450. Слово в день Рождества Богородицы⁹⁴⁸

Едино... есть на потребу. (Лук. X. 42).

Ничто так не обыкновенно в мире, как жалобы на жизнь многопопечительную. Если бы все воздыхания в сию минуту из сердец озабоченных, совокупясь, коснулись ушей наших, какую страшную бурю мы бы услышали! Когда удовлетворение вещественных надобностей – пища, одежда, образование духа и обязанности общественные не стоят нам великого труда, наше воображение бывает плодовито, дабы родить нам беспокойства мечтательные; жажда богатства, славы, наслаждения занимает так, что самый праздный имеет столько дела, как и самый трудолюбивый.

Легкомысленный смертный! Ты суетишься, как Евангельская Марфа, и насчитываешь тысячу нужд. Сквозь шум попечений, которые, так сказать, роятся в смущенных мыслях твоих, допусти в душу твою голос истины, желающий тебя упокоить: «едино... есть на потребу». А Ты, родившая Господа субботы, – коей мы если не целый день, по крайней мере час сей субботствуем от работы сует! – Необманутая матерь Ноя, который должен «упокоить нас от дел наших и от печали рук наших и от земли, юже прокля Господь Бог» (Быт. V. 29), – низведи ныне деятельным ходатайством тишину в сердца наша, дабы беспрепятственно могли ощутить, как обладание единым успокоивает от попечений бесчисленных.

Странное, равно как и бедственное, свойство человеческих желаний есть то, что редко и разве на время остаются они в известных границах. Тот, Который водам «положил предел, ...егоже не прейдут, ниже обратятся покрыти землю» (Псал. CIII. 9), кажется, не положил предела стремлениям человеческого сердца. Оно простирает их от предмета к предмету с такою неудержимою скоростью, как брошенный в тихое море камень рождает от себя круги, один другого преследующий и теряющийся в отдалении. Иногда, пробежав круг возможностей, мы находим его довольно тесным, и касаемся невозможного. Сперва ищем необходимого, потом думаем о полезном и приятном, наконец, излишнее нам представляем необходимым. Раб воздыхает о том, что не имеет свободы, свободный сокрушается о том, что не имеет рабов; золотых гор мало для любостяжания; престолы низки для честолюбия, чертоги не вмещают человеческих желаний, так же как и хижина, хотя и сия могла бы быть еще менее для человеческого тела.

Но да не падет сия укоризна на одно своенравие и неопытность человеческую. Глад желаний не утолим, потому что пища не питательна и не свойственна. Могут ли быть желания постоянны и умеренны, если предмет их подвержен беспрестанным переменам и оскудению? «И мир преходит и похоть его» (1Ин. II. 17). Можно ли быть спокойну и не искать всегда бoльшего, если приобретенное не удовлетворяет и обманывает? Чистый дух и грубое вещество, бытие бессмертное и удовольствие мгновенное, существо мыслящее и прелесть чувственная – есть ли тут какая сообразность? Мир есть коловратный круг; наша душа есть образ троичного божественного единства. Круг, положенный в треугольник, не может занять всего пространства, так целый мир не наполнит души человеческой; не осмелимся решить, больше ли в сем гнева карающего или вразумляющего. Милосердия дело есть то, что человек поставлен среди таких опасностей; только мы должны признавать в сем состоянии нашем вместе и наказание и указание. Наказание – пoелику чадолюбивый Отец без причины не заточает детей своих в страну глада и жажды; указание – пoелику премудрый Создатель не мог сотворить глада, не приуготовив соответственной ему пищи; и следовательно каждый вопль обманутых и неудовольствованных желаний есть тайное наше поучение: человек не для мира, хотя мир и для человека; все в нем приобретения суть только трата времени; одна та потребность, которую все здесь открывает, но ничто не может удовлетворить, заслуживает все внимание: «едино... есть на потребу». Сие внушает каждому здравый разум, но он уже не в состоянии руководствовать нас; сие внушает каждому Откровение, оно нас приемлет там, где сей вождь изнемогает. Едино сие, говорит оно, которое составляет всегдашнюю, существенную нужду человека, есть царствие Божие, или благодатное с Богом соединение. Человек некогда обладал сим несравненным счастием, но с тех пор, как неблагодарный, отвратясь единого, впал в многочисленность тварей, тот мир, в котором он, вне Бога, хотел основать собственное владычество, сделался его темницею, а каждая вещь его орудием. Напрасно вы теперь ищете вкуса в плодах земли: рано или поздно отверзутся очи ваши и плоды сии будут желчию в устах ваших; ибо после того, как сорван запрещенный плод, на земле растут одни проклятия. Одно только нужно – приобресть царствие Божие, восстановить внутреннее с Богом соединение посредством веры, любви и упования: тогда во внешнем вы получите все возможные выгоды и удовольствия; ибо все для вас обратится в дары и благословения Отца небесного: «ищите... прежде царствия Божия и правды его, и сия вся приложатся вам» (Матф. VI. 33).

Промысл показал первый опыт оного в таких обстоятельствах, в которых оно менее всего было вероятно. Мир дольний удивлялся, как горний рукоплескал, взирая на людей, кои признавались всему свету, что они и «алчут, и жаждут, и наготуют, и скитаются» (1Кор. 4:11) «лишени скорбяще, озлоблени» (Евр. 11:37), и кои в то же время уверяли торжественно, что они были «яко нищи, а многи богатяще, яко ничтоже имуще, а вся содержаще» (2Кор. VI. 10).

Чего в самом деле может не доставать обладающему Богом? Одна мысль у него – Бог; одно желание – наслаждаться Им; одно начало действования – Его любить; одна цель – угодить Ему; Богомыслие – пища его, вечность – поле славы его, небо – сокровище его: с сей высоты духа низводит он взоры свои на свое внешнее состояние и мнимые блага, которые составляют предмет наших забот. Он смотрит на все иначе, нежели малодушные чада мира. Власть, рассуждает он, не для властелина, но для подчиненного: убо ничего не имеет в себе лестного, – кроме удовольствия делать добро, но сие удовольствие и без нее возможно; богатство, кроме необходимого и нужного – есть собственность сирых и бедных: и если же небо не благоволило мне даровать его, оно блюдет меня или от искушения, или вернейшие имеет руки. Пышность более бремя, нежели украшение; удовольствия чувств более суть залог будущих болезней, или раскаяния: чем менее я имею к ним случая, тем менее труда охранять себя от опасного излишества. Убожества, несчастия, оскорбления, гонения... Ах! не Провидение ли посылает все сие? Буди имя Господне благословенно!..

Ах! для чего мы не все так думаем? для чего, совершая путь немногих дней, какова жизнь наша, одни безрассудно обременяют себя годовым запасом, другие поднимают с земли блестящую безделку и подавляют себя бесполезною тяжестию; иные избирают стези, где бы можно идти по цветам, несмотря на то, что они ведут к пропасти; иные ходят по высоким горам и стремнинам – какое разнообразие мучить самих себя? Для чего мы ныне не помышляем о единственном Существе, которое бы облегчило наше путешествие?

«Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии, и Аз упокою вы», глаголет Господь (Матф. XI. 28). «Аз есмь путь и истина, и живот» (Иоан. XIV. 6). Се всем едино есть на потребу. Аминь.