Послание 242(430). Игумену Макарию

Еще до чтения, как только я взял в руки святое письмо твоего блаженства, богочестный отец мой, моя смиренная душа почувствовала облегчение. А когда я прочел письмо и узнал причины запоздания его, освободился от всяких подозрений, в тайне огорчавших мое смирение. Удостоверившись, что духовная любовь твоего боголюбия остается по-прежнему искренней к нам, ничтожным, я прославил благого моего Бога. О, всеобщий примиритель, Боже и Господи, пусть она всегда остается неизменной! Знай, боголюбивейший, что мы искренно любим тебя и сохраняем неразрывный союз любви; например, еще раньше мы были ею побуждены написать тебе, когда ты приступил к подвигам благочестия, но не потому, что наше ничтожное письмо могло принести какую-нибудь пользу или было в силах укрепить. Презренные и в слове, и в жизни, мы далеки от этого, а действуем, как того требуют условия времени и чувство любви. Поэтому же мы были принуждены написать и другим отцам и братьям.

Хорошо и вполне справедливо сказала твоя честность, что нужно пользоваться обстоятельствами, ради гонителей и не по-братски мыслящих. Кто не восстенает над их падением? Так оно упорно и опасно для всей Церкви! Или, потеряв рассудок, они думают, что действуют наиболее удобным образом? О, дурное начало и корень! Ты знаешь, отец, о ком я говорю. По его примеру и прочие увлеклись этим безумием. Но можно ли без слез вспомнить о флувутском игумене? Относительно прочих это дело привычное и не так поразительно. Но об этом муже что сказать? Что думать? «Как упал ты с неба, денница» (Ис.14:12)? Как повержен столп, восходивший до небес?

Я почти оцепенел, услышав об этом, – так все показалось мне совершенно невероятным. Я давно знал его непосредственно. И когда я ехал сюда в ссылку, увиделся с ним по пути и выслушал свидетельства о готовности к мученичеству; тогда он, по его словам, убедил даже Никейского митрополита не входить в общение с еретиками и пригрозил ему отделиться от него, если это сделает. И вот таковой стал общником христоборцев. И что заслуживает особенного сожаления, он, как я слышал, совершенно не сокрушается о своем нечестии, не желает обратиться к Богу даже со словом молитвы о прощении за это. Не дивно ли это, человек Божий? Не исполнилось ли слово пророка, что «и пророк и священник осквернились» (Иер.23:11). «Кто даст главе моей воду и очам моим источник слез, чтобы плакать» о столь великом поражении (Иер.9:1). Честные и почти золотые сосуды превратились в сосуды глиняные (2Тим.2:20).

Но что я плачу о чужих несчастьях? Обращу лучше плач на самого себя. Как мне спастись от лукавого? Сильные поскользнулись, а я, слабый, как выдержу предстоящую борьбу? Поэтому прошу твое преподобие, хоть ты, избранник Божий непреклонный, стой крепко, утвердившись на недвижимой вере Христовой. Укрепляй и утверждай своей стойкостью вместе со многими другими, в ком есть дух жизни, и мою худость, готовую все перенести за Христа и ради Христа, но недостойную по своим неисчислимым грехам. Великая десница Господня да соблюдет тебя, моего отца и владыку, крепким и сильным с помощью Божией против врагов Божиих.