VII. ОБЩИЕ ВЫВОДЫ И ЗАМЕЧАНИЯ

Окончив рассмотрение теорий, выставленных для оправдания предположения об отнятии судебной власти у епархиального архиерея, проектов раздела отнимаемой власти и прав разных наследников этой власти, мы представим еще несколько общих соображений, имеющих по нашему мнению важность в сем вопросе, но не получивших еще себе места в исследовании.

1. В начале книги читатель видел целый сонм свидетелей непререкаемой важности о том, что судебная власть в Церкви принадлежит епископу епархии – Слово Божие, правила Апостольские и соборные, догматико-символические книги, догматические писания и проч., и проч., и проч. Предположим, что судебная власть будет отнята у епарх. архиерея и суд будет устроен без его участия окружной, или епархиальный. Что мы будем делать с приведенными свидетелями? Как поступим в этом случае? Как, напр., быть с употребляемыми у нас догматическими книгами, в которых столь ясно говорится, что клирики и миряне суду своего епископа подлежат, и по которым мы учим юношество? Оставить так, как есть? Но тогда слово с делом, одна часть церковного здания с другой, разойдется у нас на такое расстояние, которое будет угрожать падением самому зданию: фундамент одной части здания будет на камне, а другой на песке; окажется, что в догматиках мы учим одному, а на деле творим другое. Переправить? Конечно это самое удобное дело; но также не совсем безопасное: прежде всего нужно перепортить много книг, а затем и после переправки найдутся люди, имеющие не короткую память, которые будут спрашивать учащую церковную власть: почему нас прежде учили, что клирики и миряне подлежат суду своего епископа, а теперь учат, что не подлежат, и когда ошибались, прежде или теперь? Самое дело такой неправы не легкое. Нужно будет в догматических книгах переправить не одну, а многие основные истины, а именно: 1) о том, что каждая частная Церковь подчинена только своему епископу, и что никакой другой епископ не может вмешиваться в дела епархии ему не подчиненной; что правильный, канонический судья в епархии есть ее епископ; 3) что пресвитер без воли своего епископа ничего не может делать и никакпм образом не может быть поставлен в положение независимости от него; 4) что епископ никаким образом не может быть поставлен в положение зависимости от своего пресвитера и т. д. и т. д. И переправлять это будет нужно во многих книгах, куда вошло учение Православной церкви. В „Руководстве к догматическому богословию» поправить, конечно, можно. Но как выправить в „Патриарших грамотах”, в „Книге Правил?» Как выправить в 1-м послании Ап. Павла к Тимофею? Что же делать с Правилами и со Словом Божиим, если их переправить нельзя? Найти таких толковников, которые станут утверждать, что да есть нет, а нет есть да, конечно, можно; но едва ли много найдется верующих таким толковникам, так как они и сами себе не верят, как показал публичный, печатный опыт, и, пожалуй, сегодня протолкуют так, а завтра опять иначе, по-прежнему, повинуясь иному ветру. Что же делать?... И зачем, для кого Св. синод печатает теперь упраздняемую „Книгу Правил” в числе 16.000 экземпляров?

2. Кто сличит предложенные сторонниками отделения судебной власти от архиерея планы раздела и подложенные под них теории с подлинными свидетельствами Слова Божия, с подлинными церковными правилами и с подлинными же толкованиями на них, тот непременно придет к следующим заключениям: 1) они имеют сильное и непреодолимое намерение отнять у епархиального архиерея принадлежащую ему судебную власть; но 2) утвердить свое предприятие на твердом основании, т. е. на Слове Божием и правилах не могут, несмотря ни на какие усилия и 3) однако же расстаться с этим основанием, т. е. со Словом Божиим и правилами не хотят. Отсюда ряд попыток, одна другой неудачнее, одна другой курьезнее, направленных к тому, чтобы всеми неправдами дать хоть для кого-нибудь убедительное доказательство, будто новые затеи Слову Божию и правилам не противоречат. Тем самым, лучшим средством, выйти из затруднения, которое заключается в прямом объявлении необязательности указаний Слова Божия и церковных правил для прогрессивных предприятий нашего века, сторонники воспользоваться не хотят; и тем себя яснейшим образом изобличают, что вне твердой почвы Слова Божия и церковных правил не может быть для православного христианина учреждения, которое он признал бы духу Православной церкви не противным, и что, в виду сего, если нельзя доказать по истине согласие затеи со Словом Божиим и правилами, то нужно доказывать хотя для виду. По этим-то соображениям защитники отделения судебной власти от архиерея предпочитают быть в положении очевидно ложном и комическом, и не хотят прямо объявить, что Слово Божие и правила не имеют обязательной силы. Между тем от такого провозглашения произошло бы то выгодное следствие, что никто не оставался бы в заблуждении касательно смысла и существа затеваемой реформы.

3. Неусыпно заботящиеся об отнятии судебной власти у епарх. архиерея вероятно более всего стремятся к уничтожению мнимых злоупотреблений, о которых так много писано в пресловутых книжках о приходском духовенстве, и о белом и черном духовенстве. Но меры проектируют подобные тому, как если бы кто задумал, по случаю положим злоупотреблений судов тульской губернии отвести эти суды во владимирскую. Но скажут: много жалоб на архиереев. Как должно смотреть на эти жалобы? Если взять в рассмотрение количество жалоб на нынешние преобразованные суды, которыми завалена каждая высшая инстанция, и которыми переполнен кассационный сенат, и умозаключать по примеру требующих отнятия судебной власти у архиереев, то нужно немедленно закрыть все новые суды; потому что дела, оканчивающиеся в одной инстанции редки, а апелляции и жалобы беспрерывны. Жаловаться, когда дано право, или когда даже и не дано его, так естественно, что все законодательства предполагают это как необходимое, и на основании жалоб никогда не приходили к мысли об уничтожении учреждений, на которые жалуются. Церковь учит нас, как должно правильно смотреть на эти жалобы. В 16 прав. Карф. собора говорится: „аще от каких бы то ни было судей церковных судное дело пренесено будет к другим судиям церковным, имеющим высшую власть: да не будет никакого нарекания тем, коих приговор отменен будет, аще не могут быти обличены, яко или по вражде, или по пристрастию осудили, или неким угождением прельщены были”. Таков правильный взгляд на жалобы.

4. Достойно внимания во всем этом процессе по делу отнятия судебной власти у епископа, то обстоятельство, что претензия предъявляется только от имени и в пользу одного разряда членов Церкви; на мнения же и желания прочих разрядов православных христиан не обращается ни малейшего внимания. Требуют архиерейской судебной власти от имени пресвитеров и для пресвитеров: в окружном суде пресвитеры, в епархии пресвитер. Ни один из пресвитерских адвокатов не обратил внимания на то, что Церковь состоит не из одних епископов, у которых хотят взять, и не из одних пресвитеров белого духовенства, которые хотят взять себе судебную власть. Кроме белых пресвитеров к клиру принадлежат диаконы и причетники, к духовному состоянию принадлежат еще монашествующие, – Церковь составляют и церковному суду подсудны кроме клириков и монашествующих и все православные миряне. Если пресвитерские адвокаты находят, что только их клиенту и должно быть передано судебное наследство епископа, то диаконы и причетники, монашествующие и все миряне также найдут адвокатов, которые будут доказывать, что для них (им же число миллионы), помимо канонической неправильности, упразднение судебной власти епископа и передача ее пресвитерам и вредны и нежелательны: ибо судиться у высшего лица и высшим судом всякому желать естественно: высший суд имеет более авторитета и убедительности. Не обратить внимания ни на кого, кроме пресвитеров, при правильном разрешении вопроса, невозможно. Утверждать же, яко бы интересы (все дело на интересах, а не на канонах) монашествующих, диаконов, причетников и мирян тождественны с пресвитерскими, едва ли будет хоть один пресвитерский адвокат. Мы имеем несокрушимое убеждение даже в том, что и из пресвитеров претензию на судебную власть архиерея питают только мечтающие получить ее и быть судьями, и совершенно не имеют ее судимые, или получить ее нечающие. Для судимых архиерейский суд и выгоднее и убедительнее, чем пресвитерский. Мы уверены, что диакон, или причетник, призванные к совещанию об этом предмете, не подадут голоса вместе с пресвитерами, желающими себе судейской власти от архиерея, и напротив будут крепко стоятъ за сохранение судебной власти епархиального архиерея, и будем защищать эту уверенность самыми твердыми доводами, если кто захочет противоречить. Равным образом монашествующие лица и миряне, если бы предложен им был выбор, без малейшего сомнения, предпочтут суд архиерея суду белого иерея. Таким образом этот внешний материальный признак большинство (громаднейшее) решительно против новых затей и в пользу канонического порядка.

5. Раздельный акт архиерейского судебного имущества, учиненный между наследниками, показывает, что полюбовное соглашение между ними устроилось на основаниях для некоторых из них весьма невыгодных. Некоторые из наследников приобрели свою долю ценою важных уступок, столь важных, что они важнее их приобретения. В чистом положительном и значительном выигрыше только два наследника – светский суд и светский прокурорский надзор. Они, не делая со своей стороны не малейшей уступки, приобретают: 1) всю ныне принадлежащую архиерею судебную власть над мирянами, т. е. над 53 слишком миллионами православных христиан. Они приобретают 2) судебную власть над духовными лицами по делам брачным, во всех их видах. Приобретают 3) обвинительную власть по остающимся в духовном суде делам о служебных и нравственных преступлениях клириков и монашествующих. Приобретение необыкновенно значительное, которое уже и заслужило полное одобрение „Журнала гражданского и торгового права» (1872, 3, 4) и, конечно, заслужит одобрение и г. Стасюлевича (сравн. „Вестник Европы» 1873, май, внутр. обозр). Выигрыш чистый и при том, по учению г. Стасюлевича, сближающий нас с Европою. Не таков выигрыш другого наследника – пресвитерства. Правда и оно приобретает из наследства довольно значительную часть – судебную епископскую власть по остающимся в духовном суде делам о служебных и нравственных преступлениях клириков. Но вместе с тем, с передачею всей судебной власти о мирянах светскому суду, с подчинением клириков светскому же суду по брачным делам и светскому прокурорскому надзору по всем делам о проступках и преступлениях – пресвитерство теряет все ныне ему принадлежащие права на участие в производстве всех этих дел и само подчиняется светскому суду и светскому прокурорскому надзору. Ныне оно участвует в производстве брачных дел и других судебных дел о мирянах, и чрез это может иметь значительное нравственное влияние на паству; когда сделка вступит в законную силу, все это будет утрачено. Ныне по брачным делам пресвитерство и все духовенство судится духовным судом; когда состоится сделка, не будет и этого, а станет вместо духовного суда светский. Ныне неподчинено пресвитерство и прочее духовенство особому светскому прокурорскому надзору; когда состоится сделка, будет и это: прокурор – светский юрист будет надзирать ( ἐπισκοπεῖν) за тем напр., не ходит ли пресвитер в корчемницу, или на охоту, в театр, не играет ли в карты, совершает ли Божественную службу, во всем согласно церковному уставу и т. д. и, если усмотрит что-либо противное церковному уставу, или церковным правилам, содержащимся в „Книге Правил» и в „Книге кормчей», будет обвинять перед духовно-окружным судом!!! – Равняется ли выигрыш уступке, приобретение – потере? Для кого выгодна затеваемая сделка наследников?... Одно ясно из этой сделки, именно то, что те пресвитеры, которые добиваются себе судебной архиерейской власти, не жалеют за это никакой цены, готовы отдать все церковное, только бы приобрести себе хоть бы малую частицу судебной власти и эманципироваться от архиерея, хоть бы приобрести, напр., для себя судебную власть над одними благочинными, отдав все прочее и всех прочих светскому суду.

6. Приобретение, получаемое пресвитерами столь дорогою ценою, не только невыгодно, но и не вполне безопасно. Предполагаемое и требуемое отделение суда от администрации в духовном ведомстве непосредственно направлено к ослаблению архиерейской власти над клириками и мирянами епархии. И этой ближайшей и непосредственной цели оно достигнет, как скоро будет введено. Но вместе с этим оно имеет в виду и другую не столь близкую цель – ослабление церковной власти вообще, и достигнет и этой цели. Недалеко видят те пресвитеры, которые такое обсечение канонической власти архиерея считают только унижением и ослаблением его, а своим приобретением. Подкапывая основания и обрезывая корни архиерейской власти пресвитер вместе подкапывает и свои собственные основания, обсекает свои корни: ибо пресвитер без епископа не может быть, как сын без отца. И если слаб и беден отец, то и сыну неоткуда сделаться сильным и богатым: отделенным от отца он быть не может. Яма, предуготовляемая для одного епископа, будет общею и для пресвитера, и для прочего клира. Недалеко видят те пресвитеры, которые из-за своего неправильного приобретения не усматривают дальнейших последствий, неотвратимых при этом прецеденте. Оставляя каноническую почву и переходя на практическую, на почву интересов, пресвитеры и самих себя лишают своей силы, своего устоя, своего главного оружия. Как интересы во всем подчиняются закону времени, то весьма часто интересы нынешнего дня не бывают ннтересами завтрашнего: что сегодня признается практически полезным, то завтра может быть объявлено практически вредным. Если считается возможным теперь свести дело с канонической почвы на обыкновенную житейскую, на почву интересов, то, оставшись на одной этой слабой и постоянно колеблющейся почве, устоит ли пресвитер пред напором других требований, возникающих на той же житейской почве и уже нередко и слышимых: „духовные лица такие же граждане, как и все, а для всех граждан должен быть один общий суд?”. Когда явится интерес противоположный сегодняшнему, практическому пресвитерскому интересу (мнимому), когда потребуют, напр., чтобы пресвитер, как гражданин государства, был судим, как и все граждане государства общим судом во всех делах, какие против этого требования документы представит пресвитер? Сошлется на Слово Божие и на каноны? Но ему скажут: в то время, когда вы отбирали судебную власть у вашего отца и архипастыря – у епархиального архиерея, эти документы вы же сами объявили не имеющими силы; и если они не имели силы для защищения прав епископа, столь ясно и несомненно в них выраженных, – какую они могут иметь силу для защищения интересов пресвитера? Было в одной связи и в одних документах и то и другое и то, что клирики подсудны своему епархиальному епископу, и то что они не подсудны светскому суду в церковных делах: „аще который клирик имеет судное дело, да не оставляет своего епископа и да не перебегает к светским судилищам» (IV Всел. 9). Вы сказали, что ничего не значит отступить от первого. А если так, то ничего не будет значить отступить и от второго. – Вы сказали, что в правиле: „аще кто из клира будет просити от царя рассмотрения о себе в светских судилищах, лишен будет своей чести. Аще же будет от царя просити себе суда епископского: отнюдь да не возбранится ему сие» (Карф. 117) – последняя часть легко может отпасть и может быть суд епископский заменен пресвитерским, – почему же не может отпасть и первая? Если правило цело, то все. Если же падает одна часть, может пасть и другая. – На почве интересов пресвитер всегда будет беззащитным.

Не видеть этого значит не видеть ничего далее нынешнего дня, и не чуять ничего кроме ныне дующего ветра. „Всякое царство раздельшееся на ся запустеет. Этот закон и людям неверующим известен, хотя они не читают Евангелия. С этой стороны сочувствие отнятия судебной власти у архиерея обеспечено; приходское духовенство может в этом не сомневаться, хотя бы и сомневалось, что собственными руками усердно роет подкоп прежде всего против самого жe себя».

7. Невозможно не обратить внимания на особенные обстоятельства нынешней восточной Греческой церкви и вследствие сего на особенные отношения восточных патриархов к Русской церкви. Обстоятельства эти в высшей степени прискорбны. И всякое нововведение в Русской церкви, соединенное с изменением основных и существеннейших канонов (каково отнятие судебной власти у епископа епархии), повело бы только к осложнению и без того уже прискорбных недоразумений между двумя Церквами. И теперь уже довольно натянутые отношения между восточными патриархами и Св. синодом, вследствие допущенных Русскою церковью нововведений и изменений существеннейших церковных начал, конечно сделались бы еще более запутанными. Предвидеть всю массу последствий, к каким привело бы такое положение, конечно, невозможно. Легкомысленно же относиться (будь что будет) к союзу с восточными патриархами значит собственными руками подкапывать основание Русской церкви, как Церкви восточной и православной. Отнятие судебной власти у епископа будет важным пунктом разделения между Российскою церковью и прочими Православными церквами. Во всех Православных церквах епископ власть суда имеет и пользуется ею и сам непосредственно и чрез доверенные лица из пресвитеров, состоящие в полном ему подчинении и в зависимости от него. Такое существенное отступление в важнейшем церковном установлении, каково отнятие судебной власти у епископа, не может остаться незамеченным прочими Православными церквами. И трудно предположить, чтобы мнения прочих Православных церквей об этом предмете были благоприятны.

8. Не останется незамеченною эта утрата архиереем судебной власти и со стороны народа, который в течение многих веков привык видеть судебную власть принадлежащею архиерею. Высшая церковная власть в России с величайшею осторожностью относится даже к таким сравнительно незначительным церковным обычаям, каково допущение газового освещения в церкви вместо освещения восковыми свечами и деревянным маслом ⁴⁵. Предмет проектируемого отнятия судебной власти у епископа гораздо более важен, чем различие между газом и воском, и ожидать вследствие такого нововведения неблагоприятного впечатления на умы народа тем естественнее. „Если в делах реформ вообще, пишет один светский писатель, нужно быть весьма осторожным и осмотрительным, то это особенно должно иметься в виду, когда дело касается церковных установлений, над которыми работали века и поколения, которые стоят на незыблемом основании”.

„В таком серьезном деле, как реформа церковного судоустройства, увлечение менее всего извинительно. То, что хорошо для суда светского, гражданского, может быть неприменимо к суду церковному. В делах и реформах гражданских мы имеем дело с интересами мирскими, житейскими, и то, что оказалось непрактичным сегодня, завтра может быть изменено. Не то в делах церковных. Церковность всегда основывается на каких-либо религиозных началах и взглядах, и, чтобы затрагивать эти начала, вошедшие в сознание народа, как нечто святое, нужно иметь церковное право и слишком много осторожности. Если разномыслие в таких церковных обрядах, как хождение посолонь или против солнца, двуперстие или троеперстие для крестного знамения, в продолжение целых веков отделяют от Церкви целые миллионы русского народа, то ограничение церковных прав епископа, освященных и религией, и сознанием народа, прав, составляющих существенный характер Церкви, тем более не может пройти бесследно. По смыслу церковных преданий и истории, архиерей, в среде подведомственного ему духовенства, есть отец между детьми. От него зависит посвящение служителей Церкви, как своих ближайших помощников в управлении Церковью; он отвечает за нравственное состояние как их, так и вообще паствы. Архиерей отвечает нравственно за паству, но еще более отвечает за тех лиц, которым дает свое рукоположение и право вязать и решить.

„Вопрос об отделении судебной власти от административной находится в непосредственной связи с церковным институтом. Если нужно разрушить этот институт – разрушьте права епископа”.

„Между судом духовным и светским всегда будет существенное различие, которого обойти никак нельзя, не подрывая основных прав епископского авторитета и прав самой Церкви”.

9. Спор о судебной власти епископа так или иначе кончится, и настанет для него, как и для всего в сем мире, история. Будущий историк Церкви выразит крайнее изумление при разборе этого спора. Его изумит необычайная смелость мысли – доказать, что епископ древней Церкви не имел судебной власти. Его изумит и то, что мысль столь несостоятельная, столь очевидно ложная потребовала подробного опровержения. Он заключит: значит была опасность, что столь явная несправедливость ожидала себе практического торжества.

10. В заключение мы не можем в настоящий раз не отдать дани удивления тому беспристрастию, с которым относится к этому вопросу обер-прокурорская власть. Во всеподданнейших отчетах обер-прокурора Св. синода отдается похвала равно той и другой стороне – и той, которая утверждает, что духовно-судебная власть епископу, на основании Слова Божия и церк. правил, принадлежит несомненно, и той, которая доказывает, что судебная власть у архиерея может и должна быть отнята. Во всеподданнейшем отчете обер-прокурора за 1870 год говорится следующее: „Вызванный на чреду разрешения вопрос о преобразовании церковно-судебной части обратил на себя деятельность и наших духовных ученых, которые своими трудами могут содействовать разъяснению разных сторон этого важного дела. К этому роду духовно-литературных произведений принадлежат статьи, явившиеся в „Православном обозрении”: „О началах духовного суда в виду современных потребностей” и „Каноническое устройство церковного суда по началам Вселенского соборного законодательства” (стр. 205). В этих статьях ясным и непререкаемым образом раскрывается мысль о принадлежности церковно-судебной власти епархиальному епископу. Во всеподданнейшем отчете за 1871 год говорится: „В „Православном обозрении” заслуживает особого внимания статья: „Начала судебной реформы в применении к духовному суду” – ученые соображения, служащие к выяснению духовно-судебной реформы” (стр. 172, 173). В этой статье развивается и доказывается мысль, что в духовном ведомстве к разделению суда и администрации не существует никаких догматических препятствий и что судебную власть у архиерея можно „отнять”. По беспристрастному отзыву „Отчетов” и статьи 1870 года и совершенно противоположная им статья 1871 года одинаково служат разъяснению духовно-судебной реформы. Иного отношения к вопросу, впрочем, и ожидать невозможно. Ибо всякое одностороннее отношение „Отчетов» и представляющей их власти к этому предмету могло бы быть не без вреда для правильности разрешения вопроса величайшей важности. Как в вопросе о сокращении предметов церковной подсудности, обер-прокурорская власть энергически защищала против притязаний внешней светской свободно мыслящей комиссии истинные церковные начала и здравые юридические понятия; так ныне в вопросе об отделении суда от администрации, обсуждаемом внутри церковного ведомства, обер-прокурорская власть сохраняет полное беспристрастие, конечно, в том истинном убеждении, что дело, имеющее пройти еще много инстанций, когда-нибудь увидит истинный свет и не будет решено в каком-нибудь косом и вредном направлении.

Здесь же мы находим уместным и полезным изложить в точности воззрение обер-прокурорской власти и на те изменения, какие она почитает необходимыми в производстве бракоразводных дел, воззрение вполне несогласное с комитетским, как известно отчисляющим брачные дела из духовного суда в светский. В изъяснение необходимости, существа и самого способа преобразования духовных судов синодальный обер-прокурор, граф Д. А. Толстой, в своем предложении Св. синоду, от 23 мая 1869 г. за № 202, излагал между прочим следующее: „По силе ст. 240 „Уст. дух. конс.” дела о расторжении браков вчиняются и производятся в тех епархиях, где супруги имеют постоянное местожительство, а в примечании к этой статье объяснено, что для определения постоянного местожительства какого-либо лица принимаются в уважение: или место его служения, или место, в коем оно приписано к какому-либо сословию, или же всегдашнее жительство”.

„Вследствие сего въ практике встречалось много затруднений при производстве бракоразводных дел, ибо, по ст. 252 „Уст. дух. конс.”, требуется, чтобы в делах о расторжении браков, по оскорблению святости брака прелюбодеянием, обе стороны – как истец, так и ответчик, явились в консисторию, для судоговорения. Это последнее требование закона оказывается иногда для одного из супругов, имеющего жительство вдали от места, где назначено судоговорение, отяготительным, вызывает с его стороны возражения касательно неправильности вчинения иска, или же такие действия, от которых дело не получает окончания в течение продолжительного времени. На это неудобство Святейшим синодом уже было обращено внимание при рассмотрении дела о составлении инструкции для духовных установлений, по поводу новых судебных уставов, и признано необходимым возбудить в законодательном порядке дело об изменении ст. 240 „ Уст. дух. конс.”, сообразно правилу, изъясненному в ст. 208 „ Уст. угол. судопр.”, т. е., чтобы производство следствий и постановление решений по делам о разводе по прелюбодеянию подлежали духовному суду той епархии, где совершено доказываемое прелюбодеяние”.

4) В ст. 248 „Уст. дух. конс.” постановлено: с приступлением к формальному производству дела, в следствие иска о разводе по оскорблению одним из супругов святости брака прелюбодеянием, лицу ответствующему выдается засвидетельствованная копия с искового прошения, и назначается день, в который истец и ответчик должны явиться в консисторию для судоговорения. Но ни в этой, ни в какой-либо другой статье „Устава дух. конс.”, не указано, как поступать с лицом, не явившемся к судоговорению. Вследствие сего бывали дела, производство которых, за неявкою одной из сторон к судоговорению, останавливались на целые десятки лет.

„5) На основании ст. 255 „Уст. дух. конс.” по приведении всех обстоятельств дела в ясность, составляется из оного записка и предлагается к рукоприкладству истцу и ответчику, или их поверенным”.

„Но в какой срок должно быть окончено ими чтение записки и рукоприкладство, об этом в законах нет постановления, и, потому, за чтением записки и за рукоприкладством, дела могут останавливаться и, в самом деле, останавливаются на несколько лет”.

„По законам о судопроизводстве уголовном и гражданском, действовавшим в прежнее время, до 11-го октября 1865 г., по уголовным и гражданским делам составлялись выписки или записки из дел, участвующие в деле лица допускались к чтению сих записок и к рукоприкладству под оными; срок на прочтение записок назначался довольно продолжительный, именно на прочтение записки, заключающей в себе до 50 листов и на учинение рукоприкладства – две недели; на прочтение записки в 100 листов и на рукоприкладство под оною – три недели, и т. д., увеличивая срок одною неделею на каждые 50 листов („Свод. зак. гражд.” изд. 1857 г. т. X ч. II ст. 454 и т. XV зак. угол. ст. 383 и 385). Цель рукоприкладства заключалась в том, чтобы каждый из тяжущихся, или участвующих в деле, если усмотрит в выписке что-либо из дела и законов упущенным, или неправильно выписанным, мог просить о пополнении, описывая в рукоприкладстве, какие именно обстоятельства дела и законы должны быть приняты в соображение („Зак. гражд.” ст. 460). Этот порядок действовал до 1865 г., а в этом году, 11 октября, Высочайше утверждено мнение государственного совета, по которому, в числе других мер, для ускорения производства дел в судах прежнего устройства, составление записок дозволено только по тем делам, по которым признано будет это необходимым присутствием, или лицами, распоряжающимися докладом (ст. 10 и 88), а рукоприкладство и вовсе отменено (ст. 12 и п. 90); но подсудимые и тяжущиеся, или их поверенные, взамен рукоприкладства, допускаются к рассмотрению в канцелярии суда, под наблюдением делопроизводителя, подлинного по делу производства (ст. 12 и 87), и имеют право – присутствовать при докладе дела и, по окончании доклада, представлять изустные объяснения, обращая внимание суда на те обстоятельства дела и документы, которые по их убеждению, служат к оправданию, или уменьшению их вины (ст. 14 и 94)”.

„6) В ст. 251 „Уст. дух. конс.” постановлено: если судоговорение произведено поверенными, то доверители должны прочитать оное и утвердить своим подписом, или же уполномочить на то кого-либо, и о сем подать просьбу в консисторию”. „Из этой статьи видно, что срок для прочтения судоговорения и для утверждения оного подписью доверителей, или особых для сего уполномоченных, также не определен. При этом нельзя не заметить, что чтение судоговорения самими доверителями, или уполномоченными, совершенно излишне. По общему закону о доверителях, в каждой доверенности изъясняется, что доверитель во всем, что поверенный его по доверенности сделает, ему верит и спорить, и прекословить не будет, („Зак. гражд.” ст. 2309), а потому все сделанное поверенным, на основании данной ему доверенности, хотя бы то было и ко вреду доверителя, остается в своей силе („Зак. гражд.” ст. 2326). Из этого общего правила нет исключения ни для дел уголовных, ни для дел гражданских и, только, по делам бракоразводным, на основании вышеуказанной ст. 251 „Уст. дух. конс.”, доверители могут опровергать действия своих поверенных, и при том не только лично, но и чрез особых уполномоченных”.

„Кроме вышеприведенных статей „ Устава духовных консисторий”, требующих изменения, можно указать и на многие другие, которые также необходимо подвергнуть перемене и исправлению (а не отмене).“

Ясно из сих подлинных слов предложения обер-прокурора желаемое им направление улучшения брачных дел. И обер-прокурорская власть и Св. синод желают не передачи брачных дел в светский суд, а того, чтобы сообразно правилу, изъясненному в ст. 208 „Уст. угол. суд.”, производство по делам о разводе по прелюбодеянию подлетсали духовному суду той епархии, где совершено доказываемое прелюбодеяние, чтобы определены были меры против неявки к судоговорению, чтобы отменено было составление записок и рукоприкладство под оными и т. д. – Мысль об отмене указанных статей консисторского устава и о передаче сих дел светскому суду является совершенно чуждою и Святейшему синоду и обер-прокурорской власти.