Утверждение веры, первые обители
Семейная вражда возгорелась между детьми Св. Владимира. По кончине его, старший из братьев Святополк, домогаясь присвоить себе уделы младших, успел злодейски умертвить трех; но мученическая смерть Бориса и Глеба пала на главу его и сокрушила под ним окровавленный престол, который перешел к Ярославу Князю Новгородскому, мстителю за кровь братьев. Умилительно описана Нестором безвременная кончина юных Князей, нежно любивших друг друга. Обоих сразил меч убийц на молитве: оба, как чистые жертвы, облитые своею невинною кровью, предстали Господу, и Церковь, удостоверяет в их святости, нетлением девственных телес и многими знамениями, вскоре начала просить их содействия в молитвах.
Долгое правление великого Ярослава, несмотря на внешние войны с Королем Польским Болеславом, с Греками, Печенегами и другими соседними народами, и несмотря не междоусобие с братом Мстиславом Тмутараканским, было самым цветущим временем первобытной Руси, которая вся соединилась, наконец, под одну его мощную руку. Христианство утверждалось в обширных пределах, ибо сам он исполнен был благочестия и радел о благе Церкви. Две его грамоты, об освобождении духовенства от всяких пошлин, и о подтверждении Епископам права, предоставленного им Св. Владимиром, судить дела брачные, наследственные, святотатные, и касающиеся до внутреннего и внешнего благочиния Церкви, свидетельствуют о духовном расположении Ярослава. Ревнуя утвердить благосостояние народа законами гражданскими, он заботился и о законах церковных, и по воле его был переведен с Греческого Номоканон, дабы могли оным руководствоваться наши природные Епископы, начинавшие заступать места пришельцев Византийских. Сам он тщательно занимался чтением и преложением священных книг, которые собирал в хранилище при митрополии, и завел училища в Киеве и Новгороде, для образования детей священнослужительских и мирян, готовившихся к духовному званию.
Три величественные памятника остались нам от славных времен Ярослава: собор Св. Спаса, основанный в Чернигове Князем Мстиславом, древнейший из всех священных зданий в России; храм Св. Софии в Новгороде, сооруженный сыном Ярослава Владимиром, умершим в юности и там погребенным вместе с матерью; храм сей не пострадал от войн и столетий и сохранился в неприкосновенном своем величии, как драгоценнейшее сокровище земли Русской; наконец, в Киеве, митрополия Софийская воздвигнута Великим Князем, на месте одержанной им победы над Печенегами. Громкое имя Св. Софии льстило Князю, который хотел подражать памятникам Византийским в своей столице, радуясь, что она уже слыла в его время вторым Царьградом. Он назвал златыми одни врата ее, как бы на память тех Цареградских врать, на коих повесил свой ратный щит предок его Олег; еще ближе было сердцу Ярослава, чтобы тот храм Премудрости Божией, в коем посланники отца его уверовали в истинного Бога, повторился хотя именем, если не совершенным подобием, в двух его престольных городах Киеве и Новгороде, как и Владимир, воздвигнул собор Пресвятой Девы в память Корсунского, где крестился. Митрополит Феонемпт (4. Феонемпт 1037 г.), присланный от Патриарха Алексия Студита, освящал собор Софийский, и он устоял до наших времен, вместе с мраморною гробницею основателя, сквозь бурю нашествия Монгольского и частных разорений Киева, хотя не в такой целости, как Новгородский, однако же в прежнем виде, по крайней мере до сводов, когда напротив того Десятинная церковь срыта до основания.
Феонемпт, первый из Митрополитов, у поминается в летописи Нестора, который умалчивает о трех его предшественниках, говоря только о Епископах, быть может потому, что имя Митрополита сделалось народнее со времени основания митрополии при Св. Софии. Должно относить к неудовольствию Ярослава, против Императора Константина Мономаха, ослепившего наших пленных, тот случай, что по окончании последней войны с Греками, Великий Князь созвал Епископов Русских, для поставления из среды их Митрополита, на место умершего Феонемпта, мимо Патриарха. Благочестивый пресвитер Иларион (5. Иларион 1051 г.) был избран и посвящен соборно; но сие временное нарушение церковного порядка скоро исправлено благословенною грамотою, которую испросил Иларион у Патриарха Михаила Керулария. В бытность сего Митрополита на святительском престоле, пришли три певца Греческие из Царьграда и завели церковное демественное пение на восемь гласов, которое местами доныне сохраняется в древней простоте своей. – Ярослав основал также при нем два монастыря в Киеве, мужеский во имя своего Ангела Св. Георгия, при златых вратах, и женский Св. Ирины, во имя Ангела своей супруги.
Но хотя еще Митрополиту Михаилу приписывают, основание Выдубицкого монастыря, и хотя были другие обители в Киеве, созданный усердием бояр, – однакоже простому безвестному отшельнику суждена была слава быть отцом иночествующих в России и сделать свою убогую пустынь рассадником жития монашеского, и все сие во время крамол внешних и внутренних междоусобий, трех сынов Ярослава, которые обагряли землю Русскую, спасаемую молитвами Св. Антония и Феодосия. Ибо многие монастыри, говорит Нестор, описывая начало Печерской лавры, от князей и бояр и от богатства поставлены, но не таковы они, как те, которые поставлены слезами и пощением и молитвою и бдением; Антоний не имел, ни злата, ни сребра, но все стяжал молитвою и постом.
Замечательно, при начале иночества в нашем отечестве, повторение самых имен великих отшельников: Илариона, Антония и Феодосия, коими некогда процвели пустыни Палестины и Египта, и которые, как в зеркале, отразились в чистом житии своих Русских подражателей. Митрополит Иларион, когда был еще пресвитером церкви Св. Апостол на Берестове, любимом селе Князей Владимира и Ярослава, ходил уединяться для молитвы в дремучий лес, на красном берегу Днепра, и там, полюбив живописное место на холме, ископал себе тесную пещеру, колыбель будущей лавры и всех обителей Русских. Скоро поселился в ней другой отшельник, ибо место уже освящено было подвигами Илариона.
Некто Антоний, родом из Любеча, странствуя посетил Афонскую гору, и там, в иночестве пожелал окончить дни свои: но игумен его постригавший, прозри в высокое его назначение, велел возвратиться в отечество: повиновался смиренный Антоний и принес с собою благословение святой горы. Он обошел все монастыри Киева, но душа его, жаждавшая созерцания, могла найти себе отрадное упокоение только в оставленной пещере Илариона; там основался Антоний, хотя в течение сорокалетнего духовного подвига, дважды изгоняем был по смутам бояр и князей, скоро уведавших житие его в близких Киеву лесах. Сам Великий Князь Изяслав, сын Ярослава, посетил его с дружиною, и отшельник предрек ему, и двум его братьям, несчастное их поражение Половцами на берегах Альты. Когда собрались к нему двенадцать учеников, он дал им игуменом Варлаама и благословил поставить деревянную церковь во имя Успения Богоматери, на место прежней подземной церкви; а сам, избегая молвы начальственной, уединился в другую ближайшую пещеру, им ископанную, где окончил дни свои на молитве. Но еще прежде, когда Великий Князь взял игумена Варлаама, в основанный им Димитриев монастырь, Антоний предложил братии в начальники смиренного Феодосия, которому предлежала слава окончательно устроить обитель и довершить благословенное начало Антония.
Видя вокруг себя умножающуюся братию уже числом до ста, он списал для нее устав Студийской обители, строжайший из всех в Константинополе, который принес оттоле инок, пришедший с новым Митрополитом Георгием. Образ монашеского пения, поклоны, чтение и весь чин церковный, и самая пища были определены сим уставом; его дополнил Феодосий своими духовными назиданиями, о непрестанной молитве, хранении от помыслов, взаимной любви, покорности и трудолюбии, и как образцовый, перешел он во все обители нашего отечества, ибо многие из них были основаны выходцами Печерской лавры, другие же искали подражать ее высокому примеру; таким образом, распространилось из нее повсюду благословение Афона с правилами Студийскими. Летописец Нестор, сохранивший нам, в искреннем своем рассказе, священные предания старины Русской, был очевидцем подвигов Феодосиевых при начале лавры, в которую сам уединился с семнадцатилетнего возраста, сделав ее колыбелью истории нашей.
Князья Изяслав, Святослав и Всеволод, попеременно вступавшие на престол Киевский, исполнены были благоговения к святому отшельнику Феодосию и внимали его искренним назиданиям, хотя он не страшился упрекать Святослава за неправедное обладание братним престолом. С помощью его вызвал он из Греции искусных строителей и заложил обширную церковь Успения, на место убогой деревянной. Но по примеру почти всех великих основателей, коим не суждено видеть наружное благолепие своего создания, Феодосий удовольствовался также одною внутреннею красотою лавры и упокоился в пещерах, ископанных им вместе с Антонием. Преемники его, Стефан и Никон, великий сподвижник Антония, продолжали строение, которое было окончено игуменом Иоанном и освящено уже при Великом Князе Всеволоде, Митрополитом Иоанном. По воле того же игумена, летописец Нестор отрыл в пещере нетленные мощи Феодосиевы, и собор Епископов и Князей торжественно перенес их в новый храм. Имена же Антония и Феодосия начали призываться в молитвах, со времени княжения Святополкова, как покровителей Киева и отцов всех пустынножителей наших, ибо лавра далеко пустила корни свои в Русскую землю, и благотворное ее влияние оказалось не в одних пустынях, но и в чертогах княжеских и на кафедрах святительских. Она дала своих иноков: Стефана Епископом в Белгороде, и Св. Исаию просветителем в Ростов, и Св. Никиту владыкою Новгороду, а по некоторым преданиям Ефрема в Митрополиты всея Руси. Одни иноки проповедовали имя Христово язычникам и скончались мученически, подобно Герасиму просветившему дикую Весь, в пределах севера, подобно Кукше и Пимену, пострадавшим за слово Божие на берегах Оки, при обращении Вятичей; другие, имена коих неизсчетны, и доныне населяющие своими нетленными телесами пещеры, в затворничестве подавали пример всех добродетелей, и в числе их сын Князя Черниговского Никола, прозванный Святошею, по своей святости и смирению. Не он однакоже был первым из Князей восприявших монашеский образ: несчастный сын великого Владимира, Судислав, посаженный братом Ярославом в Псковскую темницу и после двадцативосьмилетнего заточения, освобожденный племянниками, прежде всех постригся в монастыре Киевском, и был начатком державных иноков нашего отечества. Но увлеченный славою Печерскою, я отклонился от постепенного хода деяний церковных.