Житие святого Василия Великого. 1-го января.

Святой Василий Великий, архиепископ Кесарии Каппадокийской, родился около 329 года по Рождеству Христову, в Кесарии, столице Каппадокии, от благочестивых, благородных, знаменитых и богатых родителей – Василия, родом из Понта, и Емилии. «Василий посвящен был Богу, – говорит Григорий Богослов, – с младенчества от утробы матерней»¹. Первые лета детства своего провел он под надзором и руководством благочестивой своей бабки, святой Макрины, родом из Неокесарии и благочестивых своих родителей и воспитан ими в вере, благочестии и других науках. «Я воспитан, – пишет о себе Василий, – своею бабкою, блаженною женою. Говорю о знаменитой Макрине, от которой заучил я изречения блаженного Григория², сохранившиеся до нее по преемству памяти, кои и сама она соблюдала, и во мне еще с малолетства напечатлевала, образуя меня учением благочестия. Понятие о Боге, которое приобрел я с детства от блаженной матери своей и бабки, возрастало во мне с раскрытием разума»³. «Первый возраст Василиев, – говорит святой Григорий Богослов, сверстник, друг и сподвижник святого Василия⁴, – под руководством великого отца, в лице которого Понт имел общего наставника добродетели, повит был пеленами и образован в лучшее и чистейшее создание. Под сим-то руководством чудный Василий обучается делу и слову, которые в нем возрастают вместе и содействуют одно другому. И как благодетельно было для Василия, что он дома имел образец добродетели, на который взирая, скоро стал совершенным!»

«Когда же довольно приобрел он дома учености, а между тем надобно было, чтобы не ускользнуло от него ничто хорошее, и чтобы ему ни в чем не отстать от трудолюбивой пчелы, которая со всякого цветка собирает самое полезное, поспешает он в Кесарию для поступления в тамошние училища». Здесь он познакомился с святым Григорием Назианзеном, который подобно ему искал в Кесарии просвещения, «В короткое время Василий приобрел славу у всех – и у простолюдинов, и у знатных, не по летам своим показывая знания, а еще больше степенность и постоянство. Он был ритор среди риторов, философ между философами, и что всего важнее – священник между христианами прежде принятия священства. Главным занятием Василия было любомудрие, т. е. отрешение от мира, пребывание в Боге, стремление чрез земные преимущества и чрез преходящее и тленное приобрести нетленное и вечное. Из Кесарии Самим Богом и прекрасною жаждою знаний Василий приведен в Византию – город первенствующий на востоке, потому что он славился лучшими ораторами и философами, от которых при естественной своей остроте и даровитости, в короткое время Василий собрал все отличнейшее; – из Византии в Афины, обитель наук, где ожидали его с обширными и великими надеждами, потому что имя его еще до прибытия повторялось в устах у многих.

Тогда и я своего Великого Василия не только сам принял с уважением, потому что провидел в нем твердость нрава и зрелость в понятиях, но таким образом обходиться с ним убедил и других молодых людей, которые не могли еще знать его; многими же уважаем был он с самого начала по предварительным слухам. Что же было следствием этого? Он почти один из прибывших избежал общего обычая для новопоступающих в общество юношей учащихся и удостоен особенной чести не как нововступающий⁵. И это было началом нашей дружбы; отсюда первая искра нашего союза; мы стали друг для друга всё – и товарищи, и сотрапезники, и родные. Имея одну цель, мы непрестанно возрастали в пламенной любви друг к другу, казалось, что в обоих нас было одно упражнение – добродетель, и одно усилие стремиться от земного, жить для будущих благ. Мы вели дружбу и с товарищами, но не с наглыми, а целомудренными, не с задорными, а с миролюбивыми. Нам известны были две дороги: одна – эта первая и превосходнейшая, вела к нашим священным храмам и к тамошним наставникам; другая – это вторая и неравного достоинства с первою – вела к преподавателям наук внешних. Другие дороги – на зрелища, на народные сборища, пиршества – мы предоставили желающим».

«В таком роде наук не успел Василий с избытком, как бы занимавшийся одной наукой? Он изучил все, как другой не изучает и одного предмета; каждую науку изучил он до такого совершенства, как бы не учился ничему другому. Кто сравнится с ним в риторстве, дышащем силою огня, хотя нравами не походил он на риторов? Кто подобно ему приводит в надлежащие правила грамматику или язык, связует историю, владеет мерами стиха, дает законы стихотворству. Кто был так силен в философии, – в философии действительно возвышенной и простирающейся в горнее, то есть в деятельной и умозрительной, а равно и в той ее части, которая называется диалектикою? Из астрономии же, геометрии и науки об отношении чисел изучив столько, чтобы искусные в этом не могли приводить его в замешательство, отринул он все излишнее, как бесполезное для желающих жить благочестиво. Врачебную науку – соделали для него необходимою и собственные телесные недуги и хождение за больными. Впрочем, все это, сколько ни важно, значит ли что-нибудь в сравнении с нравственным обучением Василия? В такой степени приобрел Василий все сие. Это был корабль, столько нагруженный знанием, сколько возможно для человеческой природы».

С высоким образованием в науках Василий соединял чистоту веры. «Осмеливаюсь похвалиться о Господе, – пишет он сам о себе, – тем одним, что я никогда не держался погрешительных мнений о Боге и не переменял впоследствии мыслей, какие прежде имел; но то понятие о Боге, которое приобрел с детства от блаженной матери моей и бабки Макрины, и возрастало во мне».⁶

По окончании учения, Василию как отличнейшему и образованнейшему человеку, о достоинствах коего слух распространялся во всей Греции, предлагали должности адвоката и учителя, но он отказался и возвратился в Кесарию каппадокийскую; мудрость, которую стяжевал он около 15 лет, не удовлетворяя великой душе его, возбудила в нем только сильнейшую жажду высшего любомудрия, уединения и подвигов, к чему много располагали его старшая сестра его благочестивая девственница Макрина. Так он, между прочим, писал о плодах своего образования и своем желании удалиться от мира⁷: «много времени потратил я на суету и всю почти юность свою потерял в суетном труде, с каким упражнялся в том, чтобы уразуметь уроки обуянной от Бога мудрости. Наконец, как бы пробудившись от глубокого сна, я воззрел на чудный свет истины Евангельской и увидел тщету премудрости князей века сего престающих (1Кор.2:6). Тогда оплакав жалкую жизнь свою, я желал снискать для себя руководителя к познанию истины. Прежде всего употребил я старание о том, чтобы сколько-нибудь исправить нрав свой, который повредился от долговременного моего обращения с людьми нечестивыми. Читая Евангелие и узнав из него, что продать имущество и раздать его бедной братии, совершенно не заботиться об этой жизни и отвратить душу свою от всякого пристрастия к земным предметам, есть благонадежнейший способ к усовершенствованию себя, я возжелал найти какого-нибудь брата, избравшего означенный путь на земле, чтобы вместе с ним проплыть глубокое море жизни. О, действительно, я нашел (около 357 г.) много таких братий в Александрии и в остальной части Египта, также в Палестине, Сирии и Месопотамии; я удивлялся воздержанию их в пище, терпению в трудах, изумлялся неослабному постоянству их в молитвах, и тому как они препобеждали сон и не были сами побеждаемы ни одною естественною необходимостию, всегда сохраняли твердость – в алчбе и жажди, в зиме и наготе (2Кор.11:27), – не заботясь о теле и не допуская в себе никакого о нем попечения, но как бы живя в чужом теле, самим делом показывали, что значит обитать среди предметов настоящей жизни и вместе жительствовать на небе. Удивляюсь этой блаженной жизни мужей, которые делами своими являют, что мертвость Господа Иисуса в теле своем носят (2Кор.4:10), я и сам желал, сколько для меня возможно, подражать им».

Насытившись зрелищем благочестивых подвигов и обогатившись высокими образцами благочестия и добродетели, Василий принял святое крещение в Иерусалиме⁸ и решился посвятить себя строжайшему благочестивому уединению для исправления и охранения духа и сердца своего от рассеяния. Но Промысл Божий, уготовляя Василия в великого пастыря Церкви, возводит его постепенно, неспешно. Истолкователь священных книг Василий сперва читает их народу, и эту степень (чтеца в церкви кесарийской) служения алтарю не считает для себя низкою; потом на седалище старец (пресвитеров), потом в сане епископа хвалит Господа (Пс.106:32). Но прежде возведения в святительский сан «Василий удаляется в Понт и настоятельствует в тамошних обителях».

В понтийской пустыне Василий удалился к реке Ирису, – в местечко, в котором прежде его уединились его мать и сестра и которое им принадлежало, Макрина устроила тут монастырь. Вблизи его, при подошве высокой горы, покрытой частым лесом, и орошаемой холодными и прозрачными водами поселился Василий. Пустыня так была приятна Василию, своим невозмутимым безмолвием, что он предполагал окончить здесь дни свои.⁹ Здесь он подражал подвигам тех великих мужей, которых видел в Сирии и Египте.¹⁰ Он подвизался в крайнем лишении, имея для покрытия себя одну одежду – срачицу и мантию; носил и власяницу, но только ночью, чтобы ее не видно было; питался хлебом и водою, приправляя эту скудную пищу солью и кореньями. От строгого воздержания он сделался так бледен и тощ, что казался без жизни. Никогда не ходил в баню и не зажигал огня.¹¹ Но Василий жил не для одного себя, он собрал иноков в общежитие; своими письмами привлек к себе в пустыню друга своего Григория.

В своем уединении Василий и Григорий все делали вместе; вместе молились; оба оставили чтение мирских книг, за которыми прежде много тратили времени, чтобы единственно заниматься Священным Писанием. Желая лучше изучить его, они читали древних толковников, особенно Оригена¹², из писаний которого составили изъяснение на некоторые места Священного Писания, известное под именем Добротолюбия (Филокалии)¹³. Написали уставы иноческого общежития¹⁴, которыми иноки восточной Церкви большею частью руководствуются.

В отношении к жизни телесной Василий и Григорий находили удовольствие в терпении; работали своими руками, нося дрова, обтесывая камни, сажая и поливая деревья, таская навоз, возя тяжести, так что мозоли на руках их долго оставались.¹⁵ Жилище их не имело ни кровли, ни ворот; не видно было там ни огня, ни дыма. Хлеб, который они ели, был так сух и худо пропечен, что зубы едва брали его.

Но два друга инока не долго подвизались вместе в пустыне. Их призывала на помощь Церковь, обуреваемая арианами, в царствование Константия (337–361). Василий возвратился в Кесарию. В 362 г. он рукоположен был Мелетием Антиохийским во диакона и в этом сане присутствовал на соборе в Константинополе.¹⁶ Вскоре Василий посвящен в сан пресвитера, против собственного желания, Евсевием Кесарийским.¹⁷ «Божие многообразное человеколюбие и смотрение о нашем роде, – говорит святой Григорий Богослов¹⁸, – изведав Василия во многих, встретившихся между тем обстоятельствах, и показав более и более светлым, поставляет его знаменитым и славным светильником Церкви, сопричислив пока к священным престолам пресвитерства, и чрез один град – Кесарию возжигает его для целой вселенной». Но видя, что все чрезвычайно почитают и хвалят Василия за его мудрость и святость, Евсевий по человеческой немощи увлекся ревностью к нему и начал выказывать свое к нему неблагорасположение. Посему Василий вместе с Григорием опять удалился в свою пустыню.¹⁹ Ограждая братию свою (иноков) в Понте от заразы нечестия, Василий в обширном послании изложил истинное учение веры о Сыне Божием.²⁰ В Понте он извлек из Писания Нравственные правила, необходимые для каждого христианина и особенно для пастырей.²¹ При изъяснении Священного Писания святой Василий сличал разные списки и переводы его²²; пользовался историею и преданием²³; ссылался на учение древнейших отцов Церкви²⁴ и других толкователей.²⁵

Во время царствования Юлиана отступника (361–363) Василий уверял, что замыслы его вскоре разрушатся.²⁶ Около этого времени он написал пять книг против Евномия.²⁷

Из пустыни снова вызван был Василий для пользы Церкви Евсевием, епископом Кесарийским, которого святой Григорий примирил с Василием и убедил своего сподвижника возвратиться в отечественную Церковь, около 364 г.²⁸ «Хотя отшельничество Василия было любомудренно и чудно, – говорит святой Григорий²⁹, – но возвращение его еще более превосходно и чудно. Когда мы упражнялись в пустыне, вдруг поднялась градоносная туча, угрожающая пагубою, и поражала все Церкви, над которыми разражалась и на которые простирал власть свою златолюбивейший царь Валент (365–378), зараженный арианством. Предстояла великая борьба: что же предприемлет сия мужественная, исполненная высоких помыслов, и подлинно Христолюбивая душа? Немного было убеждений Василию, чтобы он явился и стал поборником». По приглашению Евсевия на помощь Церкви, обуреваемой арианами, «он тотчас отправляется из Понта, ревнует об истине, которая была в опасности, делается добровольным споборником, и сам себя предает на служение Церкви. Для одних он твердая стена и оплот, для других – млат, сотрыющий камень (Иер.23:29) и огнь в тернии (Пс.117:12); для предстоятеля был добрым советником, правдивым предстателем, истолкователем Божия слова, жезлом старости, опорою веры, самым верным в делах внутренних, самым деятельным в делах внешних. С сего времени и церковное правление перешло к Василию, хотя на кафедре занимал он второе место».

Одним из важнейших его занятий в это время было проповедание Слова Божия. Поучения свои святитель говорил без приготовления³⁰; проповедывал ежедневно и даже по два раза в день – утром и вечером.³¹ К этому времени должно отнести беседы святого Василия на Шестоднев, на 16 глав [книги] Пророка Исаии и другие. «Много и других доказательств Василиевой заботливости и попечительности о Церкви, – говорит Григорий Назианзен³², – таковы: смелость Василия пред начальниками, как вообще пред всеми, так и пред самими сильными в городе; его решения распрей, не без доверия принимаемые, а по произнесении его устами, чрез употребление обратившиеся в закон; его предстательства за нуждающихся, большею частью в делах духовных; а иногда и в мирских (потому что и это, покоряя людей добрым расположением, пользует нередко душе); пропитание нищих, странноприимство, попечение о девах, писанные и неписанные уставы для монашествующих, чиноположения молитв (литургия), благоукрашение алтаря, и иное, чем только Божий воистину человек и действующий по Богу может пользовать народ».

По кончине Евсевия, епископа Кесарийского, Василий в 370 году 14 июня возведен был на степень архипастыря сей Церкви.³³ Сан святительский принял Василий на 42-м году от роду, и пас Церковь Божию 7 лет и шесть месяцев. Добрый пастырь, искавший мира внутреннего и единения с Богом, старался особенно о мире и единодушии своей паствы. В краткие дни своего святительства, при слабости своего здоровья, какую имел с раннего возраста до смерти³⁴ он понес величайшие труды для мира и блага как кесарийской, так и всей христианской Церкви, почти ежедневно совершая богослужение.³⁵ Как верный страж в дому Божием, он, назидая и утверждая верных, был в непрестанной борьбе со лжеучителями, действующими обыкновенно и хитростию и клеветою, отражая и низлагая их наглость и разящим оружием уст и стрелами письмен; не обольщался ни обещаниями почестей, не боялся ни угроз; был велик всегда, во всех своих словах и делах.

Несмотря на чистоту своей веры и действий, он ожидал для себя изгнания и заточения.³⁶ «Удостоенный председательства, – говорит Григорий Богослов³⁷, – Василий ничем последующим не посрамил ни своего любомудрия, ни надежды вверивших ему служение. В одинаковой мере он оказывался непрестанно превосходящим других... Впрочем, не власть употреблял он наперед, но снисхождением покорял власти, и, что всего важнее, покорял тем, что все уступали его разуму, признавали добродетель его для себя недосягаемою, и в одном видели свое спасение – быть с ним и под его начальством, а также одно находили опасным – быть против него, и отступление от него почитали отчуждением от Бога».

«Когда Валент, обойдя прочие страны, устремился, с намерением поработить, на Церковь кесарийскую – сию незыблемую и неуязвимую матерь Церквей, тогда в первый раз он почувствовал безуспешность своего замысла, ибо отражен был, как стрела, ударившаяся в твердыню. К Модесту, областному начальнику, который, быв арианином, скрежетал зубами на Церковь, рыкал как лев и для многих был неприступен, вводится, в 371 году, или лучше сказать, сам входит доблественный Василий, призванный как на пиршество, а не на суд». После напрасных убеждений склонить святителя к единомыслию с арианами, видя его непреклонность, Модест угрожает ему отнятием имущества, изгнанием, мучениями, смертию. «Все это, – отвечает Василий, – для меня ничего не значит; тот не теряет имения, кто ничего не имеет, кроме сих ветхих и изношенных одежд и немногих книг, в которых заключается все мое богатство. Ссылки нет для меня, потому что я не связан местом, и то место, на котором живу теперь, не мое, и всякое, куда меня ни кинут, будет мое. Лучше же сказать: везде Божие место, где ни буду пресельником и пришельцем (Пс.38:13). А мучения что могут сделать мне? – я так слаб, что разве только первый удар будет чувствителен. Смерть же для меня благодеяние; она скорее приведет меня к Богу, для Которого живу и тружусь и к Которому давно я стремлюсь. Изумленный сими словами, правитель сказал Василию: с такою свободою никто доселе не говорил предо мною. Может быть, отвечал святитель, ты не встречался с епископом; иначе без сомнения, имея дело о подобном предмете, услышал бы ты такие же слова. Во всем ином мы кротки, смиреннее всякого не только пред таким могуществом, но и пред всяким, потому что так предписано нам законом. Но когда дело о Боге, и против Него дерзают восставать, тогда мы, все прочее вменяя за ничто, взираем только на Его единого; тогда огонь, меч, звери и железо, терзающие тело, скорее будут для нас удовольствием, нежели устрашат». Донося Валенту о непреклонности и неустрашимости святого Василия, Модест сказал: «побеждены мы, царь, настоятелем Церкви. Этот муж, выше угроз, тверже доводов, сильнее убеждений. После сего царь запретил делать Василию насилие, и переменив угрозы в удивление, хотя не принял общения с ним, стыдясь показать себя переменившимся, но стал искать оправдания более благоприличного. В день Богоявления (372 г.), при многочисленном стечении народа, в сопровождении окружающей свиты, Валент вошел в храм и, вступив в среду народа сим самым хотел показать вид единения с Церковию. Когда же во храме слух его как громом поражен был начавшимся псалмопением; когда увидел море народа, и в алтаре и близ него не столько человеческое, сколько ангельское благолепие, и впереди всех, в прямом положении стоял Василий, не восклоняющийся ни телом, ни взором, ни мыслию, как будто бы в храме не произошло ничего нового, но пригвожденный, так сказать, к Богу и престолу, а окружающие его стояли в каком-то страхе и благоговении; когда царь увидел все это, и не находил примера, в которому бы мог применить видимое, то пришел в изнеможение. Потом по обычаю надобно было царю принести к Божественной трапезе дары, и как неизвестно было, примет ли их Василий, то обнаружилась вся немощь Валента. Он колеблется на ногах, и если бы один из служителей алтаря не поддержал его, то он упал бы и падение сие было бы достойно слез».

Но злые превозмогли: Василию определено изгнание. Наступила ночь, приготовлена колесница; враги рукоплескали; благочестивые унывали; мы окружали путника, с охотою готовившегося к отъезду; исполнено было и все необходимое к этому прекрасному поруганию. И что же? Бог разоряет определение. Поразивший древле первенцев Египта, теперь поражает болезнию сына царева (Галата). И мгновенно! Здесь писание об изгнании, а там определение о болезни; и рука писца удержана, муж спасается! Царев сын страдал и изнемогал телом; сострадал с ним и отец. Отовсюду ищет он помощи, избирает лучших врачей, совершает молебствия с усердием, какого не оказывал дотоле. Мать больного видит в недуге сына Божий гнев за гонение святителя. Но как царь нигде не находил врачевства от болезни, то прибег к Василиевой вере. Василий пришел к одру болящего, не упоминая о случившемся; с его пришествием облегчается болезнь, отец предается благим надеждам.

Валент, снова возбужденный против Василия арианами, решился изгнать его. Но Промысл опять защитил невинного. Царь взял уже трость, чтобы подписать определение о заточении святителя: трость в руке его ломается, и другая и третья также. Валент смутился, изорвал бумагу и отменил приговор об изгнании Василия.

«Сказывают, что в то же время случилась болезнь и с областным начальником (Модестом). Постигшая болезнь и его подклонила под десницу святого». Больной просил Василия придти к нему и помочь ему своими молитвами. Модест выздоровел и всем признавался, что своим выздоровлением обязан молитвам святителя. С этой поры Василий и Модест сделались друзьями.

Жизнь Василия протекала в постоянных трудах на пользу Церкви. Около 373 года святой Василий написал книгу о Святом Духе по просьбе Амфилохия, епископа Иконийского. Ему же святой Василий написал три канонические знаменитые послания. Святой Григорий Богослов говорит о познаниях и писаниях святого Василия: «Кто больше Василия просветился светом ведения, прозрел в глубины Духа, и с Богом исследовал все, что ведомо о Боге? В Василии красотою была добродетель, величием – Богословие, шествием – непрестанное стремление и восхождение к Богу, силою – сеяние и раздаяние слова. И потому мне, не коснея, можно сказать: во всю землю изыде вещание его, и в концы вселенные глаголы его, что Павел сказал об апостолах (Рим.10:18). Что иное составляет и сегодня приятность собрания? Что услаждает на пиршествах, на торжищах, в церквах, увеселяет начальников и подчиненных, монахов и уединенно общежительных, людей бездолжностных и должностных, занимающихся любомудрием внешним, или нашим? Везде одно и величайшее услаждение – это писания и творения Василиевы. У нас совершеннейший в слове тот, кто преимущественно пред другим знает Василиевы писания и имеет их в устах и делает внятными для слуха. Когда имею в руках его Шестоднев и произношу устно, тогда беседую с Творцом, постигаю законы творения и дивлюсь Творцу более нежели прежде – имев своим наставником одно зрение. Когда имею пред собою его обличительные слова на лжеучителей, тогда вижу содомский огнь, которым испепеляются лукавые и беззаконные языки. Когда читаю слова о Духе, тогда Бога, Которого имею, обретаю вновь и чувствую в себе дерзновение вещать истину, восходя по степеням его Богословия и созерцания. Когда читаю прочие его толкования, которые он уясняет и для людей малозрящих, тогда убеждаюсь не останавливаться на одной букве, и смотреть не на поверхность только, но простираться далее, из одной глубины поступать в новую, призывая бездною бездну и приобретая светом свет пока не достигну высшего смысла. Когда займусь его похвалами подвижникам, тогда забываю тело, беседую с похваляемыми, возбуждаюсь к подвигу. Когда читаю нравственные и деятельные его слова, тогда очищаюсь в душе и теле, делаюсь благоугодным для Бога храмом, органом, в который ударяет Дух, песнословцем Божией славы и Божия могущества, и, чрез то преобразуясь, прихожу в благоустройство, из одного человека делаюсь другим; изменяюсь Божественным изменением».³⁸

Во дни неусыпных попечений о Церкви кесарийской святой Василий написал многие и иные писания, о которых святой Григорий Богослов не упомянул в своем надгробном ему слове.

«На поприще своей ежедневной жизни Василий хвалил правило, что умеренность во всем есть совершенство, и соблюдал это правило в продолжение всей своей жизни. Богатство Василия было – не иметь у себя ничего, и жить с единым крестом, который почитал он для себя драгоценнее стяжаний. Был он почти невкушающим пищи и как бы бесплотным; поддерживал жизнь самым необходимым и одну знал роскошь – не иметь и вида роскоши. У Василия один был хитон, одна ветхая верхняя риза; а сон на голой земле, и бдения составляли его украшение; самою вкусною снедию служили ему хлеб и соль, трезвенное и неоскудевающее питье, какое и нетрудившимся приносят источники. Никто лучше Василия не чтил и девства. Кем устроены были обители дев, составлены правила, которыми он уцеломудривал всякое чувство! Будучи благородный, рожденный от благородных и сияющий славою, Василий не гнушался и лобзанием уст, чтил болезни, обнимал недужных как братьев».

Святой Василий и в сане епископа сохранял расположение к жизни монашеской. Он близ себя в Кесарии воспитал иноков; устроил в Кесарии монастыри мужской и женский, с посвященною 40 мученикам церковью, в которой сохранялись мощи их. Иноки и инокини обителей, о которых святитель имел попечение, называются в его писаниях каноническими, как живущие по правилу общему для всех, и им усвоилось название киновитов – общежительных.³⁹

Святой Василий созидал монастыри близ мест населенных, дабы мирские люди не были совершенно лишены выгод уединения, и чтобы иноки не искушались пустотою своего уединения. Паства святого Василия назидалась примером и обращением иноков. По примеру их клирики святого Василия, – даже пресвитеры и диаконы, жили в чрезвычайной бедности, трудились своими руками и вели жизнь неукоризненно–чистую.

Сколько сам святой Василий жил бедно, столько щедр был для бедных. Он устроил близ Кесарии странноприимный дом, который был украшением страны. В нем помещались странники и всякого рода люди, нуждавшиеся в помощи, особенно больные; там жили лица, нужные для помощи бедным: врачи, служители, носильщики, рабочие, мастеровые для дел, потребных в доме. Странноприимный дом Василиев пользовался великим уважением и назывался Василеадою. Василий часто посещал этот дом для наставления и утешения бедных.⁴⁰

Святитель Василий такую снискал от всех любовь и уважение, что народ силою защищал его от преследований префекта Евсевия арианина.

Но болезни от юности, труды учения, подвиги духовного любомудрия, многоразличные скорби и заботы пастырского служения, рано истощили его телесные силы и повергли его на одр смерти. «Когда, течение скончав и веру соблюдши, – пишет святой Григорий⁴¹, – возжелал святой Василий разрешиться, и наступило время к принятию венцов, тогда совершает он новое чудо. Будучи уже почти мертв и бездыханен, он оказывается еще крепким при произнесении исходной своей молитвы, чтобы отойти отселе с вещаниями благочестия. Василий лежал при последнем издыхании, призываемый к горнему ликостоянию, в коему с давнего времени простирал свои взоры. Вокруг него волновался весь город; нестерпима была потеря; жаловались на его отшествие, как на притеснение; думали удержать его душу, как будто можно было захватить и насильно остановить ее руками и молитвами (горесть делала их безрассудными); и всякий, если бы только можно, готов был приложить ему что-нибудь от своей жизни. Изрекши последнее слово: в руце твои предложу дух мой (Пс.30:6), поемлемый ангелами, святитель Христов радостно испустил дух, впрочем, прежде тайноводствовав присутствующих». Выражение святого Григория: тайноводствовал, вероятно указывает на чудо, которое совершилось в день смерти. Некто Иосиф Еврей, отлично зная врачебное искусство, будучи хорошо знаком святителю, посетил его умиравшего, и предсказал ему, что он не проживет и до завтра. «Если же жизнь твоя продлится до завтра, – сказал Иосиф, – я крещусь во имя Того, Который только силою Своего Божественного Всемогущества может продолжить жизнь твою». Иосиф удалился. Святой Василий, сложив охладевшие свои руки, молился Господу Иисусу даровать умирающим его членам несколько часов жизни и дыхания, дабы душа этого человека (Иосифа) сделалась участницею спасения и блаженства. На другой день Иосиф, увидев святого Василия живого, пал пред постелью его на колена и воскликнул: «теперь я совершенно уверен, что Бог твой есть истинный Бог, теперь я в точности исполню свое вчерашнее обещание». Больной сказал: «я сам буду и крестить тебя». Настал час крещения и Василий является перед алтарем Господним, крестит и продолжает богослужение до 3 часа по полудни в 1-й день января 379 года.⁴² В этот же день святой Василий преставился, хотя в ранних еще летах своей жизни, 50 лет от рождения, но уже на высоте архипастырского делания и славы.

Слава святой жизни и истинных достоинств началась для Василия с раннего его возраста. Еще учась в Кесарии и Афинах, Василий был уже известен многим, как человек необыкновенный и высоко ценим всеми – и сверстниками, и наставниками и другими. Восходя по степени иерархии, Василий постоянно приобретал и умножал славу истинно великого и святого мужа; сделался средоточием для всех православных пастырей Востока, и своею твердостью, своими писаниями и неусыпными трудами не дал арианству поглотить паству православных. Святой Григорий Богослов при жизни святого Василия писал ему: «Ты око вселенной, звучный глас и труба, палата учености. Одна весна в году, одно солнце между звездами, одно небо объемлет собою все, один голос выше всех, и это (если способен я только судить о подобных делах, и не обманывает меня любовь, чего не думаю), это твой голос».⁴³

По преставлении Василия, говорит святой Григорий Назианзен, «святой выносим был руками святых. Но каждый заботился о том, чтобы взяться или за воскрилие риз, или за сень, или за священный одр, или только коснуться его (ибо что священнее и чище его тела!), или даже идти подле несущих или насладиться одним зрением. Наполнены были народом торжища, переходы, вторые и третьи этажи жилья; тысячи всякого рода и возраста людей, дотоле незнаемых, то предшествовали, то сопровождали, то окружали одр и теснили друг друга. Псалмопения заглушаемы были рыданиями. От тесноты, стремления и волнения народного не малое число людей лишились жизни, и кончина их была ублажаема, как бы надгробная жертва Василию. Тело его с трудом укрылось, оставило позади себя сопровождающих и предано гробу отцов; и к иереям приложился архиерей, к проповедникам – великий глас, оглашающий еще мой слух, к мученикам – мученик. И теперь он на небесах, и там приносит за нас жертвы и молится за народ. Впрочем, и доныне подает он мне советы, – говорит святой Григорий, – и уцеломудривает меня в ночных видениях».⁴⁴

По представлении святого Василия Церковь тотчас стала праздновать память его; отцы Церкви святые Григорий Нисский, Ефрем Сириянин, Амфилохий Иконийский и Григорий Богослов в своих поучениях; дееписатели⁴⁵ в своих повествованиях начали прославлять его, как святого.

Святой Амфилохий, епископ Иконийский, – современник Василия Великого, умерший в 394 году, в слове своем в день его смерти говорил⁴⁶: «великий Василий, великий архиерей Церкви, прошел небеса не телом, но созерцанием и духом. Подражая Первому и Божественнейшему Иерарху Иисусу Христу, он и сам вошел во внутреннейшее завесы, изнес оттуда закон духа и гром учения, и молниеносною Евангельскою проповедью поразил и низложил закон письмени и обрезания плотского. Василий – ярко горящий светильник Кафолической Церкви, светлое солнце Евангельской истины, осиявающее всю землю лучами своего Богословия, неподражаемый по делам, недосягаемый по умозрению, совершенный по разуму, жизни и добродетелям, премудрый по наукам божественным и человеческим, так что в нем, вообще можно сказать, не было никакого несовершенства. Изучив вполне всю мудрость мирскую и все науки человеческия, он все сие скоро поверг к ногам учеников Иисусовых; благоговейно и глубоко проникнув все древния и пророческие священные книги, святой Василий прямо притек чрез них к совершеннейшей вере в Иисуса Христа и утвердился в ней. Имея своим руководителем Евангелие, он достигал таким образом истинного познания Пророков; а чрез познание учения Пророческого входил в точное разумение Евангелия, и при помощи того и другого приобрел яснейшее ведение Божества. Василий – высокий и величественный столп Церкви Божией, светило Богословия, красота Иерархии, истиннейший человек Бога Отца, пламеннейший благовестник Единородного, вернейший приставник и домоправитель Духа Святого, чадо мудрости, чертог разума, сокровищница познания, училище благочестия, истолкователь таинственного и Божественного совета, несокрушимая и незыблемая твердость силы и крепости Христовой, учивший и наставлявший всех людей страху Божию, заповедям Господним и благочестию. Великий Василий – царская труба Слова Божия, огласившая силою звука своего концы вселенные. Громко возвещая обрезание духа в Божественном крещении он более, нежели кто-либо другой из Богословов, содействовал к прекращению обрезания по плоти. Посему не без причины и не случайно Божественный Василий разрешился от тела, и преставился от земли к Богу в день Обрезания Иисуса, празднуемый между днем Рождения и Крещения Христова... Поскольку сей блаженнейший, проповедуя и восхваляя Рождение и Крещение Христово, превозносил обрезание духовное, то и сам, совлекшись тела, удостоился вознестись ко Христу, именно в священный день воспоминания Обрезания Христова. Посему-то и установлено в настоящий день ежегодно чтить память Великого празднованием и торжеством. И вот Святая Вселенская Церковь, во всех пределах земли ныне совершает священную и всесвятую память Василия, и достойно прославляя ее Божественными хвалами, вместе воспевает и прославляет Христа, дивного во Святых Своих».

«Сей Великий муж принадлежит не одной Кесарийской Церкви, коей был святителем, и не в свое только время, не одним соплеменникам своим был полезен, но всем странам и градам вселенной, и всем людям приносил и приносит пользу, и для христиан всегда был и будет учителем спасительнейшим».

«Почтим же теперь память сего богоносного отца, почтим достодолжно учителя песнопениями и Богодухновенными хвалами силы и добродетели; почтим его, как истинного отца, который породил нас Евангелием во Христе Иисусе, и своим учением преобразил нас, по внутреннему человеку нашему, в богоподобных чад».

Святитель Григорий Богослов, прославляя святого Василия Великого, писал, что «он был опора веры, правило истины, образец в Церкви, обитель Духа, муж превзошедший меру и жизни человеческой и добродетелей⁴⁷, муж многообъемлющий, великий и святой, душа его была божественна, он был мужественный подвижник истины, который не иным чем дышал, как благочестивым и спасительным для всего мира учением; для всех был он образцом веры и добродетели; слово его было высокомудренно, глубоко и совершенно»⁴⁸. Особенно святитель Григорий изобразил славные и святые подвиги святителя Василия Великого, от его рождения до представления, в надгробном ему слове, по удалении своем из Константинополя.

Выражая к мудрости и святости святителя Василия свое благоговение, Церковь приняла от него правила церковного благочиния, уставы для монашествующих, чиноположение молитв и Божественной апостольской литургии, письменно преданной им с присовокуплением некоторых его молитв и потому нареченной по имени его, и устами шестого Вселенского Собора произнесла, что слава святого Василия Великого протекла по всей вселенной.⁴⁹

Предание сохранило черты и наружного образа святителя Василия Великого. Он был очень проницателен умом, но слаб телом с раннего возраста до старости; имел изнурительные и продолжительные недуги; высок ростом, сухощав и черен лицом, видом хил и кроток; имел нос крутой, брови круглые, браду длинную и редкую, чело возвышенное, власы с проседью, голос слабый.⁵⁰

В V веке Анатолий Константинопольский, в VIII – Иоанн Дамаскин, Герман Константинопольский, и последующих веков – Василий монах и Византий написали многие священные песни, которыми Церковь прославляет ныне святого Василия Великого.

Восхваляя его, Церковь между прочим поет: «во всю землю изыде вещание твое, яко приемшую слово твое, им же боголепно научил еси: естество сущих уяснил еси, человеческия обычаи украсил еси, царское священие, отче преподобне, моли Христа Бога, спастися душам нашим».⁵¹

На всенощном бдении в день святителя Василия Великого, когда бывает праздник и Обрезанию Господа, Церковь произносит в честь этого праздника две паремии, и одну в честь вселенского учителя и святителя о высоком совершенстве праведных и благе от них для ближних (Притч.10:32;12:12). Евангелие утреннее в честь святителя тоже, что на утрене в день святого равноапостольного Константина (Ин.10:9–16). На литургии, которая в 1-й день января бывает святителя Василия Великого, чтением Апостола в честь его Церковь возвещает о совершеннейшем архиерее – Сыне Божием, Которому святитель Василий Великий подражал (Евр.7:26;8:2); чтением Евангелия благовествует учение Иисуса Христа о блаженстве нищих духом, алчущих и жаждущих правды и гонимых за Веру Христову (Лк.6:17–23), каким был и святой Василий Великий.

Примечание. Говорят, что нетленные останки великого Василия перенесены впоследствии в Италию и находятся в Риме или в ином городе Италии⁵², а глава святителя на Афоне в Лавре Иверской.⁵³