Деятельность Московского митрополита Филарета по отношению к расколу

Содержание

Общий взгляд митрополита Филарета на раскол

В ряду недавних противораскольнических деятелей, из среды русских архипастырей, митрополиту Московскому Филарету бесспорно принадлежит одно из самых видных мест. В этом отношении его имя должно быть поставлено на ряду с именами таких борцов против раскола, как митрополит С.-Петербургский Григорий и архиепископ Пермский Аркадий и Воронежский Игнатий. Но если последние известны более как миссионеры и полемисты против раскола, как первые созидатели и насадители миссионерского противораскольнического дела, как авторы замечательных противораскольнических сочинений; то слава митрополита Московского основывается главным образом на его административной деятельности по отношению к расколу, и его заслуга, как противораскольнического полемиста, как автора известных «Бесед к глаголемому-старообрядцу», немного прибавляет к этой его славе.

Начало противораскольнической деятельности Московского святителя относится ко второй половине царствования Александра I. В это время, приблизительно в 1817 году, учрежден был в С.-Петербурге первый секретный комитет по делам раскола. В числе трех членов этого комитета был и Филарет, в то время викарий С.-Петербургской епархии и ректор академии¹. С этого времени и до своей смерти (19 ноября 1867 года), в течение целого полустолетия, святитель Филарет, пользуясь вполне заслуженным авторитетом, является ревностнейшим стражем и охранителем православия и неусыпным борцом против раскола.

Главную сторону этой деятельности Московского святителя составляет участие его, как члена Св. Синода и столичных секретных по делам раскола комитетов, в тогдашней церковно-государственной административной деятельности по отношению к расколу. Участие это, как и вообще все участие Московского архипастыря в делах русской церкви, было громадно. Не было, можно сказать, ни одного вопроса, ни одного замечательного случая в церковно-государственной противораскольнической деятельности, где не выразилось бы его более или менее деятельного, большею частью руководящего участия. Поэтому рассматривать историю означенной деятельности м. Филарета значит излагать историю церковно-государственной деятельности по отношению к расколу. Памятником этой деятельности Московского святителя остались в наше наследие его многочисленные мнения, записки и официальные письма по различным вопросам, касающимся раскола, в числе других официальных бумаг его изданные в свет, под редакцией преосвящ. Саввы, архиепископа Тверского, под общим заглавием: «Собрание мнений и отзывов Филарета, митрополита Московского и Коломенского, по учебным и церковно-государственным вопросам. (С.-Петербург 1885–1888 г.г.)». Характерную особенность всех этих мнений и отзывов Московского святителя составляет их замечательная обстоятельность. Большая часть из них, по справедливости, может быть названа обстоятельными трактатами, исчерпывающими рассматриваемый в них вопрос до последних оснований. В объяснение этой, драгоценной для нас, черты своих мнений, Филарет писал уже под конец своей жизни и деятельности (10 мая 1862 года) синодальному обер-прокурору Ахматову следующее: «полагаете, что я мог бы ограничиться короткими Вам ответами. Большею частью это неудобно. Как судить Вам о каком-нибудь мнении моем, если не покажу причин? А увлекать Вас к моему мнению одним доверием, безотчетно, мог бы я только тогда, когда бы почитал мои мнения непогрешительными, от чего да сохранит меня Бог»². Благодаря этому, мы имеем в своем распоряжении богатый материал, на основании которого можно составить правильное понятие о том, как смотрел м. Филарет на разные меры, предпринимаемые церковью и правительством против раскола с целью его ослабления, какие из этих мер он считал наиболее целесообразными и потому особенно настоятельно рекомендовал правительству со своей стороны.

Другую сторону противораскольнической деятельности святителя Филарета составляет его деятельность в качестве епархиального архиерея. Дополняя церковно-государственную его деятельность по отношению к расколу, епархиальная деятельность его служит вместе, с тем прекрасной иллюстрацией к первой; она показывает вам, как он осуществлял рекомендуемые им противораскольнические меры на деле, в своей епархии (Московской), густо населенной раскольниками разных толков. Памятниками этой деятельности м. Филарета являются отчасти его донесения Св. Синоду, напечатанные в собрании его мнений и отзывов, равно как письма к своим викариям и официальная переписка с гражданским Московским начальством, главным же образом его резолюции, вот уже более 20 лет печатающиеся (и до сего времени еще не оконченные) в «Душеполезном Чтении» и в последнее время (в 1889 г.) изданные в Орле отдельною книгою³.

Наконец, нельзя не указать также и на участие м. Филарета в делах по расколу других епархий. Многие из современных ему русских иерархов в трудных обстоятельствах тяжелой борьбы против раскола обращались к его уму и опытности и он никогда не оставлял их без ответа. Держась того убеждения, что только при взаимной поддержке возможна какая-либо плодотворная работа, а тем более в такой трудной области, какова борьба с расколом, он и сам, особенно в начале своего служения, просил у других советов, «как лучше действовать к обращению раскольников»⁴, и другим всегда с готовностью подавал добрые указания, если к нему обращались за таковыми. Мало того, иногда Московский святитель и сам предупреждал те или другие недоумения архипастырей, будучи близко знаком с состоянием раскола в той или другой местности, как о том свидетельствуют встречающиеся в его письмах выражения: «до сведения моего дошло», «об этом я уже слышал»⁵ и т. п. Выходя из принципа взаимной поддержки в борьбе с расколом, он даже осуждал тех из молодых архиереев, которые думали прожить исключительно своим умом, игнорируя опытность старых. «Неужели преосвященный Архангельский, – писал он, напр., относительно одного из таких архиереев преосвященному Аркадию Пермскому, не имеет правильного понятия о значении и полезном употреблении единоверческих церквей? И неужели нельзя помочь сему добрым советом? Если новые архиереи почитают для себя излишними советы старых, то не до хороших времен мы дожили»⁶. Обширная переписка м. Филарета с современными ему русскими архипастырями частью издана в различных духовных и исторических светских журналах, а также и отдельными книгами, частью остается еще не опубликованной⁷.

Таковы главные стороны административной противораскольнической деятельности Московского архипастыря. Эта его деятельность и будет служить предметом нашего исследования. Что же касается деятельности м. Филарета в качестве противораскольнического полемиста, то мы не обещаем долго останавливаться на ней, считая вполне достаточным ограничиться в своем месте лишь несколькими замечаниями относительно ее.

Наше исследование не-первое в этом роде. Не особенно давно на страницах «Братского Слова» появился труд А. Зыкова под тем же самым заглавием, что и у нас⁸. Труд г. Зыкова не закончен; но и из того, что написано автором, ясно видны те цели и задачи, которые он преследовал в своем сочинении. Он поставил своею задачею исторически проследить противораскольническую деятельность Московского святителя, отмечая при этом то важное влияние, какое оказал последний на правительственные отношения к расколу. В пределах этой задачи труд выполнен автором довольно удовлетворительно. Но поставивши себе такую задачу, автор вполне естественно все внимание сосредоточил на официальных записках и мнениях м. Филарета, которыми последний собственно и влиял на правительственные отношения к расколу, и почти совершенно игнорировал его резолюции и частную переписку⁹. Результатом этого и было то, что вопрос о гражданских мероприятиях против раскола, которого почти исключительно и касается Московский святитель в своих мнениях, обследован автором довольно обстоятельно; между тем как другой не менее важный вопрос, вопрос о духовных мерах против раскола, который приходится решать главным образом на основании епархиальной практики м. Филарета и его частной переписки, затронут автором очень поверхностно.

Чтобы избежать этого, на наш взгляд, очень существенного недостатка, мы поставили себе несколько иную задачу. Цель нашего исследования не столько отметить участие Московского святителя в церковно-государственной противораскольнической деятельности, сколько систематизировать его мнения по вопросам, касающимся раскола, так сказать, дать читателю в некотором роде, справочную книгу к суждениям знаменитого иерарха по означенным вопросам. Сообразно с этим мы решили дать своему сочинению предметное построение и изложить в первой части вопрос о духовных мерах против раскола и во второй о мероприятиях гражданских. А так как в тесной связи с вопросом о расколе стоит вопрос об единоверии, то мы считаем необходимым разъяснить и этот вопрос, что и составит третью часть нашего исследования. Всему этому мы предпосылаем небольшое введение, в котором излагаем общий взгляд м. Филарета на раскол, на его сущность и значение¹⁰.

Общий взгляд митрополита Филарета на раскол¹¹

Самый первый и в то же время самый важный вопрос о раскол это – вопрос о его сущности и значении, так как он служит исходным пунктом для решения других вопросов, касающихся раскола, и естественною основою таких или иных отношений известного исторического деятеля к расколу. Поэтому прежде, чем говорить о деятельности м. Филарета по отношению к расколу, необходимо познакомиться с его общими воззрениями на раскол, на сущность и значение последнего.

Взгляд м. Филарета на раскол сложился под влиянием двух факторов: с одной стороны под влиянием тех ходячих воззрений, которые господствовали в далеко не богатой и крайне односторонней литературе того времени по этому вопросу, а с другой стороны и главным образом под впечатлением живой действительности – под влиянием тех фактов, которые имели место в противораскольнической практик самого Московского святителя. Этим объясняется и крайне отрицательный характер воззрений Московского архипастыря на раскол и метод его рассуждений не столько научно-теоретический, сколько, так сказать, практический, более простой и наглядный: при решении рассматриваемого вопроса, Московский святитель берет современный ему раскол и черпает доказательства для своих воззрений в большинстве случаев из своего времени и главным образом из своей противораскольнической практики.

Современный раскол, по взгляду м. Филарета. церковно-государственное явление по своему значению, хотя он родился и возрос на церковной почве. «В прежние времена, писал он в 1851 году в ответ на вопрос о значении раскола в Российском государстве, раскол имел значение преимущественно церковное и в глазах императрицы Екатерины II раскольники еще могли казаться более смешными или жалкими, нежели опасными. Но в настоящее время раскол имеет важное значение преимущественно в гражданском отношении»¹². В том и другом отношении раскол есть «зло»¹³, «болезнь» и притом «довольно застарелая»¹⁴, «язва ужасная и непрестанно более и более распространяющаяся и требующая неотложного и серьезного врачевания»¹⁵.

С церковной точки зрения раскол есть «отломившаяся, поврежденная отрасль господствующего вероисповедания, к которой все раскольники совершенно принадлежали в своих предках»¹⁶ – «общество людей, которое, вследствие давно возникших распрей и усиленно-изысканных сомнений о вселенской православной церкви, само себя поставило в отчуждение от вселенской православной церкви»¹⁷. Разорвав союз с единой святой соборной и апостольской церковью и за это вполне справедливо «отлученные от оной каноническим постановлением Московского собора 1667 года,»¹⁸ «раскольники вздумали созидать какую-то иную (церковь), которой основанием и подпорами служат им беглецы священства и самопоставленные наставники, никем никогда не посвященные»¹⁹. Таким образом, ныне существующие церкви раскольнические – «самовольные и самодельные построения, воздвигнутые во вражде против (православной) церкви, вновь построенные и отворенные врата адовы, на прельщения неведущих малым неким подобием церкви притворно прикрашенные»²⁰. При таком своем характере, раскол и сам по себе, очевидно, великое зло, так как в своих сетях держит «тысячи несчастных», отчуждая их «от церкви Божией, ведущей ко спасению»²¹.

Но еще большее зло раскола заключается, по мнению м. Филарета, в его отношениях к православной церкви. Родившись «от неповиновения к ней»²² и от вражды с нею, раскол ненавидит ее и до сих пор, хотя и не так фанатически, как в первое время своего существования. Разделяясь на многочисленные секты, все раскольники однако сходятся в этом пункте, – в одинаковом отношении к православной церкви: все они «хуления на нее возносят»²³ и «почитают ее еретическою»²⁴. Ближе других сект, по своим взглядам и внешнему подобию, стоит к православной церкви поповщина, которая одна только и может быть названа в собственном смысле расколом²⁵. Но достаточно прочитать «выдуманные ее последователями обряд отречения от православной церкви, как будто еретического общества, и присоединения к их обществу, как будто к истинной церкви», чтобы видеть, что и поповцы не отличаются от беспоповцев в указанном отношении. В этом, так называемом у них, проклятии ересей никоновых, которое «в виде присяги» должен произнести всякий приходящий к ним священник, проклинаются «древние истинные церковные обряды, иерархия, правительство и все истинные сыны православной церкви»²⁶. Главная причина этой ненависти и вражды та, что основное свое свойство – без благодатное состояние самочинные раскольнические церкви переносят на православную церковь и стремятся стать на ее место, в качеств истинной Христовой церкви, это их заветная мечта. Отсюда постоянные жалобы раскольников на мнимые притеснения со стороны православной церкви, «которые могут прекратиться тогда лишь, когда они будут торжествовать»²⁷. Отсюда их усиленная пропаганда среди православных, без которой раскол, может быть, уже давно прекратил бы свое существование. Таким образом, по самому существу своему, православие и раскол так противоположны друг другу, что существование и рост одного могут совершаться только на счет и в ущерб другому: «раскольники по духу своего прозелитизма никогда не разграничатся с православными. Оттого существует значительное число (до 600 тысяч) колеблющихся между православием и расколом»²⁸.

Будучи столь вреден для церкви, раскол, по мнению м. Филарета, не менее вреден и для государства. Вредное государственное значение раскола, по его мнению, уже неизбежно вытекает и ясно обнаруживается из его враждебного отношения к православной церкви. «Во все времена, у всех народов господствующая государственная религия, говорит он, была, есть и будет скреплением, связью, цементом, так сказать, стихий народности: языка, законов, нравов, прав, обычаев. Где нарушалось единство религии, там стихии народности разлагались, дробились, исчезали. С ними упадали правительства, дробились народы»²⁹. «Единение в вере, замечает он в другом месте, конечно, важно и для единства и благоустройства государственного»³⁰, потому что «единством вероисповедания, господствующего в государстве, прибавляет он в третьем месте, охраняется единство народного духа, источник силы для государства и важное пособие управлению»³¹. Поэтому «охранение церкви, по его мнению, есть охранение государства»³². Само «благочестивое правительство России признает православную веру одним из твердейших оснований государственного единства и силы». «Следовательно, заключает он, что угрожает вредом единству веры, то угрожает вредом государству»³³. Раскол же своим усиленным прозелитизмом непрестанно и явно действует во вред единству церковному, разрушая церковное единомыслие и единодушие, и, таким образом, вместе неизбежно действует и во вред единству государственному; «с разрушением единомыслия и единодушия церковного, ведет за собою расстройство и разрушение единства народного духа в отношении гражданском и патриотическом», что опасно особенно в России, в которой центром народного духа издревле есть вера: за веру и за православного за царя!»³⁴. Политические воззрения и нравственное учение раскольников вполне подтверждают такой вывод относительно разъединяющего и деморализующего влияния раскола и не оставляют сомнения в великой опасности его для государства.

По своим политическим воззрениям, раскольники не только «не имеют к правительству доброго расположения и сердечной верности»³⁵, но являются такими-же непримиримыми противниками его, как и православной церкви, потому что всю свою ненависть к церкви они целиком переносят и на правительство за оказываемое им покровительство церкви и согласие с ней. Ясным доказательством этого служит то, что все свои нечестивые названия, прилагаемые к первой, они переносят и на последнее. Поэтому все раскольники, без различия сект, согласно сходятся в том пункте, что «не признают государя помазанником Божиим и не почитают никакой власти законною, которой бы должно было повиноваться по совести»³⁶, и, таким образом, «постоянно потрясают в народ понятие о законности верховных властей»³⁷. Вследствие такого взгляда на правительство, как еретическое и антихристово, раскольники не признают законными и те постановления, которые издает это правительство. «Потому-то, – по словам Филарета, от некоторых гражданских постановлений они разными недозволенными средствами уклоняются, а другие исполняются (ими), по их выражению, только для явности, страха ради иудейска»³⁸. Отсюда их «протест против нововведений правительственных и оппозиция против всех успехов гражданской жизни»³⁹. Отсюда же их «стремление к тому, чтобы образоваться в сомкнутую отдельность от общего государственного устройства (status in statu)»⁴⁰. При этом, в противовес существующему монархическому гражданскому началу, как иерархическому церковному, раскол развивает противоположное ему демократическое начало. Об этом ясно свидетельствует, по мнению м. Филарета, самый характер устройства поповщинских раскольнических общин – «независимый и республиканский»⁴¹, в котором «господствует над иерархическим демократическое начало»⁴². «Обыкновенно, поясняет свою мысль Филарет, и сколько самовольно выбранных, или самоназванных попечителей или старшин управляют священниками, доходами и делами раскольнического общества, смотря по надобности, делают с него денежный сбор и, вопреки законам, скопом иногда составляют прошения к правительству от многих тысяч душ»⁴³. Что же касается беспоповцев, то «из них Петр Онуфриев Л. (по словарю знаменитых раскольников Любопытный)⁴⁴, в своем сочинении о Ключах не обинуясь, проповедует демократию и республику. Вот его точные слова: «он (переход ключей), как громом, во всех концах мира поражает монархичество хиротонии в ключах Христовых, и посвящает их священной демокрации дома Иаковля». И еще: «он (естественный закон), невзирая на пустой шум буквализма, и не ужасаясь анафем суеверия, нещадно везде поражает державу монархичества ключей, всегда её равняет с державою демократизма, и поставляет их на одну степень власти и увековечивает вкупе». И еще: «в сем священнодействии стихири каждого дня везде воцаряют ключи республики»⁴⁵.

Впрочем, не все раскольнические секты одинаково вредны, по суду м. Филарета, в рассматриваемом отношении. Менее вредны в этом отношении раскольники – поповцы. В своих классификациях раскольнических сект, сделанных «по воззрению с гражданской точки зрения»⁴⁶, м. Филарет нигде не приписывает поповщине прямо вредного политического значения. Вред поповщины для государства выводится только из ее вреда для православной церкви. Но в других местах он заявляет, что «раскольники поповщинской секты», хотя и «не в таких резких чертах», как беспоповцы, «представляют себе правительство, но равно нечестиво и зловредно». Они признают, (как видно из отчета мин. вн. д. по Нижегородской губернии), «что русское правительство со времени царя Алексия Михайловича стало без благодатным, и будто антихрист царствует в России духовно, присутствуя невидимо в церкви православной, и поклоняющиеся ему Государь Император и правительственные лица правят народом по тайным и бессознательным для них самих внушениям диавола»⁴⁷ Некоторые в то время довольно скептически относились к подобным заявлениям о вреде раскольников – поповцев в гражданском отношении. Одно «должностное лицо в Москве» в своей записке, благоприятной расколу и представленной на рассмотрение правительства, – свидетельствует м. Филарет, – прямо высказало мысль, что «по счастию, неудовольствие раскольников (поповцев) направлено не против правительства, а против духовенства»⁴⁸. Против таких скептиков Московский святитель выставляет живые, осязательные факты, из которых следует противное их заверениям в безвредности поповщинского раскола для государства. Вот что он заметил на вышеозначенную записку графа Закревского: «Счастливое их (Рогожских раскольников) расположение в пользу правительства предлагается здесь без доказательств. Вернее могут показать сие факты. Вот факт 1812 года. В нашествие Французов на Москву, когда верные Россияне удалились из нее, жертвуя своим имуществом, раскольники Рогожские вошли в благоприятные отношения с Французами. Сие доказывается тем, что сии раскольники получили тогда от Французов оставленную в Москве одним из Русских полков походную церковь, которую в 1823 году поставили было у себя в часовне, о чем тогда производилось дело по Высочайшему повелению⁴⁹. Вот факт ближайшего времени. В 1855 году, по восшествии на престол Государя Императора Александра Николаевича, Рогожские раскольники два дня не шли к присяге; и потом уже митрополитом, по приглашении к нему старших из них, уговорены присягать и присягнули при православном священнике, о чем в свое время донесено было Св. Синоду⁵⁰. Искреннее вероподданическое усердие не позволило бы им упрямствовать и побудило бы их в первый день принять присягу при православном священнике, на что согласились они двумя днями позже»⁵¹.

Гораздо вреднее, по мнению м. Филарета, в рассматриваемом отношении секты беспоповщинские, особенно не молящиеся за царя. «В особенности раскольники беспоповщинского толка, говорит он, требуют заботливого внимания правительства потому, что признают правительство антихристовым и, следственно, повинуются ему только лицемерно, а внутренне враждебны ему»⁵². «Правило некоторых раскольников не молиться за царя, пишет Московский святитель в другом месте, есть следствие и выражение раскольнической теории, что нынешнее государственное правительство есть антихристово. Кто не хочет посему молиться за царя, тот не желает ему добра и не может твердо быть верен ему, хотя бы и обещал сие на словах. По сему раскол не молящихся за царя, в высшей степени, вреден для государства»⁵³. «Секта не молящихся за царя, замечает он в третьем мнении, особенно вредна, потому что противна государственному началу. Сектатор, почитающий царя врагом Божиим, беспощадно осужденным на погибель, не может быть вполне верен царю»⁵⁴. А из этих беспоповщинских сект, по своему вреду, особенно выделяется, по мнению м. Филарета, секта федосеевская, «центральным и правительственным местом» которой служит Преображенское в Москве кладбище. Как на фактическое доказательство этого и опять-таки в противовес заявлению одной записки, приложенной к всеподданнейшему прошению раскольников Преображенского кладбища, что «раскол сей ничего вредного в учении своем не заключает», м. Филарет указывает на некоторые рукописи, «открытые» на Преображенском кладбище и у одного раскольника Владимирской губернии, в которых учение федосеевцев изложено без всяких прикрас⁵⁵. М. Филарет очень часто возвращался в своих мнениях к этим рукописям беспоповщинским, чтобы и правительству показать, как вредно учение раскольников Преображенского кладбища⁵⁶. В одной из этих рукописей – в так называемых «Отеческих завещаниях», «которые в подлиннике подписаны старшими попечителями Преображенского богодельного дома Алексием Никифоровым и друг.», «встречается учение», что «с 1666 года установленная Богом царская власть упразднися»⁵⁷… В другой рукописи – в «Объявлении о согласии монастырских или Мануиловых» – «почитается нечестием то, что царя именуют благочестивейшим и молятся за него, вот ее слова: «по вере убо благочестивой и царь благочестивый, по нечестивой же вере и царь нечестивый нарицается. И далее: убо в сем монастыре mии нечестивствуют, еже в молитвенной форме нечестивого благоверным и благочестивым и прочими титулами во благочестии пребывающим приличными нарицают»⁵⁸. Наконец, в третьей рукописи, написанной на Преображенском кладбище в лето 7350 (1842), как свидетельствует подпись, – в «Показании о едином общем христианском тесном пути и «учение, что за нынешнюю царскую власть молить Бога должно, называется богомерзким преданием»⁵⁹. Никто, конечно , не докажет, замечает м. Филарет, – приведя эти выписки из рукописей беспоповщинских, – что сие учение не вредно для государства⁶⁰; напротив не трудно усмотреть, что сии правила ведут к мятежу»⁶¹. «Из них несомнительным образом (также) открывается, что раскольники Преображенского кладбища не только следуют старым погрешительным мнениям, но и вновь составляют зловредные правила и распространяют их даже с видом формальности, за подписанием своих начальников»⁶². Не менее вредное учение заключается и в рукописи, открытой в 1855 году, у уставщика беспоповщинского толка, в селе Иванове, Владимирской губернии Шуйского уезда, на которую не раз указывает м. Филарет. В этой рукописи, под заглавием: «Зерцало для духовного внутреннего человека», между прочим сказано: «Исус Христос прощал грехи, а антихрист (?) установил суд и поделал крепости и завел для мучения народа рудокопные заводы»⁶³.

В большинств случаев это крайнее нерасположение раскольников-федосеевцев к правительству находится в скрытом состоянии, но иногда явным образом прорывается и наружу в наиболее фанатичных представителях этой секты. Несколько таких случаев обнаружилось и в 1855 году, по случаю присяги на верность новому Государю. Об одном из таких случаев – об отказе ратника 113 дружины, Ивана Г-ва, раскольника беспоповщинской секты, присягнуть на верность Императору Александру II, «под тем предлогом, что он (Г-ов) другого закона, по коему он обязывается служить одному только Царю небесному», – м. Филарет сообщает в письме к министру вн. дел, Д. Г. Бибикову⁶⁴. Подобные же факты он приводит и в своем донесении Св. Синоду. При присяге 114 дружины государственного ополчения, один раскольник оказал не только сопротивление, но и дерзость, «так что при всех бывших в присутствии говорил, что он не хочет служить Государю, назвал его антихристом.... Другой из раскольников же, прежде принятия присяги, предлагал условие, что даст клятву служить Богу и защищать отечество, но не будет говорить, что он клянется в этом Государю Императору»⁶⁵. «Из сих опытов видно, заключает Московский архипастырь свое письмо и донесение, какой противный правительству дух кроется в расколоводителях и упорнейших раскольниках беспоповщинского толка Преображенского кладбища, долго скрываемый позади хитростей, денег и неосторожных покровительств и наконец обнаруживающийся в самом важном деле самым неблагоприятным для общественного благоустройства образом».

Но если правила раскольников Преображенского кладбища только ведут, по мнению м. Филарета, к мятежу и редко проявляются на деле; то нельзя этого сказать о «вреднейшей секте странников», случайно открытой в половине нынешнего столетия в Ярославской губернии. «Дочь беспоповщинской секты, злое наследие своей матери», по выражению м. Филарета, – секта странников или бегунов представляет дальнейшее, вполне логическое развитие тех начал, какие положены в основание беспоповщины. Она «умножает до крайности и нагло провозглашает и приводит в действие правила, которые та старается прикрывать»⁶⁶. Поэтому она не довольствуется скрытым признанием беспоповщинского взгляда на правительство, а пропагандирует явное неповиновение ему, как антихристу. Ясные доказательства такого вреднейшего характера этой секты «находятся, – говорит м. Филарет, – в показаниях сектаторов и в сочинениях начальника секты и его последователей»⁶⁷.

Уже основатель страннического учения, Евфимий, упрекает в своих сочинениях филипповцев, федосеевцев и прочих, за то, что они, «хотя в душе не признают земной власти, почитая её антихристовою, но ей повинуются, в том обманывают Бога». «То есть, поясняет м. Филарет, он принимает их учение, но хочет, чтобы власть государя не скрытно, а явно признавали антихристовою и ей не повиновались»⁶⁸. Это же самое учение проповедуется и в сочинении другого наставника странников, Никиты (Семенова), под заглавием: «Малый образ ересям»⁶⁹, в котором, между прочим, писано: «Ересь 3. Описию (т. е. записью в ревизию) себе заключили неизбежным быти от области миродержца и тако отреклися свободы евангельского содержания. Ересь 7. Дань даяти всякой власти возмудрствовали. Ересь21. В начальство поступают с присягою. Ересь 22. В нечестии воинского ига вси причастницы, аще и не собою, нанимают, все едино, еще и горше, еже вместо себя в нечестие послать»⁷⁰. Наконец, это же самое учение ясно видно и из личных показаний сектаторов, данных при следствии, произведенном графом Стенбоком, «следственно при таких обстоятельствах, – замечает м. Филарет, – когда они не только не имели причины преувеличивать, но имели сильные побуждения скрывать, или умягчать свои мнения, ведущие к строгости правосудия»⁷¹. «Наставник странников Мокей говорит, что он, согласно правилам их учения, отказался от повиновения земной власти. Странница Аполлинария говорит, что странники, выключая себя из подвластных царю, т. е., по их мнению, антихристу, в записях не должны состоять; гражданские законы для них не существуют, и они не признают никакой власти. Странник Мефодий говорит: от лет Никона патриарха цари за благочестивые не признаю, а за богоотступники, сопротивники, антихристы; гражданская власть также антихристовы слуги. Странница Васса говорит: Странники принимают в соглас всех беглых и бродяг, и, на основании главного догмата учения, те которые имеют вольноотпустную или паспорт, обязаны наперед таковые истребить. Странница Улита говорит: в страннической вере считается за грех иметь паспорт. Странница Ирина Никифорова говорит: властей не признают, потому и податей не платят»⁷².

Резюмируя вс эти данные, м. Филарет, замечает: «Итак, по учению страннической секты, непозволительно ни записываться в ревизию, ни платить подати, ни принимать должности с присягою, ни вступать в военную службу, ни даже нанимать за себя в рекруты других». «Таким образом учение страннической секты не только противно православной церкви, но и отвергает верховную власть, и всякую власть и законы, и исполнение всяких общественных обязанностей, и следственно живущие по сему учению решительно отказываются от того, чтобы приносить какую-нибудь пользу государству, а имеют направление причинять оному вред и расстройство»⁷³.

Всему сказанному относительно неприязненного расположения раскольников к правительству нисколько не противоречат, по мнению м. Филарета, начавшиеся часто практиковаться со времени царствования Александра II разнообразные выражения ими своих верноподданнических чувств посредством депутаций, торжественных молебствий и проч., потому что все эти депутации и молебствия нисколько не свидетельствуют об искренности чувств и не доказывают политического единомыслия и единодушия раскольников с православными, а имеют в основании только личные их интересы, получить большие существующих льготы и послабления. «Раскольники, – говорит он, – каждое свое действие, которым выражают свое усердие к Государю Императору и к отечеству, обыкновенно стараются неприметно направить к своим раскольническим целям»⁷⁴. Ясное доказательство этого он указывает в случае, имевшем место 10 апреля 1866 года. В этот день Московские единоверцы совершили благодарственное молебствие об избавлении Государя Императора от угрожавшей ему опасности. Раскольники же, хотя также имели возможность совершить молебствие среди часовни при закрытом алтаре, как ежедневно совершали богослужения, кром литургии, – однако не сделали этого, «желая употребить сей случай к подкреплению своего домогательства открыть алтари»⁷⁵, о чем и ходатайствовал пред генерал-губернатором и обер-полицмейстером. «Если они движимы усердием к царю, – писал м. Филарет по этому случаю обер-прокурору Св. Синода Д. А. Толстому, – то почему же не совершают благодарственного молебствия? Но они останавливают дело верноподданнического усердия, чтобы обратить сей случай в средство для достижения своей раскольнической цели»⁷⁶.

Являясь по своим воззрениям противниками государства, раскольники, по суду м. Филарета, причиняют государству значительный вред и своим нравственным, или точнее – безнравственным в некоторых отношениях учением. Низший сравнительно с православными общий уровень нравственных воззрений не действий раскольников уже неизбежно вытекает из их смешанных с заблуждениями религиозных воззрений. «Секта не бывает вполне честна, – говорит м. Филарет. Истина религиозная и нравственная суть лучи одного света: где первая смешана с заблуждением, там не чиста и последняя»⁷⁷. Этим объясняет он, что все раскольники, без различия сект, считают позволительными для себя и нисколько не безнравственными всякаго рода средства для распространения и утверждения своего учения, а также для противодействия направленным против них мероприятиям церковным и гражданским, – как-то: подкуп, лукавство, насилие и т.п., «думая извинить сии средства своим не довольно свободным положением». Но не в этом еще главный вред раскола в рассматриваемом отношении. Раскол особенно вреден тем, что «распространяет безнравственность под видом верования»⁷⁸. Таковы некоторые беспоповщинские секты, «не признающие брака, проповедующие безнравственное учение, что блуд менее греховен, нежели брак»⁷⁹. В доказательство такого характера некоторых беспоповщинских сект, известного, впрочем, всякому, – м. Филарет любил указывать на известные уже нам рукописи – на «Отеческие завещания» и на «Показание о едином христианском тесном пути», открытые на Преображенском кладбище, в которых федосеевское учение о браке было высказано в самых резких выражениях. «Содержание завещаний, – доносил м. Филарет Св. Синоду, состоит в том, чтобы браков никаких не признавать; чтобы раскольников, находящихся в брачном союзе с лицами, не принадлежащими к расколу, разлучать от брачного союза; чтобы в браках христианских родства телесного не признавать, что теперь христиане брачущиеся суть змиино гнездище сатанино и бесов его прескверное дворище; что теперь о умножении рода человеческого промышляет сатана, и к зачатию младенца душа дается от диавола». В Показании «подтверждается тоже зловредное учение, которое изложено и в так называемых Отеческих завещаниях. Вот точные слова: 4) к зачатию такого брака душа от диавола; 5) таковых браков родства телесного не признавать 6) в нынешнее последнее и горько-плачевное время и в царствие антихристово о умножении рода человеческого Бог не промышляет, а печется сатана». «Не трудно усмотреть, – замечает м. Филарет, что сии правила ведут и к разврату и к детоубийству»⁸⁰.

Как на фактическое доказательство этого, м. Филарет указывает, в своем донесении Св. Синоду (от 12 мая 1858 года), о современном положении раскола беспоповщинской секты в Москве, на мрачную картину безнравственной жизни раскольнических девственников и девственниц Преображенского кладбища, найденную им в отчет г. Игнатьева, «свидетельство которого, – замечает митрополит, – важно, как свидетельство наблюдателя непосредственного, внимательного и беспристрастного»; – важно особенно потому, что «замечается нередко предубеждение против сведений о сем, представляемых духовенством, как-бы происходящих от одностороннего взгляда, или от недовольно верного дознания»⁸¹. «Вникая в нравственное положение беспоповщинских раскольников, – говорится в этом отчете, – в их сокровенный домашний быт и усвоенные ими сектаторские понятия, каждый при полных дознаниях изумительно бывает поражен выражением невежества, разврата и суеверства. Старицы–наставницы, по опасению, чтобы потребность брака не послужила молодым людям обоего пола поводом к переходу из раскола в церковь, намерено вовлекают их в любодеяние, за которым следует детоубийство, извиняемое лжеумствованиями наставников, и, при нетвердости законных союзов, расстройство нравственности на всю жизнь»⁸². – «О делах же странников срамно есть и глаголати»⁸³, писал м. Филарет. В виду всего этого, «сей раскол» т.е. раскол беспоповщинский, «отвергающий брак и проповедующий всеобщее безженство, – по суду Московского святителя, – в высшей степени вреден для государства, так как «разрушает основание семейства и повреждает основание государства, которого начало и первый узел есть союз семейный»⁸⁴.

Вообще, по мнению м. Филарета, – раскол вреден не различием от церкви в некоторых обрядах и не своей привязанностью к старопечатным книгам с некоторыми неисправными в них выражениями, ибо то и другое «не противно существу веры»; но «то, что наиболее осудительно и вредно в расколе, – есть отчуждение» его последователей «от церкви и мятежное против нее расположение, в котором скрывается такое же расположение и против правительства»⁸⁵.

В виду такого вредного характера раскола для Церкви и государства, на той и другом лежит непременная обязанность заботиться о «неотложном и серьезном врачевании» этой болезни. Митрополит Филарет сознает, что врачевание болезни раскола, как болезни «довольно застарелой», не легко. Поэтому «употребляемые против раскола меры должны быть избираемы весьма осмотрительно»⁸⁶. Как и всякие меры против разномыслящих, они «должны быть определены с разборчивостью, с проницательностью, с дальновидностью». Они «должны быть соображены, во-первых, с духом самого христианства; во-вторых, с духом и видами правительства, покровительствующего православию; в-третьих с понятиями, расположениями и разными обстоятельствами тех, которых воссоединить с православною церковью желаем»⁸⁷.

В чем должны состоять, по мнению м. Филарета, эти меры, которыми церковь и государство могут воздействовать на раскольников, это и составит предмет дальнейшего нашего исследования.