковь украсил еси: радуйся отче, Богословия уме крайнейший». Прав. Церковь называет св. Григория Богословом вторым и таинником, светлым прописателем Троицы, у которого и вид честен и зрак благоговейный,¹⁰⁶ – «лицо смиренно, бледно, брови возвышенные и густые, взор кроткий, брада не длинная, но густая и широкая.¹⁰⁷

В притчах в честь св. Григория Церковь прославляет праведных и мудрых (первая – Притч. 10:7, 6; 3:13–16; 8:6, 34–35, 4, 12, 14, 17, 5–9; 1: 23; 15:4; вторая Притч. 10:31–32; 11:2; 10:2; 11:7, 19; 13:2, 9; 15:2; 14:33. 22:12; Прем. 6:12–16; 7:30; 8:2–4, 7–8, 18, 21; 9:1–5,10–11, 14: и третья Прем. 4:7–15).

Евангелие утреннее в день св. Григория Богослова то же, что на литургии в день Константина и Елены 21 мая (Ин. 10:1–9), а литургийное то же, что утреннее в этот день (Ин. 10:9–16). Чтением апостольским Церковь произносит о дарах Св. Духа – о слове премудрости и разума и проч., кои св. Григорий имел обильно.