I. Жизнеописание преподобного Сергия

Во главе многочисленного сонма Русских подвижников стоят три великих, поистине всероссийских подвижника- преподобные Антоний и Феодосий Печерские и преподобный Сергий Радонежский. На всем обширном пространстве Русской земли нет простого человека, который не знал бы об Антонии и Феодосии Печерских и который не знал бы о Сергии Радонежском; на всем обширном пространстве Русской земли не найдется простой женщины, которая не учила бы детей своих молиться: «Преподобные Антоние и Феодосие Печерские, преподобный Сергие Радонежский, молите Бога о нас, грешных». Святые Антоний и Феодосий воссияли при начале нашего христианства в Киевских пределах нашего Отечества. Святой Сергий через три столетия после Антония и Феодосия воссиял в Московских пределах нашего отечества.

Настоящий очерк жизни преподобного Сергия составлен¹ на основании его древнего жития, принадлежащего его личному ученику и монаху его монастыря Епифанию², и составлен таким образом, чтобы читателю давалось в нем повествование о преподобном, с одной стороны, краткое, а с другой стороны, полное, без опущений воспроизводящее все частности его жизни как естественного, так и сверхъестественного характера. Нельзя, к сожалению, сказать о древнем житии преподобного Сергия, чтобы оно было совершенно удовлетворительно, чтобы оно представляло собою такую его биографию, или такое его жизнеописание, в котором бы мы находили и живое изображение его личности, и обстоятельное повествование об его деятельности. Но это сожаление должно быть высказано не по отношению к одному житию преподобного Сергия, сравнительно еще весьма хорошему и даже совсем выдающемуся, а по отношению к решительному большинству наших древних житий. Тут мы уже не в состоянии ничем помочь себе и можем только сетовать, что, имев в древнее время великих подвижников, мы не имели людей, которые бы в соответствующей мере были способны к составлению их жизнеописаний.

Преподобный Сергий, в миру носивший имя Варфоломей, принадлежал по своему происхождению, выражаясь нынешним языком, к сословию дворянскому и даже к тому высшему классу в сословии, которому усвояется название аристократии: его отец, по имени Кирилл, по фамилии, если имел последнюю, неизвестный, был служилый человек Ростовских удельных князей и между служилыми людьми, представляя собою одного из немногих заслуженнейших, входил в небольшой избор их, составлявший правительственные думы, или советы, князей и носивший название боярства. Имя матери преподобного Сергия было Мария³. Кроме него у его родителей было еще двое детей: старший его брат- Стефан и младший- Петр⁴.

Как сообщает жизнеописатель, еще прежде рождения преподобного было чудесным образом возвещено о нем, что станет он великим угодником Божиим и нарочитым служителем святыя Троицы. Мать его, будучи беременна им, пришла, по обычаю, в одно воскресенье в церковь на литургию. Во время литургии, к крайнему изумлению всех присутствовавших в церкви, находившийся в ее чреве младенец три раза начинал кричать громким голосом («верещать», как выражается жизнеописатель), именно перед чтением евангелия, перед пением херувимской песни и при возглашении священником: «святая святым»⁵.

Родился преподобный Сергий не в самом Ростове, а в имении, или усадьбе, отца, находившейся где-то не особенно близко от Ростова⁶.

Год его рождения достоверным образом неизвестен, но по вероятнейшим предположениям он есть 1314-й⁷. При крещении, как уже мы сказали, ему наречено было имя Варфоломей (имя апостола Варфоломея, одного из 12-ти, память которого празднуется Церковию 11 июня и 25 августа⁸).

По сказанию жизнеописателя, младенчество и детство Варфоломея также ознаменованы были чудесными проявлениями на нем благодати Божией. В продолжение сорока дней от рождения до крещения младенец заставил свою мать соблюдать пост, ибо не хотел прикасаться к сосцам ее, если она в скоромные дни принимала мясную пищу. Спустя немного времени после крещения сам младенец явился великим постником: по средам и пятницам он не прикасался к сосцам матери и не хотел вкушать молока коровьего, но по целым дням оставался без пищи. При этом не хотел младенец питаться и молоком других женщин, кроме самой матери, так что мать напрасно брала было для него кормилиц более богатых молоком, чем она сама. В объяснение последней необычайности в поведении младенца жизнеописатель говорит: «Се знамение бысть, яко дабы добра корене добрая леторасль нескверным млеком воспитан был»⁹.

Достигнув семилетнего возраста, Варфоломей отдан был родителями в ученье грамоте (одному из учителей, духовному или мирянину, содержавшему, как это было тогда обычно, училище у себя на дому). Вместе с Варфоломеем учились грамоте и его братья- Стефан и Петр. Но тогда как оба брата учились грамоте хорошо и успевали в учении быстро, Варфоломей оказался очень малоспособным, или тупым, к учению, так что браним был родителями, подвергался наказанию от учителя и осмеянию от своих товарищей. Было это, говорит жизнеописатель, по смотрению Божию, дабы дитя получило книжный разум не от людей, а от Бога. Варфоломей часто со слезами молился Богу втайне, чтобы Он подал ему разумение грамоты, и молитва его была услышана. Однажды он послан был отцом в поле искать лошадей¹⁰ (нравы древнего времени, как видно, были гораздо проще, чем наши, так что не считалось предосудительным и для боярских детей делать иное из того, что по нашим понятиям исключительно входит в круг деятельности прислуги и работников; впрочем, искание лошадей в поле представляло и развлечение, своего рода прогулку). В поле Варфоломей увидал незнакомого ему старца, святолепного и ангеловидного, который стоял под дубом и творил прилежную, со слезами, молитву. Он приблизился к старцу и стал ждать окончания им молитвы. Кончив молитву, старец благословил и облобызал его и спросил его, чего он ищет и чего хочет. Варфоломей отвечал, что более всего и пламенно он желал бы получить разум к ученью грамоты, и просил старца помолиться о нем Богу. Старец, воздев руки, сотворил прилежную молитву¹¹ и по окончании молитвы вынул из кармана как бы некоторый сосуд и подал ему из него тремя перстами как бы частицу от просфоры, повелев вкусить ее и обещая, что вместе с этим дается ему от Бога разум к учению. После сего старец хотел было отправиться в свой путь, но Варфоломей усердно просил его посетить дом своих родителей, на что он и изъявил согласие. В доме Кирилла, прежде чем сесть за предложенную последним трапезу, старец, взяв с собою Варфоломея, пошел в бывшую у него домовую часовню, чтобы отпеть часы. Во время пения часов он заставил Варфоломея говорить псалом, и когда этот сказал: «Я не умею, отче», отвечал ему: «От сего дня Господь дарует тебе уменье грамоты», после чего дитя начало хорошо и стройно стихословить псалтирь, став с того часа весьма гораздым грамоте. Вкусив трапезы, предложенной родителями Варфоломея, и уверив их, что Господь даровал им в нем благословенное детище, которое ради добродетельного жития будет великим перед Богом и перед людьми человеком, старец вышел от них. Родители Варфоломея пошли провожать его, но он внезапно стал невидим, из чего они и познали, что то был ангел Божий.

Жития святых представляют нам немалочисленные примеры того, как сердца избранных Богом людей воспламеняются благодатною ревностью о спасении с дней самой ранней юности, с тем чтобы, не потухая, гореть до глубокой старости. Варфоломей, будущий преподобный Сергий, принадлежал к числу этих избранников Божиих. Менее чем с двенадцати-летнего возраста он начал стараться жить тою жизнию подвижника, которой уже не покидал до самой своей смерти. Не будучи возбраняем благочестивыми родителями, он начал держать строгий пост, так что по средам и пятницам совсем не вкушал пищи (как делали тогда особенно благочестивые взрослые), а в прочие дни питался хлебом и водой; начал усердно посещать храм Божий для молитвы и дома проводить на молитве целые ночи; начал усердно читать святые книги, учащие пути спасения.

Когда Варфоломею было около 15 лет, родители его увидели себя вынужденными переселиться из Ростова в другое место.

Зимой 1327–1328 годов получил в Орде великое княжение Русское удельный Московский князь Иван Данилович Калита. Новый великий князь, человек с весьма большими государственными способностями, успел до такой степени снискать расположение хана, что этот, спустя год по даровании ему великокняжеского престола, между прочим отдал в нарочитое подчинение ему соседнее с Москвой княжество Ростовское¹². Великим князем послан был в Ростов в качества его наместника один из Московских бояр (Василий Кочева). По уполномочению ли Ивана Даниловича или сам по себе наместник его повел дело так, что скоро весь Ростов наполнился слезами и плачем. В Ростове, конечно, были недовольные нарочитым подчинением его Москве; это недовольство было представляемо наместником как измена Ростовцев великому князю, и он начал выводить из Ростова измену... Справедливо и несправедливо люди были обвиняемы в недоброжелательстве Москве, и затем следовали телесные пытки и истязания и конфискация или совсем грабительское отнятие имения; дело дошло до того, что даже наместник в городе Ростовских князей (боярин по имени Аверкий) был подвергнут жестокому и вместе позорному телесному истязанию. Спасаясь от страшного террора, наставшего в Ростове, многие из жителей его решились бежать из него, чтобы искать себе пристанища в других местах¹³. В числе других решившихся бежать из Ростова был и отец Варфоломея Кирилл. Кроме тяжкого насилия Московского, его заставило выселиться из Ростова еще и то, что под старость он испытал жестокую превратность судьбы- из человека богатого и знатного, благодаря несчастным обстоятельствам времени, сделался жалким бедняком, которому неудобно было оставаться там, где он жил как человек богатый¹⁴. Местом для своего нового жительства отец Варфоломея избрал соответствовавший его собственному более чем скромному положению малый город, или городок, Радонеж, находившийся в области Московской (в 54 верстах от Москвы по направлению к Ростову и в 14 верстах от нынешней Троицкой лавры по направлению в Москве). Городок отдан был великим князем в удел его младшему сыну Андрею, а для привлечения в него новых жителей даны были переселенцам многие льготы и обещана большая ослаба (в податях и повинностях). В смиренный Радонеж и переселился столько же смиренный Кирилл с некоторыми другими из Ростовцев и поселился в нем близ его церкви в честь Рождества Христова¹⁵.

Достигнув возраста двадцатилетнего, Варфоломей, уже давно решивший посвятить себя Богу в иночестве и уже давно по жизни своей бывший строжайшим иноком, начал просить родителей своих о дозволении постричься в монахи. Родители ничего не имели против его намерения, ибо и сами были усердными чтителями монашества, но они просили его подождать с пострижением, пока он не проводит их на тот свет. «Ибо,– говорили они ему,– братья твои Стефан и Петр оженились и пекутся о себе, а мы в нашей старости и скудости и при нашей хворости имеем попечителя единственно в тебе». Варфоломей повиновался родителям и, посвящая себя попечениям о них, самого себя приуготовлял к тем исключительным монашеским подвигам, которые он решился на себя подъять.

Скоро больные родители Варфоломея, один не в дальнем времени от другого, переселились из сей жизни в вечную жизнь, причем оба они предварительно приняли монашество в находившемся (так и доселе находящемся) близ Радонежа Хотьковом монастыре, который в то время одновременно был и мужским и женским¹⁶.

Похоронив родителей, Варфоломей получил свободу распоряжаться собой. И он, предоставив скудное наследство, оставшееся после родителей, младшему брату Петру¹⁷, поспешил воспользоваться свободой. Однако для принятия монашества он не пошел в Хотьков монастырь, в котором постриглись его родители и в котором несколько прежде родителей постригся овдовевший старший его брат Стефан, а также не пошел и в какой бы то ни было другой монастырь. Он хотел монашествовать вне монастыря. Это не значило, чтобы он желал избрать для себя вид монашества наиболее легкий и наиболее несовершенный, наоборот, он искал вида монашества наиболее трудного и наиболее совершенного. Строжайшее монашество есть удаление от мира в обоих смыслах- и переносном, или духовном, и буквальном, или собственном: в смысле духовном оно есть отречение от всякой привязанности ко всему мирскому, в смысле собственном оно есть удаление в пустыню от жилищ человеческих. У нас в России люди монашествовали до тех пор по мере своих сил в смысле духовном, но у нас не было до тех пор монашества в смысле собственном- как пустынножития. Наши монахи смотрели на пример современных им монахов греческих, а позднейшие греческие монахи уже не шли из городов в пустыни. И вот богоизбранный юноша Варфоломей, отвращая взор свой от примера современных ему монахов греческих и обращая его к примеру древних египетских учредителей монашества- Антония, Пахомия и Макариев, и решился монашествовать в том собственном смысле, чтобы подвизаться в удаленной от жилищ человеческих пустыни.

Приняв решение не идти для монашествования в какой-либо монастырь, а удалиться в пустыню, Варфоломей пошел к своему брату Стефану в Хотьков монастырь и пригласил его быть своим товарищем в пустынножитии. Стефан, увлекшись представлением о прелестях пустынной жизни и не размыслив хорошо обо всей ее трудности, изъявил свое согласие. Братья вышли из Хотькова монастыря, чтобы в окружавшем его лесу искать себе места для пустынного жития, и, много ходив по нему, решились наконец остановиться там, где стоит теперь лавра и именно где в лавре стоит Троицкий собор. Среди леса протекала маленькая речка (в актах XV века называемая Консерой, в сказаниях ХVII века- Коншурой, в настоящее время называющаяся Кончурой)¹⁸, и древесную чащу на берегу речки при вытекавшем из-под берега источнике, или ключе (вода которого имела служить для употребления вместо недостаточно годной к употреблению воды самой речки), и избрали братья для своего пустынножития. Место принадлежало самому князю Радонежскому Андрею Ивановичу, у которого братья и испросили, конечно, дозволения на то, чтобы сесть на нем (собственно, у отца, великого князя Ивана Даниловича, так как Андрей Иванович, родившийся в 1327 году, в то время был еще менее чем 10-летним ребенком). Называлось место с его окрестностью Маковцем, Маковской горой, отчего и преподобному Сергию в древнейших известиях усвояется иногда прозвание Маковского, Маковийского, а о монастыре его иногда говорится, что он находится в Маковце, в Маковской горе¹⁹.

Сев на месте и первоначально устроившись в сделанном на скорую руку шалаше, братья помолились Богу и начали сечи лес, чтобы поставить себе келлию и малую церквицу²⁰. Дело было, вероятно, так, что они призвали настоящего плотника и что при руководстве и учительстве его и произвели свои постройки. Когда церквица была поставлена, братья отправились в Москву, к митрополиту Феогносту, просить священников для ее освящения, каковая просьба их и была удовлетворена митрополитом²¹. Церквица освящена была во имя святыя Троицы.

После освящения церквицы братья начали пустынножительствовать. Но Стефан очень недолго мог выносить этот новый род монашества, избранный его младшим братом. Пустыня была настоящая, и суровая пустыня: кругом на большое расстояние во все стороны- дремучий лес, в лесу- ни единого жилища человеческого и ни единой человеческой стези, так что нельзя было видеть лица и нельзя было слышать голоса человеческого, а можно было видеть и слышать только зверей и птиц. Стефан не мог долго терпеть такого уединения и, оставив Варфоломея в его пустыне одного, ушел от него в Москву, в Богоявленский монастырь.

Оставшись один, Варфоломей прежде всего позаботился о том, чтобы стать настоящим монахом, то есть чтобы получить монашеское пострижение.

В древнее время у нас допускалось и было довольно обычно, чтобы священниками у приходских церквей служили иеромонахи; если эти иеромонахи были вместе и духовниками для окрестного населения (в древнее время право духовничества давалось не всем священникам, а только достойнейшим и способнейшим между ними), то они назывались игуменами, игуменами-старцами; игуменам этим нарочито предоставлялось право постригать в монахи желающих монашествовать²² (именно желающих монашествовать не в монастырях, где были настоящие игумены для пострижения, а при мирских церквах, в мирских домах и вообще в миру, что тогда было допускаемо). Одного из таких игуменов-старцев, по имени Митрофан, и нашел Варфоломей в каком-то из приходов, окружавших его пустыню, и привел его к себе, чтобы старец постриг его в монахи. Митрофан постриг его, нарекши ему имя в честь святого того дня, в который совершено было пострижение,– мученика Сергия, память которого, вместе с памятью мученика Вакха, празднуется Церковию 7 октября. В день пострижения Митрофан совершил литургию в церквице Варфоломея-Сергия и сподобил его причастия Святых Таин. Жизнеописатель говорит, что присутствовавшие в церкви некоторые люди, вероятно родственники и радонежские знакомые Варфоломея, пришедшие к нему на его пострижение, свидетельствовали, что в минуту его причащения как нового монаха церковь и окрестность церкви наполнились благоухания. В продолжение семи дней по пострижении преподобный Сергий неисходно пребывал в своей церкви на молитве и питался единственно просфорой, которую дал ему игумен после литургии. Митрофан несколько времени пробыл с ним, чтобы преподать ему наставления относительно монашеской жизни, и затем удалился от него, оставив его, как выражается жизнеописатель, «единаго в пустыни безмолствовати и единствовати».

Преподобный Сергий принял монашество, будучи 23 лет возрастом; следовательно, если он родился в 1314 году, это было в 1337 году.

В последующее время, в XV, XVI и ХVII столетиях, монашеское подвижничество посредством совершенно уединенного пустынножития не составляло у нас очень большой редкости, но оно началось у нас именно от преподобного Сергия, и он именно был первый, кто ввел его у нас. Не так трудно делать что-либо трудное, когда прежде нас уже делали это многие другие, как трудно решиться на это первому; не слишком страшно одному ночевать в пустом доме, после того как переночевали в нем многие другие, но страшно пойти ночевать в него первому. Преподобный Сергий, удаляясь в пустыню, имел своим намерением не то, чтобы подвизаться в ней совершенно одному, а то, чтобы в большем или меньшем сообществе с другими подвизаться в ней удаленно от городов и селений и вообще мирских человеческих жилищ. Но когда первый его сообщник по пустынножитию оставил его, он должен был начать свое пустынное подвижничество с совершенного единожития. Не могший стерпеть пустыни и бежавший из нее старший брат, конечно, усиленным образом звал из нее и младшего брата, которому предстояло в пустыне совершенное одиночество. Но преподобный Сергий, раз пришедши в пустыню, уже не хотел уходить из нее; и когда бежал от него его товарищ, он, возлагая свое упование на Бога, решился остаться в пустыне и один, чтобы подвизаться подвигом, которого он не намеревался на себя брать, и чтобы представлять собой подвижника, дотоле невиданного у нас на Руси.

В пустыне, в совершенном уединении, преподобный Сергий прожил неизвестное точным образом жизнеописателю время- от двух до четырех лет²³. Два-четыре года сами по себе- очень непродолжительное время, но два-четыре года жизни в пустыни, в совершенном одиночестве, это- совсем другое дело. Страшно одному, без товарищей, провести в лесу и одну лишь ночь, покажется с год и одна такая ночь, но целый двухгодичный ряд таких ночей- это встает пред воображением поистине как нечто весьма страшное, заставляющее невольно содрогаться при представлении всего того, что надлежало вынести человеку. Должны были устрашать преподобного Сергия мечты его собственного воображения, подавлять которое не в человеческой власти; должны были устрашать его разнообразные привидения и явления демонские, которых, по сказанию жизнеописателя, было великое множество, а вместе с этим на совершенном яву- вой и рев вокруг кельи хищных зверей, волков и медведей²⁴. А за каждою ночью, полною всяких страхований, следовал день, в продолжение которого нужно было бороться если не со страхами, то с унынием тягостного и гнетущего душу одиночества²⁵. Но мужественно обрекавший себя на все то, чем грозила одинокая жизнь в пустыне, преподобный Сергий должен был получить и величайшую пользу от этой двухгодичной или четырехгодичной пустынно-уединенной жизни. Не развлекаемый никем и ничем, он должен был проводить время в непрестанном богомыслии, которое представляло надежное ограждение и от всяких страхов, и таким образом твердо укоренить в себе то святое настроение, к которому он горячо стремился.

Время пустынно-уединенной жизни преподобного Сергия проходило в молитве внешней, церковной, состоявшей в отправлении всего круга служб дневных, за исключением литургии, в молитве внутренней, или умной, домашней, в непрестанном богомыслии, в чтении слова Божия и в телесном труде. Нет сомнения, что очень невелика была библиотека четиих книг преподобного Сергия, но если он имел только псалтирь и евангелие, если он, читая и перечитывая их, знал их наизусть и столько же твердо напечатлевал их на своем сердце, сколько хорошо знал, то он не имел причин завидовать обладателям и целых больших библиотек четиих книг²⁶. Что касается до телесного труда, то он должен был вырубать лес около своей церкви и кельи, чтобы образовать около них бо(льшую или меньшую полянку, на которой бы мог быть заведен им огород, если не целое пахотное поле.

Поселившись среди зверей, преподобный Сергий приобрел их расположение, а с некоторыми из них вступал даже, так сказать, в содружество. Мимо кельи его бегали стаи волков, но ему вреда не причиняли; проходили иногда и медведи и также не беспокоили его. Между медведями нашелся один, который часто начал посещать преподобного; видя, что зверь приходит не со злым умыслом, а в надежде получить подачку, Сергий начал делиться с ним своей скудной трапезой, полагая ему скрой хлеба на пень или на колоду, причем пополам делился с ним и в том случае, когда самому едва хватало. Когда же случалось, что совсем не было хлеба у преподобного и медведь, приходя к келье, не находил своей порции на урочном месте, тогда, по словам жизнеописателя, он долгое время не отходил (от кельи), но стоял, смотря туда и сюда и ожидая (с упорством), как будто злой заимодавец, настоятельно желающий получить долг. Ежедневные посещения медведя продолжались более года.

Пищу преподобного Сергия во время его уединенного пустынножития составляли хлеб и вода. Воду он брал из источника, или ключа, близ которого стояла его келья; откуда брал он хлеб- жизнеописатель ничего об этом не говорит: по всей вероятности, от времени до времени приносил или присылал его ему младший брат его Петр, который оставался жить в Радонеже.

Не может град укрытися верху горы стоя (Мф. 5, 14), не мог долго оставаться безвестным в своей пустыне и преподобный Сергий. Слава о нем прошла между окрестными монахами, и последние начали посещать его, чтобы видеть необычного у нас пустынного подвижника. Скоро нашлись между монахами и такие, которые возгорелись желанием подвизаться вместе с преподобным в его пустыне; эти начали обращаться к нему с просьбою, чтобы он дозволил им селиться подле себя. Как мы сказали, преподобный Сергий удалился в пустыню не с тою мыслию, чтобы подвизаться в одиночестве, а с тою, чтобы в бо(льшем или меньшем товариществе подвизаться вне мира. Поэтому он не только не мог иметь ничего против того, чтобы принимать к себе изъявлявших желание жить вместе с ним, но и должен был весьма этому радоваться²⁷. Указывая изъявлявшим желание жить с ним на трудность пустынного жития, преподобный с готовностию и с радостию начал принимать к себе тех, которых не страшила эта трудность. И вот таким образом и зачался Сергиев монастырь- последующая и нынешняя знаменитая Троицкая Сергиева лавра.

Все наши тогдашние монастыри представляли собой монастыри так называемые особножитные. В монастыре был общий над всеми игуменский надзор и была общая для всех церковь, но, затем, что касается жилища, одежды и пищи, то каждый монах был совершенно самостоятельным и совершенно сам себе хозяином: каждый имел свою собственную келлию, им самим поставленную или приобретенную посредством покупки²⁸, каждый сам одевал себя, и каждый сам питал себя не только в том смысле, что сам приобретал материал для пищи, но и в том смысле, что сам приготовлял себе пищу. Как было во всех других монастырях, так имело быть и в монастыре Сергиевом. Начав принимать изъявлявших желание жить с ним, он предлагал им ставить себе келлии, причем иным из строившихся, вероятно, была оказываема общая братская помощь, и причем сам он, обладая бо(льшим или меньшим знанием плотничного ремесла, нет сомнения, был усердным помощником всех строившихся.

В непродолжительном времени собралось к Сергию всех братий 12 человек. Не имея в среде своей священников, братия ежедневно пели в своей церквице полунощницу, заутреню, часы и вечерню с мефимоном, или павечерницей, а для служения литургии призывали к себе белого священника или иеромонаха («игумена-старца»)²⁹. Когда поставлены были келлии для всех братий, преподобный Сергий, превращая составившуюся монашескую слободку в настоящий монастырь, обнес келлии тыном, который, как строение общее, конечно, был делом рук всей братии. Жизнеописатель говорит, что келлии обнесены были тыном «не зело пространнейшим». Но это нужно понимать не так, чтобы первоначальный монастырь был очень тесен, а лишь так, что он был не столько пространен, как позднейший. Тот же жизнеописатель дает знать, что в монастыре были огороды³⁰, то есть как, со всею вероятностию, должно понимать его- при каждой келлии, или у каждого брата, был особенный огород, а для этого требовалось не очень малое пространство. Первоначальный монастырь преподобного Сергия, или послужившую родоначальницей лавры его пустыньку, должно представлять себе в таком виде: в глухом бору, на берегу речки, полурасчищенная поляна, на которой большой лес вырублен, но кой-где в виде редкой рощи стоят еще деревья и на которой везде лежат колоды от срубленных деревьев и везде торчат пенья; на поляне маленькая деревянная церковь и кругом церкви под деревьями и между деревьев 13 маленьких деревянных келлий; вся поляна или же значительная часть ее обнесена тыном, и внутри тына по-за кельями разделаны огороды.

В настоящем монастыре надлежало быть игумену над братией. Конечно, никого другого могла пожелать братия в свои игумены, как самого преподобного Сергия. Но когда возбужден был вопрос об игумене, ему не было еще и 30 лет, при своих слишком молодых годах он страшился принять игуменство. На некоторое время он уклонился от игуменства тем, что смог дать братии готового игумена. Помянутый выше игумен, старец Митрофан, постригший преподобного Сергия в монахи, пришел к нему жить, когда собралась к нему братия; этот Митрофан, превращаясь из игумена в несобственном смысле в игумена в собственном смысле, и стал первым настоятелем Сергиева монастыря, став в одно и то же время и его священником. Но Митрофан, прожив в монастыре около года, скончался. Тогда братия решительно приступила к преподобному с просьбою и требованием, чтобы он принял на себя игуменство, и после более или менее долгого колебания, обусловленного тем же сознанием своей молодости, он наконец, уступая решительнейшим настояниям братии, принял на себя игуменство вместе с восприятием сана священства. Он поставлен был в игумены в 1344 году, имея 30 лет возраста. Еще более молодых лет был поставлен в игумены преподобный Феодосий Печерский, и очень можно думать, что пример Феодосия, который в последующее время Сергий, несомненным образом, постоянно имел перед своими глазами, и вдохнул в него решимость принять игуменство, несмотря на молодые годы³¹.

В продолжение некоторого времени число братии в монастыре оставалось одним и тем же- 12 человек с 13-м игуменом: не выносившие пустынного жития и уходившие, а равно и умиравшие возмещались вновь приходившими, так что число неизменно оставалось 13. Но пришел к преподобному Сергию из Смоленска архимандрит, по имени Симон, и разрушил это священное число Спасителя с 12-ю апостолами, ибо с его приходом началось умножение братии в монастыре.

Слава о преподобном Сергии и его пустыне достигла Смоленска. Архимандрит Симон, бывший старейшим архимандритом в области Смоленской³² и человеком весьма в ней почитаемым, разжегся желанием пустынного жития и, оставив славу и честь, пошел к преподобному Сергию, чтобы стать одним из его учеников. Быв человеком очень богатым, Симон вручил свое богатство Сергию на устроение монастыря, к чему этот последний тотчас же и приступил. Прежде всего он поставил в монастыре новую, гораздо большую или совсем большую и настоящую церковь (также деревянную, как и первая), а затем перестроил и самый монастырь, прибавив его площади и поставив келлии правильным четвероугольником вокруг церкви³³ (из дальнейшей истории монастыря видно, что четвероугольник келлий, будучи не особенно большим по размерам, облегал церковь довольно близко к ней, или тесно, и что между келлиями и стенами монастыря оставалось большое пространство, на котором, как нужно думать, находились огороды братии и всякие хозяйственные постройки).

Великое изобилие и богатство ожидало монастырь преподобного Сергия, и это изобилие и богатство увидел еще он сам. Но начал он со скудости. Получив небольшое наследство после родителей, он все отдал его своему младшему брату Петру, так что пошел в пустыню, не имея у себя ничего. Пока он жил в пустыне один, он нуждался только в хлебе, который, как мы сказали, вероятно, доставлял ему его младший брат. Но когда составился в его пустыне монастырь, нужно стало церковное вино для служения обеден, нужны стали восковые свечи для служения всяких церковных служб. Иногда недоставало одного и других, так что служение обеден приходилось откладывать, а петь заутрени приходилось вместо свеч с лучиной березовой или сосновой. По свидетельству преподобного Иосифа Волоколамского, в монастыре Сергиевом в первое его время писали книги, нужно подразумевать- богослужебные, не на пергамене или бумаге, а на бересте³⁴.

При всей возможной ограниченности потребностей доводилось иногда испытывать нужду и самому преподобному. Один раз, когда уже он был игуменом монастыря, у всей братии случился крайний недостаток съестного, а у него самого совсем не стало ни хлеба, ни соли. Три дня он переносил голод, но на четвертый день, будучи не в состоянии больше терпеть его, взял топор и пошел к одному старцу, по имени Даниил, о котором знал, что этот имеет несколько лишнего хлеба и вместе с тем нуждается в плотничной работе. «Я слышал, старче,– сказал он Даниилу,– что ты желаешь пристроить сени к своей келье; чтобы не быть праздным, я пришел к тебе поставить сени». «Действительно, я желаю пристроить сени к келье,– отвечал Даниил,– давно приготовлен у меня для этого и лес, и только жду из села плотника; а что касается до тебя,– прибавил он Сергию,– то боюсь, что ты слишком дорого возьмешь с меня за работу». Сергий отвечал, что, напротив, он желает взять очень дешево, а именно лишь те гнилые хлебы, которые он имеет и которыми ему, Сергию, пришла охота полакомиться, и прибавил, что он сделает ему сени лучше всякого плотника. Даниил вынес Сергию решето гнилых хлебов, то есть наломанных кусков хлеба³⁵, и сказал: «Вот, если это хочешь получить за работу, то с удовольствием дам, а больше не могу ничего дать». Сергий отвечал, что этого с излишком достаточно, и, сказав Даниилу, чтобы взял пока хлебы, ибо он, Сергий, не хочет получать платы за дело прежде, чем не сделает его, принялся за работу. Целый день он работал, и к вечеру были готовы сени. Тогда взял он от Даниила выработанные хлебы и пошел утолять ими голод.

В первое время существования монастыря случалось по нескольку дней терпеть голод и всей его братии. Братия питались главным образом подаяниями от христолюбцев, но у Сергия было заповедано, чтобы не ходить братии для сбора милостыни по селам и деревням, а принимать лишь ту милостыню, которая будет принесена в монастырь самими христолюбцами. Иногда оскудевало приношение милостыни, и братия терпели голод по два дня и более. Когда поднимался между братией ропот на игумена, что он не дозволяет ходить в села и деревни для сбора милостыни, Сергий вразумлял и увещевал малодушных уповать на милость Божию. Это твердое упование преподобного на милость Божию и не посрамляло его. В минуты голода, когда братия бывали близки к отчаянию, Господь возбуждал христолюбцев, которые в изобилии присылали в монастырь хлебов и всего съестного. Жизнеописатель рассказывает один частный, относящийся сюда случай. Раз братия оставались без пищи в продолжение двух дней. Нашелся в братстве один, который всех вооружил против Сергия указанием на то, что последний не дозволяет им исходить в мир для собирания милостыни. Все пришли к преподобному и говорили ему, что, будучи не в состоянии долее терпеть голода, завтра намереваются уйти из монастыря, чтобы не возвращаться в него более. Преподобный простер к роптавшей братии увещательное слово, и еще не кончил он своего слова, как вратарь монастырский прибежал и известил собрание, что неизвестным христолюбцем прислано множество брашен (а за первым присылом последовали второй и третий присылы, столько же изобильные, как и первый).

Преподобный Сергий имел своим намерением подвизаться в совершенно удаленной от жилищ человеческих пустыне. Но в окрестности его монастыря желали селиться миряне, он не мог этому воспрепятствовать; и таким образом хотя монастырь его и остался вне мирских человеческих жилищ, как этому надлежало быть, но оказался окруженным ими на более или менее близком расстоянии. Спустя лет десять от его основания начали селиться со всех сторон его крестьяне-земледельцы, вырубая лес и ставя свои починки и деревни. Заселение местности шло так быстро, что в весьма непродолжительное время она изменилась до неузнаваемости: где недавно был один сплошной дремучий лес, виднелись села и деревни, окруженные обширными полями и отделяемые одни от других лишь перелесками. И дорога из Москвы в северные города, шедшая дотоле вдали от монастыря, была приближена к самому монастырю, так что он очутился, так сказать, на полознице одной из наиболее проездных дорог³⁶. Не сохраненная монастырем первоначальная его пустынность послужила образцом для последующих ревнителей подвижничества к устроению пустынных монастырей. А сохраненная монастырем отделенность от мирских человеческих жилищ стала потом непременным условием для поставления всякого сколько-нибудь достойного своего имени монастыря.

С заселением окрестностей монастыря преподобного Сергия настало в монастыре, по свидетельству жизнеописателя Сергиева, вместо первоначальной скудости великое во всем изобилие, ибо новые соседние жители с величайшим усердием начали снабдевать его всем необходимым: «и начаша, говорит о них Епифаний, посещати и учащати в монастырь, приносяще многообразная и многоразличная потребования, имже несть числа».

Старший брат преподобного Сергия, Стефан, оставивший его в пустыне, потом возвратился к нему в монастырь. Стефан удалился от Сергия в Москву и здесь купил себе келью и поселился в Богоявленском монастыре. Между монахами монастыря он застал святого Алексия³⁷, последующего митрополита, с которым и подвизался некоторое время, быв, подобно ему, одним из церковных певцов. Своею строгою жизнию он скоро приобрел себе расположение великого князя Симеона Ивановича, который приказал посвятить его в иеромонахи и сделал игуменом монастыря и который в то же время со всеми своими старейшими боярами избрал его в свои духовные отцы³⁸. Что заставило Стефана отказаться от столь почетной жизни в Москве, от игуменства монастыря и от духовничества великому князю- положительно не знаем, но с вероятностию думаем, что желание более строгой монашеской жизни, нежели какую он мог вести в Москве. Стефан привел с собой своего младшего сына, Иоанна, бывшего 12-летним мальчиком, с тем чтобы и он стал монахом Сергиева монастыря. Постриженный Сергием с именем Феодор, этот последний прославился потом как основатель Московского Симонова монастыря и скончался в сане епископа Ростовского с приобретенным от него самого титулом архиепископа³⁹. Весьма вероятно, что Стефан принес Сергию денег для благоустроения и для благоукрашения монастыря, но в то же время его прибытие в монастырь было для младшего брата причиною великой скорби, о чем скажем ниже.

Преподобный Сергий ввел у нас пустынножитие в двояком смысле- в смысле одинокого, или одиночного, подвизания в пустыне и в смысле строения в пустыне целых монастырей; относительно второго он сделал у нас обязательным, чтобы монастыри были ставимы если не в настоящих пустынях, то по крайней мере вне мирских человеческих жилищ и в большем или меньшем от них отдалении. Но он имеет еще и иную, и весьма важную, заслугу относительно нашего монашества- заслугу, за которую он справедливо называется отцом нашего северного, или Московского, монашества времен монгольских и послемонгольских, как преподобные Антоний и Феодосий Печерские называются отцами нашего южного, или Киевского, монашества времен домонгольских. Он был вводителем в монастырях северной, Московской, Руси общинножития, или общежития.

Истинное монашество должно быть самым строгим общинножитием, так чтобы у монахов не было совершенно ничего собственного вплоть до иголки и до нитки, а все было общим, чтобы кельи их не имели никаких запоров и чтобы в кельях не было никаких сундуков и шкатулок. Так это и было в древнее время, пока монашество процветало, но потом общинножитие было вытеснено из монастырей особножитием, о котором сказали мы выше. По-видимому, ничего не может быть лучше того, как быть на всем на готовом и чтобы ни о чем не заботиться. Это действительно так, но только под тем условием, если человек подавит в себе чувства своекорыстия и корыстолюбия и внедрит в себя чувство беззаветного братолюбия; а постоянное торжество своекорыстия над братолюбием и составляет главную причину, по которой человеческая история очень печальна. Монастыри сначала явились как восстановление той апостольских времен христианской общины, когда у всего собрания верующих было одно сердце и одна душа, когда никто ничего из имения своего не называл своим и когда все у них было общее (Деян. 4, 32), но потом и в монастырях братолюбие было побеждаемо самолюбием, вследствие чего, отчасти с присоединением и некоторых причин побочных, решительное большинство их стало из общинножитных особножитными, так что решительно преобладающим и господствующим видом жизни монашеской стало особножитие. Но как среди монахов Греческих Бог воздвигал ревнителей истинной монашеской жизни, которые брали на себя труд ее восстановления, так это было и среди монахов Русских. Приняв христианство от Греков, мы заимствовали от них вместе с христианством и монашество, но именно в форме особножития. Спустя около 50 лет после крещения России Бог воздвиг между нашими монахами преподобных Антония и Феодосия Печерских, которые ввели у нас общежитие. Когда введенное у нас Антонием и Феодосием общежитие снова совершенно исчезло из наших монастырей, Бог воздвиг преподобного Сергия Радонежского, чтобы он был у нас его восстановителем.

Жизнеописатель преподобного Сергия представляет дело о введении им в своем монастыре общежития таким образом, что в один день совершенно неожиданно пришли к Сергию посланные от Константинопольского патриарха Филофея, что эти посланные принесли ему в поминок, или в дар, от патриарха крест, параманд и схиму, а вместе принесли ему и писание, в котором патриарх после выражения своей радости об его добродетельном житии увещевал его восполнить едину недостаточествующую ему главизну- ввести в своем монастыре общее житие, и что преподобный Сергий после совета со святым митрополитом Алексием и исполнил волю патриарха- ввел в монастыре общежитие.

Необходимо представлять дело несколько иначе, именно думать, что преподобный Сергий ввел в своем монастыре общежитие не потому, чтобы это присоветовал ему патриарх, а потому, что он сам хотел этого, и что хотел этого вместе с ним святой митрополит Алексий, и что они- Сергий и Алексий- лишь прибегли к авторитету патриарха, дабы придать своему начинанию бо(льшую твердость. Патриарх не мог сам собой прислать Сергию грамоты, ибо вовсе не мог знать о нем (а думать, будто до патриарха могла дойти слава Сергия уже в то время, к которому должно быть относимо введение им в монастыре общежития, совершенно невозможно). Необходимо предполагать, что патриарх написал преподобному Сергию грамоту по просьбе святого Алексия, обращенной к нему этим последним во время бытности в Константинополе для посвящения в митрополиты (бытности двухгодичной- в 1353–1355 гг.). А для Сергия и Алексия, как мы сказали, нужна была грамота патриарха, чтобы при помощи ее могли они придать своему начинанию большую твердость. Представляя собою людей исключительных и мужей богоизбранных, они одушевились ревностию восстановить в наших монастырях истинный монашеский образ жизни- общинножития. Но то, о чем ревновали они, нисколько не могло быть приятно для большинства наших монахов и вовсе не могло быть встречено ими с готовностью и с радостью. И вот, чтобы подействовать на это большинство, Алексий и Сергий и решились прибегнуть к авторитету патриарха, который бы своим голосом верховного пастыря Русской Церкви подтвердил и одобрил их благое предприятие. Необходимо думать, что посланные патриарха, принесшие Сергию его грамоту, были те его посланные, которые сопровождали святого Алексия в Россию после того, как он был поставлен патриархом в митрополиты. А святой Алексий возвратился из Константинополя с поставления в митрополиты осенью 1355 года⁴⁰.

Если бы преподобный Сергий предпринял вводить в своем мона-стыре общежитие, не имея грамоты патриарха, то, несомненно, он встре-тил бы сильный ропот против себя и даже прямые протесты. Ввиду грамоты патриарха, не только одобрявшей предприятие, но даже как бы нарочито требовавшей его, ропот, разумеем открытый, и протесты были невозможны; однако не все монахи Сергиева монастыря согласились на то, чтобы жить по-новому; нашлись между ними такие,– не знаем, многие ли,– которые решительно не хотели общежития и тайно ушли из монастыря⁴¹. 1354 год, к которому должно быть относимо введение преподобным Сергием общежития в его монастыре, был 11-м годом от его поставления в игумены.

Введение в монастыре общежития требовало постройки в нем новых зданий (трапезы, поварни, пекарни и пр.) и учреждения между монахами разных хозяйственных и вообще общественных должностей (келаря, казначея, трапезников, поваров и пр.), екклесиарха, или заведующего церковию и отправлением богослужения, с его помощниками, больничных послужатаев, или служебников, которые бы ходили за немощными, и т. д. Все это преподобный Сергий тотчас же и сделал. Ко времени введения общежития монастырь находился уже в таком положении, что со стороны денежных средств не могло встретиться препятствий к устроению жизни в нем по новому образцу.

С введением в монастыре общежития имела быть со всею строгостию устроена в нем и монашеская жизнь. Жизнеописатель преподобного Сергия, к сожалению, не сообщает нам в этом отношении подробностей. Знаем некоторые, впрочем весьма немногие, сторонние указания относительно сего- отчасти прямые, отчасти косвенные. В Симоновском монастыре племянника Сергиева, Феодора, конечно, заведены были порядки, взятые с примера его, Сергиева, монастыря; а о Симоновском монастыре преподобный Иосиф Волоколамский говорит: «Обычай бяше того монастыря (в первое время) таков: в кельях не ядяху, ниже пияху, ниже вне монастыря исхождаху без благословения настоятелева, ниже отрочата в монастыри живяху, ниже на дворцех (монастырских службах и заведениях, находившихся за стенами монастыря), но вся бываху у них по свидетельству божественных писаний и общежительных преданий»⁴². Царь Иван Васильевич Грозный в своем известном учительно-обли-чительном послании в Кириллов Белозерский монастырь, отзываясь с общей великой похвалой о бывшем прежде него у Троицы крепком житии, в частности, говорит, что довольно долгое время после смерти преподобного Сергия соблюдаем был его учениками оставленный им завет не выходить за ворота монастыря⁴³.

Одушевляясь древним примером преподобного Феодосия Печерского, преподобный Сергий Радонежский ввел в своем монастыре общежитие. Примеру того же Феодосия старался он следовать и во всей своей игуменской деятельности до введения и после введения в монастыре общежития, так что речи его жизнеописателя об этой его деятельности представляют собою почти буквальное воспроизведение речей преподобного Нестора о таковой же деятельности преподобного Феодосия. Желавших монашествовать в его монастыре Сергий не тотчас постригал в монахи, но сначала одевал в долгую одежду из черного сукна и в ней заставлял ходить довольное время, пока желающий монашествовать у него не навыкал всему его монастырскому чину; после сего он постригал в малый монашеский образ с облачением в мантию и клобук и, наконец, совершенных чернцов сподоблял приятия святой схимы. Для наблюдения за жизнию монахов преподобный Сергий обходил по вечерам келлии и смотрел в окна, кто чем занимается. Если видел, что брат упражняется в рукоделии, или творит молитву, или читает святую книгу, воздавал за него благодарение Богу. Если же видел в какой келье сшедшихся двух или трех монахов, проводящих время в праздных беседах, то ударял в двери кельи или стучал в окно, давая тем знать собеседникам, что он видел их неподобающее занятие. На другой день он призывал к себе виновных и своими кроткими обличениями, причем со всякою пощадою относился лично к самим обличаемым, он старался доводить их до сознания предосудительности их поведения и до раскаяния в нем.

Из сейчас сказанного видно, что братия Сергиева монастыря занимались в своих кельях молитвой, рукоделиями и чтением святых книг, то есть отеческих творений. Так это должно быть и по древним законоположениям о занятиях монахов⁴⁴. Но чтение книг возможно под тем условием, чтобы они были в монастыре. Следовательно, если преподобный Сергий одобрял чтение книг его монахами, то этим дается предполагать, что он заботился о приобретении и об изготовлении четиих книг, или о составлении монастырской библиотеки таковых книг. И мы имеем положительные указания, что это действительно было так. Князь Серпуховской Владимир Андреевич, сын Андрея Ивановича, о котором упоминали мы выше, двоюродный брат великого князя Дмитрия Ивановича Донского и его знаменитый сподвижник в Куликовской битве, которому принадлежал и Радонеж с его волостью, пожелал взять у преподобного Сергия для основания монастыря в своем Серпухове ученика его Афанасия. Преподобный не нашел возможным отказать в просьбе своему князю, но отпустил от себя Афанасия с великим сожалением, и это потому, что он был книжный доброписец. «Бе Афанасие, говорит жизнеописатель, в добродетелех муж чуден и в божественных писаниих зело разумен и добросписания много(-а) руки его и доныне свидетельствуют, и сего ради (бе) любим зело старцу» (т. е. преподобному Сергию).

Устав общежитный требует, чтобы все монахи монастыря, не исключая и игумена, совершенно одинаково участвовали во всех монастырских работах. Преподобный Сергий работал не только наравне со всеми, но и более всех, причем в работах, требовавших физической силы, так как был от природы человек очень сильный⁴⁵, работал, по крайней мере, за двоих и причем не стыдился никакой работы- ни поварства и плотничества, ни кроения и шитья одежды и обуви на братию. Нарочитую его работу составляло изготовление того, что(требуется для богослужения: печение просфор с самым изготовлением муки для них (посредством толчения зерна и молотия его ручной мельницей), катание свечей, варение кутьи и приготовление так называемых канонов, или канунов (кутья и канон, или канун, имели быть приносимы в церковь, во-первых, для поминовения усопших на ежедневные послевечеренные заупокойные литии, на панихиды, совершавшиеся после вечерни в понедельник, среду и пяток, и на все заказные панихиды; во-вторых, как это было в древнее время, в честь Господа, Богородицы и святых- во все господские, богородичные и нарочитых святых праздники⁴⁶).

Устав общежитный требует, чтобы все монахи монастыря, не исключая и игумена, носили одинаковую по качеству одежду. Преподобный Сергий носил не только одинаковую со всеми одежду, но и худшую всех. Один раз в числе других кусков сукна для одежды приобретен был кусок совершенно негодный, в котором окраска наполовину слиняла, так что сукно было какое-то пегое («пелесоватое»). Ни один монах не хотел себе одежды из такого сукна. Тогда взял его себе преподобный и сшил себе из него рясу (нынешний подрясник), которую и носил до тех пор, пока она не свалилась с плеч. Всегдашняя, или будничная, одежда преподобного, обычной материей для которой служило простое домашнее сукно, называемое сермягой, до того была скромна и бедна, или, как выражается жизнеописатель, «худостна», что недалека была от того, чтобы называться рубищем.

По поводу этой худости одежды преподобного жизнеописатель его рассказывает один случай. Когда слава о добродетельной жизни его широко распространилась по России и когда многие начали приходить к нему, чтобы видеть его и насладиться его душеспасительной беседой, пожелал видеть его один крестьянин из дальних от монастыря мест. Выбрав свободное время, он отправился в монастырь. Случилось так, что в минуту его прихода в монастырь преподобный Сергий копал гряды в монастырском огороде. На просьбу его к монахам показать ему знаменитого их игумена ему отвечали, что игумен копает землю в огороде и что пусть он немного подождет. Сгорая нетерпением видеть Сергия, крестьянин побежал к огородному забору и приник к скважине. В скважину он увидел, что копает гряду какой-то монах в изодранном и уплатанном рубище. «Где же,– спрашивает он монахов,– игумен?» Ему отвечают, что он смотрит на игумена. Крестьянин, думая, что монахи потешаются над ним, весьма обиделся... Потом он действительно уверился, что в изодранном и уплатанном рубище был знаменитый Сергий, слава о котором прошла по всей России и которого, судя по другим, незнаменитым, игуменам, он представлял себе совсем иначе- «окруженным отроками предстоящими и слугами скорорищущими и множеством служащих или честь воздающих»... Спустя некоторое время после сего крестьянин принял монашество в монастыре Сергиевом (Пахомий, вероятно на основании собственных сведений, говорит в службе преподобному Сергию, что он «отверг тленныя ризы, ходил в зиме без теплыя одежды, якоже в лете»).

Мы не один раз говорили выше, что монастырь преподобного Сергия после первоначальной, не особенно долгое время продолжавшейся скудости начал изобиловать всем потребным. Изобилие явилось в монастыре благодаря усердию к преподобному, с одной стороны, окрестных жителей монастыря, о чем прямо говорит Епифаний, а с другой стороны, и главное, о чем прямо Епифаний не говорит, но что необходимо предполагать,– благодаря усердию к преподобному его многочисленных почитателей среди Московских бояр и среди Московского купечества. Составляет при этом вопрос, владел ли монастырь преподобного Сергия уже при нем самом недвижимыми имениями, или вотчинами. Вероятнейший ответ на вопрос есть отрицательный. Правда, что слова Епифания о нестяжании Сергием сел красных не могут быть признаны за сколько-нибудь убедительное свидетельство, ибо, во-первых, мы знаем другие примеры, когда нам говорится это и когда речи должны быть понимаемы в смысле далеко неточном и несобственном (речи Нестора о преподобном Феодосии Печерском и Пахомия Сербина о преподобном Кирилле Белозерском), а во-вторых, Епифаний употребляет слово «села» в простом ораторском наборе слов, из которых некоторые и совсем не идут к преподобному Сергию и цель которых, помимо какой-либо точности, есть лишь та, чтобы вообще выразить мысль о его (Сергия) великой нестяжательности. Но есть другое основание думать, что сам преподобный Сергий еще не принимал вклада в монастырь недвижимых имений, или вотчин. Из последующих вотчин Троицкого монастыря нет ни одной, о которой было бы положительно известно, что она дана в монастырь при самом преподобном Сергии. Могут возразить, что есть вотчины, относительно которых неизвестно, когда они поступили в монастырь. Но если бы сам преподобный Сергий начал принимать вотчины, то при великом множестве его почитателей между боярами ему было бы надавано вотчин более или менее значительное количество, и невероятно допустить, чтобы из многих вотчин не сохранилось прямого известия хотя об одной, что она поступила в монастырь при самом преподобном Сергии. Принимая, что сам преподобный Сергий не имел вотчин, нужно будет понимать это не так, чтобы он вообще был против вотчинновладения монастырей, а так, что он лишь хотел, чтобы при нем самом не было в его монастыре вотчин. Начал приобретать вотчины в монастырь его непосредственный преемник и личный ученик преподобный Никон, и нельзя думать, чтобы этот поступил вопреки воле и завещанию своего учителя. Не о вотчине, а об одном промысле известно нам, что он приложен в монастырь при самом преподобном Сергии,– это половина варницы и половина соляного колодезя у Соли Галицкой, что есть нынешний город Солигалич Костромской губернии, данные в монастырь одним Галичским боярином незадолго до смерти преподобного Сергия, именно когда он, передав игуменство Никону, приготовлялся к смерти. Но, принимая за вероятнейшее, что при самом преподобном Сергии монастырь не имел еще недвижимых имений, или вотчин, со всею вероятностию должно думать, что монастырь имел при нем собственное хлебопашество, именно что преподобным Сергием заведены были кругом монастыря пахотные поля, которые и обрабатывались отчасти самими монахами, отчасти наемными крестьянами, отчасти же крестьянами, которые хотели поработать на монастырь Бога ради (как примеры этого последнего мы видим в дальнейшее время)⁴⁷.

Жизнеописатель преподобного Сергия был человек лично и хорошо его знавший: он был монах его собственного монастыря, пришедший в монастырь хотя и не при самом начале последнего, но, во всяком случае, за много лет до его, Сергия, кончины. Следовательно, речи жизнеописателя, когда он говорит нам о личном характере и личных нравственных качествах преподобного Сергия, мы имеем все основания принимать не за такие речи, в которых произвольным образом рисовался бы нам фантастический портрет, но за такие речи, в которых более или менее верно изображается нам действительный преподобный Сергий. А многократно в продолжение повествования предпринимая изображать личный характер и личные качества преподобного и постоянно изображая их одними и теми же чертами, жизнеописатель еще более уверяет нас в том, что изображает нам не мечты своего воображения, но именно подлинного Сергия, каким он на самом деле был. Не имеем мы нужды в сведениях, что такое и каков был Сергий в отношении, так сказать, к самому себе, то есть в своей собственной, для самого себя, жизни,– мы и без всякого стороннего свидетельства знаем, что он был высоко святой, строго подвижнической жизни, но мы желаем знать, что такое был Сергий в отношении к другим людям или в отношении к своим ближним. Итак, по изображению жизнеописателя, в отношении к другим людям преподобный Сергий был исполнен смирения безмерного, был тих и кроток так, что ему совсем чужды были гнев и ярость, жестость (суровость) и лютость, был незлобив и прост без всякой примеси хитрости и так называемого «себе на уме» (была в нем «простота без пестроты», как выражается жизнеописатель), исполнен был любви нелицемерной и нелицеприятной ко всем людям. «Преподобный игумен,– читаем у жизнеописателя,– отец наш Сергие святый, старец чюдный, добродетельми всякими украшен (бе), тихий, кроткий нрав имея, и смиренный и добронравый, приветливый и благоуветливый, утешительный, сладкогласный и благоподатливый, милостивый и добросердый, смиренномудрый и целомудреный, благоговейный и нищелюбивый, страннолюбный и миролюбный... стяжа паче всех смирение безмерное и любовь нелицемерную равно ко всем человеком, и всех вкупе равно любляаше и равно чтяше, не избирая, ни судя, ни зря на лица человеком и ни на когоже возносяся, ни осужая, ни клевеща, ни гневом, ни яростию, ни жестостию, ни лютостию, ниже злобы держа на кого». Из блаженств евангельских, как изображает нам преподобного Сергия его жизнеописатель, несомненно прилагались к нему: блаженны нищие духом, блаженны кроткие, блаженны чистые сердцем.

Но вполне прилагалось к преподобному Сергию и еще евангельское блаженство- блаженны милостивые. Насколько известна нам история монастырей северной, или Московской, Руси, лучшие из них отличались усердной благотворительностию в смысле питания нищих, бедных проходящих странников и бедных окрестных жителей, и с несомненностию должно быть сказано, что благотворительность эта ведет свое начало от него- преподобного Сергия. Благотворительность эта могла иметь место только в монастырях общежитных, но не особножитных (по весьма понятной причине). А так как монастыри общежитные начались в северной Руси только с Сергия, то и благотворительность могла начаться только с него. Что она не только могла начаться, но и на самом деле началась с него- в этом удостоверяет нас жизнеописатель. Он говорит, что страннолюбие и нищелюбие были отличительными добродетелями преподобного, что у него было узаконено и заповедано никого из неимущих, приходящих в обитель, не отпускать с пустыми руками, нищих и странных довольно упокоивать. В позднейшее время, в XV-XVI веках, мы находим при монастыре богадельню для убогих нищих, бывших не в состоянии собирать милостыни, и с весьма немалою вероятностию должно усвоять построение богадельни самому преподобному Сергию. Когда дорога из Москвы в северные города была приближена к самому монастырю, начали останавливаться в нем все проезжавшие чиновники и все проходившие войска,– и, по словам жизнеописателя, все принимаемы были в нем с великим гостеприимством. Имея в виду то, что монастырь преподобного Сергия и в позднейшее время старался соблюдать заповедь своего основателя о нищелюбии и страннолюбии, как она передается у жизнеописателя, и что это нарочито было требуемо от монастыря, согласно заповеди преподобного Сергия, записанной в его житии⁴⁸, мы передадим подлинные слова Епифания. «Елика во обители приносимая умножахуся,– пишет он,– толма паче страннолюбная возрастаху, и никто же бо от неимущих во обитель приходя тщама руками отхожаше; николи же блаженный оставляше благотворения и служащим во обители заповеда: нищих и странных довольно упокоевати и подавати требующим, глаголя: аще сию мою заповедь сохраните без роптания, мзду от Бога приимете и по отхожении моем от жития сего обитель моя сия зело распространится и во многи лета неразрушима постоит благодатию Христовою; и тако бе рука его простерта к требующим, яко река многоводна и тиха струями; и аще кому приключашеся в зимная времена она, мразу зелному належащу или паки снегу с зелным ветром дыхающу, иже немогущеи вне келия изыти (т. е. если кому-нибудь заехавшему в монастырь невозможно было отправиться в дальнейший путь по причине сильного мороза или непогоды), елико время пребывающим ту (в монастыре) таковыя ради нужа, вся потребная от обители приимаху; страннии же и нищии и от них в болезни сущии на многи дни препочиваху в доволном упокоении и пищи, ея же кто требоваху, неоскудно по заповеди святаго старца, и до ныне сим тако бывающим; понеже пути от мног стран належащу, и того ради князем и воеводам и воинству безчисленому, вси приимаху подавающую доволную честную потребу, яко от источника неисчерпаемых, и в путь грядуще потребную пищу и питие доволно приимаху, и сия служащеи во обители святаго с радостию всем подающе изобильно» (л. 191–193 об.).

Жизнеописатель и другие современники называют преподобного Сергия старцем чудным и говорят, что он тихими и кроткими словесы и речьми и благоуветливыми глаголы, благодатию, данною ему от святаго Духа, мог действовать на самые загрубелые и ожесточенные сердца⁴⁹; словами этими невольно вызывается в представлении образ старца, олицетворяющего собою всепобеждающую любовь. Один из современников, делая запись о тяжкой болезни, постигшей преподобного Сергия в 1375 году, называет его «преподобным игуменом», «святым Сергием»: «Того же лета болезнь бысть тяжка преподобному игумену, Сергею святому»⁵⁰, в каковых словах ясно слышится то великое уважение, которое было питаемо к преподобному Сергию еще при его жизни. Таким образом, «чудный старец, святый Сергий"- вот как выражались о преподобном и вот как представляли его себе его современники!

Читается в наших рукописях послание неназываемого по имени патриарха Константинопольского к неназываемому по имени Русскому игумену. Под игуменом должен быть разумеем преподобный Сергий, потому что ясно – к нему и только к нему идут те признаки, которыми характеризуется игумен в послании. Что касается до патриарха и до времени написания им послания, то со всею вероятностию нужно думать, что это был Каллист 1-й, написавший послание в 1362–1363 годах. В послании, не особенно большом, после общего увещания относительно доброй монашеской жизни содержится частнейшее увещание о всецелом повиновении и покорении братии монастыря отцу и наставнику своему игумену. Думаем мы, что послание написано патриархом по нарочитой просьбе из России самого ли Сергия к послу патриаршему, который приходил в Россию в конце 1361 года и был ему, Сергию, лично знаком, или же по просьбе митрополита Алексия, а всего вероятнее- по просьбе Сергия, подкрепленной ходатайством Алексия. Относительно причины, которая заставила Сергия и Алексия желать патриаршего послания, нам представляется вероятным думать, что причиною этого были довольно долго продолжавшиеся в монастыре неудовольствия и роптания на введенное в нем Сергием общежитие⁵¹.

Мы замечали выше, что приход к преподобному Сергию его старшего брата Стефана был для него причиною великой скорби. Стефан, как сказали мы, пришел к Сергию, по всей вероятности, из желания более строгой жизни, нежели какую он мог вести в Москве, но при этом желании и при отказе им от игуменства в Богоявленском монастыре он не оставил, однако, страсти властвовать. Он был старший брат Сергия; он положил с ним основание монастырю, хотя потом и бежал от него; он, вероятно, принес Сергию из Москвы денег на благоустроение и на благоукрашение монастыря- по всему этому он хотел, чтобы почитаем был игуменом монастыря не столько Сергий, сколько он, Стефан. Эти притязания Стефана находили почему-то одобрение и в некоторых из братий монастыря⁵²: может быть, недовольных между ними общежитием он обнадеживал, что последнее будет им более или менее ослаблено. Как бы то ни было, но притязания ставили в очень неловкое положение Сергия, и он, дождавшись случая, решился на своеобразный выход из затруднения. В одну субботу в церкви монастыря шла вечерня, Сергий служил и находился в алтаре, а Стефан стоял на левом клиросе. Вдруг последний увидал в руках канонарха книгу, которую этот взял с благословения не его, а Сергия. С раздражением спросил он канонарха: «Кто дал тебе эту книгу?"- и, получив от него ответ: «Игумен дал мне ее», закричал: «Кто здесь игумен? Не я ли первый сел на этом месте?» И, должно быть, позволил себе затем осыпать Сергия более или менее сильной бранью, ибо жизнеописатель не находит удобным передавать дальнейших его речей и ограничивается замечанием, что после приведенных слов он «и ина некая изрек, ихже не лепо бе». Весь крик Стефана Сергий слышал в алтаре, как, конечно, слышали его и братия в церкви, и ничего не сказал. По окончании вечерни, дождавшись, когда все разошлись из церкви, преподобный вышел из нее и, не заходя в свою келью, тайно удалился из монастыря; он направился (пешком, как совершал все свои путешествия, и недальние и дальние) к своему другу, преподобному Стефану Махрищскому, монастырь которого находился в 30–35 верстах на восток от его собственного монастыря (в нынешнем Александровском уезде Владимирской губернии, в 10–12 верстах на юг отг. Александрова, это до настоящего времени существующий Махрищский монастырь). Сообщив Стефану о своем намерении построить себе новый монастырь, он просил своего друга дать ему монаха, который бы хорошо знал окрестную местность и который бы помог ему выбрать место для монастыря. Обошедши окрестность, он выбрал место для монастыря на берегу реки Киржачи (впадающей в Клязьму), верстах в 10–12 на юг от Стефанова монастыря и верстах 45–50 на юго-восток от его собственного Троицкого монастыря.

Троицкие братия, конечно, хватились исчезнувшего игумена. Догадываясь, что Сергий ушел к Стефану, отправили в Махрищский монастырь посла, от которого и узнали, что Сергий был в монастыре и ушел из него и что он выбрал уже место для построения себе нового монастыря. Тотчас же некоторое количество братии Троицкого монастыря решили пойти к преподобному, чтобы жить с ним. Вместе с пришедшими он поставил несколько келлий, а затем отправил к митрополиту Алексию с просьбой о дозволении построить церковь, причем, вероятно, дело представлено было митрополиту не так, чтобы он, Сергий, бежал из Троицкого монастыря, давая место гневу, а как-нибудь более благовидно. Получив дозволение, преподобный тотчас же приступил к строению церкви, а равно к устроению и всего монастыря. Усердно вспомоществуемый окрестными жителями, а равным образом и своими почитателями из князей и бояр, он скоро построил церковь (во имя Благовещения Богородицы) и скоро устроил и весь монастырь, учредив в нем, как это само собою должно быть подразумеваемо, то же общежитие, что и в Троицком монастыре.

Троицкий монастырь после Сергиева удаления из него остался без действительного игумена с фактическим, или наличным, игуменством в нем Стефановым. Не знаем, старался ли Стефан о том, чтобы стать и действительным игуменом, но братия монастыря, то есть, как должно подразумевать, большинство их, решительно и усердно желали, чтобы возвратился к ним преподобный Сергий. Вероятно, после напрасных обращений с просьбами об этом к нему самому братия послали к митрополиту Алексию просить, чтобы митрополит своею властию заставил его возвратиться в монастырь. Святой Алексий отправил к преподобному Сергию посольство из двух архимандритов с увещанием исполнить просьбу братии, причем обещал вывести из монастыря всех творивших ему досаду. Сергий не дерзнул преслушаться увещаний митрополита и возвратился в Троицкий монастырь, оставив в Киржачском монастыре, который поставлен был им в зависимость от Троицкого монастыря, строителем ученика своего Романа (Киржачский Благовещенский монастырь упразднен при учреждении штатов в 1764 году; оставшиеся после него церкви обращены в приходские церкви города Киржача, который образовался из подмонастырных слобод)⁵³.

Как великий праведник, преподобный Сергий удостоился от Бога дара чудотворений еще при своей жизни. Вот те из этих чудотворений, рассказы о которых читаются у жизнеописателя.

Избирая в пустыне место для обитания себе, преподобный Сергий выбрал его на берегу маленькой речки. Но так как вода в речке была негодна для употребления⁵⁴, то он выбрал такое место на ней, где из-под берега вытекал источник, или ключ, чистой воды. Спустя то или другое время после основания монастыря источник закрылся (иссяк), вследствие чего монахи оказались вынужденными приносить себе воду издалека (должно подразумевать- из другого, найденного ими, источника, или ключа). Это возбуждало ропот в братии, которая говорила, что преподобный нерассудно поставил монастырь на безводном месте. Преподобный извинял себя пред братией тем, что он не помышлял устроять большого монастыря, как это было угодно Богу, и в то же время увещевал их молиться Богу о воде, напоминая им, что если Господь из камени извел воду непокоривым людям Еврейским, то тем более не презрит их, работающих Ему день и ночь. Уповая на молитвы братии, он дерзновенно обратился к чудодейственной помощи Божией. Взяв с собою одного брата, он сошел с ним в дебрь, или низину, под монастырем и, нашедши в одном рву немного дождевой воды, сотворил над нею усердную молитву; по окончании молитвы внезапно явился обильный источник воды. Из этого обильного источника монахи и начали с того времени пользоваться водой для всяких потребностей. Долго он назывался Сергиевым, но потом преподобный, узнав, что так называют его, с негодованием запретил так называть, говоря, что не он, Сергий, дал воду, но Бог даровал ее⁵⁵.

У одного христолюбца, жившего близ монастыря и имевшего великую веру к преподобному Сергию, тяжко заболел единственный сын, бывший малым отроком (ребенком). Христолюбец, надеясь на молитвы преподобного, понес больного к нему. Но едва он вошел в келлию к нему, в то самое время, как передавал ему свою просьбу, сын его испустил дух. Убитый горем отец с сетованиями на преподобного, что он посрамил его упования на него, пошел, чтобы принести для ребенка гроб. Но пока он ходил, преподобный помолился над умершим- и по его молитве дитя ожило. Возвратившемуся с гробом отцу он возвестил, что ребенок вовсе не умирал, а от сильного холода- дело, как видно, было зимой- закоченевал и что теперь он отошел, пришел в себя и здоров. Хорошо зная, что оставил сына умершим, отец вовсе не поверил этому и твердо стоял на том, что умерший ожил молитвами преподобного. Тогда последний запретил ему разглашать о чуде под опасением лишиться сына.

Один вельможа, живший вдали от монастыря преподобного Сергия, на Волге, подвергся болезни жесточайшего беснования, так что должны были укрощать его при помощи цепей целые десятки людей. Родственники больного, слышав о чудесах, бывающих по молитвам преподобного, решили везти его к Сергию в монастырь. Когда приближались с больным к монастырю, последний пришел в страшное неистовство и до того кричал: «Не хочу туда, не хочу туда», что опасались, как бы от кричания не сделалось с ним удара. Преподобный Сергий, быв извещен об этом, приказал ударить в било и, когда братия собралась в церковь, начал петь молебен о болящем. Во время пения молебна больной мало-помалу успокоился, так что ввели его в монастырь. По окончании молебна преподобный вышел к нему из церкви с крестом, и, когда знаменовал его крестом, он отскочил в сторону, бросился в лужу, которая была поблизости, и с той минуты стал здоровым. Когда потом его спрашивали, зачем он бросился в лужу, он отвечал: «Когда преподобный знаменовал меня крестом, я видел великий пламень, исходящий от него, который всего меня окружил и в котором боялся я сгореть, а поэтому и бросился в воду».

Один человек, живший близ монастыря преподобного Сергия, впал в тяжкую болезнь, так что в продолжение двадцати дней не ел и не спал. Скорбевшие о больном братья его возымели благой помысл, что если чрез преподобного Сергия Бог творит столько чудес, то, может быть, умилосердится и о них, и они принесли больного к преподобному, прося его помолиться о нем. Преподобный сотворил молитву над больным и покропил его святой водой- и тому тотчас же стало легче. Вслед за сим он впал в продолжительный и глубокий сон, после которого и совсем почувствовал себя здоровым.

Близ монастыря преподобного жил богатый человек, имевший нрав лихоимца. Он заставил одного бедного соседа своего уступить ему борова («вепря»), который был выкормлен тем для себя, и потом, заколов борова, не хотел платить за него денег. Обиженный бедняк пошел жаловаться на него преподобному Сергию, утешителю скорбящих, заступнику нищих, помощнику убогих. Преподобный призвал к себе обидчика и обратился к нему с отеческим увещанием. «Сын мой,– говорил он ему,– если мы веруем, что есть Бог, Судия праведным и грешным, отец сиротам и вдовицам, готовый на отмщение (за всякий грех), так что страшно впасть в руце Его, то как не трепещем мы грабить и насильствовать и без числа творить злое? Не довольствуясь дарованным нам от Его благодати, непрестанно желать чужого и презирать Его долготерпение? Не видим ли мы нашими глазами, что делающие таковое обнищевают, а домы их пустеют, что память многих сильных исчезает, между тем как на том свете ждет их мучение бесконечное?» От этого и многого другого, сказанного преподобным, обличаемый пришел в такое умиление, что не только обещал заплатить за взятую у бедного соседа свинью, но исправить и всю свою жизнь. Но возвратился он домой- умиление его прошло, и он забыл не только о своем обещании исправить всю жизнь, а и заплатить бедному соседу... Но вот входит он в свою клеть и видит висящую в ней свиную тушу всю кишащею червями, хотя время было зимнее. Напал на него страх и трепет за преслушание слов святого старца; тотчас отдал он долг, а к преподобному Сергию не смел показываться и на глаза срама ради. Что же касается до выброшенного вон свиного мяса, то, по словам жизнеописателя, не хотели прикасаться к нему даже звери и птицы на обличение лихоимцам.

Однажды пришел в Москву Греческий епископ из Константинополя. Слушая многие рассказы о преподобном Сергии, он не хотел верить им и говорил про себя: «Как может в этих, то есть в Русских, странах явиться такой светильник, тем более в нынешнее, последнее время?» Он решился пойти в монастырь к преподобному, чтобы самому видеть его. Но когда приближался он к монастырю, на него напал страх, а когда вошел он в монастырь и увидел преподобного, на него напала слепота. Тогда и неволею исповедал он преподобному свое неверие и, укоряя себя, попросил у него прозрения. Преподобный прикоснулся к его зеницам- с глаз его спала как бы чешуя, и к нему опять возвратилось зрение. После сего он всем начал проповедовать, что преподобный истинно есть небесный человек и земной ангел.

Вместе с даром чудотворения преподобный Сергий наделен был от Бога даром провидения, или прозорливости.

Князь Владимир Андреевич, в уделе и на земле которого, как мы говорили, находился Троицкий монастырь, имел великую веру и любовь к преподобному, по каковой причине нередко посещал его и снабдевал его необходимым. Один раз князь послал в монастырь с одним из своих слуг различных брашен и питий «в потешение, как говорит жизнеописатель, старцу с братиями». Дорогою слуга соблазнился и попробовал как брашен, так и питий. Когда приехал он в монастырь, преподобный, по своей прозорливости, узнал о его согрешении и, не принимая от него посланного князем, укорял его за то, что он, прельщенный врагом рода человеческого, вкусил от брашен и пил от питий, которых не надлежало есть и пить прежде благословения. После искреннего раскаяния слуги в своем согрешении преподобный простил его.

Один раз близкий друг преподобного Сергия, епископ Пермский Стефан, ехал из своей епархии в Москву. Торопясь почему-то скорее достигнуть столицы (по всей вероятности, это было в 1390 году, когда Стефан мог торопиться навстречу новоприбывшему митрополиту Киприану, приехавшему из Константинополя в Киев в половине февраля месяца, а из Киева в Москву в начале марта месяца 1390 года), он решил не заезжать к преподобному, с тем чтобы быть у него на возвратном пути, и ехал не тою новою дорогою, которая шла подле монастыря, а тою старою и кратчайшею дорогою, которая шла в некотором отдалении от него. Но все-таки Стефан не хотел проехать мимо преподобного, не послав ему хотя заочного приветствия. Когда он был на дороге против Сергиева монастыря, то остановился, сотворил «Достойно есть» и обычную молитву и поклонился в сторону монастыря со словами: «Мир тебе, духовный брате». Святой Стефан послал свое заочное приветствие преподобному Сергию, когда этот находился в трапезе за обедом. Видя Стефана духовными очами, Сергий в свою очередь встал за столом, немного постоял, сотворил молитву и поклонился в его сторону со словами: «Радуйся и ты, пастуше Христова стада, и мир Божий да пребывает с тобою». Братия видели необычайное вставание преподобного за столом и поклонение; все удивились этому, а некоторые поняли, что это было не даром, а ради какого-либо видения. По окончании трапезы братия начали спрашивать преподобного о причине его вставания и поклонения; он отвечал: «В тот час проехал дорогой к Москве епископ Стефан и, быв против нашего монастыря, поклонился святой Троице и нас, смиренных, благословил», причем указал и место на дороге, на котором останавливался Стефан. Некоторые из братии, желая удостовериться в словах преподобного, погнались вслед за Стефаном и от спутников епископа узнали, что действительно было так, как говорил Сергий. На месте, с которого благословлял Стефан Сергия, в память об этом поставлен был крест, над которым потом сооружена была часовня (место и часовня известны под именем места и часовни «у креста»), а в самом Троицком монастыре это событие до сих пор воспоминается таким образом, что во время обедов перед последним блюдом ударяют в колокольчик, братия встают и чередной иеромонах возглашает: «Молитвами святых отец наших, Господи Иисусе Христе, помилуй нас».

Жизнеописатель преподобного Сергия передает о двух видениях, которые были избранным ученикам его и в которых открываемо было последним то, до какой степени он, Сергий, являл собою (составлял) благодатного и святого человека Божия.

Один раз преподобный служил литургию с братом своим Стефаном и племянником Феодором. Стоявший в церкви Исаакий молчальник, один из совершеннейших и строжайших по жизни учеников преподобного, смотрит и видит не троих служащих, а четверых- четвертый был муж весьма чудный, несказанно светлый видом и в ризах необычно блистающихся. Исаакий обратился с недоумением к стоявшему близ него другому ученику преподобного, по имени Макарий. Этот также удостоен был видения и высказал догадку, что четвертый служащий, вероятно, есть священник князя Владимира Андреевича, который был тогда в монастыре. Обратились с вопросом к одному лицу из свиты князя и получили ответ, что с ними не было никакого священника. Тогда Исаакий и Макарий поняли, что они видели Ангела Божия, сослужившего преподобному Сергию. По окончании службы, дождавшись времени, когда могли говорить с преподобным наедине, они приступили к нему со спросом о четвертом, служившем с ним, и получили от него признание под условием хранения тайны до его смерти, что действительно то был ангел Божий, который сослужит ему постоянно, каждую литургию.

В другой раз сподобился чудного видения третий ученик преподобного Сергия, равный по строгости жизни Исаакию, екклесиарх, или уставщик, Симон. Во время совершения преподобным литургии он «ви-дит огнь ходящий по жертвеннику, осеняющий олтарь и кружащийся во-круг святыя трапезы; а когда святой хотел причаститься, тогда божественный огнь свился как некоторая плащаница и вошол в святой потир, и так преподобный причастился». Видение привело Симона в ужас и трепет. Вышед по окончании службы из жертвенника, преподобный понял по его лицу, что с ним случилось нечто необычайное. На свой вопрос к нему об этом получив от него ответ, что «видел благодать Святаго Духа, действующую с тобою», преподобный запретил ему говорить кому-либо о сем при его жизни.

Начав с уединенного подвижничества в пустыни, чего у нас дотоле не было видано, продолжив тем, чтобы ввести в своем монастыре общежитие, что составляло не более и не менее как преобразование нашего монашества, проводя жизнь возможно совершеннейшим аскетом и возможно достоблаженным святым старцем, преподобный Сергий явился на духовном небе нашей церкви совсем необычайно светлою звездою и потому привлек к себе удивленные взоры всех. Величайшая слава его не ограничилась пределами одного Московского княжества, но распространилась по всей Русской земле, так что в нем видели не местного только, Московского подвижника, а подвижника Всероссийского. «Слава же и слышание, говорит его жизнеописатель, пронесеся о нем повсюду... вси имеяху его яко единаго от пророк». Что это действительно было так- в том убеждают нас наши летописи: в виде единственного исключения по отношению к святым почти во всех их читается запись о кончине преподобного Сергия, а в некоторых из них предлагаются и нарочитые о нем сказания (и сделана беспримерная по отношению к кому бы то ни было запись о постигшей его в 1375 году тяжкой болезни).

Святой митрополит Алексий желал было видеть преподобного Сергия своим преемником на кафедре Русской митрополии.

У великого князя Дмитрия Ивановича Донского был предызбран в преемники святому Алексию архимандрит его придворного Спасского монастыря (что ныне дворцовый собор Спаса на Бору) Михаил, по прозванию Митяй, которого он любил столько же, сколько царь Алексей Михайлович любил Никона, и который, представляя собою человека необыкновенного, был исполнен стольких же достоинств, как и последний, если даже не больших, не имев притом крупных недостатков последнего. Но он по тем или другим причинам (входить в пространные речи о которых здесь не место) не совсем нравился святому Алексию, и этот предпочитал ему Сергия. Митрополит призвал Сергия из его монастыря в Москву. Когда преподобный явился к нему, он начал свою беседу с ним тем, что приказал принести митрополичий параманд с золотым крестом и сказал, что хочет одарить его этим парамандом⁵⁶. Не понимая значения дара и отказываясь от него, преподобный со смиренным поклоном сказал: «Прости меня, владыко, от юности моей не был златоносцем, тем более хочу пребывать в нищете в лета старости». Тогда святой Алексий уже прямо сказал Сергию, что дает ему параманд как некоторое обручение святительству и что желает оставить его по себе своим преемником. Для смиренного преподобного Сергия, которому и в помысл никогда не приходило архиерейство, предложение святого Алексия было крайне неожиданным, и он приведен был им в величайшее смущение. Пришедши в себя, он отвечал на него сколько смиренным, столько же и решительным отказом. А когда святой Алексий хотел было настаивать, он отвечал, что принужден будет бежать куда-либо в пустыню. Святой Алексий прекратил настояния и отпустил преподобного с миром в его монастырь.

С архимандритом Михаилом, которому святой Алексий дал потом свое благословение на митрополию, у преподобного Сергия вышло было недоразумение без вины которого-либо из них. У Михаила хотел восхитить митрополичий престол епископ Суздальский Дионисий, намеревавшийся с сею целию предупредить его путешествием в Константинополь. Великий князь велел держать епископа в заключении, пока не отправится в Константинополь и не будет поставлен в митрополиты Михаил. Но Дионисий перехитрил великого князя. Он начал проситься у него на свободу, уверяя, что не поедет в Константинополь, а поручителем себе давал находившегося с ним в приязненных отношениях преподобного Сергия. Преподобный Сергий в простоте своей действительно поручился за Дионисия, после чего великий князь, полагаясь на его поручительство, выпустил епископа на свободу. Но Дионисий не успел добраться до своего Суздаля, как переправился из него в свой Нижний Новгород, а из этого последнего, выдавая своего поручителя, спешно побежал Волгой в Константинополь. Михаил думал, что преподобный Сергий был в заговоре с Дионисием, почему и воспылал против него за его мнимо бесчестный поступок сильным гневом и грозил разорить его монастырь. Если бы не постигла Михаила скорая смерть, то, нет сомнения, недоразумение разъяснилось бы и он примирился бы с преподобным Сергием, хотя и был значительно иного духа, чем сей последний⁵⁷.

Смиренно признавая себя недостойным служить Церкви в качестве епископа, а тем более митрополита, преподобный Сергий не отказывался служить Отечеству, насколько это было возможно для него как для инока.

Само собою понятно, что преподобный мог быть призываем на служение отечеству только после того, как прославился и приобрел нравственный авторитет в качестве подвижника. Прославленным подвижником он стал к княжению Дмитрия Ивановича Донского, в годы правления которого (1362–1389) действительно мы и видим его оказывающим свои услуги отечеству. Но, кроме того чтобы в отдельных случаях обращаться к помощи его нравственного авторитета и к содействию его молитв, великий князь Дмитрий Иванович вообще хотел иметь его усердным молитвенником о своем доме, для каковой цели вступил с ним в родство духовного соотчества, или кумовства, приглашая его крестить своих сыновей (преподобный Сергий крестил у Дмитрия Ивановича двух сыновей- Юрия в 1374 году и Петра в 1385 году; крестил он также одного сына и у Владимира Андреевича, Иоанна, в 1381 году). Со своей стороны преподобный Сергий для нарочитых молитв о великом князе поставил в своем монастыре, на святых его воротах, церковь в честь ангела государева- великомученика Солунского Димитрия.

Что касается до отдельных случаев, когда преподобный употребляем был на служение отечеству, то их известно два.

В 1365 году поссорились между собою князья Суздальские Дмитрий и Борис Константиновичи из-за того, что младший брат захватил Нижний Новгород, оставшийся после третьего, умершего, брата, и не хотел уступать его старшему брату. Дмитрий обратился с жалобой на Бориса к великому князю Московскому Димитрию Ивановичу и к митрополиту Алексию, который в малолетство великого князя (родившегося в 1350 году) был правителем государства. Великий князь и митрополит хотели заставить младшего брата удовлетворить требованию старшего брата без вмешательства оружия и для сей цели отправили в Нижний Новгород к Борису преподобного Сергия, причем митрополит поручил Сергию, в случае упорства Бориса, затворить в Нижнем все церкви или наложить на город церковное отлучение. Однако надежда великого князя и митрополита обойтись без вмешательства оружия оказалась напрасной: Борис не внял увещаниям Сергия и даже не хотел покориться и после того, как этот, согласно поручению митрополита, затворил в Нижнем церкви (он покорился, когда вслед за тем было выслано против него Московское войско)⁵⁸.

Против великого князя Дмитрия Ивановича упорно враждовал Рязанский князь Олег Иванович, остававшийся единственным из Русских удельных князей, которого великий князь не привел под свою руку. То поражаемый Дмитрием Ивановичем, то сам нанося ему поражения, Олег Иванович в 1385 году своей победой над Московским войском поставил великого князя в такое положение, что этот нашел за благое искать с ним примирения. Посылали к Рязанскому князю нескольких послов с предложением мира, и все напрасно; наконец великий князь решил послать к нему самого, как выражается летописец, преподобного игумена Сергия Радонежского. Путешествие Сергиево к Олегу было совершенно благоуспешно. Летописец говорит о нем: «Преподобный игумен Сергий, старец чудный, тихими и кроткими словесы и речьми и благоуветливыми глаголы, благодатию, данною ему от Святаго Духа, беседовал с ним (князем Олегом) о пользе душевной и о мире и о любви; князь же великий Олег преложи свирепство свое на кротость и утишись и укротись и умились вельми душею, устыдебось толь свята мужа, и взял с великим князем Дмитрием Ивановичем вечный мир и любовь в род и род»⁵⁹.

Имя преподобного Сергия неразрывно связано со знаменитой, решившей судьбу России Куликовской, или Донской, победой Дмитрия Ивановича над Мамаем. Ожидая страшного нашествия хана, великий князь всего более возлагал упование на милость Божию, причем преподобный Сергий был его усерднейшим споспешником. Еще за год до нашествия Государь основал руками преподобного монастырь, чтобы собрать в него нарочитых молитвенников о победе над врагом (Стромынский, или Дубенский, в честь Успения Божией Матери, находившийся в 50 верстах на северо-восток от Москвы, при селении Стромыни, на речке Дубенке, впадающей в реку Шерну, приток реки Клязьмы⁶⁰, в настоящее время несуществующий)⁶¹. Отправляясь на битву с ханом, Дмитрий Иванович в сопровождении князей, бояр и воевод приезжал к преподобному Сергию в его монастырь, чтобы помолиться вместе с ним о победе и получить от него напутственное благословение. Великий князь приезжал к преподобному наспех- за день или в самый день своего выхода из Москвы против неприятеля (он был у Сергия 18 августа, а 20 августа он выступил уже не из Москвы, а из Коломны), так что хотел отбыть из монастыря тотчас по окончании преподобным молебствования, тем более что во время пения преподобным молебна к нему (государю) пригоняли вестники с докладами о движении неприятеля и с предупреждением торопиться. Но преподобный, обнадеживая великого князя помощью Господа Бога и Пречистой Богородицы, умолил его есть хлеба в монастырской трапезе. По окончании трапезования он благословил великого князя крестом и окропил святою водою и снова обнадежил помощию, милостию и славою от Господа Бога, Пречистой Богородицы и всех святых. Великий князь начал просить у преподобного двух его монахов- Пересвета и Ослябу, которые, принадлежав в миру к сословию воинскому, были ведомые всем ратники великие, и богатыри крепкие, и люди весьма смысленные к воинскому делу и наряду. Преподобный повелел монахам тотчас же готовиться в путь, а они со своей стороны от всей души изъявили готовность сотворить послушание. Вместо шлемов тленных он возложил на их головы шлемы нетленные- святую схиму с нашитыми на ней крестами- и заповедал им крепко поборать по Христе на врагов Его. После сего он еще благословил крестом и окропил святою водою великого князя, всех князей, и бояр, и воевод его и еще сказал ему: «Господь Бог будет тебе помощником и заступником, Он победит супостатов твоих и прославит тебя»⁶².

Страшно было войско, приведенное Мамаем для битвы: оно простиралось до огромного числа- четырехсот тысяч человек. Когда Русские увидели несметные полчища Татарские, то многие из них объяты были невольным страхом. Но преподобный Сергий прислал на поле битвы своего борзоходца со своею благословенною грамотою, в которой писал великому князю: «Без всякого сомнения, Государь, иди против них и, не предаваясь страху, твердо надейся, что поможет тебе Господь»⁶³. Во время битвы, при начале которой славно пожертвовал жизнию один из двух Сергиевых иноков-воинов, именно Пересвет (выступивший на единоборство с Татарским богатырем и павший вместе с сим последним), преподобный со своей братией усердно молился Богу о даровании одоления на поганых нашему воинству и, видев ход битвы духовными очами, возвестил братии при ее конце, что Господь даровал преславную победу великому князю.

По возвращении в Москву с битвы Дмитрий Иванович не замедлил предпринять поездку к преподобному Сергию, чтобы благодарить его за данный им совет противостать Мамаю и за его молитвы и чтобы совершить с ним поминовение убиенных на брани воинов. Епифаний говорит об этом посещении Дмитрием Ивановичем преподобного Сергия: «И не замедлено (по возвращении в Москву) прииде (великий князь) к старцу святому Сергею, благодать (благодарность) воздая ему о добром совещании и всесилнаго Бога славяше и о молитвах благодаряше старца и братию, в веселии сердца бывшая вся исповедаше, како возвеличи Господь милость свою на нем, и милостыню многу в монастырь вдасть». О поминовении убиенных воинов пением заупокойной литургии и панихиды говорят сказания о Мамаевом побоище⁶⁴. Создав руками Преподобного Сергия монастырь при испрошении победы на врага, великий князь создал теперь в благодарение Богу за дарованную великую победу руками того же преподобного другой монастырь (Дубенский Шавыкинский, или Дубенский, что на острову⁶⁵, также в честь Успения Божией Матери, находившийся в 40 верстах на северо-запад от Троицкого монастыря, на реке Дубенке, впадающей в Дубну, в настоящее время также несуществующий)⁶⁶.

Присутствовал преподобный Сергий и при кончине великого князя Дмитрия Ивановича 19 мая 1389 года. Духовное завещание, написанное государем на смертном одре, было написано им «перед своими отци, перед игуменом перед Сергием, перед игуменом перед Савастьяном...» и вместе с тремя архиереями, отпевавшими его тело, называется в его житиях и «Сергей игумен, преподобный старец»⁶⁷.

После Куликовской битвы на ханском престоле в Орде произошла перемена- Мамая одолел Тохтамыш. Этот последний сделал нашествие на Русь в 1382 году. От полчищ его, которым великий князь не нашел возможным противостать, преподобный Сергий должен был удаляться из монастыря со своею братией в Тверские пределы: «и от Тохтамышева нахожения, сказано о нем в летописном сокращении его жития, бежа во Тферь»⁶⁸.

Монастырь преподобного Сергия стал великим монастырем и знаменитой лаврой, более богатой монахами, чем какой-либо другой из всех монастырей севернорусских, еще при жизни самого преподобного. Но ему открыто было в видении, что монастырь и никогда не оскудеет монахами. Один раз глубоким вечером преподобный стоял в своей келлии на своем обычном правиле и молился о братиях монастыря, да Господь поспешит им, как выражается жизнеописатель, «во обхождениях дневных и преспениях»; вдруг слышит он зовущий его голос: «Сергий!» Удивляясь необычному в ночи зову, он сотворил молитву и открыл оконце келлии, чтобы видеть, кто зовет. И вот видит он чудное видение: на монастыре пред ним необыкновенный свет, который был ярче даже дневного света, а голос в другой раз возглашает: «Сергий! ты молишься о своих чадах, и Господь принял твою молитву, смотри, какое множество иноков сошлось во имя святыя и живоначальныя Троицы в твою паству и под твое руководство». Преподобный Сергий посмотрел и видит множество птиц «зело красных», которые не только наполняли весь монастырь, но летали и кругом его. Голос сказал: «Как видишь ты этих птиц, так умножится стадо учеников твоих, и по тебе не оскудеют они, если восхотят последовать стопам твоим». Желая иметь сообщника и свидетеля чудному видению, преподобный позвал екклесиарха Симона, келья которого была недалеко от его кельи. Удивляясь безвременному званью старца, Симон тотчас же явился на зов, но уже не сподобился быть зрителем всего видения, а только некоторой его части. Преподобный Сергий рассказал ему все по ряду, что(видел и что(слышал, и они вместе провели ночь, радуясь, как говорит жизнеописатель, и трепеща душою от неизреченного видения.

Преподобный Сергий достиг лет маститой старости, и приблизилось время его преселения от сей жизни. Но прежде чем переселиться к иной жизни, он удостоился посещения Божией Матери, Которая собственными устами подтвердила ему о его монастыре то, что говорил ему в видении птиц неведомый небесный голос.

Один раз, повествует жизнеописатель, блаженный отец молился в обычном своем правиле пред образом Матери Господа нашего Иисуса Христа и, часто взирая на икону, говорил: «Пречистая Мати Христа моего, ходатайце и заступнице, крепкая помощнице роду человеческому! Буди нам недостойным ходатайца, присно молящися к Сыну Своему и Богу нашему, яко да призрит на святое место сие, еже возложено есть в похвалу и честь святому имени (Его) во веки; Тебе бо, Мати сладкаго ми Христа, ходатайцу предлагаем и молитвенницу, яко много дерзновение к Нему стяжавшу, раби Твои, и яко всем спасеное упокоение и пристанище». Так молился преподобный и пропел канон Пречистой, то есть акафист, и совершил правило, после чего сел мало отдохнуть. Вдруг он говорит своему ученику (келейнику) по имени Михей: «Чадо, трезвися и бодрствуй, потому что сейчас имеет быть нам чудное и ужасное посещение». И когда еще он говорил это, услышан был голос: «Пречистая грядет». Преподобный, услышав голос, поспешно вышел в сени келлии. И вдруг озарил его великий свет, больший солнечного, и видит он Пречистую с двумя апостолами, Петром и Иоанном, в несказанной светлости блистающихся. И он распростерся ниц, не будучи в состоянии переносить нестерпимый свет. Пречистая прикоснулась к нему руками Своими и сказала: «Не ужасайся, избранник Мой, Я пришла посетить тебя. Услышана молитва твоя об учениках твоих, о которых ты молился, и об обители твоей; не скорби более, ибо отныне она всем будет изобиловать, и не только до тех пор, пока ты жив, но и по твоем к Господу отшествии неотступна буду от твоей обители, подавая неоскудно потребное и снабдевая ее и покрывая»⁶⁹. Сказав это, Пречистая стала невидима, святой же был как бы в исступлении ума, будучи одержим страхом и трепетом. Пришед в себя, он нашел ученика своего лежащим от страха, как мертвого, и поднял его; ученик начал метаться в ноги старцу, говоря: «Скажи мне, отче, Господа ради, что значило это чудное видение, ибо дух мой едва не вышел из моего тела от блистающегося видения». Но святой радовался душою, так что и лицо его цвело от радости, и ничего не мог отвечать, кроме лишь одного: «Потерпи, чадо, потому что и во мне трепещет дух мой от чудного видения». И так они стояли в безмолвном удивлении друг против друга. Потом преподобный сказал ученику своему: «Чадо, призови ко мне Исаака и Симона». И когда эти пришли, преподобный рассказал им по порядку, как видел Пречистую с апостолами и какие изрекла Она ему чудные обещания. Услышав это, Исаак и Симон исполнились несказанной радости. После сего они все четверо вместе отпели молебен Богоматери, а святой всю ночь пробыл без сна, внимая умом о неизреченном видении.

Если верно записано о годе кончины преподобного Михея, то посещение Божиею Материю преподобного Сергия имело место не менее как за 7 лет до его преставления, потому что кончина Михея полагается записями 6 мая 1385 года⁷⁰.

Преподобному Сергию было открыто о его преставлении за шесть месяцев вперед. Призвав братию монастыря, он вручил игуменство над нею ученику своему Никону, а сам предался совершенному безмолвию⁷¹. В начале сентября месяца 1392 года он впал в предсмертную болезнь, а 25 сентября, простерши к братии конечное поучение об иноческом доброжитии, он предал дух свой Богу после 78 лет жизни и после 55 лет монашества⁷². Он приказал было положить свое тело не в церкви, а вне ее, на общем монастырском кладбище, вместе со всеми другими, но братию весьма опечалило такое его приказание; она обратилась со спросом и за советом к митрополиту Киприану, и этот, по рассуждении о том, где приличнее погребсти преподобного, приказал положить его в церкви на правой стороне. Так как по сейчас указанной причине погребение преподобного Сергия должно было несколько замедлиться, то успело собраться на него множество народу из Москвы и из всех окрестностей монастыря.

Со всею вероятностью нужно думать, что в самом Троицком монастыре преподобный Сергий начал быть местно почитаем как святой более или менее в непродолжительном времени после его кончины, ибо он прославился даром чудотворений, которые должны были свидетельствовать о его святости, еще при своей жизни, а не позднее, как с 1449–1450 годов находим его уже и в лике общерусских святых (тогда еще весьма немногочисленном)⁷³. В 1463 году Новгородским архиепископом Ионою, после также причисленным к лику святых, была поставлена в Новгороде, на владычнем дворе, первая известная церковь во имя преподобного Сергия.

Телесные останки преподобного Сергия находились в земле в продолжение 30 лет и были изнесены из нее по особому откровению. Близ монастыря преподобного жил один благочестивый человек, который имел великую веру к нему и который часто приходил молиться к его гробу. В одну ночь, когда после домашней молитвы он сведен был в тонкий сон, явился ему преподобный Сергий и сказал: «Возвести игумену монастыря моего, что напрасно столько времени оставляет он меня покрытым землей, в которой вода утесняет (заливает) мое тело». Благочестивый муж, от видения исполнившись страха и радости, поспешил сообщить о нем игумену, которым оставался тот же ученик преподобного- Никон. Выслушав рассказ мужа, Никон возвестил о нем всему братству монастыря, все возрадовались и положили изнести тело преподобного из земли. Далеко пронеслась весть о намерении монастыря открыть мощи преподобного, и на торжество их открытия собрались многие священные лица и многие князья, между которыми первенствовали крестный сын преподобного и усердный попечитель его монастыря князь Звенигородско-галичский Юрий Дмитриевич (сын Донского и брат тогдашнего великого князя Василия Дмитриевича). «И тако,– говорит повествование об открытии мощей⁷⁴,– священный собор, открывше чудотворный гроб, вкупе благоухания и аромат духовных исполнишася и видеша чудное зрение и умиления достойно, яко не токмо честное святаго тело цело и светло соблюдеся, но и одежда его, в ней же погребен бысть, цела бяше всяко и тлению никакоже сопричастна, и вода от обою страну ковчега (гроба) стояше видима, телесе же святаго и риз его никакоже прикасаема». Торжество открытия мощей имело место 5 июля 1422 года⁷⁵.

Мы говорили выше, что преподобный Сергий Радонежский справедливо почитается отцом истинного монашества в северной, или Московской, Руси времен монгольских, как преподобные Антоний и Феодосий Печерские были отцами такового же монашества в южной, или Киевской, Руси времени домонгольского. Настоящий монастырь должен находиться если не в совершенной пустыне, то вне мирских человеческих жилищ и в большем или меньшем от них отдалении; в настоящем монастыре «жизнь монахов должна быть не особножитною, а строго общежитною. Этот тип, или образец, монастырей как монастырей настоящих и утвердил преподобный Сергий в Московской Руси на более или менее продолжительное время. После своих двух монастырей- Троицкого и Киржачского- он основал еще несколько чужих монастырей, во исполнение даванных ему поручений и адресованных к нему просьб, и все монастыри поставил если не в большом, то, по крайней мере, в некотором удалении от человеческих жилищ, и во всех их, что составляло непременное условие строения им монастыря, ввел общежитие. Одновременно с ним и с его одобрения и благословения или уже после его смерти построили значительное количество монастырей, одинаковых с его монастырями, его ученики и собеседники. И довольно долгое время после него истинными монастырями считались в Московской Руси только монастыри его образца (типа), так что последующие основатели монастырей, желавшие, чтобы их монастыри были и считались настоящими монастырями, устрояли их по этому его образцу (хотя в каждом из монастырей, со включением и самого Троицкого, настоящее, или совсем строгое, общежитие, вводившееся первоначально при основании каждого, и держалось потом не особенно подолгу)⁷⁶.

После двух монастырей своих собственных, из коих один был добровольный, а другой, так сказать, вынужденный, преподобный Сергий построил еще несколько монастырей по поручению великого князя Дмитрия Ивановича Донского, по поручению князя Серпуховского Владимира Андреевича и по поручению святого митрополита Алексия.

Мы уже упоминали о двух монастырях Дубенских, построенных преподобным Сергием по поручению великого князя Дмитрия Ивановича перед Куликовской битвой и после нее. Кроме этих двух монастырей, им основаны были по поручению великого князя еще два монастыря- Московский Симонов и Коломенский Голутвин. Московский Симонов монастырь, поставленный им на берегу Москвы-реки в расстоянии от тогдашнего города верстах в 5–6 (первоначально в честь Рождества Богородицы, в настоящее время это приходская церковь в подмонастырной слободе, называемой Старым Симоновым, а потом, по перенесении монастыря на новое, нынешнее место,– в честь Успения Богородицы), был основан им около 1370 года⁷⁷; в строители и игумены монастыря он дал великому князю, по настойчиво выраженному последним желанию, племянника своего Феодора⁷⁸, которого великий князь избрал в свои духовные отцы, который, быв в 1384–1385 годах в Константинополе послом великого князя по делам церковным, получил от патриарха своему монастырю право ставропигии, а себе сан архимандрита, который в 1387 году был поставлен в епископы Ростовские и который с титулом архиепископа, данным ему от патриарха или митрополита и оставшимся после него и его преемникам, скончался 28 ноября 1394 года. Коломенский Голутвин монастырь, поставленный в 4–5 верстах от города Коломны, при впадении Москвы-реки в Оку (в честь Богоявления Господня), основан был около 1385 года; в строители и настоятели его преподобный Сергий назначил ученика своего Григория (в настоящее время Голутвин монастырь, основанный преподобным Сергием, называется Старо-Голутвиным монастырем. В конце 1799 года была закрыта епархия Коломенская, и в оставшийся праздным архиерейский дом переведены были монахи Голутвина монастыря, с тем чтобы по причине ветхости его зданий закрыть его, а монастырь, образованный из архиерейского дома, наименовать в память его Ново-Голутвиным. Но потом прежний монастырь был восстановлен и в отличие от нового монастыря, который не закрыт был с его восстановлением, и получил название Старо-Голутвина монастыря).

По поручению Серпуховского, а вместе и своего Радонежского князя Владимира Андреевича преподобный Сергий основал Серпуховский Высоцкий монастырь (в честь зачатия святой Анны, егда зачат святую Богородицу,– Богородицкий Зачатейский). Заложен был монастырь в 2 верстах от города Серпухова, на очень высоком берегу реки Нары (от чего и название), в 1374 году; исполняя настоятельное желание князя, преподобный, хотя и с сожалением, дал в его строители и игумены одного из любимейших своих учеников- по имени Афанасий. У жизнеописателя преподобного Сергия читаем: «И молит боголюбивый князь (преподобного), да дасть ему единаго от ученик своих, именем Афанасия; святый же, аще и нужно (тяжко) ему бысть дарование, но любовию преклонися на прошение, бе бо Афанасие в добродетелех муж чуден и в божественных писаниих зело разумен и добросписания много(-а) руки его и до ныне свидетельствуют, и сего ради любим зело старцу». В 1382 году, оставив игуменство в Высоцком монастыре, Афанасий ушел в Константинополь, в монастырях которого и подвизался, по выражению его ученика, «яко един от убогих», а отчасти занимался и книжным делом⁷⁹.

Святому митрополиту Алексию преподобный Сергий не построил, а помог построить Московский Андроников, или Андрониев, монастырь. Святой Алексий, возвращаясь в 1355 году из Константинополя с поставления в митрополиты, застигнут был бурею на Черном море. Моля Бога об избавлении от опасности, он дал обет поставить монастырь в честь святого или праздника того дня, в который благополучно пристанет к берегу. Он пристал к берегу 16 августа, почему и решил построить монастырь в честь нерукотворенного образа Спасителя, который празднуется в этот день. Быв в Константинополе в другой раз, в 1356 году, он приобрел для будущего монастыря чудную икону нерукотворенного Спаса, украшенную золотом. Монастырь, место для которого было избрано в расстоянии от тогдашнего города Москвы около 3–4 верст, на берегу реки Яузы, был основан, по всей вероятности, более или менее вскоре после возвращения Алексия из вторичной поездки в Константинополь, что было в конце 1356– начале 1357 года. Решив строить монастырь, митрополит отправился к преподобному Сергию, с которым находился, говоря словами жизнеописателя, в духовном союзе премногой любви, в его лавру и испросил у него в строители монастыря ученика его Андроника (от которого монастырь и получил название. Скончался преподобный Андроник 13 июня 1375 года).

Два монастыря были построены по благословению преподобного Сергия, которое он дал сторонним для него здателям, причем должно подразумевать, что он мог изъявить готовность благословить здание монастырей только общежитных. Около 1365 года преподобный Сергий ходил в Ростов для поклонения святыне своего родного города. Во время его пребывания в Ростове к нему пришли два пустынника, по имени Феодор и Павел, и просили его, чтобы он своею молитвою положил начало монастырю, который они предполагают создать. Это есть существующий до настоящего времени Борисо-Глебский Устьинский монастырь, находящийся в 18 верстах к северо-западу от Ростова, на берегу реки Устье. Возвращаясь в том же 1365 году из Нижнего Новгорода, преподобный Сергий положил своей молитвой, испрошенной у него неизвестными строителями, начало монастырю в Гороховецком уезде (нынешней Владимирской губернии), на реке Клязьме. Это Георгиевская пустыня, давно прекратившая свое существование (в настоящее время- село, называемое Георгиевской Слободкой, в 16 верстах от Гороховца вверх по Клязьме, с деревянною церковию, которая, быв относима ко временам преподобного Сергия, во всяком случае очень старая, ибо уже в 1782 году была капитально ремонтирована).

Ученики и собеседники преподобного Сергия, которые при его жизни или после его смерти построили общежитные и не только удаленные от мирских жилищ, но по большей части и прямо пустынные монастыри (быв перечисляемы в порядке не хронологическом, который ненадежен, а топографическом), суть следующие: преподобный Мефодий Песношский, преподобный Савва Сторожевский, преподобный Сильвестр Обнорский, преподобный Павел Обнорский, или Комельский, преподобный Сергий Нуромский, или Обнорский, преподобный Аврамий Галичский, или Чухломский, преподобный Иаков Железноборовский, преподобный Никита Серпуховско-Боровский, преподобный Стефан Махрищский, преподобный Димитрий Прилуцкий, святитель Дионисий Суздальский, преподобный Евфимий Суздальский, преподобный Кирилл Белозерский, преподобный Ферапонт Белозерско-Можайский и святитель Стефан Пермский. Восемь первых из поименованных суть ученики, а семь последних- собеседники преподобного Сергия⁸⁰.

Преподобный Мефодий, о котором не известно ничего биографического, кроме года его смерти, изшел от преподобного Сергия для основания собственного монастыря, как нужно думать, более или менее задолго до его кончины, ибо, построив собственный монастырь, умер в одном с ним году, если только запись о годе достоверна (4 июня)⁸¹. Монастырь, построенный им во имя чудотворца Николая и существующий до настоящего времени, находится в Московской губернии, в 65 верстах на северо-запад от Троицкой лавры и в 25 верстах на тот же северо-запад от своего уездного города Дмитрова, при впадении речки Песноши в реку Яхрому.

Преподобный Савва, неизвестный по происхождению, пришел к преподобному Сергию более или менее задолго до 1381 года, ибо в сем году, перед поставлением в игумены Дубенского Шавыкинского монастыря, он был в его монастыре духовником всего братства. Спустя не особенно много времени после смерти преподобного Сергия, когда оставленный им после себя игуменом монастыря Никон отказался от игуменства для безмолвного пребывания, братия монастыря умолили Савву перейти из Дубенского монастыря на игуменство к ним- к Троице, каковое игуменство он и держал в продолжение шести лет, пока опять не сменил его на нем преподобный Никон. После сего, около 1400 года, князь Звенигородский Юрий Дмитриевич, которому он был духовным отцом, умолил его, чтобы он построил монастырь близ Звенигорода, на месте, называвшемся Сторожами. Во исполнение желания князя и на его средства Савва и построил Сторожевский монастырь в честь Рождества Божией Матери (находящийся на берегу реки Москвы при впадении в нее речки Разварни, в полутора-двух верстах от Звенигорода). Скончался преподобный Савва 3 декабря 1407 года.

Преподобный Сильвестр, о котором так же мало сохранилось сведений, как и о Мефодии Песношском, основал монастырь в северо-восточном углу нынешней Ярославской губернии, на реке Обноре, впадающей в реку Кострому (в честь Воскресения Христова, или Воскресенский, упраздненный при учреждении штатов в 1764 году; в настоящее время село Воскресенское на Обноре, находящееся в 20 верстах от своего уездного города Любима). Скончался преподобный Сильвестр, по позднейшим записям, 25 апреля 1379 года.

Преподобный Павел, весьма суровый подвижник, пользовавшийся, по уверению его жития, большим уважением митрополита Фотия, родился в Москве от благородных и благочестивых родителей в 1317 году, так что был моложе преподобного Сергия на три года. Постригся в монашество на 22 году в одном монастыре на Волге. Пришедши к Сергию, сначала время довольное подвизался в самом монастыре, а потом в продолжение 15 лет- вне монастыря, в отходной, или уединенной, келлии. Получив от Сергия благословение пойти в пустыню, обошел многие пустыни и наконец пришел в Комельский лес на речку Грязовицу, в Грязовецком уезде нынешней Вологодской губернии, и здесь прожил в дупле липы три года. Отсюда перешел в том же Комельском лесу на речку Нурму, впадающую в реку Обнору, где в 1389 году и основал существующий до настоящего времени Троицкий Обнорский, или Комельский, монастырь (получивший название не от реки Обноры, а от волости Обнорской, находящейся в 15 верстах от своего уездного города Грязовца). Скончался преподобный Павел, сделав братии монастыря крепкое предсмертное завещание не разорять устава общежития, 112 лет от роду, 10 января 1429 года.

Преподобный Сергий, неизвестный по происхождению, без действительного основания принимаемый некоторыми за Грека, пришел к преподобному Сергию Радонежскому с Афона и, как кажется, уже постриженным монахом. Пробыв у Сергия время довольно, он испросил у него дозволения отойти в пустыню и нашел себе место для пустынного жития в том же Комельском лесу и на той же речке Нурме, что и преподобный Павел, в весьма недалеком расстоянии от монастыря которого (верстах в 3–4) и основал свой монастырь в честь Всемилостивого Спаса, в воспоминание происхождения честнаго и животворящаго креста Господня (Спасский, называемый в известиях и Спасопреображенским, вероятно от позднейшей церкви Преображения, упраздненной в 1764 году). Скончался преподобный Сергий 7 октября 1412 года.

Преподобный Аврамий, неизвестный по происхождению, пришел к преподобному Сергию в юных летах и подвизался при нем между прочим особым подвигом молчания то или другое продолжительное время, ибо в его монастыре удостоен был сана священства. Испросив у преподобного Сергия благословения пойти в пустыню, удалился в пределы Галичские (нынешней Костромской губернии) и здесь основал один за другим четыре монастыря. Первый монастырь- на берегу Галичского озера, насупротив города Галича, в честь Успения Божией Матери (упраздненный в 1775 году, в настоящее время село Успенское, или Новый монастырь). Второй монастырь- верстах в 60 на северо-восток от первого, над небольшим озером, в честь положения честного Пояса Пречистой Богородицы (Ризположенский), называвшийся Великой пустыней (упраздненный в 1764 году, в настоящее время село Озерки). Третий монастырь- верстах в 15 на запад от второго, на реке Виге, в честь собора Божией Матери, называвшийся Верхней пустыней (упраздненный в конце XVII- начале ХVIII столетия, в настоящее время село Верхняя пустыня, или Коровье). Четвертый монастырь- на берегу Чухломского озера, насупротив города Чухломы, в честь Покрова Божией Матери, называемый по своему местоположению на высоком холму, или городке, Аврамиевым Городецким, существующий до настоящего времени. По житию, преподобный Аврамий скончался 20 июля 1375 года, но, должно думать, на самом деле значительно позднее.

Преподобный Иаков, по происхождению из рода Галичских дворян Аносовых, вероятно, один из позднейших учеников преподобного Сергия, неизвестно сколь долго живший в его монастыре, возвратился на родину, чтобы подвизаться пустынножитием в одном из окружавших Галич лесов, в самый год смерти преподобного Сергия, то есть в 1392 году. Поселившись в лесу, который от находившихся в нем минеральных железистых ключей, или же залежей железной руды, назывался Железным борком, в местности, отстоящей на 30 верст к западу от города Галича, на берегу реки Тебзы; сначала он подвизался в одиночестве, а потом устроил пустынный монастырь в честь Иоанна Предтечи, который от местности назван был Железноборовским и который существует до настоящего времени (находясь в 15 верстах на юго-восток от своего уездного города Буя). Скончался преподобный Иаков 11 апреля 1442 года.

Преподобный Никита не был основателем собственного монастыря, а был игуменом в монастыре уже готовом, но необходимо предполагать о нем, что он, как ученик преподобного Сергия, согласился быть игуменом в монастыре только под тем условием, чтобы в последнем введено было общежитие. Вероятно, быв выпрошен у преподобного Сергия Серпуховским князем Владимиром Андреевичем, Никита, как передается о нем в житии преподобного Пафнутия Боровского, был то или другое время игуменом в Серпуховском Зачатейском монастыре (теперь не существующем и неизвестно когда уничтоженном), а потом, пришедши в старость и лишившись зрения, жил на покое в Боровском Покровском, что на Высоком, монастыре (здесь отдан был игуменом в его руководство новопостриженный преподобный Пафнутий)⁸².

Преподобный Стефан Махрищский был уроженцем южной, Киевской, Руси и постриженником Киево-Печерского монастыря. Неизвестно чем заставленный удалиться из Киева⁸³, он прибыл в Москву около 1355 года. Принятый с честию великим князем Московским Иваном Ивановичем (1353–1359) как происходивший, вероятно, из знатного рода, испросил у государя землю для монастыря, который и поставил в нынешнем Александровском уезде Владимирской губернии, при впадении речки Махры в реку Молокшу, в расстоянии 35 верст к востоку от Троицкого монастыря преподобного Сергия (в 12 верстах к югу от города Александрова), с церковью также в честь святыя Троицы. Это до настоящего времени существующий Махрищский монастырь (состоящий под ведением Троицкой лавры). Быв принужден удалиться из монастыря враждою одной семьи мирских соседей (опасавшихся, что земля, которой владеют они, может быть отнята у них и отдана ему как человеку, близкому к великому князю), он направился в пределы Вологодские и здесь после 1371 года основал другой монастырь, близ реки Сухоны, при потоке Юрьевом, в 60 верстах к северо-востоку от Вологды, в волости Авнежской,так же как и первый монастырь в честь святыя Троицы. Это Авнежский Троицкий монастырь, упраздненный в 1764 году. По приглашению великого князя Дмитрия Ивановича Донского возвратившись из Авнежского монастыря в Махрищский (причем первый поручил заведованию своим ученикам, Григорию и Кассиану), преподобный Стефан скончался 14 июля 1406 года.

Преподобный Димитрий родился в городе Переяславле в богатом купеческом семействе. Принял монашеское пострижение и удостоен сана священства в Переяславском Горицком монастыре. Вышед из Горицкого монастыря, основал в Переяславле собственный монастырь в честь чудотворца Николая (существующий до настоящего времени Николаевский на Болоте). Быв собеседником преподобного Сергия, преподобный Димитрий пользовался, подобно ему, уважением великого князя Дмитрия Ивановича, который приглашал его вместе с Сергием в восприемники своих детей. Бегая славы человеческой, он устремился в пустыни северные, в пределы Вологодские, и здесь сначала избрал себе место обитания на реке Леже, впадающей с правой стороны в реку Сухону верстах в 20 ниже города Вологды, недалеко от селения Авнеги (по которому волость называлась Авнежскою). Принужденный удалиться с избранного места жителями сейчас помянутого селения, опасавшимися отнятия им у них земли, переселился к самому городу Вологде и в 1371 году основал монастырь в 5 верстах от нее, на берегу реки Вологды, при луке, или изгибе, последней, отчего монастырь и получил название Прилуцкого (в честь праздника Спасителя и Божией Матери, совершаемого 1 августа,– Спасский, Спасо-Прилуцкий). Быв первым водворителем общежития в пределах Вологодских, преподобный Димитрий скончался за семь с половиною месяцев до преподобного Сергия, 11 февраля того же 1392 года.

Святитель Дионисий, биографических сведений о котором никаких нет, основал близ Нижнего Новгорода существующий до настоящего времени Печерский Вознесенский монастырь. Начало его знакомства с преподобным Сергием должно быть относимо к 1365 году, когда Сергий по поручению великого князя и митрополита приходил в Нижний Новгород мирить Суздальских князей Дмитрия и Бориса Константиновичей, а монастырь основан им (Дионисием), по всей вероятности, ранее 1365 года. Таким образом, относительно введения им в своем монастыре общежития нужно думать, что первоначально он устроил было его особножитным, каковыми были все тогдашние наши монастыри, но что потом, после вступления в знакомство с преподобным Сергием, который представлял собою как бы олицетворение и как бы олицетворенную проповедь общежития, превратил его в общежитный. Поставленный святым митрополитом Алексием в 1374 году в епископа Суздальского, Дионисий пытался после смерти Алексия восхитить стол митрополичий у архимандрита Михаила (Митяя); избранный потом в кандидаты на митрополию и самим великим князем, он на возвратном пути в Москву из Константинополя захвачен был в Киеве⁸⁴, по домогательствам митрополита Киприана, тамошним князем Владимиром Ольгердовичем, в заключении у которого и скончался 15 октября 1385 года.

Преподобный Евфимий, уроженец Нижегородский, постриженник Дионисиев в его Печерском монастыре, построил в Суздале по желанию и на средства князя Бориса Константиновича существующий до настоящего времени Спасо-Преображенский монастырь (известный под именем Спасо-Евфимиева). Преподобный Евфимий стал собеседником преподобного Сергия после того, как основал свой монастырь, в котором учредил общежитие. Но прежде непосредственного знакомства с Сергием он сделался учеником его в отношении к общежитию чрез посредство учителя своего, Дионисия. Скончался преподобный Евфимий 1 апреля 1404 года⁸⁵.

Преподобный Кирилл, знаменитейший подвижник северной, Московской, Руси после самого преподобного Сергия, родился в 1337 году, то есть в год монашеского пострижения последнего, в одном Московском дворянском семействе и получил при крещении имя Косьмы. Лишившись родителей в лета юношеские, он взят был на попечение родственником умерших, одним из знатнейших бояр великого князя Дмитрия Ивановича Донского, Тимофеем Васильевичем Вельяминовым, у которого снискал такое расположение и доверие к себе, что, когда достиг зрелого возраста, боярин сделал его своим домоправителем, или дворецким. При посредстве преподобного Стефана Махрищского Косьма успел достигнуть того, чтобы боярин, очень долго бывший против его пострижения в монашество, изъявил наконец свое согласие на это в 1380 году, когда ему было от роду 43 года. Постригшись в монашество в Симоновом монастыре, у племянника Сергиева Феодора, Кирилл предался такому суровому подвижничеству, что преподобный Сергий почтил его своим исключительным уважением: приходя в Симонов монастырь для посещения племянника, он прежде всего, не заходя к игумену, проходил к Кириллу в составлявшую место его послушания и его подвигов хлебню, чтобы вести с ним духовную беседу. После возведения Феодора в 1387 году в епископа Ростовского Кирилл поставлен был вместо него архимандритом монастыря. Но, тяготясь положением архимандрита, которое обязывало его принимать всех приходящих к нему и которое лишало его возможности уединенно безмолвствовать, он скоро отказался от возложенной на него должности и заключился в келлии (на Старом Симонове) для любезного ему безмолвия. Однако в Москве безмолвие оказалось для него невозможным: слава его привлекала к нему изо всех мест множество людей, которые искали его бесед ради душевной пользы. Тогда преподобный Кирилл решил удалиться в пустыню. От другого монаха Симонова монастыря, по имени Ферапонт, посыланного в Белозерье за монастырским делом, он узнал, что в этом Белозерье есть места, удобные для безмолвствования, и, согласившись с тем же Ферапонтом, он решился удалиться туда. В Белозерье, не доходя 35 верст до города Белозерска, при трех озерах, и построил Кирилл в 1397 году свой знаменитый Кирилло-Белозерский монастырь (в честь Успения Божией Матери), в котором ввел строгое общежитие и строжайший монастырский устав и в котором скончался на 90 году жизни 9 июня 1427 года (в настоящее время монастырь находится при городе Кириллове, уездном, Новгородской губернии, отстоящем на 601 версту к северо-востоку от Новгорода, образовавшемся из подмонастырной слободы). Около монастыря Кириллова скоро возникло много малых монастырей и пустынь, которые, имея его своим центром, составляли так называемое монашеское Заволжье (ибо Кириллов монастырь приходился от Москвы за Волгой).

Спутник преподобного Кирилла в Белозерскую пустыню преподобный Ферапонт (уроженец города Волоколамска, из дворянского рода Поскочиных) также причисляется некоторыми к собеседникам преподобного Сергия. Он основал два монастыря по образцу Сергиеву, то есть общежитных. Первый монастырь, основанный одновременно с Кирилловым (в честь Рождества Богородицы) и находившийся в 15 верстах от него, назывался по имени основателя Ферапонтовым и закрыт в 1798 году (в настоящее время Ферапонтова слобода). Второй монастырь есть Можайский Лужецкий, основанный преподобным Ферапонтом в 1408 году близ города Можайска по желанию Можайского, а вместе и Белозерского князя Андрея Дмитриевича, сына Донского (также в честь Рождества Богородицы), существующий до настоящего времени (находящийся в одной версте от Можайска, на берегу реки Москвы). Скончался преподобный Ферапонт 27 мая 1426 года.

Святитель Стефан Пермский родился в Великом Устюге от одного из клириков тамошней соборной церкви; принял монашество и монашествовал в Ростовском монастыре Григория Богослова; в 1378 или 1379 году отправился на проповедь христианства к жившему близ его родины языческому народу- Зырянам, большинство которого и обратил в христианство в продолжение четырех- или пятилетней проповеди- до 1382 года; в конце 1382– начале 1383 года поставленный в епископа Пермского, скончался в Москве 26 апреля 1396 года. Преподобный Стефан построил в своей новой епархии и у новокрещенного им народа четыре монастыря, не знаем, общежитные ли или все ли общежитные, в течение ХVIII столетия все закрытые: Благовещенский и Архангельский, находившиеся в его кафедральном городе Усть-Выми (при впадении реки Выми в реку Сысолу, в настоящее время село Яренского уезда), служившем местом его обитания, или его кафедрой, и в котором также помещалось училище для приготовления священноцерковнослужителей, и потом- Ульяновскую Спасскую пустыню, находившуюся на реке Вычегде в 165 верстах от Усть-Сысольска, в прямом направлении от него на восток, и Стефановскую пустыню, находившуюся на речке Вотчинке, или Ожинке, впадающей справа в Сысолу, в 60 верстах на юг от Усть-Сысольска⁸⁶.

Итак, преподобный Сергий и его ученики и собеседники основали до 30 монастырей того нового типа, или вида, который мы указывали выше и который по имени его вводителя, преподобного Сергия, можно назвать Сергиевым, или Сергиевским, именно монастырей, поставленных если не в настоящих пустынях, то вне мирских жилищ и в большем или меньшем от них отдалении, а в отношении к образу жизни монахов- общинножитных, или общежитных.

Монастырями этими водворено было монашество Сергиева вида, каким оно (монашество) и должно быть, в целой восточной половине тогдашней северной Руси, которую составляли нынешние губернии: Московская, Владимирская, Нижегородская, Костромская, Ярославская и Тверская. В западную половину тогдашней северной Руси, состоявшей из области Новгородской с областью Псковскою, не простирались ученики и собеседники преподобного Сергия, чтобы ставить в ней нашего вида монастыри (Белозерье, принадлежащее в настоящее время губернии Новгородской, принадлежало в древнее время области не Новгородской, а Ростовской). Но и сюда скоро было перенесено монашество Сергиево из восточной половины Руси. В 1382 году был в Пскове Суздальский архиепископ Дионисий, приезжавший для того, чтобы устроить здесь (равно как и в Новгороде) дела церковные (утишить смуту, произведенную стригольниками), что было поручено ему патриархом Константинопольским, от которого он только что пред тем возвратился. В бытность свою во Пскове Дионисий ввел общежитие в главном тогдашнем монастыре области Псковской- Снетогорском (находящемся в пяти верстах от Пскова; в настоящее время- архиерейский дом). Из Снетогорского монастыря вышел преподобный Евфросин Псковский, который основал знаменитый в области Трехсвятительский (позднее Спасский, Спасо-Елизаров) монастырь и который не только ввел в своем монастыре общежитие, но и написал для него нарочитый устав, а ученики преподобного Евфросина были насадителями пустыннообщинножития вообще в области Псковской. Из Кирилло-Белозерского монастыря вышел преподобный Савватий Соловецкий, один из началоположников монашеского обитания на Соловецком острове (скончался 27 сентября 1435г.), а из Соловецкого монастыря распространялось пустыннообщинножитие по всему Поморью, составляющему нынешнюю губернию Архангельскую, из которого, в свою очередь, распространялось по всему Прионежью и вообще по всей нынешней губернии Олонецкой. Не знаем, кем именно водворено было общежитие в самой области Новгородской (собственно, восстановлено было после древних Антония Римлянина и Варлаама Хутынского), но в половине XV века мы находим его и в этой последней области⁸⁷.

Прежде чем строить в пустыне монастырь и в монастыре вводить общежитие, преподобный Сергий подвизался некоторое время уединенным пустынножитием. Этим показал он образец и пример особого подвига- уединенного пустынножития, которое после него было у нас очень распространено. Едва не все известные последующие основатели монастырей, прежде чем строить монастыри, более или менее подолгу подвизались нашим подвигом, причем дело было или так, что человек прямо из мира шел в пустыню, или что он уходил в нее из монастыря, в котором принял пострижение. В ХV и ХVI столетиях все леса северной, Московской, Руси были более или менее населены уединенными пустынниками. Таким образом, чтобы иметь себе полное представление о преподобном Сергии, не должно забывать, что и эти пустынники, бывавшие таковыми временно или остававшиеся ими навсегда, составляли сонм его чад и подражателей, что они повели свое начало также от него.

Окончим наши речи о преподобном Сергии перечислением тех известных нам учеников его, которые не исходили из его монастыря, чтобы основывать собственные монастыри, но оставались монахами первого до конца жизни.

Учеников этих известно нам не особенно много. При сем они разделяются надвое: об одних мы имеем некоторые изображающие их отзывы, а других знаем только по именам.

Первые суть Симон, архимандрит Смоленский, Исаакий молчальник, Симон екклесиарх (уставщик), Илия келарь, Епифаний премудрый, Игнатий и преподобный Никон, преемник преподобного Сергия на игуменстве.

О приходе к преподобному Сергию архимандрита Симона мы сказали выше (с. 30). Жизнеописатель преподобного отзывается о нем: «Симон же много лет поживе (в монастыре Сергиевом) в покорении и в послушании, паче же в странничестве и во смирении, и всеми добродетельми исполнен, и в старости добре преставися к Богу».

Об Исаакии жизнеописатель преподобного Сергия говорит, что он был муж зело добродетельный и что он подвизался великим воздержанием, удручая тело свое постом, бдением и молчанием. Преподобный Сергий весьма желал было оставить его после себя настоятелем Киржачского монастыря, но он решительно отказался от этого, а вместо того испросил у преподобного благословения принять на себя подвиг совершенного молчания, которое потом и соблюдал до конца своей жизни. Когда преподобный благословлял Исаакия на желаемый им подвиг, то, по словам жизнеописателя, он (Исаакий) видел как бы некоторый пламень великий, исшедший от руки преподобного и всего его окруживший. Он сподобился видеть сослужащим преподобному Сергию ангела Божия, и ему вместе с екклесиархом Симоном рассказывал преподобный о посещении Божией Матери. В описи монастыря, составленной в 1641 году, упоминаются две рукописи его письма, чем дается знать, что его послушанием или одним из его послушаний в монастыре было писание книг. Он скончался зимой 1387 или 1388 года⁸⁸.

О Симоне екклесиархе жизнеописатель преподобного Сергия говорит, что он был «во мнозей добродетели совершен», что «и сам святый старец, то есть преподобный Сергий, свидетельствоваше (его) имуща съвершено житие». Он сподобился видеть божественный огнь во время причащения преподобного на литургии. Он сподобился быть зрителем некоторой части видения «птиц красных». Ему вместе с Исаакием рассказывал преподобный о посещении Божией Матери.

О келаре Илии в одной из летописей записано под 1384 годом: «преставися на пентикостной неделе (т. е. неделе святой пятьдесятницы) старец Илья, келарь Троицкаго монастыря, добрый и послушливый»⁸⁹.

Епифаний, за свое исключительное красноречие, с которым написал два Жития- своего учителя преподобного Сергия и святого Стефана Пермского, древними называемый мудрейшим и премудрейшим, а у новых носящий титул Премудрого, был, как нужно думать, не только человек исключительный в умственном отношении, но отличавшийся и особенно строгою монашескою жизнию, ибо под старость был в монастыре духовником братии. Пришед к преподобному после более или менее продолжительных странствований по Востоку, в возрасте приблизительно 30-летнем, и жив в монастыре при нем самом около 16–17 лет, скончался около 1420–1422 года⁹⁰.

Игнатий. Этот инок от братства Сергиева, как имевший свидетельство добродетельного жития, вскоре после кончины преподобного удостоился видения, в котором возвещалось братству обители, что он, преподобный, неотступно пребывает с ними: во время одного всенощного бдения инок видел Сергия стоящим на своем месте и поющим с братиями⁹¹.

Преподобный Никон был родом из города Юрьева Владимирской области, нынешней Владимирской губернии. Еще в юных летах возымев желание монашествовать, он пошел к преподобному Сергию, но Сергий послал его в Серпухов, на Высокое, к ученику своему Афанасию, которым он и был пострижен в монашество. Достигнув в монастыре Афанасия совершенного возраста и быв сподоблен священства, он возвратился к преподобному Сергию (может быть, после того, как Афанасий ушел из монастыря в Константинополь, см. выше, с. 77). Своим нравом и своею жизнию он приобрел такую любовь преподобного, что этот взял его к себе в келлию и решил оставить его своим преемником на игуменстве в монастыре. Быв предвозвещен о своей кончине за 6 месяцев до нее, Сергий тотчас же возложил на него игуменство, чтобы самому провести остаток дней жизни в безмолвии. Более или менее вскоре после смерти преподобного Сергия он отказался от игуменства, чтобы удалиться для упражнения подвигом безмолвия, и в продолжение 6 лет был заменяем на игуменстве, которое потом опять воспринял, Саввою Дубенским (впоследствии Звенигородским). Пред нашествием на Москву хана Эдигея, которое имело место в конце 1408 года, преподобный Сергий, явившись ему в видении вместе со святыми митрополитами Петром и Алексием, предызвестил его о сожжении монастыря и вместе утешил обещанием, что после того монастырь еще более распространится. Чтобы спасти братию от меча Татарского, он уводил ее куда-то в безопасное от Татар место, а когда монастырь действительно был выжжен Татарами, он возобновил его в более пространном виде. В 1422 году он открыл мощи преподобного Сергия, а вслед за тем построил над мощами преподобного вместо деревянной церкви прекрасную каменную. О великой славе его между современниками свидетельствует его жизнеописатель Пахомий Сербин, который говорит в Житии, что «повсюду бе Никоново имя слышати, яко священие некое обносимо и всякими усты человеческими хвалимо». Пахомия подтверждают летописи, в которых под 1428 годом записано, что «преставись игумен Никон, чудный старец»⁹². Скончался он 17 ноября 1428 или 1429 года⁹³.

Вторые ученики преподобного Сергия, то есть известные только по имени, суть трое из его начальных сожителей в пустыне, когда он начал принимать к себе последних:

Василий, прозванием Сухой, пришедший к преподобному одним из первых с верховья Дубны, то есть из какого-то недалекого от лавры селения с северной ее стороны, потому что верховья реки Дубны- недалеко на север от лавры (стан Переяславского уезда по Переяславской дороге от Троицы назывался Верхнедубенским).

Иаков, которого звали Якутой, служивший для общины пустынножителей «посольником», то есть посыльным в мир в случае каких-либо очень важных дел.

Онисим диакон, бывший Ростовский вельможа, мирянином переселившийся из Ростова в Радонеж вместе с родителями преподобного Сергия, отец другого диакона- Елиссея.

Затем еще шестеро.

Преподобный Михей, келейник преподобного Сергия, присутствовавший при посещении преподобного Божиею Материю, скончавшийся 6 мая 1385 года⁹⁴.

Макарий, удостоившийся вместе с Исаакием молчальником видеть сослужащего преподобному Сергию Ангела.

Иоанникий и Елиссей. Эти двое, не будучи упоминаемы в житии преподобного Сергия, изображены вместе с другими его учениками на одной иконе, находящейся в Лаврской ризнице. Второй из них, вероятно, есть упомянутый сын диакона Онисима, а о сем последнем Елиссее жизнеописатель преподобного дает знать способом своего упоминания о нем, что он был человек чем-то знаменитый, или известный⁹⁵.

Варфоломей и Наум. Также неупоминаемые в житии преподобного Сергия, называются самим преподобным в одном видении, бывшем во время осады лавры Поляками⁹⁶.

Об иноках-воинах Пересвете и Ослябе мы сказали выше (с. 62–63).

Московская духовная академия, которая сегодня имеет честь приветствовать вас как ее посетителей, находится в стенах лавры, под кровом преподобного Сергия, с 1814 года,– следовательно, вот уже 78 лет. Такое продолжительное время дает академии право, а вместе с тем вменяет ей и в обязанность считать лавру своим родным местом. Считая лавру своим родным местом, академия не может не принимать сердечного участия во всех ее радостях. Вчера лавра имела великую радость праздновать пятисотлетие кончины преподобного Сергия, иначе сказать, великую радость воздавать хвалы и благодарения угоднику Божию за то, что в продолжение пятисот лет он своими молитвами к Богу хранил в благоденствии созданную им обитель, и академия, разделяя эту великую радость лавры, желает заявить свое участие самым делом. Как учебно-ученое учреждение, академия есть представительница научного слова, и свойственный ей способ заявления участия может состоять в посвященном виновнику празднества употреблении сего последнего. Итак, да будет позволено предложить вашему благосклонному вниманию некоторые чтения, некоторые беседы о преподобном Сергии Радонежском.

Для того, чтобы подробно излагать святую и чудную жизнь преподобного Сергия, потребовалось бы слишком много времени, притом же эта святая и чудная жизнь его всем более или менее известна. Выбирая частнейшее из того, что может быть говорено о преподобном Сергии, мы в первой беседе о нем скажем о его значении в истории нашего русского монашества. Значение это чрезвычайно велико, а между тем оно странным каким-то образом совсем или почти что совсем не примечается, так что речи о нем весьма желательны для установления правильного и надлежащего взгляда на преподобного Сергия и для воздаяния ему всей той славы, которая ему подобает. Имя преподобного Сергия обыкновенно произносится вместе с именами преподобных Антония и Феодосия Печерских. Этим хотят заявить признание, и совершенно справедливое, что преподобный Сергий был такой же великий подвижник, как и преподобные Антоний и Феодосий. Но кроме того, что Сергий был таким же великим подвижником, как Антоний и Феодосий, он имеет еще в истории нашего монашества совершенно такое же значение, какое имеет второй из этих последних, то есть Феодосий. Преподобный Феодосий был у нас вводителем строгого монашества после принятия нами христианства от Греков и после заимствования нами от них вместе с христианством монашества не совершенно строгого. Преподобный Сергий был восстановителем у нас строгого монашества, после того как оно, быв введено у нас преподобным Феодосием, потом с течением времени снова уступило место монашеству не совершенно строгому.

Истинное, строгое, монашество есть, во-первых, полное отречение человека от мира, следовательно, полное отречение от всякого стяжания, от всякой собственности. Каноническое правило предписывает: «монахи не должны иметь ничего собственного»⁹⁸, а толкователи правила Зонара и Вальсамон поясняют его: «Сочетовающиеся монашеской жизни, т. е. воспринимающие на себя монашество, почитаются умершими для мира: как умершие ничего не имеют, так правило требует, чтобы и монашествующие ничего не приобретали». Во-вторых, правила канонические учат⁹⁹, что общины монашеские должны воспроизводить собою ту первоначальную общину всех христиан, о которой в книге Деяний апостольских повествуется, что у всего множества уверовавших было одно сердце и одна душа (IV, 32), а это возможно только под тем условием, чтобы, как и было это в первоначальной общине всех христиан, никто ничего не называл своим, но все у всех было общее, иначе неизбежны между людьми распри и ссоры, как говорят святые Василий Великий и Иоанн Златоустый¹⁰⁰, и невозможно между людьми единодушие, как говорит преподобный Феодор Студит¹⁰¹. Таким образом, истинное монашество должно быть строгим общежитием, при котором ни у одного из монахов не было бы совершенно ничего собственного, но все у них было общее,– общежитием, о котором преподобный Феодор Студит заповедует своему преемнику на игуменство в монастыре: «Да хранишь всячески, чтобы у братства все было общее и нераздельное и ничего ни у кого не было частно-собственного (даже) до иголки»¹⁰². Считаем нужным сделать некоторое, так сказать, примечание к нашим словам: когда мы говорим, что истинное монашество должно быть строгим общежитием, то вовсе не хотим этим сказать, чтобы оно состояло в одном общежитии, а хотим сказать, что его не может быть без общежития (а при этом, конечно, разумеем монастыри, а не одиноких пустынников) и что именно таковое внешнее устройство жизни монашеской необходимо условливается и непременно требуется тем, чем монашество должно быть с внутренней своей стороны.

Строгим общежитием и было монашество в первое время его существования. Святой Иоанн Златоустый пишет о современных ему монастырях: «Там не говорят: это мое, это твое; оттуда изгнаны слова сии, служащия причиною безчисленнаго множества распрей»¹⁰³. Но потом к монашеству истинному явилось монашество не совсем истинное, с тем чтобы вступить с ним в борьбу, чтобы никогда не уступать ему над собой полной победы и чтобы по временам одерживать над ним почти совершенную победу. Монашество есть исключительный и нарочитый путь, ведущий в царство небесное; достигнуть царства небесного желают все верующие люди, а поэтому желающих идти в монахи было очень много. Но истинное монашество весьма трудно. При совершенном отсутствии частной собственности жизнь в общинах истинных монахов была устроена не так, чтобы она представляла одинаковую для всех прохладу, а так, чтобы представляла одинаковую для всех «всякую скорбь и тесноту"- одинаковую для всех скудость в пище, одинаковую для всех худость в одежде, одинаковый для всех тяжелый труд, одинаковую для всех продолжительность церковных молитв и бдений. И люди, желавшие идти верным путем, ведущим в царство небесное, а в то же время находившие путь этот слишком трудным для себя, решились, так сказать, угладить его: они составили себе убеждение, что монашество все же останется верным путем спасения, если в бо(льшей или меньшей степени и облегчить его для себя; как после составилось убеждение, будто может спасти человека даже и одно возложение им на себя монашеской одежды. Облегченное, не совсем строгое монашество они и ввели. Дело было так, что человек богатый постригался в монахи и поступал в монастырь, но не вступал в общину монахов, с тем чтобы, отказавшись от всякой собственности, подчиниться всем требованиям общежития относительно одежды и пищи, трудов и общественной молитвы, а ставил себе в монастыре свою особую келью и в своей особой келье, оставаясь полным хозяином всего, что имел прежде, питал и одевал себя как хотел, совсем не участвовал в общих монастырских трудах и участвовал в общественных монастырских молитвах по своему произволению. К этим людям, которые желали достигнуть царства небесного путем монашества углаженным, присоединились люди, которые хотели постригаться в монахи не для самого монашества, а лишь затем, чтобы, как говорят правила канонические, величаться одеждою монашескою и чтобы от чтимого одеяния воспринимать славу благочестия¹⁰⁴: понятно, что люди эти, принимавшие на себя монашество не для него самого, были за монашество как можно более облегченное. К сейчас указанным двум классам людей богатых присоединились люди бедные, которые начали идти в монахи затем, чтобы при помощи монашеской одежды приобретать себе содержание, то есть в качестве монахов выпрашивать себе содержание у христолюбцев; понятно, что и эти люди были за то же монашество, как можно более облегченное. Сначала были ставимы особножитные келлии в монастырях общежитных, а потом стали особножитными целые монастыри. Каждый монах в этих монастырях, живя в своей собственной келье и имея свое особое от других хозяйство, представлял собою такого же особокелейника, каковые суть мирские келейники и мирские келейницы, живущие где-нибудь целыми слободками. У каждого монаха особножитного монастыря была своя собственная келья, или им самим поставленная, или купленная как готовая; если купленная, то или у наследников прежнего владельца, или у самого монастыря, смотря по тому, наследникам или монастырю отказал келью прежний владелец. Все доходы, которые получал монастырь, разделялись между братией в известной пропорции поручно, или полично, и затем каждый сам питал и сам одевал себя в своей келье и вообще был полным особым хозяином. В монастыре были иеромонахи (или же и мирские священники), которым шла за совершение служб особая плата или которые служили из найма, а вся остальная братия участвовала в общественных молитвах сколько хотела, причем всякое уклонение от этих молитв могло быть извиняемо нуждами хозяйственными.

Если не ошибаемся, у нас в России в настоящее время нет особножитных монастырей (до недавнего времени были особножитные женские монастыри, но теперь, кажется, и их уже нет). Но эти особножитные монастыри до сих пор есть в Греции, до сих пор есть на Афоне: из 20 афонских монастырей 12 суть в настоящее время общежитные и 8– особножитные (Греческое их название- идиоритмы, idiorrythmoi, monasteria idiorrythma, а живущими на Афоне Русскими им усвояется название монастырей штатных). Монастыри эти представляют истинно печальное зрелище. Не говоря уже о том, что монах-собственник представляет такую же несообразность, как живой мертвец, или, иначе сказать, что он есть мертвец притворный и обманный,– в монастырях этих нет совершенно ничего похожего на то, чтобы, по примеру Церкви первохристианской, у всей братии каждого монастыря было одно сердце и одна душа. Напротив, бедные в них монахи снедаются завистью к богатым монахам и раболепно пресмыкаются перед последними, а монахи богатые с презрением относятся к бедным и трактуют их как холопов, так что вместо братства с единой душой и единым сердцем царствуют в них барская спесь и холопская приниженность. Что касается до подвигов монашеских, то в монастырях этих, говоря словами одного русского, довольно долго жившего на Афоне, «дело спасения предоставлено на волю спасающегося, и потому каждый живет как ему совесть позволит: имеет деньги- ест и пьет что хочет (ест даже и мясное), одевается по желанию, и никто не имеет права вмешиваться в его дела». Монахи общежитных Афонских монастырей говорят об особножитных, или штатных, монастырях своей Святой Горы не иначе как с покачиванием головы, пожиманием плеч и глубокими вздохами. Что и у нас в России жизнь монахов особножитных монастырей была не лучше, чем была и есть она в Греции,– об этом дает нам знать одно сохранившееся до настоящего времени поучение XVI- ХVII веков, посвященное видам, или формам, монашеской жизни. Поучение не описывает в подробности особножития, о чем в интересе истории нельзя не пожалеть, но оно надписывается: «Поучение о общем житии иноческаго сущаго (т. е. настоящего, истинного) чина спасительнаго пребывания святых отец и о самочинном, о сваробоицком и худом житии иноческом, сиречь о особном и своевольном житиишки, и о скитском о пустынном добром житии», и потом в нем (поучении) говорится, что монахи, не хотящие и слышать об общем богопреданном житии, вместо него «держат сваробоицкое житие, а во всем жительстве своем о всякой вещи сварятся и молвят в пустошь и любят держать преокаянное своеволие и оправдание и своеобычие и леность». Называя особножитие сваробоицким житием, автор поучения дает знать, что отличительную черту быта особножитных монахов составляли свары, или ссоры, из-за приобретения и из-за дележа доходов, из-за отбивания друг у друга благотворителей и благодетелей и так далее- следовательно, что в особножитных монастырях шла прискорбнейшая борьба за средства существования.

Монахи, желавшие спасаться облегченным способом особножития, явились очень рано, ибо четвертый вселенский собор, бывший в 451 году, говорит уже о людях, которые надевали на себя монашеское платье не для самого монашества, а для удовлетворения целей своего честолюбия¹⁰⁵, между тем как должно признать, что люди, желавшие монашествовать облегченным способом, явились ранее людей, которые хотели пользоваться монашеством для достижения целей побочных. В первой половине VI века император Юстиниан между другими своими предписаниями относительно монашеской жизни сделал было и то предписание, чтобы ни под каким видом не было у монахов собственных жилищ в монастырях, или чтобы не было в монастырях так называемых келлий¹⁰⁶. В последующее время, несмотря на это предписание императора Юстиниана, не только осталось особножитие в монастырях общежитных, но и большая часть монастырей превратилась из монастырей смешанных, общежитно-особножитных, в монастыри сполна особножитные, так что общежитие, которое есть истинный образ монашеской жизни, стало у Греков только редким исключением, а особножитие, которое придумано и введено любителями облегченного монашества, стало решительно господствующим. Когда именно монашество дошло до такого состояния, сказать не можем, но хотя известное нам положительное свидетельство о сем относится только ко второй половине XII века¹⁰⁷, однако должно быть принимаемо более чем за вероятное, что так стало еще до принятия нами христианства от Греков, то есть до конца X века.

Как бы то ни было, но, заимствовав от Греков христианство, вместе с христианством мы заимствовали от них монашество исключительно в форме особножития, а общежитие было введено у нас спустя около 75 лет после принятия нами христианства преподобным Феодосием Печерским. Жизнеописатели преподобного Феодосия- неизвестный по имени летописец и преподобный Нестор- не говорят прямо, чтобы он, вводя в своем монастыре Студийский устав, вводил этот общежитный устав на место бывшего дотоле в монастыре особножитного. Но это, во-первых, необходимо предполагать; во-вторых, относительно этого мы имеем положительные косвенные указания. Если бы первоначальный устав Печерского монастыря был общежитный, то он и был бы именно Студийский, так что Феодосию не было бы нужды вводить в монастыре в другой раз тот же устав: дело в том, что в Греции, в патриархате Константинопольском, из которого было наше монашество, в тех весьма немногих монастырях, в которых был устав общежитный, он был именно устав Студийский. Засим преподобный Нестор, рассказывая о преподобном Феодосии, как он после поставления в игумены монастыря хотел быть слугою порученной ему братии, между прочим говорит, что, тогда как братия во время ночи предавались сну, блаженный брал разделенное (на братию) жито и, смоловши (на ручных жерновах) часть каждого брата, ставил (каждую часть) на своем месте, то есть у дверей келлии каждого брата¹⁰⁸. Но если в Печерском монастыре до введения в нем устава Студийского каждому брату выдавался на руки его пай жита, с тем чтобы каждый сам приготовлял себе муку и из муки хлеб, то из сего ясно, что в Печерском монастыре до введения устава Студийского было особножитие, ибо эта поручная раздача каждому монаху его пая зерна, с тем чтобы каждый сам молол его и сам пек себе из него хлеб, и есть именно особножитие или представляет собою часть порядков особножитных. Из того, что в Печерском монастыре сначала было особножитие, а потом преподобным Феодосием введено было общежитие, по-видимому, не следует прямо, чтобы до Феодосия было особножитие и во всех наших монастырях и чтобы общежитие было впервые введено у нас только им- Феодосием. Но на самом деле следует это и прямо, а равно имеем относительно этого и косвенные указания и свидетельства. Основателем Печерского монастыря был преподобный Антоний; преподобный Антоний несомненно был человек, который предпочитал истинное монашество полуистинному, или монашество строгое монашеству облегченному, но если бы он видел перед собою в Киеве не одни монастыри особножитные, но и общежитные, то он и ввел бы в своем монастыре не особножитие, а общежитие. Преподобный Нестор говорит, что когда преподобный Феодосий пришел из своего Курска в Киев с целию постричься в одном из монастырей последнего, то ни в одном монастыре не был принят по причине своей бедности. Этот признак идет именно к монастырям особножитным, о которых мы имеем свидетельства, что в них принимаемы были желающие постригаться в монахи не иначе как со взносом денег, или так называемого вклада¹⁰⁹, между тем как общежитный Студийский устав прямо запрещает брать деньги с желающих постригаться в монахи¹¹⁰. Наконец, если бы до преподобного Феодосия были у нас монастыри общежитные, то он не имел бы нужды выписывать устав общежитный из Константинополя, а мог бы взять его в одном из монастырей киевских, но на самом деле он именно выписал его из Константинополя.

Итак, первоначально вместе с принятием христианства мы заимствовали от Греков монашество в не совсем собственном, в не совсем подлинном и истинном его виде особножития, а совсем в собственном, совсем в подлинном и истинном виде общежития оно введено было у нас спустя около 75 лет после принятия нами христианства преподобным Феодосием Печерским. Но общежитие, быв введено преподобным Феодосием, не имело у нас той судьбы, чтобы совершенно вытеснить собою особножитие и потом навсегда остаться единственною формою нашей монашеской жизни. Если бы это было так, то наше монашество явилось бы по своей высоте беспримерным во всей христианской православной церкви. Но этого так не было. Введенное преподобным Феодосием в его Печерском монастыре общежитие было заимствовано из последнего лучшими монастырями, прежде бывшими, и начало быть заимствуемо и лучшими монастырями, вновь устроявшимися, и таким образом стало формою монашеской жизни в лучших наших монастырях (при остававшемся формою жизни в худших монастырях особножитии). Но стало формою жизни в лучших монастырях не навсегда, а не особенно надолго. Введенное преподобным Феодосием строгое общежитие спустя не слишком продолжительное время после него уступило место в монастырях, со включением и самого Печерского, общежитию нестрогому, при котором кое-что было общее, но при котором предоставлялось и дозволялось каждому монаху иметь и свою, частную, собственность. Общежитие нестрогое как будто держалось в монастырях довольно долго (в Печерском монастыре оно держалось до самого нашествия Монголов)¹¹¹. Но потом и оно уступило место полному особножитию, так что монастыри наши опять стали тем, чем они были от начала нашего христианства до преподобного Феодосия, то есть единственно и исключительно особножитными.

Но как спустя три четверти столетия после принятия нами христианства Бог воздвиг преподобного Феодосия Печерского, чтобы он был у нас вводителем строгого монашества, так спустя три без четверти столетия после преподобного Феодосия Бог воздвиг преподобного Сергия Радонежского, чтобы он был у нас восстановителем строгого монашества. Впрочем, если преподобный Феодосий был вводителем строгого монашества во всей Руси, то преподобный Сергий был его восстановителем в одной половине Руси. Во времена преподобного Феодосия вся Русь составляла одно целое; во времена преподобного Сергия она разделялась на две половины: северо-восточную- московскую и юго-западную- в отношении топографическом киевскую, в отношении политическом литовскую. Преподобный Сергий был восстановителем строгого монашества в Руси московской.

Люди, впервые вводящие в какой-либо области жизни что-либо лучшее на место худшего или же восстановляющие это лучшее после того как оно существовало и исчезло, называются преобразователями (в светском языке вместо русского слова «преобразователь» употребляется иностранное слово «реформатор»). И как преподобный Феодосий был преобразователем нашего монашества, так после него был преобразователем монашества и преподобный Сергий (некоторые питают у нас слепую ненависть к слову «преобразователь»; пусть они знают, что их слепая ненависть должна распространяться и на таких людей, как преподобный Феодосий и преподобный Сергий). Все хорошее- от Бога, тем более нарочитым образом от Бога все исключительно хорошее, а такова именно истинно преобразовательная деятельность, состоящая в том, чтобы в какой-либо области жизни худшее заменять лучшим. Обыкновенных людей, людскую толпу не поражает зло, существующее в какой-либо области жизни она смотрит на него как на нечто нормальное или естественное, но посылает Бог своего избранного мужа, которого наделяет исключительным нравственным зрением для усмотрения зла, исключительною нравственною чувствительностию для того, чтобы быть поражену им, и исключительною волею для решимости устранить его, и избранный Богом муж, нарочитый Божий посланник, становится (если позволяют обстоятельства) или проповедником преобразования, или самым преобразователем в той или другой области жизни.

Преподобный Сергий был избранный муж Божий, предназначенный к тому, чтобы восстановить строгое монашество в северной, московской, Руси. Он почувствовал влечение к монашеской жизни в ранней юности, и, предавшись чтению святых книг, между которыми, как должно думать, главным образом читал жития подвижников и патерики, он еще юношей и прежде пострижения в монашество дошел до познания, чем должно быть истинное и строжайшее монашество, а дошедши до познания или одновременно с тем, как дошел до познания, он принял и решение стать истинным и строжайшим монахом. Получив возможность, после того как похоронил своих родителей, привести в исполнение свое намерение постричься в монашество, преподобный Сергий, бывший в это время 22-летним юношей, не пошел в какой-нибудь монастырь, а удалился в пустыню. Все наши тогдашние монастыри были в городах и селениях, но жилищем строжайшего монаха должна быть удаленная от мирских человеческих жилищ пустыня, и вот, желая быть таковым строжайшим монахом, преподобный Сергий и сделал это необычное дело- вместо монастыря пошел для монашествования в пустыню. Когда в пустыне у преподобного Сергия составился из людей, желавших соподвизаться с ним, монастырь, он, восстановляя у нас строгое монашество, ввел в монастыре общежитие.

Относительно этого восстановления преподобным Сергием строгого монашества в московской Руси задается тот же вопрос, что и относительно первого водворения на Руси строгого монашества преподобным Феодосием Печерским, то есть правда ли, что до преподобного Сергия не было в монастырях московской Руси общежития и что он первый ввел его? Что это действительно так- прежде всего это должно быть принимаемо на основании того же заключения, которое мы указывали выше, говоря о преподобном Феодосии Печерском. Несомненно, что преподобный Сергий был ревнитель истинного монашества и что если бы ему пришлось выбирать между монашеством истинным и не совсем истинным, то он избрал бы первое. Но если это так, то в случае существования до него в монастырях московской Руси вместе с особножитием и общежития, он (Сергий) ввел бы в своем монастыре при его основании не первое, а последнее- не особножитие, а общежитие, между тем как он первоначально ввел в своем монастыре особножитие¹¹². Затем, читается в наших рукописях послание не называемого по имени патриарха Константинопольского к не называемому по имени игумену русскому, в котором патриарх похваляет игумена за то, что он устроил в своем монастыре иноческое житие, какого нет в монастырях русских¹¹³,– игумен, несомненно, есть преподобный Сергий, а под иноческим житием, которого не было в монастырях русских, должно быть разумеемо введенное преподобным Сергием в его монастыре общежитие. Далее, мы имеем и свидетельства более прямые: нам сообщается, кто первый после преподобного Сергия ввел в монастырях московских общежитие, которого прежде в них не было¹¹⁴. Наконец, и автор похвального слова преподобному Сергию, который есть один и тот же с автором его жития- ученик его Епифаний премудрый, называет его «начальным общежителем»¹¹⁵, то есть первым вводителем общежития в монастырях московских.

Преподобный Сергий, как это необходимо думать, дошел до того знания и до того убеждения, что истинное монашество есть общежитие, еще прежде чем приступил к строению своего монастыря, одновременно с тем, как дошел до знания и убеждения, что строжайшее монашество есть пустынножитие. Если он не поступил так, чтобы прямо устроить свой монастырь общежитным, а сначала устроил его особножитным и ввел в нем общежитие только спустя некоторое время, то он поступил так по требованию благоразумия. Он желал ввести в своем монастыре общежитие с тою одобрявшею и благословлявшею его намерение грамотою патриарха Константинопольского в руках, которую он получил потом. Но когда он основывал свой монастырь, он был 25–26-летним юношей, который успел прослыть как пустынник между окрестными монахами, но который еще имел слишком мало авторитета, или значения, чтобы обращаться к высшей церковной власти за требуемым одобрением. Более или менее в непродолжительном времени после основания монастыря он прославился как великий подвижник; слава подвижника снискала ему тесную дружбу святого митрополита Алексея; святой Алексей доставил или исходатайствовал ему грамоту патриарха Константинопольского, которою одобрялось и благословлялось его намерение ввести в его монастыре общежитие¹¹⁶,– тогда-то он и приступил к приведению своего намерения в исполнение. Вводить в монастыре общежитие значило отваживаться на такое нововведение, к которому должно было отнестись с решительным несочувствием и с положительной враждой огромное большинство монахов, ибо людям, привыкшим к монашеству весьма облегченному, вовсе не могла понравиться «эта затея"- ввести монашество строгое, причем жизнь монашеская из жизни прохладной и вольной для одних и жизни если не прохладной, то вольной для других превращалась бы для всех в жизнь, исполненную скорби и тесноты и подчиненную суровой дисциплине. В особенности должны были бы восстать на преподобного Сергия с его нововведением игумены, или настоятели, монастырей. Игумены особножитных монастырей были своего рода хорошими помещиками: они получали половину всех монастырских доходов¹¹⁷ и жили в свое удовольствие, тогда как в монастырях общежитных им грозило полное равенство во всем с братией монастырей, за исключением преспеяния перед братией в труде и добродетели. И несомненно, что против преподобного Сергия с его нововведением поднялась бы и раздалась бы ожесточенная брань. В старое время для обозвания нововводителей, дерзавших посягать на существовавшие злоупотребления, было у нас страшное слово, это- еретик. Против какого бы очевидного и вопиющего злоупотребления ни поднимались протесты, у защитников злоупотреблений было готово жестокое слово на протестующих, представлявших собою нововводителей: «Заводите вы ханжи ереси новыя... беса имате в себе вы ханжи»¹¹⁸. Преподобный Сергий не хотел, чтобы против него была поднимаема брань, не потому, чтобы он боялся ее,– он принадлежал к числу тех людей, которые готовы и рады переносить всякую несправедливую брань,– а потому, как должно думать, чтобы не производить смущения в церкви Божией. По сей причине он и желал получить своему намерению, прежде чем приводить его в дело, благословение и формальное одобрение тогдашнего верховного начальника Русской церкви- патриарха Константинопольского. Его друг, святой Алексей, быв таким же ревнителем истинного монашества, как и он сам, вполне сочувствовал его намерению ввести в своем монастыре общежитие, а поэтому и исходатайствовал ему от Константинопольского патриарха грамоту, которою одобрялось и благословлялось его намерение ввести в своем монастыре общежитие.

Преподобный Сергий сделал по отношению к общежитию только то, что ввел его в своем собственном монастыре. Он не представлял из себя власти, которая бы могла предписать, чтобы общежитие было введено и в других монастырях, а что касается до действительной власти в лице святого митрополита Алексея, то хотя она вполне сочувствовала ему, но в то же время не находила возможным или удобным обращаться для водворения в наших монастырях общежития к своим указам и к мерам принуждения. Однако, сделав для общежития немногое возможное, преподобный Сергий стал его восстановителем в наших монастырях: добро взяло верх над злом своею собственною силою. Преподобный Сергий, введший в своем монастыре общежитие, и его монастырь, в котором введено было им общежитие, скоро прославившиеся великою славою на всю Россию, через свой пример стали немолчными проповедниками того, что истинною формою монашеской жизни должно быть общежитие; внимая этой проповеди примера преподобного Сергия и его монастыря, последующие лучшие основатели монастырей, из которых многие были личными учениками или собеседниками преподобного Сергия, начали основывать не иные монастыри, как общежитные; последуя примеру лучших монастырей новых, начали принимать общежитие и лучшие монастыри прежние. А таким образом, благодаря преподобному Сергию, общежитие и было восстановлено в московской Руси, как благодаря преподобному Феодосию Печерскому оно было первоначально водворено во всей Руси...

Итак, вот какие надлежащие представления должно иметь о преподобном Сергии Радонежском! Он есть великий подвижник в сонме наших русских подвижников, но, кроме этого частного, так сказать, достоинства, или кроме этой частной высоты, он имеет еще необыкновенно важное общее значение в истории нашего русского монашества: после преподобного Феодосия Печерского, который был у нас вводителем истинной монашеской жизни в форме общежития, он был у нас восстановителем этой истинной монашеской жизни. Значение преподобного Феодосия Печерского в истории нашего монашества признается всеми по-должному- да признается же по-должному и значение преподобного Сергия Радонежского!

Но если преподобный Сергий был восстановителем у нас истинной монашеской жизни, то мы не почтили бы памяти его достойным образом, если бы в заключение речей о нем не обратились от прошедшего к настоящему и не закончили этих речей добрыми пожеланиями современному нашему монашеству.

Преподобный Феодосий Печерский ввел у нас истинное монашество в виде общежития, и оно, просуществовав у нас не особенно продолжительное время, совершенно исчезло, чтоб снова уступить свое место монашеству не совсем истинному в виде особножития. Преподобный Сергий Радонежский восстановил у нас истинное монашество, но и после него не было так, чтобы монашество это осталось у нас навсегда. И после него, как после Феодосия, оно падало, а если после падений снова поднималось, то уже не достигало высоты, на которой было поставлено им. Несправедливы были бы мы к современному нашему монашеству, если бы сказали, что оно находится на той степени упадка, до которой монашество доходило или на которую оно ниспадало у нас в иные прежние времена, но мы были бы льстецами и лжецами, если бы и сказали, что оно находится на совершенно должной ему высоте и что по отношению к нему не остается желать ничего большего. Не вдаваясь в подробные речи о недостатках современного нашего монашества, для чего здесь теперь и не место и не время, но быв побуждаемые воспоминаниями о великом человеке и великом угоднике Божием, который некогда восстановил у нас истинное монашество, усердно пожелаем современному нашему монашеству подняться на ту высоту, на которую оно было возведено преподобным Сергием.

1. Ряд кратких исторических записей о Троицком монастыре с 1512 года по 1640 год, читаемых в одной рукописи, которая принадлежала прежде монастырю, а теперь находится в Синодальной библиотеке, напечатанных А. Ф. Бычковым под именем «Краткого летописца Свято-Троицкой Сергиевой лавры» в III выпуске «Летописи занятий Археографической Комиссии» и перепечатанных архимандритом Леонидом в приложениях к его 2-му, 1890 года, изданию Описания лавры А. В. Горского.

2. Опись Троицкого монастыря, произведенная в течение 1641–1643 годов наряженной от царя Михаила Феодоровича комиссией его чиновников, весьма подробная и обстоятельная, так что представляет собой огромную мелкого письма рукопись, хранящаяся в настоящее время в монастырской ризнице.

3 и 4. Две краткие описи монастыря, составленные одна в 1768 году для св. Синода, другая в 1785 году для Межевой канцелярии, к сочинению атласа Московской губернии, находящиеся в монастырском архиве.

5. Краткое историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой лавры с приложением знатных происшествий, случившихся в оной, составленное в 1781 году наместником лавры иеромонахом Павлом Пономаревым (скончавшимся в 1806 году в сане архиепископа Ярославского), изданное в следующем, 1782 году и потом восемь или более раз переизданное, причем каждый раз было исправляемо и дополняемо соответственно тому, каких перемен и дополнений требовала действительность (первое издание, 1782 года, и второе издание, 1790 года, напечатаны с именем составителя; последующие издания, начиная с третьего, 1796 года, так как были печатаемы уже не составителем, в 1794 году поставленным из архимандрита Новоспасского в епископа Нижегородского, а монастырем, печатались без его, составителя, имени, или безыменно. Первое издание, весьма редкое, напечатано под заглавием «Краткое историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой лавры. С присовокуплением происшествий, случившихся в оной. Сочиненное Оной лавры Наместником Иеромонахом Павлом. В Санкт-Петербурге 1782 года». Третье, а безыменное – первое, издание напечатано под заглавием «Краткое историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой лавры с приложением знатных происшествий, случившихся в оной, противу прежнего издания во многом исправленное и открывшимися вновь обстоятельствами дополненное до 1796 года. Москва. В вольной Типографии А. Решетникова. 1796». Последующие известные нам издания относятся к 1801, 1809, 1815, 1818, 1824 и 1829 годам. С издания 1801 года к описанию лавры прибавлено описание и «Спасо-Вифанского училищного монастыря», а два последних издания, 1824 и 1829 годов, еще с «присовокуплением описания Махрищского монастыря» (хотя в действительности «Краткое историческое описание Махрищского монастыря» есть уже в первом издании). На издании 1809 года выставлено, что оно есть «издание третье», и от него ведется счет дальнейших изданий, так что издание 1829 года есть седьмое; это значит, что счет изданий начат с первого безыменного издания, или с первого издания, сделанного самим монастырем после составителя описания. Преосвящ. Филарет в Обзоре литературы (кн. II, § 120) утверждает, что описание печатаемо было до 1837 года, но едва ли он не ошибается и как будто издание 1829 года есть последнее издание.

6. Автобиография митрополита Платона, напечатанная в первый раз с несовершенно исправного списка И. М. Снегиревым в приложении к его сочинению «Жизнь Московского митрополита Платона» (первое издание – 1831 г., второе – 1856 г.), и во второй раз – с автографа, хранящегося в Лаврской ризнице, С. К. Смирновым в № 9 и 10 «Душеполезного чтения» за 1887 год.

7. Письма митрополита Филарета к наместникам лавры Афанасию и Антонию, из коих первые напечатаны в 38-й части Прибавлений к творениям святых отцов (1886 г., кн. 3 и 4), а вторые – отдельно, в четырех частях, в продолжение 1877–1884 годов.

8. Историческое описание Свято-Троицкой Сергиевой лавры, принадлежащее А. В. Горскому, напечатанное в первый раз в 1842 году и потом до настоящего времени перепечатанное восемь раз, именно в 1852, 1857, 1865, 1873, 1878–1879, 1882, 1889 и 1890 годах. Из сих восьми изданий два издания, сделанные архимандритом Леонидом, – 1878–1879 годов, помещенное в «Чтениях Общества Истории и Древностей Российских», и 1890 года, выданное отдельно, – напечатаны с восстановлением подлинного текста автора, сокращенного митрополитом Филаретом, и снабжены многими приложениями издателя. Только в этих двух изданиях выставлено имя автора описания, во всех же остальных изданиях, начиная с первого, оно без имени автора.

9 и 10. Небольшое количество особенных, но довольно важных известий находим в принадлежащих к общим источникам двух сочинениях известного славного труженика в области русской истории Герарда Фридерика Миллера, именно (в) кратком описании Троицкого монастыря или записке о нем, составленной между 1770–1775 годами, и (в) описании поездки в Троицкий монастырь, совершенной в 1778 году. В рукописях оба сочинения сохраняются вместе с другими бумагами Миллера в Московском Главном Архиве Министерства Иностранных Дел. Второе сочинение было напечатано Миллером, и притом на немецком и на русском языках, в тогдашних немецком и русском журналах Академии Наук (Немецкий подлинник, которого мы не видали и который указываем по Словарю русских светских писателей митр. Евгения – в 3-й части Петербургского Немецкого журнала 1778 г., Русский перевод, – в Новых Ежемесячных Сочинениях, ч. ХLI, 1789 г., ноябрь, с. 28–45).

Принадлежат не к общим, а к частным источникам, но по своей важности для нас заслуживают быть нарочито упомянутыми статьи [умершего] иеромонаха лавры, ее бывшего библиотекаря и составителя описания ее рукописей, отца Арсения, каковы суть: 1) «О вотчинных владениях Троицкого монастыря при жизни его основателя, преподобного Сергия», напечатанная в 1877 году в VII выпуске «Летописи занятий Археографической Комиссии»; 2) «Летопись наместников, келарей, казначеев, ризничих, экономов и библиотекарей Свято-Троицкой Сергиевой лавры», напечатанная в 1868 году в IV выпуске той же Летописи; 3) «Доклады, грамоты и другие акты Троицкого Сергиева монастыря о служках», напечатанная в 1867 году в III книге «Чтений Общества Истории и Древностей Российских» на сей год; 4) «Исторические сведения об иконописании в Троицкой Сергиевой лавре», напечатанная в 1873 году в Сборнике на сей год Общества Древнерусского Искусства при Московском Публичном музее; 5) очень важно сделанное отцом Арсением издание двух жалованных грамот Троицкому монастырю императрицы Елизаветы Петровны от 11 июня 1752 года, из коих одна – обо всех вотчинах монастыря, а другая – обо всех его подворьях, напечатанных в 1865 году в IV книге «Чтений Общества Истории и Древностей Российских» на сей год (перепечатанных архимандритом Леонидом в прибавлениях к Описанию лавры А. В. Горского); 6) имеют немалую важность для нас и составленные отцом Арсением описания церквей посадских приходов – Клементьевского (напеч. в «Чтен. Общ. Истор. и Древн. Российских», 1887 г., кн. II), Рождественского (ibid., 1891., кн. III), Пятницкого (ibid., 1894., кн. IV) и Ильинского (ibid., 1897., кн. I).

Другие частные источники и пособия, за исключением в первом случае общеизвестных или относящихся к истории общецерковной и общегосударственной, указываются в примечаниях.