Общее введение в философию

В состав понятия философии входят: а) ее происхождение, б) предмет, в) источники; г) форма; д) разделение, е) цель.

О происхождении философии древние думали различно. Приписывают оное Платон и Аристотель чувству удивления при созерцании природы; другие – любопытству ума; иные – собственному достоинству ума; другие, наконец, – стремлению ума к Бесконечному. Во всех сих и подобных предположениях есть нечто истинное. Лучшее из сих есть то, которое полагает начало философии в стремлении ума к Бесконечному, ибо искание мудрости основывается на стремлении ума к Бесконечному; впрочем, здесь нет еще главного начала философии.

Происхождение ее можно рассматривать в двояком отношении: а) в историческом, т. е. каким образом и в каких первых явлениях обнаружилось философствование; б) в отношении ко внутреннему началу, т. е. в основных законах сил человеческих (in structura mentis interna).

Обращая наше внимание на историю развития мысли человеческой, мы видим, что потомки не ограничивались познаниями, сообщаемыми им преданиями предков, не успокаивались на несвязных и рассеянных чувственных наблюдениях внутреннего и внешнего опыта, но хотели искать невидимого и сокровенного в видимом. Человек долгое время не отделяет себя от природы, долгое время находится в усыплении, увлекаясь только инстинктом физическим и духовным. Доколе он находится в таком состоянии, дотоле нет еще философии; это первая низшая степень его бытия, когда он заботится только об удовлетворении своих нужд естественных. Высшая степень открывается тогда, когда человек становится выше чувственных потребностей, когда в нем открывается способность воображения, любовь к изящному. Но и здесь нет еще происхождения философии. Ибо он подобно дитяти живет и дышит еще жизнию и духом отца и матери. Но, наконец, наступает минута, и он как бы вновь рождается и как бы вновь вступает в мир. Доселе он не отделял бытия своего от внешнего мира и терялся в безразличном представлении того и другого; теперь усматривает самого себя среди множества предметов, светильник сознания в нем пробуждается, он открывает в себе мир мыслей, чувствований и желаний, отделяет свое я от того, что не есть я, и рассуждает: «Я не есть это; это не есть я», и спрашивает: «Что же такое я? и что не я?» И здесь-то начало философии. Когда человек таким образом отделил себя от природы, тогда он перестает рассеиваться по бесконечно разнообразным чувственным впечатлениям и ищет узнать причины вещей. Впрочем, на сем отличении своего я от не я, на изыскании причин законов и действий для всего разнообразного он еще не останавливается, но, замечая везде случайность и непостоянство, он старается выйти из круга ограниченных и разнообразных предметов, не видя начала всего, он стремится к изысканию Бесконеченого. Так и рассуждает он: я некогда не существовал, мир предлежащий также случаен, подлежит изменениям и может существовать так или иначе, может и вовсе не существовать; итак, кто же дал бытие сим двум мирам? Конечно, Существо Бесконечное и Вечное. Если бы в человеке не было сего стремления к Бесконечному Существу, ясно ли оно открывается или неясно, то не было бы и самой философии. Если бы, говорю, не было в уме человека свидетельства о Существе Бесконечном и Его совершенствах, то не было бы и философии. Испытание главнейших и коренных начал всего существующего не имело бы основания. Прочие познавательные силы не ведут к философии. Опыт внутренний и внешний доставляет одни материалы в виде рассеянном, без взаимной связи предметов между собою, без сведения, откуда все это началось и на чем основывается. Выше чувства внутреннего и внешнего находится в душе нашей разум (intellectus), коего свойство разнообразное приводит в единство сознания; по действию сей силы человек вводит как бы свой порядок в явления внешнего и внутреннего мира; все частное и разнообразное подводит под роды и виды.

Впрочем, здесь вводится только частное единство в наблюдения; но последнего звена, или той первой, главной, верховной причины, на коей бы все основалось, разум не видит. Если бы он не был соединен с чем-либо высшим, то не мог бы составить и сего единства. Но поскольку соединен с умом (ratio), поскольку сей имеет идею о едином начале всех вещей, то разум и вводит единство. И так главное начало оного единства скрывается в уме; а его главный предмет, к коему он единственно стремится, есть Существо Бесконечное, Божественное и Его совершенства. Оно не объемлется ограниченными чувствами, низшими способностями, так как каждый чувственный предмет – частный, ограниченный; оно выше пространства и времени. Посему как для познания чувственных, ограниченных предметов формою служат пространство и время, так и для познания Бесконечного умом служит формою отделение и отложение всякого предела пространства и времени, т. е. беспредельность. Бог, как бесконечный, не может быть познаваем низшими способностями; из чувств ни одно не свидетельствует о беспредельном. Посему оно не может сообщить сего разуму, который из себя ничего не заимствует, но только приводит в порядок данное; без данной материи он был бы вечно пуст. Итак, для сего нужен высший орган, способный к познанию Бесконечного, – особенная сила, свидетельствующая о Бесконечном. Ежели человек знает что-либо о Бесконечном, то это не из чувства внутреннего или внешнего и не из разума собственно, ибо он о беспредельности свидетельства дать не может, ему принадлежит только составлять понятия, – но из силы, направленной к Бесконечному, – ума, как органа, чрез который открывается Бесконечное. Итак, если мы имеем какое-либо познание о Бесконечном, то это от высшей силы, т. е. ума, коего свойство есть вера в бытие Бесконечного, иначе философия не будет иметь твердости и прочности.

Всякая сила действует внутрь и вне себя, и притом имеет приемлемость и самодеятельность; так и сила ума имеет внутреннее и внешнее действие. Внутреннее и главное действие ума есть помышление о Боге, как предмете своем, и прилепление к Нему. He может быть, чтобы сие помышление исчезло в способности ума и чтобы снова началось, ибо, родившись в нем, сие помышление не может обновиться чрез опыт. ибо конечное не породит идеи Бесконечного. Свидетельство о Бесконечном сообщается отъ Бесконечного. Итак, от Бога вложено в ум свидетельство о Нем, попечение – все действия и способности направлять к Нему, вера в бытие Его – это необходимый и существенный характер ума, ибо по уничтожении веры в Бесконечное уничтожилась бы и сила ума, уничтожился бы и ум.

Но отчего, спросят, это стремление высшей и лучшей части существа нашего так редко и поздно мы в себе открываем? Это внешнее действование ума на наше сознание и на все способности есть только раскрытие его идеи вне себя! Здесь неясное и темное свидетельство о Бесконечном должно уясняться и раскрываться. Но из сего не следует, чтобы и эта самая идея о Бесконечном начиналась во времени. Иное дело – стремление ума к Бесконечному, внутреннее его бытие и действование; иное же – внешнее его раскрытие.

Доколе человек по собственным недостаткам внимает не силе ума, но внешним предметам или суетным пожеланиям жизни и тем заглушает внутренний голос его, дотоле нет в нем раскрытия оной силы, хотя, впрочем, внутри ума существует идея Бесконечного. Человек имеет не одну часть разумную, он живет еще жизнию физическою. Посему доколе он увлекается низшими способностями – чувствами, дотоле закрыто в нем внутреннее зерцало самосознания, дотоле требования ума не отражаются в нем, дотоле не виден и светильник ума; нужно, чтобы мутные тени рассеялись и самосознание было чисто, – и тогда стоит только внимать уму. Но будем говорить собственными словами, без уподобления: «В человеке свидетельство ума о Бесконечном будет замечаемо в познании, поколику привязанность к конечному будет в нем исчезать. Когда и внешние, и внутренние мятежные помыслы умолкнут, напряженное действие разума утихнет, чувство, воображение, разум и воля со своими занятиями конечными ослабеют, тогда сознание Бесконечного откроется и вовне; тогда действие ума распространится и на все способности; тогда идея ума о Бесконечном будет направительным началом для разума и для воли и для чувственности; – тогда начнется и раскроется жизнь философская.

Здесь открывается различие философии как состояния духа в его стремлении к познанию, от философии как ведения, или знания (inter statum et habitum Philosophiae et Philosophiam, ut systema). Первое важнее, и человек должен проводить в нем всю свою жизнь. Оно относится ко второму, как сущность к форме. Если первое неправильно, то и последнее тщетно, ибо без действия идеи ума, без сего направительного начала для всех способностей невозможна философия. Когда разум руководствуется оными идеями, то отсюда происходит философия как ведение.

Таким образом, очевидно, почему один опыт не может быть источником философии. Хотя из истории философии известно, что все люди, поражаемые видимыми предметами, стремились к тому, чтобы узнать, из чего все видимое происходит, но сие стремление не было произведением низших сил, а высших. Одно действие чувств, собирающих впечатления внешних предметов, не послужило бы началом философии, если бы с оным не встретилось высшее действие ума.

Древние началом философии полагали удивление. В самом деле, египетские и халдейские мудрецы поражались удивлением при созерцании величественной сцены вселенной и, забывши о низших потребностях, погружались в размышление: откуда и что это за величественные существа, составляющие вселенную? Но сего удивления при созерцании вселенной нет в животных, хотя и пред ними происходят те же самые явления. Отчего же сие? – Оттого что в них нет идеи ума! Итак, для нас все красоты природы, все указания ее на премудрость, благость и другие Божественные совершенства Существа Абсолютного не были бы ощутительны и не производили бы в нас никакого удивления, если бы в идеях нашего ума не было идеи красоты, премудрости, благости и проч. Чтобы дойти от частных наблюдений о природе до представления красоты и порядка, в ней усматриваемого, к сему чувства не руководят, ибо они не свидительствуют о целесообразном порядке, о чем-либо целом. Это бывает только тогда, когда вместе со свидетельствами опыта соединяются свидетельства внутренние, кои как бы борятся с чувствами, и это суть идеи ума. Чувства же представляют только рассеянное, идеи же ума заставляют вводить в оное единство, хотя философского действия внутренних сил мы еще и не замечаем. Потому в древнем философствующем мире, еще не много знавшем природу, люди искали все объяснить силами духовныии и все полагали под зависимостию и влиянием духов.

Пусть это были мечты воображения, но если бы не было в уме внутреннего свидетельства о мире духовном, то не было бы и оных. Только по действию силы идей они под видимою оболочкою чувственных явлений предполагали невидимые силы. Итак, поскольку человек сильнее и ранее поражается чувственными предметами, поскольку прежде действует в нем чувство, потом разум и, наконец, уже ум, то и внимание его прежде обращается на видимый мир. Посему и первые испытатели удивлялись природе, ее порядку и красоте, но под влиянием идеи ума о Бесконечном хотели узнать, от чего все сие происходит, ибо одно чувство смешанного не возбудит мысли о порядке мира и его красоте. Нo сие свойственно идее красоты. Иначе сего можно бы было требовать от животных.

Итак, главным источником философии признаются идеи ума, а пособием к раскрытию оных служат свидетельства внутреннего и внешнего чувства; разум же есть только способность формальная, коей свойство – разнообразное в чувственных впечатлениях приводить в единство сознания, неопределенное и неясное, доставляемое идеею ума, перелагать в чистые и ясные свои понятия.

Источники философии суть естественные: опыт внешний и внутренний и ум, открывающий силы, законы и дела природы внешней и внутренней. Главный и первоначальный источник всякого познания есть откровение Единого Истинного и Премудрого, так что и свидетельство внешней природы, и свидетельства внутреннего самосознания суть как бы проток, или канал, одного откровения; только должно ограничить их собственную сферу. Должно отличать сие откровение посредственное от непосредственного, которое бывает чрез Слово Божие, внутреннее и внешнее. Философия не имеет права выступать из своих пределов, из пределов посредственного откровения; в руках ее одни естественные пособия: опыт, как внешний, так и внутренний.

Опыт внешний есть состав наблюдений, собранных чрез наблюдение над ходом внешней природы. Внутренний состоит из таковых же наблюдений хода внутренней природы, – состояний и действий душевных. Опыт внешний есть самое низшее пособие в познании даже внешней природы. Дабы познать то, что есть в природе высшее, чтобы в законах и в явлениях ее видеть пути премудрости и благости Божией, понимать ее красоту и стройность – для сего сии совершенства должны быть в человеке внутреннейшими представлениями, предшествующими опыту внешнему, которые человек, как некоторую меру, мог бы прилагать ко внешней природе, с которыми, как бы с образцами, мог сравнивать ее явления и чрез то постигать сообразность последних с первыми. Сие почерпается только из опыта внутреннего, который выше и важнее внешнего. Ибо предметом его суть действия духа такого, который во внутренних своих стремлениях гораздо ближе познает Бога, поскольку непосредственно выражает в себе Божественные совершенства: премудрость, благость, любовь, красоту. И природа внешняя проявляет сии совершенства, но она не носит их в себе: это – не ее собственное, но чужое. Любовь, благость и премудрость насаждены и в природе внешней, но не внутри ее, a как бы на поверхности ее отражаются и потому проявляются и уясняются для человека, что он сам в себе, во глубине своего духа, обретает напечатленными и усвоенными сии совершенства. Потому ведение, почерпаемое из опыта внутреннего, есть собственное, ближайшее и яснейшее даже основание опыта внешнего: ибо без него во внешней природе человек познал бы не более, как одни механические законы ее действования. «Она, – говорит Якоби (рассуждая о Божественных вещах), – показует только согласные буквы; священные же гласные, без коих не могут быть прочтены ее письмена, кои изглаголало Слово, воззвавши мир из хаоса, находятся в человеке. Впрочем, тот и другой опыт сам по себе открывает нам только происходящее в простравстве и времени, многочастное, многообразное и рассеянное, посему он один весьма недостаточный проводник к познанию. Внимание наше непрестанно терялось бы в беспредельной множественности и разнообразии наблюдений, если бы они не были приводимы в единство. Чтобы их соединить, из частного извлечь общее, сие уже выше опыта и принадлежит разуму (intellectus), который разнообразное приводит к единству, всегда стремясь восходить от причин к причинам, от множественного к единству и стараясь возвести все к последнему единому началу. Но и он сам по себе сего сделать не может, даже сам по себе и себе не мог бы дать направления к единому. Он стоит как бы в средине между двумя крайностями, между разнообразным мироявлением и полным единством, и никогда не дошел бы до сего единства, если бы не было такой силы, которая непосредственно свидетельствует о бытии первого и единого начала, на котором все основано и утверждено. Сия верховная сила есть ум (ratio, νοῦς), который потому составляет главный источник философского познания. Итак, хотя внешняя и внутренняя природа человека обезображена, он не лишен совершенно естественных пособий к исканию мудрости. Внешняя природа не так еще закрыта, загромождена злом, чтобы не открывались в ней следы мудрости, благости и любви Божией, отражающейся в ее величии, поражающем человека, – красоте, смягчающей самые одичавшие сердца, непрерывном сохранении бытия и изведении жизни из самой смерти и разрушения, в радовании и наслаждении всех тварей. Равно и внутренняя природа, хотя расстроена, но не разорена и не разрушена, ибо то, что создал Всемогущий, один Всемогущий и разрушить может. Силы первоначальные еще сохраняются в человеке, но он как бы удаляет себя от них, сам поставляет средостения между образом Бога и самим собою, так что до него доносятся только некоторые прерывистые отголоски познания о Нем. В нем остаются полуизглаженные черты оного образа, обломки, так сказать, храма Божия, еще величественные в самых развалинах. Иначе нельзя бы было требовать от него никакого отчета, не было бы на нем никакой обязанности, ни вменения ему, когда бы не было сих остатков познания о Боге, примечаемых во всех и даже самых диких народах, ни голоса совести, всегда спорящего с прихотями и страстями.

Предмет философии составляет то, что есть общего, существенного и главнейшего, т. е. как основания, законы и силы духа человеческого и внешней природы, так и свойства Верховного Начала всего сущего, – Существа Высочайшего. Впрочем, философия не должна быть посему собранием и составом всех знаний. Она относится к ним не как целое к частям, но как корень к отраслям, как начало, основание и причина к последствиям. Отличие философского познания состоит в том, что оно отсекает исторические только познания событий (facta) и явлений внешних и внутренних, но все возводит к первым началам и причинам и ими только занимается. Правда и другие науки входят в исследование начал и причин явлений или событий: но они ограничиваются в сем исследовании началами, ближайшими к тому кругу вещей, которые составляют предмет их, и, следовательно, началами более частными. А философия объемлет все ветви познаний и потому, при обширности предмета, обращает внимание, только на исследование главнейших и всеобщих начал. Впрочем, и другие науки потому входят в круг философии или с ней соприкасаются, что исследуют главные основания событий (facta), делают общие заключения о причинах, возводят многообразное к единым и простейшим началам, ибо сии начала, основания, причины извлекаются преимущественно из философии. Но поскольку оные основные начала применяются к многообразным частным явлениям, раздробляются во множестве различных последствий, то в сем расширении и низшем приложении своем они выходят из круга ее в низшие сферы других познаний. Например, наблюдения исторические, доколе составляют один рассказ событий, не принадлежат к кругу философии, но когда к наблюдениям присоединяется разум, который на них не останавливается, но ищет причин общих, откуда они происходят, основание какого-либо целого порядка событий, – в сем случае история приблизится к философии. Итак, философия имеет предметом исследования только главных и основных сил, законов и целей существ. Когда мы в действиях и явлениях ищем их начал и причин, то доходим до познания о силе, как причине действующей (causa efficiens). Это есть первый и необходимый шаг разума, исходящего из области опыта для философского познания о вещах, ибо наблюдение одних действий есть дело только опыта, рассеивающегося непрестанно в разнообразном, изменяющемся. Далее, всякая сила в действии своем при всех ее многоразличных изменениях всегда имеет один известный, общий образ действия, т. е. подчинена закону, по коему всегда удерживает свойственную себе форму, действует так, а не иначе и отличается от всех сил (causa formalis). Первое показывает, от чего что-либо происходит, последняя – почему происходит. К исследованию законов сих разум побуждается как подлежательным, субъективным свойством своего познания, так и потребностию предлежательного познания, т. е., во-первых, при исследовании сил, поскольку он тотчас замечает, что всякая из них имеет постоянный общий некоторый образ действования, по которому не действует на ѵдачу, но имеет свое направление; сие самое заставляет его изыскать тот центр, в коем все действия какой-либо силы сосредоточиваются и соединяются, или исследовать закон, на основании коего она действует и отличается от других. Далее, разум не мог бы приобрести ясного, раздельного и верного познания о силах, не зная законов, пo коим одна различается от другой и вместе одна с другою имеют взаимное соотношение. Наконец, вниманию философа подлежат цели, как причины, для чего что-нибудь происходит так, а не иначе, т. е. конечные причины (causa finalis), по коим силы имеют свое направление в действовании к чему-либо известному. Доколе он не откроет причины известного направления сил в их действиях, дотоле в природе многое останется для него неразрешимым, дотоле он не может знать истинной цены самым бдагодетельным действиям природы, не зная спасительного конца, к коему все стремится, ибо все ценится по отношению к своему концу. Посему-то и в наблюдении собственной нашей деятельности в мире нравственном иные действия ценим дороже, признаем достожелательнее, другие ниже и недостойнее – по соображению с тою истинною целию, с тем высоким предназначением, к коему должны стремиться все наши мысли, желания и действия. Таким образом, философы, входя в устроение природы внешней и внутренней, усматривают, как все связуется чрез средства и цели и наконец сосредоточивается в едином высочайшем конце бытия всех существ – Боге.

Итак, весь круг философских исследований заключается в рассматривании деятельности человека, деятельности природы и деятельности Существа Высочайшего, т. е. деятельности всего существующего. И сие разделение оных на три вида имеет верное основание. Ибо здесь, во-первых, полагается главнейшее разделение существующего на конечное и бесконечное; во-вторых, в существах конечных разделяется деятельность природы духовной от действий природы вещественной. Общее той и другой природе – существовать, являть в себе образ совершенств Бога, но различие между ними то, что в одной сии совершенства проявляются в свободной ее деятельности и сознаются в уме, созерцающем оные; в последней они не усвояются, а отражаются только, не сознаются, а возвещаются только для других существ, способных познавать и любить оные. Первый род существ носит образ внутренний, ради себя самого существующий, а последний – образ внешний, для него чуждый, существующий для других.

Философия должна заниматься исследованием сил, законов и целей систематическим. Первая принадлежность систематического познания есть приводить все в однородность и единство, по коему все входящее в состав познаний должно сочетаваться не чрез случайное только преемственное последование и простое совмещение, не имеющее единого основания, но должно бытъ возводимо к общим основаниям, из коих все частные должны проистекать, или, лучше, к одному началу, на коем бы утверждались и сосредоточивались все прочие начала более частные. Во-вторых, должно, чтобы все познания, из сего общего начала извлекаемые, выводимы были постепенно и по порядку: низшие из высших, располагаемы были по однородности, т. е. чтобы однородные были совокупляемы, а разнородные разделяемы, и все вообще излагаемы были во взаимной связи и соотношении.

Философия по самому имени своему есть только любовь к мудрости, а не составляет еще самой мудрости, которая, по мнению Платона, принадлежит единому Богу, – так как и Пифагор Ему единому приписывал имя мудрого. Имя мудреца (Σόφος) давали до него людям, занимающимся философскими исследованиями, и он первый переменил его на имя философа – любителя мудрости. И подлинно говорит Платон: для человека драгоценно и то, что он стремится к мудрости. Те ошибаются, кто ожидает от философии такого познания, которое удовлетворяло бы всем исканиям любознательного духа человеческого. Таковое познание для человека а) невозможно и б) пагубно. Невозможно, потому что мудрость неисчерпаема, а силы духа человеческого ограничены и заключены в пределах, способных только более и более расширяться. Но вместе она была бы и пагубна, потому что оставяла бы умственные силы человека в бездействии, столь противном их существенному стремлению – непрестанно расширять круг своей деятельности; или, по крайней мере, если бы и образовался разум, сердце бы оставалось грубым и гордым, поскольку отсюда происходит самообольщение. Цель философии есть возбудить, воспитать и направить в человеке любовь к мудрости Божией, человеку предназначенной. Сия любовь человеку врождена; она предшествует всякому познанию, поскольку влечет человека к предметам познания и чрез познание стремится усвоить себе оные, но она часто бывает в человеке усыплена и подавлена.

Итак, нужно, во-первых, пробудить ее, открыть в себе, возбудить сие живое, свободное, самодеятельное стремление к мудрости, и тогда уже мудрость сама, по выражению мудрого, сретает человека на стезях, на тех путях, какие во внешней природе открываются, и при вратах сердца пресидит, т. е. когда он сходит в свое сердце, вникает в устроение и законы своего духа, своей собственной природы, она там уже готова научить его и таким образом питать в человеке любовь к мудрости. Наконец, философии предоставлено из направлений, какие может принимать эта любовь, видеть те, какие свойственны нашей природе, и по оным направлять сию любовь. Ибо любовь сия первоначально только ищет или побуждает человека чего-то искать, к чему-то стремиться; есть, так сказать, только исход деятельности, но часто может заблуждаться в рассуждении пути, избирать для своего искания предметы несродные, кои не могут питать ее. Итак, долг философии есть отличать пути косвенные, превратные от прямого и правильного, отделять чистое от нечистого, верное от неверного, между различными направлениями оной любви показать ей направление истинное, по крайней мере, отвратить ее от направлений ложных. Таким образом, философия не есть самый учитель мудрости, каков может быть и есть один Бог; но может быть, скажем с Климентом Александрийским, для человека естественного детоводительницею к истинному Учителю подобно тому, как закон для иудеев был детоводителем ко Христу. Ибо как закон, открывая важность и святость требований нравственных и вместе бессилие человека к их исполнению, чрез то давал чувствовать нужду в Искупителе, подобно сему и философия, пробуждая ум человека от усыпления, открывая ему высшие, духовные его потребности, вместе обнаруживает недостаточность собственных сил к их удовлетворению, показывает неверность, сбивчивость стезей к мудрости, кои указуются ему собственным светом, а чрез то дает познавать необходимость в пути вернейшем, Руководителе высшем, возбуждает глад и жажду учения Божественного, научает чувствовать высшее достоинство Откровения, благоговеть пред ним, прилепляться к нему. Короче: высшая и главная цель философии состоит в том, чтобы возбудить в человеке нужду искания единой бесконечной премудрости Божественной и человеку предназначенной, которая есть Воплощенное Слово. Вторичная и сей первой подчиненная есть та, чтобы возбудить в человеке, направить и питать любовь к мудрости человеческой, которая должна приготовлять его к познанию премудрости Божественной. К сей последней ведут человека два пути: углубление в самого себя и внимание к внешней природе. Углубляясь в самого себя, он находит в уме идею истины, в чувстве – идею красоты, в воле – идею добра. В сем случае цель философии есть возбудить, направить и питать в человеке любовь (Studium) к идеям истины, красоты, добра или к осуществлению сих идей, т. е. к уравнению своих познаний с идеею истины, своих ощущений – с идеею красоты, своих действий – с идеею добра. Углубляясь в силы, законы и цели природы внешней, он повсюду находит отражение премудрости, красоты и благости Божественной. В этом случае цель философии есть возбудить в человеке любовь к премудрости, красоте, и благости Божественной. Таким образом, если человек осуществит в своей жизни идеи истины, красоты, добра и из рассматривания природы внешней познает премудрость, красоту и благость Божию; если смиренно сознает недостаточность своих сил к удовлетворению сим идеям и восчувствует нужду в высшей помощи, что составляет мудрость человеческую; если взыщет и воспламенится любовию к премудрости Божественной, которая есть воплощенное Слово, – то философия достигает своей цели в человеке. Предмет сей любви, которую философия должна возбудить в человеке и направить, составляет премудрость Божественная и человеку предназначенная. Первая представляет как бы путь, нисходящий свыше, последняя – восходящий. В первой разум человека должен нисходить от Существа Высочайшего к Его мудрым делам, открывающимся в устроении как природы внешней, так и внутренней природы нашего духа, и познавать всеобъемлющую деятельность Его любви – в сем состоит мудростъ познания. Во второй предоставлено ему раскрывать свою собственную любовь в многочисленных внешних действиях, расширять более и более круг ее деятельности, чтоб более и более усовершать себя и очищать и восходить таким образом постепенно к уподоблению себя Богу любви; это можно назвать мудростию жизни.

Достигает философия предположенной цели чрез систематическое рассмотрение всего того, что открывает нам с одной стороны ум, а с другой – опыт внешний и внутренний о главных силах, законах и целях как природы внешней, так и внутренней, – чрез такое рассмотрение, где мы стараемся противное сим законам раскрыть, обнажить и отделить чистое от нечистого. Итак, рассмотрение сего пути должно разделиться на три части, кои обращают внимание 1) на источники и начало, 2) предмет и 3) форму философии.

«Из всего вышесказанного вытекает следующее понятие о философии: философия есть система познаний, приобретенных разумом (Intellects), под управлением ума (Rationis) и при способствовании опыта, как внешнего, так и внутреннего, о всеобщих главнейших, существеннейших силах, законах и целях природы внешней и внутренней, равно и о свойствах виновника всех оных – Бога; система, направленная к тому, чтобы возбудить в духе человеческом, воспитать и направить любовь к премудрости Божественной и человеку предназначенной»⁷.

Поскольку человек имеет три силы, или способности души: способность познания, способность ощущения, или чувство, и способность хотения, или волю, то дело философии, приемлемой в своей обширности, состоит в том, чтобы исследовать, как познавательная способность должна проявляться по идее истины, воля – по идее добра нравственного, и чувство – по идее красоты. По сим трем силам души, и трем родам предметов новейшие мыслители разделяют философию на теоретическую, эстетическую и практическую. И подлинно сие разделение согласно с ходом нашей деятельности. Силою познания человек вводит в себя законы всего существующего и таким образом приемлет, так сказать, в себя то, что есть существенного и основного в вещах. Это предмет части теоретической. Силою ощущения предметы познаваемые прилагает к сердцу, к средоточию своей жизни, и таким образом рождается чувство удовольствия или неудовольствия, приводящее в стройность или расстройство внутреннюю жизнь нашу, – сим занимается часть эстетическая. Наконец, силою воли человек исходит, так сказать, из себя, т. е. образовавшиеся внутри себя мысли, намерения и чувства изводит в область внешней деятельности – это часть практическая. Таким образом, философия должна показать разуму путь. по коему он должен стремиться к истине, воле предписать законы, чувству дать истинное направление. Впрочем, поскольку законы познания и воли более необходимы и существенны, нежели законы ощущения и философия только рассматривает главное, необходимое и существенное и поскольку эстетика имеет свой обширный круг в рассуждениях об изящном, то мы ограничиваем круг философии только двумя первыми частями: теоретическою и практическою.

В дальнейшем разделении частей должно смотреть на форму и источники познаний. По форме системы философии те познания, кои пролагают путь уразумению других истин, должны предшествовать прочим. Рассматривая источники философии, мы видели, что они разнородны, как опыт и ум. Первый доставляет познания в порядке пространства и времени – только о том, что есть и бывает; в порядке же умственных познаний все основывается на рассмотрении возможности, на представлении того, что возможно и на каком основании. Итак, по причине разнородности познаний, прилично, даже необходимо, в круге философских наук отделить умственные познания от опытных, т. е. как те, так и другие должны составлять особенные части философии. Так психология опытная должна быть отделена от метафизики, как то видим в системе Вольфа; иначе произойдет смешение. Далее в метафизике познания о Боге, природе внешней и человеке суть разнородные и потому должны составлять предмет особенных частей.

Но прежде нежели приступитъ к исследованию предметов познания, нужно нам уяснить для себя законы, с коими мы должны сообразоваться в произведении суждений и умозаключений и самой системы, подобно как художник, приступающий к делу, наперед должен заняться нужными для сего орудиями. Это предмет логики.

Платон так определяет философию: φιλοσοφία ἐστὶ τὴς ἐπιστήμης περὶ τῶν ἀεὶ ὄντον ὄρεξις. Τἀ ἀεὶ ὄντα, кажется, указуют единственно на одно Вечное Существо – Бога. И таким образом, хотя предмет философии слишком тесен, ибо не вмещает вселенной, но по духу автора «τἀ ἀεὶ ὄντα» не только означает вечное и бесконечное Существо – Бога, но и все то, что есть и в конечных существах вечного, и постоянного, и пребывающего; в сем случае предмет философии в определении автора верно означен. Действительно, философия занимается исследованием существ конечных, но не довольствуется простым обзором их, а вникает в сущность их – в их законы и конечные цели, кои вечно и постоянно пребывают. Так, например, самая психология эмпирическая, хотя руководствуется опытными познаниями, кои посему ничего не показывают всеобщего и необходимого, впрочем, принадлежит к кругу философии, поколику излагает такие свойства души человеческой, кои всегда у всех людей заметны, а не в каком-либо человеке особенном или какой-либо нации. Τῆς ἐπιστήμης ὄρεξις, означает стремление к познанию. С первого взгляда на сие философия, представляющаяся не имеющею твердого основания, не означает ничего, кроме одного стремления к ведению, а не самое ведение. Введение есть состав познаний о каком-либо предмете, основанных на твердых началах и соединенных между собою правильным последованием. Таким образом, философия в отношении к началам должна быть действительно ἐπιστήμη, в отношении же объемлемости предметов не может быть ἐπιστήμη, но только ὄρεξις τῆς ἐπιστήμης.