Материалы для изучения и обличения мухаммеданства

В начале моих занятий мохаммеданством, в первых беседах о нем и о его истории, меня поражали с одной стороны могущество этого мирового явления, а с другой – отрывочные краткие фразы, что условия, при которых мохаммеданство родилось и разрослось в строго-единобожную религиозную систему, будто бы были ему крайне противоположны. Не менее изумляли меня также в печатных сочинениях, на первых порах попавшихся мне под руку, при яркости описания величия и силы мохаммеданства, краткие, отрывочные заметки, что Мохаммед родился, образовал свое учение и действовал с таким блестящим успехом в стране «невежества», что времена ему предшествовавшие в Аравии были временами полного «неведения, грубейшего идолопоклонства» – Как могло, думалось мне, невежество и грубое идолопоклонство вдруг родить, так твердо усвоить и даже распространять строгое, исключительное единобожие мохаммеданства? Мог ли бы Мохаммед, человек этой невежественной арабской среды, так легко и успешно совершить свое величественное дело, если бы характер страны, дух и потребности арабского народа были столь противоположны его учению об единобожии? И если для перехода от понятия о едином, живом Боге, грозном и карающем, к единому же Богу всемилосердному, Богу – любви, то есть, для перехода от одних только свойств к другим того же самого Бога, требовалось, чтобы исполнилось время¹, необходимы были тысячелетние подготовления и народа Божия и мудрствующего язычества, – ужели в «невежественной Аравии от грубейшего», многобожного идолопоклонства мог быть прямой, непосредственный переход к «единому, совершенному» Богу мохаммеданства?

Эти сомнения, эти вопросы возбудили во мне желание уяснения и возможного их разрешения именно прежде занятий самим мохаммеданством. Я собирал все попадавшиеся мне сведения об религиозном состоянии аравитян до Мохаммеда. При этом преимущественное внимание я обращал на остатки и проблески именно основы и сущности мохаммеданства – верований в простое единство Божие, составляющих также существенную основу истинно божественного первоначального откровения. В нижеследующем очерке я представляю собрание известий из арабских писателей и объяснений из трудов ученых арабистов и ориенталистов, именно об остатках и проблесках первоначально богооткровенной истины простого единства Божия в древней до-мохаммеданской религии аравитян.

Не зная арабского языка, не ознакомившись еще и с мохаммеданством настолько, чтобы пускаться в строгую критическую оценку и научную разработку всех собранных мною материалов и свидетельств ученых, я старался, возможно, больше выражаться словами самих источников и толковников. Хотя от этого делались иногда неизбежными повторения мыслей и свидетельств, за то получались наглядные доказательства бесспорного подтверждения их несколькими писателями, несколькими свидетелями. А это последнее обстоятельство для цели и предмета настоящего очерка особенно важно, и я желаю поставить его на вид потому именно, что как я уже сказал, до сих пор еще очень распространено крайне несправедливое мнение, будто бы времена до-мохаммеданские в Аравии были временами полного религиозного невежества, грубейшего идолопоклонства, и будто бы Мохаммед первый просветил арабов высокою истиною единства Божия. Между собранными мною материалами, свидетельствами и объяснениями не мало специально авторитетных и многолетних ученых трудов, Как например семитов академика Хвольсона и профессора мирзы Казем Бека, – француза арабиста Коссен-де-Персеваля, знаменитого исследователя именно до-мохаммеданского периода – немца Шпренгера , много лет изучавшего мохаммеданство и условия его происхождения в самой Азии в мусульманской среде, – ориенталистов Озиандера, Кальмета, Дози, Ренана, д’Эр- бело, Креля,–историков Шлоссера, Седило, Гизо и других почтенных русских и иноземных ученых по местным, частным вопросам. Они подвергали научной критике и разработке необозримую массу арабских сказаний и объясняемых ими сведений. При изложении свидетельств Корана и арабских писателей, передаваемых в трудах ученых, я старался проверять их священным писанием и толкователями св. Библии, равно как дополнять свидетельствами европейских исследований. По этому нижеследующий очерк получает также интерес и значение для изучения и самого св. писания не только по своему предмету, но еще и потому, что некоторые личности св. писания, например, первенец Авраамов Измаил, и некоторые обстоятельства, например, образ жизни патриархов и особенная важность и сила благодеяний Божиих Израилю от прямого охранения его, непосредственного попечения о нем со стороны самого Господа, – становятся яснее, полнее, очевиднее при изучении судеб духовно – религиозной жизни самого родственного Израилю народа арабского, произошедшего преимущественно от беззаветных сыновей друга Божия Авраама.

В православно-миссионерском отношении очерк об остатках первоначально богооткровенной истины единства Божия в древней до-мохаммеданской религии аравитян имеет особенно важное значение. Свидетельствуя, что идея простого единства Божия во все времена и до Мохаммеда составляла главную основу и сущность арабских верований, очерк этот, – вопреки довольно еще распространенному на западе направлению, преклоняющемуся пред Мохаммедом, приписывающему ему одному, его «гению'образование единобожия мусульманства и даже убеждающему и «не-мохаммедан» признавать Мохаммеда истинным «посланником Божьим» – сводит арабского лжепророка с высоты не принадлежащего ему величия и показывает действительные источники, из которых произошло строгое единобожие мохаммеданства.

Первая часть нижеследующего очерка служит к нему собственно как бы введением, нужным для нашей цели, потому что хотя обстоятельства, излагаемые здесь, и не представляют еще полного ответа на занимающий вас вопрос, однако необходимы для вполне ясного и верного уразумения представляемых далее прямых свидетельств о религиозном мировоззрении аравитян до Мохаммеда. К. Воронец.

1869 и 1872 годы.²

Одна из самых существенно-основных истин первоначального божественного откровения есть истина единства Божия. «На эту истину,–говорит преосвященный Макарий, – справедливо смотрели христиане с самого начала Как на первое отличительное учение истинной, Богом дарованной религии от всех религий ложных – языческих, проповедовавших многобожие или безбожие»³. Ею проникнуто все письменное божественное откровение, ветхозаветная часть которого, является живым и сильным обличением многобожия и наставлением в истине единства Божия. Все предписания против идолопоклонства, изложенные в первом письменном божественном откровении – Пятокнижии Моисея, суть не что иное, Как постоянное возвещение и освящение истины единства Божия. «Слушай Израиль: Господь Бог наш Господ един есть»⁴, – поучает оно. Или еще: «видите, видите, что это Я и нет Бога кроме Меня»⁵, – возвещает в нем Сам Господь. «Моисей предлагает историю миробытия, повествует о патриархах, ведет людей из Египта, дает закон, чудодействует- именно с тем, чтобы сохранить и утвердить веру в единого Бога⁶, – говорит преосвященный Филарет. Наставления в этой существенно-основной истине первоначального и устного божественного откровения постоянно внушаются избранному для ее хранения народу Божию и после Моисея богодухновенными пророками. «Бог един»..., «Ты, Господи, Бог един»... «Имя

Его (Господа) един»⁷, твердят они. Одним словом «вся история религии, излагаемая в священных книгах ветхого завета, есть не что иное, как история непрерывного хранения веры в единого истинного Бога от первобытных времен человеческого рода».⁸ А в новозаветном божественном откровении истина единства Божия является еще в высшем значении, так как она делается в нем не только преимущественным достоянием одного народа еврейского, но всеобщею, проповедуется уже всей вселенной. Сам Господь Спаситель ясно и часто напоминает ее; например отвечая на вопрос книжника, что первая из всех заповедей: «слушай Израиль! Господь Бог нашъ есть Господь единый».⁹ Или еще: «сия же есть жизнь вечная, да знают Тебя единого истинного Бога».¹⁰ Равно провозглашается эта истина всему миру и Его св. апостолами. «Неужели Бог есть Бог иудеев только, а не и язычников? Конечно и язычников. Потому что один Бог».¹¹ Или еще: «един Бог»... «Нет иного Бога, кроме единого».¹²

История первых поколений рода человеческого представляет нам всеобщность веры в единого истинного Бога. И только после всемирного потопа с рассеиванием народов, начал рассеиваться и ослабевать самый свет веры; люди стали постепенно забывать истины веры и смешивать их с заблуждениями.¹³ Но в потомстве Сима свет истинной веры в единого Бога все-таки еще хранился вернее и долее, чем в потомствах других сыновей Ноя. И когда свыше дарованное людям познание о истинном едином Боге до того уже исказилось и помрачилось суеверием, что угрожало совершенным и повсеместным забвением истины единства Божия, –Господь, для сохранения дарованных Им людям небесных истин, из Симовых же потомков избирает и выделяет особое племя в лице Авраама, родоначальника избранного народа израильского. Но и прочие потомки Сима вообще лучше и более других племен усвоили и хранили основные истины первоначального божественного откровения. Заслуга же сохранения и всемирного распространения в особенности истины единства Божия принадлежит поистине племенам семитическим. «Сознание семитов, – говорит известный ориенталист, – было ясно, превосходно сознавало единство и не могло усвоить себе, не мирилось с множественностью... Постоянным, основным и самым задушевным их стремлением было замещение местных богов одним верховным Богом... Пораженные единством мироправления, объемлющим вселенную, семиты допускали в развитии всего существующего одно только неизменное, непреклонное выполнение воли верховного Существа;

они не видели, не находили множества в мире“¹⁴ «Симово поколение никогда не постигало вселенную иначе, как под безграничным монархическим правлением. Его теодицея не изменилась со времен книги Иова»¹⁵ «Также и в Боге семиты не постигали разнообразия, множества, пола; все имена, какими только означали они Божество: Эль, Элоах, Адон, Баал, Элион, Иегова, Аллах – все выражают собою идею высшей нераздельной силы, самого цельного и полного единства... Расплывчивость и заблуждения многобожия были всегда чужды семитам; дух самый далекий от многобожия , – это подлинно дух семитический»¹⁶. «Семиты – замечает другой авторитетный арабист, всегда отличались особенным пониманием божественного.... Из семитов более, чем из других рас, было людей, проповедавших единство Божие, и вся масса у них была более расположена признавать по крайней мере превосходство одного Бога, хотя около него и почиталось некоторое число гениев»¹⁷. Народы семитического племени, – добавляет знаменитый историк, – почитаются за их изначальную и постоянную веру в единство Божие. Под разными формами и при весьма различной истории почти все народы были политеисты; одни семиты твердо верили в Бога единого. Этот великий нравственный факт приписывают различным и сложным причинам; но самый факт вообще признан и допущен»¹⁸. Так единобожие оказывается свойственным, присущим самому характеру сознания семитических племен. А за исключением народа еврейского, особо избранного народа Божия, племя аравийское более всех прочих отраслей семитических должно служить выражением общеосновного духа семитов и по происхождению аравитян от семитических патриархов Авраама и Иоктана, сына Еверова, и по сохранению в нем до самого Мохаммеда и даже до ныне патриархального образа жизни древних семитов, и потому наконец, что, по самому положению этого племени в недоступных иноземцу степях Аравии, оно более других семитов ограждено было от чуждого иноплеменного влияния. «Аравия, – говорит современный ориенталист Ренан, – поистине должна быть принята мерилом семитического духа. Аравия всегда была местом пламенного единобожия»¹⁹. «Только потомки Авраама, евреи и измаильские арабы, одни остались истинно монотеистами"²⁰, – утверждает историк Гизо.

Не настаивая на этих слишком общих свидетельствах специалистов, исследователей о характере семитов вообще и аравитян в частности, я однако привел их здесь кстати потому, что на такую особенность характера семитов арабов нередко отрывочно и кратко ссылаются и ближайшие свидетельства ученых о религии аравитян. Так например Шпренгер на первых же страницах первой главы знаменитого своего сочинения «Das Leben und die Lelire des Mohammed», излагая религиозное движение в Аравии пред Мохаммедом, говорит: «об особенном понимании (арабами) семитами божественного, читай остроумный труд Ренана в Histoire des langues Seme- tiques etc.»²¹. Эта характеристика семитического духа до сих пор ни одним ученым не опровергнута и уважается, и я привел ее потому, что указанные ею черты характера арабов-семитов, при всем остальном, также должны были способствовать аравитянам хранить первоначально откровенную истину единобожия. – Теперь же, воодушевись в особенности мыслию, что всеблагий и премудрый Господь не лишил и язычников, – этих суетно-своевольных Его детей, – того откровения божественной любви Своей, тех небесных истин, к которым не потеряли еще они приемлемости, – можно с полною надеждою приступить к рассмотрению: сохранилось ли, как и на сколько первоначально богооткровенное единобожие в древней до-мохаммеданской религии аравитян? При этом рассмотрении я не буду пренебрегать и малыми искрами их религиозного сознания, как бы эти искры истины ни были затемнены мраком языческого суеверия и человеческого злоупотребления.

До увлечения аравитян лжепророчествами Мохаммеда не заметно у них, к сожалению, ни постоянного жреческого сословия, ни священных книг их религии, ни прочих постоянно-всеобщих, канонических, так сказать, свидетельств о их религии, которые, охраняя ее от нововведений, непреложно бы свидетельствовали об истинных верованиях аравитян с древнейших времен. «Дело закона у них написано было в сердцах»²², и потому они более, чем другие народы, ведены были Промыслом Божиим именно одними естественными путями и средствами. Вследствие этого, при рассмотрении их религии, нельзя оставить без внимания и обстоятельств, кажущихся с первого взгляда как бы не так близкими и не так прямо относящимися к этому частному рассмотрению, каковы, например, их происхождение, образ жизни и окружающая их природа.

Историю своей обширной земли арабы возводят до самой глубокой древности .²³ «Арабские писатели делят аравитян на древних арабов, которые уже не существуют, и на арабов, от которых произошли существующие ныне аравитяне»²⁴. Первые, по арабским преданиям, были потомки Сима, сына Ноева, и населили Аравию вскоре после потопа. Они были очень многочисленны и разделялись на многие племена, которые или стерты были с лица земли за свои беззакония, или слились с другими, позднее поселившимися в Аравии, племенами. «Восточные летописцы иногда только мимоходом упоминают об этих древних племенах, под именем «первобытных арабов или погибших племен»²⁵, и, кроме утвержденных Кораном Мохаммеда сказаний об уничтожении и некоторых замечательных событиях знаменитейших из них, известий об этих первобытных арабах уцелело чрезвычайно мало, да и уцелевшие очень мифичны, баснословны. Поэтому, не передавая здесь всех невероятных и крайне преувеличенных подробностей об этих погибших племенах Аравии, упомяну о них только кратко, так как не умалчивает о них и Коран. Знаменитейшими из них были племена: Ад, Тамуд, Таем и Джадис.

Племя Ад происходило от Ада²⁶, сына Уца, сына Арамова, сына Симова. Ад, после смешения языков, поселился в хадрамаутской или гаутской области Аравии, близ местечка, называемого Аль-Акаф, т. е. песочный вихрь, и потомство его чрезвычайно там размножилось; у самого Ада насчитывают до четырех тысяч сыновей. Адян представляют сильными великанами, легко подымавшими огромные камни, и приписывают им громадные постройки. Отсюда и вошло в обыкновение у арабов называть большие развалины постройками адян. Это мнение об адянах занесено в Коран²⁷ и, основываясь на нем, их считают звездопоклонниками. Восточные легенды вообще передают о судьбе этого племени много чудесного. Например, что один из царей его, Хеддал, построил великолепный дворец Ирем с очаровательными садами, которые своею красотою могли давать понятие о самом рае и были разрушены чудом²⁸. Когда впоследствии адяне оставили и забыли служение истинному Богу и впали в идолопоклонство, к ним был послан Богом для вразумления пророк Гуд, которого обыкновенно принимают за библейского Евера²⁹. Адяне же не захотели внять его проповеди и не обратились; тогда Господь, испытавший пред тем их противление разными знаменательными наказаниями, навел на их страну горячий и удушливый ветер, продолжавшийся безостановочно восемь суток. От этого ветра и погибли почти все адяне, за исключением небольшого числа внявших проповеди Гуда и вышедших за ним из Хадрамаута на время исполнения этой казни Божией. По истреблении же адян Гуд возвратился в Хад- рамаут и был потом похоронен близ Гасека, где и до сих пор еще находится городок Кабр-Гуд, т. е. могила Гуда.

Племя Тамуд³⁰ происходило от Тамуда, сына Геферова, сына Арамова, сына Симова, и сначала заняло Иеменскую область Аравии, а потом перешло в Хеджас, где жило в довольстве; там видны и теперь еще остатки их жилищ, высеченных в скалах, о которых говорит Коран.³¹ И тамудян, когда они впали в идолопоклонство, призывал к истинному Богу пророк Салех, которого признают за библейского Фалека, сына Еверова. Но тамудяне не обратились и также чудесным образом были уничтожены, за исключением только некоторых, которые вняли проповеди Салеха. Коран часто напоминает эту внезапную гибель обоих славнейших племен в пример суда Божия над упорством неверных.³²

Племя Тасм³³ происходило от Тасма, сына Лудова, сына Симова; а племя Джадис – от потомков Гефера, внука Симова. Сперва оба эти племени жили вместе в Аравии, но, поссорившись, уничтожили друг друга. Мрак, покрывающий историю этих двух племен, вошел в пословицу у арабов, которые всякие баснословные и невероятные рассказы называли «грезами и сказками Тасма»³⁴.

Судьба же уцелевших из всех первобытных аравитян совершенно неизвестна. «Один Бог знает их потомство», говорит Коран³⁵.

Существующие и по ныне аравитяне происходят, по преданию арабов³⁶ также от двух отраслей Сима, сына Ноева: от Иоактана, или по арабски Кохтана, сына Еверова, и от Фалека, другого сына Еве- рова, чрез Измаила, сына Авраамова, вместе с прочими поселившимися в Аравии потомками Авраама и брата его Нахора. Потомство первой из этих отраслей иоктанидов, называютъ Араб-аль-Араба, т. е. настоящие, природные, чистые арабы, а измаилитов и вообще потомков Фалека чрез Авраама и брата его Нахора, – Мсстараба, т. е. обарабившиеся, привившиеся, так как они собственно не были настоящего арабского племени, но смешавшись с чистыми арабами иоктанидами, в течении времени слились с ними совершенно. «По возвращении Аврама из Египта в Палестину,–поясняют арабские предания³⁷, – жена его Сара, не надеясь иметь детей, предложила в жену Авраму рабу свою Агарь, подаренную ей египетским Фараоном. Агарь скоро родила Авраму сына Измаила и сильно стала этим гордиться, с презрением относясь к Саре; с рождением же от Сарры Исаака, к вражде матерей присоединились ссоры сыновей. Сарра горько жаловалась Аврааму и просила его прогнать Агарь с сыном ее. Аврааму, любившему Измаила, тяжело было решиться на это, но получив повеление Божие, он отвел Агарь с Измаилом в Аравию, на указанное самим Богом место, где впоследствии возникла Мекка. Вскоре вода, запасенная Агарью, истощилась. В то время, когда она в отчаянии тщетно искала по пустынной окрестности источник, Измаил, оставленный ею, заплакал и начал ударять ногою о землю. Тотчас под его ногою появился свежий источник воды. Агарь, возвратившаяся на плач Измаила, обсыпала источник землею из боязни потерять воду. Так и образовался известный и чтимый впоследствии меккский колодезь Зем- Зем. Живя при этом чудесном источнике, Измаил стал заниматься охотою и пастушеством. Первая жена его была из прикочевавшего не на долго к этой местности колена амаликов³⁸. Авраам от времени до времени посещал Измаила. Так приехал он повидаться с Измаилом в год его женитьбы. Сарра взяла обещание с Авраама, что в этот раз он не сойдет с своего седла. Подъехав к шатру Измаила, он постучал. У входа показалась жена Измаила. Авраам спросил её: «кто ты»? – Она ответила: «я жена Измаила». – «Где же Измаил», сказал Авраам. – «Он на охоте», отвечала она. – «Я не могу сойти с седла; нет ли у тебя чего-нибудь поесть мне»? спросил Авраам. – «Нет у меня ничего; эта страна пустынная», отвечала жена Измаила. Авраам же спросил поесть только за тем, чтобы испытать жену своего сына. – «Так я уезжаю», – сказал он ей. Когда возвратится твой муж, опиши ему меня и скажи, что я советую ему переменить порог его двери (шатра)». Когда Измаил вернулся, жена его описала ему черты незнакомца и передала его слова. Измаил узнал путешественника и, поняв таинственный смысл его совета, немедленно же развелся с женою. Вскоре за тем и амалики удалились от этой местности, а с юга прикочевало другое племя из потомков Иоктана или Кохтана. Тогда Измаил женился на дочери Модада, предводителя колена Джурхамова из этого племени. Немного спустя Авраам опять навестил Измаила, обещав Сарре и на этот раз не сходить с своего седла. На стук его у шатра Измаила, к нему вышла женщина высокого роста и доброй, приветливой наружности. – «Кто ты такая»? спросил ее Авраам. – «Я жена Измаила», ответила она. – «Где же Измаил»? сказал Авраам. – «Он на охоте», отвечала она. Тогда Авраам, желая также испытать и эту жену своего сына, сказал: «не дашь-ли ты мне поесть чего-нибудь»? – «Да», – ответила жена Измаила и, войдя в шатер, принесла оттуда молока, вареного мяса, фиников и сказала Аврааму: «извини нас, хлеба у нас нет». Авраам благословил предложенную ему пищу, поел немного и сказал: «да умножит для вас Господь эти произведения в сей стране». Тогда жена Измаила сказала Аврааму: «сойди с седла, чтобы я (по обычаю арабского гостеприимства) могла обмыть твою голову и бороду». Авраам сказал: «я не могу сойти». Но оставя одну ногу на седле, другую он поставил на камень и наклонился к невестке, которая смыла с его лица и бороды покрывавшую их пыль. Уезжая, Авраам сказал жене своего сына: «когда вернется Измаил, опиши ему мое лице и скажи от меня, что порог его двери (шатра) равно добр и прекрасен». По возвращении Измаила, жена его рассказала о случившемся. Измаил ответил ей: «человек, которого ты видела, это мой отец, а порог моей двери (моего шатра) – это ты сама. Отец велит мне держать тебя». – От этой-то дочери Модада, потомка Кохтава, или Иоктана, сына Оимова, родилось у Измаила двенадцать сыновей. И таким образом, привившаяся к коренным арабам, эта еврейская ветвь пустила, согласно обетованиям Божиим, могучие отпрыски. Двенадцать же сыновей Измаила произвели многочисленное потомство, разделенное на двенадцать колен. С ними же смешались, поселившиеся в других частях . Аравии, многие сыновья Нахора, потом сыновья Хеттуры от Авраама и еще сыновья Исава, внука Авраамова, хотя некоторые, из произшедших от них, аравийские племена довольно долго носили название своих родоначальников. Эти-то обарабившиеся аравийские фалекиды, или теснее авраамиды и овладели всею Аравиею, частью слившись, частью покорив, частью вытеснив иоктапидов, и известны под общим именем арабов.

Указания арабских преданий и писаний на происхождение аравитян не противоречат свидетельству о том библейской истории. Уд, сын Арамов, с своими потомками поселился действительно в одной из частей Аравии³⁹, а об остальных поселениях родоначальников первобытных племен аравийских, Гефера и Луда⁴⁰, священное писание умалчивает вовсе, значит и не дает права отвергать сущности древних арабских преданий о поселении аравитян и о прочих происшествиях их жизни. Поселения же тринадцати сыновей Иоктана, или по арабски Кохтана, сына Еверова, по указанию Моисея⁴¹, простирались «от Меши до Сефара, горы восточной». «А по сему указанию, – поясняет знаменитый наш толкователь книги Бытия⁴², – сынов Иоктана должно искать в Аравии»; тоже подтверждается и новейшими исследованиями западных ученых, которые библейскою Мекою считают знаменитый аравийский город Мусу, или Мошид, лежащий близ Моки, а Сефаром – знаменитую и по ныне ладаном гору в Аравии близ зефарской области ⁴³. Касательно же Измаила бытописатель говорит⁴⁴, что, когда «Сара жена Аврамова не рождала ему, взяла Сара, жена Аврамова, служанку свою, египтянку Агарь: по истечении десяти лет пребывания Аврамова в земле ханаанской, и дала ее Авраму мужу своему в жену.⁴⁵ Он вошел к Агари, и она зачала, и стала презирать госпожу свою (Сару). Агарь родила Авраму сына; и нарек (Аврам) имя сыну своему, рожденному от Агари, Измаил... (Потом) призрел Господь на Сарру, как сказал. Сарра зачала и родила Аврааму сына в старости, и нарек Авраам имя сыну своему, которого родила ему Сарра, Исаак... И увидела Сарра, что сын Агари египтянки, которого она родила Аврааму, насмехается над ее сыном Исааком, и сказала Аврааму: выгони эту рабу и сына ее; ибо не наследует сын рабыни сей, с сыном моим Исааком. И показалось это Аврааму весьма неприятным ради сына его (Измаила). Но Бог сказал Аврааму: не огорчайся ради отрока и рабыни твоей; во всем, что скажет тебе Сарра, слушай гласа ее; ибо в Исааке наречется тебе семя. И от сына рабыни Я произведу (великий) народ, потому что он семя твое. Авраам встал рано утром и взял хлеба и мех воды и дал Агари, положив ей на плечи, и отрока, и отпустил ее. Она пошла и заблудилась в пустыне Вирсавии. И не стало воды в мехе, и она оставила отрока под одним кустом. И пошла, села вдали, в расстоянии на выстрел из лука. Ибо она сказала: не хочу видеть смерти отрока. И она села против (него поодаль), подняла вопль и плакала; и услышал Бог голос. отрока; и ангел Божий с неба воззвал к Агари и сказал ей: что с тобою Агарь? не бойся; Бог услышал голос отрока. Встань, подними отрока и возьми его за руку; ибо произведу от него великий народ. И Бог отрыл глаза ее, и она увидела колодезь с водою и пошла, наполнила мех водою и напоила отрока. И Бог был с отроком; и он вырос, и стал жить в пустыне; и сделался стрелком из лука. Он жил в пустыне Фаран», находящейся в Аравии⁴⁶, к северу от синайской горы и ныне называемой Джебель-аль-Тик. А потомки Измаила под управлением двенадцати старейшин, или князей, произошедших от двенадцати сыновей Измаила, ордами и кочевьями расселились «от Хавилы до Сура, что пред Египтом, как идешь к Ассирии».⁴⁷ Хавила же, или Евилата есть местность также северо-восточной Аравии ⁴⁸, ныне называемая Шолан⁴⁹ (Chaulan), а Сур – город каменистой Аравии⁵⁰, ныне Суец.⁵¹ Альмодада, сына Иоктанова, и толкователи св. писания считают родоначальником арабского племени, из которого происходил Модад тесть Измаила⁵². А именами некоторых сыновей Измаила в св. писании называются несколько кочевых племен некоторой части северной Аравии⁵³. Господство же потомков Измаила в Аравии можно также видеть и по св. писанию из обетований Божиих Аврааму. «О Измаиле, – сказал ему Бог, – И услышал тебя: вот Я благословлю его, и возращу его, и весьма, весьма размножу; двенадцать князей родятся от него; и Я произведу от него великий народ»⁵⁴. Потом еще Агари сказал ангелъ Госсподень: «умножая умножу потомство твое так, что нельзя будет и счесть его от множества»⁵⁵ И вскоре же видим, по 87 главе книги Бытия, начало исполнения этих обетований, так как ко времени Иакова, сына Исаака, брата Измаилова, семейство Измаила возросло до того, что измаильтяне целым караваном ходили в Египет и были уже с ним в торговых сношениях ⁵⁶. Кроме того, по толкованиям св. писания, в Аравии жили еще некоторые потомки Нахора, брата Авраамова ⁵⁷, некоторые из шести сыновей Хеттуры от Авраама, ее мужа ⁵⁸, и потомки некоторых сыновей Исава, сына Исаакова.⁵⁹

Переходя теперь к рассмотрению образа жизни аравитян, должно заметить, что он условливался самою природою ими занимаемой страны. Большой аравийский полуостров, лежащий между двумя крайне разнохарактерными частями света, – пустынной Африкой и роскошной Азией, заключил в себе отличительные черты обеих. С одной стороны он обилен обширными песчаными степями, бедною растительностью и знойным климатом Африки, за то с другой – нежно голубоватый свет мириад звезд, наполняющий пустыни аравийского полуострова каким-то фантастическим сиянием, и аромат бальзама и мирры его тропической ночи, его дивные оазисы – это живые образцы роскошной, райской природы Азии. Но свои плодоносные оазисы, – эти, так хорошо, так глубоко затаенные в пустынях, перлы и алмазы свои, Аравия верно хранила только для своих, не без благого намерения Промысла, обиженных судьбою, патриархальных сынов. Эти чудные, жизненные ее уголки исконно были доступны только ее неизбалованным вековым странникам, только самим аравитянам с их верным степным кораблем – верблюдом, также не изнеженным созданием. «И много веков, от самых ранних свидетельств истории до седьмого столетия христианского летосчисления, – говорит известный ориенталист⁶⁰, –полуостров аравийский был почти недоступен для тех событий, которые волновали всю Азию, глубоко потрясали Европу и Африку. Возникали царства и падали, изчезали древниея династии, имена и границы земель изменялись, целые народы были истребляемы или уводимы в неволю, – но эти бури лишь слегка касались пограничных областей Аравии; в глубине степей своих она сохраняла первобытный характер и независимость, и никогда ее бродячие племена не склоняли гордой головы своей ни под какое иго, ни один еще монарх или полководец древней, средней и новой истории не мог внести покорения Аравии в летопись своих победе и славы»⁶¹. «Самая торговля, которая по срединному положению Аравии между Европою, Азией, Африкою и Индиею, могла бы сообщить этому полуострову весьма важное международное значение, – не могла увлечь арабов в свою деятельность и чрез то в какую либо зависимость от иноземцев; хотя в древности торговля аравийская была довольна значительна, но она производилась только приморскими городами, оседлые жители которых не пользовались уважением в народе, и потому торговля находилась преимущественно в руках поселившихся в городах иноземцев: евреев, абиссинцев, индийцев и других»⁶². Но если и прибрежные аравитяне так не сочувствовали, так не расположены были к выгодам торговли и оседлости, то внутри полуострова их еще менее интересовалось торговлей и предавалось земледелию, строило замки и окружало их виноградными садами, пальмовыми рощами, тучными нивами и всею прочей роскошью истинно азиатской природы. Многочисленнейшее большинство из них впрочем предпочитало простые шатры,–патриархальные скинии, занималось пастушеством⁶³, переходя с места на место по направлению тех же источников, которые поили их праотцев еще во времена патриархов. Аравитяне хорошо знали, по преданию и из самого опыта, все таинственные свойства своей чудной кормилицы – Аравии, и находили тень первобытных пальм и финиковых дерев у сытных пастбищ для их стад и табунов; с истощением же этих временных, естественно пастушеских средств жизни, они переносили свое жилье к другому оазису. Даже такие многочисленные и могущественные племена, как например Вену Адванское, у которого одних необрезанных молодых людей насчитывалось до семидесяти тысяч, вели кочевую жизнь⁶⁴. Даже проживавшие в местности, исконно служившей средоточием жизни всей Аравии, где потом возникла Мекка, арабские племена также чрезвычайно долго жили в шатрах. По древнейшим свидетельствам историков, только около средины пятого века после Рождества Христова были построены первые дома города Мекки; до тех же пор и в этой знаменитой местности, всегда впрочем называемой писателями Меккою, не было другого здания, кроме небольшого храма Каабы⁶⁵. При патриархальном странствовании у арабов, этих степных пловцов, сохранилось первобытное устройство и праотеческий характер во всей их силе и свежести. «Даже до сих пор еще аравитяне сохранили тот же образ жизни и тот самый характер, какими отличались во времена Авраама и Моисея»⁶⁶. Так и во времена до-мохаммеданские «арабы подразделялись на множество дробных самостоятельных колен и родов, составлявших маленькие республики или орды одна другой враждебные»⁶⁷. «Во главе каждого рода был шейх⁶⁸ или эмир, наследник древнего патриарха; а его копье, водруженное возле шатра, было знаменем его власти. Впрочем, хотя его сан и переходил к его потомкам чрез многие поколения, но он не был в строгом смысле наследственным, а зависел от воли рода. Шейха можно было сменить и выбрать на его место другого из другой ветви. Власть его также была ограничена и зависела от его личных заслуг и от народной доверенности... Однако же, как ни многочисленны и ни дробны были подразделения племени, но во всех ветвях его связи родства тщательно сохранялись в памяти. Все шейхи одного племени признавали одного общего предводителя шейха шейхов, который, живя летом в замке, иссеченном в скале или среди своих табунов и стад в пустыне, мог собрать под свое знамя все рассеянные ветви племени, при всяком случае, касавшемся до общего блага. Но от многочисленности этих бродячих племен, из которых у каждого был свой князек и своя небольшая область, а не было общего главы (всего) народа (всех племен), происходили частые ссоры. Мстить же за убитого было долгом его семьи; часто того требовала честь всего рода. И нередко этот всеобщий кровавый долг самосудного родового быта переходил от поколения к поколению и причинял безпощадные войны... Вместе с тем араб склонен был к разбоям: правда, что он иногда соглашался служить купцу, доставлять ему верблюдов, проводников и погонщиков для перевозки товаров; но он охотнее налагал выкуп на караваны, или попросту грабил их во время трудного перехода чрез пустыни. Это он почитал законною добычею оружия; а на богатых сынов торговли он смотрелъ как на подлое племя, униженное корыстолюбивыми привычками и занятиями»⁶⁹. «Мысль, что судьба, в сравнении с другими народами, наделила его столь бедным достоянием, вероятно питала в нем ненависть к богатейшим соседним народам и сроднила его с (не)законностью грабежа. Эта мысль даже выразилась у арабов в знаменитом предании: производя себя от Измаила, старшого сына Авраама, они запомнили предание об истории Исаака с Измаилом, и на этом основали мнение, что не погрешат, насильно присвоив себе часть того наследства, которое было отнято у их праотца, и которое было бы их собственным уделом, если бы Исаак не родился от Сарры и если бы Измаил так несправедливо не был лишен прав своих»⁷⁰. «Поэтому-то в оправдание своих разбоев они и представляли жестокое обращение с праотцем их Измаилом, который, говорили они, за изгнание из дома отеческого Авраамом получил от Бога в удел пустыню с правом удерживать за собою и своим потомством все, что только найдут в ней»⁷¹. Но кроме того и «самый личный характер араба, развившийся под влиянием окружавших его природы, быта и преданий, возбуждал в нем потребность кипучей деятельности , которая могла бы доставить пищу его мысли, чувству и воображению, – потребность подвигов и приключений, могущих наполнить его сказки и песни⁷². «Дух араба, так же как и тело, был легок и жив. Он обладал в высшей степени душевными качествами Симова племени: проницательностью, остроумием, понятливостью и ярким воображением. Его впечатления были живы и сильны, хотя не продолжительны; гордый и смелый дух выражался на его смуглом лице и сверкал в его огненных, черных глазах. Он легко приходил в восторг от красноречия и бывал очарован красотою поэзии. Владея языком богатым до высшей степени, слова которого многие сравнивают с драгоценными камнями и цветами, он был природным оратором; но ему нравились пословицы и апофегмы более, нежели последовательный ток речи, и он любил выражать свои мысли в восточной форме иносказаний и притчи... Не смотря на беспокойную склонность к войне и разбоям, он вместе с тем был великодушен и гостеприимен. Дарить – для него было счастьем; его двери всегда отворялись для путника, и он был готов разделить с ним свой последний кусок; а если и самому заклятому врагу его хотя раз случилось преломить с ним хлеба, то он уже мог безопасно отдыхать под нерушимой святынею его шатра»⁷³. И «если по бедности он прибегает к грабежу, то, ограбив путешественника, он дает ему старое платье, снабжает пищею и указывает дорогу... Жилища пустынных аравитян суть войлочные палатки, или шатры, которые разделяются занавесом на две половины: одна служит для мужчин, другая для женщин и домашнего скота... В пище они чрезвычайно умеренны: несколько фиников, омоченных в растопленное масло и не много молока, достаточны арабу на целый день, и ему не всегда удается к этому не роскошному обеду прибавить несколько муки или рису... Шейх Сам седлает своего коня и ухаживает за ним. Аравитяне пустынные ничего не платят своим шейхам, которые содержат себя из своих собственных доходов, получаемых от стад. В шатре шейха все обязанности и труды хозяйки исправляет жена его, а дочери и родственницы сами моют белье и ходят с кувшинами на голове за водою»⁷⁴... «У пустынного аравитянина обыкновенно одна жена; примеры супружеской измены редки. Женщины в почтении; днем ли, ночью ли разграбляют лагерь, честь их неприкосновенна, хотя они и бывают принуждены снять с себя все украшения и отдать грабителям»⁷⁵. «Не знаю – говорит Ренан⁷⁶, – есть ли во всей истории цивилизации картина более прекрасная, приятная и более оживленная, как жизнь арабов до исламизма, какою представляется она нам в моаллакатах», т. е. почетно вывешенных на стенах Каабы стихотворениях арабских поэтов до-мохаммеданских времен.

Тесно связанные: вышеприведенный патриархально-кочевой образ жизни аравитян и природа их чудного отечества имели чрезвычайно большое влияние на их религиозное миросозерцание. Сильное и живое впечатление производила на чуткую душу, на религиозное чувство простого, патриархального странника-ара- витянина оригинальная природа аравийских пустынь. Она неизбежно, неотразимо наводила его на мысль о единстве и целости мироздания. «Без сомнения чистый монотеизм, который находим в исламе, вытекает в Аравии из природы страны и соответствует идиосинкразии кочевников» арабов⁷⁷ – говорит Шпренгер. Но «Шпренгер не довольно ярко, – замечает профессор Петров⁷⁸, – выставил и оценил влияние местной природы на развитие монотеизма, и впечатления самого ландшафта природы не касается вовсе. А между тем впечатление это так могущественно, что едва ли можно обойти его в подобном случае. – Кто не читал об аравийских и африканских пустынях, кто не знаком с живописными рассказами бесчисленных путешественников, например какого-нибудь Буркгарда, или Барта, описывавших эту оригинальную и внушающую природу? Но быть может не каждый в состоянии представить себе то чувство, какое порождает пустыня в душе человека, действуя особенно на ту нежную и тайную струну ее, которую мы называем религиозным инстинктом, религиозным чутьем. В этом отношении ссылаемся на всех, кто бывал когда-нибудь в степях, ссылаемся на наши собственные воспоминания... Мы воображаем себя в степи в ночную пору. Одиноко стоим мы в самой средине огромного, пустого, гладкого круга, расстилающегося ровно со всех сторон. С изумительною правильностью, словно циркулем, обведен горизонт, и с такою же правильностью воздвигается с горизонта небесный купол, усеянный миллионами звезд. Кругом – ни души, ни звука. Весь доступный нашим чувствам мир здесь, перед нами. И если младенческой душой мы не имеем никакого чаяния даже об истинах откровения, то в эту минуту хоть темное чувство целости, единства природы проснется в нас непременно... Во сколько же раз сильнее чувство это овладеет душой в тех глухих, необозримых песчаных пространствах, о которых теперь идет речь? Представьте себе тропическую ночь где-нибудь в пустыне Гиджаза, или Нофуда, и полудикого кочующего бедуина, остановившегося на привал со своей семьей, конем и верблюдом. Неподвижный шатер небес высится концентрически над его походным шатром, голубоватый свет струится от мерцающих звезд, наполняя пустыню каким-то фантастическим сиянием, – морем серебра отливается необозримая песчаная даль, ароматы бальзама и мирры стоят в неподвижном воздухе... да это чертог, это храм Всемогущего!... И сегодня, и завтра, и всегда представлялось аравитянину это чудное, величественно-однообразное зрелище; никакого разнообразия окружающего его мира араб не замечал; внимание его не дробилось. А между тем это громадное, целое, единое все, – вместе с врожденною всякой душе потребностью в Боге, должно было представлять ему и одного Творца такого славного и стройного храма, и действительно, не могло быть чуждо арабу единство и величие столь мудро-могучого верховного существа!... – Так еще с отдаленнейших веков, задолго до Мохаммеда, и помимо всякого посторонне – человеческого посредничества, патриархальный сын Аравии естественно мог чувствовать, мог веровать и признавать, что Бог един, велик – и «нет другого Бога кроме Его»⁷⁹!..

С другой стороны в необъятных песчаных пространствах, в глухих безлюдьях аравийских степей до самозваного лжепророка Мохаммеда общественная жизнь была очень слаба, человек был предоставлен только самому себе, своим собственным силам и средствам, был лишен верного и постоянного обеспечения в средствах жизни и поставлен в зависимости от всех явлений природы. Он чувствовал себя беспомощным, слабым и одна крепкая его надежда, это – милость Аллаха. Он велик и благ, Он милосерд и всемогущ; Он спасет, – Он и с неба из туч, и из земли, от ключей, пошлет воды, покажет ручей, утолит жажду, – Он без посева возрастит виноградники, финики, пальмы, и даст их плоды бедному сыну пустыни, если он только будет почитать Бога, будет только покорен благому Мировладыке, будет предан воле Аллаха, который вложил ее в его сердце!... «Полная безграничная зависимость, совершеннейшая преданность Его воле, то чувство, та религия, которую впоследствии Мохаммед назвал характеристическим именем Ислама, т. е. покорности, преданности Богу и Его воле,–является естественным плодом такого безвыходного положения Араба»⁸⁰. И действительно «с примерною и удивительною твердостью духа , – говорят путешественники, – бедуин, т. е. кочевой аравитянин переносит все злоключения. В самых тяжких обстоятельствах, не имея ни верблюда, ни даже барана, бедуин никогда не изъявит неудовольствия, никогда не пожалуется. Он ни за что не станет вымаливать помощи человеческой, но всячески старается или ездою на верблюдах, или паствою стад, или наконец воровством (выше показано, как смотрят на воровство бедные потомки Измаила) наверстать потерянное. Твердое упование на благость Божию, беспредельная покорность святой воле провидения глубоко напечатлены в его уме».⁸¹

Таким образом и единобожие и чувство Ислама, эти две существенные основы мохаммеданства, естественно возбуждались всегда и до лжепророка Мохаммеда в душе аравитянина его жизненными условиями и природой Аравии. И ныне еще вид аравийских пустынь «возбуждает в человеке какое-то особенное чувство и в душе проявляется потребность молиться»⁸²; а поразительное величие небесных светил тропического востока и до сих пор производит такое чудное впечатление на религиозное чувство, что, – при одном из таких дивных зрелищ «даже старый татарин (проводник), не смотря на свою азиатскую гордость, бросил в сторону чубук и воскликнул в изумлении: есть только один истинный живой Бог»! ⁸³ Так-то и древле не только предания отеческие, но и «пустыня с ее неотразимым впечатлением единства и целости мироздания, с незапамятных времен учила араба семита призывать и поклоняться единому Богу. Идея единобожия, до которой мыслящие люди грекоримского мира дошли веками умственной работы и философского отвлечения, открывалась ему непосредственно, под влиянием родной его природы. Куда ни заходил он потом, занесенный волнами истории, в Палестину ли, Сирию, на берега Евфрата и Ганга, в Африку и Испанию, – повсюду нес он с собою эту твердую идею, как священное воспоминание родины, как драгоценный завет старины. В самой Аравии под влиянием иных впечатлений и чужих, занесенных культов, идея эта могла на время ослабеть и померкнуть, уступив место различным формам политеизма; но во все времена составляла она однако тот незыблемый природный фон народных верований, на котором можно было выводить какие угодно узоры, но сущности которого не могли изменить никакие влияния и силы»⁸⁴ И то, что даже современное направление многих⁸⁵ антихристианствующих западных ориенталистов так красноречиво и, будто бы, основательно научно приписывает энергии и гению одной небезупречной личности лжепророка Мохаммеда, есть завет глубокой аравийской старины и дело вовсе не Мохаммеда. Дальнейшее изложение ближайших и более прямых свидетельств именно о самой до-мохаммеданской религии аравитян ясно покажет, что Мохаммед вовсе не создатель новой религии для арабов и вовсе не возвел их сознание от «грубейшего“, как уверяют, идолопоклонства и многобожия к единобожию, исконно столь сродному и присущему аравитянам. Но вышеозначенные самопрельщенные мудрецы запада, далее и более человека не хотящие знать ничего, не удостаивают своего милостивого внимания самых разительных, независимых от личных способностей арабского лжепророка, внутренних основ нисколько не новой для аравитян Мохаммедовой религии, и глубокоестественных причин увлечения их основными идеями Мохаммеда. Эти мохаммеданствующие жрецы запада в фанатизме своего предвзятого взгляда и цели не хотят знать даже и того, что Сам их кумир-Мохаммед, которому, вместо Христа Спасителя мира, они поклоняются, говорит, что: «есть в природе знамения (о едином Боге) для умеющих понимать»⁸⁶. И небо и земля, и все существующее так именно и сотворено, поучает Мохаммед, для того, «чтобы (люди) размышляли о их Всемогущем едином Творце.⁸⁷ – Возвращаюсь к ближайшему своему вопросу, к до-мо- хаммеданскому религиозно-миросозерцанию аравитян, к их древней религии, и думаю проследим теперь самое ее состояние с отдаленнейших времен, на сколько позволят это внутренние и внешние исторические данные.

Начало исторического существования аравитян и их религии, по вышепредставленным историческим свидетельствам о их происхождении, считается с первых, поселившихся в Аравии, потомков патриарха Авраама.

Выше уже показано было, что, как образ жизни арабов с окружающею , их природою, так и их происхождение, за отсутствием священных книг древнеаравийской религии, дает право полагать, что аравитяне, хотя и не всегда вполне верно и чисто, могли и должны были сохранить в своих религиозных представлениях простые, существенные черты первоначально-откровенного единобожия, этой коренной основы истинной богооткровенной религии их праотца Авраама.

Теперь следует представить прочие, более прямые и точные свидетельства о том, сохранились ли, как, и какие остатки первоначально – богооткровенной истины единства Божия в древней до-мохаммеданской религии аравитян, начиная с самых отдаленнейших времен их исторического существования?

Родоначальниками Авраамова потомства в Аравии были: Измаил, сын Авраама от Агари, некоторые сыновья Авраама от Хеттуры, которую он взял в жену после смерти Сарры, и еще некоторые сыновья Исава, внука Авраамова.

О религии Измаила, главного родоначальника арабов, предания арабские говорят, что «Исмаил равное с Исааком от отца своего (Авраама) благословение и от Бога тоже пророчества дар приял, паче же совершеннейша, и честнейша того (т. е. Исаака) быти непщуютъ»⁸⁸. Сохранилось также известие⁸⁹, что Измаил по повелению Божию проповедовал истинную веру иоктанидам, джорхамидам, амаликам и всем остальным арабам, и что некоторые из племен называемых арабскими писателями общим именем амаликов и джорхамидов приняли возвещенную им Измаилом веру в единого Бога. Также, предавший письменам многие древне-аравийские религиозные предания, Мохаммед в своеме Коране постоянно твердит, что Господь «дал Измаилу откровение, направил его, и поручил ему сохранять чистою истинную веру и для других людей»⁹⁰, – что «Бог Измаила есть Бог Авраама и Исаака»⁹¹, – и что «Измаил был верен своим обещаниям (истинному Богу), был апостол и пророк»⁹². Ничего противного этим арабским свидетельствам не находится и в священном писании, которое даже подтверждает правоверие Измаила. В книге Бытия говорится, что Γοсподь сказал Аврааму: «о Измаиле Я услышал тебя: вот Я благословлю его»⁹³. А библейский характер семейного быта и личности великого патриарха Авраама дает также основание заключать, что Измаил, рожденный и до восемнадцати⁹⁴ лет воспитанный в строгой, глубоко верующей и преданной единому истинному Богу семье Авраама, не изменил своих истинных религиозных понятий. И богодухновенный бытописатель далее говорит опять, что, когда «Измаил стал жить в (аравийской) пустыне Фаран, Бог был с ним“⁹⁵. Арабские же предания уверяют еще, что Авраам неоднократно навещал Измаила в Аравии⁹⁶, оставался там долгие даже годы⁹⁷, и таким образом имел возможность и в Аравии утверждать его в истинном богопознании; а выше, при изложении происхождения арабов, было представлено, как беспрекословно Измаил был послушен даже заочным советам Авраама. Все и эти свидетельства не только не противны священному писанию, но отчасти еще подтверждаются тем его сказанием, что Измаил возвращался из Аравии в избранную и утверждаемую самим Богом семью Авраама, например для погребения Авраама⁹⁸. Самым допущением Измаила к участию в этом священном действии с патриархом Исааком подтверждается правоверность Измаила и в преклонных его летах, вне дома Авраамова. Некоторые же ученые полагают даже «вероятным, что Измаил возвратился к своему отцу по смерти Сарры и разделял с Исааком обязанности сыновней любви»⁹⁹. Наконец боговдохновенный бытописатель еще говорит: «лет жизни Измаиловой было сто тридцать семь лет; и скончался он, умер, и приложился к народу своему¹⁰⁰. А знаменитый наш толкователь Бытия поясняет¹⁰¹, что последнее выражение пророка Моисея относится именно к духовному состоянию человека, по которому близкие между собою в настоящей сближаются и в будущей жизни, по единству духа и качеств. Боговдохновенный же пророк употребляет это, отнесенное им к Измаилу, выражение именно при кончине друга – Божия Авраама, патриарха Исаака и Израиля – Иакова¹⁰², и Таким образом, кратко объединяя Измаилово духовное состояние с духом великих, самим Богом наставленных и оберегаемых, патриархов избранного народа Божия, свидетельствует о правоверии Измаила и верности его до конца жизни единому истинному Богу отца его Авраама.

О религии прочих родоначальников Авраамова потомства в Аравии Коран опять уверяет, что «Авраам передал (свою истинную) веру своим детям»¹⁰³ (всем поселившимся и в Аравии); что он неоднократно горячо молил Бога, чтобы Он «сохранил (всех) его детей от языческого служения», и «сделал, чтоб его потомство (именно аравийское) было верным»¹⁰⁴. И по священному писанию Сам Господь говорит: «Я избрал Авраама для того, чтобы он заповедал сынам (т. е. значит не одному

Исааку, но и всем его сыновьям, родоначальникам и арабов) своим и дому своему после себя ходить путем Господним“¹⁰⁵. А преосвященный митрополит Филарет поясняет, что и самая цель брака Авраама с Хеттурою была «дабы сколько можно более прославлять Бога своим потомством“¹⁰⁶. Поэтому, рождение и воспитанные в строгой, твердо верующей и преданной единому Богу семье друга- Божия, сыновья Хеттуры от Авраама, наверно, были научены истинному богопознанию своих родителей. Но если и по удалении их в Аравию, Как свидетельствует сохраненный историей пример Измаила, Авраам посещал и там своих детей, равно и они возвращались к нему из Аравии, то естественно, что Авраам, имея возможность, утверждал и всех их в познании единого истинного Бога. Также и ученые полагают, что Агарь, Хеттура, Исав с семьями их, подобно Измаилу, исповедовали истинную веру патриархов Авраама, Исаака и Иакова – Израиля¹⁰⁷.

Относительно же до-мохаммеданской религии ближайших потомков этих родоначальников нынешних арабов история сохранила прямые и бесспорноточные сведения к сожалению только – на севере Аравии о великом праведнике Иове с его весьма многочисленными семьею, родом и друзьями, а на северо-западе о тесте пророка Моисея Иофоре с его племенем.

Местом пребывания Иова¹⁰⁸, была земля авситидийская, по еврейскому тексту называемая Уц. Местность эта на основании указания пророка Иеремии и всеобщего мнения ученых находилась в северной Аравии¹⁰⁹ в соседстве с Едомской землею, именно – к юго-востоку от Иудеи и к востоку от Идумеи. Сюда же приводят все указания на места жительства друзей Иова. Елифаз называется феманитянином, Валдад савхеянином или шухитянином, Зофар ваамитянином, а Элиуй бузитянином¹¹⁰. Но Феман был знаменитый город в Идумеи¹¹¹; Шуах и Буз – в северной Аравии¹¹². А где находилась Наама, неизвестно; только вероятно и это область аравийская. «Город этого имени в колене Иудином (Иис. Нав. XV, 41) лежит слишком далеко от отечества Иова; а потому невероятно, чтоб он был родиною Зофара“ ¹¹³. С этими указаниями вполне согласно и географическое замечание приписи к книге Иова перевода LXX-ти, заимствованной из сирского перевода Библии, известного уже с 2-го христианского века, где сказано, что Иов жил «в земли авситидийской напределех Идумеи и Аравии“¹¹⁴. И внутренние признаки, содержащиеся в упоминаниях о нравах Аравии и в обширных речах самой книги Иова, наполненных образами из аравийской природы, указывают ясно, что именно Аравия была отечеством Иова и его друзей.

Время жизни Иова в прибавлении перевода LXX-ти полагается в пятом роде от Авраама: «яко быти ему пятому от Авраама»; также по основаниям, высказанным знаменитым толкователем Кальметом¹¹⁵, и по самым внутренним признакам (напр. быта), находящимся в книге Иова, можно безошибочно относить жизнь Иова ко временам Моисеевым¹¹⁶.

Относительно же происхождения Иова до сих пор мнения различны; одни считают его потомков Исава, внука Авраамова, на том основании, что по древнему преданию, выраженному в сирском переводе Библии, и в Вульгате, Иов был «Исавовых сынов сын: якоже быти ему пятому от Авраама»¹¹⁷. Другие же причисляют его к потомкам Нахора, брата Авраамова, потому что «обитатели земли Уц, где жил Иов, принадлежали к поколению Арама, сына Симова, позднее смешавшемуся с потомками Нахора, а не к идумейскому поколению»¹¹⁸. Арабские же историки считают Иова потомком Измаила, сына Авраамова.¹¹⁹ Но Как бы то ни было во всяком случае несомненно то, что Иов был аравитянин, происходивший от одного из Симовых потомков и родоначальников нынешних арабов.

Этот-то, по словам самого Господа, «твердый в непорочности, справедливый и богобоязливый»¹²⁰ аравитянин, Иов живо усвоил истинные верования своих отцов и пламенно пред всеми исповедовал Бога единым по существу, духовным, всемогущим, всеведущим, вездесущим, святейшим, правосуднейшим и вечным¹²¹; а по отношению Его к миру – всевышним Творцом единым Владыкою, Избавителем и Промыслителем вселенной¹²². Согласно с такою высокою истинною верою и вся жизнь праведного Иова была искренне чистая, преисполненная любовью к Богу и к людям. «Спасал я,– говорит Сам Иов, – вопиющего страдальца и сироту беспомощного. Благословение погибавшего текло на меня и сердцу вдовы я доставлял радость. Слепому я был глазами, а хромому ногами. Нищим я был отцом, и вникал в дело человека мне незнакомого. И сокрушал беззаконному челюсти, и из зубов его исторгал похищенное».¹²³ Святой аравитянин возвышался даже до христианской добродетели – до любви ко врагам своим: «радовался ли я погибели врага моего, – говорит он, – и восхищался ли, когда его постигало несчастие».¹²⁴ И такая неистощимая в благотворительности, всех объемлющая, бескорыстная и самоотверженная любовь его к людям проистекала из истинной веры и любви к Богу. «Не Создавший ли меня во чреве создал и его, и не Единый ли образовал нас во утробе» ,¹²⁵ – говорит он о своем рабе, которого право он чтил и соблюдал, как свое.

Не менее правоверными в сущности были религиозные понятия и аравитян друзей Иова, воззрения которых передает его высокосвятая книга.¹²⁶ Но не только об одних их понятиях свидетельствует праведник; из его же истории видно, и по разноплеменности посетивших его друзей, и по великому всех уважению к нему и известности его вообще в Аравии, и наконец по самому положению его, видно говорю, что понятия Иова в его время были чтимы, вообще были господствующими в Аравии. Иов «был человек велик паче всех сынов востока»,¹²⁷ или аравитян,¹²⁸ т. е. велик был своим почетом и известностью во всей Аравии. А в прибавлении перевода LXX-ти, по древнему восточному преданию, видно, что ему принадлежала царская власть¹²⁹, условливаемая не происхождением, но только личным достоинством по оценке всего народа, Как ясно представляется этот аравийский обычай из генеалогии царей Исавова рода в книге Бытия,¹³⁰ и обычай этот существует до сих пор еще у аравитян, как видно оно из вышепредставленного описания их быта. На свое патриархальное главенство в Аравии и всеобщее к себе свободное уважение прямо указывает Сам Иов, говоря: «когда я выходил и на площади ставил себе стул, – юноши, увидев меня, прятались, а старцы вставали и стояли; князья прекращали речь, и полагали руку на уста свои; голос знаменитых мужей скрывался, и язык их прилипал к гортани их, – ибо ухо слышало и ублажало меня, и око видело, и восхваляло меня».¹³¹ Слава великого Иова в Аравии была так свежа и жива, и самое его влияние властительное, но совершенно свободное, было так сильно, что, говорит он, современники «внимали мне, и в ожидании совета моего безмолвствовали. После речей моих уже не возражали, и ждали меня, как дождя, и (как) позднему (дождю) отверзали уста свои, и капало на них слово мое. Я избирал для них пути, и сидел как глава».¹³² Но такой, как святой Иов, главе естественно соответствовало и тело, и все или большинство членов, т. е. и соотечественники его, аравитяне, разделяли его истинные понятия вообще, а религиозные в особенности. «Чистота веры ее была во время Иова необыкновенным явлением, – говорит один почтенный доктор православно-христианского богословия – племена, северной аравии были еще свободны от заблуждений язычества».¹³³ И Коран постоянно называет праведного Иова истинным арабским пророком ¹³⁴, божественным посланником, которому Бог оказал свое милосердие и направил для предостережения людей, которые Ему (истинному, единому, Богу) покланяются.¹³⁵ И стоит только припомнить,¹³⁶ как упорно аравитяне противились пророкам Гуду и Салеху (Еверу и Фалеку), когда расходились с ними в религиозных понятиях: никакие самые очевидные чудеса¹³⁷ не могли убедить их, изменить их ложного взгляда и подчинить влиянию пророка, которого они или не слушались, или оскорбляли. И значит, если святой Иов был в таком великом почете, то конечно не иначе, как под условием полного согласия аравитян с его понятиями и истинным богопочтением. И наконец древне аравийское предание¹³⁸ прямо говорит еще даже, что нашлось только одно аравийское племя, по имени Дгулькефель, которое с ложным своим пророком воспротивилось праведному Иову, но было за это совершенно уничтожено самими же прочими аравитянами и сыновьями Иова, которому Господь даровал¹³⁹ многочисленное потомство и более двух сот лет жизни.

В доказательство того, что вера и понятия праведного Иова не были в Аравии во времена Моисеевы исключительным, местным только обстоятельством или явлением история сохранила нам еще и в другой стороне Аравии живой и великий пример истинных религиозных понятий и богопочтения в лице, тестя пророка Моисея, Иофора, или Рагуила.

Иофор был священником¹⁴⁰ истинного Бога и старейшиной т. е. шейхом или эмиром¹⁴¹ в одном из племен аравийских, у мадианитов, патриархально кочевавших¹⁴² по синайскому полуострову Аравии. Когда Моисей бежал к этому племени из Египта от смертного приговора Фараона¹⁴³, мадианиты находились близ самой горы Синая¹⁴⁴.

Иофор происходил по иным от Авраама, чрез сына его Мадиана от Хеттуры,¹⁴⁵ а по другим от Измаила¹⁴⁶, сына Агари и Авраама, но вообще все согласны в том, что он был аравитянин.

О религиозном состоянии Иофора известно по древним арабским преданиям, утвержденным и Кораном, что Иофор, или по арабски Шоаиб, был «человек кроткий и прямой, посланник Божий, достойный веры¹⁴⁷, поучавший мадианитов так: о народ мой! Покланяйся (только единому, истинному) Богу! Бойся Бога и слушайся меня. Бойся того, кто сотворил тебя также, как предшествовавшие поколения. Бойся Обладателя вселенной, который все обнимает своим знанием. Не производите на земле неправды; не отвращайте от пути Божия тех, которые в Него веруют. Бог совершенно знает ваши поступки. Я хочу только, сколько могу, исправить вас; Бог же милосерд и полон любви“¹⁴⁸. – Так истинны и высоки были, по сохранившимся арабским преданиям, религиозные понятия аравитянина Иофора, тестя пророка Моисея. Если же Коран и говорит, что часть¹⁴⁹ мадианитов удалялась от истинного пути и отвергала Иофорово посланничество, то Коран же и добавляет, что эти неправоверные мадианиты все были чудесным образом уничтожены «землетрясением, и страшной бурей, как будто они никогда не обитали в этой стране»¹⁵⁰. И если бы неправомыслящих мадианитов было много и они не составляли бы только редкого исключения, встречающегося везде и в самых правоверных странах и народах, то конечно и пророк Моисей, женившийся на дочери Иофора и проживший в его семье в Аравии сорок¹⁵¹ лет, не мог бы не знать подобного обстоятельства, и без сомнения, если бы оно заслуживало внимания, упомянул бы о нем при описании своей жизни в Аравии или встречи со своею женою, детьми и тестем Иофором, по выходе уже из Египта со всем израильским народом¹⁵², так как аравийские предания утверждают, что гибель неправоверных мадианитов произошла до этой встречи Моисея с его семьею и Иофором¹⁵³. Но Моисей нигде даже и не намекает на не правоверие мадианитов между которыми жил он 40 лет с семьею Иофора, и значит темные, краткие и неопределенные предания об этом не правоверии следует, если не вовсе отвергнуть, как недостоверные и как только вымысел болезненной фантазии Мохаммеда, то все таки считать, по исключительности не важными, не заслуживающими серьезного внимания и нисколько неопровергающими общего правоверия аравитян времен Моисея. А об истинности религиозных понятий самого Иофора и его семьи свидетельствует ясно и великий бытописатель своим браком с Сепфорою, одною из семи дочерей Иофора, добровольным весьма долгим пребыванием в его семье и племени¹⁵⁴, и наименованием везде своего тестя иереем¹⁵⁵, священником, служителем истинного Бога. И когда «услышал Иофор, священник мадиамский, тесть Моисеев, что вывел Господь Израиля из Египта, пришел Иофор, (с сыновьями и женою Моисея Сепфорою, пред тем к нему возвращенною) к Моисею в пустыню, где он расположился станом у горы Божией, и дал знатъ Моисею» о своем прибытии, – то «Моисей вышел на встречу тестю своему, и поклонился ему, и целовал его, (т. е. все один Моисей; – так велико было уважение всецело и ревниво преданного истинному, единому Богу пророка к аравийскому священнику). Потом они словесно приветствовали друг друга¹⁵⁶ и «вошли в шатер. И рассказал Моисей тестю своему о всем, что сделал Господь с египтянами за Израиля, и о всех трудностях, какие встретили их на пути, и как избавил их Господь. Иофор радовался и сказал: «Благословен Господь, который избавил народ сей из под власти египтян». (За тем) Иофор принес всесожжение и жертвы Богу: и пришел Аарон и все старейшины Израилевы есть хлеба с тестем Моисеевым пред Богом“¹⁵⁷. Значит истинны были религиозные понятия и аравитянина, если не только весь народ израильский, но и великие избранники народа Божия оказывали ему такое почтение, сочувствие и дозволяли даже священнодействовать в своей избранноправоверной среде. И надобно еще заметить, что это было именно тогда, когда за только что совершенное так неожиданно и чудесно избавление от долгого и тяжкого ига народ израильский особенно живо чувствовал себя избранным, особым народом Божиим и ревниво был предан своему единому истинному Богу-Избавителю. Но и в таком торжествующем положении и высокорелигиозном возбужденном состоянии народа Божия аравийский иерей еще находит чему поучать самого великого, Богом прославленного его вождя – пророка Моисея! – «Принимав на одного себя, – говорит Иофор Моисею – слишком для одного тебя тяжелое и суетное дело народного суда, не хорошо это ты делаешь. Послушай слов моих: я дам тебе совет и будетъ Бог с тобою: будь ты для народа посредником пред Богом, и пред Богом ходатайствуй за него. Научай народ свой уставам и законам Божиим, указывай ему путь его, по которому он должен идти, и дела, которые он долженъ делать, – вот истинное и прямое назначение вождя народа Божия! А все малые, житейские народные дела пусть судят избранные тобой из народа правдивые люди, – и будет Бог с тобою и с народом твоим¹⁵⁸. – «И послушал Моисей слов тестя своего, и сделал все, что он говорил»¹⁵⁹. Так мудр, так высок был дух аравитянина Иофора, которого и самое название Рагуилом, т. е. другом Божием, уже означает, говорят новейшие толкователи¹⁶⁰, что он исповедовал истинного древнесемитического единого верховного Бога.

К величайшему сожалению, из самой глубокой древности аравийская история сохранила прямые и бесспорно верные сведения о жизни и понятиях только двух вышеприведенных великих аравитян, – Иова и Иофора с их семьями и племенами. Из древнейшей истории аравитян увековечила она для потомства определенно и точно только их верования. Но много тысяч аравийских людей, остававшихся не менее верными и преданными вере своих великих родоначальников и отцев, остались не занесенными поименно на ее краткие страницы, и только потому неизвестны потомству!... За то сохранением самых этих двух-трех точных фактов она дает основание заключат и вообще о состоянии и понятиях людей того времени. «Ибо хотя в книге (исторической) представлен собственно один великий факт, но он все же не выходитъ из общего порядка тогдашней жизни“¹⁶¹. Особенно же история вышеприведенных двух аравитян, – как выше, при взгляде на понятия вообще современных Иову и Иофору их соотечественников, показано, – дает твердое основание и право сказать, что не только современники, но и потомки этих великих правоверных аравитян, с многочисленным родом и большим влиянием, если и не всегда вполне, все таки долго оставались верными основным, первоначально-богооткровенным истинам, и, влиянием чудно однообразной природы Аравии и патриархального их быта, были положительно всегда располагаемы и приводимы к этим великим небесным истинам, в особенности же к простому первоначально откровенному единобожию¹⁶². С этим согласны и краткие справочные мысли¹⁶³ об этом предмете ученых, вероятно также полагавших, что не могло скоро оставить служение истинному Богу и совершенно забыть Его потомство столь ревностных и правоверных исповедников Бога, каковыми были как первые родоначальники его, так и их потомки подобные Иову и Иофору, которые, имея и собственные семьи чрезвычайно многочисленные и очень долгую жизнь, укрепляли и распространяли свое благое влияние на прочих аравитян. И «в том, что вообще (аравийские) потомки Авраама исповедовали сперва туже самую религию единобожия, как Авраам, согласны почти все арабские писатели¹⁶⁴, – говорит во введении к своему исследованию последнего до-мохаммедовского периода древней религии аравитян один из новейших ориенталистов. А по древним аравийским преданиям, выразившимся в Коране, также говорится прямо, что «посреди отцев и детей и братьев этих, самим Богом направленных, великих людей Аравии «великое число (шло) по пути правому¹⁶⁵.

Книги же священного писания хотя и упоминают довольно часто об аравитянах вообще, но чрезвычайно кратко. И они говорят о пастушеской кочевой жизни в пустыне¹⁶⁶, о торговле, о богатстве, о мудрости¹⁶⁷ ближайших к Палестине аравийских племен, и более о их враждебных отношениях к народу Божию, но не по религиозным побуждениям, а чисто по одним только политическим соображениям. – как соседям Египта, аравитянам давно уже было известно, что евреев опасались и сами египтяне, народ многочисленный и стройно организованный, но вдруг слышат они о чудесном переходе евреев и в самую их страну. И вот все «народы трепещут», говорит бытописатель. «Смутились князья Эдомовы¹⁶⁸, и не согласился Едом позволить Израилю пройти чрез его пределы»¹⁶⁹. Потом еще, например, кочевавшая с северной же Аравии, часть мадианитского племени вступила даже в союз с нечестивыми моавитянами против Израиля из опасения же его усиления¹⁷⁰. Израильтяне опустошали «поедали все вокруг них, как вол поедает траву полевую»¹⁷¹... «Взяли у (соседних) аморрейских царей все 60 городов, укрепленных стенами, воротами и запорами, кроме городов неукрепленных весьма многих, всю область аргов,... поразили израильтяне царей и сынов их, и народы их, мужчин и женщин и детей, – никого не оставили в живых, и овладели землею их¹⁷². Мадианитяне «видели все, что сделал Израиль аморреям и весьма боялись»¹⁷³ почему и вступили против него в союз с нечестивыми моавитянами. Вообще из слов священного писания ясно видно, что племена северной Аравии так враждебно относились к израильтянам не по религиозным побуждениям, а из опасения их усиления и из политических только видов, по которым и ныне еще просвещеннейшие народы и цари запада, называемые самою церковью христианнейшими, враждуют, подобно древним мадианитам, с своими братьями по вере и входят в нечестивые союзы, сделки и тесное общение с иноверцами, противниками Христа, чтобы только воспрепятствовать политическому могуществу христиан инородных.

Много раз и еще ветхозаветные священные книги говорят, например, о многолетнем угнетении израильтян мадианитами и о свержении этого ига¹⁷⁴, об опустошении Иудеи арабами¹⁷⁵, или также о поражении одного из древних аравийских племен, прикочевавшего к границам Палестины, агарян¹⁷⁶, но, передавая подобные обстоятельства неприязненных отношений к израильтянам разных племен аравийских, свящ. книги не говорят о религии аравитян. А предсказывая вместе с Палестиною опустошение и соседним с нею некоторым аравийским племенам за вражду их, за «мстительские поступки с домом иудиным¹⁷⁷, пророки народа Божия также не описывают религиозного их состояния¹⁷⁸. Кроме всей книги праведного Иова и вышепредстав- ленного свидетельства об мадианитянском священнике Иофоре, во всех прочих книгах священного писания по-видимому еще в четырех, а собственно только в двух местах находятся некоторые указания на религию нескольких арабских племен. В первом из них говорится израильтянам¹⁷⁹: «враждуйте с мадианитянами¹⁸⁰ и поражайте их. Ибо они враждебно поступили с вами в коварстве своем, прельстив вас Фегором и Хазвою, дочерью начальника мадиамского, сестрою своею, убитою в день поражения за Фегора». По этим двум заключительным стихам всего рассказа можно было бы думать, что, выражая повеление Божие, бытописатель идола Ваал- Фегора приписывает мадианитянам. Но в первых стихах той же главы прямо и определенно говорится¹⁸¹, что «начал народ израильский блудодействовать с дочерьми Моава, и приглашали они народ к жертвам богов своих (т. е. моавитянских) и ел народ (жертвы их) и кланялся богам их (т. е. моавитян) и прилепился Израиль к Ваал-Фегору. И воспламенился гнев Господень на Израиля» и проч. Далее если вникнут в ход всех обстоятельств относящихся к переданному здесь бытописателем случаю, по поводу которого изложены два вышеприведенных заключительных стиха, то оказывается, что в них обобщены два обстоятельства: поклонение израильтянами Ваал-Фегору и другим идолам моавитским со вкушением идоложертвенного, за что поражено было 24 тысячи израильтян, и другое обстоятельство – блудодействие с израильтянами женщин и мадианитянских, которое между прочим также послужило поводом к отступлению израильтян от Господа и поклонению их Ваал-Фегору идолу моавитскому. При побуждении же израильтян ко вражде с мадианитянами за обстоятельство, в котором они принимали участие, как союзники моавитян, умалчивается об самих моавитянах, потому что Господь запретил израильтянам враждовать с моавитянами, говоря¹⁸²: «не вступай во вражду с Моавом и не начинай с ними войны». В заключительных стихах оставляется так же без всякого определения, чей был идол Фегор, потому что в предшествовавших стихах той же главы было уже прямо сказано, что Ваал-Фегор и прочие идолы, которым покланялись в настоящем случае израильтяне, принадлежали именно только моавитянам. Также и далее, в описании наказания мадианитян за это содействие их моавитянам в совращении израильтян, при известии, что израильтяне, избив всех мадианитян, овладели всем им принадлежавшим, и при перечислении в числе добычи даже и таких ничтожных предметов, Как «цепочки, запястья, перстни, серги и привески»¹⁸³, – нигде нет ни слова, ни намека о существовании у мадианитян идолов, тогда как упоминается, что пророк Валаам, один из виновников вышеописанного совращения израильтян, находился при мадианитянах и был убит. Наконец боговдохновенный бытописатель здесь еще прямее и определеннее говорит, что мадианитяне только своими «женщинами были для сынов израилевых поводом к отступлению от Господа в угождение Фегору»¹⁸⁴ идолу моавитскому. Ученые богословы также считают в настоящем обстоятельстве Ваал-Фегора идолом одних только моавитян¹⁸⁵.

Второе место священного писания, в котором по-видимому содержится указание на религию еще одного из арабских племен находится у пророка Иеремии, говорящего: «выслушайте слово Иеговы, дом Иаковлев, и все племена дому Израилева! Так говорит Иегова: что худого нашли во Мне отцы ваши, что они удалились от Меня!... Вы осквернили землю Мою, и удел Мой сделали мерзостью. Священники не помышляют, где Иегова? и блюстители откровения ее знают Меня, и пастыри отпали «от Меня, и пророки пророчествуют именем Ваала... Подите на острова Китимские и посмотрите, пошлите так же в Кадар и разведайте прилежно, и рассмотрите делается ли (там) подобное сему? Переменил ли какой народ богов, хотя они не боги? а Мой народ променял славу свою на негодное»¹⁸⁶. Но в этих стихах, равно как и во всей этой второй главе книги пророка Иеремии, многие слова ни как нельзя понимать в прямом частном, собственном их значении, наприм. слова: плод, пророка, волосы, любовники, – весь 20 стих¹⁸⁷. И в выражении: «пророки пророчествуют именем Ваала», – название Ваала означает не собственно идола Ваала, но вообще идолов, ложных богов без частного определения, в противоположность единому истинному Богу Иегове¹⁸⁸. Так и слово Кадар, хотя в частности есть название потомков Кидара, сына Измаилова но, в представленном выше стихе пророка Иеремии, ученые толкователи священного писания¹⁸⁹ считают название это относящимся не к одному определенному какому нибудь народу или племени, а употребленным для обозначения вообще племен разного происхождения и разных народностей, живших только на востоке от Палестины в противоположность тем, которые жили на западе от нее и означены словом китимские. При том под этими значениями полагают не все народы на востоке и на западе от Палестины, но именно только такие, о которых израильтяне имели точные сведения. А к восточной части Палестины прилегала только весьма небольшая часть северной Аравии, и потому собственно арабских племен из народов на востоке от Палестины, израильтянам известно было самое незначительное число. И наконец, для неопределенного значения собственно Аравии и арабов в частности, пророки употребляли в священном писании слова: земля восточная, земля сынов востока или Аравия, аравитяне¹⁹⁰, не при одном из этих наименований, присвояемых именно аравитянам вообще, священное писание не упоминает об их неправоверии. Из всего этого следует, что и вышеприведенные слова пророка Иеремии нельзя относить к свидетельствам о религии именно арабов, большинства которых религиозный центр был не на востоке от Палестины, а совсем на юге, в западной Аравии, в Геджазской области, где находился «с незапамятных времен единственно всеми арабскими племенами почитаемый храм Каабы“¹⁹¹.

За то в третьем и четвертом местах, уже прямо и определенно упоминающих о религиозных понятиях арабов более отдаленных и к югу от Палестины, например Иеменской области, находится подробное свидетельство, что во времена еще царя Соломона дальние от Палестины арабы славили Иегову, истинного, единого Бога. Так, говорятъ книги Царств и Паралипоменон¹⁹²; Савская царица из счастливой Аравии¹⁹³, «услыхавши молву о Соломоне (Шломо), – что он сделал для имени Иеговы, пришла (в Иерусалим) испытать мудрость его загадками», по обыкновению аравитян состязаться с мудрецами дружественных им племен. «И беседовала она с Соломоном о всем, что было у нее на сердце; и не было для царя ничего непонятного, чего бы он не разгадал ей. И видела царица Шевы (Савская), всю мудрость Соломона и дом (храм), который он построил, и пищу за столом его, и жилище рабов его и порядок, служащих ему, и одежду их и питье его и всесожжения, которые приносил он в дом Иеговы¹⁹⁴. И сказала она царю: мудростию и богатством ты превосходишь молву, какуя я слышала (о тебе). Счастливы люди твои... Да будетъ благословен Иегова Бог твой, который, по вечной любви к Израилю, поставил тебя царем»!... А в таких близко дружественных отношениях мог ли быть богомудрый Соломон во дни еще строгого своего благочестия с кем иным, как только с исповедующим и чтущим Бога истинного, Бога отцов его Давида, Иакова, Исаака и Авраама?.... И действительно толкователи этого места священного писания утверждают¹⁹⁵, что царица Савская, проникнутая глубоким почтением к истинному Богу Израиля, пришла во имя Его к Соломону, чтобы видеть великие дела, которые соделывал Он чрез Соломона, и что, исповедуя естественную религию, она познавала истинного Бога. Они называют эту аравийскую царицу святою и избранницею Божией, считая ее в числе тех, которые и вне избранного народа Божия исповедовали истинного Бога. Учители и отцы христианской церкви, как напр. Ориген, Григорий назианзин, Григорий нисский, Кирилл александрийский и прочие, почитают царицу Савскую даже прообразом церкви христианской.

Здесь пока можно остановиться в изложении свидетельств о религиозных понятиях древних аравитян, чтобы взглянуть, как эти понятия выражались у них во внешнем богослужении.

Прост и несложен был внешний культ неподзаконной, свободной аравийской религии. Аравитянин тех древних времен так еще близок был к общению с Богом, хотя и скрытому, что живо ощущал «Дух Божий в ноздрях своих и дыхание Вседержителя, оживляющее его»¹⁹⁶. Истый аравитянин Элиуй, собеседник праведного Иова, представляет живой пример того, как дух человека тех времен был еще полон духовной силы и жизни, как естественно был он направлен и устроен к божественному, хотя внушения благодати Божией не умел еще отличит от собственных воззрений и мечтаний о божественном. «Я полон слов, говорит Элиуй, дух теснит меня в груди моей. Вот грудь моя рвется Как неоткрытое вино, как новые мехи. Поговорю и мне будет легче»¹⁹⁷. Потом он так поясняет это свое состояние: «Дух Божий настроил меня, и дыхание Вседержителя оживило меня»¹⁹⁸. Но ясно, что Элиуй разумеет здесь именно естественные остатки в человеке первобытного духовного света, сродства, внутренней близости и соприкосновения с Духом Божиим, а не сверхъестественное богодухновение, свойственное пророкам и апостолам, потому что, так настроенный и оживленный Духом Божиим, он столь же несправедливо винил и осуждал праведного Иова ¹⁹⁹, как и прочие его собеседники. Что такое духовное направление, влечение и приемлемость к божественному были общим и обыкновенным явлениемъ того времени, ясно видно из слов Элиуя, что вообще «Дух есть в человеке и дыхание Вседержителя дает ему разумение»²⁰⁰. «Бог говорит однажды (людям), и если того не замечают, в другой раз, – во сне, – в ночном видении, – во время дремоты на ложе; тогда он открывает ухо человекам»²⁰¹; тоже видно из рассказа напр. Елифаза²⁰² о том, с какою чрезвычайною живостью ощущал он своим духом Дух Божий, когда углублялся в уединенные размышления. Соответственно той же живой восприимчивости к божественному люди тех времен как бы непосредственно ощущали всевластную десницу Божию, внятно «слышали шепот слова Божия»²⁰³ в предметах и событиях мира. Все в нем говорило им о славе единого Бога: «спроси у скота, – и научит тебя; и у птицы небесной, – и возвестит тебе; или побеседуй с землею, – и наставит тебя, и скажут тебе рыбы морския, что рука Иеговы творить все сие, что в Его руке душа всего живущего²⁰⁴. – Была ли при всем этом нужда патриархальному сыну пустыни в храмах, в жрецах и в сложных формулах богопочтения, когда каждый день и каждую ночь он стоял лицом к лицу с своим Богом в дивном храме вселенной, величественнейшем чудного храма Соломона и красноречивейшем всех искуственных построений и выражений!... Самый быт пастушеский, страннически – патриархальный образ жизни аравитян мешал им избирать постоянно определенные места для богослужения. Только позже, хотя точно и неизвестно насколько, по особым, исключительным обстоятельствам во всей обширной Аравии стало пользоваться общим уважением у всех аравийских племен одно только святилище, – это Кааба в геджасской области, в нынешнем городе Мекке, на побережье Красного моря. Место это предпочиталось арабами потому, что считалось ознаменованным по их преданиям исключительными, особенно важными событиями. Из всех многочисленных арабских сказаний о Каабе, получившей это название от своей формы – «квадратное, или буквально кубическое»²⁰⁵, – господствующее следующее.

За 2000 лет до творения нашего мира была создана на небе первая Кааба, и сонмы ангелов славили там Бога, носясь вокруг этого небесного престола. Там же с ними прославляли Господа и Адам с Евою, занявшие по их сотворении место низринутого с неба сатаны, непокорного Богу ангела. Потом и Адам с Евою, по прельщении их сатаною, были низринуты из небесного рая и упали в различных странах земли: Адаъ на одну из гор острова Цейлона или Серендиба, а Ева в Аравию на побережье Красного моря, где теперь пристань Джодда. Двести лет они скитались по земле в разлуке и одиночестве, пока наконец, за их раскаяние и скорбь, им позволено было опять сойтись вместе на горе Арафате, близ нынешняго города Мекки. Тогда Адам в глубине своего раскаяния и горя вознес руки и очи к небу и молил Бога о милосердии, прося между прочим, чтобы дарован ему был алтарь подобный тому, пред которым он с Евою и ангелами молился и славословил Бога в раю. Молитва Адамова была услышана. Шатер, или храм, из светлых облаков спущен был ангелами на землю и поставлен прямо под алтарем небесного рая. С тех пор пред этим алтарем, нисшедшим с неба, Адам и Ева с детьми совершали свои молитвы и ежедневно обходили вокруг него по семи раз, подражая обычному поклонению ангелов. По смерти Адамовой этот облачный шатер изчез или снова был вознесен на небеса; но другой, того же вида и на том же месте, построен был из камня и глины Сифом, благочестивым сыном Адама. Потом и этот храм или шатер, смыт был потопом. После многих поколений, во времена патриархов, – гласят те же предания, – когда Агарь и сын ее Измаил погибали от жажды в аравийской пустыне, ангел указал им ключ или водный источник Зем-Зем, близ того места, где стоял Адамов и Сифов храм. Здесь-то между иоктанидами, поселился Измаил и чрез несколько времени, по Божию велению, опять начал строить Каабу, на том самом месте, где стоял облачный шатер Адама и кирпичная Кааба Сифа. В этом благочестивом труде помогал ему, по свидетельству тех же арабских преданий, Авраам, отец его. Вместо подмостков служил Аврааму, чудесный камень, который поднимался и опускался вместе с ним, когда он воздвигал стены этого священного здания. Камень этот до сих пор еще остался при Каабе, как бесценное сокровище, и мусульмане видят на нем отпечаток ноги Авраамовой. А когда Измаил при постройке Каабы искал большого камня, чтобы означить место ,, с которого должно было начинаться обхождение вокруг Каабы, называемое Таваф, архангел Гавриил принес ему камень, о котором предания говорят, будто это тот самый ангел-хранитель, который был приставлен в раю к первым людям, а после их падения превращен в камень и вместе с ними низвержен оттуда за свое нерадение. Измаил и Авраам приняли этот камень с должным благоговением и вложили его в угол внешней стены Каабы, где он и остался до сих пор и где богомольцы благоговейно целуют его всякий раз, как совершают обход вокруг храма. Сначала, когда этот камень вложили в стену, он был, как цельный гиацинт, ослепительной белизны; но мало по малу почернел от поцелуев грешных смертных. А когда настанет всеобщее воскресение, он опять примет свой ангельский образ и предстанет пред Богом во свидетельство тем, кто верно исполнял древние обряды благочестивых странствований²⁰⁶.

Коран также говорит, что Сам «Бог сделал Каабу священным домом, а Авраам и Измаил построили основание (этого) дома»²⁰⁷; – что «первый храм, основанный между людьми, это беккский (мек- кский-Кааба). Он был основан, чтоб быть благословенным и служить направлением человечеству. Там следы явных чудес; там стан (камень, на котором виден след ноги) Авраамов. Кто входит в его ограду, тот имеет убежище от всякой опасности. Совершить в него путешествие обязанность пред Богом для всякого, кто в состоянии это сделать»²⁰⁸. «Бог показал Аврааму место для священного дома, говоря ему: не присоединяй к нам (к Богу) при твоем поклонении никакого другого бога; сохраняй этот дом чистым для тех, которые придут делать обещанные обходы и которые исполнят там дела благочестия, стоя на коленах или простершись. Возвести народам странствования в священный дом, чтоб они, отправляясь из отдаленных стран, приходили бы туда пешком, или верхом на верблюдах»²⁰⁹.

Таковы арабские предания, в силу которых Кааба с самых древнейших времен сделалась местом преимущественного поклонения Богу для всех аравитян, и Мекка была средоточием для богомольцев изо всех концов обширного полуострова аравийского.

Подробных и точно определенных сведений об обрядах богослужения тех давних времен в Каабе до нас не сохранилось. Но известно, что «так повсеместно и так глубоко было набожное чувство при поклонении в ней Богу, что ежегодно четыре месяца посвящались обряду благочестивого странствования, и в продолжении этого времени все свято воздерживались от всякого насилия и от войны. Тогда враждебные племена отлагали оружие, снимали острие с копий, спокойно проходили степи, еще недавно опасные, и, толпясь у ворот Мекки в одежде странников, семь раз совершали обычное шествие вокруг Каабы, по примеру полчищ ангельских. Прикасались к таинственному черному камню и целовали его; пили и совершали омовения из источника Зем-Зем, в память праотца Измаила»²¹⁰.

Но религиозная потребность в патриархальном быту древних аравитян удовлетворялась в большинстве случаев и вне Каабы –жертвоприношениями, молитвою и постом. Жертвы у них были: очистительные и умилостивительные всесожжения, – каковы например жертвы, которые приносил праведный Иов за детей своих, по окончании их пиршеств, для освящения, опасаясь не согрешил ли кто из них во дни пиршества²¹¹, и еще за друзей своих по выздоровлении ²¹². Потом известны аравийские жертвы благодарения за спасение, приносимые в знак веселия и благодарности и отличавшиеся пиром, который учреждался из остатков приношения, – каковою была, например, жертва Иофора, тестя Моисеева в стане израильском²¹³. Существовали также у аравитян конечно и жертвы просительные. Время и место жертвоприношения определялось потребностью очищения, умилостивления и прошения, или благодеянием Божиим. Право священнодействования присвоялось главе пастушеского племени или рода и вообще людям особенно уважаемым и благочестивым; так Иов и Иофор приносили жертвы не только за свои семьи и роды, но и за целое другое племя, например еврейское²¹⁴, и за начальников других племен, например, за Елифаза царя²¹⁵ феманитянского, властителя савхейского Валдада и Зофара царя минейского. «Между набожными обычаями арабов тех времен первое место занимали пост и молитва. У них было три главных поста в году: один семидневный, другой девятидневный, а третий тридцатидневный. Каждый день молились три раза: на солнечном восходе, в полдень, и на закате солнца»²¹⁶; конечно это кроме необычайных молитв, подобных, например, молитве Иова²¹⁷, когда, лишась всего – и детей и богатства, – он пал на землю и благословил имя Господне.

Во всех этих древних религиозных обычаях и обрядах аравитян очевидно нет ничего противного истинному первоначально простому, патриархальному богослужению. Что же касается до почитания арабами черного камня, то оно по свидетельству ученых исследований никогда не доходило до степени обоготворения этого камня; на основании изложенных выше чудесных преданий он чтим был только «Как народная святыня²¹⁸, утверждает один из ориенталистов. Камнепочитание, – говорит другой ученый, – лежит в характере семитов и находится в связи с их древними мифами. Арабские богословы заверяют, что камни, которые почитали аравитяне, только заменяли для них алтари, святилища, не были почитаемы, как самое Божество, но только как священные памятники, места, на которых приносимы были Богу жертвы. Только так должно думать об этих предметах и не полагать, что почитание их было грубым фетишизмом (идолопоклонством), тем более, что религиозный этот обычай перешел к аравитянам от самих ветхозаветных избранников Божиих, патриархов, и, как видно из многих мест ветхого завета, сохранялся очень долго и у самих правоверных евреев²¹⁹. Притом ученые исследования свидетельствуют, что и в позднейшие времена, при существовании уже между арабами идолопоклонства, даже и каабский камень, несмотря на всеобщее его почитание, все-таки не был обоготворяем²²⁰. Что касается прочих древних обрядов богослужения Каабы, то за непротиворечие их первоначальному простому единобожию говорит уже и то, что они, почти без изменения, приняты были самим ревнивым единобожником Мохаммедом в богослужение и правила ислама²²¹. Остальные религиозные обычаи и обряды древних аравитян вне Каабы также не заключают в себе ничего противного первоначальному богопочитанию уже по самому сходству их с подобными же обычаями и обрядами богоизбранных патриархов и народа израильского. То, что сходство это не было полным тождеством, нисколько не свидетельствует против единобожного их характера. У людей, руководимых Господом только одними естественными, не непосредственными путями и средствами, у неподзаконных, необязанних к сохранению известных форм нельзя и требовать такого полного и строгого соответствия религиозных обрядов с самыми их понятиями, как то было у избранного народа Божия, об обрядах даже и внешней жизни которого так много заботился Сам Господь. Но если и особо избранный народ израильский, отделенный от прочей массы людей, благодетельно охраняемый и самим Богом, и строгим письменным законом Божиим, и ревностными пророками, все-таки беспрерывно отступал от истинного Бога и предавался очень грубому идолопоклонству и языческим порокам, – если этот, по преимуществу Божий, Израиль, при столь неусыпном и высоко могучем попечении о нем и самого Бога, и великих Его посланников, мог так гневить Бога и падать в заблуждения, то тем возможнее, тем естественнее было увлечься усилившимся соблазном язычества аравитянам; они не были охраняемы Господом непосредственно и не руководились какими – либо точно определенными формами религиозного закона; их не увещевали боговдохновенные пророки; но они предоставлены были одним уже омраченным первородным грехом естественным силам и свободному, неопределенному закону... И вот суеверия язычества с веками мало по малу проникают и в патриархальную, простодушную среду аравитян, находят себе во многих из них опору, отвлекают и массу от нравственного духовного смысла истинной веры к одним внешним обрядам, и увлекают наконец аравитян в мрак языческого невежества. «Мудрец нашего времени следит мысль (идею) событий мира и законы в природе, и потом возвышается к духовному созерцанию величия Вседержителя , – мудрецы же того патриархально-племенного быта и времени видели силу и премудрость Божию в мире, как он представляется их чувствам и поражает их воображение“²²² Потому-то столь естественна и близка была опасность для древних простодушных аравитян с чувственно-образным их воззрением, вследствие тяготения их к образам, в которых раскрывалась истина, исказить мысль о Боге, о невидимом и превысшем всего видимого Духе, и приписать некоторую часть божественности самым делам и творениям Божиим. Еще Иов говорил, что незаметно, неумышленно, по одной неосторожности, можно было и в его уже время сделаться жертвою этой гибельной опасности. Великий праведник «твердый в непорочности “, считал делом самой высокой правды, наряду с любовию ко врагам, свое торжество над этим искушением, над тем, что, «видя свет солнечный, как он сияет, и месяц, как он величественно ходит», он не прельстился, не целовал из благовения к ним руки²²³ своей. Иов не увлекся этим соблазном; праведность его Сам Господь выставлял на вид пред всем миром, даже духовным: но тяжесть борьбы, из которой вышел победителем этот величайший праведник вместе с подобными ему аравитянами, мало по малу ломала и наконец сокрушила твердость и верность истинному богопочитанию отдаленных их аравийских собратий и позднейших потомков. По свидетельству ученых исследований только «до появления в Мекке хузаитов или хозаитов» (т. е. до начала третьего столетия после Рождества Христова, или лет за 400 до Мохаммеда) «религия почитателей Каабы в сущности оставалась верою Авраама, чуждою всякого грубого идолопоклонства. Во время же господства корейшитов (т. е. с половины пятого века по Рождестве Христовом») древняя религия исказилась и в Каабу стали ставить идолов“²²⁴. – Этот мрачный и последний период состояния древней религии аравитян продолжался уже до самого выражения ее в седьмом веке по Рождестве Христовом аравийским лжепророком Мохаммедом Бен-Абдаллою²²⁵, в определенной и точно уже по религиозным книгам известной религии. – К изложению свидетельств о состоянии древней религии аравитян этого-то последнего до- мохаммеданского периода и перехожу я теперь.

Близ Сабы или Мяреба, столичного центра Счастливой или Иеменской области Аравии, часто случалось, что горные потоки, орошавшие земли Иемена, стремительно низвергаясь с высот на равнины иеменские, истребляли все труды земледельцев. Для отвращения этого бедствия, один из древнейших властителей Сабы устроил между двух крайних гор позади Сабы огромную плотину или вал, который, как стена, ограждал равнины Иемена от наводнений и образовал обширное водохранилище, возвышавшееся над окрестными полями слишком на двадцать саженей. Из этого бассейна, посредством трубъ снабжались прохладною водою жители, сады и поля страны, которая от того сделалась плодородною и счастливою. По прошествии многих веков, гласят аравийские предания, Бог прогневался за грехи жителей Сабы и послал сильный местный потоп, который, прорвав плотину бассейна, наводнил страну и истребил множество людей. Событие это, известное у аравийских историков под именем «Сейль-эль-Арим», т. е. потопа вала, произвело большие перемены в Аравии, составив для нее как бы новую эру, и тесно связано с появлением в Мекке йеменцев хозаитов, а значит и с религиею аравитян последнего домо- хаммеданского периода.

Время этого йеменского потопа от прорыва сабского водохранилища подлежит еще некоторому спору. Судя по описаниям Мяребы Страбоном и Плинием, из которых последний писал в 60-х годах после рожд. Хр., необходимо, – говорит знаменитый арабист Коссен де-Персеваль, – относить это событие ко временам после рожд. Христова. Из арабских писателей Вейдави и Казвини говорят только неопределенно, что оно произошло во времена между Иисусом Христом и Мохаммедом. Ибн-Дурайд относит его за 600 лет, а Хамза и Таалеби за 400 лет до проповедничества Мохаммеда, т. е. приблизительно к третьему веку христианского времясчисления²²⁶. Из европейских же ученых некоторые отдаляют событие Сейль-эль-Арим ко временам вскоре после Александра великого, столетия значит за три пред рожд. I. Христа²²⁷; другие – лет за сто тридцать или пятьдесят пред рожд. Хр.²²⁸ Большинство же ориенталистов и новейших арабистов относят это событие к началу второго века после рожд. Хр.²²⁹, а иные даже к третьему столетию после рожд. Христова²³⁰.

По поводу этого иеменского потопа от прорыва сабского водохранилища, многие роды аравитян Иемена, оставив свое отечество, двинулись по разным направлениям к северу, и даже за пределами аравии основали колонии, составившие в последствии целые государства. Между прочими старейшина одного из знаменитейших сабских родов Амру-бен-Амир, по прозванию Мозайкийя, с большим числом иеменцев, перешел в землю Акк. По смерти Амру Мозайкийи, поселившиеся с ним в Акке иеменцы разделились и разошлись по разным сторонам. Часть рода Амру Мозайкийи, во главе которой был пра-правнук Амр-бен-Лохай, поселилась близ Мекки, где и стала прозываться с тех пор Хозаа, т. е. отделение²³¹.

К этому времени и большинство мекканцев предавалось уже разным порокам. Некоторые из них покушались на воровство и прелюбодеяние даже в самой Каабе²³². Не смотря на чудесное поражение Богом этих святотатцев, мекканцы не оставляли порочной жизни и несправедливо притесняли богомольцев, присваивая себе дары , жертвуемые для храма Каабы. Квяз, или старейшина меккский того времени Модад-эль-Аегар часто побуждал их исправиться: «вспомните, – говорил он им, – что амалики за беззакония и не уважение их к этому святому месту были изгнаны отсюда и уничтожены десницею Божией. Если вы будете продолжать следовать их примеру, вас ожидает подобная же участь»! – Видя безуспешность своих увещаний и поучений, и уверенный, что скоро мекканцев должна будет постигнуть кара небесная, Модад с своими детьми, женами и слугами, со всем своим родом, оставил Мекку и удалился в местность называемую Фотуна²³³. Вскоре затем, кочевавшее тогда уже в меккской долине йеменское поколение хозаитов, поразив и разогнав мекканцев, при помощи соседнего племени Вакр, происходившего от Модсара и оскорбленного нечестием мекканцев , захватило в свои руки охранение и «заведывание Каабою вместе с городом Меккою²³⁴, которая постоянно находилась в заведывании какого нибудь племени и привилегированного рода, и, признаваясь в народе весьма почетным, соединялось с значительным влиянием на окрестные и даже отдаленные роды и племена»²³⁵ Арабов. Это было по мнению Коссенъ де-Персеваля²³⁶ в 206–207 году после рожд. Христова, или, – по мнению большинства ориенталистов о времени собьтия Сейль-эль-Арим и последовавшего затем поселения хозаитов в Мекке, – вообще в третьем веке после рожд. Христова²³⁷. Так, если держаться мнения большинства исследователей, то нужно принять, что до начала третьего столетия после рожд. Хр. или до 400 лет раньше Мохаммеда, когда приобрели господство в Мекке хозаиты, религия почитателей Каабы в сущности оставалась (еще) верою Авраама, чуждою всякого грубого идолопоклонства»²³⁸. Но уже первый влиятельный в Мекке старейшина хозаитов Амр-ибн-Лохай стал вводить в древнюю религию аравитян разные нововведения и извращать ее, в чем хотя и встретил от некоторых правоверных мекканцев осуждение и противодействие, но, с изгнанием ревностнейших из них из Мекки, имел успех²³⁹. Даже и мохаммеданские историки в повреждении у арабов религии Авраама примесью идолопоклонства,... первым обвиняют Амбра-бен-Лохай, уверяя, что религия Авраама и Измаила сохранялась чистою между арабами до пресечения рода, которого Модад-эль-Асгар был последним царем²⁴⁰. т. е. значит до третьего века по рожд. Хр. «Первым, который поставил, – говорит арабский писатель Шахристани, идолов (тут) в меккскую Каабу, был Амр-ибн-Лохай. Отправившись в Эль-Балку в Сирию, он увидал народ чествующий идолов, и (когда) расспрашивал об этом (почитании), ему отвечали: это владыки (Неrrеn), которых мы изготовили по образу небесных жилищ (т. е, звезд) и людей, чтобы чрез них вымаливать помощь и получать дождь, которые мы и получаем. Это привело его в удивление и он попросил у них одного из их кумиров; они дали ему Хобала, и он возвратился с ним в Мекку, и поставил его в Каабу. С ним были также Асав и Найла в виде двух супругов. Потом он пригласил людей (аравитян) почитать обоих, стараться приблизиться к обоим и чрез посредство обоих сделаться угодными Богу“²⁴¹. Вскоре затем возникли беспорядки и в самом роде хозаитов, дошедшие наконец до того, что последний из них правитель Мекки Абу-Габшан очень любивший вино, «в припадке пьянства, – как говорит Абуль-Феда, – продал дом Божий за презренный мех вина»²⁴², т. е. продал право заведывания храмом и Меккою «одному вельможе из измаилитского поколения Корейша, по имени Гкосса, праотцу Мохаммеда в пятой восходящей линии, отцу Абдуль-Менафа. Это обстоятельство подало подовод к разрыву между корейшитами и хозаитами, который окончился войною в пользу первых и управление Меккою и ее храмом с тех пор, т. е. с 464 гола после рожд. Хр., оставалось в руках корейшитов в роде гашемидов до времен Мохаммеда»²⁴³.

Под влиянием господства этого поколения корейшитов, бывшего, как говорит мирза Казем-Бек²⁴⁴, «средоточием всевозможных злоупотреблений», древняя истинная Авраамова вера аравитян до того извратилась и омрачилась, что в Аравии стали господствовать разные суеверия и религиозные лжеучения, из которых главными были: камне и древо почитание, идолопоклонство, и сабиизм, или звездопочитание²⁴⁵.

Не имея задачею делать подробного обзора свидетельств о всей усложнившейся внешности последнего периода домохаммеданской религии аравитян, так как культ этого периода достаточно уже представлен в специально занявшихся этим периодом сочинениях, например, ориенталиста Озианлера (в его Studien tiber die vorislamisclie Eeligion der Araber²⁴⁶ и Креля (в его ,.Ueber die Eeligion der vor- islamisrhen Araber 1808“), я ограничусь здесь рассмотрением более внутренних основ и побуждений у аравитян каждого из трех вышеозначенных видов их религии этого периода.

Исследования ученых свидетельствуют, что аравитяне этого периода во многих местах полуострова чтили освященные древним народным преданием деревья и камни. Но это почитание не было обожанием, не было грубым фетишизмом. Аравитяне, как уверяют арабские богословы²⁴⁷ и Ибн-Уяина у Бей- дави²⁴⁸, «почитали не самые камни, но ходили вокруг них, только как вокруг самой каабы, которой эти камни были представителями»., потому что камни эти были отломлены и унесены ими из священного храма Каабы²⁴⁹, «благоговение арабов к которой и даже к самой земле, её окружавшей, было так велико, – говорит в своей знаменитой истории аравитян ориенталист Коссен де-Персеваль, – что даже до второй половины пятого века после рожд. Христова они не осмеливались ни поселяться, ни строить какие-либо здания в соседстве этого святилища. День проводили они в Мекке., т. е. в пределах священной окрестности Каабы, но вечером удалялись оттуда из уважения к святилищу»²⁵⁰. «А этот столь почитаемый священный округ, называвшийся Харам, заключал в себе всю меккскую долину, которой окрестность равна пятнадцати милям»²⁵¹. При таком благоговении к Каабе, не удивительным становится и почитание аравитянами, занесенных из Мекки куда-нибудь далеко, каабских камней, которые, как частицы святилища, за отсутствием его самого, были дороги аравитянам и служили им алтарями, местами отправления их богослужения и единства последнего с каабским. Но, кроме таких камней – представителей Каабы, аравитяне почитали еще камни и деревья , которые по древним народным сказаниям, иногда и очень искаженным или даже вовсе забытым, были памятниками, знаками воспоминания необычайных явлений и чрезвычайных благодеяний Божиих. Эго почитание полагают происходящим от ветхозаветных освящений, но подобным же побуждениям, камней и дерев, почитавшихся потомками у самих евреев, как подробно показано оно исследованием этого камне-древо-почитания у аравитян ученого Дози и других²⁵². Обходить вокруг подобных религиозных памятников дозволил аравитянам впоследствии и Мохаммед²⁵³.

«Господствующею же верою (этого периода) во всей Аравии было идолопоклонство и сабиизм»²⁵⁴. – Всегда верным древнему патриархальному быту своих великих правоверных предков аравитянам, при их сильной впечатлительности и живой творческой производительности их фантазии, давно уже грозила в религиозном мировоззрении опасность самообольщения, принятия собственных мечтаний за небесную истину, за непреложную действительность. С другой стороны, естественное понятие аравитян о Боге не было строго и точно определено, было чрезвычайно свободно и подчинено только личному взгляду и впечатлению. Эта свобода религиозных понятий и воззрений вела к произвольному и безграничному искажению небесной истины, путала человека, внутренне видевшего и слышавшего, при близком его отношении к природе, всюду в видимом мире, как созданном «Духомъ Божиим»²⁵⁵, духовное и вышечувственное и, наоборот, расположенного духовные, сверхъестественные тайны разуметь и созерцать в образах чувственного естественного. Желая более и точнее определить, уяснить и сделать себе доступным всесовершенного Бога, всемогущего, всевышнего Аллаха, простодушные аравитяне, ищут выражения его, более им доступного, определенного и ясного в дивночудной аравийской природе, которой искони усвояемо было ими высшее, духовно-религиозное разумное значение. Но там, где «солнце не так, как у нас пред восхождением своим небольшое сияние являет на горизонте, но в глубокую еще ночь необычно показывается вдруг в полном свете, как будто из средины выныривает моря, подобно горящему углю, великие искры от себя бросает, и ни света, ни лучей не дает от себя до самого первого часа, но как огонь без сияния в темном сверкает, а потом вид шита на себя приемлет и вдруг безмерно жаркий свет разбрасывает; – где всей природе от солнца столько животворнейшей способности сообщается, что много родится, из двух весьма различных природ состоящих, животных, и птицы различные на себе цвета приемлют, и цветы многовидные, которые и назвать трудно, происходят отсюда, и всех родов камни, привлекающие взор как различием цветов так и сиянием своим, от сильного действия солнца родятся, – так что никакой удивительный камень с аравийскими равняться не может, – где такое во всем свойство стране подает сила солнца²⁵⁶; – где «луна не тускла, не бледна, не задумчива и не туманна, как у нас, а чиста, прозрачна, как хрусталь, добра, полна сил, жизни и девственности, гордо сияет белым блеском и кротко, величаво воцаряется до солнца; – где Конопус, наливается то золотом, то кровью, то изумрудной влагой; – где свет льет созвездие креста и в небесах другие блещут звезды²⁵⁷... там из всего окружающего видимого мира, более всех его явлений, пленяли пылких восторженных детей пустыни – аравитян светила небесные, звезды с их избыточествующим сиянием, вечно живые, вечно юные, вечно прекрасные. Они же притом более всего другого в окружающем аравитян мире влекли человека к небу, напоминали ему слабость и несовершенство его собственное и всего земного. «Когда, – говорит современный и нам очевидец тропического неба²⁵⁸ – зажгутся тропические небесные огни во всех углах тверди и засияет вечерний пир, – новые силы, новые думы просыпаются в душе. Она ищет в этих дивных величественных, неподобных нашим, огнях – разума, жадно читает огненные буквы и порывается туда... Смотрите вы на все эти чудеса,

миры и огни, и ослепленные, оглушенные, уничтоженные величием, но богатые и счастливые небывалыми грезами стоите, как статуя, и шепчете задумчиво: ведь, этого не сказали мне, ни карты, ни англичане, ни американцы, ни мои учители»! Аравитяне же вследствие их патриархально-кочевой жизни постоянно ощущали большое влияние этих светил небесных на всю свою жизнь, видели какую-то сильную зависимость от них, видели, что звезды управляют явлениями природы, что с их периодическим движением связаны времена года, – и вот в их понятии возникает и определяется новое религиозное мировоззрение, по которому Сам Бог всевышний и всесовершенный Аллах, единый Творец и Владыка вселенной, признается слишком возвышенным и великим, чтобы Ему непосредственно заниматься управлением земного мира, и по причине Его Чистой духовности и большой отдаленности недоступным чувственному, несовершенному человеку. Но для отношений своих, для общения с родом человеческим этот чисто духовный, непостижимый, всевышний Аллах создал высшее всего земного, духовные существа, облеченные в чувственные формы, в прекрасные светила небесные, и вверил им управление земным миром, поручил быть посредниками между Им и людьми. Поэтому непосредственное обращение к невидимому, непостижимому Богу, стремление к прямому с Ним общению, объявлено преступною дерзостью, святотатством, а от имени самого же Бога учреждено почитание светил небесных, обращение к ним при молитве и принесение им жертв, так как, поручением управления земным миром существам этих звезд Бог так почтивши и приблизивши их к Себе, этим самым выразил свою волю и побуждение и людям,– рассуждали аравитяне, – почитать и обращаться с своими просьбами к этим небесным существам, как к своим ангелам правителям, представителям непостижимого человеку Аллаха, и как к посредникам между Им и человеческим родом. С такими то новыми мыслями и понятиями аравитяне, мало помалу забыв и утратив с течением веков истинные религиозные понятия своих правоверных предков, как бы из угождения самому Богу, преклонились наконец пред чудными тропическими светилами неба. Не смотря однако на такой результат постоянной исконной борьбы аравитян с искушениями дивной природы их чудно-оригинальной страны называть религиозное состояние аравитян времен домохаммеданских грубейшим идолопоклонством и невежеством решительно нельзя, уже вследствие нижеследующих прямых об нем свидетельств. В своем знаменитом новейшем исследовании древнего звездопочитания ориенталист профессор Хвольсон говорит²⁵⁹, что основная мысль сабиизма есть не звездослужение, как до сих пор вообще принимали по старому предвзятому мнению, которое произошло вследствие совершенно ошибочной этимологии. По сабиизму Бог слишком возвышен и велик, чтобы Ему непосредственно заниматься управлением этого (земного) мира, почему Он передал (обыденное) управление этим миром богам (низшим, Им же сотворенным небесным существам, пребывающим в звездах), для Себя же удержал только важнейшие дела; а далекий (от Бога) человек слишком слаб (несовершен), чтобы непосредственно обращаться к всевышнему, почему и должен относить свои молитвы и жертвы к посредствующим божествам, которым управление миром вверено (самим) единым всевышним. Это и есть, – заключает Хвольсон, – по арабским писателям, основная мысль Сабиизма. и почитание этих посредствующих божеств в планетах, которые обитаемы и одухотворены этими божествами, а также почитание идолов (фетишизм), как представителей этих божеств, есть только (прямое и естественное) следствие этого основного понятия Сабиизма». И действительно, покланявшиеся светилам небесным аравитяне – сабиисты сами говорили: «мы почитаем их только в намерении, чтобы они как можно более приближали к нам единого Бога, чтобы были посредниками между нами и Богом»²⁶⁰. «Но они (аравитяне) – добавляет арабский писатель Демешки²⁶¹, – не веровали, что эти кумиры²⁶² (т. е. светила небесные или правильнее существа в них пребывающие) действуют, как творящие или устрояющие.

Поэтому способ действования их (т. е. аравитян) тот же, как и вообще сабиев относительно почитания кумиров». А «по учению сабиев (и вообще), – говорят Ибн Сина (Авицена), Шахристани, Демешки, Сахави, Макризи (и прочие) арабские писатели, – планеты и изображения (Bilder) суть только посредники между, людьми и высочайшим существом, Господом господей, и (единым) Богом богов»²⁶³.

Вместе с почитанием одухотворяющих звезд, высших над человеком небесных существ, только как существ сотворенных единым Аллахом, зависимых и подчиненных единому, всевышнему, непостижимому Аллаху, – только как правителей мира и ходатаев пред Богом, аравитяне последнего до-мохаммеданского периода чтили еще идолов. Но по собственному же их толкованию идолы эти не считались в сущности богами, а чтимы были только, как изображения и представители светил небесных или великих, святых предков аравитян, «Представлять себе, – говорили они²⁶⁴, – духовные существа (светил небесных), этих наших посредников с Богом, направлять себя и приближаться к ним можем мы только посредством их жилищ, которые суть звезды; эти же последние в одно время видны, в другое не видны – вследствие их движения видимы в ночи и скрываются днем: – так (что) мы не можем чрез них (всегда) приближаться и устремляться к духовным их существам. Поэтому необходимы их образы и фигуры, которые бы существовали и стояли (постоянно) пред нашими глазами. И вот мы почитаем эти изображения и стараемся чрез них приблизить себе (т. е. всегда иметь перед глазами и представлять в своем сознании) светила небесные и снискать себе доступ к ним, чтобы эти обители (ангелов т. е. звезды) приблизили к нам духовные существа (обитающие в них, наших ходатаев и посредников пред Богом), а эти в свою очередь чтобы приблизили к нам Бога». Другой арабский писатель Шахристани, передавая буквально такие же слова Сабиев об этом предмете, добавляет²⁶⁵: и по вышеприведенному , говорят почитатели идолов, молим мы их (идолов), чтобы более приближали к нам Бога». «Самый невежественный человек (из арабов), – говорит Шпренгер²⁶⁶, – допускал кажется, что Фетиш (идол) Сам по себе не мог делать ни пользы, ни вреда». И яростнейший противник аравийского идолопоклонства и сабиизма, лжепророк Мохаммед, говорит, что арабы брали только «в покровители иных кроме Бога, говоря: мы поклоняемся им, потому что они приближают нас к (единому) Богу»²⁶⁷. Катада у Вагхави (Katada bei Baghawy) замечает на этот стих Корана: «когда спрашивали язычников (арабов): кто ваш Господь? кто создал вас? и кто творец неба и земли? то они отвечали: Аллах. Потом, когда им говорили: так что же должно означать ваше поклонение кумирам? – они отвечали (мы поклоняемся им за тем), чтобы они приводили нас в благорасположение и милость Аллаха». – Совершенно также отвечают, – продолжает Шпренгер²⁶⁸,–римские католики, когда их осуждают за почитание святых». Табари, Ибн Сад и другие арабские писатели рассказывают даже про нечестивых корейшитов, что, когда в угоду им в 616 году по р. Хр. лжепророк Мохаммед признал некоторых более почитаемых арабских идолов ходатаями пред Аллахом, то корейшиты были обрадованы этими словами пророка (Мохаммеда) и сказали: «Мы всегда признавали, что жизнь и смерть дает (только один) Аллах и что Он творит и питает, идолы же (только) передают к Нему наши просьбы, ходатайствуют перед Ним за нас»²⁶⁹. Еще Шахристани сообщает нам молитву, которую арабы- идолопоклонники читали во время богослужения: «посвящаю себя служению твоему, Боже! Нет у Тебя товарища, кроме Твоего товарища, его же и всего ему принадлежащего (один) Ты неизменный Владыко²⁷⁰! Это значит, – продолжает Мирза Казем-Бек, – что правители мира считались (только) содеятелями высочайшего Духа; но как они сами, так и всё, что находилось в их власти, подчинялось этому единому неизменному Духу – Владыки всего. Из этого следует, что действительно (самые древнейшие) арабы покланялись истинному Богу и признавали (только) непосредственную власть ангелов и других небесных духов, которым вверено было (единым Богом) (только) управление миром»²⁷¹. Саль из вышеприведенной формулы идолопоклоннической арабской молитвы выводит заключение²⁷², что арабы признавали (одного) верховного Бога и выражали, что идолы не были suijuris». Одним словом по толкованию арабов идолы были (только) изображениями богов или (собственно) ангелов, которых (единая) высочайшая, самодержавная, небесная сила – невидимый Творец вселенной ниспосылал в разные периоды для управления делами мира. Идолов этих, или идеи, которые они представляли, называли Алихет (в единственном числе Иляхет и Илах), высочайшее же существо они (арабы) называли Аллах²⁷³, с присовокуплением к слову еще эпитета «тааля» – высочайший, что до сих пор повсюду сохранилось между мусульманами»²⁷⁴. И Сам Мохаммед нигде в Коране не обвиняет своих соотечественников в неверии Аллаху – единому Богу, и в исключительном поклонении идолам, но осуждает арабов только за смешение поклонения единому Богу с поклонением другим посредствующим, низшим и зависимым от Бога существам, упрекает арабов только в «присоединении к Богу помощников“²⁷⁵.

Коссен де-Персеваль о религии арабов этого последнего домохаммедаеского периода только очень кратко говорит, что они «признавали всевышнего Бога-Аллаха, при котором прочие божества, по взгляду арабов были только низшими, посредствующими (между единым всевышним Богом и людьми) ходатаями (пред Богом за людей); под видом же многих идолов арабы (этого периода) почитали ангелов, а некоторые – заключает Персеваль, – покланялись еще и звездам»²⁷⁶. За то Шпренгер обстоятельно говорит, что «язычество арабов состояло в том, что, признавая (одного) Аллаха всевышним существом, Творцем неба и земли, по сторонам²⁷⁷ Аллаха они ставили ангелов. Ангелы (как) национальные боги и пенаты (племенные и семейные)..., были соединены некоторым союзом с человеком и находились в отношении к нему ближе, нежели Аллах, Бог всего мира; поэтому они-то почти исключительно и были чтимы. Арабы держались также фетишизма (идолопоклонства)... Непосредственными предметами поклонения были фетиши (идолы), а посредствующими (между людьми и Богом) были Джинны, ангелы, которых фетиши были только видимыми представителями, символами. Отношение между фетишем и Джинном (ангелом) и между Джинном и Богом было почти такое же, как у (римских) католиков отношение чудотворного образа к соответствующему святому и святого к Богу. И если я говорю – продолжает Шпренгер, – о язычествующих арабах, то необразованный читатель в меньшей опасности истолковать ложно, в дурную сторону выражение (язычествующие), чем ученый... Во всяком случае большинство арабов (язычествующих до Мохаммеда) отстояло дальше от религиозных (многобожных) представлений индусов, греков и римлян, нежели мы“²⁷⁸, – уверяет христианин, ученейший и авторитетнейший новейший арабист.

Итак из всех арабских и ученых свидетельств оказывается, что духовные существа, кроме единого Бога-Аллаха, почитавшиеся арабами, и в разговорном языке называвшиеся богами, признавались не одной природы и существа с единым всевышним Аллахом, не равными Ему, не бесконечными и непостижимыми, как боги политеизма²⁷⁹, но считались сотворенными единым Творцом всей вселенной Аллахом, зависимыми от Него, служащими Ему, и только Его же наместниками, посредниками между Ним, единым Богом, а идолы были у арабов только видимыми, вещественными изображениями этих духовных существ. Значит в существе господствующих видов религии аравитян и в омраченном последнем до Мохаммеда периоде, как и в предшествовавшем, не было «грубейшего фетишизма и многобожия», а несколько только исказились первоначально чистые понятия их предков об отношении между людьми и непостижимым единым Богом, к истине, в основе примешались суеверия, суемудрия человеческие.

Шпренгер при том идолопоклонству арабов приписывает политическое основание и значение. Так идолы Асаф и Найла служили видимым знаком связи и согласия хозаитов с корейшитами²⁸⁰. «Кинаниты сообща с гатафанитами установили идола Узза. Но так как целью (учреждения этой) святыни было соединение многих племен, то семье Шайбана из племени Соляйм дано было жреческое достоинство, чтобы и это племя (соляймитов) было втянуто в союз²⁸¹. Хозаиты, ходзайлиты и вообще племена переселившиеся из Иемееа на север от Мекки имели союзным идолом «Маната»²⁸². На югозапад от Мекки средоточным местом племен хавазинских был Тайиф и там племена эти имели изображение идола их союза «Лат»²⁸³. Жители Мекки не могли жить без дружбы с окружающими племенами и чтобы не лишиться ее должны были признавать их племенных ангелов и идолов. Поэтому то корейшиты условием своей веры в Мохаммеда поставили признание Мохаммедом некоторой божественности Узза, Маната и Лата. Что это произошло из чисто политического основания, усматривается – говорит Шпренгер – из слов мекканцев, приведенных в Коране гл. 28, ст. 57. «Если мы последуем твоему руководству, мы будем изгнаны из нашей страны– говорили они Мохаммеду. То есть, если бы целый округ был враждебно против них настроен, то соседние племена пресекли бы путь их караванам и, так как священная местность, на которой находилась Мекка, принадлежала всемъ арабам, то их и выгнали бы оттуда»²⁸⁴. Мы видим, заключает Шпренгер, – что национальное тщеславие привязывало арабов к их богам и что Сам Мохаммед даже после подчинения себе силою оружия большей части Аравии, принужден был сделать уступки, которые были противны его основным правилам, чтобы не оскорбить (не уязвить) эту чувствительную сторону характера его народа²⁸⁵. И вероятно поэтому-то чувству национального тщеславия в последнем домохаммеданском периоде, в честь своих таинственных духовных существ, или ангелов светил небесных, Арабы стали устроять храмы, которых впрочем было немного; известно только семь аравийских храмов, в которых обыкновенно отправляли большинство религиозных обрядов, употребляемых в Каабе²⁸⁶.

К концу этого последнего домохаммеданского периода в Мекке священный харам во круг Каабы заселили корейшиты. Самая священная Кааба, которую корейшиты покрыли крышею, потеряла свое древнее значение храма единого Бога и сделалась сборищем изображений в честь множества здезд и даже в память благочестивых людей, при чем естественно и простое богослужение в ней, «которое до тех пор имело смысл монотеистический»²⁸⁷, изменилось, усложнилось, обезобразилось. Корейшиты из властолюбивых целей старались вводить всевозможные торжественные церемонии²⁸⁸. А с усложнением культа потребовались и жрецы, которые стали по большей части во зло употреблять общее к ним доверие, и вселяли в массы всевозможные суеверия, находящие соотношение между явлениями, не имеющими между собою ничего общего. Неистощимое усердие жрецов и вождей по-видимому во благо, в пользу народа, сделалось только орудием для удовлетворения их собственному интересу и властолюбию; вещественные изображения, назначенные только для напоминания, только для привлечения мыслей чрез ангелов, ими представляемых, к единому Богу, – истуканы, на которых народ жертвовал все самое ему дорогое, стали прямо носить имя «богов» вообще, а идея о самом высочайшем, невидимом Аллахе все более и более заслонялась всевозможным суеверием, суемудрием и стала в новой сложной религии еще недоступнее большинству аравитян²⁸⁹. Пред Мохаммедом даже «выражения Алла-Тааля и Аль-Иляхет, которые первоначально различались по своему содержанию или значению, под влиянием равнодушия людей, стали собственными именами идолов, истуканов известных форм и примет.»²⁹⁰

Но естественно, что подобным состоянием религии не удовлетворялись и в то время многие лучшие люди Аравии, в сердцах которых дивною аравийскою природою постоянно возбуждалось неотразимое впечатление единства и целости мироздания, наводившее на мысль о единстве, и величии Творца, равно и предание еще напоминало им чистое служение единому Аллаху. Этим-то недовольством религиозною действительностью тогдашнего мрачного времени и объясняется доступ в понятия и религию аравитян тех культов и понятий, которые, по своим основным мыслям могли удовлетворять монотеистическим симпатиям аравитян. Иудейство и христианство более всего соответствовали этим симпатиям. Оттого, кроме приобретения довольно многих последователей, иудаизм и христианство проникают вообще в господствующую тогда религию аравитян и смешиваются с сабиизмом. и идолопоклонством. Более чистые «идеи о едином Боге, о рае, о всеобщем воскресении, о пророках и священных книгах проникли мало помалу в языческие племена»²⁹¹. Ель-Азраки, равно как и новейшие европейские путешественники, на основании древних преданий, восходящих, как уверяют, до свидетелей-очевидцев, – передает, что изображения (Господа) Иисуса Христа и (пресвятой) Девы Марии, вырезанные (а по другим нарисованные) на одной из колонн храма Каабы, были предметом обожания арабов в века, предшествовавшие исламизму». ²⁹² «Действительно, – говорит Мирза Каземъ- Бек²⁹³, – в описаниях тогдашнего вероисповедания и обрядов сабиистов-аравитян мы находим совершенную смесь всего: они покланялись звездам, в особенности, семи планетам, имели храмы, посвященные этим планетам, посвящали каждый день недели одной из семи планет, и приносили постоянно всесожжение; покланялись ежедневно пять раз солнцу, считая его ангелом, имеющим дух, понятие, ум и способности, освещающим всю вселенную; имели особый храм, посвященный солнцу, куда ходили ежедневно три раза для поклонения особому идолу, представляющему собою солнце; призывали его быть ходатаем их и свидетелем пред солнцем, что они ему молятся, покланяются и приносят жертву. С другой стороны мы видим в них некоторые обряды иудейские и некоторые элементы христианской религии. Например: 1) во время богослужения они обращались лицом к северу (к Иерусалиму, издавна чтимому аравитянами²⁹⁴ – по одним; к югу – по другим; и к Каабе – по третьим. 2) Имели три положенных ежедневно молитвы, с известным числом поклонов в пояс (рук’атъ) и поклонов в землю (седжде); сверх этого еще три добровольных молитвы с такими же поклонами, как у мусульман. 3) Никогда не приступали к молитве без предварительного положенного очищения или омовения. 4) Имели в году три положенных поста: а) из тридцати дней, начиная с 9-го дня после новолуния в марте; б) из девяти дней, начиная с девятого дня до декабрьского новолуния; в) из семи дней, начиная с 9-го февраля. Кроме того имели два произвольных поста, из 16-ти и 27-ми дней. 5) Соблюдали праздники иудейские и христианские. 6) Имели установленные очищения²⁹⁵. 7) Допускали развод только при обличенном разврате. 8) Верили псалмам Давида, читали их в молитвах; кроме того имели еще и другие священные книги, из которых одна на халдейском языке, которую считали книгою Сифа. 9) У них было нечто в роде крещения, и соблюдавшие это таинство говорили, что они делают это по преданию Иоанна крестителя, учителя их отцов “²⁹⁶.

Естественно, что остановиться на таком странном смешении нескольких культов, удовлетвориться таким спутанным разнообразием опять не могли лучшие аравитяне тем более еще, что распространившееся в Аравии иудейство вместе с христианством часто, определенно и живо напоминали аравитянам о их великом праотце Аврааме, о его потомках и аравийских, о славных праведниках Иове и Иофоре, и о мудрости других их предков. Недовольство существовавшей и внешностью искаженной религии обхватывало в то время уже все большее и большее число арабов. Мекка по своему первенствующему религиозному значению, и по удобному пересечению в ней караванных путей, идущих из Индии, Персии. Иемена, Африки (Абиссинии), и южных владений Византии, приобрела тогда уже и мирское, политическое чрезвычайно сильное влияние на всю Аравию. Со всех концов своего отечества в течении четырех мирных, священных месяцев стекались к ее священной Каабе аравитяне не только для совершения религиозных обрядов, но уже и для мирских, общественных целей. Отовсюду стремились сюда и купцы, и ремесленники, и поэты арабские, так что Мекка была тогда не только главным центром религиозной жизни арабов, но сделалась уже средоточием и торговли, богатства и умственной жизни всей Аравии. В одном богатом роскошью природы и красивом местечке Окат, в окрестностях Мекки, куда обыкновенно собирались путешественники, чтобы в назначенное время вместе идти на богомолье, и где, среди отдохновения занимались торговлей и литературой, образовалась большая ярмарка. «Литературная²⁹⁷ деятельность взяла верх над интересом торговли, и ярмарка стала известною под названием Саугкул- Мказ – ярмарка литературных бесед, споров и состязаний.... Любители изящного без всякого пристрастия оценивали достоинство произведений; лучшее стихотворение писали на шелковой бумаге золотыми буквами, почему такое стихотворение носило название Аль-Музаггабат – позолоченное, и потом, по окончании ярмарки, вешали (это стихотворение) на ворота Каабы, как трофей славы, отчего оно называлось еще Аль- Миаллягкат, т. е. развешанное... На одном конце этих ежегодных ярмарок расскащик занимал народ сказкой о древности Аравии и арабов, о несчастной судьбе своего прародителя Измаила, о молодецкой жизни своих праотцев, всегда мстящих детям Иссахака за похищенные будто бы права старшого брата, о подвигах героев, о великодушии, добродетели, любви, свободе, воле и тому подобном. Такого же почти или подобного содержания вели речь Гкасс – повествователи, сидя на возвышенном месте, и Хэтиб – ораторы, разъезжая на дромадерах между толпами народа. Импровизаторы вели стихотворное ратоборство в кругу веселой толпы, и именитые поэты оживляли беседы избранного общества... Вообще коль скоро кто соединял в себе поэтическую способность с уменьем свободно владеть своим языком, первым делом его было воспеть честь своего поколения, своего рода, его свободу, его права и славу; оды свои он посвящал памяти прославившихся из своего поколения, и наконец писал о всем том, что только было мило его сердцу, доступно его восторженной и тихо-тайно-грустной душе²⁹⁸.

Часто бывали тогда в Аравии и племенные, семейные праздники, установленные в честь поэтов. В них «участвовали присланные из других поколений поэты-депутаты, из которых каждый от имени своего общества подносил торжествующим приличное поздравление, что небо даровало им в лице такого поэта прославление на все грядущие века.» Собрание торжествующих состояло не из одних мужчин; туда стекались в своих обычных свадебных нарядах и женщины²⁹⁹ с песнями на устах, с тимпанами в руках и вместе с мужьями и родными проводили праздник в национальном веселии. Они пели хвалы герою торжества – поэту, в его присутствии, или заочно, в его память, и сельское пиршество оканчивалось щедрым угощением... Арабы отправляли такие торжества и у себя, в своем семейном быту, и при каждом важном, по их понятию, событии, Как например, когда праздновали рождение мальчика»³⁰⁰.

«Из всего этого можно понять, до какой степени простирались любовь и уважение арабов к своим поэтам³⁰¹. –Поэт домохаммеданских времен Аравии «был посредником в распрях, возникавших между единоплеменниками; уважение к поэтическому дару, к поэтической деятельности было так велико, что враждующие стороны избирали поэтов в заступники своего права, представляли им произнесение судного приговора³⁰². «Любовь арабов к поэзии до того была велика, что изречения стихотворцев обращались у них в пословицы; ими взвешивали они свои действия, воспевали добродетель, осмеивали порок, утешали несчастных и пробуждали сознание в изнеженных любимцах счастья³⁰³. «Поэт в последний век пред Мохаммедом вкотором образом царил в своем племени и словом своим имел большое влияние на дух народа³⁰⁴. «Арабы поддавались всем мыслям, которые хотел им внушить поэт; пользуясь беспримерным авторитетом, поэты арабские были (единственными) историками своего отечества до Мохаммеда, и владыками общественного мнения»³⁰⁵. – Вследствие такого большого значения и влияния домохаммеданских арабских поэтов на жизнь и понятия их соотечественников, и особенно вследствие того, что, с начала шестого века после рожд. Хр. (как видно из годов жизни влиятельнейших арабских поэтов), «в поэзии языческих арабов находятся следы глубокого убеждения в единстве Бога, в Его превосходстве над всеми прочими существами, и живого чувства ответственности за наши дела³⁰⁶, – необходимым является изложение здесь религиозных понятий этих арабских поэтов.

Из имевшихся у меня источников подробнее и более всех передает о домохаммеданских арабских поэтах Коссен де-Персеваль, но так как целью его была по преимуществу внешняя история арабов, то к сожалению и у него находятся даже не все семь моаллакат, а из прочих многочисленных сочинений этих поэтов только очень маленькие отрывки, в большинстве которых описываются распри, восхваляются достоинства и воспеваются победы разных племен и родов арабских. Тем не менее, многих из этих поэтов только поименовав, чтобы показать, что их было тогда в аравии не мало, представлю, хоть кратко, религиозные мысли и понятия многих из них, чтобы видеть, что оне были общи у поэтов, и чтобы сколько возможно, характеризовать религиозное воззрение этих «безпримерно-авторитетных владык общественного мнения», общественных понятий, бывших тогда уже в противоположности со внешним, официальным культом арабов.

«На религиозные части аравийской поэзии пред Мохаммедом религиозный взгляд арабов не наложил того оттенка безнравственности, какой заметили мы, – говорит профессор Миллер, – в мифической части поэзии всех вообще народов. Это потому, что арабы принадлежат к числу народов феистических т. е. покланявшихся единому Богу – Творцу мира. Правда были у них какие-то низшие божества; но по одному историческому примеру надобно полагать, что они пользовались столь же малым уважением, как Лодун у Оссиана. Известный арабский поэт Амрилькаис (род. в 500, умер в 540 году после рож. Христ.), собираясь отмстить за отца, отправился вопросить оракула в Шуль-Холозе. Для того, чтобы получить ответ, надобно было вытянуть одну из трех стрел, находившихся при (идоле) оракуле; на одной было написано: повеление, – на другой: запрет, а на третьей: подожди. Амрилькаис вытянул ту из стрел, на которой было написано «запрет»; в негодовании он переломал все стрелы, и, бросив обломки их в голову идолу, воскликнул: «еслиб у тебя был отец и его бы убили, то ты не запретил бы отмстить за него». К этому он прибавилъ такую брань, которой Рюккерт, познакомивший Европу с Амрилькаисом, не решился перевести. Из этого видно, что у арабов были (и тогда уже) свои нравственные убеждения, более сильные, чем самые религиозные верования»³⁰⁷ официальной искаженной их религии. – Так самостоятельно и неуважительно относился поэт к искажениям омраченной религии аравийской уже в начале шестого века после рожд. Христова! и поэт такой знаменитый как Имрулкаис, сын Ходжра, племени Кинда –Ходжр³⁰⁸, первый, поэма которого, написанная золотыми буквами на шелковой бумаге, удостоена была чести быть вывешенною над дверями всегда столь священного для всех арабов храма Каабы. В этой своей прославленной соотечественниками моаллакате Имрулкаис поместил например в стихах 11 и 25 воззвания к «Богу“ единому. – Замечательно, что Имрулкаис был чтим и вне Аравии; например около 535 года он с почетом был принят и обласкан в Константинополе императором Юстинианом³⁰⁹. – Два других поэта: Имрулкаис сын Хаммава, племени Кельб, и еще Имрулкаис сын Мундхира (Moundhir), племени Кинд, были друзьями знаменитого поэта Имрулкаиса, сына Ходжра, и спутниками в некоторых его странствованиях³¹⁰. Во время же пребывания Имрулкаиса сына Ходжра среди племени Вену-Тай он состязался в поэтическом искусстве с поэтом Алькамою. сыном Обды, племени Темим³¹¹.

Другой знаменитый творец одной из семи позлащенных поэм Харит (родивш. в 540), сын Халлизея, племени Бакр-Иашкор, в стихе 55 своей моаллакаты, прямо исповедует Господа едиными всеведущим, говоря: «один только Бог знает“ и т. д.³¹².

Поэт Тарафа (умерший в 564 г.), сын Абда, племени Бакр-Вайль, взывая к единому «Богу», например в стихе – 40 своей славной моаллакаты³¹³, в стихе 81 говорит: «если бы была воля Бога и т. д. Дед же этого Тарафы Мураккиш по прозванию старый, и дядя его же Мураккиш молодой также были поэтами³¹⁴.

У поэта Амра (умерш. в 622 и жившего по мнению арабских писателей 150 лет), сына Колтуна, племени Таллиб, которому принадлежала одна из семи Моаллакат священной Каабы, даже в немногих сообщаемых Персевалем отрывках маленьких стихотворений встречаются не редкие обращения к единому «Богу“³¹⁵.

Зохейр (умерш. около 627), сын Сольма, племени Мозайва, проживший сто лет, в моаллакате своей говорит³¹⁶:

Стих 27: «Не пытайтесь скрывать от Бога ваши тайные чувства; Бог знает все тайное».

Стих 28: «Если иногда Бог отлагает свое мщение, то Он отмечает его в книге своих велений и откладывает его до дня, в который Он воздаст каждому по его делам».

Замечательно, что и сыновья этого поэта Зохей- ра-Саб и Боджаир, и внук его Мудхарриб, и сестра Зохейра-Оольма с дочерью ее Канзою и с престарелым женихом последней Дурандом сыном Симма, племени Ховазив, также были талантливыми поэтами³¹⁷.

Поэт Заид (род. около 535), по прозванию Набига, сын Моавии, племени Добиан³¹⁸, говорит между прочим:

«Клянусь, не остается никакого сомнения в твоем сердце в том, что нет пути помимо (единого) Аллаха“³¹⁹.

Слава и авторитетность Набиги были так велики, что на ярмарке в Окате ему раскидывали кожаную палатку и там прочие поэты произносили пред ним свои стихотворения и выслушивали его оценку. Так например отдал он таким образом публичное предпочтение пред сочинениями всех женщин-поэтов стихотворениям Ель-Канзы, дочери Амра, племени Суляим; потом критически разбирал он произведения поэта Хассана, сына Табиза, племени Казрадж, потомка Амра-Мозайкии, равно как стихотворения поэта Кайса, сына Катима, племени Аус³²⁰,

Поэт Лебид³²¹, сын Рабия, племени Амир- ибн – Оассаа , современник лжепророка Мохаммеда, пел между прочим так³²²:

«Кого (единый) Аллах ведет путем добра, тот будет направлен без труда для себя; но кого Он хочет, заблуждает».

«Все-таки же только Аллах верный и праведный (судья), и Он знает верно все пороки людей».

«Не суетны ли все дела без (единого) Бога»

Моаллаката Лебида, написанная им еще до обращения его в мохаммеданство, начиналась так³²³: «Всякая хвала, которая отнесена не к Богу, напрасна, и всякое добро, исходящее не от Него, не более как тень добра».

Поэт Маймун, (родивш. 570 года) по прозванию Ель-Аша, сын Кайса, племени Бакр-Кайс-ибн-Таляба³²⁴, «был монотеистом» , но не верил в предопределение, а, противно другу своему поэту Лебиду, признавал свободу воли человека³²⁵. В его время, – поясняет де-Персеваль, – между арабами одни допускали свободу воли человека и назывались поэтому «Кадари»; другие, отвергавшие её, назывались «Джабар»; некоторые же, признавая, что воля Божия определяет действия людей, допускали в них некоторое участие и человеческой воли, – этих последних называли «Мутбит». Ель-Аша часто посещал хри- стиан-арабов Наджрана, где из бесед с христианскими епископами он черпал (единобожные) идеи, которые потом и выражал в своих стихотворениях. А стихи Ель-Аши почитались до того, что их воспевали почти во всех частях Аравии, почему он и прозван был Саннаджат-ель-Араб, т. е. Кимвалом арабов. Замечательно, что Ель-Аша имел Равием, т. е. певцом, обязанность которого состояла в распространении стихотворений Ель-Аши, – христианина Иахию-ибн-Матту, т. е. Иоанна сына Матфея. Сам Ель-Аша также почти всю жизнь свою провел в странствованиях по Аравии, от одного конца до другого. Одну из его поэм некоторые писатели считают моаллакатою священной все арабской Каабы. Умер Ель-Аша в 629 году, не приняв мохаммеданства³²⁶.

Так как лжепророк Мохаммед³²⁷ нагло лжет от имени самого Бога о немохаммеданских арабских поэтах будто «они лгут, как безумные и говорят, чего не делают», – то в опровержение такого несправедливого нарекания³²⁸ и в пример деятельности этих поэтов передам несколько обстоятельств из жизни например поэта Хатима (род. в 540), сына Абдаллаха, сына Сада, племени Тоаль.

Подобно большинству арабских поэтов тех времен, Хатим уже с малолетства отличался поэтическими дарованиями, храбростью и щедростью³²⁹. Он говорил³³⁰:

«Иные делаются рабами своих богатств, я же слава Богу, господин моего имущества».

«Я жертвую его для выкупа пленных, для насыщения путешественников, для распространения благотворений».

«Богатство кратковременно (преходящее), как утро и вечер».

«Я был и богат и беден; но как богатство не делало меня гордым, так и бедность не уничижала меня».

Совершенно согласною с словами Хатима была и вся жизнь его. Счастливый в стычках со врагами своего племени, имущество свое, потраченное на щедрые благотворения, Хатим пополнял частью добычи, оставляемой противниками в руках победителей, но и этот достаток Хатима всегда быстро расходился на бедных и всех тех, кто обращался к его щедрости. Хатим никогда никому не отказывал в просимом у него; это был долг, который он возложил на себя и исполнял до того добросовестно, что, когда раз один из убегавших с поля сражения неприятелей крикнул: «Хатим подари мне твое копье!» – Хатим тотчас же бросил ему свое копье и перестал его преследовать. Хатим далъ себе клятву никогда не убивать человека и действительно всегда щадил жизнь своих врагов. Он без всякого вознаграждения давал свободу не только своим пленникам, но даже выкупал у других всех, обращавшихся к его состраданию, какого бы племени они ни были.

Однажды, проезжая через кочевья Аназов, Хатим услыхал пленника этого племени говорившего ему: «отец Софана пожалей меня»! – «Ты раздираешь мне сердце, – отвечал Хатим, – ведь я в дороге и не имею при себе столько, чтобы выкупить тебя. Впрочем ты не напрасно прибегнул ко мне», – добавил Хатим и тотчас же, предложив аназам доставить желаемое ими за свободу пленника число верблюдов, приказал отпустить пленника к его семье, а сам, надев цепи, занял его место до времени, пока условленный выпуск был доставлен Аназам³³¹.

Жена Хатима Мавия, которая развелась с ним именно из-за крайней его щедрости, рассказывала: в один из самых неурожайных (бесплодных) годов совершенный недостаток пастбищ погубил весь скот нашего племени и мы испытывали страшные лишения. В такое-то тяжкое время, раз, в течении целого дня не вкусив ни какой пищи, уже вечером удалось мне с Хатимом рассказами разных сказок отвлечь наших малюток от мучившего их голода и усыпить их. Тогда Хатим также лег около меня и своею беседою старался отвлечь и меня саму от голода. Я поняла его намерение и притворилась спящею. Когда ему казалось, что я заснула, он замолчал. Но в это самое время у входа нашего шатра послышались чьи-то шаги. – «Кто там?» спросил Хатим. Женский голос отвечал: «я такая-то твоя соседка. Детям моим нечего есть, голодные, они воют как волчата, и я решилась прибегнуть к твоей помощи!» – «Веди их сюда», сказал ей Хатим. – «Что хочешь ты делать?» воскликнула я. Нам не чем покормить наших собственных детей: что же ты дашь детям соседки?» – «Не беспокойся», возразил Хатим, взял кортик и вышел. Затем вошла наша соседка: двое детей было у нее на руках, и четверо шли за нею. У Хатима оставалась в живых тогда лошадь Джуляб, (известная даже римскому императору) очень высокой цены и замечательная красотою, достоинствами и чистотою породы. Хатим заколол эту лошадь, развел огонь и, когда мясо Джуляба сжарилось, он, подавая нож соседке, сказал ей: «ешь и корми детей твоих. –Разбуди наших и ешьте на здоровье», прибавил он, обращаясь ко мне. Потом, видя с какою жадностью мы принялись есть, он сказал: «было бы стыдно вам насыщаться одним, тогда как все соплеменники нашего стана также мучаются голодом. И немедленно пошел он от шатра к шатру звать всех утолить с вами голод. Все торопились по его зову, и к утру остались только кости и копыта знаменитого Джуляба. Сам же Хатим, завернувшись в свой плащь и сидя в стороне, только смотрел, как ели другие, не вкусив ни одной крошки»³³².

Справедлив-ли, честен-ли, гениален-ли лжепророк Мохаммед, пороча таких и словом и делом великих своих предшественников – поэтов, истых братьев высокоправедного Иова?!

Кроме всех вышеизложенных³³³ свидетельств арабских писателей, передаваемых Коссен де-Персевалем, Шпренгером и д’Эрбело о признании и даже проповедании единства Божия, домохаммеданскими поэтами, и прочие арабисты также уверяют, что например поэт Антара (род. в 550) сын Шедада, племени Абс³³⁴, «превосходно олицетворяющий всю эту доисламскую поэзию»³³⁵ «провозглашал в своих поэмах единство Божие, тот самый чистый и самый строгий деизм, который утверждает Коран Мохаммеда»³³⁶. Не нужно забывать при этом, что поэтов тогда в Аравии было и самих весьма много, а единомышленниками их становилось, как видно из свидетельств представленных выше, большинство. Монотеистические лучшие поэмы этих стихотворцев навсегда и на вид всем вывешены были на священной для всех арабов Каабе, их изречения и понятия живо воспринимались в Мекке и Окате всеми племенами, заучивались и разносились по всему аравийскому полуострову, становились всеобщим достоянием, всеобщею житейскою меркою, так что также и поэтому уже не могли в Аравии очень долго господствовать и глубоко вкореняться своекорыстные злоупотребления вождей и, недавно появившихся, жрецов, искажающие и затемняющие чистое простое единобожие, исконную прародительскую веру патриархальных аравитян.

Из всего же вышеприведенного оказывается истинным и то, что между и не поэтами «арабами всегда были, начиная с Авраама и до времен Мохаммеда, чтители Бога единого, которые оставались верными религии Авраамовой»³³⁷. Например и у Коссен де-Персеваля встречаются, даже в рассматриваемом последнем домохаммеданском периоде, неоднократные свидетельства, подтверждающие это обстоятельство. Так в Иемене один из языческих приближенных властителя Амра-ель-Мотабана (между 250 и-270 год. по р. Хр.) по имени Ду-Руаин призывал во свидетели своих действий единого Бога³³⁸. – Потом властитель Мартад (от 830 до 850 г.), после водворения его предшественником в четвертом веке иудейской религии между йеменцами, давая всякому свободу исповедовать религию, которая казалась ему предпочтительною, говорил: «я царствую над телами, а не над понятиями; мне нужно от подчиненных мне повиновение, верования же их судить (единому) Богу Творцу»³³⁹. – Или например в Надже послы, бывшие из знатнейших лиц племени Бену-Асад, узнав, что Имрулкаис, сын их бывшего шейха Хаджра, готовится к войне против их племени, призывали единого великого Бога³⁴⁰. – Еще например Амр сын Мартада, богатый родственник поэта Тарафа, сына Абда, узнав, что в 81 стихе своей моаллакаты Тарафа сказал: «если бы на то была воля Бога, я пользовался бы всем тем же, чем обладают Кайс сын Калида и Амр сын Мартада» – послал позвать к себе Тарафу и сказал ему: «детей даровать тебе может един, только Бог, но богатство могу тебе дать и я»³⁴¹. – Наконец и в Мекке, как показано уже было выше, например Модад-ель-Асгар уговаривал своих одноплеменников оставить порочную жизнь и бояться единого Бога. Кроме того даже известные своим нечестием корейшиты, когда их постигали трудные обстоятельства, смиренно и правоверно говорили: «мы не имеем ни права, ни желания сражаться с абиссинцами за Каабу. Это храм Бога (единого) и Авраама друга – Божия. Если Бог хочет защитить свой храм, то От сумеет отстоять его; если же Богу угодно допустить его разрушение, то не нам помешать исполнению воли Божией. – Боже – молились тогда в Каабе корейшиты, – слабое творение защищает ему принадлежащее, Сам же Ты защити величие Твоего храма»! И когда затем, несмотря на отсутствие сопротивления, абиссинцам не удалось овладеть Меккою и Каабою, то все арабы стали уважать корейшитов, говоря: «они люди угодные Богу, так как Бог сразился за них и уничтожил их врагов». – Поэты один пред другим прославляли это чудесное событие. Между прочими и корейшит Абдаллах, сын Зибара, бывший в ту пору еще ребенком, говорил: «абиссинцы были прогнаны из меккской долины, из этой во все времена священной местности, потому что Бог освятил ее даже прежде сотворения звезды Сириуса, и никакая сила земная безнаказанно не может нарушить святости этого прибежища»³⁴².

Существование между арабами в эти и предыдущие века чтителей единого Бога не может не признать даже и фанатичное к своему лжепророку мохаммеданство. «По мнению древних имамов (т. е. учителей и освященных толкователей религии мохаммеданской), как например, находя все то в трудах писателя Агмед-Эфендия³⁴³, столетия сии, именуемые временем невежества (Вакт-Диеггалет), предоставленные к приуготовлению и проявлению пророка (Мохаммеда), производили святых (сулегга)»³⁴⁴. И даже Сам Мохаммед в Коране признается, что до него были и такие истинноверующие в единого Бога арабы, о которых ни он, ни его последователи не знают, потому что Бог сказал ему: «были посланники, назначенные проповедовать и остерегать, о которых мы тебе не скажем“³⁴⁵.

Из этих-то правоверных – арабов, чтителей единого Бога, многие всегда восставали против искажений, вводимых в древнюю аравийскую религию их праотца Авраама и, вместе с поэтами, призывали своих cooтeчecтвeнниκoв задолго еще до лжепророка Мохаммеда, возвратиться к чистой истинной вере патриарха Авраама. Такие противники современных им заблуждений и искажений древней единобожной аравийской религии, отличавшиеся особенно ревностным проповедничеством истины единства Божия, в простом первоначально-богооткровенном ее виде, назывались в последнем домохаммеданском периоде ханифами³⁴⁶.

Так как «ханифство есть монотеизм“³⁴⁷, и так как лжепророк «Мохаммед называл себя ханифом и в продолжении первого периода учительской деятельности своей более занимался подтверждением учения ханифов»³⁴⁸, нежели чем-либо другим ; то сведения о ханифах и ханифстве оказываются крайне существенными и важными не только в предмете настоящого частного очерка, но и вообще в верном воззрении на Мохаммеда и мохаммеданство.

Не чуждый самохвального важничанья своих соплеменников, немец Шпренгер уверял в 1861 году, что «ханифы, бывшие (религиозными) предшественниками Мохаммеда, до сих пор оставались совершенно неизвестными»³⁴⁹. Но это неправда. Много прежде его, еще в 1847 году скромный французский арабист Коссен де-Персеваль обратил уже внимание на существование этих предшественников лжепророка Мохаммеда и передал о многих главнейших из них сведения³⁵⁰, которые Шпренгер в исследовании своем 1861 года только уже повторил и дополнил. Так, сообщив многое о ханифе Зейде, сыне Амра, Коссен де-Персеваль прибавляет, что Зейд «был предшественником Мохаммеда, существование которого, достойное поэтому внимания, было до сих пор (т. е. до 1847 года) почти неизвестно европейским ученым»³⁵¹. Собственно же говоря сведения о религиозных предшественниках лжепророка Мохаммеда именно до иcследований Коссен де-Персеваля были вовсе неизвестны; почему вышеприведенные хвастливые слова Шпренгера о себе самом и заслугу первого открытия этого существенно-исторического обстоятельства, следует относить не к Шпренгеру, а именно к Персевалю. Но с другой стороны справедливо, что Шпренгер, занялся вопросом о хавифах и ханафстве более и подробнее, чем кто-либо из арабистов, и в особенности определением и уяснением самого значения этого наименования.

«Исследования Шпренгера привели почти к совершенному слиянию идеи ханифа с идеею мусульманина»³⁵². «Арабские писатели, основываясь на местах Корана, в которых находится слово ханиф, считают это слово не названием последователи известной секты, но прилагательным именем, и слово ханиф обясняют словом мохлис (mochlic) т. е. очиститель, пурист»³⁵³. «И действительно – добавляет от себя Шпренгер – во всех стихах Корана, данных в Мекке, где находится слово ханиф, оно может быть переводимо словом пурист»³⁵⁴. «Ибн-Аббас говорит: «ханиф есть тот, кто отвратился (отступил) от всех религий и обратился к религии покорности (исламу)». «Во многих местах Корана, – продолжает Шпренгер , – в которых находится слово ханиф, прибавляется, что они (ханифы) были мослимы, а не многобожники, и едва ли можно сомневаться, что мослим в том же смысле, как им называется последователь Мохаммеда, было также (еще много прежде Мохаммеда) и их (т. е. арабских хавифов) наименованием, и что они называли свою религию исламом»³⁵⁵. Слово же мослим значило в устах ханифов и Мохаммеда поклонника истинного Бога, без отношения к формам, потому что формы всегда бывают чем-то несвободным»³⁵⁶. «А то, что ханифы и Мохаммед понимали пол принципом ислама, мы видим всего яснее в 103 стихе ХХХVII главы Корана. Там рассказывается, что Авраам готов был заколоть своего сына, что сын согласился быть жертвою, и потом Мохаммед добавляет, что оба они поступили в этом случае, как мослимы. Древность же этой легенды – заключает Шпренгер, – показывает, что покорность, порою тиранической и безрассудной воле Аллаха, была во все времена у семитов (арабов) важнейшею частью их практической религии“³⁵⁷.

Из всего этого видно, – продолжает Шпренгер, – что главное учение Мохаммеда – ислам, т. е. покорность (подчинение) единому Богу уже до него было проповедано в Аравии (арабами же, называемыми язычниками). Мохаммед говорит в 53 стихе ΧΧVIII главы Корана: «когда им (владеющим писанием³⁵⁸, к которым принадлежали также и ханифы) читают наши знамения (стихи Корана), то они говорят: мы веруем в это, потому что это истина, которая исходит от Господа нашего, мы и ранее уже были мослимами“. «Существование ислама, как высшего религиозного принципа, до Мохаммеда допускалось (мохаммеданами) еще во втором и третьем столетиях после Мохаммеда. К этому мы должны прибавить, что допускалось и то, что из этой секты (ханифов) произошло учение и общество Мохаммеда. В одном предании у Йбн-Сада говорится: между людьми, про- поведывавшими единого Бога, ведшими добрую жизнь и говорившими: мы принадлежим к мослимам (исповедникам ислама) те, которые имели лучшие взгляды, признавали, что Мохаммед посланник Божий. В этом и в других³⁵⁹ древних свидетельствах, – заключает Шпренгер, – Мохаммед является не как основатель ислама, но как такой, которого некоторые мусульмане признавали пророком»³⁶⁰.

Подобно тому как лжепророка Мохаммеда и вообще его первых последователей соотечественники называли сабиями³⁶¹, так и ханифов называли еще авраамовскими сабиями, потому что они смотрели на Авраама, как на основателя их секты и ему приписывали свое откровение» (признаваемые т. е. богооткровенными их книги под названием свитков Авраама). «В этом же смысле говорит Бог Мохаммеду (по его уверениям) в 121 и 124 ст. ХVI главы Корана: «Авраам произвел преданный Богу народ, потому что от был ханиф, и не поклонялся ни какому существу, кроме Бога... Мы открыли себя тебе, чтобы ты следовал учению Авраама, как xaнифa; он не принадлежал к тем, которые, кроме Бога, почитают другие существа“³⁶². –"Также – продолжает Шпренгер – и в других местах (Корана) Авраам представляется как основатель ханифства и Мохаммеду повелевается присоединиться к нему. Для ханифов; которые ревновали против служения кумирам и святым, было очень естественно смотреть на Авраама, как на основателя их учения, потому что он с древних времен считался главным хранителем учения о Единстве Божием»³⁶³.

«Об учении первоначальной секты ханифов или авраамовских сабиев и об видоизменении (этого учения), проповеданном учителями Мохаммеда (ханифами) мы – говорит Шпренгер³⁶⁴, – не имеем никаких сведений, кроме тех, которые находим в Коране. И сведения эти чище, нежели можно бы полагать. Библиею ханифов были так называемые «свитки Авраама»³⁶⁵. А по взгляду весьма многих комментаторов (и по ниже представляемым словам самого Мохаммеда) из свитков (ханифов), которые назывались авраамовыми свитками, целиком взяты в Коран следующие стихи: главы LХХХVII,

1 «Славь имя твоего Господа, всевышнего»

2 «Творца, который установил соразмерность»

3 «В порядок все приведшего, который направляет нас»

4 «Который оживляет луга»

5 «И опять их чернит и засушивает»

14 «Счастлив тот, кто очищает свою душу»

15 «И поминает имя своего Господа и молится»

16 «Вы предпочитаете эту земную жизнь»

17 «Но будущая жизнь лучше и продолжительнее этой»

18 «Так написано в древнейших свитках»

19 «в свитках Авраама и Моисея».

Глава LIII (Корана), – продолжает Шпренгер, – содержит оглавление (ханифовских) свитков (Авраама). При точном рассматривании в ней находят и программу учения Мохаммеда:

37 «Не известно ли ему содержание свитков Моисеевых»

38 «и свитков Авраама, который исполнял слово»

39 «именно: что никакая душа не понесет другого бремени, кроме собственного»

40 «и что человеку ничто так не пригодится, как его собственное стремление»

41 «и что его стремление наверно будет принято в соображение»

42 «и что тогда человек будет награжден достаточным возмездием»

43 «и что его предел твой Господь»

44 «и что Он (Бог) посылает смех и плач»

45 «и что Он дает жизнь и смерть»

46 «и что Он сотворил людей парно – мужчину и женщину»

47 «из семени, когда оно изливается»

48 «и что Ему (Богу) обязано (принадлежит) дело оживления мертвых»

49 «и что Он дарует довольство и богатство»

50 «и что Он Господь Сириуса»

51 «и что Он истребил древних Адян»

52 «и также Тамудян, – они исчезли»

53 «и пред ними народ Ноя, потому что они были неправедны и грешны»

54 «и Он погрузил ниспровергнутые земли (Содома и Гомора) »

55 «и потом Он (Бог) покрыл их тем, чем Он их покрыл (мертвым морем) »

Одним словом – существенным учением хавифов было: «не почитать и не призывать на помощь и предстательство никакое существо, кроме Бога единого³⁶⁶.

На естественный теперь вопрос: велико ли было число ханифов в Аравии? – прямые исторические свидетельства не дают возможности отвечать с полною и точною определенностью. Шпренгер, подробнее всех арабистов исследовавший вопрос о ханифах, говорит только, что «ханифство существовало уже за многие столетия до Мохаммеда“³⁶⁷, точно не определяет до-мохаммеданские его размеры. Из ханифов же современных лжепророку Мохаммеду «арабские историки (мохаммедане) называют нам дюжину (арабов), живших в Мекке, Таифе и Медине, и еще прежде, чем Мохаммед выступил как пророк, отказавшихся от служения идолам, веровавших в единого Бога и называемых ханифами»³⁶⁸. «Конечно, – добавляет Шпренгер, – не верится, чтобы в тех местностях не было кроме них никаких еще ханифов. Твердое учение о Боге едином, которое образовало краеугольный камень ханифства, соответствовало потребности арабов, и знать его могли многие, имена которых утратились. Арабские историки говорят о том времени с такою уверенностью, как будто им был известен всякий индивидуум. Но когда мы проследим их источники, то находим, что к их услугам были только отрывочные предания, которые издавались не для назидания потомства, а для искажения события. Ученые богословы первого столетия мохаммеданского летоисчисления издавали только краткие (изречения) предания и обучали им своих учеников; все неблагоприятное (для их учения о Мохаммеде) в этих преданиях, что и было известно об этих мужах (ханифах), чрез устную передачу, искусно было перетолковано (мохаммеданскими богословами) в пользу основателя их религии (Мохаммеда). Но люди и дела, о которых молва была не особенно громка, были совсем преданы забвению³⁶⁹, «и действительно ханифов современных лжепророку Мохаммеду оказывается не одна только дюжина, а, например, в одном уже труде Шпренгера, хотя и не специально посвященном исследованию ханифства, насчитываются прямо имена двадцати трех ханифов и при многих из них говорится, что они «находили последователей... – «имели многих последователей»³⁷⁰. Сколько же еще было дюжин таких ханифов, о которых не упоминает Шпренгер потому только, как он сам замечает, что они, – например поэт Набига Гади, называемый ханифом и описанный в kitabalaghaniy, – мало относятся к предмету и цели его труда³⁷¹. И если на ханифов, этих великих религиозных предтечей Мохаммеда, европейские, все анализирующие, систематично раскапывающие, дорожащие древностями ориенталисты – христиане обратили внимание едва только в настоящее время, то можно себе представить сколько еще дюжин ханифов, как и вообще многих замечательных личностей тех патриархальных времен, не дает возможности назвать современная им прихотливая история, страны, которая велась отрывочно и случайно одними только часто слишком живыми и небрежными арабскими поэтами! Сколько самих записей утратилось для нас от множества случайных причин с тех отдаленных времен! И при всем этом наконец о скольких еще дюжинах арабских ханифов сведения умышленно уничтожены и ревниво затаены фанатичными последователями Мохаммеда, заклеймившими живые времена, предшествовавшие обожаемому ими лжепророку, именем невежества!... И откуда иначе, как не из десятков и сотен дюжин арабских ханифов, т. е. вообще до-мохаммеданских ревнивых приверженцев простого единобожия, каким бы именем их ни называли, – откуда иначе само мохаммеданское предание наберет до Мохаммеда 240,000 одних только пророков и вероучителей о едином истинном Боге?!...

Имена перечисляемых Коссен де-Персевалем и Шпренгером ханифов следующие:

Вахиди упоминает двенадцать арабов ханифов, живших в Медине и разделявших единобожные убеждения ханифа Абу-Амира современника лжепророка Мохаммеда: 1) Хидзам сын Халида; 2) Таляба сын Хатиба; 3) Моатиб сын Кошайра; 4) Абу-Ха- биба сын Азара; 5) Аббад сын Хонайфа; 6–8) Гарийа с его сыновьями Могамми и Заидом; эти три ханифа были очень деятельны и принадлежали к семье Таляба, из которой многие обратились в иудейство; 9) Набталь сын Харита; 10) Бахзаг; 11) Бигад сын Отмана; 12) Вадийа сын Табита. Ханифы эти иринадлежали к различным семьям Авзитского племени³⁷².

Старейшиною и руководителем этих мединских ханифов был Абу-Амир из семьи Добайиа-Ибн-Заид, племени Аус. До появления мохаммедан в Медине он уже отвергал идолов, веровал в единого Бога и во всеобщее воскресение, жил строго, как аскет, одевался во вретище и поэтому сходству своему с христианами был также называем Рагибом, т. е. монахом. Абу-Амир был очень уважаем и имел много последователей³⁷³. Шпренгер полагает, что Абу-Амир и его последователи некоторое время, т. е. до сражения при Вадре в 624 году по р. Хр., признавали Мохаммеда пророком, и (говорит), что хотя не все они были искренними мохаммеданами, однако открытый разрыв между ними произошел позже, когда Мохаммед стал клеветать (наговаривать) на ханифское учение. Тогда при встрече с Мохаммедом Абу-Амир спросил его: «какой религии учишь ты“? Мохаммед: «ханифству, религии Авраама».

Абу-Амир: «знаю ее и я».

Мохаммед: «твоя религия не ханифство».

Абу-Амир: «я-то без сомнения знаю ханифство, но ты. Мохаммед, вводишь учение ему чуждое». Мохаммед: «Этого я не делаю, а только проповедую ханифство в совершенной чистоте».

Когда мохаммедане усилились в Медине, Абу- Амир с десятью или пятнадцатью своими последователями оставил Медину и отправился в Мекку помогать корейшитам в их борьбе против Мохаммеда. В битве при Оходе в 625 году по р. X. Абу- Амир открыл нападение Мекканцев на Мохаммедан. Но некоторые последователи его, например сын Абу-Амира Хантзала, и по разъединении мединских Ханифов с лжепророком, остались верными Мохаммеду. По завоевании же Мекки, Абу-Амир с своими приверженцами бежал в Таиф, но когда и этот городок не устоял от победоносного оружия мохаммедан, он скрылся в Сирию, где в 681 году по р. Хр. и умер христианином в Кинназрине³⁷⁴.

Замечательно сообщаемое при этом Шпренгером единственное известие о внешней стороне ханифского культа. Удаляясь в Сирию, Абу-Амир приказал своим последователям построить молельню и приготовиться к битве, потому что, сказал он, я иду к греческому царю просить его помощи и возвращусь с византийским войском, чтобы избавить вас от этого обманщика (т. е. Мохаммеда). По этому его внушению, – продолжают арабские писатели, – многие мединские ханифы воздвигли молельню, в которой он по возвращении своем из Сирии, должен был сказывать молитву; а на этот промежуток времени сказывателем молитв они выбрали молодого ханифа, по имени Могамми. Когда же в 680 году по р. Хр. мохаммедане одержали первую победу над греческими войсками, последователи Абу-Амира пали духом и молельня их по приказанию Мохаммеда была разрушена и созжена³⁷⁵.

Абу-Кайс-Сарма сын Малика также принадлежал к ханифам еще до появления Мохаммеда, и в особенности проповедовал справедливость. Он сочинял превосходные стихи и был одним из тех, которые вели аскетическую жизнь и омывались после сношения с женщиною. Он не входил в дом, в котором находился неопрятный человек или женщина, имеющая месячное очищение. Арабы воздавали ему всеобщее почтение. При появлении Мохаммеда в Медине, он был в глубокой старости, однако принял его учение³⁷⁶.

Навави утверждает о Биляле, что он исповедовал ислам прежде, чем Мохаммед выступил как пророк³⁷⁷.

Шпренгер, называя иных ханифов, как например Мазина сына Тадубы и Хатра сына Малика, не сообщает об них ни каких подробностей, потому что он не нашел еще более подробных положительно верных сведений о них³⁷⁸. За то о других он, вместе с Коссен де-Персевалем, передает много замечательного и интересного, например о ханифе поэте Омайе.

Омайя сын Абу-Осальта, племени Такиф, был самым деятельным и знаменитым между ханифами, и, подобно отцу своему, известен поэтическим талантом. По сказаниям арабских писателей, Омайя читал древние божественные книги (христианские, иудейские и ханифские), и для служения единому Богу одевался во вретище. Он не веровал и не поклонялся идолам, считал вино недозволенным, и был одним из тех, которые говорили об Аврааме, Измаиле и вере в единого Бога ханифов. Омайя до Мохаммеда исповедовал и сильно распространял в Мекке ислам. Будучи современником Мохаммеда, Омайя был однако вполне самостоятелен, находился совершенно вне влияния Мохаммеда и даже с первой же поры деятельности последнего был его противником, потому что, вследствие всеобщего тогда ожидания в Аравии появления пророка, Омайя почитал себя самого этим ожидаемым посланником Божиим. Сочиняя сатиры на Мохаммеда, Омайя сильно протестовал против его пророческого посланничества, но Мохаммед, осуждая, называя Омайю и в Коране, напр. в 174 – 185 стихах VII главы, «заблуждающимся даже больше скотов», уподобляя его «лающей собаке», все таки не мог воздержаться от восхищения религиозными (духовными) стихотворениями Омайи, и часто повторял его стихи, начинавшиеся так:

«Хвала Аллаху поутру и вечером! Господь наш даровал нам благополучное утро и успешный вечер».

«Господь веры ханифов, которых правила всегда были твердыми, весь мир полон Твоего могущества»!

По преданию Мохаммед также говорил об Омайе: «Омайя был верующим в своих стихотворениях и неверным в сердце». – И еще: «истинны слова Омайи».

В первой строке, – замечает Шпренгер, – 174 ст. VII главы Корана Мохаммед говорит, что Бог сообщил Омайе свои «знамения», а выражение это, часто встречающееся в Коране, всегда относится к Аврааму, Моисею и другим пророкам, или к самому Мохаммеду, и всегда оно означает сообщение Богом откровений. По преданию же Омайя еще прежде Мохаммеда надеялся быть ожидаемым арабским пророком. И приводимое место Корана, кажется, доказывает, что Мохаммед некоторое время признавал Омайю проповедником истинной религии, – истинной веры в единого Бога. Вероятно поэтому-то, не смотря на осуждение Омайи Мохаммедом, все арабы и мохаммедане считали его одним из самых славных поэтов Аравии, чрезвычайно любили его единобожные стихотворения, которые живо распространялись, сильно влияли и долго потом жили в устах народа. А эти произведения Омайи, из которых к сожалению сохранились только небольшие отрывки, по большей части были религиозного содержания.

Кроме приведенного выше образца стихотворений ханифа Омайи сына Абу-Ссальта, вот в приблизительном переводе еще некоторые стихи одного из гимнов, воспетых им Богу.

«Пока жив, восхваляю, прославляю и благодарю я Бога.

«Бога – царя царей, который ни над собою не имеет владыки, ни бога подобного Ему.

«О человек! думай о смерти; ты ничего не можешь утаить от Бога.

«Не признавай никаких других богов рядом с Аллахом, ибо путь истины ныне ясен.

«Будь преблагословен (Господь)! они возлагают свою надежду на джиннов, но Ты Бог, Ты наш Господь, наша надежда!

«Ты Господь, – и ничего мне более не нужно, о Аллах! Пусть видят, что я не верую ни в какого бога, кроме Тебя: второго Аллаха нет!

«Вся моя молитва должна бы состоять в произнесении одного только имени Твоего, Господи но прибавлю: прости мне мои грехи!

«Ты Господь, а мы рабы Твои. Будь милостив и благ ко мне; благослови меня в моих детях и в имуществе моем»! Омайя сын Абу-Ссальта до смерти остался при своих верованиях, не обратясь ни к какой другой религии³⁷⁹.

Еще о четырех из тех ханифов, которых есть возможность и теперь назвать, и о которых уцелели некоторые сведения, вероятно благодаря их близкому родству с Мохаммедом, Ибн-Исхак передает следующий рассказ:

«Корейшиты собрались однажды во круг одного из своих идолов. Сходясь около этого идола для отправления их религиозных обрядов, они имели обыкновение беседовать между собою. Собрание это происходило ежегодно в определенный день и было большим праздником. Однако четверо из них остались в стороне от общего сборища и сообщали друг другу свои задушевные мысли, которые их волновали. Это были: Барака, сын Навфала, двоюродный брат первой жены пророка (Мохаммеда, Кадиджи); Отман сын Альхувейрита, также двоюродный брат Кадиджи; Обейдаллах, сын Гахша, которого мать была теткою Мохаммеда; и наконец Зеид, сын Амра. Вот что говорили они: соплеменники наши заблуждаются и извращают истинную веру отца нашего Авраама. Можем ли мы почитать кусок камня, который ничего не видит, не слышит и который не может делать ни добра, ни зла? Поищем веры лучше этой. И, если для того, чтобы найти истинную веру Авраама, понадобится, – покинем наше отечество и обойдем чужие страны»³⁸⁰.

Замечательно, что так истинно мыслили и действовали ханифы даже «корейшитского племени, которое было средоточием всевозможных злоупотреблений»³⁸¹ тех времен! «Эти четыре ханифа столь возвышенного и независимого духа, находились в продолжительных сношениях с Мохаммедом и нельзя сомневаться в том, что они имели на него существенное влияние; большинство из них, после некоторого колебания, сделались христианами³⁸².

Барака, сын Навфала, обратился первый в христианство и не только был твердым христианином, но и, ревностно изучая Библию, часть ее перевел на арабский язык и стал даже знаменит обширными познаниями, которые он приобрел в священном писании. История Бараки умышленно искажена мохаммеданскими писателями. Они утверждают, например, что при объявлении Мохаммедом о получении им первого откровения, Барака убеждал Мохаммеда, что он будет избран Богом в пророки; – или например, что Барака умер христианином только потому, что он не дожил до выступления Мохаммеда в его пророческом служении. Я же полагаю , – продолжает Шпренгер, – что Барака, когда Мохаммед уже выступил, как пророк, был еще ханифом и одним из тех, которые верили, что Дух Божий говорил чрез Мохаммеда. И веровал он в Мохаммеда до тех пор, пока тот оставался верен ханифству. Но обманы Мохаммеда и отступление его от самых святых своих убеждений, признанием в 616 году идолов ходатаями пред Богом, привели и Бараку к отречению от ханифства, которого Мохаммед выдавал себя главным представителем и проповедником, и к признанию самого Мохаммеда обманщиком; а так как вскоре за тем появились в Мекке разные христианские секты, то Барака и обратился в христианство и умер христианином. Это отпадение одного из первых верующих и родственников Мохаммеда имело мало назидательного для мохаммедан и они уже очень рано старались, на сколько могли, уничтожить воспоминания о ханифстве, почему и случилось, что история Бараки искажена. Сохранились между прочим написанные Баракою следующие стихи:

«Я уговаривал людей (арабов), говоря им: я увещатель, не позволяйте никому обманывать вас.

«Не боготворите никакого бога, кроме вашего Творца, а когда вам будут предлагать противное, говорите: мы не можем делать этого.

«Слава всевышнему Господу! К Нему прибегаем мы под защиту. До нас прославляли Его высоты.

«Вся поднебесная покорна Богу. Никто не может противиться Его владычеству»³⁸³.

Ханифъ Обейдаллах, сын Гахша, колебался в принятии христианства долее Бараки. Услыхав проповедуемое Мохаммедом учение об едином Боге, он занял место между его последователями, при преследовании которых бежал в Абиссинию, и там, приняв христианство, умер. На вдове его, дочери Абу Софиана, женился потом лжепророк Мохаммед³⁸⁴.

О ханифе Отмане, сыне Альхувейрита, известно между прочим, что, когда в Константинополе он принял христианство, то греческий император, вероятно Гераклий, желая направить религиозное движение Аравии к христианству, назвал его царем Мекки и, возложив на главу Отмана корону, отправил его в Аравию. Мекканцы сначала не признали Отмана своим повелителем. Потом, устрашенные угрозами греческого императора, на некоторое время покорились Отману. Но вскоре за тем возмутились, и Отман принужден был бежать в Грецию. В наказание за это ослушание мекканцев греческий император приказал одному, подчиненному ему, шейху северной Аравии всех мекканских купцов, на которых укажет Отман, заключать в тюрьму. Это обстоятельство так возмутило арабов, что они отравили Отмана³⁸⁵.

Особенно замечательным ханифом был Зеид, сын Амра. Всю свою жизнь он оставался чистым ханифом; не смотря на самое глубокое почтение его к христианству и иудейству, в то время уже довольно распространенным в Аравии, он не принял ни одного из них и умер ханифом. Зеид как-бы создал себе свою собственную религию и поклонялся только Богу Авраама. Часто прислонясь спиною к Каабе, наполненной изображениями почитаемых арабами святых предков и ангелов, он энергично порицал заблуждения своих соотечественников, не поклонялся и не приносил жертв идолам. Зеиду принадлежат между прочим следующие стихи:

«Я мослим (покорен) тому, Кому покоряется земля, носящая тяжелые скалы, (и вся вселенная).

«Я молю милосердого (Rahman) моего Бога, чтобы Он, (всем) располагающий Господь, простил бы мои грехи.

«Сохраняйте кротость к Аллаху, вашему Логу. До тех пор пока Он вас хранит, вы не погибнете.

«Благочестие, а не тщеславие, дает вечную жизнь».

«Вообще в стихах своих Зеид в самых ясных и точных словах прославляет Бога единого и Милосердого, прощающего грехи, подкрепляющего добрых и исправляющего злых. Он восстает против почитания идолов и впредь желает знать только единого Бога, Творца земли и неба, его единственное прибежище, единственную его опору: – Бога, которого слугою и верным рабом, покорным всем Его велениям он хочет быть навсегда... В духе Зеида, хотя менее энергии и блеску, чем у Мохаммеда. но в сущности у обоих одни и те же мысли: поклонение Богу единому, каковым он открыл Себя прежде бывшим пророкам. Только Зеид не считает себя посланником Божиим и говорит только от собственного своего имени»³⁸⁶, – добавляет о хавифе Зеиде даже ученый обожатель лжепророка Мохаммеда Бартелеми Сент-Илер.

Арабские писатели свидетельствуют еще, что ханиф Зеид путешествовал по Месопотамии и Сирии, где (часто) вступал в богословские беседы с христианскими и иудейскими знатоками св. писания. Возвратясь из своего путешествия в Мекку, Зеид жил там на горе Хире, изгнанный мекканцами из самого города, за его резкообличительное проповедничество; там умер он и погребен у подошвы горы. Шпренгер думает, что, Зеид был сначала деистом, но потом в Мекке же обратился в ханифство. Умер Зеид за пять лет до (предполагаемого) получения Мохаммедом первого откровения. По свидетельствам даже мохаммеданских писателей и Сам Мохаммед уверял, что он видел ханифа Вараву на берегу одной из райских рек наслаждающимся бесконечным блаженством зато, что во время жизни он обыкновенно говорил: «моя вера есть вера Зеида; и мой Бог – Бог Зеида». – И, когда однажды сын Зеида, Саид, принявший мохаммеданство, придя с Омаром (впоследствии преемником лжепророка) к Мохаммеду, спросили его относительно души ханифа Зеида, Мохаммед сказал: «да простит Бог Зеиду грехи, да будет к нему милостив Господь, ибо он (Зеид) умер в вере Авраама. В день всеобщего воскресения Зеид составит целую церковь», то есть как наставник и образователь целой церкви правоверных еще много прежде Мохаммедова проповедничества. Шпренгер добавляет, что убеждение в том, что Зеид умер правоверным мослимом было всеобщее и между мохаммеданами, потому что «Мохаммед открыто признавал Зеида своим предшественником, и каждое известное слово Зеида находим снова в Коране Мохаммеда.

Ибн Исхак говорит, что Барака и Омайя почтили смерть ханифа Зеида, сына Амра, следующею элегиею:

«Других руководил ты истинным путем и оказал им благодеяние, о (Зеид) сын Амра, и печи с пламенным огнем избег ты

«Чрез твою веру в единого Бога, которому равного другого Бога нет, и чрез то, что ты отказался от ложных богов;

«Также и чрез то, что ты обрел (истинную) веру, которую ты искал, и что ты не пренебрег учением о единстве твоего Бога.

«Теперь ты в блаженном месте, где услаждаются по милости Божией.

«Там встретишь ты друга Божия Авраама. Ты не был беззаконником и не будешь ты брошен в огонь.

«Милосердие Божие находит человека, если бы он даже был за тысячу долин под землею»³⁸⁷.

Одним словом, даже по замечанию ученого академика, поклонника лжепророка Мохаммеда «хотя ханифы почитали себя по вере сынами и наследниками Авраама, но их учение было более христианское, чем иудейское; ханифы полухристиане»³⁸⁸.

Таким образом злоупотребления, искажения, вкравшиеся и временно, в последние домохаммеданские века, господствовавшие во внешнем обнаружении древней чистой патриархальной Авраамовой веры аравитян, к концу и этого последнего периода, пред самым появлением мохаммеданства, до которого доведен теперь мой очерк, – искажения эти в действительности, de facto уже отжили, совершенно потеряли значение и оставались еще только официально, de jure. Множество поэтов и ханифов горячо со всех сторон Аравии протестовали против чрезмерного почитания вещественных изображений святых и ангелов; неверие кумирам становилось всеобщим; всюду слышалось недовольство существующею и внешностью религии, везде желали возвращения к древней, истинной вере праотцев, ожидали появления небесного посланника, личности сильной, твердой, энергичной, которая в родном арабском духе направила бы всеобщее религиозное движение. С другой стороны семена чистого, древнего, простого единобожия, давно уже рассеваемое по Аравии поэтами и ханифами, теперь уже взошли, окрепли, созрели, – и оставалось употребить только последнее усилие, чтобы, конечно не без некоторого все таки сопротивления, легко одолеваемого серпом- мечем, пожать их добрые плоды,–

Это – то искуснее других арабов и выполнил смелый аравийский лжепророк Мохаммед сын Абдаллы, корейшитского племени.

«До сих пор мохаммеданство (исламизм) являлось в истории, как факт вполне самостоятельный, как оригинальная попытка без предшественников. Было почти обязательным представлять Мохаммеда основателем просвещения, единобожия и даже литературы арабов. Но можно сказать – продолжает Ренан, – что далекий от того, чтобы начаться с Мохаммеда, арабский дух нашел в нем свое выражение. Мохаммед не более основатель монотеизма, чем цивилизации и литературы арабов. Из множества фактов, в первый раз описанных Коссен де-Персевалем (и потом особенно Шпренгером), следует, что Мохаммед только последовал религиозному движению своего времени и вовсе не опередил его. Монотеизм, культ всевышнего Аллаха (Allah Тааlа) всегда был основою арабской религии“³⁸⁹. «Отцом Ислама (мохаммеданства) Шпренгер называет дух арабов , и, считая ислам (Мохаммеда) произведением духа времени, доказывает, что Мохаммед действовал всегда и везде в духе своего времени и своего народа и при том не оригинально и не гениально“³⁹⁰. Арабы же, – замечает новейший арабист Пальгрев³⁹¹, – с незапамятных времен веровали в (одно) высшее Существо, все сотворившее и всем неограниченно распоряжающееся. Достоверные свидетельства доказывают, что монотеизм (единобожие) с первых же веков был религиею арабов“.

И так из всего вышеизложенного оказывается, что самая основная и существенная первоначально богооткровенная истина, – истина единства Божия, хотя временно несколько и омрачалась в Аравии, но все таки во все времена составляла ту незыблемую природную основу арабских верований, которую различные обстоятельства и влияния могли временно затемнять, искажать, но сущности которой в Аравии не могли изменить никакие противные силы. Все выше представленные мною свидетельства о сущности основных верований аравитян до Мохаммеда показывают, что из громадного, около трех тысячного периода существования аравитян до Мохаммеда, только в сравнительно небольшой последней части этого периода простое и естественно-чистое верование и поклонение единому, миродержавному Господу – Аллаху, преданное аравитянам праотцами их, Богонаставленными ветхозаветными патриархами, было в упадке, затмевалось примесью разных лжемудрствований. Искажения эти впрочем порождены были не одними злоупотреблениями, но и недостаточностью, недовольством одного отвлеченного, ничем вещественным точно неопределенного, представления о Боге, и в сущности благочестивым желанием приблизить к себе Бога, яснее видеть, осязательнее представить, олицетворить Его себе хотя посредственно. И даже в этом мрачном периоде смешения древней истинной веры с суеверием в домохаммеданской религии аравитян всеблагий Промыслитель вселенной, Господь, не попустил среди ложных представлений совершенно исчезнуть существенно основной истине первоначально дарованного Им людям откровения. Время от времени Он оживлял и возбуждал эту истину в сознании лучших арабов чрез созерцание всего сотворенного, внутренним путем естественного откровения и вдохновения, в совести их и мыслях, осуждавших искажения истинной веры. «Попуская все народы ходить своими путями, Бог никогда не переставал свидетельствовать о Себе“³⁹² и аравитянам, так что истина единства Божия, преданная им великими, ревностно-правоверными их праотцами, всегда напоминалась им свойствами целостной аравийской природы и поддерживалась условиями патриархального их быта. Этим-то особенно и объясняется успешность борьбы Мохаммеда с официальным религиозным лжеучением его времени и отечества. И обзор исконных домохаммеданских основ религиозных верований аравитян ясно свидетельствует и приводит, кроме вышеозначенного заключения, еще и к тому основательному убеждению, что Мохаммед, сын Абдаллы, был не пророк, не посланник Божий, не провозвестник какой-либо новой для аравитян истины, не научил их и без нее искони в Аравии известной и родной вере в Бога единого, непостижимого Творца и совершенного Владыку вселенной. Не научил их лжепророк той древней вере, которой Сам он обыкновенным и самым естественным образом научился от лучших арабов своего времени, потому что первоначально богооткровенный простой монотеизм, патриархальная вера в единого Бога была заветным преданием глубокой старины, полученным аравитянами от их праотцев, всегда напоминаемым и поддерживаемым у них свойствами чудно-целостной природы аравийской и условиями патриархального их быта: «дело закона (было) написано у них в сердцах: о чем свидетельствует совесть их и мысли их. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и божество, от создания мира чрез рассматривание творений видимы»³⁹³.

1877

Родина и колыбель мухаммеданства, страна впервые подробно и точно описанная только современным нам английским ученым путешественником Пальгрэвом, – Аравия, – кроме живого интереса для христианских народов, как место совершения многих важных и с детства христианам дорогих священно-библейских сказаний, – представляет еще весьма много интересного и вообще по тому великому значению, которое неоднократно приходилось иметь ей в исторических судьбах даже и европейского мира. Но, не смотря на это, до описания ее Пальгрэвом, Аравия с ее жителями и духовным религиозным их миром чрезвычайно мало или неверно была известна европейцам.

После кратких и отрывочных, священно-библейских сказаний об Аравии, сведения о ней, сообщенные Европе древними греческими и римскими писателями, или произвольны, не верны и баснословны, или очень неточны³⁹⁴. Со времен арабского лжепророка Мухаммеда и калифов история Аравии несколько хотя и проясняется, но страдает сильным, доходившим до лжи, пристрастием мухаммеданских писателей,³⁹⁵ и при том проясняется не надолго, потому что, с падением арабского халифата, Аравия снова обособляется, замыкается в самое себя, и опять перестает быть доступною для Европы.

Нового времени исследователи Аравии Кастрен, Нибур, мало знавший арабский язык,³⁹⁶ – Жан-Луи Буркгардт, не точно и неверно описавший арабов – бедуинов, их жизнь и общественное состояние Аравии,³⁹⁷ – Вельштедт и Валлин, занимавшиеся преимущественно топографическими изысканиями,³⁹⁸ и все прочие ученые европейцы, путешествовавшие на восток до 1863 года, посетили только одни окраины и побережья обширного аравийского полуострова, большею частью уже потерявшие чисто арабский характер³⁹⁹, и сведения, о жизни Аравии черпали более из чуждых уже арабскому духу и племени источников. – Только даровитейший питомец Оксфордского университета, Вильям Джифорд Пальгрэв, первый из европейцев последних столетий проехал чрез всю Аравию и, прожив более года в центральных ее областях, первый непосредственно и всесторонне изучал мухаммеданство – религию арабов и жизнь их во внутренних, сохранивших свою народность, областях Аравии.⁴⁰⁰ В виду вышеизложенного, это последнее обстоятельство вместе с превосходным знанием Пальгрэвом арабского языка, восточных нравов и быта, – приобретенным путем долголетней жизни его в Сирии, близ границ Аравии, также вместе с блестящими его способностями и учеными познаниями, с его живою, христианскою любовью к человеку и к изучению людей,⁴⁰¹ все это делает опытно-психические наблюдения и свидетельства Пальгрэва чрезвычайно важными и преимуществующими пред всеми у европейцев доселе имевшимися сведениями об аравийских арабах и о мухаммеданстве, преимущественно для них же составленном в Аравии.

С другой стороны, при настоятельной миссионерской и государственной потребности изучения и обличения мухаммеданства у нас, в России, а также вследствие крайней ограниченности у нас числа знатоков арабского языка и при скудости отечественной литературы по мусульманству, для большинства русских исследователей Ислама и обличителей религиозно-государственных заблуждений миллионов русских мухаммедан, в интересах не только полноты его изучения, но и практического воздействия, влияния на мусульман, – неизбежным является знакомство с трудами по мухаммеданству западных его исследователей, много уже занимавшихся его разработкою, определением его свойств; – в этом-то отношении свидетельства Пальгрэва представляются еще более важными и необходимыми. В западной литературе по мухаммеданству большею частью встречаются и даже в новейшее время еще господствуют⁴⁰² такие произвольные, ложные представления в мухаммеданстве , которые стараются уверить, например, что «Мухаммед в глазах и не мухаммедан может (пожалуй) быть сочтен (истинным) Посланником Божиим».⁴⁰³ Подобные антихристианские симпатии, почитаемых и носящих высокие звания западных ученых писателей, предательски силятся возвысить арабского лжепророка Мухаммеда даже над самим Мессиею, Господом Иисусом Христом, Спасителем мира. Только одни из ученых этого направления, проповедующие путями окольными, косвенными такие ложные и нечестивые понятия, прямо, не уничижая христианства, признаются, что удерживаются от прямого сравнения лжепророка Мухаммеда с Господом Иисусом потому только, что «нам (христианам) трудно судить Христа, так как мы ослеплены (обольщены) Им.»⁴⁰⁴ Другие же, восхищаясь воображаемою разумностью и естественностью мухаммеданства, прямо говорят, что: «Вместо Бога вочеловечившегося, Мухаммед прославляет (проповедует) Бога воплощенного в Коран-книгу, прогрессивное учение которой никогда не падет ни от влияния европейского просвещения⁴⁰⁵, ни от усилий окружающих его вер.“⁴⁰⁶ Похвальным отзывам этих мухаммеданствующих лжеученых христиан не достает только одного: прямого открытого призыва христиан отправиться в Мекку и Медину для поклонения лжепророку Мухаммеду и воскурения пред его гробницею фимиама. И многие подобного антихристианского духа сочинения, как видно даже из приводимых здесь подстрочных указаний⁴⁰⁷, стали издавать у нас в переводе на русском языке. Мало того, что мухаммеданское население нашего отечества в одной Европейской России, численностью превышающее пять миллионов, укрепляли еще так недавно во враждебном нашему христианскому отечеству мухаммеданском фанатизме и возбуждали против христиан разными противорусскими мерами и насильственным, обязательным употреблением печатных, крайне христианству враждебных, Корана и прочих⁴⁰⁸ зловредных мусульманских книг, – так вот теперь еще на нашем родном русско- христианском языке в среду уже самого русского населения стали проводить и распространять как будто истинные, и учеными исследованиями подтверждаемые, восхваляемые грустные мысли этого антихристианского направления западных ученых, твердящих, что лжепророк Мухаммед был «могучим, великим гением, – что есть что-то разительное и высокое в тон светлой (? – кровопролитной!) дороге, которую его восторженный дух пробил сквозь запутанный лабиринт противоположных вер и диких (?)⁴⁰⁹ предании,⁴¹⁰ – что по строгой справедливости беспристрастная (?!) история не может иметь о Мухаммеде другого мнения, как только благоприятного (?!).... как о вдохновенном гении.., которого учение достойно похвалы, величайшего и самого законного уважения,... истинно, здраво и безукоризненно.»⁴¹¹ – Но не то свидетельствует фактическая действительность но ученым же и непосредственным исследованиям арабиста Пальгрэва. Книжно, теоретически по менее антихристианствующих западных ориенталистов теоретиков, знающий мухаммеданство⁴¹², и единственный исследователь Ислама на его родине среди арабов в настоящем его виде, Пальгрэв решительно и настойчиво утверждает, что «Мухаммеданство» – учение чудовищное и нечестивое, парализует все, чего оно не убивает.... Представляя и самый мрак не лишенным света, – продолжает Пальгрэв, (христиане) защитники мухаммеданства в (западной) Европе воспылали к Мухаммеду таким восхищением, которое удивило бы и его самого. Мухаммеданского «посланника Аллаха» они преобразили в воображаемого друга человечества (филантропа) XIX века; Коран (его), они признали пятым Евангелием. Положения частные, исключительные выдают они за начала, одушевляющие все дело Мухаммеда... Но простые смертные должны бы представлять предметы такими, каковы они на самом деле (в действительности), а не такими, какими желали бы они их видеть⁴¹³. Важность этого исследования Пальгрэва осознана и светскою русскою ученою литературою. И вот появляется в текущем году на русском языке «перевод с английского» подлинника этого знаменитого путешествия. Издана книга эта у нас журналом, величающим себя «научным и критико- библиографическим «Знанием». Но замечательно и весьма характерно особенно то, как и в каком содержании(!) передают нам это исследование наши Петербургские «научные и критико-библиографические публицисты?!...

Без всяких пояснений и оговорок, будто его «перевод с английского» вполне и несомненно верен с подлинником,– Знание начинает с того, что пропускает, утаивает от знания читателей его издания все крайне важное, хотя и краткое (всего пять страниц), предисловие самого Пальгрэва к этому его путешествию по Аравии. А именно в этом-то предисловии Пальгрэв и настаивает на том, что главнейшая цель обнародования этого его исследования есть восстановление истинного понятия о нравственном, общественном и религиозном состоянии арабов, и об мухаммеданстве, исповедуемом многочисленным большинством восточных народов. Вот подлинные об этом слова Пальгрэва:⁴¹⁴ «Чрезвычайно важно иметь верные понятия и приобрести точные познания о народах, которых течение событий с каждым днем все более приближает к нам (европейцам), и которых участь Провидение, кажется, передало в наши руки. Мнения, которые в ходу в Европе о восточных народах, к сожалению, вообще ложны и преувеличены;... до сих пор (в Коране) не давали себе отчета ни в элементах силы Аравии, ни в началах разрушения, которые могут быть причиною ее погибели... Путешественники (европейские), под влиянием своих народных предрассудков и слишком переполненные своими собственными мнениями, не могли здраво оценить нравственное и умственное состояние чужестранных народов и ограничились одним внешним (над ними) наблюдением; с другой стороны поэты однообразную жизнь востока покрыли блестящими красками своего восхищенного воображения. Все же мои усилия были направлены к разъяснению этого заблуждения и к представлению нравственного, политического, общественного и религиозного состояния арабского народа в его истинном свете... только второстепенное внимание уделял я (собственно физическим) явлением природы... Исследования, соображения, которые я представлю, приложимы не только к населению Аравии, но также и к другим восточным народами, которых они помогут лучше понять, потому что Египет, Сирия и даже Анатолия, Курдистан и Персия подверглись влиянию арабского духа. И тот, кто хорошо будет знать причины благосостояния и разорения Аравии, получит полную возможность понять непрерывные превращения Оттоманской империи и азиатских государств. Кроме того такой образ исследования покажет в действительной, основной сущности это странное измышление человеческого разума – мухаммеданство, или выражаясь точнее исламизм, и даст возможность несомненно, осязательно верно познать его результаты. На этот-то предмет (то есть на мухаммеданство) – я в особенности и призываю внимание тех, которые на востоке и на западе расположены слепо веровать (меккскому) лжепророку, или пристрастно почитать Мухаммеда.» – Но знакомить современно-просвещенного Петербургскою критико-библиографическою литературою читателя с религиею описываемого народа, в особенности хотя бы даже только в косвенную пользу христианства и во вред мухаммеданству, как это находится в путешествии Пальгрэва, – современно научный журнал «Знание» считает недостойным себя и своего горделивого титула, и чтобы свободнее расправиться по своему произволу со свидетельствами Пальгрэва о состоянии религиозном, выпускает со всем все его характерное предисловие.

Оставаясь верным своим мухаммеданствующим началам перекройки на свой лад знаменитого путешествия по внутренней Аравии, «Знание» и далее в своем русском его издании пропускает все замечательные свидетельства Пальгрэва о религиозном состоянии арабов и все то, что обнаруживает вредность мухаммеданства⁴¹⁵. Насколько много сделало «Знание» подобных произвольных пропусков, в особенности в описании религиозного и нравственного состояния, ясно уже из того, что в имеющемся у меня, например, французском переводе с английского этого путешествия Пальгрэва два тома, в которых семьсот семьдесят пять (775) страниц, а в русском издании Знания всего только четыреста тридцать четыре (434), то есть, почти только половина; форматом же и количеством строк и букв в строках оба эти издания равны.

При самом издании «Знанием» этого путешествия нет никаких оговорок и объяснений вышеуказанным издательским действиям научного «Знания». Но достаточно находится пояснений перекройки и обрезки «Знанием» этого путешествия Пальгрэва в книге № IX, месяца Сентября 1873 года ежемесячного журнала «Знание». Там в статье, ни кем не подписанной, под общим заглавием: «Картины из жизни исторических и не исторических народов,» и под заглавием: «Роль исламизма в истории,» – в также лживом во многом очерке происхождения мухаммеданства «Знание» между прочим говорит⁴¹⁶, что «Мухаммед впервые установил (!?) соединенную Аравию; благодаря ему, в нравственной жизни его соотечественников произошло замечательное превращение (!? по словам Знания к лучшему)... Вместо упреков Мухаммеду за то, что он не сделал более этого, нам следует удивляться тому, что он сделал так много (?!). Его история есть лучший пример того, какое влияние может оказать отдельное лицо на все человечество. Этот человек один создал славу своего народа и распространил его язык на половине земной поверхности. Слова, которые он говорил теснившейся около него толпе двенадцать веков тому назад, изучаются теперь учеными в Лондоне, Париже и Берлине и поклонниками его в Мекке, Медине, Константинополе, Кипре, Феце, Тимбукту, Иерусалиме, Дамаске, Бассоре, Багдаде, Бухаре, Кабуле, Калькутте н Пекине, в степях средней Азии, на островах Индийского архипелага, в странах еще неотмеченных (!) на наших картах, в оазисах безводных пустынь, в темных (!) деревнях, лежащих на берегах неизвестных (!) рек. Все это было делом самого Мухаммеда»... – После таких и подобных варварских языком и темных понятиями тирад, заимствованных научным «Знанием» из источников еще не отмеченных в литературе и лежащих на полках, никому из простых смертных, исключая «Знания», неизвестных книгохранилищ, – на странице 44 этой статьи современно-научный журнал «Знание» важно возвещает: «Нам остается оценить современное значение исламизма и решить, какие шансы развития и распространения он имеет в будущем. Мы последуем здесь знаменитому путешественнику по Аравии Джиффорду Пальгрэву, которого английские критики, правда, упрекали в пристрастии к Востоку, но опровергнуть не могли». – После всего этого следовало-бы ожидать, что Знание изложило пропущенные им в его издании путешествия Пальгрэва сведения сообщенные этим знаменитым исследователем Ислама о религиозном состоянии мухаммеданского востока и о значении Ислама, – на следующих за этим заявлением страницах. Но в действительности нигде не указывая, ни одной страницы исследования Пальгрэва, которым оно решилось следовать, научное «Знание» уверяет, например, на странице 48 этой своей статьи, будто: «Настоящей основой мухаммеданского мира является земледельческая промышленность».– Но Пальгрэв совершенно напротив свидетельствует, что: «Меккский пророк объявил в точных выражениях, что те, которые занимаются земледелием, отказываются от посещения их ангелами: «Ангелы не посещают дома, в которых находится соха», говорит Мухаммед своей возлюбленной Айше, и слова эти не нуждаются в толкованиях.»⁴¹⁷ – Далее на стран. 50 «Знание» говорит: «Ислам для жителя востока заменяет все идеалы и стимулы европейских народов. Он делает его архитектором, поэтом, философом, скульптором, живописцем и воином». – Но Пальгрэв опять совсем наоборот этому свидетельствует, что: Мухаммед имел глубокое омерзение к скульптуре и к живописи. С неумолимою строгостью он осудил их и всеми силами старался внушить мусульманам святое отвращение к этим осквернительным украшениям... Те, которые предаются науке, делаются еретиками, – Пророк (Мекки) объявил это в точных выражениях... И (например) Турки появились в мир только для ниспровержения, и разрушения; их мертвящее дыхание погасило светоч искусств и литературы».⁴¹⁸ – Еще например, на стран. 50 – 51 Знание опять, будто следуя Пальгрэву, говорит: Сельское (мухаммеданское) население Турции, – самой самостоятельной (!?) и сильной представительницы исламизма, – должно довольствоваться исключительно интересами скудной жизни своей среды, в которой единственным источником всякого рода сообщений о происходящем за пределами их узкого мира и всяких нужных для них научных сведений служат муллы или имамы. Сравнение социального, нравственного и даже политического положения этих поселян с положением других, не мусульманских народов очень часто было бы не в пользу последних и укрепляло-бы в первых привязанность к своей родной религии», то есть, к исламизму. – Но Пальгрэв напротив неоднократно доказывает многими подобными, указываемым Знанием, сравнениями, что: «Упадок духа и способностей, развращение нравов, война извне, раздор во всех видах внутри, опустошающие семью, общество и государство; судорожные волнения фанатизма, сменяемые беспечным онемением, кратковременное благоденствие пред страшными, продолжительными разрушениями, – такова картина, представляемая историей племен мухаммеданских... Некоторые и достойные писатели, обманутые встретившимися им благими исключениями, впали в странную ошибку; они прославили Коран (Мухаммеда) за добродетели, которые существуют вопреки его влиянию, они восхвалили исламизм за результаты, которые напротив происходят от противодействия его правилам; одним словом они приняли за закон редкие неправильности, они смешали причину и начало с тем, что есть именно их отрицание. Справедливость требует признать, что в странах мусульманских то, что достойно похвал, есть дело стремлений враждебных исламизму, между тем как гнусные пороки, слишком часто оскверняющие лучшие природные качества и жилище каждого малейшего частного человека в странах, пораженных лжеучением Корана, суть неизбежные произведения повреждения, порожденные унизительным игом и рабством мухаммеданского вероучения... Пальгрэв свидетельствует также, что уклонение Мухаммедам от Ислама, скорее всего могло произойти именно чрез сближение с христианами, чрез сравнения мухаммеданства с христианством, и опасность поглощения, разрушения мухаммеданства грозила всего более со стороны христианства. «История мухаммеданских аскетических братств и тайных мистических сект, появившихся (и появляющихся) после Мухаммеда, достаточно показывает, сколько раз мухаммеданство готово было распасться, разрушиться от проникновения в него христианских идей.»⁴¹⁹ На той же стран. 51 статьи «Роль исламизма в истории», Знание говорит еще также, что: «Исламизм войска (мухаммеданекого) находится в большом соответствии с первоначальным смыслом поучений пророка; в нем более самоотверженности, более идеализма. – Пальгрэв же везде доказывает, что этот смысл поучений лжепророка Мухаммеда «безнравствен, безжизнен, чудовищно-нечестив, гнусно-развратен, разрушительно мертвен.» Наконец, например, на стран. 63 – 65 Знание также совершенно, противоположно свидетельствам Пальгрэва объявляет, что: «Сто лет тому назад положение (мухаммеданствующей) Турции было несравненно печальнее настоящего. Все грозило тогда гибелью исламу; на горизонте собралось множество разнородных враждебных сил, и блеск мусульманского полумесяца казался совершенно померкшим... Среди турок, туркменов, курдов, арабов и мавров – уважение к Корану ослабело, и Мекка начинала терять свое значение;... мечети были в развалинах и почти не видали богомольцев, а публичные школы, где должны были преподаваться магометанские догматы и законы, влачили жалкое и бедное существование. По-видимому, наступило время полного затмения эмблемы мусульманства. Но теперь по прошествии ста лет, мы видим иную картину. Теперь положение дел изменилось: новые общественные школы возникают повсюду... В прежнее время главное место в них было отдано европейским языкам, всеобщей истории, математике, естественным наукам и т. п.; эти школы одинаково посещались детьми магометан и христиан, и главным назначением их было сблизить подрастающее поколение с народом (каким это?!?...) и идеями запада. Это было 20 или 15 лет тому назад. В настоящее время из ста детей, посещающих эти школы, мы едва найдем одного христианина... Европейские языки и европейские науки исчезли из этих школ; они вполне проникнуты исламизмом... В армии и во всех отраслях государственного управления мусульманский элемент постепенно вытесняет христианский... Мусульманский дух (выше показано какой бесчеловечный и разрушительный) усиливается в армии... В тоже время с каждым годом возрастает число богомольцев, посещающих священные места Ислама; движение это главным образом обязано увеличению ревности к вере. Это возрождение чувствуется во всех слоях общества и во всех народностях: турках, туркменах, курдах, арабах и проч. Имя Ислама является на столько связующим, что пред ним должны (?!) умолкнуть все различия сект и учений, и часто самые еретические секты сливаются с самыми правоверными магометанами»... – Но множество точных описаний действительности в путешествии по внутренней Аравии Пальгрэва, как например на стран. 15, 66, 119 – 123, 148, 158, 219, 280 тома 1-го и стран. 51, 52, 78, 79, 37, 40, 41, 42, 199 220, 234 тома 2-го, свидетельствуют совершенно противоположное⁴²⁰. – Всю же статью свою об исторической роли и современном значении «Ислама», в которой «Знание» по его научным уверениям следует будто Пальгрэву, оно заключает на стран. 65 – 66 следующею тирадою: «Припоминая все сказанное нами, мы должны придти к заключению, что какие бы несовершенства и недостатки ни заключал в себе Ислам, его нельзя признать лишенным жизненности». – После вышеозначенных достоинств и практических заслуг, приписанных Знанием «Исламу», заключение это еще слишком скромно. Но чтобы достигнуть него, хотя бы только на страницах своего критико-библиографического журнала, «Знание» приписало Пальгрэву не принадлежащие ему мнения об Исламе и пропустило подробные подлинные свидетельства о нем Пальгрэва, потому что все они совершенно противоположны вышеуказанным мыслям «Знания». И против самого заключения «Знания» Пальгрэв неоднократно и настойчиво свидетельствует и доказывает, что: «исламизм по своей природе неподвижный, бесплодный, оледенелый, лишен жизни, не допускает никакого видоизменения, никакого развития, – он мертвая буква... Христианство жизненно, как его Бог, а мухаммеданство напротив, не может улучшать, давать рост и развитие, потому что оно мертвенно... Между христианством и мухаммеданством та великая разница, которая отличает деятельность от бездействия, любовь от эгоизма, жизнь от окаменения»⁴²¹.

Итак, если английские критики не могли, по словам «Знания», опровергнуть свидетельства Пальгрэва об мухаммеданстве, за то Петербургское научное и критико-библиографическое «Знание», к глубокому стыду и прискорбию русской научной литературы, дважды нахально оболгало этого знаменитого, глубоко-христианского, ученого ориенталиста. Ловко прикрывшись уважаемым и на западе авторитетом Пальгрэва в весьма важном и для всего христианского мира вопросе об мухаммеданстве «Знание», как построчно уже показано выше, мало того, что оболгало Пальгрэва в 1873 году, выдав чуждые противоположные Пальгрэвовым понятиям об Исламе за его мнения, – оболгало его еще и в текущем 1875 году изданием замечательного его путешествия по внутренней Аравии под точным именем «перевода с английского», но утаив, пропустив в нем свидетельства Пальгрэва, доказывающие крайнюю безнравственность и чудовищность мухаммеданства, как религии, и глубокую вредность, разрушительность его, как учения и учреждения не только религиозного, но нераздельно и политического, государственно-гибельного. Но помимо чрезвычайной неприличности такого обманывающего образа действий «Знания», как органа, именующего себя «научным и критико-библиографическим», вышеозначенное его мухаммеданствующее направление является весьма вредным еще в особенности в настоящие дни в нашем исконно христианском отечестве, как органа именно русской печати, русского отечества. Припомните, что в одной только европейской России более пяти миллионов мухаммеданствующих инородцев, которых Ислам до сих пор держит в упорном отчуждении от всего русского. Мухаммеданская ересь у нас и ныне составляет, – по всеобщему свидетельству русских ее исследователей, – главное звено, посредством которого инородческо-мухаммеданское население в России составляет в государстве религиозное, враждебное в России, государство, которому подчиняется вся жизнь этих инородцев, их деятельность и направление⁴²². Но фанатичное мухаммеданство у нас не довольствуется еще и этим, а всеми силами явной и тайной систематичной энергической пропаганды старается привлечь и привязать и всех прочих русских инородцев к своему суеверию, быту и политическо-государственным азиатским симпатиям, крайне враждебным всему русскому. Обильное мечетями и школами, сильное, стойкое фанатичным единодушием своих последователей и многочисленностью своего духовенства в России, мухаммеданство даже и по официальным сведениям «является (у нас и теперь) нестолько в качестве религии терпимой, которой подобает смирение, сколько в качестве религии воинствующей и постоянно стремящейся к новым завоеваниям»⁴²³. Поэтому-то именно в настоящие дни отступничество даже крещеных инородцев от русского христианства во враждебное всему русскому мухаммеданство проявляется с особенною силою и продолжает все увеличиваться⁴²⁴ в приволжских областях восточной России. И при таких-то обстоятельствах, и при вышеизложенном распространении в переводе на русском языке антихристианского духа и направления сочинений о мухаммеданстве западных научных поклонников лжепророка Мухаммеда – Петербургскому, авторитетному для провинций, именно как Петербургскому, научному изданию (еще, слава Богу, не смеющему прямо и открыто) действовать хотя бы даже и косвенно, как действует «Знание», в пользу мухаммеданского, крайне христианству и России враждебного, лжеучения весьма неодобрительно и вредно. Духовному и светскому правительству Русскому и без того чрезвычайно трудно справляться с лукавой и разрушительной антирусской пропагандой мухаммеданства; историческо-народный символ всего русского – православное христианство и без того достаточно отсутствует содержанием в большинстве современного заправляющего нашего общества, литературы и даже в школе и жизни. Зачем же литература и научная русская действует теперь в лице «Знания» так противно законному историческому духу русского народа и государства?!.. Ведь не может же и не должно не знать научное и русское «Знание», что христианство и церковь христианская всегда были для русского народа и жизни животворным и самым дорогим основным началом, высшим и самым любимым идеалом. В этом идеальном начале уже десять веков черпала Россия все истинно-высокое для своей величественной духовной жизни: и любовь к человечеству, и любовь к Царю и отечеству, и истинное просвещение, и несокрушенные силы для борьбы внешней и внутренней с препятствиями к осуществлению этих светлых ее стремлений. Этот источник любви, света, силы и величия искони был неиссякаем, как неиссякаем Сам истинный Бог христианский; из поколения в поколение каждый русский черпал из дивного этого источника, сколько мог, и доблестно, по мере сил, исполнял свои гражданские задачи. А ведь христианство и церковь христианская, как всесодержательный и неисчерпаемый идеал, отвечающий на все потребности души человеческой и в особенности истиннорусской души, – те же в России и теперь, как были и древле, в первобытной их чистоте, величии и содержании. Только современное руководящее об иностраневшееся наше общество, кроме одного внешнего обрядового общения с христианской русскою церковью, стало теперь чуждаться этого мощного древнерусского начала, стало избегать и бояться искреннего внутреннего общения с русскою христианскою церковью, и вместо этого требует ныне от нее самой безусловной покорности современным шатким и ограниченным только утилитарным стремлениям и разрушительным западным понятиям. Но жизнь, десятивековая величественная историческая жизнь русского народа указывает и требует истиннорусского самобытного, созидающего и животворного начала – религии христианской. Зачем же литература не фельетонная, а научная русская литература, между прочим и вышеуказанными антирусскими, антинаучными действиями «Знания», – не только потворствует незаконным противонародным стремлениям обиностранившейся части нашего общества, но даже и сама еще силится увлечь общество русское в нечто иное, чем требует русская жизнь, призывает к воззрениям и учениям враждебным истиннорусскому духу и к индифферентизму религиозному и нравственному?... Дух жизни народа русского есть дух консервативный, хранящий предания, любящий прошлое своей старины, и сколь ни кажется он слабым в настоящие дни лихорадочной у нас деятельности, однако далеко еще не иссяк, еще жив и не замедлит отрезвить истиннорусское общество и тогда-то оно, сознав всю вредность антирусского направления и действий «Знания» и подобных ему действующих изданий, единодушно заклеймит их органами России чуждыми, не русскими; – нельзя быть русским, не нося в себе духа истории государства русского, духа великой жизни народа русского, духа и деятельности христианской ревности!... Наконец и наука истинная искони сознавала и признает теперь, что в ряду занимающих человека вопросов не должны быть чужды его вниманию вопросы религиозные. Это по существу дела самые живые, самые содержательные и самые важные для человека вопросы. Так что, действуя в этих вопросах так лукаво и лживо, как действует в них, по вышеприведенным указаниям, Петербургское современно-научное «Знание», – приличнее приложить ему к себе и эпитеты, выражающие его антихристианские, антирусские направления и действия, а не называться чуждым его духу деятельности именем «научного» журнала, как оно горделиво и обманчиво это делает теперь. Наука, наука истинная, добросовестная, – не только дело, но и слово великое и профанировать его не следует.

Восстановление истинного понятия о мухаммеданстве и о нравственном и религиозном состоянии аравийских арабов⁴²⁵, составляет главную цель замечательного сочинения Пальгрэва «Une année de voyage dans lArabie centrale» – a я в нижеследующем очерке излагаю обнаруженные Пальгрэвом в разных местах его труда, характеристические черты коренных основ учения арабского реформатора седьмого века по Рождестве Христовом, лжепророка Мухаммеда и его последователей, современных нам мухаммедан, – черты, вполне раскрывающие всю чудовищность и вредность мухаммеданского мировоззрения, а также и отношение религиозных и бытовых начал мухаммеданства к христианству.

По всем вышеизложенным причинам и обстоятельствам в православно-миссионерском отношении у нас очерк этот является весьма важным, особенно в настоящее время, – время оживленного возбуждения давних и часто не удававшихся стремлений духовного и светского русского правительства просветить и обрусить многочисленных восточных инородцев мухаммедан нашего отечества. Люди сторонние к обрусению и христианскому просвещению мухаммеданствующих инородцев и знакомые слишком поверхностно, не достаточно и только издали с этим трудным и многосложным вопросом, злоупотребляют гласностью и часто⁴²⁶ несправедливо сваливают всю вину безуспешности этого святого дела только на местных лиц, непосредственно в нем действовавших, и ныне ревностно действующих. Многие другие у нас еще до сих пор считают мухаммеданство, если не либеральным, то все таки безвредным учением, почему, извращая действительность, стараются обществу и правительству внушить живое расположение к мухаммеданству и несочувствие к соответственным этому гибельному лжеучению противодействиям. А нижеследующий очерк фактически раскрывает, как мухаммеданство само в себе, по основам своего мировоззрения, полно сильных элементов, крайне враждебных христианскому просвещению и даже всякому европейскому государственному строю.

Для того же, чтобы верность мыслей Пальгрэва была еще более очевидной, там, где он говорит об общих основах и характеристических понятиях мухаммеданства, я с одной стороны добавил их буквальным текстом из соответствующих мест Корана арабского лжепророка Мухаммеда, а с другой – в подстрочных примечаниях я поместил свидетельства многих прочих почтенных исследователей Ислама, которые и повсеместными практическими последствиями применения этих понятий мухаммеданства вполне подтверждают справедливость Пальгрэвовых о нем свидетельств.

Орел.

1875 год.

«Ce qu’il nous importe de savoir en ce moment, c’est l’idée dominante, la pensée mère de laquelle découle le systéme entiers la clef de voute en un mot du Mahometisme tel que Mahomet l’avait concu et que ses disciples l’ont compris».

« L’antipathie profonde de Mahomet contre le christianisme, le désir de lui creer une opposition éternellements durable, de tracer une ligne de demarcation entre ses disciples et ceux de Jesús, ont été les veritables motifs qui ont inspiré sa conduite... En un mot, mettre sa religion et ses disciples en désaccord complet avec le christianisme et les chrétiens, tel fut le but principal de Mahomet, et il reussit parfaitement à l’atteindre».

W. G. Palgrave.

Исходная мысль учения основателя мухаммеданства, – Мухаммеда сына Абдаллы, – существенно-основное начало, коренное понятие, на котором зиждется, которым проникнуто мухаммеданское вероучение, заключается в кратких словах мусульманского Корана: «La Hall illa Allah»,⁴²⁷ то есть «Нет другого Бога, кроме Аллаха»⁴²⁸.

Замечательные эти слова, находящиеся не только в каждой главе, но и почти на каждой странице мухаммеданского Корана и повторяемые так часто на востоке и везде всяким мусульманином, имеют гораздо более обширное значение, чем придают им обыкновенно европейцы-христиане. Слова эти отрицают в Боге не только всякую Множественность по существу и в лицах, установляют не только просто единство Божие, но на арабском языке слова эти содержат в себе еще и тот смысл, что один только Бог есть деятель всего существующего, единственная действующая сила вселенной, в которой кроме Бога и нет иной силы, иного начала, и что все творения, как духовные и разумные, так и вещественные – от архангела до самомалейшей частицы какой-нибудь пыли, – вполне только страдательны, не имеют никакой свободы, суть только слепые орудия Бога⁴²⁹. Положение: «La Ilah illa Allah» вкратце, сжато выражает всю систему мухаммеданства, которую, за недостатком более точных определений, можно назвать «пантеизмом силы»⁴³⁰, потому что, по ее учению, вся деятельность заключается собственно только в Боге, который только один есть действительный ее двигатель, всецело eе поглощающий, так как все остальное, всякое дело, всякий предмет, каковы бы они ни были, все прошедшее, настоящее и будущее вселенной заранее неизменно предопределено мухаммеданским Богом и вполне зависит исключительно только от Его безусловного и произвольного предрешения: «Нет ничего тайного на небесах и на земле, что бы не было записано в явной (небесной) книге (предвечных предопределений Бога)» – уверяет лжепророк Мухаммед в Коране⁴³¹.

Этот единый свободный двигатель вселенной по отношению ко всем своим творениям не знает иного побуждения, кроме произвольной, себялюбивой собственной воли, и в свободное распоряжение сотворенных он не дает ничего, потому что и деяния и способности, которыми он как будто располагают, существуют только в нем одном. Ничего же и не принимает он от своих творений, так как, чтобы они ни совершали, делают они только чрез него, только по его определению⁴³². Отсюда опять один только Бог есть причина всякого созидания и разрушения, всякого благочестия и заблуждения, добра и зла, которые сами по себе безразличны потому, что в подобном учении безусловного, кроме одного только Бога, нет, не существует ничего, а все видоизменяется сообразно только одному произволу единого всепоглощающего самодержца – Бога: «Кеmа yeshao», тο есть – предметы таковы, какими угодно Богу, чтобы они были⁴³³ – утверждает Коран. Как в мире физическом ,– продолжает он, – так и в мире существ разумных и духовных распоряжается один только Бог и при том совершенно произвольно, только «как хочет», делая только «что хочет». «Вещай, – объявляет мухаммеданский Бог Мухаммеду, -вещай: всякое дело зависит от Бога.... Сердцам совратившихся с истинного пути Бог повелел совратиться. Бог вдохнул безумие и благочестие. Бог заблуждает, кого хочет, и направляет, кого хочет». – Для геенны мы (то есть Бог) сотворили великое число гениев и людей: у них сердца, которыми они ничего не понимают; у них глаза, которыми они ничего не видят; у них уши, которыми они ничего не слышат. Они как скоты и заблуждаются даже еще больше скотов.... Бог заблуждает того, кого хочет, и ведет того, кого хочет, на путь правый.... Он заботится о направлении на путь. Если бы он захотел, то направил бы всех.... Есть такие, которых Бог направил, есть другие, кои определены на заблуждение. Бог не направляет более того, кого заблудил.... Если бы мы (то есть Бог) захотели, то дали бы всякой душе свое направление пути, но Мое неизменное слово было такое: Я наполню геенну людьми и гениями вместе!.. Все происходит от Бога... Убиваете их (неверных, то есть не мухаммедан) не вы, а Бог. Когда бросаешь копье, не ты бросаешь – это – Бог»!... твердит Мухаммед в Коране⁴³⁴. Поэтому между всеми сотворенными существами и предметами нет и не может быть никакого ни различия, ни превосходства, – все равно порабощены, все глубоко унижены. Все и люди суть только слепые орудия единственно действующей Аллаховой самопроизвольной силы, которая употребляет их для разрушения или созидания, для служения истине или заблуждению, для распространения благосостояния или страдания, – не сообразно их отдельным, частным, особенным свойствам и наклонностям, а просто случайно только потому, что такова произвольная воля мухаммеданского божества.⁴³⁵

Отсюда же естественно следует, что действия, почитаемые людьми хорошими или дурными, похвальными или порочными, мухаммеданством признаются совершенно безразличными; сами по себе они не заслуживают ни вознаграждения, ни наказания, ни похвалы, ни порицания;⁴³⁶ они не имеют иной силы, иного значения, как только тех, какие придает им произвольная прихоть всемогущего мухаммеданского тирана. В такой системе вероучения ни награда вечными прелестями рая, ни кара ужасными муками ада, вполне независимы ни от заслуг, ни от преступлений.⁴³⁷ И единственным непростительным существенным грехом признается только противное словам: «La Ilah illa Allah», то есть только посягательство на безусловное единодержавие Бога, присоединение к Богу Сына, помощников, товарищей, оказывание творению почестей равных с Богом; «Бог не простит, что к Нему присоединили других богов; Он простит другие грехи, кому захочет», – объявляет Коран⁴³⁸. Один только грех умаления самодержавия божества глубоко возмущает мухаммеданского Аллаха, все же прочие, посягающие не на него, как-бы велики и ужасны ни казались, – воровство и предательство, лжесвидетельство и даже убийство, – все ничтожны, ко всем им. Бог Ислама «милостив и милосерд», лишь бы только его собственное право произвольного безусловного единовластительства оставалось неприкосновенным, исправно было провозглашаемо.⁴³⁹

При всем этом однако мухаммеданский Бог не бесстрастен. Неизмеримо, безусловно самовластный, в одном только самом себе содержащий всю свободу и силу вселенной, он все таки завидует своим слабым творениям, страшится, чтобы они не присвоили себе преимуществ его самодержавного всемогущества. Поэтому он скорее жестоко наказывает, чем награждает, охотнее определяет всякую скорбь и печаль, чем посылает радость, более разрушает, чем созидает. Только себялюбивый и самодовольный Бог Ислама любит тешиться, наслаждаться частым язвительным напоминанием своим тварям, что они только ничтожные рабы Его, презренные Его орудия; Он любит давать им чувствовать, как велико Его могущество пред их бессилием, как несравнима Его мощная, свободная воля с их тщетными желаниями⁴⁴⁰. Надменный, злострастный, угрожающий людям страшными наказаниями, Бог мухаммеданский «мстителен» – твердит Коран.⁴⁴¹

Не смотря на всю крайность и неизмеримую полноту своей исключительности, несравнимости и безусловности, не имея ни сына, ни товарища, ни советника, этот чудовищный бог не менее однако мертвен, пуст и скуден для самого себя, как и для всех прочих существ⁴⁴².

Таковы характеристические черты существенно-коренного понятия Ислама о Боге, о мире, и о человеке, понятия, служащего основанием всей системы именно того истинно-мухаммеданского вероучения, которое проповедовал самозваный аравийский лжепророк Мухаммед сын Абдаллы. И сколь ни чудовищны, сколь ни омерзительны существенно основные черты мировоззрения такого вероучения, они вытекают однако из каждой страницы мухаммеданского Корана. Читавшие и внимательно обдумывавшие арабский его текст, – арабский потому, что переводы все более или менее изменяют (к лучшему) его подлинный, действительный смысл, – должны согласиться, что всякая строка, всякая черта вышепредставленного гнусного образа заимствована из Корана- книги почитаемой мусульманами святою.⁴⁴³ Конечно и Коран не вовсе лишен некоторых довольно чистых и высоких положений, именно там, где Мухаммед, забывая о чудовищных видениях и мнимых откровениях, о своем воображаемом пророчестве, говорит свободным человеколюбивым языком простого, истинного араба. Но выше в кратком очерке характеристических черт коренных основ мировоззрения истинно-мухаммеданского вероучения выставлены только главные черты существенно-основного его начала; о положениях же Корана частных, случайных, противных общеосновному его началу, не упомянуто именно потому, что они составляют исключения в мухаммеданстве, второстепенны и парализуются фатальным: «La Ilah illa Allah»⁴⁴⁴.

Нельзя однако также умолчать, оставить без внимания тех из второстепенных положений мировоззрения мухаммеданского вероучения, которые направлены в нем именно против христианства, и которые имеют целью установить твердую и очевидную преграду между истинно Божественным учением Христа Спасителя и суеверием аравийского лжепророка, – внушить мухаммеданам самое сильное отвращение к христианам и сделать последователей Ислама недоступными для христианства⁴⁴⁵.

Щедро одаренный чуткою, тонкою сметливостью лжепророк Мухаммед хорошо видел, что из известных ему и распространенных в Аравии религиозных учений, опаснее всех для измышленного им суеверного учения было христианство⁴⁴⁶. Уклонение, переход мухаммедан к совершеннейшим, истинным понятиям, естественнее, скорее всего мог произойти именно через их сближение с христианами, и опасность поглощения, разрушения как мухаммеданства, так и самостоятельного единства Аравии грозила более всего со стороны именно христианства.⁴⁴⁷ Поэтому Мухаммеду для охранения измышленного им учения нужно было с одной стороны внушить своим последователям твердое, всегда присущее убеждение, что как его учение одно совершенно и истинно, так и исповедующие оное верные ему, только одни угодны Богу, одни достойны внимания; а с другой – как можно более обособить, отдалить мухаммедан и мухаммеданство преимущественно от христианства. Если необходимо было воздвигнуть между этими двумя учениями неодолимую преграду, установить непримиримую разность, очевидную притом во всех обстоятельствах, во всех подробностях даже обыденной жизни, – необходимо было внушить к христианству такое отвращение, которое способно бы было предохранить мухаммедан от всяких дружественных и тесных сношений и сближений с христианами.⁴⁴⁸

Для достижения этой цели на каждый час каждого дня установляется множество молитв и обрядов, непрестанно напоминающих последователям лжепророка существенно-основные характеристические черты мировоззрения исповедуемой ими религии. Все формулы, произносимые во время этих религиозных обрядов должны были выражать сущность основного мухаммеданского догмата в сжатом и поражающем образе; все они должны же были проникать, воодушевлять мусульман и твердым убеждением, что мухаммедане составляют Богом избранный, Самим Богом просвещенный народ, вероучение которого совершенно несравнимо и несовместимо ни с одним из прочих, заблужденных.⁴⁴⁹ «La Ilah illa Allah» «Молитесь, молитесь Богу. Наблюдайте строго молитву. По окончании молитвы, еще подумайте о Боге стоя, сидя или лежа. La ilah illa Allah! Как только будете в безопасности, совершите молитву. Повторяй имя Господа твоего и предайся Ему совершенною преданностью. . La ilah illa Allah! Молитесь часто Богу и будете счастливы. Молиться Богу важная обязанность. . La ilah illa Allah! – твердит Коран. «Направлением для верующих, – продолжает Мухаммед, – служит (только) Коран, (который есть) божеский закон, лучшее небесное слово, свет для людей, сама истина. . La ilah illa Allah! Бог возвысил Ислам выше всех вер. Следуйте ему (одному) и не следуйте многим путям из страха, чтоб не совратиться с Божьего. La ilah illa Allah!».⁴⁵⁰ С вышеприведенною же целью все верные мухаммеданскому суеверию ежегодно по пяти раз собираются вместе на молитвы общественные, или вернее даже официальные. И этому религиозному обряду дан вид военного строя, странно поражающий наблюдателя. Когда видишь в мечети или под открытым небом толпу мухаммедан, собравшихся для исполнения общественных обрядов их вероисповедания, то представляется, что пред главами будто отряд войска, командуемый опытным (сержантом) урядником – имамом.⁴⁵¹

Для удержания же мухаммедан в полном обособленном единодушии и на поле сражения также, как в мечети, и для придания им стойкости, крепкой силы внешней, – сама война отожествляется, сливается в одно с религиею Ислама. Ghazou – ожесточенная, фанатичная война против неверящих мухаммеданству ревностно внушается последователям Мухаммеда, как одна из первых священных обязанностей, как необходимое условие их независимого религиозного и народного существования.⁴⁵² Вся вселенная поэтому делится на двое: мир Ислама (Дар-уль-Ислам), обнимающий все мусульманские государства, и – мир войны (Дар-уль-харб), заключающий все народы, неисповедующие Ислама, в отношении которых Мухаммед предписывает своим последователям вести войну до тех пор, пока они примут Ислам или подчинятся теократической власти мусульман. К священной войне против немусульман мухаммедане обязаны употреблять все усилия, как посредством личного участия, так денежных пособий, советов и тому подобных действий. Идти против неверных должны все, даже и рабы и женщины, неиспрашивая дозволения своих господ. Крайность этой кровавой обязанности доводится мухаммеданами до того, что, например, хотя сыну воспрещается прямо убивать своего отца немухаммеданина, тем не менее мусульманский закон обязывает его занять отца своего так, чтобы он был убит другим, т. е., сын должен тайным предательством лишить отца своего жизни.⁴⁵³ Всякое же сближение, дружественная мировая сделка с немусульманами строго запрещается. La ilah illa Allah! О верующие! – заповедует Коран, когда вы встретите неверных (немухаммедан), убивайте их везде, чтоб сделать из этого большую резню, покуда они не сделаются мусульманами. Неверные те, которые говорят, что Мессия, Иисус, сын Марии, Бог. Искушения неверных хуже, чем военная сеча. Составляйте союзы только между собою; неверные непреминут развратить вас. Не призывайте неверных к миру, не избирайте друзьями жидов и христиан. Сражайтесь с ними, покуда не будете страшиться искушения и поклонение будет только единому мухаммеданскому Богу. Сражайтесь за Ислам – религию Бога и Он осыпет вас благодеяниями, вы будете счастливы, а если не будете сражаться с ними, то Он поразит вас страшным наказанием. Убиваете же их (немухаммедан) не вы, а Бог; когда бросаешь копье, не ты бросаешь, это Бог. La ilah illa Allah!⁴⁵⁴

Для более верного сосредоточения и усиления всей деятельности мусульманской на двух вышеприведенных, практических религиозных обязанностях, Мухаммед строго запрещал всякие общественные удовольствия и забавы, которые влекут людей в собрания помимо священно-военного и молитвенного, проклинает всякие общественные развлечения, которые способны рассеять мысли, ослабить фатальный фанатизм мухаммеданский, осуждает даже всякие общественные беседы, которые имеют предметом не Бога.⁴⁵⁵ И наконец для полнейшего обособления мухаммедан и убеждения их в ни с чем несравнимом превосходстве всего даже светского мусульманского, – и весь государственный и общественный строй мухаммеданский на веки неизменно освящается, признается частью самой религиозной системы, объединяется, нераздельно сливается с вероучением.⁴⁵⁶ Основанием мусульманского права не только духовного, но и всего государственного, мирского и руководством всех действий мухаммедан даже и в частной их жизни признается один только Коран. Судить мухаммедан и решать все их споры и недоумения предписано только по одному Корану, содержащему изъяснение всех вещей, служащему направлением, и обясняющему все споры. Те, которые не будут судить по книге Божией (Корану), неверные. Вы (мухаммедане) народ превосходнейший из всех, какой когда либо появлялся между людей; вы приказываете то, что благо и запрещаете то, что дурно. То, что вы делаете, устраивает Бог. La ilah illa Allah!⁴⁵⁷

С другой стороны для сильнейшего отвращения мухаммедан от христианства и христиан, и для постоянной очевидности всей непримиримой разности даже и в обыденной жизни между ними и мировоззрениями их вероучений, большая часть житейских отношений, занятий и предметов, освященных христианством, лжепророк Мухаммед сильно осуждает, строго запрещает, или до того изменяет, подделывает к скотской мусульманской чувственности, что христианские учреждения становятся для мухаммедан отталкивающими и чуждыми.⁴⁵⁸ Так, брак в виде именно нерасторжимого единобрачия, возведенный христианством на высшую духовную степень таинства,⁴⁵⁹ установленный по христианскому вероучению Самим Богом⁴⁶⁰ еще в раю, и потом освященный присутствием и первым чудотворением Богочеловека в Кане Галилейской,⁴⁶¹ – брак, служащий изображением великого, таинственного союза Бога-Спасителя с людьми в церкви,⁴⁶² – этот досточтимый, возвышеннейший и святейший человеческий союз,⁴⁶³ унижается, оскверняется и даже вовсе разрушается Мухаммедом через введение в него многоженства, при безграничном наложничестве, и полной свободе и легкости брачных разводов.⁴⁶⁴ Множество детей, оторванных от их родителей, отсутствие мирной, единодушной семейной жизни, бесчисленные братоубийства, нечестивые кровосмешения, и всякие гнусные пороки являются необходимым последствием мухаммеданских учреждений в сожитии, в отношениях мужчины с женщинами. Тот, кто будет иметь терпение проследить нечестивую и кровавую историю мухаммеданских царствовавших родов, узнает, увидит в ней верный пример омерзительных узаконенных страстей, оскверняющих почти всякий род в странах, имевших несчастье быть опутанными чувственными измышлениями Корана Мухаммеда⁴⁶⁵. Даже сам лжепророк, страшась гибельных последствий необузданной чувственности, и предвидя грустную участь множества порожденных ею покинутых сирот, советует своим мусульманам: «если вы боитесь (!?) быть несправедливыми к сиротам, не женитесь более как на трех или четырех женщинах (т. е. за раз). (Но) верующим нет преступления жениться на женах (даже) своих приемышей, после развода с ними, и на женщинах (еще замужних, которые попадут в их руки, как невольницы. Счастливы верующие, которые ограничивают свои плотские наслаждения своими женами и невольницами (количество которых безгранично) La ilah illa Allah!⁴⁶⁶ Так брак христианский, брачные понятия и отношения в высоком смысле христианском, стараясь сделать чуждыми своему последователю, Мухаммед заменяет в своем вероучении соблазнительным, более легким и потворствующим чувственности, узаконенным удовлетворением половым страстям, похоти мужчин, для чего требуется неравный по достоинству человек – женщина, а покупаются или ловятся в плен просто соответствующие самки, – даже нечто ниже самок. Самки у многих⁴⁶⁷ животных почитаются, уважаются более чем женщины мухаммеданством, о которых Мухаммед от имени Бога возвещает, будто «мужчины (все вообще) выше женщин. А ваши жены – ваше поле. Ходите, – продолжает Коран, – на ваше поле, как хотите. Вы побраните их, когда боитесь неповиновения; отдалите в сторону от ложа, бейте их (жен). Если вы желаете, переменяйте одну жену на другую, только не отнимайте у той, которой вы отказали, мехр (садук т. е. деньги или вещи, за которые получил мужчина женщину для плотского сожития). Если же кто разведется со своею женою три раза (этого мало!!), ему не позволено взять ее (опять), только покуда она выйдет за другого, и когда этот в свою очередь разведется с нею. Не произойдет никому из них никакого греха, если они (опять) сойдутся, (опять будут расходиться и снова сходиться, как не все даже звери)!! Вы имеете в своем пророке превосходный (!) пример, пример для всех, которые надеяться на Бога; таков закон Бога. La ilah illa Allah!⁴⁶⁸ Так заключает свои любимые, похотливые измышления лжепророк аравийский Мухаммед!

Далее, из того же самого желания отдалить и отвратить мусульман от христиан и от возвышенного и опасного для чудовищного мировоззрения Ислама христианского вероучения, Мухаммед запретил своим последователям употребление вина. В самом деле, вино было не только терпимо Христом Спасителем, но даже облечено возвышенным религиозным характером. Большая часть христианского мира глубоко чтит в нем предмет, служащий в таинстве причащения изображением Св. Крови Господа Иисуса Христа и видимым знаком постоянного, спасительного, таинственного общения человека с Богом. Изъятого таинственно-религиозного употребления виноградного сока вытекает и его общественное значение между христианами, сделавшими вино символом просвещения, дружбы, единения народов, обществ и семейств. Мухаммед, хорошо зная это, объявляет (все от имени Бога же) вино нечистым, запрещает употребление и этого особенно распространенного, любимого и священного у христиан предмета, как гнусное, вредное измышление злого духа тьмы.⁴⁶⁹ «О верующие! La ilah illa Allah! вино, азартные игры, статуи и гадание по стрелам, мерзости, придуманные сатаною: сатана желает возбудить между нами ненависть и недружелюбие чрез вино и игры, и удалить вас от воспоминания о Боге и молитве. Удержитесь от них и будете счастливы. Повинуйтесь пророку (Мухаммеду) и берегитесь. La ilah illa Allah! Кто преступит его законы, будет предан страшному мучению, подвергнется мщению Бога, а Бог верно могуч и мстителен,⁴⁷⁰ – стращает лжепророк.

Далее опять в противоположность христианству, которое первых своих Апостолов берет с лодки моря Галилейского и покрывает безчисленными флотами океан, – арабский лжепророк запрещает мореплавание и отвращается от торговли, фанатичной своей исключительностью и нетерпимостью парализуя высокое стремление людей к общению и деетельности: La ilah illa Allah! Меn nezel elbahra morreyteui fkad kefer», то есть: «Неверный тот, кто дважды выедет в море», – утверждает Мухаммед.⁴⁷¹

Ни чем иным, как все тем же отвращепием от христианства нельзя лучше объяснить осуждение Мухаммедом скульптуры и образов, украшений и принадлежностей, столь свойственных, по свидетельству церквей греческих и армянских, восточному христианству.⁴⁷² С неумолимой жестокостью уничтожив их и запретив их употребление, лжепророк старался внушить мусульманам сильнейшее отвращение и к этим образным христианским напоминаниям священного, также как и к музыке, причисленной к вредным выдумкам духов тьмы для погибели человечества.⁴⁷³ Колокола, которыми призываются христиане к божественной службе, осуждены Мухаммедом также не потому, чтобы звуками их нарушался сон ангелов, как уверял он, но все потому же, что они были в общем, почетном употреблении при богослужении христианском. Лжепророк запрещает даже молитву в первые часы по восходе солнца и в предшествующие его захождению, конечно очень мало заботясь о рогах сатаны, видных будто-бы в это время на горизонте, но все для той же во всем разности с христианами, которые посвящали эти части дня обедне и вечерне.⁴⁷⁴

Наконец Мухаммед не удерживается и от прямого выражения своей боязни влияния христианства и своего ревнивого желания возможно более разобщить, отдалить и отвратить от него мусульман. Под угрозою лишения покровительства Божия, он запрещает мухаммеданам всякие близкие дружественные отношения с христианами. «О верующие, – заповедует он, – не избирайте друзей между неверными! Берегитесь сидеть с неверными, иначе вы сделаетесь подобны им, а Бог соберет вместе в геене лицемеров и неверных. Верьте только тем, которые следуют вашей (мухаммеданской) вере. La ilah illa Allah! О верующие, – убеждает Мухаммед, – не избирайте друзьями жидов и христиан, они друзья одни другим. Тот, кто примет их за друзей, кончит сходством с ними, а Бог не будет путеводителем нечестивых. La ilah illa Allah!⁴⁷⁵ И так, по мировоззрению вероучения лжепророка Мухаммеда только три предмета – безусловные всесовершенная покорность предопределению чудовищной религии в совокупности всего множества мухаммеданских обрядов и исключительных их религиозных понятий, – война за эту религию, как единственно существенные две обязанности, и наконец – плоть женщин, приниженных более, чем самки у животных, как единственная законная забава и развлечение, – должны поглотить всю деятельность, наполнить все существование, всю жизнь мухаммеданина. Но только сражаться и молиться, только молиться и сражаться, да еще валяться в грязи развратной, скотской чувственности, этого может быть достаточно для поглощения сил солдата только на время войны и только для временного в мирные дни тела фанатика мусульманина.⁴⁷⁶ По миновании же борьбы, по охлаждении яростного религиозного усердии, что будет оживлять и воодушевлять силы духа, утомленного войнами и невольным безусловно-обязательным, страдательным выполнением предопределенных деспотом-божеством религиозных предписаний и обрядов, а в конце концов пресыщенного распутством?... Не любовь свободная, возвышенная, святая христианская, – потому что в мухаммеданстве она осквернена, уничтожена,⁴⁷⁷ – не задушевные, дорогие христианскому сердцу, узы семейные, – которые разрушены в Исламе безграничным наложничеством, многоженством и частыми разводами; – тем более не живые общественные собрания, невинные игры, развлечения, считаемые у мусульман кознями, ловушками самого сатаны, даже не земледелие, потому что если заняться земледелием, то тебя, твой дом перестанут посещать ангелы, сказал Мухаммед своей возлюбленной Айше; – даже не торговля, потому что вести торговлю значило бы посягать на преимущества завистливого божества деспота, которое само ревнует о пропитании вселенной; – наконец и не наука, потому что, если будешь заниматься наукою, то будешь признан еретиком: Мухаммед объявил это прямо.⁴⁷⁸

Напрасно думают, будто преобразования, в духе смягчения, возможны при положительных и ясных определениях Алкорана и Ислама: вы, новые реформаторы, можете поставить иной принцип, совершенно чуждый Исламу, но это будет прямое отрицание самых коренных уставов Мухаммедова учения. Ниспровергайте Ислам, но не говорите, что вы развиваете недосказанные положения в его же духе; издавайте гюльханейские грамоты, но не утверждайте, что ваша реформа в видах Ислама законна: скажите нам сначала стихи Алкурана или преданий, на которых вы основываетесь, или, в крайнем случае, покажите пример из первых времен мусульманства; мы же со своей стороны знаем знаменитое изречение лжеучителя: «всякое нововведение есть противообычие, а всякое противообычие – заблуждение, а всякое заблуждение (ведет) в огнь адский. Действуя таким образом в отношении к Исламу, по крайней мере сознайтесь, что вы действуете против смысла Ислама. Но мы знаем, что откровенные сознания не в вашем духе, что вы боитесь новых ваххабитов... Ложь носит наказание в себе самой.⁴⁷⁹

Каковы же плоды мировоззрения мухаммеданского вероучения? – Лучшим пробным камнем систем служат их следствия, их влияние; «сам поклонник сообразен тому, что он обожает», – говорит одна арабская пословица. И действительно упадок духа, развращение нравов, война извне, раздор во всех видах внутри, в быту домашнем, общественном и государственном, судорожные волнения фанатизма, сменяемые беспечным онемением, кратковременное благоденствие пред страшными продолжительными опустошениями, – такова мрачная картина, представляемая историей племен мухаммеданских.

Образцовая страна Ислама, государство чудовищных идей и мнимых блаженств Корана, царство Вахабитское внутри Аравии представляет поражающий пример разрушительного действия мухаммеданства.⁴⁸⁰ Там начала мировоззрения Мухаммедова вероучения господствуют уже более века, вне всякого постороннего влияния, со строгою, последовательной точностью и с настойчивой силой воли, которыми так щедро одарены именно арабы – неджасцы. – По плодам узнается дерево, и если бы кто еще противился осуждению богопротивного мировоззрения Корана, то практические последствия, порожденные им в особенности во влиятельном и религиозном центре, в столице Вахабитов, должны окончательно и совершенно убедить его в справедливости взгляда Пальгрэва на Ислам, в крайней вредности и чудовищности мухаммеданства.⁴⁸¹

Но и кроме этого новейшего свидетельства о плодах мухаммеданства преимущественно на его родине, куда, на какие страны, бывшие опутанными разрушительными сетями Ислама, мы ни посмотрим, – «мы видим, что история отметила мухаммеданство печатью осуждения⁴⁸²: страны, некогда цветущие и обитатели этих стран, где царствует исламизм, теперь пали до последней крайности, и внимательное изучение показывает, что именно исламизм был причиною медленной гибели и падения целых народов и довел эти страны до такого безотрадного положения. И ныне нельзя сказать ни об одной стране, находящейся под владычеством мусульман, что она отличается цветущим положением. В начальном отечестве рода человеческого, в древней Халдее, в странах между Тигром и Евфратом теперь все пустыня, все безлюдно; земледелия мало, городов мало, да и те бедны и в жалком положении, сел нет; люди блуждают, не зная о своих предках, и с каждым днем все ближе и ближе к состоянию дикарей. Все эти великолепные и многолюдные города, о которых нам говорит история, их многочисленное народонаселение, образованное и богатое, которое еще оставалось до средних веков, теперь исчезло совершенно!... А в современной нам мусульманской империи, например Турецкой «огромные пространства богатой и плодоносной земли, в которой путешественники еще немного лет тому назад с удивлением созерцали роскошное изобилие природы и восхищались красотой волнующихся нив, плодовитых оливковых и тутовых деревьев, в настоящее время безмолвны, как могила. Жители все вымерли; деревья погибли; некогда плодоносные поля превратились в бесплодную песчаную пустыню, и эта земля, щедро одаренная благостью Создателя, обречена на безплодие и запустение вследствие прихоти и греховности человека. Посещая вновь места своих прежних странствований, путешественник не увидит более приятного зрелища, представлявшегося его глазам лет шесть тому назад; но вместо того его поразит дикая пустыня, не сохранившая ни малейшего признака дорог, в которой он принужден будет отыскивать свой путь по кипарисам покинутых кладбищ, молчаливо оплакивающих исчезнувшие с лица земли деревни. Нет почти ни одного города в империи, где бы целые предместья, на памяти людской кипевшие жизнью и оглашавшиеся криками детей, не сделались теперь совершенно безлюдными: один квартал – вследствие смертности, господствующей между турками, другой – вследствие избиения христиан. Такая именно участь постигла Смирну; тο-же самое постигло Дамаск; тο-же зрелище представляется в окрестностях Ефеса и оно же наводит грусть на путешественника, молчаливо блуждающого по необитаемым улицам Никеи. Повсюду, где только турок поставил свою ногу, трава не растет более, он несет с собой запустение. Когда спрашивают причину этого, по неволе отвечаешь: причина этого в ложной религии... И эта религия, которая в Турецкой империи, в Персии, в Индии, в северной Африке, в Египте, – везде производит тоже самое действие, и от которой можно ожидать постепенного истребления уже доведенных ею до крайнего падения народов, ее исповедующих,⁴⁸³ – эта всеразрушающая, чудовищная, человеконенавистная религия в нашем православно-христианском отечестве, в наши человеколюбивые дни снова является наступательной и невидимому одаренной распространительной силой. Обильное у нас мечетями и школами, сильное, стойкое фанатичным, единодушием своих последователей и многочисленностью своего духовенства «мухаммеданство является нестолько в качестве религии терпимой, которой подобает смирение, сколько в качестве религии воинствующей и постоянно стремящейся к новым завоеваниям.⁴⁸⁴ Несколько-миллионное мухаммеданское население европейской России не довольствуется терпимостью христианско-русским правительством его вредного суеверия, но, составляя фанатичною обособленностью своей религиозно-бытовой жизни в русском государстве крайне враждебное христианской России же разрушительное государство, всеми силами постоянно стремится отвлечь от христианства и всего русского и привязать к убийственному мухаммеданству целые населения крещеных восточных инородцев русских. «Оказываясь сами косными и упорными в заблуждениях своей религии, мухаммедане, сверх того, стараются совратить в нее инородцев, принявших христианство, и употребляют для этого все средства систематической пропаганды⁴⁸⁵, весьма сильно развитой не только в муллах, но и в каждом последователе Ислама.⁴⁸⁶ – Вот то крайне важное обстоятельство, – важное не только с религиозной, но и с государственной точки зрения, – на которое необходимо обратить особенное внимание всему православно-русскому обществу, чтобы мертвенное мухаммеданское лжеучение не оказывало в нашем искренно-христианском отечестве фальшивой жизненности, к какой бессильно оно даже в государствах мусульманских. И, как зловредное мухаммеданство поддерживается у нас особенно всеобщим единодушно деятельным отношением к нему и стоянием за него именно всех его членов, всех мухаммедан, – так пора и нам русским христианам противостать ему всем посильно. Пора родное нам дело христианского просвещения иноверцев нашего отечества признать делом всех нас, а не сваливать его только на духовенство с правительством. Пора нам вспомнить, что это святое дело, составляя всеобщую духовно-нравственную нашу обязанность, необходимо требует дружной противодеятельости мухаммеданству непременно всех вместе русскохристианских элементов, как церковных, так и общественнонародных. Мухаммеданство сильно и разрушительно, как смерть и зло, но в наших руках сила несравненно более мощная и более крепкая, русско-христианская, животворная сила вечной жизни и добра, – сила Христова, сила единого истинного, всесильного христианского Бога!

«Преступления против веры (христианской) суть также восстания против власти в обществе, коей права, особенно у нас (в России) столь тесно соединены с правами Верховной Государственной власти»

(Проект Улож. о Прест. и Наказ. Уголовн. с подробн. означен, оснований каждого постановления. Изд. 1871 г. С. Е. И. В. Канц стр. XLIII).

Поразительные явления совершаются в центральных областях нашего исконно православно-христианского отечества! В то самое время как далее наиглавнейшей представительнице мохаммеданства в Азиатской Турции, так много мусульман принимают христианство, что например, в Дамаске с его окрестностями мохаммедан принявших христианство в течении только одного месяца насчитывается до пяти тысяч триста двадцати человек, – в восточных областях Европейской России христиане инородцы тысячами отпадают в мохаммеданство. Отпадения эти так значительны что например в одной Казанской губернии, по сведениям 1862/63 года, и в одном из 12-и уездов, в Чистопольском, татар крещенных отпадших только явно в мохаммеданство насчитывалось 3152 человека.⁴⁸⁷ Еще позже, например в 1865/66 году, при столь сильно обнаружившихся отпадениях на всем Поволжье, в той же, например только Казанской губернии вновь отпадших инородцев-христиан было много более десяти тысяч, так как одних Крещенных татар насчитывалось тогда до девяти тысяч: отпадали не только целыми деревнями. но даже и целыми церковными приходами.⁴⁸⁸

Такие многочисленные отпадения от христианства во враждебное всему христианско-русскому мохаммеданство обратили тогда на себя всеобщее усиленное внимание. Все ведомства и даже общество Русское стали принимать деятельные меры к удержанию отступнических движений. Стали добросердечно вникать в их причины. Вероотступники говорили, что отпадают от христианства главным образом но тому, что не знают и не могут знать христианства, так как приходские их священники плохо знают инородческие их языки, а сами эти прихожане но знают и знать не хотят языка своей же родины и того государства, гражданами которого они состоят. Тот час же сделаны были гуманные уступки вероотступникам: не от них потребовали изучения Русского богослужебного языка их же собственной родины и веры, но деятельно принялись переводить на их азиатские тюркско-финские разговорные языки христианское Священное Писание и Богослужение. Собрали Правительственных и общественных Русских денег и устроили этим инородцам в их деревнях множество школ с учителями, подготовленными из их же среды, для просвещения их на их природном языке: воздвигли наконец несколько новых благолепных храмов с священниками и клиром из самих же инородцев и даже там, куда образовать таковых еще не успели, обязали и Русских священников отправлять им богослужение на их инородческом разговорном языке. Учредилось в Казани Русское церковно-миссионерское Братство, во имя первосвятителя Казанского Гурия, с главною целью «содействовать утверждению в вере православной крещенных инородцев, и воспитывать детей их в духе. Православия».⁴⁸⁹ Из глубочайшего доверия, почтения и всякого христианского благорасположения к покровителю этого Братства Высокопреосвященнейшему Антонию, многие православные и не видавшие устава этого Братства, со всех концов России, спешили заочно помочь этому Братству своими посильными денежными взносами, а лучшие, образованнейшие и способнейшие к христианско-просветительной деятельности местные Казанские граждане кроме того и прямою специально- руководительной своей деятельностью. .Центральную крещенно-инородческую Казанскую школу стали посещать и одобрять члены Императорской семьи и даже Сам Государь... И вот ослабли, по видимому затихли отпадения. Затихли отпадения – и к глубокому сожалению прекратились, самые на практике сильные и авторитетные для простолюдина, прямые, правительственные противодействия отпадениям, и светско-официальные деятели успокоились.

Но и в это время не дремала, не замолкла, всегда зоркая и деятельная, тайная и явная мохаммеданская пропаганда Муллы и фанатики мохаммедане настойчиво и энергично продолжали совращать⁴⁹⁰ инородцев христиан, пуская в ход разные заманчивые представления о выгодах и удобствах отступнического положения, а также и старую мохаммеданскую сказку о дозволении и желании будто самим Высшим Русским Правительством перехода их в мусульманство. И вот опять возникают отпадения, дошедшие до того, что опять, например, в одной Казанской губернии, авторитетно руководительной для инородцев всего Поволжья, явно вновь отпали уже несколько тысяч одних крещеных татар. Все меры и Епархиального духовенства, и церковного Братства. и школо-просвещения оказываются безуспешными, малосильными. Отпали и такие деревни, в которых по нескольку годов существовали и действовали, по видимому успешно, просветительные (?) школы с учителями из самих же инородцев и с обучением на разговорном их языке. Отпало даже село Елышево, в котором недавно построена для противодействия отпадениям церковь, освященная в 1869 году. Те самые Елышевцы. на которых, не далее как всего только около пяти лет назад, такое, по свидетельству очевидцев!, освящения у них церкви и по Всеподданнейшему отчету Обер-Прокурора Св. Синода. – такое чудное действие производило (христианское) богослужение с проповедью и стройным пением на родном их языке, что одни восхищенные божественною службою на их языке, плакали от умиления, другие испытывали необъяснимое чувство; по словам их, они не знали – плакать им или радоваться, и сознавались, что если они отпадали прежде от православия, то единственно по непониманию богослужения, которое совершалось на Славянском языке; многие говорили, что они переживают какой то радостный день. Как глубоко и сильно было впечатление, вынесенное всеми ими из церкви, можно судить по тому, что на другой день, при первом ударе, в колокол к утрени, Елышевцы, вообще не отличавшиеся прежде усердием к православной Вере, стали стекаться в церковь на молитву; и старый и малый спешили ставить свечи пред иконами, делали приношения на церковь и теснились к клиросу. В следующий за тем воскресный день за литургией собралось молящихся крещеных татар до 300 человек, столько же ходило в церковь в течении всей первой недели великого поста, и из них полтораста человек тогда же исполнили христианский долг исповеди и Св. Причастия. За тем Елышевские жители отправили в город Мамадыш к строителю храма, купцу Щербакову, депутацию, для выражения ему сердечной благодарности за сооружение церкви.⁴⁹¹ И после такого живого, свободного обращения к Православному христианству Елышевцы не были оставлены на произвол случайных обстоятельств; на них постоянно направлялись Казанским Братством Святителя Гурия самые лучшие силы исключительно существующей системы школо-просвещения. Но мохаммеданская пропаганда пересилила исключительность этой системы, – и вместе с многими другими инородческими деревнями, вновь теперь (в числе четырехсот тридцати семи душ) отпали и Елышевцы, так же как и все прочие отступники не хотят и они слушать никаких духовных увещаний и даже сами грозят своему единоплеменному, единосословному священнику, отцу Козьме,⁴⁹² сжечь дома церковные и самый храм. Везде же все отступники забирают из христианских сельских школ своих детей и таким образом фактически лишают, исключительно теперь существующую, систему школо-просвещения возможности успешно действовать далее на детей их в духе христианского просвещения. И по самым новейшим, далее и официальным, свидетельствам «отпадение крещеных татар в магометанство совершается ежегодно»⁴⁹³ и до ныне. В Симбирской епархии, например в 1875 году особенное упорство обнаруживают отпадшие от православия крещеные татары Буинского уезда селений Бюрган и Трех-Балтаева. Отступники этих селений настоятельно требуют себе мечетей, деспотически присуждают еще не отпадших не ходить в церковь, подстрекают к мохаммеданству и других крещеных татар. В Трех-Болтаеве около 400 душ крещенных татар. До общего отступнического движения «Трех-Болтаевцы по видимому казались более благонадежными для христианства; но настоящее их упорство в отпадении и подстрекательство других к отступничеству показывают, что прежняя их принадлежность к православно-христианской вере была притворна,⁴⁹⁴ подобно как и у Казанских Елышевцев.

Все факты эти слишком красноречивы и слишком!, поразительны, чтобы без существенного ущерба для Христианства и Русского государства можно было бы не желать их знать и пренебрегать ими. Они прежде всего очевидно и неотразимо убеждают в недостаточности одного исключительно только школьного действия на инородцев Поволжья, и в необходимости основания там более разносторонней деятельности церковно-миссионерской, посредством которой можно было бы влиять не яснее настоящего на детей инородцев через сельские же школы, и вместе с тем прочими церковно-миссионерскими способами на родителей их. Чтобы тем останавливать мохаммеданскую пропаганду. А так как усиление и распространение, в ущерб православному христианству мохаммеданства, – учения менее религиозного, чем именно государственного, политического, – составляет вопрос сколько религиозный, столько же вопрос народно-Русский, государственный, по этому, предоставляя другим проектировать самые частности приволжской церковной, противо-мохаммеданской миссии и оставляя до другого раза рассмотрение обстоятельств отпадений с исторической и духовно-христианской сторон – в нижеследующем очерке я постараюсь рассмотреть и уяснить взгляд на эти отпадения Русско-государственный. И так как точно определенное выражение Русско-государственного сознания и взгляда находится в действующем законодательстве Русском, то полагаю необходимым рассмотреть, относящиеся к грустным фактам отпадения инородцев христиан в мохаммеданство, статьи существующих Русских законов и практическое их применение.

Прежде чем приступить к изложению и рассмотрению в частности самых статей законов, относящихся к отпадениям от Православного христианства, не излишне сказать хотя только несколько слов о месте и значении в Русском законодательстве вообще преступлений против веры Христианской, часть которых составляют отпадения или вероотступничества.

Вся масса преступных деяний по современному Русскому Уголовному законодательству разделена, последне Высочайше утвержденным, Уложением о Преступлениях и Наказаниях Уголовных и Исправительных на одиннадцать групп; преступления против веры Христианской помещены в этой группировке прежде, всех других, на первом месте. Преступления же не только общественные, но далее и государственные, и против порядка управления, и против общественного благоустройства, жизни, здравия, свободы и чести. – Все занимают в Русском уголовном кодексе, второстепенные места. Это так вследствие того, что религиозные интересы в нашем великом отечестве искони получили и по ныне сохраняют по народному сознанию первостепенное значение; в первом Русском Уложении царя Алексея Михайловича, которым совершилось решительное, окончательное подчинение всей России действию одних законов и которое было утверждено Собором Русских граждан всех сословий, в первой же главе поставлено «о богохульниках и церковных мятежниках».

Самый раздел преступлений против веры в ныне действующем Русском Уголовном Уложении заключает в себе преступления существенно религиозные, особенно важные, именно: богохуление, порицание веры и церкви христианской, оскорбление святыни христианской, совращение, отпадение или вероотступничество; во вторых преступления смешанного характера, каковы: святотатство, убийство, оскорбление священно-служителей христианских, разрытие могил и лжеприсяга, в которых религиозный элемент имеет значение только отягощающего обстоятельства.

Таким образом оказывается, что отпадения от христианства составляют по Русскому Законодательству преступления особенной, существенной религиозной и первостепенной государственной важности.

Переходя теперь к самым статьям Русских Уголовных законов. Раздела первого, преступлений против веры Христианской, находим что одни из них относятся к отпадшим от христианства во всякую вообще не христианскую веру, значить, и в мохаммеданскую; другие же относятся к отступившим именно в частности в мохаммеданскую ересь, потому что хотя буквально статьи эти и не называют мохаммеданского суеверия, но под признаки и свойства вероучения, отпадение и совращение в которое предусматривают и запрещают эти статьи, подходят именно прямо и неоспоримо признаки и свойства мохаммеданства, как по букве, и духу его вероучения, так и по житейской его практике во всех странах и во все времена.

Необходимо заметить здесь для не законоведов, что подведение мохаммеданского вероучения под эти статьи законов даже отнюдь не натяжка, а вполне справедливо и законно в России. Законы Русские, как законы государства Православно-христианского, относятся с особенною заботливостью именно только к одному Православному Христианству и всякий раз прямо называют только его во всех статьях его касающихся. О всех же прочих религиозных учениях, не исключая даже и христианских не православных вероисповеданий они в большинстве статей говорят обще и огульно, разделяя их только на христианские и не христианские, и на менее и более вредные для государства. Об атом последнем подразделении необходимо заметить еще и то, что всякие более или менее вредные для государства Русско-Христианского религиозные учения в Русском уголовном законодательстве, в большинстве статей их касающихся, огульно называются общими наименованиями «Расколов и Ересей.“ Но, что именно разумеется мирским Русским уголовным законодательством под понятиями «Раскол и Ересь, не определено точно в уголовном законе. Под расколом сначала разумелось одно старообрядчество. Но впоследствии под то же название подводили (и до ныне подводят в статьях Русских уголовных законов) не только разные ереси, образовавшиеся из старообрядчества, но и учения, не имеющие ничего общего с старообрядчеством, – малаканское, духоборческое и т. под., и даже чудовищные общества противообщественного характера, каковы скопчество, хлыстовщина, душильщики и проч. – Даже и различие между расколом и ересью не определено в Уложении, хотя, озаглавливая 4 отделение 2 раздела словами: «О ересях и расколах“ оно признает это различие. Мы не можем – заключает известный знаток Русского Уголовного Права, профессор Лохвицкий.⁴⁹⁵ – «найти итого различия (то есть точно-определённого и обще признаваемого) и у духовных писателей. Так напр., некоторые из них считают даже поповщину, т. е. раскол в самом тесном смысле слова, ересью; один из писателей нашего времени, митрополит, С.– Петерб. Григорий, доказывал даже, что поповщина не только «ересь, но и не христианское вероучение.» И так, как ныне же действующими Русскими уголовными законами под раскол и ересь подводятся разные учения противообщественного характера, не имеющие ничего общего с христианским русским старообрядчеством, то и мохаммеданство, как одно из таковых учений, с полным нравом должно быть подводимо под эти понятия и под статьи законов о них трактующие. Также, по общепринятому значению слова «Ересь» вероучение отпадших в мохаммеданство подходит под понятие иного слова, так как «Ересь» слово греческое, церковное и по большой части берется за такое мудрование и учение, которое противно православию⁴⁹⁶ также значить: «отступничество от догматов, веры, раскол, лжеучение⁴⁹⁷ ..разделение во мнениях,⁴⁹⁸ и «такое учение, в коем ниспровергаются какие ни будь основные истины веры.⁴⁹⁹ В частности все у нас, у Русских, по авторитетному свидетельству знаменитого Русского языковеда, почтеннейшего В.И. Даля, «еретиком» называют даже «колдуна, нечестивца, вредного знахаря, портящего людей; Ересью же называют (вообще ..всякие) уродливые толки (помимо русско-раскольнических), более или менее отвергающие сущность христианского учения⁵⁰⁰, а к атому последнему именно Русскому понятию и определению Ереси неоспоримо и вполне подходит между прочим и мохаммеданское вероучение, как весьма уродливое и во многом отвергающее⁵⁰¹ сущность христианского вероучения. Наконец, так как по учению церкви Православно-христианской «еретичествовать – значит иметь противное православной Вере «мнение“⁵⁰², «произвольно извращать христианскую истину“⁵⁰³, и так как мохаммеданское вероучение, составленное уже в седьмом столетии после Рождества Христова из искажения и смеси⁵⁰⁴ Христианства с иудейством, аравийским сабеизмом и личными измышлениями его составителей, – признавая некоторые христианские догматы (как например то, что Господь Иисус Христос. есть Мессия, Слово Божие, воплотившийся от Девы Марии»), другие отвергает и извращает противно вере православно-христианской, то и мохаммеданство, по всем вышеизложенным основаниям должно называться и признаваться со стороны Церковно-христианской и Русско-уголовной не иначе как Ересью, а отступники от Православного Христианства в Ересь мохаммеданскую – «раскольниками и еретиками.» По этому-то и современный нам Казанский архиепископ, доктор учено- богословских понятий, Высокопреосвященнейший Антоний, отступников в мохаммеданство прямо называет «еретиками»⁵⁰⁵ и, значить, вероучение их, – мохаммеданство признает ересью. – Тем же, кто не согласен со всем этим только потому, что зловредное мохаммеданство возникло не прямо внутри Христианства, необходимо напомнить, во первых, что, встречающееся часто и в Новом Завете Господа нашего Иисуса Христа, слово Ересь со стороны Христианской означает религиозные партии также между и не христианами, иудеями, например саддукеев, фарисеев,⁵⁰⁶ и, значить, в церковно-христианском употреблении слово « Ересь “ относится не только и не исключительно к вероучениям, образовавшимся из самого христианства, но обозначает, и со стороны Церковно-христианской также еще и вообще ложные, произвольные вероучения; во вторых, что и со стороны Русско-государственной, уголовной, ведь, например, и скопчество, хотя не есть произведение ни христианства, ни раскола его, – так как и до христианства оскопление, то есть лишение человека производительной силы, существовало на востоке, где оно составляло и составляет необходимое дополнение гаремной жизни и страшный результат деспотизма над рабами, – однако причисляется Русским уголовным законодательством прямо к «ересям и расколам.»⁵⁰⁷

Обращаясь теперь к статьям Русских Уголовных законов, свидетельствующим об Русско-государственном воззрении на отпадения с характером еретического раскола от Православного Христианства в еретическое мохаммеданское вероучение, находим статью 203 последне Высочайше утвержденного Уложения о Преступлениях и Наказаниях Уголовных, которая говорит: «Те из раскольников, хотя и не изобличенные в совращении православных, которые принадлежат к ересям, соединенным с свирепым изуверством и фанатическим посягательством на жизнь свою или других, или с противонравственными гнусными действиями, по совершенном их в том изобличении подвергаются: лишению всех прав состояния и ссылке в отдалённейшие места для водворения особо от других поселенцев пи старожил».

Смысл этой статьи и государственное отношение ее к отступникам, совратившимся в ересь Мохаммеданскую, уясняется между прочим Улож. о Прест, и Нак. Уголовн. статьями 197, 199 и прочими, которыми предусматривается и запрещается исповедание и совращение в Русские раскольничьи и всякие прочие ереси и секты, а также и, последнее Высочайше утвержденным в 1864 году. Уставом Уголовного судопроизводства, где статья 1006 говорит: «Предварительное следствие по делам о совращении из православия или отступления от веры христианской начинается не иначе, как по требованию духовного начальства.» А статья 107 добавляет: «Из сего правила изъемлются дела, как о распространителях, ересей, признанных особенно вредными (Улож. о Наказ, ст. 197),⁵⁰⁸ так о совратившихся в такие ереси, которые соединены с свирепым изуверством и фанатическим посягательством на жизнь свою или других, или же с противонравственными гнусными действиями. По сим делам предварительное следствие начинается и без требования духовного начальства.»

Из зтих статей видно, что Русское законодательство делает большое различие между совращением из православия или отступлением от веры Православно- христианской в ереси менее вредные для государства, и между совратившимися или отступившими в ереси, признанные особенно вредными, или еще и в такие, которые соединены с свирепым изуверством и фанатическим посягательством на жизнь свою и других, или с противонравственными действиями. Различие такое установлено потому, что в последних случаях совратившиеся или отступившие являются столько же преступниками против религии и церкви, сколько нарушителями коренных законов гражданского общества, основных начал государственных. А совратившиеся или отступившие от веры Православно-христианской в ересь мохаммеданскую и образуют именно одну из предусмотренных статьями 203 Уложения и 107 Устава религиозных ересей с прямым и священным обязательством посягательства на жизнь других. «О верующие (т. е. чтители, последователи мохамеданского лжеучения)! когда вы встретите неверных (т. е. не-мохаммедан) убивайте их везде, – заповедует Мохаммед от имени Самого Бога – чтоб сделать из этого большую резню, покуда они не сделаются мусульманами. Неверный тот, кто говорит, что Мессия «Иисус, Сын Марии, Бог. Те, которые не будут судить, по Корану (Мохаммеда), неверные. А убиваете неверных не вы, Бог; когда бросаешь копье, не ты бросаешь, это Бог… Не избирайте друзей между неверными. О верующие! составляйте союзы только между собою. Не призывайте неверных к миру, не избирайте друзьями «жидов и христиан».⁵⁰⁹ Ожесточенная вражда на смерть против каждого не-мохаммеданина и в особенности против всякого христианина внушается постоянно мохаммеданам от имени Самого Бога, как одна из самых существенных обязанностей их вероучения и необходимейшее условие для вечного блаженства их по смерти, на небе. По этому всю вселенную мохаммедане делят на двое; «мир Ислама» (Дар-уль-Ислам). обнимающий все мохаммеданские государства, и «мир войны» (Дар- уль-Харб), заключающий все народы, не исповедующие мохаммеданской веры, или Ислама. Против этих не мохаммеданских народов и государств мохаммеданское вероучение предписывает вести войну не только военным оружием, но и всеми и всякими средствами вражды до тех пор, пока они примут Ислам или подчинится теократической власти мохаммедан. К этой, освященной мохаммеданской религией, вражде против христиан и всех не мусульман мохаммедане обязываются употреблять все усилия, как посредством личного участия, так денежных пособий, советов и тому подобных действий; идти против не исповедующих гнусного мохаммеданского суеверия должны все, даже и рабы, и женщины, не испрашивая дозволения своих господ. Крайность этой кровавой мохаммеданской религиозной обязанности доводится до того, что, например, хотя сыну воспрещается прямо убивать своего отца не- мохаммеданина, тем не менее мусульманский закон обязывает сына занять отца своего так, чтобы он был убит другим, то есть: сын должен тайным предательством, лишить отца своего жизни!⁵¹⁰

Таковы-то религиозно-бытовые и государственные обязанности, почитаемые мохаммеданами и отступившими в мохаммеданство за божественные заповеди, руководящие отношениями к Христианско-Русскому государству многих тысяч инородцев, отступивших от Православного христианства в противонравственную мохаммеданскую ересь. И до тех пор пока вышеозначенные, священные для мохаммеданствующих инородцев-отступников, заповеди, дышащие самым исключительным, фанатическим посягательством на жизнь всякого и Русского христианина, будут находиться в гражданско-вероучительной книге упорно-мохаммеданствующих инородцев-отступников, которая весьма распространена и слепо чтится ими: до тех пор пока не будут отменены выше представленные статьи Русских уголовных законов – отступившие от Православного христианства в зловреднейшую мо- хаммеданскую ересь неизбежно должны будут подходить под действие вышеприведенной 203 статьи Уложения о Наказаниях, которая и по рассуждениям почтенных составителей, ныне действующих, судебных Уставов «имеет весьма широкий смысл.»⁵¹¹

Наконец то, что статья 203 относится именно к мохаммеданству (хотя оно буквально в ней и не названо), как к ереси или лжеучению противному Православию и с признаками, означенными в ст. 203, то есть с свирепым посягательством на жизнь других, – а равно и то, что эта 203 статья не относится исключительно к Русским раскольничьим сектам скопцов, малакан и к прочим, именуемым между другими ст. 197 – доказывается еще и тем, что в статьях, которые относятся исключительно к буквально называемым законами сектам и ересям, секты и ереси эти поименовываются прямо и определенно, например в статьях 201, 202. 205, 206. Если же до сих пор еще фанатично-зловредное мохаммеданское лжеучение только буквально не упомянуто статьёй 197 Уложения в числе ересей признанных вредными, то это только по ошибке или потому, что противо-государственное, бесчеловечное лжеучение мохаммеданское еще не достаточно было знакомо первоначальным составителям, давно уже существующей, статьи 197. Но так как эта же 197⁵¹² статья сама говорит, что вредны и подлежат противодействию со стороны государства не только ереси, признанные до сих пор вредными и буквально поименованные, но и те также, которые и «в последствии будут признаны (государственно) вредными» –то таковым необходимо признать теперь и буквально мохаммеданское лжеучение.

«Распределение сект на более и менее вредные предоставлено Министру Внутренних Дел. До сих пор, это распределение и в особенности мотивы его были тайною. При новом, современном нам, порядке эта тайна не может существовать. При этом, конечно, должно руководствоваться, – продолжаетъ известный почтенный знаток Русского уголовного права, – «при этом распределении преимущественно политическими соображениями. Так напр, духоборцы, хотя и отличаются трудолюбием, честностью, покорностью, должны быть отнесены к сектам наиболее вредным потому, что они (по их вероучению) отвергают необходимость и законность власти и государства.⁵¹³ Подобно этому справедливость и Русско-государственные интересы обязывают теперь не обольщаться внешнею, вынужденною и притворною покорностью мохаммедан, подданных Русских, но требуют прямого объявления их лжеучения, по крайней мере внутри европейской России, наиболее вредным, потому что, ведь, по точным и ясным требованиям их Корана Мохаммеда, все мохаммедане обязаны отвергать законность власти и даже существования государства именно Русского, как не мохаммеданского. Необходимо признать мохаммеданство особенно вредным и по теории Русского законодательства. потому что, ныне действующая, вышеприведенная 203 статья выражает прямо и ясно, что принадлежность и тем более отступничество к лжеучению с такими крайне зловредными. как в мохаммеданстве, обязанностями и свойствами не терпимы Русским народным сознанием, не согласны, противны общей и безусловной, для всех в России обязательной, Русской государственной норме жизни, противозаконны, следовательно преступны и подлежат уничтожению через государственное им противодействие. Государство не должно и не может допускать и признавать законным существование учений и обществ, обязывающих к противным нравственности и общественному порядку действиям, как оно есть в мохам- меданстве, хотя бы такие учения и общества и прикрывались религиозностью. Такие общества и учения, прикрытия религиозною оболочкою, крайне опасны в особенности потому, что они действуют на религиозный фанатизм и сильно увлекают массы. От того-то и по практике ни одна из прямо названных вредными в 197 статье ересей далеко не столь вредны именно Русскому государству, как фанатичное лжеучение мохаммеданское. Это истина неопровержимая, истина историческая грустной прошлой и тяжкой настоящей действительности. Ни одно вероучение не питает такой глубокой практической вражды ко всему христианскому, как мохаммеданство,⁵¹⁴ и Русская история свидетельствует, что ненависть к христианам, заповедуемая Кораном, осуществлялась мусульманами в России при всяком удобном случае. Во всех столь многочисленных мятежах инородцев в восточных областях, нашего отечества, которым мусульманское духовенство всегда давало, на основании Корана, религиозное освящение, – все фанатичные же бесчеловечные вышеприведенные заповеди мохаммеданского вероучения призывали и возбуждали простой народ татарского и финского происхождения к восстанию против существующих Русских государственных порядков. Стойко фанатичная ненависть мохаммеданства сильно проявлялась и после, при всяких затруднительных обстоятельствах для нашего отечества. Достаточно вспомнить отношения мохаммедан ко всему законно и свято-Русскому во времена Пугачевщины, Разиновщины и последней Турецкой войны. «Из числа рекрут, взятых в 1855 г. – читаем, например, в официальном издании Министерства Внутренних Дел,⁵¹⁵ «по одному Мамадышскому уезду Казанской губернии бежало до двух сот человек при посредстве богачей мусульман; вообще мусульмане говорили, что сражаться против единоверных турок запрещает совесть; при заключении же мира, когда двинулись в Турцию Крымские татары, несколько семейств из Казанских Татар также изъявили желание выселиться из России. В них даже проявилась уверенность, что уже пора Казанскому мохаммеданскому царству восстановить свою самостоятельность.» И, как ни дики такие надежды, они не остаются одной фиктивной теорией. Фанатики усиленно стараются скупать теперь у Русских землевладельцев землю в этой стороне, до сих пор считаемой ими своей, татарской,»⁵¹⁶ а не Русскою. Наибольшее число преступлений на месте и на службе, и побегов, всегда падает на татар-мухаммедан, потому что у них не считается за преступление нарушать существующие Русские законы, которых они по убеждению не признают – свидетельствует новейший Казанский этнограф.⁵¹⁷ Зловредно так действуют мохаммедане не в одном только Казанском крае, но и во всех прочих местах России; например, в Таврической губернии происходит, и ныне ..выселение татар в Турцию с целью избегания отбывания всеобщей воинской повинности.»⁵¹⁸ Всегда причиняя много зла нашему христианскому отечеству, мохаммедане мало того, что сами и ныне открыто «издеваются, публично срамят, хулят и осмеивают Христианскую веру,»⁵¹⁹ но и систематическою, фанатично-энергичною своею пропагандою всеми силами стараются привлечь и привязать христиан инородцев и даже «природных Русских»⁵²⁰ к мохаммеданству, а чрез это отвлечь от всего Русского. По свидетельству официальных изданий и прочих ведомств⁵²¹ «мохаммеданство является в России не столько в качестве религии терпимой, которой подобает смирение, сколько в качестве религии воинствующей и постоянно стремящейся к новым завоеваниям.» Одним словом и частные и официальные исследователи истории поволжских областей единогласно свидетельствуют, что и по «ныне мохаммеданская религия составляет главное звено, посредством которого инородческо-мохаммеданское население в России составляет «в государстве религиозное (враждебное России) государство. которому подчиняется вся жизнь этих инородцев, вся их деятельность и направление.“⁵²² Такое, издревле и до ныне, постоянно враждебное и сильно, вредящее словом и делом, отношение мохаммеданствующих инородцев нашего отечества к Русскому государству в течении всего 300 годового формального ему подданства вместе со всеми прочими выше представленными основаниями, необходимо должно наконец вызвать теперь прямое, равносильное противодействие всех Государственно-Русских в особенности же за усыплением частно-общественных, правительственных сил без человечному, фанатично посягающему на жизнь других, лжеучению мохаммеданскому.

Обращаясь теперь далее к статьям Русских Уголовных Законов, свидетельствующим об Русском государственном взгляде на отступничество от христианства, даже и не Православного, в веру нехристианскую, хотя бы и самую невинную и безвредную, находим статью 185 Уложения о Преступлениях и Наказаниях Уголовных, которая говорит: «Отступившие от Христианской веры Православного или другого исповедания «в веру нехристианскую: отправляются к духовному начальству прежнего их исповедания для увещания и вразумления; до возвращения в христианство они не пользуются правами своего состояния, и на все сие время имение их берется в опеку.» Почтенные же составители этой статьи добавляют, что «постановление ее о том, как поступать с отступившими от веры, упорствующими в своем заблуждении, основано на правилах доселе наблюдаемых,»⁵²³ и заключенных в Своде Русских Уголовных законов. Не пользование же или лишение прав состояния, сопровождаемое, по статье 22 для крестьян потерею доброго имени и прав в особенности присвоенных их сословию, свидетельствует, что отступившие во всякое и самое безвредное не христианское вероучение, хотя на самое отступничество и не подлежат Уголовному наказанию, однако на все время пока не возвратятся к христианству, должны терять в гражданском быту Русского государства доброе имя и все права, по состоянию им присвоенные. Так что хотя «закон по видимому не полагает для них наказания. но рассматривая внимательно – поясняет доктор прав Лохвицкий, – постановления (вышеозначенной) статьи 185, мы увидим, что они составляют, тяжкое наказание: 1) срок исправления не определен; от произвола духовной власти зависит, признать обращение или усомниться в искренности, следовательно лицо может многие годы быть в отдаленном монастыре (куда обыкновенно отсылают для исправления), а это мало чем разнится от тюремного заключения; 2) если же переменивший веру (Христианскую) остается твердым (в отступничестве), тогда ясно, что он всю жизнь будет находиться в заключении и при том с лишением прав состояния.“⁵²⁴ Наконец в 1869 году Кассационный Департамент Правительствующего Сената но делу № 1047, Маншиловой, разъяснил, что лишение (далее) особенных прав и преимуществ, лично и по состоянию присвоенных, само по себе должно быть рассматриваемо как наказание;⁵²⁵ тем более значить полное лишение всех прав состояния должно быть рассматриваемо как наказание, а действие, за которое оно назначается, преступно. Равно и по положительному Русскому законодательству лишение прав состояния следует только за самыми тяжкими уголовными преступлениями; оно же следует с мирской стороны и за упорство в отступничестве от христианства, – значит, упорство в отступничестве признается равносильно вредным и нетерпимым в Русском государстве, как самые злые преступления и проступки уголовные. По этому-то за упорное пребывание в состоянии нетерпимом Русским народным сознанием и противном общей и безусловно для всех в Россию обязательной Русской государственной норме жизни, ясно и положительно выраженным в Уголовном законе, но возвращающиеся в Христианство отступники, во все время, пока длится их упорство в отступничестве, должны подлежать Уголовному наказанию, состоящему в лишении доброго имени и всех присвоенных их состоянию прав. Кроме сего, относительно отступников Клышевских и всех подобно им, обратившихся и потом снова вторично совратившихся в ересь мохаммеданскую, существует статья Уложения 204, прямо говорящая, что: «Если последователь ереси или раскола, обратившийся в православную веру, снова совратится в ересь или раскол. то он подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке на поселение безвозвратно.»

Такова теория Русского государственного взгляда на отступничество от Православного Христианства во всякую вообще иную веру и в частности в лжеучение мохаммеданское, фанатично посягающее на жизнь не мохаммеданствующих Русских граждан. Теория эта безусловно обязательна не только для всякого без исключения Русского подданного, но также и для всех иностранцев. находящихся в пределах Русского государства. А потому для полноты исследования этого вопроса необходимо теперь взглянут!» на осуществление, применение теории этого Русско-государственного взгляда, на положение в действительности, на практике этого весьма важного дела.

Недавно обнаруживалось явно вероотступничество инородцев христиан тем, что отпадающие обращались с прошением к Верховной власти о дозволении им перейти в мохаммеданство.⁵²⁶ В таких противозаконных домогательствах отступникам было отказываемо и потому в последние годы отступники нашли более легкий и ближайший путь: «нужно-де только явиться в волостное правление, записаться татарским (мохаммеданским) именем и отказаться от христианства.“⁵²⁷ Или

же они заявляют о своем отпадении становому, если он случайно бывает в их деревне, и священнику. когда он является по каким-либо своим обязанностям в их селение. Эти ближайшие к вероотступникам должностные лица доносят об отпадении выше, кому следует, затем, лишь по требованию епархиального начальства, производится предварительное следствие, и таким образом возникает «Дело об отпадении.» Дела эти тянулись прежде целые десятки лет; отступники считались подсудимыми, но христианского духовенства не принимали и вполне выходили из под всякого его надзора и влияния. Теперь же, по новому судопроизводству сами отступники не считаются подсудимыми, а призываются к следствию только для раскрытия, не было ли отпадение их последствием подговоров совратителей. Но с другой стороны не применяется к ним (как видно будет далее из официальных свидетельств) и ныне же существующее положение закона, которое определяет на все время до возвращения в христианство всех самих вероотступников лишать доброго имени и прав, присвоенных их состоянию, а имение их отдавать в опеку. Не применяемым оказывается и повеление закона отправлять отпадших к духовному начальству для увещания и вразумления. Их за раз в нескольких местах одной епархии являются сотни и тысячи, целый деревни и даже церковные приходы. И вот, совершенно противоположно теории Русского государственного законного взгляда на отступничество, роли меняются: Вероотступники со следствия спокойно, славя бесчеловечного лжепророка Мохаммеда, отправляются по домам своим и к соседним мохаммеданским муллам, свободно торжествуя победу над Христианством и Русско-христианскими церковными учреждениями. а духовному Христианскому начальству предоставляется самому отправляться за сотни вёрст вразумлять и увещать беззаконников. Оказывается, таким образом, что взысканию, определяемому существующею статьёй 185 Уложения о Наказаниях, подпадают не вероотступники, а именно духовная Христианская власть! Не отступники упорствующие, а она лишается ее права доставления к ней еретиков-отступников, одна она терпит неудобства и стеснения от противозаконного деяния непокорных вероотступников!.. –Что же делает в этом случае Христианская духовная власть, действительностью противозаконно лишенная ее прав, и как подчиняются ее вразумлениям вполне безнаказанные, упорствующие в отступничестве еретики!?

Прямой противомохаммеданской, полно и соответственно требованиям Христианского миссионерства организованной. церковной миссии, не смотря на все усиливающиеся отпадения крещеных инородцев в мохаммеданство, до сих пор в Поволжье еще не учреждено. Большинство местных приходских пастырей не получило ни миссионерского образования и подготовки,⁵²⁸ ни

книжных пособий, ни времени для полемического противодействия вероотступникам. Но например, в Казани, центральноруководитсльной для мохаммеданствующих инородцев всей страны Волжско-Камского бассейна. великий Архипастырь Русской церкви Высокопреосвященнейший Антоний, бывший Смоленский, идет сам вразумлять вероотступников,.. и что же как принимают самого великодушного Высокопреосвященнейшего Архипастыря бессовестные, ожесточенные еретики?.. – Для примера в этом опять укажу на Елышевцев: Чрез несколько месяцев по освящении в их деревне христианского храма, между Елышевцами вновь уже отпали четыре семьи; по этому, в одно из обозрений епархии еще 1870 года, посетив село Елышево, Высокопреосвященнейший Антоний «после литургии, при посредстве священника Тимофеева⁵²⁹ имел с прихожанами собеседование, при чем спросил их: рады ли они, что имеют спою церковь, на что они выразили свою радость и благодарение к бывшему здесь же строителю церкви. По выходе же из церкви предположено было сделать увещание отпадшим, для чего г. исправником сделано было распоряжение собрать их на площадь перед церковью. Но отпадшие отреклись идти туда и объявили, что, если кому (!..) до них есть дело, то может видеть их в волостном «Правлении, а не у церкви. Тогда решено было зайти к отпадшим в их дома, проходя чрез селение и посещая дома некоторых из жителей, как это было делано и в других местах, тоже в предшествии учеников местной школы, шедших впереди с пением церковных песней. Близ дома одного из отпадших, усмотрев их собранными с своими семьями, Архипастырь, с сопровождавшими его лицами, остановился и при посредстве священника Тимофеева, в духе кротости и христианской любви, предложил вопрос: почему они уклонились в мохаммеданство, и после суда за свое уклонение до селе упорствуют в своем отпадении. – Вероотступники отвечали, что никогда (!) будто бы не были христианами и что судившая их (еще по старому судопроизводству) Уголовная палата разрешила будто бы им оставаться магометанами в полном смысле. Не смотря ни на какие вразумления отпадшие не переставали твердить, что не хотят быть христианами. И хотя решением высшего начальства они подвергнуты влиянию и увещанию духовной власти, но при сем случае они гласно объявили, что не хотят знать над собою ни какой христианской духовной власти. Отказавшись слушать увещания Архипастыря, они, конечно никогда не допустят и приходского священника в свои дома для подобных увещаний.⁵³⁰ Этим упорным и решительным настроением отступников против христианства объясняется мало успешность увещаний, которые были им предлагаемы многократно некоторыми членами Братства Святителя Гурия, командированными на место отпадений Епархиальным начальством, именно профессором Духовной Академии священником Е. А. Маловым⁵³¹ и священником из татар В. Т. Тимофеевыми Епархиальное начальство считает своим долгом свидетельствовать пред Св. Синодом о миссионерских заслугах Малова и Тимофеева как потому, что многократно призываемые Его Высокопреосвященством к исполнению важных и трудных поручений, особенно при возникновении дел вероотступнических, они исполняли их с величайшею готовностью и с тактом достойным всякой похвалы, так и потому еще уважению, что они, являясь среди грубых и ожесточенных вероотступников, подвергались не только разным неприятностям и лишениям, но даже опасности за свою жизнь: ибо в них (мохаммеданствующие) татары бросали из за угла каменьями.“⁵³² «Равным образом и (викарием) Преосвященным Викторином⁵³³, при обозрении им инородческих приходов, многократно предлагаемо было слово вразумления к вероотступникам, но, по замечанию Его Преосвященства, вероотступники как бы уши имут и не слышат, очи имут и не видят, до такой степени ожесточены сердца их.“⁵³⁴

Так и во всех прочих местах Поволжья, за всеми доселе принятыми и принимаемыми к вразумлению вероотступников мерами христианского духовного начальства и, существующей в Поволжье системы, школо- просвещения, почти все отпадшие остаются и по ныне упорствующими в своем заблуждении.⁵³⁵ «Этому, по единогласному свидетельству всех ревнителей православной веры, посылаемых епархиальным начальством в места отпадения, много содействует то обстоятельство, что вероотступникам подобное положение представляется (весьма) выгодным. Они ничего не расходуют ни на духовенство православное, ни на духовенство магометанское, которое по закону не имеет прав совершать требы у отпадших; женатые спешат воспользоваться свободою магометанского развода и многоженства. Они живут сами по себе, коснея в подобном положении тем легче, чем менее начальство (светское) их беспокоить, и с самодовольством хвалятся своею независимостью в деле религии. И нельзя считать их жертвами религиозного убеждения, возбуждаемыми искренним, хотя бы и ошибочным, стремлением к богопочетанию, но они злоупотребляют безнаказанностью и потому не расположены слушать и принимать увещания, как бы они ни были доступны их пониманию. Епархиальному же начальству, после всех мер вразумления отпадших после всех забот и трудов о просвещении по крайней мере детей их, еще не закосневших в зловерии –приходится прибегнуть к последней мере, внушаемой самим словом Божиим, – именно, предать их отлучению от церкви, по слову «Апостола Павла: еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся.“⁵³⁶

Между тем со стороны Русско-государственной такое упорствующее состояние целых тысяч отступников становится все нетерпимее. Они образовали и продолжают образовать собою какое-то неопределенное, неподчиняющееся и противное законным Русско-государственным понятиям состояние людей. Не мохаммедане они потому что не признаются таковыми существующими законами; не должны сметь явно исповедовать мохаммеданство; не могут иметь мохаммеданского духовенства; не могут строить себе мечетей. Но еще менее того эти вероотступники могут быть признаваемы христианами, так как они формально и упорно заявляют о своем нежелании исполнять и исповедовать веру Христову, и сколько бы их ни поручали надзору и увещаниям приходских священников, они не подчиняются им, не слушают их, даже не допускают к себе христианских священников. Проникнутые ненавистью к христианству, все вообще отступники с озлоблением относятся ко всему христианскому и считают, как бы своим долгом внушать подобные же чувства и не отпавшим еще своим собратьям. Уличаемые в подстрекательстве других к отпадению, руководители подобных антихристианских движений после своего возвращения из временного заключения, проживая между своими единомышленниками свободно, приносят весьма большой вред Христианству, увлекая примером своим еще не отпадших крещеных единоплеменников своих к отпадениям. При этом самое освобождение свое из заключения без наказания они толкуют им в свою пользу, выдавая это за признак согласия самого (мирского) правительства на их отступничество от Христианства.⁵³⁷ И час от часу отступники проникаются большею и большею ненавистью ко всему Христианскому и вместе с тем и ко всему Русскому, так как они смешивают свои понятия о Христианском и о Русском, навивая веру Христианскую верою Русскою. По этому с уверенностью можно сказать, что отступая от веры христианской, они по внешности только, как бы по неволе, остаются подданными Русского правительства, во внутреннем же настроении души своей тяготеют туда, где царствует ислам и при первых благоприятных для них условиях, согласно учению Корана, подобно бывшим на Кавказе Мюридам, могут оказаться самыми опасными для нас (Русских) поселенцами на земле нашей.⁵³⁸

Таково-то теперь в действительности положение все усложняющегося дела отступничества инородцев-христиан в мохаммеданство.

Вкратце итог всего вышеизложенного выходит следующий: Вероотступники продолжают упорствовать в своем противозаконном состоянии и, вместе с прочими мохаммеданами, тайно и явно совращать остальных крещеных инородцев, но к ним не применяются в действительности ни 185, ни 203, ни 204 статьи Русских Уголовных Законов, гласно и прямо запрещающие Упорствовать в отступничестве от Христианства, переходить и совращать в ереси, соединенные с посягательством на жизнь других, каковою, по доказанному выше, есть именно лжеучение мохаммеданское. Благодаря этой ложно-деликатной уступчивости, несколько тысяч сумасбродных, развращенных бесчеловечным мохаммеданством, инородцев и отступников становятся в России выше самих законов государства, которого они состоят подданными. Законы России объявляют упорствующее состояние, в котором они пребывают, гражданско-бесправным, а они, не смотря на это, в действительности преспокойно продолжают пользоваться всеми гражданскими правами Русского государства. Церковь, к которой принадлежат они уже целые столетия, и которой таинства и обряды несколько только лет назад, напр. Елышевцы, принимали с добровольною радостью, – не может удовлетворять их духовным нуждам, как упорствующим еретикам, да и сами они не допускают ее к этому, а преспокойно пользуются ими от духовенства, враждебного их церкви, бесчеловечного лжеучения мохаммеданского. Не только сами противозаконно упорствуют вероотступники, но и деятельно, явно и тайно, отвлекают прочих своих соплеменников от Христианства, что еще более запрещено и нетерпимо Русским государственным сознанием. При всем этом, не повинуясь наконец ни приказаниям Русских законов, ни Русским светским административным и духовным законным властям, своевольные отступники продолжают спокойно пользоваться всеми, присвоенными Русским государством его честным гражданам, правами, но законным обязанностям, налагаемым на них этим же государством, упорно не подчиняются!

И так какие бы лживые извинения кто бы ни вздумал приводить в оправдание действий и упорного состояния отступивших и отступающих от Христианства в мохаммеданство инородцев, как бы ни защищали адвокаты этих вероотступников пред современным формальным судом, а все таки даже вышеизложенные официальные обстоятельства, сопровождающие все усиливающееся отступничество, представляют и будут представлять явление в высшей степени не нормальное, противозаконное, несправедливое не только с Русской Государственной, но и со всякой, только не мохаммеданской, точки зрения. Может ли какое-либо государство или благоустроенное общество, может ли какой, уважающий себя, порядочный гражданин всякого государства и общества, помимо только мохаммеданских, терпеть спокойно такое попрание общественных законов совести, какое безнаказанно совершается теперь вероотступниками восточных областей России?!... Вспомните: в 1809 году Елышевцы, при освящении в их деревне храма, слыша христианское богослужение на их разговорном языке, с восхищением и живою радостью сознавались, что если они отпадали прежде, то единственно по непониманию богослужения; потом на масленице и постом и старый и малый, усердно посещали христианский храм и добровольно исполнили Христианский долг исповеди и Св. Причастия. Чрез несколько же только месяцев за тем, в 1870 году, некоторые из них, снова совратившиеся в мохаммеданство, требуемые, но решению Уголовного суда, законною административною властью за несколько шагов от их домов, на площадь их селения, к духовному их начальству для вразумления и увещания, не только не повинуются, но даже сами требуют к себе в их волостное правление самого Высокопреосвященнейшего Архипастыря целой великой Русской области! А в конце 1874 года, после того как им были сделаны всевозможные уступки и даны были и обучение и богослужение на их разговорном языке, и священник из их же племени и сословия, – уже поголовно все они вновь отреклись, отступили от Христианства!!!... – Если же такое попрание христианства, законов совести и государства не терпимо ни в одном христианском обществе, ужели у нас, в искони православной России, стало можно так спекулятивно и безнравственно относиться к Христианской религии, как делают это теперь вероотступники восточных областей Европейской России!?... Ужели же нагло-смелые, своевольные эти еретики потому только, что действуют упорно и скопищем в несколько сотен и тысячи, чем еще увеличивают свое преступление, пересилят теперь, как и в Китае, Русские государственные законы, выработанные веками великой жизни Православного Русского народа?!... Ужели же в нашем обширном и цветущем отечестве не хватает сил обуздать горсть дерзких вероотступников, подчинить их безусловно и общеобязательным законам их государства и водворить порядок, прекратив созданное ими ненормальное, нетерпимое законами основного Русского духа состояние многотысячного внутри России разряда людей, упорствующих в противозаконном вероотступничестве и но имеющих законной религии?! И, водворив должный государственный порядок между инородцами восточных областей, ужели не хватит у Христианско-Русского государства средств исполнить задушевнейшую заветную мысль, как многих прежних святителей этих областей, так и постоянную просьбу настоящего Казанского Архипастыря, учредить, полно и соответственно требованиям христианского миссионерства организованную, прямую противомохаммеданскую церковную миссию?!... Если признаются нужными существующие миссии для несравненно меньшего числа инородцев Алтая и Забайкалья, вдали от центра России, то ужели не чувствуется, не очевидна крайность необходимости христианской миссии для многих миллионов мохаммеданствующих инородцев внутри, в самом сердце, России, и при том так сильно и упорно враждебных всему Христианско- Русскому?!. Ведь без Христианского просвещения, – христианского именно потому, что мохаммедане и теперь почти все грамотны, – не мыслимо сближение их с истинно Русским духом и с Россией, не возможно их обрусение, к которому так ревностно стремится и современное наше Верховное Правительство. Для исповедующего лжеучение мохаммеданское, как показано здесь выше, человек, если он Христианин, потому только, что он Христианин, не должен жить, должен быть убит; а главная существенно-характерная основа Русского духа, Русского народа и государства это именно вера Христова. Православное христианство, небесным светом озарив первобытную тьму Русскую, дало отечеству нашему истинную жизнь и само неразрывно соединилось с его жизнью. С начала исторического бытия, с самого рождения государства Русского. Христианство сопутствовало, поддерживало и спасало Россию во всех внутренних и внешних превратностях всей десяти вековой ее жизни и естественно стало знаменем, символом Русским, сделалось до того существенным духовным началом Русского народа, что слова: Русский и Православный Христианин нераздельны в Русском сознании. И сознание это особенно ярко выразилось в Русских основных, Священных, государственных законах,⁵³⁹ где статья 41 говорит: «ИМПЕРАТОР (самодержавный и ни в чем другом неограниченный наш ИМПЕРАТОР), престолом Всероссийским обладающий, НЕ МОЖЕТ исповедовать иной веры, кроме Православной.»

«Магометане пользуются свободным отправлением их веры и богослужения: да все народы в России пребывающие славят Бога Всемогущего разными языки по закону и исповеданию праотцов своих, благословляя царствование Российских Монархов и моля Творца вселенной о умножении благоденствия и укреплении силы Империи (Русской).»

(Свод.. Зак. Российск. Ими. Изд. 1857 г. Основн.

Госуд. зак., ст. 44, 45).

По основным Государственным законам Российской Империи. Раздела I, называемого «Священным», по статье 40: «Первенствующая и господствующая в Российской Империи Вера есть Христианская Православная Кафолическая Восточного исповедания».⁵⁴⁰ Далее по статье 44: «Все не принадлежащие к господствующей Церкви поданные Российского государства, природные и в подданство принятые, также иностранцы, состоящие в Российской службе, или временно в России пребывающие, пользуются каждый, повсеместно свободным отправлением их веры и богослужения по обрядам оной.» И наконец, по статье 45: «Свобода веры присвояется не токмо Христианам иностранных исповеданий, но и Евреям, Магометанам и язычникам: да все народы, в России пребывающие, славят Бога Всемогущего разными языки по закону и исповеданию праотцов своих, благословляя царствование Российских Монархов, и моля Творца вселенной о умножении благоденствия и укреплении силы Империи» (Русской).

Соответственно этим основным законоположениям государства Российского и в отдельных, более частных, уставах законов Русских существуют нижеследующие частные развития, вышеизложенных основных и священных, законоположений о пределах веротерпимости в России.

В ныне же действующем уставе о Предупреждении и пресечении Преступлений (в Своде Зак. изд. 1857 г. т. XIV) но статье 97: «Одна господствующая Церковь (Христианская Православная Восточного исповедания) имеет право в пределах государства убеждать не принадлежащих к ней подданных к принятию ей учения о вере.»⁵⁴¹ И вместе с этим по статье 104: «Те же правила терпимости, которые сохраняет правительство, обязывают всякую духовную власть и всякое частное лицо иностранного Христианского и иноверного исповедания не прикасаться в делах веры к убеждению совести последователей других вер. По сему всякое малейшее помешательство Церкви Православной в правилах её и в священнослужении, оскорбление чем либо её служителей, и всякое отвлечение не токмо от неё, но и от других терпимых вер, строжайше запрещаются.» А по статье 70: «Кто откроет споры, противные Православию, на того без суда наложить молчание».

Последнее правило предписывается всем, обязанным в России предупреждать и пресекать всякие действия, клонящиеся к нарушению государственных Русских Законоположений, потому что, по нижеозначенным здесь статьям ныне действующего Уложения о Преступлениях и Наказаниях Уголовных и Исправительных, если: «Кто дерзнет публично в церкви с умыслом возложить хулу на славимого в Единосущной Троице Бога, или на Причистую Владычицу нашу Богородицу и присно-Деву Марию, или на честный Крест Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа, или на бесплотные Силы Небесные, или на Святых Угодников Божиих и их изображения, – тот подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу в рудниках на время от двенадцати до пятнадцати лет. Когда сие преступление учинено не в церкви, но в публичном месте или при собрании более или менее многолюдном, то виновный приговаривается: к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу на заводах на время от шести до восьми лет (ст. 176)». – «Учинивший означенное в пришедшей 176 статье преступление, хотя и не публично и не в многолюдном собрании, но однако при свидетелях, с намерением поколебать их веру и произвести соблазн, приговаривается: к лишению всех прав состояния и к ссылке , на поселение в отдаленнейших местах Сибири (ст. 177)» – «Кто в публичном месте, при собрании более или менее многолюдном, дерзнет с умыслом порицать христианскую веру или православную церковь, или ругаться над Святым Писанием или Святыми Таинствами, – тот подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу на заводах на время от шести до восьми лет. Когда сие преступление учинено не в публичном собрании, но однако при свидетелях и с намерением поколебать их веру или произвести соблазн, то виновный приговаривается: к лишению всех прав состояния и к ссылке на поселение в отдаленнейших местах Сибири (ст. 178).». – «Кто будучи свидетелем произносимого в публичном месте с умыслом богохуления или поношения Святых Угодников, или же дерзкого, с намерением поколебать в ком либо веру, порицания христианского закона вообще, или в особенности церкви православной, или же ругательства над Священным Писанием и Святыми Таинствами, не даст о том знать надлежащему начальству для прекращения соблазна, тот за сие подвергается: заключению в тюрьме на время от четырех до восьми месяцев, или аресту на время от трех недель до трех месяцев (ст. 170)». – «Если будет доказано, что дозволивший себе в публичном месте произнести слова, имеющие вид богохуления, или поношения Святых Господних, или же порицания веры и церкви Православной, учинил сие без умысла оскорбить святыню, а единственно по неразумению, невежеству или пьянству, то он подвергается: заключению в смирительном доме на время от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев, с потерею некоторых, на основании статьи 50 сего уложения, особенных прав и преимуществ, или заключению также в смирительном доме без ограничения в правах и преимуществах, на время от четырех до восьми месяцев, или наконец заключению в тюрьме на время от 4– х месяцев до одного года и 4-х месяцев (ст. 180)» – «Кто в печатных или хотя и в письменных, но каким либо образом распространяемых им сочинениях, дозволит себе богохуление, поношение Святых Господних или порицание христианской веры или церкви православной, или ругательства над Священным Писанием и Святыми Таинствами, – тот подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке на поселение в отдаленнейших местах Сибири. Сим же наказаниям подвергаются и те, которые будут заведомо продавать или иным образом распространять такие сочинения (ст. 181)». – «Изобличенные в так называемом кощунстве, то есть язвительных насмешках, доказывающих явное неуважение к правилам или обрядам церкви православной или вообще христианства, приговариваются: к заключению в тюрьме на время от четырех до восьми месяцев. Если однако будет признано, что виновный не имел намерения произвести соблазн и оказать неуважение к вере, а сделал сие по неразумению, невежеству или пьянству, то он наказывается: арестом на время от трех недель до трех месяцев (ст. 182)». – «За отвлечение, чрез подговоры, обольщения или иными средствами, кого либо от христианской веры православного или другого исповедания в веру магометанскую, еврейскую или иную нехристианскую, виновный приговаривается: к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу в крепостях на время от восьми до десяти лет. Когда ж при том будет доказано, что им употреблено насилие для принуждения к отступлению от христианства, то он присуждается: к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу в рудниках на время от двенадцати до пятнадцати лет (ст. 184)». – «Отступившие от христианской веры православного или другого исповедания в веру нехристианскую: отправляются к духовному начальству прежнего их исповедания, для увещания и вразумления. До возвращения в христианство они не пользуются правами своего состояния, и на все сие время имение их берется в опеку (ст. 185)». – «Если магометане и евреи, вступившие в брак с лицами евангелическо- лютерянского или реформатского исповедания, будут, вопреки данным ими подпискам, воспитывать детей своих не в христианской вере, или же будут угрозами и обольщениями приводить супругов или детей к своему закону, или препятствовать им свободно отправлять обряды их религии, то брак их расторгается и они подвергаются: лишению всех прав состояния и ссылке на поселение в отдаленнейших, или менее отдаленных местах Сибири (ст. 186)». – «За совращение из православного в иное христианское вероисповедание, виновный приговаривается к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и к ссылке на житье в Сибирь или к отдаче в исправительные арестантские отделения по пятой степени 31 статьи сего уложения. Когда ж будет доказано, что для совращения из православного в другое христианское вероисповедание были употреблены принуждение и насилие, то виновный подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке на поселение в Сибирь (ст, 187)». – «Отступившие от православного в иное христианское вероисповедание: отсылаются к духовному начальству для увещания, вразумления их и поступления с ними по правилам церковным. До возвращения их в православие, принимаются правительством, для охранения их малолетних детей от совращения, указанные в законах меры (см. уст. о предупр. и пресеч. преступл.). В имениях их, населенных православными, на все сие время назначается опека и им воспрещается иметь в оных жительство (ст. 188)». – «Кто в проповеди или сочинении будет усиливаться привлекать и совращать православных в иное, хотя христианское, вероисповедание, или же еретическую секту, или раскольнический толк, тот за сие преступление подвергается: в первый раз, лишению некоторых, на основании статьи 50 сего уложения, особенных прав и преимуществ и заключению в смирительном доме на время от восьми месяце до одного года и четырех месяцев; а во второй, заключению в крепости на время от двух лет и восьми месяцев до четырех лет, также с потерею некоторых, но статье 50, особенных прав и преимуществ; в третий же раз, он присуждается к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и к ссылке на житье в Сибирь или к отдаче в исправительные арестантские отделения по четвертой степени 31 статьи сего уложения. Те, которые будут, заведомо и также с намерением совратить православных в другое вероучение, распространять такие проповеди и сочинения, подвергаются: заключению в смирительном доме на время от четырех до восьми месяцев (ст. 189)». – «За препятствование кому либо присоединиться добровольно к церкви православной, виновные подвергаются заключению в тюрьме на время от двух до четырех месяцев. Но если, для помешательства переходу в православие, были ими употреблены угрозы, притеснения или насилия, то они приговариваются: к лишению некоторых, на основании статьи 50 сего уложения, особенных прав и преимуществ и к заключению в смирительном доме на время от одного года и четырех месяцев до двух лет. Сверх того, во всяком случае им воспрещается управлять теми своими населенными имениями в коих находятся православные (ст. 191)». – «Кто, зная, что жена его или дети, или другие лица, за коими ему предоставлено законом наблюдение и попечение, намерены отступить от православного вероисповедания не будет стараться отклонить их от сего намерения и не примет никаких зависящих от него по закону мер для воспрепятствования исполнению оного тот за сие приговаривается: к аресту на время от трех дней до трех месяцев (ст. 192)». – «Лица духовенства иностранных христианских исповеданий изобличённые в преподавании катехизиса малолетним исповедания православного, или же в делании им противных православию внушений, хотя и без доказанного намерения совратить их, – подвергаются за сие: в 1-й раз, удалению от своих мест и должностей на время от 1-го года до трех лет; во 2-й лишению духовного сана и заключению в тюрьме на время от 8-ми месяцев до одного года и четырех месяцев, с отдачею после того под надзор полиции (ст. 194)». – «Виновные как в распространении существующих уже между отпадшими от православной церкви ересей и расколов, так и в заведении каких-либо новых повреждающих веру сект, – подвергаются за сии преступления: лишению всех прав состояния и ссылке на поселение. Тем же наказаниям и на том же основании подвергаются раскольники, которые, по заблуждению фанатизма, осмелятся явию оскорблять церковь православную или духовенство оной (ст. 190)». – «За допущение малолетних христиан производить духовные обряды по жидовской вере, или иной какой либо ереси, или же участвовать в оных, родители сих детей, или воспитывающие их, подвергаются также как за совращение совершеннолетних в раскол: наказанию, выше сего в ст. 197 определенному (то есть лишению всех прав состояния и ссылке в отдалённейшие места для водворения особо от других поселенцев и старожил. Сама же ст. 197 с подробными разъяснениями её изложена в предыдущей статье этой книги на страницах 23, 24, 28, 29). Сами малолетние, производящие сии обряды, отсылаются на казенные фабрики.“ (ст. 199)». – «Когда распространение ереси и раскола было сопровождаемо насилием или другими увеличивающими вину обстоятельствами, то изобличенный в сем преступлении присуждается к лишению всех прав состояния и к ссылке в каторжную работу в рудниках на время от 12 до 15 лет (200 ст.)» – «Если последователь ереси или раскола, обратившийся в православную веру и, вследствие того, возвращенный из места ссылки, снова совратится в ересь или раскол, то он подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке на поселение безвозвратно на основании постановлений статей 196 и 197 сего уложения (ст. 204)». – «Если кто либо, забыв страх Божий и должное благоговение к Таинствам и обрядам веры, придет или же насильно ворвется в церковь и будет ругаться над священными или освященными чрез употребление в богослужении предметами, тот за сие преступление подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке в каторжные работы в рудниках на время от 12 до 15 лет. Если безбожие его дойдет до такой степени, что он будет ругаться и самым действием над Св. Таинствами или другими священными предметами, то за сие он приговаривается: к лишению всех прав состояния и ссылке в каторжную работу в рудниках без срока, (ст. 210)». – «Кто с обдуманным намерением или умыслом прервет совершаемое в церкви или вне оной богослужение побоями или другими насильственными против священнослужителей действиями, тот за сие приговаривается: к лишению всех прав состояния и к ссылке в отдалённейшие места Сибири на поселение. Если сие преступление учинено им в пьянстве и он не с намерением привел себя в сие состояние, и вообще, если доказано, что он действовал не по обдуманному заранее умыслу, то мера наказания его смягчается одною степенью, то есть он, по лишении всех прав состояния, ссылается на поселение в места Сибири не столь отдалённые (ст. 211)». – «Кто с намерением произвести соблазн будет непристойными словами или действиями оказывать неуважение к Святыне Господней во время богослужения в церкви, тот за сие приговаривается: к лишению некоторых, на основании ст. 50 сего Улож., прав и преимуществ и к заключению в смирительном доме на время, от одного года и 4 месяцев до 2 лет, или к заключению в тюрьме на время от 4 до 8 месяцев (ст. 213) ». – «Если одно из преступлений, означенных в предыдущих 213 и 214 статьях, учинено без умысла, а по неразумию или в пьянстве, то виновный за сие приговаривается: к аресту на время от 3-х недель до 3-х месяцев» (ст. 215)». – «Лица иностранных исповеданий, осмелившиеся оскорбить словом или действием священнослужителя Православной веры, хотя и не во время священнослужения, но с намерением оказать неуважение к церкви, подвергаются за сие: в 1-й раз, заключению в тюрьме на время oт, 4-х до 8-ми месяцев, а во второй, также заключению в тюрьме на время от 8 месяцев до 1 года и 4 месяцев (ст. 216)». – «Магометанин, еврей или язычник, который, пользуясь также простотой и невежеством, кого либо из инородцев Русских подданных, приведет его из одной нехристианской веры в другую нехристианскую веру, чрез обольщения, подговоры и внушения, или же открытым проповеданием своего лжеучения, подвергается за сие нарушение установленного порядка: в первом случае, заключению в тюрьме на время от двух до четырех месяцев; а во втором, лишению некоторых, на основании статьи 50 сего Уложения, особенных прав и преимуществ и заключению в смирительном доме на время от восьми месяцев до одного года и четырех месяцев. Когда ж будет доказано, что им при сем употреблено и насилие какого либо рода, то он, вместо определенных выше сего наказаний, приговаривается к лишению всех особенных, лично и по состоянию присвоенных, прав и преимуществ и к ссылке на житье в Сибирь или к отдаче в исправительные арестантские отделения по четвертой степени 31 статьи сего Уложения (ст. 936)».

Под свободою веры вообще разумеется: 1) свободное отправление богослужения по обрядам вероучения: 2) свободное исповедание и пропагандирование веры, и проповедание другим того учения, которое считаем истинным; 3) свободная перемена веры по внутреннему убеждению.

Сопоставляя понятие о свободе веры с относящимися к этому понятию, ныне действующими, Русскими законоположениями, находим, что полная свобода веры в Русском государстве существует только в пользу одной первенствующей и господствующей в России веры Христианской Православной Кафолической Восточного исповедания: исповедующие же все остальные веры, терпимые в России, пользуются только одним первым видом свободы веры, –свободным отправлением их веры и богослужения. Замечательно, что такие тесные, ограниченные пределы свободы веры иноверных Восточному Православию вероучений распространяются не только на нехристианские вероисповедания, но именно даже и на христианские не принадлежащие к господствующей Церкви Русской Православно-христианской. Кроме этого, в статье 45 Священного раздела Основных Русских законов, ясно и прямо выражена единственная причина и цель признания в России даже такой ограниченной веротерпимости, а именно: «чтобы все народы, в России пребывающие, славили Бога Всемогущего разными языками, благословляли Царствование Российских Монархов и молили Творца вселенной о умножении благоденствия и укреплении силы Империи Русской.

Из всего этого также точно, ясно и определенно обнаруживаются следующие весьма важные различия в житейско-религиозных Правах Восточного Православного Христианства сравнительно со всеми без исключения прочими, терпимыми в Русском государстве, вероучениями:

Перемена веры, переход из Восточного Православия во всякое иное даже и христианское вероисповедание безусловно запрещается, не допускается Русскими и государственными законами. По этому наказания полагаются для совратителей Русских подданных из Восточного Православия не только за совращение (долголетняя каторжная работа, по ст. 184, 200), но и за покушение на него в форме пропаганды, обращенной к исповедующему Восточное Православие (ссылка в Сибирь, но ст. 189). Для самих совратившихся, отступивших от Восточного Православия также установлены тяжкие наказания (лишение до возвращения их в Православие всех гражданских прав их по состоянию и даже ссылка на поселение безвозвратно, по ст. 185, 204).

Переход из всякого не православного вероисповедания в Восточное Православно-Христианское не только свободен и дозволен, но даже еще и поощряется многими частными гражданско-государственными для новокрещеных льготами и преимуществами, которые подробно означены в частных по принадлежности Уставах законов государства Русского. С другой стороны законы Русские ограждают и защищают одно только Православное Христианство до того, что преследуют уголовными наказаниями «произнесение слов имеющих вид порицания веры и церкви Православно-Христианской, или неуважения к её Святыне» даже и тогда, когда это было сделано «без всякого умысла оскорбить Святыню, а единственно по неразумению, невежеству или пьянству» (по ст. 180 и 215 Улож.), а равно и «делание малолетним исповедания православного противных Православию Восточно-Христианскому) внушений, хотя бы без намере- рения совратить их» (по ст. 194 Улож.). Наконец современные же Русские законы предписывают: на того, Кто откроет споры противные Православию (Восточно – Христианскому) без суда наложить молчание (по ст. 70 Уст. о Предупр. Прест.), – то есть предписывают лишать свободы слова без всякого суда в то самое время, как по основным началам современного Русского законодательства вообще «никто не может быть наказан за преступление или проступки, подлежащие ведомству судебных мест, не быв присужден к наказанию приговором надлежащего суда, вошедшим в законную силу.“⁵⁴² – До такой высокой степени простирается исключительная поощрительность и защита Русскими государственными законоположениями Восточного Православного Христианства!

Свобода пропаганды веры, то есть проповеданное другим того вероучения, которое мы признаем истинным, право убеждать не принадлежащих к нему принять его,–принадлежит исключительно одной только господствующей в России Церкви Восточной, Православно- христианской (по ст. 97 Уст. о Пред, и Пресеч. Преступлений).

Проповеданное и всякое пропагандирование всякого иного, не восточного, не православного Христианского вероучения не принадлежащему к нему, Русскими законоположениями запрещается до того, что не только всякое внушение противное Восточному Православию, делаемое иноверцем исповедующему Православие, хотя бы и без намерения его совращения, но и всякое малейшее препятствование и помешательство проповеди и пропаганде Восточного Православия даже среди всяких прочих и христианских, но не православных Русских подданных признаются преступлениями и подлежат тяжким Уголовным наказаниям (по ст. 194, 196, 936 Уложения и по ст. 104 Уст. о Пред, и Пресеч. Прест.).

За всем этим для всех, терпимых в Русском государстве, иноверных Восточному Православному Христианству вероучений остается один только, точно определенный и ограниченный, вид и проявление свободы веры, – это свободное отправление их веры и богослужения, но и то не иначе как под условием отсутствия как всякого малейшего с их стороны помешательства пропаганде Восточного Православия даже среди иноверных Православию Русских подданных, так и отсутствия всякого малейшего посягательства их на православных Русских христиан (по ст. 45 и 97, Улож. и 104 Уст. о Пред, и Прес. Прест.).

Прибегнуть к вышеизложенному здесь, категоричному, веско и неоспоримо доказательному, по основанию на точно определенных, ныне действующих, законоположений Русского государства, объяснению вынуждают нижеследующие, весьма для Православно-христианского Русского миссионерства важные, обстоятельства и соображения.

В самом центре государства Русско-Христианского, в одной Европейской России до ныне более пяти миллионов мухаммеданствующих инородцев разных азиатских племен. Фанатичное и бесчеловечное мохаммеданство до сих пор крепко держит всех этих инородцев в упорном от всего истинно Русского отчуждении и розни, замеченным в последние годы и Г. Министром Народного Просвещения⁵⁴³ и очевидным для всякого жителя восточных областей Европейской России. А во времена покорения этих инородцев Христианско-Русским государством не все они были мохаммеданами и даже многие тысячи из них с подчинением Русской державе приняли и Православное христианство. Верховное светское Правительство Русское существом своих отношений к подвластным ему восточным инородцам издревле имело интересы Христианско-Русские, всегда искренно желая отвратить их от суеверия и уничтожить внутреннюю их самобытность и обособленность. При этом хотя как правительства именно светского, мирского, главное его внимание и заботы направлялись преимущественно на внешние, политические, государственные интересы Русские известного времени, иногда даже и на ложно понятые требования этих интересов, но, взяв в свое распоряжение землю и труд инородцев, законодательную и судебную власть над ними, и мирское Русское правительство не было безучастным к религиозно нравственному состоянию этих своих подданных. Особенно же в период Московский оно никогда не относилось безразлично, не ставило на одну степень, не приравнивало веру Православно-Христианскую Русских с суевериями мохаммеданскими и языческими инородцев. Отечественная История многократно свидетельствует, что мирское Верховное правительство Русское никогда не было чуждо желания обратить (иноверных) инородцев к христианству и переменить их поганые нравы на христианские обычаи. И чтобы подвинуть дело просвещения (христианством) язычников и мохаммедан оно предписывало (часто даже и) мирским властям заботиться об обращении неверных ко Христу, содействовать всякими мерами духовенству в этом деле,.... говорить тяглым, ясачным и служилым татарам и мордве, чтобы те крестились, что они за это получат льготу во всяких податях.... Но эти его (духовные) стремления, совпадавшие с религиозною ревностью многих поданных Русского происхождения и в особенности духовенства, в значительной степени умерялись от столкновения с фискальными его стремлениями (и с политическими обстоятельствами известной минуты).... Осторожность правительства иногда доходила, можно сказать, до степени близорукой робости, вследствие которой Россия утрачивала то, что было уже приобретено.⁵⁴⁴ Эта политическая осторожность, миролюбивая эта робость мирского правительства Русского именно в восточно-инородческом вопросе временами доходила даже до явного покровительства противорусским иноверным симпатиям и стремлениям восточных инородцев-мохаммедан. Так например «в XVIII веке, особенно во вторую половину его. Русское мирское правительство не мало содействовало усилению магометанства, заводя школы, устраивая на государственный счет мечети, обеспечивая муллами, полагая разным чинам магометанского духовенства значительные оклады жалованья»⁵⁴⁵ и деятельно распространяя между мухаммеданствующими инородцами на государ- ственно-Русский счет, крайне враждебный всему Христианско-Русскому, мохаммеданский Коран. «Едва ли в каком либо европейском государстве, – пишет академик Дорн, – могло бы, соответственно числу населения, разойтись столько экземпляров книг религиозного содержания, наприм. Библии и христианского катехизиса, как здесь (в Поволжье) в течение семи лет (напр. 1858 – 1859) разошлось вероучительных могометанских книг: 82,300 экземпляров Корана; 105,900 экзем гафтиека (извлечения из Корана) и 77,500 шераит-эль-имана (мусульманского катехизиса). Эта последняя книжка продается по две копейки за экземпляр. Есть книги, которые продаются даже по четверти копейки (!) за экземпляр, – и это посреди христианских населений безграмотных и темных. Дух магометанской пропаганды не замедлил развиться; появились во множестве и учители и школы; образовались татарско-могометанские писатели....»⁵⁴⁶

Замечательно, что, раз правительством возбужденная, эта антихристианская религиозно-литературная пропаганда мохаммеданства, не ослабевает и в наши дни; так например: «В 1869 году напечатано одного эфтиака, и только с Января по Сентябрь месяцы, до сорока тысяч экземпляров.»⁵⁴⁷ «Великая государственная власть Российской Империи, – замечает об этом почтеннейший отечественный публицист – отождествила себя с магометанством и примешала к нему свою силу. Как на западных окраинах Империи Русское правительство принимало образ немецкого и польского, так в восточных областях оно усвоило себе характер татарско-магометанского и действовало в подрыв и своей национальности и своему государству, как могли бы действовать лишь его злейшие противники... Между казанскими татарами, под православною Русскою державою образовался пламенеющий очаг магометанства!..»⁵⁴⁸ «Усмотрев такое (сильное) покровительство их вере не только для себя, но и во вред христианству, мохаммедане сделались смелее, пустили глубокие корни.»⁵⁴⁹ И влиятельное это покровительство, ради только ошибочно понятых политических требований, до того сильно способствовало развитию и утверждению в мухаммеданствующих восточных инородцах Русских упорно-враждебного России состояния, что «утвердило и распространило мухаммеданство больше, нежели как это возможно было во времена казанского (татарского) царства.»⁵⁵⁰ А так как ни одно вероучение не питает такой глубокой вражды и непримиримой ненависти ко всему христианскому, как мохаммеданство⁵⁵¹ то, но свидетельствам Русской истории, – которые снова и здесь нахожу не лишним напомнить читателям, – эта вражда и ненависть осуществлялась мусульманами России при всяком удобном случае. Во всех мятежах инородцев восточных областей Европейской России, которым мохаммеданское духовенство всегда давало, на основании Корана, религиозное освящение, все антихристианские же заповеди мохаммеданского вероучения возбуждали и призывали поволжских инородцев к восстанию против Русских государственных порядков и власти. Деятельная вражда мухаммеданства сильно проявлялась и после при всяких затруднительных для России обстоятельствах, во времена, например, Пугачевщины, Разиновщины и последней Турецкой войны. Как красноречивы факты, например: что из числа рекрут взятых в 1855 году даже по одному Мамадышскому уезду Казанской губернии бежало до двух сот (!!) человек при посредстве богачей из мусульман; вообще мусульмане говорили, что сражаться против единоверных Турок запрещает совесть; при заключении же мира, когда двинулись в Турцию Крымские татары, несколько семейств из казанских татар так- же изъявили желание выселиться из России; в них даже проявилась уверенность, что пора уже Казанскому (татарскому мухаммеданскому) царству восстановить свою самостоятельность!⁵⁵² И, как ни дики такие надежды (мохаммеданства), однако они не остаются одною фиктивною теорией; – фанатики поволжские мохаммедане усиленно стараются скупать теперь у Русских землевладельцев землю в этой стороне, до сих пор считаемой ими своею, татарскою»⁵⁵³, а не Русскою. Наибольшее число преступлений на месте и на службе, и побегов всегда падает на мохаммедан, потому что у них не считается за преступление нарушать существующие Русские законы, которых они по убеждению не «признают.»⁵⁵⁴ Так, всегда причиняя много зла нашему христианскому отечеству, мохаммедане мало того, что и ныне сами открыто издеваются и публично срамят и осмеивают христианскую веру,⁵⁵⁵ но еще энергичною своею пропагандою всеми силами стараются привлечь и привязать христиан-инородцев к мохаммеданству, а чрез это отвлечь и от всего Русского.⁵⁵⁶ В последнее же время стало обнаруживаться, что мохаммеданство с успехом направляет свою преступную пропаганду на христиан не только из инородцев, но даже и из старинных, коренных Русских. «Мы не замечали. – говорится об этом например в записке, читанной в общем собрании текущего 1875 года членов Православного Миссионерского Общества, состоящего под Высочайшим покровительством Государыни Императрицы Русской, – мы не замечали, что от Касимова (Рязанской губернии) до Самарканда и от Самары до границ Китая бродит магометанский дух, тайно движется мусульманская пропаганда, и устрояется крепкое духовное царство Магомета. (Мало того) что мелкие инородческие языческие племена России, крещёные и не крещеные, в религиозном отношении поглощаются магометанством, и пополняют собою число его последователей. Ныне дело дошло и до старинных христиан, не только из татар, но и из коренных русских. В отчете Рязанского Комитета Православного Миссионерского Общества (между прочим) говорится: в Касимове, уездном городе нашей губернии, и близ него более четырех веков обитает часть татар, держащаяся магометанской веры... Касимовские татары не только сами упорно стоят в своих религиозных заблуждениях, но и простирают свое гибельное влияние на окрестных, среди них живущих Русских крестьян, зависящих от них но своей хозяйственной стороне. Зловредное действие татар-магометан всего более заметно на крестьянах села Карамышева, которые часть обычаев переняли от татар и охладели к Уставам Православной Церкви»⁵⁵⁷ По всему этому-то и частные и официальные исследователи истории центральных Русских областей с мухаммеданствующих населением единогласно свидетельствуют, что и по ныне Мухаммеданская религия составляет главное звено, посредством которого мохаммеданское население в России составляет в государстве религиозное (крайне враждебное России) государство, которому подчиняется вся жизнь (мухаммеданствующих инородцев Русских), вся их деятельность и направление “⁵⁵⁸.

В шестидесятых годах текущего века в поволжских областях зловредная сила антихристианской пропаганды мохаммеданства обнаружилась особенно многочисленными, упорными отпадениями в мохаммеданство христиан Русских разных племен, уже несколько столетий принадлежавших к Православно-христианской Восточной церкви. Обстоятельство это заставило заняться всесторонним расследованием этого предмета, которое привело правительственных и частных исследователей к единогласному убеждению в удивительном и поразительном усилении мохаммеданства и к грустному сознанию Русских ошибок и беспечности. Мерами исправления этих ошибок и беспечности приняты были с одной стороны в высшей степени гуманные и "только в одной России встречаемые уступки инородцам, о которых подробно излагает предыдущая, в настоящей же книге помещаемая, моя статья. Но к глубокому сожалению, как там мною и показано, прямые такие уступки, вместо добрых плодов, принесли плачевные результаты, выразившиеся новыми, усиленными и еще более ожесточенными и упорными, отпадениями поволжских инородцев-христиан в мохаммеданство особенно в 1874 году. Это неожиданное обстоятельство очевидно доказало то, что пока пропаганда мохаммеданства сильна и ей в действительности будет даваем свободный доступ к восточным инородцам Русским, до тех пор меры всяких уступок инородцам отступающим, явно или тайно, в мохаммеданство послужат только к подтверждению в ущерб христианству и в пользу мохаммеданства , распространяемых мохаммеданством выдумок, например, о желании будто бы самим Высшим Русским Правительством того, чтобы восточные Русские инородцы исповедовали зловредное, антирусское мохаммеданское суеверие. И, как мною выше уже показано, настоящая, не маскируемая действительность последствий уступок отпадшим и тайной мохаммеданской пропаганде теперь неоспоримо убеждает, что мохаммеданство и подстрекаемые им инородцы относятся к таким мирным мерам с свойственною мохаммоданству лукавою бессовестностью и не только не успокаиваются, не приближаются ими ко всему истинно Русскому, но даже еще более отдаляются и обособляются от истинно Русских стремлений и духа, что выходит уже совершенно несогласным с действительными современного Верховного Православно-Русского правительства желаниями обрусения и «великого, священного просвещения (всех без исключения населений) России в духе христианской религии и нравственности.“⁵⁵⁹

С другой стороны, во время первых обнаружений безуспешности уступчивых мер противодействия отпадениям, а также и нового настойчивого возбуждения мохаммеданской пропаганды, в семидесятых годах, в Казани сознана и признана была, по инициативе профессора Казанской Духовной Академии и миссионера, священника Евфимия Александровича Малова, необходимость разоблачения всей бесчеловечности и вредности основ мохаммеданского вероучения, и крайний между тем недостаток в изданиях на Русском языке об мохаммеданстве с христианско-полемическим против него характером. «Продолжающиеся отпадения крещеных татар в магометанство, –говорил между прочим отец Е. А. Малов, – подают постоянный повод православным пастырям вести беседу с отступниками в апологетическом духе, а между тем православные пастыри положительно лишены возможности беседовать в таком духе, не имея почти ничего под руками для своего руководства».⁵⁶⁰ Обстоятельство это Совет Казанской Духовной Академии признал делом особенной важности и вполне соглашаясь с представлением ему об атом профессора Е. А. Малова, просил деятельнейшего ревнителя христианского просвещения, Высокопреосвященнейшего Антония архиепископа Казанского ходатайствовать пред Святейшим (синодом о разрешении употреблять не большой остаток от некоторых Академических сумм на издание, имеющихся в рукописях библиотеки Казанской Академий сочинений противомусульманского характера. В конце 1872 года получилось на это разрешение Святейшего Синода и уже в начале 1873 года специальной комиссией профессоров Казанской Духовной Академии издан бил первый выпуск Миссионерского противомусульманского Сборника. «До сих пор отпечатано этого Сборника девять выпусков, или книжек, заключающих в себе 14-ть миссионерских противомусульманских сочинений, написанных студентами бывшего при Казанской духовной Академии миссионерского противомусульманского учебного отделения. Советом Православного миссионерского общества сборник этот признан вполне соответствующим цели, вообще для чтения весьма занимательным и полезным для ознакомления с мохаммеданством»⁵⁶¹. А последний Всеподаннейший Отчет Обер- Прокурора Св. Синода называет этот Противомусульманский Сборник весьма важным пособием в деле миссионерства Христианско-русского и авторитетно свидетельствует, что он содержит богатый необходимый материал для изучения магометанства, и руководство для полемики с мусульманами.“⁵⁶² – В то же время и по тем же причинам появились в 1873 году в Казани и некоторые другие издания православно-миссионерского противомусульманского характера. Так например: «Сличение Мохаммеданского Учения о Именах Божиих с Христианским о них учением,» – составленное почтеннейшим Г. С. Саблуковым, бывшим ординарным профессором Казанской Духовной Академии, а изданное на сумму дарованную Святейшим Синодом по предложению Г. Обер-Прокурора, графа Д. А. Толстого. Труд этот Г. Саблукова обладает такими высокими и разносторонними достоинствами, что «Совет Казанской Духовной Академии в Общем Собрании, 21 Декабря 1878 года, постановил: возвести Г. С. Саблукова в звание почетного члена К. Д. Академии и, признавая его вполне достойным степени доктора богословия, удостоить его означенной степени.»⁵⁶³ об утверждении Г. С. Саблукова в этой степени Совет Академии ходатайствовал пред Св. Синодом. Тогда же и по тем же побуждениям напечатан в Казани и 1-й выпуск «Материалов для изучения и Обличения Мохаммеданства», собираемых и издаваемых одним из частных ревнителей Противомохаммеданского Православного Миссионерства. Статья, помещенная в этом первом выпуске «Материалов» обратила на себя одобрительное внимание Высшего Духовного Правительства Православной Русской Церкви и отмечена между «замечательными» во Всеподданнейшем отчете Обер-Прокурора Святейшего Синода по Ведомству Православного Исповедания.⁵⁶⁴

Эти одобрительные отзывы, вещественная помощь и поощрительное внимание целых коллегиальных Правительственных Высших учреждений Православной Русской Церкви этому, вкратце мною здесь представленному, литературному противодействию, беззаконной и крайне враждебной всему истинно и православно-Русскому, пропаганде мохаммеданства в сопоставлении с выше изложенными Русскими законоположениями о пределах свободы вер в России доказывают всю законность этой меры со стороны Православно-Русской. И чего бы казалось естественнее, как сочувствие и литературная помощь практическим, непосредственным деятелям православного миссионерства от их православных собратий, почему-либо лишенных возможности участвовать более непосредственно в Православно-Русской просветительной миссии, и между тем могущих помочь ей своим литературным словом и трудом?!.... Но Казанскому мохаммеданству и сочувствующим ему некоторым лицам очень не нравится даже и такое небольшое и косвенное противодействие мохаммеданской пропаганде со стороны Православно-Русской. Мохаммеданство и его сторонники слишком уже привыкли к уступкам им от Правительства и Церкви Русских, к безсилию духовенства православного, и к безучастности и бездействию общества Православно-Русского. И вот теперь недовольство на литературное противодействие мохаммеданству возрастает до того, что мохаммеданство собралось отразить такое Законно-Русское ему противодействие подачею на него протеста....

Протест такой, в России противозаконный, такой антирусский, антихристианский не страшен, не должен иметь и можно надеяться, не будет иметь никаких стеснительных для ровнителей православия последствий. Но важно здесь то, зачем возбуждаются такие противозаконные, антирусские в России движения, откуда и какими влияниями Казанское мохаммеданство. авторитетно- руководительное для мохаммеданства всего Поволжья ,– считает такие противозаконные свои желания и действия будто справедливыми??... Это вопросы как в настоящих обстоятельствах так и для будущего Православно- Русской миссии весьма важные.

На первый из этих вопросов житейская действительность даст тот ответ, что люди, способные протестовать и соперничать против литературного ученого противодействия мухаммеданству, увлекаться будто бы истинностью и превосходством мохаммеданского вероучения, как учения ложность и низость которого легко заметна, –не могут, а возбуждают противозаконные движения затем, зачем обыкновенно людьми недобросовестными возбуждаются подобные действия в массах,– именно потому, что они надеются на уступки и от удовлетворения этих движений масс ожидают себе самим пользы личной, в настоящем частном случае хотя бы от продления цветущего существования мохаммеданства в России.

Относительно второго из вышеозначенных вопросов современный нам и последний Казанский этнограф, полковник А. Риттих, свидетельствует, что законы Русские не редко вкось и вкривь толкуются нашими далеко не национальными деятелями и что все мухаммеданствующее Казанское население не более как послушные исполнители тех немногих татар мохаммедан, которые под, слиянием извне, или таких ложных, вкривь и вкось толкований Русских законов, нашими не национальными деятелями, – держат в руках всех остальных⁵⁶⁵ поволжских инородцев, а значит и возбуждают к противозаконным движениям.

Есть-ли в настоящие дни в Казани и в Поволжье, и кто именно, кроме мулл, такие далеко не национальные то есть, не-Русские деятели, – влияют-ли они во вред нашему Православно-Русскому отечеству на мохаммедан- вожаков, – толкуют-ли вкривь и вкось Русские законы: не знаю. Но несомненно, что таковые на скромной до самоунижения и самонедоверчивой Руси вообще бывали и бывают, часто даже не принадлежа и к подданным Русского государства; нельзя не доверять и специальному почтенного полковника Риттиха слову, что бывают такие зловредные не-русские деятели и в Казани. А не-русские и не-православные деятели, толкуя вкривь и вкось Русские законы, всегда могут возбуждать тем мохаммедан, подданных Русских, к противозаконным в России движениям, находя достаточным навязать по бумажным отчетам мохаммеданствующим инородцам одно только какое-то неопределенное, общее мирское просвещение, и считая излишним направлять на них деятельность Православно-Русскую, Церковно-Христианскую, будто обрусить мохаммедан может одно какое-то неопределенное мирское просвещение. Но, добросовестно судя, всякий знающий мохаммеданство, должен согласиться, что невозможно действительно просветить и обрусить мохаммедан одним неопределенным, мирским просвещением. оставляя им их вероучение, которое, отвергая все что в него не входит, от имени Самого Бога уверяет мохаммедан, что единственным руководством всех их действий даже и в частной жизни должен признаваться исключительно один только Коран Мохаммеда, «содержащий изъяснение всех вещей, служащий направлением и объясняющий все споры ... Те (же), которые не будут судить по книге Божией (Корану) неверные; они будут собраны в геенне, преданы огню, вечно будут пищей огню; они желают вашей гибели. А вы (мохаммедане) народ превосходнейший из всех, какой когда либо появлялся между людей, вы приказываете то, что благо, и запрещаете то, что дурно; то что вы делаете, устраивает Бог!»⁵⁶⁶ – льстиво убеждает мохаммедан их лжепророк. Мохаммедане не такие верующие, как немцы и французы; они веруют слепо, с полным, фанатичным доверием Корану их лжепророка и по этому ясно, что пока они будут веровать Мохаммеду до тех пор истинное просвещение христианское может им быть навязано только на бумаге по формальным, обязательным отчетам, но не будет воспринято мохаммеданами. Не-русские же деятели в России являются неполезными особенно на поприще просвещении населений России, потому что, как не-русские, они не понимают, что обрусение мохаммеданствующих инородцев Русских, к которому чрез просвещение деятельно стремится современное Высшее Русское правительство, не мыслимо без обращения и утверждения их в Божественных истинах Православного Христианства, не мыслимо без сообщения им просвещения именно христианского. Что Мохаммеданство и обрусение не совместимы, доказывает не только трех вековой, как выше показано, опыт Русской истории, но и крайняя противоположность их теоретических жизненных основ. Нельзя быть истинно Русским, оставаясь мохаммеданином, потому что быть Русским не то, что быть немцем или французом. Француз, что сегодня боготворит, то завтра же ненавидит и презирает, – сегодня он режется за монархию, а завтра за республику и анархию; немец служит и поклоняется только тому, что выгодно для него, святые предания и даже прямые законы для немца ничтожны и ради себя, своей произвольной гордой воли, он дерзновенно посягает на христианство, силится унизить и разрушить истины далее Божественные, – только выражения немца обыкновенно не соответствуют его понятиям и истинным стремлениям, а служат ему сродством хитро прикрывать его самослужение и исключительное себялюбие. Дух же Русский не таков: как чувствительный азиатизм грубых тюркским племен искренно и фанатично всецело предан похотливому мохаммеданству, точно также и все истинно Русское не мыслимо без религии Христовой, все оно глубоко искренно проникнуто ею, дышит и живет её Божественными началами. Это истина историческая, истина неоспоримая много вековой живой действительности Русского духа, выразившаяся особенно резко и в законоположениях Русских. Вспомните: предоставляя «ИМПЕРАТОРУ Всероссийским престолом обладающему» полное неограниченное самодержавие, в одном только вероисповедании Его ограничивает оно неограниченного Самодержца, освящая то глубоко Русское начало, что Он «НЕ МОЖЕТ исповедовать никакой иной веры кроме Православной»⁵⁶⁷ Христианской Восточного исповедания. Такой основной закон очевидно и бесспорно доказывает, что Русский дух есть великий истинно апостольский Христианский дух, который, безгранично покоряя себя земному Царю, не унижает пред Ним Божественного Христианства; всецело подчиняя самого себя земному своему Монарху, не подчиняет он произволу земного Владыки одной только своей Божественной веры, безусловно выговаривая от него только одного Христианского Православия, служения только вечным, Божественным истинам. – Обстоятельства эти в высшей степени знаменательны и красноречивы. И так, как бы-тο ни было в настоящем случае, то есть, отчего бы и откуда бы ни шла действительная инициатива недовольства на вполне в России законное литературное Православно-Русское и церковномиссионерское противодействие зловредной пропаганде мохаммеданства в нашем христианском отечестве, – пусть умолкнут и успокоятся ревнители и защитники мохаммеданства, пусть умерят они свои противозаконные желания и воздержатся в будущее время от их обнаружения, так как в Русском государстве они противозаконны и запрещены под опасением тяжких уголовных наказаний. Противодействие ревнителей Русского Православного Христианства антирусской пропаганде мохаммеданства, прикрываемой мохаммеданской религиозностью, не только вполне законно, но даже еще и поощряется законами Русского государства, и потому да не ослабевает, но да возрастает и преуспевает оно на спасение душ просвещаемых и на славу истины Божественной!.. Не всем и не всегда возможно иметь под руками все вышеозначенные авторитетно-руководительные сборники законоположений Русских, с правительственными и учеными их толкованиями, поэтому статьями моими, помещаемыми в настоящей книжке, я желал и старался указать и уяснить ревнителям Православного Христианства и защитникам зловредного мохаммеданства законные пределы прав в свободе веры Православного Христианства и мохаммеданства в России. В особенности же защитникам мохаммеданства полезно помнить, что по основным Русским законам: «Никто не может отговариваться неведением закона» (ст. 62); что закон «должен быть свято и ненарушимо исполняем всеми и каждым, как подданными так и иностранцами, в России пребывающими,» (ст. 63) и что «законы должны быть исполняемы по точному и буквальному смыслу оных, без всякого изменения или распространения» (ст. 05).⁵⁶⁸ А мохаммеданам свобода веры в одном, точно определенном и ограниченном, виде свободного отправления их веры и богослужения под непременным условием отсутствия всякого малейшего с их стороны не только посягательства на православных, но и помешательства пропаганде Православного Христианства среди иноверных Православию Русских подданных, – присвояется именно единственно только затем, чтобы они: 1) Славили Бога Всемогущего разными языками: 2) Чтобы и мохаммедане благословляли царствование Российских Монархов и молили Творца вселенной о умножении благоденствия и укреплении силы Империи Русской. – Наконец. если в литературных Православно-христианских, миссионерских, Русских изданиях защитникам и ревнителям мохаммеданства не нравится иная резкая, прямая правда об чудовищном мохаммеданском суеверии, то пусть прежде чем выражать недовольство на эти вполне законные действия Православно-русских деятелей, которые обличением чудовищной бесчеловечности и зловредности мохаммеданства стремятся отвлечь от него, заблуждаемых им Русских инородцев, и привлечь их к Русской, истинно Божественной Христовой вере, к славной Русской народности и к великим Русским духу и стремлениям, – пусть, говорю, лучше прежде потрудятся уничтожить в мохаммеданском Коране те многие и многие места, которыми чрез уста Русских же подданных инородцев мохаммедан хулится Единый истинный Бог Христиан Русских, Снащенная Верховная Власть и правительство Русское, судящее не по Корану Мухаммедову, и проповедуется обязательное убийство в лице всякого не мусульманина каждого христианина и Русского! – Все эти и подобные наущения мохаммеданского злоучения прямо, очевидно и неоспоримо противны истинно- Русскому духу, Русскому Верховному Правительству, Русской народности, и, под опасением многих, тяжких Уголовных наказаний, строго запрещаются, точно выраженными, законами государства Христианско-Русского.

«Неверные, – заповедует мусульманам Мохаммед в Коране от имени Самого Бога, – «Неверные те, которые говорят, что Мессия, Иисус сын Марии, Бог. О верующие (то есть мухаммедане)! когда вы встретите неверных, убивайте их везде, пока они не сделаются мусульманами, и Бог осыплет вас благодеяниями, вы будете счастливы. Убиваете же их не вы, Бог; когда бросаешь копье, не ты бросаешь, это Бог. О верующие! не показывайте трусости, не призывайте неверных к миру и не избирайте друзьями жидов и христиан“! (Коран гл. V ст. 19, 50, 77; XLVII. 4, 22; XLVIII 16; III, 164; V, 39; VIII, 17; XLVII. 37; V, 56). – С такими священно-религиозными, бытовыми обязанностями в одной Европейской России мохаммедан более пяти миллионов! Понятна вся естественность и необходимость настойчивой противодеятельности в России такому бесчеловечному, государственно-гибельному, противо-христианскому учению. Для успеха же этой противодеятельности учению аравийского лжепророка Мохаммеда неизбежно между прочим верное изучение самого мохаммеданства. Но, при крайней ограниченности у нас числа знатоков арабского языка и при скудности отечественной литературы по мусульманству, для огромного большинства Русских исследователей Ислама и обличителей религиозно-государственных заблуждений миллионов мохаммедан Русских подданных, – необходимым является знакомство с трудами по мухаммеданству западных ученых, много уже занимавшихся его разработкой. А в западной литературе по мусульманству господствует такое антихристианское направление и всего чаще встречаются, по видимому научно обставленные, такие исследования, которые стараются убедить и «немохаммедан» признать арабского лжепророка Мохаммеда гениальным «посланником Божиим», а Коран его, – «пятым Евангелием!» Эта западная литература предательски силится возвысить Мохаммеда даже над самим Мессиею, Господом Иисусом Христом, Спасителем мира! Но такие представления совершенно ложны, произвольны и порождены только утонченно-мохаммеданским нерасположением к Христианству, или излишним подчинением, крайне пристрастным, воззрениям на Мохаммеда и его учение. Хотя меньшинство, за то вполне самостоятельные и западные исследователи свидетельствуют на точных основаниях, почерпаемых из самого мохаммеданства, что Мохаммед был далеко «не гениальный и не богодухновенный человек», и что «неоригинальное, нечестивое и чудовищно-вредное его учение парализует все, чего оно не убивает».– С исследованиями вот этого-то последнего направления по преимуществу западных ученых, а также и с Русскими малодоступными для большинства источниками, относящимися к мохаммеданству, представляемые в настоящих выпусках «Материалы» имеют целью знакомить тех Православно-христианских, Русских деятелей, которые сами не имеют возможности непосредственно знакомиться со всею обширной западной литературою и с малодоступными почему либо Русскими источниками, относящимися к мохаммеданству.

Кто приходит к вам, и не приносит учения Христова, – того не принимайте в дом и не приветствуйте... Кто учит иному/(чем Христос) и не следует здравым словам Господа Иисуса Христа, – тот горд, ничего не знает,... удаляйся от таких... Еретика, после первого и второго вразумления, отвращайся».

(2 соборн. посл. св. ап. Иоанна ст. 10; 1 посл, к Тимоф. гл. 6, ст. 3 – 5; Титу гл. 3, 10).

«Русский земский собор , избравший на царство Михаила Федоровича, заявил: чтоб святая и непорочная истинная православная христьянская вера греческого закона была во всем великом Российском государстве нерушима по-прежнему и сияла-б во всю вселенную, якож под небесем пресветлое солнце.»... И ныне в России «признаваемая законом веротерпимость имеет условное, ограниченное значение. Она не устанавливает религиозного равноправия. Принадлежность к некоторым исповеданиям значительно сокращает общегражданские права»

(Пособие для изучения Русск. государств, права. Профес. Романовича-Славатинского, издан. 1872 г., вып. 1, стр. 56, 57).

«Отпадение крещеных татар в мухаммеданство совершается ежегодно... Увлекаемый и подстрекаемые несколькими вожаками-фанатиками, отступники, большею частью, остались пока непреклонными в своих заблуждениях, не смотря на увещания и вразумления со стороны местного духовенства».

(Извлеч. из Всепод. отчета обер-прокурор. Свят. Синода за 1871 г., изд. 1872 г. стр. 43 и проч. годов; Извест. По казанск. епар. 1875г. №14,стр.430).

«(Преступления против веры (христианской) (к которым принадлежат и отпадения) суть также восстания против власти в обществе, коей права, особенно у нас (в России), столь тесно соединены с правами Верховной Государственной власти».

(Проект У лож. о наказ уголовн. с подроби, означен, основании каждого постановления. Изд. 1871 г. С. Е. И. В. Канц. стр. XLI11).

«И у вас будут лжеучители, которые введут пагубные ереси и, отвергаясь искупившего их Господа Иисуса Христа,... будут уловлять вас льстивыми словами.... и многие последуют их разврату... . заблудятся,... и чрез них путь истины будет в поношении... Вы же, возлюбленные, будучи предварены о сем, берегитесь, чтобы вам не увлечься заблуждением без- законников и не отпасть от своего утверждения».

(2 Посл. Петр. гл. 2, ст. 1, 3, 2,15; гл. 3, ст. 17,18).

Отдельный оттиск из «Православного Собеседника» 1877 г.

«Буду защищать свое дело... Выслушайте мое оправдание!“

Деян. Св. Апостол, гл. 22, ст. 1; гл. 24, ст. 10).

В недавно изданной книге 3-го выпуска «Материалов для изучения и обличения мухаммеданства» весьма важный церковно-государственный вопрос о свободе веры и об отпадениях от христианства многих тысяч русских граждан центральных областей России рассматривается именно с русской государственной точки зрения в первый раз.

Особенная важность этой стороны предмета побудила «Церковный Вестник», напечатать в № 23 предложенную ему статью об этой книге «в видах желаемого всестороннего обсуждения затрагиваемого в ней вопроса». Но, по малознакомой в духовной противомухаммеданской литературе специальности государственно-юридической, почтенный автор той статьи «Церковного Вестника» неверно представил существующий в русских государственных законах взгляд на отпадения русских граждан-христиан в мухаммеданство.

В качестве лица впервые возбудившего в печати этот вопрос, я в № 35 «Церковного Вестника» несколькими ответными объяснениями и возражениями восстановил (только) некоторые юридические неверности почтенного автора той библиографической о моей книге статьи. Но, по не зависевшим от меня обстоятельствам, в ту ответную мою статью вовсе не вошли еще многие существенные поправки неверно понятых и представленных мест моей книги, а также и важные дополнительные мысли и указания мои «в видах всестороннего обсуждения» новой стороны вопроса, возбуждённого моею книгою и вышеозначенною о ней статьей «Церковного Вестника».

Другая библиографическая об этой же моей книге статья, в майской книжке «Православного Обозрения» 1876 года, также чрезвычайно кратка и очень односторонние, как свидетельствует уже и самое её заглавие. Знакомя с некоторою частью практической стороны рассматриваемого моею книгою вопроса, вовсе не касается второй статьи этой моей книги, именно о свободе веры по русским законам.

По всему этому, в интересах правильной разработки и разъяснения возбужденного моею книгою вопроса, я теперь решился в нижеследующих строках сам познакомить ревнителей противомухамме- данства с вышеозначенною моею книгою и с рассматриваемым в ней весьма важным для противомухаммеданского русского миссионерства предметом дополнив рецензентами неверно понятые и представленные места моей книги самыми очевидными и неоспоримыми основаниями и указаниями. Рецензии на свои собственные сочинения, известные в Германии под названием Selbstanzeige, весьма обычны на западе и не без употребления в кругу русских ученых и исследующих восток. Такова например брошюра: Дополнения к сочинению профессора А. Я. Гаркави: «Сказания мусульманских писателей о славянах и русских», написанная и изданная самим же А. Я. Гаркави на другой год после напечатания вышеозначенного его сочинения. Подражание таким ученым порядкам представляется весьма полезным особенно в областях наук слишком специальных или же в возбужденных впервые вопросах, которые посторонние рецензенты естественно и невольно могут представлять во многом неточно, смешанно, неверно и тем только усложнять и запутывать еще неразработанный, новый вопрос. Эти-то причины и побуждают меня теперь представить краткую рецензию моих собственных статей 3-го выпуска «Материалов для изучения и обличения мухаммеданства».

Мне кажется вполне справедливым и обязательным для лица, возбудившего новый специальный вопрос, установить и поддержать этот вопрос и в периодической литературе таковым, каким он представляется при специальном его исследовании, чтобы исправлялся и пополнялся в дальнейшей разработке именно этот самый вопрос.

В рассмотрении предмета столь существенной религиозной и государственной важности, как свобода веры и продолжающиеся отпадения русских граждан христиан в антихристианское и антирусское злоучение мухаммеданское, помимо всяких индивидуальных особенностей рассматривающего этот предмет, имеют большое значение источники, по которым исследователь излагает и уясняет такой предмет, то есть их авторитетность. Поэтому прошу ревнителей православного христианства в России обратить особенное внимание на источники, служившие руководительными основами для статей вышеозначенной моей книги.

Стараясь указать определенные российскими государственными законами пределы прав православного вероисповедания и мухаммеданского, и как с юридической точки зрения следует разрешить вопрос о мухаммеданской пропаганде и отпадениях от христианства в мухаммеданство, – я излагаю, по правительственным изданиям, относящиеся к свободе веры русских граждан и к обстоятельствам отпадений от христианства положительные и общеобязательные статьи русских законов, так как неоспоримо, что точно определенное выражение законного русскогосударственного сознания и взгляда находится в действующем законодательстве русском.

Но так как при применении общих статей русских законов о вероотступничестве от христианства вообще к частному обстоятельству отступничества именно в мухаммеданство является необходимым установление точного законодательного смысла и частного отношения таких общих статей русских законов, то я стараюсь в моей книге выеснить этот точный и частный законодательный смысл авторитетными толкованиями статей закона, мотивами каждого законодательного постановления, объяснительными записками самих составителей. Для этого я пользуюсь, например: «Проектом уложения о наказаниях уголовных и исправительных», с подробным означением оснований каждого из внесенных в сей проект и потом в самое «Уложение о наказ, уголовн.» изд. 1866 года и в «Устав о наказ, налагаемых мировыми судьями» постановлений. В предисловии этого сборника, изданного в 1871 году 2-м отдел. собств. Его Императорского Величества канцелярии, с Высочайшего разрешения, говорится между прочим, что Сборник этот имеет и ныне, практическое значение, так как в приложенных к отдельным его статьям объяснениях приведены те соображения (и начала), которыми руководствовались его составители при предначертании содержащихся в этих статьях правил; а соображения эти, без сомнения, могут (и должны) служить весьма существенным пособием к правильному уразумению смысла многих из постановлений Уложения (о наказ, уголовных) сохранивших до ныне (полную) обязательную силу». – Затем следуют: «Судебные уставы 20 ноября 1864 года, с изложением рассуждений, на коих они основаны, второе дополненное издание Государственной канцелярии 1867 года»; во вступлении к этому изданию сказано: «это издание, – при составлении которого устранены всякие личные взгляды, а излагаются только принятые мнения, – соединяет в себе, вместе с изложением главных соображений, свод исторических заметок, которые в настоящем должны способствовать уразумению смысла и духа нового закона».

Кроме таких изданных правительством сборников, для установления наиточнейшего юридического смысла всех частных мыслей и выражений положительных статей русских законов, относящихся к мухаммеданству и его зловредной пропаганде в России, я пользуюсь еще учеными толкованиями законов известнейших русских законоведов и решениями кассационных департаментов Правительствующего Сената. Сюда относятся: «Уложение о наказаниях уголовных и исправительных, издан. 1866 года, с внесением всех узаконений по продолжениям 1868/72 годов, и с разъяснениями по решениям Уголовн. кассацион. департ., состав, профессор с.-петербургск. университета Н. С. Таганцев, – 1873 года»; и еще: «Курс русского уголовного права, – сочин. доктора прав Лохвицкого, 2-е исправленное и дополненное издание 1871 года, сведенное с кассацией, решениями в предисловии к этому сочинению говорится, что оно «имеет практический характер раскрыть и вмесишь смысл не только статей , но и выражении в каждом положении русского уголовного уложения».

С другой стороны для ознакомления с прошлым и в особенности с настоящим состоянием мухаммеданства и пропаганды его в местностях Волжско-Камского бассейна, и с отношением его ко всему истинно-русскому, я буквально представляю в моей книге новейшие свидетельства, во первых, всех официальных, касающихся этого предмета, правительственных ведомств, каковы: «Извлечения из всеподданнейших ежегодных отчетов обер-прокурора Св. Синода «Извлечения! из ежегодных отчетов высокопреосвящ. архиепископа казанского»; «Списки населенных мест Российской империи, составлены и изданы министерством внутренних дел»; «Представление попечителя казанского учебного округа минист. народн. просвещение; «Журнал минист. народн. просвещения»; «Решения казанского окружного суда»; «Материалы для географии и статистики России, собранные (в 1861 году) офицерами генерального штаба, издан, департаментом генеральш штаба, военного министерства».

Вместе с такими официальными источниками я привожу много свидетельств об этом предмете и новейших частных исследователей истории и этнографии европейских областей Русских с мухаммеданствующим населением, например из сочинений: «Материалы для этнографии (европейской) России. Составл. и издан, в 1870 г. подкопы. А. Риттихом, с племенною картою, статистической таблицею, планами, видами, характерною музыкой, фотографическими типами инородцев, сравнительным словарем на 10 языках и молитвою Господнею на 6 языках»; еще: «Положение инородцев северо-восточной России, издан. 1866 года, Н. Фирсова, профес. казанск. университета»; «Православная противомусульманская миссия в казанском крае в связи с историей мусульманства в первой половине XIX века, издан. 1868–1870 г. Е. А. Малова, профес. казанск. духовн. академии»; «О татарских мечетях в России, издан. 1867 г», и «Статистические сведения о крещеных татарах епархий Волжского бассейна, издан. 1866 г.» Е. А. Малова и «Высокопр. Афанасий, архиер. бывший казанский, изд. 1866 г. Н. Разумова».

Приводятся также в моей книге свидетельства о состоянии в местностях Волжско-камского бассейна мухаммеданства и пропаганды его из статей периодических современных изданий: «Русского Вестника», «Московских Ведомостей», «Вестника Европы», «Гражданина», «Казанск. Губерн. Ведомостей», «Православного Обозрения», “Известий по Казанск. Епархии», «Правосл. Собеседника», «Отчетов Казанского Миссионерского Братства 18⁶⁷/₇₄ годов, Миссионерского противомусульманского Сборника», и «Миссионера».

Затем мухаммеданство характеризуется еще и на основании точного учения почитаемой мухаммеданами за божественную книги Корана, «издан, на русском языке» в 1875 году, и потом по «Основным началам мусульманского закона» из книги ученого Гиргаса «Права христиан по мусульманским законам», издан. 1865 года.

Наконец, чтобы устранить все сомнения о значении не только понятий, не только целых мыслей и выражений, но даже и самых одиночных слов и терминов статей законов, я стараюсь определять их значение соответственными выражениями книг священного писания, также специально относящимися к этим словам и терминам, учеными исследованиями, и наконец всеми толковыми словарями изданными до 1875 года.

I. На основании вышеозначенных источников, я в первой статье 8-го выпуска «Материалов для изучения и обличения мухаммеданства» и указываю прежде всего на поражающие проявления той силы, с какою мухаммеданская пропаганда обнаруживалась в приволжских областях в шестидесятых годах текущего столетия и привела к многочисленным и упорным отпадениям в мухаммеданство русских граждан христиан разных племен, уже несколько столетий принадлежавших к православно христианской церкви и к русскому народу. Многочисленность таких отпадений от христианства во враждебное всему христиански русскому мухаммеданство обратила на себя тогда всеобщее усиленное внимание. Все правительственные ведомства и само общество русское стали принимать деятельные меры к удержанию отступнических движений, стали вникать в самые их причины. Вероотступники говорили, что отпадают от христианства главным образом будто потому, что не знают и не могут знать христианства, так как приходские их священники плохо знают инородческие языки, а сами эти прихожане не знают и знать не хотят языка своей же родины, веры и государства, гражданами котораго они состоят. Тотчас же сделаны были гуманные уступки вероотступникам: не от них потребовали изучения русского богослужебного языка, но усердно принялись переводить на их азиатские, тюркско-финские разговорные языки христианское священное писание и богослужение. В тоже время устроили этим инородцам в их деревнях множество школ с учителями подготовленными из их же среды, для религиозного просвещения их на природном языке; воздвигли наконец несколько новых, благолепных храмов с священниками и клиром из самих же инородцев, и даже там, где таковых еще не было, рекомендовали русским священникам отправлять богослужение на инородческом разговорном языке. Но такие в высшей степени гуманные уступки, сделанные инородцам, не достигали цели. На ряду с ними продолжали совершаться новые усиленные и еще более ожесточенные отпадения поволжских инородцев христиан в мухаммеданство, дошедшие до того, что в одной, например, казанской губернии, имеющей руководительное значение для инородцев всего Поволжья , явно вновь отпали уже несколько тысяч одних крещеных татар. Отпали и такие деревни, в которых по нескольку годов существовали и действовали , по видимому успешно, школы с учителями из самих же инородцев и с учением на разговорном их языке; отпали и такие целые приходы, в храмах которых священники были из самих же инородцев и богослужение совершалось на инородческом разговорном языке. И эти новые вероотступники деспотически принуждают еще не отпадших не ходить в церковь, подстрекают к мухаммеданству и других, настоятельно требуют себе мечетей, явно и публично исповедуют мухаммеданство, стращал разными угрозами христиан, а смельчаки из них отводят свои избы под мечети и сами становятся муллами для отступников... Все же меры противодействия со стороны епархиального духовенства, и русскохристианского братства, и школопросвещения оказываются малосильными.

Все факты и обстоятельства слишком красноречивы и слишком поразительны, чтобы без существенного ущерба для христианства и государства можно было бы не желать их знать и пренебрегать ими. Λ так как усиление и распространение мухаммеданства, в ущерб православному христианству, составляет вопрос сколько религиозный, столько же народно-русский, государственный, поэтому я стараюсь в моей книге установить и уяснить взгляд на эти отпадения русско-государственный, религиозно-народный, заключающийся в государственных законах.

Прежде чем приступить к изложению статей русских законов, относящихся к отпадениям от православного христианства в мухаммеданство, я указываю , что, так как религиозные интересы в нашем великом отечестве искони получили и до ныне сохраняют по русскому сознанию первостепенное значение, то и преступления против веры христианской, часть которой составляют отпадения или вероотступничества, в русском законодательстве помещены па первом месте; а в частности отпадения от христианства уголовным русским законодательством признаются преступлениями первостепенной государственной важности.

Переходя затем к самым статьям законов, касающихся преступлений против веры христианской, указываю, что одни из них относятся к отпадшим от христианства во всякую вообще нехристианскую веру, значит и в мухаммеданскую; другие же относятся к отступившим именно в частности в мухаммеданское учение, потому что хотя буквально статьи эти не упоминают о мухаммеданстве, но указывают такие уже признаки и свойства, которые прямо и неоспоримо подходят к мухаммсданству, как по букве и духу его вероучения, так и по житейской его практике во всех странах и во все времена.

Необходимо заметить, – поясняю я в этом месте моей книги, – что подведение мухаммеданского вероучения под эти статьи законов отнюдь не натяжка, а вполне справедливо и законно в России. Законы русские, как законы государства православнохристианского, относятся с особенною заботливостью именно только к одному православному христианству и всякий раз прямо и буквально называют только его но имени. О всех же прочих религиозных учениях, не исключая даже и христианских не православных вероисповеданий, в большинстве статей закона говорится обще и огульно; исповедания эти разделяются только на христианские и не христианские, и на менее и более вредные для государства. Об этом последнем подразделении необходимо заметить еще и то, что всякие более или менее вредные для государства религиозные учения в русском уголовном законодательстве, в большинстве статей, их касающихся, огульно называются общими наименованиями «расколов и ересей».

За этим я возможно точно указал в моей книге (стр. 15 – 22), что мухаммеданское вероучение вообще и в частности уклонение в это лжеучение отпадших в него от православного христианства русских граждан, на основании юридических понятий о «ересях», – на основании общепринятого лингвистическогои церковно – христианского значения слова «ересь», – и наконец по характерным признакам основ мухаммеданского вероучения, может и должно быть признаваемо со стороны как православно-христианской, так и русско-государственной не иначе как «ересью“ а отступники от православного христианства в еретическое злоучение мухаммеданское – «раскольниками и еретиками“. – Обо всем этом-то между прочим умолчал совсем автор статьи о моей книге в «Церковном Вестнике», тогда как с опровержения этих первых оснований дальнейших взглядов и положений, изложенных в моей книге, и следовало начать тому, кто утверждает, что выраженные в ней мнения о законности подведения мухаммеданского лжеучения под разряд «злоучений и ересей“ будто не находит опоры в русском законодательстве. Полным же умолчанием об вышеозначенных, весьма важных, первых основаниях представляемого мною предмета утаивается одна из существенных основ, выраженных в моей книге положений, и много извращается отношение мухаммеданства и отступничества в него к обще основному русско-государственному взгляду и религиозному сознанию.

Обращаясь далее к статьям русских уголовных законов, выражающим государственный взгляд на отпадения от православного христианства в еретическое мухаммеданское злоучение, я указываю на статью 203 Высочайше утвержденного уложения о преступлениях и наказаниях уголовных, которая говорит: «Те из раскольников, хотя и не изобличенные в совращении православных, которые принадлежат к ересям, соединенным с свирепым изуверством и фанатическим посягательством на жизнь свою или других, или с противонравственными гнусными действиями, по совершенном их в том изобличении, подвергаются: лишению всех прав состояния и ссылке в отдалённейшие места для водворения особо от других поселенцев и старожил». А отступившие от веры православнохристианской в злоучение мухаммеданское и образуют именно раскольников, принадлежащих к одной из предусмотренных статьей 203 религиозных ересей с прямым и священным обязательством посягательства на жизнь других, потому что учение мухаммеданства в пылу своего кровожадного фанатизма возводит на степень божественной заповеди и безусловно обязательной мирской обязанности для каждого мухаммеданина ожесточенное избиение всех не мухаммедан потому только, что они не мухаммедане. Верность этих мыслей доказана в моей книге как буквальным текстом мухаммеданского Корана, так и позднейшими государственно религиозными предписаниями мухаммеданского вероучения. Известный же знаток Русского уголовного права, Лохвицкий также доказывает, что в 203 статье под «посягательством“ на жизнь разумеется не покушение частное на чью-либо индивидуальную жизнь, а существование догмата об убийстве, как деянии, ведущем к спасению в тех сектах, к которым принадлежат обвиняемые⁵⁶⁹. По всему атому до тех пор, – говорю я, – пока священные для мухаммеданствующих отступников заповеди, дышащие бесчеловечным посягательством на жизнь христианина., будут находиться в гражданско-вероучительной книге упорно мухаммеданствующих инородцев-отступников, и до тех пор пока не будет отменена вышеозначенная 203 статья русских уголовных законов , – отступившие от православного христианства в мухаммеданскую ересь неизбежно должны будут подходить под действие этой 203 статьи уложения о наказаниях, которая и по рассуждению почтенных составителей ныне действующих судебных уставов «имеет весьма широкий смысл».

Против сомнения и возражения, какие сделал рецензент моей книги в «Церковном Вестнике», что эта 203 статья относится только к каким-то неизвестным , им не означаемым, раскольникам и будто она не относится к раскольникам церкви православной, отступившим и принадлежащим к мухаммеданскому злоучению, потому что оно буквально в ней не названо, – напоминаю, что в моей книге я указываю, что эта общеосновная, а не частная, статья 203 относится к мухаммеданскому поучению и отступившим в него, от православного христианства, так как признаки, в ней означенные, то есть фанатическое посягательство на жизнь других, относятся к мухаммеданству. Это столь же очевидно и несомненно, как ясно и несомненно то, что всякие упорствующие отступники от православного христианства вполне подходят под русскогосударственное и церковнохристианское понятие «раскольников“, так как под это понятие подходят ведь все отступники во всякое не православное вероучение, каковое-бы частное название вероучение такое ни носило. Это само собою вытекает из определения понятий и наименований «раскол и ересь», как и указано в книге моей на страницах 17 – 22. Там же я говорю далее (стр. 27): «что эта 203 статья не относится исключительно к русским раскольничьим сектам скопцов, малакан и к прочим, именуемым между другими статьей 197 уложения, – доказывается еще и тем, что в статьях законов, которые относятся исключительно к буквально называемым законами сектам и ересям, секты и ереси эти поименовываются прямо и определенно, например в статьях 201, 202. 205, 206“. – Нет также никакой необходимости для отнесения и применения 203 статьи Уложения к упорно еретичествующим отступникам в мухаммеданство, чтобы 203 статья поименовывала буквально мухаммеданскую ересь, потому что как статья общеосновная, а отнюдь не частная, она и не должна поименовать буквально никакого раскола, никакой ереси н частности, а только означает признаки и свойства предусматриваемых ею расколов и ересей.

Совсем другое дело статья 197 Уложения, которая говорит: «последователи сект, именуемых духоборцами, иконоборцами, малаканами, иудействуюищими, скопцами, а равно и другие принадлежащие к ересям, которые установленным для сего порядком признаны или впоследствии будут признаны, особенно вредными, за распространение своей ереси и совращение в оную других по совершенном изобличении в сем преступлении, подвергаются: лишению всех прав состояния и ссылке в отдалённейшие места для водворения особо от других поселенцев и старожил. Малакане и прочие из принадлежащих к ересям, признанным особенно вредными, дозволяющие себе проповедовать свое лжеучение публично православным, за самое первое сего рода действие признаются распространителями раскола». «Мы, – добавляют почтенные составители Уложения. – нашли нужным, для отклонения недоразумения в практике, присовокупить, что всякое публичное проповеданное вредных ересей (всех вообще) признается распространением раскола». – Вот в этой 197 статье было бы весьма желательно, чтобы ересь исповедующих мухаммеданство отступников, то есть злоучение мухаммеданское, было бы поименовано буквально, будучи признанным вредным еретическим учением. Статья 197 сама свидетельствует, что, – как пишу я в моей книге, – вредны и подлежат противодействию со стороны государства не только ереси, признанные до сих пор вредными и буквально поименованные, но также и те, которые и «впоследствии будут признаны государственно вредными Министром внутренних дел». Поэтому справедливость и русско-государственные интересы обязывают теперь не обольщаться внешнею, вынужденною и притворною покорностью мухаммеданствующих подданных русских, но требуют прямого и буквального объявления их лжеучения, по крайней мере внутри европейской России, наиболее вредным, так как по точным и ясным требованиям Корана,–их основного вероучения, все мухаммедане обязаны отвергать законность власти и даже существования государства именно русского, как не мухаммеданского; а с другой стороны по существенным основам теории русского законодательства, точно выраженным вышеприведенною 203 статьей Уложения, принадлежность и тем более отступничество к лжеучению с такими крайне зловредными, как в мухаммеданстве, обязанностями и свойствами нетерпимы русским сознанием, несогласны и противны общей и безусловно для всех в России обязательной русской государственной норме жизни, противозаконны, следовательно преступны и подлежат уничтожению чрез государственное им противодействие. Государство не может допускать и признавать законным существование учений и обществ, обязывающих к противным нравственности и общественному порядку действиям хотя бы такие учения и общества и прикрывались религиозностью. Так противогосударственные общества и учения, прикрытые религиозною оболочкою, крайне опасны в особенности потому, что они действуют на религиозный фанатизм и сильно увлекают массы. От того-то и по практике ни одна из прямо названных вредными в 197 статье ересей далеко не столько вредны именно русскому государству, как фанатичное противогосударственное лжеучение мухаммеданское. Это истина неопровержимая, истина историческая прошлой и настоящей действительности. Русская история свидетельствует, что ненависть ко всему христианскому, заповедуемая Кораном, осуществлялась мухаммеданами в России при всяком удобном случае.

В доказательство справедливости последних мыслей я напоминаю в моей книге некоторые веские исторические и современные обстоятельства, неоспоримо свидетельствующие об издревле и до ныне постоянно враждебном отношении мухаммеданствующих инородцев русских к русскому государству ’в течении всего 800-годового формального их подданства России. Такая нетерпимая, не улучшающаяся действительность вместе со всеми прочими представленными мною основаниями, полагаю, необходимо должна наконец вызвать теперь прямое, равносильное противодействие всех государственно-русских, в особенности же, – за усыплением частно – общественных, – правительственных сил против распространения и усиления мухаммеданства.

Обращаясь далее, говорю я в моей книге, – к статьям русских уголовных законов, выражающих государственный взгляд на отступничество от христианства даже и не православного, в веру нехристианскую, хотя бы и самую невинную и безвредную, находим статью 185 Уложения, которая говорит: «отступившие от христианской веры православного или другого исповедания в веру нехристианскую: отправляются к духовному начальству прежнего их исповедания для увещания и вразумления; до возвращения в христианство они ив пользуются правами своего состояния, и на сие время имение их берется в опеку».

Кроме сего, относительно отступников или мухаммеданствующих раскольников, обратившихся и потом снова вторично совратившихся в еретическое учение мухаммеданское, указываю я статью 204 Уложения уголовных законов, прямо говорящую, что: «если последователь ереси или раскола, обратившийся в православную веру, снова совратится в ересь или раскол, то он подвергается: лишению всех прав состояния и ссылке на поселение безвозвратно.

Такова теория русского государственного взгляда на отступничество от православного христианства во всякую вообще иную веру, или в ересь и злоучение, как безвредные для государства, так и вредные, – противообщественного характера, – в частности же в еретически исповедуемое поволжскими отступниками- раскольниками злоучение мухаммеданское, фанатично посягающее на жизнь не мухаммеданствующих русских граждан. Взгляд этот вполне твердо опирается на весьма определенные, обще основные понятия и положения русского законодательства касательно вредных для государства ересей, злоучений и отступничества от христианства, выраженных в статьях 203, 197, 185, 204 Уложения и 1007 Устава ныне действующего, обще основного русского уголовного законодательства. Говорю «ныне действующего, обще основного русского законодательства», потому что если бы существовали и встретились какие-либо частные Высочайшие указы, состоявшиеся по каким либо частным делам и случаям относительно вероотступничества и вредных для государства ересей или зло- учений, то такие частные указы носили бы исключительный. только частный характер, отнюдь не ослаблял силы и обязательности постановлений обще основных по этим предметам статей 203, 197, 185, 204 Уложения и 1007 Устава уголовных русских законов. Утверждаю это потому, что статья 67 Основных русских законов (по Своду издания 1857 года) вполне ясно и определенно говорит: «указ так называемый сепаратный, то есть, состоявшийся но частному делу, если в нем не будет именно означено, что он распространяется н подобных случаях н на будущее время, и притом если он не будет надлежащим порядком обнародован, не имеет силы закона». К этому статья 69 добавляет еще, что и: «судебные решении дел частных хотя могут быть приводимы в пояснение в докладах, но не могут быть признаваемы законом общим, для всех обязательным , ниже служит основанием окончательных решений по делам подобным». Статья же 73 утверждает, что: «закон общий и всенародно объявленный отменяется не иначе, как таковым же общим законом. Указ, изданный за собственноручным Высочайшим подписанием, не иначе отменен быть может, как таковым же указом, за собственноручным Высочайшим подписанием». – Между тем ни одна из вышеозначенных статей, относящихся к исповедуемому поволжскими отступниками еретическому мухаммеданскому злоучению и отпадениям в него, не была еще отменена ни в целом, ни н частях. Автор статьи № 23 «Церковного Вестника», возражая против высказанных и доказанных!, в моей книге положений, объясняет!, и оправдывает не применяемость, например, статьи 185 Уложения частными мнениями Государственного совета 1863 и 1865 годов. Но не надо забывать, что обще основная 185 статья Уложения собственноручным Высочайшим подписанием утверждена ужо позже противопоставляемых ей этих мнений, а именно в 1866 году, и значит как позднейшее узаконение сама отменяет предшествовавшее ей вышеозначенные мнения, даже и в том случае, если бы в них и было оговорено, что предписания их распространяются в подобных случаях и на будущее время. Да кроме того статья 185 Уложения и в 1866 году была общим не новым узаконением, а только точным и буквальным подтверждением прежнего уголовного русского узаконения по сему предмету, а статьи 74 и 75 Основных законов говорят!, что: «в случае подтверждения общенародного узаконения от Верховной Власти, ему имеет быть чинимо непременное и безмолвное исполнение, (не смотря на) усмотрению его в чем-либо, по местным обстоятельствам, неудобным“.

По всему этому подтверждаю: законный и общеобязательный в России государственный взгляд на отпадение от православного христианства в Мухаммеданство таков, что пребывание и упорство в этом отступничестве признаются преступлениями, подлежат уголовным наказаниям. И хотя статей русских законов, относящихся к этому предмету немного, за то все они вполне верны православнохристианскому и русско-народному духу и сознанию; достаточно сильны они и для государственного противодействия разрушительной антихристианской и антирусской пропаганде мухаммеданского лжеучения.

После всего вышеизложенного естественно раждается вопрос: почему же этот русскогосударственный, существующий в законе, взгляд на мухаммеданское лжеучение и еретическое отступничество в него не сдержит разрушительной пропаганды мухаммеданства в центральных русских областях... – Для ответа на это и для полноты исследования я обратился в моей книге к свидетельствам того, как ли на самом деле проводится означенный взгляд закона в связи с действительным состоянием отступничества.

Свидетельства авторитетных лиц об этой стороне вопроса раскрыли предо мною глубоко возмутительную картину тайного и явного попрания мухаммеданствующими русскими гражданами Поволжья всею самого святейшего для русского гражданина, начиная от общеобязательного в России законного русско- , государственного взгляда на божественную веру Христову до практического отношения к самими, святым Христовым таинствам и ко всему христианско-русскому. Свидетельства эти раскрывают, – как и, указано и в моей книге, – что за всеми доселе принятыми и принимаемыми в духе христианской любви и кротости мерами духовной власти и приходского духовенства и существующей в Поволжье системы инородческого школопросвещения , почти все отпадшие в мухаммеданство остаются и по ныне ,,упорствующими в своем заблуждении». Этому, по единогласному свидетельству всех ревнителей православной веры, много содействует то обстоятельство, что вероотступникам подобное положение представляется весьма выгодным и что они злоупотребляют безнаказанностью. Местным административным властям отступники эти не повинуются, увещаний христианских пастырей но слушают, публично заявляя, что они не хотят знать над собою никакой христианской духовной власти. Мало этого: отправляемых к ним епархиальным начальством христианских миссионеров-священников отступники подвергают не только разным неприятностям, но даже и опасности жизни, бросая в них каменьями.

Далее приведены в моей книге свидетельства, доказывающие, что упорствующие эти вероотступники заняли и занимают с юридической точки зрения какое-то неопределенное и странное положение. Не мухаммедане они, потому что таковыми не признаются они русскими законами, запрещающими отступничество от христианства и требующими непременного и немедленного возвращения отступников к христианству ; поэтому они не должны исповедовать мухаммеданское лжеучение, не имеют права строить себе мечети и иметь мухаммеданское духовенство. Но еще менее того эти вероотступники могут быть признаваемы христианами до тех пор, пока сами они формально и упорно заявляют о своем нежелании исполнять и исповедовать веру Христову, и, сколько-бы их ни поручали надзору и увещаниям священников, даже из их среды и племени, они не подчиняются им, не слушают христианских священников. Проникнутые ненавистью к христианству, отступники эти с озлоблением относятся ко «сему христианско-русскому и считают своим долгом внушать подобные же чувства не отпавшим еще своим собратам. Отступая от веры христианской, они по внешности только, как-бы по неволе остаются подданными русского правительства, во внутреннем же настроении души своей тяготеют туда, где царствует разрушительный ислам, и, при первых благоприятных для них условиях, согласно учению Корана, подобно бывшим на Кавказе мюридам, могут оказаться самыми опасными для русского государства поселенцами на его земле.

Не смотря на все это, вероотступники, продолжая настойчиво упорствовать в своем противозаконном состоянии и вместе с прочими мухаммеданами тайно и явно совращать остальных крещеных инородцев, – остаются безнаказанными, к ним не применяются в действительности ни 185 , ни 203, ни 204 статьи русских уголовных законов!.. – не смотря на то, что под эти статьи по справедливости следует подводить мухаммеданствующих вероотступников от православного христианства. Такое неопределенное положение отступников и составляет!,, как выражено в моей книге, одну из главных причин, по которой, благодаря ложно-деликатной уступчивости, несколько тысяч развращенных грубым мухаммеданским лжеучением инородцев-отступников становятся в центральных областях России выше самих законов государства, которого они состоят подданными. Законы России объявляют состояние таких отступников граждански – бесправным, а они, не смотря на это, в действительности преспокойно продолжают пользоваться всеми, присвоенными всем русским гражданам, правами. Церковь, к которой принадлежат они уже целые столетия, священные таинства которой за несколько лет пред сим, как подробно описано это в моей книге например об елышевцах, – принимали с усердием и охотно, – не может удовлетворять их духовным нуждам, как упорствующим еретикам, да и сами они не допускают ее к этому, а преспокойно и противозаконно обращаются за совершением духовных своих нужд к враждебному православной церкви духовенству мухаммеданскому. Не повинуясь ни требованиям государственного закона, ни административным духовным и гражданским властям, вероотступники эти не только сами противозаконно упорствуют, но еще явно и тайно отвлекают и прочих своих соплеменников от христианства, что еще более нетерпимо, и еще строже преследуется действующим русским законодательством.

По всему здесь и в упомянутой моей книге изложенному, я в конце первой статьи 3-го выпуска «Материалов для изучения и обличения мухаммеданства“ прихожу к заключению, что, в силу священных русскогосударствснных понятий и законов о вере, представляется неотложная нужда русскосударствснными мерами и средствами обуздать дерзких мухаммеданствующих вероотступников, подчинить их общеобязательным законам их государства, и водворить порядок, прекратив созданное ими ненормальное, противное закону состояние, а за тем, водворив должный государственный порядок между инородцами Поволжья, исполнить задушевнейшую, заветную мысль весьма многих святителей этих областей, учредить организованную, специальную, –противомухаммеданскую церковную миссию.

Вот как думается мне, должно быть в основе разрешено с русской государственной точки зрения дело об усиливающемся все более и более еретическом отступничестве русских граждан, инородцев- христиан в противообщественное, антирусское мухаммеданство. И после такого –повторенного здесь – точно выраженного, определенного заключения первой статьи означенной моей книги, непонятным кажется мне заявление автора библиографической заметки «Церковного Вестника», будто я «не решился сам предрешать этот (рассматриваемый мною) вопрос, что предрешать его так или иначе было-бы (для меня. Воронца), делом слишком трудным», и еще будто я только «затронул его и с некоторых сторон обставил фактами» – Очевидно, что такие сообщения обо мне вполне неверны, потому что мое мнение о должном и законном в России решении вопроса о противозаконных отпадениях и упорстве поволжских инородцев-христиан в антирусском мухаммеданском зло- учении вполне ясно и определенно выражено в моей книге. Указывать же или предрешать, какими именно в частности правительственными мерами и средствами следует обуздать дерзких вероотступников и подчинить их общеобязательным требованиям государственного закона,–не стал я потому, что то, уже дело не мое, а самих исполнителей законов; для частного исследователя достаточно указать, как смотрит на отпадения общеобязательное в России, русское законодательство, как оно прилагается на деле, и чего остается желать в этом отношении. Но ожидать от меня, после прочтения моей книги предрешения вопроса об отпадениях в смысле расширения или изменения существующих статей законов по отношению к отпадениям в мухаммеданство, и к упорству в отступничестве, или же в смысле несправедливых сетований о мнимых и несущественных недостатках русских законов, как делает это автор статьи о моей книге в № 23 Церковного Вестника», – мне представляется как-то странно, потому что я прямо признаю п доказываю, что статьи законов и в настоящем их составе очень широки и на основании их точного смысла можно и должно принимать меры к обузданию пропаганды мухаммеданского злоучения и поколебать упорное отступничество в него инородцев поволжских областей России.

II. Во второй статье 3-го выпуска «Материалов для изучения и обличения мухаммеданства» я излагаю: «о свободе веры по русским законам и о противных ей действиях мухаммедан в России». Эта статья, вопреки несправедливому замечанию автора рецензии Л» 28 Церковного Вестника, служит не повторением и не пояснением первой статьи описываемой моей книги, а самостоятельным дополнением её, потому что по существу своему она заключает в себе мысли самостоятельные и отдельные от мыслей первой. В доказательство этого, и так как о содержании второй статьи моей книги рецензенты умолчали вовсе, я здесь представлю ее содержание по подробнее.

Изложив (на стр. 63 – 74) буквальный текст ныне действующих статей русского законодательства, относящихся к свободе веры русских граждан, я указываю, что, из сопоставления понятия вообще о свободе веры с относящимися к этому понятию русскими законоположениями, явствует, что более полная свобода веры в русском государстве существует только в пользу одной первенствующей в России веры христианской православной восточного исповедания; исповедующие же все остальные вероучения, терпимые в России, пользуются только одним псовым видом свободы веры, – свободным содержанием их веры, оправлением богослужения. Замечательно, что такие тесные, ограниченные пределы свободы веры иноверных восточному православию вероучений распространяются не только на нехристианские вероисповедания, но дайн; и на христианские, не принадлежащие к господствующей церкви русской православно-христианской..

«Посему перемена веры, переход из Восточного православия во всякое иное, даже и христианское вероисповедание, безусловно запрещается, не допускается русскими государственными законами. Поэтому наказания полагаются для совратителен русских подданных из восточного православия не только за совращение (долголетняя каторжная работа, по ст. 184, 200), но и за покушение на него в форме пропаганды, обращенной к исповедующему восточное православие (ссылка в Сибирь, по ст. 189). Для самих совратившихся, отступивших от восточного православия также установлены тяжкие наказания (.лишение до возвращения их в православие всех гражданских прав их по состоянию и даже ссылка на поселение безвозвратно, по ст. 185, 204)“.

«Переход из всякого не православного вероисповедания в восточное православно – христианское не только свободен и дозволен, но даже и еще поощряется многими частными граждански – государственными для новокрещенных льготами и преимуществами, которые подробно означены в частных по принадлежности уставах законов государства Русского. С другой стороны законы русские ограждают и защищают одно только православное христианство до того, что преследуют уголовными наказаниями ,,произнесете слов, имеющих вид порицания веры и церкви православно-христианской, или неуважения к её святыне» даже и тогда, когда это было сделано «без всякого умысла оскорбит святыню, а единственно по неразумению, невежеству или пьянству“ (по ст. 180 и 215 Улож.), а равно и «делание малолетним исповедания православного противных православию восточно-христианскому внушений, хотя бы без намерения совратит их“ (по ст. 194 Улож.). Наконец современные же русские законы предписывают: на того, кто откроет споры противные православию (восточно-христианскому) без суда наложить молчание (по ст. 70 Уст. о предупр. преет.), – то есть предписывают лишат свободы слова без всякого суда в, то самое время, как по основным началам современного русского законодательства вообще «никто не может быть наказан за преступление или проступки, подлежащие ведомству судебных мест, не быв присужден к наказанию приговором надлежащего суда, вошедшим в законную силу»⁵⁷⁰. – До такой высокой степени простирается исключительная поощрительность и защита русскими государственными законоположениями восточного православного христианства!

«Свобода пропаганды веры, то есть проповеданною другим того вероучения, которое мы признаем истинным, право убеждать не принадлежащих к нему принять его , – принадлежит исключительно одной только господствующей в России церкви восточной, православно-христианекой (по ст. 97 Уст. о пред, и пресеч. преступлений)».

«Проповеданное и всякое пропагандирование всякою иного не-восточною, не православного христианского вероучения, не принадлежащему к нему, русскими законоположениями запрещается до того, что не только всякое внушение, противное восточному православию, делаемое иноверцем исповедующему православие, хотя бы и без намерения его совращения, но и всякое малейшее препятствование и помешательство проповеди и пропаганде восточного православия даже среди всяких прочих и христианских, по не православных русских подданных признаются преступлениями и подлежат тяжким уголовным наказаниям (пост. 194, 196, 936 Уложения и по ст. 104 Уст. о пред, и прес. прест.)“.

Прибегнуть к вышеизложенному объяснению вынудили меня следующие, весьма важные для православно-христианского русского миссионерства обстоятельства и соображения.

В самом центре государства русско-христианского . в одной Европейской России до ныне более пяти миллионов мухаммеданствующих инородцев. Фанатичное мухаммеданское злоучение до сих пор крепко держит всех этих инородцев в упорном от всего истинно русского отчуждении и розни. А во время покорения этих инородцев христиански-русским государством не все они были мухаммеданами и даже многие тысячи из них с подчинением русской державе приняли и православное христианство. Верховное правительство русское в своих отношениях к подвластным ему восточным инородцам издревле преследовало интересы христианско-русские, желая отвратить их от суеверия и уничтожить внутреннюю их обособленность. «Но эти ого духовные стремления, совпадавшие с религиозною ревностью многих подданных русского происхождения и в особенности духовенства, в значительной степени умерялись от столкновения с фискальными его стремлениями и с политическими обстоятельствами известной минуты Осторожность правительства иногда доходила, можно сказать, до степени робости, вследствие которой Россия утрачивала то, что было уже приобретено». Эта политическая осторожность, эта миролюбивая робость в восточно-инородческом вопросе, временами доходила даже до явного покровительства противорусским иноверным симпатиям и стремлениям восточных инородцев – Мухаммедам. Так например «в XXIII веке, особенно во вторую половину его, русское правительство не мало содействовало усилению мухаммеданства, заводя школы, устрояя за государственный счет мечети, обеспечивая муллами, полагая равным чинам мухаммеданского духовенства значительные оклады и жалованья“,.. и деятельно распространяя между мухаммеданствующими инородцами на государственно-русский счет крайне враждебный всему христианско – русскому мухаммеданский Коран. Такое покровительство, ради ошибочно понятых политических требований, сообщило смелость мухаммеданам и значительно способствовало развитию и утверждению между мухаммеданствующими восточными инородцами русскими упорно – враждебного к России чувства. От Касимова, рязанской губернии, до Самарканда и от Самары до Китая забродил фанатичный дух мухаммеданский, задвигалась мусульманская пропаганда и стало восстановляться царство Мухаммеда. Мало того, что мелкие инородческие племена России, крещеные и не крещеные, в религиозном отношении поглощались антирусским мухаммеданством и пополняли собою число ого последователей, – дело дошло и до старинных христиан из коренных русских, которые, под гибельным влиянием мухаммеданства, охладели к уставам»!, православной церкви и стали перенимать мухаммеданские обычаи.

По всем таким обстоятельствам, подробно изложенным и твердо обоснованным в моей книге, частные и официальные исследователи истории центральных русских областей с мухаммеданствующим населением единогласно свидетельствуют, что ныне мухаммеданская религия составляет главное звено, посредством которого мухаммеданское население в России составляет в государстве религиозное и крайне враждебное России общество, которому подчиняется слепо вся жизнь мухаммеданствующих инородцев русских, вся их деятельность и направление. Занятие всесторонним расследованием этого предмета привело правительственных и частных исследователей к единогласному убеждению в поразительном усилении мухаммеданства и к грустному сознанию наших ошибок и беспечности. В виду исправления этих ошибок были приняты в высшей степени гуманные и только в одной России встречаемые меры, заключающиеся в уступках инородцам, о которых мы уже и говорили. «Но, такие уступки – продолжаю я, – вместо добрых плодов, принесли плачевные результаты, выразившиеся новыми, усиленными и еще более ожесточенными и упорными, отпадениями поволжских инородцев-христиан в мухаммеданство особенно в 1874 году. Это неожиданное обстоятельство очевидно доказало то, что пока пропаганда мухаммеданства сильна и ей в действительности будет даваема, свободный доступ к восточным инородцам русским!., до тех пор меры уступок послужат только в пользу мухаммеданства, так как они будут служить основанием для распространяемых мухаммеданством выдумок, например, о желании будто бы самим Высшим русским!, правительством того, чтобы восточные русские инородцы исповедовали зловредное, антирусское мухаммеданское суеверие.

С другой стороны, но время обнаружения безуспешности уступчивых мер противодействия отпадениям от христианства, а также и нового настойчивого возбуждения мухаммеданской разрушительной пропаганды, в семидесятых годах, в Казани была сознана и признана необходимость разоблачения всей бесчеловечности и вредности основ мухаммеданского вероучения, и крайний между тем недостаток в изданиях на русском языке о мухаммеданстве с полемическим против ‘ него направлением. Обстоятельство это совет казанской духовной академии признал делом особенной важности и просил высокопреосвященнейшего Антония, архиепископа казанского, ходатайствовать пред святейшим синодом о разрешении употреблять небольшой остаток от некоторых академических сумм!, на издание имеющихся в рукописях библиотеки казанской академии сочинений противомусульманского характера. В конце 1872 года получилось на это разрешение святейшего Синода и уже в начале 1873 года специальною комиссией профессоров казанской духовной академии издан был первый выпуск «Миссионерского противомусульманского Сборника». До сих пор отпечатано этого Сборника двенадцать выпусков, заключающих в себе 18-ть миссионерских противомусульманских сочинений, написанных студентами духовной академии. Советом Православного миссионерского общества сборник этот «признан вполне соответствующим цели, вообще для чтения весьма занимательным!) и полезным для ознакомления с мухаммсданством». А последний Всеподданнейший Отчет Обер-Прокурора Он. Синода называет этот «Противомусульманский Сборник весьма важным пособием в деле миссионерства» христианско-русского и авторитетно свидетельствует, что он «содержит богатый необходимый материал для изучения мухаммеданства, и руководство для полемики с мусульманами». В то же время и по тем же причинам появились в 1873 году в Казани и некоторые другие издания православно-миссионерского противомухаммеданского характера.

Мера эта вполне разумна и целесообразна. Но мухаммеданство и его сторонники настолько уже привыкли к уступкам правительства, к бессилию духовенства православного, и к безучастности и бездействию общества православно-русского, что казанское мухаммеданство. авторитетно-руководительное для мухаммедан всего Поволжья желает или насильственного прекращения этого литературного противодействия мухаммеданской пропаганде в России, или же дозволения мухаммеданству равно открыто и печатью противодействовать христианству в русско-христианском государстве, то есть желает и требует противозаконного нарушения им всех выше представленных мною существенно основных постановлений ныне действующих русских законов.

Далее в моей книге я обращаю внимание и на следующие весьма важные вопросы: зачем и откуда, какими влияниями возбуждаются такие противозаконные и антирусские в России желания мухаммеданствующих масс, и от чего эти противозаконные желания считаются как бы законными?

На первый из этих вопросов, – пишу я, – житейская действительность дает тот ответ, что люди, способные протестовать против литературно-ученого противодействия мухаммеданству не могут, конечно, увлекаться мнимою истинностью и превосходством мухаммеданского суеверия, так как ложность его легко заметна для просвещенного сколько-нибудь человека. Таким образом, в этом возбуждении есть или преследование личных каких либо целей, или простое недоразумение.

Относительно же второго из вышеозначенных вопросов современный нам и последний казанский этнограф, полковник Риттих, свидетельствует, что «законы русские нередко вкось и вкривь толкуются нашими далеко не национальными деятелями, и что все мухаммеданствующее казанское население не более как послушные исполнители тех немногих татар Мухаммедан, которые держат в рунах всех остальных» поволжских инородцев, и возбуждают их к противозаконным движениям.

Есть-ли в настоящие дни в Казани и в Поволжье, кроме мулл, такие не национальные деятели, – влияют ли они на мухомедан- вожаков,–толкуют ли вкривь и вкось русские законы: не знаю. Но несомненно , что таковые на Руси бывали и бывают, что даже не принадлежат и к подданным русского государства ; нельзя не доверять и специальному почтенного полковника Риттиха слову, что бывают такие зловредные не-русские деятели и в Казани. А не-русские и не-православные деятели, толкуя вкривь и вкось русские законы, всегда могут возбуждать тем мухаммедан, подданных русских, к противозаконным!. в России движениям. Находя достаточным для мухаммеданствующих инородцев одно только мирское просвещение, они считают излишним направлять на них деятельность православно-русскую, церковно-христианскую и полагают, что обрусить мухаммедан может одно это мирское просвещение. Между тем всякий, знающий мухаммеданство, должен согласиться, что невозможно обрусить мухаммедан одним мирским просвещением, оставляя им их вероучение, которое, отвергая все. что в него не входит, от имени самого Бога уверяет мухаммедан, что единственным руководством всех их действий, далее и в частной жизни, должен признаваться исключительно один только Коран Мухаммеда, «содержащий изъяснение всех вещей, служащий направлением и объясняющей все споры... Те (же), которые не будут судить по книге Божией (Корану), неверные; они будут собраны в геенне, проданы огню, вечно будут пищей огню; они желают пашей гибели. А вы (мухаммедане) народ превосходнейший ив всех, какой когда либо появлялся между людей, вы приказываете то. что благо, и запрещаете то, что дурно; то что вы делаете, устраивает Бог“⁵⁷¹! – Вот учение мухаммеданского лжепророка. Посему обрусение мухаммеданствующих инородцев русских, к которому чрез просвещение деятельно стремится современное высшее русское правительство, немыслимо без обращения и утверждения их в божественных истинах православного христианства, немыслимо без сообщения им просвещения именно христианского. Нельзя быть истинно русским, оставаясь мухаммеданином; все истинно русское немыслимо без религии Христовой, все оно глубоко искренно проникнуто ею, дышит и живет ее божественными началами. Это истина историческая, свидетельствуемая и живой действительностью русского духа, выразившаяся особенно ярко в основных священных законоположениях русских, кои, предоставляя «Императору Всероссийским престолом обладающему» полное неограниченное самодержавие, в одном только вероисповедании Его ограничивают; Он «не может исповедовать никакой иной веры, кроме православной“⁵⁷² христианской восточного исповедания. Надеюсь, что из сопоставления выше представленных содержаний 1-ой и 2-ой моих статей книги 3-го выпуска «Материалов дли изучения и обличения мухаммеданства“ ясно обнаруживается, что, вопреки заявлению рецензента их № 23 «Церковного Вестника“, мысли второй из этих статей не заключаются в первой, – что они отнюдь не тождественны.

Обеими же статьями той моей книги я желал указать и уяснить ревнителям христианства и защитникам мухаммеданства законные пределы нрав в России православных христиан и обольщенных мухаммедан, так как не всем и не всегда возможно иметь под руками сборники законоположений русских, с правительственными и учеными их толкованиями и разъяснениями. При этом я старался указать и на грустные факты отпадений от христианства в мухаммеданское лжеучение, которые и вызвали меня к описанному здесь моему труду. Настоящие события убеждают меня, что требуется самое серьёзное внимание к подобным описываемым в моей книге проявлениям мухаммеданского фанатизма в Поволжье, требуются безотлагательно решительные меры, чтобы лишить пропагандистов всякой надежды на успех но крайней мере внутри России европейской. Нельзя никогда забывать, что мухаммеданский мир всех частей света крайне солидарен; в этом его сила, вдохнутая в него фанатичною нетерпимостью и исключительностью его вероучения. Русская уступчивость в фанатично само обольщённом мире мухаммеданском всегда принимается и будет приниматься за бессилие уступающего, а законная строгость вселяет в нем уважение к требующему.