449. Слово на день преподобного Сергия********945.
1803–1808
Приидите ко Мне вси труждающиися и обремененнии. (Матф. XI. 28).
Животворные слова живого Бога.
Вера есть златая стамна, которая вмещает в нас вселяющееся Божество, есть орлия крыле, которыми душа парит за восходящим Господем. Возносится ли с Возносящимся, удостаивается ли приять Нисходящего, но все с Богом. Сила веры непостижима; она приемлет нас в объятия свои мертвыми, – одушевляет; видит младенчествующими, – возращает; видит преткновенных боящимися, – ведет по пути ровному; чувствуя мужами соделавшихся, – соединяет терпкое с легким, с ровным стропотное, – и что имамы, чего не прияли от руки веры? Вера есть «сущность вещей»*********. Чему веруем, то и будет: веруем – и горы преставляти «можем»; не веруем – и иота не прейдет; веровал Лазарь, – и воскрешен от мертвых, не веровал Иуда – и не мог не потерять жизни. Не нужны верующему пособия натуры: бесполезно без веры вседействие естества. Пространство веры неудобообъемлемо. Оно не ограничивается в тесных, токмо пределах мертвого понятия о Божестве и человеческом естестве. Такому объемлющему все тайны Божию кивоту не довлеют обширные умы небожителей вышних. Поступим далее и далее, но только оком Божиим, а не стопами человеков. Внутренняя веры красна. Высочайшие, изящнейшие дарования не всегда еще доказывают христианина и богоугодного человека. «Не в словеси... царство» (1Кор. IV. 20). Превратить жезл, провесть чрез море и источить воду из камене, говорить огненными языками – суть действия Божия, но не всегда благоволительныя; суть Божия, но не в огни Господь; суть Божия, но о сем не радуйтеся. При сем вспомните, что Мариам была пророчица, Саул пророк и Валаам глаголал притчу. Веру можно уподобить прекрасному древу, обогащенному удивительными плодами. Плоды сии толико единственны, что вкусивший от них не иное что может сказать, как то, что плоды сии возрасли от семени неистленного, на полях небесного Едема, изготованы десницею Вышнего.
Зело красный добротами ума и сердца! «Аще вопросят мя: что имя ему; что реку к ним», гласит древний вождь сынов «крепкого» (Исх. III. 13, 6:1): подобно сему аще вопросят мя люди, любвям мира преданные: где та добродетель на земли, которой научает слово твое? Аз реку: се яко избранный!
Скажет дух кичливый, где пример кротости твоея? Аз возглаголю: научитеся от него, яко кротость и смирение в сердце его. Аще возопиет рабствующий воле похотений своих: где образ воздержания твоего? Аз покажу: се благий пример благого Учителя! Его благодейственная в преклонных летах жизнь – плод всегда благорасположенной жизни: благослови убо и мене, отче, благословением твоим, да возглаголю в славу Бога, тобой подражаемаго946.
«Плод... духовный есть любы, радость, мир, долготерпение, благость, милосердие, вера, кротость, воздержание» (Гал. V. 22–23). Рассмотрим, почему сии плоды называются духовными.
:Любовь: есть горлица, кокош, орел, дух, носившийся вверху воды; совоздыхает воздыхающим, как горлица; созывает птенцов малосмысленных, как кокош; возносится горе к Богу, как орел; благоустрояет в подобии Бога. Она обладает Богом, есть также обладательница и всех человеческих вещей; все ей принадлежит, о всяком счастии, как о собственном, веселится; о всяком бедствии, как о своем, печалится. Се первый плод веры! Ужели мните, что неверствующие кого-нибудь любят? Ни Бога, ни мира, ни людей, ни самих себя; любят, правда, мир, но так, что чрез сие себя ненавидят; любят себя, но с тем, чтобы погубить; любят других, но любящих. Любовь невинная с небесе приниче. Предвечный, страждущий на Голгофе, жаждущий оставления грехов своим распинателям, есть первый и единственный учитель науки любить. «Плод... духовный есть любы».
«Радость» есть блаженное спокойствие совести, происходящее от «успокоенного» (примиренного?) Божества. Неверствующий никогда не чувствовал радости в своем сердце. «Проклят всяк, иже не пребудет во всех писанных в... законе» (Гал. III. 10). Какое же проклятому спокойствие, какая погибшему радость? Может быть они и радуются, но не своею радостию. Смеющееся счастие, рукоплескание льстецов, благословение окружающих есть радость чужая. Видали мы восхищенных победами Римлян; но равнодушно смотреть на трупы мертвых, восхищаться, смотря на льющиеся кровавые реки, на царей, колесницы везущих, значит предаваться бесчеловечному исступлению, а не радости. Видевшие Иисуса, радующегося радостию великою о том, что ни един погибе от врученных Ему, кроме сына погибельного, те только научаются, якоже подобает радоватися. «Плод... духовный есть... радость».
Ничего не делать, ни говорить, ни мыслить в противность уставам Богочеловека есть то, что означает мирное сердце. Так ли живут нечестивые – без веры? Несть мира в царствах, градах и весях, в домах...947
Несть мира в нечестивых, несть мира от нечестивых. Он исходит от Сионской облагодатствованной горницы, где из уст небесных провозглашен в первый раз истинно-Божественный мир. «Плод... духовный есть... мир».
Долготерпение есть единообразное пребывание в веровании тому, что достойно всякого приятия, в люблении того, что любовь нашу достойнейше привлекает. Сыны естества не тако. Благоволение счастия кичит умы, легкая противность приводит в отчаяние. Да и откуда придти к ним долготерпению? Не видали они на Голгофе Страждущего, не вопрошали о роде, сане и могуществе Его; не знали, что там было два креста: на одном понесено страдание за грешников, на другом страдали спасаемые грешники. От Голгофы изыде закон долготерпения. «Плод... духовный есть... долготерпение». Сердце, желающее охотно предать себя истинной пользе человечества, есть сердце благое. Не хощу спасать себя, не спасая соотечественников моих, вопиет Моисей (Исх. XXXII. 32), повторяет Павел (Римл. IX. 3). Такое благорасположенное сердце свойственно только Моисеям и Павлам: пoелику они видели Благого, слушали благое, пребывали всегда в Благотворящем. – Но, бессомненно, можно сказать, что между патриотами, столь многолюдные общества языков созидающими, богатящими и возвышающими, не было и не будет толикотворной десницы. Древа осенние, дважды умершие, ни листьями не одеваются, ни плодами не украшаются; безводные облака живительного дождя не испускают; в изменниках несть души благодеющей. «Плод... духовный есть ...благость».
Душа, тихо прикасающаяся ранам болящих, возливающая вино и елей на струпы смердящие, есть душа милосердая. Отворотившийся от болящего Левит, и возливший вино и елей на раны его Самарянин представили две различные между собою картины сострадательности и ожесточения к человеку. Почему мимо шел Левит? Потому что не знал, что делать с болящим, не видал Самарянина, возливающего целительный елей. Сей Самарянин есть тот самый Целитель небесный, который из единого благоутробия сошел к страждущему миру, больному, по всему свету простертому, и сонмы неизлечимых болезней врачевал помазанием своей бесценной крови. До Его прихода кому милосердствовать? «Сынове человечестии... тяжкосердии» (Пс. IV. 3) и не чувственны, жестоковыйны и не смотрят на попираемого несчастного. Все страждут в одно время в одной целебнице, а посему должны, кажется, быть состраждущие; но всякой безчеловечным забытием других хочет показать себя исцелевшим – тяжкосерди сынове человечестии. «Плод... духовный есть... милосердие».
Носить всяческая глаголом силы своея, и быть вознесену на древо Голгофское есть чудный пример неподражаемого, непостижимого, прямо Божеского снисхождения. Но от неприступного отступим. Довольно несколько начертывающей в себе горнего страдальца Иисуса кроткой человеческой душе забыть древним змием обещанное божество и непрестанно памятовать, что она и нага, и слепа, и бедна. – Сыны исполинов, стенящие под водами потопными, не тако помышляют. Вышний покрывает землю морем, а сии созидают стовратный Вавилон. Вышний емлет оружие, а дольнии – щит; небесный – гнев, а земные – сопротивление. Они кротости не знают, пoелику не от кого было научиться: вождь их, небесный изгнанник Люцифер вооружается против Вседержителя; праотец их, первенец Адамов, ученик денницы подъял убийственные руки на единоутробного; второй предводитель Немврод возобновил было древнюю брань сатанину. Я не хочу говорить о смирении лисием, жесточайшем и опаснейшем самого буйного насилия. Но чтобы научиться смиренномудренной, забывчивой к собственным добротам кротости, должно идти по другой дороге. Сойди во Иудею, вниди в претор, посмотри на вопрошаемого тамо от Пилата, послушай, как он ответствует на беззаконный глас; иначе как можем изобразить лепоту ее, никогда не видав оную. «Плод... духовный есть... кротость».
Дух, царствующий господин в дому своем, безопасно правящий необузданною толпою похотений товарища своего, есть дух воздержный. Сия добродетель есть также отрасль от горнего древа. Не прозябло древо сие, и не было плодов таких во вселенной. Помним мы, что и сын Софронисков учил забывать тело, учил разумный, но не разумно. Какой дому господин, прилагая попечение о жителях, не попечется о самой храмине? Возвещают также, что Ликурговы воспитанники были жизни, так сказать, бесчеловечной к самим себе. Но сие для того, чтобы привыкнуть к бесчеловечию, над другими совершаемому. О воздержание!.. Начиная со вкусивших запрещенный плод не было еще воздержного. Не прежде Моисей начал поститься, как острыми очами благодати за несколько веков усмотрел в Иудейской пустыне чрез четыредесять дней пищи не вкушающего сына Мариина (Исх. XXXIV). «Плод... духовный есть... воздержание». Духа плоды, плоды духовные. Без самой веры не быть бы плодам.
Сии чудотворные плоды были единственною, сладчайшею, нетленною пищею сего в райском вертограде ныне торжествующего, а в земнодольных селениях превозносимого подвижника Божия Сергия. Ведал он, что естественная пища превращается в плоть ядущего, но манна Божественная самого вкушающего пресуществляет в естество Божеское. Он веровал, пoелику вера горы преставляет; любил, яко Бог любы есть; радовался, яко в Боге несть тьмы ни единыя; миролюбив был, яко Христос мир есть нам; долготерпел, пoелику видел терпение на главе Божией; милосердствовал, пoелику спасен милосердием; кроток был, яко известися, что реки благодати текут низу, а не верху; воздержен был, яко весь Богом обладанный. Се путь, верным подлежащий, се путь – и пойдем по нему. Аминь.
* * *
C 449 по 505 слово приводятся слова и речи, не напечатанные при жизни проповедника.
Печатаем это слово с рукописного сборника проповедей разных авторов, находящегося у племянника покойного святителя, священника Н. Н. Дроздова. Оно несомненно принадлежит покойному как по стилю, так и по тому, что подписано «В. Дроздов». В каком именно году между 1803 и 1808-м произнесено, не известно. Встречающаяся неопределенность слов и выражений, вероятно, зависела от переписчика, как вообще видно, не особенно искусного.
Обращение сие, по обычаям времени, вероятно, относилось к преосвященному митрополиту Платону.
Здесь в списке следует выражение, которого мы никак не могли разобрать.