ИСПОВЕДЬ XV. СТУПЕНИ, возводящие нас в чертог небесного царя. по беседам с духовными чадами преподобного Варсонофия Оптинского (1845–1913).

«Блаженны вы, что возлюбили Господа и проводите сей великий праздник Рождества Христова в стенах обители. Мир теперь погружается в пороки и беззакония, и многие гибнут безвозвратно, вы здесь безопасны в таком святом пристанище, в гостях у Божией Матери. Это все Ее Материнские молитвы, и Ее заступничеством попали вы сюда. Благодарите Бога, что Он охраняет вас от бед и напастей. А может быть, кто из вас и сподобится ангельского чина. Я не зову вас ни в монастырь, ни за монастырь – и в миру можно спастись, только Бога не забывайте, но в монастыри идут для достижения высшего совершенства. Правда, здесь больше искушений, но зато дается помощь от Господа, и больше, чем в миру.

Господи, нам не всегда предоставляется возможность проявлять свою любовь к Тебе проведением Твоих праздников в стенах обители. Мы не живем ожиданием, что хоть на несколько дней оставим мир с его пороками и беззакониями и ощутим безопасность в святом пристанище, в гостях у Божией Матери. Прости нас, Господи, что до конца не понимаем, что мы попадаем в обители и монастыри Материнскими молитвами Богоматери и Ее заступничеством. Прости, Господи, что не благодарим Тебя и Божию Матерь за милость, оказываемую нам.

Один святой желал узнать, как Господь помогает инокам, и ему было видение. Он видел инока, окруженного сонмом Ангелов с горящими светильниками. Говорят, в миру искушений меньше, но представим себе человека, за которым гонится злодей. Положим, он успел ускользнуть от него, но тот грозит ему издали кулаком со словами: «Смотри, только попадись!» Или идет человек, и на него нападают целой ватагой бандиты, бежать некуда. Но вдруг, откуда ни возьмись, полк солдат, они бросаются на его защиту, и обидчики разбегаются с окровавленными физиономиями. Пожалуй, последний находится в большей безопасности, чем первый, не правда ли? Так и в обители: хотя враг сильнее, но поблизости есть благодатная сила Божия. В монастыре – труды, но и высокие утешения, о которых мир не имеет ни малейшего представления. Трудно положить начало благое, а когда оно уже положено, то становится легче и отраднее работать Богу, потому что окрыляет надежда на спасение.

Господи, мы знаем теперь, что в монастыре человека ожидают многие труды, но и утешения – высокие; трудно полагать начало трудам, но когда оно положено, то становится легче и отраднее работать Тебе, потому что окрыляет надежда на спасение. Господи, прости нас, что мы не преисполнены надеждой на спасение и живем бездумно.

Само лицо человека, работающего Богу, выражает его духовное преуспеяние. Однажды я видел в церкви епископа, лицо которого привлекло мое внимание. Мне вспомнились слова Евангелия: «яко лице его бе грядущего во Иерусалим» (Лк. 9. 53). Действительно, этот епископ вел подвижническую жизнь и неуклонно шел к Горнему Иерусалиму. Наоборот, лицо порочного человека отражает его душевное настроение. Но что особенно бывает грустно – иногда люди с душой хорошей невнимательно относятся к жизни, живут день за днем, не отдавая себе отчета в своих поступках, и гибнут.

Господи, работая Тебе, мы не задумываемся, что наше преуспеяние в этом отображается на нашем лице. Оно становится лицом человека, идущего в Иерусалим, ибо всецелое наполнение нашей жизни тогда становится жизнью во Христе, в Его Царстве. Господи, прости, что мы живем день за днем, не отдавая себе отчета в своих поступках, не выдерживаем экзамена на благочестие и оказываемся у края, где нас стережет погибель. Господи, помоги нам приложить труд к труду, чтобы Твоей благодатью спастись.

Из далекого прошлого, – говорил старец Варсонофий, – предо мной встает образ одного из моих хороших знакомых – музыканта и композитора Пасхалова. Он обладал огромным талантом; на концертах, которые он давал, собирались тысячи слушателей.

В миру, – продолжал старец, – я был большим любителем музыки и сам играл на фисгармонии. Чтобы усовершенствоваться в игре, я начал брать уроки у Пасхалова. Он потребовал большую плату за уроки, но деньги у меня были, и я согласился. Потом он полюбил меня, недостойного, и предлагал заниматься бесплатно, но я от этого, разумеется, отказался. Наши занятия шли успешно, но мне было очень печально, что Пасхалов совсем отошел от Церкви.

Господи, есть и у нас знакомые, которые отошли от Церкви. Мы же не молимся о них и не ведем об этом с ними беседы. Господи, прости нас, что не учимся у преподобного, как это надо делать, чтобы Господь призвал их ко спасению.

По поводу этого мне не раз приходилось вести с ним беседу.

– Без Церкви невозможно спастись, – говорил я ему. – Ведь вы в Бога-то веруете, зачем же отвергаете средство ко спасению?

– Что же я такого делаю? Живу, как и все или большинство, к чему нужны обряды? Разве без хождения в церковь и спастись нельзя?

– Невозможно, – отвечаю, – есть семь дверей для спасения; в одну вы уже вошли, но надо войти и в другие.

– Какие семь дверей? Ничего подобного я не слыхал.

– Семь дверей – это семь Таинств. Святое Крещение над вами совершено, следовательно, одни двери пройдены, но необходимо пройти двери покаяния, соединиться со Христом в Таинстве Причащения...

– Ну, что вы говорите, Павел Иванович! – Каждый служит Богу, как умеет, как, наконец, считает нужным; вы вот в церковь ходите, посты соблюдаете и так далее, а я служу Богу музыкой – не все ли равно?

Господи, и нам порой приходит на мысль: не все ли равно как служить Богу? И мы начинаем работать над развитием своих талантов, безумно полагая, что в Церковь можно не ходить, а служить Тебе, Богу нашему, своими талантами. Господи, прости нас за отступление от истины.

И, не дожидаясь ответа, Пасхалов заиграл.

Никогда я не слыхал такой музыки, неподражаемо он играл в этот вечер. Я жил в меблированных комнатах, и вот все коридоры наполнились народом, двери всех комнат открылись, все желали послушать гениального композитора. Наконец он кончил играть.

– Удивительно хорошо, – заметил я, – но музыка музыкой, а церковь она все-таки заменить не может, всему свое время.

Наша беседа с ним затянулась в этот вечер далеко за полночь. Ушел он в особом настроении, умиротворенный и радостный. На другой день он пришел ко мне снова.

– Знаете ли, Павел Иванович, всю-то ночь я продумал какой я великий грешник, сколько лет уже не говел. Вот скоро наступит Великий пост, непременно буду говеть и причащаться.

– Зачем же ждать поста? Говейте теперь.

Хорошо думал Пасхалов, только он забыл, что есть враг, которому неприятна такая перемена в нем, и что нужно подготовиться к борьбе. Все это он опустил из виду.

Господи, и мы хорошо думаем, когда мечтаем и желаем исправить свою жизнь на лучшее, но забываем, что есть враг, которому неприятна такая в нас перемена. Господи, прости нас, что мы не готовимся к противодействию вражию, когда по-настоящему хотим исправиться.

Однажды поздно вечером он приехал домой и велел горничной расплатиться с извозчиком. Та вышла на улицу, но вместо извозчика увидела на облучке какое-то чудовище. Вид его был так страшен, что горничная упала в обморок. Куда враг возил Пасхалова – неизвестно, только на другой день он скоропостижно скончался. И погибла душа навеки. Сердечно мне его жаль. Враг всюду расставляет сети, желая погубить человека, и губит неосторожных.

Господи, пример, рассказанный старцем, обращает наше внимание на активное пребывание в нашей жизни врага нашего спасения. Он уводит нас, внимающих ему, от церкви и может даже внезапной смертью не допустить к участию в Таинствах, к достижению спасения. Прости нас, Господи, что не готовимся к борьбе с ним, живя беспечно, и полагаясь только на себя.

Когда я был еще в миру, но уже начал постепенно от мира отходить, я перестал бывать во многих домах, оставив для посещения два-три благочестивых семейства. Так посещал я одно семейство, состоящее из старой матери, дочери (вдовы) и внучки. Однажды мы сидели за чайным столом и беседовали. Вдова рассказала мне следующее.

– Несколько лет тому назад, когда я только что лишилась мужа, то тосковала безмерно. Жизнь потеряла для меня всю привлекательность. Мысль о самоубийстве все чаще приходила на ум. Никогда не забуду я канун Пасхи того печального для меня года. Заботами мамы все у нас было приготовлено к празднику, квартира наша приняла праздничный вид, только на душе у меня не было Пасхи, там было полное и мрачное отчаяние.

Господи, в нашей жизни бывают случаи безмерной тоски, когда жизнь теряет свою привлекательность и приходит мысль о самоубийстве. Господи, прости нас за такие мысли и сохрани нас от подобных нападок вражиих.

Мама, зная мое тяжелое состояние, почти не оставляла меня одну, и для приведения в исполнение моего замысла о самоубийстве я решила воспользоваться пасхальной ночью. Мама всегда ходила к заутрене, следовательно, кроме моей маленькой дочери, никого не будет, и мне не помешают. Я сказала маме, что к заутрене не пойду, так как у меня болит голова.

– Да ты ляг, отдохни, – уговаривала мать, – и может быть и поправится твоя голова, тогда в церковь вместе пойдем.

Чтобы не разговаривать с матерью, я легла и незаметно уснула. Вдруг вижу страшный сон. Стою я около какого-то мрачного подземелья, вдали виднеются клубы пламени, а из глубины подземелья, обгорелая, страшная, с веревкой на шее, бежит ко мне моя подруга по институту.

– Оля, Оля, что с тобой? – воскликнула я.

– Несчастная, и ты хочешь прийти сюда! – кричит она мне. И вдруг громко и отчетливо раздается благовест большого колокола. Я открыла глаза, полная страха и ужаса, и, увидев свою комнату, обрадовалась, что я не в подземелье. В это время в комнату вошла мама.

– Ну что, проснулась, дорогая моя? Как твоя голова?

– Голова моя прошла, я иду с тобой в церковь.

– Ну вот, слава Тебе, Господи! – обрадовалась мать. – А то я уже загрустила, как это ты без утрени останешься.

После службы, когда мы с мамой похристосовались, разговелись, я рассказала ей все. С трудом мы разыскали адрес Олиного дяди, проживающего в Симбирске, и написали ему, спрашивая, где Оля. Он сообщил нам печальную весть, что уже два года, как его племянница покончила с собой. Тогда мы обе поняли значение сна.

Господь вразумил рабу Свою через сон. Вообще, я не придаю значения снам, но иногда бывают сны особенные. Я знал человека, который видел сон про одну монахиню. Видел он, будто пришла игуменья, и сестры привели одну связанную монахиню и, открыв люк, стали ее туда спускать. «Господи, куда же ее спускают?» – подумал он. А матушка велит опускать все глубже, конец же веревки, которой связана монахиня, держит в своих руках. Проснулся он. Утром встретил одну старушку-монахиню из той обители и рассказал ей свой сон.

– Да какая же она на вид-то?

– Белокурая, высокая, с веснушками на лице.

– Да ведь сон-то твой в руку. Действительно с такой монахиней случился грех, и игуменья отослала ее на отдаленную монастырскую дачу.

Когда спросили батюшку Амвросия про падшую монахиню, он ответил:

– Она не погибнет, ведь матушка-игуменья веревку-то из своих рук не выпустила, значит, спасется.

И я говорю вам, спасайтесь, детки мои, да сподобит вас Господь стать послушницами Его Царства.

Господи, и против нас воюет диавол, подсовывая нам мысли о самоубийстве, или же доводит до падений и отступлений от уставной Евангельской жизни. И мы в минуты слабости готовы бываем уступить его наветам, и, наверное, последовали бы им, если бы милость Твоя, Господи, Тебе известными путями, не хранила бы нас. Господи, прости нас, что временами разрешаем вражеским мыслям преобладать в себе.

Смотрит Господь на сердце человеческое и если видит сильное желание исполнить Его святую волю, то помогает ему «ими же Сам веси судьбами». Желает, например, человек идти в монастырь и там служить Господу, и далеко от людей прячет свое намерение, а Господь-то видит его желание и помогает ему.

Господи, если мы внимательно будем следить за собой, то и в наших намерениях увидим, что Ты, Господи, видишь наше сердце и помогаешь нам осуществлять наши духовные поиски. Господи, прости нас, что Твои судьбы оставляем без внимания и нет у нас видения Твоей, Боже наш, помощи и благодарного удивления не проявляем к Твоей о нас заботе.

О существовании Оптиной пустыни я узнал самым неожиданным образом, – говорил старец Варсонофий. Поехал туда. Отец Амвросий был в Шамордино, я поехал к нему. И он меня благословил в скит. Помню, когда я увидел отца Амвросия, то какой-то голос мне сказал: «Ну вот, он-то тебя и возьмет».

Господи, и у нас так бывает. Когда мы озабочены определенным желанием, стремимся к определенной цели, то Ты, Господи, подаешь нам Свой знак и внутренний голос положительно удостоверяет нас о Твоем благоволении. Господи, прости нас, что не наблюдаем, как мы слушаем Тебя, и от невнимательного вслушивания не узнаем волю Твою.

Перед поступлением в монастырь поехал помолиться преподобному Сергию. В это время в Черниговском скиту подвизался отец Варнава. Пошел я к нему на благословение. Благословил он меня, да и говорит: «Простудился, жениться надо». Эти слова привели меня в страшное смущение. Некоторые из бывших со мною, не любившие отца Варнаву, говорили: «Вот видите, какие советы дает? Великий старец Амвросий благословил в монастырь идти, а этот жениться предлагает». Слова отца Варнавы запали мне в душу и сильно смущали меня. Когда я, уже став иноком, рассказал об этом батюшке отцу Амвросию, то он мне так растолковал эти слова: каждая душа христианская есть невеста Христова, следовательно, надо жениться, соединиться со Христом, слово же «простудился» означает духовную болезнь, от которой страдает человек, пока не вообразится в нем Христос.

Господи, через духовные советы святых людей Ты даешь нам разумение Твоих путей, по которым нам следует идти, внимая душе своей и стараясь понять волю Твою. А воля Твоя в устах святых часто бывает прикровенна и не поддается пониманию простому, человеческому. О ней надобно судить духовно. Так отец Амвросий истолковал слова старца Варнавы. Господи, мы зачастую не имеем духовного рассуждения и слова старцев не вразумляют нас, а даже смущают. Прости нас, Господи, и помоги распознавать в себе духовные болезни и трудиться над своей душой, пока не вообразится в ней Христос.

Это было давно, когда я еще был Павлом Ивановичем. Однажды поехал я в театр. Шли в первый раз «Гугеноты». Сидел я с моим начальством. Поют на сцене любовные песни, а мне приходит на ум: «А что, если я сейчас умру, куда пойдет душа моя? Уж, конечно не в рай. Но если не в рай, то куда же?» Страшно мне стало, уж и на сцену смотреть не хочется. А внутренний голос говорит: «Уйди отсюда!» Но как же уйти? Начальство сидит, неудобно. А внутренний голос все повторяет: «Уйди, уйди…»

Я встал, тихо дошел до двери и вышел. Сначала пошел медленно, а затем все скорее и скорее, взял извозчика и поехал домой.

С тех пор я стал избегать театра. Бывало, придут товарищи, ложу предлагают взять пополам, а я отказываюсь то по одной причине, то по другой. Затем глаза у меня разболелись, так больше я и не ходил в театр.

Очень мне захотелось узнать через несколько лет, кто помог мне уйти от «Гугенотов». Оказалось, что в первый раз «Гугеноты» шли 4 октября, когда празднуется память святителя Варсонофия. Понял я тогда, что этот святой убедил меня уйти из театра.

Много лет прошло после того. Я был уже в монастыре, готовился к постригу. Вдруг я опасно заболел. Все отчаялись в моем выздоровлении; решили поскорее совершить пострижение. Помню, наклонившись надо мной, спрашивают: «Какое хочешь получить имя?» Я с трудом едва мог ответить: «Все равно». Слышу, при пострижении именуют меня Варсонофием. Следовательно, и здесь святитель не оставил меня, но пожелал быть моим покровителем.

Господи, и в нашей жизни, если внимательно присмотреться, мы заметим удивительное участие святых, которые заботятся о нас и помогают нам иметь «лицо человека, грядущего в Иерусалим». Мы же на эту помощь не откликаемся по беспечности своей и по отсутствию целеустремленности. Прости нас, Господи, и помоги нам видеть лики святых, которые выявляют нам свое покровительство. Помоги нам постоянно думать о своем спасении.

Великая награда уготована любящим Господа. Апостол Павел говорит: «Око не виде, и ухо не слыша, и на сердце человеку не взыдоша, яже уготова Бог любящим Его» (1Кор. 2, 9).

Да, действительно, много прекрасного и удивительного уготовал Господь любящим Его. Но мы-то этой любви к Господу еще не обрели в должной мере: и влечения к божественному в себе не находим, и не осуществляем его через добрые дела, и обязанности свои плохо знаем по отношению к Любимому, и, конечно же, небрежно их исполняем. Прости нас, Господи.

Да, бесконечно блаженны будут сподобившиеся получить Жизнь Вечную. Что такое рай, мы теперь понять не можем. Некоторым людям Господь показывал рай в чувственных образах, чаще всего его созерцали в виде прекрасного сада или храма. Когда я еще жил в миру, Господь дважды утешал меня видениями рая во сне. Вижу я однажды великолепный город, стоящий на верху горы. Все здания города необыкновенно красивы, какой-то особенной архитектуры, какой я никогда не видел. Стою я и любуюсь в восторге. Вдруг вижу, приближается к этому городу юродивый Миша. Одет только в одну рубашку, доходящую до колен, ноги босые. Смотрю на него и вижу, что он не касается земли, а несется по воздуху. Хотел я у него что-то спросить, но не успел: видение кончилось, и я проснулся. Проснулся я с чувством необыкновенной радости в душе. Выйдя на улицу, я вдруг увидел Мишу. Он, как всегда, спешит, торопится. «Миша, – говорю, – я тебя сегодня во сне видел». Он же, взглянув на меня, ответил: «Не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем» (Евр. 15, 14). Сказав это, он быстро пошел вперед.

Господи, мы мало задумываемся о Жизни Вечной и не стремимся войти в нее: желание у нас есть, но дела наши говорят об обратном. Прости нас, Господи, что у нас нет чувства, что «не имамы бо зде пребывающего града, но грядущего взыскуем».

В другой раз вижу, что стою в великолепном храме. Царские двери открыты, служат Пасхальное богослужение. На амвоне стоит диакон из одной казанской церкви. Говорит он песню Пасхального канона, а хор вторит ему. Особенно запечатлелись в моем уме последние слова: «Совершен речеся». Удивительно пел хор. Я никогда в жизни не слышал такого пения: казалось, что звучал каждый атом воздуха. Пение это умиляло и приводило в неописуемый восторг. Теперь уже я, грешный, таких снов не вижу, не дает Господь такого утешения – иди так на жизненном пути, – а хотелось бы еще хоть раз пережить те восторги. Помню, долго я был под впечатлением сна. Старался припомнить каждую его подробность. Думалось мне еще, отчего это в небесном храме я видел нашего диакона. Стал о нем расспрашивать знающих его людей. Сначала получал неудовлетворительные ответы: бас у него, говорят, отличный. Что бас – ради него в рай не угодишь. Потом я узнал, что он тайный подвижник. О, если бы нас всех Господь сподобил улучить рай небесный! Впрочем, нужно надеяться на это: отчаиваться – смертный грех. Разные есть степени блаженства, смотря по заслугам каждого: иные будут с Херувимами, другие – с Серафимами и так далее, а нам бы только быть в числе спасающихся.

Господи, сподоби и нас улучить рай небесный! Мы очень надеемся на Твою милость. Спаси нас и сподоби быть в числе спасающихся. Господи, надежда хороша тем, что обязывает нас готовиться к получению тех благ, от которых зависит наше спасение. Господи, прости нас, что надеясь спастись Твоей благодатью, мы не готовимся к достойному восприятию Твоих благ.

Такие великие подвижники, как преподобный Серафим, были Серафимами по духу и теперь унаследовали их славу. Конечно, не все могут достигнуть такой святости. Покойный батюшка отец Макарий говорил: «Такие светила, как преподобные Антоний Великий, Макарий Египетский и прочие, были у Господа генералами, они и заняли генеральские места, мы же солдатики, и благо нам будет, если хоть самое последнее место займем среди спасающихся».

Господи, жизнь по духу и правилам святых готовит нас к унаследованию и славы святых. Конечно, мы не можем достигнуть такой святости, не можем занять генеральские места в славе святых, но нам по силам быть среди спасающихся простыми солдатиками и наследовать их славу. Господи, прости нас, мечтающих быть генералами, но не научившихся быть простыми солдатами.

Дух злобы, распаляемый завистью к роду человеческому, стремится всех совратить с пути правого – и ленивых и нерадивых действительно совращает.

Однажды к некоему подвижнику чувственным образом явился диавол. Подвижник спросил его:

– Зачем вы с такой злобой нападаете на род человеческий?

– А зачем вы занимаете наши вакантные места? – ответил злой дух.

За гордость свою лишились духи злобы райского блаженства, и их места занимают теперь люди за смирение! Оно нас ставит выше сетей диавольских.

Господи, прости нас ленивых и нерадивых, ибо за это нерадение враг совращает нас с пути правого. И удостой нас, Господи, смирения, которое может поставить нас выше сетей диавольских.

Однажды преподобному Антонию было видение о том, как враг всюду и всем расставляет сети. Смутился подвижник и, вздохнув, сказал: «Господи, кто же может избежать этих сетей?» И услышал ответ: «Смиренные». Надо стараться стяжать смирение, без него все наши подвиги ничего не значат. Если подумает человек, что он – нéчто, то пропал. Для Господа приятнее грешник смиренный, чем праведник гордый.

Господи, и для нас ощутимы сети вражии. И нам следует приобретать смирение, без него наши подвиги ничего не значат. Господи, прости нас, что думаем, что мы – нéчто, и тем отстраняем от себя смирение.

Преподобный Макарий Египетский отличался особыми духовными дарованиями. Он и называется не просто святым, а Великим. Но вот у него однажды появилась мысль, что он для области, где жил, служит как бы духовным центром, солнцем, к которому все стремятся. На самом деле это так и было. Но когда преподобный помыслил нечто такое о себе, то был к нему голос, говоривший, что в ближайшем селении живут две женщины, которые угоднее Богу, чем он. Старец взял посох и пошел искать тех женщин. По Промыслу Божию он скоро их нашел и вошел в их жилище.

Женщины, увидев преподобного Макария, упали ему в ноги и не находили слов для выражения своего удивления и благодарности ему. Преподобный поднял их и начал просить открыть ему, как они угождают Богу.

– Святый отче, – сказали женщины, – мы ничего не делаем угодного Богу, помолись за нас, Господа ради.

Но преподобный начал настаивать, чтобы они не скрывали от него своих добродетельных дел. Женщины, боясь ослушаться старца, начали говорить ему о своей жизни:

– Мы были чужими друг другу, но выйдя замуж за родных братьев, стали жить вместе и вот уже пятнадцать лет не разлучаемся. За это время мы ни разу не поссорились и не сказали друг другу ни одного обидного слова. Стараемся, по возможности, почаще бывать в храме Божием, соблюдаем установленные посты. Сколько можем помогаем неимущим… Ну, с мужьями живем, как с братьями, а уж больше решительно ничего нет у нас доброго.

– А что, – спросил старец, – считаете ли вы себя святыми или праведными за добро, которое делаете?

– Святыми? – удивились женщины. – Какие мы святые или праведные?! Мы величайшие грешницы. Помолись о нас, святый отче, да помилует нас Господь.

Преподобный преподал им свое благословение и удалился в пустыню, благодаря Бога за полученное вразумление. Женщинам он не сказал ни слова о своем видении, боясь, как бы не повредить им своей похвалой.

Господи, весьма поучителен для нас рассказ о преподобном Макарии и двух женщинах, к которым преподобный был послан Ангелом. Житие этих жен было показано преподобному, как образец добродетельного жития. Господи, мы благодарны Тебе, что Ты и нам показываешь этот высокий пример жизни, но и скорбим, что ничего из указанного нам примера мы не пытаемся воплотить в нашей жизни. Прости нас, Господи, что реальных добродетелей нет в нашей жизни, нет благодарности Тебе за открытое нам вразумление.

Подобно Макарию Великому, и святому отшельнику Питириму Ангел возвестил однажды, что, несмотря на его подвиги, он не достиг еще той святости, как одна послушница, живущая в общежитии в монастыре. По внушению Ангела святой Питирим отправился в указанный монастырь. Придя туда, он попросил игумению показать ему всех сестер обители. Когда все явились и начали подходить под благословение, святой Питирим сказал:

– Нет ли еще сестры?

– Есть, – сказала игумения, – но ее нельзя привести, она наполовину безумная, и мы ее терпим в монастыре только из сострадания.

Святой все-таки велел ее привести. Пришла она в жалком рубище, со сбитым платком на голове.

– Где ты была, мать? – спросил святой.

– У выгребной ямы лежала.

– Что же ты, мать, лучшего места не нашла?

– Да лучшего места я и не стою.

Святой Питирим позволил ей уйти, а затем, обращаясь к игуменье и сестрам, сказал:

– Ваш монастырь имеет неоценимое сокровище: эта смиренная сестра ваша есть великая угодница Божия.

Услышав это, все сестры взволновались. Одна призналась преподобному, что часто била сестру; другая всячески поносила ее; третья относилась к ней с величайшим презрением, не считая ее даже за человека; четвертая призналась, что часто нарочно выливала на нее помои. Сестры хотели тотчас же просить прощения у обиженной, но та, узнав об их намерении, тайно оставила монастырь, избегая славы, которая погубила бы ее. Господь сказал: «Всяк возносяйся смирится, и смиряяйся вознесется» (Лк. 14, 11).

Господи, и на нашем жизненном пути встречаются люди, которых мы считаем полоумными, а они, вдруг, неожиданно для нас оказываются перед Богом высокими, людьми, угождающими Богу. И мы с ужасом видим свое недоброжелательство к ним: и бьем, и поносим, и помоями обливаем таких людей, не замечая своего зложелательства к ним, даже думаем, что, тем самым, мы «служим» Твоей, Боже, правде. Господи, прости нас, не выдерживающих Твоего экзамена на наше доброжелательство к людям, своим внешним видом как бы располагающим к осуждению их.

В настоящее время не только среди мирян, но и среди молодого духовенства начинает распространяться такое убеждение: будто бы вечные муки несовместимы с беспредельным милосердием Божиим, следовательно, муки не вечны. Такое заблуждение происходит от непонимания дела. Вечные муки и вечное блаженство не есть что-нибудь только извне приходящее. Но все это, прежде всего, внутри самого человека. «…Царствие Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). Какие чувства насадит в себе человек при жизни, с тем и пойдет в Жизнь Вечную. Больное тело мучается на земле, и чем сильнее болезнь, тем больше мучения. Так и душа, зараженная различными болезнями, начинает жестоко мучиться при переходе в Вечную Жизнь. Неизлечимая телесная болезнь кончается смертью, но как может окончиться душевная болезнь, когда для души нет смерти? Злоба, гнев, раздражительность, блуд и другие душевные недуги – это такие гадины, которые ползут за человеком и в Вечную Жизнь. Отсюда цель жизни и заключается в том, чтобы здесь, на земле, раздавить этих гадов, чтобы очистить вполне свою душу и перед смертью сказать со Спасителем нашим: «Грядет сего мира князь и во мне не имать ничесоже» (Ин. 14, 30). Душа грешная, не очищенная покаянием, не может быть в сообществе святых. Если бы и поместили ее в рай, то ей самой нестерпимо было бы там оставаться и она стремилась бы уйти оттуда.

Господи, через старца Ты открываешь нам, что вечные муки и вечное блаженство не есть что-либо приходящее извне. Начало их открывается внутри нас самих. «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21). Господи, прости нас, что наше сердце – настоящий «зверинец» и грозит нам гибелью. Помоги нам, Господи, в связи с этим, получше понять цель своей жизни, которая заключается в том, чтобы здесь, на земле, раздавить этих гадов и вполне очистить свою душу и перед смертью сказать вместе с Тобой, нашим Спасителем: «Грядет сего мира князь и во мне не имать ничесоже» (Ин. 14, 30). Ибо, в противном случае, наша душа не сможет пребывать в сообществе святых. Господи, утверди нас иметь твердое намерение осуществить цель нашей жизни и раздавить этих гадов: злобу, гнев, раздражительность, блуд и другие душевные недуги. Господи, помоги осознать, что душе нашей немилосердной нелегко будет среди милосердных, блудной среди целомудренных, злобной среди любвеобильных. Помоги, Господи, с добрыми навыками вступить в Жизни Вечную.

Один бедный учитель попал однажды на великосветский обед. Посадили его между генералами. Неловко он себя чувствовал: с ножом и вилкой не так обращался, как его высокие соседи; подвязал салфетку, видит, нехорошо, другие соседи не подвязывают, положил на колени, а она предательски на пол соскользнула, пришлось нагибаться и поднимать с пола. Блюд было много, учитель от некоторых отказывался, так как не знал, как к ним приступить. Весь обед сидел он как на иголках и только мечтал, когда же все кончится. Остальные вели себя как дома, все блюда отведали, весело разговаривали, смеялись. Наконец обед кончается. После десерта несут последнее блюдо: маленькие стаканчики, наполненные какой-то беловатой жидкостью, поставленные в большие стеклянные чашки. Подали сначала генералу, сидевшему рядом с учителем, тот взял и поставил рядом с собой. Учителю очень хотелось пить, взял он стаканчик и выпил залпом. Не особенно вкусным показалось – вода теплая с мятой. Но каково было смущение бедного учителя, когда он увидел, что все стали полоскать рот и никто эту воду не пил. Вконец смущенный, встал он из-за стола и в глубине души дал клятвенное обещание никогда не бывать на великосветских собраниях.

Если уж на земле так неприятно быть не в своем обществе, то тем более на Небе.

Господи, мы не изучаем обычаи святых, не следуем им в своей обычной жизни и потому не готовы сказать, что мы готовы быть знающими участниками на трапезе в Царстве Небесном. Прости нас, Господи, и умудри понять, что значит быть «своими Богу».

Сильно распространен теперь неправильный взгляд на муки вообще. Их понимают как-то слишком духовно и отвлеченно, как угрызения совести. Конечно, угрызения совести будут, но будут мучения и для тела, не для того, в которое мы сейчас облечены, но для нового, в которое мы облечемся после Воскресения. И ад имеет определенное место, а не есть понятие отвлеченное.

Господи, через старца Ты открываешь нам правильный взгляд на муки вообще. Они будут состоять из угрызений совести и из мучений для тела, но тела нового, в которое мы облечемся после Воскресения. И ад есть место определенное, а не отвлеченное понятие. Господи, прости нас, что мы тоже слишком духовно и отвлеченно думаем о муках, которые ожидают грешников в будущем веке.

В одном городе жил один молодой офицер, ведущий пустую, рассеянную жизнь. Он, кажется, никогда не задумывался над религиозными вопросами, во всяком случае, относился к ним скептически. Но вот что однажды произошло. Об этом он сам рассказывал так: «Однажды, придя домой, я почувствовал себя плохо. Лег в постель и, кажется, уснул. Когда пришел в себя, то увидел, что нахожусь в каком-то незнакомом городе. Большие полуразрушенные серые дома уныло вырисовывались на фоне бледного неба. Улицы узкие, кривые, местами нагромождены кучи мусора – и ни души. Хоть бы одно человеческое существо! Точно город был оставлен жителями ввиду неприятеля. Не могу передать это чувство тоски и уныния, какое охватило мою душу. Господи, где же я? Вот, наконец, в подвале одного дома я увидел два живых и даже знакомых мне лица. Слава Тебе, Господи! Но кто же они? Я стал усиленно думать и вспомнил, что это мои товарищи по корпусу, умершие несколько лет тому назад. Они тоже узнали меня и спросили: «Как, и ты тут?» Несмотря на необычность встречи, я все-таки обрадовался и попросил показать, где они живут. Они ввели меня в сырое подземелье, и я вошел в комнату одного из них. «Друг, – сказал я ему, – ты при жизни любил красоту и изящество, у тебя всегда была такая чудная квартира, а теперь?» Он ничего не ответил, только с бесконечной тоской обвел глазами мрачные стены своей темницы. «А ты где живешь?» – обратился я к другому. Он встал и со стоном вошел вглубь подземелья. Я не решился следовать за ним и начал умолять другого вывести меня на свежий воздух. Он указал мне путь. С большим трудом я выбрался, наконец, на улицу, прошел несколько переулков, но вот перед глазами моими выросла огромная каменная стена, идти было некуда. Я обернулся – позади меня стояли такие же высокие мрачные стены, я находился как бы в каменном мешке. «Господи, спаси меня!» – воскликнул я в отчаянии и проснулся. Когда я открыл глаза, то увидел, что нахожусь на краю страшной бездны, и какие-то чудовища силятся столкнуть меня в эту бездну. Ужас охватил все мое существо. «Господи, помоги мне!» – взываю я от всей души и прихожу в себя. Господи, где же я был, где нахожусь теперь? Унылая однообразная равнина, покрытая снегом. Вдали виднеются какие-то конусообразные горы, Ни души! Я иду. Вот вдали река, покрытая тонким ледком. По ту сторону какие-то люди, они идут вереницей и повторяют: «О горе, о горе!» Я решаюсь переправиться через реку. Лед трещит и ломается, а из реки поднимаются чудовища, старающиеся схватить меня. Наконец я на другой стороне. Дорога идет в гору. Холодно, а на душе бесконечная тоска. Но вот вдали огонек, какая-то палатка разбита, а в ней люди. Слава Богу, я не один! Подхожу к палатке. В сидящих там людях я узнал моих злейших врагов. «А, попался ты нам, наконец, голубчик, и не уйдешь от нас живым», – со злобной радостью воскликнули они и бросились на меня. «Господи, спаси и помилуй!» – воскликнул я. Что же это? Я лежу в гробу, кругом много народа, служат панихиду. Я вижу только старого священника. Он отличался высокой духовной жизнью и обладал даром прозорливости. Он быстро подошел ко мне и сказал: «Знаете ли вы, что душой были в аду? Не рассказывайте сейчас ничего, успокойтесь!»

С тех пор молодой человек резко изменился. Он оставил полк, избрал себе другую деятельность. Каждый день начал посещать храм и часто причащаться Святых Таин. Видение ада оставило в нем неизгладимое впечатление. Воспоминание о смерти и аде очень полезно для души. «…Поминай последняя твоя и во веки не согрешиши» (Сир. 7, 39).

Господи, это описание пребывания души во аде полезно и нам. О нем надлежит вспоминать постоянно. Оно поражает душу тем жутким одиночеством, которое тягостно для души и которое побеждается призыванием имени Твоего, Господи. Боже, прости нас, что мы в своей земной жизни редко вспоминаем о смерти и аде. Мы мало помним «последняя своя» и потому не полагаем преграды своим согрешениям. Прости нас.

Воспоминание райских удовольствий тоже может предохранить человека от падений.

В одном монастыре жил инок по имени Пимен. Был он из малороссов, неграмотный, уже старец лет семидесяти. По послушанию колол дрова, носил воду, разводил очаг. Повар монастырский отличался вспыльчивым характером, часто, рассердившись, бил отца Пимена чем попало: кочергой, ухватом, метлой. Никто никогда не видел, чтобы отец Пимен рассердился на повара или сказал ему обидное слово. Иногда кто-нибудь из братии спросит: «Больно тебе, отец Пимен?» «Ничего, по горбу попало», – ответит он, и его старческое лицо осветится улыбкой.

Однажды один иеромонах этой обители заснул на молитве и увидел сон: оказался он в саду с деревьями необыкновенной красоты, покрытыми плодами, испускающими тонкое благоухание. «Кто хозяин этого чудесного сада?» – подумал иеромонах, и вдруг видит отца Пимена. «Как, ты здесь?» – воскликнул он. – «Господь дал мне сие – это моя дача. Как сделается на душе тяжело, я ухожу сюда и утешаюсь». – «А можешь ты дать мне райских плодов?» – «Отчего же, с удовольствием, протяни мне твою мантию». Иеромонах протянул, и отец Пимен насыпал в нее много чудных плодов. В это время иеромонах увидел своего покойного отца, бывшего священником. «Тятенька, тятенька, и вы тут!» – воскликнул он и протянул к нему свои руки. Конец мантии выпал из рук, а с ним и плоды упали на землю. Иеромонах проснулся. Было утро. Иеромонах подошел к окну своей келлии и услышал крик: «Ах ты, негодяй!» – кричал повар. – Опять мало воды принес, надо, чтобы все ушаты были наполнены, а ты и не заглянул в них вовсе, скотина!» Ругаясь, повар тузил отца Пимена кочергой сколько у него хватило сил. Иеромонах вышел.

– Оставь его, – обратился он к повару.

– Отец Пимен, где ты сейчас был?

– Да заснул немного в поварне и по старческой памяти забыл воды принести в достаточном количестве, чем и навлек на себя справедливое неудовольствие повара.

– Нет, отец Пимен, не скрывай от меня, где ты сейчас был?

– Где я был? Там же, где и ты. Господь по неизреченной Своей милости уготовил мне сию обитель.

– А что было бы, если бы я не уронил плоды? – спросил иеромонах.

– Тогда они остались бы у тебя, и ты, проснувшись, нашел бы их в мантии, но только я тогда оставил бы монастырь, – отвечал отец Пимен.

Вскоре после этого отец Пимен скончался и навсегда переселился в уготованную ему обитель. Да сподобит и нас Господь вселиться во святые Его дворы со всеми благоугодившими Ему!

Господи, мы с трудом переносим людей со вспыльчивым характером. Мы не терпим от них никаких оскорблений и «наездов», как мы теперь говорим, мы сердимся на таковых, говорим о них обидные слова. Прости нас, Господи, за это нетерпение гнева ближнего и, потому, утерю права иметь, по милости Твоей, «дачку» в Жизни Вечной.

Один афонский монах рассказал оптинскому старцу следующее: «В молодости я был очень богат и вел самый веселый образ жизни. Счастье мне всюду улыбалось. К зрелым годам я сделался очень крупным фабрикантом, доходы свои считал миллионами. Обладая отличным здоровьем, я никогда не задумывался над жизнью, воздаяние за гробом казалось мне басней.

Однажды после обеда я заснул в своем кабинете. Вдруг вижу ясно, как наяву, светлого Ангела, который, взяв меня за руку, сказал: «Пойдем, я покажу тебе место, которое будет твоим вечным жилищем». Я в страхе последовал за Ангелом. Спустились мы в долину. Посреди нее возвышалось конусообразная гора, из которой вырывались клубы дыма, а из недр той горы слышны были вопли. «Вот, – сказал Ангел, – то место, в которое ты переселишься после смерти, если будешь жить, как теперь живешь. Господь повелел открыть тебе это». Ангел стал невидим, я проснулся. Встав, я воздал благодарение Богу, давшему мне время на покаяние. После этого я поспешил завершить свои дела. Жене оставил больше миллиона денег, столько же детям, а сам удалился на Святую Афонскую Гору.

Игумен сначала не хотел меня брать, видя мои зрелые лета и неспособность к труду, но я пожертвовал на монастырь миллион, и меня взяли. В настоящее время сподобился схимнического чина и с Божией помощью надеюсь избежать того места мучений».

Этот рассказ еще раз говорит нам, сколь полезно знать ожидающие нас мучения и решительно изменять свою жизнь согласно заповедей Божиих. Мы же не прилагаем к этому изменению нашего образа жизни решительных усилий. Прости нас, Господи.

В Евангелии мы читаем о пребывании Господа Иисуса Христа в Капернауме. Господь сказал жителям этого города, что придут многие от востока и запада и возлягут с Авраамом, Исааком и Иаковом, а сыны царствия изгнаны будут вон. Куда вон? Очевидно, в ад. Разъяренные капернаумцы, как дикие звери, бросились на Спасителя, окружили Его и повлекли к высокой скале, с которой хотели сбросить Его, но «Он же прошед посреде их, идяше» (Лк. 4, 30). «Идяше» – без указания начала и конца действия, «идяше» все время.

В Евангелии скрыт глубокий смысл, который постепенно проясняется для человека, внимательно читающего Писание. И по этой неисчерпаемой глубине содержания узнаем мы о Божественном происхождении Книги, потому что всегда можно отличить дело рук человеческих от творения Божия.

Господи, мы не всегда внимательно читаем Евангелие и оттого не проясняется наш ум. Мы не чувствуем неисчерпаемой глубины его содержания, не осмысливаем его как творения Божия. Прости нас, Господи.

Чем больше мы вчитываемся в Евангелие, тем явственнее разница между ним и лучшими произведениями величайших человеческих умов. Как бы ни было прекрасно и глубоко любое знаменитое сочинение – научное или художественное, но всякое из них можно понять до конца. Глубоко-то оно глубоко, но в нем есть дно. В Евангелии дна нет. Чем больше всматриваешься в него, тем шире раскрывается его смысл, неисчерпаемый ни для какого гениального ума.

Господи, мы не вчитываемся в Евангелие и потому не обращаем внимания, что в нем нет дна, как в любом произведении человеческом; ибо, чем больше мы вчитываемся в него, тем шире раскрывается его смысл. Прости нас, Господи, что при чтении Евангелия мы не углубляемся в его смысл.

Но «Он же прошед посреде их, идяше». Кто? По историческому смыслу – Господь. Но кроме исторического значения евангельская история имеет другое, применительное к каждому из нас звучание. Кто же это он? Это – ум наш, идущий горé. «Горé имеем сердца» – стремится наша душа, ум наш к Господу. Но как дикие звери, окружают его помыслы, искушения, суета, и опускаются крылья, поднимающие дух, и кажется, никогда не устремиться ему горé. «Господи, Господи... жажду общения с Тобой, жизни в Тебе, памятования о Тебе, но постепенно рассеиваюсь, развлекаюсь, ухожу в сторону. Пошла в церковь к обедне. Только началась служба, а у меня появляются мысли: «Ах, дома я то-то и то-то не так оставила. Такой-то ученице надо вот что сказать. Платье-то я выгладить не успела...» И много других мыслей о якобы неотложных делах. Смотришь, уже и «Херувимскую» пропели, уже и обедня к концу. Вдруг опомнишься: молилась ли? Разве я с Господом беседовала? Нет, телом была в храме, а душой – в будничной суете. И уйдет такая душа из храма со смущением, неутешенная.

Господи, и наш дух, хоть и стремится горе, но окружают его помыслы, искушения, суета и опускаются крылья, поднимающие дух наш горé, к Господу. Прости нас, Господи. И за рассеянное пребывание на службе, прости нас. Прости, что телом мы на службе, а душой – в будничной суете.

Что же скажем? Слава Богу, что хоть телом побывала в храме, хотя бы пожелала к Богу обратиться. Вся жизнь проходит в суете. Ум идет посреди суетных мыслей и соблазнов. Но постепенно он навыкнет помнить о Боге так, что в суете и хлопотах, не думая, будет думать, не помня, – помнить о Нем. Только бы шел не останавливаясь. Пока есть в тебе это стремление вперед – не бойся, цел твой кораблик и под сенью креста совершает свое плавание по жизненному морю. Цел он – и не надо бояться возможных житейских бурь. Без непогоды не обходится никакое обычное плавание, тем паче жизненный путь. Но не страшны жизненные невзгоды и бури шествующим под прикрытием спасительной молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную». Не страшны они, только бы не впасть в уныние, ибо уныние порождает отчаяние, а отчаяние уже смертный грех. Если и случится согрешить, верь в милосердие Божие, приноси покаяние и иди дальше, не смущаясь.

Господи, и наша жизнь вся проходит в суете. Ум идет среди суетных мыслей и соблазнов. И нам хотелось бы навыкнуть помнить о Тебе, Боге нашем, так, чтобы в суете и хлопотах, не думая думать, не помня помнить о Тебе. Только бы ум наш шел не останавливаясь. Пока есть это стремление вперед – нам не следует бояться: цел наш кораблик и под сенью креста совершает свое плавание по житейскому морю. Господи, прости нас, согрешающих остановками в стремлении «вперед». Помоги нам находиться под прикрытием спасительной молитвы: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас, грешных». Господи, прости, что впадаем в уныние, а иногда доходим и до отчаяния, ибо не верим в эти минуты в милосердие Твое, не приносим покаяние и не идем вперед, желая без смущения приблизиться к Тебе, Боже наш премилостивый.

За одним монахом бес ходил тридцать лет, стараясь соблазнить его, и все не удавалось. Наконец через тридцать лет он соблазнил его блудом и монах пал. Впасть в этот грех монаху – все равно, что уничтожить все свои предшествовавшие труды. Бес пришел к падшему и сказал ему, что он теперь отпал от Бога и стал рабом греха и диавола.

– Ты теперь мой, – говорил бес.

– Никогда, я – раб Божий.

– Да как же ты можешь быть Божиим, когда впал в мерзейший грех? Ты ужаснейший грешник.

– Ну что ж, что грешник? Я – Божий, а тебя знать не хочу.

– Да ведь ты пал?

– А тебе-то какое до этого дело?

– Куда же ты теперь пойдешь?

– В монастырь.

– Разве место тебе в монастыре после такого ужасного дела? Твое место теперь в миру. Да к кому же ты идешь?

– К духовнику на исповедь.

Бес всячески хулил духовника, останавливал монаха, но тот стоял на своем. Что же сказал духовник? Грех он его отпустил.

– Все свои прежние труды, брат, уничтожил ты своим падением. Встань и начни сначала.

А в ночь игумену того монастыря, мужу высокой жизни, явился Господь Иисус Христос. Он держал за руку монаха.

– Узнаешь ли ты, кто это? – спросил Господь игумена.

– Узнаю, Господи, это монах из моего стада, да еще падший.

– Знай же и то, что этот монах, не поддавшись наветам бесовским, склонявшим его к унынию и отчаянию, в самом своем падении посрамил беса, и Я оправдал его.

Такое значение имеет твердость и мужественная готовность, потерпев поражение в борьбе, начать ее снова, не впадая в уныние и отчаяние.

Господи, когда у нас бывают падения, у нас не хватает твердости и мужественной готовности начать борьбу снова, не впадая в уныние и отчаяние. Прости нас, Господи, за уныние, когда спотыкаемся и падаем.

Но «Он же прошед посреде них, идяше» – приходится нашему уму в своем стремлении «горе» идти между суетными помыслами, между соблазнами. Часто смущают его помыслы хульные. Иной приходит и заявляет, что он погиб, так как у него возникают мысли, хулящие Бога, святых, Таинства, а хула на Духа Святого не простится ни в сем веке, ни в будущем.

Здесь многое понимается превратно. Хулой на Духа Святого, непростительной и ведущей к погибели, считается упорное неверие и отрицание бытия Божия, несмотря на воочию совершающиеся чудеса, несмотря на множество фактов, неопровержимо доказывающих существование Бога. Упорное отрицание и неверие является хулой на Духа Божия, это не прощается ни в сем веке, ни в будущем, и человек, умерший, не покаявшись в своем неверии, погиб.

Между тем многие под хулой на Духа Святого разумеют дурные, скверные мысли, которые откуда-то появляются в уме верующего человека, и считают такого человека погибшим. Глубоко ошибаются они. Разве может тот, кто верует в Бога, любит Его, надеется на Него, мыслить хулу? Очевидно, не его это мысли, а нашептываются они врагом нашего спасения, которому выгоднее всего, чтобы человек впал в отчаяние, счел себя отпавшим от Бога, тогда он весь в руках диавола.

Господи, прости нас, что мы склоняемся считать под хулой на Духа Святого скверные мысли, которые приходят к нам откуда-то. И вдруг выветривается из нашей памяти, что мы веруем в Бога, любим Его, надеемся на Него. Какая же здесь хула с нашей стороны? Очевидно, что не наши это мысли, а нашептываются они врагом нашего спасения, которому выгоднее всего, чтобы мы впали в отчаяние, сочли себя отпавшими от Бога. Господи, прости нас и не допусти впасть в руки врага нашего спасения.

Еще так скажу. Идете по дороге. Навстречу попадается пьяный, который извергает страшнейшие ругательства. Что вам нужно сделать? Поскорее пробежать мимо, стараясь не слышать того, что он говорит. Если что-нибудь, помимо вашей воли, осталось в вашей памяти, будет ли вас за это судить Бог как за хулу? Нет, не будет.

Иное было бы дело, если бы вы подошли к этому пьяному и стали ему говорить: «Вот хорошо, ну скажи еще что-нибудь, а теперь вот это…», обнялись бы и пошли с ним вместе, наслаждаясь тем, что он говорит. В этом случае вы были бы осуждены вместе с ним.

Так и с помыслами; если вы стараетесь гнать их от себя, то ошибочно приписываете их себе: не ваши они, а внушаются вам врагом. Только когда вы добровольно останавливаетесь на какой-нибудь непотребной мысли, и она вам доставляет удовольствие, тогда вы виноваты и должны каяться в этом грехе.

Господи, мы виноваты, что неверно воспринимаем помыслы, всеваемые нам диаволом. Мы не всегда стараемся гнать их от себя и ошибочно приписываем их себе и ищем возможности получить от них удовольствие. Господи, мы сознаем свою вину за такое соглашательство с вражескими помыслами. Прости нас, Господи, за отождествление себя с этими непотребными мыслями.

В городе Костроме жил некогда блаженный, который часто спрашивал у одного благочестивого купца: «Ну что, живы ли еще покойнички?» Некоторые смеялись над его словами, не понимая их значения, но человек духовный понимал, что под покойничками блаженный подразумевал страсти, которые замирают у людей благочестивых, но все еще живы, и надо всегда быть настороже.

Господи, мы не наблюдаем за своими «покойничками» и не держим себя настороже по отношению к ним. Прости нас.

Люди, борющиеся со страстями, как мы все, то одолевают их, то побеждаются ими. Борющиеся будут спасены. Господь не презрит их трудов и усилий и пошлет им христианскую кончину. Люди же плотские, вовсе не думающие о спасении души своей, погибнут, если, конечно, перед смертью не принесут покаяния.

Господи, мы пытаемся бороться со своими страстями, но, то одолеваем их, то побеждаемся ими. Мы, Господи, верим, что Ты пошлешь нам спасение, ибо Ты не презираешь трудов и усилий, направленных на умерщвление страстей, Ты посылаешь христианскую кончину людям борющимся. Но к великому нашему огорчению мы мало боремся, живя жизнью плотской и забывая о необходимости спасения. Господи, прости нас, пошли нам покаяние, и удостой непостыдной христианской кончины.

Различны устроения людей, различную славу наследуют они и в Жизни Будущей. Апостол Павел пишет: «Ина слава солнцу… ина слава звездам» (1Кор. 15, 41). Даже Ангелы Божии не в одинаковой славе у Бога. Ближе всех к Престолу Божию пламенные Серафимы, затем Херувимы, потом Престолы, Господствия, Силы, Власти, Начала, Архангелы, Ангелы. Эти девять чинов Ангельских совершенствуются ежесекундно; так и души людей, смотря по тому, насколько они были приготовлены на земле, не остаются в одном состоянии, а переходят из клеточки в клеточку.

Господи, прости нас, что мы не готовимся к Жизни Будущей, что не заинтересованы в получении допуска участвовать в славе Божией и, по примеру чинов Ангельских, ежесекундно совершенствоваться, переходя из клеточки в клеточку. Господи, помоги нам быть в твердой памяти об этой стороне Жизни Будущей.

Рассматривая внутреннее состояние человеческой души, мы можем разделить людей на три категории сообразно их внутреннему устроению. Первая категория – люди совершенные, победившие все страсти. Вторая – борющиеся, которые то одолевают страсти, то побеждаются ими, и, наконец, третья – плотские, которые всецело предаются страстям.

Действительно, каждый человек различно относится к борьбе со страстями. Впрочем, и совершенные люди имеют страсти, вполне бесстрастных людей нет, бесстрастие существует в полной мере лишь за гробом. Но у совершенных страсти замерли, так как им не дают хода. Каждый человек, какую бы высокую жизнь он ни вел, каких бы благодатных даров ни сподобился, должен помнить и никогда не забывать, что и он человек страстный.

Господи, мы никак не осознаем, что мы – люди страстные и что своим страстям мы не должны давать ходу, заставляя их замереть. Господи, прости нас, ибо усилия для этой борьбы со страстями мы прилагаем минимальные и режим умирания страстей не делаем постоянным. Господи, прости.

Преподобный Иаков Кармильский своей равноангельской жизнью достиг такой святости, что совершал великие чудеса: больных исцелял, прокаженных очищал, бесов изгонял, мертвых воскрешал. Но вот однажды нашло на него искушение. Ночью постучалась в его келлию женщина, прося приюта, так как сбилась с пути. Преподобный сжалился над нею и, боясь, как бы не разорвали ее дикие звери, пустил к себе ночевать. После скудной трапезы святой ушел в свою внутреннюю келлию, но лукавый помысл начал смущать его, он вошел снова и, увидев женщину обнаженной, впал с нею в грех против ее воли. Когда же грех был совершен, диавол начал внушать Иакову убить женщину, чтобы не огласился его грех и не подвергнуть нареканию все монашество. Слушаясь этих злобных внушений, он совершил и другой смертный грех – убийство.

После этого его охватило отчаяние, он бросил свою келлию и пошел в мир. Но Господь не восхотел его погибели. На пути преподобный Иаков встретил какого-то старца-инока, исповедовал ему свои грехи, и тот убедил его поселиться в некоей пещере, обещая приносить туда пищу. «У Господа – море милосердия, неужели для тебя одного не хватит», – говорил старец. Двенадцать лет безвыходно подвизался преподобный в этой пещере, и Господь отпустил его грехи.

Однажды в городе, ближайшем к этой пещере, где подвизался преподобный, разразилась сильная засуха. Епископу этого города, человеку святой жизни, явился во сне Господь и повелел ему и всему народу отправиться к пещере преподобного и просить его святых молитв. Епископ объявил народу о своем видении, и все пошли к святому. Когда начали просить его молитв и говорили о явлении Господа, то преподобный отвечал: «Вы ошиблись, это не ко мне Господь послал, так как я – великий грешник». Епископ же молил его, говоря: «Не противься велению Божию, помолись о нас». Когда святой начал молиться, пошел сильный дождь, и понял преподобный Иаков, что Господь простил его.

Господи, если и нам Ты попустишь впасть в великие грехи, то сохрани нас от отчаяния напоминанием слов, сказанных согрешившему преподобному Иакову: «У Господа – море милосердия, неужели только для меня одного его не хватит». Господи, не попусти нам впасть в тяжкие согрешения, а если попустишь, то открой перед нами условия для покаянного подвига и прости нас. И дай, Господи, силы этот покаянный труд совершить до конца.

Много появилось у нас воров. Не тех, которые лезут в карманы или грабят дома, нет, новоявленные воры злее и опаснее. Они прилично одеты, говорят громкие фразы, а в результате крадут самое дорогое – веру. Когда же у человека украли веру, он спрашивает у своих учителей: « А как же теперь жить?» «Живите по своему разуму», – отвечают. Разум же, как известно, без веры не всегда бывает хорошим советником, и человек начинает следовать своей плоти и падает все ниже и ниже.

Деточки, берегите святую веру, это неоценимое сокровище, с ним войдете в Царство. Ведь не для малого мы трудимся, а для завоевания Царства, да еще какого – Небесного! Хотим сделаться его гражданами. Вот и я, грешный игумен, с утра до ночи не знаю покоя. Из-за чего? Очень хочется попасть в Царство, а то вдруг, сохрани Бог, а ад попадешь, вся жизнь пойдет насмарку.

Господи, и нам постоянно приходится сталкиваться со случаями, когда у нас крадут веру, а мы не бережем ее – святую веру. Только через веру мы можем войти в Царство Небесное и сделаться ее гражданами. Господи, прости нас, что не бережем святую веру и не горим желанием попасть в Христово Царство.

Хотел я сегодня после литургии сказать слово, но накануне не попросил благословения отца архимандрита. Он, конечно, охотно бы разрешил, но не благословясь ничего не следует делать. Если мирские люди в делах более или менее важных спрашивают совета у более опытных людей, то тем более инок должен пребывать в послушании.

Господи, мы часто забываем благочестивый обычай – все делать, испросив у священноначалия благословение, а без него ничего не делать. От этой забывчивости у нас очень много неполадок и прискорбных случаев. Прости нас, Господи.

У нас в скиту был такой случай. Один инок зимой собрался идти в монастырскую лавку, и пришла ему в голову мысль: не стоит таким пустяком беспокоить старца и спрашиваться, а сходить-то в лавку займет не более четверти часа. Правда, приходил и другой помысл: лучше благословиться, но первое желание превозмогло, и инок пошел не спрашиваясь.

Смеркалось. Дорога шла лесом. Шел он, шел, но никак не может дойти до места. Вот уже и совсем стемнело. Что же это такое? Деревня какая-то виднеется, оказывается, он уже до Прысков дошел. Вдруг перед ним выступают какие-то чудовища. Вскрикнул Марк (так звали инока) от страха. Подойдя ближе, он увидел, что это стог сена, и стал звать на помощь. Прибежали крестьяне, извлекли его из стога и на телеге привезли в скит. Правая нога Марка совершенно отмерзла, так что доктор предложил ее отнять. Но Марк не согласился на операцию, говоря: «Пусть моя нога, ходившая по своей воле, мучается теперь до конца».

Действительно, Марк стал терпеть ужасную муку. Двенадцать лет он пролежал в постели. Нога его почернела и стала гнить. В ней завелись черви, смрад от нее шел страшный. Когда кто-нибудь приходил его навестить, он говорил: «Вот и смотрите на самочинника». «Успокойся, брат Марк, – говорили ему, – Господь простил тебя». – «Да, конечно, это свойство Его милости, но сам-то я себя не должен прощать».

Великое смирение стяжал брат Марк. После смерти он явился одному брату и возвестил ему, что Господь его помиловал и теперь он утешается в раю.

Господи, и мы страдаем недугом самочиния, любим себя оправдывать и не берем на себя подвига приносить плоды, достойные покаяния. Господи, прости нас за это.

В скиту бытует обычай принимать у старца благословение на ночь и на день. Утром и вечером весь скит приходит к игумену, и он всех благословляет. Великое значение имеет крестное знамение: никто не знает, что принесет наступающая ночь, потому так важно оградиться силой Честного и Животворящего Креста. Иногда у нас в кельях случаются странные вещи.

Не так давно здесь, в скиту, скончался один схимник, отец Панфил. Был он раньше на военной службе, участвовал в Венгерской войне и Крымской компании, а затем все оставил и ушел в монастырь.

Однажды он пришел к утрене очень расстроенный. Охает и большой палец у него перевязан.

– Что случилось? – спрашиваем.

– Да вот, братцы, ночью бесы одолели. Только что я лег в постель, и заснуть еще не успел, как вижу: вереницей идут ко мне люди в пиджаках, точь-в-точь как слуги в трактирах. Думаю, откуда бы прийти этим людям, обе двери закрыты на ночь. Тогда я понял, кто это.

– Зачем вы идете сюда окаянные? Кто вас звал?

– А вот мы тебе покажем, – отвечают, – распните его!

– Схватили меня. А я-то растерялся и перекреститься не успел. Начали меня распинать. Растянули руки и ноги, и один из бесов ударил меня молотком, хотел, по-видимому, в ладонь, но промахнулся, попал в палец, весь его раздробил. Сильную я ощутил боль и воскликнул: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» Бесы тотчас исчезли. Смотрю я, вся рубашка у меня в крови, палец болит нестерпимо. Перевязал я его. Вижу – пора идти к утрене. Верьте мне, братие, не лгу я.

Господи, мы не придаем благословению священника такого же значения, как это делали братия скита. Прости нас, что не ограждаем себя силой Честного и Животворящего Креста Твоего, и при находящих на нас искушениях забываем призывать святое имя Твое.

Действительно, из Житий святых известно, что бесы могут наносить человеку и телесный вред. На преподобного Антония бесы часто нападали чувственным образом и били его. Однажды, явившись во множестве, они начали бить преподобного скорпионами, то есть ремнями, оканчивающимися острыми зубцами, которыми вырываются у человека куски мяса. Это была страшнейшая из пыток у римлян. Святой Антоний ощутил нестерпимую боль и воззвал: «Господи, Господи!» Бесы исчезли. Весь окровавленный лежал святой без движения, и вдруг явился Спаситель. Одним прикосновением Он исцелил его.

– Господи, где же Ты был? – воззвал преподобный Антоний. – Отчего попустил надругаться над рабом Своим?

– Здесь был, ответил Спаситель, – но не являлся тебе раньше, чтобы ты сам посрамил бесов.

Господи, пример преподобного Антония показывает нам, что терпением и призыванием имени Иисуса Христа посрамляются бесы. Прости нас, Боже, Спасителю наш, что мы недостаточно внимательны во время испытаний и не преодолеваем их терпением и призыванием святого Твоего имени.

В Оптиной был другой случай. Поступил к нам в скит послушником фельдшер Иван. Батюшка отец Амвросий взял его под свое руководство. Этот Иван рассказывал про себя следующее.

Жил он в Тульской губернии и познакомился однажды с одним чародеем. Тот был по происхождению еврей, неизвестно только крещеный или некрещеный. Захотелось фельдшеру поучиться искусству волхования. Тот согласился принять его своим учеником. На первый раз принес скамейку и велел Ивану положить на нее руки. Тот положил – и скамейка поднялась до потолка. Испугался ученик и бросился бежать, а учитель останавливает, говоря: «Куда ты, трус? Хочешь постичь всю премудрость, а сам от ничтожной вещи пугаешься». Успокоился Иван, вернулся. С тех пор учение пошло успешно. Скоро он начал видеть самих духов. С одной стороны кажется странным, что бестелесные духи являются чувственным образом и притом многоразлично: то в виде человека, то – кошки, то в виде лунного луча, как он однажды явился чародею с учеником. Надо думать, что духи избирают себе тело из материи, находящейся в пространстве, которой и сообщают ту или иную форму.

Господи, в настоящей нашей жизни нам навязывают искусство волхвования и в книгах, и по телевизору, и в кино. И есть люди, которые увлекаются этим и соизволяют этому искусству учиться. Господи, прости нас, что благосклонно взираем на предложения научиться искусству волхвования. Господи, огради нас от подобных увлечений и спаси нас.

Погибал фельдшер, но Господь, не хотящий погибели человеческой, неисповедимыми путями привел его в нашу святую обитель. Жил он у нас некоторое время. Раз ночью приходит к отцу Амвросию и просит келейника разбудить батюшку. «Ну куда ты пришел ночью, – говорит келейник, – батюшка спит, он устал, приди завтра». «Нет, – отвечает Иван, – батюшка велел мне приходить во всякое время дня и ночи». Разбудили отца Амвросия. Тот внимательно выслушал пришедшего, который рассказал ему следующее: «После вечернего правила я хотел лечь, как вдруг вижу, сидит у меня какой-то человек уже преклонных лет. Двери у меня крепко заперты, следовательно, войти он не мог. Я догадался, что это бес. А он говорит мне:

– А ведь ты негодно поступил. Был нашим другом, мы сообщили тебе уже некоторые тайны, и вдруг ты все бросил и привязался к этому старикашке.

– Что же мне делать? – спрашиваю.

– А вот что: как ты бросил нас, так брось и его. Только пожелай, и я тебя в одно мгновение перенесу отсюда к твоему бывшему наставнику.

– Да у меня и шубы нет, а на дворе мороз.

– Не беспокойся и лошади, и шуба – все есть.

– Скит заперт.

– Перелезем через ограду, а там уже тройка ждет.

– Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного, – воскликнул я, и бес моментально исчез.

Но на меня напал неизъяснимый страх, думаю: «вдруг он опять вернется и задушит меня? Вот я и прибежал к вам, отче».

Среди духов не все равны. Как в войске есть солдаты, офицеры, генералы и генералы над генералами, так и в бесовском войске. Взять евангельский рассказ об исцелении гадаринского бесноватого. Когда Господь спросил обитавшего в человеке беса, как имя его, тот ответил: «Легион». В римском войске легион состоял из шести тысяч четырехсот человек, следовательно, в бесноватом был начальник бесов. Когда отец Амвросий выслушал монаха, то сказал:

– Хорошо, что ты пришел; у тебя был бес восьмилегионный, силы страшной, и почти никто не избавляется от него.

– Господь возвестил мне, что ты в опасности, и я вставал на молитву. Слава Богу, что ты вспомнил Его страшное и святое имя и изгнал им беса.

Что стало потом с этим монахом – неизвестно. Ушел он на военную службу и больше в обитель не вернулся.

Господи, мы не имеем правила обо всем случающемся говорить своему духовнику и попадаем в непоправимые обстоятельства и можем даже погибнуть. Господи, прости нас, что не считаем себя защищенными молитвой своего духовника.

Великое имеем мы, верующие, оружие! Это сила Животворящего Креста. Как подумаешь, страшно становится за неверующих, они совершенно беззащитны. Это то же самое, как если бы человек, совершенно безоружный, ночью отправился в дремучий лес; да его там растерзает первый попавшийся зверь, а защищаться ему нечем. Мы же не будем страшиться бесов. Сила крестного знамения и имя Иисусово, страшное для врагов Христовых, спасет нас от лукавых диавольских сетей.

Господи, мы мало пользуемся оружием Твоего Животворящего Креста и призыванием Твоего святого имени. Прости нас и спаси от лукавых диавольских сетей и враждебных против нас действий.

Торговать трудно, и мы сейчас ведем торговлю, только другую. Мы спасаем души, духовно питаем их и за их святые молитвы цепляемся сами и спасаемся. Так и идет все вкруговую.

Я вот свою эту молельню, свой уголок, не променял бы ни на какой дворец, как, например, в Москве Кремлевский. Залы там такие, малахитовые колонны, мрамор и так далее. А у меня все же лучше, да и тут, и в подземельях люди жили – везде хорошо со Христом. А слыхали вы историю Меньшикова? Идет раз Петр I, а ему навстречу мальчик с лотком.

– Что у тебя на лотке?

– Оладьи.

– Оладьи? Дай-ка мне попробовать.

– Ничего оладышки, хорошие. А ты сам откуда?

– Из крестьян Орловской губернии.

– Приходи ко мне, ты меня знаешь?

– Нет, – сказал мальчик, – а оладышков приносить?

– И оладышки приноси.

Царь Петр I имел проницательный ум и умел выбирать людей. И вот Александр Данилович Меньшиков сделался генералиссимусом. Одна из его дочерей была царской невестой. При Екатерине I Меньшиков достиг полного расцвета, но при Петре II нашлись клеветники, да и сам Меньшиков нагрел руки – им овладел дух сребролюбия. Однажды ждали царя Петра II в церковь, приготовили трон, а он не приехал. Тогда Меньшиков сам встал на его место. В то время как Александр Данилович стоял на царском месте, около него все скакал на одной ножке блаженный и кричал: «Данилыч – царь, Данилыч – царь». Хотя в то время не было телефонов, но это быстро дошло до царя. Тот сильно разгневался и приказал описать все имение Меньшикова в казну (одного золота в вещах было сто двадцать пять пудов), а самого с семьей отправить в ссылку.

Жена Меньшикова умерла, не доехав до Березова, а дочери жили с ним. В ссылке Меньшиков совсем переменился; зажжет, бывало, лампаду или свечечку и начнет читать Псалтирь (которую у нас теперь не принято читать, ее, мол, старухам хорошо читать по покойникам). При Петре III Меньшиков был прощен, но не дождался известия, умер в Березове, а дочери вернулись в Петербург и были выданы замуж. Веруем, что Меньшиков удостоился царского венца в селении Божием, как сказано в Откровении Иоанна Богослова.

Видимо, это и предсказывал ему блаженный словами: «Данилыч – царь».

Господи, и мы имеем возможность перемениться, если будем, зажегши свечу, любить молчание и читать Псалтирь. Господи, прости нас, что не вверяем себя благодатному чтению Псалтири и не готовим себя к восприятию венца царского в селении Божием.

И вам приготовлены эти царские венцы, если вы сумеете воспользоваться ими. А как воспользоваться? Это длинная история. Вкратце – исполнение заповедей Евангельских, а главное – заповеди о любви. На этом – весь закон и пророки: никого не осуждать, никого не обижать, молиться по силе нашей и умению. Когда вы достигнете конца жизни, который рано или поздно будет, вы можете получить царские венцы и стать «царями и священниками Бога Вышнего во веки веков». Сейчас я пока этих венцов не вижу, но получить их вы можете.

Господи, нам очень хочется получить царские венцы, но мы еще не научились исполнять Евангельские заповеди, и особенно заповеди о любви. У нас никак не получается никого не осуждать, никого не обижать и добросовестно молиться по нашей силе и умению. Господи, прости нас за эти неполадки в нашей жизни, помоги их исправить, сподоби нас получить царские венцы и удостой нас стать «царями и священниками» Твоими, Боже Вышний.

Известен следующий рассказ. Однажды царь Иоанн Грозный ехал к обедне. Народ, снимая шапки, низко кланялся ему, только Василий Блаженный прыгал на одной ножке, не обращая внимания на царя. «Васенька, сними шапку, вон царь идет», – говорили ему. «Вон царь, вон царь», – указывая на какого-то простолюдина, говорил блаженный. Так и не убедили его поклониться царю. А это оттого, что он своими духовными очами видел венец не над Иоанном Грозным, а над простолюдином. Дивен Промысл Божий, приводящий человека на истинный путь!

Господи, прости нас, что мы не умеем замечать Твой дивный Промысл, приводящий нас на истинный путь.

В Курске жили известные богачи, купцы Антимоновы, имеющие миллионные обороты. Был у них единственный сын Иван, постоянно стремившийся в монастырь; родители же хотели непременно женить его. Наконец умирает мать и перед смертью говорит сыну: «Иди, Ваня, в монастырь». Проходит год, и отец, найдя богатую, молодую, красивую невесту, идет смотреть ее для сына. В прежнее время ведь и в этом деле не рассуждали, а как скажут родители, так и поступали. Вот вернулся отец, а сын и спрашивает:

– Ну что ж, тятенька, хороша невеста?

– Очень хороша.

– Когда же благословите меня ехать посмотреть ее?

– Да спешить нечего.

– Как же, тятенька, мне ведь жениться, все же надо посмотреть невесту.

– Незачем ее смотреть, так как хотя невеста и есть, да не про твою честь.

– Как же так?

– Да так – сам женюсь на ней.

– Женúтесь, тятенька, а меня на рыбные промыслы отпустите.

– Поезжай с Богом.

Господи, дивно Ты устраиваешь судьбы человеческие и избранным Своим строишь пути в святые обители! Господи, прости нас, что не вглядываемся в пути Промысла Твоего и не видим Твоего благорасположения к нам.

Он сел и поехал, да вместо рыбных промыслов – прямо в Оптину. Едет на тройке, а кучер нечаянно и проехал мимо гостиницы. Отец гостинник вышел на звук колокольчика и видит: катит тройка и везет мирского человека, а на голове у него митра. «Господи Иисусе Христе, помилуй мя! Что же это такое, ведь в полном разуме и не сплю». Побежал в гостиницу: так и так, говорит, вот что я видел.

– Да что ты, отец, в уме ли?

– Пойдем на крылечко, посмотрим.

Вышли. Кучер в это время лошадей повернул и подъезжает. Выходит Антимонов, кланяется.

– Вы проезжали сейчас?

– Да, кучер нечаянно вперед проехал. Да что вы, отец, так на меня смотрите?

– Да на голове-то что у вас было?

– Картуз.

– Картуз?

Отправился гостинник к архимандриту отцу Моисею и рассказал ему обо всем. Но отцу Моисею не было возвещено об этом.

– Не знаю, что тебе сказать, ступай к батюшке отцу Макарию.

А батюшка сам встретил:

– Ну что? Видел архимандрита? Какова митра-то на нем! Великим будет архимандрит Исаакий.

Так впоследствии и случилось. Но Антимонову об этом не сказали. Отец так рассердился на сына, что три года не видел его. Потом приехал и сказал: «А ну-ка, покажите мне ослушника. И так понравилось ему в Оптиной, что чуть сам не остался. Но батюшка отец Макарий сказал ему: «Нет, вы уж живите как живете, жизни вашей уж немного осталось».

Отец Исаакий управлял обителью тридцать восемь лет. Разными путями приводит Господь людей ко спасению.

Господи, вот и еще пример как Твой дивный Промысл ведет нас по пути спасения. Есть он и в нашей жизни. Нам очень важно замечать заботу Божию о себе, и благодарить Его за это. Мы же не благодарны Тебе за те жизненные обстоятельства, которые крепкою рукою Твоего провидения направляют нас к Небесному Отечеству. Прости нас, Господи.

Слава Тебе, Господи! Опять мы собрались все вместе. Люблю я эти вечера, на них я отдыхаю душой. Люблю я и один сидеть в келлии. Многие нашли здесь душевное успокоение. Наш великий писатель Н.В. Гоголь переродился духовно под влиянием бесед со старцем Макарием, которые происходили в этой самой келлии: великий произошел в нем перелом. Какая цельная натура! Он не был способен на компромисс. Поняв, что нельзя жить так, как он жил раньше, он без оглядки повернул ко Христу и устремился к Горнему Иерусалиму. Из Рима и святых мест, которые он посетил, он писал друзьям своим письма, и письма эти составили целую книгу, за которую современники осудили его. Гоголь еще не начал жить во Христе, он только пожелал этой жизни, и мир, враждебный Христу, воздвиг гонение на него и вынес ему жестокий приговор, признав его полусумасшедшим.

Всякая душа, стремящаяся к новой жизни, жизни во Христе, испытывает гонение извне от мира и переживает великую борьбу с внутренними врагами. Эти искушения неизбежны, по слову Спасителя: «Меня гнали, и вас будут гнать». Но тут же утешает Господь: «Мое слово соблюдали, будут соблюдать и ваше» (Ин. 15, 26).

Господи, наши души, стремясь к новой жизни во Христе, не готовы еще испытывать гонение извне от мира и переживать борьбу с внутренними врагами. Прости нас. Но вести её все равно придется. Господи, помоги нам и научи нас законам этой брани.

Относиться же к этим искушениям нужно различно: с внутренним врагом упорно бороться, побеждая его с помощью благодати Божией; внешним же врагам – прощать. Бояться этой борьбы не надо. Господь укрепляет нас в ней и дает нам такую неизглаголанную радость, что по сравнению с одной минутой этой радости ничто всякая мирская радость. По собственному опыту говорю я это. Было время, когда я жил не скажу в отчуждении от Бога, но как все живут. Целым рядом совпадений, казавшихся мне тогда случайностями и понятых мною только впоследствии, вел меня Господь к духовному перерождению. Это водительство Божие началось следующим образом.

Господи, мы не относимся к искушениям дифференцированно: с внутренним врагом упорно не боремся, не побеждаем его с помощью благодати Божией, а внешним врагам не умеем прощать. Господи, прости, что мы этой борьбы боимся, выражаем слишком малую надежду, что Ты укрепишь нас в ней и дашь нам неизглаголанную радость. Господи, помоги и нам понять случающееся с нами, как Твое водительство к духовному перерождению.

Однажды в Казани Великим постом оттянул я говение до последней недели. В Четверг на Страстной неделе собрался я в военную церковь исповедаться. По дороге обратил внимание на неизвестный мне маленький храм старинной архитектуры. На мой вопрос, как называется эта церковь, мне ответили, что Ивановский монастырь во имя Иоанна Предтечи, основанный Иоанном Грозным. Вошел я туда и стал осведомляться, где здесь живут священники (не зная тогда, что они называются иеромонахами).

– Да кого вам именно надо? – спрашивают.

– Священника, чтобы исповедаться.

Указали мне на иерея преклонных лет отца Сергия. Подошел я к нему, объяснил ему свое желание и исповедался. После спрашиваю:

– Куда ведет эта дверь?

– К игумену нашего монастыря отцу Варсонофию.

– Какое трудное имя!

– Чем же трудное? Ведь в нашем монастыре почивают мощи святителя Варсонофия, вы бы сходили туда помолиться.

С тех пор я частенько стал бывать в этом монастыре, к великому смущению своих сослуживцев. И с этого времени мир восстал на меня, начались бесчисленные толки о моем странном образе жизни. «Что с ним случилось? Принятый во многих аристократических семействах, у Обуховых, у Молоствовых, он находит теперь удовольствие в беседе и чаепитии с монахами. Да он просто с ума сошел!» – «Однако начальство им довольно, служба у него идет прекрасно, он получает чин за чином, отличие за отличием, – поднимался робкий голос в мою защиту, – и пост занимает ответственный – мобилизация всей армии восточной России. Дело, требующее неустанной бдительности, находится у него в руках, и он вполне с ним справляется», – «Ну уж не знаю, как это происходит, а только он с монахами познакомился».

Последний довод казался таким убедительным, что умолкали голоса, пробовавшие защищать меня, и все успокаивались на одном: сердечно его жаль, а умный был человек.

Эти и подобные толки еще более способствовали моему отдалению от мира. Но целых десять лет прошло среди искушений и исканий, прежде чем я нашел истинный путь.

Господи, мы не приводим себе на память водительство Божие к нашему духовному перерождению, как это делал старец Варсонофий. Прости нас, Господи, и помоги ради этого перерождения духовного удаляться от мира.

Господь в это тяжелое время не оставлял меня без утешения: я переживал минуты такого духовного восторга, что с радостью согласился бы, чтобы резали и жгли мое тело, делали с ним что угодно, лишь бы сохранить мне эти восторги. Так жить было больше нельзя. Но как же? Посоветоваться было не с кем. В таких томлениях и исканиях прошло три года. В это время я ездил по Волге, был в нескольких монастырях, но ни один из них мне не приглянулся. Куда поступить? В Казани меня все знают, а хотелось бы уйти подальше от родных, хоть в Верхний Египет, где бы меня никто не знал.

Один из моих знакомых, очень доброй души человек, зная о моих устремлениях, сказал мне: «Положитесь во всем на волю Божию, не предпринимайте сами ничего. «Скажи мне, Господи, путь, воньже пойду» (Пс. 142, 8), и увидите, что все устроится». И действительно, после его слов я совершенно успокоился. По силе своей молился, прочитывал утренние и вечерние молитвы, иногда прибавляя канончик. Много молиться мне было некогда по обязанностям службы.

Господи, иногда и нас посещают томления и искания из-за необходимости переменить направление жизни, или найти другую работу, или поменять место жительства. Мы бываем в это время виноваты в том, что забываем совет: «Положитесь на волю Божию, не предпринимайте сами ничего. Молитесь словами: «Скажи мне, Господи, путь воньже пойду и увидите, что всё устроится». Господи, прости нас, что выбор решения мы не предоставляем Тебе.

Однажды я пришел в штаб с докладом к начальнику. Но прошел час, а он все не появлялся. Я решил подождать, а в это время явился ординарец и сообщил, что начальника сегодня не будет, ему нездоровится. Делать мне было нечего, я начал прохаживаться по штабу. Идя по коридору, заметил в одном из отделений книжечку в коричневой обложке – журнал «Вера и разум», издававшийся в Харькове архиепископом Амвросием. Стал перелистывать: богословский отдел, мессионерский, известия и заметки. Читаю: «В Калужской губернии недалеко от города Козельска находится Оптина пустынь, и в ней есть великий старец Амвросий, к которому ежегодно со всех концов России стекаются тысячи богомольцев за разрешением своих недоумений».

– Так вот кто укажет мне, в какой монастырь поступить, – подумал я и решил взять отпуск.

– Давно пора проветриться, десять лет сиднем сидите, и здоровье ваше, кажется, неважнецкое, – сказал мне мой начальник, – товарищи ваши успели уже по два, даже по три раза прокатиться. Я доложу наверх, и вам выдадут из экономического отдела приличное пособие. Сколько времени вы хотите быть в отпуске, двадцать шесть дней или два месяца?

– Довольно и двадцати шести дней.

– Поезжайте по Волге.

– Да я уже по ней ездил, – отвечаю, а в душе думаю: махну прямо в Оптину, к батюшке Амвросию.

Приезжаю, иду в скит, из монахов никого нет.

– Что же, – думаю, – перемерли все, что ли?

Идет навстречу мне мирянин, обращаюсь к нему:

– Скажите, пожалуйста, где же монахи?

– Они по келлиям у себя, а вы, верно, к батюшке Амвросию?

– Да, мне он нужен.

Прихожу, народу было много, пришлось подождать. Наконец батюшка принял меня. Я выразил ему свое желание поступить в монастырь, и просил указать в какой именно.

– Искус должен продолжаться еще два года, – сказал старец, а после приезжайте ко мне, я вас приму. Сколько вы получаете жалованья?

– Столько-то.

– Ого! Ну, вот вам послушание: пожертвуйте на такие-то церкви.

Между прочим, батюшка назвал церковь Спаса за Верхом, куда велел послать двести рублей. До сих пор я не понял, отчего именно в эту церковь, но, конечно, и это имело свое глубокое значение.

– А в отставку теперь подавать? – спрашиваю.

– Нет, подождать два года.

Господи, видим, что серьезное решение переменить жизнь требует длительного терпения и неослабного послушания. Господи, прости нас, что не запаслись терпением и желаем побыстрее придти к ожидаемому решению.

Приехав в Казань, я распродал свою обстановку, зеркала, картины и поселился в меблированных комнатах. Снял небольшой номерок, в котором было довольно уютно. Чтобы не жить одному, взял к себе сына коридорного, очень хорошего мальчика, лет двенадцати.

Через два года снова отправился к батюшке Амвросию, который в это время находился в Шамордине.

Встретив меня, батюшка сказал:

– Теперь подавай в отставку и к празднику Рождества Христова приезжай к нам, я укажу тебе, что делать.

Когда я вернулся в Казань, мальчик мой очень обрадовался, не знал он, что скоро расстается со мной навсегда.

Сидим мы раз с ним за чаем.

– А я вас, Павел Иванович, во сне видел, – сказал он.

– Как же ты меня видел?

– Да очень странно. Вижу, будто вы идете из города по направлению к кладбищу во всем белом и поете ирмос: «Воду прошед яко сушу, и египетского зла избежав».

Впоследствии мне истолковали этот сон: город – мир, кладбище, которое в Казани было расположено в восточной стороне, означало Горний Иерусалим; шел я, чтобы умереть для мира; белые одежды – убеление души, так как в это время у меня созрело решение оставить все. Ирмос «Воду прошед, яко сушу» поется при отпевании младенцев и означает отпевание умершего для мира.

Господи, в своих жизненных испытаниях мы не умеем полагаться на Твою, Боже, волю и не вопрошаем Тебя: «Скажи мне, Господи, путь воньже пойду», чтобы все о нас устроилось. Прости нас, Господи, за это неумение полагаться на волю Твою.

Выехал я из Казани в Оптину в день святых отроков Анании, Азарии и Мисаила, спасшихся в вавилонской печи; в этот день я избавился от мира. Приехал в Москву. В моем распоряжении оставалось дня три, а потому я решил остановиться. На день памяти святителя Петра пошел ко всенощной в храм Христа Спасителя. В церкви царил полумрак, особенно в куполе. Пение мне не понравилось, я начал чувствовать усталость, нетерпение и решил уйти в другую церковь, поискать хороших певчих. Рядом со мной стоял какой-то господин.

– Скажите, пожалуйста, есть ли у вас в Москве храм с хорошими певчими? – спросил я его.

– Да ведь и здесь прекрасный хор.

– Но мне совсем не нравится.

– А это потому, что нет самого регента. Он, вероятно скоро придет. Потерпите.

Я подумал: собираюсь идти в монастырь, надо привыкать к терпению. И остался. В это время запели ирмос «Христос рождается, славите». Я вдруг почувствовал, что это относится ко мне, как и дальнейшие слова: «вознесый род наш». Но что же это такое? Пение совершенно изменилось. Оказалось, что пришел регент. В невыразимом духовном восторге, которого никогда не испытывал раньше, достоял я всенощную. Насколько первая половина была утомительна, настолько вторая – торжественна и радостна. На другой день отправился к обедне, и когда вошел в храм, священник, держа чашу, возгласил: «Всегда, ныне и присно, и во веки веков». Хор запел: «Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи!»

Господи, мы не умеем анализировать свою жизнь, согласуя ее с памятью святых, не учимся на службах церковных терпению, посещает нас и чувство усталости. Прости нас. Мы редко замечаем, что слова богослужений относятся к нам; что и наши уста должны исполняться Твоего, Господи, хваления. Прости нас, что такое самопознание редко приходит к нам.

Впоследствии я понял значение того, что раньше мне казалось простой случайностью. Всенощная в Москве была изображением моей жизни, сначала печальной и тяжелой, затем радостной о Христе. «Да исполнятся уста наша хваления Твоего, Господи!» Всякому, только помыслившему вступить на правый путь, приходится переносить массу всевозможных искушений. Блаженны и преблаженны вступившие на правый путь. Но как удержаться на этом пути, ведь враг нападает со всех сторон? Исполнением заповедей Евангельских и молитвой Иисусовой. Обидел ли кто – потерпи. Враг научает отомстить, а Христос с высоты говорит: «Прости». – «Не хочу Тебя слушать, Господи, мне слишком тяжело», – и наговорит человеку другому того, что после сам ужаснется. Иисусова молитва приучает нас к кротости, незлобию, терпению. Дай, Господи, нам если не любить врагов, то, по крайней мере, прощать им.

Господи, и нам приходится терпеть массу всевозможных искушений, и нам приходится удерживать себя на правом пути исполнением Евангельских заповедей и молитвой Иисусовой. Господи, прости нас, что в минуту трудную испытаний мы не в первую очередь прибегаем к исполнению Твоих Евангельских заповедей и к молитве, именуемой Твоим именем. Господи, через молитву, к Тебе обращенную, приучи нас к кротости, незлобию, терпению. Научи нас, Господи, если не любить врагов наших, то, по крайней мере, прощать их.

У многих наших великих писателей встречается стремление к иной, лучшей жизни, но ищут эту жизнь не там, где надо. Отсюда неудовлетворенность и тоска, выраженная в их произведениях. Вот, например, М. Ю. Лермонтов. Томится он суетой и бесцельностью жизни и хочет взлететь горé, но не может – нет крыльев. Из его стихотворения «Я, Матерь Божия, ныне с молитвою...» видно, что не понимал он настоящей молитвы. Пророк говорит: «Молитва их будет в грех». Действительно, что выражает Лермонтов, о чем молится? «Не о спасении, не с благодарностью иль с покаянием» – какая же это молитва? Человек вовсе не думает ни о своем спасении, не кается, не благодарит Бога. Печальное состояние, если поэт называет свою душу «пустынею»! Вот эта пустынная душа его и дошла, наконец, до такого состояния, что стала воспевать демона. Обособленно стоят два действительно прекрасные по идее стихотворения: «Ангел» и «В минуту жизни трудную». В последнем стихотворении выражается настоящая молитва, при которой «и верится, и плачется, и так легко, легко». Но эти проблески не осветили пустынную душу поэта, и он кончил свою жизнь таким ужасным образом – был убит на дуэли.

Господи, и мы не всегда ищем иной, лучшей жизни там, где надо. Отсюда страдаем и неудовлетворенностью, томимся бесцельностью жизни и хотим взлететь горé, но не можем – нет крыльев. Господи, прости нас, что, по слову пророка, молитва наша бывает во грех, ибо молимся не о спасении, не с благодарностью и покаянием, так что делаем свою душу «пустыней». Господи, прости нас, что не научились молиться настоящей молитвой, при которой «и верится, и плачется, и так легко, легко».

В бытность свою в Мукдене, – говорил старец, – познакомился я с инженером, который проводил туннель в горах. Фамилия его была Разгильдеев, хотя характером он совсем не соответствовал своей фамилии. Предок его был татарский князь Урус Гильдеев, перешедший затем в подданство к московскому князю. Разгильдеев был человеком всесторонне образованным: окончил университет по двум факультетам – медицинскому и филологическому. Этого ему показалось мало, пошел на факультет путей сообщения; окончил, захотел учиться искусствам. Отец его был богат, сын – единственный, ну и предоставлена ему была полная свобода. Поехал в Италию учиться пению, у него выявился прекрасный голос, и он стал артистом. Занялся музыкой и, вернувшись в Россию, кончил консерваторию. Говорил он на девяти языках. Несмотря на такое обширное образование, Разгильдеев чувствовал некую неудовлетворенность и стремился учиться дальше. Мы с ним часто беседовали. Уйдем, бывало, в горы и говорим, говорим. Один раз он спросил меня:

– Скажите, батюшка, отчего это сквозит такая грусть и неудовлетворенность в произведениях наших писателей? Замечается это и в сочинениях известных композиторов: Бетховена, Мендельсона, Мейербера...

– Оттого, что живут они не той жизнью, которую предписывают Евангельские заповеди.

Господи, случается и мы живем не той жизнью, которую предписывают Евангельские заповеди и потому грусть и неудовлетворенность сквозит в наших делах. Господи, прости нас, что, чувствуя некоторую неудовлетворенность во всем, мы не изменяем свою жизнь в пользу Евангельских заповедей.

– А слыхали ли вы известного кантора варшавской еврейской синагоги, который получает пятьдесят тысяч рублей в год?

– Да за что же так много?

– За чудный голос. Да я вам сейчас воспроизведу. И завел граммофон. Боже, что это было за беспредельное отчаяние, мрак и ужас! Ад в душе, состояние, вполне понятное для души отвергнутого Богом народа.

Апостол Павел говорит о евреях, что остаток их спасется, но евреи, не обратившиеся ко Христу, – будущие насельники ада. Может ли быть у них истинная радость, когда они и здесь, на земле, находятся в мрачном подвале, каковым является их еврейская вера. Пение кантора навело на меня уныние.

Господи, слушая иногда пение современников, мы испытываем беспредельное отчаяние, мрак и ужас, бываем охвачены унынием. Прости нас, Господи.

После этого пришлось услышать наш православный церковный хор. Пел маленький любительский хор, а дирижировал им один почтамтский чиновник, человек глубоко верующий. Была ночь. Ярко светили звезды, в воздухе было тепло и тихо, и только ветерок слегка колебал верхушки деревьев. И в этом затихшем воздухе вдруг разлились спокойные и умилительные звуки церковного пения. Пели канон, не помню, какого гласа, но никогда еще эти напевы не казались мне столь пленительными. Действительно ли хорошо пели или мне только так показалось после полного отчаяния пения варшавского кантора, не знаю, только я долго простоял, внимая пению.

Господи, мы не часто бываем пленяемы спокойными и умилительными звуками церковного пения. Прости нас, что душа наша не открывается навстречу проникновенному пению церковного хора.

Однажды Разгильдеев сказал мне:

– Батюшка, хочу еще научиться, но не вполне решил, чему именно. Что вы мне посоветуете?

– Есть одна великая наука, которую необходимо вам изучить.

– Ах, это вы, наверное, говорите об астрономии, это действительно интересно; я одно время хотел поступить в Пулковскую обсерваторию.

– Нет, я говорю про другое.

– Так вы, может быть, думаете, что мне надо заняться изучением восточных языков? И об этом я думал и хотел поступить в Лазаревский институт.

– Ну зачем же туда, когда и во Владивостоке есть такой институт?

– Да, но в Москве программа шире.

– И это не то.

– Так какая же наука? Не томите, батюшка, скажите.

– Наука эта великая, наука о спасении души и достижении Царства Небесного. Вот за что вам надо взяться.

Господи, мы не горим желанием еще чему-то научиться и тем более науке о спасении души и достижении Царства Небесного. Прости нас, Господи.

– Да, положим, это верно, только как? Постов, например, я соблюдать не могу.

– А вы пробовали?

– Положим, что нет. Вы скажете: ходите в церковь, а откровенно говоря, она меня нисколько не удовлетворяет. Я, правда, люблю вашу службу, вы служите без вычурностей, просто, но впечатления это на меня не производит.

– Но вы верите в Бога?

– Да или хотел бы, по крайней мере, веровать. Догматы Церкви я признаю все целиком, но как обрести действительную веру?

– Такую веру можно обрести, только исполняя все заповеди Христовы. В Евангелии от Иоанна Господь говорит: «Испытайте Мое учение и увидите». Вот что нужно посоветовать каждому неверующему. Испытайте и увидите. Бог ли Христос или великий пророк, философ?

Такие беседы бывали у нас часто. Не знаю, что теперь стало с Разгильдеевым. Года три тому назад я писал ему, но ответа не получил.

Господи, и нам свойственна любознательность, но только к расширению своих знаний светских, в плане расширения своего образования, но мы имеем крайне малое стремление к обретению действительной веры, веры, которая созидается исполнением заповедей Христовых. Мы не испытываем учения Христова и потому не видим. Прости нас, Господи, за отсутствие готовности изучать Твое учение и за нерешительность понимать и исполнять его в своей жизни.

Подобные беседы вели мы и с доктором Валяшко. Это тоже был человек ищущий, но таких людей было немного. С иными невозможно было вести духовные разговоры, слишком сильно прилепились эти люди к земле. «И что вы там говорите? – скажут. – Давайте лучше выпьем да закусим».

В низменных удовольствиях полагали они всю свою жизнь, не допуская даже мысли, что могут существовать иные радости, иные восторги. А происходит это от огрубления души, от полного незнания Евангелия, от равнодушия к Церкви.

Господи, были и у нас дни и недели, когда мы полагали свою жизнь в низменных удовольствиях и не допускали мысли, что могут существовать иные радости, иные восторги. Прости нас, Господи, за эти бесцельно прожитые дни и часы своей жизни. Прости за огрубение нашей души.

Когда я был в гимназии, в моем классе были два товарища, отчаянные шалуны. В общем, они были добрые малые и их шалости никогда не были скверными. Незаметными стали их прежние выходки, когда все свободное от занятий время они посвятили чтению. Спросишь, бывало: «Что ты читаешь?» И получишь ответ: «Пушкина, Никитина и других наших великих писателей. Под влиянием чтения даже лица у них изменились, сделались более серьезными, осмысленными.

Если чтение великих писателей так облагораживает душу, не более ли облагородит и освятит ее чтение Слова Божия и святых отцов? Проникновение в Священное Писание вводит человека в глубину богопознания и дарует ему такое блаженство, с которым не может сравниться никакая земная радость. Внешний мир с его красотами благотворно действует на человека, и душа, способная наслаждаться красотой мира, есть душа возвышенная, но человек, достигший совершенства, созерцает в душе своей такую красоту, перед которой видимый мир ничего не стоит. Господь сказал про душу человека, любящего Бога: «К нему придем и обитель у него сотворим». Непостижимо, как это в маленьком сердце помещается Господь, а где Господь, там и рай, там и Царство Божие. «Царство Божие внутрь вас есть» (Лк. 17, 21).

Господи, нередко мы замечаем, что слишком сильно прилепились к земле, что удовольствия земные так желательны нам, что мы не допускаем даже мысли, что могут существовать иные радости, или восторги. Господи, прости нас за это огрубение души, за полное незнание Евангелия и за равнодушие к Церкви, от которых это огрубение и происходит.

И еще, Господи, прости нас, что не читаем Священное Писание и Святых Отцов и поэтому не вводимся ими в глубину богопознания и для нас остаются ничего не значащими реально слова Писания: «Царство Божие внутрь вас есть». Господи, помоги понять, как Ты приходишь в наше маленькое сердце и открываешь там Свое Царство, хотя бы отчасти.

На горе Афонской много православных монастырей. Немало там и отшельников, подвизающихся в пещерах и скалах. У одного отшельника была пещера на высокой горе. Из нее открывался чудесный вид на Средиземное море, на покрытые роскошной растительностью берега, отдаленный Родос. Ночью миллионы звезд загорались на небе и луна обливала все своим серебряным светом. А подвижник уходил вглубь пещеры своей и не хотел ни на что смотреть. Красота видимого мира уже не трогала его душу, созерцавшую красоту мира невидимого.

В Киево-Печерской лавре жил один подвижник, который единственное окно своей келлии заставил образом, чтобы видимый свет не мешал ему созерцать невидимый. Я знал одного юношу, который страстно любил музыку. Когда начинался концерт, он садился в отдалении, закрывал лицо руками и весь погружался в слушание любимой музыки, не желал ни видеть, ни слышать ничего постороннего. Но к Священному Писанию и молитве мы привыкаем, и они уже не действуют на нас. Грубеет сердце наше. Великий древнегреческий математик Пифагор был в свое время и известным астрономом. Он является автором долго существовавшей гипотезы о планетной системе. Пифагор предполагал, что земля занимает центральное место в мировом пространстве, а около нее вращается семь планет. Все планеты составляют гамму. При вращении они создают чудесную музыку, но мы ее не слышим, так как привыкли к ней с младенчества.

Но не будем только слушателями Божественных слов нашего Спасителя, будем стараться по силе исполнять Его заветы, и Господь не презрит труды наши, и в наше сердце придет Царствие Божие, и радости нашей никтоже возмет от нас.

Господи, мы восторженно смотрим на красоту видимого мира и совсем не умеем созерцать красоту мира невидимого, как это делали подвижники, настоящие делатели умной молитвы. Прости нас, Господи, за неспособность созерцать невидимый свет, когда читаем Священное Писание или молимся; прости, что огрубело сердце наше, и мы не слышим чудной музыки, которую при вращении издают планеты.

Господи, мы стараемся слушать слова нашего Спасителя, хотя и плохо, но не стараемся по нашей силе исполнять Его заветы. Господи, прости нас за это упущение. Господи, призри милостивно на наши труды и пусть в наше сердце придет Твое Царство и нашей радости пусть никто не возьмет от нас.

Отец Варсонофий рассказывал о себе. Молодость моя проходила шумно и весело. Денег было много, делай, что хочешь. Но вот однажды вижу я странный сон. Ясно, как наяву, входит ко мне какой-то старец, подходит близко, берет за руку, и, указывая на часы, стоявшие при моей кровати, спрашивает: «Который теперь час?» – «Половина седьмого». – «Через три года ты умрешь». И вторично спрашивает: «Который час?» – «Половина седьмого». – «Через три года ты умрешь». И опять: «Который час?» – «Половина седьмого», – отвечаю я уже с раздражением. – «Через три года ты умрешь».

Я проснулся, зажег свет, посмотрел на часы. Было 35 минут седьмого, следовательно, явление старца было как раз в половине седьмого. Оделся, позвонил, велел подать самовар. «Что это, Павел Иванович, сегодня так рано встать изволили?» – спросил лакей. – «Да так, не хочется спать».

Налил себе чаю – не пьется. Неужели мне жить осталось только три года? А там – смерть. Господи, так тяжело и страшно.

С тех пор мысль о смерти не покидала меня. Я стал уклоняться от всяких развлечений. Впрочем, я не сразу порвал со всем.

Мир – это такое чудовище, что если повернуть круто, разорвет. И вот стал я постепенно освобождаться от мира, становилось все легче и легче, и, наконец, совсем освободился от него. Я перестал бывать у большинства моих прежних знакомых. Оставил два-три благочестивых семейства, где бывал изредка.

Прошло три года, наступило 17 сентября, памятный для меня день, в который я видел старца. С раннего утра, я уехал в один монастырь, исповедался и приобщился Святых Таин. После причастия стою в церкви и думаю: «Вот грохнусь!» Не грохнулся.

Впрочем, слова старца исполнились. Я действительно умер в тот день, но для мира.

Господи, из рассказанного старцем нам видно, что мысль о смерти действительно удаляет нас от мира и побуждает изменять нашу жизнь. Господи, прости нас, что мы, хоть и задумываемся иногда о смерти, но думы наши не серьезны и не становятся побуждением для удаления от мира, а тем более смертью для него.

Вначале Господь сотворил мир невидимый: блаженные духи разделились на девять чинов: Серафимы, Херувимы, Престолы, Господствия, Власти, Силы, Начала, Архангелы и Ангелы. Но сотворенные духи не все сохранили верность Богу; треть отпала от своего Создателя, и из благих они сделались злыми, из светлых – мрачными. Чтобы возместить потерю, сотворен был человек. Теперь люди, по кончине своей вступают в мир Ангелов и, смотря по заслугам, становятся или просто Ангелами, или Архангелами и так далее. Этот видимый мир будет стоять до тех пор, пока будет пополняться их число, а тогда – конец. Неизвестно только, когда наступит это время: завтра, или через год, или через миллионы веков. Дай, Господи, нам всем войти в это число, чтобы вовеки пребывать со Спасителем нашим. Но чтобы войти в Царство, прежде всего надо быть смиренными. Как же обрести смирение?

Господи, для нас важно знать, что мы созданы Богом, чтобы по кончине своей вступить в лик Ангелов и, смотря по заслугам, станем просто Ангелами, или Архангелами и так далее. Господи, прости нас, что мы не задумываемся об этом и не готовимся к пополнению Ангельского лика. И даруй нам, Господи, благодать Твою, чтобы войти в это число, чтобы вовеки пребывать с Тобой, нашим Спасителем. А для этого научи нас быть смиренными.

Чтобы научиться великому дару смирения, нам надо молить Господа о ниспослании этого дара. В одной из вечерних молитв мы читаем: «Господи, даждь ми смирение, целомудрие и послушание». Смирение уподобляет нас Самому Богу, Который «смирил Себе, послушлив быв даже до смерти, смерти же крестныя» (Флп. 2, 8). Сам Господь является учителем смирения: «Научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен сердцем» (Мф. 11, 29). Смирение можно стяжать посредством послушания. Человек, подчиняющий свою волю духовному руководителю, побеждает гордость и приобретает смирение. Оттого-то людям, особенно монахам, послушание необходимо.

Господи, мы не усердно умоляем Тебя даровать нам смирение и послушание. Мы не стремимся подчинить свою волю духовному руководителю, не побеждаем гордость и не познаем, что такое смирение. Господи, прости нас за то, что не дружим с послушанием, которое нам крайне необходимо для стяжания смирения.

Известен следующий случай. В одном пустынном месте подвизался старец. Однажды к нему пришел молодой инок, прося взять его на совместное жительство для обучения добродетелям. Старец согласился с условием, что инок будет ему беспрекословно повиноваться. Однажды старец велел своему ученику взять сухую палку, воткнуть ее в землю на расстоянии пяти верст от их келлии и каждый день ходить поливать ее. Инок все исполнял в точности. Каждый день он поливал эту палку, и для этого ему приходилось проходить десять верст по раскаленной солнцем пустыне с тяжелым ведром. Дух зла, не переносящий смирения, стал соблазнять подвижника такими помыслами: «Что ты делаешь? Зачем слушаешь безумного старца? Ты оставил монастырь, чтобы научиться высшим добродетелям, а он заставляет тебя исполнять нелепейшее, никому ненужное дело». Но инок не поддался этим искушениям, прозрев в них козни врага, он продолжал безропотно нести свое послушание.

Раз пришел он поливать свой сук и ужаснулся: на месте его раскинулся великолепный оазис; финиковые пальмы высоко поднялись к небу, более нежные растения росли под ними, защищенные тенью пальм от палящих лучей солнца, а посредине оазиса бил источник чистой, прозрачной воды. Вне себя от радости и удивления, пошел инок к своему старцу и воскликнул: « Отче, ты совершил чудо!» – и рассказал ему все подробно.

Выслушав его, старец заметил: «Чадо, это не я совершил чудо, а ты своим послушанием. Знай, что ничто так не приятно Богу, как полное послушание без рассуждений, так как оно дает человеку смирение, а это есть верх добродетелей. Гордым Бог противится, а смиренным дает благодать.

Господи, мы, живя в миру, не умеем связывать смирение с нашим беспрекословным послушанием старцу или духовнику. Во многих помыслах, отвлекающих нас от исполнения послушания, мы не прозреваем козней врага и перестаем слушаться. Прости нас, Господи, и даруй нам через продолжительное и беспрекословное послушание обрести смирение. И как смиряющим себя послушанием пошли Твою благодать.

Поздравляю Вас, детки, со светлым праздником Воскресения Христова. Велик нынешний день: «Сей день, егоже сотвори Господь, возрадуемся и возвеселимся в онь». Конечно, все были сегодня у обедни, она у нас торжественно совершается. А мне не удалось быть за службой. Утром совершил правило и уже собрался идти, но почувствовал такую слабость, что с трудом поднялся с дивана. Должен был дать знать архимандриту, что у литургии не буду. Впрочем, Господь наказал меня за некоторую самонадеянность. По примеру прошлых лет надо бы утреню совершить келейно, а я понадеялся на свои силы и отправился в храм. Утреню простоял хорошо, а потом и плохо стало. Теперь чувствую себя гораздо лучше и радуюсь, что могу вас принять.

Господи, и у нас бывает самонадеянность даже при посещении храма и богослужений. Понадеемся на себя, а сил вдруг не хватает. Прости нас, Господи.

Как важно полагаться во всем на волю Божию! Крепко нужно верить в Его Божественный Промысл, устрояющий все во благо. Эту Пасху я был утешен приездом двух иноков, которые раньше жили у нас, а потом были переведены в Петроград. Скучают они по Оптиной обители, дорóга дорогá, при скудных средствах часто не поедешь. Они сетуют: вот денег нет, а было бы их много – часто навещали бы святую обитель. Я же отвечал им на это: «Было бы у вас много денег, верьте, вовсе не приехали бы к нам». Люди богатые часто забывают «едино же есть на потребу» (Лк. 10, 42) и все время проводят лишь в том, как бы удовлетворить свои бесчисленные прихоти.

Господи, мы не умеем во всем полагаться на волю Твою и не умеем верить в Твой Божественный Промысл, устрояющий все во благо. Прости нас, Господи, что мечтая о богатстве и получая его по милости Твоей, совсем забываем, что же является «единым на потребу» и стремимся удовлетворять лишь своим бесчисленным прихотям.

Сохранилось одно древнее сказание. В некоем пустынном месте подвизался инок по имени Даниил. Однажды случилось ему зайти к одному рудокопу по имени Евлогий. Человек этот был бедный, но необычайно добрый. Свой дневной заработок он отдавал нуждающимся, дверь его убогой хижины была открыта для всех. Даниила он встретил радушно. «Как ты живешь?» – спросил его инок. – «Да слава Богу! Я о завтрашнем дне не забочусь, по слову Спасителя, и Господь никогда меня не оставляет. Он щедро посылает не только на потребу мне, но и на долю нищей братии». Долго беседовал инок с рудокопом. На другой день при прощании дал он иноку еды на дорогу. Умиленный душой и обрадованный, возвращался Даниил в свою пустынь, рассуждая дорогой про себя: «Вот бы этому человеку богатство, сколько бы добра он сделал!»

Придя в свою келлию, инок стал умолять Спасителя послать рудокопу богатство. Во время этой горячей молитвы Даниилу явился Господь и сказал: «А ты ручаешься Мне за душу этого человека, что она не погибнет, получив богатство?» «Ручаюсь, Господи!» – воскликнул инок. «Хорошо, пусть будет по-твоему», – сказал Спаситель, и видение исчезло.

Вскоре после этого рудокоп Евлогий нашел богатейшие золотые россыпи; золото лежало большими слитками на поверхности. Призадумался Евлогий, как быть. Отправился он в селение, купил лошадку, затем перевез все золото в свою убогую хижину. На другой день он уже не принял тех нищих, которые по старой привычке толкнулись в его дверь. Через некоторое время он бросил свое дело и переехал в Константинополь. Здесь он стал вести роскошную жизнь и сделался известным даже императору. В великолепном дворце прежнего рудокопа часто давались пиры на славу, но нищие и убогие уже ничего не получали от трапезы богача. Напротив, у него на дворе были злые собаки, которые не пускали туда никого постороннего.

Однажды к пустыннику Даниилу во время молитвы опять явился Господь, но лик Его, обращенный на пустынника, был строг. «Твои посты, молитвы и коленопреклонения неприятны Мне, так как душа Моего раба Евлогия погибает. Ты поручился Мне за него, верни же Мне теперь его душу!»

В страхе и трепете упал Даниил на землю перед Господом, прося Его милости, и Господь повелел ему идти в Константинополь. Инок оставил свою пустыню и после трудного путешествия достиг великого города. Здесь он начал разыскивать Евлогия и узнал, что он теперь важный вельможа. Пришел к пышному дворцу, но его прогнали. Инок все же решил добиться свидания. И вот когда величественная колесница Евлогия остановилась у крыльца, Даниил, пробравшись сквозь толпу, пал на колени перед вельможей, прося его выслушать, тот же приказал слугам поскорее прогнать его. Тогда увидел инок, что ничем не может подействовать на Евлогия, и единственное средство, которое осталось, – это молитва. С горячими слезами и сокрушенной душой взывал Даниил ко Господу и был услышан. Случилось так, что Евлогий чем-то прогневал императора, и тот приговорил его к смертной казни. Бросив все, Евлогий обратился в бегство и после многих скитаний прибыл, наконец, в место прежнего своего жительства. И опять в поте лица своего стал он зарабатывать своей хлеб и вновь сделался сострадательным к бедным и несчастным. Когда Даниил узнал об этом, он возблагодарил Бога и воскликнул: «Ныне отпущаеши раба Твоего, Владыко! – и вскоре почил о Господе.

Господи, случается и нам когда-то просить у Тебя для детей своих или знакомых богатство, рассчитывая по своему разумению, что они будут сострадательны и милосердны к людям нуждающимся. При этом мы совсем упускаем из вида, что, прося о них, мы ручаемся пред Господом за души этих людей, что, получив богатство, они не погибнут. И вдруг оказывается, что душа человека не справляется с полученным и погибает. Господи, прости нас, что мы просим у Тебя того, с чем человек не справляется и погибает.

Подобный же случай был и у нас в Казани. Жил тут один офицер, необычно набожный. Часто ходил он в монастырь молиться Богу и жертвовал на обитель из своих скудных сбережений, сколько мог. То коврик принесет, то лампадку, то кулич копеек за сорок в подарок кому-либо из братии. Все любили его, особенно радовался за него один из схимников монастыря. И вот начал этот схимник просить Господа послать офицеру богатство. Молитва была услышана. Понравился этот офицер дочери миллионера, и он на ней женился. А потом произошла в нем резкая перемена. Он вышел в отставку, начал вести роскошную, праздную жизнь и в монастырь уже больше не заглядывал, разве что проездом на своих рысаках вместе с супругой. Но по молитвам схимника Господь не допустил погибели раба Своего. Бывший офицер разорился и вернулся к своему прежнему образу жизни. Отсюда следует, что не должно желать себе богатства, а надо благодарить Господа за то, что Он посылает. Имейте все необходимое и будьте довольны. Господь никогда не оставит вас, детки мои, если вы будете стремиться по силе исполнять Его святые заповеди. «Заповеди же Господни тяжки не суть» (1Ин. 5, 3).

Господи, прости нас, что мы желаем себе богатства и не умеем довольствоваться тем, что ты посылаешь нам и не благодарим Тебя за посылаемое. Прости нас, Господи, и за то, что не стремимся по силе исполнять Твои святые заповеди.

Жизнь есть блаженство. Эти слова могут показаться странными. Как можно жизнь назвать блаженством, если в ней на каждом шагу встречаются неудачи, разочарования, огорчения. Сколько горя терпят люди! Жизнь, говорят некоторые, есть труд, и часто труд неблагодарный, какое уж тут блаженство? Блаженством для нас станет жизнь тогда, когда мы научимся исполнять заповеди Христовы и любить Христа. Тогда радостно будет жить, радостно терпеть находящие скорби, а впереди нам будет сиять светом Солнце Правды – Господь, к Которому мы устремляемся.

Господи, жизнь и для нас становится блаженством, если мы учимся исполнять заповеди и любить Христа. Господи, прости нас, что не прилагаем труд к труду, чтобы вживаться в то блаженство, о котором говорят заповеди.

Все Евангельские заповеди начинаются словом «блаженны»: блаженны кроткие…, блаженны милостивые, блаженны миротворцы… (Мф. 5, 5, 7, 9). Отсюда вытекает как истина, что исполнение заповедей приносит людям высшее счастье. История христианских мучеников с особенной яркостью подтверждает это. Какие только мучения ни переносили они, каким пыткам ни подвергались, весь ад восставал на них. Резали и жгли тела исповедников Христовых, разрывали их на части, измученных бросали в смрадные темницы, а иногда в склепы, наполненные мертвыми костями и всевозможными гадостями. Иногда для большего устрашения им показывали покойников, восстающих из гробов и устремляющихся на них, а мученики радовались.

Господи, мы без усердия исполняем заповеди Твои и потому нам закрыт доступ к высшему счастью, прости нас. Прости нас и за то, что боимся стать мучениками за Христа.

Из бесчисленного сонма мучеников вспомним хотя бы святую Перепетую. Ее подвергали ужасным пыткам, желая вынудить отречение от Христа, но святая мученица осталась непоколебимой. Вот, наконец, ей выносят смертный приговор. Услыхав о нем, святая Перепетуя исполняется такой неизреченной радости, что лицо ее сияет. Удивленный мучитель спрашивает:

– Какова причина твоей радости? Сейчас ты расстанешься с жизнью – и вдруг ликуешь?

– Умирая за Христа, – отвечала святая, – я получу Вечную жизнь в Царстве Жениха моего.

– Пришли нам из этого Царства плодов, – со смехом сказал мучитель.

Святая обещала. Как только ее голова упала под ударом палача, явился юноша необычайной красоты. Он держал вазу, наполненную плодами, от которых исходило дивное благоухание. Подавая плоды мучителю и окружавшему его синклиту, юноша произнес:

– Это прислала вам святая мученица Перепетуя из рая Жениха своего.

С этими словами он стал невидимым. Все присутствующие исполнились удивления, вкусили от предложенных плодов, и множество людей уверовало во Христа.

Господи, в ежедневных своих трудах и невзгодах мы не умеем умирать за Христа, веруя, что получим за это Жизнь Вечную и Царство Небесное. Господи, прости нас за то, что трудности жизни не связываем с подвигом страдания за Христа и не доводим свои усилия до победного конца.

Без Христа жизнь действительно не имеет никакой цели, она вполне бессмысленна. Недавно в «Братском листке», издаваемом в Саратове, было сообщение о самоубийстве одной девушки. Она жила самостоятельно, обладала колоссальным богатством, капитал ее доходил до девяноста миллионов рублей, что дает в месяц около девяноста с лишним тысяч рублей. Подле нее нашли записку: «Не вижу смысла жизни». И немудрено, что не видела! Смысл жизни – в исполнении заповедей Евангельских, и пойди она со Христом, сколько добра могла бы сделать, но она не искала Христа и погибла. Конечно, исполнение Евангельского закона вначале может показаться трудным, но не оставляет Господь работающих Ему.

Господи, из прочитанного мы теперь жизнь понимаем по иному. Она и для нас – блаженство, если научимся исполнять заповеди Христовы и любить Христа. А исполняя заповеди, мы радостно будем жить, радостно терпеть находящие скорби, а впереди нам будет сиять солнце Правды – Господь, к Кому мы и устремляемся. Все Евангельские заповеди начинаются словом «блаженны»: блаженны кроткие, блаженны милостивые, блаженны миротворцы. Отсюда вытекает истина, что исполнение заповедей приносит людям высшее счастье. Господи, а мы еще не вжились в исполнение заповедей Христовых так, чтобы это исполнение приносило нам высшее счастье. Прости нас, Господи, что исполнение заповедей для нас не стало еще условием блаженной жизни. Прости, Господи, что по этой же причине мы не научены радоваться страданиям, как это умели делать святые мученики.

Однажды я возвращался от батюшки Амвросия и на пути заехал в Васильсурск. Остановился в знакомом монастыре, и мне предложили посетить послушника монастыря брата Василия, жившего отшельником в лесу. Постучался я, сотворил молитву. Старец с любовью меня принял.

– Кто ты такой будешь? – спросил он меня.

– Я – воин Павел, благословите меня, батюшка.

– Какой я батюшка, я – простой послушник.

Разговорились мы с ним. Стал я спрашивать, как он живет, как угождает Господу.

– Жить в лесу – от людей спокойно, – сказал старец, – вот только с бесами воевать приходится. Каких только страхований не нагоняют они! Однажды среди белого дня вдруг вижу, едет к моей келье множество саней, в которых сидят чуваши. Остановились, стучат в дверь. «Отвори скорее, – говорят, – мы иззябли». Отец настоятель запретил мне пускать кого-либо без молитвы. «Сотворите молитву». «Какую там молитву, – отвечают, – отвори». «Скажите: Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй нас». За дверью раздался смех. Затем все сели в сани и уехали. Вышел я на улицу посмотреть, вижу – никаких следов на снегу, сугробы вокруг моей келлии огромные, следовательно, все это было призрачное. А то покойник приходил по ночам, стучит кулаком и ревет, что есть мочи.

Господи, у нас не в чести обычай пускать кого-либо в свой дом с молитвой, которую произносит пришедший или хозяин дома. Господи, прости нас, что нарушаем этот обычай и часто из-за этого терпим скорби.

– Да такие искушения были и у преподобного Серафима, – сказал я.

– То преподобный, а то – я, и молитва у меня слабенькая, а все-таки Господь помогает. Больше всего упражняюсь в Иисусовой молитве.

Я попросил указания, как ее совершать.

– Страшная это молитва, – отвечает пустынник, – очень не любит ее сатана и старается всеми силами отомстить тем, кто ее совершает. Без руководства эту молитву проходить опасно. Если хочешь начать, то начни с небольшого. Возьми четки – у тебя есть? По четкам сто молитв Иисусовых в день с поклонами, хочешь с земными, хочешь с поясными, все равно.

Господи, прости нас, что при творении молитвы Иисусовой не начинаем небольшого и не проходим её по четкам с поклонами.

Такой раз был случай со мной, никому не рассказывал, а тебе расскажу.

– Отчего же мне такое предпочтение?

– Оттого, что ты будешь монахом и больше того… Стал я вечером на молитву, есть у меня не то что рогожа, а так себе ковришко. Ну, стою я на коленях и вдруг чувствую – шевелится ковер. Все больше и больше, и поднимаюсь на воздух. Достигнул потолка, он раздвинулся, я поднялся на страшную высоту. Узенькой ленточкой виднелась Волга и Сура с ней, наш город казался совсем крошечным, подо мной расстилалась бездна. Господи! Если грохнусь, косточек не останется! Прильнул головой к своему коврику и стал молиться: «Господи, спаси меня, Господи, помози мне!» Поднимаю голову и вижу, что я опять в своей келлии.

Господи, при вражиих страхованиях, если Ты попустишь нам их испытать, дай нам разумение молиться Тебе: «Господи, спаси мя, Господи, помози мне». Господи, прости нас, что испуг застилает нам память о Тебе, и мы боимся случившегося так, что забываем Тебе молиться о спасении. Прости нас.

Много и других искушений пришлось вытерпеть старцу. Иисусова молитва есть необходимейшее оружие в деле нашего спасения. Но кто берется за нее, должен ожидать искушений и приготовиться к борьбе внутренней, к борьбе с помыслами. Бесы не любят Иисусовой молитвы и всячески мстят человеку, бьющему их этим бичом. Они начинают нашептывать ему (конечно, невещественными устами) всевозможные сомнения: как это доказать, какой смысл в этом, это неправда, этому никто не верит, это обман и так далее. Чем же бороться подвижнику с этими помыслами? Непринятием их? Но легко сказать – не принимать помыслы. Выполнить это дело настолько нелегко, что борьбу с помыслами Господь принимает за мученичество.

Господи, мы пытаемся иногда молиться молитвой Иисусовой и бороться с помыслами, направленными против нее. Но особого успеха у нас нет. Прости нас, Господи, и помоги неукоснительно молитвой Иисусовой побеждать вражеские помыслы.

Молитва Иисусова требует от человека труда, она же несет с собой высокие утешения.

В Оптиной при батюшке отце Макарии был один инок, часто приходивший за советом к старцу, по-видимому, с искренним желанием исправления. Старец сказал ему, что ближайший путь к усовершенствованию есть непрестанная Иисусова молитва.

Господи, мы не навыкаем молитвенному труду, нет у нас искреннего желания исправиться. Вот и оставляем ближайший путь к усовершенствованию – непрестанную молитву Иисусову. Прости нас, Господи.

– Отчего же именно эта молитва, батюшка, – ведь о ней ничего в Евангелии не сказано.

– А ты читаешь Евангелие?

– Как же, каждый день по главе.

– Ну, если читаешь, то должен помнить слова Спасителя: «именем Моим бесы ижденут» (Мк. 16, 17).

– Помню, помню эти слова! Значит они и сказаны о молитве Иисусовой?

– Ну, конечно, в этой молитве и призывается имя Иисусово.

Инок начал говорить молитву Иисусову. Через некоторое время приходит он опять к отцу Макарию с печалью.

– Ну что, брат? – спрашивает старец.

– Прохожу, отче, Иисусову молитву, но какая от нее может быть польза, если я произношу ее только устами, сам не понимая, что говорю, ум все бегает в сторону.

– Ты не понимаешь, – возразил старец, – зато бесы понимают и трепещут. Успокойся, брате, и по силе продолжай молитву.

Господи, и к нам в сознание вползает, как змея, сомнение о том, что мало пользы мы получаем проходя молитву Иисусову, произнося её только устами, не понимая, о чем в ней говорится. Господи, прости нас, что недопонимаем, как бесы трепещут от этой молитвы. Господи, помоги нам по силе продолжать эту молитву.

Прошло немного времени после этой беседы, и инок приходит к батюшке. С радостью он сообщает, что Иисусова молитва открывает ему Тайны Божии. Старец возразил ему: «Не обращай внимания и не придавай этому значения». Вскоре инок опять сообщил отцу Макарию о тех же духовных дарованиях, которые дает молитва Иисусова, и снова старец запретил ему придавать этому значение. Другим же отец Макарий сообщил, какой великой милости Божией сподобился брат в такое короткое время. Ему возразили, что вот такой-то много лет совершает Иисусову молитву, а откровений не имеет. От чего это? От недостатка смирения. Сам Христос кроток и смирен сердцем. С приобретением смирения мы достигаем полного спокойствия душевного.

Господи, мы ощущаем недостаток в нашей жизни смирения и потому не достигаем полного душевного спокойствия. Прости нас, Господи.

Известен исторический пример о светлейшем князе Меньшикове. Был он из простых и торговал оладьями. Однажды Петр увидел его и стал покупать у него оладьи. «Ты знаешь, кто я?» – спросил у него Петр. – «Нет, не знаю», – ответил Меньшиков. «Я – царь Петр». – «Теперь знаю». Таково было первое знакомство. Петр заметил в Меньшикове необыкновенный ум и выдающиеся способности к военной службе, приблизил его к себе, и Меньшиков занял первое место при дворе. Но высшей славы достиг Меньшиков при императрице Екатерине I, при которой он самодержавно управлял государством, так как сама императрица, не имевшая на то подготовки, не вмешивалась в дела правления. Но вот над Меньшиковым разразилась гроза. Он уже думал твердой ногой стать у престола, и дочь его была помолвлена с Петром II, его поминали на ектениях, как вдруг он попал в опалу. Был над ним наряжен суд, по которому, лишенный всего состояния, он был сослан в Березов. Жена его только доехала до Казани и умерла от горя. Ее могила существует и поныне. Меньшиков же остался тверд. В Березове сделали для него меховую юрту, и стал он жить в ней с остальными членами семьи. Здесь он познал Промысл Божий, ведущий его ко спасению, и начал он с увлечением читать Псалтирь. "Благо мне, яко смрил мя еси… Господи» (Пс. 118, 71), – часто говорил прежний властелин. В ссылке он прославил Бога и начал ощущать такие духовные радости, о которых прежде не имел понятия.

Господи, мы не готовы бываем подобно Меньшикову в минуту жизненных испытаний с увлечением читать Псалтирь и говорить: «Благо мне, яко смирил мя еси… Господи" (Пс. 118, 71). Господи, прости нас, что мы слабо вникаем в Твой Промысл, ведущий нас ко спасению.

Наверное, если бы ему теперь предложили вернуться к прежней жизни, он не согласился бы. Меньшиков умер как праведник, и в Сибири его считают святым. Это по внешнему суждению великое несчастье доставило ему вход в Царство Небесное, которого он, наверное, не достиг бы, находясь в славе. В Евангелии говорится: «Блажени есте, егда поносят вам…» (Мф. 5, 11). На первый взгляд кажется странным: какое тут блаженство? Бранят, возводят клевету – ведь это одна скорбь! Но нет, это – блаженство, если терпеть во имя Христово.

Господи, когда бранят нас, возводят клевету, то – это одна скорбь. Но, одновременно, это и блаженство, если будем терпеть во имя Христово. Господи, прости нас, что не находим мы указанного в Евангелии блаженства, когда необходимо потерпеть во имя Христово.

Одного старца спросили, как он относится к поношениям.

– Со скорбью, – ответил тот.

– Неужели и тебя трогают поношения?

– Нет, – отвечал старец, – за себя я радуюсь, но скорблю за тех, которые слышат эти поношения, потому что они лишаются той пользы, которую могли бы получить от Господа через меня, грешного.

Это враг научает злословить рабов Божиих, чтобы отвлечь от них людей. Действительно, врагу выгоднее всего, когда люди бегут от светильников Божиих и пребывают во тьме. Происки врага бывают и у нас в Оптиной. У отца Макария, несмотря на его святую жизнь, было много недоброжелателей из скитян. Бывали такие случаи: приедут из Москвы богатые купцы на тройках к батюшке отцу Макарию. Подъезжают к скиту и спрашивают:

– Где живет известный отец Макарий?

– У нас такого нет, – отвечают ему.

– Как же такого нет, а нас именно и послали к отцу Макарию.

– Макариев-то в монастыре много, которого же вам?

– Да это Оптин скит?

– Оптин, Оптин!

– Ну как же, тогда нет сомнения, что здесь живет отец Макарий.

– Ах, вам верно, иеромонаха Макария? Есть, есть, только это зачем вы к нему приехали, никакой пользы вы от него не получите, не советуем к нему идти.

Озадаченные такими словами купцы, выругавшись, поворачивали обратно. Некоторые иноки с негодованием передавали отцу Макарию о подобных случаях и говорили:

– Как вы, батюшка, таких монахов терпите? Да их метлой надо гнать из монастыря. Если уж вам все равно, так обитель лишается помощи. Ведь среди купцов были богатые фабриканты. Мы же живем милостыней.

– Успокойтесь, – отвечал обычно отец Макарий, – иноки тут не причем, значит, не дорога этим людям быть у меня; кого Бог посылает, тот меня найдет.

Господи, старцем нам дается понять, что врагу выгодно злословить рабов Божиих, чтобы люди бежали от них. Прости нас, Господи, что теряем из поля зрения тот факт, что кого Бог посылает, тот находит духовно опытных людей и пользуется их советом и руководством.

Сильно работает диавол, желая отвлечь людей от служения Богу, и в миру он достигает этого легко. В монастыре же ему труднее бороться; оттого дух злобы так ненавидит монастыри и всячески старается очернить их в глазах людей неопытных. А между тем не погрешу, если скажу, что высшего блаженства могут достигнуть только монашествующие. Спастись в миру можно, но вполне убелиться, отмыться от ветхого человека, подняться до равноангельской высоты, до высшего творчества духовного в миру невозможно, то есть весь уклад мирской жизни, сложившийся по своим законам, разрушает, замедляет рост души. Потому-то до равноангельской высоты вырастают люди только в лабораториях, называемых монастырями.

Господи, для нас ценно высказывание преподобного, что равноангельской чистоты, высшего творчества духовного в миру достичь невозможно, потому что весь уклад мирской жизни, сложившийся по своим законам, разрушает, замедляет рост души. Господи, прости нас, что мы редко посещаем лаборатории равноангельской высоты, именуемых монастырями, и тем замедляем рост своей души.

У батюшки отца Амвросия был в миру друг, очень не сочувствующий монахам. Когда отец Амвросий поступил монастырь, тот написал ему: «Объясни, что такое монашество, только, пожалуйста, попроще, без всяких текстов, я их терпеть не могу». На это отец Амвросий ответил: «Монашество есть блаженство». Действительно, та духовная радость, которую дает монашество еще в этой жизни, так велика, что за одну минуту ее можно забыть все скорби житейские, и мирские, и монашеские.

Господи, и нам Ты даешь знать через старцев, что «монашество есть блаженство», что в нем открывается духовная радость, за одну минуту которой забываются все скорби, и мирские, и монашеские. Прости, Господи, что мы не думаем об этом блаженстве, не стремимся к исполнению заповедей Божиих, препровождающих нас к этому блаженству. Прости нас, Господи, что мало прилагаем усилий, чтобы отмыться от ветхого человека, подняться до равноангельской чистоты, до высшего творчества духовного.

Лучшие писатели наши сознавали всю суету мирской жизни и стремились душою в монастырь. Например, Гоголь, Пушкин, Лермонтов, Тютчев. Главную героиню своего романа «Дворянское гнездо» Тургенев помещает в монастырь. Вспомните Лизу! Шекспир в «Гамлете» высказывает свой взгляд на мир и монастырь. «Мир – это сад, заросший сорными травами, – говорит Гамлет Офелии, – иди в монастырь. Если ты будешь белее снега, что на горных вершинах, и тогда мир забросает тебя грязью». В этом преклонении перед монастырем видно стремление к высшему идеалу, которого желали достигнуть многие поэты и художники и не достигали.

Преклонение перед высшим идеалом – жизнью в монастыре – свойственно и нам, сознающим всю суету мирской жизни. Господи, прости нас: мы сильно привязаны к миру, представляющему сад, заросший сорными травами, и помоги хранить высший идеал через связь с жизнью монастыря.

Огромное большинство наших лучших художников и писателей можно сравнить с людьми, пришедшими в церковь, где служба началась и храм полон народа. Встали такие люди у входа, войти трудно, да они и не употребляют для этого усилия, кое-что из богослужения доносится и сюда: «Херувимская песнь», «Тебе поем», «Господи, помилуй». Так постояли, постояли и ушли, не побывав в самом храме. Так поэты и художники столпились у врат Царства Небесного, но не вошли в него. А между тем как много было дано им для входа туда! Души их как динамит вспыхивали от малейшей искры, но, к сожалению, они эту искру не раздували, и она погасла. Мысли поэта, выраженные в его произведениях, – это его исповедь, хотя сам писатель и не сознает этого. Для примера возьмем хотя бы стихотворение Лермонтова:

У врат обители святой

стоял просящий подаянья

бедняк иссохший, чуть живой…

Куска лишь хлеба он просил,

и взор являл живую муку,

и кто-то камень положил

в его протянутую руку.

Этот нищий, о котором говорит Лермонтов, есть он сам. А «кто-то» – это сатана, подкладывающий камень вместо хлеба, подменяющий саму веру. Под его влиянием создается новое христианство. Им вдохновлен Толстой, сочиняющий свое евангелие, свое христианство. Далее у Лермонтова говорится: любви просил. У кого? У всех, кроме Бога, Который один может дать любовь, кроме Христа, к Которому он не обращался и Которого не любил. И получил камень вместо хлеба. Не знал он, как и многие не знают, каких неизглаголанных радостей сподобляется душа от общения с Господом – Источником любви. Чтобы найти Его, вступить в богообщение, более глубокие натуры стремятся к уединению, бегут от людского шума и суеты. Ведь чтобы хорошо оценить произведение искусства, например какую-нибудь музыкальную вещь, нужно углубиться в нее, сосредоточиться. Известно стихотворение молодого поэта и любителя музыки, обещавшего быть светилом по таланту, но рано умершего. В нем поэт высказывает мысль, что стук, аплодисменты, восклицания и прочее вовсе не есть признак хорошей оценки, а, наоборот, все это показывает недостаточное проникновение в художественную вещь, что человек, испытывающий высокое наслаждение, пребывает в молчании.

Господи, говоря о монастырях, и мы по временам испытываем в себе стремление к высшему идеалу, которого хотели бы достигнуть. И мы, подобно им, толпимся у входа в храм, наполненный народом, но внутрь не входим, довольствуясь тем, что и здесь, в дверях, что-то слышно: чуточку постоим и уходим, не входя в самый храм и не вникая в содержание богослужения. И наши души похожи на динамит, готовы вспыхивать от малейшей искры, но мы, к сожалению, этой искры в себе не раздували, и она погасла. Прости нас, Господи, за это самоустранение от стремления к совершенству, в результате которого мы, «прося куска лишь хлеба», сталкиваемся с кем-то, кто камень кладет в нашу протянутую руку. Этим кем-то является сатана, подкладывающий камень вместо хлеба, подменяющий саму веру. Господи, прости нас, что любви просим у всех, кроме Тебя, Бога нашего, Господа Иисуса Христа. Ты один только можешь дать любовь. И поскольку просим не у Тебя, то получаем камень вместо хлеба. Прости нас, Господи, что не углубляемся мыслью и сердцем в Источник любви и поэтому не можем порадоваться достаточным проникновением в созерцание этого Источника.

Итак, для полного постижения Бога человеку нужно углубиться в Его учение, исполняя Его заповеди. «Заповеди...» же Господни «тяжки не суть» (1Ин. 5, 3). Это сказал Сам Господь, а слово Его не ложно.

Господи, прости нас, что не любим углубляться в Твое учение и исполнять Твои заповеди.

Из наших русских писателей более других искал Бога Пушкин, но нашел ли Его – не знаю. Достоверно известно, что он решил поступить в монастырь, однако исполнить это желание ему не удалось.

Помню, однажды задумался я о нем. В какой славе был Пушкин при жизни, да прославляется и после смерти. Его произведения переведены на все европейские языки, а ему как теперь там? На вечерней молитве я помянул его, сказав: «Упокой, Господи, душу усопшего раба Твоего Александра», и заснул с мыслью о нем. Вижу сон: беспредельная, ровная степь. Никаких селений, стоит только один старый покосившийся дом с мезонином. Много народа идет туда, иду и я, поднимаюсь на расшатанное крыльцо, затем по лестнице наверх. Вхожу в зал. Там стоит множество людей, все их внимание сосредоточено на Пушкине, который декламирует что-то из «Евгения Онегина». Одно место в этой поэме было мне непонятно, и я решил спросить о нем самого Пушкина. Пробираюсь к нему. Он смотрит на меня и произносит знаменательные слова, которые я не нахожу нужным передавать вам. Затем Пушкин оставляет зал. Я следую за ним. Выйдя из дома, поэт вдруг изменился. Он стал старым, лысым, жалким человеком. Обернувшись ко мне, он сказал: «Слава? На что мне она теперь?» Грустно покачал головой и тихо пошел по степи, делаясь все меньше и меньше, и наконец слился с горизонтом.

Этот сон был ответом на мои мысли о Пушкине. Впрочем, может быть, само желание чистой жизни Господь вменит ему в дело.

Господи, мы видим, что в будущей жизни произойдет переоценка ценностей и встанет вопрос: «слава земная, человеческая, на что она нам теперь?» Господи, прости нас, что мы именно этой земной славы ищем теперь, а к участию в славе Божией не готовимся.

Замечателен один случай из жизни Пушкина. Однажды в обществе он познакомился с известной красавицей – мадам Керн. Повстречался он с ней на одном балу, где она имела такой успех, что сам государь Николай Павлович ни с кем кроме нее не танцевал. Пушкин, как художник, поклонник всего прекрасного, был очарован ею и по возвращении с бала

написал стихотворение, которое посвятил ей:

Я помню чудное мгновенье –

Передо мной явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты…

Прошло с тех пор много времени. Дороги Пушкина и Керн совершенно разошлись. Мадам Керн, овдовев, стала вести такую скромную жизнь, что к старости сделалась истинной христианкой, чуть ли не подвижницей. Известен рассказ о том, что «гроб ее повстречался с памятником Пушкину, который ввозили в Москву», чтобы поставить на Тверском бульваре. Так сбылось чудное мгновение, и перед статуей, как бы перед самим Пушкиным, мелькнула эта старица в гробу, но по жизни – истинный ангел чистой духовной красоты. Таким образом, исполнилось желание Пушкина:

Душе настало пробужденье,

И вот опять явилась ты,

Как мимолетное виденье,

Как гений чистой красоты.

Господи, и нам дороги чудные мгновенья, когда нашему взору открывается чистая красота истинно христианской жизни, дающая душе истинное пробуждение. Господи, прости нас, что мы мало ценим эти чудные мгновения из-за отсутствия в нас истинной чистоты.

Многие искали Бога в явлениях природы. Красота и величие ее возвышают душу человека над мирской суетой и дают душе высокое наслаждение. У Тютчева есть стихи: «Восхождение на Альпы», в которых поэт удивляется величию Божию при созерцании тех гор. Тютчев долго жил за границей и наблюдал Альпы в различное время года. Я никогда не был за границей, а теперь всей душой стремлюсь туда, да стар уже и капиталов нет. Не поймите мои слова в буквальном смысле, надо все понимать духовно. Жажду я перейти за границу страстей и достигнуть истинного Света.

Господи, углубляясь вниманием в свое сердце, мы обнаруживаем в нем жажду перейти границу страстей, но, к сожалению, очень малую, и достигнуть истинного Света. Прости нас, Господи, за слабое желание пересечь эту границу.

Я не о смерти говорю, умереть страшно; туда, в Жизнь Вечную, идут «капиталисты», стяжавшие всякие добродетели. Конечно, как миллионеру, ничего не стоит дать нищему тысячу рублей, так и Всещедрый Господь может покрыть нашу нищету, но желать смерти страшно. Стар я уже для подвигов, и больше ешь и спишь – какие уж тут подвиги! Нет добродетелей, а хотелось бы их стяжать. Вся наша жизнь есть великая Тайна Божия. Все обстоятельства жизни, как бы ни казались они малы и ничтожны, имеют громадное значение. Смысл настоящей жизни мы поймем лишь в Будущем Веке! Как осмотрительно надо относиться ко всему, а мы перелистываем нашу жизнь, как книгу, лист за листом, не отдавая себе отчета в том, что там написано. Нет в жизни случайного – все творится по воле Создателя. Да сподобит нас Господь этой жизнью приобрести право на вход в Жизнь Вечную! Святые такое право имели. Например, апостол Павел был восхищен до третьего Неба, следовательно он был небесным насельником, но мы, грешные и немощные можем достигнуть Царства Небесного не ради своих подвигов, которых мы не имеем, но единственно ради заслуг Христа Спасителя, пострадавшего за нас Честною Своею Кровию. Будем иметь твердую веру и надежду на Него и не посрамимся в день Страшного Суда.

Господи, мы мало учимся все понимать духовно. Так, когда мы хотим поехать заграницу, то духовное понимание подсказывает нам, что мы жаждем перейти за границу страстей и достигнуть истинного Света.

Господи, прости нас, что не умеем рассуждать духовно об обстоятельствах нашей жизни. Господи, прости нас, что желания быть «капиталистами» всяких добродетелей мы в себе не обретаем; не умеем мы в своей жизни прикасаться к великим Тайнам Божиим; мы не готовим себя к пониманию смысла настоящей жизни в будущем веке. Прости нас, Господи. Нам необходимо осмотрительно относиться ко всему, а мы перелистываем нашу жизнь, как книгу, лист за листом, не отдавая себе отчета в том, что там написано. Господи, мы упускаем из вида, что в нашей жизни все совершается по воле Создателя. Господи, прости нас за это упущение и сподоби нас обрести право на вход в Жизнь Вечную. Прости нас, Господи, что мы, немощные и грешные, теряем убеждение, что достигаем Царства Небесного не ради наших подвигов, которых мы не имеем, но единственно ради заслуг Христа Спасителя, пострадавшего за нас Своею Честною Кровию. Господи, подай нам твердую веру и надежду на Тебя, чтобы не посрамиться нам в день Страшного Суда.

Я хотел продолжить беседу с вами о переезде за границу. Вы уже знаете, что это надо понимать духовно. Переехать за границу своих страстей означает совершенное избавление от них и замена их на противоположное – на добродетели. Когда переезжают настоящую границу, то необходимо иметь при себе паспорт. Так и побеждая страсти, мы получаем как бы новый вид – паспорт для Жизни Вечной.

Господи, нам хочется заиметь такой паспорт, чтобы иметь возможность выехать за границу страстей. Господи, прости нас, что не предпринимаем необходимый труд и не искореняем в себе страсти.

Каждая страсть есть болезнь души, ведь зависть, гнев, скупость не телесны, а душевны. Лечат больше тело, тем более необходимо лечить больную душу. Для борьбы со страстями и существуют монастыри. Впрочем, и мирские люди не могут быть избавлены от этой борьбы, если хотят спасения. Вот и у нас в скиту ведется борьба. Никто сразу не делается бесстрастным. Один поступает гордым, другой – блудником, если не чувственным, то мысленным, третий так зол, что мимо него надо проходить со страхом, четвертый скуп, дорожит каждой копейкой, так что невольно скажешь: зачем же он в монастырь шел? Пятый – чревоугодник, ему все есть хочется. «Ведь ты уже был на трапезе?» – говорят ему. «Что мне трапеза, мне этого мало», – отвечает и ест потихоньку в келлии, устраивая себе и полдник, и полунощник, и так далее. И все в таком роде. Такие люди сами сознают свои грехи и каются в них, но в начале исправление идет очень медленно. Опытные в духовной жизни старцы смотрят на них снисходительно: ведь он – новоначальный, что же от него еще ждать? Но проходит лет двадцать пять, и видим, что труды не пропали даром. Из чревоугодника сделался постником, из блудника – целомудренным, из гордого – смиренным и так далее.

Господи, мы еще не определили, кто мы по существу: гордые, блудники, злобные, скупые, чревоугодники. Мы еще не до конца раскаиваемся в этих страстях и не ведем с ними борьбу. Прости нас, Господи, за эти грехи и за то, что не приобретаем противоположные им добродетели, ибо через них готовится паспорт для Жизни Вечной.

В миру редко кто знает об этой борьбе. На вопрос, как спастись, более благонамеренные отвечают, что надо молиться Богу для спасения, а будешь молиться – и спасешься. И не выходят из этого круга. А между тем молитва человека страстного не спасет его. Цель, единственная цель нашей жизни и заключается в том, чтобы искоренить страсти и заменить их противоположным – добродетелями. Начать эту борьбу лучше всего так: хотя нам присущи все страсти, но одни в большей степени, другие в меньшей. Надо определить, какая страсть в нас господствует, и против нее вооружиться. Вести борьбу со всеми страстями сразу невозможно – задушат. Победив одну страсть, переходить к искоренению другой и так далее.

Господи, через старца Варсонофия Ты открываешь нам необходимость выезда за границу своих страстей. Это значит, что мы должны обрести огромное желание избавляться от страстей и заменять их на противоположное – на добродетели. Господи, прости, что мы не ищем победы над страстями и не ищем новый вид на жительство – паспорт для Жизни Вечной.

Господи, Ты нам ставишь на вид, что каждая страсть есть болезнь души, и что над этими болезнями мы должны работать, чтобы искоренить их. Господи, Ты говоришь нам через духовно опытных старцев: молитва человека страстного не спасет его, а это значит, что единственная цель нашей жизни в том состоит, чтобы искоренять страсти и заменять их противоположным – добродетелями. Господи, прости нас, что мы по-настоящему не ведем эту борьбу со страстями. Господи, прости нас, что мы не определяем какая страсть в нас господствует, чтобы против нее вооружиться и довести борьбу до победы над этой страстью. А потом уже переходить к другой. Прости, Господи, что у нас появляется желание вести борьбу сразу со всеми страстями, и в этом проявляется наша неопытность: страсти могут нас задушить. Прости, Господи, нас за отсутствие в нас стратегии поочередного искоренения страстей.

Человек, достигший бесстрастия, получает как бы диплом на право входа в Царство Небесное, делается собеседником Ангелов и святых. Человеку, не победившему страсти, невозможно быть в раю, его задержат на мытарствах. Но предположим, что он вошел в рай, однако остаться там не в состоянии, да и сам не захочет. Как тяжело человеку невоспитанному быть в благовоспитанном обществе, так и человеку страстному быть в обществе бесстрастных. Завистливый и в раю останется завистливым, гордый и на Небесах не сделается смиренным. Люди с противоположными взглядами не понимают друг друга и часто приносят вред.

Господи, Ты открываешь нам, что только достигшие бесстрастия получают «диплом» на право входа в Царство Небесное и делаются собеседниками Ангелов и святых. Мы же еще не победили страсти и надеяться на получение указанного диплома не имеем права. Господи, прости нас, что не справляемся со страстями и остаемся недипломированными христианами. И терпим от этого духовный вред.

Недавно я получил письмо от одной моей духовной дочери. Возвращались они из Оптиной в самом радостном настроении духа, да разговорились с одной неверующей, возвращавшейся оттуда же.

– Ну что особенного в Оптиной, – говорила та, – удивляюсь, что многие туда стремятся.

– А вы были у кого из старцев?

– Нет, да зачем туда ходить?

– Отчего же вы так решили? Вот ваша подруга находит нравственное удовлетворение в обращении к старцу Варсонофию.

– У нее иной душевный склад, а к Варсонофию я никогда не пойду. Не отрицаю, что он – отличный психолог, хорошо умеет судить обо всем, но ничего благодатного в нем нет.

Ну и смутилась юная душа, слушая такие доводы. Действительно, я лично – ничто. Все совершает Господь. Как солнце освещает какого-нибудь человека и он, оттого делается светлым, хотя это зависит не от него, так и благодать Божия действует через меня, грешного. Если приходит человек верующий, то удается иногда ему сказать свое на пользу. С неверующими труднее, ничего не открывает о них Господь иногда, вот и не знаешь, что сказать, а на образ посмотришь – и молиться посоветуешь. Что, говорят, молиться, это мы и без вас знаем. Но без веры не спасет не только человек, но и Бог.

Преподобный Варсонофий убеждает нас, что все в нашей жизни совершает Господь. Он, подобно солнцу, освещает нас, и мы от этого делаемся светлыми, хотя это зависит не от нас, а от Тебя, Господи. Так и благодать Божия действует через нас, грешных. Когда приходит к нам человек верующий, то удается иногда сказать ему свое на пользу. А с неверующими труднее, ничего не открывает о них Господь. Без веры не спасает не только человек, но и Бог. Прости нас, Господи, мы не вопрошаем Тебя о людях, с которыми ведем общие дела. И еще свое участие в их жизни мы не связываем с их верой. Прости нас, Господи, нерадивых.

Известен евангельский рассказ о жителях Капернаума, где Сам Господь не мог сотворить чудес и удивлялся их неверию. Неверующих людей много всюду – и в миру, и даже в монастыре. У нас в скиту, в бытность батюшки отца Амвросия, был один инок по имени Феодосий, постоянно обращавшийся к батюшке. Однажды, придя к нему, он сказал:

– Вот, батюшка, уже двадцать лет, как я с вами связан, а все не имею сил признаться в одном помысле.

– В каком же?

– Очень трудно сказать, так как помысл против вас, батюшка.

– Ну, что ж тебе помысл говорит? Я – блудник? Убийца? Вор?

– Нет, еще хуже.

– Ну, поджигатель?

– Нет, хуже.

– Сейчас же признайся, – повелительно сказал отец Амвросий.

И как бы, по выражению отца Феодосия, замок спал с его уст.

– Батюшка, – вымолвил он, – хотя я постоянно пользуюсь вашими советами, но не считаю, что вы имели какую-нибудь благодать, у вас есть дар рассуждения.

– Что же, – ответил отец Амвросий, – ведь и это что-нибудь да значит.

Прошло несколько лет, отец Амвросий уже скончался, а инок Феодосий, читая однажды Пролог, с удивлением прочел место, в котором рассказывается такой случай. Однажды знаменитые подвижники, в том числе и преподобный Антоний Великий, собрались вместе и рассуждали, какая добродетель всех важнее. Один говорил – терпение, ему возразили: такой-то был терпелив, но пал. Наконец все согласились на том, что самая важная добродетель есть духовное рассуждение. Тогда-то понял Феодосий, что покойный батюшка обладал неоценимым духовным даром.

Господи, мы нуждаемся в Твоем даре духовного рассуждения, но по своей недостойной жизни не умеем им пользоваться, потому его и не имеем, Прости нас, Господи.

Слова мои просты, понятны и пятилетнему ребенку, но в них заключается смысл всей жизни. Научиться бороться со своими страстями очень важно и даже необходимо. Лучшим руководством будет для вас чтение Житий святых. Мир давно уже оставил это чтение, но не сообразуйтесь с миром – и оно много утешит вас. В Житиях святых мы найдем указания, как вести брань с духом злобы и остаться победителем.

Господи, прости нас, что не имеем духовного рассуждения и не считаем его самой важной добродетелью. И еще, Господи, прости за отсутствие практики чтения Житий святых и за то, что этим оставлением чтения Житий святых мы сообразуемся с миром и остаемся незнающими, как вести брань с духом злобы.

Совершение молитвы Иисусовой очень важно. В Оптиной пустыни все иноки обязаны ежедневно совершать пятисотницу, то есть правило, состоящее из трехсот молитв Иисусовых, ста – Божией Матери, пятидесяти – Ангелу хранителю и пятидесяти – всем святым. Хотя это правило обязательно только для иноков, но хорошо было бы, если бы миряне совершали его по возможности. Хорошо также ежедневно прочитывать 90-й и 50-й псалмы. 90-й псалом «Живый в помощи Вышняго» полезно читать три раза в день: утром, в полдень и вечером. В полдень на человека особенно нападает блудный бес, этот псалом далеко отгоняет его прочь. Апостол Петр говорит: «Трезвитеся, бодрствуйте, зане супостат ваш диавол, яко лев рыкая, ходит, иский кого поглотити» (1Петр. 5, 8). Как поэтому необходимо всегда творить молитву Иисусову, которая есть крепкое оружие против врага! Господь сказал: «Именем Моим бесы ижденут…» (Мк. 16, 17). Молитва эта открывает человеку вечные тайны Божии.

Господи, мы благодарны Тебе: через старца Варсонофия Ты открываешь нам необходимость молиться молитвой Иисусовой и открываешь суть пятисотницы, которую необходимо нам выполнять ежедневно. И еще показываешь нам силу псалмов 90-го и 50-го, особенно полезных для борьбы с блудным бесом. Господи, прости нас, мы не очень-то прилежим к творению пятисотницы и забываем о важности чтения псалмов, потому и вечные тайны Божии остаются сокрытыми для нашего разумения. Горе нам, неразумным и грешным! Прости нас.

В Сибири подвизались два друга – Василиск и Зосима. Последний был человеком образованным, а первый даже неграмотным. Несмотря на такое различие, они искренне лю­били и дополняли друг друга. Василиск, хотя был и неграмот­ным, отличался высокой духовной жизнью. Непрестанное творение Иисусовой молитвы доставляло ему невыразимое наслаждение и вводило в глубину богопознания. Часто, когда Зосима приходил к Василиску, тот был в таком духовном экс­тазе, что не мог вести обыкновенную беседу. Василиск сооб­щал Зосиме высокие истины, которые тот записывал и после даже издал книгу, но многое не было в нее внесено, так как Василиск не все позволил записывать.

Исполняйте и вы, мои детки, по силе, эту молитву, она сохранит вас от всякого зла. Исполняя ее, вы будете посте­пенно приобретать кротость, смирение и незлобие. Вы со­знáете свои недостатки, и вам не захочется осуждать ближ­него, к врагам отнесётесь благодушно, к недругам – доброжелательно. Эта святая молитва будет хранителем вашего девства. Если же кто из вас соберется выйти замуж, то она же отведет вас от всякого дурного человека и пошлет доброго, верующего друга для совместной помощи на жизненном пути.

Господи, мы не задумываемся о том, что молитва Иисусова хранит нас от всякого зла и помогает приобретать кротость, смирение и незлобие. Читая ее, нам не захочется осуждать ближнего, к врагам станем относиться благодушно, к недругам – благожелательно. Эта святая молитва будет хранителем нашего девства и, если кто соберется выйти замуж, то она же отведет от всякого дурного человека и пошлет доброго, верующего друга для совместной помощи на жизненном пути. Господи, мы не думаем об этом значении Твоей молитвы и, потому теряем прилежание ее совершать, да и просто ее не совершаем. Прости нас, Господи, за утрату чувства значимости и духовной пользы молитвы Иисусовой.

Есть три пути: замужество, девство и монашество. Каждый путь может привести в Царство Небесное. В замужестве – исполняя во имя Христово обязанности матери и жены; в девстве – посвящая его Богу; в монашестве – отрекаясь от всего Царствия Божия ради. Я не зову вас в монастырь, при настоящем упадке монашеской жизни иногда легче спастись в миру. У всякого своя дорога, только бы человек искренне искал Бога, стремился к Нему. Конечно, путь монашеский – это путь царский, и кто, поступив в монастырь, будет истин­ным монахом, тот сподобится великой награды.

Господи, сознаем, что есть три пути – замужество, девство и монашество – каждый приводящий нас в Царство Небесное. В замужестве во имя Христово исполняются обязанности матери и жены. В девстве оно посвящается Богу. В монашестве происходит отречение от всего ради Царствия Божия. Каждый из нас, выбирая свой путь и идя по нему должен искренне искать Бога и стремиться к Нему. Господи, прости нас, что не всегда так делаем и не стремимся к Тебе со всей искренностью.

Интересный случай произошел всего несколько лет тому назад. В некой пустыне один послушник решился выйти из монастыря. Накануне собрал он свои вещи и пригласил нескольких послушников прийти к нему на другой день прощаться. Обещал напоить чайком, а может быть, и водочкой. На следующий день пришли гости и удивились. Все вещи опять были разложены, а инок сидел на лавке, по-видимому, не собираясь уходить. Где угощение? Где самовар?

– Самовар стоит на полке, – был ответ. – Впрочем, если хотите, я его, пожалуй, поставлю.

– То есть как это, если хотите? Ведь ты же нас собирался угостить на прощанье!

– Да я, братие, никуда не ухожу. Господь вразумил меня.

И инок рассказал о своем сновидении. Он удостоился видеть обитель, уготованную инокам; по красоте своей она была несравненно лучше обители мирских людей. Этот рассказ произвел на всех сильное впечатление. Передали игумену, тот – архиерею. Архиерей признал сон духовным. Он был издан отдельной книжечкой.

Дивны дела Твои, Господи! Сохрани и нас от огорчения сойти с избранного пути, проявив малодушие. И прости за помыслы, понуждающие нас к этому.

Но как ни спастись, лишь бы спастись! Господь всех зовет в Свое Царство: «Се, стою при дверех и толку: аще кто услышит глас Мой и отверзет двери, вниду к нему и вечеряю с ним, и той со Мною» (Откр. 3, 20), – говорит Христос. Блаженны те, кто слышит глас Господень и следует за Ним!

Господи, прости нас, ибо мы не умеем слушать глас Твой, зовущий нас в Твое Царство, и не отверзаем двери нашего сердца, чтобы Ты, Господи, вошел в него и разделил с нами вечернюю трапезу, и мы с Тобою. Сподоби нас, Господи, слышать глас Твой и следовать за Тобою.

В Казани я знал одну старицу, матушку Евфросинию. Святая это была душа, с юных лет услышавшая призыв Спасителя. Матушка Евфросиния была единственная дочь богатых и знатных родителей. Когда ей минуло двенадцать лет, ее отвезли в Смольный институт. Здесь свободное от занятий время, проводила она за чтением священных книг. Ее в шутку называли монашечкой. Она окончила институт и вернулась к родителям, которые были вне себя от радости. При уме и образованности Евфросиния отличалась необыкновенной красотой, что вместе с огромным богатством сулило ей счастливую жизнь. Но сердце Евфросинии не лежало ни к чему земному, она неудержимо стремилась ко Христу, Которого возлюбила с детства. Суета и роскошь в доме родителей ей были нестерпимы. По случаю окончания института родители устроили ей великолепный бал; они любовались и гордились дочерью, которая в бальном платье, вся усыпанная бриллиантами, была поразительно хороша. Но вот среди бала Евфросиния выбирает удобный момент и незаметно покидает зал. Придя в свою комнату, она срывает с себя бриллианты, переодевается в платье горничной и, оставив родителям записку, чтобы ее не искали, вместе с верной служанкой покидает родительский дом. Долго скитались молодые девушки, во многих монастырях их боялись принять. Наконец поселились они в Смоленском монастыре и жили там не постригаясь.

Господи, если бы нам довелось повторить решительный поступок матушки Евфросинии, то с глубоким сожалением должны будем признаться, что у нас не хватило бы мужества так поступить, ибо сердце наше слишком привязано к земному и не стремится неудержимо ко Христу, Которого мы не возлюбили с детства и не посвящали все свободное от учебы время чтению Священных книг. Господи, прости нас. Потому и призыв Спасителя к совершенствованию не услышали. Прости нас, Господи, что суета и роскошь волнуют наши умы и отвлекают от следования за Тобою, Господи.

Впоследствии матушка Евфросиния при­ехала в Казань. Здесь один благочестивый купец выстроил ей отдельный домик, и святая старица мирно доживала свои дни. Я по временам посещал ее. Интересны были ее беседы, все­гда живые, глубокие, назидательные. Она была очень умна и начитанна, и в беседе с ней время летело незаметно.

Однажды она рассказала мне о том, как слышала пение ангельское. Это было так. По какому-то делу матушка Евфросиния ходила к преосвященнейшему митрополиту Киевскому Филарету. Подходя к дому владыки, она услышала чудное, необыкновенное пение. Наслаждаясь им, матушка недоумевала: кто бы мог так дивно петь? «Верно, к владыке приехали откуда-нибудь певцы», – подумала она. Матушка Евфросиния рассказала ему о том, что слышала, и о своем предположении. Владыка задумался. «Нет, – сказал он, – петь у меня некому; ты слышала, мать, пение Ангелов, но не придавай этому большого значения, чтобы не возгордиться».

Господи, чистое сердце матушки Евфросинии помогло ей услышать пение Ангелов согласно заповеди: «Блаженни чистые сердцем, яко тии Бога узрят». Господи, прости, что дорога к чистоте сердца завалена у нас греховной суетой и мы, по гордости своей, этого не замечаем, ибо святые говорят: «Полезнее нам видеть грехи свои, нежели Ангелов». То же мы можем сказать и о слышании пения Ангельского.

Однажды с месяц я не был у матушки Евфросинии. Когда отправился к ней, то у ворот встретил купца, который сказал мне: «Идите же скорее, матушка Евфросиния у нас кончается». Я вошел в ее келью. Старица лежала, тяжело дыша, глаза ее были закрыты. Когда я подошел к ней, она открыла их, и лицо ее озарилось ласковой улыбкой. «Слава Богу, Павел Ива­нович пришел», – произнесла она медленно. Я взял ее руку и, сложив персты для крестного знамения, трижды осенил ее. Лицо ее еще больше просветлело. Она слегка вздохнула, за­тем дыхание ее сделалось коротким, и через несколько минут ее не стало.

С утра до вечера келья матушки Евфросинии была пол­на народа. Все хотели отдать последний долг усопшей, непрерывно читали Псалтирь. Я лично не читал, так как много было желающих. Сидел я в келлии между шкафом и дверью и пристально смотрел в лицо усопшей. Прекрасное было лицо – такое спокойное, радостное и в то же время величественное. Тяжело мне было. Я чувствовал себя таким одиноким. Хорони­ли ее во вторник, как помню. Когда вносили ее в церковь, хор запел: «Радуйся, Варваро, невеста Христова прекрасная». Ока­зывается, читали акафист святой великомученице Варваре. Впоследствии оказалось, что это не было простой случайнос­тью: матушка Евфросиния была в тайной схиме, хотя почти никто этого не знал, и имя имела – Варвара. Слова припева так ясно относились к ней.

Господи, не часто Ты сподобляешь нас присутствовать при кончине блаженно почившего человека, каким была матушка Евфросиния. Мы не научены отдавать последний долг усопшему, не читаем Псалтирь, не вглядываемся в лицо усопшего. Прости нас, Господи, за отсутствие духовного опыта провожать усопших в путь всея земли.

Господь утешил меня в моей скорби. Вскоре после погре­бения я увидел сон: обширное беспредельное поле, кругом ни души. Посреди поля стоит гроб с матушкой Евфросинией, и я стою возле. Раннее утро, и еще темно. Вдруг вижу – по небу движутся полки воинов со знаменами; казалось, они шли после решительной битвы и очень устали. Я не могу ясно раз­личить их лиц, так как совсем не рассвело, но восходящее солнце уже освещало верхушки их знамен с золотыми креста­ми. Я проснулся и недоумевал, что означает этот сон. Мне объяснили так: воины со знаменами – это полки ангельские, воевавшие с супротивными силами за душу матушки Евфро­синии и победившие. Ангелы принимают деятельное учас­тие в судьбе человека. Если враги нападают на нас со всех сторон, то тем более светлые, любвеобильные Ангелы стремятся защитить нас, если только человек сам сознательно не переходит на сторону зла.

Господи, удивителен для нас путь матушки Евфросинии и назидателен, ибо ее решимость служить Тебе, Господи, выше всякого понимания и любовь к Тебе, Богу нашему, недоступна для нас. Мы не умеем ради Тебя делать такие решительные поступки и всю свою жизнь посвящать Тебе, перенося различные житейские невзгоды ради Тебя, Господи. Прости нас за отсутствие столь живой любви к Тебе. Помоги, Господи, чтобы и за нас воевали Ангельские полки и побеждали демонов ради спасения наших душ.

Меня поразил рассказ матушки Евфросинии о слышан­ном ею ангельском пении, но в жизни святых встречается много таких примеров. Известно повествование о святом Пимене Многострадальном. Он жаждал пострига; и вот однажды ночью видит: приходит игумен с братией и соверша­ет над ним пострижение. Через некоторое время пришел игу­мен того монастыря с братией и удивился, что отец Пимен облачен в иноческие одежды. На вопрос, кто постригал Пи­мена, тот, изумившись, сказал: «Да ты же сам, отче!» Стали спрашивать монахов, бывших в соседних кельях, и все под­твердили, что слышали дивное пение молитв, поющихся при пострижении. Понял тогда игумен, что Пимен был пострижен Ангелами.

Господи, мы мало умоляем Тебя, чтобы лики Ангельские принимали в нас деятельное участие. Господи, прости нас, что этому участию мы придаем малое значение и не молимся об этом.

Об ангельском пении еще есть повествование, срав­нительно недавнее. Это было в Вологодской губернии. Служили в одном храме обедню. Вдруг на улице произошел по­жар. Все бросились из храма, остались только диакон и священник. Певчие тоже разбежались. Но когда диакон начал ектению, с клироса послышалось чудное пение. Мимо церк­ви проходил в это время один поляк. Привлеченный дивным пением, он вошел в церковь и был поражен небывалым зрелищем. Церковь пуста, только престарелый священник в ал­таре и диакон на амвоне. На хорах – светлые мужи в белых одеждах. Они-то и пели.

По окончании литургии поляк подошел к священнику и спросил его, кто были эти благолепные мужи, которые так дивно пели.

– Это Ангелы Божии, – ответил иерей.

– Если это так, то я сегодня же хочу креститься, – сказал поляк.

– Вы уже крещены, – ответил священник, – примите только Православие.

И поляк был присоединен к Православной Церкви благодаря ангельскому пению.

Господи, мы часто не ожидаем участия Ангелов в церковных службах, хотя и слышим: «мы, подобно херувимам, припеваем трисвятую песнь». Господи, прости нас, до конца не осознающих участия Ангелов на наших богослужениях.

Сохранилось предание об одном иноке, который, достигнув уже высокой духовной жизни, совершив, всевоз­можные подвиги, начал смущаться помыслом о том, в чем же будет заключаться вечное блаженство. Ведь человеку все может наскучить. В смущении инок не находил себе покоя, душа его скорбела. Однажды пошел он в лес и зашел в густую чащу. Усталый, присел он на старый пень, и вдруг ему показалось, что весь лес осветился каким-то чудным светом. Затем разда­лось невыразимо сладостное пение. Объятый духовным восторгом, старец внимал этим звукам. Он забыл все на све­те. Но вот, наконец, пение прекратилось. Сколько времени оно продолжалось – год, час, минуту, – старец не мог опре­делить. С сожалением поднялся он со своего места. Как бы хотелось ему, чтобы это небесное пение никогда не прекраща­лось! С большим трудом выбрался он из леса и пошел в свой монастырь. Но почему-то на каждом шагу старец удивлялся, видя новые, незнакомые ему здания и улицы. Вот, наконец, монастырь. «Да что же это такое, – сказал он про себя, – я, верно, не туда попал». Старец вошел в ограду и сел на ска­мью рядом с каким-то послушником.

– Скажи мне, Господа ради, брат, это ли город Н.?

– Да, – ответил тот.

– А монастырь-то ваш как называется?

– Так-то.

– Что за диво? – И старец начал подробно расспрашивать инока об игумене, о братии, называл их по именам, но тот не мог понять его и отвел к игумену.

– Принесите древнюю летопись нашего монастыря, – сказал игумен, предчувствуя, что здесь кроется какая-то Тай­на Божия.

– Твой игумен был Иларион?

– Ну да, ну да! – обрадовался старец.

– Келарий такой-то, иеромонахи такие-то?

– Верно, верно, – согласился обрадованный старец.

– Воздай славу Господу, отче, – сказал тогда игумен. – Господь совершил над тобой великое чудо. Те иноки, которых ты знал и ищешь, жили триста лет тому назад. В летописи же значится, что в таком-то году, такого-то числа и месяца про­пал неизвестно куда один из иноков обители.

Тогда все прославили Бога.

Господи, дивны дела Твои и утешения Твои, которые Ты открываешь и посылаешь верным служителям Своим! Мы, хоть по названию и верные, но по сути дела далеко не такие. Прости нас, Господи, за это несоответствие понятию верности и удостой нас прилежно служить Тебе, чтобы рассчитывать на утешение, о котором будет томиться наша душа.

Существует предание, что в древности были птицы, пе­ние которых звучало так сладостно, что человек, слушая, умирал от умиления. На старце, триста лет слушавшем ангель­ское пение, явил Господь Свое милосердие. Не оставил он в смущении раба Своего, столько лет Ему работавшего, и вра­зумил, и утешил его Ему Единому ведомыми судьбами. Лю­бит Господь кротких, смиренных, ибо Сам кроток и смирен сердцем. «На кого воззрю, – говорит Господь, – токмо на кроткого и молчаливого и трепещущего словес Моих " (Ис. 66, 2).

Господи, для нас хорошее напоминание, что существуют такие добродетели как кротость и смирение, что Ты, Господи, любишь таковых, взираешь на кротких и молчаливых и трепещущих Твоих словес. Господи, прости нас, мы не умеем быть такими добродетельными, как указанный старец, слышавший пение ангелов. Прости, Господи, что не умеем молчать и не любим делать этого, не умеем быть кроткими и трепещущими словес Твоих. Господи, яви и нам Твое милосердие, идущим по пути к Тебе.

Святитель Исаак Сирин говорит: «Если на одну чашу весов положить множество добрых дел, а на другую молчание, то молчание перевесит».

Епископ Феофан так высоко ценил молчание, что в последние годы своей жизни оставил все и затворился в своей безмолвной келлии. Помещение его состояло из нескольких комнат и домашней церкви, где епи­скоп Феофан ежедневно совершал литургию. Он писал иног­да друзьям своим и замечал между прочим: «Я – архиерей, я и иерей, я и диакон, я и псаломщик».

При епископе жил келейник, который убирал его помещение, готовил ему пищу; епископ Феофан любил чистоту, и у него было даже уютно. Когда келейник входил, епископ ухо­дил в другую комнату. Безмолвие доставляло ему высокое утешение, возносило его дух горé.

Господи, мы пугаемся молчания и безмолвие для нас затруднительно; мы забываем слова преподобного Исаака Сирина о том, что на чаше весов молчание перевесит множество добрых дел. Прости нас, Господи, что мы мало углубляемся в молчание, и оно не возносит наш дух горé.

И все мы твердо верим, что принял Господь его чистую душу в Свое Небесное Царствие. Но в обыкновенной жизни иногда молчание бывает преступно. Садится, например, семейство за обед, а одна из дочерей не хочет ни с кем разгова­ривать. Ну молчит, молчит, и мать начинает смотреть на нее косо: «Что это она не разговаривает? Верно, считает нас ниже себя». Мать начинает говорить дочери нечто неприятное, а та думает: «Ах, так! Так я совсем ничего не скажу». Наконец мать замолкнет, но по лицу ее видно, что она недовольна. Конча­ется обед, и все стремятся уйти друг от друга подальше. Ска­жите, кому нужен такой «подвиг» молчания? Людям он не нравится, да вряд ли и Господу угоден. Господь заповедует: «О сем разумеют в cи, яко Мои ученицы есте, аще любовь имате между собою» (Ин. 13, 35).

Господи, Ты хочешь, чтобы мы знали и о молчании преступном, которое разрушает мир между людьми и изгоняет любовь из отношений людей между собой. Прости нас, Господи, за путаницу в понятиях о молчании и за разрушение мира с нашими ближними.

Старайтесь, детки, жить в мире со всеми, насколько, ко­нечно, это от вас зависит. Апостол говорит: «Мир имейте и святыню со всеми...» (Евр. 12, 14). И если будете к этому стремить­ся, то Сам Господь не оставит вас Своею помощью, поставит вас в такие условия жизни, при которых легче всего спастись, и, наконец, наполнит сердце ваше истинной любовью, кото­рая есть верх совершенства и является источником неизре­ченной радости, неизреченного блаженства.

Господи, мы не всегда стараемся иметь мир между собой и тем замедляем приход Твоей, Боже, милости к нам, препятствуем созданию для нас таких условий жизни, при которых мы сможем спастись. Прости нас, Господи, за это и наполни наше сердце истинной любовью, и препроводи нас к истинному блаженству, которое есть исполнение заповедей Твоих.

Сейчас приходили ко мне иноки на благословение. Среди них несколько новопостриженных. У нас в монастыре такой обычай: после пострижения иноки обитают безвыходно четы­ре дня в храме, туда им и пищу приносят. Затем они испове­дуются, причащаются Святых Тайн и после литургии расхо­дятся по своим кельям. Безвыходное пребывание в храме доставляет инокам, особенно внимательным, высокое духов­ное наслаждение. Спрашиваю я недавно постриженных, что они чувствовали, пребывая в храме. «Было, – отвечают, – радостное, восторженное чувство, но видений никаких не было». Тогда подошел ко мне один из иноков, облаченный в монашеский чин несколько лет тому назад. «Батюшка, – об­ратился он, – мне все хотелось, но не удавалось вам расска­зать нечто из того, что я чувствовал после пострига. Однажды ночью я задремал, прислонясь, к гробнице отца Моисея, и вдруг вижу: дивный сад, а в нем множество храмов с голубы­ми куполами. Вид всего этого был так необычайно величе­ствен, что я невольно залюбовался. Плодов в саду не видел; не слышал и пения, но от созерцания сада и храмов моя душа исполнилась такой духовной радости, такого блаженства, ка­кого я никогда еще не испытывал. Вот уже несколько лет про­шло с того времени, но и теперь, когда становится на душе тяжело, стоит только вспомнить об этом видении, чтобы успокоиться и благодушно перенести всякие скорби».

Да утешит Господь рабов Своих, трудящихся во славу име­ни Его! Труден путь иноческий, но зато самый благонадежный ко спасению. Но где же лучше, удобнее служить Господу, как не в обители? Я не зову вас в монастырь, и в миру можно спастись, хотя неудобно это, так как весь уклад мирской жизни не приближает, а отдаляет от Бога.

Господи, и мы, имея уклад мирской жизни и не подражая укладу монастырскому хотя бы в малых чертах, тем самым удаляем себя от Тебя, Бога нашего. Прости нас за это, Господи, и помоги осознать пагубность такого удаления и пробуди в нас Твоей благодатью желание приближаться к Тебе и следовать за Тобой.

Царствует в миру дух века сего. Порок там ничем не удерживается. Какое, например, безобразие в Москве, особенно в праздники. Целомудренной девушке и по улицам-то прохо­дить страшно: в витринах выставлены такие скверные картины и статуи, что, глядя на них, чувствуешь, как оскорбляется чувство стыдливости и целомудрия. Впрочем, есть люди, жи­вущие и в миру по-монашески, к которым не пристает мир­ская грязь, душа же их нераздельно принадлежит Господу. Это те, о которых сказал Лермонтов, что «они не созданы для мира, и мир был создан не для них».

Господи, к большому нашему сожалению, к нам часто прилипает мирская грязь, которой оскорбляется чувство стыдливости и целомудрия. Прости нас, Господи, за эту уступку мирскому греховному влиянию и помоги нам помнить, что душа наша должна нераздельно принадлежать Тебе, Спасителю нашему.

Из далекого, прошлого встает передо мной образ матушки Евфросинии.

Познакомился я с матушкой Евфросинией у одного игумена, а затем стал бывать у нее. Когда я с ней познакомился, она была уже старушкой, но лицо ее сохранило следы прежней красоты. Особенно хороши были ее голубые глаза – в них светилось столько неземной красоты! Да и вообще во всем ее облике была какая-то особенная духовная красота. Матушка Евфросиния получила прекрасное образование, знала основательно английский и немецкий языки, а может быть, и французский (я не, слышал, чтобы она говорила на этом языке), очень любила поэзию, необычайно хорошо читала стихи, это последнее она в некоторой степени передала и мне. Подобно мудрому книжнику, который износит новое и ветхое, она умела заимствовать полезное не только из Священного Писания, но и из произведений светских писателей. В молодости она любила литературу, но потом стала читать исключительно Священное Писание, Псалтирь и отцов Церкви; особенно любила Исаака Сирина, которого сравнивала с орлом, парящим в поднебесье.

Господи, мы не умеем заимствовать полезное не только из Священного Писания, но и из произведений светских писателей; мы мало читаем Священное Писание, Псалтирь и отцов Церкви. Прости нас, Господи, что не делаем этого и за то, что не определили для себя, кто у нас особенно любимый духовный писатель.

Однажды зашел я к ней после всенощной на праздник Покрова Пресвятыя Богородицы: всенощная у нас окончилась рано, в половине восьмого. Матушка встретила меня, как все­гда, очень приветливо.

– Чайку хочешь?

– Не надо, зачем вам возиться?

– Какая возня, у меня уже все готово.

Я не заметил, как появился на столе самовар. Матушка Евфросиния налила мне стакан, а себе свою чашечку, маленькую, как наперсток. Разговорились мы.

– Вот удивляюсь я, отчего ты приходишь ко мне, убогой?

– Матушка, – отвечаю я, – когда Христос спросил уче­ников, не хотят ли от Него отойти (как отошли некоторые ученики), то они отвечали: «Господи, куда мы пойдем, Ты имеешь глаголы Вечной Жизни». То же и я могу сказать вам. Куда мне от вас идти? Вы имеете глаголы Вечной Жизни. Хорошо мне здесь, в вашей маленькой уютной комнатке, с образами и горящей лампадой, спокойно и радостно.

Господи, мы скорбим от того, что не имеем человека, имеющего «глаголы Жизни Вечной», и не приходим к нему, чтобы с его помощью брать крест свой, крест спасения. Прости нас, Господи, что не связываем с крестом своим исполнение заповедей Христовых.

– Днесь благодать Святаго Духа нас собра, и вси, вземши крест свой, глаголем: осанна в вышних, – сказала старушка, – а понимаешь ли ты, что значит слово «осанна»?

– Спасение, – отвечаю.

– Да, осанна – спасение, но, чтобы спастись, необходимо исполнять заповеди Христовы. На Страшном Суде Своем Господь потребует от нас отчета, как мы провели свою жизнь, как исполнили Его святой закон. Здесь ничем нельзя оправдаться: ни богатством, ни обычаями мира. Вот, думалось мне, когда я еще в родном доме жила, явится Господь и спросит: «Исполнила ли ты Мои заповеди?»

– «Но я была единствен­ной дочерью богатых родителей». – «Отлично, но исполнила ли ты Мои заповеди?» – «Но я окончила институт». – «Хо­рошо, но исполнила ли ты Мои заповеди?» – «Но я была красавицей». – «Но исполнила ли ты Мои заповеди?» Страш­но становилось от таких мыслей, и я решила оставить все мирское.

– Да, вы оставили, но нельзя же убегать с бала, – возра­зил я.

– Это и не нужно, но исполнять закон Христов можно и должно во всяком звании и состоянии.

– А вы надеетесь спастись?

– Надеюсь, – ответила матушка с уверенностью, – не оттого, что я исполняла все заповеди, а хоть за кончики-то бралась. Но главное, уповаю на бесценные заслуги Спасителя моего. Сердце свое очистить надо, чтобы увидеть Господа, – продолжала матушка Евфросиния, – помнишь, Пушкин в стихотворении «Пророк» говорит:

И внял я неба содроганье,

И горний Ангелов полет,

И гад морских подводный ход.

Это ясное изображение души человеческой: у нас в сердце может быть «и горний Ангелов полет, и гад морских подвод­ный ход». Чистое сердце созерцает великие Тайны Божии. Наоборот, в сердце, отуманенном страстями, замечается «гад морских подводный ход», то есть низменные стремления и желания, всякая нечистота...

Господи, мы имеем слабую уверенность, что спасемся, потому что не только заповедей Христовых не исполняли, но даже за «кончики» их не брались, а главное, не уповали на бесценные заслуги нашего Спасителя. Прости нас, Господи, что не очищали для Тебя нашего сердца, отуманенного страстями, и в нем оставляли без внимания низменные стремления и желания, и всякую нечистоту.

Когда я возвращался домой после ее похорон, то чувство­вал не скорбь, а радость, что сподобился присутствовать при кончине праведницы. Похороны матушки Евфросинии были торжественные, много народа провожало ее до могилы. Погребение совершал архиепископ, который после предания земле ее праха сказал проникновенное слово, о ее тайном постриге с именем Варвара. Кроме нее и архиепископа никто не знал этого, и от меня скрыла. Очень смиренна была покойница. За святую жизнь Господь сподобил ее дара про­зорливости, но она старалась не обнаруживать этого дара. Она часто говорила мне: «Может быть, тебя Господь сподобит по­служить Ему в монашестве». Наверно, ее духовному оку было открыто мое будущее, но, по своему смирению, она никогда не говорила утвердительно, а всегда прибавляла «может быть».

Похоронили ее около Смоленского собора. Все, знавшие ее, со слезами, но и с надеждой проводили ее в лучший мир, веруя, что помянет она и их святыми своими молитвами у Пре­стола Божия. Напишите и вы в свои поминания имя монахи­ни Варвары, чтобы и за вас она помолилась Господу. Да сподобит Господь и нас христианской кончины, как молится Церковь: «Христианския кончины живота нашего, безболез­ненны, непостыдны, мирны и доброго ответа на Страшнем Судище Христове просим».

Господи, дух века сего обдержит нас своим безобразием и готов оскорблять наше чувство стыдливости и целомудрия. Господи, прости, что эта мирская грязь лезет в нашу душу и мешает нам всецело принадлежать Тебе, потому что мы даем свое согласие на ее присутствие в себе.

И еще, Господи, мы не отличаемся прилежным чтением Священного Писания, Псалтири, творений Святых Отцов. Прости нас. Мы не любим внимать глаголам Жизни Вечной и неохотно исполняем заповеди Христовы, а ведь на Страшном Своем Суде Господь именно об этом будет спрашивать нас: «Исполнили вы Мои заповеди?» А нам и ответить-то нечего.

Одно только может послужить оправданием, что за кончики их (заповедей) брались и уповали получить спасение ради крестных заслуг Твоих, Сыне Божий. Не посрами нашего упования, Господи, спаси нас ради милости Твоей.

Нам когда-то открывается душа и тогда в сердце у нас может быть «и горний Ангелов полет, и гад морских подводный ход». Только чистое сердце созерцает великие тайны Божии. Прости нас, Господи, что нет еще в нас чистого сердца, и в сердце, отуманенном страстями, замечаем только «гад морских подводный ход», то есть низменные стремления и желания, всякую нечистоту. Прости нас за это, Господи.

Слава Господу! Дожили мы до праздников, нынешние дни называются святыми днями, так как Церковь посвящает их воспоминаниям о Рождестве Спасителя мира!

Но что теперь происходит в миру! Страшно и подумать – объедение, пьянство, разврат...

Сейчас мы переживаем лютые времена. После объявления всяких свобод при Александре II усилилась разнузданность, люди восстают один на другого, не щадя ни родства, ни друж­бы. Восстают против законной власти – все попрано: вера, добродетель, стыд. Театр развращающим образом действует на душу. В нем разыгрываются безнравственные вещи… Страшно жить на таком свете! Впрочем, не следует приходить от этого в уныние, было и хуже, да прошло, так и настоящее успокоится. Это еще не время перед Антихристом. Господь милосерд, но и правосуден. Священное Писание го­ворит: «...Бог поругаем не бывает...» (Гал. 6, 7). Долго терпит Он грехи и беззакония, но если человек не хочет исправить­ся, то наказывает нечестивцев внезапной смертью. «В чем застану, в том и сужу», – говорит Господь. Ужасна будет участь человека, умершего внезапно во время совершения грехов. Один богач, женившись на бедной девушке, начал вскоре всячески издеваться над ней, а сам предался разгуль­ной жизни. Однажды он был в театре на одном безнрав­ственном представлении. В антракте он отправился в буфет, взял себе рюмку вина и вдруг упал мертвым. Каково такой душе явиться на Суд Божий?

Господи, случается и нам согрешить разнузданностью, восстанием на своих ближних, когда не щадится ни родство, ни дружба. Мы готовы выступать против законной власти, попираем веру, добродетель, стыд. Театр, кино, телевидение развращающим образом действуют на нашу душу, а мы этому не противимся. Господи, прости нас за наши грехи и беззакония, не дай нам умереть внезапной смертью.

Однажды в Вене, в Ринг-театре, шло какое-то кощун­ственное представление. Вдруг вспыхнул пожар и быстро распространился по всему зданию. Множество людей погибло. Потрясающее впечатление произвело зрелище массы гробов, которые затем потянулись по направлению к кладбищу. А ка­кова загробная участь этих людей! Страшно подумать.

Теперь все разрешено, театральные представления будут даже в большие (церковные), праздники. Прежде же в казенных театрах под праздники не играли. Помню однажды в Казани под праздник святителя Николая давалось представление. Вдруг за кулисами вспыхнул пожар, возбудивший всеобщую панику. Впрочем, жертв человеческих не было, Господь помиловал за молитвы святителя. Долго после этого под праздник святителя Николая Чудотворца представлений не давалось.

Когда я был в миру, то любил оперу. Хорошая, серьезная музыка доставляла мне удовольствие, и я всегда имел абонемент – кресло в партере. Впоследствии, когда я узнал другие, духовные, утешения, опера перестала меня интересовать. Когда в сердце закроется клапан для мирских наслаждений, тогда, открывается другой клапан – для восприятия духовных. Но как стяжать это? Прежде всего миром и любовью к ближним. «Любы долготерпит, милосердствует, любы не завидит, любы не превозносится, не гордится, не безчинствует, не ищет своих си, не раздражается, не мыслит зла, не радуется о неправде, радуется же о истине: вся любит, всему веру емлет, вся уповает, вся терпит. Любы николиже отпадает...» (1Кор. 13, 4–8).

Господи, мы не заслужили еще Твоей милости, результатом которой закрывается в сердце клапан для мирских удовольствий и открывается другой – для восприятия духовных утешений. Причина этому – потеря нами мира и любви к ближним. Господи, прости, что нет у нас долготерпения, милосердия, мы завидуем, превозносимся, гордимся, бесчинствуем, ищем своего, раздражаемся, мыслим злое, радуемся неправде, не радуемся о истине; нет у нас любви ко всему, не воспринимаем все верой, не имеем упования и терпения. Прости нас, Господи, и удостой нас спасения.

Кто же спасется? «Претерпевый до конца», далее – удалением от греховных удовольствий, каковы, например, карты, танцы и так далее.

Один, человек видел во сне танцующих кадриль, и Ангел Господень вразумил его: «Посмотри, что они делают». Господи, да ведь это поругание Креста Христова! Действительно, французская кадриль была выдумана в эпоху революции для попрания креста, ведь и танцуют ее четыре или восемь чело­век, чтобы как раз вышел крест. Подобный сон видела одна схимница: ей представилось, что танцующие были объяты пламенем и окружены канатом, а бесы прыгали и злорадство­вали о погибели людей.

Господи, и мы теперь сталкиваемся с разнузданностью и восстанием людей один на другого, когда не щадится ни родство, ни дружба. Восстают против законной власти – попирают веру, добродетель, стыд. И не только сталкиваемся, но и участвуем во всем этом, страшимся жить, приходим в уныние. Прости нас, Господи, что мало думаем о загробной участи своей души, когда попираем веру, добродетель, стыд, участвуя «в делах неплодных тьмы».

Вот теперь праздники, но какая разница между тем, как празднуют эти святые дни в миру и в монастыре! Там служат врагу, здесь, в монастыре, – Богу. В то время как в миру беззакония достигают самого большого развития, в монастыре радость и мир о Господе! Торжественная служба умиляет душу и располагает ее сильнее восчувствовать всю беспредельную благость Господа, родившегося ныне от Безневестныя Девы Марии. У нас, например, даже сама природа располагает к тихой радости о Господе. В то время как в миру увлекаются светской литературой, часто безнравственной, в монастыре – чтение Псалтири и в свободное время – Житий Святых. Когда я поступил в монастырь, то у меня явилось желание перечитать всех наших классиков; я открыл это старцу, но тот за­претил. Теперь я радуюсь, что послушался мудрого совета, так как желание заняться светской литературой было приманкой врага, чтобы возбудить во мне воспоминания о мирской жиз­ни, а может быть, и сожаление о ней.

Господи, желание заняться чтением светской литературы – это, по старческому слову, приманка врага, чтобы пробудить в нас внимание к мирской жизни, повышенный к ней интерес. Господи, прости нас, что мы часто эту наживку врага заглатываем и более склоняемся к жизни мирской, нежели к духовной.

Я не хочу сказать, что чтение наших великих писателей было грехом, но есть чтение более полезное и назидательное. Например, чтение Псалтири: здесь мы можем почерпнуть все эстетические наслаждения. Книга эта написана святым пророком и царем Давидом по внушению Свя­того Духа, сам пророк говорит об этом: «...Язык мой – трость книжника скорописца» (Пс. 44, 2).

Незаменимое чтение представляют собой Жития святых, особенно на славянском языке. В настоящее время славянский язык не всегда понимают, а между тем он несравненно краси­вее и богаче русского. Один знаток, сравнивая, славянский язык с русским, говорил, что между ними такая же разница, как между дворцом и трактиром. Представьте себе великолеп­ный Миланский собор или собор Святого Петра в Риме, а ря­дом с ними – простую деревенскую церковь, и это будет по­добием славянского и русского языков. В миру чтение Жития святых, в особенности на славянском языке, совсем оставили; вы же не сообразуйтесь с обычаями века сего, а занимаетесь этим спасительным чтением. Посещайте монастыри, особенно в праздники; когда и меня не будет, не забывайте приезжать сюда, чтобы отдохнуть душой. А может быть, кого из вас Гос­подь сподобит монашеского чина. Хотя монастырская жизнь полна скорбей и искушений, но она же несет с собой и великое утешение, о котором мир совсем не имеет ни малейшего понятия. Впрочем, как бы ни спасаться, только бы спастись и достигнуть Царствия Небесного, которого да сподобит нас всех Господь.

В святые дни, предшествующие празднику Рождества Христова, мы мало времени посвящаем воспоминаниям о Рождестве Спасителя мира. Прости нас, Господи. Видя по телевизору и наяву происходящие объядение, пьянство и разврат, мы не скорбим об этом и уязвляемся подражанием тем, кто так поступает. Прости нас, Господи.

Господи, мы постоянно видим усиление в мире разнузданности, восстание людей одного на другого, и в этом проявлении, как нам кажется, свободы, мы не щадим ни родства, ни дружбы; восстаем против законных властей, попираем веру, добродетель, стыд. Прости нас, Господи.

Не умея искать духовных утешений, мы предаемся поиску удовольствий земных: слушанию музыки, посещению театра и другим. Поэтому часто забываем, что для восприятия духовных утешений сердце наше должно закрыться для наслаждений мирских и наполниться миром и любовью к ближним. Прости нас, Господи, что не умеем и не стараемся долготерпеть, милосердствовать к ближним; завидуем, превозносимся, гордимся, бесчинствуем, ищем своего, раздражаемся, мыслим зло, радуемся неправде… (1Кор. 13, 4–8). И таким образом теряем любовь, а без нее клапан для духовных восприятий не открывается. И от греховных удовольствий мы не удаляемся. Прости нас, Господи.

Господи, прости нас, что мы праздники проводим по-мирскому обычаю, а не по-монастырскому: в миру чаще служат врагу, а в монастыре – Богу; в миру беззакония достигают самого большого развития, в монастыре – радость и мир о Господе, торжественная служба умиляет душу и располагает ее сильнее восчувствовать всю беспредельную благость Господа; в миру увлекаются светской литературой, часто безнравственной, в монастыре – чтение Псалтири и в свободное время – Житий Святых. Господи, прости нас, что не посещаем в праздники монастырей, чтобы отдохнуть душой. Прости, Господи, что небрежно читаем или же совсем опускаем чтение Псалтири, этой написанной святым пророком и царем Давидом по внушению Святого Духа книги, а так же не читаем Житий Святых. Прости нас.

«Воскресения день, просветимся, людие, Пасха, Господня Пасха! От смерти бо к жизни, и от земли к Небеси, Христос Бог нас преведе, победную поющия».

Что может быть восторженнее, радостнее этого канона? Полной радости не бывает в этой жизни, где мы зрим Бога яко зерцалом в гадании. Настанет эта радость там, за гробом, когда мы увидим Господа, «лицом к лицу». Не все одинаково будут зреть Бога, но по мере восприятия каждого; ведь и зрение Серафимов отличается от зрения простых Ангелов. Одно можно сказать: кто не видел Христа здесь, в этой жизни, тот не увидит Его и там. Способность зреть Бога достигается ра­ботой над собой в этой жизни. Жизнь всякого человека-христианина можно изобразить графически в виде непрерывно восходящей линии. Только видеть это восхождение не дает Господь человеку, скрывает его, ведая немощь человеческую и зная, что, наблюдая за своим улучшением, человеку недолго и возгордиться, а где гордость, там падение в бездну.

Ужасную вещь выдумал Бенджамин Франклин, предлагав­ший на особых табличках отмечать, в чем ты преуспел за день, за неделю и так далее. Этим путем до невероятной прелести можно дойти и в бездну погибели рухнуть.

Господи, празднуя «Воскресения день», мы еще не умеем видеть, как Христос Бог приводит нас «от смерти к жизни и от земли к Небеси». И это потому, что в этой жизни мы можем зреть Бога только «зерцалом в гадании». Потому и полной пасхальной радости постигнуть не можем, ибо эта радость доступна только тем, кто увидит Господа за гробом и «лицом к лицу». Господи, прости нас, что мера нашего восприятия Тебя крайне низкая, да и мера работы над собой в этой жизни не дает нам навыка зреть Тебя, Бога и Спасителя нашего, со смирением и страхом. Прости нас.

Старец Варсонофий открывает нам, что зрение Бога будет зависеть от меры восприятия каждого, ведь и зрение Серафимов отличается от зрения простых Ангелов. Господи, прости нас, что мы не изостряем своего зрения, чтобы даром Твоей благодати лучше зреть Тебя, нашего Спасителя.

Жизнь каждого из нас можно изобразить графически в виде непрерывно восходящей линии. Но видение этого восхождения Ты, Господи, скрываешь от нас, чтобы мы не возгордились и не попали в бездну. Господи, прости нас, что мир учит нас наблюдать свое преуспеяние за день, за неделю и так далее, предрасполагая нас к невероятной прелести. И мы к своей погибели идем на поводу у мира. Прости нас.

Нет, у нас путь иной, мы все должны стремиться к Богу, Небу, к востоку. Но должны видеть свои грехи и немощи, исповедуя себя первыми из грешников, видя себя ниже всех и всех над собой. А это-то и трудно. Все мы норовим заме­чать за другими: вот он в чем слаб, а я нет, я паинька, я луч­ше его – и так над всеми... С этим надо бороться. Тяжела эта борьба, но без нее нельзя узреть Бога. Правда, «лицом к лицу» видят Его немногие, вроде Серафима Саровского, но хотя бы отображение Его видеть должны стремиться все без исклю­чения. Если веруем во Христа и по силе стремимся исполнять Его заповеди, то хотя бы в щелочку, а все же видим Его. Наше зрение, то есть способность видеть Христа, и зрение святых людей можно сравнить со способностью человека и орла смотреть на солнце. Орел высоко поднимается над землей, парит в небе и немигающими глазами смотрит на солнце, а человеческое зрение к этому не приспособлено, человек не может вынести всей полноты света, а орел может. Так и с Божественным Светом: те, у кого приспособлено к тому ду­ховное зрение, будут Его видеть, а прочие – нет. Пишет мне один мятущийся интеллигент: «Очень тяжело мне. Внешне все обстоит благополучно, и дела идут хорошо, семья дружная, жена хорошая, но беда в том, что душу свою мне открыть некому. Того, о чем я тоскую, не понимает жена, а дети теперь еще малы. Что мне делать? Как избавиться от тоски и скорби?»

Я посоветовал, ему читать Псалтирь. Там есть в 93-м псал­ме: «По множеству болезней моих в сердце моем, утешения Твоя возвеселиша душу мою» (Пс. 93, 19). «Возьмитесь за этот стих, – написал я ему, – и принимайтесь читать Псалтирь. Думаю, что Бог Вас утешит».

Проходит некоторое время, получаю письмо: «Послушал Вас, начал читать Псалтирь и ничего там не понимаю». Отвечаю: «Ты не понимаешь, но зато бесы понимают и бегут прочь. Читай пока не понимая, а когда-нибудь понимать начнешь». Не знаю, что будет с ним дальше. И вам повторяю: читайте Псалтирь ежедневно, хотя бы понемногу, и Господь не оставит вас Своею милостью, будет всегда вам Помощником и Утешителем.

Преподобный Варсонофий учит нас, чтобы мы стремились к Богу, Небу, к Востоку. Но при этом должны видеть свои грехи и немощи, исповедуя себя первыми из грешников, видя себя ниже всех и всех над собой. Именно это и трудно. Цель этого труда – с помощью самоукорения понять, что мы хуже всех. Без этой борьбы нельзя узреть Бога. Господи, прости нас, мы оставляем труд видеть хотя бы Твое отображение. Господи, прости нас, что верим в Тебя, Христа и Бога нашего, слабо и по силе своей не стремимся исполнять Твои заповеди, Это нерадение и не позволяет нам хотя бы в щелочку видеть Тебя, Господи. Прости нас.

Господи, мы с сокрушением сердечным отмечаем, что наша способность видеть Тебя, нашего Христа, и зрение святых людей сопоставимо со способностью человека и орла смотреть на солнце. Орел высоко поднимается над землей, парит в небе и немигающими глазами смотрит на солнце, а человеческое зрение к этому не приспособлено, человек не может вынести всей полноты света, а орел может. Так и с Божественным светом: те, у кого приспособлено к этому духовное зрение, будут Его видеть, а прочие – нет. Господи, прости нас, что мы более подпадаем под разряд – «прочие», и не укрепляем своего духовного зрения, хотя бы ежедневным чтением Псалтири, молитвой и доброделанием. Господи, умудри нас укреплять свое духовное зрение, прибегая для этого к известным духовным упражнениям.

В первые дни христианства последователи Христа Спаси­теля причащались каждый день и жизнь вели равноангельскую, были готовы предстать перед лицом Божиим каждую минуту. Часто случалось, что утром христианин причащался, а вечером его могли схватить и отвести в Колизей. Конечно, находясь в опасности, христиане зорко следили за своим внутренним миром и проводили жизнь в чистоте и святости.

Господи, мы не готовы каждую минуту предстать пред Тобою, как готовы были к этому первые христиане. Прости нас, Господи, что зорко не следим за своим внутренним миром и не проводим жизнь в чистоте и святости, как они.

Но первые века прошли, гонения со стороны неверных прекратились, всегдашняя опасность миновала. Тогда вместо ежедневного причащения стали причащаться один раз в неделю, затем раз в месяц и даже сократили до одного раза в год.

У нас в скиту держатся устава Афонской Горы, где он был составлен святыми старцами и передан во всегдашнее назидание, и в монастыре у нас придерживаются тоже этого правила. Все иноки причащаются пять раз в год, но по благословленной причине можно и чаще. К этому так привыкли, что более частое причащение обращает на себя всеобщее вни­мание.

– Что это отец Иероним сегодня причащается?

– Ему разрешил старец.

– Но отчего?

– Ему явился диавол чувственным образом, а потому он совсем расслабел.

– Тогда понятно...

Впрочем, исповедоваться можно всегда, даже каждый день, и у нас исповедуют часто. Скитяне даже каждый день приходят к старцу на откровение помыслов, а монастырская бра­тия – раз в неделю. И от монастырской братии, особенно от скитян, требуется высокая жизнь по заповедям Христовым, жизнь равноангельская.

Наши почившие старцы осуществили эти высокие заветы, и Господь прославляет их. Тела их, веруем, лежат нетленными. Про батюшку отца Макария достоверно известно, что тело его не подверглось тлению, в чем могли убедиться, когда ставили над ним часовню, а ведь он скончался лет шестьдесят тому назад.

Господи, старец Варсонофий говорит, что исповедоваться можно каждый день; от скитян требуется высокая жизнь по заповедям Христовым, жизнь равноангельская. Господи, прости, что мы не придерживаемся этого благочестивого обычая ежедневно исповедоваться и неохотно живем по Твоим, Христе, заповедям. Прости нас, Господи, что мы не осуществляем высоких евангельских заветов.

Замечательное явление! Тела праведников и подвижников нетленны, от тел же царей и владык мира сего остается горсть золы и больше ничего. Недавно писали, что при раскопках катакомб найдены могилы Диоклетиана, Нерона и других владык, перед которыми когда-то трепетала вся Вселенная. И какова же судьба их праха? Когда служителя спросили, что было в урнах, он равнодушно ответил – зола.

– Да где же она?

– А я отдал ее жене для стирки белья – хорошая зола!

Боже мой! Могли ли эти властелины когда-нибудь предполагать, что прах их попадет в бак для стирки грязного белья! Как много заботились эти люди о своем теле – и вот какова участь этих тел! Святые же, также и все наши оптинские старцы, умерщвляли свое тело – и оно оставалось нетленным.

Господи, нам не безразлично какова будет участь и наших тел. А зависеть это будет от сути нашей жизни: заботились ли мы в течение нашей жизни о своем теле или же умерщвляли его постом и молитвой. Господи, прости нас, что первое нам гораздо ближе, чем второе. И помоги нам помнить и подражать принципам жизни оптинских старцев.

Наша святая обитель привлекает к себе многих богомольцев и часто слышится такое мнение, что, побывав раз в Oптиной, стремятся туда всей душой. Не имеет наша обитель ни чудотворных икон, ни прославленных мощей, но вся земля здесь как бы полита кровью и потом святых старцев, и молитвами их низводится благодать на души верующих. Нигде в другом месте этого нет. Даже наш владыка, как епископ, посещающий обители, всегда говорил, что в Оптиной есть что-то особенное.

Господи, редко нам приходится ступать на землю, политую кровью и потом святых старцев и приобщиться благодати, низводимой на души верующих их молитвами. Господи, прости нас за нерадение бывать в Оптиной пустыни.

В России немного скитов – скитов десять, наверно, будет. Есть у нас один скит, где в храме бывает очень редко кто-нибудь из посторонних, и то лишь за обедней. Утреню же мы совершаем всегда только своей скитской семьей. Сильное впечатление производит наш храм на посторонних посетителей – тихий, пустынный. Один благочестивый человек пожертвовал однажды колокол в сто пятьдесят пудов весом, но он не подошел для скита и был снят. У нас самый большой в тридцать девять пудов.

Господи, наше посещение утрени мы, по примеру скитян, не ассоциируем с принадлежностью к храмовой семье и единению с ней, поэтому и посещаем её менее охотно, чем литургию. Прости нас, Господи, за подобную расположенность не ходить к утрене.

Слава Богу, что в нынешний день, в век неверия и полной разнузданности нравов, есть еще в России святые места, ти­хие пристанища для хотящих спастись.

Трудно спастись среди развращенного общества. В Священном Писании говорится: «С преподобным преподобен будеши, и с мужем неповинным неповинен будеши... и со стропти­ вым развратишися» (Пс. 17, 26).

Греховные страсти губительно действуют на душу и тело. Уже находясь в монастыре и читая святых отцов, я узнал, что страсти столь же заразны, как и болезни, они также могут передаваться через предметы, как и зараза.

Трудно спасаться среди развращенного общества. В священном Писании говорится: «С преподобным преподобен будеши, с мужем неповинным неповинен будеши…, и со строптивым развратишься» (Пс. 17, 26). Греховные страсти губительно действуют на душу и тело. Ибо страсти столь же заразны, как и болезни, они также могут передаваться через предметы, как и зараза. Господи, прости нас, что не остерегаемся заразиться страстями, беря и приобретая чужие вещи.

Когда святитель Спиридон, епископ Тримифунтский, ехал на Вселенский Собор, то на пути остановился в одной гости­нице. Сопровождавший святого инок, войдя к нему, спросил:

– Отче, не могу понять, отчего это наша лошадь не ест капусты, которую я ей купил у нашего хозяина. Капуста хо­рошая, впору человеку есть, а лошадь не ест?

– Оттого, – сказал святой, – что лошадь чувствует не­стерпимый смрад, исходящий от капусты по той причине, что наш хозяин заражен страстью скупости.

Человек, не просвещенный духом, этого не замечает, но святые имеют дар Божий распознавать страсти.

Господи, прости нас, что, будучи не просвещены духом, мы не имеем Божия дара распознавать страсти и не распознаем их присутствия в вещах.

Однажды один из посетителей батюшки отца Амвросия просил продать его шубу, почти совсем новую, на дорогом меху, за половинную цену. С этой целью он оставил шубу у старца. Услышав о ней, козельский исправник приехал к ба­тюшке, прося его благословения на покупку. «Нет, – сказал старец, – не благословляю, она вам не подходит. В Козельске есть один еврей, он ее и купит».

Исправник послушался. Оказалось, что шуба принадлежала человеку, зараженному гордостью, и эта страсть передалась тому, кто ее купил.

Будучи не просвещены духом, мы часто не замечаем этого. Но святые имеют дар распознавать страсти. Так, святитель Спиридон, епископ Тримифунтский, объяснил сопровождавшему его иноку, почему их лошадь не желает есть купленную у хозяина гостиницы капусту. «Лошадь чувствует нестерпимый смрад, исходящий от капусты по той причине, что наш хозяин заражен страстью скупости». Похожее было и в Оптиной. Желавшему купить шубу козельскому исправнику отец Амвросий не дал благословения, ибо знал, что шуба принадлежала человеку, зараженному гордостью, и эта страсть передалась бы тому, кто ее купил. Господи, прости нас, что не умеем распознавать страсти и не берем на свои покупки благословения у своих духовников.

У одного богатого помещика случился пожар в доме. Вдруг в комнату вбежал его отец, умерший незадолго перед тем, одетый, как в гробу, и воскликнул: «Пожар!» Собака, спавшая тут же, бросилась на покойника с отчаянным лаем. Проснулся хозяин и не мог понять, что случилось с собакой, так как покойного отца он не видел, видели только его слуга и собака. Слуга потом и рассказал об этом.

В Священном Писании рассказывается, как ослица видела Ангела, а пророк не видел. У животных бывает особенное зрение, конечно, для нашего вразумления.

Господи, Ты даешь животным особое зрение для нашего вразумления, ибо они видят то, что мы не видим. Прости нас, что не всегда вразумляемся поведением животных.

Много назидательного дает нам и наблюдение окру­жающей природы. Все знают растение подсолнечник. Свою желтую голову он всегда обращает к солнцу, тянется к нему, откуда и получил свое название. Но случается, что подсолнеч­ник перестает поворачиваться к солнцу, тогда опытные в этом деле говорят, что он начал портиться, в нем завелся червь, надо его срезать.

Душа, алчущая оправдания Божия, подобно подсолнечнику стремится, тянется к Богу – Источнику света. Если же перестает искать Его, следовательно, такая душа гибнет. Необходимо в этой жизни ощутить Христа; кто не узрел Его здесь, тот не увидит Его и там, в Будущей Жизни. Но как увидеть Христа? Путь к этому возможен – непрестанная молитва Иисусова, которая одна способна вселить Христа в наши души.

Душа, алчущая оправдания Божия, подобно подсолнечнику стремится к Богу – Источнику света. Если же перестает искать Его, следовательно, такая душа гибнет. Необходимо в этой жизни ощутить Христа. Путь к этому – непрестанная молитва Иисусова, которая одна способна вселить Христа в наши души. Господи, мы не алчем Твоего оправдания и не идем по своему жизненному пути с помощью Иисусовой молитвы, прости нас.

У преподобного Иоанна Лествичника спросили, есть ли верные признаки, по которым можно узнать, приближается ли душа к Богу или отдаляется от Него. Ведь относительно обыденных предметов есть определенные признаки – хороши они или нет. Когда, например, начинают гнить капуста, мясо, рыба, то легко заметить это, ибо испорченные продукты издают дурной запах, изменяют цвет и вкус, и внешний вид их свидетельствует о порче.

Ну а душа? Ведь она бестелесна и не может издавать дурного запаха или менять свой вид. На этот вопрос святой отец ответил, что верный признак омертвения души есть уклоне­ние от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего, начинает избегать ходить в церковь. Сначала старается прийти к службе попозже, а затем и вовсе перестает посещать храм Божий. Оттого-то для иноков и обязательно посещение службы. Правда, по неотложным делам иногда разрешается не ходить ко всем службам, но при возможности это вменяется в необходимую обязанность. У нас в скиту даже обходят кельи по праздникам, чтобы никто не уклонился от церковной службы.

Есть верный признак омертвения души, о котором говорит преподобный Иоанн Лествичник. По этому признаку душа уклоняется от церковных служб. Человек, который охладевает к Богу, прежде всего, избегает ходить в церковь. Сначала старается прийти к службе попозже, а затем и вовсе перестает посещать храм Божий. Господи, и нам этот признак хорошо известен. Порой мы подмечаем в себе нежелание ходить к церковным службам. Прости нас, Господи, за уклонение от церковных служб и за разрешение омертвевать нашей душе для Господа.

Есть и другая причина. Страшные явления бывают иногда в кельях иноков. У нас живут в отдельных кельях, но обязательно не менее двух человек в отдельном помещении. Это для того, чтобы в слу­чае каких-либо бесовских наваждений можно было постучать в келью соседа и попросить помощи.

Был у нас флигелек, где жил один монах, но теперь там не позволяют жить одному. Однажды был такой случай. После вечернего правила он увидел, что в его келлии сидит какой-то человек уже преклонных лет и говорит ему:

– Что ты здесь? Только небо коптишь! Вернись к своим прежним занятиям, ты там принесешь гораздо больше пользы и, получая хорошее содержание, будешь жить в свое удоволь­ствие.

– Но как отсюда уйти? Двери скита крепко заперты.

– Ты об этом не беспокойся, только пожелай – и я мгно­венно перенесу тебя. У ворот уже стоит тройка.

– Но кто же ты? Верно, демон? Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя! – воскликнул опомнившийся инок, и злой дух исчез.

Было около двенадцати часов ночи, когда инок прибежал к батюшке отцу Амвросию и рассказал ему о случившемся.

– Да, страшное видение ты имел, – сказал старец. – У тебя был восьмилегионный бес, кому он является, почти всегда того убивает.

– Как же я-то спасся?

– Господь известил меня, что ты в опасности, – ответил отец Амвросий, – и я встал на молитву; и тебе Господь напомнил о Своем страшном и славном имени, которого трепещут адские силы.

Да, страшные вещи бывают у нас иногда. Но в монастыре легче победить диавола, в миру же несравненно труднее, и восьмилегионный бес, явившись, убивает. А является он людям, которые еще не начали праведно жить, а только еще думают об исправлении жизни.

Господи, прости нас, что мы не открываемся перед духовником о тех испытаниях, которые Ты, Боже, посылаешь нам. Поэтому Господь и не извещает его об опасности, которая другой раз угрожает нам.

Когда я был в миру, то имел товарища, скептически относившегося к монастырям. «Не понимаю, для чего это люди, особенно иноки, сидят в одиночных кельях и удаляются от людских взоров», – говорил он. А между тем этот человек был монахом в душе, и душа его была чистая, возвышенная. Поэт и музыкант, у него был особый дар читать стихи, как ни у кого другого. Музыка была его страстью. Бывало, рассказы­вает нам что-нибудь и вдруг восклицает:

– Нет, я не умею объяснить этого словами, а это вот что! – Сядет к роялю, закинет голову, сыграет импровизацию.

– Поняли? – спросит потом.

Часто и не понимали его, но он не изменял своей системы объяснений. Квартира его была обставлена со вкусом и не банально: не было в ней диванов со столами перед ними и креслами по бокам, но было все красиво, изящно, оригинально, как незауряден был и ее обитатель. Душа его всегда питалась высокими идеалами и далека была от всякой житейской прозы. Вначале он отвергал монашество, но позже нашел полное удовлетворение своих высоких устремлений именно в монашестве – в монастыре на Афоне, куда ушел, оставив все в миру.

Господи, наша душа редко питается высокими идеалами и не бывает далека от всякой житейской прозы. Прости нас, Господи, за это.

Я счастлив был в миру тем, что сближался с людьми, действительно заслуживающими глубокого уважения. Случалось мне бывать и в больших собраниях. Другие играют в карты, танцуют, а мы с несколькими лицами такого же душевного склада уйдем куда-нибудь в самую отдаленную гостиную и беседуем. Я, бывало, и в миру не любил говорить глупостей. Иногда нечего говорить – и молчу, а иногда откуда что берется. Это многие замечали.

Господи, мы не умеем сближаться с людьми, действительно заслуживающими глубокого уважения, не имеем смелости беседовать с ними. Прости нас за это, Господи.

Мое удаление от соблазнов мира сего многих смущало, и когда я перестал посещать шумные собрания и полюбил ходить в монастырь, обо мне начали отзываться как о сумасшедшем или, по крайней мере, не совсем нормальном.

– Слышали, Павел-то Иванович с монахами сошелся!

– Неужели? Вот несчастный человек!

Таково было мнение обо мне мирских людей. Да, тяжело спастись в миру! Святитель Николай Мирликийский ушел в пустыню, чтобы там подвизаться в посте и молитве, но Гос­подь не благословил его остаться там. Явившись святому, Гос­подь велел ему идти в мир. «Это не та нива, на которой ты принесешь Мне плод», – сказал Господь.

Таисия, Мария Египетская, Евдокия также не жили в монастырях. Везде спастись можно, только не оставляйте Спасителя. Цепляйтесь за ризу Христову – и Он не оста­вит вас.

Старец Варсонофий говорил, что спасаться можно и в монастырях, и в миру. Только не надо оставлять Спасителя. Надо цепляться за ризу Христову – и Он не оставит нас. Господи, прости, что мы мало болеем проблемами спасения, не цепляемся за ризу Христову, не подражаем святым, которые этим «цеплянием» угодили Богу и получили от Него спасение.

Нынче дни Святой Пасхи, самого великого праздника христианской Церкви, – праздник праздников и торжество торжеств. Каждый день церковь оглашается радостными песнями Пасхального канона. Помню, как восхищалась каноном матушка Евфросиния: «Вот, – говорила она, – прошла моя жизнь, ничего не знаю за собой хорошего, с чем предстать перед Престолом Божиим, а услышу пение: «Воскресения день, просветимся, людие…» – и радостно, и спокойно становится на душе. «От смерти бо к жизни, и от земли к Небеси Христос Бог нас приведе…»

Господь исполнил желание матушки Евфросинии, и скон­чалась она на Пасху. Когда подняли гроб с ее иссохшим те­лом, хор запел «Воскресения день» вместо «Святый Боже», двери церкви широко раскрылись, и с улицы волной хлынул свет, и она ушла к вечному, незаходимому Свету.

Да сподобит и нас Господь такой блаженной кончины. Молитесь об этом и, когда диакон возглашает: «Христианския кончины живота нашего, безболезнены, непостыдны, мир­ны», не забывайте положить поклон, да упокоит вас Господь со всеми святыми.

Проходит наша жизнь, не знаем мы о себе ничего хорошего, с чем предстанем перед Престолом Божиим. И когда диакон возглашает: «Христианския кончины живота нашего, безболезненны, непостыдны, мирны…» нам не следует забывать положить поклон, да упокоит нас Господь со всеми святыми. Прости нас, Господи, что мы мало думаем и молимся о своей христианской кончине.

«Житие наше на Небесах есть» – это всегдашняя тема моих бесед, этой мыслью отрываю я себя, своих слушателей от привязанности к земному, тварному. «Житие наше на Небесах есть».

Неудовлетворенность земным чувствуется и у наших великих писателей, например у Тургенева, Пушкина, и у иностранных – Шиллера, Шекспира, Гейне.

Лет пятьдесят тому назад, когда я еще ходил по стогнам мира сего, я читал Гейне, но он всегда производил на меня тяжелое впечатление. Это был великий талант, но не просвещенный духом Христовой веры. Родом еврей, он хотя и принял христианство, но только для получения привилегий. В душе же он был атеист, не верующий ни в христианство, ни в иудейство. И древние языческие философы, например Ари­стотель, Платон, Сократ, не удовлетворялись земным. Но вот печальное явление: чем выше старались они взлететь, тем глубже падали. С христианином этого не бывает. Напротив, возносясь, от земли, отрывая свое сердце от житейских привязанностей, возносясь горе – к Богу, он изменяется, перерож­дается и бывает способен ощущать великие радости. Тоска о потерянном блаженстве сквозит в произведениях великих писателей и художников, но нигде эта скорбь, растворенная, впрочем, утешением, не выражается так сильно, как в наших церковных песнопениях и молитвах. В них слышится то рыдание о потерянном рае, то глубокое сокрушение о грехах, то радостная и победоносная песнь о нашем Искупителе. Взять хотя бы Пасхальный канон. Как он величествен и сладостен, как умиляет и утешает душу, еще не утратившую вкус к духовному! «Ныне вся исполнишася света, небо, и земля, и преиспод­няя, да празднует убо мир, видимый же весь и невидимый».

Господи, прости нас, что мы не стараемся оторвать свое сердце от привязанностей земных и со всей горячностью не ищем духовного изменения, перерождения и потому не способны еще ощущать великие радости. Господи, прости нас и за то, что наше сердце еще не способно слышать в церковных песнопениях рыдание о потерянном рае, не готово иметь глубокое сокрушение о грехах, и неотзывчиво оно к радостным и победоносным словам о нашем Искупителе. Прости, что не умеем еще перенести центр нашего внимания на наше Житие на небесах.

Да, великие ныне дни. В эти дни радуются и в миру, но не по-духовному. Один радуется, что получил деньги, другой – чины и ордена, третий – по другим причинам. Некоторые радуются, что пост прошел и наступило разрешение на все. Это, пожалуй, законная радость, если только в пище не пола­гать главного счастья. Но во святых обителях радость бывает о Воскресшем Иисусе. Не оставляйте посещать святые обите­ли, особенно в праздники, когда и меня не будет. Здесь теп­лится духовная жизнь, согревающая душу человека. Правда, есть и земные радости, облагораживающие душу. Нет греха, например, наслаждаться красотами мира сего. Есть на земле необыкновенно красивые местности. Прекрасны Альпы, ос­вещенные солнцем, великолепны многие места в Италии, про Неаполь сложилась пословица: «Посмотри на Неаполь – и умри». Ни о Париже, ни о Риме этого не говорится. А гово­рят именно о Неаполе, который действительно дивно хорош со своим голубым морем и горами.

Хороша и наша северная природа. Тургенев живо и ярко описал ее в своих произведениях. Он, между прочим, был в Оптиной и восхищался красотой нашей обители. Но нынеш­ний мир есть только слабое подобие мира, бывшего некогда до грехопадения. Есть мир Горний, о красотах которого мы не имеем понятия, а понимают его и наслаждаются им только святые люди. Этот мир остался неповрежденным, но земной мир после грехопадения резко изменился. Все равно как если бы кто-нибудь лучшее музыкальное произведение, например, Бетховена, разделил на отдельные тона – тогда впечатления целого не получилось бы. Или картину, например Рафаэля, разорвал на клочки и рассматривал отдельные кусочки. Что увидели бы мы? Какой-нибудь пальчик, на другом лоскутке часть одежды и так далее, но величественного впечатления, которое дает произведение Рафаэля, мы, конечно, не получи­ли бы. Разбейте великолепную статую на части – впечатле­ния от прекрасного не получится. Так и нынешний мир. Некоторые подвижники даже отвращали от него свои взоры. Известен один подвижник, который загородил иконой един­ственное окно своей келлии, а из него открывался восхитительный вид. Его спросили:

– Как это ты, отец, не хочешь даже взглянуть, а мы не могли налюбоваться на небо, на горы и на Эгейское море с его островами?

– Отчего я закрываю окно, вам не понять, но созерцать красоты мира сего я не имею желания, – ответил подвижник.

Это оттого, что он созерцал красоту Горнего мира и не хо­тел отвлечь от него своего внимания. Действительно, кто познал высшее блаженство, тот нечувствителен к земным утешениям. Но для сего познания надо иметь высокую душу.

Господи, в наших умах и сердцах даже в пасхальные дни преобладает радость мирская, не духовная. Мы не умеем радоваться о Воскресшем Иисусе Христе, не замечаем теплоты духовной жизни, согревающей душу человека, которая теплится в святых обителях. Прости нас, Господи, что, восхищаясь красотой окружающего нас мира, мы забываем, что он есть только подобие мира, бывшего некогда до грехопадения, и что о красотах этого Горнего мира мы не имеем надлежащего понятия. Прости нас, Господи, что мы не умеем наслаждаться этим Горним миром так, как это делают святые люди, которые от теперешнего мира, измененного грехопадением, отвращали свои взоры, чтобы созерцать красоту мира горнего. Господи, прости, что для познания и созерцания мира горнего мы не имеем высокую душу и не развиваем ее, что не воспитали в себе особый вкус к духовной жизни.

Мне вспоминается такой случай. В одном богатом семей­стве был вечер. На нем одна талантливая девушка удивитель­но хорошо исполнила лучшее произведение Моцарта. Все были в восхищении, а у притолоки стоял лакей, подававший папиросы и вообще прислуживающий гостям, и позевывал: «И что это господа слушают такую скучную музыку? Вот бы поиграли на балалайке...». Он был прав в своем суждении, так как серьезная музыка была ему непонятна. Чтобы понимать произведения земного искусства, и то надо иметь художе­ственный вкус. Возьмем, например, пение. Теперь даже в цер­ковь проникают театральные напевы и мелодии, вытесняя старинное пение, а между тем оно часто бывает высокохудо­жественным, но его не понимают.

Как-то я был у обедни в одном монастыре и в первый раз слушал там так называемое столповое пение. «Херувимская», «Милость мира» и другие произвели на меня сильное впечатление. Народу было мало, я стоял в уголке и плакал, как ре­бенок. После обедни я зашел к игумену и рассказал ему о сво­ем впечатлении.

– А вы, верно, никогда не слышали столпового пения? – спросил меня игумен.

– Нет, – отвечаю, – даже названия не знал.

– А что такое столбовой дворянин?

– Ну, это значит имеющий древний род.

– Так и столповое пение – это древнее пение, мы заимствовали его от отцов, а те – от греков. Теперь оно редко где встречается, забывают его, много появилось новых напевов – Алябьева, Львова и других. Правда, и из новых есть необычайное... Турчанинов, например, его напевы известны не только в России, но и за границей, даже в Америке и то оце­нили его по достоинству. Недавно регент спрашивает меня:

– Благословите запричастный спеть «Воскресения день».

– Бог благословит, – отвечаю, – это и нужно.

– Только новым напевом.

– Каким же? Пропойте хотя бы на один голос.

Он пропел.

– Ну, – говорю, – такой напев может вызвать только сле­зы уныния, а вовсе не радостное настроение. Нет уж, пойте по-старинному.

Так и спели.

Напев Пасхального канона составлен Иоанном Дамаскиным, и так дивно, величественно составлен. Он возвышает душу и исполняет духовной радости по мере воспринимаемо­сти каждого. Но появляется вопрос: где ключ для открытия духовных радостей? На это ответ один – в молитве Иисусо­вой. Великую силу имеет эта молитва. И степени она имеет разные. Самая первая – это произнесение слов: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». На высших степенях она достигает такой силы, что может и горы переставлять. Этого, конечно, не всякий может достигнуть, но произносить слова: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя» каждому нетрудно.

Господи, из назидательной беседы преподобного Варсонофия нам становится известно, что Пасхальный канон составлен святым Иоанном Дамаскиным. Он возвышает душу, исполняет ее духовной радости по мере воспринимаемости каждого. Ключ же для открытия этих духовных радостей в молитве Иисусовой. Господи, прости нас, что мы не чувствуем великой силы этой молитвы и мало упражняемся в ней.

Громадная польза от молитвы Иисусовой. Она – сильнейшее оружие для борьбы со страстями. Одна, напри­мер, горда; другую обуревают блудные помыслы, кажется, и мужчин не видит, а все в мыслях блудит, третья завистлива, а бороться с грехами нет сил, где взять их? Единственно – в Иисусовой молитве. Враг всячески отвлекает от нее. Ну что за бессмыслица повторять одно и то же, когда ни ум, ни сердце не участвуют в молитве, лучше заменить ее чем-нибудь другим. Не слушайте его – лжет. Продолжайте упражняться в молитве, и она не останется бесплодной. Все святые держа­лись этой молитвы, и она становилась им так дорога, что они её ни на что не променяли бы. Когда их ум был отвлекаем чем-нибудь другим, они томились и стремились, опять начать молитву. Их стремление похоже было на желание человека жаждущего, например, после соленой пищи утолить жажду. Иногда за неимением воды это не сразу удается, но желание еще больше усиливается от этого, и, найдя источник, он пьет ненасытно. Так и святые жаждали начать молитву и начинали ее с пламенной любовью.

Господи, мы каемся в том, что не применяем молитву Иисусову в борьбе со страстями, как это делали святые. Прости нас за это оставление молитвы Иисусовой, прости, что не испытываем жажду этой молитвы, не пламенеем любовью к ней.

Иисусова молитва приближает нас ко Христу. В Задонске подвизался известный в свое время подвижник Георгий. Рано познал он всю суету жизни и ушел в монастырь, но и этим не довольствовался, а избрал себе совершенное уединение – затвор. Здесь в посте, молитве и богомыслии проводил он вре­мя, но искушения не оставили его. Когда он был еще в миру, то любил чистой любовью одну девушку, и образ ее часто возникал перед ним, смущая его душевный покой. Однажды, чувствуя свое бессилие в борьбе, он воскликнул:

– Господи, если это мой крест, то дай силы понести его, а если нет – изгладь из моей памяти, само воспоминание о ней!

Господь услышал его. И вот той же ночью он видит во сне девушку необычайной красоты, облеченную в золотые одежды. В ее взоре светилось столько неземного величия и ангельской красоты, что Георгий не мог оторвать от нее глаз и с благоговением спросил:

– Кто ты? Как твое имя?

– Мое имя – целомудрие, – ответила девушка, и видение исчезло.

Придя в себя, подвижник возблагодарил Господа за вразумление. Образ, виденный им во сне, запечатлелся так в его уме, что совершенно затмил все другие образы.

И я усердно прошу вас: изгоните все образы из головы и из сердца вашего, чтобы там был только один образ Христа.

Но как этого достигнуть? Опять же молитвой Иисусовой!

На днях приходит ко мне один скитянин-схимник.

– В уныние прихожу я, авва, так как не вижу в себе перемены к лучшему, а между тем ношу высокий ангельский образ. Ведь Господь строго взыщет с того, кто инок или схимник только по одежде. Но как измениться? Как умереть для греха? Чувствую свое полное бессилие...

– Произносите всегда Иисусову молитву и все предоставьте воле Божией.

– Но какая же польза от этой молитвы, если в ней не участвуют ни ум, ни сердце?

– Громадная польза. Разумеется, эта молитва имеет множество подразделений: от простого произношения этой молитвы до молитвы творческой, но нам хотя бы на последней-то ступеньке быть и то спасительно. От произносящего эту молитву бегут все вражеские силы, и такой рано или поздно все-таки спасется.

– Воскрешен! – воскликнул схимник, больше не буду унывать.

И вот повторяю: произносите молитву хотя бы только устами, и Господь никогда не оставит нас. Для произнесения этой молитвы не требуется изучения каких-либо наук.

Господи, прости нас, что мы не чувствуем как Иисусова молитва приближает нас ко Христу и помогает изгонять из ума и сердца все искушающие нас образы, чтобы там остался только один образ Христа. Господи, помоги нам произносить эту молитву хотя бы только устами и не оставляй нас.

Граф Толстой был человек всесторонне образованный, но не имел Христа – и погиб. Земные знания не помогли ему. Отверг он Святую Церковь – и сам был отвергнут.

Господи, прости нас: мы все время стремимся быть всесторонне образованными, а Христа в сердце не имеем и погибаем. Прости нас, Господи, что свою надежду возлагаем на земные знания, а не на Тебя.

Нынче радостное время – Пасха. «Христос Воскресе из мертвых, смертию смерть поправ и сущим во гробех живот даровав». Кто это «сущие во гробех»? Это все люди, грешники, прежде мертвые для Бога, но воскрешенные к новой жизни смертью Христа Спасителя.

Старец Варсонофий начинал беседы об Иисусовой молитве чтением отрывка из книги «На горах Кавказа».

Начинается отрывок словами: «Какой ангельский язык может выразить все значение Иисусовой молитвы?» Итак, автор думает, что не человеческому языку говорить о ней. Но каков же этот ангельский язык? И есть ли такой язык? Конечно, нет. И мы не можем представить себе его свойств, ибо он состоит не из звуков, там ведь не будет ничего чувственного.

Знаем мы, что люди часто понимают друг друга по выражению глаз, хотя между ними ничего не было сказано. Есть язык жестов, которым изъясняются глухонемые.

Каков будет ангельский язык, мы не знаем, но только ангельского языка будет достаточно, чтобы выразить значение Иисусовой молитвы. Понятным это значение становится только тем, кто на опыте узнал его. Для занятия Иисусовой молитвой автор книги удалился в горы Кавказа, вел уединен­ную жизнь и лишь изредка приходил в обитель для исповеди и причащения Святых Тайн.

Все описанное в книге заслуживает полного доверия, как осознанное автором на опыте. Действие этой молитвы по­крыто величайшей тайной. Не в одном говорении слов: «Гос­поди Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного» она состоит, но доходит до сердца и таинственно водворяет­ся в нем. Через молитву мы входим в общение с Господом Иисусом Христом, молимся Ему, сливаемся с Ним в одно целое. Эта молитва наполняет душу покоем и радостью сре­ди самых тяжелых испытаний, среди всякой тесноты и суе­ты житейской.

Господи, через старца Варсонофия нам открывается тайна: не в одном говорении слов «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного» состоит молитва, но она доходит до сердца и таинственно водворяется в нем. Через молитву мы входим в общение с Господом Иисусом Христом, молимся Ему, сливаемся с Ним в одно целое. Эта молитва наполняет душу покоем и радостью среди самых тяжелых испытаний, среди всякой житейской суеты. Господи, прости нас: мы еще не навыкли так воспринимать Твою молитву и не умеем пользоваться покоем и радостью, исходящими от действия этой молитвы.

Я получил письмо: «Батюшка, задыхаюсь! Со всех сторон теснят скорби, нечем дышать, не на что оглянуться... Не вижу радости в жизни, смысл ее теряется». Что скажешь такой скорбящей душе? Что надо терпеть? А скорби, как жернов, гнетут душу, и она задыхается под их тяжестью.

Заметьте, что не о неверах и безбожниках я сейчас говорю, не о тех, кто тоскует, когда потеряли Бога, – не о них я гово­рю. Нет, теряют смысл жизни верующие души, вступившие на путь спасения, души, находящиеся под действием Божествен­ной благодати, Не знают они, что это состояние временное, переходное, которое надо переждать. Пишут: «Впадаю в уны­ние, что-то темное обступает меня».

Я не говорю, что такая скорбь законна, не говорю, что эта скорбь – удел всякого человека. Это не наказание, это крест, и этот крест надо понести. Но как же понести его? Где под­держка? Иные ищут этой поддержки и отрады у людей, дума­ют найти покой среди мира – и не находят. Отчего? Оттого, что не там ищут. Покой, свет и силу надо искать в Боге, через молитву Иисусову. Станет тебе очень тяжело, мрак обступит тебя – встань перед образом, зажги лампадочку, если она не была зажжена, встань на колени, если можешь, а то и так, скажи: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» Скажи раз, другой, третий, говори так, чтобы не одни уста произносили эту молитву, а доходила бы она до сер­дца. Впрочем, дойдет непременно и до сердца сладчайшее имя Господа, и мало-помалу удалятся тоска и скорбь, просвет­леет на душе, тихая радость воцарится в ней.

Господи, бывают в нашей жизни минуты, часы и дни, когда скорби теснят со всех сторон, нечем дышать, не на что оглянуться. Не видно радости жизни и смысл ее теряется. В этих обстоятельствах мы часто забываем, что находимся под действием Божественной благодати, что состояние это временное, переходное, которое необходимо переждать. Господи, прости нас, что не сознаем, что эта скорбь – наш крест, который надо понести. Прости нас, что поддержку себе ищем у людей, думая найти ее среди мира. А надо искать ее в Боге через Иисусову молитву. Господи, прости нас, что, когда становится тяжело, когда мрак обступает нас, мы не встаем перед образом, не зажигаем лампадочку, если она не была зажжена, не встаем на колени и не говорим: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного». Прости, что не говорим этой молитвы раз, другой и третий, не говорим так, чтобы не одни уста произносили эту молитву, а доходила бы она до сердца. Прости, Господи, мы не добиваемся, чтобы сладчайшее Твое имя мало-помалу удалило тоску и скорбь, просветило душу и тихая радость воцарилась в ней.

Понять это чудное действие Иисусовой молитвы может только тот, кто на опыте познал его. Представьте, какой-ни­будь человек никогда не пробовал меда и станет расспраши­вать, что это такое. Как ему объяснить? Скажешь: он сладкий, приготовляется пчелами, соты с медом вынимают из улья, режут на части... Вряд ли он что-либо поймет. Не проще ли сказать: хочешь узнать мед – так попробуй его. Так и с молит­вой Иисусовой. Многие, познав ее сладость и значение, всю жизнь отдавали ей, чтобы сродниться с ней, слиться со Сладчайшим именем Господа Иисуса Христа.

Вам при ваших учебных или иных занятиях невозможно всю жизнь наполнять Иисусовой молитвой, но каждая из вас проходит по двадцать, пятьдесят или сто молитв в день. Каж­дая по силе своей навыкает ей. Пусть одна преуспела на дюйм, другая – на аршин, третья – на сажень, а иная, может быть, на версту ушла вперед, важно, что хоть на дюйм-то продвинулась, и слава Богу за все.

Господи, опыт святых показывает нам чудное действие Иисусовой молитвы. Сладость меда может понять только тот, кто его попробовал. Так и с молитвой Иисусовой. Многие, познав сладость и значение этой молитвы, отдали ей всю свою жизнь, чтобы сродниться с ней, слиться со сладчайшим именем Господа Иисуса Христа. Господи, прости нас за то, что мы не стремимся идти вперед в делании этой молитвы, не продвигаемся хотя бы на дюйм. Прости нас, Господи.

Для занятий этой молитвой уходят люди в монастырь. Правда, в настоящее время монастыри, особенно женские поставлены в такое положение, что все время уходит на исполнение послушаний, хлопоты, работу. Трудно монахиням, а все-таки постепенно проникаются они молитвой и навыкают ей. Помню, поступая в монастырь, я вообразил, что там толь­ко и знают, что вот так (батюшка молитвенно возвел руки). Но когда поступил, оказалось совсем другое. Мало молитвы, мало труда молитвенного, на одной молитве не проживешь, нужен еще и труд послушания. Если труд молитвенный и ис­полнение послушания чередуются, сменяя один другое, так и хорошо, и этим путем легко достигнуть спасения.

Господи, старец нам открывает, что для спасения нам необходимы молитва, молитвенный труд, а также труд послушания. При этом молитвенный труд и исполнение послушания должны чередоваться, сменяя один другое. Идущий этим путем легко достигает спасения. У нас же не так. Мы не придерживаемся чередования молитвенного труда и исполнения послушания. Прости нас, Господи, за это опущение.

Молитву постичь может только тот, кто удалил из сердца всякие мирские привязанно­сти; только в сердце, свободном от пристрастия к миру, может вселиться Господь.

У нас же с этим удалением дело обстоит неблагополучно. Прости нас, Господи, за сердце, еще не свободное от пристрастий к миру.

Помню, лет сорок, а то и пятьдесят тому, назад, был я в одном доме. Собралось там много гостей. Одни, как водит­ся в миру, играли в карты, другие разговаривали, потом начались танцы. Это не был настоящий бал, как-то все вышло неожиданно. На этом вечере была девушка удивительной кра­соты. Ни в чем она не принимала участия. Потом вдруг вста­ла, подошла к роялю и начала играть. Чувствовалось, что она совершенно ушла от окружающей обстановки, ушла в себя, в свой внутренний мир и, пожалуй, в эти звуки. Стояла чудес­ная лунная ночь. Долго играла девушка, а когда наигралась, подошла к окну и задумалась. Меня все это заинтересовало, и я решил с ней познакомиться.

Ей было не помню сколько лет, но не менее двадцати. Она оказалась очень глубокой натурой, жившей своей внутренней жизнью. Она любила, и любила так, как умеют любить только такие люди.

Господи, мы не умеем жить внутренней жизнью и любить так, как любила эта девушка. Прости нас, что предмет любви не становится для нас всем, чем мы живем, чтобы им всё наполнялось вокруг нас и в нас.

– Понимаете, он все, чем я живу, свет моей жизни, им все наполняется вокруг меня и во мне; без него все – мрак, все – темнота, и жизнь теряет всякий смысл. Я ему отдала всю себя, свою душу, свое сердце.

– Да, я люблю его, и никого другого не полюблю. Все у него, все он унес с собой в могилу, а у меня ничего не осталось.

Недолго продолжалось мое знакомство с этой девушкой, скоро она уехала в Самару, но то время, пока я ее знал, она оплакивала свою первую любовь.

– Я никогда не полюблю другого, – упорно повторяла она.

Эта встреча была пятьдесят лет тому назад. Если бы я встретил эту девушку теперь, я бы знал, что ей сказать. Я бы сказал: «Вы говорите, что не полюбите другого? А я вам советую полюбить знаете кого? Господа Иисуса Христа! Вы хотели отдать свое сердце человеку – отдайте его Христу, и Он напол­нит его светом и радостью, вместо мрака и тоски, оставшихся вам после любви к человеку».

Господи, мы не умеем отдавать свое сердце Христу, чтобы Он наполнил его светом и радостью. Господи, прости нас, что мы лелеем свет и мрак, который порой остается в нашем сердце после любви к человеку.

Господи, кто-то из нас, может быть пережил такое чувство и оно, наполовину угасшее, теплится чуть видной искрой в нашем сердце. Прости нас, Господи, и помоги затушить эту искру.

Другие, может быть, сейчас переживают самый разгар этого чувства – гони­те его, не отдавайте ему своего сердца, так как его требует Господь Себе. «Даждь Ми, сыне, твое сердце...» (Притч. 23, 26), – обращается Он к человеку. Не давайте сердцу привязываться к тленным благам мира сего, гоните из него всякое пристрастие, так как только в свободном сердце, свободном от всех пристрастий, может сотворить Себе обитель Господь.

Господи, мы не спешим гнать из своего сердца чувство, гнетущее нас своей безысходностью. Мы не гасим этой искры, не освобождаем свое сердце от него в пользу животворной любви ко Христу. Мы же привязываем свое сердце к тленным благам мира сего, не освобождаем его от пристрастий. Прости нас, Господи, за неосвобожденность от мирских пристрастий и сотвори в нас, по милости Твоей, обитель Себе.

Основание всего закона Божия – любовь к Богу и ближ­ним. Старайтесь возлюбить Господа. Как достичь этого? Он Сам сказал об этом: «Имеяй заповеди Моя и соблюдаяй их, той есть любяй Мя...» (Ин. 14, 21). Итак, по слову Самого Господа, путь к Нему, к Божественной любви один – исполнение заповедей Его, о которых Он, в свою очередь, говорит: «Запо­веди Моя не тяжки суть».

Господи, основание нашей христианской жизни – это любовь к Богу и ближним. Мы же не стараемся достичь этого через исполнение заповедей Твоих в должной мере, считая их тяжелыми для исполнения, чем противоречим Тебе. Прости нас, Господи, что неисполнением заповедей Твоих мы не прикасаемся к Твоей Божественной любви.

Заповеди эти все знают, каждый день они читаются или поются на Божественной литургии: «блажени кротцыи; блажени милостивии» и др. (Мф. 5, 3–12). Иная скажет: «Этой заповеди я соблюсти не могу, так как у меня нет средств на милостыню». Нет, и такая может исполнить запо­ведь о милости, и она может подать если не материальную, так духовную милостыню. Спросите: как же это? А вот как: тебя оскорбила такая-то или такой-то – прости его, вот и будет духовная милостыня.

– Нет, я этого не могу! Разве можно простить такое ужасное оскорбление? Да я как вспомню о нем, так готова растерзать того, кто нанес мне его, а вы говорите: «Прости».

– Так не можешь простить?

– Не могу!

– А простить-то надо! Сил не хватает? Так проси у Бога. Обратись к Нему и скажи: «Господи Иисусе Христе, Сын Божий, помилуй мя, грешную, и помоги мне простить». Скажи раз, другой, третий...

– И что же будет?

– Сама на опыте узнаешь – простишь обидчика.

Господи, заповеди Твои мы знаем, мы слышим напоминание о них на каждой Божественной литургии, но все время ищем повода, чтобы не исполнять их, например, заповеди о милости, особенно милости духовной. Да, своих сил у нас не хватает, но мы не прибегаем к Твоей Божественной помощи, не просим сил у Тебя с настойчивостью. Прости нас, Господи, и помоги узнать сколь утешительна духовная милостыня – простить обидчика.

Другая говорит:

– Вот та-то пронесла мое имя, яко зло, перед людьми, такого наговорила, чего никогда и не было, проходу мне не дает колкостями и насмешками.

– А ты молчи, не отвечай ничего, потерпи.

– А разве это можно стерпеть?

– Не можешь? Опять обратись к Господу: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную, и помоги мне стерпеть». Попробуй так просить и на опыте увидишь, что из этого выйдет. И так во всяком трудном положении обращайся к Господу – и поможет. Исполняй заповеди Его и проси Его помощи.

Беда, если кто понадеется на свои силы и вздумает сам, не прибегая к Божественной помощи, исполнять за­поведи, кто вздумает обойтись без смирения.

Господи, мы и потерпеть не можем колкостей и насмешек, потому что в этом деле мы не обращаемся к Тебе за помощью, не просим помочь нам потерпеть. Прости нас. Господи, мы не просим Твоей помощи и во всяком другом деле, чтобы обрести в себе Твою силу исполнять Твои заповеди. И еще мы бедствуем от того, что надеемся на свои силы и, не прибегая к Божественной помощи, думаем исполнить Твои заповеди. Прости нас, Господи, что думаем обойтись в этом делании без смирения.

Две добродете­ли необходимы в деле спасения: одна – любовь, другая – смирение. Без этих двух не только умная молитва, но и само спасение невозможно.

Господи, прости нас, что без этих двух необходимых добродетелей, любви и смирения, желаем и умную молитву творить и само спасение наследовать.

Ведь вот Толстой, как он ужасно кон­чил, а раньше был религиозный человек, молебны заказывал, молился со слезами, все, казалось, было, одного не было – смирения. Любил осуждать других, не умел прощать людских недостатков.

Заговорили с ним об одном его соседе.

– Что вы, – говорит, – разве он человек?

– А то как же? Конечно, человек!

– Ну вот, какой же он человек? Просто тварь.

– Да ведь и все – тварь. Ангелы и то тварь: «О Тебе радуется, Благодатная, всякая тварь, ангельский собор и человеческий род».

– Да нет, его нельзя человеком считать!

– Почему же?

– Он безбожник, он в церковь не ходит, в Бога не верит, разве это человек?

А старая нянюшка скажет ему: «Левушка, не осуждай их, пусть они, как знают, а ты их не суди, тебе-то что! Сам за собой смотри». Не мог он переделать себя и плохо кончил.

Господи, прости нас, что и мы любим осуждать других, не умеем прощать людских недостатков и слабостей, не умеем переделывать себя и конец такого отношения к закону Твоему – плох.

Вот теперь иная думает: «Я в церковь хожу, а вон та не хо­дит, ну какая же она! И та вон что делает, на что уж это похо­же», – да так все машет, да машет ручкой, себя лучше других считает. Глядишь, и домахала до того, что упала ниже тех, кого осуждала.

Надо себя недостойнее всех считать – вот верный и единственный путь, ко спасению, и еще – исполнение заповедей Господних. О них Господь сказал, что они «не тяжки суть», но своими силами нам их не выполнить, надо просить помощи у Господа – и даст. Кажется, просто. Просто, но сложно. По­молимся Ему, да просветит и укрепит Он нас в любви Своей.

Господи, мы не умеем считать себя недостойнее всех. Из-за этого мы сходим с верного и единственного пути, ведущего нас ко спасению, Прости нас, Господи, что уклоняемся от пути спасения, отказывая себе в упражнении считать себя недостойнее всех.

И ещё: на этом пути необходимо исполнять заповеди Божии. Прости нас, Господи, что думаем выполнить их только своими силами, не прибегая в этом вопросе к Твоей помощи.

«Там за далью непогоды есть блаженная страна». Когда я ехал по Сибири к Мукдену, смотрел в окно вагона и думал, что вот так к востоку начинаются неведомые нам страны – Китай, Корея, со своими обычаями, своими нравами. Преж­де эти страны коснели во тьме язычества, теперь просвеща­ются светом Христовым. В столице Японии – Токио, где раньше поклонялись дракону, возвышается великолепный со­бор. А потом от этих неведомых стран мысль неслась дальше, в страну, где блаженствуют небожители, где нет ни печали, ни воздыхания. О ней хочется говорить, туда вознестись мыслью от земли.

Господи, отказывая себе в размышлении о том, что «там за далью непогоды есть блаженная страна», мы лишаем себя возможности уноситься мыслью в страну, где блаженствуют небожители. Господи, прости нас, что мы не возносимся мыслью туда, где нет ни печали, ни воздыхания. Прости нас.

Земля – это место изгнания, ссылка. За уголовные преступления людей осуждают на каторгу, кого на двадцать лет, кого на пятнадцать, а кого и навсегда, до смерти. Вот и мы провинились перед Господом и осуждены на изгнание, на каторгу. Но как бесконечно любвеобилен Господь, что даже в этом месте изгнания оставил Он нам много красот, много отрады и утешения, которые особенно понимаются натурами, обладающими так называемым художественным чутьем. Эти красоты здешнего мира только намек на красоту, которой был преисполнен мир первозданный, каким его видели Адам и Ева. Та красота была нарушена грехом первых людей.

Представьте себе чудную статую великого мастера, и вдруг хватили по ней обухом. Что от нее останется? Осколки. Мы можем подобрать их, отыскать шею, часть лица, руки. При­знаки красоты сохраняются и в этих отдельных осколках, но уже не обрести прежней гармонии, цельности, прежней кра­соты еще не разрушенной. Так и грехопадение первых людей разрушило красоту Божия мира, остались нам только осколки, по которым мы можем судить, как прекрасно было все раньше – до грехопадения.

Господи, и мы осуждены на изгнание, на каторгу, но находимся под опекой Твоей любви, и даже в месте изгнания видим много красот, много отрады и утешения, присущих первозданному миру и нарушенному грехом первых людей. Господи, прости нас, что не чувствуем себя под опекой Твоей любви и разрушаем своими грехами красоту Твоего мира, увеличивая ими количество осколков, по которым мы можем судить, как прекрасно все было раньше, до грехопадения.

Но придет время всемирной катастрофы, весь мир запыла­ет в огне. Загорится земля, и солнце, и луна – все сгорит, все исчезнет, и воцарится новый мир, гораздо прекраснее того, который видели первые люди. И настанет тогда вечная ра­дость, полная блаженства во Христе. По этой-то блаженной жизни и тоскует теперь на земле человеческая душа. Есть пре­дание о том, что раньше, чем человек рождается в мир, душа его видит те небесные красоты, а вселившись в тело земного человека, продолжает тосковать по этим красотам. Так Лермонтов объясняет присущую многим людям непонятную тос­ку. Он говорит, что за красотой земной душе снился лучший, прекраснейший мир иной. И эта тоска о Боге – удел боль­шинства людей.

Господи, прости нас, что мы не всегда замечаем в себе этой тоски о Тебе и о неземной красоте лучшего, прекраснейшего мира. Прости нас, что мы утеряли способность устремляться к Небу и тосковать о нем.

Так называемые неверы сами по себе верят, и, не желая в этом признаваться, тоскуют о Боге. Только у немногих несчастных так уж загрязнилась душа, так осуетилась она, что потеряла способность устремляться к Небу, тосковать о нем. Остальные ищут. А ищущие Христа обретают Его по нелож­ному Евангельскому слову: «Ищите, и обрящете; толцыте, и отверзется вам» (Мф. 7, 7).

«В дому Отца Моего обители многи суть» (Ин. 14, 2). И заметьте, что здесь Господь говорит не только о небесных, но и о земных обителях. И не только о внутренних, но и о внеш­них. Каждую душу Господь ставит в такое положение, окружает такими обстоятельствами, которые лучше всего способс­твуют ее преуспеванию. Это и есть внешняя обитель. Когда душа исполняется мира, покоя и радости – это внутренняя обитель, которую готовит Господь любящим и ищущим Его.

Господи, Ты открываешь нам знание обителей не только небесных, но и земных, не только внутренних, но и внешних. Окружение нас такими обстоятельствами, которые лучше всего способствуют преуспеянию нашей души, являет нам внешнюю обитель, а исполнение души миром, покоем, радостью созидает обитель внутреннюю. Господи, прости нас, что мы не наблюдаем, как созидаются в нас «стены Иерусалимские» и обновляется наше сердце чистотой.

Что такое благовест? Знаете, что он собой изображает? Архангельский глас, который прозвучит в конце мира. Об этом конце и напоминает нам благовест, а когда-нибудь и мы услышим тот страшный глас. Но сейчас нас о нем предупре­дили, мы уже ожидали его. А с тем гласом будет не так. Вне­запно, без всякого предупреждения, раздастся он, а за ним – Страшный суд, который будет длиться не год, не месяц и даже не день, а один лишь миг, одно слово решит участь че­ловечества, только слова «приидите» или «отыдите» – и все кончено! Блаженны, кто услышит «приидите», для них нач­нется жизнь в раю.

Господи, у нас нет внутренней установки, по которой мы не связываем благовест к службе с напоминанием о приближении Страшного Суда. Прости нас, Господи, за это и сподоби нас услышать «приидите», чтобы и для нас открылась блаженная жизнь в раю.

Достоевский, который бывал здесь и сиживал в этом крес­ле, говорил отцу Макарию, что раньше он ни во что не верил.

– Что же заставило вас повернуть к вере? – спрашивал его отец Макарий.

– Да я видел рай. Как там хорошо, как светло и радостно! И насельники, его так прекрасны, полны любви. Они встретили меня с необычайной лаской. Не могу я забыть того, что пережил там, и с тех пор повернул к Богу.

И действительно, он круто повернул вправо, и мы веруем, что Достоевский спасся.

В Апокалипсисе апостол Иоанн тоже изображает рай в виде великолепного храма на двенадцати основаниях. Одно основание – яхонт, другое – сапфир, третье – тоже драгоценный камень. В этот храм ведут двенадцать ворот, и каждые ворота состоят из одной цельной жемчужины. Так рисует Иоанн Богослов Град Господень – Новый Иерусалим. Но, конечно, ничего в этом описании нельзя понимать букваль­но, и эти двенадцать ворот вовсе не похожи вот хотя бы на Святые ворота скита Оптиной церкви или еще какие-нибудь. Объясняющие Откровение говорят, что под двенадцатью воротами надо понимать двенадцать апостолов, просветивших Христовым учением всю Вселенную.

Господи, прости нас, что не вникаем со всем прилежанием в учение 12-ти Апостолов и остаемся мало просвещенными Христовым учением.

В своем стремлении к этому Граду Господню душа иной раз находит утешение в музыке. Я в миру любил серьезную музы­ку – Бетховена, Шуберта, например. Иду как-то с концерта. Встречается мне знакомый и спрашивает:

– Откуда вы идете и отчего вы такой радостный и торжественный?

– В концерте был. Что за чудная музыка! В какой восторг приводит она душу!

– Нет, есть иные высшие восторги, выше всяких востор­гов от музыки. Сходили бы вот к такому-то, он вас введет в иную область, в область восторгов от молитвы.

И он не солгал. Я любил бывать в церкви, особенно у всенощной в нашем Воскресенском соборе. Любил полумрак, тихий, мерцающий свет лампады, там особенно хорошо мо­литься. Вот и вы сейчас пойдете ко всенощной, помолитесь там, постарайтесь помолиться хорошенько, постарайтесь войти и углубиться в себя. Ведь в каждом из вас есть мир неизреченной красоты, в котором таится много чистых во­сторгов, неизглаголанных радостей. Войдите в себя – и они откроются вам. Впрочем, не ждите от молитвы одних вос­торгов, не унывайте, когда не ощутите радости. Ведь и так бывает: стоишь в церкви, а внутри как будто не сердце, а деревяшка, и деревяшка-то еще и не оструганная. Ну что же, и за то, то есть за деревяшку, слава Богу! Значит, так надо было. Ведь иная душа, пережив высокие восторги, и возомнить о себе может, а состояние «окамененного нечувствия» смиряет ее. И вообще, мы не можем требовать от Бога мо­литвенных восторгов. От нас требуется молитвенный труд, а радость посылается от Бога, когда это угодно Богу и нам на пользу. Итак, будем молиться Ему и положимся во всем на Его святую волю.

Приходя ко всенощной, нам надо стараться помолиться хорошенько, постараться войти и углубиться в себя. Ведь в каждом из нас есть мир неизреченной красоты, в котором таится много чистых восторгов, неизглаголанных радостей. Господи, мы мало стараемся войти в себя, у нас нет прилежания молиться хорошенько. Господи, прости нас. Нам не следует ждать от молитвы одних восторгов и не следует унывать, когда не ощущаем радости. Господи, мы не смиряемся, когда внутри будто не сердце, а неотструганная деревяшка. Господи, за эту деревяшку мы не склонны благодарить Тебя, посчитав, что так и надо было. Мы не отмечаем, что пережив высокие восторги, начинаем мнить о себе. Господи, прости нас и состояние «окамененного нечувствия» пусть смирит нас. Будем прилагать молитвенный труд, а радость нам пошлет Бог, когда Ему это будет угодно и нам пойдет на пользу. Прости нас, Господи, за нескромное желание восторгов и неумение полагаться на Твою святую волю.

Когда я жил еще в миру, товарищи называли меня идеалистом. Бывало, придут звать меня куда-нибудь:

– Устраивается пикник, целой компанией едем за Волгу с самоваром и закуской. Будет очень весело.

– Сколько же это стоит?

– По десять рублей с человека.

Вынимаю деньги и отдаю за себя, чтобы не слышать упрека, будто уклоняюсь из корыстных побуждений; А потом в день пикника заболеваю некоей дипломатической болезнью и остаюсь дома. Вечером иду на берег Волги. Луна, в городском саду гремит музыка. Я хожу один, любуюсь красотой ночи – и хорошо мне!

А наутро товарищи говорят между собой:

– Был он?

– Нет, не был.

– Ну, конечно, ведь он у нас идеалист.

Вот этот-то «идеалист» и привел меня в конце концов сюда, в скит.

Господи, прости нас, что мало заботимся о проявлении в нас идеалистических настроений и соответствующего им поведения, пример которого нам показывает старец Варсонофий.

Сегодня был я в монастыре по делам. Богу было угодно, чтобы, выходя оттуда, встретил я одну девицу, ищущую спа­сения своей души, и одну монахиню. Зашла у нас речь о том, как строится жизнь человеческая.

Епископ Игнатий (Брянчанинов), с творениями которого некоторые из вас, может быть, уже знакомы, говорит, что жизнь всякой человеческой души строится по заранее наме­ченному Божественному плану. Иные спросят: что это за план и одинаков ли он для всех людей или каждая отдельная жизнь идет по плану, присущему ей одной?

Придется сказать, что у всех людей, идущих ко спасению, жизнь строится по одному плану, но пути, по которым они идут, бывают различны. Представьте себе круг: от разных то­чек окружности идут линии, которые все сходятся в одной точке у центра. Центр – это Христос, цель всякой души, ищущей, спасения, а радиусы – различные пути, которыми люди подходят ко Христу.

Господи, мы не стремимся подойти к Тебе, потеряв желание найти путь ко спасению. Прости нас. План же спасения нашей души мы можем увидеть в истории древнего Израиля.

Еврейский народ жил в Египте под властью фараонов. Не довольствуясь господством над Израилем, фараоны начинают притеснять его народ, заставляют исполнять тяжелые работы, участвовать в постройке пирамид, которые сохранились и до нашего времени. Мало того, фараоны издают приказ убивать еврейских младенцев мужского пола, так как евреи очень быстро размножались. Стонет народ под чужим игом и ждет избавителя от Бога. В лице Моисея, «взятого из воды» (заметьте себе – «взятого из воды»), посылается им избавитель. Он совершает много чу­дес, наводя различные казни на египтян, и наконец фараон отпускает евреев. Моисей выводит их из Египта. Такова исто­рия древнего Израиля, но она служит прообразом того, что совершается до наших дней с новым Израилем, с каждой христианской душой, ищущей спасения.

Господи, прости нас, что не вдумываемся в эту аналогию пути спасения, связанную с историей древнего Израиля.

Каждая душа томится под игом мысленного фараона – сатаны, каждая стонет и ждет себе избавителя; и является Избавитель – Господь Иисус Христос, прообразом Которого был древний Моисей.

Господи, мы живем беспечно: и, страдая от обстоятельств внешних, и будучи пригибаемы к земле фараоном мысленным, мы не ищем для себя Избавителя в Лице Господа Иисуса Христа. Прости нас, Господи, за разленение нашей души.

Знал ли он сам, что является прообразом Спасителя? Думаю, что знал. Господь избавляет душу от гнета фараонова, но что происходит дальше? Едва Израиль ушел из Египта, и уже фараон пожалел, что отпустил народ, и погнался вслед за ним. Так бывает и с человеческой душой. Оставив прежнюю нерадивость, ступили на путь добрый. Неужели твердо, непреткновенно пойдут по нему? Ошибаетесь. Сатана, выпустивший их из-под своей власти, непременно пожалеет о том и устремится вслед. Бегут израильтяне, и вот они у Чермного моря. Сзади погоня, справа – разбойники, слева пус­тыня, перед ними – вода. Куда деваться? Где искать спасе­ния? Казалось бы, безвыходное положение. Что же Моисей? Помолился он Богу, ударил жезлом по воде, и она расступи­лась. В длинный водный коридор вступили евреи: идут со страхом по дну моря, а за ними втягиваются полчища египтян. Не маленький был этот коридор. По исследованиям ученых, до сорока верст длиною простирался он. Вышли ев­реи из воды, а фараон с войском уже на середине моря. Что же делает Моисей? Снова молится, и новое движение посохом, которое вместе с прежним движением составило крест, и волны смыкаются над египтянами. Все войско погибло, ни один не спасся, по слову Писания. Нет больше опасности, нет больше погони, и Израиль спокойно продолжает путь, направляясь к земле обетованной. Подобное состояние переживает и всякая душа человеческая. Но сатана не оставляет ее в покое: отовсюду надвигаются скорби и искушения, кругом обступает мрак, кажется, положение ее безвыходно, кажется, неоткуда ждать помощи. Но тут-то и является Бог со Своей помощью.

Господи, преподобный Варсонофий нам напоминает о том, что, когда мы оставим прежнюю нерадивость и вступим на добрый путь, то именно тогда и потребуется от нас все мужество, на которое мы способны. Господи, прости, что не запаслись мы мужеством, ибо сатана, выпустивший нас из-под своей власти, непременно пожалеет о том и устремится вслед.

Господи, в минуту опасности мы не умеем, подобно Моисею, прибегать к молитве, к Тебе, Богу нашему, и к вере так, чтобы силой креста быть защищенными от нападений врага и не сходить от страха со своего пути. Прости нас, когда теряем мы веру и больше боимся мы врагов, нежели Тебя, Заступника и Спасителя нашего.

Подобное состояние переживает всякая человеческая душа. Ибо сатана не оставляет ее в покое: отовсюду надвигаются скорби и искушения, кругом обступает мрак, кажется, положение ее безвыходно, кажется неоткуда ждать помощи. И тут-то и является Бог со своею помощью.

Господи, мы, под злым воздействием сатаны, забываем о всегда готовой нам помощи, теряемся от панической боязни и теряем покой, который дать можешь только Ты. Прости нас, Господи, подчас теряющих надежду на Тебя и не умеющих с молитвой дождаться Твоей помощи.

Крестом спасен древний Израиль – Крестом Христовым спасется и новый Израиль, и часто близкая к отчаянию душа не знает, что стоит на грани, за которой начинается новый путь. Итак, Чермное море пройдено. Но далеко еще до земли обетованной, до земли, текущей медом и млеком. Не сразу попадают туда евреи, сорок лет кружит с ними по пустыням Моисей. Иной человек, узнав о спасительном пути и встав на него, думает, что все уже сделано, что он достиг святости и готов чуть ли не на Небо взлететь. Ошибается. Мало начать спасительный путь, мало обратиться к Богу – еще не здесь начинается страна, где текут мед и млеко.

Господи, Ты и нас часто подводишь к грани, за которой начинается новый путь. Но нам – ой как еще далеко до земли, в которой течет мед и млеко. Господи, прости нас за поспешность своих желаний взойти чуть ли не на Небо, а надо еще долго ждать и трудиться над собой, чтобы войти в землю обетованную. Прости нас, Господи, за думы о легком пути, где теряется добродетель терпения и даже долготерпения.

Сорок лет ходят израильтяне с Моисеем по пустыне, стремясь к земле обетованной. Бесплодна пустыня, ничего нет кругом, не раз одолевают сомнения евреев, но Господь не допускает им погибнуть. Так и души, избравшие путь богоугождения, высвободившись из-под гнета страстей, оторвавшись от всего, что прежде составляло содержание их жизни, часто устрашаются, увидев себя сразу в пустыне: «Господи, что же теперь делать? Чем жить?» Напрасно смущается такая душа. Бог, пославший ей Моисея, чтобы вывести ее из Египта, пошлет и манну, как послал древним евреям.

Господи, не допусти нас погибнуть, когда перед нами открывается пустыня, ибо мы встали на путь богоугождения, оторвались от всего, что прежде составляло содержание нашей жизни. Господи, прости нас за испуг перед пустыней и открой нам «Моисея» нашего, который бы вывел наши души к земле обетованной и послал бы манну через него, как древним евреям.

Кончается сорокалетнее странствование евреев, прообразовавшее странствование каждой души, ищущей Горнего Иерусалима.

Понимали ли евреи, что они служили таким прообразом? Думаю, не понимали. Кто же вводит Израиль в землю обетованную? Моисей? Нет, за то, что усомнился он в Божественном Промысле, умирает он, не достигнув Ханаана, а вводит туда евреев Иисус Навин. Обратите внимание на это имя: Иисус вводит в обетованную землю, и Иисус Христос отверзает нам двери рая. Крестом Своим вводит Он нас туда. Крест Христов – вот величайшее таинство.

Господи, и нам случается сомневаться в Твоем Божественном Промысле и в Кресте Твоем не замечать величайшее Таинство. Прости нас, Господи.

Обратите внимание на подробности, связанные со спасительными страданиями Христа. Распинается Он посреди двух разбойников. Почему между разбойниками? Здесь тоже глубокий смысл. Распятием Своим Господь спасает от проклятия и смерти нас, людей, а все мы, грешные, отпавшие от Бога, являемся разбойниками перед Ним. Разбойники висят справа и слева от Христа тоже не случайно, в этом последующая история всего человечества. Висящий слева изрыгает хулы, а справа слышится голос: «...помяни меня, Господи, когда приидешь в Царствие Твое» (Лк. 23, 42).

Господи, прости нас, что мы отпадаем от Тебя за свои грехи и уподобляемся разбойникам, и чаще по левую от Тебя сторону, допуская ропот, говорим о своих обидах на Тебя, требуем доказательств Твоей силы. Господи, прости нас за это и помоги нам держаться правой стороны, чтобы говорить Тебе: «помяни нас, Господи, когда придешь во Царствие Твое».

И ныне мы видим разделение среди людей, и ныне мы знаем и правых и левых. Приняв такое название, они изрекают себе приговор, не устрашает их пример повешенного по левую сторону. В различной участи этих разбойников судьбы всего человечества: одна часть его вместе с хулителем низвергается в ад, другая слышит голос Самого Господа: «...Днесь со Мною будеши в раи» (Лк. 23, 43). Одни идут на гибель; другие – в Жизнь Вечную.

Господи, мы не видим в судьбах всего человечества разной участи этих разбойников: одни идут на гибель, а другие – в Жизнь Вечную. Господи, прости нас, что часто замечаем себя на пути левых, и вместе с хулителем будем низвергнуты в ад. Прости нас, Господи, и за то, что нет в нас внутренней установки слушать Твой голос, возвещающий нам: «Днесь со Мною будеши в раи».

Цель всей жизни земной – наследовать Жизнь Вечную, ту Жизнь, где не будет никакого труда, не будет ни скорби, ни воздыханий. Для достижения этой Вечной Жизни идут в монастыри. Впрочем, я никого не зову в монастырь и не говорю, что спасение невозможно в миру. Только не могу не заметить, что взоры лучших людей устремлялись именно к монашеству. Не буду приводить мнения учителей Церкви, воспитавшихся в монастырях. Обращу ваше внимание на творения гениев светской литературы. Возьмем представителя протестантского народа, гиганта человеческой мысли Шекспира, и посмотрим, что он говорит о жизни в миру. Устами героя одного из лучших своих произведений – Гамлета так аттестует он мир: «Мир – это старый сад, заросший сорной травой», А затем добавляет, обращаясь к Офелии: «Офелия, иди в монастырь». Вот как отнесся Шекспир к миру и монастырю.

Господи, прости нас, что наши взоры не устремляются к монашеству, как выразителю наследования Жизни Вечной, той Жизни, где не будет никакого труда, не будет ни скорбей, ни воздыханий.

Иные говорят, что монашество не установлено Господом, что в Евангелии нет указания на него. Это неверно. «...Могий вместити да вместит», – говорит Господь именно о жаждущих высшей жизни (Мф. 19, 12).

Спастись можно в миру, но высшее совершенство достигается в монастырях. И в Писании сказано: «...Не женивыйся печется о Господних, како угодити Господеви, а оженивыйся… како угодити жене» (1Кор. 7, 32–33).

Господи, нам, живущим в миру, еще не доступен смысл Твоих слов: «Могий вместити, да вместит» и потому мы не устремляемся к высшему совершенству, не заботимся, как угодить Господу. Прости нас, Господи, за инертное отношение к смыслу и цели жизни.

Вот и разница между миром и монастырем. И снова повторяю: я не зову в монастырь – и в миру много путей, которые ведут к Богу и к ближним. Святое это дело, несомненно: спасая других, и сам спасается. Иные посвятили свою жизнь служению больным – и это великое дело. Иные учительствуют – тоже великое дело быть при детях, сеять в их сердца семена Божией истины, насколько это в их силах, насколько они сами поняли и усвоили ее. А иные, может быть, не удовлетворяясь своим служением, хотят достичь высшего совершенства, порвать связи с миром и вступить во святую обитель, и исполняют это, если только их желание угодно Богу.

Господи, мы, когда охотно, когда с принуждением себя, делаем социальную работу для людей, и это великое дело. Но иные из нас, может быть, не удовлетворяясь этим, хотят достичь высшего совершенства, порвать связи с миром и исполняют это, если только их желание угодно Богу. Господи, прости нас, что не имеем желания и стремления к высшему совершенству и не стараемся через это стремление сделать нашу жизнь осмысленной, сделать ее служением Богу и людям.

Сколько верст от Петербурга до Козельска? Пожалуй, больше тысячи, и это расстояние поезд проезжает в одни сутки! Может быть, впоследствии удастся и на воде устраивать железные дороги, укрепив рельсы на особого рода площадках, и понесутся тогда любители путешествий в Африку, Америку Австралию... Наука идет вперед большими шагами; если бы нашим отцам или дедам сказали, что люди по телеграфной проволоке научатся говорить на огромном расстоянии или, например, переговариваться по телефону, то они не поверили бы и, пожалуй, сочли бы человека, рассказывающего о таких вещах, за сумасшедшего.

Да, действительно, в области разных изобретений мы далеко ушли вперед, но стало ли лучше жить людям? Увы, наоборот, стало еще хуже. В 1884–1885 годах была в Париже выставка. Ее посетил один профессор Оксфордского университета. Возвратясь домой, он говорил студентам: «Видел я всевозможные машины, только одной, притом простой, машины я не видел, и на мой вопрос, будет ли такая изобретена, дают отрицательный ответ.

– Какая же это машина? – удивленно спросили студенты

– Машина, делающая счастье, – ответил он.

Господи, Иисусе Христе, когда мы желаем создать счастливую жизнь без Тебя, то горько ошибаемся. Даже занимая скромное положение в обществе, мы, имея веру и любовь ко Господу, будем обладать миром душевным и преуспевать в делах добра, а когда эти качества оставим, то будем разрушать свое счастье и нанесем ущерб нашему спасению. Прости нас, Господи, мы перед Тобою виноваты за самонадеянность и утрату веры и любви к Тебе.

Действительно, счастья нет, так как его хотят создать без Христа – и горько ошибаются. Вот вы занимаете скромное положение, но имеете веру и любовь ко Господу, а потому и обладаете миром душевным. Теперь многие неверы кричат: «Не нужно нам Неба, мы и на земле устроим счастье». А болезни? На это доктора, хорошие доктора, говорят, что меди­цина отстала, а болезни прогрессируют с удивительной силой.

Появляются все новые и новые болезни, и доктора решительно не знают, как их лечить. Например, недавно появилась новая болезнь: кость становится хрупкой, в ней как бы образуется песок. Отчего это происходит – неизвестно, только больной испытывает адские муки, а медицина бессильна облегчить его страдания. Если приглашают доктора, то не может же он сказать больному: «Я не понимаю вашей болезни» или «Вы должны умереть». Нет, он начинает лечить, как ему Бог на душу положит!

Господи, прости нас: мы не видим в болезнях призыв благодати Божией всё в жизни возложить на Христа и всё потерпеть как посылаемое нам для спасения. Помоги нам, Господи, брать крест свой и следовать за Тобой!

Нет, непрочно земное счастье, и благо человеку, который за ним не гонится, но возлагает все упование свое на Христа Спасителя. Он не будет посрамлен. Сегодня как раз у меня человек, которого сильно обмануло счастье, – это Евгений Николаевич Погожев, пишущий под псевдонимом Поселянин.

Евгений Николаевич происходит из старинного дворянского рода, получил хорошее образование, но сначала был неверующим. Привел его ко Господу случай. Однажды он с тетей собрался в Крым, а та перед этим путешествием захотела побывать у батюшки отца Амвросия.

Господи, вот и мы перед большим путешествием не очень-то спешим попасть к старцу или духовнику за благословением. Прости нас за какую-то внутреннюю упертость.

– Вы, тетушка, поезжайте, а я вас в Калуге подожду, – решительно заявил он.

– Да почему же? Поедем вместе, мне веселее будет, а к старцу ты можешь не ходить.

Евгений Николаевич согласился. Приехали. Тетка упрашивает, не сходит ли он хоть разок к отцу Амвросию, но племянник решительно объявляет: «Нет уж, не просите, к отцу Амвросию я ни за что не пойду. Он замучает меня текстами».

Так и не пошел. Тетка же рассказала о нем отцу Амвросию_.

– А нужно бы ему ко мне зайти, – сказал батюшка, – передайте ему, что грешный Амвросий просит его зайти к нему на шесть-десять минут.

Он вышел от отца Амвросия другим человеком. С тех пор начал посещать Оптину и просился в монастырь, но батюшка возразил: – Нет, сначала надо окончить университет, а там я скажу вам, что делать.

Господи, мы часто, не окончив основного дела, устремляемся под влиянием свежих впечатлений на другое. Прости нас. И помоги помнить, что за новое дело надо браться, окончив предыдущее, и взяв на это благословение.

По окончании университета Евгений Николаевич приехал к отцу Амвросию и спрашивает, что же теперь ему делать.

– А теперь, – сказал батюшка, – пишите в защиту веры, Церкви и народности.

Погожев – художник в душе, и это отражается на его произведениях.

Прошло несколько лет, отец Амвросий умер, и Евгений Николаевич осиротел. Приезжал он по привычке в Оптину, но ни к кому из старцев не обращался, так как, по его словам, никто не мог заменить ему батюшку отца Амвросия. Гребцов много, и хорошие гребцы, а кормчего нет. Правда, был кормчий, который поджидал его к себе, и, наверное, беседа с ним принесла бы Евгению Николаевичу большую пользу – это покойный батюшка отец Анатолий, великий старец и преемник отца Амвросия, но Погожев не пожелал к нему обратиться. Однажды зашел он ко мне, я тогда был еще послушником. Разговорились мы с ним.

– Вы – идеалист, Евгений Николаевич, – сказал я ему, – в миру вам не место, ступайте в монастырь, все равно в какой, хотя лучше бы в наш, конечно, где хранятся заветы старцев. Пять лет пребывали бы послушником, десять лет – монахом, пять – иеродиаконом...

– Ну а потом?

– Потом вы были бы старцем, как отец Амвросий. Вы теперь внешний художник, а тогда сделаетесь внутренним.

Господи, мы не стремимся стать художниками внутренними, прости нас. А это очень важно, особенно когда потеряем духовного руководителя и не ищем другого, зашориваем свое зрение и не видим других людей, способных помочь нам духовно. Господи, прости нас за замкнутость на самих себе.

Вспомните слова поэта:

Не для житейского волненья,

Не для корысти, не для битв,

Мы рождены для вдохновенья,

Для звуков сладких и молитв.

Хотя здесь говорится про поэтов, но эти слова больше относятся к монахам. Поступайте в монастырь и найдете мир и радость души.

Не согласился.

– И в миру можно приносить пользу, – ответил он.

– Да, конечно, можно, но в миру и множество соблазнов. Знаете ли вы историю индийского царевича Иоасафа? Царь Авенир, отец его, устроил сыну великолепный замок и хотел, чтобы сын жил у него в роскоши и неге, беззаботной веселой жизнью. Но старец Варлаам обратил юношу ко Христу, и он совершенно изменился. Отец, желая вернуть сына к язычеству, привез ему красавицу Рояйлю, на которой хотел женить его, но Иоасаф не соблазнился красотой невесты, отверг все удовольствия мира и наследовал Царствие Небесное. Как бы и вас не соблазнила Рояйля во дворце.

Не знаю, отчего я это ему сказал, но через несколько лет я узнал, что Евгений Николаевич женился на дочери одного известного сановника, и великий князь Константин Константинович устроил им во дворце свадьбу. Выбор невесты был неудачен: скоро они возненавидели друг друга и через полгода разошлись. Она была женщина практичная и совсем не понимала его. Я не видел Евгения Николаевича двадцать лет, сегодня он приезжал ко мне. Я ему говорю:

– Пройдет время, поступайте в монастырь, я дам вам келлию, и успокоится душа ваша после всех житейских треволнений.

– Поздно!

– Ко Христу никогда не поздно, Евгений Николаевич, вспомните разбойника, кажется, и жить-то осталось ему несколько минут, а он возопил: «Господи, помяни меня во Царствии Своем» – и спасся!

Задумался. Не знаю, на что решится, а жаль мне его. Полагайтесь во всем на волю Божию; кто жаждет спасения, вопиет ко Христу: «Спаси меня, Господи, как, Ты Сам знаешь» – того Господь спасет.

Господи, мы часто думаем, что поздно приниматься за серьёзный труд ради Христа. Мы не научились во всем полагаться на волю Божию, жажда спасения у нас очень слабая. Прости нас, Господи, и научи вопить к Тебе: «Спаси меня, Господи, как Ты Сам знаешь».

Расскажу вам страничку из моей жизни. У меня всегда было желание спасения, но окружающие меня люди были равнодушны к вере, опоры найти было не в ком. А между тем мысль говорила мне, что так жить нельзя. Я не знал, на что решиться. Один знакомый инок утешил меня: предайтесь на волю Божию. Когда молитесь утром и вечером, всегда говорите: «Имиже веси судьбами спаси меня, Господи» – и спасет. Так я и молился. Всегда ходил в церковь святого Иоанна Крестителя при монастыре и молился. Туда ходил ко всенощной, а к обедне – в Спасо-Преображенский собор и там, у раки святого Варсонофия, молился: «Святый отче Варсонофие, помози мне!» Не знал я, что выбрать. Идти в монастырь боялся, там поклоны да посты – редька, квас, а я избалован; затем командовать все станут, а я привык к некоторой власти – не выдержать мне. Но Господь все устроил, и я теперь, хотя недостойный, но все же инок. Как бы случайно, но, конечно, по Промыслу Божию узнал я об Оптиной пустыни и о старце Амвросии, взял отпуск на двадцать шесть дней и приехал к нему для решения вопроса, как мне жить. Батюшка Амвросий сказал: «Надо в монастырь идти, но не сейчас, а через два года», – и дал мне некое послушание, а через два года я поступил в скит Оптиной пустыни.

Так и вам поможет Господь на вашем жизненном пути. Молитесь Матери Божией. Она будет ходатайствовать за вас и в этой жизни, а по смерти поможет пройти мытарства и достигнуть Царствия Небесного.

Господи, верим, что Ты помогаешь нам на нашем жизненном пути и всё устраиваешь ко спасению. Но для наследования спасения нам еще нужно молиться святым и Божией Матери, чтобы они ходатайствовали о нас перед престолом милосердия Божия и помогли нам достичь Царствия Небесного. Господи, прости нас, что на своем жизненном пути мы больше полагаемся на себя, а не на Твой дивный Промысл.

Во время пребывания в Оптиной епископа Серафима (в ответ на жалобы одной из духовных дочерей, что много горького пришлось пережить и услышать).

«Горечь сия да превратится в радость».

Когда евреи путешествовали по пустыне, они подошли к громадному озеру Мерра, которое существует до сих пор. Их томила жажда, но вся вода в озере оказалась горькой. Не было возможности ее пить. Народ готов был возроптать, но Бог указал Моисею некое дерево. Погрузил его в воду Моисей, и вода потеряла горечь, стала приятной на вкус. Но то были образы, непонятные для народа, разве только Моисей разумел сокрытый смысл происходившего. Что же преобразовало это дерево, усладившее горечь вод озера Мерра? Древо Креста.

Господи, в своих житейских треволнениях мы испытываем определенную горечь, но не молимся, чтобы «горечь сия превратилась в радость». Мы склонны бываем от этого роптать и забываем прибегать к спасительному древу Креста Христова. Прости нас, Господи, за эту забывчивость и за то, что не видим как Им, Крестом Христовым, жизнь наша услаждается.

И ныне во всех самых горьких обстоятельствах жизни христианин имеет большую отраду в Кресте Господа Иисуса. Как бы ни был грешен христианин, он имеет драгоценную веру в Господа Иисуса и этой верой спасается. И ты спасешься, только держись за Христа. Вопи к Нему – и услышит. Конечно, не голосом вопи, а сердцем: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную!» И помилует. Помилует!

Господи, и мы имеем драгоценную веру в Тебя, Господа нашего Иисуса Христа, и этой верой надеемся спастись. Прости нас, Господи, если когда-то мы забудем держаться за Тебя и наше сердце не вопит Тебе: «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешную!» Помоги нам, Господи, держаться за Тебя и во всех горьких обстоятельствах помнить и верить, что услышишь и помилуешь нас!

Вы не заметили перемены в моей молельне? Немного вещей я беру с собой. (В это время отца Варсонофия перевели настоятелем в Старо-Голутвин монастырь.)

Образа все останутся, а из картин возьму с собой только портреты великого старца и духовного моего благодетеля отца Анатолия и батюшки отца Амвросия, остальное все останется, как было.

Вот и портрет схимонаха Бориса останется. Дивный это портрет, замечательно выражение его лица, полного любви и кротости. Останется он здесь молиться за меня, грешного. Был он из крепостных и часто говаривал: «Старые порядки лучше были, хотя от барина сильно попадало».

– Вот видите, отец Борис, – отвечал я ему, – попадало, а говорите, лучше было?

– Да я сам был виноват. Бывало, уйду в Херсонскую губернию, начнут искать и вернут этапным порядком. Ну, конечно, на съезжую. Сильно накажут. Я поправлюсь да и опять уйду.

Уходил он, конечно, для молитвы, посещал святые обители, Христа искал и нашел Его.

– Теперь худо стало, – продолжал отец Борис, – потому что власти нет, всякий живет сам собой.

– Ну про Оптину этого сказать нельзя, – возражал я.

– Еще бы, если бы в монастырях всякий жил по своей воле, то совсем была бы погибель.

Господи, мы не умеем искать Христа с таким упорством, какое было у отца Бориса, потому и не находим Его. Прости нас, Господи, что живем сами собою, нет над нами власти.

Отец Борис был необычайно смиренным и считал себя за последнего. Скончался он на Пасху в 1898 году. Пришел я к нему, когда он лежал в больнице. По-видимому, Господь открыл ему время его кончины.

– Молись за меня и братию, попроси молиться в воскресенье и понедельник.

– Да вся братия молится за вас, отец Борис, и я, конечно, обязательно буду за вас всегда молиться, а не только в воскресенье и понедельник.

Отец Борис, как бы не слыша меня, повторил:

– Пусть молятся обо мне в воскресенье и понедельник.

Я не понял его. Утром во вторник я пришел навестить больного и узнал, что он уже скончался. Так и оправдались слова старца: действительно, только в воскресенье и понедельник можно было за него молиться как за живого, а во вторник – уже за усопшего. В час кончины отца Бориса одной шамординской схимнице было видение. Идя к утрене, она увидела зарево на востоке, как раз по направлению Оптиной пустыни. Вглядываясь в зарево, она увидела душу, быстро возносившуюся к Небесам, так же, как преподобный Антоний видел возносящуюся душу пустынника. Схимница рассказала о своем видении, но ей не поверили. Вскоре приехал вестовой из Оптиной к игуменье Евфросинии с известием, что схимонах Борис скончался в четыре часа утра. Видение было как раз в это время.

Господи, и праведные, умирая, нуждаются в молитвах, мы же еще не всегда оказываемся отзывчивыми на их просьбы и неохотно молимся о них из-за суеты и небрежения. Прости нас, Господи, за слабое желание о них помолиться.

Ожидаю сейчас моего бывшего товарища по службе, и мысль как-то колеблется – не могу беседовать с вами так, как обычно. Товарищ этот, хотя я не просил его, хлопотал за меня: был у членов Синода, но сделать ничего не мог. Перевод мой состоялся. Вижу в этом волю Божию, действующую через людей.

Господи, мы не всегда видим волю Твою, действующую через людей, и не готовы по-доброму следовать ей. Прости нас за это.

Может быть, мне не удастся больше беседовать с вами. Утешался я нашими беседами. Помните, всегда на Рождество бывало у меня свободное время. Со второго дня дней пять было в нашем распоряжении, и мы употребляли это время во славу Божию. Выходил я к вам без подготовки, и что внушал мне Господь, говорил вам на пользу. Были у меня недавно студенты Духовной академии и вспоминали свое первое посещение меня, недостойного. Было их несколько человек. Некоторые из них – иеромонахи. Все с богословским образованием, многие прекрасно говорят проповеди. Шли они ко мне и рассуждали:

– Что может он нам сказать в назидание? Ведь игумен Варсонофий не имеет богословского образования!

– Вы же задали нам такой вопрос, на который никто из нас не мог дать надлежащего ответа. Мнения разошлись. А когда спросили вас, вы дали прямой ответ, который сначала всех удивил, а потом все с ним согласились. Вы спросили: «Что такое жизнь?» Затем определили это понятие кратко: «Жизнь есть блаженство». Сначала начали возражать: «Как блаженство? Когда на каждом шагу скорби, болезни, неприятности», Вы же говорили: «Жизнь есть блаженство, и не только оттого, что мы верим в блаженную жизнь (вечность), но и здесь, на земле, жизнь может быть блаженством, если жить со Христом, исполнять Его заповеди. Если же человек не будет привязан к земным благам, но будет во всем полагаться на волю Божию, жить для Христа и во Христе, то жизнь еще и здесь, на земле, сделается блаженством. Сам Христос сказал, чтó есть у врат для достижения блаженства». Из-за оригинальности сравнения мы вас не поняли и недоумевали, о каких вратах вы говорите. Вы тогда пояснили нам: «блажени милостивии, блажени чистии сердцем», они получат наивысшее блаженство.

Господи, мы всецело еще не можем жить с Тобой, исполнять Твои заповеди. Прости нас и удостой пережить блаженство еще здесь на земле через исполнение Твоих заповедей.

Христос всех призывает к блаженству. Вот теперь Пасха, и Царские врата отверсты, но входить в них не может непосвященный, а только священники и диаконы; в двери же блаженства может войти каждый, кто только пожелает. Другое дело, как войти, а войти можно и должно. В настоящее время многие живут по плоти и духовной радости не ищут. Чего прежде всего хотят достигнуть? Во-первых, богатства. Затем – славы. Для достижения же этого ничем не брезгуют. Господь сказал: «За умножение беззакония, иссякнет любовь» (Мф. 24, 12). Большинство людей уклонились, отошли от Христа. Людей, не разделяющих их взгляды, люди века сего называют отсталыми, непрактичными. По поводу слова «непрактичный». Это значит – не вор. Например, взять хотя бы генерала Черняева: боролся с турками, много услуг оказал государству, он был человеком «непрактичным», то есть не хапнул ни из сербской казны, ни из нашей, хотя и мог. За это люди практичные осуждали его, а затем посыпались на него всякие беды. Спаси вас, Господи, быть людьми практичными!

Господи, через старца Ты нам напоминаешь, что в двери блаженства может войти каждый, другое дело, как войти, а войти можно и дóлжно. Господи, прости нас, что мы живем по плоти и не ищем духовной радости. Мы ищем богатства, славы; и многие, чтобы достичь этого, ничем не брезгуют. В результате «за умножение беззаконий, иссякает любовь». Господи, прости нас, что уклоняемся от Тебя, теряем любовь к Тебе.

Люди века сего, других людей, не разделяющих их взгляды, называют отсталыми и непрактичными. А слово «непрактичный» означает – не вор. Господи, прости нас, когда мы ведем себя как люди практичные.

Будьте всегда с Господом, Христос посреди нас есть, и был, и будет.

Людей непрактичных часто упрекают в мнимой гордости: он – гордец, говорят, и это кажется им истинным. И первых христиан обвиняли в гордости. Приводят их, например, к игемону, и тот требует: «Поклонитесь богам!»

– Не поклонимся, так как мы поклоняемся Единому Богу, создавшему небо и землю, – Господу Иисусу Христу.

– Гордецы вы! Смиритесь перед богами!

– Никогда!

И так обрекают их на мучения. Игемон требует смирения ложного; исполнять его желание – значит отречься от Христа что, конечно, невозможно исполнить. И в частной жизни говорят: «Смирись, живи, как все живут, не будь гордой, не выделяйся среди других». Не слушайте этих советов, некоторые смущаются, отпадают от Христа и гибнут навеки.

Людей непрактичных часто упрекают в мнимой гордости. Мир часто требует смирения ложного: исполнять его желания – значит отречься от Христа, что, конечно, невозможно исполнить. И в частной жизни говорят: «Смирись, живи как все живут, не будь гордой, не выделяйся среди других». Господи, прости нас за то, что слушаем эти советы, смущаемся, и кто-то отходит от Христа и приближает к себе гибель навеки.

Спрашиваю иногда посетителей:

– Есть у вас дети?

– Как же, – отвечают, – сыновья и дочери.

– Как же вы хотите устроить их судьбу?

– Да так: сына хочу видеть инженером, у него самого к этому наклонности, дочерей замуж отдать за богатых и знатных людей.

– И вы думаете, что они будут счастливы?

– Конечно! – отвечают с уверенностью.

А о том, как постараться, чтобы дети стяжали Христа, не думают. Говорят, все можно купить за деньги. Только Христа ни за какие сокровища мира нельзя купить. А без Христа нет жизни, нет спасения. Удивлялись студенты, как удалось мне все сказать на пользу. Я же ответил им, что я не сам придумал, что сказать, а говорил то, что возвестил мне Господь.

Господи, и мы часто стараемся устроить счастье своих детей по своему разумению, как этого требуют обычаи мира сего, и уверены, что они от этого будут счастливы. И мы не заботимся, чтобы наши дети стяжали Христа, а без Христа нет жизни, нет спасения. Господи, прости нас.

Что же вам сказать в утешение и назидание? Сегодня я прочел одну статью, которая вам может быть полезна. В Сибири живет много инородцев, в том числе бурят. Живут они патриархально, добры, простодушны, по вере – буддисты. Однажды приехало ревизовать сибирские области одно высокопоставленное лицо – какой-то генерал-губернатор. Побывал он и у бурят, отнесся к ним милостиво и был, по-видимому, поражен огромным идолом. Встал он перед ним на колени и помолился со слезами. На обратном пути он заехал опять в тот улус (селение), где была кумирня Будды, снова поклонился ему и попросил всех бурят с их жрицами и старейшинами собраться для беседы.

– У меня к вам большая просьба, исполните ли вы ее?

– Непременно исполним, ваше превосходительство! Вы так уважаете нашего Будду, что мы считаем вас своим.

– Да, я буддист, и вот у меня к вам просьба: дайте мне на время вашего Будду, я свезу его домой в Иркутскую губернию, в свою семью, чтобы они все поклонились ему. Я воздвигну ему кумирню, а затем приезжайте за ним, я отдам вам его.

Все согласились.

– У нас есть подставной Будда, он будет покамест вместо настоящего.

Уложили в ящик, и генерал отправился в путь. Проходит месяц, два, целый год. Соскучились буряты о своем боге: что же его превосходительство не возвращает Будду? Написали ему, он ответа не прислал. Написали в другой раз, он ответил уклончиво. Поехали старшины в Иркутск, оказалось, что его превосходительство перевелся в Петроград и бога взял с собой. Погоревали, погоревали буряты, да что же делать?

Но неужели генерал действительно верил в идола? Ничуть! Ларчик просто открывался: Будда был сделан из чистого золота и стоил больших денег. Поклонился он не Будде, а золоту и употребил сатанинскую хитрость: золоту принес жертву. Идола он велел разбить на куски и перелить на монетном дворе. Отрекся он от Христа, поклонился золоту, тому золотому тельцу, которому и раньше поклонялись неразумные люди и теперь кланяются.

Да сохранит вас от этого Господь!

Господи, прости нас, что иногда мы золото ценим выше своей веры во Христа, готовы обманывать простодушных людей и даже кланяться золотому тельцу. Господи, прости нам наше неразумие.

На днях я уезжаю в место, мне совсем неизвестное, знаю только, что везде Бог. Конечно, не найти мне таких отцов и братии, как здесь; единицы будут, но чтобы все были одного направления и искали только Христа – в этом сомневаюсь. Жизнь становится все слабее. Монастырек, говорят, бедненький, но этим я не смущаюсь. Господь пошлет, и нуждаться не будем. Когда я принимал настоятельство от отца Иосифа, он вручил мне сто рублей денег, из которых велел заплатить 54 рубля одному козельскому торговцу, у которого он брал для скита рыбу и другие припасы. Следовательно, на содержание скита осталось только сорок шесть рублей. Сначала мне приходила на ум мысль, как буду на такие средства содержать скит? Но затем я успокоился, положившись на волю Божию. Ведь скит-то не мой, а Иоанна Крестителя, он нас и прокормит, чего мне смущаться? И действительно, Иоанн Креститель не оставил скит, и в настоящее время он вполне обеспечен.

Глубокая вера старца Варсонофия в то, что скитом управляет не он, а святой Иоанн Креститель, помогает нам понять, что и нам надо верить, что это действительно так. Прости нас, Господи, что не умеем доверять тому святому лицу, которому посвящен монастырь и который заботится о своих насельниках.

Мы ни в чем не нуждались. Рекой лились пожертвования. В скиту у нас пища простая, но вкусная и питательная, всего вдоволь. Не знаю, как в духовном, отношении, а внешне все хорошо. Просил я себе, как милости, оставить и старчество, и настоятельство, и духовничество, позволили бы мне только удалиться в мою безмолвную келлию, чтобы оплакивать свои грехи, но разрешения не получил, и я вполне подчиняюсь решению Священного Синода. Кто будет здесь настоятелем и старцем, не знаю; верю, что Господь пошлет и, может быть, более достойного, чем я, грешный.

Господи, умение подчиниться решению Священного Синода, даже если бы ты был не согласен с эти решением, является важной чертой в послушании. Прости нас, Господи, к такому безропотному послушанию мы не готовы.

Я не запрещаю вам приезжать в Оптину, а если захотите посмотреть, как живет грешный Варсонофий, то загляните в Голутвин. Провожать меня до монастыря не благословляю, неудобно это, чтобы не давать повода для всякого рода рассказов. А когда устроюсь, Бог благословит, если пожелаете. Да спасет нас всех Господь.

Осмотрительность в делах, чтобы избежать всякого рода рассказов, важная черта старческого поведения. Она должна стать присущей и нам. Господи, прости нас, что мы, будучи неосмотрительными и не имея рассудительности, навлекаем на себя пересуды людей и осуждение. Господи, помоги избегать провокации к осуждению.

Все, о чем говорил сейчас всечестнейший отец наш священноархимандрит Ксенофонт, о тех трудах, которые мне пришлось перенести, я не приписываю своим силам, но Благодати Божией, «немощная врачующей» и «оскудевающая восполняющей». По святым молитвам Вашим, всечестнейший отец архимандрит, и всей братии до одного, Господь помогал мне. Иначе моими немощными силами я ничего не мог бы сделать. Честнейшие отцы, и братия, и чада мои духовные, я старался любить вас. Насколько Господь помогал мне исполнить это, не могу судить, но Христос принимает и намерение – мое желание было всегда любить вас. «От Господа стези человеку, и Той управит путь его», – сказал отец архимандрит, и истинны слова его.

Господи, мы стараемся любить своих близких, и Ты помогаешь нам. Мы знаем, что от Тебя стези человеку, и Ты «управишь стези его». Прости, Господи, что не всегда помним эти слова и теряем мир в душе своей.

Хотя со скорбью в сердце принял я известие о моем назначении – тяжело мне расставаться со всем тем, что дорого мне, но я надеюсь, что и там Господь не оставит меня. Не думал я, что придется уезжать отсюда, но решение Священного Синода принимаю как волю Божию, памятуя слова Апостола: «не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущаго взыскуем» (Евр. 13, 14).

Прошу святых молитв ваших за меня, недостойного.

Господи, когда тяжело на душе и надо принимать решение о себе священноначалия, то принимать его надо как волю Божию, памятуя слова: «не имамы бо зде пребывающаго града, но грядущего взыскуем». Господи, прости нас, что не можем мы спокойно принимать подобные о себе решения и склонны бываем унывать.

Давно это было, в V веке, то есть от Рождества Христова прошло пятьсот лет. Два образованнейших мужа, и притом глубоко верующих, решили совершить кругосветное путешествие и обойти все существовавшие тогда монастыри, чтобы узнать и записать особенные случаи милости и Благодати Божией в назидание себе и другим. В настоящее время, к сожалению, образованность светская и глубокая вера не соединяются, а сплошь и рядом случается, что светские образованные люди бывают неверующими и часто ведут порочную жизнь. Но с этими мужами было все иначе. Образование не удалило, а приблизило их к Богу. Путешествие свое они совершили и составили книгу под заглавием «Луг духовный».

Люди летом стремятся покинуть душные города, чтобы подышать свежим воздухом: одни на неделю, другие на месяц, а более состоятельные уезжают на все лето. Подобно тому, как освежающе действует на человека, природа, так и эта книга освежает человека духовно. Издается она в Троице-Сергиевой лавре, цена высокая, но стоит она дороже всех денег.

Среди прочего там говорится про монахиню, удалившуюся в пустыню, чтобы не быть соблазном для полюбившего ее юноши. Она живет там восемнадцать лет, питаясь мочеными бобами, которые она взяла из города. Про мужа и жену, отдавших пятьдесят монет Богу и потом получивших обратно вшестеро больше…

Господи, прости нас, что образование часто отдаляет нас от Тебя, а не помогает приблизиться к Тебе. Господи, прости нас, что книги «Луг духовный» мы не читали и духовной мудрости из нее не почерпнули.

Подобно тому, как освежающе действует на человека природа, так и эта книга освежает человека духовно. Господи, мы мало стремимся к духовному освежению, и поэтому эта книга не стоит на видном месте в нашей библиотеке. Мы не стремимся к духовной свежести, которую дает эта книга. Прости нас, Господи.

Господи, мы не имеем такого доверия Тебе и такого бескорыстия, как у людей из «Луга духовного». Прости нас и умудри держать эти примеры в своей памяти и в похожих обстоятельствах поступать подобно им.

Сегодня одна из моих духовных дочерей просила меня подписать карточку. Еще до обедни я подписал ее, как обыкновенно надписывают: «Боголюбивой рабе Божией такой-то от грешного архимандрита Варсонофия», хотел уже выставить дату, но сначала раскрыл Евангелие, и вышла 4-я глава от Марка, 35-й стих: «...Переправимся на ту сторону». Эти слова я написал, а потом уже выставил дату.

Господи, мы не приучены делать подписи на открытках и, прежде чем поставить дату на ней, раскрывать Евангелие и выписывать из него слова, какие выйдут. Прости, Господи, что нет у нас подобной культуры.

Идя к обедне, я раздумывал, что бы означали эти слова. Как вы знаете, я уже говорил вам, что Евангелие имеет двоякое значение: одно историческое, другое – глубоко таинственное, относящееся ко всякой христианской душе. Так и здесь. Слова «переправимся на ту сторону» Господь сказал Своим ученикам при таких обстоятельствах. Христос и Апостолы находились на западном берегу Генисаретского озера. Кто не совсем забыл географию, тот знает, что это озеро находится в Азии, в Палестине, расположенной у Средиземного моря. Христос сказал: «Переправимся на ту сторону, – и ученики, взяв с собой Иисуса, поплыли». Они находились на середине озера, как поднялась сильная буря. Волны заливали лодку, а Христос спал у кормы. Ученики в страхе начали будить Его: «Учитель, проснись, мы погибаем!» И, восстав, Господь запретил ветру, и сделалась великая тишина. Так говорит Евангелие об этом событии.

Господи, мы часто не размышляем над словами Евангелия, прости нас. Господи, мы редко слушаем тишину и до конца не воспринимаем, как она наступает. Прости нас, Господи, и научи, хотя бы в храме, слышать и чувствовать Твою тишину.

Но есть еще и другой смысл этого повествования. Каждая душа ищет блаженства, стремится к нему, но греховная жизнь не дает человеку истинной радости, напротив, несет с собой тоску и разочарование. И вот в душе раздается голос Божий: «Переправимся на ту сторону». Господь зовет начать новую жизнь во Христе.

Томится душа и нигде не находит утешения. Обращается к родным, но и те не понимают ее: «Надо тебе развлечься, пойдем в театр, мы уже и ложу взяли». Знакомые тоже предлагают разного рода развлечения, но все это не в состоянии утешить душу ищущую Бога. К кому идти? Рассказывать все священнику? Но пойти к нему на дом стеснительно, а в церкви поговорить с ним трудно. Конечно, можно прийти на исповедь, но у каждого священника масса исповедников, в пост до двух тысяч и более бывает, где же ему взять время еще и для беседы?

Но вот Господь посылает ищущей душе руководителя – в лице подруги или духовника, она может теперь с их помощью переправляться на другую сторону.

Но есть еще и другой смысл этого повествования. Господи, прости нас, что хоть душа наша и ищет блаженства, и стремится к нему, но греховная жизнь не дает нам истинной радости. Она несет нам даже тоску и разочарование. Прости нас за это и помоги услышать в своей душе глас Твой: «Переправимся на ту сторону». Господи, Ты зовешь нас начать новую жизнь, а мы не слышим и не трогаемся в путь. Прости нас, Господи.

Господи, томится душа наша и нигде не находит утешения. Обращается и к родным, и к знакомым, но те не понимают ее: «Надо тебе развлечься». Но никакие развлечения не в состоянии утешить душу, ищущую Бога. Господи, прости, что крайне редко просим у Тебя руководителя своей бедной ищущей душе. А Ты посылаешь его нам – в лице подруги или духовника, и душа наша с их помощью может переправиться на другую сторону. Господи, прости нас, что отказываем своей душе переправиться на другую сторону.

Когда ученики сели в лодку, то взяли с собой Иисуса. Так и в плавании по житейскому морю необходимо быть с Господом. Замечательно, что Христос находился на западной стороне и поплыл к востоку; и всякая христианская душа стремится к востоку, к Горнему Иерусалиму. Но враг не оставляет человека. Вот поднимается сильная буря – буря страстей и скорбей. Нестерпимо тяжело, а Господь как будто все позабыл и спит. «Господи! Господи! Спаси меня, я погибаю», – должна вопиять душа, и Господь, может быть, не скоро, но все-таки услышит ее, а когда войдет Он в душу, то воцарится великая тишина, умолкнут страсти, водворятся мир и радость.

Когда ученики вошли в лодку, то взяли с собой Иисуса. Так и в плавании по житейскому морю необходимо быть с Господом, ведущим нас к востоку, к Горнему Иерусалиму. Господи, прости нас, что мы не задумываемся и не чувствуем, куда берет курс наша лодка, когда отправляется в плавание по житейскому морю.

Но враг нас не оставляет. Вот начинается сильная буря – буря страстей и скорбей. Господи, прости нас, что когда нам нестерпимо тяжело от страстей и скорбей, мы не вопием к Тебе, Господу нашему, постоянно и неотступно, чтобы тишина воцарилась в нас, умолкли страсти и воцарились мир и радость. Прости, Господи, нас за отсутствие этого к Тебе вопля о спасении.

Часто обращаются ко мне с вопросом: «Как спастись?» «Как получить Царство Небесное?» В Евангелии сказано: «...Аще не снесте плоти Сына Человеческого, ни пиете Крове Его, живота не имате в себе» (Ин. 6, 53). Следовательно, тот, кто принимает Пречистое Тело и Кровь Христовы, тот получает залог Жизни Вечной.

Для спасения необходимо быть членом Православной Церкви. В настоящее время развелось множество сект, все они находятся во вражде между собой и только в одном сходятся – в непримиримой вражде к Православной Церкви, в желании устроить ей какую-нибудь пакость. Особенно распространились теперь вредные баптистские секты, похищающие многих из лона Православной Церкви. Приходила ко мне недавно одна женщина в большом горе: муж ее изменил Православию, перешел в баптисты и оставил ее с малыми детьми. Спрашиваю:

– Отчего же он перешел? За деньги?

– Нет, он был верующим, все книжки читал и хотел спастись, да, к несчастью, встретился с баптистами. Те говорят ему: «Переходи в нашу веру, так как истина на нашей стороне». Он и поверил им. Сначала перестал ходить в церковь, два года не причащался, а теперь и совсем ушел к баптистам, а нас бросил. Что будет с ним?

– Он погибнет, – отвечаю, – если не вернется к Православию.

Иногда приходят ко мне сектанты:

– Вот мы веруем во Христа и ищем Его, где Он?

– Он, во-первых, на Небе проявляет Свое особенно славное присутствие, а во-вторых, на земле – в Церкви. Вы находитесь в ней?

– Нет, от Церкви мы отошли, но все-таки надеемся спастись.

– Ну, так суетна ваша надежда, вне Церкви спасение невозможно.

Люди, находящиеся в Православной Церкви, направляются к Горнему Иерусалиму, то есть к Царствию Небесному, верным путем. Они плывут по житейскому морю в ладье, где кормчий – Сам Христос. Те же, которые вне Церкви, стремятся переплыть это море на одной доске, что, конечно, невозможно, и гибнут безвозвратно.

Господи, и мы иногда оставляем посещение церкви и подолгу не причащаемся Святых Даров, не получаем залог Жизни Вечной, прости нас.

Господь беспредельно благ. Жертва, принесенная на Голгофе, бесконечно велика. Так что грехи всего мира по сравнению с этой жертвой «яко ничесоже». Это все равно, как если бы кто взял горсть или пригоршню песка и бросил в море. Замутилось бы оно? Разумеется, нет, море осталось бы по-прежнему незамутненным. Но и эта горсть может погубить нас, если мы не считаем себя грешниками и не каемся перед Господом. Причащение Святых Тайн восполняет урон, нанесённый душе грехами, отчего, особенно у простых людей, всегда спрашивают, причащался ли больной перед смертью. Если выясняется, что усопший сподобился Святого Причащения, то успокоительно произносят: «Слава Тебе, Господи!»

Со слов преподобного Варсонофия мы теперь знаем, что Причащение Святых Христовых Тайн восполняет тот урон, который нанесен душе грехами. Господи, прости нас, что мы и урона от грехов по-настоящему не чувствуем, и восполнения этого урона не вымаливаем у Господа.

Однажды, когда я был еще послушником, теплой июльской ночью вышел из своей безмолвной келлии. Луны не было, но бесчисленное множество звезд сияло на темном небе. Любил я ходить по уединенной аллее скитского сада в это позднее время, чтобы, оставшись наедине с Богом, отрешиться от всего житейского. Подхожу к большому пруду и вдруг вижу одного нашего схимника, отца Геннадия, проведшего в скиту уже шестьдесят два года. В последнее, время он, совсем не выходил за скитские ворота и позабыл про мир. Стоит неподвижно и смотрит на воду. Я тихо окликнул его, чтобы не испугать своим внезапным появлением, подошел к нему:

– Что делаешь ты тут, отче?

– А вот смотрю на воду, – отвечает он.

– Что же ты там видишь?

– А ты ничего в ней не видишь? – в свою очередь спросил отец Геннадий.

– Ничего, – ответил я, – вода и вода.

– А я, – сказал схимник, – созерцаю Премудрость Божию. Я ведь полуграмотный, только и научился Псалтирь читать, а Господь возвещает мне, убогому, Свою волю, и дивлюсь я, что часто ученые люди не знают самого простого относительно веры. Видишь ли, все это звездное небо отражается в воде, так и Господь вселяется в чистое сердце, следовательно, какое блаженство должны ощущать души, стяжавшие чистоту: «Блажени чистии сердцем: яко тии Бога узрят» (Мф. 5, 8).

Господи, Ты и нам даешь возможность созерцать Твою Премудрость и напоминаешь нам, что Ты вселяешься в чистое сердце, наподобие звездного неба, отражающегося в воде. Господи, прости нас: мы не имеем чистоты сердца и не умоляем Тебя дать его нам.

– Вот я, сколько ни стараюсь, не могу стяжать душевной чистоты, хотя и знаю, как это важно.

– А понимаешь ли ты, что такое чистота сердца? – спросил отец Геннадий.

– По собственному опыту не знаю, так как не имею этого, – ответил я, – но думаю, что чистота заключается в полном беспристрастии. Кому неведомы ни зависть, ни гнев, никакая другая страсть, у того и есть чистое сердце.

– Нет, этого мало, – возразил схимник, – недостаточно только ополоснуть сосуд, надо наполнить его еще и водой. По искоренении страстей надо заменить их противоположными добродетелями, без этого сердце не очистится.

Господи, чистота сердца достигается не только победой над страстями, но и трудом над заменой их противоположными добродетелями. Без этого сердце не очистится. Господи, прости нас, что нам ещё далеко до стяжания чистоты сердца.

– А вы надеетесь войти в Царствие Небесное, отец Геннадий?

– Надеюсь, что там буду, – сказал он уверенно.

– Так как же вы говорите, что не имеете чистоты душевной, а только «чистии сердцем Бога узрят».

– А милосердие Божие? Оно и восполнит все, чего недостает. Оно беспредельно, и я имею твердую надежду, что и меня Господь не отринет, – сказал схимник, и в его словах слышалась глубокая вера и искренняя надежда на милосердие Божие.

Господи, мы хотим искренне веровать в милосердие Божие и иметь твердую надежду, что Господь нас не отвергнет. Господи, прости нас за малую веру, что милосердие Твое восполнит все, чего нам не будет доставать.

Что Такое Царство Небесное, мы не в состоянии себе представить, мы не можем его постигнуть. Апостол Павел, который был восхищен до третьего Неба, говорит только, что «...око не виде, и ухо не слыша... яже уготова Бог любящим Его» (1Кор. 2, 9).

У нас в скиту жил один подвижник, отец Игнатий, 95-летний старец. Вел он высокодуховную жизнь, но так умел скрывать это от людей, что очень немногие про то знали. Когда скончался батюшка Анатолий, то я иногда навещал отца Игнатия и уходил от него радостным и полным новых сил. Раз я спросил его (а когда я был новоначальный, то задавал иногда просто нелепые вопросы), видел ли он когда-нибудь рай.

Господи, Царство Твое Небесное, которое «око не видело и ухо не слышало» уготовано любящим Тебя. Мы же не умеем любить Тебя так, чтобы любовь влекла нас познавать то неведомое, что Ты приготовил нам. Господи, прости за слабую любовь к Тебе и помоги осуществлять в своей жизни влечение к Божественному и понимать язык того прекрасного, что Ты, Господи, готов открывать нам по Своей неизреченной милости.

– А тебе на что это знать? – удивился старец.

– Да очень хотелось бы, так как рай представляется в различных видах.

– За твою любовь скажу: только не я видел рай, а один подвижник (он назвал его имя). Однажды уснул он и видит море необычайно красивого цвета, какого он еще никогда не видел. «По ту сторону возвышается великолепный город, – рассказывал он, – где рядом стоят дворцы и храмы. Вхожу я в город и не могу надивиться его неизреченной красоте. Эти великолепные дворцы заселены прекрасными, исполненными великой радости насельниками. Встретили они меня, и я исходил с ними весь город, все время, дивясь его величию. Начал проситься, чтобы меня там совсем оставили, но мне возразили, что пока еще нельзя, но и мне уготовано здесь жилище. Я просил показать его. Показали дворец необычайной красоты, я даже и передать не могу, что это было такое. «Это твое вечное жилище, – сказали мне, – а пока поживи еще в скиту Оптиной пустыни, в своей келейке». – И я заплакал от умиления. «Господи, Господи, недостоин я этого, за что Ты так бесконечно милосерд? Я желал быть хоть в каком-нибудь углу сего дивного града...» – и проснулся».

Господи, мы удивляемся и воодушевляемся этим рассказом о рае и его красоте. И одновременно расстраиваемся от неумения приходить в умиление от бесконечного милосердия Твоего, Боже. Прости нас, Господи, что мы не можем оценить по-настоящему красоту рая, показанного подвижнику Оптинского скита.

«Открываю глаза, вижу: вся подушка мокрая от слез, а я – в своей келье, тот же образ Казанской иконы Божией Матери в углу, та же бедная обстановка, стул, из которого видно мочало, – все то же. И, вспоминая виденное во сне, прославил я благость Божию, милующую и спасающую нас, грешных...» Да сподобит же и всех нас Господь войти в Его Царствие.

Господи, как же нам, слышащим о видении рая подвижником, не прославить благость Твою, милующую и спасающую нас! Господи, прости нас, что наша молитва о том, чтобы Ты сподобил нас Твоего Царствия недостаточно настойчива.

Вот приехали вы в Старо-Голутвин под покров преподобного Сергия, слетелись к нему, как птички, с разных концов, всех-то он нас знает наперечет и не оставит за усердие к святой обители. Храните свою лампаду веры и любви к Богу. У Толстого она разбилась, и он погиб навеки. А ведь раньше был он верующим человеком, как говорила мне его жена, и в церковь ходил, и причащался. К несчастью, в Париже сошелся с одним невером, и это погубило его. Взял он своего нового друга в Ясную Поляну и стал отдаляться от Церкви, повертывал он и вправо, и влево, пока не погиб окончательно. Мне пришлось разговаривать о Толстом с одним епископом, который сказал: «Ведь несомненно было у него желание повернуть к Богу, иначе он не приехал бы в Оптину» (кстати, приснопамятный Зиновий и мою дверь показывал ему, но он не вошел).

Господи, мы не храним со всякими предосторожностями свою лампаду веры и любви к Тебе, Богу нашему, и, если не исправимся, то погибнем навеки. Господи, прости нас, что подпадаем под влияние неверов, начинаем удаляться от Церкви и духовно умираем. Сохрани нас, Господи, от окончательной погибели.

Мой путь близится к концу. Чувствую слабость, и энергия уже не та, что была пятнадцать лет назад. Дел множество, и я уже не надеюсь здесь успокоиться, молю только Господа, да успокоит Он меня в Будущей Жизни.

Господи, и нам свойственно чувствовать слабость и испытывать оскудение энергии, но порученное дело надо делать и надеяться, что Ты, Господи, успокоишь нас в Будущей Жизни. А сейчас, Господи, прости нас за еще не выполненные нами дела.

Недавно приехал сюда священник Главного Штаба Левашов (он бывает, во многих религиозных кружках) и встретил­ся, между прочим, с И. и Б., которые постарались убрать меня из Оптиной. Зашел разговор о том, как стоит теперь старчество в Оптиной и почему взяли отца Варсонофия из пустыни, ведь ему было там хорошо. На это они ответили, что их надо благодарить, так как, переведя отца Варсонофия в Голутвинский монастырь, они тем самым подняли его.

Конечно, я стараюсь привести в порядок эту обитель. Сначала мне было здесь очень трудно, монастырь я нашел в полном упадке, братия восставала, но теперь, слава Богу, все налаживается, и, разумеется, насколько хватит моих сил, я буду исполнять святое дело устройства Голутвина монастыря, только сильно сомневаюсь, чтобы те, которые услали меня из Оптиной, имели именно это в виду. Но все во власти Божией. Мир вам.

Господи, большое дело верить, что всё находится во власти Твоей и не умалять трудов своих на благо Твоей Церкви. Мы же склонны унывать, когда видим подобное к себе отношение, так называемых, «благодетелей». Прости нас, Господи, за это.

Писал мне один студент Духовной академии: «Не знаю, что мне делать? Профессора дают мне массу знаний, но они не успокаивают мою душу. Ищу я аскетического настроения, а его нет, и нет мира. Жажду бежать от всего этого». Я посоветовал ему сначала окончить Академию, а там видно будет. Он послушался, окончил и теперь получил место в семинарии, но неудовлетворенность так и осталась, мирская жизнь тяжела для него.

Господи, так масса знаний, которую мы получаем во время занятий, не успокаивает нашу душу. Мы ищем аскетического настроения, а его нет. Господи, прости нас за это и помоги, чтобы послушание старцу принесло нам мир и удовлетворенность.

Все великие писатели томились суетой и молвой народной. Пушкин всегда стремился к одиночеству. Когда он женился на известной красавице Гончаровой и был сделан камер-юнкером, то, конечно, возникло множество препятствий для уединенной жизни. Вот и вы, детки, по-видимому, тяготитесь миром. Если съехались сюда и живете здесь, то, верно, оттого, что находите удовлетворение своим духовным запросам.

Господи, мирская жизнь создает нам много препятствий для уединенной жизни. Вот и стремится наша душа в монастыри, чтобы там найти удовлетворение своим духовным запросам. Господи, прости нас, что такое желание у нас есть, но мы медлим с осуществлением его, и остаемся теплохладными к этим своим запросам.

Над моим окном много ласточкиных гнезд. Ничего с ними не поделаешь, нечистоплотные они, но разорять гнезда жалко. С утра до вечера носятся они над обителью. Вот и вы, подобно ласточкам, свили себе гнездышко около преподобного Сергия и отдыхаете вдали от шумных городов – Петербурга, Москвы и так далее. Что привлекает вас здесь, как и в Оптиной привлекало? Конечно, желание уединения. Ходите вы здесь в церковь, говеете, причащаетесь Святых Тайн и набираетесь сил душевных и телесных. Все вы здесь под покровом преподобного Сергия. Наш монастырь основан им, а случилось это так.

Желание уединения очень часто привлекает нас в разные монастыри и обители. Здесь мы ходим в церковь, говеем, причащаемся Святых Таин и набираемся сил душевных и телесных. Господи, прости, что мы мало бываем в монастырях с этой именно целью. Мы больше из любопытства стремимся зайти в монастырь, а не ради духовной над собой работы. Прости нас.

По внушению Божию преподобный Сергий дал свой посох ученику своему Григорию и послал его на место слияния Москвы-реки и Оки. Григорий сначала возразил: «Отче, ведь там разбойничье гнездо, меня непременно зарежут». Но преподобный велел ему идти на послушание. И вот, несмотря на искушение врага, внушавшего ученику, что его зарежут, как барашка, он пошел; Молитвами преподобного совершилось чудо: разбойники из волков и тигров превратились ягнят, все они стали монахами, и лишь немногие, не согласившиеся на это, ушли вглубь лесов.

Господи, молитвы и благословение преподобного Сергия совершило чудо: и ученик остался жив, и часть работников обратилась ко Христу. Господи, прости нас, мы в подобных случаях не вооружаемся верой в победоносную силу послушания.

Само название монастыря – Голутвин – произошло от слова «голытьба» – так называли разбойников. Да и название Оптина произошло от разбойничьего имени. Когда-то в лесах, и ныне окружающих эту обитель, жили три знаменитых разбойника: Опта и два брата – Добрый и Лютый. Но Господь умилосердился над ними и обратил к покаянию. Раскаявшись в своих злодеяниях, они изменились и сделались монахами, основав монастырь...

Господи, название Голутвина монастыря от слова «голытьба» дает и нам пищу сопоставить себя с разбойниками, которые могут словом или делом нанести вред окружающим людям. Господи, мы раскаиваемся в своих злодеяниях, прости нас, и надеемся Твоею милостью измениться и сделаться добрыми христианами.

Существует предание, что преподобный Сергий посещал нашу обитель, и даже благочестиво живущие иноки видели его. Я лично его не видел, да и теперь о чудесных посещениях преподобного что-то не слышно: мы недостойны этого, но верим, что духом он с нами.

Думая о преподобном Сергии, мы верим, что он участвует в нашей практической жизни. Господи, прости нас, что к этой вере мы не прилагаем соответствующих дел.

Ослабело теперь монашество. Еще сорок лет назад были такие духовные исполины, как батюшки Амвросий, Анатолий, из белого духовенства Иоанн Кронштадтский. Ныне же что-то не слыхать о таких, может, они и есть, но мы не знаем. И, несмотря на это, все-таки в монашестве легче спастись. Я не зову вас в монастырь, но у каждой из вас свой круг обязанностей. Исполняя их о Господе, можно спастись и в миру. Читайте Жития святых! Это чтение побудит вас к подражанию, а может быть, Господь и разорвет круг, стесняющий вас, выведет на широту заповедей Христовых и вселит вас в святую обитель. В монастырь поступить – дело большое. Вот одна из вас не убоялась и поступила, да поможет ей Господь.

Исполняя свой круг обязанностей о Господе, мы можем спастись и в миру. А чтение Житий Святых побудит и нас к подражанию им, и Господь выведет нас на широту заповедей Христовых и поставит на твердый путь спасения. Прости нас, Господи, что стремление так жить у нас переменчивое, и мы то хотим этого, то не хотим. Господи, укрепи в нас «хотение» выйти на широту Твоих заповедей.

А что делается в миру? Много расплодилось всяких еретиков, и каждый стремится увлечь в свою веру. «У нас только истина, идите к нам», – кричат они, но не слушайте их. Время всяким Ренанам (Эрнест Ренан – французский писатель, подвергший ревизии христианское Предание), они оставили Христа и, страшно сказать, не стыдятся Его. Некоторые не стыдятся раскланиваться с распутной женщиной, или с каким-нибудь пьяницей, а Господа стыдятся, чтобы не уронить себя в глазах неверующих. Но слово Христово остается неизменным: «...Кто постыдится Меня и Моих словес в роде сем прелюбодейном и грешном, того постыдится и Сын Человеческий, когда приидет в славе Отца Своего со святыми Ангелами» (Мк. 8, 38). Забывают сии слова и стыдятся признаться, что они христиане.

Господи, прости нас, что и мы в некоторых ситуациях стыдимся признаться, что мы христиане.

Ныне иконы сохранились далеко не у всех. Их встретишь в квартирах священников, купцов, и то старорежимных, у мелких торговцев. Но в домах так называемых интеллигентных людей икон не держат. Про одного толстовца рассказывают, что в переднем углу у него висел портрет Толстого с зажженной перед ним лампадой. Когда его спросили, зачем он это сделал, он ответил: «Я преклоняюсь перед разумом Толстого». Вот Толстого не постыдился, а Христа стыдится.

А что скажет на это Христос на Страшном Суде Своем? Ужасно будет состояние грешников. А если сейчас явится Христос, где Он вас поставит? Надеюсь, одесную. Не по делам, конечно, но по вере. И будем хранить веру Христову и по силе исполнять Его святые заповеди. Только не надейтесь на свои собственные силы, а просите помощи у Господа: «Господи, помози мне», – и поможет.

Господи, прости нас, что слабо возгреваем в себе веру во Христа и святые заповеди Его выполняем без усердия. Мы больше надеемся на свои собственные силы, а помощи у Тебя, Господа нашего не просим. Прости нас, Господи. Помоги нам, Господи, – взываем к Тебе и несомненно верим, что Ты нам поможешь возгревать в себе веру.

Всем известен великий композитор Моцарт. Имя его стяжало бессмертие. Однажды один немец, тоже музыкант, пожелал увидеть Моцарта и отправился в Италию. Прибыл он в Милан и вдруг узнает печальную новость – Моцарт умер. Музыкант был в большом горе, но его успокаивали:

– Умер отец, зато жив сын.

– А он похож на Моцарта?

– Вылитый отец!

– Ну хорошо, посмотрю на сына.

Ему сказали, где его можно увидеть: он служил в банке. Музыкант пришел к нему и нашел его сидящим за прилавком.

– Вы ли сын знаменитого Моцарта? – спросил немец.

– Я, а что вам угодно?

– Ничего, я пришел только посмотреть на вас.

– Что же на меня смотреть?

– Вы так же любите музыку, как ваш отец? Наверное, уже написали какое-нибудь бессмертное произведение? – продолжал музыкант.

– Никакого, уверяю вас. Вот единственная музыка, которую я люблю, – и Моцарт-сын погремел червонцами, – всякую же другую музыку я терпеть не могу.

Разочарованный немец вернулся в Германию и рассказал собравшимся товарищам о своем посещении Моцарта. Все задумались, а один из слушателей произнес: «Да, не в отца». Действительно, сын был не в отца. Печальная история!

Мы, пожалуй, склонны осудить Моцарта-сына, но посмотрите лучше на себя. Все мы дети Отца Небесного и должны были бы походить на Него. Что ж выходит на деле? И про нас можно сказать: «Не в Отца!» А между тем, чтобы достигнуть Царствия Небесного, непременно нужно быть в Отца, иначе туда не пустят. Вот святые были в Отца. Они и называются преподобными, то есть в высшей степени уподобившимися Богу. А нам, грешным, хоть бы подобными-то быть, чтобы не лишиться Вечной Жизни.

Господи, у нас проблема, если и про нас говорят: «Вы не в Отца». И нас тогда не пустят в Царство Небесное, потому что для этого нам нужно быть в Отца. Господи, прости нас, что мы мало трудимся над достижением Царствия Божия и свое уподобление Отцу не увеличиваем в себе. Прости нас, Господи, и не лиши нас Вечной Жизни в общении с Тобой.

Тяжело нынче спасаться. Монастыри оскудели духовной пищей и часто не дают хлеба просящим. Не имею в виду калача или сайки, а хлеб духовный – Слово Божие. Многие души огрубели: и очами не видят, и ушами не слышат. Есть слепота и глухота телесная – трудно переносить их, но духовная глухота и слепота гораздо ужаснее. Да избавит нас от этого Господь.

Господи, мы оскудели духовной пищей и часто не даем духовного хлеба просящим: Слово Божие. Прости нас: мы огрубели душой: и очами не видим, и ушами не слышим. Прости нас за духовные глухоту и слепоту, которые мы проявляем к людям. Избави нас, Господи, от духовного оскудения, восполни наши духовные силы словом Твоим.

То, о чем я хочу побеседовать с вами, полезно и для монашествующих, и для мирян. В книге Притчей говорится: «Сыне... всяцем хранением блюди твое сердце...» (Притч. 4, 20, 23) и еще: «Даждь ми, сыне, твое сердце...» (Притч. 23, 26) – эти слова говорит Сам Господь через премудрого мужа. Святой пророк Давид восклицает: «Сердце чисто созижди во мне, Боже...» (Пс. 50, 12). Это значит, что псалмопевец просит Господа избавить его сердце от страстей, чтобы чистым отдать его Богу.

Господь сказал про сердце человека: «от сих бо исходища живота» (Притч. 4, 23). Сердце – это центр всего, от него все зависит: «Идеже бо есть сокровище ваше, ту будет и сердце ваше» (Мф. 6, 21).

Господи, и нам следует знать, что мы ищем очищения сердца от страстей, чтобы чистым отдать его Богу. Господи, прости нас, что и не знаем этого и что не стремимся чистым отдать его Богу. Мы забываем, что сердце – это центр всего, что от него все зависит, особенно где будет сокровище наше. И не радим о чистоте его и о сокровище его. Прости нас, Господи.

Необходимо дать себе отчет, к чему лежит наша душа, что составляет ее содержание. Носим ли мы Христа или привязываемся к чему-либо земному? Хорошо, если каждая из вас вечером будет посвящать час или два на рассмотрение своего сердца, чтобы определить, любит ли оно Бога или что-то временное. А возлюбить всей душой Христа необходимо: «Даждь ми, сыне, сердце...» Но что мы ныне замечаем? Отдают свое сердце чему угодно, но не Господу. Один привязывается к богатству, и вся его радость заключается в приобретении денег; другой ищет славы: ему ничего более не надо, только бы все говорили и преклонялись перед его талантом – это большей частью люди ученые или художники; третьи отдают свое сердце красоте: восторгаются красотами мира сего, особенно же преклоняются перед красотой женщины – это снова художники.

Господи, у нас нет привычки вечером посвящать час или два на рассмотрение своего сердца, чтобы определить, любит ли оно Бога или что-то временное. Прости нас за это, Господи, и помоги возлюбить Тебя всей душой своей. Прости нас, что отдаем свое сердце чему угодно, но не Тебе, Господи. Прости, что кто-то из нас привязывается к богатству и всю радость видит только в приобретении денег; кто-то ищет славы: и ему ничего не надо, только бы все говорили и преклонялись перед его талантом. Прости нас, Господи, за этот поиск славы. Кто-то из нас отдает свое сердце красоте: восторгается красотами мира сего, особенно же преклоняется перед красотой женщины, а Христу в нашем сердце из-за этого оставляется очень мало места. Прости нас, Господи.

Тургенев, например, высоко ценил женщину. Все женщины в его произведениях окружены ореолом, мужские типы очерчены менее ярко. Из наших великих русских писателей только Гоголь, также поклонник всего прекрасного, в последние годы своей жизни ищет в женщине прежде всего христианку, и христианку истинную. Он, впрочем, такой не встретил не потому, что среди русских женщин не было таких. Нет, женщины-христианки у нас всегда были и будут, они воспитывают молодое поколение, они являются как бы залогом нашего счастливого исторического будущего... Но, верно, Гоголю это было неполезно.

Сегодня беседовал я с одной интеллигентной особой, окончившей гимназию и собирающейся поступить на курсы. Она восхищена Тургеневым. «Куплю, – говорит, – полное собрание сочинений, все прочитаю, очень уж ярко у него обрисованы женские типы». Да, она говорила справедливо. Тургенев – замечательный художник, но плохо он кончил: не отдал своего сердца Господу.

В одной своей статье, написанной незадолго до смерти, Тургенев говорит: «Довольно гоняться за красотой... и так далее», но, к сожалению, до конца жизни он гонялся за красотой. Много раз Тургенев увлекался, наконец, свою последнюю любовь, все, что осталось в его душе, он отдал безвозвратно женщине, а Христу не осталось ничего. Его он отринул от себя. И кого же так полюбил Тургенев? Предметом его последнего (многолетнего) увлечения была ветреная женщина, итальянская еврейка Виардо.

Господи, и мы, подобно Тургеневу, увлекаемся красотой женщины, безвозвратно отдаем ей свое сердце, а Христу в нем не остается ничего. Прости нас, Господи, за эту неправильность и убереги от такого губительного выбора.

Вчера я служил молебен в Боброве и после него был у директора завода. Здесь я познакомился с одной дамой, которая лично знала многих наших писателей: Полонского, Гончарова, Тургенева. Про Ивана Сергеевича она рассказывала, что Виардо ужасно относилась к нему, третировала его и даже гордилась, что с великим русским писателем она обращается как с последним лакеем. А что же Тургенев? Он был ослеплен любовью и все переносил. Жалкое ослепление души! Перед смертью те, кто был, рядом с Тургеневым (нашлись все-таки добрые люди), позвали священника, но он отказался причаститься, да так и умер. Предстал он Господу, а Господь требует прежде всего сердце, Ему преданное, но Тургенев отдал свое сердце человеку, а не Христу. Еще на земле он принял возмездие, а какая участь ждет его за гробом – страшно и подумать. А ведь было время, когда Тургенев был верующим человеком и высоко ценил веру (бывал он и в Оптиной). В одной своей статье он восставал против нигилизма, говоря, что «ныне новое нашествие на Святую Русь, нашествие гораздо страшнее монгольского. Те, татары, поработили нас политически, а нигилистическое направление старается отнять у нас веру. Необходимо всем писателям сплотиться вместе и встать на защиту святой веры от врагов ея». Напоследок Тургенев сам встал в ряды врагов веры и погиб, подобно Толстому. Лермонтов тоже искал красоту и погиб из-за женщины. Печальная судьба и Пушкина – одного из самых великих русских поэтов. Правда, он скончался причастившись. Может быть, Господь и простил его, но как (приходится) ему там, мы не знаем.

Он увлекался преходящей красотой, служил суете, хотя по временам и тяготился этим. Есть у Пушкина стихотворение, очень подходящее по содержанию к нашей беседе. Однажды Пушкин был у одной, красавицы, и она стала просить написать ей что-нибудь в альбом.

– Да что же я вам напишу?

– Все равно что, ведь вы – гений. Напишите экспромтом несколько строк и подпишите свое имя. Пушкин исполнил ее желание и написал:

Что в имени тебе моем?

Оно умрет, как шум печальный

Волны, плеснувшей в берег дальний,

Как звук ночной в лесу глухом.

Оно на памятном листке

Оставит мертвый след, подобный

Узору надписи надгробной

На непонятном языке...

Это стихотворение стало как бы пророческим: действительно, на земле-то Пушкина помнят, но, может быть, для Неба имя поэта и умерло.

Господи, есть и в нашей жизни увлечение суетной красотой и служение суете, хотя по временам мы тяготимся этим. Прости нас, Господи, что наше сердце умирает для Неба и больше живет привязанностью к земле.

Убедительно прошу вас: не привязывайтесь ни к чему душой, пусть один Господь царствует над ней. Но некоторые хотят совместить любовь ко Христу с любовью к тленному. Невозможно это! Одна, например, страстно любит богатство или славу, или, наконец, человека. Она хочет любить страстной любовью жениха и оставаться всей душой преданной Христу, но это несовместимо. В любви к жениху, конечно, нет греха, но если любовь к нему сильнее любви к Богу, то она отдалит от Христа. Сам Господь сказал: «Никто не может служить двум господам...» (Мф. 6, 24).

Господи, многие из нас хотят совместить любовь к Тебе с любовью к тленному. Умом понимаем, что это невозможно! Господи, прости нас, что мы не даем Тебе царствовать над нами, что пытаемся служить двум господам.

Чтобы работать только Христу, и в монастыри идут – великое это дело. Но вот часто случается, поступят в монастырь, а затем разочаровываются. Пишут мне: «Я надеялась найти в монастыре полный душевный покой, думала, что там я проникнусь молитвенным духом, а что выходит на деле? В монастыре такая же серенькая жизнь, как и в миру: зависть, интриги, сплетни... Нет, не могу я переносить этого, что мне теперь делать?» Я отвечаю: «Терпи. Ты ошибочно думала о монастыре, что там только одна молитва. Необходимо понести и досаду на сестер, чтобы омыться от приставшей духовной скверны». Снова пишут: «Батюшка, нестерпимо мне трудно, сестры восстают и возводят всякую клевету, матушка игуменья тоже нападает, защиты найти не в ком». «Молись за обижающих тебя, – говорю, – не игуменья нападает на тебя, а так нужно для твоей пользы». «Не могу я молиться, – отвечает, – за тех, которые приносят мне столько огорчений и зла». – «Не можешь? Проси Господа, и даст тебе силу полюбить их».

Господи, прости нас, что не готовы потерпеть зависть, интриги и сплетни, не готовы понести досаду на сестер. Нам нестерпимо трудно: сестры возводят клевету, матушка игуменья нападает. Господи, прости нас, что не молимся за обижающих нас и не просим себе сил полюбить этих людей.

К одному петербургскому священнику Колоколову, отличавшемуся высотой духовной жизни, пришел однажды один из министров и жаловался: «Батюшка, научи меня, что делать? У меня много врагов, которые без всякой причины ненавидят меня и клевещут на меня государю. Я могу через их клевету потерять место, а если сам уйду, то государь может подумать, что враги мои правы, и имя мое будет запятнанным. Как мне поступить?»

– Молитесь за восстающих на вас, – отвечал батюшка, не только дома молитесь, но, главное, в церкви поминайте их, пусть на литургии вынимают частицы за их здоровье.

– Какая же от этого польза? – удивился, министр.

– А вот увидите... Каждая частичка, вынутая из просфоры, означает душу человека. Частицы опускаются в потир и они наполняются Кровию Христовой. Послушайте меня, запишите на записочку имена всех врагов ваших, например Леонида, Иоанна, Владимира...

– Да, да, вот Владимир-то особенно на меня ополчается...

– Ну так за него подавайте каждый день.

Проходит неделя, месяц, и его высокопревосходительство пять приходит к отцу Колоколову. Поклонившись ему в ноги, он стал благодарить его:

– Батюшка, произошло просто чудо. Мои прежние враги не только больше не восстают на меня, но относятся ко мне с уважением и любовью. Вместо прежней клеветы они даже чересчур меня превозносят.

Вот что свершил Господь! И вам советую, молитесь за врагов ваших, и они обратятся в друзей. Молитвой вы спасете их души от сетей врага.

Господи, великое дело работать только Тебе. Но часто случаются и разочарования. Поступит человек в монастырь или в храм на работу. И думается ему: обрету полный покой, проникнусь молитвенным духом, а что выходит на деле? В монастыре или в храме такая же серенькая жизнь, как и в миру: зависть, интриги, сплетни... Вот и кажется нам, что перенести всего этого не умеем, понести досаду от сестер или братьев, омыться от приставшей духовной скверны не умеем. Прости нас, Господи. Когда же нестерпимо трудно будет, сестры (или братья) восстают и возводят всякую клевету, матушка игумения (или настоятель) тоже нападает, защиты найти не в ком, то по совету старцев, надо молиться за обижающих нас, и еще помнить надо, что не игумения (или настоятель) нападает на нас, а так нужно для нашей же пользы. Господи, прости нас, что порой не можем молиться за огорчающих нас, и дай нам силу полюбить их. Помоги нашей молитвой о них спасать их души от сетей врага.

Что делать? Жизнь, особенно монашеская, полна скорбей, но избежать их совершенно невозможно. Но, несмотря на все скорби и лишения, в монастыре легче спастись. Все лучшие писатели преклонялись перед иноческой обителью. Тургенев, например, Лизу – героиню своего лучшего романа «Дворянское гнездо» – поместил в монастырь. Эта девушка была особенно несчастна тем, что полюбила женатого человека. И вот она все оставляет и идет работать Единому Богу.

Шекспир устами своего героя Гамлета превозносит монастырь: «Офелия, – говорит, – ступай в монастырь. Если бы ты была чиста, как снег на вершинах гор, и тогда мир забросает тебя грязью. Если ты будешь чиста, как кристалл, то мир протянет к тебе грязную руку и осквернит тебя». Поэтому счастливы те, которые пребывают в святой обители, да поможет вам Господь.

Жизнь монашеская, как и мирская, полна скорбей, но избежать их совершенно невозможно. И только работа Единому Богу может спасти нас от трудных испытаний. Прости нас, Господи, что в минуты испытаний мы не умеем взяться за работу только Тебе, Единому Богу.

Простите, не могу продлить беседы с вами: множество дел по монастырю не позволяет уделить вам много времени. В Оптиной я был более свободен. Помните, как мы собирались в моей маленькой молельной, которая едва могла всех вместить. Кто располагался на диванчике, кто на стульях, а кто и на скамеечке. И беседовали мы иногда, часа по два или три при мерцающем свете лампады перед ликом Спасителя, кротко взиравшего на нас, а с полотна проступала белоснежная фигура Ангела. Хорошо нам было! Отдыхали и вы и я душой. Но что делать, надо благодарить Бога и за то, что есть: если нет белого хлеба, то едят черный, а иногда и черствый, все лучше, чем ничего. Так и мы будем довольствоваться тем, что есть. Я раньше вам говорил и теперь повторяю, что наступит время, когда люди будут обтекать горы и моря, чтобы найти слово, и не найдут.

Господи, и нам хочется очень часто обтекать горы и моря, чтобы найти слово назидания. Прости нас, Господи, что бывают и такие минуты, что нам не хочется этого делать, и сами мы не ищем такого назидательного слова, слова о спасении нашей души.

Вот наступает Успенский пост, все вы будете говеть и причащаться Святых Тайн. Некоторые мирские думают, что говеть нужно только один раз в году, но это неправильно, лучше говеть почаще. Многие мои духовные дети часто при­чащаются, оттого и исповедовать мне их легче, я знаю всю их душу. Тех же, которые по два или три года не говеют, ис­поведовать трудно, очень уж замаранной становится душа, не знаешь, как и очистить ее.

Господи, мы ещё не приучили себя чаще исповедоваться и причащаться, потому и трудно нас исповедовать. Прости нас, Господи, что приходим на исповедь с очень замаранной душой.

Это все равно как в жизни. Мои предшественники очень запустили квартиру, в которой я теперь живу, и рабочим много труда пришлось положить: белить, красить, пока она не приняла приличный вид, – так и с душой бывает. Люди, преданные миру, часто и совсем оставляют Церковь, начинают увлекаться чем-либо другим, например спиритизмом. Один образованный человек, оставив университет, окончил Духовную академию, и теперь даже в сане иеромонаха, говорил мне, что одно время увлекался спиритизмом, а затем познал, что в спиритизме действует диавол. А другой, ранее неверующий, человек передал мне, что пришел к вере, когда однажды, занимаясь спиритизмом, увидел сатану. Вид его был как бы человеческий, но так ужасен, что увидевший его лишился чувств, а после навсегда отказался от спиритических сеансов и вернулся в Церковь. Спириты разделяются на две категории: одни в обольщении верят, что будто спиритизм не противен христианству, и даже молятся перед началом сеанса, читая различные молитвы и псалмы; другие, не маскируясь, прямо заявляют, что их бог – сатана, который помогает им.

Господи, у нас в миру много разных увлечений, с помощью которых мы запускаем свою душу, так что даже и Церковь оставляем. Некоторые даже и диаволу ее предают, как спириты. Господи, прости нас за это.

Вот до каких ужасов доходят люди. Да спасет вас всех Господь.

Когда я пришел в скит, то здесь, в лесу, деревья все были великанами, а теперь уже многие повырублены, так и нас вырубят. Помню, еще в Казани шел я однажды со знакомым монахом, на пути был базар – самое шумное место. Отец Афанасий, так звали монаха, улыбнулся, смотря на торговцев. Я спросил, чему он улыбается.

– Да как же, – ответил он, – вот люди волнуются, топочут, суетятся, а пройдет сто лет – и никого из них не будет; видите, там младенец – и того не станет.

– Да, это правда, но хорошо, что вы посмеялись миру, а другие не могут от всего отрешиться. Вот и я, например, должен заботиться о земном, не только о себе, но и о родных: у меня мать, брат.

– И вы будете иноком.

– Ну это сомнительно, я об этом не думаю.

– Будете монахом, – уверенно сказал отец Афанасий.

И, как видите, слово его исполнилось, хотя он был обыкновенным человеком, но Господь внушил ему сказать мне это.

Господи, Ты и простому человеку можешь дать способность открывать то, что будет с ним в будущем. Прости, что не умеем вслушиваться в эти слова и доверять Твоему промыслу.

Вот встретился сейчас нам инок Исихий. Он из малороссов. Вдруг собрался и пришел в монастырь. А дома, когда он начал собираться, мать спрашивает: «Куда?» «В церковь», – отвечает. Заныло сердце у матери, предчувствовало оно, что сын навсегда уходит из родительского дома. «Нет, ты не в церковь идешь», – говорит она.

Сын собрался, вышел, затем на крыльце низко поклонился матери и ушел. Ушел в Оптину пустынь, двадцать лет прожил здесь, но никто не знал, где он находится. Теперь просится в Киев. Зачем ему туда? Отец и мать его уже умерли, – что ему делать в разоренном углу? Нет ему туда пути.

Господи, Ты уводишь нас из мира и устраиваешь, но, когда приходит время, Ты испытываешь: крепко ли прилепился к нему человек. Господи, прости, что не сразу распознаем Твои суды.

Старо-Голутвинский монастырь. Рождественские беседы

Фарисеи и книжники осуждали Христа за то, что Он Себя называл Богом: «...равен Ся творя Богу» (Ин. 5, 18). Господь в ответ на их порицание не сказал: «Я единосущный Отцу Бог», но возразил им: «...Бози есте, и сынове Вышняго вси» (Пс. 81, 6). Это относилось к израильтянам, фарисеи ничего не могли ответить на это и замолчали.

Но каким образом человек уподобляется Богу, как можно применить к нему это название? У древних греков были боги, олицетворяющие собой разные свойства людей, как хорошие, так и порочные, но здесь не про таких богов говорится. Конечно, быть такими же, как Господь, не только из людей, но и из Ангелов никто не может, но уподобляться Богу должен каждый человек, если хочет достигнуть Царствия Небесного. Святых, подражавших в высшей степени Богу, так и называют преподобными, но каким образом они похожи на Бога?

Поясним это примером. Если взять несколько капель воды, то хотя они и малы, но по своим свойствам соответствуют воде того озера или реки, из которых взяты. Так и святые заимствуют от Господа Его свойства: благость, любовь, милосердие – и таким образом уподобляются Господу.

Господи, мы должны уподобляться Тебе, если хотим достичь Царства Небесного. А для этого мы должны заимствовать от Тебя Твои свойства: благость, любовь, милосердие – и таким образом уподобляться Тебе, нашему Богу. Прости нас, Боже, что процесс уподобления весьма не успешен у нас.

Мне вспоминается случай, бывший на моей далекой родине. В одно торговое заведение был взят в услужение семилетний мальчик, сирота. Один богатый человек увидел его кроткое лицо, мальчик ему понравился. Он взял его к себе. Вскоре этот господин уехал из села и увез мальчика с собой. В городе он отдал его в гимназию, затем в университет. Прошло много лет, и бывший сирота, окончив курс в университете, приехал на время в свое село. Поселяне, знавшие его мальчиком, говорили: «Неужели это Митенька?» Точно, это был он, но как он изменился! Сделался образованным человеком, Димитрием Павловичем, приобрел все свойства интеллигентного человека. Его товарищи, с которыми он играл в бабки и другие игры, тоже выросли, но по своему развитию резко отличались от него, его свойств не имели. Подобно тому и грешные люди не имеют тех свойств, которыми отличаются святые, а те, в свою очередь, заимствуют эти свойства от Господа. Но большая разница между сознанием человека, приобретающего земные знания, и святого, приобретающего Благодать Божию. Человек, учась в гимназии, затем в университете, ясно сознает, что обогащается все новыми и новыми знаниями, а святой, наоборот, приближаясь к Богу, считает себя все хуже и хуже, так как видит перед собой идеал – Христа, которому он стремится уподобиться, но неизбежно сознает, как он далек от этого идеала.

Господи, мы – грешные люди и не имеем тех свойств, которыми отличаются святые, заимствуя их от Тебя. Мы, земные люди и приобретаем земные знания, а святые стремились приобретать Благодать Божию. Мы, как земные, стремимся обогатиться все новыми и новыми знаниями, а святые, приближаясь к Богу, считают себя все хуже и хуже, так как видят перед собой идеал – Христа, Которому и стремятся уподобляться. Господи, прости нас, что наше стремление к этому идеалу очень и очень плачевное, ибо мы остаемся далекими от Него.

Один человек, обладавший 50-ю тысячами капитала, считался богатым в родном селе. Но вот он приезжает в Александрию и видит, что здесь много людей гораздо богаче его, а когда посетил Константинополь и увидел там миллионеров, то понял, что по сравнению с ними его богатство совершенно ничтожно. Так святые, сравнивая свои добродетели с бесконечными совершенствами Божиими, считают себя за ничто. А что же скажем мы, грешные? Чтобы уподобиться Богу, надо исполнять Его святые заповеди, а если рассмотреть, то окажется, что ни одной-то по-настоящему мы не исполнили. Переберем их все, и окажется, что той заповеди мы едва коснулись, другую, может быть, тоже только начинали, а, например, к заповеди о любви и не приступали. Что же остается нам, грешным? Как спастись? Единственно – через смирение: «Господи, во всем-то я грешен, ничего нет у меня доброго; надеюсь только на Твое милосердие!»

Святые, сравнивая свои добродетели с бесконечными совершенствами Божиими, считают себя за ничто. Святые, уподобляясь Богу, исполняли Его святые заповеди, а мы, когда смотрим на себя, то видим, что ни одной заповеди по-настоящему мы не исполнили: одной едва коснулись, другую, может быть, только начинаем, а к заповеди о любви и не приступали. Прости нас, Господи, и помоги спастись единственно через смирение.

Мы – сущие банкроты перед Господом, но за смирение Он не отринет нас. И, действительно, лучше, имея грехи, так и считать себя великими грешниками, чем, имея какие-нибудь добрые дела, надмеваться ими, считая себя праведными. В Евангелии даны два таких примера в лице мытаря и фарисея. Фарисей, гордый своими мнимыми добродетелями, все только выставляет себя: «Я сделал то-то и то-то», все только «я» и «я». А мытарю нечем хвалиться: он крал и, собирая подати, брал лишнее, а потому, сознавая свои грехи, он смиренно молил Господа: «Боже, милостив буди мне, грешному!» Вам известен конец: фарисей осуждается, а мытарь оправдывается. Усвойте молитву мытаря: «Боже, милостив буди мне, грешной». И не только в церкви, но и становясь на обычную утреннюю или вечернюю молитву, произносите эти слова, да и на всякое время. Сидите, например, дома, упал ваш взор на икону, и вспомните сейчас же эту молитву. Молитва эта выражается и другими словами: «Господи Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя, грешного!» Всегда мысленно произносите эти великие слова, так как в них заключается смирение, а где смирение, там и вера. Одно знание закона Божия не спасет нас. Фарисей знал закон во всех деталях, но его знание было мертвым капиталом, не приносившим никакой пользы, так как оно не воплощалось в жизнь.

Мы перед Господом – банкроты, но за смирение Он не отринет нас. Для нас лучше, имея грехи, считать себя великими грешниками, чем, имея какие-либо добрые дела, надмеваться ими, считая себя праведными. Господи, мы так еще не делаем, грешниками себя не считаем, а в праведники так и рвемся. Прости нас, Господи. Мы и молитву мытаря не усвоили, и Иисусову молитву не произносим как великие слова, так как в них заключается смирение, а где смирение, там и вера. Господи, прости нас, что, зная все это, мы не воплощаем закон Твой в жизнь.

В первые века христианства жил в Греции замечательный подвижник по имени Марк. Рано он оставил мир, поселился на Фраческой горе, где в уединении и безмолвии подвизался о Господе. От людей он не мог заимствовать примеров, но в законе Господнем поучался день и ночь. Однажды прибыл Антоний, чтобы погребсти его тело, так как Господь призывал уже Марка к Себе. Когда Антоний пришел, Марк встретил его с любовью и завел с ним духовную беседу.

– Как теперь живут христиане? По-прежнему ли их преследуют? Ведь я вот уже девяносто лет в пустыне и за это время не видел ни одного человека.

– Твоими святыми молитвами, отче, гонения прекратились, всюду открыто совершается христианское богослужение, – ответил Антоний.

– Слава Богу! – воскликнул Марк. – А есть между христианами такие, которые скажут горе сей: «Ввергнись в море», и она их послушает?

Когда Марк произнес эти слова, то вдруг раздался страшный треск и гора, на которой были подвижники, сдвинулась со своего места и вверглась в море. Марк, обратясь к горе, как к живому существу, сказал:

– Стой спокойно, я не тебе говорю.

Следовательно, слова Марка имели творческую силу, так как он был творцом закона.

Мы, грешные, конечно, не можем творить таких дел, но если, по слову Спасителя, будем иметь веру с зерно горчичное и смиряться, то Господь не отринет нас, а спасет, какими Сам весть судьбами.

Господи, мы, грешные, не имеем творческой силы, ибо не умеем быть творцами закона, не имеем веры хотя бы с горчичное зерно, не умеем смиряться. Прости нас, Господи и Тебе известными путями спаси нас.

Нынче в церкви поются дивные песнопения: «Христос раждается – славите! Христос с Небес – срящите! Христос на земли – возноситеся! Пойте Господеви, вся земля, и веселием воспойте, людие, яко прославися». Что означают эти слова? «Христос раждается – славите» – не языком или легкими, но прославлять Христа нужно своей жизнью. «Христос с Небес – срящите», то есть встречайте Его верой и добрыми делами, неразрывно связанными с верой. Вера без дел мертва есть. «Христос на земли – возноситеся» – это не то, чтобы возноситься над другими, гордиться, нет, это означает, что необходимо отрывать свое сердце от всего земного, суетного, тленного.

Господи, рождение на земле Твоего Сына мы призваны славить не языком или легкими, а своей жизнью; встречать Его верой и добрыми делами, неразрывно связанными с верой; и возносить Его, отрывая свое сердце от всего земного, суетного, тленного. Господи, прости нас, что мы задание Церкви – славить, встречать и возносить Христа – не держим в фокусе внимания, забываем о них и теряем горение духа.

Когда я жил еще в миру, то был однажды в одном аристократическом доме. Гостей было много. Разговоры шли скучнейшие: передавали новости, говорили о театре и тому подобное. Людей с низменной душой удовлетворял этот разговор, но многие скучали и позевывали. Один из гостей обратился к дочери хозяина дома с просьбой сыграть что-нибудь. Другие гости также поддержали его. Та согласилась, подошла к дивному концертному роялю и стала петь и играть: «По небу полуночи Ангел летел, и тихую песню он пел. И месяц, и звезды, и тучи толпой внимали той песне святой. Он пел о блаженстве безгрешных духов под кущами райских садов, о Боге великом он пел, и хвала его непритворна была», – пела девушка, и окружающая обстановка так соответствовала этой песне. Все это происходило на большой стеклянной террасе, была ночь, из окон был виден старый дворянский сад, освещенный серебряным светом луны...

Я взглянул на лица слушателей и прочел на них сосредоточенное внимание и даже умиление, а один из гостей, закрыв лицо руками, плакал как ребенок, – а я никогда не видел его плачущим. Но отчего же так тронуло всех это пение? Думаю, что произошло это оттого, что пение оторвало людей от земных житейских интересов и устремило мысль к, Богу – Источнику всех благ.

Стихи эти написал Лермонтов, человек грешный, да и исполняла их не святая, но слова этого прекрасного стихотворения произвели сильное впечатление. Не тем ли более слова церковных песнопений (не только Евангелия), тропарей, канонов могут наполнить душу, не совсем еще погрязшую в житейском море, блаженством. Но чтобы пение церковное производило должное впечатление, необходимо вникнуть в смысл этих песен, и тогда оторвешься от всего земного, а если многие бесчувственно стоят в церкви, позевывают и только ждут, когда окончится служба, то это потому, что не понимают они смысла церковных песнопений. Особенно трогают душу старинные напевы. У нас в монастыре, конечно, этого нет. Поют шесть иноков, как им Бог на душу положит, уж простите, чем богаты, тем и рады. А есть храмы с очень хорошими певцами. Но для спасения жизни нужно петь Господу не голосом, а самой жизнью своей. В Священном Писании жизнь во Христе называется пением. «Крепость моя и пение мое Господь, и бысть ми во спасение» (Пс. 117, 14) «Восхвалю Господа в животе моем, пою Богу моему, дóндеже есмь» (Пс. 145, 2).

Господи, слова церковных песнопений, тропарей, канонов могут наполнять душу, не совсем еще погрязшую в житейском море, блаженством. Но чтобы пение церковное производило должное впечатление, нам необходимо вникать в смысл этих песен, и тогда мы сможем оторваться от всего земного. И если многие бесчувственно стоят в церкви, позевывая, и только ждут, окончания службы, то это потому, что не понимают смысла церковных песнопений. Господи, прости нас, ибо всем этим согрешаем и мы. И еще, Господи, для спасения жизни нам петь нужно Тебе не голосом, а самой жизнью своей, а мы об этом забываем. Прости нас.

В Оптиной пустыни подвизался насадитель старчества отец Лев. Сильно восставал враг на него за то, что тот принимал народ и советом спасал многих. Диавол вооружил против сего старца не только мирян, но и иноков. Однажды некоторые из монахов, ненавидевшие отца Льва, донесли на него архиерею: «У него все бабы да бабы, и он возится с ними с утра до ночи, это вовсе не подобает монаху», – писали иноки владыке.

Архиерей сам приехал в Оптину, чтобы лично убедиться в справедливости написанного. Когда он пришел к батюшке отцу Льву, тот действительно был окружен толпами народа, в большинстве состоявшего из женщин. Вдруг принесли бесноватого, который с пеной у рта бился на руках приведших его людей.

– Не запрещал ли я вам принимать народ? – строго сказал архиерей, – но вы все-таки принимаете!

– «Пою Богу моему, дóндеже есмь», – ответил старец. – Посмотрите, Владыко, – продолжал он, указывая рукой на бесноватого, – этот человек почти потерял человеческое подобие, неужели же я, как скотину, прогоню его? А эти женщины, жаждущие спасения души, если я их отвергну, то Господь меня отринет.

Архиерей понял глубокое значение слов старца и признал его действия правильными.

Господи, и против нас диавол вооружает разных людей, если Ты сподобляешь нас сделать какое-нибудь доброе дело, направленное на спасение этих людей. Прости нас, Господи, что мы не научены еще распознавать козни диавола и не умеем с кротостью и смирением объяснить зложелательным людям соотношение своих поступков с волей Божией.

Вот теперь торжественный праздник Рождества Христова, в котором вспоминается, как Господь родился от Пресвятой Девы Марии и был яко Младенец среди нас и нас ради.

Но для чего приходил на землю Единородный Сын Божий? Много здесь причин. Прежде всего, конечно, чтобы спасти людей от грехов и сделать их богами, а также принести мир на землю. «Слава в вышних Богу, и на земли мир, во человецех благоволение» (Лк. 2, 14). Господь хочет, чтобы мы любили друг друга и прощали обиды, а мы часто мстим обидчикам, а если не удается отомстить, то сожалеем об этом. Не должно так поступать христианам; нужно отбросить гордость и тщеславие и считать себя хуже всех, тогда мы не будем осуждать других, и мстить им за обиды.

Господь хочет, чтобы мы любили друг друга и прощали обиды, а мы часто мстим обидчикам, а если не удается отомстить, то сожалеем об этом. Господи, прости нас и помоги отбросить гордость и тщеславие и считать себя хуже всех. Господи, помоги нам не осуждать других и не мстить им за обиды.

Печальную новость узнал я недавно. Одно духовное лицо, человек, известный своей ученостью и богословским образованием, защитник Православия, вдруг отрекся от него. Прямо не хочется верить! Прекрасно, красноречиво он говорил и жил не худо, не был ни убийцей, ни блудником, не имел, и других пороков, но вдруг пошатнулся и отрекся от Господа. Отчего это случилось? Правда, он был поставлен в очень тяжелые условия, враг со всех сторон нападал на него, и он не устоял. Погубило его тщеславие. Те обширные знания, которые он имел, не принесли ему пользы, а, напротив, повредили ему, так как надмили его ум. А тщеславие бывает от недостатка смирения. Человека смиренного никакие скорби не победят, не падет он, так как, смиряясь, находит, что за грехи свои достоин еще и большего наказания. Смиренный уподобляется человеку, построившему дом свой на камне: «и сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяше ветри, и нападоша на храмину ту, и не падеся, основана бо бе на камени» (Мф. 7, 25).

А камень-то этот – смирение. Тщеславный же подобен человеку, построившему дом свой на песке, без основания. «И сниде дождь, и приидоша реки, и возвеяша ветри, и опрошася… то есть со всей силой устремились к храмине той, – и падеся: и бе разрушение ея велие» (Мф, 7, 27).

Смиримся же перед Богом. Ныне, 25 декабря 1912 года, положим маленький кирпичик в основание своего домика, то есть желание исправиться, а Господь Сам спасет нас по Своей неизреченной благости.

Господи, и нас может погубить тщеславие. Оно бывает от недостатка смирения. Человека смиренного никакие скорби не победят, не падет он, так как, смиряясь, он находит, что за грехи свои достоин и большего наказания. Смиренный уподобляется человеку, построившему дом свой на камне. А камень этот – смирение. Господи, прости, что не строим дом свой на камне. Тщеславясь же, мы строим дом свой на песке, без основания. И не выдерживаем испытаний и искушений, согрешаем и подвергаемся падениям. Прости нас, Господи.

«Днесь благодать Святаго Духа нас собра» – этими слова­ми начинаются тропари, поющиеся в особо важных, торжественных случаях.

«Днесь благодать Святаго Духа нас собра», – скажем те­перь и мы с вами, собравшись для духовной беседы. Быва­ло, так же собирались мы и в Оптиной, в моей маленькой молельне, при свете зеленой лампады. Только там круг слу­шателей был меньше. Помню, располагались трое или чет­веро на диване, затем на стульях и на скамеечках; всего на беседах бывало человек двенадцать, самое большее – семнадцать. А теперь двадцать восемь собралось. О чем же бе­седуем мы с вами? С различных концов прибыли вы сюда: из Петрограда, Москвы, из далекого Тамбова и так далее. Все вы съехались, чтобы получить духовное утешение и от­дохнуть здесь от житейской суеты. Не материальные расче­ты руководили вами, когда из дальних мест стремились вы в нашу тихую обитель. Эти святки, или святые дни, вы прово­дите здесь как должно, как учит наша Святая Православная Церковь, посещаете храм Божий, молитесь, слушаете убогую беседу... А все вы знаете, как проводят святки в миру. Теат­ры, балы, концерты, маскарады и тому подобное. Светские развлечения совершенно закружат человека, не давая ему времени подумать о чем-либо духовном.

Господи, в святые дни мы мало времени проводим в храме Божием, молимся и слушаем духовные беседы. Светские развлечения: театры, балы, концерты и прочее, – совершенно затягивают нас, не дают подумать ни о чем духовном. Прости нас, Господи, за подобное времяпровождение и за пустоту, которую они приносят в нашу душу.

А после этого времяпровождения остается пустота на душе. Вспоминаются суетные разговоры, вольное обращение, увлечение мужчина­ми, а мужчин – женщинами, И такая пустота остается не только от греховных удовольствий, но и от таких, которые являются не очень греховными.

Господи, мы вспоминаем суетные разговоры, вольное обращение, увлечение мужчинами, а мужчин – женщинами. И такая в душе пустота, что всё внимание сосредотачивается на негативной стороне жизни. Прости нас, Господи.

А что, если среди таких развлечений призовет к Себе Господь? Слово Господне говорит: «В чем застану, в том и сужу». А потому такая душа не может пойти в обитель света, но в вечный мрак преисподней. Ведь это на всю вечность!

Господи, и нам полезно вспоминать о Твоих, Господи, словах: «В чем застану, в том и сужу». Как это страшно лишиться области света и идти в вечный мрак преисподней! Господи, прости нас, что мы развлекаемся совершенно бездумно и не задумываемся о Суде Твоем.

Мне вспоминается ужасный случай, происшедший на одном балу, еще в то время, когда я был в миру. В одном богатом аристократическом доме был бал-маскарад (я на нем не был, но мне рассказывали товарищи). На этом балу была одна замечательная красавица. Единственная дочь богатых родите­лей, она была прекрасно образована, воспитана (конечно, только по-светски), отчего не доставить ей удовольствие? Ро­дители ничего для нее не жалели. Ее костюм изображал язы­ческую богиню, стоил не одну сотню рублей, об этом костю­ме много говорили. Бал открылся, как всегда полькой, затем следовали другие танцы, наконец, французская кадриль. Во время кадрили красавица вдруг упала в предсмертной агонии. Она сорвала с себя маску, лицо ее почернело и было ужасно. Челюсти скривились, в глазах выражался ужас с мольбой о помощи, которую никто не мог ей оказать. Так и умерла она среди бала. Погоревали о ней, особенно родители, похорони­ли, поставили над ее прахом великолепный памятник, и все земное окончилось для нее. А что стало с ее душой? Конеч­но, пути Божии неисповедимы, но, по нашему убогому разу­мению, не быть ей в Царстве Света. Предстала она суду Божию, а Господь же сказал: «В чем застану; в том и сужу» – вот и застал ее Господь среди игралища в одежде богини разврата, и пошла ее душа в мрачные затворы ада. Вот чем кончает­ся служение миру!

Господи, как тут не задуматься об участи своей души, когда она предстанет Твоему Суду. Господи, прости нас за необдуманное проведение времени и за уподобление языческим персонажам, одеваясь в одежды которых мы можем унаследовать и их участь: мрачные затворы ада.

Работающим суете служение Христу представляется тяж­ким и неудобовыполнимым, а разве в миру легко работать? Какие тяжкие цепи налагает он на своих последователей! Хотя бы эти визиты подчиненных к начальству на праздник! Вместо того чтобы побывать в храме Божием, люди с утра до вечера ездят по этим нелепым визитам, бывают у таких лю­дей, которые им и несимпатичны, и их там не любят, а между тем не сделать визита – значит иногда лишиться места, по­неволе приходится исполнять этот скучный обычай. И возвращается человек с таких визитов усталый, разбитый, проклиная суровый обычай мира сего. Но как поступить в этом случае христианину? Святой апостол Павел говорит: «Твори­те все то, что не против вашей совести, а что противоречит, от того отвращайтесь».

Господи, если служение Тебе кажется нам тяжким и неудобовыполнимым, то это значит, что мы работаем суете с бóльшим прилежанием, чем Тебе. Прости нас, Господи, за неверно расставленные приоритеты.

Совсем не сноситься с мирскими людьми невозможно, иначе нам пришлось бы выйти из мира. Мир сильно не лю­бит тех, которые не следуют его законам. Он награждает их названиями монашек, в устах мира это позорное название ненормальных, отсталых и так далее.

Господи, нам приходится сталкиваться с трудными обычаями мира сего, когда за служение Христу тебя именуют монашкой, то есть ненормальной, отсталой. Господи, прости, мы не всегда выносим этот приговор мира.

– Знаете ли вы, – говорит один другому, – про такую-то? Еще в прошлом году она была очень мила. На святках на маскарадном балу на ней был чудный костюм, изображавший Диану, преследуемую охотниками. Многих она заинтересова­ла, а теперь? Нигде не бывает, только ходит в церковь да чи­тает святые книги, вообразите!

– Да, она стала ненормальной.

Вот приговор мира сего. Пока служила она врагу, считалась умной, а когда перешла на сторону добра, то – ненормальной. Правда, смотря что принимать за норму, если отречение от Христа, то она, действительно, ненормальная. И мир осуждает такую и смеется над ней. Но надо все переносить, чтобы остаться верной Христу. Первые христиане так и поступали.

Господи, понимаем, что должны переносить эти насмешки мира и оставаться верными Христу. А у нас нет-нет да сердце и дрогнет, уныние окутает душу и жизнь становиться какой-то безрадостной. Прости нас, Господи, за утрату мужества от этих пересудов человеческих.

Приводят, например, на допрос великомученика Феодора Тирона.

– Кто ты такой? – спрашивает мучитель.

– Я – христианин!

– Но какого ты звания?

– Раньше, – ответил Феодор, – я был рабом богатого человека, а теперь я – раб Христа Спасителя.

– Но отчего же ты от такого богатого человека перешел к Христу? – дознавался мучитель.

– Потому, что познал истину.

– Но если ты не отречешься от Христа, я буду тебя му­чить.

– Мучай, – отвечает святой, – Господь даст мне силы перенести все твои мучения. Тело ты можешь мучить, но не коснешься моей души.

Феодор с твердостью перенес все страдания, но остался верен Христу...

Господи, мы остаемся Тебе верными, потому что познали Твою истину и потому, что верим в Твою помощь в страданиях за Тебя. Мы также знаем, что тело наше может быть подвергнуто пыткам и мучениям, но душа наша останется нетронутой, ибо она принадлежит Богу. Господи, прости нас, но мы верим, что дашь нам силы с твердостью перенести всякие страдания за Христа.

Правда, были и такие, которые отрекались. Ужасен был вид кипящих котлов с раскаленным оловом, в которые бросали людей живьем, и те обращались в пепел. Загоняли гвозди под ногти, вытягивали жилы и вешали на них, строгали железными когтями тело, отсекали голову – эти и подобные казни смущали малодушных, и они отрекались. Нынче христиан не мучают на площадях, не предают, торжественно сожжению, всюду открыты христианские храмы, в которых истово совершается богослужение. Но многие и без мук отпадают от Христа – до чего же гнусное явление! Мир преследует рабов Христовых насмешками и презрением, и многие не переносят этого.

Господи, мир преследует нас насмешками и презрением, и мы не всегда выносим это, если теряем внутренний мир и твердую веру. Господи, прости нас за малодушие.

– А ты что-то часто стала ходить в церковь? – язвительно задают вопрос.

Молчание.

– Конечно, отчего не сходить на праздники, но ты уж чуть ли не каждый день ходишь? Кажется, и посты соблюдаешь? Уж не собираешься ли ты в монастырь?

Снова молчание. А иная, совсем обнаглевшая, начинает задавать вопросы:

– Вот ты все читаешь святые книги, а читала ли ты Ницше?

Да так и засыплет именами своих богов (у них ведь тоже есть боги).

– Если ты религиозна, – продолжается допрос, – то дол­жна рассмотреть вопрос со всех сторон, не бойся услышать и противоположное мнение.

Не надо слушать подобные слова. Не читайте безбожных книг. Оставайтесь верными Христу. Если спросят вас о вере, отвечайте.

Господи, нам не надо бояться подобных вопросов и уметь убежденно отвечать на них. А еще лучше не слушать этих слов и не читать безбожных книг. Господи, прости нас, мы не умеем самоотстраняться от подобных людей, мы не умеем давать им отпор своими убедительными ответами.

– Ты зачастила, кажется, в церковь?

– Да, потому что нахожу здесь удовлетворение.

– Уж не в святые ли хочешь?

– Каждому, конечно, хочется быть святым, но это не от нас зависит, а от Господа.

– Не в монастырь ли ты собираешься?

– Нет, в монастырь я не собираюсь.

Подобными ответами отразите врага. Конечно, тяжело, очень тяжело подчас бывает, скорби облекают со всех сторон, и приходит даже уныние, особенно это уныние нападает на монашествующих. Кажется, что и Господь оставил, и, может быть, временно Господь оставляет человека, но зорко следит за такой душой и не даст ей погибнуть.

Подчас очень тяжело бывает нам: скорби облекают нас со всех сторон, и приходит даже уныние. Кажется, что и Господь оставил, и, может быть, временно Господь оставляет нас, но зорко следит за душами нашими и не даст им погибнуть. Господи, прости нас, мы часто унываем и теряем надежду на Твою помощь.

Враг ненавидит монастырь, оттого-то с такой силой и нападает на иноков. Помню, когда я был еще в миру, монастырь представлялся мне страш­ной скукой. Там только редька, постное масло да поклоны. Но, бывая в великосветском обществе, я все равно скучал. А если кто-нибудь начнет особенный разговор, то его подни­мут на смех: вот явился пророк! Да, только пустые, праздные разговоры, даже музыки не слышно. Стоит великолепный ро­яль, и есть хорошо играющие, но никто до него не дотронется. Все более и более отходил я от мира, хотя заметных изменений не было. Это отпадение продолжалось десять лет, пока я совер­шенно не отошел от него. Труднее всего мне было оставить театр, оперу, серьезную музыку... Но случилось нечто – я оста­вил мир и стал иноком. Может быть, конечно, я только внеш­не отошел от мира, блаженны отошедшие от него внутренне. Под миром подразумеваются здесь не люди, а служение страс­тям, где бы оно ни происходило. Можно быть и мирскими инокинями, и в монастыре жить, как в миру. Черные одежды сами по себе не спасают, и белые не погубляют. Не зову вас в монастырь, живите в миру, но вне мира -и благо будет вам.

Блаженны будем мы, если отойдем от мира внутренне. Под миром подразумеваются здесь не люди, а служение страстям, где бы оно не происходило. Господи, прости нас, что не умеем отказывать страстям и не умеем жить в миру, но вне мира.

От скорбей не надо приходить в уныние, в отчаяние, надо терпеть. Многие начавшие идти за Христом бывают вначале очень требовательны: «Господи! сделай меня святой!» Правда, это законная просьба, но нельзя сразу достигнуть святости. Были редкие примеры, когда из грешников сразу становились святыми, но они были исключительными, эти примеры, а нам, грешным, указан путь постепенного восхождения. По­ступая так, не впадешь в сети врага. И люди говорят, что если нищему дать сразу миллион, то он, пожалуй, от неразумного потребления денег и сам погибнет, и других погубит, а если дать ему рублей тридцать-сорок, то он на ноги встанет. Если так рассуждают люди, то не тем ли более Господь раздает Свои дары на пользу, а не на погибель. Должно помнить, что Господь любит и печется о нас, а потому надо вполне предавать себя на волю Божию: твори со мной, Господи, что хочешь. Нельзя стать святым, то есть исполнить заповеди Божии без труда, а этот труд троякий: он состоит из молитвы, поста и бдения. В Евангелии говорится, что однажды приве­ли к ученикам Христовым бесноватого. Сколько Апостолы ни старались изгнать злого духа, он не слушал и говорил: «Не выйду». Тогда бесноватого отвели ко Христу, и Сам Господь изгнал беса. Ученики, оставшись наедине со Христом, с от­тенком упрека говорили Ему: «Почто мы не возмогем изгнати его?» Господь сначала сказал: «За неверие ваше», затем же доба­вил: "Сей род (то есть злые духи) изгоняется токмо постом и молитвою» (Мф. 17, 21). Итак, молитва, пост и бодрствование над собою, то есть хранение своих мыслей и чувств, делают нас победителями врагов нашего спасения.

Должно помнить, что Господь любит и печется о нас, а потому надо вполне предавать себя на волю Божию: твори с нами, Господи, что хочешь. А мы, Господи, и не помним этого, и не предаем себя на волю Твою. Прости нас за это и твори с нами, что хочешь. Нельзя стать святым, то есть исполнять заповеди Божии без труда, а это труд троякий; он состоит из молитвы, поста и бдения. Господи, прости, что слабое хранение мыслей и чувств, не делают нас победителями врагов нашего спасения.

Самое трудное из этих дел – молитва. Всякая добродетель вследствие упражнения превращается в навык, а молитва до самой смерти требу­ет побуждения и является следствием подвига.

Молитва трудна, так как ей противится наш ветхий чело­век. Но она трудна еще и потому, что враг всей силой восста­ет на молящегося. Молитва для диавола есть вкушение смер­ти, хотя, конечно, он уже умер духовно. Но молитва как бы снова поражает его, а потому он всячески противится ей. Даже святые уж, кажется, должны бы только утешаться мо­литвой, но по временам она и для них трудна. Правда, молит­ва несет с собой и высокое утешение, и не только праведни­ку, но и грешнику.

Наш известный поэт Лермонтов испытывал сладость молитвы и описал это в своем стихотворении:

В минуту жизни трудную

Теснится ль в сердце грусть:

Одну молитву чудную

Твержу я наизусть.

Есть сила благодатная

В созвучье слов живых,

И дышит непонятная,

Святая прелесть в них.

С души как бремя скатится,

Сомненье далеко –

И верится, и плачется,

И так легко, легко...

К сожалению, молитва не спасла Лермонтова, так как он ожидал от нее только восторгов, а труда молитвенного понес­ти не хотел. Поэт погиб – он был убит на дуэли.

Господи, молитва трудна и для нас, так как ей противится наш ветхий человек. Да и враг всей своей силой восстает на нас, когда мы молимся. Враг противится молитве, ибо она поражает его. Из-за этих обстоятельств мы оставляем молитвенный труд. Прости нас, Господи, мы больше ожидаем от молитвы восторгов, а труда молитвенного понести не умеем. Прости нас.

Враг сильно нападает, внушая уныние, отчаяние и какой-то необычайный страх. «Тамо убояшася страха, идеже не бе страх...» (Пс. 13, 5). Иногда человек чувствует свое полное бессилие и руки опускает. Но такая печаль незаконна: нужно молитвой и крестным знамением, в котором сокрыта непо­стижимая сила, противиться козням врага.

Враг и на нас сильно нападает, внушая уныние, отчаяние и какой-то необычайный страх. Иногда мы чувствуем полное бессилие и опускаем руки. Прости нас. Но такая печаль незаконна: ее нужно отгонять от себя молитвой и крестным знамением, в котором сокрыта непостижимая сила противиться козням врага. Прости нас, Господи, что этой силой мы забываем пользоваться в моменты уныния и не ставим врагу божественной преграды.

Второе средство для получения спасения – это пост. Пост бывает двоякий: внутренний и внешний. Первый есть воздержание зрения, слуха и всех наших чувств от всего скверного и нечистого, второй – воздержание от скоромной пищи. Тот и другой пост неразрывно связаны друг с другом. Некоторые люди все внимание обращают только на внешний пост, со­всем не понимая внутреннего. Приходит такой человек куда-нибудь в общество и в разговорах там сплошь и рядом при­нимает деятельное участие в осуждении ближних, и много похищает от их чести. Наступает время ужина. Ему пред­лагают скоромную пищу: котлеты, поросеночка. Он долго отказывается.

– Ну покушайте, – уговаривают хозяева, – ведь не то, что входит в уста, оскверняет человека, а то, что из уст!

– Нет, в этом я стоик, – заявляет он, совершенно не со­знавая, что, осуждая ближнего, он уже нарушил и даже совсем перечеркнул пост.

Вот отчего так необходимо трезвение над собой и хране­ние своих мыслей и вообще всех чувств. Трудясь для своего спасения, человек мало-помалу очищает свое сердце, и вместо прежних зависти, ненависти и злобы в нем рождается лю­бовь. Древние христиане жили в любви и согласии, все у них было общее. Апостолы ничего не имели, а достаточные (богатые люди) приносили разную снедь, имущество к ногам Апостолов, те же раздавали всем нуждающимся. Собирались они вместе на ве­черю любви и вкушали от предложенной трапезы.

Второе средство для получения спасения – это пост. Внутренний пост – это воздержание зрения, слуха и всех наших чувств от скверного и нечистого. Внешний пост состоит в воздержании от скоромной пищи. Оба поста неразрывно связаны друг с другом. Господи, прости нас, что мы не храним трезвения над собой и не наблюдаем за своими мыслями и вообще за своими чувствами. Господи, помоги нам трудиться над своим спасением, мало-помалу очищать свое сердце и, вместо прежних зависти, ненависти и злобы, сподобиться рождению в нас любви.

Все усердствуют мне боголюбивые души, а я только разделяю эти дары между мирянами и монашествующей братией. Идет известный вам отец Григорий и, стучась к какому-нибудь иноку, передает приношение.

– О ком молиться? – спрашивает тот.

– Имена их Ты веси, Господи, – отвечает отец Григорий.

Господи, когда мы получаем приношения от боголюбивых душ, то должны поделиться ими с ближними своими и помолиться об этих людях. Господи, прости, что не всегда делимся и не всегда молимся о них.

Когда Господь Иисус Христос посылал Своих учеников на проповедь, то говорил: «Когда же приведут вас в синагоги, к начальством и властям, не заботьтесь, как или что говорить, ибо Святый Дух научит вас в тот час, что должно говорить» (Лк. 12, 11–12). И слова Господни исполнились. Простые, неграмотные рыбаки своим учением покорили всю Вселен­ную. Мудрецы века сего не могли противостоять такому уче­нию. Дух Святой и теперь действует через Священное Писа­ние и через преданных Богу людей. Оттого-то святые книги, в частности Жития святых, так благотворно влияют на душу человека, так как это слово жизни. В писаниях же неверую­щих Ренана, Ницше и прочих – смерть, потому что мраком, тоской и отчаянием покрывается душа от подобного чтения, точно мрачные туманы спускаются со всех сторон и облегают сердце человека, а слово Духа Святого – животворит.

Дух Святой и теперь действует через Священное Писание и через преданных Богу людей. Отчего и святые книги, в частности Жития святых, так благотворно влияют на наши души, так как это слово жизни. Господи, прости, что мы не всегда с охотой пользуемся этим словом, прости, что слово жизни теряет для нас свое воспитательное значение. Слово Духа Святого животворит нас, а слова неверующих несут нам смерть, потому что мраком, тоской и отчаянием покрывают наши души. Господи, прости нас за мрачные туманы, которые со всех сторон от чтения неверующих авторов облегают наше сердце и заставляют нас тосковать и наполняют безнадежием наши души.

В истории известен такой пример. Грозный завоеватель Аттила (двадцать лет был предводителем гуннов) двинулся на Западную Европу. Его огромные полчи­ща все уничтожали на своем пути, и вот Аттила подступил к стенам Рима. Рим со своими несметными сокровищами и громкой славой возбудил у Аттилы желание смирить этот город. Римляне с трепетом ожидали погибели, а святой папа Лев отправился в стан Аттилы и убеждал его отступить от города. Молча слушал Аттила великого старца, и мысль его ко­лебалась. Сподвижники грозного завоевателя уговаривали его не слушать папу и двинуться на город. Миллионное войско было наготове, но Аттила вдруг решительно воскликнул: «На­зад!» Удивленные воины вопросительно взглянули на Аттилу. «Назад!» – повторил он, и все двинулись обратно. Когда они были уже за Дунаем, а может быть, и за Днепром, воины спросили Аттилу, отчего он не взял город, а послушался ка­кого-то старика. «Я не мог не послушаться его, – ответил завоеватель, – так как в словах его была невыразимая сила».

Действительно, Дух Святой говорил через святого папу Льва, оттого-то и не мог противиться этому слову человек.

Господи, прости нас, мы не умеем говорить убедительно, защищая город свой от разрушения иноверцами, и Дух Святой не говорит через нас, и слова наши не имеют невыразимой силы убеждения. Нам не хватает для этого веры. Господи, прости нас за недостаток веры, мужества и бесстрашия.

Нечто подобное было и с нашим поэтом-полувером Пушкиным. Он был в большой славе, его стихи приводили в вос­торг всех не только в России, но и за границей. Не было, да и, кажется, не будет равного ему по музыкальности и звуч­ности стиха. Но эти стихи описывают лишь земное и тлен­ное, сам поэт говорит: «...лире моей вверял изнеженные зву­ки безумства, лени и страстей». И вот на этого поэта громадное влияние имело слово митрополита Московского Филарета, заставляя его задуматься и раскаяться в своем пу­стом времяпрепровождении.

Однажды митрополит Филарет говорил проповедь в Успен­ском соборе. Пушкин стоял, скрестив руки, боясь проронить и слово. Возвращается он домой.

– Где ты был? – спрашивает жена.

– В Успенском соборе.

– Кого там видел?

– Ах, оставьте, – сказал Пушкин и, закрыв лицо руками, зарыдал.

– Что с тобой? – удивилась жена.

– Ничего, дай мне бумагу и чернила.

И под впечатлением слов митрополита Филарета Пушкин написал свое чудное стихотворение, за которое, наверное, многое простил ему Господь.

В часы забав иль праздной скуки

Бывало, лире я моей

Вверял изнеженные звуки

Безумства, лени и страстей.

Но и тогда струны лукавой

Невольно звон я прерывал,

Когда твой голос величавый

Меня внезапно поражал.

Я лил потоки слез нежданных,

И ранам совести моей

Твоих речей благоуханных

Отраден чистый был елей.

И ныне с высоты духовной

Мне руку простираешь ты

И силой кроткой и любовной

Смиряешь буйные мечты.

Последнее четверостишие особенно замечательно:

Твоим огнем душа палима

Отвергла мрак земных сует,

И внемлет арфе Серафима

В священном ужасе поэт.

Пушкин, конечно, не слышал серафимского пения, но, очевидно, подразумевает под этим нечто великое, с чем толь­ко и можно сравнить слова митрополита Филарета.

Дети мои, читайте Священное Писание и творения святых учителей Церкви, так как через них говорит Сам Дух Святой. Но не читайте таких «учителей», которые могут оторвать вас от Христа. Да спасет нас от них Господь! Будем следовать только Христову учению – и спасемся.

Господи, на нас столь сильно не оказывают свое влияние слова святителя Московского Филарета, когда с высоты духовной он руку простирает нам и силой кроткой и любовной смиряет буйные мечты. Господи, прости нас, что наша душа не отвергает мрак земных сует. Мы в священном ужасе не внимаем словам Священного Писания и святых отцов и учителей Церкви, а ведь через них нам говорит Дух Святой. Прости нас, Господи. И ещё мы виноваты тем, что читаем и смотрим экранизации таких «учителей», которые отрывают нас от Тебя, Христа Бога нашего. Прости, Господи, нас за это дозволение отрывать нас от Тебя.

У Хомякова есть прекрасное стихотворение «Звезды», в котором он небесный свод с миллиардами звезд сравнивает с учением галилейских рыбаков, то есть с Евангелием.

В час полночный близ потока

Ты взгляни на небеса:

Совершаются далеко

В Горнем мире чудеса.

Ночи вечные лампады

Невидимы в блеске дня,

Стройно ходят там громады

Негасимого огня.

Но впивайся в них очами

И увидишь, что вдали

За ближайшими звездами

Тьмами звезды в ночь ушли;

Вновь вглядись – и тьмы за тьмами

Утомят твой робкий взгляд:

Все звездами, все огнями

Бездны синие горят.

В час полночного молчанья

Отогнав обманы снов,

Ты вглядись душой в Писанья

Галилейских рыбаков.

И в объеме книги тесной

Развернется пред тобой

Бесконечный свод небесный

Лучезарной красотой.

Узришь – звезды мыслей водят

Тайный хор свой вкруг земли;

Вновь вглядись – и там вдали

Звезды мыслей тьмы за тьмами

Всходят, всходят без числа,

И зажжется их огнями

Сердца дремлющая мгла.

Да, истинное учение Христово способно зажечь и холод­ные сердца. «Огня приидох воврещи на землю...», – говорит Спа­ситель. Всех идущих за Христом покрывает и спасает Благо­дать Божия.

Господи, «в объеме книги тесной галилейских рыбаков» для нас еще не раскрывается «бесконечный свод небесный лучезарной красотой». Мы не умеем вглядываться в «звезды мыслей», которые «тьмы за тьмами всходят, всходят без числа», и их огнями не зажигается «сердца дремлющая мгла». Господи, прости нас, что Твое учение не зажигает наши холодные сердца и под покровом Твоей благодати помоги нам идти вслед за Тобой.

Недавно была у меня девочка, лет семи, с матерью. Спрашиваю девочку, как меня зовут.

– Вар-со-но-фий!

– Верно. Ну а тебя?

– Ва-лен-ти-на.

– Валя, – добавляет мать. – Ну, Валя, не вались, – говорю ей.

– Сам не знаю, отчего я это сказал, только сегодня пришли они ко мне опять.

– Батюшка, – говорит мать, – а знаете, что с Валей слу­чилось? Был у нас погреб открыт, моя девочка не заметила да оступившись, упала прямо в него, а он глубокий. Мы с му­жем в ужасе думали, что она разбилась насмерть, а она оста­лась жива и невредима. Вот чудо! Ну и вспомнились нам ваши слова: «Валя, не вались!»

Ведь вот враг стремится погубить человека, а Благодать Божия спасает. Да спасет Господь и нас от страшного и мрачного погреба, который есть различные вражеские козни, всюду расставляемые нам врагом.

Господи, Твоей Благодатью Ты и нас спасаешь от страшного и мрачного погреба, который есть вражеские козни, всюду расставляемые врагом. Мы нет-нет, да и валимся в этот погреб по своей неосторожности и невниманию. Прости нас, Господи, и спаси от страшного и мрачного погреба вражеских козней.

Вчера служил я обедню в соборе. Много причащалось детей, все подходят спокойно, видно, что соединяются со Христом. Вдруг приносят девочку, лет двух с половиной. Она сильно закричала, затем, высвободив ножку, ударила по по­тиру. Я обомлел. Ведь Святые Дары могли пролиться на пол! Не знаю, как удержал Чашу в своих старческих руках. Верно, Ангел-хранитель, который всегда стоит около нас, ослабил силу удара. Спрашиваю, как зовут девочку, говорят: «Зинаи­да». Принесла ее тетка, так как мать неверующая, в церковь никогда не ходит. Тетке еле удалось оторвать девочку от мате­ри для причащения. И подумалось мне, что ждет этого ребен­ка впереди? Господу известна судьба каждого человека. Гово­рят, что с Толстым в детстве было нечто подобное. Да спасет и помилует нас всех Господь!

Когда дети спокойно подходят к чаше для причащения, это признак того, что они соединяются со Христом. Господи, прости нас, что мы не учим этому своих детей и редко приносим их в храм для причащения, поэтому они и ведут себя у святой чаши как «дикари».

Начну свою беседу теми же словами, как и в прошлый раз: «Днесь благодать Святаго Духа нас собра». Своим пастырским словом свидетельствую вам, что вы совершили подвиг, при­ехав сюда из разных мест на великий праздник Рождества Христова. Верю твердо, что милосердный Господь вознагра­дит вас. Как, не знаю, но не оставит вас ни в этой жизни, ни в будущей. Еще лет сорок-пятьдесят тому назад это время от Рождества Христова до Крещения называлось святыми дня­ми. «Это было на святых днях», – говорили. Теперь эти два слова совмещены в одно – «святки». Что подразумевают под этим словом теперь? Обыкновенно – период времени от Рождества до Крещения, но часто с этим понятием соединя­ется понятие о греховных удовольствиях, которых так много бывает именно в это время. Враг издевается над христиана­ми, и время, в которое совершалась тайна нашего спасения, обращается в разгул всевозможных пороков. Оттого-то и на­звал я подвигом то, что вы оставили все мирские удовольствия: театры, балы, маскарады – и приехали в нашу тихую обитель, чтобы провести эти дни в молитве, духовной беседе и удалении от мирской суеты. Здесь вы говели и приобщались Святых Тайн. Это великое дело – принять в себя Самого Господа. В Таинстве Покаяния, или исповеди, разрываются век­селя, то есть уничтожается рукописание наших грехов, а при­чащение истинных Тела и Крови Христовых дает нам силы перерождаться духовно. Правда, это совершается не сразу и, пожалуй, неощутимо для нас: «...не приидет Царствие Божие с соблюдением» (Лк. 17, 20), но несомненно, что это перерожде­ние рано или поздно совершится и мы начнем новую жизнь, жизнь во Христе.

Господи, и нам предлежит подвиг спасения в святые дни от Рождества Христова до Крещения: это и поездка в скит, это и отказ от греховных удовольствий; это желание провести святые дни в молитве, духовной беседе и удалении от мирской суеты; это говение и причащение Святых Тайн, это исповедание своих грехов, это и восприятие силы Христовой для духовного перерождения. Господи, прости нас, что мы к этому подвигу искренно не стремимся и духовное перерождение в нас едва заметно теплится.

Есть еще великое Таинство Елеосвящения, или собо­рование. В этом море милосердия Божия потопляются все наши забвенные грехи, а таких у каждого немало найдется. Жизнь сложна, враг сильно нападает на тех, которые желают спастись, но Таинства, молитва и крестное знамение разруша­ют все козни и делают их «яко ничесоже».

Господи, и нам в дни поста следует топить в море милосердия Твоего все наши забвенные грехи, в своем разуме осмысливая факт нападения на нас, желающих спасения, врага. Прости нас, Господи, за то, что Таинствами, молитвою и крестным знамением мы не разрушаем все козни диавола.

Жизнь – это кни­га. Листы ее – это события нашей жизни, все – от важных до ничтожных случаев. В нашей жизни нет ничего, что не имело бы значения, только мы-то часто этого и не понимаем, и лишь просветленные Божественной Благодатью умы по­нимают смысл каждого случая. В книге бывают опечатки. В жизни бывают ошибки, часто труднопоправимые, и Господь может исправить их... Книги бывают тоненькие, объемистые и даже многотомные, так и жизнь человека. Часто возникает вопрос: отчего умирает младенец? Почему живет старец? От­чего лишь только появился на свет человек, заплакал, окрес­тили его, и Господь берет его жизнь, а другой живет до глубо­кой старости? Тонка книга младенца – всего несколько страниц, а книга старца многотомна. Все это Тайна Божия, которую мы не можем постигнуть.

Господи, наша жизнь похожа на книгу, листы которой – это события нашей жизни. В ней нет ничего, что не имело бы значения, только мы часто этого не понимаем. Прости нас, Господи, за непонятливость и озари Своей Божественной Благодатью смысл каждого случая, чтобы понимать нам Твою заботу о нас.

Сохранился рассказ матери известного декабриста Рылее­ва, напечатанный в свое время в одном журнале.

Рылеева была вдовой и имела единственного сына, кото­рого любила всей душой. И вот однажды ее пяти- или шестилетний сын заболевает. Долго лечили его, и, наконец, врачи, бессильные что-либо сделать, ушли, а мать опустилась на ко­лени перед иконами и начала усиленно молиться о спасении сына. Среди молитвы на нее напал легкий сон, и видит она большую площадь, звуки военной музыки, гул толпы. Вдруг выдвигается эшафот, на нем виселица, на эшафот вводят ее «сына и вешают… Она в страхе просыпается. «Господи! – вос­кликнула горестная мать, – знаю, что это сон – не мечта, а послан для моего вразумления, но все же молю Тебя, оставь в живых моего сына».

Господь услышал ее молитву, сын поправился, к великому изумлению врачей, неизвестно чему приписавших подобный случай (впрочем, и врачи в то время были верующими).

Прошло много лет, Рылеев вырос, сошелся с людьми, отвергавшими Бога и все святое, желавшими закрыть все церк­ви и прекратить богослужение, а также восставшими против самодержавной власти. Они составили союз с целью ниспровергнуть самодержавие и учредить республику. Но заговор был раскрыт, его участники, в том числе и Рылеев, были казнены. И вот мать Рылеева наяву увидела большую площадь, толпы народа, звуки военной музыки. Воздвигли эшафот, на нем виселицу, и Рылеев был повешен. Его мать не возропта­ла, не пришла в отчаяние, но с твердостью произнесла: «Прав Ты, Господи, и правы суды Твои».

Господь лучше нас знает, что для нас полезно, а что вред­но, потому надо вверяться Его водительству. Пребывайте в Церкви, будьте верны Христу Богу.

Господи, мы верим: Ты лучше нас знаешь что для нас полезно, а что вредно, потому мы вверяем себя Твоему водительству. Но часто эта вера подводит нас, и мы настаиваем на своем. Господь удовлетворяет наше прошение, а мы, получив просимое, ропщем и приходим в отчаяние. Прости нас, Господи, что в таком случае не готовы бываем сказать: «Прав Ты, Господи, и правы суды Твои».

Не далее как сегодня в «Московских ведомостях» я прочел такую историю. Одна молодая девушка, красивая собой, встретилась на балу с молодым человеком, тоже очень краси­вым, и они полюбили друг друга. Чуть ли не здесь же он сде­лал ей предложение, и она, не спросясь родителей, изъявила свое согласие. Обвенчались они, живут месяц, другой, третий и утопают в блаженстве. Она так и думала всю жизнь прожить в счастье, но вышло иначе. Ее муж любил женщин и даже от такой прекрасной жены стал уходить к другим. Сначала она только делала замечания ему, затем пошли ссоры. Он начал брать у нее деньги. Сперва она охотно давала, но его требова­ния становились все более нахальными, а когда она ему од­нажды отказала, он избил ее до синяков. Кроме женщин, муж пристрастился к вину и все уносил из дома. Тяжело было жене, не столько физически сколько нравственно она изму­чилась. Каково ей было смотреть на своего развенчанного кумира! Наконец мать сжалилась над дочерью и предложила ей переехать к себе. Дочь взяла с собой единственное свое сокровище – пятилетнего сынишку. Муж явился и сюда с требованием денег. Бить ее здесь он не мог, но осыпал колки­ми словами... «Ты разлюбила», – говорил он, «Нет, и теперь люблю тебя, – возражала жена, – брось свою распутную жизнь, и я опять вернусь к тебе. Есть у меня еще кое-какие крохи, будем жить на них, да и я еще имею право на наслед­ство родителей». Но муж не пожелал измениться. Вот од­нажды приходит он к жене. Швейцар его не пускает. «Мне только надо видеть Надю», – настаивает он. Верно, сунул что-нибудь швейцару, тот пропустил его. У жены он требовал денег, а когда она отказала ему, нанес ей пять ударов финским ножом. Она упала, обливаясь кровью. И все это видел ма­ленький сынишка. Какой пример получил он на всю жизнь! Убийца убежал, а ее похоронили. Печальная история! Но отчего рассказал я вам ее? Прежде всего, для того, чтобы показать вам, что вне Церкви не может быть счастья. Они по­знакомились на балу, где, конечно, и мысли не было о Боге. Думается мне, что и потом они жили вне Церкви.

Господи, какой ужасный, но поучительный пример! Он говорит нам, что вне Церкви нет счастья: познакомились на балу, где и мысли не было о Боге, да и жили вне Церкви. Господи, прости нас, что в какой-то мере многие идут подобным путем, идут им и наши дети, ибо мы их не учим важные жизненные шаги делать с благословения родителей и святой Церкви.

Нынче расплодилось много еретиков, они считают себя истинно верующими. Но какая же это вера, когда что-то они признают, а что-то отвергают. Мне случилось говорить с толстовцами. Насколько же мрачно их мировоззрение! Полное отчаяние, никакого света! Тяжело мне было. «Вот лежит ваш учитель на смертном одре, – говорил я им, – передайте ему, что здесь пастырь, который может примирить его с Богом». Но меня не допустили до Толстого.

Еще раз повторяю: не ходите на собрания еретиков, кото­рые могут погубить вашу душу. В страшное время мы живем. Людей, исповедующих Иисуса Христа и посещающих храм Божий, подвергают насмешкам и осуждению. Эти насмешки перейдут в открытое гонение, и не думайте, что это случится через тысячу лет, нет, это скоро наступит. Я до этого не дожи­ву, а некоторые из вас увидят. И начнутся опять пытки и му­чения, но благо тем, которые останутся верными Христу, Господу нашему.

Господи, и у себя мы замечаем изъяны в вере, ибо что-то признаем, а что-то отвергаем. Прости нас, Господи, за это. Господи, прости нас и за то, что мы благодушно не переносим насмешек и осуждения, когда исповедуем Господа Иисуса Христа нашим Богом и посещаем храм Божий, а иногда и открытое гонение.

Надеюсь, что вы все останетесь Ему верны и не отвернетесь от Господа своего. Молитесь, чтобы Господь послал вам христианскую кончину: «Христианския кончины живота нашего, безболезнены, непостыдны, мирны и добраго ответа на Страшнем Судищи Христове просим».

Кончина есть конец жизни, и добро тем, кто сподобится христианской кончины. Один епископ при возглашении этой ектении всегда творил земной поклон. И вы не забывайте если не в землю поклониться, то сделать поклон поясной или хотя бы свое внимание сосредоточить на этом прошении. И заметьте, что люди, верующие в Бога и на деле исполняющие Его святой закон, умирают спокойно, а смерть безбожников обычно страшна.

Господи, и мы не всегда бываем внимательны к словам ектении «Христианския кончины», забываем в землю или в пояс поклониться и сосредоточить свое особое внимание на этом прошении. Прости нас, Господи.

Все образованные люди знают известного немецкого писателя Гёте. Незадолго до смерти он дошел до такого безумия, что, поклоняясь языческому богу Зевсу, отвергал Христа и издевался над Ним. Правда, в его произведении «Фауст» добро торжествует над злом, быть может, потому, что «Фауст» написан в лучшую пору жизни, когда он еще был верующим. Ужасна была его кончина. «Света, света больше!» – кричал он в предсмертной агонии. Очевидно, вечный мрак уже начинал окутывать его душу, и вспомнил он о Присносущном Свете, да уже поздно. Как ни стараются почитатели Гете объяснить иначе его последние слова, но истина остается в своей силе.

Другой знаменитый писатель, Шекспир, хотя и принадлежал к англиканскому исповеданию, но всегда признавал Бога. Был он идеалистом, его произведения отрывают от мелочной житейской суеты. Умирая, он говорил: «Я спокоен». Это было не спокойствие отчаяния, но спокойствие, посланное Богом за веру в Него.

Страшна смерть неверов и кощунников, а теперь их так много! Писатель Спенсер характеризует многих людей так: «Люди – это деревяшки, а сердце их – рубль». Какая корысть от деревяшки и от рубля, а это выражение очень метко характеризует людей, погруженных в мелкие земные интересы и вовсе не думающих об иных, высших идеалах. И действительно, Господь «поругаем не бывает» (Гал. 6, 7).

Господи, и мы согрешаем, погружаясь в мелкие земные интересы и не думая об иных, высших идеалах. Прости нас.

Закон возмездия остается в полной силе. Грешники наказываются не только в будущей, но еще и в этой жизни. В Житиях святых из сонма примеров возьмем хотя бы один – святую мученицу Агафию. Ее подвергают ужаснейшим пыткам, желая вынудить отречение от Христа, но мученица остается непобедимой. Наконец голову ее усекают мечом, а мучитель, захватив ее богатства, довольный собой, едет в Рим к императору Декию с сокровищами Агафии. Доехав до реки, он поставил лошадей на паром. Одна из лошадей вдруг бросилась на мучителя, изгрызла ему лицо, а затем, схватив зубами за одежду, бросила его в воду. Никого другого не тронула. Вот как этот мучитель еще при жизни подвергся казни Правосудия Божия. Так и во всем земная мудрость ничто в сравнении с мудростью небесной, хотя земные знания и бывают нам полезны в сей жизни, но они не ведут нас в Царство Света.

Господи, приведенный пример говорит нам о Твоем правосудии и указывает нам на опасность забывать о нем в делах греховных. Господи, прости нас, что многие наши дела, не продиктованные небесной мудростью, отзовутся плачевными последствиями и станут препятствием на пути в Царство Света.

Помню, когда я был еще в миру, то, побывав однажды в Гефсиманском скиту, удивлялся, почему там утреня была в 2 часа ночи.

– А вы бы когда думали? – спросил меня настоятель.

– Да часа в три-четыре.

– Нет, – ответил он, – необходимо вставать в 12 часов ночи, так как сохранилось предание, правда нигде не записанное, но в которое веруют и Восточная и Западная Церковь, что Христос в полночь придет судить мир. «Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, егоже обрящет бдяща». А потому так важна полуночная молитва! Если уж трудно идти к утрени, то, по крайней мере, дома нужно в это время помолиться. Важна молитва церковная, лучшие мысли и чувства приходят именно в церкви; правда, и враг сильнее в церкви нападает, но крестным знамением и молитвой Иисусовой отгоняйте его. Хорошо встать в церкви в какой-нибудь темный уголок и молиться Боженьке. «Горе имеем сердца!» – возглашает священник, а ум наш часто стелется по земле, думая о непотребном. Боритесь с этим! Молитесь Господу, чтобы мое убогое слово принесло вам пользу.

Сохранилось предание, что Христос в полночь придет судить мир. «Се Жених грядет в полунощи, и блажен раб, егоже обрящет бдяща». Потому так важна полночная молитва! Дома в это время нужно помолиться. Господи, мы виноваты перед Тобой, что не принуждаем себя в это время помолиться. Прости нас за это и за то, что и во время молитвы ум наш стелется по земле, думая о непотребном. Господи, прости нас, что мы не боремся с этим.

Батюшка отец Амвросий говорил своим слушательницам:

– Ах, как хотел бы я повести вас на источник воды живой!

Раздается голос:

– Батюшка, поведите!

– Да я и сам там не был, – отвечает отец Амвросий, – но сильно хочу быть там.

В действительности же старец властно вел своих почитателей на источник живой воды.

Господи, желание быть поведенными на источник воды живой у нас есть, но умение проходить этот путь под руководством старца у нас утеряно. Прости нас, Господи, и пошли нам духовного руководителя, знающего путь на источник воды живой.

Вот собрались вы здесь и, может быть, какая-нибудь из вас думает: «Родители мои стары, умрут они, останусь я одна, надо замуж выходить» Что же, это дело хорошее, глядишь, Господь пошлет мужа по сердцу! А другая поднимает тоном выше: «Страшно выходить замуж, вдруг муж изменит и бросит, а еще и беспокойство о детях. А лучше поступить в монастырь – работать Единому Богу». И такое намерение Бог благословляет. А иная хочет, оставаясь в миру, жить в девстве и целомудрии, да поможет и ей Господь!

Читайте Священное Писание, а также и Жития Святых, особенно святых великомучениц Екатерины, Варвары, Ирины, Евдокии, потому что каждый святой дает частичку своей крепости читающему его Житие с верой и поможет при прохождении мытарств.

Мы мало читаем Священное Писание и Жития Святых, мы еще не исполнились мыслью, что каждый святой, чье житие мы читаем с верой, даёт нам частицу своей крепости и поможет нам при прохождении мытарств. Прости нас, Господи, за оскудение веры по этому вопросу жизни.

Священное Писание – это книга жизни, писания же еретиков ведут к смерти. Не читайте их, чтобы мрак сомнений не окутал вашу душу.

Господи, мы верим, что Священное писание – это книга жизни, писания же еретиков ведут к смерти. Господи, прости нас, что, читая их, мы позволяем мраку сомнений окутывать нашу душу. Господи, прости нас за потерю бдительности к охранению наших душ от мрака сомнений.

Англичанин Джеймс написал свою исповедь, в которой рассказывает, почему стал православным христианином. Это случилось так. Джеймс с товарищем (православным) поехал однажды кататься. На пути они увидел часовню, и товарищ решил зайти туда. «А мне можно?» – спросил Джеймс. – «Конечно». Товарищ его пошел приложиться к иконе Божией Матери, а Джеймс смотрел на икону и думал: «А что, если я подойду?» Вдруг случилось великое чудо: Светоносная Жена, Сама Царица Небесная подошла к Джеймсу и покрыла его Своим омофором. Джеймс испытал неизъяснимое блаженство и бесповоротно пошел за Христом, сделавшись православным. Но ведь много неверов, может быть, было в часовне, отчего же Матерь Божия подошла именно к Джеймсу? Это тайна, которую и не будем стараться постичь.

Посещение часовен и прикладывание к иконам Богоматери и святых имеет своим плодом невидимое приближение к нам Самой Царицы Небесной и осенение нас честным Ее омофором. И то, что мы часто делаем это бездумно, делает нас нечувствительными к этому приближению Богоматери и соответственно теплохладными. Господи, прости нас за это нечувствие.

Некоторые говорят, что наука и искусство, особенно музыка, перерождают человека, доставляя ему высокое эстетическое наслаждение, но это неправда. Под влиянием искусства, музыки, пения человек действительно испытывает наслаждение, но оно бессильно переродить его.

Когда я был еще в миру, то очень любил музыку, и в частности игру на фисгармонии – рояль не может так передать глубину чувства. У нас в Казани жил известный композитор Пасхалов. Чтобы усовершенствоваться в игре, я стал брать у него уроки. Часто мы вели с ним беседы. Однажды разговор зашел о Святом Причащении.

– Ну, в это я не верю, – сказал музыкант.

– А вы верите, что есть Америка?

– Конечно, это знает каждый ученик приходского училища.

– Ну, а если бы кто-нибудь сказал: я не верю, что есть Америка, то от этого она, конечно, не перестала бы существовать? Так и великое Таинство Тела и Крови Христовых остается в полной силе, несмотря на то, что вы в него не верите.

– Да, действительно, возможно, вы правы, впрочем, со мной еще никто так не говорил.

– Ну вот, Александр Васильевич, сходите вы в это воскресенье в церковь, послушайте там певчих, помолитесь. А во вторник у нас будет урок, мы с вами поговорим.

– Хорошо, согласен, – сказал Пасхалов.

– Вот вы говорите, что искусство перерождает душу, а на деле выходит иначе. Вы пьете, знаете, что это худо, а бросить не можете – нет сил. Развелись с женой, не сохранили к ней верности, а Священное Писание говорит, что ни блудники, ни пьяницы Царствия Божия не наследуют.

Пасхалов задумался. По-видимому, беседа произвела на него сильное впечатление. Прошло три дня, и Пасхалов явился ко мне с тетрадью в руках.

– Разрешите мне сыграть мое последнее произведение, – сказал он, указывая на тетрадь.

– Пожалуйста, – отвечаю, – но отчего же последнее?

– Так я чувствую. Перелистывал я недавно книжечку Полонского и остановился на стихотворении «Плохой мертвец», вот и решил в последний раз переложить его на музыку.

Никогда еще, ни раньше, ни позже, не слыхал я таких звуков, полных мощи и воодушевления.

– Больше заниматься музыкой не буду… Не хочу раздваиваться, чувствую, что вы правы, – произнес Пасхалов, несколько успокаиваясь, – помните рассказ про великого художника Ван Дейка? Когда он ушел в монастырь, то не захотел уже раздваиваться между любовью к Богу и художеством, а потому, несмотря на советы игумена, предложившего ему писать иконы, он бросил кисть и краски в протекавшую около монастыря реку Тахо. Оставлю все и приду к вам за наставлениями.

– О нет, – воскликнул я, – я не могу вас учить, сходите лучше к профессору Казанской духовной академии отцу Антонию (который стал впоследствии Петроградским митрополитом), он вас наставит. А главное, бросьте пить вино!

Пасхалов обещал. Прошло несколько дней. Вдруг приходит ко мне один знакомый, хорошо знавший Пасхалова.

– Я к вам с новостью, – начал он. – Пасхалов умер.

Потом он рассказал печальные подробности кончины знаменитого композитора.

Пасхалов исполнил свое слово, был у отца Антония, который, между прочим, советовал ему не бросать музыку, но заняться переложением церковных песнопений. Также взял с него обещание не пить. Дня три-четыре Пасхалов не пил, но на пятый день ушел из дома и вернулся поздно ночью. Горничная, которая отворила дверь, с ужасом увидела, что Пасхалова ведет какое-то «страшилище» с огромными сверкающими глазами. Втолкнув его в двери «страшилище» сказало: «Бери своего барина!» Пасхалов был совершенно пьян.

На другое утро его нашли кончившим свою жизнь самоубийством. А одному из родственников композитора явился враг и с адским хохотом кричал: «А! Он спасаться захотел! Нет, я его задушу!»

И действительно задушил.

Вся Казань сошлась на похороны знаменитого композитора. Тело его утопало в цветах. Отпевали торжественно. Затем собрали большую сумму денег и воздвигли ему великолепный памятник. Я тоже был на похоронах и, идя за гробом, думал горестную думу: на что ему теперь это торжество, когда душа его погибла. Конечно, неизвестно, какова воля Божия, но да сохранит нас всех Господь от такой кончины.

Некоторые говорят, что наука и искусство, особенно музыка, перерождают человека, доставляя ему высокое эстетическое наслаждение, но это неправда. Под влиянием искусства, музыки, пения человек действительно испытывает наслаждение, но оно бессильно переродить его. Неспособно оно переродить и нас. Господи, прости нас, что мы часто с искусством и музыкой связываем необоснованные надежды на изменение своей греховной жизни. Наслаждение ими отчасти получаем, а улучшения жизни не происходит. Господи, помоги нам прилагать усилия к посещению богослужений, к исповеди, Причащению святых Тела и Крови Христовых и служить Богу молитвой и бдением над своей душой. И спаси нас, Господи, от вероломного нападения на нас врага нашего спасения, несущего нам гибель.

Веруйте в Господа, исполняйте по силе Его святой закон, и верю, что спасетесь. Никогда не приходите в отчаяние. А то так случается: затоскует душа и не какого-нибудь невера, а душа истинного христианина. И заповеди по силе исполняет, и говеет, и посты соблюдает, но вдруг покажется ей, что Господь ее ненавидит. Какая диавольская мысль! В Писании сказано, что Господь ненавидит только гордых, даже жидов и магометан Он принимает, если они к Нему обратятся, – и вдруг: христианскую душу ненавидит! Нет, Господь любит всех, а мысль о ненависти Божией – это стрела врага, завидующего человеку. Много посылал он стрел, а эта уж последняя, которую надо изловчиться и отразить, то есть совершенно пренебречь подобной мыслью.

Господи, и нам случается, хотя и заповеди по силе исполняем, и говеем, и посты соблюдаем, затосковать душой так, что кажется, будто Господь нас ненавидит. Какая диавольская мысль! Нет, Господь любит всех, а мысль о ненависти Божией – это стрела врага, завидующего нам. Много посылал он стрел, а эта последняя, которую надо изловчиться и отразить, то есть совершенно пренебречь подобной мыслью. Господи, прости нас: мы не нарабатываем подобной ловкости своей душе и, не делая ничего, погибаем.

Когда кончается год, то подводится итог того, что мы сделали за это время, Конечно, каждым совершено много промахов, ошибок, но будем надеяться на милость Божию и пожелаем друг другу не нового счастья, а новой Благодати Божией.

Господи, прости нас, что поздравляя друг друга с новым годом, мы склонны желать не новой Благодати Божией, а нового счастья.

Не смущайтесь и не бойтесь скорбей. Скорби и радости тесно соединены друг с другом. Вам это кажется странным, но вспомните слова Спасителя: «Жена, егда раждает, скорбь имат, яко прииде год ея: егда же родит отроча, ктому не помнит скорби за радость, яко родися человек в мир» (Ин. 16, 21). День сменяет ночь, и ночь сменяет день, ненастная погода – вёдро; так и скорбь, и радость сменяют одна другую.

Господи, мы не приучаем себя, что скорби и радости сменяют друг друга и не следует этим смущаться. Господи, прости нас, что к скорбям мы относимся недружелюбно, а к радостям с повышенным вниманием.

Апостол Павел произнес грозное слово на тех, которые не терпят от Бога никакого наказания: если вы останетесь без наказания, вы – незаконные дети. Не надо унывать, пусть унывают те, которые не веруют в Бога; для тех, конечно, скорбь тяжела, так как, кроме земных удовольствий, они ничего не имеют. Но людям верующим не должно унывать: скорбями они получают право на сыновство, без которого нельзя войти в Царство Небесное.

Господи, прости нас, что случается и нам не терпеть от Тебя, нашего Бога, никакого наказания, так что, оставаясь без наказания, мы вписываем себя число в незаконных детей. И унываем. Прости нас, Господи, и помоги скорбями получить право на сыновство и войти в Царство Небесное.

«Отроцы благочестию совоспитани, злочестиваго веления небрегше, огненнаго прещения не убояшася, но посреде пламене стояще, пояху; отцев Боже, благословен еси». (Ирмос Рождества Христова, глас 1, песнь 7).

Скорби есть огненное прещение, или испытание, но не надо их бояться, а, как преподобные отроки, воспевать Бога в скорбях, веруя, что они посылаются Богом для нашего спасения.

Да спасет же всех нас Господь и введет в Царство Незаходимого Света!

Огненного прещения – скорбей – нам не надо бояться, а подобно отрокам в скорбях следует воспевать Бога, веруя, что они посылаются Богом для нашего спасения. Мы же испытания скорбями не выдерживаем и воспевания Бога в скорбях совершать не умеем. Господи, прости нас.

Сегодня подписывая книгу одной моей духовной дочери под заглавием «Невидимая брань» и выставляя дату – 6 января, я вспомнил, что это как раз день смерти епископа Феофана, который перевел эту книгу с греческого языка на русский. Епископ Феофан перевел ее не то что дословно, но даже передал и дух этой книги, подобно Жуковскому, который переводя Шиллера, так проникался духом поэта, что перевод трудно было отличить от оригинала.

Господи, мы мало знакомы и даже совсем не знакомы с этой замечательной книгой, которая учит нас быть воинами Христовыми и воевать за свою преданность Господу. Прости нас, Боже, что не научились еще вести невидимую брань с врагом нашего спасения.

Сегодня не удалось мне служить. Простудился во время исповеди в пятницу. Исповедников было человек тридцать, исповедь продолжалась довольно долго. Стоял я у окна и чувствовал, что холод меня пронизывал, но прекратить исповеди или перенести на другой день счел неудобным, вот и расхворался так, что и на Крещение не мог служить.

Был у нас в Оптиной пустыни великий старец отец Макарий. Он вел однажды беседу с одним посетителем и тоже, сидя у окна, простудился. Чувствовал, что сильно дует, но оставить беседу неоконченной не захотел. От этой простуды отец Макарий потом всю жизнь страдал, так и умер от этой болезни.

Принимая исповедь или ведя беседу, старцы иногда делали это в физически неблагоприятных условиях и даже от этого болели потом долго, но не находили удобным прекратить их или перенести на другой день. Мы же собственное самочувствие часто ставим выше послушания и заботимся больше о себе, а не о трепетном выполнении послушания. Прости нас, Господи.

Вы совершили подвиг, приехав на праздники в нашу тихую обитель на свои маленькие средства, добытые честным, а часто и очень тяжелым трудом. Думаю, что отдохнули вы здесь душой Причастились Тела и Крови Христовых и утешение от Господа получили по мере восприятия каждой – одна больше, другая меньше, но все же, думается, все получили. Может, и телом вы отдохнули здесь, хотя и терпели некоторые неудобства. Гостиница у нас маленькая, позволяет жить всего три-четыре дня. Приходилось снимать помещение у крестьян, которые, конечно, не могут предоставить многих удобств. Да вознаградит вас за все Господь! Теперь опять возвращаетесь вы к своим занятиям, снова начинается для вас трудовая жизнь, может быть, полная скорбей. Что делать? Скорби неизбежны, хотели бы мы миновать их. Жизнь представляется нам в виде белой полосы, на ней черные точки – скорби, от них нам желательно поскорее отделаться, а на самом деле жизнь есть черная полоса, и на ней рассеяны белые точки – утешения. «…В мире скорбни будуте, – сказал Христос, – но дерзайте, яко Аз победих мир» (Ин. 16, 33). А где найти утешение в скорбях, которые обступают нас со всех сторон? Необходимо углубиться в себя, в свой внутренний мир, так как в нем таится источник утешения.

Действительно, Господи, жизнь представляется нам в виде белой полосы, на которой черные точки – скорби, от которых хочется отделаться. На самом же деле жизнь есть черная полоса и на ней рассеяны белые точки – утешения. А найти утешение в скорбях мы можем только углубляясь в себя, в свой внутренний мир, так как в нем таится источник утешения. Господи, прости нас, что мы ещё не сумели отыскать в себе этот источник утешения.

Именитые для отдыха уезжают за границу, под южное небо Сицилии, а мы углубляемся в свое сердце, в коем заключен целый чудный мир, может быть, многим неизвестный. Но как войти в него? Единственный ключ – Иисусова молитва, которая открывает нам дверь в этот мир. Но, чтобы углубиться во внутренний мир, необходимо уединение. Некоторые святые бежали для этого в глубочайшие пустыни и оставляли всех и вся, чтобы только упражняться в Иисусовой молитве. Известный подвижник Лука Элладский бежал в пустыню для усовершенствования в молитве, так как постоянные толпы народа, приходившего за советом и утешением, мешали ему сосредоточиться. Поступил он подобно Арсению Великому, который был научен Самим Господом: «Бегай людей и спасешься».

Углубиться в чудный мир своего сердца мы можем только через уединение. А чтобы войти в него, мы должны иметь ключ – Иисусову молитву, которая открывает нам дверь в этот мир. Господи, прости нас, что не умеем открывать дверь своего сердца Иисусовой молитвой, совершаемой в уединении.

Возникает вопрос: правомочно ли поступил Лука, оставив народные массы ради спасения своей собственной души? Вполне! Ученые, чтобы издать какой-нибудь научный труд, удаляются от общества и углубляются в свою работу. Ученик, готовясь к экзамену, уходит в отдельную комнату, а если нет таковой, то часто, закрыв уши, чтобы не слышать чего-либо постороннего, зубрит свои предметы. Не тем ли более святой для приготовления себя к Вечной Жизни имеет право на уединение? И удаляется он от людей не по ненависти к ним, не в силу своего эгоизма – но и там, в пустыни, служит тому же миру молитвой о нас ко Господу.

Господи, и нам полезно уединение с целью углубления в молитву и приготовления себя к Вечной Жизни. Господи, прости нас, что, уединяясь, мы не эти вечные вопросы решаем, а ищем себе покоя и отдыха. Господи, прости, что не молимся о других, когда бываем в уединении.

Одному схимнику однажды явилась Матерь Божия и спросила:

– Кто ты такой?

– Я – грешнейший и недостойнейший раб Твой, – ответил он.

– Но каково твое звание?

– Я – схимник.

– А что значит – схимник?

Старец затруднился ответить. Тогда Сама Владычица Матерь Божия объяснила ему:

– Схимник есть молитвенник за весь мир.

Святые, удаляясь от всех людей, не перестают любить их и молитвами своими отвращают от грешных гнев Божий. Один известный писатель, Вальтер Скотт, говорил, что если бы ему предложили на выбор жизнь, полную довольства и богатства, но лишили бы его возможности остаться наедине с самим собой, или одиночную тюрьму, то он выбрал бы последнее.

Святые удаляются в уединение не по ненависти к нам, не в силу эгоизма, а чтобы и там, в пустыне, служить миру молитвой о нас ко Господу. Так, святые, удаляясь от всех людей, не перестают любить их и своими молитвами отвращают от грешных гнев Божий. Господи, прости нас, что, уединяясь, мы желаем убежать от людей, а не предстоять Тебе, нашему Господу, в молитве о них.

Во время духовной беседы окружают нас стены, над нами потолок, за ним крыша, а там – небо, на небе – мир ангельский. В эту минуту смотрят на нас Ангелы, видят наше сердце, знают наши помышления и помогают нам. Особенно близок к нам Ангел-хранитель, который постоянно молиться за нас и стремится наставить нас на все благое, защитить от всякого зла. А потому каждый из нас обязан молиться своему Ангелу-хранителю и утром, и вечером: «Святый Ангеле Божий, хранителю мой, моли Бога о мне, грешной». Также ежедневно нужно призывать и ту святую, имя которой носишь.

Господи, прости нас, что не молимся ежедневно своему Ангелу-хранителю, который постоянно молится о нас и стремится наставить нас на все благое, защитить от всякого зла. И ещё, Господи, прости, что святого, имя которого мы носим, забываем ежедневно призывать себе на помощь.

Смотрит теперь на нас и мир злых духов и уже кует оковы, желая разрушить слова грешного Варсонофия, но не бойтесь! Господь спасет нас от их злой силы. Читайте Священное Писание, Евангелие, Послания, а также Жития святых. Великое значение имеет это чтение, но вот что грустно: Жития святых печатаются, может быть, некоторыми приобретаются, но большинство их не читает. А между тем, какую пользу можно извлечь из этого чтения! В нем найдем мы ответы на многие наши вопросы, святые научат нас, как выйти из затруднительного положения, как устоять, когда мрак со всех сторон окутывает душу так, что кажется, будто и Бог оставил нас.

Смотрит на нас и мир злых духов и кует свои оковы, чтобы разрушить слова, ведущие нас ко спасению. Господи, прости нас, что не хватает нам веры в Твою помощь, не достает прилежания читать Священное Писание, Евангелие, а также Жития святых. Господи, прости нас, что не стремимся извлечь пользу из этого чтения: не ищем ответы на многие наши вопросы, чтобы выйти из затруднительного положения, чтобы устоять, когда мрак со всех сторон окутывает душу. Не оставляй нас, Господи, в такие минуты, будь с нами Твоею благодатию!

Посещайте храм Божий, особенно в скорби: хорошо встать в каком-нибудь темном уголке, помолиться и поплакать от души. И утешит Господь, непременно утешит. И скажешь: «Господи, а я-то думал, что и выхода нет из моего тяжкого положения, но Ты, Господи, помог мне!» Тесен и прискорбен путь, вводящий в Жизнь Вечную. Мы идем как бы по лезвию ножа, а по сторонам простирается пропасть. Страшно ввергнуться в нее! "Блюдите убо, – говорит Апостол, – како опасно ходите…» (Еф. 5, 15). После этой земной жизни нам предстоит экзамен, решающий нашу участь на всю вечность: переэкзаменовок не будет. Науки земные не помогут нам выдержать этот экзамен.

Господи, мы не проявляем большой охоты посещать храм Божий даже в скорбях, чтобы помолиться и поплакать от души, ожидая Твоей помощи. Господи, прости нас, что мы не готовимся к предстоящему экзамену, решающему нашу участь на всю вечность. Господи, прости, что твердо не усвоим: переэкзаменовок не будет, что все надо делать правильно с первого раза.

Некоторые ученые, зная множество наук, совершенно не знают своей души и понятия не имеют о жизни духовной. Явится такой на этот великий экзамен, и спросят его: «Сотворил ли ты заповеди Христовы, а если не сотворил, то каялся ли в том? Веровал ли в Господа Иисуса Христа, Единородного Сына Божия?» И этот ученый, прославленный на земле, оказывается на таком экзамене дурак дураком. Он не только не исполнял заповеди, но даже и не веровал в Бога. Какова же участь его? В Чертог Небесного Царя его не пустят, и будет он отринут во мрак преисподней. Ведь неверы хуже бесов. Те ненавидят Бога и трепещут, а неверы даже отрицают Его существование. Какое же утешение они могут иметь в загробной жизни? Земная ученость без веры в Царство Небесное не ведет, не вводит туда и искусство. Поэты и художники испытывают высокое эстетическое наслаждение, но это только душевное чувство, оно не способно переродить душу. В своем стихотворении «Пророк» жизнь до духовного возрождения Пушкин называет «мрачной пустыней».

Духовной жаждою томим,

В пустыне мрачной я влачился.

Поэты и художники, которые удовлетворялись только восторгами, полученными от искусства, подобны людям, дошедшим до портика царского дворца, но не вошедшим внутрь чертога, хотя им и предлагали.

Но как же спастись? Как войти в Чертог Царя Небесного? Есть лестница туда и из монастыря, и из мира. Можно спастись и в богатстве, и в бедности. Сама по себе бедность не спасает. Можно обладать миллионами, но сердце иметь у Бога и спастись. Вот, например, Филарет Милостивый: он имел огромное богатство, но этим богатством приобрел себе Царство, помогая бедным и бездомным. Авраам тоже был богат, его богатство по тогдашнему времени заключалось в огромных стадах, но это не помешало ему спастись. А можно и в бедности погибнуть, привязавшись к деньгам. Стоял, например, один нищий на паперти, терпел голод и холод – лишь бы накопить денег. Накопил рублей сорок-пятьдесят и умер. И пошла его душа в ад, так как привязана была к деньгам, а не к Богу.

Господи, мы совершенно не знаем своей души и о жизни духовной имеем скудные понятия. Мы боимся великого экзамена, на котором нас спросят: «Исполнили ли вы заповеди Христовы, а если не исполнили, то каялись ли в том? Веровали ли в Господа Иисуса Христа, Единородного Сына Божия?» Господи, прости нас: мы плохо исполняем заповеди и вера у нас была слабая, не подтвержденная добрыми делами. Господи, прости нас, что забываем простую истину: земная ученость без веры, не вводит нас в Царство Небесное, не ведет туда и искусство. Они пробуждают только душевное чувство, которое не способно, однако, переродить душу. Чтобы войти в Чертог Небесного Царя, нам необходимо отыскать лестницу, которая ведет туда из монастыря и из мира. Восходя по ней, необходимо сердцем прилепиться к Богу и спастись, как это делали Филарет Милостивый, праведный Авраам. Они богатством приобрели себе Царство Небесное, помогая бедным и бездомным. Господи, прости нас, ибо мы не подражаем им.

Спасающихся в монастырях часто упрекают в эгоизме: надо же, говорят, такой-то поступил в монастырь! Он делал в миру то-то и то-то, так много приносил пользы и вдруг все бросил. Это – грех! Не смущайтесь подобными речами. Если Господь призывает человека на служение Себе в иноческом чине, то надо все бросить и последовать призыву Божию. Впрочем, и в миру спасаются, но с большим трудом. В Житиях святых рассказывается про двух женщин, двух сестер, из которых одна пошла в монастырь, а другая вышла замуж, и обе спаслись. Правда, та, которая пошла в монастырь, получила высшую награду от Господа, но спасение получили обе. Как же спастись в миру, когда там так много соблазнов? Апостол говорит: «Не любите мира, ни яже в мире…» (1Ин. 2, 15). Впрочем, здесь надо оговориться. Под словом «мир» подразумевается не Вселенная, а низменное, пошлое, греховное. Можно жить в миру и вне мира.

Господи, прости нас, что не умеем жить в миру, не любя мира, не уделяя внимания низменному, пошлому, греховному. И научи нас, Господи, жить в миру и, в то же время, вне мира.

Когда Бог хотел дать людям закон, Он поставил между Собой и людьми праведного Моисея. И Моисей, чтобы беседовать с Богом, поднялся на гору Синай. Не с народом, а оставив его у подошвы горы, поднялся Моисей вверх один. Зачем он это сделал? Почему бы ему не беседовать с Богом, оставаясь среди народа? Думаю, потому, что народ мешал ему сосредоточиться. Где народ, там суета, а суета заглушает голос души человеческой. Трудно быть с Богом, оставаясь среди людей, и мы, по примеру праведного Моисея, удалимся от суеты и молвы людской, пойдем на Синай.

Господи, мы мало тренируемся подниматься на гору Синай, чтобы беседовать с Тобой. Мы все время хотим быть среди народа, а где народ, там суета, а суета заглушает голос ищущей души. Господи, прости нас, что не удаляемся от молвы и суеты людской и не восходим мыслью и душою своею на Синай.

Хорошо там! Хорошо быть с Господом! А на Фаворе с Христом Спасителем, пожалуй, еще лучше. Так хорошо там было, что Апостолу Петру захотелось остаться там навсегда. «Господи, добро есть нам зде бытии… сотворим зде три сени…» (Мф. 17, 4). Хорошо на Фаворе, и идут туда многие, многие люди. Кто до половины горы добрался в этой жизни, кто немного поднялся, а кого смерть застала в начале подъема. И все они Божии. Есть и такие, что тянутся к Фавору, хотят начать восходить, да так у них выходит, что сделают они шаг вперед да два назад. И не хватает у них силы идти вперед. Но и этих спасает Господь. Силен Он покрыть немощь стремящихся к Нему людей. Силен Он их перенести и не на два шага вперед, а довести до вершины горы. Только бы двигаться, а не стоять на месте, как рассерженные гуси. Бывает, что эти птицы, что-то гогоча, топчутся на одном месте, не сходя с него. Так и некоторые люди. И среди них многие писатели. Пушкин, например. Бывали у него минуты просветления, рвался он к Небу, и фантазия несколько поднимала его над толпой, но привычка потакания своим страстям притягивала его к земле. Как орел с перебитыми крыльями, рвался он к Небу, но полз по земле.

Страшно так жить! Нужно идти на Фавор! Но помнить надо, что путь на Фавор один: через Голгофу – другой дороги нет. Устремляясь к жизни с Богом, надо приготовиться ко многим скорбям.

Господи, хорошо быть на Фаворе со Христом Спасителем. Хорошо на Фаворе, и идут туда многие, многие люди. Силен Господь покрыть немощи стремящихся к нему людей. И нам надо двигаться, а не стоять на месте, как рассерженные гуси. Бывает, что эти птицы, что-то гогоча, топчутся на одном месте, не сходя с него. Так бывает и у нас. Устремляясь к жизни с Богом, нам надо приготовиться ко многим скорбям. Прости нас, Господи, что не через Голгофу стремимся попасть на Фавор.

У художников в душе есть некая жилка аскетизма. Чем выше художник, тем ярче горит в нем огонек религиозного мистицизма. Пушкин был аскет в душе и стремился в монастырь, что и выразил в своем стихотворении «К жене». Той обителью, куда стремился он, был Псково-Печерский монастырь. Совсем созрела в нем мысль уйти туда, оставив жену в миру для детей, но сатана не дремал и не дал осуществиться этому замыслу.

Замечу, вообще, что стоит кому-нибудь принять твердое решение уйти в монастырь, как сатана строит против него всякие козни. Отсюда видно, что монашество для сатаны вещь весьма неприятная. Конечно, про нас, монахов последних времен, нельзя сказать, чтобы мы вели особенно деятельную борьбу с врагом, – какие уж монахи! Но все же боремся, как можем. А в миру эта борьба давно забыта, сатана диктует законы миру, и мир слепо идет за ним. Не подумайте, что говоря так, я зову вас в монастырь. Нет! Я только хочу сказать, что живя в миру, не нужно забывать Бога, не нужно терять общения с Ним, а пока не порвана связь, не разрушено богообщение – жива душа человека, хотя бы и впал он в грехи…

Господи, и мы, живя в миру, забываем про борьбу с врагом нашего спасения. Сатана диктует миру свои законы, и мир слепо идет за ним. В числе идущих за ним часто оказываемся и мы. Прости нас, Господи, за это и помоги не забывать Тебя, помоги не терять общения с Тобою. Станем почаще напоминать себе, что пока не порвана связь, не разрушено богообщение – то душа наша жива, хотя бы мы и впали в грехи.

Когда же связь обрывается, душа умирает. Казалось бы, тут противоречие: душа бессмертна, а я говорю о ее смерти. Поясню примером. Приезжает ко мне девушка, лет девятнадцати. Лета еще как будто не старые, а говорит, что жизнь потеряла для нее смысл, так как умер человек, которого она любила всем существом своим. Он умер, а она осталась совсем одна.

– В Бога-то веру не потеряли?

– Нет, в Бога я верю… Но поймите, умер тот, кого я любила больше всего на свете…

В разговоре выясняется, что «умер» надо понимать не буквально, что этот человек жив, но он изменил ей, надсмеявшись над любовью, бросил ее. Для этой девушки он действительно умер, хотя, может быть, они и на улице встречаются, и видит она его.

Так и душа может умереть для Бога, потому что, когда нарушается богообщение, тогда душа перестает существовать для Бога. Но и такую, умершую, душу Бог силен воскресить и спасти.

Наша душа может умереть для Бога, если нарушит общение с Ним. В этом случае душа перестает существовать для Бога. Господи, прости нас, что попускаем своей душе существовать без Тебя, но верим, что Ты силен воскресить и спасти умершую таким образом нашу душу.

Была здесь у меня и другая девушка. Она из купеческой семьи, обладающей колоссальными средствами. Враг, когда хочет погубить душу, начинает с того, что выкрадывает у нее веру в Бога, чтобы пресечь общение с Ним, тогда она оказывается целиком в его руках. И на эту девушку устремил он свои стрелы. Орудием его оказался один человек, молодой по летам, но опытный по развращенности и порокам. И этого человека она полюбила, а он начал с того, что украл у нее веру в Бога. Ведь это так легко: «Кто все это видел? Как можно этому верить? Все это суеверные бредни…»

Договорился до того, что вера стала в ее глазах всего лишь пустым предрассудком невежественных людей. А дальше… дальше он заставил уверовать в законность свободной любви и развратил ее совершенно, а потом бросил. Она дошла до такого состояния, что чуть не покончила с собой. Но Бог способен спасти и такую душу – и Он спас ее, так как в душе ее всегда тлела искра стремления к небу, к какому-то ею самой не осознанному идеалу.

Художница в душе, она очень любила музыку, особенно минорную, и звуки ее навевали ей мысль о Боге. Ее развратитель этого не любил и часто насильно захлопывал крышку рояля, протестуя против этих, как он выражался, «телячьих нежностей». Ему – бурсаку по происхождению – больше была присуща грубость. Именно эта грубость вместе с врожденной тоской и стремлением к Богу, которое жило в душе девушки, и выручили ее – теперь она спасена. Приехала она сюда, обновилась душой, а теперь вышла замуж за хорошего человека.

Враг, когда хочет погубить душу, начинает с того, что выкрадывает у нее веру в Бога, чтобы пресечь общение с Ним, и тогда душа целиком оказывается в его руках. Господи, мы мало об этом думаем и легко оставляем вне фокуса своего внимания свою веру в Бога, поэтому отступаем от дел, совершаемых по вере. Прости нас, Господи.

Вот этой-то искоркой стремления к богообщению и надо дорожить, не давая окружающему мраку погасить ее. Опять повторяю: лучшие наши писатели стремились к Богу, хотя теперь как-то забыли об этом, и студенчество сейчас ничего не читает, а о Шекспире и Пушкине и понятия не имеют. А эти писатели могли поднять их от будничной серой, обыденной жизни и привести к Богу. Впрочем, надо сказать, что такое чтение хотя и может довести до мыслей о Небе, но ведет оно все-таки окольными путями. Лучше же избрать прямую дорогу, которая открыта перед нами, лучше читать творения святых отцов Церкви, Жития святых.

Мы должны дорожить искоркой стремления к богообщению, и так дорожить, чтобы окружающий мрак не погасил её. Господи, прости, что окружающий мрак по нашему недосмотру готов эту искорку погасить, а мы этого не предотвращаем. Силы для этого мы должны черпать, читая святых отцов Церкви, Жития святых. Господи, прости нас, что мы этого не делаем.

Кто сидит в гоголевском кресле? Я потому спросил, что с гоголя хочу начать сегодня речь. Его называли помешанным… За что? За тот духовный перелом, который в нем произошел и после которого Гоголь твердо пошел по пути богослужения. Как же это случилось?

Господи, мы тоже нуждаемся в духовном переломе, чтобы пойти по пути богослужения. Господи, прости нас, мы часто уклоняемся от пути служения Тебе, Богу нашему, и тогда переживаем духовный упадок и крайне бедствуем.

В душе Гоголя, насколько мы можем судить по сохранившимся письмам, а еще больше по рассказам о нем, всегда жила неудовлетворенность жизнью, ему хотелось лучшей жизни, а найти ее он не мог. «Бедному сыну пустыни снился сон…» – так начинается одна из его статей. И сам он, и все человечество представлялось ему в образе этого бедного сына пустыни. Это состояние человека изображено в Псалтири. Там народ Божий, алча и испытывая жажду, блуждал по пустыне, ища града обительного, и не находил его. Так и все мы алчем и жаждем этого града обительного и, ища его, тоже блуждаем в пустыне.

Господи, нам, хотя бы отчасти, знакома эта неудовлетворенность жизнью и желание отыскать жизнь лучшую. Господи, прости нас, что мы вжились и живем образом «бедного сына пустыни» и не испытываем алчбу и жажду в поисках «града обительного».

Это состояние духа знакомо и Лермонтову. В одном из своих стихотворений он жаловался, что не может найти твердый утес, чтобы опереться на него и твердо знать, что ему любить и петь. Но Лермонтов так и не нашел града обительного, то есть Царства Небесного, и кончил плохо.

Господи, и нам свойственно это состояние духа, которое побуждает нас искать твердый утес, чтобы опереться на него и твердо знать, что любить и петь. Господи, прости нас, что поиск «града обительного» мы откладываем со дня на день, и сохрани нас, чтобы не кончить плохо.

Иной была судьба Гоголя. Мы знаем из его жизнеописания, что он удостоился мирной христианской кончины. Как же он достиг этого? Был в Москве один дом, где собирался весь цвет, все сливки, так сказать, общества того времени, не аристократического общества, а интеллигенции. Это был дом Погодина. Речи там велись чаще всего на тему о богоугождении. В те времена интересы интеллигентного общества были несколько иные, чем теперь. Безбожников почти не было, были сомневающиеся, и много говорили о Боге и Царстве Небесном.

Господи, и мы алчем и испытываем жажду, блуждая по пустыне, ища «града обительного», то есть Царства Небесного, и не находим его за суетой жизни. Господи, прости нас, что и речи не ведем о богоугождении и мало говорим в обществе о Боге и Царстве Небесном.

Случалось и Гоголю быть у Погодина. Со свойственной ему экзальтацией Гоголь много говорил о своих исканиях, о том, что жить так, как он живет, невозможно, а как надо жить, он не знает.

– Читайте Евангелие.

– Читал, оно-то и сказало мне, что так жить нельзя, но как перестроить жизнь, как сделать ее святой – не знаю.

– Однако было много людей, угодивших Богу, читайте Жития святых, особенно Жития преподобных (преподобный – это человек, исполнивший заповеди). «Будите убо вы совершенни, якоже Отец ваш Небесный совершен есть» (Мф. 5, 48). Преподобные очистили душу и освятили ее так, что она по всем свойствам стала подобна Богу. Понятие о подобии предметов мы встречаем в математике. Один треугольник маленький, другой – большой, но по свойствам своим этот маленький совсем похож, или подобен большому, подобен, но не равен. И в природе мы часто сталкиваемся с подобием предметов. Люди, по свойствам души своей уподобившиеся Богу, называются преподобными. Раньше их жизнеописаниями интересовались, теперь эти книги основательно забыты, к великому нашему несчастью.

Евангелие подсказывает нам, что так, как мы живем, жить нельзя, но как перестроить нашу жизнь, чтобы сделать ее святой – не знаем. Прости нас, Господи, за это. Нам надо читать Жития святых, особенно Жития преподобных, людей, исполнивших заповеди. Преподобные очистили душу и освятили ее так, что она по всем свойствам стала подобна Богу. Господи, прости нас: мы мало интересуемся их жизнеописаниями и основательно забываем об этих книгах.

– Читал я Жития и вот на что наткнулся: много было святых, все они устремлялись к Богу, но шли к Нему разными путями. Представьте себе круг: к середине его, к центру, сходится множество радиусов, идут все они к одной цели, но с разных сторон – сверху, снизу, справа, слева. Центр – Христос, радиусы – люди, святые, идущие к Нему разными путями. Один спасался путем смирения, другой – терпения, третий – рассуждения, и все они разными путями пришли к Богу. И я хочу идти к Богу, но пути к Нему найти не могу и «…человека не имам» (Ин.5, 7).

Гоголь здесь разумел евангельское сказание о расслабленном при Силоамской купели. Вспомните это сказание. При купели собралось много больных, жаждущих исцеления. По временам сходит Ангел Господень и возмущает воду, и тот больной, который после этого первым погрузиться в воду, получает исцеление. Лежит при купели расслабленный, долгие годы ждет он исцеления и не получает. Отчего? «Человека не имам» – не имеет человека, который бы его спустил в целительную воду. Так и лежит расслабленный, а Бог смотрит на него.

Господи, под расслабленным, получившим исцеление, мы можем разуметь человека наблюдательного, проворного и организованного. Но им евангельский расслабленный не был. Он терпеливо ждал милости от Бога в лице человека, готового помочь ему первым опуститься в воду. Господи, прости нас, мы таким терпением не обладаем и не умеем дожидаться милости Божией в совете человека знающего.

Под тем расслабленным можно разуметь всебольное, расслабленное человечество, бедное, зараженное первородным грехом и ждущее исцеления. Томилось человечество, а Бог смотрел на него.

Конечно, Своей всемогущей силой Он в одно мгновение мог возродить человечество, сделать его из грешного святым. Силен был сделать это Господь, но не допустила того Правда Божия. Нельзя было дать повод сатане упрекнуть Бога в несправедливости. Для спасения человечества нужен был человек же. Долгие годы люди ждали Этого Человека и томились, подобно расслабленному при Силоамской купели. И пришел Человек, и искупил человечество, очистив его от первородного греха.

Господи, не только мы, но и всё человечество томилось в ожидании Человека, Который подвел бы нас к источникам воды живой. Господи, прости, что наше томление не столь ясно выражено и не приобретает черты подвига, поиска и стяжания плода.

Ну а теперь мы опять заблудились, опять ждем человека, который бы подвел нас к источникам воды живой. Так томился и Гоголь и высказал свое томление у Погодина.

– Теперь-то я понял, что вам надобно, – сказал хозяин, – человека вам надобно, так ли?

– Поняли? Только теперь поняли? Не можете ли вы помочь мне? Можете ли указать такого человека?

– Да! Такой человек есть.

– Где же искать его?

– Надо ехать в один монастырь…

При этих словах Гоголь сразу нахохлился:

– В монастырь? Да что можно услышать в монастыре? Бывал я в Италии у католических монахов, не дали мне они удовлетворения.

– И все-таки я повторяю: съездите в этот монастырь.

– Ну хорошо, в какой же?

– Он называется Оптина пустынь и находится в Калужской губернии. Это не так далеко от Москвы. Вы человек холостой, семьи у вас нет (известно, что Гоголь не был женат), и при выдаваемой вам по приказанию Государя пятитысячной пенсии эта поездка будет вам по силам. В Оптиной есть один старец, иеросхимонах Макарий, вот с ним-то вы и поговорите. Это и есть тот человек, которого вы ищите.

– Макарий? Что-то я никогда этого имени не слышал.

– Вот то-то и грех, что вы не знаете этого человека. Мало ли лиц вы видели, мало ли представителей искусства и науки встречали, сколькими художественными произведениями любовались…

– Да, я был в Риме, был в Дрездене по совету своих знакомых и что за чудные минуты пережил, рассматривая произведения старинных мастеров… Стоял перед «Мадонной» Рафаэля, да мало ли еще пришлось видеть произведений искусства…

– Вот видите, многое пришлось вам видеть, а гения искусства из искусств – жизни по Богу – старца отца Макария не знаете!

– Хорошо, послушаюсь вас, поеду, положившись на вашу ученость и доверяя вашей искренности.

И поехал, и прибыл в Оптину.

Господи, и мы знаем о круге и радиусах к его центру, и о святых, которые этими радиусами устремлялись к Богу. Ибо Центр – Христос, радиусы – люди. Но мы «не имеем человека» (Ин. 5, 7), который бы, по Евангелию, опустил бы нас в целительную воду. Мы ждем своего времени, мы ждем человека, который подвел бы нас к источникам воды живой. Господи, где же нам найти его? Господи, прости нас, что не вопрошаем об этом сведущих людей и не предпринимаем соответствующих путешествий, чтобы познакомиться с человеком, обладающим глубокими знаниями жизни по Богу.

А недавно другой гениальный писатель, Толстой, тоже приезжал сюда, подходил к этой моей двери и к дверям другого старца, Иосифа, и ушел. Отчего? Что помешало ему войти в эту или другую дверь? Не гордыня ли его? Что может сказать какой-то старец? Кому? Льву Толстому, перед которым преклонялся весь мир… О чем ему говорить с этими старцами? Не мог он сломить своей гордыни – и ушел. Конечно, это только предположение, но кто знает? Не близко ли оно к истине? Ушел куда? В вечность. В какую? Страшно сказать! И все это произошло почти на моих глазах…

Господи, старец Варсонофий приобщает нас к визиту Л. Н. Толстого в Оптину пустынь, чтобы показать нам до чего доводит человека гордыня: доводит до погибели. Господи, прости нас за имеющуюся в нас гордость и сохрани нас от её увеличения.

Иначе было с Гоголем. Есть предание, что старец отец Макарий предчувствовал приход Гоголя. Говорят, он был в это время в своей келлии, и, кто знает, не в этой ли самой? Отец Макарий быстро ходил взад и вперед и говорил бывшему с ним иноку:

– Волнуется что-то сердце у меня, точно что-то необыкновенное должно совершиться, точно ждет оно кого-то…

В это время доложили, что пришел Николай Васильевич Гоголь.

В Евангелии рассказывается, что когда к Иисусу Христу пришли эллины, Он возрадовался духом и произнес: «…Ныне прославился Сын Человеческий, и Бог прославился в Нем» (Ин. 13, 31). Так, вероятно, и старец Макарий предчувствовал великое прославление, но не себя, а Николая Васильевича Гоголя.

Волновалось сердце отца Макария перед приходом к нему Гоголя. Возрадовался духом старец Макарий, что Сын Человеческий прославляется в нем. Господи, прости нас, что не приходят в наше сердце мысли о прославлении Бога в перемене жизни великого писателя. Господи, прости нас, что более земное мудрствуем, чем небесное.

– Проси.

И вот Гоголь у старца. Начинается беседа. Без свидетелей происходила она, никем не записана, но во время ее невидимо присутствовал Бог, и Божественная Благодать преобразила душу Гоголя. Как бы я желал, да и вы, я думаю, тоже не отказались бы послушать эту замечательную беседу великого старца с великим писателем. Вероятно, она была весьма содержательна и представляла величайший интерес. Старец Макарий в высшей степени обладал даром властного слова, и речи его имели огромное влияние на душу слушателей. Выйдя от старца, Гоголь говорил:

– Да, мне сказали правду! Это единственный из всех известных мне людей, кто имеет власть и силу повести на источник воды живой.

И Гоголь переродился. Он сам говорил: «Вошел я к старцу одним, а вышел другим».

Господи, доверяя свидетельству Гоголя, мы тоже можем видеть в старце Макарии человека в высшей степени обладающего даром властного слова и имевшего силу повести на источники воды живой. Господи, прости нас, что мы не усматриваем для самих себя в нем авторитетнейшего руководителя в духовной жизни.

Гоголь хотел изобразить русскую жизнь во всей ее разнообразной полноте. С этой целью он начал свою поэму «Мертвые души» и написал уже первую часть. Мы знаем, в каком свете там отображена русская жизнь: Плюшкины, Собакевичи, Ноздрёвы, Чичиковы… Вся книга представляет собой душный и темный погреб пошлости и низменности интересов. Гоголь сам испугался того, что написал, но утешил себя тем, что это только накипь, только пена, снятая с воды житейского моря. Он надеялся, что во втором томе ему удастся нарисовать русского православного человека во всей его красоте, во всей чистоте. Как это сделать, Гоголь не знал. Приблизительно в это же время и произошло его знакомство с отцом Макарием.

Господи, показом русской жизни через Плюшкиных, Собакевичей, Ноздрёвых, Чичиковых, Гоголь вводит нас в душный и темный погреб пошлости и низменности интересов, заставляя мысленно отскочить от них душой и не вводить их в фокус внимания христианской жизни. Господи, прости нас, что эта пена, снятая с воды житейского моря, западает в нашу душу и подталкивает нас к копированию отдельных эпизодов из этой книги. Господи, прости нас и пробуди страх Твой, охраняющий нас от подобных повторов.

С обновленной душой уехал Гоголь из Оптиной, но не оставил мысли написать второй том «Мертвых душ» и работал над ним. Но потом, чувствуя, что ему не по силам воплотить во всей полноте тот образ-идеал христианина, который жил в его душе, он разочаровался в своем произведении. Вот причина сожжения второго тома «Мертвых душ». Друзья и современники не поняли, что произошло с ним. Такой великий ум – Белинский – только обругал Гоголя. Белинский тоже плохо кончил. Вряд ли он спасен, так как был он неверующим, хотя умер не в полном разрыве с Церковью, как Толстой. А Гоголь умер истинным христианином.

Наше знакомство с перерождением Н. В. Гоголя под влиянием разговора с отцом Макарием весьма полезно для нас. Он нашел в Оптиной человека, имевшего власть и силу повести его на источник воды живой. И Гоголь переродился, решительно переменил свою жизнь и направление творчества. Мы же далеки от такого решительного перерождения. Прости нас, Господи, и помоги нашему перерождению.

Есть предание, что незадолго перед смертью Гоголь говорил одному из своих близких друзей:

– Ах, как много я потерял, как ужасно много потерял!

– Что вы потеряли?

– То, что не стал монахом. Отчего отец Макарий не взял меня к себе в скит?

Неизвестно, заходил ли у Гоголя с отцом Макарием разговор о монашестве, предлагал ли ему старец поступить в монастырь. Очень возможно, что отец Макарий и не звал его, видя, что он не снесет трудностей нашей скитской жизни.

Монашество… Сколько раз у нас заходила речь о нем, и всегда я советую, если уж сами не идете в монастырь, то, по крайней мере, читайте описание жизни святых монахов и преподобных. Они нас могут многому научить.

Господи, мы мало размышляем о монашестве, мало думаем о том, что нам нужно учиться у монахов молитве и служению Богу; мы мало читаем описание жизни святых монахов и преподобных, чтобы многому научиться у них. Прости нас, Господи, и дай нам силы быть прилежными в этой учебе.

Когда-то раньше я говорил вам о моем гимназическом товарище. Учился он прескверно. Как-то вижу, запустил он свои рученьки в волосы и углубился в чтение. Со свойственным мальчикам любопытством я стал заглядывать, что он читает. Запись с одной стороны, с другой – оглавления не видно.

– Что читаешь?

– А тебе что?

– Да интересно, редкое явление (а он никогда ничего не читал).

– Уйди!

Пришлось отойти. Позже смотрю, кончил он читать, отложил книгу и задумался. Я подошел.

– Что читал, скажи.

Он показал мне лист с заглавием. Оказалось, жизнеописания знаменитых ученых и художников.

– Интересно? – спрашиваю.

– Очень. И знаешь что? Я буду знаменитым ученым!

– Ну, брат, много захотел. Ты вот лучше уроки алгебры поаккуратнее делал бы, а то у тебя все двойки да единицы!

– Нет, это кончено! Буду ученым!

И что же? Начал хорошо учиться, закончил гимназию прекрасно, а потом, как я слышал, и был если не великим, то одним из известных наших ученых. Вот какое воздействие может оказать прочитанная книга: прочел и переменился. Так и на нас чтение Житий святых может подействовать благотворно.

Господи, мы понимаем теперь, что чтение Житий святых может благотворно подействовать на нас. Господи, прости нас, мы не пользуемся плодами этой благотворности должным образом.

В Прологе рассказывается следующее. В пустыне жил один подвижник. К нему пришли представители языческой школы стоиков и начали спрашивать, что он делает в пустыне и в чем, по его мнению, заключается преимущество его жизни над жизнью людей из секты. «Ты постишься – постимся и мы, ты бодрствуешь – и мы не спим, ты нищ – и мы ничего не имеем. Но мы занимаемся наукой, мы изыскиваем новые пути для человеческой мысли, а ты что делаешь? Какую ты приносишь пользу человечеству?» – «Что я делаю? Ничего. Я охраняю свою душу от гибельных помыслов».

В Прологе не сказано, как отнеслись к этому ответу стоики, но старец в этих словах выразил всю сущность монашеского делания.

Господи, мы видим сейчас для себя духовную пользу и задание: охранять свою душу от гибельных помыслов. Прости нас, Господи, еще ни разу в жизни так ярко не ставился перед нами принцип христианской жизни: охранять свою душу от гибельных помыслов. Помоги, Господи, организовать это охранение.

Охранять свою душу от помыслов – это трудное дело, значение которого даже непонятно людям мирским. Нередко говорят: «Да зачем охранять душу от помыслов? Ну, пришла мысль и ушла, что же бороться с ней?» Очень они ошибаются. Мысль не просто приходит и уходит. Иная мысль может погубить душу человека, иной помысл заставит человека вовсе свернуть с определенного пути и пойти совсем в другом направлении.

Великое воздействие на нас может оказать прочитанная книга: прочел и переменился. Чтение Житий святых действует на всех нас благотворно. Так, например, мы можем получить урок – как охранять свою душу от гибельных помыслов. Господи, мы не охраняем свою душу от помыслов, прости нас, ибо иной помысл заставляет нас свернуть с определенного пути и пойти совсем в другом направлении. И на деле так часто и бывает. Прости нас, что не видим опасности в приходящих в сознание помыслах.

Святые отцы говорят, что есть помыслы от Бога, помыслы от себя, то есть от своего естества и помыслы от бесов. Для того, чтобы различить, откуда приходят помыслы, внушаются ли они Богом или враждебной силой или происходят от естества, требуется великая мудрость.

Господи, чтобы различать помыслы от нас требуется великая мудрость, ибо есть помыслы от Бога, от себя и от бесов. Мы же, не обладая еще подобной мудростью, не умеем различать помыслы и потому с трудом решаем многие жизненные задачи.

Часто, принимая людей не на этой половине, а там, у мужчин, живущих больше умом, а не сердцем (женщина живет больше сердцем, чувством), я слышу, как жалуются на то, что мы переживаем теперь трудные времена, что теперь дана полная свобода всяким еретическим и безбожным учениям, что Церковь со всех сторон подвергается нападкам врага, страшно за нее становится, что одолевают ее эти мутные волны неверия и ереси. Я всегда отвечаю:

– Не беспокойтесь! За Церковь не беспокойтесь. Она не погибнет, «…врата ада не одолеют ее» (Мф. 16, 18) до самого Страшного Суда. За нее не беспокойтесь, а вот за себя бояться надо.

И правда, наше время очень трудное. Отчего? Да оттого, что теперь особенно легко отпасть от Христа, а тогда – погибель. Те, кто последовали за Христом, преподобные Его, те и воцарятся с Ним.

Господи, когда одолевают нас помыслы беспокойства за Церковь, то это помыслы бесовские. Она не погибнет. За себя беспокоиться можно, а за Церковь нет. Прости нас, Господи, за допуск в наше сердце волн неверия и ересей и за отпадение от Христа.

Но мы знаем других преподобных, уподобившихся не Христу, а врагу Его – сатане. Вероятно, и вы знаете этих преподобных, если не по их произведениям, то хотя бы по именам: все эти Ницше, Ренаны и прочие развратители нравственности – знаете, какова их участь? Во всем уподобившись виновнику всякой мерзости, всякой нечистоты – диаволу, они по смерти попадают в его власть, по русской пословице: свой своему поневоле брат.

Часто и к нам приходит беспокойство за Церковь: не одолеют ли ее мутные воды неверия и ересей. За нее беспокоиться не надо, она не погибнет, «врата ада не одолеют ее» (Мф. 16, 18) до самого Страшного Суда. А вот за себя мы должны бояться: как бы не последовать нам за сатаной, виновником всякой мерзости, всякой нечистоты и по смерти не попасть в его власть. Господи, прости нас, что мы не приучили себя бояться за самих себя. Вот и ходим по краю пропасти и часто срываемся в нее, доверившись служителям сатаны.

Послужившие же Христу воцарятся с Ним. Он им тоже «Свой». Теперь особенно легко отпасть от Христа и подпасть под власть темной силы. Идешь по улице и видишь: в витрине выставлена книга, трактующая ну хотя бы о Божественности Христа. Помысл говорит: зайди, купи книгу, прочти. Хорошо, если человек не поверил этому помыслу, если сообразил, что внушается ему эта мысль сатаной, что книга эта враждебна учению Святой Церкви. А другой, смотришь, зашел, купил книгу, прочел – да и повернул в другую сторону, отпал от Христа. Где начало его падения? В помысле лукавом.

Господи, начало отпадения от Христа – в лукавом помысле. Эти помыслы непрестанно стучатся в наше сознание. Господи, прости нас, мы не распознаем лукавства бесов, принимаем подобные помыслы и, попав под их влияние, отпадаем от Христа.

Да и Толстой не от помысла ли погиб? Ведь мог бы быть праведником. Известно, что иногда он спрашивал жену: «А что бы ты, Сонечка, сказала, если бы я вдруг поступил в монастырь?»

Неизвестно, что отвечала ему София Андреевна, да и Толстой говорил это, вероятно, полушутя. Помните, у Гоголя в «Старосветских помещиках» Афанасий Иванович любил пугать Пульхерию Ивановну и говорил ей, что вот возьмет, соберется да и пойдет с турками воевать. Пульхерия Ивановна отмахивалась от таких страшных слов мужа. Как относилась к речам Льва Николаевича София Андреевна, мы не знаем, но жизнь Льва Николаевича могла бы пойти совсем иначе, не послушайся он погибельного помысла.

Господи, нам надлежит быть очень внимательными к лукавым помыслам, дабы они не завели нас в тупик и не привели к погибели. Господи, прости, что не распознаем помыслы своевременно, пускаем их в себя, и враг, уловив нас в свои сети, губит, как это было с Толстым.

Появилась у него мысль, что Иисус Христос не Бог, и он поверил ей. Потом пришло в голову, что Евангелие написано неправильно, и этой мысли он поверил и перекроил по-своему Евангелие, отпал от Церкви, уходил все дальше и дальше от Бога и кончил плохо. Приходил он как-то сюда, был у батюшки отца Амвросия, вероятно, пришел под видом жаждущего спасения. Но отец Амвросий хорошо понял его, а Толстой заговорил с ним о своем евангелии. Когда Толстой ушел от батюшки, тот сказал про него только: «Горд он!» И поверьте, этим охарактеризовал он весь его душевный недуг.

Господи, бывает и у нас, что мы приходим к высоким духовным лицам под видом жаждущего спасения, а высказываем им свои резоны и доводы на жизнь, так и не поговорив о спасении. Прости нас, Господи, за это проявление гордости и уклонение от пути спасения.

Толстой вернулся в гостиницу, а там жил известный в то время писатель Леонтьев. Они были между собой знакомы, и Толстой стал рассказывать ему о посещении скита. Тот, будучи человеком горячим, пришел в негодование и воскликнул:

– Как могли вы осмелиться, граф, говорить со старцем о вашем евангелии?

– А, так вы хотите донести на меня обер-прокурору? Ну что же, доносите! Посмотрим, что из этого выйдет.

Вот как Толстой его понял и в чем заподозрил!

Господи, нам надо быть очень осторожными к приходящим помыслам, ибо если эти помыслы от врага, то в них укрывается погибель человека и подстрекательство на бесчестные дела. Господи, прости нас, падких на подстрекательство.

А мало ли других случаев, когда с помысла начинается гибель человеческой жизни. Вот, например, молодой человек любит девушку и начинает размышлять: «Мне она по душе, да и она, кажется, любит меня. Она рассчитывает выйти за меня замуж. Что же мне, жениться? Но тогда она мне будет в тягость. Я получаю такое-то содержание. Теперь оно идет на меня одного, а тогда, после женитьбы, придется делиться с ней. Я лучше обману ее, возьму от нее все, а ее брошу, как выжатый лимон». И если он еще усомнится в своем помысле, тут какой-нибудь советчик найдется, который скажет, что понятия о нравственности условны, церковные заповеди необязательны, что жизнь дана для наслаждения и надо брать от нее все, что она может дать. Жизнь – борьба за существование. Надо жить для наслаждения и шагать через слабейших, для своего удовольствия, не задумываясь о предстоящих страданиях жертвы. Вот и кончено. Удобная философия найдена, и человек бессовестно пользуется доверчивостью другого лица.

Кто-то и из нас может подумать, что понятия о нравственности условны, церковные заповеди необязательны, что жизнь дана для наслаждения и надо брать от нее все, что она может дать. Кто-то может подумать, что надо жить для наслаждения и шагать через слабейших для своего удовольствия, не задумываясь о предстоящих страданиях жертвы. Господи, прости нас, если мы такие мысли допускаем и такой философией руководствуемся в своей жизни.

Английский философ Дарвин создал целую систему, по которой жизнь есть борьба за существование, борьба сильных со слабыми, где побежденные обрекаются на гибель, а победители торжествуют. Это уже начало звериной философии, и уверовавшие в нее люди не задумываются, как это – убить человека, оскорбить женщину, обокрасть близкого друга? Все воспринимается совершенно спокойно, с полным осознанием своего права на все эти преступления. И начало всего этого опять в помысле, которому поверили люди, в помысле, что нет ничего запретного, что Божественные заповеди необязательны, а церковные постановления стеснительны.

Нельзя доверяться этим помыслам. Надо раз и навсегда подчиниться требованиям Церкви, как бы ни были они стеснительны. Да они не так уж и трудны!

Начало всякого преступления в помысле, которому мы начинаем верить, в помысле, что нет ничего запретного, что Божественные заповеди необязательны. Господи, прости нас, что подобные мысли мы допускаем в свое сердце.

Что требует Церковь? Молись, когда надо – постись, это нужно исполнять. Про Свои заповеди Господь говорит, что они не тяжки. Какие же это заповеди? «Блажени милоситвии…» (Мф. 5, 7). Ну это мы еще пожалуй исполним. Умягчится наше сердце – и мы окажем милость, поможем бедным людям. «Блажени кротции…» (Мф. 5, 5). Вот тут стоит высокая стена – наша раздражительность, которая мешает нам быть кроткими. «Блажени есте, егда поносят вам…» (Мф. 5, 11). Тут уж в нашем самолюбии и гордости почти непреодолимая преграда в исполнении этой заповеди. Милость мы окажем, пожалуй, даже справимся со своей раздражительностью, но снести поношения да еще добром заплатить за них – это вовсе невозможно. Это преграда, которая отделяет нас от Бога, ее мы и не стараемся преодолеть, а преодолеть надо. Где искать силы для этого? В молитве.

Господи, есть в нашем сердце преграды, которые отделяют нас от Тебя: нежелание оказать милость, помочь бедным; раздражительность, которая мешает нам быть кроткими; самолюбие и гордость. Господи, прости, что мы не стараемся преодолеть эти преграды и не ищем силы для этого в молитве.

Есть прекрасная книга, описывающая действие молитвы.

Происхождение этой книги таково. На старом Афоне жил одни старец по имени Дезидерий. Когда там поднялись волнения и жизнь русских иноков стала слишком тяжела, им грозили выселением с Афона, тогда русские афонцы стали совещаться: что же делать? Голоса разделились. Некоторые предлагали обратиться к английской королеве с просьбой продать им земли в Австралии для устройства там новой обители. Но это предложение было отвергнуто, а остановились на другом – переселиться на Кавказ. Здесь император Александр II бесплатно пожертвовал участок земли, где и был основан Новый Афон. В числе других иноков, переселившихся сюда, был и отец Дезидерий. Но скоро шум общежития стал его тяготить, и он удалился в горы Кавказа для безмолвия, удалился не самочинно, а с благословения старцев. Здесь он проводил поистине равноангельскую жизнь. Чем он питался – трудно сказать. Был, кажется, у него огород, значит, овощи и вода служили ему пищей и питьем. Здесь познал он истинное счастье в общении души с Богом, которого напрасно ищут люди, гоняясь за скоропреходящими радостями мира.

Для общения души с Богом нам необходимо углубляться вниманием в книгу, говорящую об Иисусовой молитве, то есть о внутреннем делании. Господи, прости нас, что мы мало углубляемся вниманием во внутреннее делание.

Отец Дезидерий имел одного ученика, с которым вел беседы о внутреннем делании, то есть об Иисусовой молитве. Когда отец Дезидерий умер, ученик похоронил его святое тело. Беседы эти он постепенно записывал. Когда к нему пришел третий афонец, отец Венедикт, то он увидел эти рукописи, и ему пришло в голову их издать. С этим предложением он приезжал к нам в скит.

Не имея средств, достаточных для этого предприятия, я направил его к Великой Княгине Елизавете Феодоровне, которая предоставила возможность издать эту прекрасную книгу. Несколько экземпляров есть у меня, и я могу дать кое-кому. Книгу надо прочитать несколько раз, чтобы вполне воспринять всю глубину ее содержания. Она должна доставить громадное наслаждение людям, имеющим склонность к созерцательной жизни.

Господи, мы не имеем этой книги и у нас нет желания углубиться во внутреннее делание, связанное с творением Иисусовой молитвы. Прости нас, Господи, за нашу духовную инертность.

Дай Бог, чтобы чтение это принесло вам не только высокое духовное наслаждение, но также помощь в деле спасения своей души.

Есть предание, что Преображение Господа нашего Иисуса Христа знаменует для нас начало Жизни Вечной, а потому так важно причащаться Святых Тайн именно в этот праздник. Господь всех призывает к Себе, всем обещает жизнь, но вот грустное явление – не хотят идти. Не хотят к Господу и не чувствуют, что есть потребность духа, и, кроме удовлетворения прихотей тела, ни к чему не стремятся.

Апостолы, бывшие со Христом на Фаворе, исполнились великой радости, они даже позабыли себя. «Господи, добро есть нам зде бытии, – восклицает за всех Апостол Петр, – аще хощеши, сотворим зде три сени: Тебе едину, и Моисеови едину, и едину Илии" (Мф. 17, 4). А про себя-то и не говорит, не просит позволения устроить еще сень или кущу для трех Апостолов. Таково блаженство от созерцания славы Господней, блаженство, ни с чем несравнимое.

С праздником Преображения Господня мы связываем начало Жизни Вечной и причащаемся Святых Тайн, показывая этим свое желание быть в числе насельников Жизни Вечной. Прости нас, Господи, что не идем к Тебе, не созерцаем Твоей славы, не вкушаем ни с чем несравненного блаженства. Господи, преобрази наше скверное и нечистое житие.

Но может быть, кто-нибудь захотел бы в этой жизни быть все время на Фаворе! Невозможно это. Один святой сказал: «Сначала побудь на Голгофе, а потом уже взойдешь на Фавор». Святитель Исаак Сирин говорит: «Сперва нужно потерпеть досаду креста, а потом уже ощутить славу креста». Чтобы ощутить эту славу, чтобы духовно преобразиться, нужно очистить свое сердце от страстей. «Возбраняй уста свои от клеветы, – продолжает святитель, – храня сердце свое от страстей и, очищая сердце свое от страстей, на всяк час зри Господа. Аще любишь чистоту, да не восклевещи на брата своего. Хощеши увидити Господа внутрь себя, ухищряй очистити сердце свое непрестанной памятию Бога».

Господи, нам хочется взойти на Фавор, не побывав на Голгофе. Нам хочется ощутить славу креста, не потерпев досаду креста. Нам хочется духовно преобразиться, не очистив сердце от страстей. Нам хочется увидеть Тебя, Господи, внутрь себя, не потрудившись очистить свое сердце непрестанной памятью о милости Твоей. Прости нас, Господи, за столь необдуманное поведение, возбраняющее нам достигнуть спасения.

Главное, что требуется от каждого человека – это никого не осуждать. Кажется, просто, а начни исполнять – окажется трудно. Враг сильно нападает на человека и внушает ему помыслы осуждения. Господь говорит: «Прости», а враг внушает: «Отомсти обидчику. Он тебя поносит, и ты его поноси». Не нужно слушать врага, необходимо бороться с ним.

Господи, Ты открываешь нам, как сильно враг нападает на нас, внушая помыслы осуждения. Господи, прости нас: мы часто слушаем врага и не боремся с ним.

Все люди в этом отношении разделяются на три категории: плотские, борющиеся и совершенные. Люди плотские – это те, которые являются рабами страстей, страсти ими повелевают. Например, диавол внушает: «Убей такого-то, он тебе много сделал зла», и человек это совершает. Люди, отдающиеся во власть страстям, погибнут, если только не покаются, а если раскаются в своих грехах и начнут по силе бороться со страстями, то будут спасены. Примером может служить разбойник на кресте: он убивал, грабил, совершал всякие злодейства, но когда покаялся и воззвал: «…Помяни меня, Господи, когда придешь в Царствие Твое!» (Лк. 23, 42), – то был помилован.

Господи, как же часто мы замечаем за собой признаки плотских людей, которые являются рабами страстей, и страсти нами повелевают. Прости нас, Господи, что и страстям отдаемся, и не раскаиваемся в своих грехах.

Люди второй категории – это борющиеся со своими страстями: гневом, блудом, злобой, они стараются не подчиняться им. Например, чувствует такой человек злобу к кому-нибудь: так бы, кажется, и разорвал своего противника на части, но он не поддается страсти, не выражает своего раздражения, даже стремиться сделать какое-либо добро ненавидимому – такой человек борется со страстью. И так во всем. Борющиеся будут спасены, Господь не попустит таким погибнуть.

Надеюсь, все мы относимся ко второй категории людей, боремся по силе со своими страстями. Конечно, иногда страсти побеждают, но иногда и мы побеждаем страсти, и эта борьба ведется всю жизнь. «Немощная Врачующий и оскудевающая Восполняющий» даст нам явиться победителями страстей.

Господи, не попусти нам погибнуть и прости нас, что не боремся по силе своей со страстями. Господи, «немощная Врачующий и оскудевающая Восполняющий», дай нам силу явиться победителями страстей.

Наконец, люди совершенные – это те, которые владычествуют над страстями. У них есть страсти, но они смогли взять над ними власть. Эти люди особенные, а нам, грешным, хорошо и среди борющихся со страстями, и за это, слава Господу, будем иметь надежду на спасение.

Господи, старец дает нам понимание, кто такие люди совершенные. Ими являются те, которые владычествуют над страстями, страсти у них есть, но они смогли взять над ними власть. Господи, мы плохо знаем таких людей и не умеем на них равняться. Господи, помоги нам быть среди борющихся со страстями.

Надо бороться со страстями, а если они победят, то будем каяться и исповедоваться во всех грехах своих. Вот на Страшном Суде уже не будет покаяния, не будет там ни Варсонофия, ни Гавриила, а только одна Правда Божия. Постараемся преобразиться духовно, для такого преображения и в монастырь идут.

Господи, борьба со страстями теоретически нам доступна, но мы не умеем переводить её в разряд практических действий и поступков. Прости нас. А когда страсти победят, мы откладываем «на потом» необходимость каяться и исповедаться во всех грехах своих. Прости нас, Господи, и духовно преобрази нас.

Когда я поступал в монастырь, то думал, что там только и делают, что стоят с воздетыми горé руками и молятся, а оказалось иначе… Мало труда молитвенного, необходим еще труд, который в монастыре называется послушанием: один в саду, другой в огороде, тот в поварне, иной в квасоварне, некоторые занимаются сапожным или портняжным ремеслом. Это необходимо. Нужно терпеть и труд, и досаду братии, чтобы действительно преобразиться.

Один студент из богатой семьи решил все оставить и посвятить себя Богу. Внес он большой вклад и поступил в число братии. Послали его на огород, и там в грязи и сырости пришлось ему работать. Враг, не терпящий такого смирения, стал вооружать против него братию, особенно из простецов.

– Ну зачем ты, болван, сюда пришел? – говорит ему однажды один из иноков.

– Хочу спасти свою душу.

– Еще бы! Хлеб монастырский жрать – вот для чего ты явился сюда.

– Прости, Христа ради, – ответил бывший студент и тем победил врага.

Инок, грубо отнесшийся к послушнику, потом раскаивался. А обиженный пошел к старцу и рассказал ему обо всем, прибавив: «Я не жалуюсь на него, но прошу святых молитв ваших, чтобы благодушно перенести всякое оскорбление».

В монастыре дают такие уроки, и ими приобретается смирение незаметным для монаха образом. А пройдет лет 20–30, и узнает инок – не назад он шел, а вперед. И, постепенно очищая свое сердце от страстей, сподобится он Царствия Небесного, которого да сподобит и нас всех Господь.

Господи, чтобы духовно преобразиться необходимо иметь молитвенный труд и труд, именуемый послушанием, а также умение благодушно переносить оскорбления от окружающих. Прости нас, Господи, всего этого мы не имеем и не терпим оскорблений. Молитвами наших наставников, Господи, помилуй нас и помоги очищать свое сердце от страстей ради Царствия Небесного.

…Вот еще странное явление: в настоящее время многие преклоняются перед нравственным учением Христа Спасителя и хотят исполнять Его законы, но отвергают Законодавца, то есть хотят создать христианство без Христа. Таков, например, Толстой и многие другие, ему подобные.

Господи, мы часто ловим себя на том, что преклоняемся перед нравственным учением Христа и законы его исполнять желаем, но отвергаем Самого Законодавца. Прости нас, Господи, что склонны бываем созидать в себе христианство без Христа.

Некоторые говорят, что трудного? В Новом Завете все только любовь да любовь. Да, но это-то и составляет подвиг: любить всех по Евангелию, совершенной любовью это дело далеко не легкое и требует громадного труда и содействия Благодати Божией. Заповеди Ветхого Завета легче заповедей Евангельских, их мог исполнять человек невоздержанный, но для Нового Завета это невозможно.

Любить всех по Евангелию и наш долг, и наш подвиг. Господи, прости нас, что не берем на себя этот громадный труд и пошли нам содействие в нем Твоей благодати. И помоги нам быть воздержанными во всем.

Таинства Православной Церкви имеют такую великую силу, что человек крещеный, будь он даже злодей, если покается, может начать новую жизнь, исполняя Евангельский закон во всей полноте. Господь требует от нас прежде всего веры: «Без веры угодить Богу невозможно…» (Евр. 11, 6). Сколько бы кто ни делал добрых дел, но если он совершает их не во имя Христово, то они не имеют никакой цены. Поясним примером. Возьмем человека неверующего, но старающегося жить праведно и злодея, но не отвергающего Христа. Умер первый, и Господь отверг его: «Я тебя не знаю, ты не признавал Меня во время земной жизни, а Я отвергаю тебя в Жизни Вечной». Такова поистине судьба невера. Ну, а злодей? Много совершил он всевозможных преступлений, но вот приблизился его смертный час: «Господи, Господи, что будет со мной, хуже меня нет ни одного человека в мире!» Зовет он священника, открывает ему свои прегрешения, которые действительно очень велики, тот накладывает епитрахиль, читает разрешительную молитву, и все грехи бывшего злодея потопляются в море милосердия Божия. А затем он сподобляется принятия Святых Тайн и отходит ко Господу оправданный, идет в рай.

Господи, свои добрые дела мы не всегда совершаем во имя Христово и тем теряем цену им. Прости нас и утопи наши грехи в море милосердия Твоего.

У нас в Оптиной некоторое время жил инок Игнатий (Брянчанинов), впоследствии епископ. Батюшка отец Лев говорил, что из него может выйти Арсений Великий. Но Арсения не вышло, не выдержал он искуса. Отец Лев, желая приготовить из него подвижника, испытывал его смирение. Бывало, пойдет куда-нибудь, возьмет и молодого Брянчанинова с собой и велит ему ехать за кучера. Остановится где – оставит его в конюшне с лошадьми, как будто забудет про него. Потом скажет: «А у меня там дворянчик с лошадьми остался, нужно ему чайку предложить». Подобным испытаниям батюшка частенько подвергал его, и он не выдержал. Однажды Брянчанинов заболел и временно, как бы на поправку, перешел в Любенский монастырь, но оттуда не вернулся. Потом он стал епископом, но Арсением Великим не сделался. Монашеская жизнь требует полного самоотвержения: «…отвергнись себя, и возьми крест свой…» (Мф. 16, 24).

Господи, прости нас, нередко и мы не выдерживаем искуса в смирении и делаем шаги не в пользу самоотвержения. Прости нас, что не умеем отвергнуться себя, и не берем креста своего.

Царствие Небесное нельзя заслужить, махая тросточкой. Мы все ищем избежать скорбей, а Священное Писание говорит: "Егда не обрящеши скорбей, тогда убойся». В монастыре, прежде всего, необходимо смирение и терпение, надо быть готовым перенести всякое оскорбление.

Господи, и мы ищем избежать скорбей, забывая сказанное в Священном Писании. Господи, прости нас, что желая приобрести смирение и терпение, мы не готовы перенести всякое оскорбление.

Молитва Иисусова имеет громадное значение в жизни христианина. Это кратчайший путь к достижению Царствия Небесного, хотя этот путь нелегкий, и, вступив на него, мы должны быть готовы к скорби. Правда, немалое значение имеют и другие молитвы, и человек, проходящий Иисусову молитву, слушает в церкви молитвословия и песнословия, совершает обязательные келейные правила. И все-таки именно Иисусова молитва скорее других приводит человека в покаянное настроение и показывает ему его немощи, следовательно, скорее приближает к Богу. Человек начинает чувствовать, что он величайший грешник, а это Богу только и нужно.

Господи, и нам хочется обрести кратчайший путь к достижению Царства Небесного. Этот путь нелегкий, и мы должны быть готовы к скорби. Этот путь обретается теми, кто слушает в церкви молитвословия и песнословия, совершает обязательное келейное правило. Молитва Иисусова скорее других приводит нас в покаянное настроение и показывает нам наши немощи. Господи, прости, что мы не все эти действия вводим в свою жизнь, в свою повседневную практику и потому не умеем чувствовать себя величайшими грешниками.

Враг всячески старается отклонить христианина от этой молитвы, ее он больше всего боится и ненавидит. Действительно, человека, всегда творящего эту молитву, сила Божия сохраняет невредимым от вражеских сетей. Когда же человек вполне проникается этой молитвой, то она отверзает ему райские врата, и хотя бы он на земле на получил особых даров и благодати, душа его будет дерзновенно вопиять: «Отверзите мне врата правды…» (Пс. 117, 19).

И вот враг внушает различные помыслы для смущения неразумных, говоря, что молитва требует сосредоточенности, умиления и так далее, а если этого нет, то она только прогневляет Бога. Некоторые слушают эти доводы и бросают молитву на радость врагу.

Господи, мы то и дело соприкасаемся с действиями врага, стремящегося отклонить нас от молитвы Иисусовой. Прости нас. Мы не напоминаем себе, что действие этой молитвы привлекает к нам силу Божию, которая и сохраняет нас от вражеских сетей. Прости нас, что слушаем различные помыслы врага, смущаемся ими и бросаем эту спасительную молитву.

Начинающий Иисусову молитву подобен гимназисту, поступившему в первый класс гимназии и надевшему форму. Можно думать, что он впоследствии и кончит гимназию, может быть, и в университет пойдет. Но вот проходят искушения первого же урока, например, по арифметике ученик не понял, и помысл ему говорит: «Первого урока не понял, тем более не поймешь второго, а там, глядишь, вызовут. Лучше скажись больным да посиди дома». Если же у ученика есть состоятельные родственники, то тут искушений еще больше, тот же соблазняющий голос говорит: «У тебя дедушка и дядюшка богатые, чего тебе учиться, у них погости». Слушает эти речи гимназист, перестает учиться, теряет зря время, а через несколько лет вырастает никуда не годный балбес. Время ушло, какое тут учение – и исключают его из гимназии.

Так и с молитвой может случиться. Не следует внимать искусительным помыслам, надо гнать их далеко от себя и, не слушаясь, продолжать молитвенный труд. Пусть незаметны плоды этого труда, пусть человек не переживает духовных восторгов, умиления, но все-таки бездейственной молитва остаться не может. Она бесшумно совершает свое дело.

Господи, прости нас, что внимаем искусительным помыслам, не гоним их подальше от себя, смущаемся ими и оставляем молитвенный труд. Помоги, Господи, чтобы молитва эта бесшумно совершала в нас свое дело.

В бытность в Оптиной известного старца отца Льва один инок, двадцать два года проходящий Иисусову молитву, впал в уныние – вроде как бы не видел никаких благоприятных результатов своего труда. Он пошел к старцу и высказал ему свое горе.

– Вот, отче, двадцать два года совершаю я Иисусову молитву и не вижу никакого толка.

– А какой же ты хочешь видеть толк? – вопросил старец.

– Как же, отче, – продолжал инок, – я читал, что многие, совершая эту молитву, стяжали духовную чистоту, имели дивные видения, достигали полного бесстрастия. А я, окаянный, искренне сознаю, что я самый великий грешник, вижу всю свою скверну и, размышляя о сем, идя по дороге от монастыря к скиту, часто трепещу, чтобы не разверзлась земля и не поглотила бы такого нечестивца, как я.

– А ты видел когда-нибудь, как матери держат на руках своих детей?

– Конечно, отче, но как это ко мне-то относится?

– А вот как. Если ребенка потянет к огню и он даже будет плакать из-за этого – позволит ли мать обжечься ребенку? Конечно, нет, она его унесет от огня. Или вышли вечерком женщины с детьми воздухом подышать, и вот один младенец потянулся к луне и плачет: дай ему ее поиграть. Что же делать матери, чтобы его утешить? Нельзя же ему дать луну. Она его в избу унесет, в зыбку положит, покачает: «Никшни, никшни, молчи!» Так и Господь поступает, чадо мое. Он благ и милостив и мог бы, конечно, дать человеку какие угодно дары, но если этого не делает, то для нашей же пользы. Покаянное чувство всегда полезно, а великие дары в руках человека неопытного могут не только принести вред, но и окончательно погубить его. Человек может возгордиться, а гордость хуже всякого порока: гордым Бог противится. Всяк дар надо выстрадать. Конечно, если царь просто так, от своих щедрот, преподносит дар, то нельзя, отказавшись, бросить его ему в лицо обратно; надо принять с благодарностью, но и стараться употреблять с пользой. Бывали случаи, что великие подвижники, получив особые дарования, за гордость и осуждение других, не имеющих таких даров, ниспадали в глубину погибели.

– А все-таки хотелось бы от Бога гостинчика, – продолжал инок, – тогда и трудиться было бы и спокойнее, и радостнее.

– А ты думаешь – это не милость Божия к тебе, что искренно сознаешь себя грешником и трудишься, совершая молитву Иисусову? Продолжай поступать так же, и если Господу будет угодно, Он даст тебе и сердечную молитву.

Через несколько дней после этой беседы по молитвам отца Льва совершилось чудо. В один воскресный день, когда инок тот по послушанию подавал пищу братии и, ставя миску на стол, произнес «Примите, братия, послушание от меня, убогого», он почувствовал в своем сердце что-то особенное, точно какой-то благодатный огонь вдруг подпалил его. От восторга и трепета инок изменился в лице и пошатнулся. Братия, заметив это, поспешили к нему.

– Что с тобой, брат? – спрашивали его с удивлением.

– Ничего, голова заболела.

– Не угорел ли ты?

– Да, верно, угорел, помогите мне, Господа ради, дойти до моей келлии.

Его проводили. Он лег и совсем забыл о пище, забыл все на свете и только чувствовал, что сердце его пламенеет любовью к Богу, к ближним. Блаженное состояние! С тех пор молитва его стала уже не устной, как прежде, а умно-сердечной, то есть такой, которая никогда не прекращается и о которой Священное Писание говорит: «Аз сплю, а сердце мое бдит…» (Песн. 5, 2).

Впрочем, не всегда Господь посылает умно-сердечную молитву, некоторые всю жизнь молятся устно молитвой. С ней и умирают, не ощутив восторгов сердечной молитвы, но таким людям не следует унывать. Для них духовные восторги начнутся в Будущей Жизни и никогда не кончатся, а будут увеличиваться с каждым мгновением, постигая все больше и больше Божии совершенства, в трепете произнося: «Свят, Свят, Свят».

Господи, помоги и нам на протяжении долгих лет своей жизни совершать молитву Иисусову и сознавать себя грешником, Прости, что нам не хватает постоянства в делании этой молитвы, не хватает и умения не унывать, когда не видим явных утешений от молитвы.

Из Жития преподобного Пимена Великого известен такой случай. К нему пришла однажды его мать из далекой Африки и хотела его увидеть. Когда об этом сообщили преподобному, то он ответил:

– У меня нет матери.

– Как же нет, – возразили ему, – эта приехавшая женщина убедительно говорит, что она твоя мать.

– У меня нет матери, – повторил святой, но все равно спросите мою мать, желает ли она меня видеть.

– Странный вопрос, отче, если бы она не желала тебя видеть, то не предприняла бы такое путешествие.

– Нет, спросите ее, где она желает меня видеть, в этой жизни или в будущей?

Когда это передали матери святого Пимена, она поняла его значение и ответила: «Желаю свидеться с моим сыном в Будущей Жизни», и ушла обратно.

Этот случай очень назидателен. Может быть, если бы мать настояла на том, чтобы непременно увидеть сына, она не увидела бы его в Будущей Жизни. Когда же ее великий сын обещал с ней увидеться за гробом, то этим обещал ей вечное спасение. Отсюда можно сделать и такой вывод: совершая Иисусову молитву, мы можем не ощущать святых восторгов в этой жизни, но зато в полной силе ощутим их в будущей.

Господи, совершая Иисусову молитву, мы можем не ощущать святых восторгов в этой жизни, но зато в полной силе ощутим их в будущей. Этого убеждения мы еще не имеем и не напоминаем себе о нем и поэтому легко отстаем от этой молитвы. Прости нас, Господи.

Молитва Иисусова разделяется на три, даже на четыре ступени. Первая ступень – молитва устная, когда ум часто отбегает и человеку надо употреблять большое усилие, чтобы собрать свои рассеянные мысли. Это молитва трудовая, но она дает человеку покаянное настроение.

Господи, Ты даешь нам знать, что Иисусова молитва разделяется на четыре ступени. Первая ступень предлагает нам молитву устную, когда ум часто отбегает и нам надо употреблять большие усилия, чтобы собрать свои рассеянные мысли. Господи, прости, что эта трудовая молитва не всегда бывает нам по плечу и даруй нам, Боже покаянное настроение, происходящее от неё.

Вторая ступень – молитва умно-сердечная, когда ум и сердце, разум и чувства – заодно. Тогда молитва совершается беспрерывно, чем бы человек ни занимался: ел, пил, отдыхал – молитва все совершается.

Господи, упражняясь в трудовой молитве, мы должны стремиться к молитве умно-сердечной, чтобы ум и сердце, разум и чувства были у нас заодно. Тогда молитва начнет совершаться беспрерывно, чем бы мы ни занимались. Господи, прости нас, что подобное стремление мы теряем в своей жизни.

Третья ступень – это уже молитва творческая, которая способна передвигать горы одним словом. Такую молитву имел, например, преподобный пустынник Марк Фраческий. К нему однажды пришел для назидания один инок. В разговоре Марк спросил: «Есть ли у вас теперь такие молитвенники, которые могут и горы передвигать?» Когда он это говорил, гора, на которой они были, содрогнулась. Святой Марк обратился к ней, как к живой: «Стой спокойно, я не о тебе говорю».

Господи, мы должны знать, что есть еще молитва творческая, которая способна передвигать одним словом горы. Ее имели величайшие подвижники: мы должны молиться им, чтобы они умолили Господа, и Он бы даровал нам молитву сильную и крепкую, способную утвердить в нас веру непоколебимую. Господи, прости нас, что забываем о такой перспективе молитвенного труда, не смиряем себя и не прибегаем к опыту и молитвам святых людей. Прости нас.

Наконец, четвертая ступень – это такая высокая молитва, которую имеют только Ангелы и которая дается, может быть, одному из всего человечества.

Покойный батюшка Амвросий имел умно-сердечную молитву. Эта молитва ставила его иногда вне законов природы. Так, например, во время молитвы он отделялся от земли. Его келейники сподобились видеть это. Последнее время батюшка был болен и все время полулежал в постели, так что не мог ходить в церковь. Все службы, кроме обедни, совершались у него в келлии. Однажды совершали всенощную. Батюшка, как всегда, полулежал. Один келейник стоял впереди образа и читал, а другой – позади батюшки. Вдруг он видит, что отец Амвросий садится на кровати, затем поднимается на десять вершков, отделяется от кровати и молится в воздухе. Ужаснулся келейник, но пребыл в безмолвии. Когда пришла его очередь читать, то другой, встав на место первого, сподобился того же видения. Когда закончили службу и келейники пошли к себе, то один сказал другому.

– Ты видел?

– Да.

– Что же ты видел?

– Видел, что батюшка отделился от кровати и молился на воздухе.

– Ну, значит, это правда, а то я подумал, что мне только это кажется.

Хотели они спросить о том отца Амвросия, да побоялись: старец не любил, когда говорили что-нибудь о его святости. Возьмет, бывало, палку, стукнет любопытствующего и скажет: «Дурень, дурень, что грешного Амвросия об этом спрашиваешь?» – и больше ничего.

Господи, Ты открываешь нам знание и о четвертой ступени молитвы. Такой молитвой молятся только Ангелы и которая дается, может быть, одному из всего человечества. Господи, прости нас, что наши знания не придают нам трепета и страха Твоего интересоваться делателями такой молитвы, каким был, например, преподобный Амвросий.

В настоящее время в Кавказских горах спасается отец Иларион. Жил он сначала в общежительном монастыре на Афоне, а теперь все оставил и служит Богу в подвиге пустынничества. С ним живет еще молодой (тридцати лет) монах – отец Венедикт. Ему даны старцем некоторые поручения и среди прочего – узнать, как в монастырях совершается молитва Иисусова. Он объездил многие монастыри (мужские и женские) и пришел к печальному выводу. Эта необходимейшая молитва почти всюду оставлена, особенно в женских монастырях. Исполнители ее кое-где, как свечи, догорают.

Прежде молитву Иисусову проходили не только монахи, она была обязательна и для мирских (например, известный исторический деятель Сперанский, издатель законов, упражнялся в творении Иисусовой молитвы и был всегда радостен, несмотря на многоразличные труды свои). Теперь даже монахи недоверчиво относятся к этому подвигу. Один, например, говорит другому:

– Слыхал?

– Что?

– Да отец Петр начал совершать Иисусова молитву.

– Неужели? Ну, верно с ума сойдет.

Есть пословица: нет дыма без огня. Действительно, бывали случаи, что и с ума сходили люди, но отчего? Да брались за эту молитву самочинно, без благословения, и, начав, сейчас же хотели попасть в святые, лезли на Небо напролом, как говорится, ну и срывались.

Господи, и нами эта необходимейшая молитва почти совсем оставлена. Мы извиняем себя бесчисленными делами, якобы мешающими нам заниматься ею, или же докучливыми кривотолками. Прости нас, Господи, что беремся за нее самочинно, без благословения и сразу же хотим попасть в святые.

(Отец Венедикт недавно был в Оптиной, уехал после Преображения Господня. С батюшкой Варсонофием он вел продолжительные беседы и на вопрос об Иисусовой молитве получил ответ: «Все рабы Божии – и в монастыре, и в скиту – проходят молитву Иисусову, только трудовую, то есть первой ступени»).

Впрочем, и на этой ступени есть до тысячи градаций, и проходящие эту молитву поднимаются, так сказать, с одной линейки на другую. Но человек не может определить сам, на каком уровне он стоит. Считать свои добродетели было бы фарисейской гордостью. Надо считать себя стоящим ниже всех и стремиться получить от Господа те дары, которые несомненно несет с собой Иисусова молитва, – это покаяние, терпение и смирение.

Господи, мы не умеем считать себя стоящими ниже всех и не стремимся получить от Тебя те дары, которые несомненно несет с собой молитва Иисусова – это покаяние, терпение и смирение. Прости нас, Господи за это.

Святитель Игнатий (Брянчанинов), впоследствии епископ, был послушником в Оптином скиту и спросил однажды одного инока: «Скажи, отче, на пользу моей душе, самодвижная ли у тебя молитва?» Тот, видя, что вопрос предложен не из любопытства, сказал: «Слава Господу, сподобившему меня сего дара. Но получил его внезапно, точно молния озарила меня однажды после долгих лет трудовой молитвы».

По замечанию батюшки Варсонофия, есть в скиту иноки, которые по сорок лет совершают молитву, но она у них все еще трудовая: мысли расходятся. Некто спросил у отца Амвросия: «На каком слове молитвы Иисусовой делать ударение. Не на слове ли Иисус?» «Это великое слово Господа, – отвечал старец, – но для нас, немощных, полезнее делать ударение на слове «грешный».

Господи, у нас нет даже трудовой молитвы и мысли расходятся, и акцент в молитве мы не умеем делать на слове «грешный». Прости нас за это.