Часть. Экклезиологические и канонические предпосылки пастырской деятельности

Церковь есть основание православной пастырской деятельности. Православное пастырское служение немыслимо вне или около Церкви, поскольку в Православии экклезиология, христология и сотериология тесно связаны между собой. Этот опыт Церкви выражается в Священном Предании, которое в том числе заключено в священных канонах. Именно об этом Предании и пойдёт речь.

Моралистический подход к делу пастырского окормления совершенно чужд духу священных канонов. Пастырское служение в Православии всегда глубоко церковно, или, точнее говоря, исключительно церковно. Это абсолютно естественно, поскольку Церковь – не человеческая организация, не религиозное объединение, не общество людей, собравшихся во имя Христа. Церковь – это восстановление общения в Крови Христовой и союза между Богом и человеком, которые стали возможны благодаря бесконечной любви Божией через воплощение Слова, это «единство тела Господня»²², в котором объединяются верующие для достижения спасения. Вот почему Церковь, согласно священным канонам, принадлежит Богу и часто называется в них «Церковью Божией»²³.

Церковь есть дело Божественной воли и любви Пресвятой Троицы, Люди могут откликнуться на эту любовь и войти в Церковь, которая в священных канонах именуется также «обществом», «братством», «союзом» и «собранием». Такого рода определения Церкви отражают святоотеческий взгляд на её сущность, которая состоит в таинстве богочеловеческого общения. Такое отношение к Церкви прямо противоположно взгляду принятому на Западе – схоластическому, внешнему и юридическому, согласно которому, Церковь – это, прежде всего «спасительное учреждение».

Церковь становится богочеловеческим обществом в силу «приобщения Тела Христова»²⁴, «общения... в причащении Тела и Крови Христовой»²⁵, которые и являются внутренним центром этого единения. Ему предшествует «общение в молитве»²⁶ или «молитвах... и утешении слова»²⁷.

Можно представить церковное общество в виде кругов разного диаметра с центром в одной точке. Внутренний круг состоит из тех, кто участвует в приобщении Тела и Крови Христовых. Затем следует круг, состоящий из участвующих в совместных молитвах, а далее – слушающих слово Божие, читаемое в церкви.

Поэтому отпадающие от веры или христианской жизни не могут войти во внутренний круг приобщающихся Тела и Крови Христовой, если предварительно не пройдут в покаянии все предшествующие ступени: плачущих, слушающих, припадающих и вместе стоящих. В 11-ом (12-ом) правиле святого Григория Неокесарийского говорится: «Конечное же есть причастие Святых Таин». А святитель Василий Великий в своем 82-ом правиле повелевает: «Без нужды же предавшие веру свою два лета да будут плачущими и два слушающими, в пятое да молятся с припадающими и ещё на два лета да будут приняты к общению в молитве, без причащения, и тако показав достойное покаяние, наконец возведутся к приобщению Тела Христова»²⁸. В общении со Христом в Церкви происходит восстановление связи человека с Богом и другими людьми, а именно это – основная задача православного пастырства.

Поскольку церковное общение состоит в совместном причащении Тела и Крови Христовых, а также в участии в общей молитве, то вполне естественно, что те, кто без уважительной причины уклоняются от этого и «по пренебрежению и высокомерию беспорядочно выходят из церкви до божественного приобщения, и не ждут с тем, чтобы увидеть Святых Таин Божественное причастие»²⁹, не могут быть членами Церкви и должны изгоняться из неё. Так определил Антиохийский Собор во 2-ом своём правиле: «Все, входящие в церковь и слушающие священный Писания, но по некоторому уклонению от порядка не участвующие в молитве с народом или отвращающиеся от причастия святыя евхаристии, да будут отлучены от Церкви дотоле, как исповедаются, окажут плоды покаяния, и будут просити прощения, и таким образом возмогут получити оное. Да не будет позволено имети общение с отлученными от общения, ниже сходитися в домы и молитися с находящимися вне общения церковнаго; чуждающихся собраний одной церкви не приимати и в другой церкви. Аще же кто из епископов, или пресвитеров, или диаконов, или кто-либо из клира окажется сообщающимся с отлучёнными от общения, да будет и сам вне общения церковного, яко производящий замешательство в чине церковном»³⁰.

Для древней Церкви было настолько необычно присутствие на литургии и отказ от участия в причащении, в том числе и со стороны клириков, что это считалось протестом против приносящего Святые Дары³¹.

Собрание членов Церкви для совершения Божественной евхаристии и служения Богу раскрывают характер Церкви как богочеловеческого общения, одновременно способствуя дальнейшему развитию этого общения. По этой причине, «аще кто, епископ, или пресвитер, или диакон, или кто-либо из сопричисленных к клиру, или мирянин, не имея никакой настоятельной нужды или препятствия, которым бы надолго устранён был от своея Церкви, но, пребывая во граде, в три воскресные дни в продолжение трёх седмиц не приидет в церковное собрание, то клирик да будет извержен из клира, а мирянин да будет отлучен от общения»³². «Сходитися», «быти купно»³³ или «быти купно с народом верных»³⁴, участвовать «в собрании»³⁵ или «церковном богослужении»³⁶ вместе с пастырями и остальными братьями, главным образом с целью причащения Божественных Таин, является условием принадлежности к Церкви, именно в силу того, что основа Церкви – это богочеловеческое общение.

Подобные определения свидетельствуют о глубоком экклезиологическом опыте Церкви, её пастырском служении и значении, какое она придавала собранию верующих воедино для формирования церковного организма. Вне «собрания» не имела смысла ни христианская жизнь, ни пастырское служение. «Отлучение от собраний церковных³⁷ понималось только как результат отпадения от веры и христианской жизни. Участие падшего члена Церкви в «церковных собраниях»³⁸ возможно только после его восстановления в «законе Божием»³⁹. В церковном собрании присутствует Святой Дух, но Он отходит, если пастыри приступают к служению недостойно, имея в сердце вражду на кого-либо⁴⁰.

Очевидно, что не всякое собрание спасительно для христианина. Собрания, во главе которых стоят священники-раскольники или еретики, собрания, составляемые клириками или мирянами прихода помимо их канонически поставленного настоятеля, – такие собрания разлучают участвующих в них с Церквью. Согласно 5-ому правилу Гангрского Собора, «аще кто учит пренебрегати дом Божий и бывающия в нем собрания, да будет под клятвою». Шестое правило того же Собора гласит: «Аще кто, кроме церкви, особо собрания составляет и, презирая церковь, церковная творити хощет, не имея с собою пресвитера по воле епископа, да будет под клятвою».

Околоцерковные собрания разрушают единство Церкви, которая всякий раз объединяется вокруг епископа и поставленных им пресвитеров во образ Иисуса Христа. Епископу «вверены все люди и души собирающихся в церковь»⁴¹. Пресвитер также может собирать людей в церковь и совершать службу⁴².

О презирающих «святые» и «полезные» собрания в домах Божиих⁴³ отцы Гангрского Собора во вступительном послании, направленном против еретиков-евстафиан, говорят следующее: «Находятся и из домов Божиих и из церкви уходящие, презрительно настроенные против Церкви и против тех, кто в Церкви, и собственные собрания составляющие, и иные богослужения, и учения, и другое что против Церквей и против тех, кто в Церкви»⁴⁴.

Частные богослужения и собрания являются результатом «иных учений». Уклонение от общей веры Церкви не позволяет уклоняющимся участвовать в совместных церковных собраниях. «Не прилично и преступно было бы попустити живущим в безначалии и недоказанности поныряти в домы, и разрушати благочиние Церкви, и исполняти оную многим смущением и соблазнами»⁴⁵. При том, что только единая «святая Церковь право правит слово истины, и оное преподает и защищает, и соблюдает честность жития, и поучает оной»⁴⁶. Основа совместных церковных собраний – общая вера, а не какие-либо человеческие отношения.

На своих собраниях Церковь живёт как «братство о Господе»⁴⁷, заботясь об «избыточествующем благотворении братий, по преданиям, посредством Церкви нищим бывающим»⁴⁸. Церковь живёт как братство и на собраниях, происходящих вне храма, когда её члены собираются вместе во имя Христово. Пример такого рода собраний – это агапы. Одиннадцатое правило Гангрского Собора гласит: «Аще кто презирает творящих вечери любви по вере и созывающих братию в честь Господа, и не хощет имети общения в приглашениях, низким почитая творимое: да будет под клятвою». Через дела благотворительности члены Церкви ощущают себя одной семьёй во Христе.

Епископ, как отец местной Церкви, отвечает за дела благотворительности. Он «имеет полную власть в оказании таковым (т. е. девам и монашествующим) человеколюбия»⁴⁹. На нём же лежит ответственность за защиту угнетённых от «насилия богатых»⁵⁰.

Характерно то, что в священных канонах Церковь называется «кафолическим единением»⁵¹. В мире существует много разного рода объединений, но только Церковь – «единение кафолическое», объединение единственное в своём роде, иного порядка, истинное, в котором таинственным образом осуществляется соединение человека с Богом. Поэтому Кафолическая Соборная Церковь называется «матерью всех»⁵².

Богословские предпосылки единства Церкви – это едино крещение, один Святой Дух, единый Господь и единая правда о Господе: «Одно есть крещение, один Святой Дух и одной Церкви единство основано Христом, нашим Господом, словом Его, на апостоле Петре от начала»⁵³.

Единство не созидается членами Церкви, немощными в силу своей падшей природы. Это единство о Господе. Оно даётся Господом как дар в надежде, что верующие воспримут его и воплотят в своей личной жизни и жизни Церкви. «Поэтому мы, с Господом пребывающие и хранящие единство Господне, стараемся служить так, как Ему подобает, совершая священническое служение в Церкви»⁵⁴. Верные, «с Господом пребывающие», являются причастниками единства Господня. Священство пастырей Церкви есть источник единения в силу их причастности священству Христа.

Ещё одной предпосылкой единства Церкви являются общая «церковная вера» и «истина».

На этих началах утверждается таинство единства Церкви. «И от прелести и извращённости приходящим к познанию истинной веры церковной, мы неограничен но раскрываем таинство Божественной силы, единства, веры и истины»⁵⁵.

Таинство единства и истины существует исключительно в Церкви, как следствие таинства воплощения Слова Божия и Его постоянного присутствия в Церкви. Между единством и истиной существует неразрывная связь, но об этом речь ниже. Для сознания Церкви всегда было немыслимо единство, не предполагающее общую веру.

Благодаря сочетанию истины и единства Церковь является Кафолической, что значит истинной, Православной («καθ’ ὅλον» – выражение, употреблённое Аристотелем, – что значит «целый», «законченный»)⁵⁶. Неоднократно в канонах Церковь называется апостольской или «святой Божией кафолической и апостольской Церковью»⁵⁷. Следствием «апостольства» Церкви является её кафоличность, и не только в географическом смысле вселенскости, но и в богословском смысле православности веры. Например, в 57-ом (68-ом) правиле Карфагенского Собора об обратившихся из ереси донатистов говорится: «Возложением рук да приемлются в кафолическую Божию Церковь, по всему миру распространённую», что означает истинную (православную) вселенскую Церковь. Тот же канон называет Церковь «истинной Церковью». Оправдание богословского смысла термина «кафолический» находим в понятии «кафолический епископ»⁵⁸, которое не может означать епископ вселенский, но епископ православной истинной Церкви в противовес епископам-еретикам.

Находящиеся «в общении с кафолическою Церковию»⁵⁹, должны мыслить так, «как мудрствует святая Божия кафолическая и апостольская Церковь»⁶⁰, веруя «всем определениям кафолическия Церкви»⁶¹ и проклиная «всякую ересь, не мудрствующую, как мудрствует святая Божия кафолическая и апостольская Церковь»⁶². Жизнь её пастырей и пасомых должна соответствовать нравственным требованиям Евангелия, «ибо кафолическая Церковь непременно требует непорочности»⁶³.

В Кафолической Церкви верующий приобщается кафолической вере, совершенствуется в согласии с её моральным законом, приобретая облик и характер «кафолического» человека, то есть человека, каким он должен быть в истине и полноте, восходя «в меру полного возраста Христова» (Еф. 4, 13) как подражатель Христа.

Только живя и подвизаясь в Кафолической Церкви, верующий во Христа может достичь обожения. «Во Христа крещением облекшиеся дали обет подражати во плоти житию Его... научая целомудренно жити, да оставив прелесть и суету плоти, к негиблющей и блаженной жизни ум непрестанно направляют, и чистое со страхом пребывание имеют, и очищением жития, елико можно, к Богу приближаются, и внутренняго паче, нежели внешняго человека, украшают добродетелями и благими и непорочными нравами, и да не носят в себе никакого останка порочности, произшедшия от сопротивника»⁶⁴.

Таким образом, Кафолическая Соборная Церковь открывает «прямый путь»⁶⁵, и своей «кафолической искренностью»⁶⁶, то есть «чистотой кафолической Церкви догматов»⁶⁷, являет себя для всех матерью, «голубицей, единственной матерью христиан»⁶⁸, рождающей их благочестной утробою и крепостию веры воспитывающей⁶⁹.

Соборность Церкви, согласно православному пониманию, отражённому в священных канонах, состоит в непорочности истины, непорочности нравственной жизни и распространённости Церкви по всей вселенной, как учит святитель Кирилл Иерусалимский. «Церковь соборною называется потому, что находится по всей вселенной от концов земли до концов её, что повсеместно и в полноте преподаёт всё то учение, которое должны знать люди, учение о вещах видимых и невидимых, небесных и земных, что весь род человеческий приводит к истинной вере, начальников и подчинённых, учёных и простых людей и что повсеместно врачует и исцеляет все роды грехов, душою и телом соделываемых, имеет в себе всякий вид совершенства, являющегося в делах, словах и во всяких духовных дарованиях»⁷⁰.

Кафолическому единству Церкви верующие прививаются в таинстве святого Крещения. Далее при помощи пастырского окормления воспитываются и совершенствуются в этом единстве, становясь причастниками полноты веры и жизни Церкви, становясь «совершенными» людьми, живущими в истине и полноте, общниками правды, святости и полноты Церкви.

Цель православного пастырского служения – созидание совершенного человека, который преодолевает раздробленность своей природы и её фрагментарность. Он весь открыт Богу и людям. Он живёт в полноте истины Божией, полноте любви Божией. Его болезненная эгоцентричная замкнутость падшего существа находит уврачевание и преображается в святую богоцентричную открытость. Православно верующий и добродетельно живущий, он пребывает в гармонии и равновесии церковной истины и евангельских добродетелей. Он далёк от любого обоготворения отдельных элементов веры, ведущего к ереси, или морализации Православия. Он не отделяет догматическое учение от нравственного и не отрицает христоцентричную этику ради страха морализации. Он не присоединяется к различным «церковным» группировкам и не считает их местом спасения и источником церковного обновления. Он далёк от абсолютизации временных человеческих схем, но при этом не отвергает и не считает принадлежащими прошлому даров Святого Духа, а именно – животворного Предания Церкви и её институтов.

Наконец, если человек живёт в полноте истины, то это значит, что он преодолел в себе противоречие между консерватизмом и модернизмом. Он консерватор в следовании вечной истине Церкви, но одновременно он сторонник прогресса, поскольку изо дня в день продвигается вперёд по пути этой истины.

Святые отцы и учители Церкви, являют собой образец совершенного человека. Поэтому они служат руководителями и наставниками пастырей и пасомых на пути к совершенству и полноте.

Подлинность пастырского служения Церкви определяется тем, ведёт ли она верующих к этой целостности и полноте. Настоящие пастыри Церкви заботятся не об изменении или обновлении церковных институтов, а об изменении самих себя и своей паствы добрым изменением по образу совершенного человека через участие в полноте жизни и истины Кафолической Церкви, преображающей нас, но непреобразуемой, изменяющей, но неизменяемой, спасающей во Христе, но не пытающейся охранить себя дружбой с миром.

Поскольку жизнь и истина Церкви ведут человека к целостности и полноте, то православное пасторское руководство имеет целью привлечь верующих к всестороннему и полному участию в том, что составляет эту жизнь: богослужение, проповедь, таинства, святые, каноническое предание – всё, что выражает Церковь как тело Христово, где видимым и невидимым образом действует Святой Дух.

Значение истины в деле пастырского руководства

Содержание Предания

Взгляд на Церковь как на таинство нашего спасения во Христе означает, что любое служение в Церкви, любое установление, любой институт подчинены цели спасения человека, а значит, напрямую связаны с пастырским служением. Пастырское служение в Церкви невозможно отделить от цели спасения. Только в том случае, если не усматривать в Церкви таинство спасения во Христе, можно рассматривать церковные институты вне их связи с задачами пастырского руководства.

В том же духе нужно воспринимать и священные каноны Церкви, которые являются, прежде всего, текстами пастырско-назидательного содержания. Они составлены, чтобы помочь в решении конкретных задач, возникающих в Церкви, обществе верующих, или для руководства в духовной жизни её членов. По словам Зонары, священные каноны предлагались соборами «для церковного устроения и пользы верующих»⁸⁷. Любое правило предполагает наличие конкретной проблемы, на которую Церковь отвечает конкретным решением. Этот ответ резюмируется и конкретизируется в определённом каноническом правиле.

Поэтому священные каноны не являются выражением духа законничества, стремящегося подчинить всё юридическим отношениям и ограничить жизнь духа рамками закона. Они выражают собой пастырскую заботу Церкви о спасении своих членов. О том, что сознание Церкви воспринимает священные каноны именно так, свидетельствует:

1. Относительно небольшое число канонов, принятых Церковью на Вселенских и Поместных Соборах. Церковь не превратилась в некий законодательный орган. Она принимала каноны, сообразуясь с обстоятельствами и собственными нуждами. И принимались они тогда, когда существовала опасность фальсификации духовной жизни. То есть с каноническими правилами происходило то же, что и с догматами. Догматы, как и каноны, формулировались тогда, когда истина Церкви находилась под угрозой фальсификации и искажения. С подобной опасностью, например, Церковь столкнулась в лице крайне строгих аскетов, которые по гордости презрительно относились к браку. Гангрский Собор вынес относительно их единогласное решение, в котором нашла отражение и сама причина соборного осуждения и соответствующего наказания: «Сия же пишем, поставляя преграды не тем, которые в Церкви Божией по Писанию подвижничествовати желают, но тем, которые подвижничество приемлют в повод гордости, возносятся над живущими просто и вопреки Писаниям и церковным правилам вводят новости»⁸⁸.

2. Отсутствие до настоящего момента в Православной Церкви единого кодекса церковных канонов, аналогичного Corpus Juris Canonici Западной Церкви. Существующие в Православной Церкви канонические сборники не являются, как известно, кодифицированным собранием канонических правил, несмотря на то что некоторые считают именно так.

3. Тот факт, что святые отцы давали ответы обращавшимся к ним за разъяснением конкретных вопросов духовной жизни и пастырского окормления. Лишь спустя время эти ответы и наставления приобрели статус канонов⁸⁹. Таково, например, большинство правил святых отцов, принятых VI Вселенским Собором (см. 2-е правило). Святые отцы отвечали в духе любви. Впоследствии эти ответы приобрели статус канонов. Вызвано это было тем авторитетом, которым святые отцы обладали в Церкви. По той же причине и отрывки из святоотеческих сочинений по прошествии времени были включены в качестве канонов в канонические сборники. Весьма показательно то, что святые отцы, отвечая на предложенные вопросы, делают это с великим смирением. Они далеки от того, чтобы считать себя законодателями Церкви⁹⁰. Святитель Дионисий Александрийский отвечает вопросившему его так: «Сии вопрошения ты, возлюбленне, яко почитающий нас (ибо, без сомнения, не яко незнающий), предложил нам, располагая нас быти единомысленными и единодушными с тобою, как и есмы. Я же не так, как учитель, но так, как прилично нам собеседовати друг другу, со всякою простотою мое мнение на среду предложил. Разсуди об оном, благоразсудительнейший сыне мой, и напиши мне, аще что представится тебе справедливейшее и лучшее, или же, аще усмотришь тако быти»⁹¹. Таким образом, мы имеем дело не с механическим формальным процессом принятия церковных законов, но с совершенно естественным и свободным механизмом функционирования церковного тела. Верующие ищут руководства и наставления у богоносных отцов, живущих в общении с Пресвятой Троицей.

4. Особый авторитет, которым обладают в Церкви святые отцы, канонические правила которых входят в Номоканон. Святители Василий Великий, Афанасий Великий, Кирилл Александрийский, Григорий Нисский занимают особое место в сознании верующих как великие богословы, пастыри и учителя благочестия.

5. Доверие, с которым Церковь всегда относилась к священным канонам, видя в них не неудобоносимую ношу, но посох, опираясь на который можно удобнее шествовать к Царствию Небесному. Осуждение канонов – это больше феномен современности, относящийся либо к их неправильному пониманию, либо к тому, что некоторые богословы в своих рассуждениях по поводу канонических правил следуют критериям чуждым Православной Церкви.

Отцы, участники соборов, на которых принимались каноны, в своих высказываниях относительно сущности канонических постановлений выражают своё мнение по этому вопросу и опыт вселенской Церкви. Особенно важно в данном случае свидетельство отцов семи Вселенских Соборов, поскольку, согласно нашей вере, их устами вещает Кафолическая Церковь. VI Вселенский Собор, утверждая своим 2-ым правилом как каноны предыдущих соборов, так и правила святых отцов и святых апостолов и отвергая «Климентовы постановления», как содержащие еретические учения, называет каноны «святых и блаженных отец» необходимыми «ко исцелению душ и ко уврачеванию страстей». Поэтому никому не позволяется «вышеозначенныя правила изменяти, или отменяти, или, кроме предложенных правил, приимати другия, с подложными надписаниями составленныя некими людьми, дерзнувшими корчемствовати истиною»⁹².

Этот канон свидетельствует о том, что отцы собора опытно ощущают преемство Предания (передают то, что приняли), заботятся о том, чтобы залог спасения – истина – сохранился и был передан в неповрежденноети и чистоте, что они видят прямую связь между каноническими постановлениями и задачами духовного руководства («ко исцелению душ и ко уврачеванию страстей»). Цель исполнения канонов Церкви состоит не в сохранении некоего законного богопреданного порядка, в рамках которого подавляется человеческая личность, главная цель – это исцеление душ и уврачевание страстей. Посредством такого исцеления и уврачевания, которое всегда имеет личный характер, члены Церкви могут достичь главной цели своего бытия – обожения.

Святые отцы, как пастыри Церкви, которые ежедневно входят в непосредственный контакт с падшим человеком, заботясь о восстановлении его природы и руководя его ко спасению, знают по опыту ценность священных канонов в деле «исцеления» и «уврачевания» душ. Отсюда достаточно жесткий тон высказывания, которым они заключают канон: «Аще кто обличен будет, яко некое правило из вышеперечисленных покусился изменити или превратити: таковый будет повинен против того правила понести епитимию, каковую оно определяет, и через оное врачуем будет от того, в чём преткнулся»⁹³. Между тем, слово «врачуем» раскрывает нам сам характер их строгости.

Под «изменениями или превращениями» имеются ввиду те, которые затрагивают дух, а не букву канонов, о чём мы скажем ниже. Искажение духа канонов происходит тогда, когда изменённые старые или новопринятые каноны не выражают вечную и неизменную сущность Церкви.

Искажение духа поставляет человека вне пределов истинной Церкви, а значит, вне пределов спасения. Поэтому собор и повелевает: «Никому да не будет позволено вышеозначенныя правила изменяти, или отменяти, или, кроме предложенных правил, приимати другия, с подложными надписаниями, составленныя некими людьми, дерзнувшими корчемствовати истиною».

Опасность искажения истины Церкви существует всегда, поэтому отцы отделяют каноны истинные, которые истину выражают, от канонов ложных, которые её искажают. Истинные каноны Церковью принимаются и соблюдаются, а ложные отвергаются. Истина Церкви спасает человека. И каноны спасительны только в том случае, если выражают эту истину.

Отцы VII Вселенского Собора в своём 1-ом правиле выразили соборное мнение Церкви о значении для неё священных канонов следующими замечательными словами: «Приявшим священническое достоинство свидетельствами и руководством служат начертанные правила и постановления, которые, охотно приемля, воспеваем с богоглаголивым Давидом, ко Господу Богу глаголюще: “На пути свидений Твоих насладихся, яко о всяком богатстве” (Пс. 118, 4). Такожде: “Заповедал еси правду, свидения Твоя во век: вразуми мя, и жив буду” (ср.: Пс. 118, 138,144). И аще пророческий глас повелевает нам вовек хранити свидения Божия и жити в них, то явно есть, яко пребывают оныя несокрушимы и непоколебимы. Ибо и боговидец Моисей тако глаголет: ”К сим не подобает приложите и от сих не подобает отъяти“ (Втор. 12, 32). И божественный апостол Петр, хваляся ими, вопиет: ”Во что желают проникнуть Ангелы“ (1Пет. 1, 12). Такожде и Павел вещает: ”Аще мы, или ангел с небесе благовестит вам паче, еже благовестихом вам, анафема да будет“ (ср.: Гал. 1, 8)».

Первыми же словами этого правила указывается на роль священных канонов в жизни и служении пастырей Церкви («приявшим священническое достоинство»). Канонические правила для пастырей – то же что «свидения» Божии – заповеди. И они, как и заповеди, просвещают и указывают путь в Царствие Божие⁹⁴.

Отцы относятся к священным канонам как к «свидениям» Божиим. Они радуются о них, как радовались о заповедях Божиих верующие в Ветхом Завете и святые апостолы⁹⁵. В сознании святых отцов священные каноны не отличаются от заповедей Божиих, но являются их продолжением. Всё, что говорится в Ветхом и Новом Завете о заповедях, можно применить и к священным канонам. Сам факт существования священных канонов, как и заповедей Божиих – повод для отцов к славословию Бога, даровавшего их («приемля, воспеваем с богоглаголивым Давидом, ко Господу Богу глаголющее: “На пути свидений Твоих насладихся, яко о всяком богатстве”). Священные каноны и заповеди Божии – это богатство. Никому не позволено к ним что-либо прибавлять или убавлять. Такая бескомпромиссная позиция далеко не всегда понятна современному христианину, подверженному влиянию духа обмирщения, проникшего в Церковь. Объясняется же она тем, что святые отцы верили в непрерывное действие Духа Святого в Церкви.

Отцы Вселенских и Поместных Соборов «от единаго и тогожде Духа быв просвещены, полезное узаконили»⁹⁶. Поскольку источник один – Святой Дух, то отцы VII Вселенского Собора единодушно принимают правила предыдущих соборов: «Понеже сие верно и засвидетельствовано нам, то, радуяся о сем, подобно как бы обрел кто корысть многу, божественные правила со услаждением приемлем и всецелое и непоколебимое содержим постановление сих правил»⁹⁷.

Они так же строго относятся к нарушителям канонических постановлений, как и отцы VI Собора, поскольку в равной степени, как уже было замечено, осознают их значение в деле пастырского руководства и спасения человека. «И кого они предают анафеме, тех и мы анафематствуем, а кого извержению, тех и мы извергаем, и кого отлучению, тех и мы отлучаем: кого же подвергают епитимии, тех и мы такожде подвергаем»⁹⁸. Канон заканчивается высказыванием из Апостола: «Ибо восшедший до третьего неба, и слышавший неизреченные глаголы, божественный апостол Павел ясно вопиет: не сребролюбцы нравом довольни сущими» (Евр. 13, 5 ).

Согласно толкованию Зонары, отцы употребили этот отрывок во свидетельство того, что «не хотят в ненасытности честолюбия ничего прибавить к тому, что другими отцами принято было, как сребролюбцы вечно желают прибавить еще к тому, что имеют, но удовлетворяются существующим, определённым святыми отцами»⁹⁹.

Собор, несмотря на такое заявление, утвердил ещё двадцать два канонических правила. Этот факт убеждает нас в том, что, приведённые выше слова, имеют отношение не к букве священных канонов, а к их внутреннему содержанию. Собор может принимать и новые правила, но они не должны противоречить духу предшествующих, то есть духу вселенского Православия. Новые каноны в том числе преследуют цель помочь сохранить неповреждённым дух старых канонов, «да не преступаются правила отец»¹⁰⁰.

Священные каноны, регулирующие пастырскую деятельность Церкви, хотя и имеют практическую пастырскую направленность, однако в сущности своей – глубоко богословские. Как отмечает Владимир Лосский: «Каноны Православной Церкви – это не юридические статуты в собственном смысле слова, но приложение догматов Церкви, её богооткровенного предания ко всем областям практической жизни христианского общества»¹⁰¹. Как пример такого приложения догматов профессор Лосский приводит 34-е апостольское правило, устанавливающее синодальное управление митрополичьих округов и заканчивающееся такими словами: «и прославится Бог о Господе во Святом Духе, Отец и Сын и Святый Дух». В них Церковь раскрывается как икона Пресвятой Троицы.

Богословский характер священных канонов предполагает постоянное живое присутствие Святого Духа Утешителя в Церкви, а значит, и на православных соборах епископов Церкви.

Сказанное святыми апостолами на соборе в Иерусалиме: «изволися Духу Святому и нам» (Деян. 15, 28) – опытно ощущается и отцами всех последующих православных соборов. VI Вселенский Собор, начиная свою работу, говорит в 1-м правиле: «полагая начало священных словес, Божией благодатью определяем: хранить неприкосновенной нововведениям и изменениям веру, переданную нам от самовидцев и служителей Слова»¹⁰². Отцы VII Вселенского Собора свидетельствуют об участниках предыдущих соборов, что «все они, от единаго и тогожде Духа быв просвещены, полезное узаконили»¹⁰³.

Взаимодействие двух факторов, божеского и человеческого, на соборах, указывает на Церковь как на таинственный богочеловеческий организм. Церковь, как богочеловеческий организм, тело, в священных канонах выражает во времени и пространстве свою богочеловеческую волю и свое богочеловеческое существо. Девятнадцатое правило Сардикийского Собора так говорит о канонических постановлениях Церкви: «Сии спасительные и благорассудные постановления... угодные Богу и человекам».

Поэтому в Православной Церкви нельзя разделять канонические постановления на каноны божественного права (jus divinum) и каноны человеческого права (jus humanum), как делают это на Западе. Ведь Церковь – богочеловеческий организм, поэтому право Церкви – богочеловеческое право, и в нём невозможно различить божественную и человеческую стороны. С позиции Православия совершенно немыслимо разделить между собой любовь Христову и правила Церкви, тем более бессмысленно усматривать в них противоречие, словно священные каноны не являются выражением Христовой любви!

Разделение церковного права на божественное и человеческое существует в западной церкви по причине известных экклезиологических отклонений. Как и по причине того, что на Западе проводится резкая грань между видимой и невидимой сторонами Церкви.

Право Церкви богочеловечно, поскольку устанавливается людьми руководимыми Духом Святым. Такого рода различия и противоречия чужды православному богословию, поскольку Церковь всегда опытно переживала и выражала таинство неслиянного и нераздельного (по формулировке IV Вселенского Собора в Халкидоне) соединения двух природ в Иисусе Христе. Этот христологический принцип одновременно – принцип православной экклезиологии. Поскольку, как верно замечено, то, что принимаем или отрицаемся во Христе, принимаем или отрицаемся в Церкви, теле Христовом. Всякая христологическая ересь предполагает соответствующую экклезиологическую¹⁰⁴.

Отношение к церковному праву как к единому богочеловеческому праву снимает также и терзающее западное христианство противоречие между законом и благодатью.

Каноническое устройство Церкви, происходящее из её богочеловеческой сущности, имеет своим основанием таинство святой евхаристии и другие таинства Церкви, в которых и происходит соединение божественного и человеческого факторов, составляющих Церковь.

Согласно римо-католическому пониманию природы Церкви, сначала она формируется как юридический институт с определенной иерархической структурой, в основании которого лежат нормы божественного права. Затем эта форма наполняется таинственным присутствием Христа и Святого Духа. В Православной Церкви, наоборот, сначала появляется Церковь как таинственное присутствие Христа в среде Его народа через сошествие Святого Духа в святых таинствах, в основном в таинстве евхаристии. А затем, как результат этого, следует каноническое устройство Церкви, поставляя пределы безопасности составленной в таинствах и содержимой присутствием Христа во Святом Духе общине. Но это не означает, что Православная Церковь видит в каноническом устройстве лишь некую внешнюю необходимость, в отличие от протестантов, лишённых правильных богословских и экклезиологических установок.

Показательно то, что Господь сначала призвал учеников в общение с Собой, став с ними Церковью и преподав им таинство Божественной евхаристии, и только потом дал им власть вязать и решить. Таким образом, Церковь сама является причиной своего канонического устройства и священнической власти, а не наоборот.

Связь канонического права с Церковью, образуемой в таинстве святой евхаристии и других таинствах, очевидна. Канонический порядок, который составляет основу внешней организации церковного тела, не может существовать, а если и существует, то приносит не пользу, а вред, без составляющих и оживотворяющих тело Духом Святым Божественных таинств, во главе с таинством святой евхаристии. Как точно отметил Николай Кавасила: «Церковь определяется через таинства»¹⁰⁵. Имеющее жизнь через таинства церковное тело, как и всякий живой организм, не может не иметь определённой структуры и органов. Порядок, определённая структура и органы, выполняющие различные функции, обеспечивают жизнедеятельность организма, а их работа свидетельствует о том, что в организме есть жизнь. Их подлинность определяется тем, насколько достоверно выражают они ту жизнь, которую содержат в себе. Они необходимы в той степени, в какой эту жизнь охраняют. Таким образом, отношение Церкви к ее каноническому устройству – это отношение сущности, или содержания, к форме, однако форме существенно необходимой д ля выражения сущности.

Взгляд на каноническое устройство Церкви с точки зрения места, какое в её жизни занимают священные таинства, помогает нам понять и происхождение власти иерархии в Церкви. Основа власти иерархии во власти Христа, образ Которого – епископ. Как образ Христа, епископ воспринимает на себя Его власть.

Богословский характер священных канонов означает, что они не просто качественно выше любого мирского закона, но что они, хотя и не лишённые юридических формулировок и выражений, по самой сути своей есть нечто совершенно иное. Что Церковь решает свои насущные нужды не на основании правил, определённых человеческими началами, религиозной идеологией или церковным аппаратом и бюрократией, но на основании пребывающего в Церкви воплощённого Слова Божия, Которое вновь и вновь воплощается в таинстве Божественной евхаристии. Невозможность подменить священные каноны определениями, продиктованными частной волей пастырей Церкви, свидетельствует о невозможности поставить в Церкви на место богочеловеческой воли волю падшего человека, которая, немощная и непросвещённая, не в состоянии выразить во времени и пространстве кафолическую истину Церкви.

Священные каноны являются свидетелями реальности Церкви как богочеловеческого организма, приведённого в бытие и содержимого Святым Духом Утешителем. Удаляя нас от какого бы то ни было идеалистического взгляда на Церковь, священные каноны могут отвергать только те, кто отрицает постоянное воплощение Церкви в истории, люди, недугующие неким экклезиологическим монофизитством, или богословы без опыта пастырства и в силу этого не видящие человеческого фактора в Церкви, людей нуждающихся в руководстве на пути к преображению в наследников Царствия Божия.

В заключение скажем, что богословски живущая Церковь, принимает каноны, в которых выражает свое богословие, а ее богословие – это истина.

С этой точки зрения священные каноны свидетельствуют об истине Церкви, являясь частью или элементом Предания Церкви. Не может случиться, чтобы один из источников Предания Церкви лишился своего канонического авторитета.

Священные каноны говорят о «церковном благочинии»¹⁰⁶, о «каноническом благочинии»¹⁰⁷ или просто «порядке»¹⁰⁸, свидетельствуя, что «порядок неразлучен от священства, и с точностью хранить относящиеся к священству производства, есть дело Богу угодное»¹⁰⁹. Можно ли отказаться от соблюдения церковных канонов и правил во имя свободы, которую мы имеем во Христе? Может, церковные правила – это новое иго на выю людей благодати? Чтобы правильно ответить на этот вопрос, прежде всего необходимо чётко себе представлять, что такое свобода в её православном понимании. Каков характер и какова природа нашей свободы во Христе? Свобода во Христе состоит не в самолюбивом следовании собственным пожеланиям, но в отречении от собственной воли, через которое восстанавливается истинное общение с Богом и людьми во Христе. Таким образом, свобода во Христе – это, прежде всего, свобода от извращённого себялюбия. Это обретение своего настоящего я, что возможно в истинном общении с Богом и Его чадами. Таким образом, основа для свободы во Христе – это любовь, а ее плод – восстановление действительного богочеловеческого общения личностей.

Возвышение человека к такому образу отношений было бы невозможно без дела, совершённого Господом Иисусом Христом, Который Своим мессианским служением, и, прежде всего, крестной смертью, и воскресением даровал человеку возможность освободиться от извращённого самолюбия, самодостаточного и эгоцентричного бытия, плодом которого является смерть, и власти дьявола и войти в блаженное состояние свободы чад Божиих.

Церковь – это творение, избавленное и постоянно избавляемое от власти греха. Свобода в Церкви – это плод усилий самого человека, с одной стороны, а с другой – дар Духа Святого. В благодатном обществе Церкви, теле Христовом, верующий обретает возможность восстановления правильных отношений с Богом и ближними, и через это – истинную свободу.

Священные каноны, помогая падшему человеку пребывать в единении и гармоничной связи со своими братьями в Церкви, не лишают его свободы, а, наоборот, открывают её перед ним. Протоиерей Иоанн Мейендорф говорит: «Закон – это нечто, что помогает грешной природе человека возрасти в Истине. Когда придёт эсхатологическое исполнение времён, уже не будет необходимости в канонах и правилах. Все будем видеть Бога. Но до того времени закон сохраняет свою значимость. Вероятно, обсуждение этой темы может быть ограничено решением вопроса о том насколько эта эсхатологическая реальность «осуществилась». Одни считают, что Царствие Божие уже наступило, что оно между нами. Что это Царство – царство свободы. Это то Царство, которое делает Церковь Церковью... Она (Церковь) может предлагать ориентиры, помогающие людям быть внутри Церкви. Но ориентиры эти второстепенны, поскольку они лишь средство для достижения Царства. Они не есть Царство и поэтому не могут быть абсолютными. Церковные правила – это выражение присутствия Царства между людьми. Помогают частям тела пребывать во взаимном единстве, но никогда не смогут заменить собой истины. Назначение законов в том, чтобы выражать в себе истину»¹¹⁰.

Каноны указывают верующему пределы Церкви, за которыми находится хаос. Регулируют отношения между харизматическими служителями и церковными институтами, с тем чтобы все вместе гармонично трудились в созидании единого тела Христова. Определяют средства для врачевания тех, кто наносит вред единству тела и отпадает от христианской веры и жизни. Люди, не преображённые благодатью, вызывают в «Церкви Божией распри и мятежи»¹¹¹, «желая привести в замешательство и низпровергнути церковное благочиние»¹¹². Беспорядок в Церкви удаляет от цели, ради которой она существует. Её члены перестают иметь общение любви. Соборное единство Церкви, по образу единства любви Пресвятой Троицы, не реализуется в горизонтальной проекции.

Сами по себе церковные правила не могут спасти человека. Однако помогают ему пребывать в единстве церковном, в единстве с другими членами Церкви, подавая, таким образом, возможность спасения. Каноны, являясь своеобразной оградой, не исчерпывают собой великого таинства Церкви. Но без них она теряет своё выражение как единство любви, как богоустановленный чин и союз, как гармоничное тело Христово.

Православные не видят противоречия между порядком и Духом, между Церковью как харизматическим обществом и как институтом. Такой взгляд на Церковь присущ в первую очередь протестантам. Церковь – это тело, составляемое Духом Святым, а тело есть живой организм со своим устройством и своими законами, но никак ни беспорядок и хаос. Согласно мысли протоиерея Иоанна Мейендорфа, Святой Дух творит тело в целом, а не отдельные его части¹¹³. Поэтому Дух есть жизнь всего тела. Это значит, что члены тела находятся в тесной взаимозависимости и взаимодействие частей тела Христова, Церкви, осуществляется в соответствии с законами Духа.

Когда члены Церкви, пастыри и пасомые, становятся недостойны даров Духа Святого и отвергают Его действия, которыми вводится гармония в церковное тело, через смиренное подчинение всех ее каноническому порядку, тогда в теле Церкви возникают бесчиние, дисгармония, разделения, ссоры и хаос, из-за которых имя Божие хулится среди неверных. В такой ситуации можно говорить о свободе, но в нехристианском значении этого слова, когда каждый человек следует в своих действиях своей больной воле. Каждый следует собственным страстям, лишаясь свободы во Христе и возможности достижения в своей жизни Царствия Божия. Такая ситуация свидетельствует о реальной пользе, которую приносит следование священным канонам в целях обретения истинной свободы.

Пример подобной ситуации встречаем в послании отцов Гангрского Собора к епископам, в связи с ересью евстафиан: «Поскольку каждый из них отошёл от церковного правила, как будто получил особые законы», и как следствие – разделение их между собой и усвоение противных еретических взглядов: «Ведь между ними не было общего мнения, но каждый что бы ни придумал, то и выставлял в клевету Церкви и себе во вред».

Святитель Василий Великий говорит: «Весьма болезную, яко правила отеческия оставлены, и всякая строгость изгнана из церквей. И боюся, чтобы дела церковный не пришли в совершенное замешательство, когда сие равнодушие мало-помалу далее идти будет своим путём»¹¹⁴. Примечательно то, что такое суждение Василий Великий высказал о деле, которое бы нам сегодня показалось малозначительным – поставлении хорепископами церковных служителей без испытания и одобрения от епископа.

Святитель Кирилл, перечисляя блага, происходящие от следования церковному благочинию, пишет: «Каждое дело наше, когда прямо последует правилам благочиния, не порождает для нас никакого смущения, но избавляет нас от порицания некоторых, паче же приобретает нам и одобрение благомыслящих. Ибо кто не согласится с мнением безпристрастным, когда оно произнесено кем-либо? Или не будет ли безукоризнен, паче же всякой похвалы исполнен, суд законный и правый?»¹¹⁵

Святой Никодим Святогорец видит в правилах благочиния гарантию единства Церкви по действию Святой Троицы, благодаря чему Церковь земная становится образом иерархии Церкви небесной, «И дабы в примере всё указать, подобно тому как вседействующая Пресвятая Троица, этот первый материальный мир сотворившая, различными естественными законами соединила его элементы между собой, от чего (происходит) порядок, а порядком сохраняется всеобщая целостность, и становится, как говорил Орфей, всё естество одной музыкальной гармонией, из различных законов, словно из многовидных и многосоставных слагаемая звуков. Таким точно образом сия Троица, этот второй умный мир Кафолической Церкви устроившая, сими священными и божественными канонами утвердила его и связала. От них происходит благочиние патриархов, архиереев гармония, священников украшение и диаконов благоприличие; клириков преосвященность, монахов гармоничность и стройность, и духовных отцов к исправлению необходимое знание. Царям честь от всех подаваемая, а простым верующим такой образ жизни и устроение, какое в целом подобает христианам. В общем же говоря, соблюдением сих священных канонов земная церковная иерархия становится подобием и утверждением иерархии горней. И две иерархии вместе составляют одну, единый глас звучащий мелодичный и многострунный. Удали законы элементов из материальной природы, и сразу будет расторгнут порядок, и всё умирает. Изыми священные каноны из Церкви, и сразу приходит бесчиние и им уничтожается всякая священная красота»¹¹⁶.

Согласно богословскому взгляду преподобного Никодима, порядок в видимом мире и Церкви земной, как и гармония Церкви небесной, имеют своим средоточием и источником Бога, в Пресвятой Троице славимого. Святой Никодим видит мир в состоянии гармонии и единства. Конечная цель благочиния земной Церкви и иерархии Церкви небесной – это слава Пресвятой Троицы. Так всё возвращается к своему источнику и своей первоначальной причине: «Да будет Бог всяческая во всех» (1Кор. 15, 28). Таким образом, церковное благочиние не имеет ничего общего с дисциплиной. Это откровение в Церкви земной Церкви небесной, в согласии и единстве славящей Бога.

Что происходит, когда в Церкви воцаряется анархия и, как следствие, человеческий фактор начинает преобладать над божественным, видно на примере протестантов, которые по известным причинам отказались признавать божественное происхождение канонического устройства Церкви. Показательно свидетельство одного протестантского богослова: «Протестанты делают настолько односторонний упор на Евангелии, что церковный чин у них частично либо даже полностью пренебрегается. Для них характерно, с одной стороны, отсутствие сил противостоять самоволию, из-за их склонности упразднять канонический порядок во имя Евангелия именно там, где как раз во имя Евангелия он должен поддерживаться. Отсутствие у них общепризнанных критериев в вопросах церковного благочиния ведёт к произволу. С другой стороны, односторонний упор на Евангелие приводит их к механическому и бездушному бюрократизму. Поскольку мысль, что вопросам канонического порядка не нужно придавать никакого значения, для них фактически становится принципом жизни, то сильно искушение решать вопросы церковного благочиния исходя из чисто прагматических предпосылок. Из-за отсутствия наряду с догматическим учением канонического возникает простор для действия административного аппарата и бюрократии»¹¹⁷.

Следует особо отметить тот факт, что отказ от канонического порядка ведёт к результату совершенно противоположному ожидаемому – к преобладанию человеческого фактора над божественным или, выражаясь языком самих протестантов, человеческого закона над Евангелием.

Разумеется, что, несмотря на верность Православной Церкви своему каноническому преданию, в её среде не перестают возникать ситуации, когда поражённая болезнью греха воля ещё не возрождённых Духом её представителей, игнорирует богочеловеческую волю Церкви, выраженную в священных канонах. Люди пытаются решать вопросы церковной жизни, не основываясь на священных канонах или извращая их ради собственной выгоды. Правило 10-е Двукратного Собора гласит: «Явно предавшиеся страстям своим не только не ужасаются наказания, определяемаго священными правилами, но дерзнули даже ругатися над оными. Ибо они превращают оныя, и, ради страстныя воли своея, искажают их смысл, дабы по избытку страстнаго обольщения, как речено Григорием Богословом, зло казалось у них не только не осудительным, но даже божественным».

Страсть препятствует таким людям, посредством смиренного исполнения канонических постановлений Церкви, возвыситься на высоту свободы во Христе.

Через послушание каноническим установлениям Церкви христианин может упражняться в согласовании своей собственной воли с волей божественной и так восходить от «по образу» к «по подобию», В Православной Церкви путь подвижничества долог и труден. Необходимо научиться с любовью оказывать послушание Церкви, своему духовному отцу – служителю Церкви, с тем чтобы научиться отречению от собственной воли и исполнению с любовью воли Божественной, в чем и состоит свобода во Христе, Именно по этой причине от праотцев в раю требовалось соблюдать заповедь Божию. Их свобода должна была пройти испытание послушанием и через это стать их неотъемлемым личным стяжанием. Соблюдение Божиих заповедей даёт нам свободу. Но парадокс в том, что свобода предполагает наше собственное стремление к ней через подвиг, а подвиг предполагает соблюдение заповедей. В поучении святого Марка Подвижника говорится: «Закон свободы научает всякой истине; многие читают его разумом, но не многие понимают соответственным деланием заповедей... Закон свободы читается разумом истинным, понимается деланием заповедей, а исполняется щедротами Христовыми»¹¹⁸.

О связи свободы с каноническим благочинием свидетельствует, в том числе, и 8-е правило III Вселенского Собора, утверждающее автокефалию Кипрской Церкви: «...начальствующие во святых Кипрских церквах да имеют свободу... сами собою совершати поставление благоговейнейших епископов». Новости, вводимые в Церковь вопреки церковным установлениям, посягают «на свободу всех». Причиной нарушения антиохийским епископом прав начальствующих в Кипрских Церквях были «общественный болезни», требующие «сильнейшаго врачевства, яко больший вред приносящия». Одна из таких болезней – «надменность власти мирския», которая «вкрадывается под видом священнодействия». Отцы Собора запрещают такое антиканоническое вмешательство, дабы защитить от «притязания» и «стеснения» епископа Кипрского и сохранить ту свободу, «которую даровал нам кровию Своею Господь наш Иисус Христос, освободитель всех человеков»¹¹⁹.

В этом правиле выражена важная экклезиологическая истина. Свобода местных Церквей, их предстоятелей зависит от существования между предстоятелями этих Церквей правильных взаимоотношений. Эти взаимоотношения определенны в священных канонах. Свобода в Церкви – не отвлечённое понятие. Это состояние по Богу взаимной любви и уважения, в которое человек должен прийти, чтобы правильно определить себя в отношении к Богу и ближним. В основе этих взаимоотношений лежит не юридический принцип или принцип внешней необходимости, но в них выражается природа Церкви как общества любви. Цель священных канонов, которые регулируют данные взаимоотношения, состоит не в утверждении превосходства одних над другими и подчинении всех одному закону, но в спасении человека.

Об этом свидетельствует и принцип икономии, который отличает право Церкви от права еврейской синагоги. В качестве примера можно привести 88-е правило VI Вселенского Собора («Никто внутрь священнаго храма не вводит никакого животнаго»). Но в виде исключения оно позволяет при необходимости вводить животное в церковь, «ибо мы знаем, что суббота человека ради бысть, и потому всеми средствами пещись должно о спасении и безопасности человека».

Свидетельством выраженного в священных канонах духа свободы служит тот факт, что некоторые из содержащихся в них постановлений опередили своё время, когда совершенно отсутствовали такие понятия, как политические свободы и равноправие людей, в том виде в каком человечество их знает сегодня. Так, согласно 8-му правилу Никифора Исповедника: «От наложницы, или второбрачной, или третьебрачной рождённые дети, могут быть рукоположены, если покажут житие священства достойное». Правило 108-е (122-е) Карфагенского Собора провозглашает: «В сие время издан закон, да по свободному произволению каждый восприемлет подвиг христианства»¹²⁰. Никто в Церкви не может связать другого «неразумными узами», пренебрегая свободой и личной ответственностью каждого перед Богом. На 7-ой вопрос: «Один игумен после своей смерти оставил вместо себя другого, обязав его не оставлять своё место, но тот, осознав свою слабость, удалился. Что следует делать с обязательством?» Константинопольский патриарх Николай ответил: «Узы неразумны, и потому не имеют силы, а связанный ими будет освобождён, если придёт к архиерею и всё о себе сообщит».

Отношение к священным канонам как к текстам богословского, а значит, и пастырского содержания, даёт необходимые предпосылки для решения вопроса о возможной изменяемости священных канонов, которая с особой остротой встаёт в наши дни. Возможно ли внесение изменений в священные каноны с учетом современных потребностей?

Богословский характер священных канонов, выражающих вечную неизменную природу Церкви и содержимой ею истины, заставляет нас дать отрицательный ответ на этот вопрос в части догматической истины, являющейся основанием церковных канонов. Любое изменение богословия священных канонов означало бы искажение истины Церкви и отпадение от богочеловеческой реальности ее естества.

Выше мы видели, как Вселенские Соборы высказываются о богодухновенности священных канонов. Точно такое же отношение к ним живёт в православном сознании и теперь. Выраженное словами преподобного Никодима Святогорца, оно звучит так: «Сия книга, «Пидалион» (или «Кормчая книга») есть после Священного Писания, святое Писание, после Ветхого и Нового Завета – Завет. За первым богодухновенным словом, второе богодухновенное слово. Она – это вечные пределы, которые положили наши отцы, законы, которые существуют во век... те, что Соборы, Вселенские и поместные во Святом Духе составили. Она воистину есть, как и названа, руль для Кафолической Церкви, посредством которого в безопасности управляемая, (находящихся) в ней команду и пассажиров, имею ввиду клириков и мирян, доставляет в небурную пристань Вышнего Царствия. Она есть плод, цель и итог, ради которого столькие... патриархи трудились, столько архиереев, богоносных и духоносных, с концов вселенной путем (далеким) прошли (из которых многие были стары и немощны) и составили соборы, Вселенские и поместные, и столькие годы трудились»¹²¹.

Но, учитывая пастырский аспект священных канонов, можно говорить об их изменяемости. Изменение канонов может происходить не в части богословия, то есть сущности или духа, но в части внешнего выражения, буквы и формы. Такие изменения могут иметь место всякий раз, когда новые обстоятельства создают ситуацию, требующую особого пастырского подхода. Но при любом изменении без изменения должна сохраняться «мысль отцев»¹²². Отрицание изменяемости буквы явилось бы отречением от самих священных канонов, поскольку лишало бы их возможности реагировать на конкретную жизненную ситуацию и обстоятельства, с которыми сталкивается Церковь.

Церковь, тело Христово, обладает способностью воспринимать конкретную историческую эпоху и преображать её в своё богочеловеческое измерение. Буква канонов – это место, где вечный дух Церкви встречается с данным историческим моментом, и, таким образом, история обретает спасение в Церкви. По этой причине соборы, провозглашавшие неизменность и непреложность канонических постановлений предыдущих соборов, без колебаний изменяли букву этих постановлений, с тем чтобы сделать их более эффективными в деле пастырского окормления, а значит, актуальными и спасительными.

Мнения известных православных пастырей и знатоков канонического права в данном вопросе полностью совпадают. Считаем необходимым привести несколько наиболее характерных высказываний, учитывая актуальность и злободневность рассматриваемой нами темы.

Митрополит Дидимотиху Филарет (Вафидис) писал: «В наших исследованиях и рассуждениях о церковных канонах, об их авторитете и значимости, всегда необходимо иметь в виду две стороны: во-первых, дух и действительную этическую цель, которую ставила перед собой Церковь, когда их принимала, а, во-вторых, вид и форму, в которой этот дух воплотился исходя из обстоятельств и условий жизни Церкви. Нравственная цель и дух всегда неизменны и вечны, изменяемы форма и вид. Главные каноны, излагающие основные принципы жизни церковного организма, их истинный дух, нужно отличать от исторических форм, условий времени и потребностей жизни. Необходимо различать дух, живущий в канонах, от формы их внешнего воплощения, главную идею канонов, от внешнего, исторического, образа её выражения»¹²³.

Так же рассуждает и священник Николай Афанасьев: «Догматы не относятся к существованию (temporal) Церкви во времени, а каноны – временны. Однако эта временная перспектива не ограничивает их богодухновенной природы. Они временны в том смысле, что применяются там, где действует время, то есть в историческом измерении существования Церкви. Истина, которую выражают каноны, безусловна и абсолютна, но содержанием канонов не является истина сама по себе, но способ, посредством которого должна быть воплощена эта истина в конкретный исторический момент жизни Церкви»¹²⁴.

Настоятель афонского монастыря Дионисиат архимандрит Гавриил на основании своего богатого пастырского опыта свидетельствует: «Среди канонов есть такие, что не могут быть применены сегодня. Причина не в словарных формулировках и, конечно, не в несовместимости с духом Церкви. Просто изменилось время.,.»¹²⁵.

Различие между сущностью, духом канонов, имеющих неизменный вечный авторитет, и буквой священных канонов, которая может изменяться, проводит и профессор Константин Муратидис. «Характер и природа священных канонов, – пишет он, – как и преследуемая ими цель, не охватывают всего содержания Откровения во Христе. Они не ставят перед собой задачу систематического и исчерпывающе детального регулирования всех сторон церковной жизни, но нацелены на решение конкретных возникающих вопросов. На то, чтобы постоянно и непрерывно воплощать вечную и неизменную сущность Откровения во Христе в данных исторических условиях, в соответствии с конкретными обстоятельствами, для более лёгкого усвоения её верующими. Это совершается в согласии с каноническим чином и Преданием Церкви и никогда вопреки. Поскольку каждый канон составлен по вдохновению Духа и выражает полноту Откровения Истины для каждого конкретного случая. Следовательно, принятие канонов противоположных по содержанию предыдущим явилось бы самоотрицанием Церкви»¹²⁶.

Также и профессор Власий Фидас в отдельном исследовании, посвящённом рассматриваемому нами вопросу, отмечает, что «должен считаться бесспорным тот факт, что священные каноны в своей совокупности представляют для каждой исторической эпохи надёжное свидетельство во Святом Духе истинного воплощения откровения во Христе в исторической жизни Церкви, поскольку являются историческим выражением содержащейся и опытно переживаемой Церковью истины откровения во Христе»¹²⁷...

На фоне таких свидетельств, выражающих собой соборное мнение Церкви, не иначе как диссонансом можно назвать крайние утверждения о возможности принятия новых правил, противных по духу древним канонам, или о невозможности какого бы то ни было изменения буквы священных канонов, продиктованного потребностями нашего времени.

Две эти крайние точки зрения, несмотря на их противоположность, пересекаются между собой, поскольку в том и другом случае пастырское служение Церкви в современных условиях делается неэффективным. Та и другая позиции имеют неправославное экклезиологическое основание. В первом случае вера, переданная отцами, объявляется неспособной преобразить современный мир. Церковь должна приспособиться к миру, а не мир через Церковь преобразиться, как заповедано. Во втором, Церковь прошлого поставляется вне современности. Она не способна преобразить сегодняшний мир, так как обязана строго следовать старым историческим схемам и формам, быть вне современной действительности. Приоритет – строгому соблюдению буквы.

По нашему мнению, любое подлинно православное обновление канонического предания Церкви, помимо правильного понимания и толкования священных канонов, должно исходить из следующих предпосылок:

1. Не должно преувеличивать масштабы исторических изменений, ради которых стоило бы менять форму канонических определений. Верно, что в современном мире происходят глобальные перемены, и это оказывает влияние на психологию, менталитет человека и весь строй его жизни. У христиан других конфессий происходящие перемены вызывают паническое беспокойство. Они требуют немедленного пересмотра формы организации христианской жизни, что, естественно, не может оставить незатронутой саму сущность христианства. Но, несмотря на происходящие перемены, есть вещи, которые не меняются по причине того, что в главном человек остаётся неизменным. Но даже в вопросах, в которых по сравнению с прошлым произошли значительные изменения, в решении их можно руководствоваться принципом аналогии. Это значит, что решением, предлагаемым каноном для определенного случая в прошлом, можно воспользоваться и для решения современных проблем, естественно, с учетом изменившихся обстоятельств. Например, такой подход можно применять в случаях обращения в Православие из какой-либо ереси.

2. Под предлогом изменения внешней формы канонов возможны попытки изменения догматической истины Церкви. Возможно, что некоторые либеральные богословы, не признающие исключительности православной Церкви, как Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви, но являющиеся сторонниками некой собирательной экклезиологии, согласно которой истинная Церковь не ограничивается каноническими рамками Православия, могут выдвигать требования об изменении формы некоторых канонических правил, которые препятствуют тому, чтобы ставить знак равенства между Православной Церковью и инославными конфессиями. Естественно, что всякие подобного рода новшества предполагают изменение догматической базы. Например, упразднение канонов, запрещающих совместные молитвы с еретиками (экуменические вечерни, славословия и т. п.), свидетельствует об искажении православной экклезиологии и истины, о которой эти каноны свидетельствуют. Ведь, согласно древней вере Церкви, ереси нельзя делать никаких снисхождений. Не может быть никакого общения молитв или таинств с еретиками, поскольку отсутствует согласие в вере. Установившаяся сейчас несогласная с догматическим учением Церкви порочная практика не может служить поводом к изменению канонических правил.

3. Изменение канонов с учетом обстоятельств нашего времени не может идти в ущерб нравственным требованиям Евангелия и общему аскетическому духу Православия, несмотря на желание некоторых. Заражение жизни и сознания деятелей Церкви духом антропоцентризма и гуманизма, особенно в общинах, находящихся за границей, заставляет их искать новые формы пастырской деятельности, не предполагающей покаяния и подвига для совлечения ветхого человека, и превращает христианство в один из видов мирской культуры и идеологическую схему, приспособленную к современным прагматическим материальным понятиям.

4. Выступать с инициативой изменения некоторых канонических правил должен соответствующий церковный орган, а именно Вселенский Собор. Только Вселенский Собор может говорить от имени всей Церкви, вести созидательную, с точки зрения канонического права, работу, видоизменяя каноны предшествующих соборов, если к этому есть насущная пастырская потребность, соблюдая при этом все перечисленные выше условия.

Настоящий Вселенский Собор, действия которого направляются Духом Святым, имеющий свидетельство Кафолической Церкви, может быть достоверным выразителем мнения Церкви и быть принятым церковным сознанием.

Поместные соборы вправе решать вопросы, относящиеся только к внутренним делам своей Церкви, и их решения не могут входить в противоречие с общеправославной традицией. Так, недавно принятое Русской Православной Церковью решение о преподании при определённых обстоятельствах Святых Таин римо-католикам и старообрядцам находится в противоречии с традиционной православной экклезиологией, представляя, таким образом, неудачную попытку адаптации канонического предания к современным потребностям.

Нам кажется, что при наличии вышеперечисленных предпосылок возможно изменение вида и формы канонов или принятие новых канонических постановлений, способствующих истинной и спасительной встрече современности с Церковью. Любые изменения, вносимые без учета вышеназванных предпосылок, хотя могут, по нашему мнению, сделать пастырское служение Церкви более «современным», но вряд ли сделают его более актуальным, а значит, спасительным. Только то, что спасает, для мира по-настоящему актуально, то есть крайне необходимо для спасения современного человека.

Условием правильного отношения и правильного употребления священных канонов является внутренняя причастность проходящих пастырское служение духу канонов и духу всей веры Церкви. В этом случае человек приобретает необходимые предпосылки для понимания значения священных канонов сегодня в деле пастырского служения, для оценки ситуаций, где необходимо оправданное снисхождение и разумный подход к решению вопросов современной пастырской практики. Лишь внешнее знание канонов опасно. Такое знание может привести либо к их отрицанию или, с другой стороны, к юридизации духовной жизни христиан.

Пастырь, внутренне обучившийся духу Предания, неотъемлемой частью которого является каноническая традиция Церкви, познаёт внутренне, через просвещение от Святого Духа, правильный способ употребления священных канонов. Дух Святой, пребывающий в Церкви и направляющий её в деле принятия священных канонов, и сегодня руководит пастырями, которые посредством покаяния соработают Духу, к правильному их применению.

Трудность здесь состоит не столько в несовременности священных канонов, сколько в нашей неспособности жить по духу канонов, то есть по духу православного Предания. Отсюда и отсутствие предпосылок и критериев для правильной их оценки. Вот почему любая попытка видоизменения священных канонов пастырями и богословами, не имеющими внутренней связи с Преданием, обречена на провал. Поэтому на первом месте стоит, по святоотеческому изречению, «доброе изменение» пастырей Церкви в свете Предания, и это создаст необходимые предпосылки для подлинного обновления канонического предания.