Часть Вторая

31 декабря 1802 года, одновременно с указом об увольнении гр. Хвостова, был дан на имя Сената и другой императорский указ о назначении нового синодального обер-прокурора; «счисляющемуся при государственной коллегии иностранных дел, действительному статскому советнику Александру Яковлеву», писалось в указе, «Всемилостивейше повелеваем быть обер-прокурором в св. пр. Синоде». 9 января 1803 года Синод выслушал сенатское ведение о состоявшемся императорском распоряжении и постановил разослать указы о вступлении в должность нового обер-прокурора, Александра Алексеевича Яковлева⁵⁸⁶.

Выбор государя оказался довольно удачным для интересов синодальной прокуратуры, так как Яковлев, при своих взглядах на права и обязанности обер-прокурорской власти и при своем энергичном, решительном и властолюбивом характере, не мог мириться с незавидным фактическим положением прокуратуры, созданным при его предшественнике громадным влиянием на церковное управление митрополита Амвросия. Без сомнения, такой обер-прокурор более отвечал видам и намерениям нового правительства, задававшегося самими широкими планами государственных преобразований, которые, при тесной связи церковной жизни с жизнью государственной, не могли не отразиться известным образом и на системе церковного управления. Как известно, преобразовательные планы императора Александра I были самые грандиозные; мечтая сделать Россию счастливой и свободной, он не только хотел произвести разнообразные частные преобразования, но и был намерен подвергнуть коренной реорганизации всю многосложную систему государственного управления. Не чуждый печального знакомства со злоупотреблениями русской администрации конца царствования Екатерины II, наблюдавший и даже испытавший на себе самом резкие проявления деспотизма, Александр, получив в свои руки неограниченную власть над государством, стремился освободить его жизнь от тех ненормальных, нежелательных явлений, какие имели место в царствовавшие Екатерины II и Павла. Правда, в своем манифесте о вступлении на престол⁵⁸⁷ император Александр торжественно заявил, что вместе с прародительским троном он принимает на себя и «обязанность управлять народом по законам и по сердцу... государыни Екатерины Великой», но, конечно, в данном случае внук Екатерины имел в виду не практическую деятельность своей бабки, тем более не последние годы ее царствования, а лучшие идеальные стремления императрицы, наиболее ясно и отчетливо высказанные в ее знаменитом Наказе. Подобное предположение находит для себя подтверждение и в дальнейших словах того же манифеста, где Александр указывает конечную цель, какой он стремился достичь, намереваясь управлять народом по закону и по сердцу Екатерины; «да по ее премудрым намерениям шествуя, – писал он в своем манифесте, – достигнем вознести Россию на верх славы и доставить ненарушимое блаженство всем верным подданным нашим».

Торжественному обещанию императора Александра возвратиться к принципам Екатерининского царствования и уничтожить следы Павловской реакции вполне отвечали и либеральные стремления передовой части русского общества, признававшей необходимым устраивать, улучшать и преобразовывать русскую государственную и общественную жизнь на основании начал, выработанных современной жизнью западно-европейских государств. Эта передовая часть русского общества, с вступлением на престол императора Александра, и получила возможность оказывать сильное влияние на молодого, либерально настроенного государя. Но в то время, как Екатерина и современное ей поколение русского образованного общества, знакомясь с идеями французской философии и, по-видимому, искренно симпатизируя им, легко и спокойно примиряли возвышенные теоретические начала философии с далеко не возвышенной практикой русской государственной и общественной жизни, – новое молодое поколение передовой части русского общества уже не ограничивалось одним только теоретическим усвоением возвышенных принципов, а начало, вместе с самим императором, разрабатывать обширные планы всевозможных преобразований. Пользуясь сохранившимися «извлечениями из заседаний неофициального комитета»⁵⁸⁸, мы можем составить себе вполне определенное представление, как новое молодое поколение, в лице императора Александра и интимного кружка его ближайших советников, стремилось устранить резкое различие между принципами французской философии и русской действительностью и перенести новые понятия из чисто теоретической сферы в практическую жизнь.

Занимаясь систематической разработкой проектировавшихся реформ «безобразного здания государственной администрации», как выражаются протоколы заседаний неофициального комитета⁵⁸⁹, комитет, между прочим, признал необходимым уничтожить старые Петровские коллегии и заменить их новым учреждением министерств. В своих рассуждениях об образовании министерств император Александр и члены неофициального комитета руководились не только новыми иностранными влияниями, но и старыми попытками образования министерств, имевшими место в России при Екатерине II и Павле. Граф Кочубей, выясняя причины, побуждавшие учредить министерства, заявил в комитете, что еще Екатерина II имела намерение преобразовать государственное управление, и что гр. Панин представил ей план, в который входило образование нескольких министерств. И действительно, сопоставляя проекты неофициального комитета и самое учреждение министерств 1802 года с докладом гр. Панина Екатерине II⁵⁹⁰, невозможно отрицать очень заметного сходства между идеями Панина и неофициального комитета. По смерти же Екатерины, при ее ближайшем преемнике Павле, идеи об учреждении министерств начинают постепенно осуществляться на практике, и в системе центрального управления появляется уже несколько министерств, в форме новых коллегий с их главными директорами, получившими право непосредственного доклада государю. Император Александр решился в самых широких размерах применить к практической жизни принцип единоличного управления отдельными отраслями государственных дел, – принцип, теоретически развивавшийся в докладе Екатерининского деятеля и начавший уже практически осуществляться в царствование Павла. После продолжительного обсуждения возбужденного в неофициальном комитете вопроса о преобразовании центрального управления было решено приступить и к самым реформам, и 8 сентября 1802 года государь издал высочайший манифест об учреждении министерств.

Но, организованное по планам и проектам неофициального комитета, министерское управление 1802 года носило еще на себе, – как справедливо отмечено уже в историко-юридической литературе, – характер поспешной работы, торопливого желания доставить своим идеям торжество в принципе, хотя бы в самой несовершенной форме, чтобы впоследствии дать новому учреждению более совершенную организацию. С изданием манифеста об учреждении министерств 1802 года Петровские коллегии оставались в первобытном состоянии, и в производстве дел сохранялся тот же коллегиальный характер, какой существовал и до издания указа⁵⁹¹.

Поставленные во глазе отдельных отраслей государственного управления министры не были органически введены в состав подчиненных им коллегий, и само коллегиальное устройство находившихся в их ведении учреждений оставалось неприкосновенным, так что в первое время не было осуществлено в практической жизни одно из главных и необходимых условий нормального министерского управления.

Такой характер нового министерского управления находился в зависимости от воззрений некоторых членов неофициального комитета и – главным образом – самого государя, полагавшего, что невозможно было бы разом уничтожить коллегии, – все эти старинные формы, крепко привившиеся к жизни и что достаточно подчинить их министрам и уже впоследствии, когда они на опыте окажутся бесполезными, заменить их другими учреждениями⁵⁹². Опыт действительно показал крайние неудобства совмещения во вновь организованной системе центральной администрации двух различных начал и, в скором времени после учреждения министерств, коллегии были закрыты и заменены простыми канцеляриями, непосредственно подчиненными единоличной воле министров.

Учреждение министерств, внесшее существенные изменения в административное государственное устройство, не могло пройти совершенно бесследно и для системы церковного управления. И как организованные великим преобразователем России государственные коллегии, заменившие старые московские приказы, повели за собой, с течением времени, реформу церковного управления и вызвали учреждение Духовного Коллегиума или св. Синода, так и министерский принцип, нашедший себе широкое применение во всей сложной системе государственного управления, был признан правительством императора Александра пригодным и для специальной. церковной отрасли управления, находившейся в ведении св. Синода. Лишенный религиозного образования в духе господствующей православной церкви, Александр, по-видимому, не видел никаких неудобств в применении министерского принципа и к синодальному управлению русской церковью и только признавал необходимым соблюдение известной постепенности в преобразовании старинных форм управления, успевших прочно привиться к практической жизни.

Яковлев, назначенный обер-прокурором св. Синода в скором времени после учреждения министерств, очевидно уже подчинился значительному влиянию новых идей Александровского правительства и обнаружил несомненное стремление присвоить себе министерские полномочия в «синодальном департаменте», как иногда называл сам государь высшее церковное учреждение.

Официальные документы синодального архива и неофициальные «Записки» самого Яковлева⁵⁹³, – записки, нужно заметить, уже эксплуатировавшиеся в исторической литературе⁵⁹⁴, дают нам возможность составить вполне ясное представление об обер-прокурорской деятельности преемника Хвостова и его отношениях к наиболее влиятельным синодальным членам, сумевшим сосредоточить в своих руках действительное управление важнейшими делами духовного ведомства.

Как представитель государственных интересов в церковном управлении, обязанный главным образом следить за хозяйственными, экономическими делами в духовном ведомстве, Яковлев прежде всего обратил внимание на состояние синодального хозяйства и без труда убедился, что при его предшественнике члены св. Синода распоряжались разнообразными суммами, ассигновавшимися на духовное ведомство, без строгого фактического контроля обер-прокурорской власти. Отсутствие обер-прокурорского надзора повело за собой появление значительных беспорядков во многих отраслях синодального хозяйства; такие беспорядки, иногда даже принимавшие характер злоупотреблений, чувствительно отзывавшихся на интересах государственной казны, Яковлев заметил в московской синодальной типографии, находившейся в то время в заведовании племянника митрополита Амвросия. Особенно крупные злоупотребления имели место в московской типографии, при торгах на поставку бумаги и других материалов для типографских работ, так как подобные торги производились обыкновенно в самой Москве, вдали от обер-прокурорского надзора, то Яковлев нашел необходимым изменить установившийся порядок и с этой целью, через Новосильцева, представил государю всеподданнейший доклад о необходимости перенести торги в Петербург и поставить их под непосредственный, личный контроль обер-прокурора. В то же время Яковлев настаивал в своем всеподданнейшем докладе и на том, чтобы обер-прокурору было позволено и на будущее время во всех аналогичных случаях, где представится какая-либо возможность оказать известную пользу интересам казны, «поступать по своему лучшему усмотрению».

Император Александр вполне одобрил желание обер-прокурора, и 5 марта 1803 года св. Синод, к крайнему удивлению и неудовольствию наиболее влиятельных его членов, должен был выслушать соответствующее предложение Яковлева. – Государь император, писал обер-прокурор в своем предложении св. Синоду, утвердив мое мнение, благоволил указать, чтобы с поставщиками для московской синодальной типографии бумаги, кожи и прочих материалов заключать контракты здесь, в св. Синоде, под особым моим присмотром, для большего соблюдения казенных выгод, а затем Его Императорское Величество, удостоив всемилостивейшего благоволения мои представления, повелел, чтобы я, как в данном случае, « так и впредь в подобных делах поступал по лучшему моему усмотрению на пользу службы и для лучшего исполнения возложенной на меня должности»⁵⁹⁵.

Едва ли нужно доказывать, какое важное значение должны были иметь для прокуратуры и св. Синода присвоенное Яковлевым министерское право совершенно самостоятельно делать государю всеподданнейшие доклады о различных нуждах духовного ведомства и полученная им привилегия «и впредь поступать по своему личному усмотрению» в распоряжении хозяйственными, экономическими делами, находившимися в ведении высшего церковного учреждения. Члены св. Синода не без основания увидели в действиях обер-прокурора Яковлева явное стремление к расширению своих прав в ущерб законным правам самого церковного учреждения и решили принять нужные меры для ограждения себя от нежелательных последствий чрезмерного развития обер-прокурорской власти.

По словам «Записок» самого Яковлева, митрополит Амвросий, при первом же частном свидании с обер-прокурором, начал уговаривать его действовать всегда согласно с синодальными членами и, без предварительного совместного обсуждения известных вопросов, не обращаться к государю ни с какими докладами. Рассчитывая подействовать на Яковлева в желательном направлении, Амвросий, от имени св. Синода, обещал исходатайствовать ему чин тайного советника, ленту и столовые деньги, не полученные еще обер-прокурором за прежнюю службу, заметив, что его предшественники, жившие в согласии с синодальными членами, благодаря именно им и получали все свои награды. Когда убеждения Амвросия не оказали ожидаемого действия на обер-прокурора, и Яковлев решительно заявил, что получение наград по ходатайству св. Синода создаст для него нежелательное, ложное положение, так как обяжет его благодарностью по отношению к синодальным членам и невольно будет побуждать уступать им во всем в ущерб государственным интересам, митрополит Амвросий поставил ему на вид, что у каждого из них, членов Синода, имеются близ государя приятели и покровители, а у него,· обер-прокурора, существует только один Новосильцев. «Нас много, а Вы один, заметил он, по свидетельству Яковлева⁵⁹⁶, «мы сильнее и опаснее для Вас, нежели Вы для нас».

Обер- прокурор, особой запиской довел до сведения императора о своем разговоре с митрополитом Амвросием, но Амвросий, вместе с другим членом Синода, ярославским архиепископом Павлом, попытался еще раз уговорить Яковлева поддерживать с ними, наиболее влиятельными синодальными членами, мирные, дружелюбные отношения и, без их согласия, не писать государю никаких докладов, угрожая ему, в противном случае, печальной судьбой обер-прокуроров Чебышева и Хованского. Решительный отказ Яковлева от предложения митрополита Амвросия и архиепископа Павла еще более восстановил их против неудобного обер-прокурора, и хотя Яковлев в новой записке, представленной через Новосильцева, успел сообщить императору Александру обо всем происшедшем, но, очевидно под влиянием жалоб заинтересованных лиц, получил от государя внушение соблюдать большую осторожность в своих отношениях к синодальным членам⁵⁹⁷.

Между тем, произведенные под непосредственным наблюдением Яковлева, торги на поставку в московскую синодальную типографию бумаги и других материалов дали казне громадную экономию в несколько десятков тысяч рублей, и обер-прокурор, очень высоко ценивший достигнутые результаты удачных торгов, обратился к государю со всеподданнейшим представлением о награждении чиновников, оказавших услуги успешному окончанию дела. Представление Яковлева было утверждено, и обер-прокурор предложил св. Синоду для надлежащего исполнения высочайшее повеление: 1) рекомендованного обер-прокурором синодального секретаря Журихина представить к награждению орденом св. Владимира, 2) служащих в обер-прокурорской канцелярии титулярного советника Алексеева и канцеляриста Плохова произвести в следующие чины и 3) выдать из типографской суммы 5000 рублей для награждения канцелярских чиновников, по личному усмотрению самого обер-прокурора⁵⁹⁸.

Знакомясь с расходованием различных денежных сумм, ассигновавшихся на разнообразные потребности духовного ведомства, Яковлев, между прочим, заметил, что Синод довольно свободно распоряжался добавочными суммами, выдававшимися на прибавку канцелярских служителей в духовных консисториях, не стесняясь их вполне определенным назначением. Очень вероятно, что св. Синод считал необходимым удовлетворять ими какие-либо другие неотложные нужды епархиального управления, но обер-прокурор нашел более полезным употреблять остатки добавочных сумм на потребности духовного ведомства по своему личному усмотрению и, получив высочайшее соизволение на представленный через Новосильцева доклад, 3 марта 1803 года сообщил св. Синоду, что государь, по его представлению, указал «оставшуюся в экономии из прибавочных на консисторских канцелярских служителей сумму, всего 2909 р. 27¼ коп., употребить ему, обер-прокурору, для исправления некоторых по синодскому департаменту изъясненных Его Императорскому Величеству надобностей⁵⁹⁹.

Явное стремление прокуратуры лишить Синод всякой возможности распоряжаться по своему усмотрению денежными средствами, отпускавшимися на нужды церковного управления, не могло быть удовлетворено незначительными практическими результатами, достигнутыми Яковлевым. На различные потребности духовного ведомства ежегодно отпускались 1,400,000 рублей, но каждый год от этой суммы получались значительные остатки, доходившие иногда до 100,000 рублей. Так как Синод никогда не возвращал в казну подобных остатков, а распоряжался ими по своему усмотрению, распределяя их на различные непредвиденные и случайные расходы по синодальному ведомству, то обер-прокурор обратился к государю с особым докладом о необходимости обязать Синод возвращать в казну ежегодные остатки от штатной суммы, выдаваемой на содержание «духовного департамента». Но Синод, имевший при особе государя сильных покровителей в лице различных высокопоставленных друзей своих членов, принял известные меры, чтобы избавить себя от неприятных и крайне нежелательных последствий обер-прокурорского доклада, и всеподданнейший доклад Яковлева, по всей вероятности под влиянием Трощинского, поддерживавшего митрополита Амвросия, остался без .высочайшего утверждения⁶⁰⁰. В данном случае нельзя не заметить, что обер-прокурор, стремившийся присвоить себе министерское право делать вполне самостоятельно и независимо от св. Синода всеподданнейшие доклады о нуждах духовного ведомства, совершенно забывал о главной и существенной обязанности каждого министра – заботиться об удовлетворении действительных потребностей своего ведомства и всецело приносил их в жертву, довольно односторонне понимаемых им, интересов государственной казны. Члены же св. Синода признавали и за остатками, получавшимися от денежных средств, отпускаемых на духовное ведомство, то же самое назначение, какое имели штатные суммы, ежегодно ассигнуемые на нужды церковного управления, почему и считали себя вправе употреблять их на удовлетворение различных потребностей своего ведомства.

Знакомство с разнообразными отраслями синодального хозяйства позволило Яковлеву узнать, что при его предшественнике, гр. Хвостове, неофициально было распродано из синодальной лавки на 20,000 рублей различных казенных книг. Чтобы покрыть крупную растрату, обер-секретарь Пукалов, сильно замешанный в данном деле, придумал очень остроумный способ; не существовавшие книги были официально проданы коллежскому советнику Сорокину, который, хотя и внес за них 20.000 рублей, но в скором же времени заявил, что купленные книги не имеют никакой ценности, так как одни из них лишены многих листов. а другие даже совершенно сгнили. Донесение Сорокина было принято Синодом без всякой проверки его справедливости, и, в силу состоявшегося синодального постановления, вся сумма стоимости фиктивных книг была вновь возвращена Сорокину. Яковлев не мог оставить без формального расследования обнаруженного им факта замаскированного подлога и растраты казенных денег, полученных от распродажи книг, и, доведя обо всем до сведения государя, вызвал высочайшее повеление о строгом исследовании запутанного «Сорокинского» дела⁶⁰¹.

Постоянное, настойчивое стремление Яковлева сделать фактическим строгий контроль прокуратуры над хозяйственной деятельностью св. Синода и лишить· синодальных членов всякой возможности распоряжаться по своему усмотрению денежными средствами духовного ведомства, не могло не восстановить против него митрополита Амвросия и других влиятельных членов высшего церковного учреждения, так как при предшественнике Яковлева, обязанном Синоду своим назначением на пост синодального обер-прокурора, они уже в значительной степени отвыкли от стеснительного фактического контроля прокуратуры.

Обостренные отношения, возникшие между обер-прокурором и отдельными членами св. Синода, наиболее заинтересованными в сохранении установившихся порядков синодального хозяйства, постепенно усиливались и развивались под влиянием настойчивого стремления Яковлева не только возвратить прокуратуре, выработанное предшествовавшей жизнью и временно утраченное при Хвостове, значение в церковном управлении, но и придать ей новый характер, уже в сильной степени нарушавший права и полномочия самого св. Синода.

Мы видели, что митрополит Амвросий, пользуясь особенным расположением императора Павла и слабостью обер-прокурора Хвостова, успел сильно возвысить значение первенствующего синодального члена в высшем церковном управлении и нередко вел переписку по делам св. Синода с главными государственными учреждениями, а со времени появления министерств – с министрами. Яковлев, поставивший себе целью устранить все препятствия, мешавшие действительному влиянию прокуратуры на положение дел в духовном ведомстве, прекрасно понимал, что официальная переписка митрополита с министрами далеко небезразлична для интересов обер-прокурорской власти, почему и представил государю особый доклад о необходимости установить обязательный порядок сношений Синода с министрами исключительно только через одного обер-прокурора. Император Александр сочувственно отнесся к представлению Яковлева, видимо, стремившегося приравнять свое положение в церковном ведомстве к положению министров, поставленных в главе других ведомств, и в скором времени всем министрам было объявлено высочайшее распоряжение, обязывавшее их вести деловую переписку не с первенствующим синодальным членом, а с обер-прокурором. Но и после состоявшегося распоряжения, митрополит Амвросий, по словам «Записок» Яковлева, не хотел добровольно примириться с ограничением своих прав и нередко еще находил возможным пользоваться привилегией посредника в сношениях министров со св. Синодом⁶⁰².

Чтобы лишить Амвросия самой возможности нарушать, установленный в интересах прокуратуры, порядок сношений Синода с учреждениями и лицами, стоявшими во главе управления отдельными ведомствами, Яковлев даже предписал обер-секретарям синодальной канцелярии не исполнять требований митрополита о производстве канцелярских справок и не сообщать ему никаких официальных сведений о положении тех или других дел. И когда однажды первенствующий синодальный член получил от статс-секретаря Муравьева поданную государю жалобу на вологодского архиерея и, обязанный, по высочайшему повелению, сообщить надлежащие сведения о положении данного дела в св. Синоде, обратился в канцелярию за необходимыми справками, обер-секретарь не осмелился нарушить предписания Яковлева и доложил ему рапортом о требовании Амвросия⁶⁰³. Яковлев же приказал дать требуемую справку не митрополиту, а ему, обер-прокурору⁶⁰⁴, и уже от себя отослал ее Муравьеву, заметив последнему, в объяснение своего распоряжения, что за каждую справку отвечает не митрополит, а обер-прокурор⁶⁰⁵.

Хотя к концу XVIII века усилиями наиболее деятельных и энергичных обер-прокуроров делопроизводство синодальной канцелярии и было уже в значительной степени подчинено фактическому контролю представителя прокуратуры в церковном управлении, но при гр. Хвостове нередко случалось, что различные бумаги, присылавшиеся по почте в св. Синод, распечатывались обер-секретарями и докладывались митрополиту Амвросию, а некоторые жалобы на епархиальных архиереев, под влиянием частных писем обвинявшихся лиц к синодальным членам, оставались долгое время без надлежащего рассмотрения или даже совершенно уничтожались. Яковлев решительно восстал против подобных порядков и подал государю доклад, вызвавший высочайшее повеление, чтобы ни одна бумага, поступавшая в св. Синод, не оставалась неизвестной обер-прокурору⁶⁰⁶.

Но, отняв у синодальных членов и, в частности, у митрополита Амвросия возможность распоряжаться по своему усмотрению разнообразными бумагами и жалобами, поступавшими в св. Синод, Яковлев далеко еще не обеспечил прокуратуре сильного фактического влияния на самый характер производства и решения дел, возникавших в Синоде по доносам и жалобам пострадавших лиц. Интересно, что и при Яковлеве жалобы на епархиальных архиереев подавались не только на имя обер-прокурора, но также и на имя митрополита Амвросия, обвинявшиеся же лица иногда даже обращались со своими разъяснениями и сообщениями к одному Амвросию.

2 июня 1803 года надворный советник Иван Варваций подал первенствующему синодальному члену жалобу на астраханского архиепископа Платона, обвинив его в своем доносе в различных незаконных поступках, вызванных корыстолюбием и самолюбием архиепископа⁶⁰⁷. В то же время Варваций написал о действиях Платона и обер-прокурору Яковлеву⁶⁰⁸. В непродолжительном времени обер-прокурор получил еще новую жалобу на того же астраханского архиепископа от коллежского асессора Сергея Уварова-Юдина; последний обвинял Платона «в безбожной критике на Св. Писание», в непристойном богослужении, во время которого он нередко позволял себе кричать, сердиться и даже бить руками своих служителей, в пристрастии к горячим напиткам, в частых нескромных пирах, устраивавшихся в архиерейских покоях и продолжавшихся до рассвета, в корыстолюбии, выражавшемся в откупах вод и заключении контрактов, доставлявших ему до 25,000 рублей ежегодного дохода, в жестоком обращении с духовенством. По словам жалобы Уварова-Юдина, архиепископ Платон за малейшую провинность публично наказывал за волосы духовных лиц, ссылал их, без всякого расследования, в различные монастыри и, в пьяном виде, издевался над ними, то и дело перемещал священников и дьяконов из одного прихода в другой, продавал церкви с их имуществом и приказал поставить свой портрет в соборе, в приделе, сделанном им во имя своего ангела⁶⁰⁹.

Кроме Варвация и Уварова-Юдина прислал обер-прокурору жалобу на архиепископа Платона и один из астраханских священников, Василий Иванов; жалуясь на Платона и посылая Яковлеву прошение в св. Синод, священник Иванов писал, что он не имеет возможности лично от себя доставит прошение по назначению, так как чиновники астраханского почтамта, хорошо знакомые преосвященному, вероятно, сообщают ему о всякой бумаге, посылаемой в Синод, и, без сомнения, могут удерживать и уничтожать пересылаемые по почте жалобы. Если бы со стороны архиепископа не было принято подобных мер предосторожности, писал Иванов, то Синод давно бы узнал о похищении громадных сумм, получаемых от рыбных промыслов, и о других беспорядках в астраханском епархиальном управлении, но теперь никто из духовенства не смеет жаловаться на своего архиепископа, так как он на всех наводит страх, открыто похваляясь, что имеет в Синоде сильных покровителей и потому может делать все, что угодно⁶¹⁰.

Обер-прокурор Яковлев предложил полученные письма и прошения на рассмотрение св. Синода⁶¹¹, но, когда Синод постановил произвести расследование дела на месте, а в Астрахани началось судебное следствие, Варваций и священник Иванов официально написали архиепископу Платону, что никаких жалоб и доносов они никому не посылали и совершенно не знают, кто написал их⁶¹²; подобные же показания, подтвержденные установленной присягой, были даны ими и в астраханском губернском правлении. Астраханский преосвященный воспользовался новыми показаниями своих обвинителей и сообщил их первенствующему синодальному члену, митрополиту Амвросию⁶¹³.

Настойчивое, хотя иногда и безрезультатное, стремление Яковлева усилить фактическое влияние прокуратуры на ход дел в духовном ведомстве побуждало его озаботиться и организацией более действительного и совершенного государственного надзора за состоянием епархиального церковного управления. Убедившись, что секретари духовных консисторий, обязанные следить за законностью распоряжений епархиального начальства, не могут успешно выполнять своего назначения, так как находятся в сильной зависимости от местных архиереев, Яковлев решился осуществить на практике старый проект об учреждении специальных органов прокуратуры для наблюдения за епархиальным управлением и с этой целью представил государю доклад о необходимости назначения в духовные консистории, кроме секретарей, особых прокуроров, непосредственно подчиненных синодальному обер-прокурору и совершенно свободных от всякого влияния со стороны духовенства. Доклад был одобрен и утвержден императором Александром, но митрополит Амвросий, через посредство Трощинского, успел убедить государя, что осуществление обер-прокурорского проекта, поставив архиереев в явную зависимость от светских чиновников, вредно отзовется на интересах церкви, так как неизбежно подорвет авторитет и унизит достоинство высшей иерархии⁶¹⁴.

Потерпев неудачу со своим проектом учреждения епархиальных прокуроров, Яковлев нашел необходимым ослабить или даже совершенно уничтожить зависимость секретарей духовных консисторий от местных архиереев и тем самым превратить их в удобное орудие обер-прокурорского влияния на епархиальное управление. Нужно заметить, что, по случаю издания одного императорского указа⁶¹⁵, предоставившего губернским правлениям право определять себе секретарей, синодальные члены и епархиальные архиереи рассчитывали на возможность применения подобного распоряжения и к назначению консисторских секретарей самими архиереями⁶¹⁶. «Мы было по указу надеялись, что нас не поставят хуже губернаторов»⁶¹⁷, писал Амвросию московский митрополит Платон по поводу предоставления губернским правлениям права избрать собственных секретарей.

Понятно, что обер-прокурор, желавший иметь в лице секретарей духовных консисторий зависевших от него органов правительственного надзора за епархиальной жизнью, менее всего мог согласиться с подобным толкованием императорского распоряжения. Представив государю доклад о неудобствах применения к церковному управлению указа, данного губернским учреждениям, Яковлев получил благоприятное для себя разъяснение недоразумения и объявил св. Синоду от имени верховной власти, что позволение присутственным местам определять собственных секретарей не распространяется на духовные консистории. «Относительно указа от 4 февраля 1803 года, узаконившего самостоятельное определение секретарей всеми присутственными местами», писал обер-прокурор в своем предложении св. Синоду, «я имел счастье докладывать государю, могут ли по этому указу епархиальные архиереи сами себе определять секретарей, причем подносил на Высочайшее рассмотрение именные указы предшествовавших годов, служащие основанием к определению в штатные места по духовной команде. И Его Величество повелел мне объявить св. Синоду, что упомянутый указ на епархиальные консистории не распространяется и определение секретарей в консистории остается на прежнем основании»⁶¹⁸.

«Приметно очень», писал Амвросию по случаю предложения Яковлева московский митрополит Платон⁶¹⁹, «что желается (обер-прокурору), подчинив во всем секретарей, подчинить себе чрез них и консистории и правление все».

Восставая против учреждения нежелательного для прокуратуры порядка назначения секретарей в духовные консистории, Яковлев обнаружил даже стремление оказывать известное влияние и на порядок избрания самих епархиальных архиереев. Признавая незаконным и вредным для интересов церкви практиковавшийся Синодом способ избрания кандидатов на освобождавшиеся архиерейские кафедры, обер-прокурор в своем докладе, представленном государю 14 июня 1803 года⁶²⁰, проектировал установить определенный и неизменный порядок производства в епископы самых старших и наиболее достойных духовных лиц, утверждая, что синодальные члены не придают должного значения старшинству кандидатов на архиерейские кафедры и нередко, под предлогом особенного уважения к известным будто бы им способностям и достоинствам некоторых духовных лиц, позволяют себе значительный произвол в выборе кандидатов на епископские вакансии. Но император Александр нашел уже неудобным согласиться с представлением обер-прокурора, и доклад Яковлева остался без утверждения⁶²¹.

Постоянные столкновения прокуратуры с синодальными членами, создававшие самые ненормальные отношения между Яковлевым и св. Синодом, обуславливаясь властолюбивыми стремлениями обер-прокурора, в то же время находились и в известной зависимости от резкого различия во взглядах Яковлева и синодальных членов по очень многим и наиболее существенным вопросам церковного управления. Подобное различие во взглядах прокуратуры и св. Синода на нужды и потребности церковной жизни проявилось в довольно резкой форме даже тогда, когда Яковлевым был возбужден вопрос об издании в русском переводе всего св. Писания и напечатании Духовного Регламента русским, гражданским шрифтом. Узнав, что Духовный Регламент сделался библиографической редкостью, Яковлев предложил св. Синоду озаботиться новым изданием Регламента и притом напечатать его не церковно-славянским, а русским, гражданским шрифтом⁶²². Но, несмотря на то, что Регламент уже несколько раз издавался в прежнее время по распоряжению самого св. Синода, однажды даже разрешившего напечатать его и на русском языке⁶²³, предложение обер-прокурора было отвергнуто синодальными членами, и Яковлев обратился к другому средству для осуществления своего намерения. Таким средством, чрезвычайно часто практиковавшимся обер-прокурором, являлись всеподданнейшие доклады государю, нередко доставлявшие возможность Яковлеву делать высшему церковному учреждению различные предложения, обоснованные на высочайшей воле и не оставлявшие места никаким рассуждениям синодальных членов. И в данном случае, встретив со стороны св. Синода полнейшее несочувствие своему предложению, обер-прокурор, через Новосильцева, представил государю доклад о необходимости нового издания Регламента и получил высочайшее одобрение своему желанию, что еще более восстановило против него синодальных членов⁶²⁴.

Мысль о новом издании Духовного Регламента, по словам «Записок» Яковлева⁶²⁵, вызвала в нем другую, еще более важную мысль – напечатать в русском переводе все Св. Писание. Император Александр ничего не имел против перевода Библии на русский язык и, по поводу обер-прокурорского доклада, заметил, что, если Синод найдет возможным сочувственно отнестись к намерению Яковлева, то в он не окажет препятствия задуманному делу. Но когда обер-прокурор вошел в сношения с митрополитом Амвросием по вопросу о переводе Библии на русский язык, то встретил со стороны первенствующего синодального члена решительное несочувствие своим взглядам и принужден был отказаться от приведения в исполнение своего намерения.

Противодействие синодальных членов намерениям прокуратуры и постоянно практиковавшийся Яковлевым способ влияния на церковное управление посредством личных докладов государю, создавшие самые ненормальные отношения между обер-прокурором и наиболее влиятельными членами Синода, сделали, наконец, совершенно невозможной дальнейшую совместную работу по управлению духовным ведомством обер-прокурора Яковлева и наличного персонала высшего церковного учреждения. Многочисленные недоброжелатели Яковлева, по свидетельству его «Записок», не доверять которым, в данном случае, мы не имеем никаких серьезных оснований, не ограничились одними обвинениями энергичного обер-прокурора в незаконных властолюбивых стремлениях и различных действиях, оскорбительных для членов Синода, но даже начали распространять слухи о намерениях обер-прокурора, крайне опасных для православной церкви. Утверждали, что Яковлев желает упразднить монастыри и уничтожить монашество. Митрополит Амвросий в особом письме обратил внимание государя на подобные слухи, довольно широко распространявшиеся среди простого народа, но император Александр не придал большего значения письму митрополита, так как не поверил не действительности странных намерений обер-прокурора, ни опасности народного недовольства, на которое указывал Амвросий, как на неизбежное последствие начавшихся толков⁶²⁶.

Тогда среди членов св. Синода начались частные обсуждения вопроса о мерах борьбы с неудобным обер-прокурором, и в скором времени было решено обратиться к государю с жалобой на Яковлева и с просьбой заменить его другим лицом. Государь не нашел возможным удовлетворить желание синодальных членов, так как их жалоба, составленная в общих выражениях, не подтверждалась никакими фактическими данными, и приказал объявить им, чтобы они формально, от имени св. Синода, представили на рассмотрение верховной власти свое прошение, с точным указанием действительно противозаконных поступков обер-прокурора. Синод формально обвинил Яковлева в самовольном назначении и увольнении секретарей канцелярии и одной епархиальной консистории, в запрещении записывать в журнал приказания синодальных членов и незаконном пользовании синодальными служащими, нередко работавшими в обер-прокурорской канцелярии. Хотя Яковлев, и нашел средства оправдаться в возводимых на него обвинениях, но император Александр, под влиянием постоянных несогласий и споров, возникавших на заседаниях св. Синода между обер-прокурором и наличным персоналом высшего церковного учреждения, пришел к убеждению в неспособности Яковлева успешно выполнять обер-прокурорские обязанности. «Яковлев», говорил государь, по словам Голицина⁶²⁷, «не совсем хорош... Духовенство совершенно им недовольно; жалобы на него беспрестанные, и мне кажется, что он неспособен быть на месте синодального обер-прокурора».

Почувствовав непрочность своего положения и узнав о намерении государя дать Синоду нового обер-прокурора, Яковлев поспешил подать прошение об увольнении от занимаемой должности, и 7 октября 1803 года пр. Сенату был дан именной императорский указ о «всемилостивейшем увольнении просителя от должности обер-прокурора св. Синода, с произвождением получаемого им жалованья, впредь до назначения к другому месту». 21 октября св. Синод выслушал сенатское ведение о состоявшемся высочайшем распоряжении и освободился, наконец, от беспокойного и властолюбивого обер-прокурора⁶²⁸. Но победа, одержанная высшим церковным учреждением над представителем прокуратуры, обнаруживавшим стремления присвоить себе министерские полномочия в духовном ведомстве, оказалась очень сомнительной, так как император Александр, вынужденный обстоятельствами дать Синоду нового обер-прокурора, в то же время удалил в епархию одного из наиболее влиятельных синодальных членов, архиепископа ярославского Павла, а митрополиту Амвросию сделал, по выражению Яковлева, «соразмерное его поступкам поучение»⁶²⁹.