II. О предметах особенного церковного суда, или о церковном суде над клириками и монашествующими

До сих пор мы занимались вопросом о пространстве и пределах церковного суда над всеми членами Православной церкви.

Кроме сего суда Православной церкви принадлежит особое право суда над клириками и монашествующими.

Существо сего права, утверждающегося на канонических и исторических основаниях, не подлежит ни пререканию, ни даже вопросу. Вопрос может быть только о пространстве и пределах этого права в отношении к лицам и в отношении к действиям сих лиц.

Как определить состав лиц, принадлежащих к клиру и монашеству, которые подлежат специальному церковному суду? И за сим – как определить состав тех преступлений и проступков, за которые клирики и монашествующие подсудны особенному церковному суду? – вот два вопроса подлежащие нашему рассмотрению в настоящий раз.

Что касается круга лиц, подлежащих особенному церковному суду, то по „Консисторскому уставу” составляют сей круг люди духовного звания (158), под именем которых разумеются священнослужители, церковнослужители, монашествующие и послушники (207). В „Своде Законов”, изд. 1857 г., это понятие более разъясняется. Православное духовенство, по законам о состояниях, разделяется на монашествующее и белое. К первому принадлежат духовные власти и монашествующие братия; ко второму – священники, диаконы и иподиаконы и причетники („Св. Зак.” т. IX, 1, 244–246). Кроме сего по „Своду” 1857 г. дети священнослужительские и церковнослужительские, совершившие полный учебный курс в духовных академиях и семинариях и занимающие места наставников в духовных академиях и семинариях, также учителей в низших духовных училищах и в сельских приходских училищах, признаются принадлежащими к духовному званию, если не уволены из оного по особым прошениям и не получили особых прав по производству в гражданские чины. Поскольку они по образованию своему имеют полное право на священнослужительские места, то и пользуются правами, предоставленными в законах священнослужителям („Св. Зак.” т. IX, 1, 292). Между сими правами заключается и право подлежать одному суду духовного правительства в определенных „Уставом Духовных Консисторий” случаях (282).

При составлении „Судебных Уставов” 1864 г. сделаны некоторые изменения в подсудности лиц духовного сословия. Но самое понятие духовенства, духовного звания осталось на прежнем основании „Устава Духовных Консисторий” и „Свода Законов”; никакого нового определения этому понятию „Судебные Уставы” не дают и не могут дать, так как точнейшее определение этого понятия принадлежит духовным узаконениям и законам о состояниях. В объяснительной записке к проекту „Устава Уголовн. судопр.” прямо замечается, что под понятием: духовные лица должно разуметь всех принадлежащих по закону к духовному состоянию (стр. 19); и этим ясно утверждается та мысль, что при обсуждении изменений в устройстве и производстве в духовных судах нет ни нужды, ни права – входить в разрешение вопроса о том, кого должно разуметь под лицами, принадлежащими к духовному состоянию: этот вопрос должен быть принят так, как он разрешен в законе. При обсуждении же вопросов судопроизводства заниматься и разрешением вопроса о составе лиц, принадлежащих к духовному званию, совершенно нет оснований.

В указанном нами составе духовных лиц на основании „Свода” 1857 г. и „Устава Дух. Консисторий” произведено изменение положением Высочайше утвержденным 26 мая 1869 г. Этим положением отчислены от духовного звания дети священно и церковнослужителей все со включением и тех, которые поименованы в 292 статье IX тома „Свода Законов”. По новой редакции статей „Свода Законов” о составе духовенства, Высоч. утв. 13 мая 1871, к белому духовенству принадлежат священнослужители, церковные причетники, т. е. дьячки, пономари и псаломщики и церковнослужители, т. е. певчие, звонари и сторожа („Св. Зак.” т. IX, 277, 278 по продолж). Эта редакция изменяет прежнюю терминологию, употреблявшуюся для обозначения лиц, принадлежащих к белому духовенству. По прежней терминологии к белому духовенству принадлежат священнослужители и церковнослужители („Уст. Конс. Свод. Зак.” изд. 1857 т. IX, 1, 277, 278). По новой терминологии различаются между церковнослужителями два особые разряда и к первому принадлежат церковные причетники, т. е. дьячки, пономари и псаломщики, а ко второму церковнослужители в тесном смысле, т. е. певчие, звонари и сторожа.

Таким образом, по действующему ныне законодательству, к духовному званию принадлежат священнослужители, церковные причетники и церковнослужители, монашествующие и послушники.

Сии лица, на основании действующего закона, в определенных Уставом Дух. Консисторий случаях, подлежат одному суду духовного правительства („Св. Зак.” т. IX, 1, 257, 282).

Должен ли такой порядок оставаться и на будущее время? Все ли лица, принадлежащие, по закону, к духовному званию должны в определенных случаях подлежать одному суду духовного правительства?

Что касается священнослужителей и монашествующих, то в отношении к ним не возбуждается ни малейшего сомнения. Но о подсудности духовному суду прочих, по закону принадлежащих к духовному званию лиц, слышатся некоторые пререкания. Высказываются иногда мнения, что, за исключением священнослужителей и монашествующих, прочие по закону принадлежащие к духовному званию лица могли бы подлежать не духовному, а общему светскому суду.

Несостоятельность этих мнений открывается из следующих соображений:

1) По правилам Церкви все клирики и высшие, и низшие без различия подсудны одному суду – церковному. Какому суду подсуден пресвитер – тому же самому подлежит и чтец. Никакого разделения подсудности в том смысле, чтобы, напр., пресвитер подлежал церковному суду, а чтец – светскому – правила не знают (Сравн. Карф. 11, 29, 37, 139. IV Всел. 9. Сард. 14). Следовательно, учреждение подсудности церковнослужителей на разных основаниях с подсудностью священнослужителей – вне правил.

2) Что низшие клирики в своем служении должны действовать на основании правил церковных – это конечно известно и не пререкаемо. Кроме сего они руководствуются в своем служении «другими действующими по духовному ведомству положениями», чтó на основании ст. 1017 „Уст. Угол. суд.” и по признанию Кассационного Сената (по делу о выдаче двух разноречивых свидетельств священником Соколовым) составляет предмет церковной подсудности.

3) Что подобное положение правильно и целесообразно распространяется и на все случаи – когда в законе говорится о подсудности духовенства вообще – это ясно не только из настоящего положения, какое занимают в отношении к Церкви церковнослужители (в обширном смысле этого слова), но и в виду предстоящей каждому из них возможности сделаться священнослужителем. Церковнослужительская степень есть переходная к священнослужительской. Весьма важно для Церкви, всегда строго испытывавшей не только священнослужителей, но и низших клириков, знать все поведение кандидатов священства. Если же суд для них будет тот же, что и для мирян, т. е. общий, то едва ли возможно будет Церкви исполнить свою обязанность: все поведение их правильно исследовать: не злоречивы ли они, не пияницы ли, не склонны ли к ссорам, наставляют ли юность свою, да возмогут совершати святыню, без коей никто не узрит Господа (Вас. Вел. 89). Светский Суд, если бы они были подчинены ему, исследовав проступки сих лиц и положив наказание, – не обязан и не будет сообщать об этом духовной власти для сведения и руководства. И таким образом могут получать священство лица, которым по правилам Церкви сие строго возбраняется, напр., признанные в светском суде виновными по второй половине 994 ст. „Улож. о нак.”.

В каком отношении церковнослужители находятся к священнослужителям белого духовенства, в таком же точно послушники в отношении к монашествующим имеющим пострижение. Как церковнослужительство есть степень приготовительная к священству, так и послушничество есть степень приготовительная к монашеству. И у церковнослужителей и у послушников есть особые обязанности, определяемые церковными правилами и специальными церковными и монастырскими уставами. Те и другие состоят в особом, законами определенном штате (12 мая 1832 Высоч. утв. прав. „Собр. Зак.” № 5399). Подобно причетникам послушники состоят на действительной службе в монастыре, и служба сия имеет свои специальные особенности, держится на своих особых уставах, признается нашим законодательством как состояние, необходимо долженствующее предшествовать пострижению в монашество и продолжаться не менее трех лет (29 мая 1832 Высоч. утв. правила, „Собран. Зак.” № 5399). Следовательно, и нарушение обязанностей этой службы должно привлекать виновные лица к церковному суду. Было бы большою непоследовательностью, если бы церковнослужители были признаны в определенных случаях подлежащими духовному суду, а послушники за нарушение тех же правил и обязанностей подлежащими не духовному суду, а светскому, или взысканию административным порядком, а не судебным. Кроме тождества обязанностей и оснований, на которых утверждаются сии обязанности, послушники имеют с причетниками еще и то общее, что оба сии класса церковных служителей могут быть и бывают удостаиваемы посвящения в стихарь. Наконец вступающие в монастыри послушники выходят уже из прежних обществ, к которым принадлежали, и единственным начальством и ведомством, от которого они зависят со времени увольнения их из прежнего сословия, служит духовное начальство и ведомство. Поэтому, если принять что сей немалочисленный класс людей дух. ведомства (в 1869 г. – 10595) за нарушения обязанностей избранного звания не должен подлежать духовному суду, то это будет значить допустить мысль, что этот класс людей должен оставаться вовсе без суда. Положение ни с какой стороны не имеющее оправдания. Нижние военные чины, состоящие под строжайшей дисциплиной, при всем этом имеют суд. Нет ни одного взрослого, полноправного человека, который был бы лишен права иметь суд и оставался бы в бессудном состоянии.

По сим соображениям представляется весьма последовательным и совершенно правильным наше нынешнее законодательство – содержащееся в „Уставе Консисторий” и в „Своде Законов” и подчиняющее и этот класс людей в определенных случах суду духовному („Уст. Конс.” 207; „Св. Зак.” 1857 т. IX, 1, 257). Что по „Консисторскому Уставу” действительно таково положение послушников – в этом не оставляет ни малейшего сомнения помещенная в разделе епархиального суда 207 статья, в которой говорится: «монашествующие за проступки, подходящие под вышеизложенные (158–206) статьи наказываются по тем же правилам: иеромонах и иеродиакон как священник и диакон, а монах и послушник как причетник. Они подвергаются и другим мерам взыскания, кои изложены в завещаниях для инока преданных Св. Василием В., во второй части „Кормчей книги”, в „Номоканоне” и в „Дух. Регламенте”». Из слов статьи ясно: 1) что в общем понятии монашествующих заключаются и послушники, 2) что они наказываются, а следов. и судятся по тем же правилам, как и лица белого духовенства, а именно послушник наравне с монахом как причетник, и 3) что они сверх сего подвергаются и другим мерам взыскания само собою разумеется по духовному суду. На этом основании должна быть изъясняема и 257 статья 1 кн. IX т. „Свода. Законов”, основанная на 158–207 статьях „Устава Консисторий” и предоставляющая монашествующим право подлежать в определенных случаях одному суду духовного правительства – по точной сообразности со статьями, служащими ей основанием, т. е. со включением и послушников в понятие монашествующих.

При сем должно обратить внимание и на то, что по смыслу и по букве наших законов в понятие монашествующих и состоящих на послушническом искусе входят лица обоего пола (29 мая 1832 „Собр. Зак.” № 5399, „Св. Зак.” т. IX, 1, 245, 252).

Термин, до которого должно простираться сохранение каждым лицом духовного звания права на особую подсудность церковному суду, для некоторых лиц оканчивается с прекращением состояния их на действительной службе. Таковы – послушники. С окончанием состояния их послушничества прекращается и их подсудность духовному суду в качестве послушников. Не таково положение прочих лиц духовного звания, подсудных духовному суду. Священнослужители и монашествующие должны пользоваться сим правом до тех пор, пока носят свой сан, хотя бы и не состояли на действительной службе, или при послушаниях. Равным образом и церковнослужители, остающиеся за штатом по старости или увечью, не исключаются из духовного ведомства и, следовательно, не лишаются права на церковную подсудность („Св. Зак.” IX т. 1. 280).

Определив круг лиц, по закону подлежащих особенному духовному суду, мы должны теперь перейти к определению круга дел, по которым лица духовного звания подсудны особенному церковному суду.

По „Уставу Консисторий” люди дух. звания подлежат духовному суду:

а) по проступкам и преступлениям против должности, благочиния и благоповедения;

б) по взаимным спорам, могущим возникать из пользования движимою и недвижимою церковною собственностью;

в) по жалобам духовных и светских лиц на духовные лица в обидах и нарушении бесспорных обязательств, и по просьбам о побуждении к уплате бесспорных долгов (ст. 158).

Таков круг дел, по которым духовные лица ныне подлежат духовному суду.

При обсуждении сего предмета прежде всего встречаемся с общим вопросом: должны ли пределы нынешней подсудности духовных лиц духовному суду оставаться в том пространстве, какое имеют ныне, или же подлежат сокращению?

Случается слышать мнение, что пределы нынешней подсудности духовных лиц требуют сокращения. Но приводимые в подтверждение сего мнения доводы нельзя признать убедительными.

1) Главный, представляемый для подтверждения мысли о сокращении пределов церковной подсудности довод, состоит в том, что особенные специальные суды существуют в силу неудовлетворительности общих судов. С приведением общих судов в удовлетворительное положение и специальные суды должны или прекращать свое существование, или же сокращаться в своих пределах. Если бы это основание было твердо, то мы не видели бы того явления, что уже после введения новых „Судебных Уставов” 1864 г., следовательно, после улучшения общих судов, преобразованы суды военный и военно-морской, и при том без сокращения пределов их юрисдикции, так как по введении военно-судных уставов ничто из бывшей до того времени их юрисдикции не перешло к общим судам, которые и после 1867 года, т. е. по введении в действие военно-судебных уставов, остались при прежнем круге юрисдикции, при каком были в 1864 году. Ни одного дела от военных судов после 1864 г. не перешло в общие суды, хотя в это время военные суды и были преобразованы. Раздельная черта между юрисдикцией общих судов и военного после 1864 г. не подвинулась ни в ту, ни в другую сторону. И должно заметить, что юрисдикция военных судов весьма обширна. Военные лица подлежат военным судам по всем без исключения проступкам и преступлениям („Военно-Судеб. уст.” 260, 633). Военному суду подлежат даже и гражданские чины военного ведомства за преступления должности и нарушение правил военной дисциплины („Уст. Угол. суд.” 225). Общие суды вполне компетентны к произнесению приговоров о содеянных сими гражданами проступках общего характера, и законы, карающие сии преступления, имеют, и однако же судит за все не общий суд, а военный. Значит есть какое-нибудь и даже весьма важное основание к сему факту, хотя, как замечают, и прискорбному, тем не менее неизбежному. Почему же бы не дозволить и духовному суду сохранить те гораздо менее широкие в сравнении с военным судом пределы, какие он имел до 1864 г., сохранил в этом году и сохраняет доселе? Основания к существованию особого духовного суда гораздо более глубоки и серьезны, чем основания к существованию особого военного суда. Это – Слово Божие, и правила Апостольские, Соборные и Свято-Отеческие.

2) Нельзя признать убедительною и другую заявляемую в подтверждение возможности сокращения пределов церковной подсудности мысль, состоящую в том, что ныне духовное ведомство уже не преследуется, и что вследствие сего нет нужды в особом духовном суде. Духовное ведомство, или выражаясь правильнее, Церковь не преследуется после Константина Великого, т. е. в продолжение более чем пятнадцати столетий, и однако же в течение этих пятнадцати веков Церковь свой суд всегда имела и в прежнее, мирное же время, в пределах более обширных, чем в нынешнее, также мирное. Не на основании мирного или не мирного положения Церкви и ее отношений к государству утверждается церковный суд о лицах, служащих Церкви, а на основании существа служения сих лиц и особенности характера проступков сих лиц, как служителей Церкви.

3) Говорят, что к разрешению вопроса о пределах подсудности должно исходить из принципа правоспособности суда, на основании своих законов, раскрыть и карать преступление, и что в силу сего принципа юрисдикция духовного суда должна начинаться в отношении к духовным лицам там, где кончается правоспособность светского суда. Это мнение не имеет силы и не приводит к заключению о сокращении пределов церковной подсудности в отношении к духовным лицам. Светский суд не правоспособен решительно во всех делах о нарушениях духовными лицами обязанностей их звания, ибо ни один из светских законов не содержит в себе определения последствий проступка или преступления в отношении к правам священнослужения обвиняемого духовного лица. Следовательно, светский суд, приняв к своему производству дело, положим, о священнослужителе нетрезвом, определит ему кару только как гражданину. Но такое определение будет неполно и недостаточно, потому что духовный закон за таковой проступок определяет виновному кару не только как гражданину, но и как служителю Церкви. Светский судья наложит на него денежный штраф не свыше 25 руб., между тем духовный закон, при всяком подобном случае, признает обязательным и необходимым разрешение вопроса – не подлежит ли таковой запрещению священнослужения, и посылает виновного в монастырь на епитимию на срок от двух до трех месяцев („Уст. Конс.” 198). Неправоспособность светского суда и исключительная правоспособность духовного суда здесь ясна сама собою. Правоспособность светского суда в сих случаях начинается только с преступлений духовных лиц, хотя бы и нарушающих обязанности их звания, но таких, которые, по светским законам, влекут за собою лишение всех или особенных прав и преимуществ; ибо в „Уложении” прямо и ясно сказано, что лишение всех прав состояния сопровождается для духовных извержением из духовного сана и звания, с потерею всех преимуществ, оным предоставленных („Улож.” ст. 22).

На основании изъясненных соображений представляется правильным такое разрешение предложенного общего вопроса, что подсудность духовных лиц церковному суду должна оставаться в нынешних пределах без сокращения.

За разрешением этого общего вопроса мы должны обратиться к рассмотрению частных видов или категорий делъ, по которым духовные лица подсудны духовному суду.

I. Первую категорию дел, по которым духовные лица подлежат особенному церковному суду, на основании „Консисторского Устава”, составляют проступки и преступления против должности, благочиния и благоповедения. В 1017 ст. „Устава Уголов. Судопроизводства” 1864 г. тоже самое выражено общее. По этой статье лица, принадлежащие к духовенству одного из христианских исповеданий, как за нарушение обязанностей их звания, установленных церковными правилами и другими действующими по духовному ведомству положениями, так и за те противозаконные деяния, за которые в законах определено подвергать их ответственности по усмотрению духовного начальства, подлежат суду духовному. Последняя статья обнимает все содержание первой с присовокуплением некоторых разъяснений. По „Консисторскому Уставу” духовному суду подсудны лица духовного звания по проступкам и преступлениям против должности, благочиния и благоповедения. По „Уставу Уголов. судопр.” они подсудны сему суду за нарушение обязанностей их звания. Выражения того и другого „Устава” совершенно тождественны; нарушение обязанностей звания обнимает собою – все проступки против должности, благочиния и благоповедения. Но 1017 ст. „Уст. Угол. суд.” содержит далее такое определение, которого нет в статье „Консисторского Устава” – именно то, что здесь разумеются не только обязанности, установленные церковными правилами и другими действующими по духовному ведомству положениями; но и те противозаконные деяния, за которые в законах определено подвергать их ответственности по усмотрению духовного начальства. Таким образом по силе последней статьи всякий раз, когда духовное лицо обвиняется в преступлении или проступке, прежде всего должен быть поставлен вопрос о том – составляет ли преступление, в котором обвиняется духовное лицо, нарушение его обязанностей? Далее – запрещается ли оно церковными правилами или другими действующими по духовному ведомству узаконениями? и не определено ли в светских законах за предлежащее противозаконное деяние подвергать духовные лица ответственности по усмотрению их духовного начальства? Когда ни на один из указанных трех вопросов не будет утвердительного ответа, тогда будет ясно, что дело не духовного, а светского суда.

Но и дела духовных лиц, подлежащие собственно духовному суду, могут представлять такие стороны, по которым они, кроме духовного суда, подлежат еще суду гражданскому. Когда с сими делами соединены иски о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступлением, – то дела по сим искам производятся судом гражданским, по окончании суда духовного (ст. 1018). Таким образом из одного и того же дела могут возникать два производства одно после другого – производство в духовном суде о действительности, существе и церковных последствиях нарушения духовным лицом его обязанностей, и в гражданском о вреде и убытках, причиненных сим нарушением. Последнее производство начинается после первого („Уст. Угол. судопр.” 1018) и окончательное решение духовного суда по вопросам: совершено ли преступление, было ли оно деянием подсудимого и какого свойства это деяние, обязательно для суда гражданского (Сравн. „Уст. Угол. судопр.” 30, 31). Но непризнание преступным или невменение подсудимому в вину сего деяния не устраняет гражданского иска о вознаграждении за вред и убытки, причиненные сим деянием.

Величайшую трудность и предмет многочисленных пререканий в вопросе о подсудности лиц духовных составляет указание предела подсудности духовной и уголовной. „Устав Консисторий” ограничивает духовную подсудность клириков проступками и преступлениями против должности, благочиния и благоповедения. „Устав Уголовного судопроизводства” – делами, возникающими от нарушения клириками обязанностей их звания и теми противозаконными деяниями, за которые определено в законах подвергать их ответственности по усмотрению их духовного начальства. Под понятие преступлений против должности, благочиния и благоповедения подходят все возможные преступления клириков, и самые уголовные. Равным образом выражение: нарушение обязанностей звания весьма обще и может обнимать собою все обязанности клириков, и служебные, и нравственные, так как те и другие суть обязанности звания. Вопрос разрешается и уясняется более частными решениями случаев, возникающих из практики, а не общими определениями, содержащимися в законе. Всякое же общее принятое определение необходимо должно допускать и многочисленные исключения. Возьмем, напр. самое непререкаемое из общих положений, что преступление клириков против должности подлежит церковному суду. Никто не будет оспаривать сего положения в его общем смысле. Но возьмем такой случай, что священник заведомо обвенчал брак насильно похищенной и даже содействовал насилию или обману. Здесь преступление против должности – венчание брака, воспрещенного церковными правилами – и следовательно, по общему правилу суд в этом деле над священником должен бы быть церковный. Но при этом нарушении церковного закона священник совершил еще преступление, подвергающее его, как сообщника, наказанию, соединенному с лишением прав состояния, и на основании 207 ст. „Уст. Угол. судопр.” должен быть подсуден тому суду, коему подсудны главные виновники, или же на основании 205 ст. тому, которому подсудно важнейшее из преступлений. И вот первое ограничение общего начала. При соединении преступлений, из которых одно подсудно духовному суду, а другое уголовному – если при сем предусматривается преступление, подвергающее виновного наказанию, соединенному с лишением или ограничением прав состояния, – дело судится в уголовном суде.

Или вот еще случай, бывший в действительности: непосвященный, подделав акты, свидетельствующие о его посвящении, совершал литургию и другие священнодействия. Здесь, по-видимому, одно чисто церковное преступление – незаконное совершение священнодействий. Но кроме сего и вместе с сим в том же преступлении есть подлог – преступление, судимое уголовным судом и влекущее за собою наказание, соединенное с лишением или ограничением прав состояния. Или еще: – лицо духовного звания, коему по правилам Церкви воспрещено вступать в брачный союз, вступило в брак. За такое нарушение правил Церкви оно судится исключительно своим духовным судом. Но если им употреблен для сего какой-либо обман или подлог; то дело по окончании над виновным духовного суда должно поступить к суду уголовному („Суд. Уст.” изд. Гос. Канц. II, 375). Во всех тех случаях, когда лицами духовного звания произведено нарушение обязанностей своего звания чрез такое преступление, которое, по уголовным законам, влечет за собою наказание, соединенное с лишением, или ограничением прав состояния – они должны подлежать уголовному суду. Так, напр., правила о местожительстве и отлучках священно-или церковнослужителями могут быть нарушены отлучкою заграницу без узаконенного вида, или же с подделкою ложного паспорта. Поскольку в первом преступлении нарушаются законы, установленные исключительно государством („Улож. о нак.” 325–328) и поскольку последнее влечет за собою наказания, соединенные с лишением или ограничением прав состояния; – то по сим основаниям оба преступления должны подлежать уголовному суду. Равным образом нарушение правил о погребении большею частью подлежит духовному суду („Улож. о нак.” 859). Но когда священником нарушен закон о судебно-медицинском осмотре, то поскольку закон сей есть исключительно государственный, и поскольку нарушение сего закона может быть соединено с преступлением, влекущим за собою наказание, соединенное с лишением прав состояния; то в последнем случае виновные священно-церковнослужители должны подлежать суду уголовному („Улож. о нак.” 860). Из этих частных указаний выходит то общее заключение, что 1) нарушение клириками постановлений исключительно государственных и 2) нарушение постановлений хотя и не исключительно государственных, но если сие нарушение произведено чрез такое преступное деяние, которое влечет за собою лишение или ограничение прав состояния – должны подлежать не духовному, а уголовному суду.

Подобным образом и подсудность преступлений клириков и монашествующих против благочиния должна быть ограничена теми случаями, когда с сими преступлениями не соединяется уголовного преступления, подвергающего виновного наказанию, соединенному с лишением или ограничением прав состояния, или когда в „Уложении о наказаниях” означено точно, что наказания клирикам за сии преступления полагаются по определению духовного начальства, или духовного суда. Коль скоро с нарушением клириком благочиния соединено преступление, подвергающее наказанию, соединенному с лишением или ограничением прав состояния, или же коль скоро самое нарушение благочиния выразилось деянием, подвергающим вышеуказанному наказанию, виновный должен подлежать уголовному суду и быть судим по правилам, изложенным в 1019–1028 ст. „Уст. Угол. суд.”.

Что касается проступков духовных лиц против благоповедения; то подсудность их духовному суду ясна из того: 1) что многие из сих проступков в лицах светского звания вовсе не наказуемы и „Уложением о наказаниях” не предусмотрены, каковы, напр. игра в карты, посещение зрелищ, корчемниц и другие подобные. Следовательно, при предоставлении духовных лиц по сим делам светскому суду они остались бы вовсе не наказанными и светский суд сам отказался бы от всякого производства. 2) Из того, что некоторые из проступков благоповедения светское уголовное законодательство и в мирянах предоставляет духовному суду. Таково, напр. противозаконное сожитие не женатого с не замужнею („Улож. о нак.” 994). Следовательно, по этому самому основанию подобные дела и лиц духовных должны быть предоставлены духовному суду.

Но и здесь имеет место тоже самое ограничение – именно преступления сего рода, подвергающие виновных наказанию, соединенному с лишением или ограничением прав состояния, совершенные духовными лицами, должны быть судимы уголовным судом. Таковы – противоестественные пороки. „Улож. о нак.” 995, 996, 997–1000 и др.

Таковы представляющиеся нам единственно возможными способы указания пределов подсудности духовных лиц духовному суду.

Что касается высказываемого иногда желания провести точные и ясные границы между двумя подсудностями, духовною и светскою, с целью устранить пререкания о подсудности между духовными и светскими судами, то осуществление этого желания, конечно, было бы благодетельно. В самом деле, что может быть достожелаемее, как не достижение возможности предотвратить всякое столкновение и пререкание о подсудности между судами? Но цель сия едва ли достижима. Место сомнению в удободостижимости этой цели дает уже одно то обстоятельство, что сами „Судебные Уставы” 1864 г., а равно и „Военно-Судебные Уставы” не предвидят этой возможности и не преследуют этой цели. Напротив, они находят неизбежными столкновения и пререкания о подсудности даже между мировыми судьями одного округа, между мировым судьею и судебным следователем, между мировыми судьями и съездами и окружным судом, между общими судебными установлениями, предвидят и находят неизбежными эти пререкания и между судами гражданского, военного, или духовного ведомств и подробно в целом ряде статей регулируют разрешение этих случаев столкновения и пререкания о подсудности. Следовательно, взяться за разрешение этого вопроса с целью устранить возможность пререканий, значило бы взяться за дело невозможное, которое таковым почитают и „Судебные Уставы” 1864 г. и „Военно-Судебные Уставы”. При сем должно заметить и то, что практика новых судов свидетельствует, что пререкания о подсудности между светскими судами и духовным ведомством были не столь часты, едва ли более часты, чем пререкания общих судов с военными, и несомненно менее часты, чем внутренние пререкания между самими общими судами.

Тот указываемый для достижения сей цели путь, чтобы перечислить все статьи „Уложения о наказаниях”, по которым духовные лица не должны подлежать светскому суду, с тою целью, чтобы затем по всем остальным статьям духовные лица привлекаемы были уже к светскому суду, не может быть признан верным и приводящим к желанной цели. При таком пути могли бы быть распространены на духовные лица такие законы, которые законодатель на них не распространяет и даже не обсуждал с точки зрения приложимости их к духовным лицам. Ни при составлении „Уложения о наказаниях”, ни при составлении „Устава наказаний”, налагаемых мировыми судьями, ни первоначальные составители уставов, ни законодательная власть, их обсуждавшая, не имели в виду лиц духовного звания и вообще дел, подведомых церковному суду. Это прямо и ясно выражено в 169 ст. „Уложения”, где говорится: что действие постановлений сего Уложения не распространяется на дела, подлежащие суду по законам церковным. „Военно-Судебный Устав”, составленный после „Судебных Уставов” 1864 г., не прибегает к этому способу разрешения вопроса, не проходит всего „Уложения о наказаниях” и не указывает здесь статей, по каким военнослужащие подлежат военному суду и по каким общему. Если бы указываемый путь мог вести к указываемой цели, нет сомнения, что при составлении „Военно-Судебных Уставов” было бы обращено на него внимание.

По всем соображениям не представляется нужды и не предвидится цели измышлять какую-либо новую формулу для обозначения пределов подсудности духовных лиц духовному суду. Формула „Консисторского Устава”, видоизмененная и дополненная в 1017 ст. „Устава Угол. судопр.” представляется вполне удовлетворяющею, с дополнением ее тем признаком, который указан нами выше. Эта формула могла бы быть выражена в следующем виде: Лица духовного состояния подлежат духовному суду как за нарушение обязанностей их звания, установленных церковными правилами и другими действующими по духовному ведомству положениями, так и за те противозаконные деяния, за которые в законах определено подвергать их ответственности по усмотрению духовного начальства, если с сим не соединено преступление, подвергающее виновного лишению, или ограничению прав состояния. Этою формулою разрешаются определительно следующие вопросы: 1) что духовному суду подлежат духовные лица за нарушение ими обязанностей их звания, установленных церковными правилами, 2) что кроме сего духовные лица подлежат духовному суду и за нарушение обязанностей их звания, установленных другими, действующими по духовному ведомству положениями, причем разумеются, например, духовно-учебные уставы, положения о призрении бедных духовного звания и др., 3) что сему же суду духовные лица подлежат и за те противозаконные деяния, за которые в законах определено подвергать их ответственности по усмотрению духовного начальства и 4) что подсудность их духовному суду простирается в сих делах до того времени, пока они по закону не подлежат лишению, или ограничению прав состояния. Критерии, заключающиеся в этой формуле сколько ясны, столько же и достаточны. По силе их, при обсуждении каждого преступного деяния духовного лица, если бы представлялась неясною подсудность его духовному, или светскому суду, предлежат разрешению четыре, точно и определенно заключающиеся в содержании статьи вопроса: 1) составляет ли данное преступное действие духовного лица нарушение им обязанностей звания, установленных церковными правилами, или же 2) другими действующими по духовному ведомству положениями? 3) Постановлено ли в законах подвергать за таковое деяние ответственности по усмотрению духовного начальства, и 4) есть ли в сем преступном деянии преступление, влекущее по светским законам ограничение или лишение прав состояния (напр. подлог и др.)? При отрицательном ответе на три первые вопроса и положительном на четвертый, дело должно идти к светскому суду. Пререкания при сем возможны только от незнакомства судей с церковными правилами и действующими по духовному ведомству положениями, которого никакими – ни ясными, ни яснейшими, ни подробными, ни подробнейшими исчислениями устранить невозможно. Должно заметить при сем, что кроме внутреннего достоинства этой формулы, в пользу ее есть и внешние свидетельства. И а) эта формула при осмилетней практике не возбудила никаких недоразумений и не потребовала никаких разъяснений; б) эта формула прошла чрез многие испытания и принята как Комиссиею составлявшею „Судебные Уставы”, так и Государственным Советом и наконец Высочайше утверждена; в) эта формула получила место в „Судебных Уставах” по предложению Св. Синода. Св. Синод положительно и многократно настаивал при составлении „Судебных Уставов” 1864 г., чтобы не касаться духовной подсудности. Это предложение Св. Синода и принято в уважение Государственным Советом и вследствие сего принята редакция 1017 статьи.

II. Вторую категорию дел, по которым духовные лица подсудны духовному суду, по „Консисторскому Уставу” составляют дела по взаимным спорам, могущим возникать из пользования движимою и недвижимою церковною собственностью.

Говорят, что дела, принадлежащие к этой категории, ныне подлежащие духовному суду, могли бы подлежать разрешению административным путем чрез духовное начальство, или же светским гражданским судом.

Ни с тем, ни с другим предположением нельзя согласиться.

I. С первым предположением нельзя согласиться по следующим соображениям:

1) Допустить возможность разрешать споры, возникающие из пользования церковною собственностью не духовным судом как ныне, а административным порядком, чрез духовное начальство, значило бы войти в противоречие с одним из основных начал „Уст. Гражд. судопр.”, так как по 1-й ст. сего устава: всякий спор о праве гражданском подлежит разрешению судебных, а не правительственных установлений, а по 3 ст. правительственным местам и лицам не предоставляется права разрешать даже такие спорные обстоятельства, подлежащие судебному рассмотрению, которые возникли при рассмотрении ими какого-либо дела.

2) Нет никакого закона, которым бы начальству какого бы то ни было ведомства было прямо предоставлено право разрешать дела по спорам гражданского характера между лицами, ему подчиненными, хотя бы споры сии возникли и из пользования собственностью, принадлежащею ведомству, если только пользование сие ограждено законом и основано на постановлении, имеющем силу закона, а не административного распоряжения. Споры, возникающие из этого источника, разрешаются судом, а не административно.

3) Обращаясь к характеру и существу административного и судебного разбирательства споров, возникающих из пользования церковною собственностью и церковными доходами, и здесь нельзя не видеть подтверждения того, что рассмотрение и разрешение дел, возникающих из сих споров, должно быть не административное, а судебное. Существо, принцип и отличительные свойства административного разбирательства эссенциально отличны от существа, принципа и свойств судебного разбирательства, усвоенного нашим новым процессом. Первое из них, правда, имеет за собою одно преимущество в сравнении с разбирательством судебным – быстроту. Но за то не представляет тех важных и существенных обеспечений, какие представляет судебный процесс: оно не гарантировано гласностью, оно может не допустить до себя личной явки и словесных объяснений ответчика или его поверенного, может не признать необходимым словесное состязание сторон, может письменно начаться и письменно кончиться. Усмотрению административного места или лица здесь полный простор; никаких ограничительных условий на них не наложено: все обеспечения, какие они могут дать, заключаются в них самих. Они могут произвести разбирательство и разрешение спора с соблюдением всех форм, предписываемых судье уставом (исключая конечно гласности) и действовать таким образом, как судьи. Но никакой закон их к тому не обязывает. Это их добрый и благоволительный произвол. Могут предоставленное им дело судебного характера разрешить, как административную бумагу, поставив на место всех судебных форм свое усмотрение. Это их право, и никто не может требовать от них чего-либо другого. Чтобы всегда действовали административные лица или места также, как действуют судьи и суды, этого никто не имеет права от них требовать. И если бы действовали они всегда, как и судьи, то сим самым уже выступали бы из своей оффиции в качестве административных деятелей: они были бы уже судьями.

4) При таких отличительных свойствах административного действования в судебной сфере самое обжалование не представляет ни существенного обеспечения для жалобщика, ни удобств для 2-й инстанции. Обжаловать решение 1-й административной инстанции во 2-й значит искать нового усмотрения на усмотрение. И во 2-й инстанции все будет зависеть от доброго, или не доброго произвола. Для самой 2-й инстанции представятся не малые затруднения. Если 1-я административная инстанция разрешила дело с соблюдением судебных гарантий – с расспросом спорящих и их свидетелей, что должна делать 2-я инстанция? Получив жалобу, она может потребовать объяснение от лица или учреждения, разрешавшего дело в 1-й инстанции, и на основании сих двух документов решить дело, не требуя объяснений от противной стороны; может потребовать к себе все дело, так чтобы видеть и объяснение сторон и решение; может нарядить от себя на место доверенное лицо для исследования и разбора дела на месте; может не собирать никаких сведений и справок и перевершить дело единственно на основании одной жалобы лица, недовольного решением 1-й инстанции. Область возможностей, остающихся в распоряжении 2-й инстанции, довольно разнообразна, но выбор сопряжен со значительными затруднениями. Как поступить так, чтобы дело по обжалованию решения 1-й инстанции дошедшее, решить безошибочно, не имея под руками тех средств, какие имела 1-я инстанция?

5) Практические соображения, на основании которых иногда является необходимость отступить от принципа, в настоящем случае решительно не требуют этой уступки, не требуют, чтобы дела по спорам, возникающим из пользования церковною собственностью и церковными доходами, были разрешаемы административным, а не судебным порядком. Практические соображения могли бы вызывать подобную уступку, если бы, напр., не было суда в Церкви, или если бы церковные суды были далеки. Ничего подобного нет. Суды церковные, при новом преобразовании могут быть более близки, чем ныне, и 1-я инстанция церковного суда может быть близка также, как и нынешние благочинные. Посему представлялось бы даже странным, что при близком суде дела судебного характера идут на разрешение не к суду, а к администрации. Суд есть и притом суд близкий, а судебные дела идут на усмотрение администрации.

6) То мнение, чтобы административному усмотрению подлежали только неважные дела сего рода – не имеет ни достаточной убедительности; ни серьезного основания. Собственно говоря, неважных дел нет. Неважными делами могут почитаться разве дела, не доходящие до суда и не вопиющие о постороннем разрешении. Всякое же дело, требующее такого разрешения, уже должно быть признано имеющим важность. Понятие о важности, или неважности, есть понятие весьма относительное. Есть люди, для которых и 100.000-ый иск не имеет большой важности, так как составляет ⅟ ₁₀₀ их состояния. Для других важно и дело о 3 рублях. Причетник, получающий в год 20 руб. (а таковых не мало), естественно имеет нужду и право дорожить и такою суммою, ибо она составляет ⅐ его состояния. Вообще в этом мнении заключается непоследовательность. Если дела сего рода суть дела судебного характера, то и значительные, и незначительные должны быть разрешаемы судебным, а не административным порядком. По признаку значительности или незначительности, дела судебного характера могут распределяться только между различными инстанциями суда, но не между судом и администрациею.

7) Невозможность разрешать дела сего рода административным порядком очевидна и из того, что постановление о разделении церковной собственности в пользование членов причта и правила самого пользования имеют силу и характер не административных распоряжений начальства, а характер законодательных постановлений. Это суть или: 1) постановления, исходящие непосредственно от Верховной власти, либо содержащиеся в Высочайше утвержденных штатах, или же 2) постановления Святейшего Синода, имеющие также характер, авторитет и свойства законодательных постановлений или же 3) нормы, основанные на древнейших обычаях. Епархиальный архиерей не может административно, своею властью, изменить не только постановление Верховной государственной власти и Высочайше утвержденный штат, или постановление Святейшего Синода, но и последнего рода постановлений не может заменить своим распоряжением или резолюциею. В том случае, если бы нормы, основанные на обычаях, почему-либо оказывались неудобными, епархиальный архиерей обращается в Святейший Синод и испрашивает от него законодательное постановление. Всякий спор о праве, основанном на законе, должен подлежать рассмотрению и разрешению суда.

8) Дела сего рода и с духовной стороны и Соединенными Департаментами Государственного Совета, рассматривавшими „Судебные Уставы” 1864 г., признаны подлежащими суду, а не административному разрешению (см. „Суд. Уст.” изд. Госуд. Канц. мотивы к ст. 1288 „Уст. Гражд. судопр.”).

По всем сим основаниям нельзя прийти к убеждению, чтобы дела сего рода были разрешаемы духовным начальством административным порядком: сии дела требуют не административного, а судебного разбирательства.

II. Вместе с сим нельзя не признать правильным и другое положение, именно то, что разбирательство и разрешение этих дел должно принадлежать не общему гражданскому суду, а духовному суду. К такому заключению приводят следующие соображения:

1) О подсудности сих дел духовному, а не светскому суду, уже был вопрос при обсуждении проекта „Суд. Уст.” 1864 г. И с духовной стороны и Государственным Советом согласно признано, что сии дела подсудны духовному, а не гражданскому суду. С духовной стороны сделано было предложение, в дополнение к ст. 1288 „Уст. Гражд. судопр.”, постановить, что все иски, как по взаимным спорам между лицами духовного звания, так и между различными духовными учреждениями, возникающие из пользования движимым и недвижимым имуществом, составляющим собственность духовных учреждений, подсудны духовному суду. Соединенные Департаменты Государственного Совета не возражали против мысли о подсудности сих дел духовному суду, но не нашли возможным осуществить это предложение в „Уст. Гражд. судопр.” только потому, что определение подсудности дел духовным судам не входило в круг „Уст. Гражд. судопр.”, присовокупив при сем, что если светские места иногда принимали означенные иски к своему рассмотрению, то с одной стороны духовное начальство в праве само сделать распоряжение по своему ведомству, чтобы подведомственные ему учреждения и лица не дозволяли себе обращаться с подобными исками в светские суды, а с другой, если бы подобные иски и были предъявляемы, то руководствуясь правилами о разрешении пререканий о подсудности дел, духовное ведомство всегда будет иметь возможность ходатайствовать о прекращении сих исков („Уст. Гражд. судопр.” мотив к ст. 1288).

2) То мнение, что дела сего рода не могут быть производимы порядком духовного суда на том основании, что в дух. ведомстве нет кодекса законов подобного X т. „Свода Законов”, на основании которого решаются дела гражданским судом, – не имеет силы. Законы и постановления, определяющие права пользования духовными лицами церковною собственностью, конечно необходимы при разрешении споров гражданского характера. И таковые законы, и постановления имеются. Законы, определяющие пространство, пределы и даже способы пользования каждого священно и церковнослужителя церковною собственностью, находятся в Высочайше утвержденных штатах, в разное время изданных, которыми определяется, напр., какая часть церковной земли в чьем пользовании должна быть, какой размер жалованья какому члену причта полагается. Эти Высочайше утвержденные штаты помещены в „Полном Собрании Законов Российской империи”, следовательно, несомнительно имеют характер законов. В „Свод” же Законов эти штаты и содержащиеся в них положения не вошли единственно потому, что они, как и многие другие законы, почитаются принадлежностью „Свода Церковных Законов” и по сей единственно причине не приняты в „Свод Законов” светских, как исключительно касающиеся лиц церковного ведомства, но не как недействующие, подобно тому, как и военные постановления, содержащиеся в „Полном Собрании Законов”, не могут быть почитаемы недействующими на том только основании, что они не помещены в „Своде Законов”. Кроме сих Высочайше утвержденных штатов правила о пользовании церковною собственностью и церковными доходами содержатся в постановлениях Святейшего Синода, определяющих подробности раздела церковной земли и церковных доходов, разные условия пользования движимою и недвижимою церковною собственностью. Постановления сии составляют действующее и ни для кого непререкаемое право Церкви, признаваемое и государственною властью. В „Уставе Духовных Консисторий”, Высочайше утвержденном 27 марта 1841 года, прямо и ясно сказано, что основания епархиального управления и суда составляют, между прочим, и определения Святейшего Правительствующего Синода („Уст. Конс.” ст. 6). В сих постановлениях и в действующих по сему предмету обычаях содержатся и определения различных подробностей пользования церковною собственностью.

3) Но указанные законы и постановления находятся в таком положении, которое само по себе должно быть одним из существенных оснований к оставлению сих дел и на будущее время в ведомстве духовного суда, а не светского. Доселе не собраны не только по всей Российской церкви, существующие по этому предмету обычаи, но и самые законодательные постановления Святейшего Синода, к сему предмету относящиеся, не собраны и не приведены в один состав, даже постановления, содержащиеся в Высочайше утвержденных штатах и помещенные в „Полном Собрании Законов”, не извлечены оттуда и не сведены в одно. Постановления Святейшего Синода и обнародованы единственно по духовному ведомству, так как подлежали исполнению исключительно со стороны духовного ведомства. Первым требованием общих гражданских судов, если бы они получили в свое ведение дела сего рода, конечно, будет требование тех законов, на которых основывается пользование и распределение церковных доходов и земли между членами клира. Конечно, ничего нельзя сказать против сего, и даже желательно, чтобы действующие по духовному ведомству постановления были собраны и обнародованы, и чтобы это последовало скорее. Но тут есть весьма важное затруднение, состоящее в том, что в некоторых епархиях пользование церковными доходами доселе оставляется Святейшим Синодом на прежнем обычном праве, и он не считает полезным распространять на сии епархии общее нормальное положение, прежде чем доказано будет неудобство его с места – со стороны местного управления и местного клира. Нормальным порядком разделения между членами причта Святейшим Синодом признается порядок разделения, издревле существующий в Московской епархии, по которому в четырехчленном причте священник получает 50%, диакон 25%, каждый из двух причетников 12½%. Но в некоторых епархиях в недавнее время была принимаема, а в иных и до ныне принимается за правило разделения церковной земли и доходов иная норма, а именно, чтобы священник получал 37½%, диакон 25%, каждый из двух причетников по 18¾%. В Высочайше утвержденных штатах для распределения жалованья, отпускаемого на содержание духовенства из казны, приняты также другие нормы, и не повсюду однообразные. Последних Святейший Синод очевидно не касается. Но и существующих в епархиях обычаев разделения церковных доходов Святейший Синод не касается без местных заявлений о сем. Таким образом гражданский суд, получив к своему разбирательству дела сего рода по одному предмету разделения церковных доходов и церковного имущества, находящегося в пользовании духовных лиц, должен бы был обращаться к троякому роду источников прав действующих в сем отношении – к штатам и положениям Высочайше утвержденным, помещенным в разных томах „Полного Собрания Законов” к постановлениям Святейшего Синода, обнародованным лишь по духовному ведомству и также несобранным во едино, и наконец к разнообразным обычаям, в разных местах действующим. Очевидно, что всем сим суд был бы весьма затруднен, и едва ли имел бы возможность успешно выполнять свою задачу. Но эти затруднения относились бы только к одному предмету пользования церковною собственностью – к разделению частей между членами причта тех именно доходов, которые делятся на каждого члена причта. Обычаем и долговременною практикою усвоены некоторые доходы в отдельности разным лицам причта; есть особые доходы у священника (напр. за исповедь), свои – у диакона (напр. за написание брачного обыска) и исключительно у причетников (напр. за чтение псалтири над умершими). Сроки раздела церковных доходов также в разных местах разные – в иных местах доходы разделяются через месяц, в иных через неделю, в других каждый день, а инде через треть года. Засеянные поля, при переходе члена причта на другое место и в случае поступления нового члена на место выбывшего, разделяются между ними также по особым правилам с местными видоизменениями. Вообще служители Церкви, более чем лица всякого другого сословия, суть лица, соприкосновенные с бытовою сферою и проникающиеся и духом и воззрениями бытовой, народной сферы. И здесь имущественные отношения духовенства, способы его содержания, наиболее чем все другое подчинены действию условий бытовой сферы и управляющего оною обычая. Способы содержания Православного духовенства выработаны бытовыми условиями и народною жизнью, и доселе, даже и в тех епархиях, где уже положено жалованье от казны, прежние, бытом созданные, обычаи содержания духовенства остаются в силе. А в тех епархиях, где казенного жалованья нет – вся эта сторона в жизни духовенства единственно держится на обычае, бытовыми условиями выработанном. Какими произведениями (зерном, хлебом печеным, льном, маслом, яйцами, дровами и т. д.) вспомоществовать служителям Церкви, в какое время доставлять им все это, в каком месте, т. е. в доме ли каждого прихожанина, или в доме самих служителей Церкви, как подавать все это – всем ли служителям Церкви вместе, или каждому отдельно, как помогать им в обработке их церковной земли – все это и многое другое, сюда относящееся, определяется обычаем, зарождающимся в бытовых условиях и разнообразится в разных местностях едва не до бесконечности. Законодательство, если бы и захотело регламентировать все это бесконечное разнообразие, было бы бессильно. Оно должно признать здесь действие обычая и долговременной практики. Очевидно, что из всего этого может возникнуть спор гражданского характера, и гражданский суд, не имеющий правил на этот предмет, незнакомый с обычаями и практикою среды, будет в большом затруднении при разрешении спора. Духовный судья, сам выходящий из той же среды, и обычаи и практику места основательно знающий, не встретит этих затруднений. Правила, содержащиеся в Высочайше утвержденных штатах, конечно можно собрать и издать, постановления Святейшего Синода также можно собрать и издать; но практику и обычаи, на которых держится наибольшая часть права, относящегося к этому предмету, ни собрать, ни издать невозможно. Заинтересованным в деле лицам – священникам она хорошо известна. Светский судья здесь будет как в потемках.

4) Сверх вышеизложенных соображений должно обратить внимание и на то иногда высказываемое по этому поводу мнение, что в ведомствах, имеющих особые подсудности, учреждаются таковые подсудности только для дел уголовного характера, а не для гражданских, так как гражданское право для всех одно. Означенное заявление не представляется имеющим силу решительной убедительности. Прежде всего оно представляется не точно выдерживающим параллель. Имеют особые специальные суды – военное и морское ведомства. Церковь, хотя с 30-х годов и начали называть ее духовным ведомством, ни в каком случае не параллельна тем двум ведомствам, имеющим особые суды. Церковь параллельна государству, а не министерству. В западной литературе есть множество сочинений, носящих заглавие: Церковь и Государство, и рассматривающих сии две стихии общественной и народной жизни с разных сторон и с различных точек зрения, но нет ни одного сочинения, в котором бы проводилась параллель между Церковью и каким-нибудь министерством; соизмеримы между собою только Церковь и государство. На этом основании и во всех сочинениях о церковном праве, равно как и в сочинениях по государственному праву, всегда есть особая глава о Церкви и государстве. Наука признает параллель, связь и взаимные отношения между этими двумя стихиями, но никогда не сравнивает министерство с Церковью, или Церковь с министерством. Старое, но тем не менее верное сравнение государства с телом, а Церкви с душею – вполне удерживается наукою доселе. Поэтому если в судах военном и морском, и нет особой главы о производстве гражданских дел, из этого никак нельзя выводить того заключения, что, применительно к сему, не должно быть сего и в духовном суде. Воинские управления никогда не имели и не имеют ни особого имущества, ни отдельных законов о распределении содержания воинским чинам. Церковь всегда имела особое, отдельное от государственного, имущество и в распределении сего имущества между служителями Церкви действовала всегда самостоятельно и ни от кого независимо. В составе правил Церкви целый отдел относится к церковному имуществу, определяет различные стороны и условия пользования имуществом Церкви, разделения между служащими Церкви, сохранения и других предметов. Эти правила начинаются с апостольских и затем продолжаются и на соборах, и у отцев (Ап. 4, 38, 40, 41, 73; Анкир. 15; Антиох. 24, 25; Карф. 42; IV Всел. 25, 26; VII Всел. 11, 12; Кирил. Алекс. 2; Феоф. Алекс. 10, 11). Государственная власть всегда предоставляла самой Церкви издавать правила о разделении ее имущества между служителями Церкви и о различных условиях пользования церковным имуществом. И это весьма ясно и прямо выражено и в действующем ныне законодательстве. В 319 ст. IX т. „Св. Зак.” читаем: Церквам на содержание их определяются известные сборы и доходы, которыми они распоряжаются на основании особых правил, в церковных постановлениях содержащихся. При сем делается указание на статьи „Устава Духовных Консисторий” 138–149. А в одной из указываемых статей, именно в 140-й, говорится следующее: «в отношении к содержанию церковного причта епархиальное начальство наблюдает, чтобы священно и церковнослужители имели все способы содержания, какие для них определены законами и пользовались оными так, как установлено.» И вот в чем заключается основание, по которому Церковь всегда имела особый свой суд по делам, возникающим между священно и церковнослужителями и духовными установлениями, из споров о церковном имуществе, а военное министерство никогда не имело и не будет иметь особого суда по имущественным спорам военных лиц. Согласно с сим, как распределение пользования церковною собственностью и определение условий сего пользования, по всем основаниям, есть дело внутреннее, церковное, так равным образом и споры, возникающие на этой почве, должны быть разрешаемы внутренним церковным судом по коренному правилу: чьи законы, того и юрисдикция.

На основании сих соображений представляется правильным, чтобы дела, возникающие по взаимным спорам между духовными лицами из пользования церковною собственностью, были разрешаемы не административным порядком, а духовным судом.

Далее споры и иски могут возникать не только между отдельными лицами духовного ведомства, но и между учреждениями сего ведомства, напр. между двумя или несколькими церквами о принадлежности земли. По непомещению в „Своде Законов” положительного постановления, определяющего подсудность, порядок вчинения и производства сих дел, на практике возбуждаемы были сомнения и по спорам, возникавшим между двумя, или несколькими духовными учреждениями о принадлежности им недвижимого имущества. Светские судебные места принимали дела сего рода к своему производству, постановляли решения, в следственном порядке, доходившие до Прав. Сената. Но очевидно, что и в отношении к сим делам имеют место все те же соображения, какие и в отношении к спорам между частными духовными лицами.

На основании всех сих соображений представляется правильным то положение, чтобы все споры между дух. лицами и учреждениями, возникающие из пользования движимым и недвижимым церковным имуществом и церковными доходами, подлежали духовному суду.

III. Третью категорию дел, по которым духовные лица подсудны особому духовному суду, по „Уставу Консисторий” составляют дела по жалобам духовных и светских лиц на духовные лица в обидах и нарушении бесспорных обязательств, и по просьбам о побуждении к уплате бесспорных долгов.

Что касается дел об обидах; то против подсудности сих дел дух. суду слышатся разные возражения, проникающие даже в литературу („Голос” 1871 г.). Говорят, вообще, что и духовные лица, как граждане государства, по сим делам должны подлежать общему суду, и в подтверждение этой мысли приводят разные соображения.

1) Говорят, будто подсудность духовному суду дел об обидах, причиненных духовными лицами светским, не имеет твердого канонического основания. Но это мнение совершенно неверно. Существующий ныне порядок не только имеет твердое каноническое основание, но и прямо утверждается на Священном Писании. Клирик, учинивший обиду мирянину или клирику, учинил не только проступок нравственно-недозволенный и юридически-наказуемый, но вместе с сим оскорбил достоинство носимого им сана и нарушил специальную обязанность своего звания, ясно и точно служителям Церкви предписанную Апостолом Павлом: подобает епископу (и прочим священнослужителям) быти честну, не бийце, не сварливу, но кротку (1Тимоф. 3:2, 3), не подобает сваритися, но тиху быти ко всем, незлобиву (2Тим. 2:24) и всегда соблюдавшуюся в Церкви, которая о приемлемых в клир со всею строгостью исследовала все поведение их: не злоречивы ли они, не склонны ли к ссорам (Вас. Велик. 89). Преступивший эту апостольскую заповедь должен понести возмездие, правилами определенное. Возмездие, последствия нарушения этой апостольской заповеди определяются точно и ясно в 27 апостольском правиле и в 9 правиле двукратного собора. В первом из указанных правил говорится: повелеваем епископа, или пресвитера, или диакона, биющего верных согрешающих, или неверных обидевших, извергати из священного чина. Правило двукратного собора дает толкование этого апостольского правила, изъясняя, что сие разумеется не только о биющих своеручно, но и о тех, которые ухищряются бить чрез другого. Апостольское и Божественное правило подвергает извержению священников, дерзающих бити верных согрешивших, или неверных, нанесших обиду. Ухищряющиеся же угодити своему гневу и превращающие апостольские установления разумеют сие токмо о биющих своеручно, хотя оное правило ничего такого не назнаменует и правый смысл тако разумети не попускает .... Итак, поскольку оным правилом определяется наказание за биение вообще: то и мы согласно определяем... (Двукр. соб. 9). Итак, не может подлежать сомнению, что и Слово Божие и правила апостольские и соборные содержат в себе специальное, назначенное для клириков запрещение обид мирянам и даже неверным, что в них определяются и последствия нарушения сего запрещения, которые состоят в извержении от священного чина. Согласно с сим и суд над духовными лицами по преступлениям сего рода всегда был церковный, так как наказание, состоящее в извержении от священного чина, может быть присуждено только церковным судом. И это ясно и прямо определено в 20 правиле Антиохийского собора, предписывающем и клирикам и всем почитающим себя обиженными обращаться к церковному суду (Антиох. 20). Посему мнение, будто подсудность духовному суду дел об обидах, причиненных духовными лицами светским не имеет канонических оснований, совершенно не верно: таковые основания имеются и притом самые твердые.

2) Далее говорят, будто передача дел об обидах, причиняемых духовными лицами светским лицам, является последовательным проведением принятого уже нашим законодательством начала – ограничения юрисдикции духовных судов исключительно церковной сферой. И это мнение не может быть признано верным. Ни откуда не видно, чтобы нашим законодательством была принята эта мера, а напротив, из разных и немалочисленных указаний нашего законодательства видно, что юрисдикция духовных судов остается на прежних основаниях и в прежнем пространстве. В примеч. ко 2 ст. „Учр. Суд.” ясно говорится, что судебная власть духовных судов определяется особыми о них постановлениями. И это примечание введено именно с тою целью, дабы не оставалось сомнения в том, что преобразование общих судов (1864 г.) не касается этих специальных судов, действующих по особым о них постановлениям. Когда с духовной стороны выражено было сомнение, что правило, по коему все гражданские и уголовные дела подлежат вновь преобразуемым судебным установлениям может возбудить недоумение, не подлежат ли сим же установлениям и те гражданские и уголовные дела, кои ныне ведаются исключительно одними судами духовными, – то с государственно-законодательной стороны было изъяснено, что это недоумение совершенно устраняется примеч. к 2 ст. „Учр Суд. Уст.” и что вследствие сего не может быть никакого сомнения в том, что существующие узаконения о власти духовных судов оставляются неприкосновенными („Суд. Уст.” изд. Госуд. Канц. III, 18). Вот что категорично и ясно выражено в нашем законодательстве, т. е. мысль совершенно противоположная вышеуказанному мнению: светское законодательство оставляет неприкосновенными существующие узаконения о власти духовных судов, а вовсе не стремится ограничить их юрисдикцию исключительно церковной сферой.

3) Указывают, что изъятие сих дел из духовных судов и подчинение их светским послужит лучшим средством для установления столь желательного ясного и точного разграничения той и другой подсудности. И это мнение не может быть признано имеющим какую-либо силу. Передача дел сего рода из духовных судов в светские не только не послужит лучшим средством для установления столь желательного ясного и точного разграничения, но даже нисколько и не приблизит к этой цели. Передача дел из одного суда в другой никаким образом не может быть средством к разграничению подсудности между двумя судами. Она может повести разве к сокращению пределов одного суда и расширению пределов другого. Разграничение же достигается не этим, а другими способами, из которых самый надежный состоит в точном указании признаков известного рода дел, привлекающих известное лицо к тому, или другому суду. Если в настоящем случае будет, например, ясно сказано, что обида, причиненная духовным лицом светскому, привлекает духовное лицо к духовному суду, пока сия обида не совершена чрез преступление, подвергающее виновного, по общим законам, наказанию, соединенному с лишением или ограничением прав состояния, то черта разделяющая ту и другую подсудность будет весьма ясна. А если при сем будет еще сделано и точное указание, что случаи сии суть именно те, какие указаны в 130–142 „Уст. о нак.” налаг. мир. суд., то за сим не останется места ни малейшему о пределах двух судов сомнению.

4) Указывают, будто сохранение дел об обидах этого рода в ведении духовных судов является едва ли не случайным исключением и будто при составлении „Суд. Уст.” 1864 г. эти дела были оставлены в ведении духовного суда главным образом в уважение того обстоятельства, что по каноническим правилам дела сего рода не всегда могут прекращаться примирением. И это указание совершенно неверно. При составлении „Суд. Уст.” 1864 г. не было выражено ни малейшего сомнения о подсудности сих дел духовному суду и не заявлено никакого притязания привлечь сии дела из духовных судов к светским. По законам, действовавшим до 1864 г. („Уст. Конс.” 212, „Св. Зак.” изд. 1857 г. т. X, 2, 8), дела об обидах, причиненных духовными лицами, не могут обращаться в иск гражданский, они подлежат ведомству духовных правительств, если с обидою не соединено преступление уголовное; в противном случае дело передается в уголовный суд. При обсуждении „Суд. Уст.” 1864 г. Обер-Прокурор Святейшего Синода, с одобрения Святейшего Синода, предлагал в Уст. Угол. судопр. поместить правило о том, что «дела о личных обидах и оскорблениях, причиненных кому-либо духовными лицами, подсудны не мировому судье, а епархиальному суду; если же с обидою соединено уголовное преступление, подлежащее светскому суду, то дело о сем из духовного суда передается по принадлежности». Это предложение осталось неосуществленным, но не потому, чтобы составители уставов и законодательная власть не признавали сих дел подсудными духовному суду, а исключительно потому, что за общим правилом, содержащимся в примеч. к ст. 2 „Учр. Суд. Уст.” почитали новое об этом упоминание излишним. Сами же составители „Судебных Уставов” почитали дела сего рода без малейшего сомнения подлежащими духовному суду. Это прямо и ясно высказано в объяснительной записке к проекту „Устава Уголовного судопроизводства”. Здесь (стр. 19, 20) говорится: «хотя по личным обидам или оскорблениям иск вообще может быть или уголовный о наказании виновного, или же гражданский о взыскании бесчестия, но дела о личных обидах, или оскорблениях, причиненных духовными лицами, не могут обращаться в иск гражданский, а подсудны духовному начальству. Дела об обидах, причиненных лицами духовного звания, подлежат по закону лишь ведомству епархиального суда». („Объяснит. зап. Соед. Департ. к проекту Уст. Гражд. суд.” стр. 124, Сравн. „Суд. Уст.” изд. Госуд. Канц. 1, 659). Кассационные Департаменты Сената держатся той же самой мысли. В решении Уголовного Кассационного Департамента Сената (1867 № 181) ясно выражено, что лица, духовного ведомства, виновные в оскорблениях чести подвергаются наказанию по определению епархиального начальства, согласно правилам в „ Уставе Консисторий” (210–213) определенным. За представленными документальными свидетельствами ясно открывается, что вышеприведенное мнение совершенно неверно.

5) То мнение, приводимое для доказательства мысли о передаче дел об обидах из духовных судов в светские, что понятие обиды не одинаково в глазах лиц духовного и светского звания и что вследствие такого различия неизбежно обнаружится различие в точке зрения истца и судей и вызовет предубеждение со стороны судей и недоверие со стороны истца – не имеет ни внутренней силы само в себе, ни силы в подтверждение того положения, в пользу которого приводится. Что понятие обиды не различествует в глазах духовного лица и светского – это едва ли может подлежать сомнению. Духовные лица живут в том же обществе, в котором и светские и ничем не отделены от светских лиц так, чтобы понятие об обиде, существующее в светском обществе, было совсем чуждо духовным лицам. Понятия об обиде действительно довольно различны у образованных классов и у простого народа. Но духовным лицам, по самому служению своему соприкасающимся и с образованным обществом и с народом, не чужды понятия об обиде ни того, ни другого класса. И это не должно подлежать ни малейшему сомнению. Впрочем, даже если бы приведенное мнение и было справедливо, то заключение отсюда выходило бы не в пользу защищаемой мысли. Если понятия об обиде не одинаковы у духовных лиц и светских и если, вследствие сего, могут быть недоразумения между судьями и истцами, то с передачею сих дел из духовных судов в светские менее выгодно, и менее удобно было бы такое положение для духовных лиц.

6) Мнение, будто светские судьи компетентнее духовных для обсуждения сих дел принадлежит к числу таких голословных утверждений, которые конечно ни коим образом не могут быть поставлены в числе серьезных возражений. Если понятие личного оскорбления сложилось в общественной жизни, то в той же жизни живут постоянно и духовные лица и обязанностями своего служения призываются к многостороннему ее изучению. Нашему духовенству не запрещено вести семейную жизнь, и это обстоятельство еще более связывает его с обществом и народом и для суждения об обидах делает его не менее компетентным, чем сколько компетентны и другие члены общества. Если утверждается, что в видах гарантии справедливого и беспристрастного суда следует предоставить обиженной стороне право обращаться с жалобою на духовное лицо в светский суд, то разве священный сан, звание пастыря и духовного отца пасомых и общее избрание не представляют достаточной гарантии за те нравственные качества, какие требуются от судьи, и за суд честный и справедливый?

7) Говорят, что законы, которыми руководствуются духовные судьи не представляют ни той классификации понятия обиды, ни вообще той разработки ее состава, какие имеются в светском законодательстве. Это правда; но поставить сие обстоятельство в числе причин к передаче дел сего рода из духовных судов в светские, также нет основания. Из неразработанности законодательства по какому-либо предмету следует только то заключение, что должно эту неразработанную часть разработать. И она, конечно, будет разработана. Впрочем, если бы и не была разработана, то разработанное и классифицированное в светском законодательстве понятие обиды может послужить руководством и основанием и для решений духовных судей. Уставы гражданские могут служить основанием духовного суда („Уст. Конс.” 6 лит. г.). В 206 ст. „Устава Консисторий” прямо говорится: в случаях, которые не означены в сем „Уставе” и которые упоминаются в „Своде Законов Российской империи” – руководствоваться „Сводом”.

8) Практические удобства, обещаемые с передачею дел сего рода из духовных судов в светские – решительно не имеют того вида, в каком представляются. Все жалуются теперь на множество дел в светских судах и в общих и в мировых. С передачею к ним дел и этого рода, светские суды будут обременены еще более. Таким образом облегчение духовных судов будет приобретено обременением судов светских, т. е. в общем облегчения не последует: ибо одни будут облегчены, а другие обременены. И если прилично заботиться об одной стороне, то справедливо позаботиться и о другой, т. е., чтобы светские и ныне уже обремененные суды, не были обременены еще более.

Устранив таким образом доводы, приводимые в пользу передачи дел сего рода из духовных судов в светские, мы находим необходимым представить и другие соображения в пользу оставления сих дел на прежнем основании в духовном суде, заимствованные из существа и особенностей сих дел и из рассмотрения тех последствий, к каким должно было бы прийти, если бы была принята мысль о передаче сих дел из духовных судов в светские. Сущность сих соображений состоит в следующем:

1) Дела о проступках против чести и прав частных лиц („Улож. о нак.” 1534) и по „Уст. о нак. налаг. мир. суд.” (18) подлежат наказанию не иначе, как по жалобе потерпевших обиду, вред или убыток, или же их супругов, родителей, или опекунов и вообще тех, которые должны иметь попечение о них. Следовательно, если не будет жалобы, то, хотя бы обида была нанесена, виновный останется без наказания. Так будет и в отношении к духовным лицам в случае передачи дел об обидах ими причиняемых в светские суды. Но не должно так быть по духу церковного служения и по смыслу церковных правил. Духовные лица за причиненные ими обиды преследуются не только по жалобам потерпевших лиц, но и официальными путями, вследствие возбуждения дела благочинническим надзором, или даже вследствие доноса частных, посторонних лиц (Сравн. „Уст. Конс.” 163, Инстр. Благоч. и Апост. прав. 27). Или же дело должно будет идти двумя путями и к двум судам: в случае жалобы – к светскому суду; при отсутствии жалобы, но при раскрытии проступка иными путями – дела должны идти к духовному суду, в котором может быть вчиняемо дело и без жалобы. Устранить это неудобство можно только при оставлении в силе нынешнего правила о подсудности сих дел духовному суду, который имеет возможность производить эти дела в обоих случаях, т. е. и при жалобе, и без жалобы. Выйти из этого затруднения совершенною отменою правила о преследовании дел сего рода в духовных лицах и без жалобы и установлением правила, чтобы и обиды, причиненные духовными лицами, были преследуемы только порядком, существующим для преследования обид в светских лицах, т. е. не иначе как по жалобе – невозможно. Ибо это значило бы лишить Церковь одного из важнейших средств преследовать в своих служителях нравственные проступки, делающие их недостойными быть в числе служителей Церкви.

2) Проступки сего рода по 20 ст. „Уст. о нак. налаг. мир. суд.”, не влекут за собой наказания: а) в случае примирения обиженного с виновным в проступке лицом. Так конечно будут производиться и дела клириков, если бы были переданы в светские суды, и в случае примирения, виновные клирики будут оставляемы без наказания. Но сего не должно быть по церковным правилам. Духовное лицо, учинившее проступок сего рода по церковным правилам („Уст. Конс.” 212), не может остаться ненаказанным и в случае примирения с обиженным. Чтобы исполнить сие правило, и по передаче дел сего рода в светские суды, нужно ввести исключение из общего действующего закона в том смысле, чтобы виновные в проступках сего рода клирики, в случае примирения с обиженными, освобождаясь от наказания, налагаемого светским судом, были предаваемы суду духовному. Таким образом одно и тоже дело будет судиться в двух судах. При оставлении в силе ныне существующего порядка – нет этого неудобства, б) По 138 ст. „Уст. о наказ. налаг. мир. суд.” за проступки сего рода виновные не подвергаются наказаниям еще в двух случаях, именно: аа) когда сам обиженный нанес обидчику равную, или более тяжкую обиду и бб) если обиженный будет требовать определенного в законах гражданских бесчестия. Так, конечно, будет и с клириками в случае передачи дел сего рода в светские суды. Между тем, по церковным правилам перешедшим и в гражданские законы ¹¹, ни тот, ни другой случай не освобождает клирика от наказания. Дела сего рода не могут обращаться в иск гражданский („Уст. Конс.” 212) и не остаются ненаказанными и в случае взаимного оскорбления причиненного обиженным (Апост. 27, Двукр. 9). Опять для сообщения сим делам течения, сообразного с правилами, светский суд в обоих указанных случаях должен будет передавать сии дела духовному суду, и одно и тоже дело будет производиться в двух судах. Устранение сего неудобства тем способом, чтобы, по передаче дел сего рода из светского суда в духовное ведомство, уже не было суда, а принята была бы соответствующая делу мера дисциплинарною властью епархиального архиерея – представляется решительно невозможным. Ибо по „Уставу Консисторий” (197) за проступки сего рода, духовные лица могут подвергнуться отрешению от должности, исключению из духовного звания, а по 27 Апост. правилу и по 9 правилу Двукр. Собора – даже и извержению. Все это – такие меры, которые превышают дисциплинарную власть архиерея и могут быть налагаемы не иначе, как по суду. Следовательно, двух судов избежать решительно невозможно. Единственный правильный исход из этого затруднения тот, чтобы дела сего рода оставить на прежнем основании подсудными духовному суду. Тою мерою, чтобы не могли оканчиваться примирением только дела, соединенные с оскорблением духовного сана, а прочие оканчивались – не достигается никакой цели. Дела, не оканчивающиеся примирением все-таки будут, а, следовательно, будет и двойной суд.

3) Наш закон не признал нужным, чтобы судьи мировых и общих судов принадлежали к Православному исповеданию. Он допускает, что судьями могут быть все граждане государства, независимо от их вероисповедания. Таким образом с передачею дел об обидах, причиненных духовными лицами светскому суду окажется что Православные клирики будут подсудны по сим делам не только светским лицам, но в некоторых местах лицам неправославного и даже нехристианского исповедания. Для устранения этого важного неудобства потребовалось бы издание нового закона в том смысле, чтобы судьи – в случаях привлечения к их суду духовного лица Православного исповедания, были и сами Православного же исповедания, что в некоторых местностях, например, в западном крае едва ли возможно. Подчинить же Православных клириков суду светских неправославных судей и даже не христиан значило бы предать их всевозможным недоразумениям, происходящим от различия вероисповеданий и произвести великий соблазн в Православном народе, который конечно будет возмущаться в своей совести, если увидит своего духовного отца не только на суде у светского судьи, но на суде судьи нехристианина (еврея и магометанина) или не Православного христианина. За сим другая причина соблазна, имеющего произойти с передачею дел сего рода из духовных судов в светские будет заключаться в том, что при этом духовному сыну иногда придется быть судьею своего духовного отца. Предлагают устранить это опять новым законом – чтобы духовный сын не принимал к своему разбирательству жалобу на своего духовного отца и указывают, что по делам других родов, например, по делам о нарушении законов чисто государственного происхождения или по проступкам, влекущим лишение или ограничение прав состояния – и духовные лица подлежат и будут подлежать светским судьям иногда и неправославного исповедания и духовный отец – суду духовного сына. Но есть значительная и весьма важная разность между указанными случаями и проступками, предусмотренными в ст. 130 – 142 „Уст. о нак. налаг. мир. суд.”. За нарушение, например, постановлений таможенных, карантинных и других подобных, духовное лицо подвергается суду светского судьи, который предполагается более обязанным знать светские законы и вследствие сего более компетентным разрешить случай, возникший из нарушения сих законов. В этом все убеждены. И соблазна от этого не произойдет. Но когда духовное лицо привлекается к светскому судье по обвинению в проступках чисто нравственного свойства и характера, в проступках против нравственного закона, который обязано по своему званию и должности охранять, к соблюдению которого обязано увещевать своих пасомых, образ соблюдения которого должно представлять в своем лице и во всем своем поведении и за несоблюдение которого само карает на тайном суде в таинстве исповеди – тогда соблазн неизбежен. А производство суда на месте – в ближайшем соприкосновении с духовною паствою судимого духовного лица – еще более усилит соблазн и даст ему большее пространство непосредственно в среде лиц, которых наипаче они должны блюсти от соблазна. Производство дел сего же рода в общих светских судах, когда они влекут за собою наказания, соединенные с лишением, или ограничением прав состояния – не может причинять такого же соблазна; ибо: а) дела сего рода редки; б) дела сего рода производятся вдали от места служения духовного лица. Не должно упускать из виду и того обстоятельства, что в числе духовных лиц, которые должны бы, с передачею сих дел из духовных судов в светские, подлежать светскому суду разумеется и архиерей. Не было ли бы крайним для Православного народа соблазном, если бы за действительную, а может быть и за мнимую обиду архиерей был привлечен к мировому судье в виду подчиненного ему клира и народа? Предотвращение соблазна возможно только одним путем – оставлением дел сего рода на прежних основаниях в духовном суде.

4) Смотря на вопрос с точки зрения 206 ст. „Уст. Угол. судопр.” мы должны будем прийти к тому же заключению о подсудности сих дел духовному суду. По этой статье дело о преступном деянии, за которое в законе определено несколько различных наказаний, подлежит решению того суда, который в праве присудить строжайшее из сих наказаний. Наказания духовным судом налагаемые за проступки сего рода строже, чем наказания, полагаемые в Уставе о наказаниях, налагаемых мировыми судьями. В „Уставе о наказаниях” высшее наказание за проступки сего рода есть трехмесячный арест („Уст. о наказ.” 130 – 142), в „Уставе Консисторий” за проступки сего рода полагается отрешение от места и исключение из духовного звания, а в правилах Апостольском 27 и Двукр. Собора 9 – извержение из священного чина. Очевидно, что и по сему основанию духовные лица за проступки сего рода должны подлежать духовному суду до тех пор, пока в сих проступках нельзя усматривать преступления, влекущего за собою лишение или ограничение прав состояния.

5) Приняв мысль, что клирики и монашествующие в делах об обидах, причиненных ими светским лицам подлежат светскому суду, мы придем еще к следующим затруднениям:

а) Какому суду должны подлежать клирики и монашествующие по делам об обидах, причиненных ими лицам своего же звания, – духовному или светскому? Предоставить и эти дела светскому суду можно было бы только с явным нарушением 9-го правила IV Вселенского собора, ясно запрещающего клирикам во взаимных делах судиться не в духовном, а в светском суде, и подвергающего наказаниям тех, которые поступают вопреки сему. Вот точные слова правила: аще который клирик с клириком же имеет судное дело: да не оставляет своего епископа и да не прибегает к светским судилищам... Аще вопреки сему поступит да подлежит наказаниям по правилам. Предоставить сии дела в случае возникновения их между самими клириками духовному суду, а в случае жалоб светских лиц на духовные светскому, – значило бы действовать в решении одного и того же вопроса на разных основаниях – в одном случае на основании характера преступления, в другом на основании характера лица.

б) На основании взаимности должно будет принять и такую мысль, что если светское лицо может искать удовлетворения за свою обиду духовным лицом в светском суде, то и обратно духовное лицо, обиженное светским, может привлекать обидевшего светского человека к духовному суду; что очевидно было бы вопреки юридической аксиоме: actor forum rei sequitur.

в) Для устранения всех неудобств и затруднений, которые неизбежно произойдут с передачею дел сего рода из духовных судов в светские, нужно, как это признается и противною стороною, испросить от законодательной в государстве власти и от церковной четыре новые закона: 1) закон о том, чтобы светские суды о всех состоявшихся приговорах по делам сего рода доводили до сведения духовного начальства; 2) чтобы судьями духовных лиц в сих делах были только лица Православного исповедания, а не были неправославные и не христиане; 3) чтобы духовный сын не был судьею своего духовного отца, – и 4) чтобы власть архиерея была расширена в такой мере, чтобы он дисциплинарно-административным образом мог отрешать от места и даже подвергать извержению, чего он не может делать ныне. Этот ряд новых законов показывает до очевидности, что затруднения, имеющие произойти с предлагаемою передачею – весьма серьезны и велики. Устранение всех этих затруднений достигается оставлением в силе ныне действующих правил и практики о подсудности дел об обидах, причиняемых клириками и монашествующими людям своего звания и светским лицам духовному суду, разумеется до тех пор, пока с сими обидами не соединено уголовное преступление.

6) Нельзя не обратить внимания и на доказательство в пользу оставления дел сего рода в духовной подсудности, заимствованное из свидетельства истории о том, что нынешняя практика имеет действие непрерывно с самого древнего времени, и что основание ее заключается в признанном римским правом за аксиому правиле: actor forum rei sequitur. Нынешние обстоятельства Церкви и государства не представляют в сравнении с прежними столь разительных особенностей, чтобы требовалось изменение практики, имевшей силу в течение многих столетий. Для клира нынешний порядок подсудности духовному, а не светскому суду, представляет обеспечение того, что клирики имеют судей, вполне знакомых с особенностями служения клира и с обязанностями клириков. Для общества и народа нынешний порядок исключительной подсудности клириков в сих делах духовному суду, представляет только одно затруднение, что этот суд не близок, затруднение, которое может быть устранено другими средствами. Для правительства и для дела правосудия вообще от оставления подсудности этих дел на прежнем основании нет ни малейшего ущерба.

7) В устранение сомнений о гарантиях, представляемых для светских истцов на духовном суде, должно указать на то, что все обеспечения, признанные необходимыми и допущенные на светском суде, могут иметь место и в духовных судах. И духовный суд может быть производим так же, с теми же формами и обеспечениями, как и светский – гласно, устно, с расспросом сторон и свидетелей и с основанием судьею приговора на внутреннем убеждении, а не на формальных доказательствах. Ни одна не только существенная гарантия, но и второстепенная подробность и формальность, составляющая принадлежность светского суда, может быть не упущена и на духовном суде.

8) Наконец самое главное, что не должно быть оставлено без внимания при обсуждении сего предмета, это – мнение о сем предмете Святейшего Синода. Это мнение ясно, положительно и неоднократно выражено Св. Синодом при составлении „Судебных Уставов” 1864 года, и впоследствии, и состоит в том, что дела сего рода должны быть подсудны духовному, а не светскому суду.

В виду всех сих соображений представляется правильным одно заключение – об оставлении дел об обидах, причиняемых духовными лицами, на нынешнем основании – в духовном суде.

Кроме дел об обидах к этой же категории „Консисторским Уставом” причисляются дела по жалобам на духовные лица о нарушении бесспорных обязательств и по просьбам о побуждении к уплате бесспорных долгов. Прежнее гражданское судопроизводство допускало два порядка восстановления прав гражданских – исполнительный для дел бесспорных и судебный для дел не бесспорных („Св. Зак.” т. X, 2, 1). Новое судопроизводство (по „Суд. Уст.” 1864 г.) не установляет особого порядка для производства бесспорных гражданских дел, а подчиняет эти дела общему порядку по правилам сокращенного судопроизводства („Уст. Гражд. судопр.” 352, 364). „Консисторский Устав” был составлен применительно к прежнему порядку судопроизводства, и допускал производство сих дел в духовных судах только до тех пор, пока не возникал спор по документам, после чего дело переходило в гражданские присутственные места („Уст. Конс.” 214, 215). Исполнительное судопроизводство, или производство по актам бесспорным, по „Своду” 1857 г., принадлежало полиции, и допущено было законом для ускорения течения сих дел. Новое судопроизводство, установив особый сокращенный порядок для дел гражданских, не допускает прежнего бесспорного исполнительного производства через полицию, находя, что и судебное производство по сокращенному порядку может быть не менее скоро, как и прежнее полицейское. Установленное „Консисторским Уставом” бесспорное судопроизводство (158, 214, 215) соответствовало прежнему полицейскому исполнительному производству, ныне отмененному. Посему не представляется нужды удерживать в дух. ведомстве порядок, отмененный в светском. Представляется наиболее удобным вести иски сего рода, касающиеся дух. лиц, в гражданском суде не только в случае спора по документам, как допускает „Устав Консисторий” (215), но и в бесспорных делах.

„Устав Консисторий” определяет не только подсудность духовных лиц духовному суду, но и подсудность их светскому суду, с целью, конечно, предотвращения столкновений двух судов и пререканий о подсудности. По „Уставу” люди духовного звания подлежат светскому суду в установленных присутственных местах: а) в делах между собою и со светскими лицами тяжебных и исковых по не исполненным договорам и обязательствам; и по взысканиям за нарушение прав ущербами, убытками и самоуправным завладением; б) в случаях нарушения государственных постановлений, по которым существуют особые правила о судопроизводстве и взысканиях, как-то в пристанодержательстве и укрывательстве беглых, корчемстве, порубе лесов, неисполнении карантинных и таможенных постановлений, и в) в тяжких уголовных преступлениях (ст. 159).

Что касается первого из указанных родов дел, по которым духовные лица подсудны светскому суду, то он должен оставаться неизменным и после „Судебных Уставов” 1864 года. Второй же пункт должен испытать изменение. Особые правила судопроизводства, имевшие место до „Судебных Уставов” 1864 года, отчасти совсем отменены, отчасти же значительно изменены. Посему и этот пункт должен подвергнуться изменению. Представляется совершенно правильным, чтобы духовные лица не в одних случаях, исчисленных в п. б. статьи 159 „Устава Конс.” подлежали светскому суду, но во всех вообще случаях нарушения законов чисто государственных, напр. за преступления государственные („Улож. о нак.” 241 – 261), преступления против порядка управления (262–328), против имущества и доходов казны (548–830) против общественного благоустройства (831–900) и т. д. Равным образом и последний пункт, подчиняющий духовные лица светскому суду в тех уголовных преступлениях требует разъяснения. Какие преступления почитать тяжкими уголовными преступлениями? „Уложение о наказаниях” к уголовным наказаниям причисляет только наказания, соединенные с лишением всех прав состояния (ст. 17), а затем все прочие наказания даже и соединенные с потерею всех особенных прав и преимуществ причисляет к наказаниям исправительным (ст. 30). Таким образом, если принять в руководство „Уложение”, то тяжкими уголовными преступлениями должно считать только преступления, влекущие за собою наказания, соединенные с лишением всех прав состояния. Между тем „Судебные Уставы” 1864 г. понятие тяжких преступлений разумеют шире: суд с присяжными „Судебные Уставы” устанавливают не только для преступлений, влекущих лишение всех прав состояния, но и для таких, которые влекут потерю только некоторых особенных прав и преимуществ („Уст. Угол. судопр.” 201). Представляется наиболее сообразным с позднейшею законодательною мыслью, под тяжкими уголовными преступлениями, за которые духовные лица должны подлежать светскому суду, разуметь все преступления, подлежащие суду с присяжными, т. е. преступления, за которые в законе положены наказания, соединенные с лишением, или ограничением прав состояния.

Из всех предложенных соображений могут быть выведены следующие положения о предметах церковного суда:

1) Суд Церкви есть или общий, простирающийся на всех членов Православной церкви, или же особенный, которому подлежат лица духовного состояния.

2) Суд Церкви или имеет карательный характер, или же не имеет сего характера, не влечет за собою карательных последствий.

О предметах подсудных общему церковному суду, имеющему карательный характер.

3) Суду Церкви подлежат все учиненные членами Православной церкви нарушения церковных правил и уставов, действующих в Церкви, (Сравн. „Суд. Уст.” изд. Госуд. Канц. 2, 365, 366. „Уст. Угол. суд.” 1001, 1011).

4) Изъятия из сего правила и пределы подсудности церковной и светской указываются в нижеследующих положениях:

5) Церковному, а не светскому суду подлежат все те преступления против веры и другие соединенные с нарушением церковных правил, о которых не упоминается в светских законах (Сравн. „Уст. Угол. судопр.” ст. 1001 п 1011).

6) Церковному, а не светскому суду подлежат дела о таких нарушениях церковных правил, которые хотя и упоминаются в светских законах, но за которые в сих законах не полагается никакого возмездия, а определяются последствия сих нарушений только в церковных правилах и постановлениях, действующих по церковному ведомству (Напр. „Св. Зак.” X, 1, 37, п. 4, 45, 48, 49, 57–60, 31).

7) Церковному, а не светскому суду подлежат дела о преступлениях против веры и других, соединенных с нарушением церковных правил, если в светских законах полагается за оные лишь церковное покаяние, или отсылка к духовному суду („Уст. Угол. суд.” 1002; „Улож. о наказ.” 207–209, 994, 185 и др.).

8) Преступления против веры и другие соединенные с нарушением церковных правил, по Уложению о наказаниях, наказуемые только уголовными наказаниями, подлежат одному уголовному суду („Улож. о наказ.” 176–184, 187, 189–191, 196–206, 210–215, 219–240).

9) Преступления против веры и другие соединенные с нарушением церковных правил, наказуемые по Уложению о наказаниях, сверх церковного покаяния и другими не церковными наказаниями, подлежат и уголовному суду и духовному – порядком, определяемым в нижеследующих положениях:

10) Из дел двоякой подсудности одни прежде подлежат духовному суду, потом уголовному, другие следуют обратному порядку и подлежат прежде уголовному суду, потом духовному, третьи поступают отдельно или только к духовному суду, или к уголовному и после того к духовному.

11) В делах двоякой подсудности каждый суд исследует и решит только вопросы по существу ему принадлежащие, не входя в рассмотрение вопросов разрешаемых другим судом. Последующий суд ни в чем не изменяет приговора предшествующего суда, но принимает оный обязательно.

Дела двоякой подсудности, подлежащие прежде церковному суду и потом уголовному.

12) Дела о вступлении в брак в недозволенных степенях родства или свойства, о воспрещенном браке христиан с нехристианами, о четвертом браке, о браках таких лиц духовного звания, которым по правилам Церкви воспрещено вступать в брак, если был употреблен для сего обман или подлог, и дела о вступлении в брак прежде или позднее узаконенного возраста, подлежат церковному суду, по окончании которого поступают к суду уголовному для определения ответственности по уголовным законам („Улож. о наказ.” ст. 1559, 1561, 1562, 1563, 1564, 1569 Сравн. „Уст. Угол. судопр.” 1014, 1015).

13) В делах о многобрачии церковный суд прежде уголовного решит следующие вопросы: 1) совершен ли, когда, где, кем и с каким лицом прежний брак подсудимого, или подсудимых? 2) Если совершен, то законен ли? 3) Если совершен и законен, то продолжает ли существовать и не прекратился ли? 4) Если прекратился, то в какое время, прежде ли заключения подсудимым нового брачного союза, или уже после? 5) Если прежде, то имел ли о сем сведения подсудимый? 6) Совершен ли новый брак при существовании законного прежнего, когда, где, с кем и кем, на основании каких документов и с соблюдением ли всех предосторожностей? 7) Подлежит ли новый брак уничтожению как незаконный и недействительный? 8) Может, или не может быть восстановлен прежний законный брак подсудимого? 9) Подлежит ли виновный осуждению на всегдашнее безбрачие и по прекращении законного брака? 10) Какой церковной епитимии подлежит за свое преступление? 11) Подлежат ли ответственности священно и церковнослужители, совершившие последний брак, и какой именно – по правилам ли только церковным, или же и уголовной? („Улож. о наказ.” 1557) По разрешении сих вопросов духовным судом дела о многобрачии поступают к подлежащему уголовному суду: 1) для определения факта подлога, учиненного при вступлении в новое супружество, 2) для разрешения вопроса о том – был ли сей факт деянием подсудимого или подсудимых и должен ли им быть вменен в вину? 3) Для определения меры уголовных наказаний, которым подлежат виновные в подлоге со включением и священно и церковнослужителей, если способствовали обману и 4) для предписания исполнительных мер к разлучению незаконнобрачившихся („Улож. о наказ.” 1554–1557, „Уст. Угол. судопр.” 1013, „Военно-Судебн. уст.” 1079, „Военно-Морск. Судебн.” уст. 1074).

Дела двоякой подсудности, подлежащие прежде уголовному суду и потом духовному.

14) Дела о браках совершенных в следствие похищения, по насилию, обману или в сумасшествии одного или обоих брачившихся, начинаются в уголовном суде, которым определяется: 1) действительность похищения, насилия, обмана или сумасшествия, 2) уголовная ответственность виновных лиц со включением священно и церковнослужителей. По окончании уголовного суда сии дела поступают к церковному суду: 1) для решения о действительности или недействительности брака, и 2) для определения ответственности духовных лиц, совершивших бракосочетание, если они подлежат ответственности только по правилам церковным („Улож. о нак.” 1549–1553, „Уст. Угол. судопр.” 1012).

15) Все дела, по которым лица, признаваемые виновными на уголовном суде, подлежат кроме уголовных наказаний и церковному покаянию, поступают к духовному суду по окончании над виновными уголовного суда для определения виновным церковного покаяния („Улож. о нак.” 192, 233, 235, 995, 997, 1473, 1476, 1583, 1585, 1586, 1593–1597 и др. Сравн. „Уст. Угол. суд.” 1004, 1013).

Дела двоякой подсудности, подлежащие отдельно или духовному суду, или уголовному и потом духовному.

16) Дела о прелюбодеянии и любодеянии подлежат или одному духовному суду, или же уголовному и потом духовному.

17) Одному духовному суду подлежат дела о прелюбодеянии: 1) когда не было жалобы на прелюбодеяние, а оно открылось по производству какого-либо иного дела („Свод Зак.” изд. 1857 г. т. XV, 2, 791); 2) когда оскорбленный супруг, желая исправить оскорбившего, просит духовный суд об увещании его к исправлению и о наложении епитимии по церковным правилам; 3) когда оскорбленный супруг ищет расторжения брака по сей причине („Уст. Угол. судопр.” 1016); 4) когда возбуждено в духовном суде дело о прелюбодеянии священно и церковнослужителей и жен их; дела о любодеянии – когда при сем нет никакого другого иска („Улож. о наказ.” 994).

18) Уголовному суду и после того духовному дела о прелюбодеянии подлежат в том случае, когда оскорбленный супруг просит о наказании виновного по уголовным законам („Улож. о нак.” 1585, „Уст. Угол. суд.” 1016), а дела о любодеянии, когда есть иск об обеспечении содержания незаконно прижитого младенца и матери его, или когда любодеяние учинено с лицом, состоящим в браке. Духовный суд в сих случаях определяет виновным церковное покаяние („Улож. о наказ.” 1585, 994, „Решен. Уголовн. Кассац. департ.” 1868 года октября 11 № 657 и 1 ноября № 694).

О предметах подсудных общему церковному суду, не имеющему карательного характера.

19) Из дел не влекущих за собою карательных последствий – общему церковному суду подлежат дела: 1) об удостоверении о действительности события и о законности браков, 2) о рождении от законного брака, 3) о расторжении брака по случаю избрания мужа в епископа (VI Вселенск. 12, 48), 4) о расторжении брака для вступления супругов в монашество (Духовн. Регл. Прибавл. о монах. 5 „Свод Закон.” т. IX, 1, 252) и 5) о расторжении брака по причине осуждения одного супруга к наказанию, соединенному с лишением всех прав состояния („Св. Закон.” т. X, 1, 50–53).

О предметах особенного церковного суда над клириками и монашествующими.

20) Особенному суду Церкви подлежат лица по закону принадлежащие к духовному состоянию т. е. монашествующие и послушники, священнослужители и церковнослужители („Св. Закон.” т. IX, 1, 257, 282)

21) Монашествующие и священнослужители подлежат особенному церковному суду в продолжение всего того времени, когда носят священство и монашество, а церковнослужители и послушники пока состоят в церковном ведомстве. („Свод Закон.” т. IX, 1, 280).

Примеч. Жены священнослужителей и церковнослужителей по проступкам и преступлениям судятся в светских судах, исключая случая, обозначенного выше в полож. 17.

О предметах, подлежащих особенному церковному суду, имеющему карательный характер.

22) Лица духовного состояния, обозначенные в полож. 20-м, подлежат суду Церкви по делам о нарушении ими обязанностей их звания, установленных церковными правилами и другими действующими по духовному ведомству положениями, а равно и по делам о тех противозаконных деяниях, за которые в светских законах определено подвергать их ответственности по усмотрению духовного начальства („Уст. Угол. суд.” 1017).

23) Лица духовного состояния подлежат суду Церкви и в делах о нарушении ими правил благочиния и благоповедения не только установленных в особенности для сих лиц, но и общих, поколику оскорбляется при сем достоинство носимого ими сана, или же заключаются в сем основания к возбранению допускать до священного сана лица, не имеющие соответствующих оному качеств („Уст. о наказ.” 42, 43, 130–142).

24) Когда правонарушения, обозначенные в предшествующих 22 и 23 полож., учинены духовными лицами чрез насилие, обман, или подлог и другие действия, влекущие за собою, по общим законам, наказание соединенное с лишением, или ограничением прав состояния, то в сих случаях лица духовного состояния подлежат уголовному суду („Уст. Угол. суд.” 1019–1029).

25) По делам, означенным в положениях 22 и 23-м иски о вознаграждении за вред и убытки, причиненные преступным деянием, производятся судом гражданским по окончании суда духовного („Уст. Угол. суд.” 1018).

26) Духовные лица за нарушение законов чисто государственного происхождения („Улож. о наказ.” 241–328, 506–858, 860–953, 959, 974–978, 984–992, 1004–1048, 1058, 1076–1169, 1405–1418, 1601, 1682, 1686 и др.) и за преступления всякого рода, подвергающие виновных, по „Уложению”, наказаниям, соединенным с лишением, или ограничением прав состояния судятся в установленных светских судах.

27) В случаях обозначенных в ст. 247 и 1175 „Военно-Судебного Устава” и 242 и 1170 „Военно-Морского”, лица духовного состояния подлежат военному и военно-морскому суду („Военно-Судебн. Уст.” 1083, „Военно-Морск. Суд. Уст.” 1078).

О предметах, подлежащих особенному церковному суду, не имеющему карательного характера.

28) Церковному суду подсудны все споры и иски, возникающие между духовными лицами и учреждениями из пользования движимым и недвижимым церковным имуществом, и церковными доходами.

29) Светскому, гражданскому суду в установленных местах лица духовного состояния подлежат в делах между собою и со светскими лицами тяжебных и исковых относящихся к их личной собственности, в делах по неисполненным договорам и обязательствам и по взысканиям за нарушение прав ущербами, убытками и самоуправным завладением („Уст. Конс.” 159).