Глава четвертая
Целесообразность б) в органическом мире бб) растений и животных. – Характерная особенность всех организмов. – Чудо жизни, – Происхождение растений из первоначальных клеточек. – Целесообразность в устроении растении. – Целесообразность в происхождении и развитии животных организмов. – Их саморегулирование. – Свидетельство современных естествоиспытателей. – Инстинкт животных. – Отличие его от человеческого разума. – Происхождение инстинкта. – Человеческий организм. – Образование и целесообразное строение организма. – Творческий принцип.
Органический мир и форма организма представляют собою область всецелого господства цели. «Целестремление» в природе приписывается, обыкновенно, живым существам, и в этом стремлении к цели, думают, находится один из общих признаков, отличающих органические существа от неорганических. С этим можно согласиться, поскольку в царстве жизни повсюду заметно деятельное, инстинктивное стремление к цели, в отличие от чисто-пассивной целесообразности.
Характерная особенность всех без исключения организмов состоит, именно, в какой-либо форме целесообразности, в том, что, начиная с «монер» и до образования человеческого тела, каждая частичка и самый ничтожный, повидимому, членик образован не только в соотношении с другим, но еще и в рассчете на это другое, на такое «нечто», которое отдельному члену, как, именно, таковому, неведомо; часто является для него совершенно побочным и внешним по отношению к следующему. Цель, к которой стремится каждый «организованный» атом, состоит не в одной только такой форме, которая является суммою из бесчисленных материальных элементов, но в совершенно определенной форме, находящейся за пределами всех физических и химических форм, пользующейся теми формами, как материалом, и, затем, в способности к бесконечным видоизменениям и действиям, с сохранением в неприкосновенности основной формы. В этом и состоит «цель», к которой стремится с полным запасом своих сил каждый «организованный» атом. Для известной, именно, цели он трудится, эту цель он преследует и в своем месте непременно должен ее достигнуть. Жить, поддерживать свою жизнь, продолжать жизнь – в этих трех положениях, указывающих на имманентные и преходящие цели бытия каждого живого существа, заключаются все процессы, известные под именем жизненных явлений. То правда, что они суть действия физических причин; но они же, именно, производят нечто существенно-отличное от физической и химической причинности и вызываются к действию, именно, этим мало-по-малу образующимся нечто. В царстве органической жизни решительно невозможно понять номологическое «как» без телеологического «зачем». Онтологическая обусловленность, номологическая упорядоченность и телеологическая определенность, соединенные в едином, – вот чем образуется организм. Организм есть понятие сложной субстанции, осуществляющей определенную цель. Последняя приноровляет к себе материю, напечатлевает, в качестве образующего начала, специфический характер на форме материи, который определяет органическую материю тела и проявления ее, – то, что мы называем жизненными явлениями. Формующий и сохраняющий принцип организмов может быть назван, вообще, жизненною силою и основу своего бытия имеет в неделимой субстанции.
Форма организмов дана также не совне, но производится извнутри: она является в виде определенной целью массы предмета, как симметрия его сущности. Так, органическое является символическим, причем внутренняя идея цели, сообразующая каждую отдельную часть с целым, проявляется совне в известной форме. Именно здесь, как. в своем источнике, могла быть найдена и опознана мыслящим духом идея достоинства и красоты сущего.
Из вышесказанного следует, что не так-то легко говорить об органическом без ясной или бессознательно-пролептической идеи цели. Последняя, как нечто трансцендентное, содержится уже в представлении о механизме и, следовательно, тем более содержится в идее организма.
Если уже бытие и действие простых физических элементов необъяснимо без признания присущего им целестремления, то еще менее допустимо такое объяснение по отношению к чуду жизни. Решительно немыслимо и невозможно допустить, чтобы органическое существо, пусть оно будет самого простого сложения, образовалось из случайной комбинации механических частиц. Даже, если бы мог произойти такой случай, что хотя бы только однажды произошло требуемое, именно, смешение элементов, каким является оно в организме, вместе с соответствующим строением, то все-таки такой конгломерат был бы бесконечно далеким от субстанциального равенства с существами животного или растительного царства. В противном случае, мертвый организм скорее всего должен был бы, благодаря тому же счастливому случаю, иметь шансы на повторное химическое сочетание составляющих его элементов, для начатия нового жизненного процесса. Однако, естественная история ничего не знает о таком чуде. Именно, смерть служит неотразимым доказательством того, что в органическом теле живет и действует особое, существенно отличное от механической материи, целестремящееся начало. Из постоянно наблюдаемого разрушения организмов очевидно, что жизненная сила напрягается для того, чтобы элементарную материю заставить служить особым образовательным целям и держать ее в известном подчинении, что, наоборот, свойства элементов оказывают известное сопротивление названной силе, которое последняя должна постоянно преодолевать и фактически преодолевает до тех пор, пока сама в смерти не становится жертвой борьбы с элементами. Если бы живущая и действующая в организме энергия была свойственна материи, как таковой, тогда смерть и разложение организмов представлялись бы необъяснимою загадкой. Пусть последователи механической теории прежде постараются устранить из мира этот страшный факт смерти, если им угодно оправдать свое мировоззрение. Ибо что может означать разложение и смерть при естественно-необходимых и непрерывных самоусовершении и эволюции мировой жизни с относящимися до нее органическими существами?
Что в организме выступает новый деятельный принцип, это доказывается целым устроением жизни органических существ и отношением их к внешнему миру. В то время, как в неорганической материи деятельно заявляет о себе стремление-сообщить свое собственное состояние окружающим существам посредством «actio transiens», в организме проявляется противоположная тенденция, а именно к внешней замкнутости и к средоточию деятельности внутри самого организма. Эта имманентная деятельность живого существа имеет ближайшей целью созидание и раскрытие своего собственного бытия из оплодотворенной клеточки, затем, поддержание существования и восполнение всяких потерь посредством питания, врачевание и возмещение причиненного вреда и увечья и, наконец, увековечение бытия в роде приумножением потомства.
В элементарной материи мы находим повсюду одинаковое распределение частиц ее одной рядом с другой; в организме, наоборот, не встречается такого однообразия, а сплошь наблюдается искуснейшее расчленение и различие отдельных частей.
Простая клеточка составляет первообразную форму и краеугольный камень всех растительных и животных существ. Закон образования клеточки – это та основная творческая мысль, которая проникает весь органический мир. Царство растений, начиная с микроскопической нитчатки до гигантской калифорнийской ели, имеющей в диаметре до 30, а в вышину до 300 фут, словом, все неисчерпаемое разнообразие многих тысяч видов растений, произрастающих теперь на земле, состоит из микроскопических клеточек. На степени развития, оплодотворения, расположения и вида клеточек основывается высшее и низшее развитие растений.
Простейшие растения состоят из одной только клеточки, которая, как особый живой организм, принимает пищу, чтобы переработать ее для своего роста и размножения. Примером тому могут служить: пыльные грибы, снежные плевела, одноклетчатые нитчаткии др. Клеточки одноклетчатых плевел, из группы Caulerpeae, более клеточек всех остальных известных растений; они достигают длины от 1 дюйма до 1 фута. Такая клеточка расширяется, разветвляется, часто принимает вид листа и размножается посредством молодых клеточек.
Различные виды клеточек – не случайны; напротив, все они вернейшим образом определены свойственным каждому роду растений жизненным законом и самым точным образом согласованы с назначением различных органов растений, так что, по своеобразной форме клеточки, почти всегда можно под микроскопом определить род и часть растения, к которому она принадлежит. – Как по своему вещественному составу, так и по своей форме и отношениям своим к соседним клеточкам, каждая клеточка удивительнейшим образом устроена для общей цели всех различных жизненных отправлений тела растения. Такая целесообразность в плане образования клеточек становится особенно очевидной при рассмотрении происхождения и роста клеточки и организма тела растения.
Жизненная деятельность клеточек способствует обмену материи, образующему питательный сок для построения тела растения. Между тем, как питательное вещество проникает нежную клетчатую оболочку, в клеточке происходит удивительное течение, представляющее под микроскопом в высшей степени привлекательное зрелище. Клетчатая кровь (протоплазма) вращается, протекая от сердца-ядра к стенкам и оттуда обратно к сердцу. Клеточное ядро мало-по-малу подвигается к стенке, и кровь разделяется на множество маленьких сетчатообразных токов, которые каждое мгновение изменяют свое положение.
С каким поразительным искусством устроено это царство клеточек! Человек-строитель сооружает свое здание механически-тем, что связывает снаружи мертвые камни; но произведения природы устроены на бесконечно умнейшем и гениальнейшем основании из «живых камней», которые растут извнутри, размножаются, увеличиваются и образуются как бы сами собою, по творческой мысли, лежащей в основании каждого отдельного рода растений. Каждая живая растительная клеточка при достаточной пище в состоянии образовывать в себе молодые клеточки, которые своим размножением и развитием содействуют росту растения.
Если мы обратим внимание на происхождение молодых клеточек растения, то увидим, что жидкое содержимое, кровь сердца основной клеточки, свертывается в маленькие ядрышки, между тем как первичный мешок материнской клеточки отделяется от клетчатой оболочки, выгибается внутрь, чтобы опутать деток нежными пеленами. Таким образом, материнская клеточка приготовляет из своей же крови молодое сердце для каждой из своих новорожденных дочерей, а из своей жизненной сердцевины – новое одеяние, и жертвует в этом служении любви своей собственной жизнью, потому что сама она растрескивается для того, чтобы дети могли занять ее место, развиться, потом возобновиться подобным же образом и передать свою жизненную сердцевину своему потомству, чтоб осуществить лежащую в основе их вида целевую мысль.
Дойдя до известного возраста, животное уже более не растет, растение же, напротив, всю свою жизнь образует новые части и до смерти накопляет в своем теле, как бы в какой сокровищнице, новое строительное вещество. Это в особенности происходит с кустарниками и деревьями, противостоящими бурям в течение столетий и тысячелетий, чтобы все более развивать строй своих членов из биллионов неделимых, по основному плану их рода.
Для продолжительного сопротивления стихиям дерево нуждается в более прочном строении, чем недолговечная плесень. В экономии природы превосходно предусмотрена эта нужда. Дерево так уплотняет внутреннюю одежду клеточек, которые должны образовать ствол и ветви в древесное вещество, что клеточки внутри ствола уже более не размножаются и не расходятся, а служат целому носильщиками, запасными складами и рабочими членами царства клеточек.
Росту двусемянных деревьев преимущественно содействуют молодые слои клеточек между заболонью и лубом, так что эти слои образуют ежегодно по кольцу (концентрическому кругу) и, развившись до древесинных клеточек, утолщают ствол. Как только питательная жидкость, весною и летом, вследствие волосности и эндосмоса, проникает от корня в ствол, и все жизненные органы будут насыщены и напитаны ею, клеточки переработывают принятые вещества в образовательный сок, который тогда опять спускается сверху до корня, в виде липкой жидкости, чтобы размножить клеточки заболони и образовать новое годичное кольцо.
Вследствие движения соков, клеточки, которые должны образовать сосуды и сосудистые пучки, мало-по-малу удлинняются. Таким образом, на внутренней стороне луба, вокруг ствола, ежегодно является новый слой сосудистых пучков, образующих заболонь, между тем как клеточки более старой заболони уплотняются в древесинные клеточки. Зимой образование древесины прекращается, отчего и происходят в деревьях умеренных поясов годичные кольца, показывающие число лет дерева.
Там, где жизненная цель растения требует особенной прочности клеточек, стенки их утолщаются отложением клеточного сока. Это отложение делается твердым, как рог, но так, однако, что всегда остаются открытыми многочисленные соединительные пути, совершенно соразмерные таким же путям в соседних клеточках, для того, чтобы течение соков и обмен веществ, посредством тонкой оболочки клеточки, были постоянно возможны. Из простого основания клеточки развивается бесконечное разнообразие клеточных тканей и сосудов. Клеточки должны принимать вид и группироваться сообразно с особенным назначением различных органов растения; здесь они должны быть волокнистыми и лубными тканями, там – спиральными, кольчатыми, сетчатыми и поровыми, далее – клеточками сердцевины, древесины, заболони, коры, пробки и кожи. Все члены и органы тела растения имеют свою определенную задачу питания, поддержания и размножения особых родов и видов, начиная с зарождающегося семени до корня, ствола, листьев, цветов и плодов.
Особенно замечателен и заслуживает внимания тот факт, что миллионы нежных клеточек растения, подобно различным рабочим общей мастерской, содействуют друг другу, под высшим главным управлением, чтобы своим ростом, формами и группировкой осуществить основную идею растительного организма. Строение растения состоит из веществ, которые оно не находит готовыми в своем питательном соке, а должно большей частью само приготовлять себе из неорганических веществ. Для этой цели растительные клеточки наделены удивительною способностью разлагать свои питательные вещества, наприм., углекислоту, воду, аммиак, щелочи, соли и др. и превращать их в растительные вещества, которых, несмотря на все свое химическое искусство, человек воспроизвести не может. Смотря по назначению различных органов растения, жизненная деятельность клеточек приготовляет из принятого питательного сока соответственные цели вещества и отлагает их, подобно рассудительному строителю, на тех, именно, местах, где они должны служить жизненной цели растения: древесину – в годичных кольцах ствола и ветвей, растительную белковину и крахмал – в сердцевинных клеточках, зеленое вещество-в тканях листьев и молодой коры, воск – на нежном покрове листьев, чтобы защитить их от разрушительного действия сырости, смолу или пробку – на местах, где растение ранено, чтобы отстранением воздуха и воды содействовать его излечению, великолепные красильные и пахучие вещества – в венчиках цветов и т. д. Новейшая химия знакомит нас со многими сотнями родов растительных кислот, солей и летучих масел, и каждое из этих тел приготовлено пропорциональным, согласным с законами, смешением для известной цели жизни растения.
Ни один орган тела растения не случаен и не бесцелен, но все органы дополняются и обусловливаются одни другими, потому что, как члены одного и того же хозяйства, они связаны между собою, чтобы, служа друг другу, вместе поддерживать и жизнь целого. Так, наприм., чешуйчатые листья у луковицы тюльпана являются первыми защитниками молодого растения, которое охраняют в глубине своей груди и вместе с тем служат как бы запасными магазинами питательных веществ, необходимых для развития стебля, цветка и плода. Эти листья тюльпана действуют долгое время даже после образования семени, чтобы приготовить для растения запас питательного вещества на будущий год и накоплять его в луковичном покрове. Корень высшего растения, предназначенный для принятия пищи, стремится при всяких обстоятельствах, даже еще в зародыше, вниз, в землю, где он может найти пищу, между тем как та часть семенного зародыша, из которого должен развиться стебель и цветочный венчик, наперекор силе тяготения, без устали стремится вверх, к воздуху и свету, которые необходимы для развития растения.
Если прикрепить, наприм., пускающее ростки семя к горизонтальному водяному колесу, которое непрерывно вращается, то росток стебля правильно направится к оси, чтобы на неподвижной линии оси пустить вверх свои зеленеющие побеги. Росток корня, напротив, растет в направлении окружности круга, чтобы каким бы то ни было образом достичь до земли. Главное направление корня в почве также правильно, смотря по требованию известного растения, то отвесно вниз, как, наприм., корень желтой репы, то горизонтально в сторону, как у ясенца, то в виде латинского S, как у змеиного корня. Не общая сила тяготения заставляет корень идти вниз, потому что и росток стебля, направляющийся кверху, подвержен этой же силе, а, напротив, сила жизненного плана, правящего растением, определенная постановка цели творческой мысли, – вот, что представляется нам в этом факте. Некоторые растения пускают корни даже в воздухе, чтобы принимать из него пищу. Банановые деревья, в Индии, опускают новые корни с каждой ветви главного ствола, которые мало-по-малу крепнут и принимают вид колоннообразных подпор, так что одно дерево образует часто большой натуральный храм, зеленый купол которого покоится на нескольких сотнях колонн. Одно из этих замечательных дерев некогда доставило желанное убежище для целого отряда войск Александра Великого.
Ствол – это орган, служащий проводником поднимающихся и опускающихся соков, естественный насос, рассчитанный так искусно по законам физики, что весенний сок всходит по нем с необыкновенной силой. Организация ствола приспособлена до того замечательно, что сок в нем не только подымается вверх, как в механическом насосе, но в то же время течет и по горизонтальному направлению, и вниз, чтобы, как в хорошо устроенном хозяйстве, питать части растения по мере надобности. Из этого мы видим, что здесь выступает как восходящее, так и нисходящее движение соков по всем клеточкам растительного тела, причем все физические и химические силы вещества: свет, теплота, давление воздуха, испарение, законы эндосмоса и волосности и пр., как помощники, должны действовать вместе и гармонически, чтобы привести в равновесие физическое и химическое противоположение жидкостей в верхних и нижних частях растения. Совершенное равновесие никогда, однако, не устанавливается, пока растение вдыхает и испаряет. Жизнь растения в том и заключается, чтобы совместным действием противоположений осуществлять свое предназначение.
Те стебли растений, которые слишком слабы для того, чтобы держаться вертикально, находят тем не менее средства и пути, чтобы поднять свои цветочные венчики выше других растений и приветствовать животворный свет солнца. Не случайно обвивается растение по тому или другому направлению: напротив, у большей части вьющихся растений направление не зависит от внешних влияний и остается неизменным, смотря по положению солнца и местонахождению растения. Хмель, наприм., вьется всегда вправо, а бобы, наоборот, влево около своей опоры. Если же не находят последней, то все-таки вьются, по свойственному им направлению, около некоторой идеальной оси, или же несколько стеблей увиваются друг около друга и служат взаимной опорой.
Для чего, спрашивается, плющ получил тискообразные корни? К чему гороху и виноградной лозе даны клещеобразные усики? В этих фактах мы находим не бесцельное, случайное действие веса, температуры, химического сродства, сцепления или какой-либо атомической силы, а господство и управление всеми этими силами для осуществления предназначенной растению цели. Равным образом, и в устройстве членов растительного организма господствует не случайность, а сообразованный с целью всепроникающий закон образования. Форма и положение листьев также не случайны, но устроены по соответственной каждому виду растения мысли.
Особенная жизненная идея, заложенная в семени каждого растения, производит решительное влияние на все будущее развитие растения. Вещества земли предлагают средства, а физические законы и силы представляют орудия и помощников в деле осуществления предназначенной цели. Химическое искусство может разложить семя на его составные элементы и определить их количество, меру и вес; но ему никогда не удастся ни узнать, ни воспроизвести жизненной способности зародыша и идеи, которая дает образ, и по которой созидается и слагается устройство тела растения, как особи, по виду, роду и разряду. Как радиусы круга направлены к своему центру, так и все моменты развития, все формы и образы растительного организма указывают нам на цель бытия его – осуществление идеи жизни в постоянно обновляющихся формах (см. «Космос» А Н. Бенера. Пер. с нем. Спб. 1871. Кн. VI, стр. 1–130).
Как только мы встречаемся с «органическим соединением», пишет знаменитый Секки, так выступает в свет совершенно новый элемент. Особенное начало, отличающее организм от других существ, состоит в «стремлении к определенной цели». «Какой бы ни держаться теории в законе изменения неорганических тел, – никто, не отказываясь от своего разума, не может смешать неорганические тела с органическими и развитие одних классов с развитием других». Почему же нет? В чем, именно, состоит отличительный критерий, которым все определяется? «Допустим, что для тел первого класса можно было бы признать математическую, свойственную материи, необходимость развития; все-таки, во втором отделении, невозможно было бы обойтись без упорядочивающей воли, без особой причины, отличной от чистой материи и чисто механического движения. Ибо кто говорит об организме, тот вместе говорит и о целесообразности» (Secchi Р. Angelo, Die Grösse der Schöpfung. Aus d. Italien. ubertr. Leipz. 1883. S. 38–39).
Вещества сами по себе не знают никакой степени развития, никакой формы живой особи. Дать форму веществу должна какая-либо жизненная причина, душа, какой-либо целеполагающий дух, который, как самодвигатель, созидает члены тела извнутри наружу, располагает и распределяет прилив и отлив веществ, соответственно жизненной цели. -Каждое жизненное телостроение развивается не из многих начальных точек и не как машина, не механическим приспособлением махового колеса извне, но, как самодвигатель, из внутреннего единства существа, возникая в микроскопическом пузырьке, заложенная в котором целестремящаяся идея возбуждает телесный обмен веществ, заправляет им и устрояет его для будущего.
Единство зародышной точки в высиженном яйце содержит в себе идею будущего тела; все другие составные части яйца предназначены только для питания зародыша. С жизненной точки начинается сердцебиение будущего творения, – сердцебиение, которое возбуждает принятие и отделение веществ и, разделением зародыша, производит из единства парные члены. Это произрастание разнообразных членов из единства первоначального безобразного зародыша указывает на единство производящего жизненного основания.
При возникновении и развитии живого существа не части образуют целое, а, наоборот, целое, по идее существующее прежде частей, образует эти последние и наблюдает за исполнением долженствующего осуществиться плана, между тем как каждая отдельная часть образуется в строжайшем подчинении целому. Τό γάρ ολον πρότερον άναγκαΐον είναι του μέρουσ, замечает по поводу этого Аристотель (Polit. I, 1). Глаз образован из целого, как необходимый, служащий целому, орган, равно и части глаза, в свою очередь, возникли из назначения целого зрительного органа. Так, в самом деле, по справедливому замечанию Шопенгауера, всякое существо состоит пред самим собой в качестве своего собственного произведения. В течение этого образовательного процесса из бесчисленных и безразлично самих по себе возможных путей развития пролагается и, несмотря на всевозможные уклонения и препятствия, последовательно удерживается тот, именно, путь, который ведет к выражению специфического типа. На каждой ступени развития объявляются такие органы и состояния, которые не имеют никакого значения для настоящего и оказываются целесообразными только для будущего. С особою ясностью такое явление обнаруживается в метаморфозах насекомых. Что пользы, наприм., рождающейся гусенице в яичке в твердом жевательном орудии? Что делает куколка с предназначенной для сосания трубочкой и с крылышками? Также в эмбриональном состоянии позвоночных животных глаза, уши и другие органы образуются в такое время, когда они являются совершенно бесцельными для возникающих существ. Именно, это постоянное предуказание будущего, повсюду выражающееся в таких образовательных процессах, служит неопровержимым доказательством наличности цели.
Как это происходит в самом деле, что глаза образуются не на всем теле, и почему, именно, два- на передней части головы и притом симметрично расположенные? Не значит ли это отрицать самоочевидные факты и ниспровергать все мироздание, когда материализм, вопреки всему этому, утверждает, что у нас есть глаза не для того, чтобы видеть, но мы видим потому, что у нас совершенно случайно образовались глаза? При этом получает чрезвычайно важное значение и делает абсолютно невозможным допущение слепого случая то обстоятельство, что эта, устремленная в будущее, эволюция происходит не один только или несколько раз, но повторяется в миллионах и в биллионах случаев с хронометрической правильностью. Редко встречающиеся исключения из такого закономерного развития, известные под именем уродства, могут служить только к тем большему подтверждению факта целестремления, ибо о таких уродствах не могло бы быть никакой речи, когда бы целесообразное развитие не было правилом.
Питание организма, затем, есть собственно не что иное, как непрерывное и направленное к известной цели преобразование себя самого. Кратко, взятый в целом, жизненный процесс является с самоочевидной ясностью делом целестремящихся принципов. При всем том, что проявляется в живом существе, если мы на этот счет задаемся каким-либо объяснением, то почти исключительно должны довольствоваться ответом на вопрос о цели вещей, а что касается вопроса: откуда, то мы или мало что можем, или совсем не в состоянии ответить на него. Мы видим цель глаза, уха и т. д., но мы не знаем, как произошли эти органы. Несомненно, что во всех жизненных функциях принимали деятельное участие и механические причины: вошедшие в живые тела элементы, и в таком соединении удержали за собой свои первоначальные силы; но их действия здесь поставлены в услужение и руководство высшего жизненного принципа. Справедливо поэтому целестремление некоторыми (ф.-Бэром) называется всеобщим характером жизненного процесса.
Каждому организму, как известно, присуща способность поддерживать целостность своей природы и вносить в эту природу те или другие поправки, когда последний претерпевает изъяны, повреждения и пр. Способность эта, известная под именем саморегулирования, особенно резко выступает в явлениях восстановления организмом утраченных частей и среди низших форм органического мира достигает особенно высокого развития.
Исследование относящихся сюда явлений представляет глубокий биологический интерес, и в новейшее время эти исследования обогатились целым рядом замечательных фактов, замечательных, именно, по своей удивительной целесообразности. Особенного внимания заслуживают некоторые поразительные примеры, собранные недавно профессором Франсэ.
Известно уже давно, что у всех или, по крайней мере, у большинства низших организмов легко восстановляются различные органы: не только конечности, но и голова, если эти органы будут, например, отрезаны. Небольшого болотного червя, планария, можно разрезать на три части, и из каждой части развиваются новые, не достающие для восстановления целого организма. Оказывается, что вот эта, именно, способность восстановления утраченных частей обнаруживается с такой необычайной целесообразностью, для истолкования которой одной живучести организма совсем недостаточно. Рядом опытов установлено, наприм., что для восстановления вырезанной группы клеток, части органа или всего органа необходимо, чтобы оставшиеся образовательные участки переместили свое положение, нашли соответствующее место для заполнения утерянной группы клеток, иначе легко может получиться уродство. И клетки или группы клеток, действительно, смещаются, меняют свое положение, словно они знают, где именно и в каком направлении должны проявить свою образовательную деятельность для того, чтобы восстановить утерянный орган.
Вот один из замечательных примеров, приводимых Риттером и Тонгдоном. У червя-стеностомы, после перерезки его на несколько частей, нервные головные узлы покинули свое прежнее место, где, вследствие рассечения организма, они теряли свое значение и передвинулись на новое место, где должны были находиться при новом распределении остальных органов.
Еще более замечательный пример представляют опыты Вольфа, указывающие вместе с тем на выдающуюся роль в рассматриваемом явлении белых кровяных телец (лейкоцитов или фагоцитов). Опыты свои Вольф производил над личинками и молодыми экземплярами небольшой черной саламандры. Опыт состоял в удалении хрусталика глаза. Спустя некоторое время удаленный хрусталик замещался новым, и вот тут-то обнаружилось замечательное явление: прежде всего нужно было уничтожить красящее вещество радужной оболочки и превратить ее в то начальное, зародышевое, эмбриональное состояние, без которого было бы невозможно деление клеток, необходимое для образования нового хрусталика. И что же обнаруживает наблюдение, притом не единичного опыта, а повторенного до ста раз на различных экземплярах? Наблюдение показывает, что такая подготовительная работа, действительно, происходит, и что она совершается белыми кровяными тельцами, фагоцитами. По истечении нескольких недель с момента удаления хрусталика, в участке радужной оболочки появляется масса белых кровяных шариков, которые поедают красящее вещество оболочки и превращают ее в начальное, зачаточное состояние. Тогда на подготовленной таким образом почве, притом, именно, в верхнем крае радужной оболочки, наступает усиленное деление клеток, совершенно так, как при обычном ходе развития глаза, и в результате появляется новый хрусталик.
Само по себе это интересное явление дополняется последующей работой еще более замечательной. Дело вот в чем. Когда глаз развивается обычным путем, постепенно во всех своих частях, то хрусталик отделяется от дающей ему начало радужной оболочки очень рано, прежде чем достигнет своей натуральной величины. Теперь допустим на минуту, что и при вторичном образовании хрусталика он отделялся бы от радужной оболочки также рано. Строго говоря, это, именно, и следовало бы допустить, раз, при вторичном образовании хрусталика, последний в точности следует ходу эмбрионального развития. На самом же деле происходит совершенно иное. Весь дальнейший ход эмбрионального развития здесь резко изменяется.
В сформировавшемся уже глазу имеется, как известно, глазная полость. Таким образом, если бы вновь образующийся хрусталик отделился от радужной оболочки в самом начале, как при нормальном развитии, когда к этому времени нет еще данной полости, то он провалился бы через отверстие зрачка в глазную полость и, стало быть, не мог бы выполнять своего назначения. Другими словами, вторичное образование хрусталика не достигало бы своей цели. И вот, чтобы ничего подобного не случилось, хрусталик отделяется от радужной оболочки много позже, именно, когда достигнет такой величины, что совершенно заполняет собою отверстие зрачка.
Ни один эмбриолог не мог бы предположить самой возможности подобного явления, так как она совершенно нарушает обычный ход зародышевого развития. И тем не менее такое нарушение – факт, точно установленный, и оно совершается образовательными клетками организма в том исключительном случае, когда это требуется для целей организма. Не ясно ли, что в самых образовательных клетках заложена удивительная способность изменять, когда это требуется обстоятельствами, весь ход обычного нормального развития, другими словами, делать выбор, а не повиноваться слепо, автоматически, раз установившемуся ходу развития. Еще одно обстоятельство: выше было замечено, что в образовании хрусталика принимает участие, именно, верхний край радужной оболочки? Почему же непременно верхний край? Дело в том, что и с анатомической точки зрения, и с точки зрения законов оптики, если бы хрусталик начал развиваться с какого-нибудь другого края радужной оболочки (под влиянием слепой случайности), то он никогда не мог бы принять такого правильного положения, которое необходимо, чтобы световые лучи надлежаще действовали на сетчатую оболочку глаза.
В виду этих замечательных явлений, необходимо согласиться с Вольфом, что механически в этих процессах решительно ничего не поддается объяснению; одно несомненно – их поразительная целесообразность (см. стат. г. Эльпе в «Н. Вр.» 1904 г. № 10320).
Следующим доказательством в пользу нахождения целепричин в природе служит врожденный всем животным инстинкт. При удовлетворении своих потребностей последние проявляют особенную, в высшей степени замечательную, граничащую с каким-то ясновидением, находчивость или изобретательность. С абсолютной верностью они разрешают такие затруднительнейшие проблемы, которые, подчас, могли бы поставить в безвыходное положение даже самый высокий человеческий ум. И, однако же, животные не могут сознательно отнестись к лежащей часто в большой отдаленности и только в будущем имеющей осуществиться цели своих действий: какая-то, в своем роде высокоразвитая, притягательная сила, очевидно, руководит их действиями. Правда, посредством чувственных восприятий, а также причинением удовольствия или страдания конкретным образом можно до некоторой степени, приблизить к догадке животных мотивы их действий, заключающиеся в достижении их индивидуальных и родовых целей; но одни эти аффекты и чувствования не разъясняют загадки поведения их, ибо, по словам Гартмана, «в инстинкте то, именно, является великим и внушающим почтение, что его веления исполняются хотя бы с пренебрежением всяким личным благополучием и потерей жизни» (Е. у. Hartmann, Philosophic des Unbewussten. 2 Aufl. S. 60). Так как область названных инстинктивных действий представляется неисчерпаемо-полной и разнообразной, то мы здесь должны, естественно, отказаться от утомительной попытки на какую-либо полноту в изложении и удовольствоваться одними краткими замечаниями.
С какой поразительной точностью и как безошибочно все животные разбираются в благоприятных для них условиях существования, отыскивают себе пропитание и избегают своих естественных врагов! Какое поразительное мастерство проявляют в своих постройках, наприм., бобры, термиты, пчелы и др. породы животных и насекомых! Еще большую поразительность и сложность обнаруживают относящиеся к продолжению рода животные инстинкты. Некоторые насекомые кладут яйца в таких местах, в которых только со временем оказывается пропитание для их личинок. Кто же учит их такой предусмотрительности? Как возможно было бы, наконец, представить материнскую любовь без внутренней тенденции к цели? В заправляемых инстинктом жизни и действиях животных обнаруживается такая поразительная целесообразность, что некоторые естествоиспытатели полагают возможным приписать последним даже свойственный человеку рассудок. Что таковым животные не обладают, это доказывает та полнейшая уверенность, с которой, без всякого предшествовавшего опыта, животные производят свои движения, тогда как разумная деятельность обыкновенно предполагает собой некоторые соображения цели и действия, часто сопряженные с промедлениями и колебаниями насчет принимаемых решений. Дальнейшим доказательством той же мысли служат то однообразие и постоянная равномерность, с которыми всегда и всюду животные исполняют одно и то же дело, хотя этим и не исключаются известная гибкость и изворотливое приспособление инстинктивных действий к необычным обстоятельствам, причем бросается в глаза поразительная неловкость, проявляемая животными во всем, что только выходит из границ их инстинктов. Следует обратить внимание и на то, что эти инстинктивные действия являются тем более своеобразными и сложными, чем к более низшему классу принадлежит само животное и чем более тупо и ограниченно поступает оно во всех других делах. Если бы инстинкт служил обнаружением присущего животному ума, то этот животный ум значительно превзошел бы человеческий; тогда, самые ничтожные насекомые имели бы большую сообразительность, чем высокоразвитый человек. «Направляемые инстинктом одушевленные существа», по замечанию одного из современных апологетов (Pesch’a), «подобны органу, изумительно верно исполняющему музыкальные произведения, причем вертящий ручку органа все-таки не может быть назван хорошим музыкантом».
Напрасно только антитеологи ссылаются на бессознательный инстинкт животных (пчел, муравьев и т. п.) в доказательство отсутствия разумной по своему происхождению целесообразности в природе. Действительно, животное действует без сознания цели своего действия, но не без цели. Действия животного сообразованы с несознаваемою им целью; точно так же и вся органическая жизнь развивается сообразно с несознаваемою ею целью. Но отсюда следует только то верное заключение, что не животное и не органическая природа суть виновники их целесообразных действий, а вовсе не то, что нет никакой Высочайшей Разумности, назначившей цели, которые несознательно осуществляются в бессознательной природе.
Человеческое тело в своем зародыше составляет неделимую жизненную точку, которая развивается в микроскопический пузырек. В этом зародышном пузырьке вырастают из жизненной точки два новых пузырька, которые отталкивают друг от друга маточную клеточку, но остаются соединенными в жизненной точке. В каждом из этих новых клеточных пузырьков опять возникают две производных клеточки, которые подобным же образом разбивают свою мать. Так возникает человеческий организм из зародышного пузырька, который размножается и расчленяется таким же образом, как и яйцо лягушки, не теряя внутренней связи в точке своего единства.
Как не может образоваться какой-либо пузырь, или какая-либо кучка клеточек в мыльной воде без помощи внешней причины, которая в этом случае состоит во вдувании воздуха, точно так же невозможно, чтоб и в органическом околоплодном соке возникла клеточка или клеточное образование без действующего жизненного начала, которое обращает жидкость в клеточки, а эти последние в организм. Что первая первичная клеточка, или клеточка-мать, раздваивается и раскалывается, что следующие размножаются до миллионов и биллионов и сочленяются в целесообразные соединения отдельных органов по единственной идее человеческого тела, – это не случайное механическое действие материи, а проявление особого творческого начала, заправляющего целым процессом органического развития данного существа. Притяжение молекул в образовании клеточек, – только средство и условие, но не причина развития человеческого тела. Жизненное начало во всяком случае представляет собою нечто совершенно иное, по своей сущности, чем дух человека. Но чтобы хотя сколько-нибудь объяснить процесс происхождения живых существ, мы должны прибегнуть к помощи человеческого языка и к наглядным чувственным образам. Воздух мыльного пузыря-земное бессознательное средство, которое не может ни мыслить, ни задаваться тою или другой целью, ни производить целесообразного организма. Мы видим напротив, что в клеточном образовании органического околоплодного сока развивается целепоставляющая мысль, жизненная идея. Мы видим также, что клеточные пузырьки не случайно размножаются в разных местах, а что, напротив, здесь они образуют два глаза, там два уха, далее-две руки, в том месте две ноги, в другом-сердце с двойным желудочком, легкие с двумя половинками на одном стволе, далее-желудок с симметрическими сторонами, и что каждый из этих отдельных органов, как образцовое произведение, вполне удовлетворяет своей цели. Мы видим наконец, что все эти органы соединены тончайшими сосудами с одним сердцем; что они питаются и поддерживаются одною и тою же кровью; что, посредством самых нежных нервных нитей, они находятся в соотношении с единой жизненной точкой головного мозга, откуда и получают все приказы. Таким образом, мы имеем здесь пред собою не бессмысленное дуновение воздуха, но творческую причину жизни, которая, чтобы достигнуть осуществления своего плана, имеет возможность поставлять цели, управлять материей и наисовершеннейшим образом распоряжаться химическими и физическими законами. Человеческое тело, как и все жизненные образования, развивается не из внешнего механического соединения вещественных частичек, не из первичной множественности сущностей, но только вследствие расчленения единого внутреннего жизненного начала в основе бытия каждого существа извнутри наружу, подобно развитию ветвей растения из его семени.
Земной прах, т. е. скопление земных атомов, – это тот околоплодный сок, в котором развивается органическая зародышная клеточка человеческого тела; земной прах – это та приливающая и отливающая материя, из которой образуются головной мозг и все человеческое тело; но этот прах создается целестремящейся зиждительной силой, заправляющей процессом телесного развития.
Всякое размножение живых существ на земле совершается делением, т. е. отделением живого члена от существующего родового корня и развитием отделившейся части до совершенного неделимого. Такой процесс размножения мы можем видеть своими глазами при размножении инфузорий под микроскопом. Животное – мать делится, и из обеих частей создается два неделимых. Каждая живая клеточка способна размножаться при известных обстоятельствах. Жизненная точка животного яйца – не что иное, как зародышная клеточка, которая может своим размножением развиться до животного тела. Есть инфузории, клеточки которых мгновенно разъединяются, чтоб продолжать жить в виде неделимых. Тот же процесс мы видим, когда разрежем дождевого червя и положим его куски в такую землю, в которой эти животные водятся и которой питаются. Каждый из этих кусков червя пополняется и дорастает до целого тела – совершенно так же, как и каждая часть разбитого на части магнита становится полным магнитом, с северным и южным полюсами.
Очевидно, что одна и та же творческая причина действует в каждом творении, в каждом члене и в каждой клеточке творения и обращает отрезанный член в полное жизненное целое, в живую душу. Не творение производит свое потомство; не душа может делиться; не мыльный пузырь производит другие, а та незримая жизненная сила, где только представляются ей подходящие для действия условия. Подобно тому, как при образовании мыльных пузырей, форма сосуда и строение предыдущих клеточек обусловливают форму последующих, и свойства родительского тела сообщаются потомству. Но сами родители положительно никогда не могут быть творцами и причиной жизни своих детей. Как мало смысла в том, если думать, что различные виды облаков или звезд сами по себе возникли друг из друга, так же мало значения содержит и выражение, что различные виды животных производят друг друга. Не форма предшествующих облаков производит форму последующих, а действие влажности воздуха, перемены температуры, движения воздуха, электричества и проч. сообщает форму паровым пузырькам облаков. Где душа вступает в жизнь, там целеполагающая мысль проявляет себя в осуществлении положенного в основании бытия того или другого рода существ закона жизни их.
Когда без всякого деления на части и без малейшей потери силы света зажигаются от одной свечи сотни других свечей, то в таком случае вовсе не происходит размножения веществ, из которых состоит пламя, но новое пламя других свеч пробуждается к жизни, при соответственных условиях, вследствие присутствия в пламени начала теплоты. Точно так же, когда магнитная пластинка разламывается на куски, из которых каждый образует совершенно поляризованный магнит, то не тот или другой кусок, а вращение атомов светового эфира, наполняющего собой вселенную, приводит себя особенным образом в движение в каждом куске магнита. Точно так же и не телесные вещества родителей производят рождение юного существа; душа родителей так же не делится в акте рождения, а одна и та же творческая сила наделяет жизнью как родителей, так и детей их. Слабая сторона этого сравнения размножения пламени с возникновением души заключается в том, что начало теплоты не есть существо разумное, а бессознательная сила природы, между тем как душа человека, воплощающаяся в земной материи, является сознательным и свободным началом.