XIII. Нашествие шведского короля Иоанна с севера, а польского Стефана Батория с юга, на псковские области и на Псков

Разделившие Лифляндию и Естляндию Государи Польский и Шведский равно чувствовали притеснение от Царя, однако же каждый порознь не в состоянии был противиться его силе. Но первый больше мог собрать войска, а второй с моря в разных местах обширнейшей с Poccией границы своей мог делать высадки и ими производить нечаянные набеги. И так оба сии Государи в 1578 г. заключили теснейший союз для войны против Poccии. Положено было начать оную совокупно в самой Естляндии и Лифляндии вытеснением Российских гарнизонов из городов и Крепостей ими занятых. Первое сражение дано под Венденом, занятым уже Польскими и Литовскими войсками, с которыми соединились и Шведские. Там Россияне были разбиты и потеряли все свои пушки. Вслед за тем они вытесняемы были постепенно и из других городов, но рассеянные по всем Провинциям засады их долго было бы порознь преодолевать. А притом союзные Государи не хотели продолжением войны в Лифляндии и Естляндии подвергать сии Провинции опустошениям, и потому засевших там Россиян оставив до времени, согласились напасть на самые Российские Области с разных сторон. Шведский начал делать набеги от Нарвы и с Финляндских границ, а Польский от Литовской границы. Они подучили еще и Крымского Хана с юга занять Россию, но Царь убедил его дарами к перемирию на год. Россияне отражали часто не без ycпеxa нападения северного неприятеля и долго удерживались в многих городах Естляндских; а в свои далее Ивангорода его впустили, но ополчение Польского Короля превозмогало их. Войско его состояло из различных наемных и своих Польских и Литовских людей и из корпуса Венгерской пехоты. Польскими предводительствовал Гетман Молецкий, Литвой Гетман Николай Радзивил, Венграми славный Воевода их Гавриил Бекеш; а при осаде Пскова Великим Гетманом или Фельдмаршалом был коронный Канцлер Иван Замойский. Первые неприятельские действия Баторием открыты летом 1579 года осадой Полоцка, .который твердо укреплен был и имел сверх своего засадного гарнизона еще 6 полков, присланных из Пскова Царем, тогда в сем городе целое лето пребывавшим для военных распоряжений. Сверх того двое Воевод, Шейн и Шереметьев из города Сокола делали набеги на неприятельские партии, искавшие корма. Россияне в Полоцке храбро оборонялись, а дабы отнять у неприятеля всякое прикрытие, сами наперед выжгли все предместья города. Шесть недель Баторий держал оный в осаде и многие делал приступы безуспешно. Польские писатели сию медленность и затруднение приписывают неприступному местоположению Крепости, а более беспрестанным дождям во всю осаду продолжавшимся. Наконец осаждавшие успели зажечь Крепость и взяли город. Вслед за тем Подольский Воевода Николай Мелецкий взял город Сокол и Сушу, а Бекеш Туров и другие ближние. После сего первого похода, не имея запасов денег на продолжение оного, Король возвратился в Варшаву и 23 ноября созвал Сейм, на котором после многих споров и обсуждений начатой войны с Россией, решено однако же дать Королю налогом податей поcoбиe. Надлежало умножить и войско, особливо пехоту, в которой Польское и Литовское Дворянство служить считало себе за низость. Королю и Гетману его Замойскому много труда стоило уговорить к сему Дворян. Однако же составлено было у оной несколько и отправлено в поход на весну. Намерениe Короля было начать второй поход с пограничных от всей Белоруссии городов, дабы на случай похода внутрь. России обезопасить себя с тыла. Но на пути к Великим Лукам построил он Kpепость Велиж, усиленную достаточным гарнизоном, а с Белорусской стороны загражденную многими засеками по непроходимому лесу, отделявшему ее от границы. Польские писатели говорят, что дотоле 100 лет уже никакое войско не смело проходить сквозь лес сей. Окружные дороги были очень далеки, а обойти сию Крепость опасно было, дабы не оставить в тылу засадных; но и останавливаться для нее целому войску не было времени. Почему Король поручил Гетману Замойскому как-нибудь пехотой пробраться сквозь лес и нечаянно взять Велиж. Два дня с трудом пробирался он сквозь все преграды, а в третий взял Крепость врасплох и там нашел множество пороха, оружия и припасов, но от Велижа до Великих Лук предлежала такая же сквозь густые леса дорога, которую с трудностью прочищала Венгерская пехота и на пути оборонялась еще от Русских засад. Наконец вышли все на равнины к Великим Лукам. Туда подошел с Литовскими войсками и Виленский Гетман Радзивил, на пути взявший город Усвят, Невель и Озерище. Великие Луки, по сказанию Польских описателей сего похода, были городом тогда многолюднейшим и после Москвы и Пскова обширнейшим и богатейшим. В нем находилась Крепость защищавшаяся 12 батареями. Царь, предвидев Баториево нападение на сей город, велел наперед выжечь предместья, а в Крепость прислал все нужные орудия и такой многочисленной гарнизон, который мог не только в стенах защищаться, но и на открытом поле сражаться. Все приступы неприятельские сильной артиллерией были отражаемы, а неприятельские могли проникать сквозь валы, ограждавшие Крепость, и потому начаты были подкопы, но где болотистый, а где песчаный грунт земли не позволял продолжать их. От сего в войске Баториевом произошел уже ропот за напрасную потерю времени и все советовали отступить, но Замойский требовал терпения и превозмог всех своим упорством. Но заметил, что валы, защищающие Крепость составлены были из деревянных обрубов, присыпанных только песком и обложенных дерном. Для того решился он подкопами сперва разрушить их и сквозь них сделать себе проходы, или, по крайней мере, содрав с них дерн, зажечь. Последнее удалось ему более. Ибо покушавшиеся пройти сквозь валы прогнаны осажденными, но огонь запущенный в обрубы хотя сперва погашен был покрытием мокрых кож, однако же в следующую же ночь так разгорелся, что обнял всю Крепость пламенем, зажег многие в городе здания и Церкви, а дошедши до большого порохового погреба, взорвал оный на воздух и многих побил. При сем том смятении неприятель ринулся со всех сторон в Крепость и взял оную. Король однако же поправил ее для засады своего гарнизона. Ибо в Великих Луках он был намерен оставить свое войско на зиму. В то же время послал он один отряд под начальством Брацлавского Воеводы Збаражского к Торопцу, где собрано было Русское войско для наблюдений неприятеля, а Замойскому поручил взять город Заволочье, лежавший на границе Псковской, сам же отъехал в Невель дожидаться их успехов. Збаражский у Торопца немного имел дела и скоро возвратился, но Замойский при столь малом городке, каков Заволочье, встретил неожиданные затруднения. Начальствовавший там Воевода Сабуров сделал такие благоразумные предосторожности, что все первые к приступу покушения неприятельские остались тщетными. Ибо плотину, по которой одной только можно было доезжать до города, на острове озера лежащего, он разрушил, все лодки истребил, вооружил всех граждан, а от кидаемых на город гранат прикрыл все кровли дерном. Некоторые из неприятелей хотели, переправясь на плотах, напасть на город, но он, сделав вылазку, вогнал их в озеро, и едва немногие уплыли назад. Неприятны были сии вести Королю, готовившемуся тогда возвратиться на Сейм. Но поскольку Замойский обнадеживал его успехом, тo он, послав ему еще несколько войска на помощь, в октябре, уехал в Варшаву. При втором уже сильнейшем приступе Заволочье сдалось неприятелям на договоре. После сего Замойский поехал вслед за Коpолем на Сейм, где они, получив новые пособия податями на два года вперед и набрав свежего войска, на весну возвратились в Великие Луки, где были зимние квартиры Польских и Литовских войск их, а Венгерский корпус с артиллерией зимовал уже около Опочки, и по приказанию Замойского Воевода Вольский добегал разъездами до Порхова, Холма и Воронича и до Старой Русы. Весною занят был Красной город и Опочка, а после сего Король от Заволочья двинулся в поход тремя отделениями к Острову, занял по пути лежащие городки Велье и Вороничь, подступил под Остров, разбил пушками башни и стены и взял без всякого труда. Ибо там нашел он только 30 засадных стрельцов и небольшое число служилых Боярских детей. Тогда очевидна уже была опасность предстоявшая Пскову. Но Король не спешил походом, не известно из осторожности ли, или от каких-нибудь препятствий, либо от ожидания сбора своих разнородных войск. Даже не понятно, почему на три года расположил он войну сию, когда мог начать и кончить ее в одно лето. Польские Историки приписывают cиe затруднению в сборе податей на иждивениe войны и медлительным переправам через реки и лесистые места. Не меньше удивительно и то, что Царь Иван Васильевич, столь решительный в своих войнах, имея всe способы собрать многочисленное войско и много времени на приготовление себя к обороне, не воспользовался медленностью своего. неприятеля. Он мог надеяться на содействиe себе Ганзейских городов, по связям торговли доброжелательствовавших России, так что Любчане тогда тайно препятствовали даже Баториеву найму войск в Германии, а Датчане пересылали в Россию и военные снаряды, как пишет Далин. Не смотря на то, Царь совершенно оставил Псков на произвол судьбы, а только успел свезенной из разных окружных городов артиллерией достаточно снабдить его и сам не оставшись там и даже выехав из Москвы, жил в городе Старице без действия во все продолжение Баториева нашествия, а только написал к Королю в Великие Луки укорительную за нашествие его Грамоту, на которую сей от 1-го августа того же года отвечал ему еще укоризненнее и послал ему целую книгу, тогда изданную в Германии о его тиранстве. Псковская Летопись и Князь Курбский нерешительность Царя приписывают какой-то непонятной робости и боязни, в то время объявшей его, а Гейденштеин недоверию к своим войскам и потери рассудка. Сами неприятели, говорит он, дивились, что он ничем не препятствовал Королю в походе, а вместо того искал помощи и посредничества к примирению у Римского Императора Рудолфа и у Римского Папы, обещая им за то помощь и содействие против Турок. Когда же Король двинулся уже из Опочки ко Пскову, то он Псковичам прислал только подтверждение, чтобы они стояли крепко и единодушно до последней капли крови, а из Новгорода Архиепископ Александр писал к ним только увещания, чтобы они начали молебствия и в Соборе и по приходским Церквам и по домам, а по городу совершали бы ежедневные Крестные ходы с иконами; прочее все предоставлено городовым Начальникам и самим гражданам в распоряжение.

Во Пскове тогда находился Наместником Князь Василий Федорович Скопин Шуйский с товарищем, Князем Иваном Петровичем Шуйским. Сему последнему, яко в делах военных опытнейшему, Царь поручил и главное распоряжение укреплений. При них там еще находились Воеводы Никита Иванович Очин-Плещеев, Князь Андрей Иванович Хворостинин, Князь Владимир Иванович Бахтияров–Ростовский и Князь Василий Михайлович Лобанов – Ростовский. Войска с ними было только 15 тысяч, по сказанию наших Летописей, а Польские писатели полагали оного до 50 тысяч пеших, считая вместе с Пригорожанами, способными к вооружению, и самих жителей Псковских до 50 же тысяч, а более семи тысяч конницы. Сиe и могло статься, потому что Воеводы, как скоро узнали о выступлении Короля еще из Опочки, то послали во все Псковские волости, села и засады созывать жителей в Псков с их имуществом, что с собой взять можно, а прочее все и с домами приказали предать огню. В тоже время пришел к Пскову еще отряд Казаков под начальством Атамана Николая Черкасского. Собрав таким образом довольное количество народа, Градоначальники сделали распоряжение и войскам и народу, кому какую часть городовой стены оборонять от неприятелей, и какие где поставить орудия. Некоторые слабые части стен они укрепили прикопами, деревянными надолбами в два ряда, насыпав промежуток землей и на насыпях по местам нарубили деревянные же башни, дабы с них стрелять через стены из больших пушек. Над пехотой начальствовал Косецкий, а над Казаками Николай Черкасский; на встречу же Королю Псковичи выслали только два сторожевых полка под начальством Воевод Ивана Михайловича Бутурлина и Василия Плещеева.

Между тем Король Cтефан от Острова шел уже безостановочно и впереди пустил Венгерцев, разделив их на три отряда, из которых один пошел прямо к Пскову, а два остались в скрытой засаде. Первый встретив сторожевые Псковские полки, сделал легкую стычку и начал отступать назад, но доведши их до своих засад, вдруг все напали, разбили Псковичей и взяли двух Воевод в плен и еще потом третьего, по дошедшего к ним Никиту Kpocmовa, а через пленных Король узнав о состоянии города, жителей и засадного войска, вслед затем к 18 августа 1581 года сам явился с Польскими и Литовскими войсками за рекой Черехою, и там со стороны ручья укрепил стан свой тремя рядами обозных повозок, о чем вестовые cтражи, от Пскова там поставленные, тотчас дали знать городу. Тогда общим советом Воевод положено было выжечь все Завеличье, а из Церквей и Мирожского Монастыря все вывезти в город. Войско Польского Короля состояло из различных народов, по сказанию Псковской Летописи из 17, по Cерапионову описанию осады Пскова из 14, по летописи Покровской Церкви из 12, по Печерской из 10, а по Лифляндским и Польским только из Поляков, Литвы, разных Немцов, Голландцев, Прусаков, Курляндцев и Венгров. Число их также полагается различное: по Летописи Покровской и Печерской до 100, по Псковской до 70, по сказанию Немецкого путешественника Самуила Кихеля (бывшего во Пскове около 1589 г.) до 60, а по Историкам Польским якобы только 30 тысяч и пять тысяч Венгерской конницы и пехоты. Если первый счет войск сих увеличен, тo может быть уменьшен и последний. Ибо невероятно, чтобы Король осмелился с малым корпусом войти в такое Государство, которое могло выставить против его многочисленное войско. Современный Польский Историк Гейденштеин, описавший подробно всю сию осаду, говорит, что и по окончании оной, когда по силе заключенного с Poccией мирного договора войска неприятельские отходили от Пскова, то сверх пеxoты, конницы у них было до двадцати четырех тысяч, а кроме того в завоеванных городах оставались еще засадные гарнизоны. Впрочем тот же Историк говорит, что сам Король, при начале осады осмотревши Псков и узнав о состоянии оного, раскаивался, что давно не послушался советов идти под сей город, не замедляя в пути, и что надлежало бы привести под оный втрое больше пехоты, в которой замечал уже он у себя недостаток, так как и в порохе нужном для сей осады. Посему думал даже, оставив Псков, идти на Новгород, по тогдашним слухам меньше укрепленный, или к ближним городам Порхову и Гдову и, заняв их, набегами оттуда беспокоить Псков. Но стыд отступления от Пскова и опасение Новгорода удержали его, а наступившая уже осень и не позволяла предпринимать дальнейшего похода. Как бы то ни было, Король хотел сперва облечь весь город кругом и 26 августа, переправляясь через Череху, распорядил войска свои в обход. Но сильная стрельба со стен расстраивала их. Для закрытия себя они потом начали обходить далее лесами, около города тогда еще бывшими, но ядра проникали и сквозь леса и, ломая оные, застилали им проход и многих побивали. Король не ожидал, чтобы город имел столь сильную и далеко достающую артиллерию. В самом деле, по свидетельству Гейденштейна, были там такие пушки, которые семидесяти и восьмидесяти фунтовыми ядрами заряжались и пробивали три ряда корбов насыпанных землей. K вечеру Король уклонился еще далее от города и расположил шатры свои по Порховской дороге на высотах в пяти верстах около Николаевского Любятова Монастыря. Граждане все cиe видели со cтен и в молчании только направляли пушки свои на его лагерь, а когда довольно уже смеркалось, то открыли беспрестанную и сильную пальбу, от которой в ту же ночь снял он свои шатры и, удаляясь опять к реке Черех, стал за буграми и горами на речке Промежице близ Спасского Монастыря. После того переменил он все расположение своей осады и, чтобы не разделять далеко сил своих, решился сделать приступ с одной юго-восточной линии градских стен. Таким образом назначил он угол между Покровской и Свинусской башнями одной части Венгерцев под начальством вождя их Гавриила Бекеша, а другую часть их под начальством племянника своего Валтазара переправил через Великую реку на левый берег. Против Свинусской башни велел стать Полякам и загородиться коpобами насыпанными землей; от Порховской дороги к Петровским воротам стать Литовцам, а в остальном промежутке Немцам. В cиe самое время прибыл к Королю от Турецкого Султана для переговоров о Татарских на Украине перебежчиках посланник, которому Король показал все свои войска и распоряжения и получил от него похвалу. По отпуске его начаты немедленно подступы. Венгерцы первые подошли к стенам между Покровской и Свинусской башней, но вылазкой граждан были прогнаны. Августа 27, по сказанию Псковской Летописи о сей осаде, некоему благочестивому мужу, именем Дорофей, было явление и откровение от Божия Матери о будущем нападении на град со стороны угла Крепости при Покровском Монастыре²⁵, Почему Печерского Монастыря Игумен Тихон, еще до осады по повелению Архиепископскому пришедший в город с Чудотворными Успения и Умиления Богородицы Иконами Печерского Монастыря, начал с Духовенством и гражданами совершать ежедневные Крестные хождения с теми Иконами в помянутое место, а Воеводы и Бояре поставили в той части стены три Креста заветные. Четыре дня после сего не видно было никакого неприятельского движения. Но сентября 1 усмотрено, что по большой Новгородской²⁶ дороге к загородной Церкви Святого Алексия, человека Божия, и к городским воротам Великим, Свинусским и Покровским, со стороны Флоро-и-Лаврской, бывшей за Выползовой слободой у Песков Церкви, начали они от своих станов копать большие рвы. Три дня занимались они сей работой и выкопали пять больших борозд рва к городу и семь поперечных. Внутри сих борозд, как после осады найдено, сделали они 139 больших и 904 меньших землянок с печками для жительства полковым Чиновникам и ратникам. Прокопы доведены были почти до самых стен городских и заслонены высокими насыпями, сквозь кои наведены были пушки. 4 сентября в ночи со стороны Алексеевской Церкви, на версту от города, они прикатили и поставили туры или насыпные коробы, в коих сделали съезжий двор для закрытия конных и засадных, а другой таковой же к Великой реке от Фдоро-и-Лаврской Церкви; еще двое туров бойничных против Свинусских ворот и угольной Покровской башни; а третьи таковые еже туры против той же башни за Великой рекой, и все оные в одну ночь насыпали землей, а в следующий день 5 – го сентября в бойничных уставили осадную артиллерию. Осажденные, замечая все сиe, сами против тех туров делали с своей стороны укрепления, и не надеясь на одну каменную стену свою, начали рубить еще за ней от Покровского угла по той линии деревянную тарасами, с нагрузкой камней и земли на случай пролома, а на каменной поставили большие пушки и особый отряд Дворян, Стрелецких Голов, стрельцов и посадских. Сия стена от Покровской башни до Свинусских ворот особенно поручена была обороне Воевод Андрея Ивановича Хворостинина и Князя Ивана Петровича Шуйского. Но ежедневно туда же съезжались на совет и все Бояре и Воеводы. Прочие места крайних стен и даже средней по слабейшим частям прирублены были также деревянными стенами в тарасах с нагрузкой камней. Все сии стены распределены были в защиту другим Воеводам, неотлучно стоявшим там день и ночь. 6 сентября начальствовавший тогда во Псковском Духовенстве Печерский Игумен Тихон по некоему откровению, с совета прочих Духовных, по утру благовестом созвал граждан в Собор и сделал оттуда опять крестный ход к Покровскому углу с чудотворной Печерской Иконой Богородицы, с Мощами Св. Благоверного Князя Псковского Гавриила и со старой Печерской хоругвью. Весь народ сопровождал их с плачем и рыданием, не чая ниоткуда более помощи и защиты, кроме Бога.

На утро 7-го сентября при самом рассвете Король открыв стрельбу по стенам градским с трех бойничных туров из 20 пушек и из расставленных по прикопам, продолжал оную во весь день до ночи и на другой день от утра до девяти часов оного. 24 сажени городовой стены от Великих ворот до Свинусской башни и весь охаб были разбиты до земли, и еще 69 сажен стены избиты и рассыпаны в разных местах. Осажденные успели наскоро заградить пролом только рвом и фашинами, работая почти под пушечными выстрелами. Около полудня 8 числа стрельба с бойничных туров умолкла, и появились из окопов выступившие и к стенам шедшие войска. Воеводы, видя приближение их, для извещения народа приказали зазвонить в осадный колокол, висевший в среднем городе на cтене у Церкви Василия Великого на горке, а неприятелей встретили со стен жестокой пушечной стрельбой, коей целые ряды их положили: на поле. По звуку колокола, из всех Концов города граждане, прощаясь с домашними, сбегались к стенам на оборону, а в Троицком Собор Духовенство с остальным народом начало совершать беспрестанное моление. В самый полдень, по сказанию Гейденштеина, Немцы, а по сказанию других, Венгерские гайдуки, одетые в латы, под предводительством Вождей своих Борнсмиссы, Матфея Керекеза и Фомы Дерцена с частью Немцев, столпившись и закрывшись щитами усиленно и поспешно приблизились к пролому от Покровской башни с ручным оружием, но дошедши, вдруг остановились, либо почитая пролом для себя тесным, или встретив вышеупомянутую фашинную и палисадную преграду со рвом, как пишут Лифляндские Историки, а вероятнее сильное сопротивление. Тогда Поляки, за ними шедшие, из ревности протеснясь сквозь их, устремились с такой яростью на сопротивляющихся, что сломив их, стали на проломе; другие влезли на разбитые стены; третьи взошли уже на .Покровскую и Свинусскую башни, и подняв там свои знамена, стреляли с высоты на осажденных. К ним туда же взлезли и Венгерские Вожди Керекеза и Дерцен. Самая великая трудность осажденным предстояла не допустить неприятеля через проломы в открытый уже город. Ибо к несчастью не успели еще они в сем месте кончить начатый перед осадой задней деревянной стены в заслон проломной. Не смотря на то, Воеводы с войском и народом упорно отбивали вторгающихся неприятелей и старались сбивать взошедших уже на стены. Крик с обеих сторон, звук и треск оружия и взаимные выстрелы пищальные заглушали даже все начальнические приказания, и каждый действовал почти только по своему стремлению. Польский Король на все сие смотревший за полверсты из-за города с колокольни Никитской Церкви, заметив смятение граждан, а своих уже на башнях и на стенах со знаменами, полагал наверное взять Псков того же дня. Окружавшие его Бояре завидуя успеху и славе осаждающих, сами выпросились у него к стенам, обещаясь встретить его в городе и представить ему пленными начальствующих Псковских Воевод. Таких охотников с Польскими и Литовскими войсками пошло тогда под cтены всего около 2000. Они все оставив Венгерцев и Немцев на проломе, сами взошли на стены и в башни, а оттуда как частым градом осыпали пулями защитников, падавших рядами от поражения и от утомления при случившемся тогда солнечном жарком дне. Стон раненых, разносимых по улицам и по домам распространил ужас по всему городу; а весть о занятии уже стен врагами достигла до множества народа, собравшегося в Соборе на беспрерывное моление. Отчаяниe овладело всех сердцами. Все подняли руки к небу с рыданием; старые, жены и дети наполнили воплем всю Церковь, и, как говорит Летописец, весь пол облили слезами, моля о защите города и о внушении защитникам доброго совета и храбрости. В то самое время пришло в мысль Воеводам завести большую Псковскую пушку Барса к Церкви Похвалы Богородицы и, поставив на раскате, направить на Свинусскую башню, наполненную лучших Чиновников Польских. Несколькими выстрелами из оной потрясена была башня и засыпала многих; а Воеводы в тоже время успели подложить еще под оную порох, зажгли и развалинами погребли всех там засыпавших. От взрыва и погибели многих Королевских Бояр ужас перешел на сторону неприятелей; а осажденные, оживляясь мужеством, погнали смятенных в поле. Король, увидев бегущих, немедленно выслал в помощь им свежие лучшие свои войска, с решительным повелением, не отступать от стен до совершенного взятия города. Битва неприятельская возобновилась и защитники опять начали ослабевать от усиленного напора. Тогда Воеводы послали в Собор к Духовенству сказать, чтобы они принесли к Пролому Мощи Святого Благоверного Князя Псковского Гавриила с чудотворными Иконами Богородицы и другими. Немедленно подняты из Собора сии Святыни; а наперед их прискакали к Пролому на конях три Монаха, Печерского Монастыря Келарь Арсений Хвостов, Снетогорского Монастыря Казначей Иона Наумов и Игумен Mapmupий, все родом из Бояр и в Мiре бывшие храбрыми воинами. Они воскликнули к Воеводам и воинам громким голосом: ,,Не бойтеся братия! станем крепко! устремимся вкупе на Литовскую силу! Богородица бо к нам грядет с милоcmию и заступлением и со всех Святых помощию! Сей нечаянный глас Духовных воинов оживил всех и ослабевавших. Все друг другу повторяли торжественно: Богородица к нам грядет! о друзи! умрем вкупе за Христову веру и за Православнаго Царя и не предадим града Пскова.” Вслед за сим появилось Духовенство, несущее Мощи Благоверного Князя Гавриила и чудотворные Иконы. Началось молебствие перед самым проломом в виду защитников и врагов, и продолжалось шествием к Покровской Церкви. Cиe зрелище вдохнуло защитникам такое мужество, что все устремились в пролом на неприятелей; сами женщины вмешивались в сражение: иные приносили жаждущим воинам питье, иные подавали оружие, иные сами бросали на врагов камни и со стен лили на них кипящую воду и всякие нечистоты. Сражение с обеих сторон было жаркое, долговременное и упорное. Наконец при наступавшей уже ночи неприятели все вытеснены в пролом, сбиты со стен и прогнаны с беспорядком в поле, где на бегу добиваемы были уже народом без пощады; а иные, укрывавшееся во рвах и за стенами, взяты в плен. Больше всех потерпели в осаде и в отступлении Венгерцы, кои были впереди. Оставались только засадные в Покровской башне, из коей не можно было ни самим им сойти, ни выгнать их защитникам, хотя многие уже и там были подстрелены. Почему остальные пороховым взрывом под башней погребены в развалинах. Бежавший неприятель бросил на пол много оружия и военных снарядов, которые все подобраны гражданами. Таким образом Псков избавился от первого и жесточайшего Баториева нападения. Воеводы, Бояре и все граждане обещались тогда же в память сего построить близ Покровской Церкви новую во имя Рождества Богородицы, день сего приступа, а убиенных своих погребли с честью. Псковская Летопись при сем жалуясь на укрывавшегося в Старице городе Царя Ивана Васильевича, говорит :,,а у него было в собрании тогда триста тысяч; а на выручку Бояр своих не посылал подо Псков, ни сам нe пошел: но страхом одержим был.

Король Стефан Баторий на сем приступе потерял знатных и храбрых Чиновников более 40 своих, и такое еже число Венгерских, пo признанию самих Польских Историков; а Венгерский корпус лишился и предводителя своего Гaвриuлa Бекеша. Наши Статейные Книги полагают тогда потерю его до семи тысяч убитыми, а Псковский описатель осады сей более 5 тысяч убитыми и вдвое ранеными. Напротив того из Псковского войска считает он только 863 убитых, и 1106, а по другому списку 1526 раненых. В числе убитых у нас был Казацкий Начальник Николай Черкасский. Как бы то ни было, но Король после сей первой неудачи в приступе долго не предпринимал ничего важного против города. В совете его решено было только продолжать осаду, и сперва беспокоить осажденных частыми подступами и стрельбой по стенам, потом увещевать к добровольной сдаче, а наконец ворваться в город подкопами. Между тем осажденные успели против пролома срубить позади деревянную стену с такими же башнями; уставили по ней и в башнях большие орудия; прокопали еще между проломом и сей стеной рвы; укрепили их дубовыми засеками в тарасах, надолбами и палисадом; заготовили много зажигательных снарядов для метания на неприятелей, и даже сухую сеяную известь для бросания им в глаза и проч. Каждый день, а иногда по дважды и трижды на день подходили неприятельские отряды к стенам, но всегда удачно были отбиваемы осажденными. После сего Король написал к Воеводам, Боярам и гражданам yвещательную грамоту о сдаче города со многими льстивыми обещаниями, а в случае упорства с угрозами, и велел им бросить оную в город на стреле. Но ему таким же образом отвечали с отказом и с грубостью; а вслед затем сами осажденные начали делать на отряды его вылазки, коими хватали многих и через них допытывались о состоянии его войска. В одну из таких вылазок за Варлаамскими воротами поймали они несколько Литовцев и oт них узнали, что с 17 сентября подведено уже от неприятеля под город с различных сторон девять подкопов, разделенных по корпусам войск, и Венгерский подкоп скорее всех окончен будет. Но где сии подкопы, пленные указать не могли, отзываясь тем, что ведутся оные в тайне. Граждане долго искали мест сих посредством копания слуховых ям, однако же без успеха, и беспрестанными Крестохождениями к пролому молили только Бога об открытии сей им тайны. Но как скоро приходили они на место пролома, то Литовские гайдуки, услышав пение, осыпали их из-за стены бросаемыми каменьями. 20 сентября по обыкновению пришли они туда с чудотворными Иконами, в числе коих принесена была и Св. Великомученика Димитрия Солунского, Греческого Корсунского письма. Гайдуки не преминули пустить и при сем случае тучу каменьев на народ, и один большой камень прямо ударился в Икону Св. Димитрия и выбил большое место на Иконе в воинском его доспехе золоченного оклада, выше пояса, против правого рама, а под ним пробил и живопись и доску. Народ с ужасом тогда воскликнул: ,,О Великомучениче Димитрие! дерзость вражия не только над нами, но и над Святым твоим чудотворным Образом поругается! но ты избавил еси от плена и свой град Coлунь; ты и Великому Князю Александру Ярославичу Невскому на озере Чудском поганых Немцев прогнавшему и сию Икону твою с собою носившему, споборал еси. Ополчися и за ся и за ны на сопротивныя ныне, и открый нам их козни!” Последняя молитва действительно была вскоре услышана. Ибо в тот же день 20 сентября перебежал в город из Литовского войска один бывший Полоцкий Русский cтрелец, именем Игнатий, который указал Воеводам все местa подкопов. Немедленно начали по указанию копать поперечный под стеной ров и 23 сентября встретили один подкоп пониже ворот Покровских и Свинусских, другой уже под Покровской башней, a многиe еще за городом и все оные взорваны порохом, а иные найдены завалившимися сами собой. Гейденштеин говорит, что каменистый грунт земли мешал продолжать оные, а Венгерцы прокопали только свои до стены по поверхности земли и прикрыли было оный землей на плетневых решетках. Тогда Король увидев, что и последнее советом его придуманное средство безуспешно, снова обратился к первому и усугубил свои приступы. Каждый день от него посылаемые отряды порывались открыть опять пролом и взойти на стены, однако же всегда с уроном были отражаемы. Для облегчения себе предприятия сего Король велел с устроенной на Завеличье батареи почти целый день 24 октября бросать в город бомбы, а с Мирожской колокольни раскаленные ядра, дабы произвести ими пожар и от cтен разогнать войска и граждан по у лицам, Однако же и сиe было безуспешно. Потом он выдумал странное средство разрушать стены Псковские, и именно, 28 октября подослал под стену от Покровской башни до водяных Покровских же ворот гайдуков Литовских, которые, закрывшись большими щитами, начали ту стену подсекать киркам и ломами. Но против их Псковичи также изобрели необыкновенное оружие, кнут с острыми крюками, навязанный на шест, которым с размаху зацепляя подкопателей за платье, а иногда и за тело, вздергивали их к себе не стену, а стрельцы между тем расстреливали их висячих; других отгоняли разливанием на них кипящей смолы, бросанием осмоленной и зажженной пакли и кувшинов, наполненных порохом, также стрельбой сквозь стену в проверченные окна, кололи взлезавших, а иных задавливали низвергаемыми большими каменьями, и наконец всех отогнали. С сих пор от неудачи началось оказываться неудовольствие в войсках Баториевых, требовавших уже отступления. Король с трудом уговорил их сделать еще два, или три решительных приступа, после коих в случае неуспеха, обещался вывести их из окопов и из-под стен. Он приказал из Завеличья, с батареи беспрестанно бить в набережной угол, дабы пробив оный дать направление ядрам вдоль стены Покровской и тем воспрепятствовать осажденным вход на стены, а себе с поля делать свободные приступы. Пять дней продолжаема была батарейная стрельба, и когда сделала уже довольный пролом в набережной стен, то ноября 2 приведены были под оную на приступ гайдуки по замерзшей уже реке. Осажденные встретили их мужественно и своими пушками с пролома побивали целые ряды их. Тщетно ездившие на конях предводители то ободрениями, то угрозами и даже сабельными ударами принуждали их всходить на пролом, и в каждое приближение сами с осаждающими устилали только реку трупами своими. Наконец без успеха и в сей день отступили. Осажденные между тем опасаясь продолжения осады, писали и к Царю и к соседним городам просьбы о подаянии себе помощи. Некоторые из сих писем были неприятелями перехвачены и только ободрили их к усилиям. Но некоторые дошли до своих мест. Из Гдова поднялся один отряд по Чудскому и Псковскому озеру еще до заморозков. Но Королевский Гетман Замойский, узнав о сем, перегородил реку лодками и плотами на цепях. На лодки посадил Немецкие войска, а по берегам для стражи расставил еще пехоту под Начальством Вровецкого. В тоже время пришли еще к Королю cвежие отряды войск, Варшавский Кастеллан Резайский со стопятьдесятью ратников, Стефан Билавский с семьюстами конных, Николай Корф и Вильгельм Платер с несколькими конными из Лифляндцев. Всем им назначен стан около Снетогорского Монастыря и приказано им лагерь свой окопать рвами для безопасности от набегов. Плывшие в помощь Пскову из Гдова достигли к устью ночью, но, встретив преграду и нечаянное нападение от неприятелей, выскочили на берег, а перед рассветом все переловлены и приведены в лагерь. По сказанию Гейденштеина в числе их было до 200 Боярских детей. Немного времени спустя выплыл было и из Дерпта ко Пскову Русский отряд, но по приближении заметив неприятельскую засаду, воротился назад. После того Стрелецкий голова Никита Хвостов с семью тысячами стрельцов прислан был от Царя. Но Замойский узнав о сем, весь корпус около Снетогорского Монастыря стоявших войск расставил отводными стражами до города и до Псковы реки. К ним присовокупились еще и Литовцы. Хвостов узнав о сем, простоял несколько времени на одном острове Псковского озера, потом, высадясь на берег, потянулся ночью влево ко Пскову лесами. Hо стрельцы его начали от страха разбегаться и, по сказанию Гейденштеина, якобы оставалось у него не болев 300 человек. В cию ночь нeпpиятeльскиe отводные на стражи от осеннего холода засветили у себя огни и cиe то помогло ведшему передовой отряд стрельцов Даниле Исленьевичу обойти их врасплох и войти в город, а Хвостов, шедший с задним отрядом, опоздавший к рассвету, вышедши из лесов, скрылся было в кустарниках, но конные Волынского Палатина Андрея Вишневецкого поймали его и привели к Королю. Пpoчиe ушедшие от него частью побиты, а частью переловлены. Спустя несколько дней прислан еще от Царя стрелецкий Голова Федор Мясоедов с корпусом стрельцов. Он обошел Литовских отводных стражей, но задний его отряд замечен неприятелями, которые напали на него, около 150 человек побили и до 60 полонили, прочие однако же вошли в город. Псковский описатель сей осады полагает приход сего корпуса причиной, что Король б ноября ночью вывел из окопов свои войска и даже с батарей своих снял пушки. Но одна причина сия была недостаточна. Статейные Списки говорят, что и без того Польскиe и Венгерские Вельможи, скучив безуспешной осадой, усиленно уже советовали Королю и Великому Гетману Замойскому вступить в переговоры о мире и уменьшить свои требования при оных; а наемнае войска вовсе служить отказывались и просили отпуска, иные же и без отпуска уходили домой. Польские Историки еще присовокупляют, л что войска вообще роптали а на чрезвычайную строгость Великого Гетмана Замойского и на Королевское будто бы намерение разделить всю Лифляндию во владение племянникам своим Венгерцам; а Литовцы подали даже письменную просьбу Королю об окончании войны и назначили даже срок оному. В тоже время по войску появлялись уже пасквильные стихи на Замойского. Все cиe известно было и осажденным от многих к ним перебежчиков, из коих один некто Савва принес им и список с Литовской просьбы, поданной Королю. Важнейшее же затруднение неприятелей состояло в том, что у них не доставало пороха, которого и просил Король у Курляндцев и Рижан взаймы, а также и несколько стрелков. Почему Рижане прислали ему оного 80 бочек с 200 стрелками. Однако же cиe пособие он употребил уже не столько на Псков, как на разорение Псковской и Новгородской области. Сего именно просили у него и войска, оставшиеся еще при нем. Ибо в наступившую глубокую, сперва грязную, а потом холодную и морозную осень, почувствовали они крайнее неудобство держаться всем при Пскове, по недостатку квартир и пропитания людям и лошадям. Рож в их стане продавалась уже по 2 рубля четверть, грошовой хлеб печеный по 12 копеек, корова по 5 рублей и так далее. Сена и соломы трудно было и достать, и то не меньше как за 200 верст, отчего начали падать и лошади. Сверх того Король крайне оскудел и в деньгах. Наемные войска считали уже свои на нем недоимки, и, как выше сказано, уходили от Пскова из самого стана его; а шедшие к нему и еще на помощь 3,000 Немецкого войска, услышав о сем, с дороги воротились и от случившейся тогда жестокой зимы в лагере его открылись повальные горячки. В сих обстоятельствах разослал он как для предохранения от повальных болезней, так и для прокорма и собирания запасов по сторонам многие отряды своего войска, которые везде производили разорение, добегали и до Гдова, а Кобылинск заняли. С другой стороны, от Могилева и Шклова оставленный там Королем Христофор Радзивил с Филоном Кмитой и Гарабурдой, присоединив к себе Литовских Татар, двинулись на южные города. Кмита с двумя почти тысячами конницы и с Татарами, под начальством Гарабурды бывшими, выйдя из Великих Лук, простерся за Торопец к Старице, где пребывал тогда Царь. К ним подошел и Радзивил и с ними начал там разорять селения: но высланными против них от Царя войсками удержаны они и поворотили к Торопцу, который однако же не взяли. Оттуда Радзивил потянулся к Холму и к Старой Руссе, где имел также несколько сшибок с Новгородскими войсками и, наделав много опустошений, возвратился к Королю. Но наши Летописи говорят, что Литовцы простерлись даже до Новгорода и засели в Юрьеве Монастыре, тогда как с 40 тысячами войска Князь Юрuй Голицын сидел там в городе без действия и от страха сам хотел выжечь торговую сторону. Ржева Володимирова в тоже время занята была Оршанским Старостой Филоном Кмитой.

С другой стороны Шведской Король Иоанн, союзник Баториев, по всем северным границам от Корелы, или Кексгольма до пределов Естляндии продолжал также сильные нападения. Выше уже сказано, что он еще при начале войны напал на Новгородскую и Псковскую Область. Его Адмирал Бенгт Севризон Гилленлод приплыл под Нарву, превратил в пепел Лифллндское предместье оной и неоднократно поджигал Ивангород; там же захватил несколько купеческих Русских судов и отвел в Ревель и Стокгольм; потом запер Нарву с сухого пути и многих находившихся там Россиян изрубил. А хотя вскоре Poccиянe прогнали его с великим уроном, и преследовали до Нингофа, Гapиeнa и Вика: но не вытеснили из Естляндии. Между тем другой Шведский Полководец Понт де-ла Гарди со стороны Финляндии разорял Русские засады, выжег Кексголм бранскугелями, а оттуда в январе 1580 года, хотя с великим трудом, по льду пришел к своему товарищу; и поскольку во время похода Царя Ивана Васильевича по всем почти знатнейшим городам Лифляндским и Естляндским оставлены были засады Русских войск, то оба сии полководца Шведские на них особенно обратили свое оружие. Крепости Падис по семимесячной, Везенберг по двунедельной осады, а Толеборг через четыре дня взяты были сдачей и Россияне выпущены на договоре. После того де-ла Гарди отправился в Стокгольм за свежими войсками и военными припасами; а в oтcyтcтвиe его вытеснены Россияне из всего Естляндского Вика, взяты Лоде, Виккель и Замок Леальский. Но в Гапсале они упорно защищались и уступили (августа 9-го) не иначе, как с дозволением свободного выхода. Потом де-ла Гарди, возвратившийся с свежими войсками и с титлом Ингерманландского и Естляндского Наместника, немедленно ворвался в Новгородскую Область, выжег Сыренеск или Нейшлосс 27 июля, изрубил встретившийся отряд Россиян, и пошел под Нарву, куда прибыл Флотом и Адмирал Клас Флемминг с тяжелой артиллерией. 3 сентября 1581 года начата осада и двое суток с трех сторон из 24 орудий производимая стрельба сделала большие отверстия, но Россияне еще не сдавались. Сделан потом приступ самый жестокий, Сопротивление было всевозможное, и когда, по сказанию Шведских Историков, изрублено уже было 2000 стрельцов 300 дворян со служителями и множество других, всего якобы более 5000, то осажденные 6 сентября сдались. После сего неприятели обратились на противолежащий Ивангород и по нем открыли жестокую пальбу, но тамошний гарнизон, видевший уже взятие Нарвы, сам на договор 17 сентября без обороны уступил свое место. Вслед за тем 28 сентября взят Ямбург, а 10 октября Копорье. Город Виттенштен несколько долее держался, но недостаток припасов и нeпpиятельскaя стрельба принудила 26 ноября и оный к сдаче. Кончив сии завоевания, де-ла Гарди имел торжественный въезд в Ревель и слушал в Русской Церкви Св. Николая благодарственный молебен за успехи Шведского оружия с воспоминанием своего имени. После сего предложил он Баторию готовность свою придти со Шведским и Немецкими полками и артиллерией под Псков. Но честолюбивый Король, думавший уже по завоевании Пскова отнять и у Шведов Естляндию, как пишут Лифляндские Историки, не принял сего предложения, хотя и продолжал дружескую переписку со Шведским Королем. Польские же Историки пишут, якобы Бamopий жаловался, что ему не помогают Шведы. За сим, пока осада Пскова продолжалась, Шведские, равно как и Польские отряды отнимали у Русских другие городки и местечки по Лифляндии, а иные до озера Чудского и Псковского и по окрестным берегам перехватывали Псковские суда и грабили селения. Но взаимно и Pyccкиe, выходя из Новгородка (Нейгаузена), Печерского Монастыря, Изборска, Гдова и Дерпта, побивали сих бродяг и отнимали у них награбленное. Псковская Летопись говорит, что Шведы в cию войну отбили в одной Естляндии 10 городов, занятых нашими войсками, а Воевод и людей всех побили, и присовокупляет к тому:,,и сбыстся nuаниe, еже аще кто чужаго похощетъ, помале и своего останет. Царь Иван не на велико время чужую землю вземъ, а по мале и своей не удержа, а людей вдвое погуби.”

Достойна здесь особенного упоминовения жестокая осада, каковую тогда же вытерпел и Псковопечерский Монастырь, старавшийся помогать Пскову ловлением и побиванием неприятельских отрядов, перехватыванием их обозов, с припасами шедших ко Пскову и возвращавшихся оттуда отпускаемых войск в Литву с награбленным имением и с пленными. Баторий, занятый преимущественно Псковом, терпел пока сии оскорбления. Но когда привозившего ему порох из Риги переводчика Иоакима, возвращавшегося с отрядом отпущенных из-под Пскова с пленными наемных Лифляндских войск около З00 человек и весь их обоз Печерские люди октября 25 близ Монастыря своего на речке Пачковке разбили, самого переводчика с несколькими ратниками до 30 человек и с ними более 30 телег полонили и забрали в Монастырь, a прочиe ушедшие обратно во Псков донесли о том Королю; то он, выйдя из терпения, прислал того же месяца под Монастырь отряд Немцев с тремя осадными пушками под начальством Немецкого Полковника Гeopгия Фаренсбаха с подначальными ему Офицерами, Вильгельмом Кетлером, племянником Герцога Курляндского, Рейнеолдом Тизенгаузеном из Берзона, Каспаром Тизенгаузеном из Одензе, и Юрием Кранбеком.

Осада Монастыря начата 5 ноября за день до снятия осады Пскова, и всеми тремя направленными в одну башню пушками скоро сделан был пролом, в который устремились неприятели с лестницами. Но Монахи, вынесши на пролом сей старую икону Успения Божия Матере, храбро отбивались. Рейнгольд, Каспер и Кетлер, надеясь пробраться в Монастырь сквозь башню, приставили лестницы и по оным взошед спускались уже внутрь: но первый из них обломясь ушибся до смерти; а последовавшие за ним в башне захвачены в плен; с прочим Монахи и находившиеся в их Монастыре люди билися от третьего часа дни до ночи и совершенно отразили нападающих. В сем сражении ранен был и Юрий Кранбек. Когда весть о сей неудаче дошла до Короля, то немедленно еще отправил он в помощь осаждающим пятьсот пеших Венгерцев под начальством их Начальника Иoaннa Борнемиссы, или Берномиссы, c четырьмя большими пушками. По приходе их началось приготовление ко второму приступу в двух местах с той же стороны. Немцы пушками распространили прежний пролом, а Венгерцы открывали ceбе новый. По двухдневной стрельбе ноября 14 начат приступ. В то же время с противной стороны Фома Соланд с несколькими маркитантами и Польским Казаками для развлечения осажденных полез на Никольскую Колокольню, а снизу велел разбивать ворота, но прежде всех отогнан. Немцев и Венгерцев осажденные также не впустили в проломы. Гейденштеин говорит, что неудачу cию Pycские приписали чуду, а наши де очарованию и волшебству. Сам же он приписывает cиe небрежению и разделению сил осаждавших, и приступам не в одно время, а тем де самым дан способ осажденным совокупно отбивать каждое нападение. Но как бы то ни было, наша Псково – Печерская Летопись приписыват cие чудной помощи Божией и благоразумному распоряжению бывшего в Монастыре Засадным Головой Юрия Нечаева с 200 или 300 стрельцов, которым и беспрестанными молитвами на стенах и ревностным содействием помогали сами Монахи; даже и укрывшиеся от нашествия врагов сих в Обители женщины и дети сталкивали их со стен оружием, варили воду и лили на взлезающих; другие, заряжая пищали, подавали их ратникам. Нельзя винить и неприятелей в слабости и небрежении, потому что битва была самая кровопролитная от 10 часов утра до сумерек и осаждающие сбиты уже поздно с башен и со стен. При всем том из Монастырских людей на всех приступах ранеными и убитыми оказалось только до 40 человек. Но от cтеснения народа в Монастырских келлиях по осеннему времени много было больных. Лифляндские Летописцы сказывают, что при сем случае Монахи со стен, разговаривая с Борнемиссой, Венгерским Военачальником, укоряли его тем, что он с ратниками своими оказывает храбрость над безоружным Монастырем и Храмом Божиим; и если желают они сражаться, то шли бы ко Пскову, где найдут себе приличных сопротивников. Они даже упрекнули ему тем, что Венгерцы вероломны и в слове неустойчивы, а потому и нельзя осажденным решиться на сдачу им своей Обители. После сей вторичной неудачи, приведшей в стыд Короля Батория, Коронный его Канцлер и Великий Гетман Ян Замойский вздумал лестью преклонить Монахов к сдаче Монастыря. Он через 10 дней после приступов прислал им из Пскова Икону Благовещения Богородицы, писанную на стекле, якобы из Иерусалима полученную, с резным образцом дому Иосифова и при них увещательную грамоту²⁷, коей сперва укоряя Монахов, что они облили де Святое Место кровью, ловили и били Королевских людей, а иных и доселе у себя в Монастыре держат, воспротивились малому отряду, посланному не для разорения Монастыря и Церквей, которые Король почитает, а для того, чтоб вывести из Монастыря таких Монахов, живущих не по Христиански; потом уведомляя, что и он идет к ним с войском и пушечным снарядом, увещевает их, чтобы они сдав Монастырь, стрельцов из Монастыря выслали, или и сами со всем имуществом вышли куда хотят, либо спокойно оставались бы, но Королевских людей пленных с их имeнием сохранили бы. Иначе, писал он, не буду я виновен, что разорится все Святое место, осквернятся Святые Церкви и прольется много Христианской крови. По прочтении сей Грамоты и Монахи и ратные решились единодушно не сдавать Монастыря и защищаться до смерти. Для объявления ответа сего на Замойского грамоту, они выбрали одного Схимонаха, именем Патермуфия, который, облачась во всю схимническую свою одежду, вышел на стену и сквозь стенное окно сказал присланным о решении своей Братии; а она со стен тоже повторила криком своим и в след затем пустила выстрелы на осаждающих. Посл сего наступившие сильные морозы принудили неприятелей прекратить приступ и довольствоваться одним только непропусканием никого ни из Монастыря, ни в Монастырь до самого заключения мира; а один отряд их занял было Изборск: но там все они взяты в плен и отправлены в Москву. Пленных было Дворян 10З, а простых 60 человек, как пишет Поляк Папроцкий.

Между тем отправленное в прошлом еще лете от Царя посольство к Папе Гpuгopию XIII. было успешно, и в то самое время, когда Баторий еще из Великих Лук двинулся ко Пскову, ехал уже от Папы к Царю Иезуит Антоний Поссевин, славный в тогдашнее время успехами в Папских посольствах по разным Государствам. Он прибыл в Старицу 1581 года в августе и привез Папские грамоты Царю, Царице и Царевичам. После переговоров с Царем он отправился с доверенностью о мирных договорах к Королю Баторию под Псков и прибыл сентября в первых числах, то есть в самом первом жару осады и твердого предуверения Бaтoиeвa о несомненном успехе. А потому первые пpeдлoжeния Поссевиновы о съезде обоюдных послов для мирного договора Баторием были отринуты. Он и Гетман его Замойский слышать не хотели о какой-нибудь уступке, а особливо Лифляндии; объявили посреднику сему, что они не намерены посылать на съезд своих послов для переговоров; что не они, а Царь имеет нужду в мире; что рвения своих войск унять они не могут; что, несмотря на приближающуюся зиму, будут вовсю оную продолжать осаду Пскова; что для войска их строятся ужe дома, землянки и избы, а по взятии Пскова намерены продолжать завоевания свои внутри России; к договорам же не приступят до тех пор, пока Царь всех своих людей и войска не выведет из Лифляндских мест. Ибо в 15 таможенных городах еще оставались оные. С таким ответом Поссевин в следующем октябре месяце наступившего, (считая с сентября) 1582 года, послал известие к Царю в Старицу. По получении оного на другой же день Царь с совета окружавших его Бояр отвечал Поссевину, что он соглашается уступить Королю все Лифляндские города и местечки, но чтобы и он уступил Царю все завоеванные им pyccкие города от Двины; а для договора выслать обоюдных послов на Полоцкую дорогу между Порховом и Заволочьем в Заполоский Стан и в замирение не включать Шведского Короля. Последней статьей может быть Царь предоставлял себе время потерю Лифляндии заменить завоеванием Естляндии, а Лифляндские и Шведские Историки пишут, что оная внушена ему Иезуитом же Поссевином с согласия и Короля Польского, завидовавшего успехам оружия Шведов и неискренно соблюдавшего союз свой с ними. Неудачи под Псковом, которых и не знал Царь, а слышал даже о взятии его, как говорит Псковская Летопись, более всего преклонили Батория к согласию на переговоры, и он, думая Псков принудить к сдаче одним облежанием (осадой) и голодом, какой сам терпел, назначил пока от себя на съезд Бояр своих Стефана Зборовского Воеводу Брацлавскаго, Албрехта Радзивила, Князя Олыкского, Маршала Литовского, и переводчика Секретаря Михаила Гарабурду; а ноября 14 подписав проезжие грамоты Русским послам, оставил под Псковом Гетмана Замойского, и сам уехал для сбора новых войск, припасов и денег на Сейм в Варшаву, а за ним ушло и все охотническое Литовское войско, не обещавшись и возвращаться .

Король отправился чрез Остров и Красной город на Люцен к Динабургу, но обоз его потерпел на пути от засадных по Крепостям Русских войск, а оставшийся при Пскове его Великий Гетман Замойский с Польскими жалованными и с приведенными из-под Старицы Радзивилом войсками довольствовался только рассылкой своих отрядов около города и содержанием его в блокаде; а шестьсот Литовцев оттуда же возвратившихся выпросились квартировать по деревням около Порхова. Из Польских же волонтеров немногиe при нем остались. Осажденные между тем не переставали делать вылазки и многих побивали; а иных захватывали в плен и через них допытывались о состоянии осадных войск. Были даже и перебежчики, от неприятелей приходившие в город, но по сказанию Гейденштеина, пойманный на вылазке, а потом сказавшийся перебежчиком один Шуйского подьячий Савва Сутурма открыл также неприятелям все внутреннее состояние города и Замойский узнал от него, что если прерваны будут к осажденным все подвозы припасов и подход войск, то немногим долее Maя месяца держаться они могут, но осаждающие еще больше терпели нужды во всем. В сей крайности, по словам того же Историка, Замойский уже думал развести войска свои по городам, в Печоры, Порхов и Гдов; или если найдет в сем затруднение, то построить засеки по дорогам от сих городов и от Новгорода для засады своих войск, а самому с частью оных идти на Новгород к озеру Ильменю, к Старой Руссе и к Осташкову и разъезжать по Новгородским, Тверским и Московским волостям. Taкие намерения, хотя и неисполненные, доказывали действительную его крайность. Но он удержался еще при Пскове в облежании; а отводные свои стражи от Снетогорского Монастыря до города и верховья Псковы реки по Гдовской дороге усилил еще отрядом пехоты и малого разряда пушками, назначив дневные и ночные знаки маячные, ночью огонь, а днем флаг. 6 декабря, дабы выманить на вылазку осажденных, подпустил он под самые стены свой обоз, сделав засады в дождевых рытвенных около города ямах. Но граждане в сей праздничный день не вышли. На другой день он повторил тоже и тогда граждане выпустили конницу, которая стремясь к обозу, увидела однако же засаду и успела возвратиться в город, оставив на месте около 30 человек и в полону до 12 детей Боярских, в числе коих был знаменитый храбростью Петр Колтовский. Гейденштеин отдает в сем случае честь Русским лошадям по взгляду малым и безобразным, но быстрейшим нежели наилучшие Украинские, бывшие под Венгерскими Боярами. За сиe однако же, по свидетельству того же Историка, Шуйский взаимной засадой и вылазкой за Пековою рекою отомстил им. Сверх того и со стен большими пушками проникал он в самые их станы даже сквозь тройную ограду насыпанных коробов. Последнюю сильнейшую вылазку конными и пешими сделали граждане на самые станы неприятельские 4 января и более 80 Чиновников при оной побили, а многих в плен захватили. Но Польские Историки во всех вылазках приписывают только своим преимущество. В распоряжении сих вылазок особенно отличался мудрый Воевода Князь Иван Петрович Шуйский, на которого за то более всех злобствовали неприятели. Псковский описатель сей осады рассказывает ужасное злоухищрение их над жизнью сего Воеводы. После вышеупомянутой последней вылазки, говорит он, пришел января 9 из Литовского войска |русский полонянин и принес великий ларец. Когда впустили его в город и представили Воеводам и Боярам, тo объявил он, что тот ларец при письме прислан к Воеводе Князю Ивану Петровичу Шуйскому от Королевского Дворянина Гансумера, а по Гейденштеинову сказанию от Немца Моллера. В письме было написано, что он Ганcyмep, бывши у Государя Царя с Немчином Юрьем Франбриком (по другим с Фаренсбхом) и памятуя Царскую хлеб – соль, хочет, убивши Великого Гетмана, перебежать от неприятелей в город, и наперед себя посылает ларец с деньгами и драгоценными вещами, который просит принять до егo прихода и досмотреть одному ему наедине от прочих. Столь необыкновенная посылка и доверенность возбудила во всех подозрение. Сыскан был искусный слесарь для открытия ларя сколько можно осторожнее и далее от Воеводской избы. По вскрытии оказалось, что в оном вделаны были 24 пистолета, заряженные на все стороны и сверх их насыпано с пуд пороха. Заведенные замки привязаны были ремнем к личинке ларца, к которой одним неосторожным прикосновением спустились бы курки и последовал бы выстрел. Таким образом Бог избавил и Воеводу и других от неприятельского злоумышления. О сем злоумышлении не замалчивают и Польские Историки. Выдумку сего ящика приписывают они одному артиллерийскому Офицеру Остромецкому. Ящик сей, говорят они был о 12 пистолетах и послан к Шуйскому в отмщение за его вероломное нападение на Польских Чиновников при мирных переговорах о погребении убитых за стенами Псковичей при вылазке, и что будто Воевода Андрей Хворостинин по приказанию Шуйского захотел открыть сей ящик и при вспышке пороха убит с некоторыми окружавшими его Чиновниками, а с дома того и кровля взорвана.

Между тем по пересылке взаимных охранных проезжих грамот послам для договоров о мире, прибыли в назначенное место в начале декабря и Царские послы, Дворянин и Кашинский Наместник Князь Димитрий Петрович Елецкой, Дворянин и Козельский Наместник Роман Василъевич Олферьев и Дьяк Николай Басенок Верещагин²⁸. Посредником же между двусторонними послами был вышеупомянутый Папский посланник Иезуит Антоний Поссевин. Но поскольку назначенное для съезда место, Запольский стан, Казаками тогда был большей частью выжжен, то и не могли все в оном поместиться. И так остались там только Pyccкиe; Польские же послы остановились в селе Пожеревище, оттуда в 15 верстах, а Поссевин в деревне Киверове Горке, где и первый съезд их был 15 декабря . По двадцати съездах и по многих переговорах и спорах об Императорском Цесарском и Царском титуле²⁹, об уступке Лифляндских городов, о возвращении завоеванных Русских, о размене пленных и проч. Наконец 15 января 1582 года подисано было пepeмиpиe на 10 лет; уступлены Польскому Королю все Лифляндские города и Замки числом 34, а по сказанию Гейденштеина только 18, в том числе Дерпт, 24 года бывший в полном владении Российском и одними Русскими уже населенный, хотя Царь возвратить его весьма не хотел, и соглашался лучше уступить Великие Луки, Заволочье и другие некоторые города; положено, выпустить, из всех Лифляндских мест Русских жильцов, Церковные утвари, Духовенство и артиллерию; в прибавок тому отдать Польше Торопец к Смоленску, а Полоцк и Велиж к Литве. С своей стороны Польские послы согласились возвратить России все завоеванные города от Невеля и Великих Лук до Пскова и Новгорода. О Лифляндскихъ, пленниках, коих в России было множество из знатных, ничего не положено, либо потому, что Царь надеялся через них со временем опять иметь влияние на Лифляндию, либо, как Лифляндские Историки пишут, потому, что Польский Король хотел разделить сию Область в поместья своим племянникам и служащим у него Венгерцам; a Поссевин не счел де за нужное ходатайствовать за Лифляндских Лютеран. По сей причине почти все сии Пленники остались в России, а многие и к Грекороссийской Церкви обратилась. Уже Царь Борис Годунов при вступлении на Престол всех их отпустил с наградой. Шведский Король выключен был из мирного договора и даже, как пишет Далин, в мирных между Россией и Польшей статьях положено: ,,Нарве оставаться за тем, кто прежде оную отымет у Шведов и потом наилучше защищать возможет, против кого бы то ни было, не нарушая однако тем мира.” Польскиe Историки cчитают в cию войну потерю России убитыми якобы до З00 тысяч человек и пленными до 40 тысяч. Но их столько и во всех завоеванных местах едва ли было. Столь же ложно их сказание, что будто они тогда завоевали Pyccкиe города от Стародуба до Чернигова, от Двины до Старицы и от Новгорода до Ладожского озера.

Таким образом Псков освободился от пятимесячной теснейшей осады, во время коей вытерпел он 231 приступ и сам сделал 47, а по другим известиям 77 вылазок на неприятелей, которые и во время переговоров не преставали беспокоить осажденных. Весть о заключении мира, привезена во Псков 17 января из неприятельского стана от Спасского Монастыря, что на Промежице, Боярским сыном Александром Хрущовым, отправленным от Посольского съезда, и обрадовала несказанно всех граждан: а народ на плечах своих носил вестника по всему городу. Но неприятельские войска и после заключения мира стояли еще в лагерях до 4 февраля и не прежде б числа вышли в Лифляндию через Нейгаузен к Дерпту, который и заняли 24 числа. Гейденштеин описывает, с какой жалостью Pyccкиe оставляли сей город и с каким рыданием и криком наипаче женщины на кладбищах прощались с погребенными там родителями, мужьями и детьми. После Дерпта Поляки захватили несколько городов и Крепостей и от Шведов, которые на ту пору не хотели им противиться, не кончив еще войны своей с Poccиeй, и обратились более в Финляндию на Российские границы к Нотенбургу или Орешку. Царь, по-видимому, также хотел продолжать с ним войну, но вслед за тем начавшиеся набеги с южной стороны от Крымских, Казанских и Астраханских Татар заставили его послать и к Шведскому Королю предложение о заключении мира, и на съезде 9 мaя 1565 года на устье реки Плюсы сперва заключено было пepeмиpиe с 2б мaя на 2 месяца, а по истечении оного августа 10 на три года, с уступкой Шведам всего ими в Естляндии завоеванного, и даже с Нарвой, Ивангородом, Ямой, Копорьем и частью Ингрии. Все пленные были разменены взаимно, и восстановлена между обоими Государствами торговля, которая однако же была более полезна Шведам, нежели Псковичам, лишенным уже не только приморских, но и речных пристаней, а сверх того стесненным некоторым образом и в Новгороде. Потому что в 1586 году при отдаче Новгородских гостинных дворов на откуп, запрещено было им, как и прочим иного родным купцам становиться на своих подворьях и торговать прямо с возов, а все товары складывать велено в Новгородских гостиных дворах и платить постоялое. В следующем году там же отданы на откуп весы и меры, что также стесняло торговлю.

По истечении перемирия со Шведами оно заключено еще на 4 года на том же основании, но по свидетельству Кихеля, в cиe время торговать во Пскове дозволялось только Немцам и Агличанам; а по прошествии второго перемирия с января 1590 началась опять война, в коей Ямбург, Ивангород и Копорье взяты обратно Россиянами, а потом заключено опять перемирие на год. После опять открылись неприятельские действия, при коих Шведы напали на Псковскую Область, разорили и выжгли Печерский Монастырь и Братию побили, а также и в открытых сражениях имели несколько удач. Но все cиe прекращено смертью Шведского Короля Иоанна и опять заключено перемиpиe на три года, потом 18 мaя 1595 года совершенный мир, по коему за Рoccией с Естляндской стороны осталась вся Ингрия, а от Финляндии Кексгольм; Шведам же уступлена была Нарва и вся Естляндия, с договором однако же, чтобы Россиянам торговать там и с обеих сторон иметь свободный пропуск; также взаимно помогать в случае кораблекрушений; а во Пскове, у которых Шведских Kyпцов прежде были дворы и дома, оные со всеми принадлежностями велено было им возвратить для складки товаров. Таким образом опять оживилacь Псковская торговля, в которой и Англичане и Ганзейские города по прежнему пожелали взять участие. Самая Лифляндия сему обрадовалась; ибо и ее торги остановились. В 1559 году Немецким купцам Игнатию Поперзаку и Андрею Buтту дана привилегия торговать во Пскове и в других городах безпошлинно, и с того же года по просьбе Города Любека Царь Борис Годунов дозволил Любчанам торговлю со всей Poccиeй через Ивангород, Псков и Новгород. С тех пор Любские купцы начали приплывать прямо к Ингерманландским берегам, а с 1603 года заняли во Пскове старый свой гостинный двор на Завеличье со всеми прежними правами и вольностями и с дозволением отправлять им даже свое Богослужение в дворовой Церкви. Но воспоследовавшие вскоре за тем в Российском Правлении перевороты и замешательства заставили и их удалиться.

____________