Семья. Образование
Георгий Васильевич Флоровский родился 28 августа 1893 года в Елизаветграде (в советское время Кировоград, с 2016 года Кропивницкий). Его отец протоиерей Василий Флоровский получил место настоятеля кафедрального собора и ректора Одесской семинарии, и в 1894 году семья переехала в Одессу. Раннему духовному и интеллектуальному пробуждению Георгия Флоровского способствовало то, что с юных лет у него было слабое здоровье — по причине постоянных болезней он не мог регулярно посещать гимназию, а находясь на домашнем обучении, «в условиях постельного режима» он много времени посвящал чтению книг. Он жил в изоляции от жизни своих сверстников и не разделял их интересов. По его собственному признанию он «никогда не был ребенком и молодым, не знал ни товарищей, ни знакомых, ни общества, ни жизни, ни природы».
Важной мировоззренческой чертой Георгия была внутренняя борьба между желанием отдаться религиозно-философскому творчеству и желанием служить Богу на богословском поприще. Одно время он мечтал поступить после гимназии в Московскую духовную академию, но именно священником в то время он быть не хотел, боясь потерять свою свободу. Религиозность его была не столько церковной, сколько интеллектуальной. Наконец он поступил на историко-филологическое отделение Новороссийского университета в Одессе (ныне Одесский национальный университет имени И.И. Мечникова) и окончил его в 1916 году. Занимался также историей философии и естественными науками (его экспериментальная работа по физиологии слюноотделения была одобрена И.П. Павловым и опубликована в «Записках Академии наук» за 1917). В 1919 — приват-доцент кафедры философии и психологии.
Эмиграция
В январе 1920 эмигрировал вместе с родителями в Болгарию, где участвовал в создании Русского религиозно-философского общества, жил сначала в Софии, а затем в Праге.
В эти годы Флоровский стал одним из основателей евразийского движения (вместе с филологом Н.С. Трубецким, сыном известно философа С.Н. Трубецкого, экономистом и географом П.Н. Савицким, публицистом и музыковедом П.П. Сувчинским и другими), участвовал в евразийском сборнике-манифесте «Исход к Востоку» (1921). Принимал участие еще в двух евразийских сборниках — «На путях» (Берлин, 1922) и «Россия и латинство» (Берлин, 1923).
По-видимому, его объединяло с евразийством утверждение своеобразия российского пути развития, в корне отличающегося от западного, сугубо критическое отношение к западному типу рациональности, вообще к западной культуре, а также призыв базироваться на православной вере и традициях. Но вместе с тем он не принимал некоторых специфически евразийских идей, например, о духовной близости русской и тюрко-степной культур, о превращении евразийства в стройную систему официальной российской идеологии, способной конкурировать с марксизмом и заменить его. Напечатав еще несколько статей в евразийских изданиях, Флоровский отходит от движения. Окончательная идеологизация, политизация и, как казалось многим, пробольшевизм евразийства конца 1920-х годов сделали Флоровского одним из основательных критиков этого течения. Статья «Евразийский соблазн» (1928) считается одним из самых серьезных и тщательных критических анализов евразийской идеологии.
В 1922 году женился в Праге на К.И. Симоновой.
В 1923 защитил в Праге диссертацию на звание магистра философии «Историческая философия Герцена». Преподавал в Высшем Коммерческом институте, где читал курс истории русской литературы, и на Русском юридическом факультете Карлова университета в Праге (1923–1926). Член «Братства святой Софии», основанного в Праге протоиереем Сергием Булгаковым, с которым он впоследствии радикально разойдется во взглядах.
В 1920-х годах начинается дружба Флоровского с Н.А. Бердяевым, которая, однако, позже несколько охладится в связи с неприятием Флоровским философии Бердяева и решительного осуждения ее в «Путях русского богословия» (1937).
В 1923 году принимал участие в работе первого организационного съезда Русского студенческого христианского движения (РСХД) в местечке Пшеров (Чехословакия).
Переезд в Париж
Около 1926 году переехал во Францию, приняв приглашение на кафедру патрологии в Сергиевском православном богословском институте. Стал профессор института (1926–1939, 1947–1948), преподавал патрологию, догматическое и нравственное богословие. «Когда в 1926 году меня пригласили преподавать патристику в только что учрежденном тогда в Париже Православном богословском институте, — вспоминал Флоровский, — я был совершенно не готов к такой задаче... Чтобы учить других, приходилось учиться самому. Я этого не стыжусь. Немало людей оказывалось в той же ситуации… В течение двух первых лет преподавательской деятельности в Париже я систематически читал труды ведущих отцов — отчасти в оригинале, отчасти в переводах». Вскоре он приобрел известность как патролог, не имея вообще богословского образования, — он был в этой области блестящим самоучкой. Одним из наиболее частых замечаний Флоровского на его лекциях по патрологии было: «Отцы Церкви чаще всего богословствовали для опровержения еретиков. Отправляясь от “неверного“ выражения христианского благовестия, они находили “верные“ слова, при этом не “создавая“ истину... а выражая и объясняя ее».
В 1926–28 годах во взглядах Флоровского произошло радикальное изменение. Он теперь уже окончательно расставался с историческим Отечеством, отмежевывался от евразийства, почвенничества, славянофильства. Для него теперь история Святой Руси фактически завершилась. Флоровский — вместе с таким же эмигрантом Герценом — был твердо убежден, что «конец» Святой Руси — еще «не конец мировой истории», и у христианина «другое подданство».
Если сопоставить высказывания Флоровского относительно ключевых фигур русского богословия, сделанные до переезда в Париж и после, то контраст покажется просто озадачивающим. Например, в статье «Человеческая мудрость и Премудрость Божия» (1921–1922) книга отца Павла Флоренского «Столп и утверждение Истины» отнесена к «предельным достижениям русской религиозно-философской мысли», но в рецензии на нее, опубликованной в 1931 году, а также в «Путях русского богословия» (1937) выясняется, что это «очень яркая, но совсем не сильная книга», что «не из православных глубин исходит Флоренский», и в православном мире он «остается чужим».
В 1932 году митрополит Евлогий, патриарший экзарх Западной Европы (Константинопольский патриархат), рукополагает Г.В. Флоровского в сан священника.
В Париже Флоровский был солидарен с другими преподавателями Сергиевского института в стремлении к оживлению православного богословия и к участию в экуменических встречах с инославными. (Вообще «парижское богословие» было экуменическим не только на практике, поскольку не могло обойтись без поддержки своих западных друзей, но и по существу это было богословие экуменизма.) Но Флоровский всегда находился в оппозиции к вошедшему тогда в моду религиозно-философскому движению, связанному с «софиологией» В.С. Соловьева.
Во время «спора о Софии» Флоровский вынужден был принять участие в богословской комиссии в 1935 году, собранной в связи с выдвинутым руководством Московской патриархии обвинением в ереси С.Н. Булгакова за его софиологическое учение. Софиология была осуждена Русской Православной Церковью, а Флоровский, хоть и не выступил открыто против Булгакова, но не мог поступаться своей богословской совестью и подписал составленный протоиереем С. Четвериковым документ, в котром было написано: «Несомненно, что осуждение о. Булгакова в Москве и Карловцах было поспешным и преждевременным, произнесенным без тщательного и детального рассмотрения, а также без предоставления голоса обвиненному. Тем не менее следует отметить, что независимо от какого-либо осуждения имеются причины для того, чтобы иметь опасения и смущения по поводу взглядов о. Булгакова не только потому, что они расходятся с церковным Преданием, но и потому, что они дают повод к всякому роду безответственных дискуссий относительно догматов веры, разлагающих православное сознание».
После этого Флоровский оказался подвергнут своеобразному остракизму со стороны многих коллег по Богословскому институту и представителей парижских эмигрантов, его позиция была с возмущением воспринята как предательство своего духовного отца — С.Н. Булгакова, а изданная вскоре книга «Пути русского богословия» с ее резкой критической тональностью не прибавила Флоровскому сочувствия в эмигрантской среде — ее эффект оказался скандальным.
Лекционные курсы по истории патристики стали основой двухтомного исследования: «Восточные отцы IV века» (1931) и «Византийские отцы V–VIII веков» (1933), изданного в Париже. Годы преподавания в Париже оказались самыми плодотворными в жизни Флоровского: опубликованы 2 книги об отцах и «Пути русского богословия». Протопресвитер Иоанн Мейендорф считал, что Флоровского подвигло на написании его книг именно отвержение софиологии во всех ее видах, особенно в трудах ее главных представителей, В.С. Соловьева, С.Н. Булгакова и отца Павла Флоренского.
В годы Второй мировой войны Флоровский жил в Югославии. Только в 1946 году он смог возвратиться в Париж.
Жизнь в США
В 1948 году по приглашению митрополита Американского Феофила (Пашковского) переехал в Нью-Йорк и стал профессором Свято-Владимирской православной семинарии в Нью-Йорке (вплоть до 1955 года), потом ее деканом.
По инициативе Флоровского в духовной семинарии произвели ряд нововведений, заключавшихся в отказе от акцентирования на национальной религиозной и культурной традиции — вместо русского языка преподавания был введен английский язык, это касалось и богослужения, а кроме того, были существенно повышены академические требования — утяжелилась учебная программа. В нововведениях и православном «интернационализме» отца Георгия Флоровского члены русской православной общины увидели пренебрежение к национальному духовному и культурному наследию, а также к себе лично, ибо декан уделял гораздо больше внимания своим экуменическим контактам с иностранцами и инославными, чем с православными русскими собратьями, на деньги которых семинария, собственно, и существовала.
Из-за разных взглядов на принципы организации обучения в семинарии возник конфликт между отцом Георгием Флоровским и его учеником отцом Александром Шмеманом.
Отец Георгий стремился в Свято-Владимирской семинарии делать упор в первую очередь на научное знание, академические стандарты. А приглашенный им в семинарию Шмеман, частью из-за невысокого мнения о созданных его предшественниками в Париже институтах образования, как отмечает церковный историк Павел Гаврилюк, ставил главной целью не столько подготовку будущих ученых, сколько воспитание будущих священников.
Не последнюю роль в ссоре 1955 года играли и личные качества Флоровского и Шмемана. Первый был жестким руководителем по отношению к студентам, даже применял денежные штрафы. А второй понимал, что «лень, невнимание, отсутствие чувства ответственности менее всего преодолеваются санкциями и угрозами, напротив, они автоматически ведут к ловкачеству и всевозможным “обходам”», как он писал в письме к Флоровскому.
Преподаватели и сотрудники семинарии критиковали отсутствие коллегиальности в управлении, поскольку декан единолично начинал и проводил масштабные реформы, часто не учитывая мнения других. Вообще современники отмечали его резкость в оценках, отсутствие склонности к компромиссам. Увеличение учебной нагрузки повлекло недовольство со стороны учащихся — из-за ведения греческого языка в качестве обязательного предмета чуть не вспыхнул студенческий бунт. В ходе возникшего противостояния большая часть преподавательского состава, неоднократно испытавшая авторитаризм Флоровского, приняла сторону отца Александра, что привело к отставке отца Георгия с поста декана. Через много лет Шмеман писал ему, призывая всё забыть, но «ответа не получил. По слухам, он остался "непримирим" до конца».
Во время жизни в Америке Флоровский принимал активное участие в ее университетской жизни, читал лекции и печатал статьи. Однако крупных работ больше не писал.
В экуменическом движении его признавали почти единоличным голосом Православия. В 1928 году он участвовал в создании англиканского Содружества святого мученика Албания и преподобного Сергия. Был членом исполнительного комитета вновь организованного Всемирного совета церквей и стал одним из его создателей. Более того, ВСЦ становится основным полем его церковной деятельности, так как с конкретными православными общинами, будь то в Париже или Нью-Йорке, длительные отношения у него не складывались.
В 1954 году избран президентом Национального совета церквей в США. В 1956–1964 годах возглавил кафедру истории Восточной Церкви в Гарвардском университете.
Флоровский скептически оценивал церковную жизнь в Советской России, не отвечал на приглашение как-то помочь возрождению там духовного образования. Интересно, что в своих путешествиях по миру он избегал посещения СССР, хотя добирался даже до Индии.
В 1964 году вышел на пенсию, переехал в Принстон и преподавал там в университете на отделении богословия и славяноведения.
Скончался 11 августа 1979 в Принстоне. Похоронен на кладбище церкви святого Владимира в штате Нью-Джерси (США).
Взгляды
В основе богословской и философской позиции протоиерея Георгия Флоровского лежит идея «неопатристического синтеза», возвращения к учению отцов Церкви.
По словам Н.О. Лосского, «самый православный из современных русских философов», Флоровский внес серьезный вклад в такие различные области, как литература, история философии, богословие, история русской религиозной мысли.
Прослеживая в книге «Пути русского богословия» историю религиозных исканий, интеллектуальных и духовных движений в России на протяжении последних столетий, Флоровский увидел, как он считал, нарастающую тенденцию к отходу от подлинного православного Предания, частично сохраняющегося лишь в аскетической и литургической практике Русской Православной Церкви. По его мнению, начиная с XVII века, русская религиозная мысль оказывается в «западном пленении», попадая в сферу католических и протестантских влияний, что Флоровский обозначил термином «псевдоморфоза»: православный духовный опыт и жизнь Церкви принимают чуждые, взятые из иного контекста, а потому неадекватные языковые и организационные формы. Встреча с Западом была некритической; религиозная мысль, по мнению Флоровского, устремилась за вдохновением в пространство европейской философии и богословия, минуя собственные церковные источники. Исключение составляла линия, намеченная И.В. Киреевским и А.С. Хомяковым, богословское творчество митрополита Московского Филарета (Дроздова), которого Флоровский очень почитал, и некоторых других мыслителей. Религиозно-философские искания конца XIX – начала XX веков Флоровский оценивал в целом отрицательно (в особенности софиологию).
Николай Бердяев начинает свою рецензию «Путей» словами: «Книга о. Георгия Флоровского названа неверно, нужно было назвать “Беспутство русского богословия“, и даже, ввиду широкого захвата книги, “Беспутство русской мысли“ или “Беспутство русской духовной культуры“». И Бердяев, и протоиерей Лев Лебедев отмечают, что, посвятив книгу богословию в его традиционном для XIX века значении, Флоровский за эти рамки выходит и судит не русское богословие, а всю русскую душу. «По Флоровскому, — пишет протоиерей Лев Лебедев, — русская душа в целом …оказалась на ложном пути».
Примечательно, что Флоровский традиционно пользовался наибольшим успехом не у «своих», а в среде иностранцев и инославных. И наиболее комплиментарную оценку «Путям русского богословия» дал иезуит, сотрудник коллегии Russicum в Риме С. Тышкевич.
Труд «Пути русского богословия» признавался многими как основной библиографический справочник по истории духовной культуры России. Книга выдержала многочисленные издания, но надо заметить, что оценки автора отличаются крайним субъективизмом. С осторожностью надо подходить и к тому, что пишет Флоровский в своих работах «Восточные отцы» и «Византийские отцы».
Считается, что мировоззрение Флоровского на протяжении его жизни эволюционировало в сторону традиционного православного богословия.
Например, позиция отца Георгия по отношению к Священному Преданию — подлинно церковная. В работе «Дом Отчий» он пишет: «Как единство благодатной жизни, Церковь мистически первее Евангелия, первее Священного Писания вообще, как исторически Церковь первее писанных Евангелий, первее Новозаветного канона, в Ней только и устанавливаемого <…> И вне Церкви просто нет Священного Писания как слова Божия».
Но по своим экклезиологическим воззрениям Флоровский был полноценным экуменистом. Ему были интересны духовные достижения самых разных общин, от квакеров до раскольников-староверов. А в статье «О границах Церкви» (1933) он писал: «…Есть случаи, когда самым образом действия Церковь дает понять, что таинства значимы и в расколах, даже у еретиков, — что таинства могут совершаться и вне собственных канонических пределов Церкви».
Он считал, что хотя таинства в самом деле совершаются только в Церкви, но это означает лишь, что Церковь мистически присутствует везде, где совершаются таинства, в том числе и за пределами видимого и канонически определенного церковного сообщества.
Церковь такого учения никогда не знала.
