V. НАСЛЕДНИКИ ВЛАСТИ ЕПАРXIАЛЬНОГО ЕПИСКОПА

Теории в практических вопросах никогда не строятся даром. Строящий теоретический фундамент уже заранее состроил себе план, чем заместить здание, предполагаемое к сломке.

Строители трех рассмотренных нами теорий, предназначив на сломку многовековое здание судебной власти епархиального архиерея, имели уже каждый преемников и наследников этого имущества, но не все одних и тех же.

Согласно все строители теорий устрояют духовный суд только для духовных лиц, исключая из-под духовного суда всех мирян, и передавая суд над ними в светские суды. В этой части судебной власти все признают наследником светский суд, т. е. отдают наибольшую часть наследства светскому суду. Но в наследовании судебной власти над клириками не все теоретики согласны между собою.

Первый теоретик, г. Соколов, отыскал наследников судебной власти епархиального архиерея над клириками на месте, в епархии же и предъявил к этой власти иск от имени живущих в епархии пресвитеров. Им, по его мнению, всего полезнее наследовать это иерархическое имущество – в коллегиальном составе – более важную и значительную его долю, и единолично ту часть, которая не столь важна.

Изобретатели второй и третьей теории не удовлетворились местными наследниками, а сделали повсеместный вызов к наследству. Вследствие этого вызова оказалось, по их заключению, что на месте, в епархии нужно оставить только незначительную часть наследства во владение единолично пресвитеру, более же важную и значительную часть нужно перенести с места, из епархии, в другую, перевести из епархии и некоторых наследников пресвитеров, на долю которых причисляются некоторые части из важнейшей половины наследства, – и там в другой епархии предоставить им это имущество в пользование совместно с наследниками, отыскавшимися вне епархии, между которыми явился даже безъепархиальный архиерей. Это изобретение названо духовно-окружным судом.

Таким образом в вопросе о наследниках собственно судебной власти епарх. архиерея над клириками, теоретики согласны между собою только в отношении к наследникам менее значительной части наследства: все согласно признают, что эта часть должна достаться на долю пресвитеров каждой епархии. Но затем в отношении к более значительной части наследства изобретатели второй и третьей теории не сходятся с изобретателем первой. Последний остальную часть собственно судебного наследства после епарх. архиерея предоставляет в распоряжение пресвитеров епархии. Первые отдают ее в распоряжение одного на три, на четыре или более епархии окружного суда, состоящего из пресвитеров подлежащих епархий с председателем безъепархиальным архиереем.

Равным образом не согласны изобретатели второй и третьей теории с г. Соколовым и в присуждении в наследство обвинительной власти, отделяемой от судебной. Г. Соколов самого епарх. архиерея вводит во владение этим наследством, вероятно за тем, чтобы утешить его и хотя несколько вознаградить за отходящую от него судебную власть. Изобретатели второй и третьей теории не хотят епархиальному архиерею отдать и этого, а для обвинительной власти заводятъ новый, особый светский прокурорский надзор. Что самый акт дележа вполне незаконен, это, надеемся, мы достаточно показали и доказали на предшествующих страницах книги. Мнимоумерший жив, находится в здравом уме и твердой памяти и не утратил ни одного документа, доказывающего право его собственности.

Законны ли представленные наследники его имущества? Законные наследники, очевидно, должны представить документы прежде всего на то, что прежний собственник права неправильно владел имуществом, или утратил право владения вследствие каких-либо важных и бесспорных, достигших его случайностей (напр. лишился способности владеть) и затем на то, что предъявляющие право на наследство действительно имеют это право. Единственно законные документы в настоящем споре суть: 1) Слово Божие, 2) каноны и 3) историческая давность. Если претенденты, или их адвокаты, предъявят эти документы, то конечно суд постановит решение в их пользу, а судебный пристав введет их в обладание искомым имуществом.

В предшествующих отделах книги мы уже довольно видели, что документов у претендентов нет никаких, что все законные документы у того, чье имущество оспаривается, и что затем не было и нет никаких и обстоятельств, препятствующих ему владеть его собственностью.

Но должно войти еще в более подробное рассмотрение прав отысканных наследников в том виде, как эти права заявляются их адвокатами.

Для большей ясности и наглядности дела необходимо прежде всего представить в таблице общий план раздела судебной власти епархиального архиерея.

Из представленного общего плана раздела судебной власти епарх. архиерея видно, что в самой большей доле наследует ему первый наследник, т. е. светский суд. К нему переходят от архиерея все судебные дела о мирянах, т. е. о 53 слишком миллионах православных христиан, и брачные дела духовных лиц. Эти дела, доселе почитаемые чисто церковными по связи их с таинством Церкви, все делители предоставляют в наследство отысканному ими новому наследнику – светскому суду. Вследствие такого раздела все миряне делаются духовному суду совсем неподсудными.

Отсутствие законных прав у этого наследника и неправильность предположения об изъятии из-под церковного суда всех мирян в подробности доказана в первом выпуске. Здесь мы повторим только важнейшие и существеннейшие основания.

1) Когда Спаситель Апостолам дает власть вязать и решить, служащую основанием судебной власти в Церкви, то Он никого из верующих не исключает из-под действия этой власти, не ограничивает ее только одним кругом иерархических лиц.

2) В церковных правилах, церковному суду подчиняются одинаково и клирики и миряне. По правилам Апостольским и соборным миряне подвергаются церковным наказаниям и церковному суду на том же основании, как и клирики, в тех же судебных инстанциях, таким же порядком и с тем же правом апелляции (Ап. 31, 43, 48, 51, 57, 63, 64, 66, 69, 70, 84; I Всел. 5, IV. Всел. 8; Антиох. 6, 20 и др.).

3) В догматико-символических книгах Православной церкви читаем: „веруем, что члены Кафолической церкви суть все, и притом одни верные, то есть несомненно исповедующие чистую веру Спасителя Христа (которую прияли мы от самого Христа от Апостолов и святых Вселенских соборов), хотя бы некоторые из них и были подвержены различным грехам. Ибо если бы верные, но согрешившие, не были членами Церкви, то не подлежали бы ее суду. Но она судит их, призывает к покаянию и ведет на путь спасительных заповедей (Посл. Восточ. патр. о Правосл. вере чл. 11; Сравн. преосв. Макария „Правосл. догм. богосл.” ІII, 297).

4) В Духовном регламенте излагаются подробные правила, каким образом епископ в отношении ко всем и к мирянам должен действовать в наложении анафемы и отлучения, и предписывается ему быть долготерпеливым и рассудительным в употреблении своей власти связательной, т. е. во отлучении и анафеме, не творить сего по страсти; но с прилежным розыском. „Аще бо неповинне кого отлучит, а тот поищет на его суда в коллегиуме, наказан епископ будет по рассуждению коллегиум духовного»... На суд духовного коллегиум относит суды епископов, если кто оными недоволен. Дела же суду сему подлежат сия именно: недоуменные браки, вины разводов брачных и проч.

По сим документам, важность которых едва ли кто будет оспаривать, этот первый наследник судебной власти епархиального архиерея не может быть признан законным. Ибо все законные документы у нынешнего владельца, т. е. у епархиального архиерея.

Изобретателем, или по крайней мере первым глашатаем духовно-окружных судов в печати был г. Соколов („Прав. обозр.” 1871, май, 684). Но его духовно-окружные суды были весьма далеки от их потомков, впоследствии явившихся и усыновленных изобретателями второй и третьей теории. Г. Соколов сочинял окружной суд, как вторую и вместе окончательную апелляционную инстанцию по отношению к делам, решенным в епархиальном пресвитерском суде. Он находил весьма удобным устроить эту инстанцию при каждом митрополите, или старшем архиепископе округа. „Двух архиереев при нем по избранию Синода и двух из лучших представителей окружного духовенства по выбору было бы достаточно для организации такой инстанции в каждом округе». Здесь суд епископский (с придачею к трем епископам двух пресвитеров?) имел бы свое истинное средоточие и применение, подобно тому как в судебных учреждениях епархиальных имел бы его суд пресвитерский. Здесь согласно с полномочиями епископства соборного утверждались бы высшие по суду наказания для виновных и осужденных из пресвитеров (почему же и не из диаконов?) напр. лишение сана, низведение в низшие ряды клира, совершенное удаление от должности и т. п. Здесь же принимал бы свое начало суд над самыми епископами по проступкам и преступлениям против должности и получал бы окончательное свое завершение на большем, или великом соборе Русской церкви Св. Синоде». („Прав. обозр.” 1871, май, 685). В Синоде, кроме сего, г. Соколов помещает французскую кассацию (686), которую, по его мнению, также следовало нам перенять.

Таков окружной суд г. Соколова. Он наследует более Св. синоду и только в одной незначительной части епархиальному архиерею. От Синода он наследует все апелляционные дела, ныне восходящие до Синода по отзывам на суд епархиального архиерея; от Синода же должен получить он и дела о епархиальных архиереях. От епархиального архиерея он наследует только дела о пресвитере, лишаемом сана, низводимом в причетники, удаляемом от должности.

Г. Соколов, вообще канонам не отдающий никакого респекта, на этот раз обращается и к ним и с помощью их сочиняет рекламу своему изобретению. Тогда, т. е. при сочиненном им устройстве окружных судов, течение судных дел в духовном ведомстве приняло бы не только правильный, разумный, но и вполне канонический характер (Г. Соколов очевидно различает правильный и разумный характер от канонического и допускает, что может быть правильный и разумный характер течения духовных дел, хотя и неканонический, и обратно может быть характер течения церковных дел канонический, но не правильный и неразумный?!). Но совершенно напрасно г. Соколов называет сочиненный им окружной суд вполне каноническим. Канонического в сочиненном им окружном суде будет очень немного, а именно то, 1) что этот суд будет не в епархии и не в Синоде, а между ними, как были соборы в митрополиях древней Церкви; то, 2) что эти суды будут ведать дела об архиереях в качестве первой инстанции. Затем все остальное – неканоническое и есть даже канонам решительно противное. И прежде всего – неканонический состав сочиняемых г. Соколовым окружных судов. Канонический соборный суд в митрополии древней Церкви составляли все епископы области и только епископы. Это была их каноническая обязанность, к исполнению которой они были побуждаемы разными мерами. У г. Соколова не все епископы округа входят в состав сочиняемого им окружного суда, а кроме митрополита только два по избранию Синода. Пресвитеры не были членами соборов митрополии древней Церкви, а только одни епископы; в правилах нет ни одного слова о присутствии пресвитеров на соборах. А г. Соколов тут сажает двух из лучших представителей окружного духовенства по выбору (может быть даже диаконов?! И как выбирать двух из пяти епархий?). – Соборы митрополии древней Церкви судили дела по апелляциям на суд епископа епархии. А окружные суды г. Соколова будут судить дела по апелляциям на суд пресвитеров. Суд епископа епархии г. Соколов совсем выбрасывает, и ставит после суда коллегии пресвитеров прямо суд коллегии епископов с пресвитерами. Дела восходили в суд собора митрополии только одним порядком апелляционным. А в сочиняемый г. Соколовым окружной суд дела будут восходить и апелляционным порядком и ревизионным; ибо в нем будут утверждаться высшие наказания для виновных пресвитеров.

По всему этому г. Соколову гораздо удобнее было бы не называть сочиненный им окружной суд имеющим вполне канонический характер; так как он не имеет даже и не вполне канонического характера. Кажется, довольно было бы с его стороны похвалить себя, назвав свой проект только разумным и не называя каноническим.

Но если окружной суд, сочиненный, г. Соколовым очень мало имеет сходства с соборами митрополии древней Церкви; то потомки его, т. е. окружные суды, сочиненные изобретателями 2-й и 3-и теории, не имеют уже ни малейшего подобия с сими соборами и если могут быть им уподобляемы, как делают это („Голос“ „Бирж. ведомости“) их изобретатели; то разве в ироническом смысле, затем, чтобы посмеяться над здравым смыслом людей.

Эти новые окружные суды в публике в первый раз появились в конце января 1872 г. („Голос” № 29) под фирмою большинства членов, состоявшего при Св. синоде комитета, которое, будто бы, проектировало эти суды, вопреки проекту комитета. (Это курьезнейшее явление двух проектов, одного с именем комитета, а другого с именем большинства, ожидает своего разъяснения. Ужели комитет составлял свой проект по мнению меньшинства?) По этому проекту духовно-окружные суды учреждаются по одному на несколько епархий и состоят из председателя архиерея безъепархиального и не принимающего участия в административных делах епархии, определяемого по представлению Синода Высочайшею властью, и членов-пресвитеров, избираемых депутатами от духовенства и представителями земства в каждой епархии, входящей в состав духовно-судебного округа и утверждаемых Синодом. Таков состав этих новых окружных судов: архиерей безъепархиальный и пресвитеры, выбранные из каждой епархии округа. Таким образом по составу новые окружные суды совсем не похожи на окружные суды г. Соколова: пресвитерский элемент в них господствует; а если принять в соображение, что дела в этих судах решаются обыкновенным большинством, то окажется, что это суды решительно пресвитерские, архиерей же тут так для виду, или для украшения; и нужно быть крайне наивным, чтобы подобно „Правосл. обозрению» (1873. янв. Зам. 43) иметь смелость уверять, что при таком устройстве окружных судов не произойдет отнятия судебной власти у архиерея. Непохожие по составу новые окружные суды разнятся от окружных судов г. Соколова и по юрисдикции. Окружные суды г. Соколова составляют вторую инстанцию в отношении к делам решенным в епархиальном суде (нынешней консистории). Новые окружные суды по юрисдикции суть 1-я инстанция, тоже, что нынешние консистории: из их юрисдикции в качестве суда 1-й степени (по проекту 2-й теории) изъяты только немногие дела, влекущие за собою низшие виды взысканий, отведенные в юрисдикцию духовных судей, как это видно из представленных выше таблиц.

В таком составе, какой в первый раз изъяснен публике „Голосом», духовно-окружные суды приняты, как уверяют „Христианское чтение” (1872, декабрь) и „Православное обозрение” (1873, январь), и комитетом духовно-судебной реформы, с тою лишь разницею против прежнего проекта, что утверждаются члены духовно-окружного суда не Синодом, а епархиальным архиереем каждой епархии.

Уже много приведено нами доказательств и соображений о том, что тот, чье наследство делится этим и другими проектами, жив и здоров и имеет в руках все документы. Надеемся, что и сами изобретатели теорий, рассмотрев приведенные нами подлинные документы, не будут в состоянии сказать ничего, хотя сколько-нибудь удовлетворяющего чувству истины и правды, против приведенных нами документов. Теперь мы в праве и от них потребовать тех доказательств, какие они имеют для доказательства законности прав, выставляемых ими претендентов на наследство.

Самыми первыми, самыми существенными доказательствами в разрешении предлежащего вопроса, должны быть доказательства канонические. Церковные же правила представляют решительное и ничем непобедимое препятствие к учреждению окружных судов в замену судов каждой епархии и в том виде, в каком предлагается. По церковным правилам всякое подсудное церковному суду дело судится судом местного епископа, и только по окончании такого епископского суда может быть перенесено за пределы епархии, во 2-ю инстанцию, но не к иной какой власти, а к собору епископов. По 37 и 139 правилам Карфагенского собора: аще пресвитеры, диаконы и прочие низшие из клира по имеющимся у них делам недовольны решением своих епископов; то соседние епископы да слушают их. По 9 правилу IV Вселенского собора клирик, имеющий судное дело с клириком, не должен оставлять своего епископа. В случаях, если клирик имеет судное дело со своим, или с другим епископом, он должен судиться в областном соборе епископов (Сравн. 1 Всел. 5). Суд вне епархии может начаться только уже по окончании епископского суда в епархии. И епископ, приговор которого обжалован, должен, по правилам, благодушно сносить да будет исследование дела и приговор его или подтвержден будет, или получит исправление (Сардик. 14). Нет ни одного правила, в котором был бы хотя какой-нибудь намек, что возможно в 1-й инстанции судить клирика подсудного духовному суду не в его епархии и не судом его епископа, а в другой епархии судом ли пресвитеров, или судом епископа, но не собственного, в епархии которого состоит, а другого. Все это вне правил и не на канонической почве. Даже суд собора епископов над пресвитером, диаконом и прочими низшими клириками может начаться только уже после суда их собственного епископа, а не прежде его и не без него (Карф. 39, 139. Сард. 14). Правило обращенное и в государственный закон Византийской империи, предписывавший, чтобы клирика никто не обвинял прямо пред патриархом, но сначала пред его епископом ( Σύνταγμα τῶν ϑείων κανον . 1, 169), строго соблюдаемое и у нас: ибо, по уставу консисторий, доколе дело не решено в консистории, подсудимые не имеют права просить о переносе оного в Святейший синод (уст. конс. 176). Основание такого именно положения заключается: а) в существе власти, которою облечен епископ и которая никаким образом и ни в каком случае не может быть у него отнята; б) в существе тех отношений, в каких состоит клирик к епископу и которые никаким образом не могут быть изменены и в) в существе взаимных, твердо, точно и неизменно определенных канонами, отношений одного епископа Православной церкви к другому. а) Существо власти епископа на основании Слова Божия (1Тимоф. 5:19–20) и правил состоит в том, что каждый епископ имеет власть в своей епархии управлять ею, прилагать попечение о всей стране, состоящей в зависимости от его града, поставлять пресвитеров и диаконов и разбирать все дела с рассуждением, т. е. судить (Антиох. 9). б) Существо отношений клириков к своему епископу, по правилам Церкви таково, что они должны быть в полном подчинении своему епископу. По Апостольским и соборным правилам пресвитеры и диаконы без воли епископа ничего да не совершают. Ибо ему вверены людие Господни, и он воздаст ответ о душах их. Клирики да пребывают по преданию св. отец под властью епископов каждого града и да не исторгаются из-под управления своего епископа (Ап. 39, Лаодик. 57, IV Всел. 8). Так во всех отношениях вообще. Так и в частности в отношении к суду. Отцы Карфагенского собора 424 г. в послании к папе Целестину прямо указывают, что клирики должны быть судимы у своих епископов ( παρὰ τοῖς ἐπισκόποις ἀυτᾶν δικάζεσϑαι κηρικῷς) и никакой клирик не может судиться у чужого епископа. в) Существо взаимных отношений одного епископа к другому состоит в том, что всякая епархия должна сохранять без стеснения принадлежащие ей права и никто из епископов не должен простирать власть свою на иную епархию (III Всел. соб. 8, Антиох. 9, Карф. 64, 67); не должен в непринадлежащем ему городе учить всенародно (IV Всел. 20), рукополагать и устроятъ церковные дела (Апост. 14, Анкир. 13); не должен восхищать клирика, принадлежащего области другого и рукополагать без согласия его епископа (I Всел. 16, IV Всел. 20, Карф. 65, 91, 101. Сард. 15); не должен принимать запрещенных, или изверженных другим епископом (Ап. 16; Антиох. 3; Сардик. 13 и др.). Все сии правила всегда составляли и доныне составляют основание церковно-практической деятельности и позднейшего церковного законодательства и перешли в догматическое учение Православной церкви. По догматическому учению Православной церкви каждая частная Церковь подчинена только своему епископу, каждая Церковь в особенности вверена своему епископу („Догм. бог.” преосвящен. Макария III, 300). Апостольская власть над Церковью, хотя и передана преемникам Апостолов – епископам, но не передана им во всей ее обширности. Апостолы, по воле Господа, были всемирными проповедниками и везде пользовались властью непререкаемою, где ни являлись. Таковое преимущество принадлежало им одним и никому из их преемников, быв соединено в Апостолах с необычайными дарами Духа Святого. Напротив, власть каждого из преемников Апостольских ограничивается местною Церковью. Пасите Божие стадо, какое у вас есть, писал Апостол Петр (I Петр. 5:2). Каждому епископу поручаема была особая Церковь, напр. Титу – Критская (Тит. 1:5). В Апокалипсисе показаны ангелы – предстоятели Церквей Фиатирской, Смирнской, Пергамской (Ап. 2:14–15). Точно так и всегда было в Церкви Христовой: в Апостольских правилах и на соборе Антиохийском положено было, чтобы епископы разбирали дела только своей епархии». (Преосв. Филарета черниговского – „Прав. догм. богосл.” 422). При осуществлении проекта об окружных судах эта коренная и основная истина Православной церкви будет разрушена: частная Церковь будет подчинена не только своему епископу, а еще и другому епископу – председателю духовно-окружного суда, и пресвитерам других епархий, состоящим членами сего суда. В первых трех статьях устава дух. консисторий ясно выражено, что в поместном пределе Прав. росс. церкви, именуемом епархиею, управление и духовный суд производятся под непосредственным начальством епархиального архиерея, что кроме Синода и епархиального архиерея никто – никакое другое присутственное место, или начальство, не может непосредственно входить во все то, что принадлежит к кругу действий духовного ведомства, и наконец, что иерархическая власть епископа простпрается не далее границ вверенной ему епархии. Заверение, будто смысл этих статей устава останется и при духовно-окружных судах неприкосновенным, а только духовный суд, согласно началу отделения духовно-судебной власти от прочих видов духовной власти, получит свойственную ему свободу действий от целей и влияний епархиальной администрации, – имеет такое же значение, как и расточаемые архиерею утешения, что с ним ничего худого не случится, хотя и отнята будет у него судебная власть. И кого думают обмануть подобными лживыми уверениями?

Наконец должно указать и ту неканоническую особенность проектируемого духовно-окружного суда, что председателем его будет архиерей безъепархиальный. Сего нет ни в каких правилах. Одна неправильность влечет за собою другую. Епархиальный архиерей, канонический обладатель судебной власти, лишается ее. Неправильным же обладателем ее делается архиерей безъепархиальный – тип архиерея неизвестный в Православной церкви. По правилам Православной церкви епископ есть или епархиальный, управляющий епархиею, или его помощник, или же член Синода, или должен быть на покое. Здесь создается новый тип епископа – не епархиального и не викарного, не состоящего в Синоде и не пребывающего на покое, – епископа председателя суда, что-то в роде католического епископа in partibus. Как пресвитер непременно должен быть рукоположен к какому-либо приходу, так и епископ непременно к епархии, от главных городов которой он имеет и наименование. Как по какому городу будет именоваться епископ – председатель окружного суда?

Допущение безъепархиального архиерея к председательству в духовно-окружном суде употребляемое в качестве средства, которым духовно-окружной суд отчасти хочет примкнуть к каноническому церковному суду, имеет только видимость каноническую, в существе же весьма далеко от канонов. Канонический, правильный архиерей, судящий в епархии есть епархиальный, свой, ἱδιος судимого лица, а здесь чужой, не свой. Канонический архиерей судит при соучастии пресвитеров, имеющих при нем совещательный голос. А здесь и пресвитеры имеют такой же решающий голос, как и архиерей, так что между ними архиерей только primus inter pares, чего никогда не знала Православная церковь. По раздельному акту, председательствующий архиерей получит только самую скудную часть власти. Смотря по числу окружных судов – доля архиерейской власти будет или ⅒ или еще меньшая; прочие ⁹/ ₁₀ передаются пресвитерам под титулом поручения. Канонический архиерей, судящий, есть епархиальный, управляющий и епархиею и судящий только дела своей, а не чужой епархии. Здесь архиерей своей епархии не имеет, а судит дела чужих епархий. Канонический архиерей судит с помощью своих, ему подчиненных пресвитеров. А здесь архиерей судит с чужими, ему неподчиненными пресвитерами. Отвсюду, со всех сторон, видно различие канонического суда от окружного. Там архиерей – душа; здесь – один из членов. Там монархия, здесь республика.

Таким образом, стоя на церковной и канонической почве, держась Слова Божия и правил никаким образом невозможно принять мысль о замене епархиальных судов, состоящих в каждой епархии, судами окружными, простирающими судебную власть на несколько епархий – ни в каком случае – ни в составе сих судов из пресвитеров, ни с допущением их под председательством безъепархиального архиерея, ни даже в том невозможном случае, если бы они проектированы были состоящими из нескольких архиереев. Ибо и в этом последнем случае суд окружной, составленный из архиереев, может, если будет устроен на основании канонов, принимать к своему производству дела о пресвитерах, диаконах и низших клириках, только в качестве 2-й и никак не в качестве 1-й инстанции, т. е. только дела, уже решенные судом епископа, которому подчинены сии клирики.

По сим то твердым каноническим основаниям епископский округ или епархия от самого начала всегда составляет твердо определившуюся и окрепшую церковно-административную единицу. Все приурочено к этой единице и духовная администрация, и духовный суд. С изменением этой единицы в отношении к суду, тогда как она оставалась бы все таковою же единицею в отношении к администрации, должно ожидать большой запутанности во всех церковных отношениях. Слышимое иногда замечание, что история нынешних границ наших епархий очень недалека, современна разделению империи на губернии – совершенно не имеет никакой силы по отношению к настоящему вопросу. Когда говорится о епархии, как твердо исторически и канонически сложившейся церковно-административной единице; то разумеется не калужская епархия в нынешних ее пределах, не полтавская, не саратовская; а вообще всякий, совпадающий, или несовпадающий с границами нынешней губернии поместный предел Православной церкви, в котором производится управление и духовный суд под непосредственным начальством одного епархиального архиерея, и в котором ни суда, ни управления не может производить архиерей другой епархии, или не имеющий епархии („Уст. дух. конс.” 1, 2, 3). В таком смысле понимаемая епархия, как предел церковный, как единица, установленная церковными правилами (Ап. 35, „Уст. конс.” 3) не может быть, в отношении к своей удобоизменяемости, сравниваема с губерниею. Пределы епархии могут быть теснее или обширнее, могут совпадать или не совпадать с границами губернии. Но центр епархии, средоточие судебной и административной в ней власти, должен и может быть только один – епархиальный архиерей.

По тем же каноническим основаниям и по непрерывной церковной практике одна епархия или епископский округ относится к другой как совершенно равноправная административно-судебная единица, подчиненная только высшей центральной церковной власти. С учреждением окружных судов епархия, в судебном отношении, входила бы еще в новые отношения, в отношения новой подчиненности, в каковых доселе не была и по правилам не может быть. При сем оказалось бы нарушенным одно из коренных правил Церкви, по которому всякая епархия должна сохранять без стеснения принадлежащие ей права, и никто из епископов не должен простирать власть на другую епархию (III Всел. 8, Антиох. 9, Карф. 64, 67). И это начало было постоянно действующим в Православной церкви от начала ее; отступления же от него были всегда и строго осуждаемы. Св. Киприан в III в. писал римскому епископу Корнилию: „все мы постановили, и это справедливо и законно, чтобы дело каждого выслушивалось там, где совершено преступление; а так как всякому из пастырей вверена своя часть стада, которою он должен управлять и которою должен руководить, имея отдать отчет Господу о своей деятельности; то управляемые нами не должны бегать туда и сюда, не должны нарушать согласия епископов своим лукавым и лживым поведением, но обязаны там вести свое дело, где могут иметь и обвинителей и свидетелей своего преступления” („Твор. св. Киприана” русск. пер. стр. 208, 209 пис. 47. Сравн. г. Барсова „Христ. чт.” 1871, август, 255).

При изложении третьей теории, между прочим сделаны были замечания и об этом нарушении канонов о неприкосновенности прав каждой епархии при учреждении окружных судов вместо епархиальных, с целью устранить затруднение. Но эти замечания едва ли достигнут цели. В этих замечаниях говорится, что „при окружных судах сохранится неприкосновенность каждой епархии от всякого вторжения в пределы ее стороннего архиерея. Ибо хотя председателем окружного суда будет архиерей неепархиальный по отношению к каждой из сих епархий, но членами этого суда будут уполномоченные представители епархиальных архиереев округа, которые, таким образом, в лице своих уполномоченных сами будут участвовать на окружном суде в решении судных дел по своим епархиям». В замечании говорится о неприкосновенности при устроении окружных судов – епархии каждого архиерея от всякого вторжения в пределы ее стороннего архиерея; но здесь же указывается, что председателем суда будет другой архиерей, т. е. сторонний, а не епархиальный архиерей будет разрешать дела, относящиеся до клириков других епархий, или будет вторгаться в дела других епархий. Затем и указание на мнимо-уполномоченных от епархиальных архиереев в настоящем случае не имеет никакой силы. Каждое судебное заседание должно состоять не менее как из трех членов. Если бы все три члена судебного заседания, разбирающего дело, положим, о клирике тамбовской епархии, принадлежали к тамбовской епархии; тогда еще можно было бы сказать, что при этих мнимых уполномоченных сохраняется неприкосновенность каждой епархии. Но уполномоченных от каждой епархии в окружном суде будет не по три, а по одному, или по два. Следовательно, неизбежно при рассмотрении дела о клирике тамбовской епархии будут участвовать вместе с уполномоченным тамбовского архиерея уполномоченные архиереев, положим, пензенского и саратовского. Возможен и такой случай, что уполномоченный тамбовского архиерея заболел, и судить дело тамбовской епархии будут все мнимо-уполномоченные от архиереев других епархий. Из этого кажется очевидно, что при устроении окружных судов никаким образом не может сохраниться неприкосновенность каждой епархии от всякого вторжения в пределы ее стороннего архиерея, и даже иерея.

Затем в изложении третьей теории проводится мысль, что окружной суд будет не что иное, как собор. Здесь говорится: „Сохранится то существенное необходимое свойство окружного суда, без которого решения этого суда не могли бы иметь канонической силы для епархий округа. Состоя из уполномоченных от епархиальных архиереев округа, под председательством старейшего уполномоченного от Св. синода, окружной духовный суд будет действительно образом и подобием тех окружных соборов, на которые в древней Церкви собирались епископы церковных округов, а иногда присылали своих уполномоченных и на которых под председательством старейшего архиерея в округе, или митрополита, решали судебные и другие дела, касавшиеся их епархий.» – Невозможно согласиться, чтобы проектируемые окружные суды были образом и подобием окружных соборов древней Церкви. Окружные соборы древней Церкви, как изъяснено и в самой теории, состояли из епископов округа под председательством митрополита. А окружные суды, которых держатся изобретатели теории, будут состоять из пресвитеров под председательством викарного или другого архиерея. Если мы произвольно назовем викарного архиерея равным митрополиту, а пресвитеров – равными епархиальным епископам округа, то этим еще решительно не сделаем предполагаемый окружной суд ни образом, ни подобием древних окружных соборов. Не было ни одного древнего окружного собора с таким составом лиц, т. е. чтобы окружной собор под председательством какого-нибудь епископа, а не митрополита округа, состоял из одних пресвитеров. Древние окружные соборы, правила которых приняты Православною церковью во всеобщее обязательное руководство, Анкирский, Неокесарийскій, Гангрский, Антиохийский, Лаодикийский, Сардикийский, и проч., состояли исключительно из епископов, и подписей пресвитерских под деяниями и правилами этих соборов нет. Епископы, принадлежащие к округу, по причине болезни, или старости действительно иногда вместо себя посылали на соборы подчиненных им пресвитеров и даже диаконов. Но это стало известно довольно поздно, было в виде редкого исключения, а не в виде общего правила, как предполагают сделать изобретатели теории, и не было ни одного случая, чтобы на окружном соборе присутствовал из округа только один архиерей, а все прочие прислали вместо себя пресвитеров, или диаконов. Да и быть такого случая решительно не могло по строгости церковных правил, требующих непременно, чтобы все епископы области, которым не препятствует ни старость, ни болезнь, ниже какая-либо тяжкая необходимость, непременно приходили на соборы. Тот из епископов, который не явится на собор без причины, винит сам себя и подвергается епитимии (1 Всел. 5, IV, 19, VI, 8; Лаод. 40, Карф. 87, 88). Направление канонов совершенно противоположно рассматриваемой теории, которою проектируется закон, запрещающий епископам самим являться на собор. Об уполмоченных от архиереев, на которых построена вся теория, в правилах нет ни одного слова и ни единой буквы. Это допускаемо было только практикою в виде исключения и в редких случаях, как об этом говорится и в теории („на соборы иногда не являлись архиереи, а посылали своих уполномоченных из числа подведомых им священнослужителей»). Если же, по силе предложенных замечаний, проектируемый окружной суд ни в каком случае не будет ни образом, ни подобием древних окружных соборов, то получает силу изъясненное при развитии третьей теории замечание, что этот суд не имеющий этого необходимого свойства, т. е. подобия окружным соборам древней Церкви, будет таким судом, „решения которого не могут иметь канонической силы для епархий округа.”

Настоятельные повторения, будто духовно-окружной суд есть собор, вынуждают и нас вновь обратиться к рассмотрению аргументов этой мысли. Настаивают, будто „духовно-окружной суд будет воспроизведением, на сколько это возможно при настоящем устройстве управления Русской церкви, тех соборов древней Церкви, на которых епархиальные епископы заменяли свое присутствие уполномоченными, предоставляя рассмотрение предлежащих дел избранным судиям из своей области (Карф. 87, 141). Более удачное подражание канонам и практике древней Церкви, как духовно-окружной суд едва ли возможно и представить.“ – Уже при рассмотрении второй теории мы показывали ложность и несостоятельность этой мысли и делаемых в подтверждение ее ссылок на правила. В 87 правиле Карф. собора читаем: постановлено, чтобы каждый раз когда надлежит собратися собору благовременно приходили на оный епископы, которым не препятствует ни старость, ни болезнь, ниже какая-либо тяжкая необходимость и да извещаются первенствующие каждый от своей области о всех епископах, в двух ли, или трех местах составляются собрания их, и от каждого из сих частных собраний почередно избираемые неотменно да приидут ко дню собора. – Во всем правиле речи о епископах и о замене их уполномоченными пресвитерами, как предполагается в духовно-окружных судах, нет ни одной буквы ⁴³. Нет же ничего подобного и в 141 правиле Карф. собора, на которое сделана ссылка: и там говорится только о епископах, а не об уполномоченных пресвитерах. Эти, как и другие ссылки, суть самые смелые и необузданные выдумки. Не только нельзя назвать духовно-окружной суд самым удачным подражанием канонам и практике древней Церкви, как без зазрения совести хвалят себя изобретатели этого суда; но должно сказать, что с канонами и практикою древней Церкви он не имеет ничего общего и ни малейшего подобия.

Но если бы даже и была возможность признать проектируемые в таком виде окружные суды, состоящие из пресвитеров с председателем, безъепархиальным архиереем, за действительный образ и подобие древних окружных соборов, – и тогда, и в этом невозможном случае, собор, если это собор, должен судить дела о пресвитерах, диаконах и прочих клириках только в качестве 2-й инстанции, после суда епископского, а не в качестве 1-й инстанции, как предполагается теориею. По правилам церковным для суждения и приговора о епископах, обвиняемых в преступлениях, необходим собор; а пресвитеры и диаконы и прочие клирики судятся своим епископом, и ему дана власть произносить приговор ( οἱ μὲν ἐπίσκοποι ἐπι ἐγκλήμασι κατηγορῴμενοι συνόδῳ δέονται δικάζῳσης καὶ ἀποφαινομένης οἱ δε πρεσβύτεροι, καὶ οἱ διάκονοι, καὶ οἱ καϑεξῆς κληρικοὶ , ὑπὸ τῷ ἰδίῳ ἐπισκόπῳ διικάζονται , καὶ ἀυτω ψηφίζεσϑαι δεδοται . Zonar ad can. 4 Antioch Balsam, ad can. 9 Chalcedon).

Что касается того указания, что окружной суд будет под председательством старейшего уполномоченного от Св. синода, то по этому поводу нельзя не заметить, что при существовании уполномоченных от Великого Архиерея Господа и Бога нашего Иисуса Христа, каковы все архиереи, получающие от Сего Источника власть суда над подчиненными им клириками (на пресвитера хулы не приемли и проч. архиер. грамот.), упразднять сих уполномоченных и вводить на место их уполномоченных от Св. синода, едва ли правильно. Впрочем, о председательстве в духовно-окружных судах справедливо заметить и то, что как по мысли, развиваемой в третьей теории, члены окружных судов, пресвитеры, будут уполномоченные от архиереев, представляющие их, как бы вице-архиереи, то в сообразность с сим и председательство должно бы принадлежать не архиерею стороннему, а тому уполномоченному, который представляет лицо старейшего архиерея, наприм. в петербургском окружном суде новгородскому уполномоченному, в киевском – киевскому, в московском – московскому. Иначе представляющий лицо митрополита, положим, новгородского будет и ниже по правам и в известного рода зависимости от председательствующего в суде архиерея, который, конечно, и по правам, и по всему прочему не будет равен митрополиту новгородскому.

Наконец нельзя не признать несколько смелым то заключение, изъясненное при развитии третьей теории, будто окружной суд, состоящий под председательством архиерея из пресвитеров, действительно будет образом и подобием древних окружных соборов, состоявших под председательством митрополита области из епископов. Если умозаключать так, то и нынешняя консистория есть образ и подобие древних окружных соборов, ибо и в ней архиерей и пресвитеры. Что пресвитеры здесь не из разных епархий, а из одной в этом нет ни малейшей разности: ибо из одной ли епархии, или из двух, или из всей России, или даже если бы собраны были все в мире пресвитеры (Посл. Вост. патр. чл. 10), от этого ни иерархические права каждого из них, ни авторитет составляемого ими судилища, не изменились бы ни на одну йоту, или черту. Нынешняя консистория имеет даже преимущество пред проектируемым окружным судом. Там председатель будет уполномочен от Св. синода, а нынешний председатель консистории уполномочен от самого Великого Архиерея Господа и Бога нашего Иисуса Христа.

На основании всех представленных соображений нельзя не прийти к заключению, что при замене епархиальных судов каждой епархии окружными судами, простирающими судебную власть на несколько епархий, нарушен был бы один из существеннейших и непреложных церковных принципов: это единство и неприкосновенность власти епископа в пределах его епархии – не только не допускающие вмешательства другого епископа или пресвитеров другой епархии; но и участие власти собора епископов допускающие только уже после того, как будет жалоба на суд епископа со стороны судимого лица. – Нарушения этого принципа не может допустить и высшая церковная власть. При учреждении епархиального суда в каждой епархии принцип сей вполне сохраняется. – Сравнение же духовно-окружных судов с окружными соборами древней Церкви представляется решительно не состоятельным.

И так канонических, самых главных документов, этот претендент на наследство судебной власти епархиального архиерея не имеет. Окружной суд в том составе и виде, как проектируется, не есть суд канонический, а, следовательно, и не наследник канонического епископа.

Но нет ли у этого претендента каких практических важных документов?

Представляют действительно два практические соображения в пользу замены епархиальных судов окружными. Говорят: мало дел и много нужно денег для суда в каждой епархии. Соображения такого рода, что после представленных церковных и канонических документов и соображений, даже не следовало бы на них и останавливаться. Если правила Церкви предписывают, чтобы каждый архиерей управляющий епархиею судил все духовные дела клириков и мирян своей епархии, будет ли этих дел много или мало, то затем упразднять действие и силу правил под этим предлогом совершенно не законно. Употребление этого предлога могло быть уместно и приводить к цели в каком-нибудь другом вопросе, а не в этом. Здесь правила ясны и употребление этого предлога неуместно. В Антиохийском патриархате в Сирии есть епархии с 12 и даже с 4 тысячами православных. Естественно, что духовно-судебных дел там очень мало. Но никому не приходило в голову под этим предлогом учреждать там окружные суды вместо епископских судов каждой епархии: правила не дозволяют. Каждая из епархий нынешней Восточной церкви, по сравнению с нашею даже не самою обширною и многолюдною, без преуменьшения может быть названа крошечною, и однако же нет там окружных судов, а существуют суды в каждой епархии при епархиальном архиерее: нельзя иначе по правилам. – У нас в варшавской епархии и туркестанской духовно-судебных дел также конечно очень мало, но доселе еще никто не предлагал судебные дела этих епархий перевести в другие епархии: принцип ясен и действовать вопреки ему невозможно.

Такого же достоинства и денежное соображение. Правила требуют, чтобы епископский суд был в каждой епархии, не присовокупляя условия: при деньгах. Следовательно, вводить это условие и на основании его подрывать действие правил и незаконно и произвольно, и неискренно. Нужно одно, чтобы епархиальный архиерей был лишен суда, а говорят другое, что дорог суд при каждом епархиальном архиерее. – Ныне православные архиереи в Турции не получают ни одной лепты из казны за то, что судят, и однако же судят. Действует начало: по правилам поступать должно и при деньгах, и без денег. Из-за недостатка денег ломать церковные учреждения никто еще не дерзал. У нас в самое последнее время государственная казна дает довольно высокие штаты на епархиальные административно-судебные духовные учреждения (в Варшаве, в Туркестане). Значит в полной силе даже и в государственных наших сферах принцип, что на поддержание учреждений, утверждающихся на церковных основаниях, казна в деньгах не отказывает.

Такого достоинства по существу оба предъявляемые адвокатами этого наследника практические соображения. Защитники этого претендента, очевидно, рассматривают церковные учреждения, как учреждения какой-нибудъ акционерной компании или товарищества на паях: мало дел, не достает капиталу; следовательно, или ликвидировать учреждение, или уничтожать лишние конторы, соединять их с другими, отказывать управляющим.

Этих замечаний о достоинстве и сущности предъявленных практических соображений вполне было бы достаточно, чтобы видеть полную негодность этого документа. Сколько бы ни было дел, но если правила предписывают суду об этих делах быть в каждой епархии, то за сим дело должно почитать решенным и претензию не подлежащею удовлетворению.

Но есть одно обстоятельство, побуждающее остановиться и рассмотреть внимательнее оба документа и о делах, и о деньгах. Документы эти оказываются с неверными цифрами.

Как скоро мы пристально всмотримся в первый документ, то не можем не открыть в нем важных неправильностей. Оказывается, что цифры о количестве дел в этом документе выведены неверные: дел не столь мало, как показывается.

К такому заключению, впрочем, можно прийти даже на основании одних теоретических соображений. Вероятно ли, чтобы в наших огромнейших епархиях, из коих каждая средним числом имеет православных христиан не много менее миллиона (54 епархии, а православных христиан в России 53,782,667), в частности же две имеют более 2 миллионов православных христиан, двадцать три от 1 до 2 милл. и шестнадцать от 500 тысяч до 1 миллиона, с 124.489 лицами белого духовенства и с 26.098 лицами духовенства монашествующего, вероятно ли, чтобы мало было духовно-судебных дел? Это по истине невероятно. Но почему же и на каком основании предъявляется документ, будто бы свидетельствующий, что дел мало? Документ, так свидетельствующий, оказывается совершенно неправильным; содержащиеся в нем цифры о числе дел выведены неверно.

Чтобы получить цифры в уменьшенном размере, для сего употреблены два неправильные средства: 1) исключены все дела о мирянах и 2) сделана произвольная классификация дел о клириках на важные и неважные.

1) Неправильность первого употребленного средства очевидна и не требует особых доказательств. Суду духовному, по действующим ныне постановлениям, подлежат миряне по делам о браках незаконных, по делам о расторжении браков, по делам об удостоверении о действительности браков и о рождении от законного брака и по делам о наложении церковной епитимии. Точное число всех этих дел не известно. Известно только о делах бракоразводных, производящихся в Св. синоде, следовательно, во 2-й инстанции, и по которым последовало расторжение брака. Таких дел в 1871 году производилось в Синоде 798, в 1870 – 735, в 1869 – 715, в 1868 – 758. Известно, что не все дела бракоразводные доходят до Св. синода, а иные оканчиваются в епархиях. Известно также, что только меньшая часть вчиняемых дел оканчивается расторжением брака, хотя и дела, не оканчиваемые расторжением, производятся и доходят до Синода. Следовательно, по одной из четырех категорий дел о мирянах, подлежащих духовному суду, число дел в духовных судах значительно. Но затем остаются еще три категории производимых о мирянах в духовном суде дел. Как же поступают защитники прав этого наследника с этими всеми делами? Объявляют, что дел о мирянах в духовных судах будущего не будет. На каком основании? На том, что комитет духовно-судебной реформы („Спб. вед.” 1872. октябрь) предположил мирян совсем изъять из-под духовного суда и оставить под этим судом только клириков и монашествующих. Таким маневром количество дел действительно уменьшалось. Но правилен ли самый маневр? Правильно ли состроить сначала предположение, затем принять его за действительный, законодательный и исторический факт и затем строить на нем дальнейшие выводы? Защитники этого претендента на наследство поступают, именно таким образом: предположения выдают за факты, бросают по произволу, что вздумается, и на таких основаниях строят свои фантастические здания. С такою же основательностью можно бы строить духовный суд для одних пресвитеров, или даже для одних благочинных. Дел оказалось бы еще меньше, и аргумент в пользу окружных судов еще решительнее. А истина где? Но об этом защитники окружных судов заботятся гораздо менее, чем об отнятии судебной власти у епархиального архиерея.

2) Подобная же операция произведена и с цифрами судебных дел о клириках и монашествующих. Всех дел, по которым клирики и монашествующие были присуждены к различным наказаниям, по сведениям за три года: 1867, 1868 и 1869, в 52 епархиях, было немного менее 18 тысяч, или средним числом в каждой епархии, ежегодно, по 114 дел, повлекших обвинительные приговоры. Должно с полною справедливостью и несомненностью предположить, что столько же производилось дел, не повлекших обвинительных приговоров. Следовательно, средним числом на каждую епархию придется несколько более 200 судебных дел о клириках и монашествующих. Если показать это именно число, то не будет никакого аргумента, свидетельствующего о малочисленности дел. Нужно произвести особую операцию и превратить некоторые дела в неважные, дабы, оставив некоторые и назвав их важными, сказать затем, что их немного. Без дальнейших рассуждений объявить большую часть дел не важными, а меньшую признать за важные и будет получена искомая малочисленность дел. Так и делается: к неважным делам причисляются дела, по которым подсудимые приговариваются: а) к замечанию, или выговору, б) денежной пене, поклонам и усугублению надзора и в) временному испытанию в архиерейском доме, или монастыре. А к делам большей важности причисляются такие, по которым виновные приговариваются: а) к исключению за штат, б) отрешению от места, в) временному запрещению в священнослужении и г) лишению сана. Между тем очевидно, что дела, подвергающие виновных испытанию в архиерейских домах или монастырях, никаким образом невозможно причислять к делам меньшей важности: а) потому что в действующих законах это наказание почитается более тяжким, нежели отрешение от места и исключение за штат и поставляется в лестнице наказаний на пятом месте, тогда как оба поименованные наказания занимают низшие места, шестое и седьмое. б) Подвергшийся временному испытанию или епитимии в монастыре, или архиерейском доме, вместе с сим важным и тяжким наказанием, лишающим его свободы, подвергается и другому тяжкому же наказанию, причиняющему ему материальный ущерб, именно из церковных доходов, которые следовали бы на его часть, он лишается целой половины, которая выдается исправляющему его должность по церкви и приходу („уст. конс.” 187, 5). в) Цель, с которою делается такое произвольное отнесение сих дел к разряду менее важных, ясна. Это наказание духовными судами употребляется чаще всех других, исключая денежного взыскания (приговоров, определяющих денежное взыскание, за три года было 4218, а приговоров, присуждающих виновных к временному испытанию в архиерейском доме или монастыре, было 4038). Ясно, что при желании всеми силами доказать, что дел мало, выгодно категорию дел в четыре слишком тысячи перечислить из важных в неважные. Вся категория важных дел одним этим приемом уменьшается почти на половину. Все это для доказывающего малочисленность дел несомненно выгодно; но правильно ли? Конечно ни в каком случае не может быть признано правильным. Напротив, к делам меньшей важности должно причислять только те дела, по которым виновные присуждены к пяти низшим разрядам лестницы наказаний, помещенной в уставе консисторий, именно: замечанию (ст. 12), выговору (11), поклонам (10), пене и денежному взысканию (9) и усугублению надзора (8). Даже едва ли правильно считать делами меньшей важности все дела, по которым виновные подвергнуты денежному взысканию. При неопределительности устава и при предоставляемой им свободе самому суду выбирать наказание из целой лестницы, некоторые духовные суды были более склонны подвергать виновных денежным штрафам. Но из этого нельзя еще выводить того заключения, чтобы все дела, по которым последовали приговоры этих судов, присуждающие к денежным штрафам, были делами маловажными. А при этом окажется совершенно неверным аргумент, заимствуемый от малочисленности дел.

Произвол, один раз допущенный в сферу точного и правильного исчисления и занявший его место, обыкновенно не останавливается на одном; он обыкновенно предпринимает все спутать и на место точности поставить свои измышления и ложные пророчества. Недовольствуясь таким образом произведенным уменьшением дел, защитники окружных судов высказывают ожидание, что в будущем дел будет и еще менее. Но должно заметить, что такое ожидание уменьшения дел в духовных судах основано: 1) на произвольном предположении об отчислении целой категории дел судебного характера, именно дел влекущих за собою удаление от должности для причетников к делам решаемым без суда, административным порядком и 2) на произвольном же предположении, что причетники, приговариваемые духовным судом к заключению в монастыре, большею частью не будут подчиняться сему наказанию, но предпочтут освободиться от него чрез выход из духовного ведомства, который никому из них не загражден ныне. Первое предположение произвольно потому, что дела, ныне разрешаемые судебным порядком, без всяких оснований отчисляет к делам административным и при том только в отношении к одной части духовных лиц, именно в отношении к причетникам, оставляя дела эти судебными в отношении к священникам и диаконам. Произвольно и несостоятельно и второе предположение, будто большая часть причетников предпочтет заключению в монастырь выход из духовного ведомства, ныне, по заявлению, никому из них незагражденный. Ибо выйдет или не выйдет виновный из духовного ведомства, он все-таки должен быть судим духовным судом за свой проступок, совершенный во время служения в духовном ведомстве. Следовательно, и при этом предположении количество судных дел не должно уменьшиться.

Если сличить оба приема, то окажется совершенное их сходство. Отчисли 54 миллиона и оставь только 150 тысяч; отними 13 тысяч от 18-ти тысяч и останется мало людей, и мало дел. А затем неизбежное, будто бы, ergo: окружной суд вместо епархиального суда в каждой епархии. В конце же концов, епархиальный архиерей не будет иметь судебной власти, чтó и требовалось доказать. Не хитро, да за то целесообразно в известном смысле, по страусовски: нас де не видят, если голова спрятана.

И денежный аргумент против епархиальных судов и в пользу окружных не более силен.

Говорят: дорого будут стоить епархиальные суды в каждой епархии, и гораздо дешевле окружные, и прибавляют, что „правительству гораздо выгоднее было бы подсудимых с их свидетелями перевозить и прилично содержать на счет казны при окружных судах во все время судопроизводства о их проступках, или по каждому делу отправлять окружной суд на место жительства подсудимых, чем в каждой епархии учреждать суд».

Точное исчисление и сравнение не показывают, впрочем, чтобы обещаемые выгоды были столь значительны. Всех епархий (кроме Грузинских) в России 54. При устроении суда в каждой епархии число членов в каждом суде не должно быть более 3. Полный расход на все 54 епархиальные суда выразится в следующих цифрах:

Не назначено жалованья председателю в том предположении, что это будет епархиальный архиерей. Прокурорского же надзора, в виде особого института, не допускается по соображениям, которые будут представлены в своем месте.

Окружных судов в разное время и в разных местах („Москов. вед.“ 1872, сентябрь; „Русский мир“ 1872, декабрь) было проектировано не одинаковое число – то 8, то 10, то 12. Самое число членов окружных судов определяется различно. В мотивах третьей теории сказано, что члены в окружной суд назначаются по 1, или по 2 от каждой епархии. Мы при исчислении допустим, что от половины епархий членов будет по 1, и от половины по 2, следовательно, всех, 81. Расход на окружные суды выразится в следующих цифрах:

Нормы содержания всем лицам и учреждениям заимствованы из штатов новых судебных установлений. При исчислении сумм на окружные суды сравнительно с епархиальными допущено увеличение только в том, что при окружных судах положено не по одному помощнику секретаря, а по два, и расход на канцелярских чиновников поставлен двойной. Сравнение итогов сумм, потребных на содержание судов при той и другой системе, дает следующие разности: если окружных судов будет только 8, то они будут стоить дешевле, чем епархиальные на 191.800; если окружных судов будет 10, то они будут стоить дешевле епархіальных на 152.200; если окружных судов будет 12, то они будут стоить дешевле епархиальных на 113.200 р. Дабы не обременять излишне государственную казну, и вместе с тем, дабы сохранить непреложный канонический принцип можно было бы эту невыгодную для епархиальных судов разность изгладить следующим способом: как дел в епархиальных судах естественно будет менее, чем в окружных, то и жалованье членам епархиальных судов могло быть назначено в размерах несколько меньших, напр. не по 2,200, а по 1,500 р. Этою мерою расход на епархиальные суды был бы уменьшен на 113.400 р. и составил бы вообще даже не много менее, чем расход на 12 окружных судов.

Замечание, будто правительству гораздо выгоднее было бы подсудимых с их свидетелями перевозить и прилично содержать на счет казны при окружных судах во все время судопроизводства о их проступках, или по каждому делу отправлять окружные суды на место жительства подсудимых, – окажется несостоятельным при первом приложении точного вычисления. Возьмем не самые дальние пределы проектированных округов. Предположим, что с.-петербургскому окружному суду будет подлежать не священник города Колы (2140 верст), а священник города Онеги, отстоящего от Петербурга на 1337 верст, который должен быть вызван с семью свидетелями. Свидетелям полагается по 3 копейки на версту за проезд туда и обратно и суточных денег по 25 копеек за каждый день отлучки из местожительства. Издержки на перевезение их в С.Петербург и обратно будут составлять 641 р. 76 к., да на суточные деньги им, полагая путешествие и продолжение процесса в три месяца, нужно будет 180 р., а всего на одно дело 821 р. 76 к. И это одних денежных издержек, не говоря о тех материальных и нравственных потерях, которые должны пасть не на казну, а лично на каждого свидетеля, отрываемого на такой продолжительный срок от места жительства и своих занятий, особенно в летние, самые дорогие для поселян месяцы. Что выезд суда для казны будет стоить еще дороже – это не может подлежать ни малейшему сомнению.

Если расходы на содержание зданий 54 епархиальных судов будут несколько значительнее, чем расходы на содержание зданий 8–12 окружных судов, то при этом должно принять во внимание, что при окружных судах потребуется 8–12 новых архиерейских домов для председателей архиереев и столько же штатов при архиерейских домах.

Весь денежный вопрос столь неудачно припутанный и так мало разработанный, очевидно, употребляется только как один из предлогов, серьезного же значения ему кажется и не придается. Ибо при серьезном внимании несостоятельность этого аргумента не могла бы остаться незамеченною.

Таково достоинство практических аргументов, предъявляемых адвокатами этого наследника архиерейской судебной власти: аргумент о делах оказывается наполненным сначала до конца неверными цифрами; денежный аргумент оказывается не имеющим точности и не обещающим тех выгод, какие обещают защитники окружного суда.

Но выставив против епархиальных судов свои сомнительные и слабые практические аргументы, адвокаты духовно-окружных судов с удивительным благоразумием обходят один весьма важный практический аргумент против окружных судов. Они не видят, или не хотят видеть, что самым важным, самым существенным практическим препятствием к осуществлению предположения об учреждении окружных судов на несколько епархий, вместо епархиальных судов в каждой епархии – должно служить неизбежное при сем отдаление суда – нарушение одного из существенных принципов, к осуществлению которого стремилась судебная реформа 1864 г., и который, и комитет духовно-судебной реформы должен признавать таким принципом, к осуществлению которого должно всячески стремиться. Необходимость близкого суда не может подлежать ни малейшему сомнению. При осуществлении предположения об окружных судах, суда близкого не будет. Суд по пространству наших епархий, и ныне в большей части случаев очень неблизкий, удален будет еще далее. Дабы видеть вообще крайние затруднения и решительную несостоятельность предположения об окружных судах с этой стороны, нужно иметь в виду: 1) что предполагаемые окружные суды суть суды первой степени, равные по степени и значению светским окружным судам, а не судебным палатам; 2) что средним числом на каждую из 47 епархий Европейской России (кроме Польши) приходится 92.570 кв. верст пространства, а каждый из десяти (если будет десять) окружных судов будет обнимать пространство средним числом в 435.081 кв. версту. За сим чтобы иметь осязательное и наглядное удостоверение крайней непрактичности и громадных затруднений, возникающих из проекта окружных судов, – для сего довольно обратиться со вниманием к некоторым из возможных духовносудебных округов. Так в округ с.-петербургского окружного суда предполагается причислить епархии: новгородскую, с.-петербургскую, псковскую, олонецкую и архангельскую. Таким образом этот окружной духовный суд будет гораздо обширнее округа с.-петербургской судебной палаты, который простирается только на три губернии: петербургскую, псковскую и новгородскую. Пять епархий, составляющих этот окружной суд, занимают пространство в 959.421 кв. версту (не считаем Финляндии, принадлежащей к петербургской же епархии и из которой могут быть дела в петербургском окружном духовном суде), т. е. пространство, превосходящее Австрию и Пруссию вместе взятые, по отношению к которому однако же Петербург составляет одну из крайних точек. В сих пяти епархиях 41 уезд, 55 мужских монастырей, 15 женских монастырей, 2561 церковь. При окружном суде в Петербурге, священник города Колы должен будет совершить до суда путешествие в 2140 верст, города Пинеги – 1168 верст, города Мезени – 1471 версту, Ненокского посада – 1777 верст, города Онеги –1337 верст. В особенности тяжко было бы при окружных судах для священно и церковно-служителей тех епархиальных городов, где ныне есть духовные суды, а с принятием проекта не будет. Вместо того, чтобы иметь суд в самом Архангельске, как ныне, нужно будетъ ехать за 1104 версты в Петербург. Подобным сему образом из Новгорода, Пскова, Петрозаводска. При том ехать нужно будет не одному подсудимому, а со свидетелями. Епархии: саратовская, тамбовская, пензенская, оренбургская и астраханская, могущие составить один округ, имеют 42 уезда, и занимают пространство в 587.138 кв. верст, т. е. пространство более обширное, чем какое занимают Австрия, Бавария и Дунайские Княжества вместе взятые. Епархии: орловская, курская, тульская и калужская, составляющие также один округ, имеют 50 уездов и занимают пространство в 135.860 кв. верст. Епархии: литовская, могилевская, минская и витебская, приписываемые к округу одного же духовного суда, имеют 54 уезда и занимают 266.345 кв. верст, не считая при этом долженствующей сюда же принадлежать варшавской епархии. Епархии: харьковская, воронежская и донская имеют 30 уездов и занимают пространство в 242.173 кв. версты. Все эти пространства таковы, что только одним точным их показанием, без дальнейших разъяснений, возможность и состоятельность мысли об учреждении окружных судов взамен судов епархиальных в каждой епархии – подвергается сильнейшему сомнению. Почти каждая епархия наша обширнее целого Греческого королевства (44.044 кв. версты), имеющего 24 епархии и 24 епархиальные суда.

В „Московских ведомостях” осенью 1872 г. напечатан, очевидно сообщенный из сфер интересующихся делом, план разделения Русской церкви на восемь духовно-окружных судов. Эти восемь судов, будто бы, были предположены в городах: Киеве, Москве, С.-Петербурге, Вильне, Казани, Тобольске, Одессе и Тифлисе. К киевскому округу приписано будет 7 епархий, к московскому – 14, к петербургскому – 5, к Виленскому – 7, к казанскому – 10, к одесскому – 8, к тобольскому – 10 и к тифлисскому – 7. По этому разделу пространства духовно-судебных округов представляются в следующем виде: с.-петербургский духовно-судебный округ (без Финляндии, епархии: с.-петербургская, новгородская, псковская, олонецкая и архангельская) занимает пространство в 959.423 кв. версты; московский (епархии: московская, смоленская, калужская, тульская, рязанская, владимирская, ярославская, костромская, нижегородская, тверская, вологодская и воронежская) – в 818.944 кв. версты; киевский (епархии: киевская, волынская, черниговская, орловская, курская, харьковская и полтавская) – в 326.698 кв. верст; казанский (епархии: казанская, вятская, пермская, симбирская, самарская, саратовская, астраханская, пензенская, тамбовская, уфимская и оренбургская) – в 1.345.372 кв. версты; виленский (епархии: литовская, витебская, минская, могилевская, рижская, не считая варшавской) – в 348.398 квадратных верст; одесский (епархии: херсонская, кишиневская, подольская, екатеринославская, донская, ставропольская и таврическая) – в 442.044 квадратные версты. Затем седьмой духовно-судебный округ – тифлисский, обнимает всю Грузию, а восьмой – тобольский – будет простираться на всю Сибирь. Должно заметить при этом, что духовно-окружной суд будет судить, в качестве первой инстанции, дела о преступных деяниях, влекущих за собою временное испытание в архиерейском доме или монастыре, на срок более 3 месяцев, перемещение с одного места на другое, удаление и отрешение от места, запрещение священнослужения, лишение священства и монашества, и исключение из духовного звания; в качестве второй инстанции – все прочие дела, влекущие менее тяжкие наказания. Таким образом священник города Пинеги, положим, обвенчавший брак при недостижении женихом или невестою 8 месяцев до узаконенного возраста и подлежащий, по закону, испытанию в монастыре на 4 месяца (уст. конс. 199), должен будет совершить путешествие в 1168 верст до с.-петербургского окружного суда. С ним тоже путешествие должны предпринять диакон, причетники, как соучаствовавшие, и, кроме их, свидетели. Священник, диакон и причетники яренского собора, повенчавшие брак лица, состоящего уже в супружестве, при чем вина их состояла единственно в несоблюдении предосторожностей, которые могли бы открыть незаконность брака, – должны будут и со свидетелями путешествовать 1149 верст до московского окружного суда. От Якутска до тобольского духовно-окружного суда 5649 верст. Есть и еще более отдаленные расстояния. Довольно, кажется, этих немногих указаний, чтобы видеть решительную невозможность осуществления этого проекта окружных судов. И при письменном бумажном суде подобное положение было бы причиною чрезвычайной медленности; проектируемый же духовный суд должен быть устный – с судебным следствием и с явкою подсудимого и свидетелей пред судом.

Такой суд по самой сущности своей должен быть ближе, и не может быть далек от подсудимого: иначе он будет не благом, а невыносимым бременем для тех, которые обязаны судиться или свидетельствовать в таковом суде.

При старом процессе письменном и не требовавшем судебного следствия, затруднения, происходящие от отдаленности суда, были не столь чувствительны. Самые условия нового суда требуют, чтобы он был ближе, чем старый, или ни в каком случае не дальше. Окружные суды не только не были бы благом и улучшением, но были бы для большей части духовенства лишением права, которым оно ныне пользуется – права иметь суд в своей епархии. Для духовенства, для свидетелей это было бы крайним обременением. Суд столь далекий, конечно, не будет и судом скорым. „Все это возбудило бы“, как справедливо замечено, „неизбежный ропот и в духовенстве, и в свидетелях и заставило бы жалеть даже о нынешних судах”. Впрочем, в наилучшем из миров – все к лучшему, и нет худа без добра. Нас утешают, что „хотя духовно-окружной суд для некоторых местностей будет отстоять дальше, нежели епархиальный город, но духовенство этим не будет тяготиться. Дела, предоставляемые рассмотрению духовно-окружных судов в качестве 1-ой инстанции суть такого свойства, что от них зависит участь не только самих подсудимых, но и их семейств. Посему некоторая разница в расходах на проезды в тот город, где будет окружной суд вместо своего епархиального города, не будет подсудимому казаться напрасною тратою, если он будет уверен, что администрация (т. е. архиерей) не может иметь влияния на решение суда”. Хотя и далеко, однако же близко. Мудрено, но за то утешительно: главный враг – архиерей, не будет иметь влияния на решение суда; из-за этого можно сделать путешествие в 3000 верст.

При обсуждении судебных уставов 1864 года, на затруднения, соединенные с отдаленностью судов, было обращено внимание, и соображения, имевшие место в то время, сохраняют свою силу и ныне. В то время была мысль подчинить всех чиновников, до 5-го класса включительно, за должностные преступления – суду палат. Но против этого справедливо было рассуждаемо, что „судебная палата одна на несколько губерний. Если и в настоящее время (т. е. до 1864 г.), когда уголовные палаты существуют в каждом губернском городе, представляется большое неудобство в требовании к себе палатою подсудимых должностных лиц по отдаленности их местожительств от губернского города и по трудности у нас сообщений вообще, то неудобство это, естественно, возросло бы в огромном размере не только по причине увеличения округов судебных палат, но также и потому, что по судебным уставам, все подсудимые должны быть на лицо при судебном следствии в первой степени суда. Таким образом, одно уже нахождение под судом было бы равносильно, а во многих случаях и несравненно тяжелее самого осуждения, потому что обвиняемые в маловажных преступлениях и проступках по службе, подвергающих лишь незначительным взысканиям, вынуждены были бы оставлять свой дом и свои занятия, чтобы отправиться за 700 или более верст, проживать в городе многолюдном, где жизнь особенно дорога. Еще более затруднений представляла бы пересылка подсудимых и вывоз свидетелей в палату из мест, отстоящих от нее на протяжении нескольких губерний. В этих случаях, кроме затруднений, увеличатся чрезмерно и судебные издержки, которые, при несостоятельности большей части подсудимых, принимаются на счет казны”. („Суд. уст.” изд. гос. канц. 2, 409, 410).

Так рассуждали при составлении судебных уставов о затруднениях, соединенных с отдаленным судом. Но не так видно рассуждают те, которые проектируют только восемь духовно-окружных судов для всей Русской церкви, если верны показания „Москов. ведомостей”. Впрочем, если бы даже и не были точны показания „Моск. вед.“, если бы окружных судов было предположено не восемь, а положим по одному на каждые три или даже две епархии, т. е. 20 или 30 судов, то и в этом случае указанные затруднения только отчасти были бы уменьшены, но не устранены совершенно. Наши епархии очень обширны по своему пространству: менее 30 тысяч квадратных верст пространства занимают только три епархии – калужская (27 т.), московская (29 т.) и тульская (26 т.); каждая из остальных епархий занимает пространство более 30 т. кв. верст, а не малое число епархий простирается более чем на 100.000 кв. верст (архангельская 661 т., астраханская 192 т., вологодская 348 т., вятская 126 т., донская 135 т., енисейская 2.211 т., иркутская 618 т., новгородская 101 т., олонецкая 118 т., оренбургская 230 т., пермская 292 т., самарская 139 т., тобольская 1,306 т., томская 759 т., уфимская 104 т.). Устное судопроизводство, требующее непременно личного присутствия в судебном заседании подсудимых и свидетелей, само в себе заключает необходимое требование, чтобы суд неудаляем был от подсудимых, а по возможности приближен. Бумажное судопроизводство более терпит отдаленность; при устном судопроизводстве, с личною явкою подсудимого и свидетелей, удаление суда непременно приведет к отягчению участи подсудимых и к крайнему обременению свидетелей.

И нынешние светские окружные суды, которых в иной губернии находится до трех, общество находит далекими и обременительными, желает умножения их числа и есть предположение об удовлетворении этому справедливому желанию. А комитет духовно-судебной реформы („Голос” 1872 № 202; „Христ. чт.” 1872, декабрь, „Прав. обозр.” 1873, январь) вопреки общему желанию духовенства иметь суд близкий, вопреки стремлению общества и правительства приближать еще более суды, вопреки собственному заявлению, что для улучшения духовно-судебной части необходимо учредить суды более близкие к подсудимым, проектирует вместо близких судов далекие. Для чего и с какими целями? Чтобы епархиального архиерея устранить от участия в суде. Из-за этого и всем подсудимым и свидетелям устрояются столь вопиющие затруднения. Другой цели нет никакой. И это открыто заявляется сторонниками отнятия судебной власти у епарх. архиерея, которые прямо говорят, что „суд, приуроченный к епархии, в какую бы форму он не облекался, всегда останется судом зависимым от администрации, и участие епархиального начальника в решении судебных дел всегда будет казаться подсудимым произволом администрации, вмешивающейся в отправления суда, и возбуждать в духовенстве затаенное недовольство правосудием и недоверие к нему“. Затруднительно и дорого ездить подсудимым и свидетелям за тысячи верст; но за то Carthago deleta est: архиерей не судит.

Но не одним подсудимым и свидетелям будет трудно от духовно-окружных судов; не легко будет и членам суда. Члены суда избираются на 6 лет. Большая их часть должна будет переселиться из своих мест в новый, иногда очень отдаленный город. Тем из сих лиц, которые многосемейны, уже самое первоначальное переселение, соединенное всегда со значительными материальными тратами, будет затруднительно. Затем жизнь в чужом городе, без квартиры, на жалованье члена окружного суда (2200 р.) при нынешней повсеместной дороговизне будет нелегка. Наконец, отсидевший шесть лет может быть не избран вновь. Обратное переселение и ожидание места (ибо прежнее конечно должно быть занято) будет причиною новых трат и издержек. Таковы представляющиеся материальные затруднения. Еще важнее будут другие, внутренние затруднения для таковых наезжих судей. Благочестивый священник редко может оставаться без службы. А как устроить этих наезжих 8–10 священников в ином небольшом городе, так чтобы открылась им возможность служить? Все места заняты туземцами и согнать их нельзя. Причислить к собору, но и собор весь наполнен. Вопрос этот при проектируемом положении не прост для решения.

Вместе с этим вопросом является и еще вопрос по отношению к членам духовно-окружных судов: от кого, от какого архиерея, в административном отношении, будут они зависеть, от того ли, из епархии которого поступили, или от того, в епархии которого живут? В совершенно же независимом положении они, на основании церковных правил, оставаться не могут.

Нельзя оставить без внимания и тех затруднений, которые при окружных судах произойдут в отношении к производству в них суда в качестве 2-й инстанции. По проекту духовно-окружные суды составляют 2-ю инстанцию по отношению к духовным судьям: жалобы на приговоры духовных судей должны восходить в духовно-окружной суд. Духовно-окружной суд от многих духовных судей будет очень отдален – от иных может более чем на 1000 верст. Такое далекое положение равносильно совершенному отказу в правосудии: кто поедет за 1000 верст жаловаться на неправильное решение духовного судьи, иногда может быть и важное по отношению к судьбе подсудимого, такое, вследствие которого он лишится права на пенсию? Не мог не усмотреть этой несообразности даже муж, не усматривающий этой несообразности в самом учреждении окружных судов вместо епархиальных. И сей муж находит, что в положении духовно-окружных судов в качестве судов 2-й инстанции в отношении к суду духовных судей „есть немалая несообразность”.

„Новые судебные уставы, говорит он, дают обеим сторонам, и обвинителю, и обвиняемому, полную возможность защищать себя пред тем судом, куда поступит его дело, живым словом, непосредственно за речью противной стороны. Но по маловажному делу ехать за 200 – 300 верст не всегда удобно и богатому человеку, а тем более человеку бедному, каких не мало в духовенстве, и притом должностному; во всяком случае здесь потребуется больше времени и средств, чем на поездку за 50–100 верст – к епархиальному начальству. Следовательно, окончательное решение дел маловажных для одних духовных лиц будет сопровождаться немаловажными издержками, а для других состоится без тех средств защиты, которыми пользоваться закон предоставляет всякому. Если для маловажных дел всей епархии признается далеким суд епархиальной консистории, то ближе ли он станет чрез сосредоточение в одном судебном месте подобных дел 3-х епархий? Кроме отдаленности суда, тогда возникло бы и новое неудобство от накопления в духовно-окружном суде дел всякого рода, когда в нем будут разрешаться все отзывы и протесты против решений духовных участковых судей по маловажным делам нескольких епархий». Почтенному мужу следует сделать только малую уступку здравому смыслу и допустить, что отдаленность суда есть зло и затруднение как для маловажных дел, так и для важных, ибо и по маловажным делам, и по важным путешествовать и даже пешешествовать в устрояемый им за тридевять земель, в тридесятом царстве, духовно – окружной суд, должны будут люди, для которых дорого время, тяжек труд, и у которых скудны достатки. Но что тогда будет с его окружными судами? Другое тесно соединенное с сим неудобство состоит в фактической бесконтрольности духовных судей. Духовный судья, отдаленной от окружного суда местности, фактически ни от кого независим и сам себе господин. На месте никто не может ни поверить его действия, ни наблюдать за ним: ибо от архиерея он огражден законом. До окружного суда, за отдаленностью его, жалоба будет доходить весьма редко. Безопасно ли такое положение? Государство никогда не создавало таких неподлежащих контролю единоличных судей: за мировым судьей контроль в его же уезде.

Проектируемые духовно-окружные суды суть копия военно-окружных судов. Есть суды военно-окружные, помещенные в столицах и некоторых губернских городах; следовательно, должны быть учреждены и суды духовно-окружные в столицах и некоторых губернских городах. Но при этом упущена из виду важная разность в положении и размещении войск и духовенства: войска концентрированы в округах и расквартированы большею частью вблизи к главному городу округа, в котором и помещается военно-окружной суд; духовные лица и православные христиане, подсудные духовному суду, жительствуют по всей России и в самых отдаленных от городов местностях. Полагать должно, что если бы так же размещены были войска, как народ и духовенство, то военно-окружные суды были бы признаны невозможными. Округа в военном ведомстве близки к падению, а в духовном недалеки от введения. Округа учебные в духовном ведомстве уничтожены; округа судебные проектируются. Те не нужны; эти будто бы будут полезны. Какая странная ирония судьбы!

Сводя в одно все сказанное об этом наследнике судебной власти епархиального архиерея, мы получаем следующие положения:

1) Единственная цель, которой имеется в виду достигнуть проектом духовно-окружных судов, состоит в наиболее благовидном достижении лишения судебной власти епархиального архиерея. Свободно мыслящая печать прямо заявляет, „что проект этот очевидно направлен к тому, чтоб по возможности освободить духовный суд от влияния епархиальной администрации (т. е. от епархиального архиерея). Поэтому вторая инстанция духовного суда приурочена не к епархии, а к особому духовно-судебному округу, подобно военно-окружным судам». („Жур. Гражд. и торг. права” 1872, 3, 431).

2) Проектируемый в таком виде, т. е. на несколько епархий, с членами пресвитерами, с председателем безъепархиальным архиереем, духовно-окружной суд не имеет и не будет иметь канонических основ, ибо Вселенского собора вероятно не будет вскоре.

3) Практические соображения и документы, приводимые адвокатами духовно-окружного суда, частью неверны, частью произвольно подделаны и вообще не дают защищаемому ими проекту никакой поддержки.

4) Практические затруднения, соединенные с проектом и делающие решительно невозможным его осуществление, могут не быть видимы только слепыми.

Второй наследник судебной власти епархиального архиерея оказывается и незаконным, и практически невозможным.

Переходя к другим выставленным претендентам на наследование судебной власти епарх. архиерея, мы встречаемся с коллегиею духовных лиц, или точнее пресвитеров.

Претензию этого наследника первый поддерживал пред публикою г. Соколов. Уничтожив прежде канонические права нынешнего владельца судебной власти в епархии, г. Соколов выставил затем в качестве наследника коллегию из трех членов, избираемых из опытных и известных по своему образованию и нравственным качествам духовных лиц епархии, из коих старший председатель суда („Прав. обозр.” 1871, май 673–675). Это епархиальный суд, который должен быть учрежден совершенно отдельно, особо от консистории. Впрочем, г. Соколов от имени этого наследника предъявляет иск не к полному наследованию судебной власти архиерея, а только к части, правда значительнейшей по объему и количеству. Он требует для него: 1) „права судить в качестве 2-й инстанции и окончательно дела меньшей важности, переносимые по отзывам против суда единоличного духовного судьи пресвитера, и сверх сего 2) права в качестве одностепенного суда окончательно присуждать самостоятельно к следующим наказаниям: денежному оштрафованию в высших размерах, заключению на время в исправительные учреждения, временному запрещению священнослужения без отрешения от должности, но с возложением духовного наказания. Приговоры этого рода, как окончательные, могли бы быть отменяемы только в кассационном порядке, как по жалобам участвующих в деле лиц, так и по протестам и представлениям лиц, коим вверен будет прокурорский надзор в епархиях» (676). Г. Соколов в этом пункте для своего клиента требует такого права, какого не оказывается в описи наследуемого имущества, какого не имеют ныне еперхиальные архиереи, не имеют и светские окружные суды. Он хочет облечь его правом одностепенного суда присяжных.

3) Далее г. Соколов требует для своего клиента, в качестве суда первой степени, права подвергать виновных удалению от должности свыше чем на 6 месяцев, запрещению священнодействия свыше чем на 3 месяца, переводу с одного места на другое (676, 677).

4) Наконец г. Соколов требует для своего клиента и права налагать высшие церковные наказания: отрешение от должности с низведением в причетники, лишение сана с оставлением в духовном ведомстве на низших должностях и наконец лишение сана с исключением из духовного ведомства. Но эти дела г. Соколов обставляет такими сложными условиями, каких, вероятно, не слыхал ни один юрист. Здесь „кроме права апелляций со стороны подсудимых и протестов со стороны прокуратуры, исполнение этих приговоров епархиального суда, по г. Соколову, не может последовать иначе, как по рассмотрении и утверждении их высшею соборною властью епископов. При этом было бы желательно, чтобы самое постановление этих приговоров в епархиальном суде совершалось при участии духовенства в качестве присяжных заседателей (677). Какой мудреный г. Соколов; у него и присяжные заседатели и ревизионный порядок, все вместе, и горох, и капуста. Не мало изумлен был бы светский юрист, если бы прочел этот проект духовно-светского канониста. Присяжные заседатели, по общему мнению и по всем законодательствам выражают такую совесть, которой никто не вправе поверять; а г. Соколов назначает над присяжными без жалобы, а в силу самого закона ревизию и притом людей, не видавших и не слыхавших самого дела. Присяжные и ревизия их приговора!

Г. Соколов, с твердою и полною верою в достоинство своих практических соображений и своего плана, упрекал г. Лаврова, почему тот не обращал на них внимания и возлагал на него обязанность дать отчет и отзыв о его проектах, конечно хвалебный. Посему, не восхищая себе того, что составляет обязанность других, мы ограничимся здесь только немногими замечаниями.

1) Г. Соколов в своем епархиальном пресвитерском суде совмещает четыре функции – функцию обыкновенного суда 2-й инстанции, функцию обыкновенного же суда 1-й степени, приговоры которого подлежат обжалованию и переносу в высшую инстанцию по отзывам и протестам, и две функции суда с присяжными, из коих первую составляют сами же члены епархиального суда, решая некоторые довольно важные дела окончательно и безапелляционно, в одной инстанции, вторую же составляет суд с присоединением к нему присяжных из духовенства; но приговоры этого последнего рода восходят ревизионным порядком на рассмотрение и утверждение суда высшей инстанции. Сколь много тут юридического и практического это, вероятно, откроет г. Лавров в силу возложенной на него обязанности. О каноническом же достоинстве скажем мы, но несколько ниже.

2) Такая сортировка дел у г. Соколова основана на чистейшем произволе; к объяснению ее он никогда не представит никакого сколько-нибудь разумного основания. – Удаление от должности на 5-ть месяцев и 28 дней епархиальный суд г. Соколова присуждает окончательно и безапелляционно; а удаление от должности на 6 месяцев и 1 день может быть обжаловано в апелляционном порядке. Запрещение священнодействия на 3 месяца – безапелляционно; а на 3 месяца и 2 дня подлежит апелляции. Почему? – Это секрет изобретателя.

3) Г. Соколов устрояет свой епархиальный суд исключительно для одних священнослужителей белого духовенства. Ни о монашествующих, ни о послушниках, ни о мирянах у него нет ни одного слова. Строит ли он для них какой особый суд, или же совсем исключает – это никому неизвестно, а необходимо было бы это как-нибудь разъяснить. Или же это есть простой недосмотр и ошибка?

Того же наследника, по свидетельству газет („Голос” 1872, № 29, „Спб. вед.” 1872, октябрь) представлял комитет духовно-судебной реформы до катастроф 26 сентября 1872 г. („Бирж. вед.” 1872, № 264). В проекте, известном под именем комитетского и отличаемом от проекта большинства комитета, в наследники судебной власти епископа выставляется епархиальный суд, состоящий из пресвитеров, также как и у г. Соколова, только не в тех долях наследства, как у него. – По этому проекту епархиальный суд учреждается в каждой епархии и состоит не менее, как из трех пресвитеров, избираемых депутатами от духовенства и представителями земства и утверждаемых Св. синодом. Из них один председатель. Все как у г. Соколова, или у г. Соколова все как здесь. Но затем далее не как у г. Соколова. Епархиальный суд пресвитерский, по проекту, судит все дела, какие судит и нынешняя консистория, за исключением тех, за которые в законе определены низшие наказания, именно: замечание, выговор без внесения в послужной список и денежное взыскание до 3 рублей, и которые должен окончательно решать духовный судья пресвитер. Некоторые дела епархиальный суд, по проекту комитета, судит в качестве 2-й инстанции окончательно, по отзывам против приговора духовного судьи, а именно дела о преступных деяниях, за которые в законе полагаются денежные взыскания свыше 3-х рубл., и временное испытание в архиерейском доме или монастыре. Затем все прочие дела, ныне подлежащие консисторскому суду, епархиальный суд старого комитетского проекта судит в качестве 1-й инстанции. Отзывы подсудимых и протесты епарх. архиерея против приговоров епархиального суда идут в Св. синод. Г. Соколов строил свой суд только для пресвитеров и диаконов. Суд старого комитетского проекта был несколько шире, именно он простирался не только на священнослужителей белого духовенства, но и на церковнослужителей, и на монашествующих. Но и этот проект исключал из-под духовного суда всех мирян и монастырских послушников.

Во внешнем техническом смысле старый комитетский проект несравненно выше проекта г. Соколова; в нем нет тех юридических безобразий в определении юрисдикции епархиального суда: ни двух категорий одностепенного суда, ни ревизии, ни кассации комитетский проект не допускает. Но при этих внешних технических преимуществах внутренний смысл проекта даже менее истинен и верен канонам, чем проект г. Соколова. У г. Соколова при всей его неблагосклонности к каноническим и церковным началам, было, вероятно, по старой (1870) памяти темное и безотчетное чувство крайней неправильности того положения, чтобы пресвитеры лишали пресвитерского сана, и это темное чувство выразилось у него в проектировании для дел этого рода ревизионного порядка, так чтобы приговоры о лишении сана имели утверждение архиереев. В комитетском проекте этого нет: пресвитеры лишают пресвитерского сана, и приговор их входит в окончательную законную силу, если нет ни отзыва, ни протеста. – Весь епархиальный суд принадлежит исключительно пресвитерам, или единолично, или коллегиально.

Вновь развивать и доказывать мысль, что суд пресвитеров без епископа не есть суд, основанный на Слове Божием и на канонах, значит повторять подробно раскрытое на предшествующих страницах книги. В настоящий раз для убеждения в незаконности и этих наследников судебной власти епископа довольно повторить только слова одной догматико-символической и одной догматической книги: „Поскольку между прочими нечестивыми мнениями», говорится в послании Восточных патриархов, „еретики утверждали и то, что простой священник и архиерей равны между собою, что можно быть и без архиерея, что несколько священников могут управлять Церковью .... и разглашают, что Восточная церковь разделяет с ними сие заблуждение, то мы сообразно с мнением, издревле господствующим в Восточной церкви, подтверждаем, что звание епископа так необходимо в Церкви, что без него ни Церковь Церковью, ни христианин христианином, не только быть, но и называться не может. Ибо епископ, как преемник Апостольский, возложением рук и призыванием Св. Духа, получив преемственно данную ему от Бога власть решить и вязать, есть живой образ Бога на земли и, по священно действующей силе Духа Святого, обильный источник всех таинств Вселенской церкви, которыми приобретается спасение. Мы полагаем, что епископ столько же необходим для Церкви, сколько дыхание для человека и солнце для мира ... Об Апостольском преемстве епископов, Апостольском достоинстве и власти свидетельствуют многие из отцев, равно общее и древнее обыкновение Вселенской Церкви. Очевидно также, что епископский сан отличается от сана простого священника. Ибо священник рукополагается епископом, а епископ рукополагается не священником, но, по правилу Апостольскому, двумя или тремя архиереями ... священник власть и благодать священства приемлет только для себя, епископ же передает оную и другим. Первый, приняв от епископа священство, совершает только св. крещение с молитвами, священнодействует Бескровную жертву, раздает народу Святое тело и кровь Господа нашего Иисуса Христа, помазывает крещаемых св. миром, венчает благочестиво и законно вступающих в брак, молится о болящих, о спасении и приведении в познание истины всех людей, а преимущественно о прощении и оставлении грехов православным живым и умершим, и наконец, как он отличается знанием и добродетелью, то по власти данной ему епископом, учит тех из православных, которые приходят к нему. Но архиерей, кроме того, что совершает все сие (ибо он как сказано есть источник Божественных таинств и дарований по силе Св. Духа) один исключительно совершает святое миро; ему только одному усвоено посвящение во все степени и должности церковные: он особенно и преимущественно имеет власть вязать и решить и творить по заповеди Господа суд приятный Богу: он проповедует святое Евангелие и православных утверждает в вере, а непокорных, как язычников и мытарей, отлучает от Церкви, еретиков же предает извержению и анафеме, и свою душу полагает за овцы. Отвсю- ду открывается неоспоримое различие епископа от простого священника, а вместе и то, что кроме его все в мире священники не могут пасти Церковь Божию и совершенно управлять ею. Но справедливо замечено одним из отцев, что не легко найти между еретиками человека рассудительного: поскольку оставляя Церковь, они бывают оставляемы Святым Духом, и не остается в них ни учения, ни света, но тьма и ослепление. Ибо, если бы сего не было с ними, то очевидно они не отвергали бы самого очевидного, каково, например, великое по истине таинство епископства, о котором говорит Писание, упоминают церковная история и писания святых, и которое всегда было признаваемо и исповедуемо всею Вселенскою церковью (Послан. Восточ. патр. чл. 10).

В „Православно-догматическом богословии” преосвященнейшего Макария, архиепископа литовского и Виленского (т, III. стр. 297, 298), читаем: епископ есть главный правитель в своей частной Церкви (Деян. 20:28; снес. Посл. Вост. патр. о Пр. вере чл. 10). Прежде всего он имеет власть над подчиненною ему иерархиею и клиром. Все священно и церковнослужители обязаны повиноваться его постановлениям и без его разрешения ничего в Церкви не совершать (Апост. пр. 39; Лаод. 57; Карф. 6, 42, 52; Антиох. 8, 25; Халкид. 8; Сард. 14), подлежат его надзору и суду (1Тим. 5:19), вследствие которого он может подвергать их разным наказаниям (Апост. прав. 15, 32, 55; Халкид. 18; Трул. 34). Кроме клира, духовной власти епископа подлежит и вся вверенная ему паства. Он обязан наблюдать за исполнением въ его епархии божественных законов и церковных заповедей. Он же, особенно и преимущественно имеет власть вязать и решить (Посл. Вост. патр. о Прав. вере чл. 10), по правилам св. Апостолов, св. Соборов (Ап. пр. 31; соб. Карф. 6) и по единодушному свидетельству древних учителей Церкви. Посему-то с такою силою мужи Апостольские и внушали всем верующим повиноваться епископу.

Пресвитеры также имеют власть вязать и решить, и вообще пасти порученное им стадо Божие (I Петр. 5:1–2); но эту власть они получают уже от своего архипастыря, чрез таинственное рукоположение (Посл. Вост. патр. чл. 10). А некоторые избранные допускаются по воле епископа, и вообще нести с ним бремя церковного управления; даже образуют при нем, с сею целью, постоянный собор. Но по древнему выражению, они служат при этом только вместо очей у епископа, и сами по себе, без его согласия, ничего не могут делать.

Если сличить мнимые права этого претендента с приведенными словами книги догматико-символической и книги догматической, то не окажется никакой возможности признать его законным наследником судебной власти епарх. архиерея. Кроме епископа не только коллегия из трех или четырех пресвитеров, но все в мире священники не могут пасти Церковь Божию и совершенно управлять ею.... Пресвитеры, сами по себе, без согласия своего епископа, ничего не могут делать.

В небольшой доле судебной власти наследует епископу пресвитер единолично. Все теории выставляют этого претендента на судебное наследство после епископа и все ищут для него только остатков, незначительных предметов. Но одни требуют для него более, другие менее.

Мировой судья пришелся по вкусу нашему обществу и послужил прототипом духовного судьи. Есть судья мировой, должен быть и духовный судья. Что пресвитер, исполняя поручение своего епископа, его именем и его властью может производить суд в пределах данного ему поручения, против этого едва ли будет спорить кто-ни- будь. Но чтобы пресвитер независимо от епископа и не во исполнение его поручения производил суд – этого утвердить на правилах Церкви невозможно. Это можно сочинить так, без церковных основ, в подражание мировому судье. По первому типу проектируемый судья есть правильный исполнитель поручения епископского. По второму – наследник епископской власти, которого нельзя признать законным.

По какому типу создан духовный суд в разных проектах?

Г. Соколов в публике заявил первый о духовном судье и обработывал тип этого судьи не как исполнителя поручения его епископа, а как независимого от архиерея судебного деятеля, что было в полном согласии с последнею фазою его развития по этому предмету и с принятою им в 1871 г. мыслью об отделении суда от администрации, т. е. от епарх. архиерея. У г. Соколова духовные судьи – это лица, которым необходимо предоставить достаточный простор и широту для их деятельности в точно определенных законом пределах и дать самостоятельную власть и прочные неколеблемые внешнею зависимостью права („Прав. обозр.” 1871. мaй 669). Для сего „разделить наши епархии на участки по уездам, в центральных селах и городах. В каждом участке всему духовенству избирать одного духовного судью из пресвитеров, и к нему одного кандидата. Им подсудны и гражданские иски духовных лиц и дела о преступлениях”. Некоторые приговоры их окончательны, другие подлежат обжалованию в епархиальном суде, который у г. Соколова состоит только из пресвитеров. След., судейская зависимость духовного судьи не от архиерея, а от коллегии пресвитеров. Наследника, созданного по такому типу, нельзя признать законным, каноническим.

В первом комитетском проекте духовный судья отлит почти вполне по типу г. Соколова, или духовный судья г. Соколова отлит по комитетскому типу. По первому комитетскому проекту („Голос” 1872 г. № 29; „Спб. вед.” 1872, октябрь) духовные судьи учреждаются в определенных участках епархии и избираются из протоиереев и священников священно- и церковнослужителями участка и представителями от приходов. Они не могут быть ни увольняемы от должности, как судебной, так и священнической, без прошения, или согласия и подвергаются взысканиям только по суду. В судебном отношении их высшая власть – епархиальный суд, т. е. коллегия пресвитеров. Юрисдикция их следующая: они приговаривают к замечанию, выговору без внесения в послужной список и к денежному взысканию до 3-х рублей окончательно и безапелляционно; за сим – к денежному взысканию свыше 3-х рублей и к временному испытанию в архиерейском доме или монастыре, в качестве 1-й инстанции. Отношение к епархиальному архиерею ограничивается следующим: архиерей утверждает избранного большинством голосов избирателей и не имеет права не утвердить, если при выборах соблюдены все условия, постановленные законом. Затем обо всей судейской его деятельности архиерей не имеет ни малейших сведений: чтó он судит, как судит – об этом архиерею и не откуда и непочему знать: отчеты подаются в епархиальный суд, а также и отзывы. До его сведения доводят только о всяком деле, восходившем по апелляции в епархиальный суд. Духовный судья, без ведома архиерея, и не спрашиваясь его, может наслать в его дом на испытание немалое число подсудимых; и архиерей обязан исполнить его приговор.

Ясно, что и этот духовный судья, как судья г. Соколова, не может быть поставлен на каноническую почву, и, следовательно, быть признан наследником канонического епископа ни в какой доле. Это судья от епископа независимый, а зависимый от коллегии пресвитеров.

Тип духовного судьи, созданный в так называемом проекте большинства („Голос» 1872, № 29; „Спб. вед.» 1872, октябрь) значительно отличается от двух предшествующих, или правильнее, от одного, потому что оба предшествующие типа совершенно сходны. И здесь духовные судьи избираются и утверждаются, как и в проекте комитета, и здесь им присвояется та же несменяемость. Но затем далее идут важные отличия. Надзор за духовными судьями принадлежит не епархиальному суду – пресвитерскому, а епархиальному архиерею. Юрисдикция духовного судьи весьма обширна. Он приговаривает к замечанию, выговору без внесения в послужной список и денежному взысканию до 5 рублей безапелляционно, с ежемесячным только донесением епархиальному архиерею. Затем он приговаривает к денежным взысканиям свыше 5 рублей, временному запрещению богослужения от 2 недель до 2 месяцев. Но эти приговоры представляются ревизионным порядком на рассмотрение и окончательное решение епархиального архиерея. Кроме сих наказаний духовный судья присуждает к запрещению богослужения свыше 2 месяцев и до 3-х, к испытанию в архиерейском доме свыше 2 месяцев и до 3, к посылке в монастырь от 7 дней до 3 месяцев, к перемещению из одного прихода в другой и удалению от должности. Эти последние приговоры представляются епархиальному архиерею на просмотр, на прокурорском праве, с обязанностью, в случае несогласия, представить в духовно-окружной суд.

При всех технических уродливостях, при допущении ревизионного порядка, при разделении архиерея на судью и прокурора, этот тип духовного судьи с внутренней стороны ближе к канонам, чем два предшествующие типа. Здесь признается некоторая собственно судебная зависимость духовного судьи – пресвитера. Архиерей в качестве судьи пересматривает дела, по которым подсудимые приговорены к денежному взысканию свыше 5 рублей, к временному запрещению богослужения и испытанию в архиерейском доме до 2 месяцев. Но затем какое безобразие, произвол и уродливости! Судья-пресвитер судебной власти имеет несравненно более, чем архиерей: он приговаривает к одиннадцати родам наказаний, а архиерей только к трем. Приговор судьи о запрещении богослужения (?) на два месяца архиерей не утвердить может, а на два месяца и один день не может. В отношении к приговорам, осуждающим на временное испытание в архиерейском доме до 2 месяцев, архиерей действует как судья, а в отношении к приговорам, осуждающим на 7 дней в монастырь – как прокурор. Удалить от должности, переместить с одного прихода на другой, пресвитер может, а архиерей не может.

Наследник, хотя и имеющий некоторые канонические основания, но затем столь притязательный и созданный по такому уродливому типу, конечно, не может быть признан законным наследником судебной власти епархиального архиерея.

В последнем комитетском проекте („Голос” 1872, № 202; „Христ. чт.” 1872, дек.; „Прав. обозр.” 1873, янв.; „Современность” 1873, № 46; „Моск. вед.” № 151) тип духовного судьи не изменился против первого. Тоже избрание, тоже утверждение. Но расширена несколько юрисдикция и изменена зависимость, вследствие чего духовный судья делается фактически во многих местностях не имеющим над собого никакого контроля. Новейший духовный судья безапелляционно приговаривает к замечанию, выговору без внесения в послужной список и денежному взысканию до 15 (а не до 3) рублей. Затем он приговаривает, в качестве суда 1-й инстанции, к денежному взысканию свыше 15 до 100 рублей, к заключению в монастыре до 3 месяцев и к выговору со внесением в послужной список. Следующая высшая над ним инстанция – духовно-окружной суд. Он не вменяем. От архиерея он независим и даже огражден от него законом. Все отношение его к епархиальному архиерею состоит в том, что последний против неокончательных приговоров судьи может подать протест в духовно-окружной суд. Как ближайшим судебным начальством над духовными судьями будет духовно-окружной суд, отстоящий от иного духовного судьи более чем на 1,000 верст, то такое положение можно признать беспримерным по независимости даже в светских судах. Мировой судья, высшую, его контролирующую инстанцию, имеет в своем же уездном городе – в съезде. Для духовного судьи, контролирующая его действия инстанция, будет более чем за 1,000 верст от места его службы и судебной деятельности.

Если невозможно было признать законными права наследства духовного судьи по типу г. Соколова и по первому комитетскому проекту, тем паче не может быть признан законным наследником судья последнего проекта.

Согласный с учением Православной церкви тип духовного судьи только тот, когда духовный судья-пресвитер, в зависимости от своего епархиального архиерея, исполняет его поручения по судебным делам. Ибо по догматическому учению Православной церкви, пресвитеры сами по себе, без согласия своего епископа, ничего не могут делать. („Догмат. богос.” преосвящ. Макария III. 298).

Таковы наследники судебной власти епархиального архиерея, выставленные разными делителями этой власти.

Законные ли это наследники? Незаконные, ибо права их не основаны на Слове Божием и церковн. правилах, единственном законном основании в сих делах. Незаконные и потому, что сам собственник сих прав и по Божественному, и по каноническому, и по государственному праву всех веков, – епархиальный архиерей жив, и не может даже добровольно подарить этого права, не перестав быть православным архиереем.

В нынешнем духовном процессе, равно как и в старом светском, обвинительная власть не отделена от судебной. С применением к духовному суду основных начал нового процесса, необходимо отделение обвинительной власти от судебной.

Как отделить и где сосредоточить обвинительную власть при преобразовании духовных судов на началах нового процесса?

Была мысль, которой комитет духовно-судебной реформы сначала не разделял, но потом принял („Голос” 1872 № 29; „Бирж. вед.” 1872, 29 сент.; „Хр. чт.” 1872 дек.) – об учреждении при духовных судах прокурорского надзора, в виде особого института, из светских лиц. Эта мысль первоначально пущена в ход и принята так называемым большинством комитета, и затем усвоена и комитетом, т. е. меньшинством. С этою мыслью решительно невозможно согласиться. Функции, входящие по новым судебным уставам в состав обязанностей прокуроров, или несущественны и не необходимы, или же могут быть осуществлены в духовном суде не при помощи особого института светских прокуроров, а другими способами, и наконец квалификация церковных преступлений духовных и светских лиц гораздо доступнее духовному начальству, духовным лицам, чем светскому лицу, хотя бы и юристу.

Соображения, приводящие к такому заключению, суть следующие:

Самая важная входящая в состав прокурорской должности часть есть, конечно, обнаружение преступлений и преследование их пред судом. И эта-то важная обязанность в духовном суде может быть удобно исполнена без помощи особого прокурорского института. Основание к этому представляет самое существо дел, подлежащих духовному суду. Дела о проступках и преступлениях, подсудные духовному суду, такого рода и характера, при котором и в светских судах участие прокурорской деятельности или вовсе не допускается, или же если и допускается, то в очень слабой степени. Это – а) дела о проступках и преступлениях, возникающие из частных жалоб. В сих делах участие прокурора вовсе не может иметь места. Это – б) преступления и проступки по должности, при которых прокурорское участие всегда на втором плане, главнейшее же участие принадлежит начальству обвиняемого должностного лица. Самый обвинительный акт, в случаях предания суду должностных лиц, хотя составляется и прокурором, но не по его собственной инициативе, а почти только в качестве редактора. Ибо, по закону, начальство обвиняемого в преступлении по должности, прежде предания его суду обязано привести все предметы обвинения в такую ясность, чтобы постановление о предании суду заключало в себе все сведения, необходимые для составления прокурором обвинительного акта. В обвинительный акт, составляемый, по постановлению начальства обвиняемого о предании суду, включаются все существенные обстоятельства и доводы, приведенные в сем постановлении („Уст. угол. суд.” 1095, 1096). Очевидно, что деятельность прокурора в делах по преступлениям не имеет собственной инициативы и стоит на втором плане, за деятельностью начальства, которому подчинено предаваемое суду должностное лицо. Дела по преступлениям по должности направляются к начальству обвиняемого должностного лица, и им направляются к суду, при чем прокурор действует, если можно так сказать, в качестве делегата начальства, в качестве лица им уполномоченного, лица, которому оно передало все материалы дела и которое начальством уполномочено на основании сих материалов вести дело пред судом. Собственная сфера прокурорской деятельности – поддержание пред судом важных обвинений, представительство и блюстительство государственного закона. И этого-то основного мотива не существует в духовном суде. Преследование проступков и преступлений, вчиняемых духовным судом по частным жалобам и должно быть предоставлено всецело частным лицам. Преследование преступлений по должности должно принадлежать начальству обвиняемых должностных лиц. По сему к созиданию особой прокуратуры и к последовательному проведению сего института не представляется ни основания, ни нужды. Все преступные деяния, подсудные духовному суду, могут быть обнаруживаемы и преследуемы пред судом удобно и без особого прокурорского надзора, или частными лицами, когда нарушают права исключительно частных лиц, или начальством, когда в них заключается не только преступление по должности, но и нарушение достоинства духовного сана, или же нарушение церковного правила. Ибо на обязанности духовного начальства лежит надзор не только за правильными исполнением духовными лицами их должностных обязанностей, но и за соблюдением достоинства их духовного сана, а равно и за исполнением всеми православными христианами церковных правил.

Наибольшая часть преступных деяний, подсудных духовному суду, принадлежит к категории преступных деяний, преследуемых вследствие начальственного надзора и возбуждения. В сих случаях, если совершено преступное деяние, обвинитель явится, и этим обвинителем будет духовное начальство, которое имеет существенный долг и обязанность не допускать нарушения церковных правил, допущенные же преследовать судом. И в этом своем праве духовное начальство, не должно быть стесняемо никаким еще внешним, посторонним надзором, оно здесь полный господин. Ему должна принадлежать ничем нестесняемая власть решать – преследуемо известное правонарушение пред судом, или нет. Преступления светских лиц против веры и соединенные с нарушением церковных правил должны быть преследуемы пред духовным судом таким же порядком, так как охранение веры и церковных правил есть существенная обязанность духовного начальства.

Что касается других функций прокурорской оффиции, то и для сих функций в духовном суде нет нужды в установлении особого прокурорского института. И а) в предложении предварительных заключений прокурор действует только в качестве эксперта. И должно желать не того, чтобы нужда в сем эксперте никогда не миновала, а того, чтобы судьи сами были подобными экспертами, чтобы суд мог обходиться без эксперта сего рода, руководствуясь единственно своим знанием, своею опытностью. Вообще должно заметить, что предварительное заключение не необходимая принадлежность суда и не имеет в процессе существенной важности. Гораздо лучше, гораздо желательнее, чтобы судьи сами знали закон лучше всех экспертов. И кроме сего должно заметить, что в этом отношении прокурор не руководит судом, как своею канцеляриею, что хотя он и действительно предлагает суду свое заключение, но уже в виду того, что прокурор представляется стороною, было бы даже несправедливо обязывать суд подчиняться его требованиям, и потому законодатель предоставил суду совершенно свободное обсуждение дела. Во всяком случае, едва ли может быть допущена и мысль, чтобы будущие духовные судьи, в этом своем качестве, оказались склонными нарушать, потому только, что не будет при них прокурора, формы и обряды судопроизводства и не сумели применять закона. С такими воззрениями на будущий персонал духовных судов и самая мысль реформы должна быть отклонена. К тому же нельзя не заметить, что возбуждая преследование, консистория в своем сообщении может указать и то деяние, которое совершено обвиняемым, и тот закон, который, по ее мнению, следует приложить к его проступку. Это указание будет гораздо вернее заключения прокурора, который, как не специалист в делах духовных, может легко ошибиться. б) Что касается принадлежащего по судебным уставам 1864 г. прокурорам надзора за судебными установлениями, то и сия часть прокурорской обязанности удобно может быть осуществляема иными способами. То, что в надзоре существенно, то, что в надзоре важно для суда, благодетельно для дела правосудия – осуществляется не общим прокурорским надзором, а другими способами, более действительными, и именно: а) надзором самого суда за самим собою; б) надзором высшего суда над низшим; в) протестом и апелляциею против судебных решений и г) при гласности судопроизводства, наидействительнейшим образом – самим обществом. При сих четырех видах надзора за духовными судами никакая часть прокурорского надзора не может уже остаться не осуществленною. В надзоре высшего суда за низшим, Св. синода за всеми епархиальными судами и духовными судьями, и епархиальных судов за духовными судьями, заключаются все средства для правильного надзора за точным и единообразным применением законов. Юрисдикция духовных судей, вообще не очень значительная, ограничивается еще тем, что окончательному их решению могут быть предоставлены лишь самые неважные дела, все остальные могут восходить в суд 2-й степени – епархиальный. Дела же вчиняемые в епархиальном суде все должны восходить до судебного отделения Св. синода. Конечно передвижение дел будет всецело зависеть от произвола частных лиц и духовного начальства, смотря потому, пожелают ли они подать жалобу или протест, или нет. Но из этого не следует, что неправильное толкование, или применение закона и вообще нарушение процессуальных правил в низшем суде будут оставаться в большинстве случаев и не замеченными, и без должных последствий для судей, допустивших эти нарушения. Из практики светских судебных учреждений скорее можно вывести обратное заключение: частные лица (обвиняемые, или вообще участвующие в деле) гораздо более склонны злоупотреблять правом жалобы, чем им не пользоваться; – где только можно по закону принести апелляцию, там, наверное, она будет принесена всегда. Таким образом можно с уверенностью сказать, что правильное применение закона в духовных судах вполне обеспечено будет указанным движением дел по инстанциям. Но очевидно, что это только одна сторона надзора. Следует заметить, что нарушение закона в низшем суде должно не только быть исправлено в суде высшем, но и повлечь за собою известную ответственность для виновных в этом нарушении. Поводом к возбуждению этой деятельности суда над судом будет служить все тоже рассмотрение дела, вследствие апелляции или протеста. Далее, другим поводом к осуществлению того же надзора могут быть и заявления частных лиц (т. е. лиц духовного сана, принадлежащих к судебной корпорации) об известном им нарушении со стороны духовного судьи, или вообще суда. При строго организованном контроле суда за судом, судебный надзор установится сам собою, не нуждаясь в каких-либо посторонних вспомогательных органах, каковы будто бы должны быть непременно светские прокуроры.

Суд, наблюдающий за судом, по самому свойству своей деятельности, скорее чем всякий другой орган, усмотрит в чем именно проявляется опасная сторона действий низшего суда, и гораздо правильнее, чем кто-либо оценит относительную важность нарушения. Судебное отделение Св. синода, как высшее судебное место, значением своим вполне обеспечит бдительность этого надзора.

Указание на недостаток юридического образования и опытности у членов епархиальных судов, как на повод, вызывающий нужду учреждения при духовных судах лиц прокурорского надзора, которые своими сведениями и предварительными заключениями помогали бы в сем отношении суду, не представляется в настоящий раз имеющим твердость и обязывающим к тому, чтобы по сему поводу приступить теперь же к заключению о необходимости сих сторонних для суда экспертов-юристов. Мы не знаем еще каковы будут избраны духовные судьи. Быть может это будут люди высокого образования и глубокой практической опытности, при которых не потребуется помощи еще сторонней образованности и опытности. Конечно не худо, если к знанию трех присоединится еще знание и опытность четвертого; но всему есть свои пределы. К четырем можно пожелать еще пятого и т. д. Ставить же вопрос так, чтобы один (прокурор) имел знания и опытности более трех (членов суда) значит иметь радикальное недоверие к суду в его существе и принципе, и исключительное доверие к прокуратуре, также в ее существе и принципе. На практике могут быть и судьи весьма образованные и опытные и прокурор не вполне образованный и недостаточно опытный. Рассуждая с полным беспристрастием и основательностью, можно прийти рационально только к одному заключению, – что три лучше одного, но не наоборот. При заключении о необходимости содействия прокурора его знаниями и опытностью трем членам суда – поступается совершенно обратно и несомненно произвольно утверждается, что один лучше трех.... Нельзя не заметить здесь и того, что духовному суду нужнее канонические знания, а не юридические. Канонических же знаний естественнее ожидать от священника, а не от светского лица, хотя и юриста. Указание на неудовлетворительное состояние действующих по духовному ведомству законов и постановлений, отсутствие системы в них и неудободоступность их для изучения, ведет совсем не к тому заключению, которое из этого выводится. Если состояние церковных законов действительно таково, то это в одинаковой степени невыгодно и для судей, и для прокурора, и даже для последнего более невыгодно, чем для первых. Члены духовных судов, принадлежа сами к духовному званию, по необходимости изучают церковные законы из практики. Светские же юристы, которых имеется в виду сделать прокурорами при духовных судах, не могут иметь этой практикою приобретаемой опытности в делах, требующих знания канонического права.

Замечание о содействии прокуроров обер-прокурору Св. синода в осуществлении им надзора по духовному ведомству, не может также быть признано основанием к учреждению особого прокурорского при духовных судах института существенным. Ибо обер-прокурор, принадлежащие ему права надзора, может осуществлять и доселе осуществляет и без особого прокурорского института. Надзор за духовными судами будет, и будет вполне действительный, а для обер-прокурора будут все нужные средства знать о делах важнейших, производимых в духовных судах. Если чрез протест и не в каждом случае будет переноситься дело из епархиального суда в судебное отделение Св. синода, то несомненно, что обвиняемое лицо, по весьма естественному стремлению искать спасения до последней возможности, каждый раз обжалует приговор суда, и, следовательно, в результате все важные дела будут сосредоточиваться в судебном отделении Св. синода, как высшей судебной инстанции. Если же таким образом, в этом центральном месте духовно-судебной деятельности, будут стекаться все важнейшие вопросы по делам, подведомым духовным судам, если все почти случаи неправильных решений, или ошибочного применения закона, будут подвергаться контролю и перевершению этого высшего судилища, то не может быть никаких опасений относительно достаточности того иерархически судебного надзора, который должен иметь место без особой прокуратуры. В подкрепление этой мысли можно указать на пример, теперь существующий: мировой съезд, состоящий из тех же участковых судей, имеет все средства зорко следить за деятельностью этих последних; без участия прокурора он, независимо от контроля апелляционного, осуществляет свой судебный надзор возбуждением дисциплинарных против судей производств.

И с учреждением новых духовно-судебных установлений не представляется для обер-прокурора Св. синода необходимости усугубить свой прежний надзор по духовному ведомству, в виду сосредоточения высшего надзора за судебными местами в судебном отделении Святейшего синода, к которому он близко поставлен. Тем не менее, принадлежащее и ему право надзора, обер-прокурор будет иметь полную возможность осуществлять без соответствующих низших органов прокуратуры, путем получения необходимых для этого данных из судебного отделения Святейшего синода и чрез секретарей консисторий.

Содействие прокуроров ведению гражданских исков по духовному ведомству, как одно из доказательств необходимости их, не обещает столь значительных для духовенства выгод, чтобы из-за этого обременять государственную казну ежегодным расходом в сотни тысяч. Ценные иски в духовных учреждениях не часты, и притом справедливость требует, чтобы пользующийся ценным имуществом сам нес и расходы на его ограждение пред судом, не относя этих расходов на других. Замена деятельности духовного начальства прокурорскою при рассмотрении следственных актов о священно-служителях и монашествующих, подлежащих уголовному суду с участием присяжных заседателей, как одна из причин учреждения прокуроров, не вызывается никакими соображениями, кроме произвольного предположения, что прокурор будет опытнее духовного начальства.

Должно заметить, что прокурорский светский надзор наследует епархиальному архиерею уже не в судебной власти, а в административной, замещает духовное светским уже в административной сфере. Таким образом архиерей вытесняется не только из судебной сферы, но и из административной. Дабы оценить, с полным беспристрастием, незаконность такого вытеснения и такого наследования, мы воспользуемся мнением двух мужей, в этом деле весьма беспристрастных и не об архиерее и не о канонах Церкви пекущихся. Один из сих мужей – столь известный нам г. Соколов. И он признает или, говоря безопаснее, признавал в 1870 году учреждение особого прокурорского надзора в епархиях и неправильным, и стеснительным, вредным. Опровергая неправильное мнение Сушкова, г. Соколов между прочим писал: „непонятно, каким образом г. Сушков, недовольный значением секретаря консистории, потому что он должен бы находиться в подчинении у епископа, а между тем непосредственно подчинен обер-прокурору Св. синода, состоит как бы доверенным от него лицом при епархиальном управлении, обязан обо всем доносить ему и назначается на должность его властью; каким образом, несмотря на все это, г. Сушков находит нужным учредить в каждой епархии должность епархиального прокурора, подчиненного только одному синодальному обер-прокурору, являющегося его представителем, непосредственным поверенным при управлении каждой епархии. Если уже роль секретаря, при значительной зависимости этих лиц от епископа, кажется автору вредною и подавляющею самостоятельность епархиального управления, то конечно нисколько не легче будет для него роль епархиального прокурора – лица без сомнения высшего по рангу и положению настоящих консисторских секретарей, являющегося в кругу епархиального управления непосредственным поверенным власти центральной. Если и при настоящем положении церковного управления централизация его едва ли может быть признана полезною для развития церковной жизни в поместных частях нашей обширной Церкви, едва ли сколько-нибудь поощряет местную и частную инициативу в общеполезных церковных предприятиях как духовенства, так и мирских членов Церкви, то очень сомнительно, чтобы широта и свобода церковного развития могла что-нибудь выиграть от того, что по всем епархиям нашей отечественной Церкви раскинется новая бюрократическая система поверенных, стянутая к одному высшему центру и находящаяся в полном распоряжении высшей и при том не церковной власти. Кажется было бы все-таки естественнее встретить у нашего автора мысль об учреждении таких поверенных по епархиям от лица Св. синода, как высшей власти церковной, потому что это более согласовалось бы с характером и свойствами церковных должностей, даже в том виде, как представляет их г. Сушков. Но к удивлению, учреждение прокуроров – представителей центральной не церковной власти – он находит совершенно согласным с церковною практикой, по-видимому совершенно позабыв то, что сам говорил о церковных сановниках вообще, именно, что они избирались по совещанию епископа со своим советом и с представителями от местного духовенства и общества, и после утверждались архипастырским благословением в храме, что они сопричислялись к клиру и т. п. Что-нибудь одно из двух – или проектируемая должность епархиального прокурора есть церковная, и тогда она должна исходить от Церкви и подчиняться условиям, высказанным у самого автора, – или она не церковная должность, и тогда не следует основывать ее на древней церковной практике. Кажется ясно, что при указанных автором свойствах она не может быть церковнообщественною должностью и повлечет за собою усиление в церковном управлении и жизни излишней централизации и бюрократии, несогласных с основными началами канонического порядка”. („Правосл. обозр.” 1870, октябрь, 476, 477). Яснее этого о неправильности и вреде учреждения прокуроров в духовном ведомстве говорить трудно.

Ясны и признания другого мужа, который также находит учреждение особого светского прокурорского надзора в широких размерах неправильным, и допускает только в маленьких. Должно заметить, что муж, которого свидетельство мы сейчас приведем, допускает не епархиальные, а духовно-окружные суды и при них светский прокурорский надзор. „Признавая необходимость прокурорского надзора за правильным отправлением правосудия в духовных судах и право прокурора исполнять обязанности обвинения пред судом, говорит сей муж, я не нахожу сообразным ни с началами новых судеб. уставов, ни с законоположениями о епархиальном управлении и считаю неуместным прокурорский, сверх епископского, надзор за исполнением священно и церковно-служителями обязанностей их пастырской и церковной службы, за нравственностью духовенства и соблюдением монашествующими лицами их обетов; таковым же считаю и право прокурора возбуждать собственною властью дела о проступках духовенства простые и следственные и участвовать в постановлении духовного начальства о предании суду с голосом, приостанавливающим решение епархиального начальства по сему предмету до разрешения вопроса в высшей духовно-судебной инстанции. Подтверждаю это следующими доводами:

а) „Подобною властью не пользуются прокуроры гражданского ведомства по делам административных ведомств, а военные прокуроры вовсе не имеют права возбуждать дела о проступках, подлежащих военному суду на том основании, что надзор за служебною деятельностью вообще, в военном же ведомстве и за образом жизни военно-служащих, принадлежит административному начальству. Начальство обвиняемого должностного лица само приводит в надлежащую ясность предметы обвинения истребованием объяснения от обвиняемого, справками с делами, дознанием, а в нужных случаях и предварительным следствием чрез одного из своих чиновников и наконец постановлением о предании суду, которое, вместе с прочими свидетелями по делу, сообщается прокурору судебного места только для составления из него обвинительного акта и внесения дела в суд” („Уст. угол. судопр.” ст. 1086 и 1095). Таким образом инициатива и все направление дела до вступления его в суд всегда принадлежат административному начальству, а не прокурору.

б) „Надзор за исполнением духовными лицами обязанностей по службе и образом их жизни не свойствен прокурорам духовно-судебных мест по своему предмету и не может им принадлежать по их званию. По исполнению общегражданских обязанностей духовные лица, наравне с прочими гражданами, подлежат полицейскому и общему прокурорскому надзору; правила же особого надзора за священно-церковнослужителями определяются обязанностями епархиального начальства в управлении подведомым ему духовенством („Уст. дух. конс.” ст. 66-я), и потому надзор этот принадлежит только духовному начальству. Именно: духовное начальство, а не прокурор или кто-либо другой, обязано наблюдать, чтобы истины Православной церкви были исповедуемы и проповедуемы во всей ее чистоте („Уст. дух. конс.” ст. 7 и 8); оно наблюдает, чтобы богослужение совершалось в церквах по церковному уставу, в установленное время и в должном порядке (там же ст. 33 и 34); оно наблюдает за благочинием в храмах и при крестных ходах (там же ст. 35–37), за имуществом и хозяйством церквей, за исполнением священно-церковнослужителями треб и ведением метрических записей (там же ст. 99–109); оно же надзирает за поведением каждого члена причта, заштатных священнослужителей и монашествующих (там же ст. 94 и 95). При таком имеющемся уже, общем и особом, надзоре за духовными лицами, установление еще особенного за ними надзора чрез светских чиновников, под именем духовных прокуроров, по предметам, относящимся к кругу пастырских, церковных и нравственных обязанностей, показывало бы, что епископы или неспособны, или не желают, или не должны иметь надзор за службой и жизнью духовенства своей епархии. Но ни того, ни другого, ни третьего сказать нельзя. По канонам Церкви, надзор за службой духовных лиц и их жизнью есть одна из существенных и главных обязанностей епископа, как показывает самое его имя, и епископ имеет все средства для осуществления этого надзора, так как, кроме епархиальной консистории, у каждого епископа есть особые доверенные лица (благочинные над причтами и монастырями), чрез которых производится наблюдение в пределах епархии. С другой стороны, предоставлять надзор за пастырями Церкви и за прочими духовными лицами светскому чиновнику несообразно ни с его званием, как мирянина, который сам принадлежит к пасомым лицам, подлежащим пастырскому надзору, ни с достоинством пастырей и оскорбителен для архипастырей. Если светской власти вообще не предоставлено вмешиваться во внутренние дела Церкви, то нет места и надзору этой власти в сем отношении. Если государственным законом признано, что прокурорский надзор непосредственною властью не возбуждает никаких дел в административных ведомствах по делам службы; если этому надзору не подлежат проступки духовных лиц против особых должностей, значащихся в ст. 4-й „Устава духовных консисторий” и имеющих более внешний характер управления, то тем неуместнее надзор светского лица по делам Церкви внутренним: за проповедованием пастырями истин веры, правильностью в совершении таинств и богослужения и за нравственною жизнью духовенства. Такой надзор, если бы он был допущен, был бы епископством в епископстве, надзором высшим всякого епископского, именно чем-то в роде древнего митрополичьего надзора; потому что прокурор духовно-окружного суда имел бы власть над духовенством нескольких епархий, входящих в состав духовно-судебного округа, тогда как власть епископа ограничивается пределами одной епархии. Для законченности мысли о широте в духовном ведомстве прокурорского надзора, не достает только того, чтобы прокурор судебного отделения Св. синода непосредственно собственною властью возбуждал в суде дела и назначал следствия по проступкам лиц архиерейского сана, мимо ведома и распоряжения Св. синода. Но если признается неудобным восстановлять ныне древний митрополичий надзор, узаконенный канонами Вселенских соборов, то было бы ни с чем несообразно подчинять духовенство нескольких епархий надзору светского чиновника, в прямое противоречие всем канонам и обычаям Вселенской церкви. Если ныне действующими правилами Церкви не допускается непосредственное вмешательство одного из старейших иерархов в дела чужой епархии, то тем более не может быть допущено подобное вмешательство мирянина и притом лица невысоко поставленного».

Мы вполне согласны с почтенным мужем, что учреждение светского прокурорского надзора в духовном ведомстве неправильно и несообразно с церковными канонами, что оно обидно и стеснительно для епарх. архиерея, что оно несообразно ни со званием светского чиновника, ни с достоинством пастырей и оскорбительно для архипастырей, что это есть епископство в епископстве и даже выше всякого епископства, что ни с чем несообразно подчинять духовенство нескольких епархий надзору светского чиновника в прямое противоречие всем канонам и обычаям Вселенской церкви, и что если вмешательства одного из старейших иерархов в дела чужой епархии правилами Церкви не допускается, то тем более не может быть допущено подобное вмешательство мирянина. Все это истинно, любезно, прекрасно. Но при этом мы не можем не заметить почтенному мужу его непоследовательности. В допущении светского чиновника надзирать за пресвитерами и прочими клириками он видит неправильное вмешательство в дела чужого ведомства, чужой епархии, а в допущении пресвитеру киевской епархии судить пресвитеров же подчиненных архиереям черниговскому, полтавскому, волынскому такого вмешательства в дела чужой епархии он не усматривает. Вмешательство старейшего иерарха в дела чужой епархии, по его свидетельству, не допускается правилами Церкви, а вмешательство безъепархиального архиерея-председателя духовно- окружного суда он допускает и, след., признает согласным с правилами. Прокурор „светский чиновник и притом не высоко поставленный» в духовно-окружном суде допускается, а в епархию, к иерею – не смей. Почтенный муж, при некотором серьезном размышлении о деле, кажется должен бы прийти к убеждению, что одного архиерея обирать не наказанно нельзя, и что учиненное с архиереем придет силою вещей и логикою событий и к иерею. Почтенный муж теперь плачет, что на иерея сядет светский чиновник и притом невысоко поставленный, который, следовательно, принизит и иерея; но он радуется, что над архиереем станет иерей в судебных делах, и не усматривает что, при превращении всего вверх дном так и должно быть: над архиереем – иерей, над иереем – светский маленький чиновник. Почтенный муж забыл пословицу: снявши голову по волосам не плачут.

В заключение мы находим нужным сделать одну историческую заметку об учреждении прокуроров в духовном ведомстве. Мысль эта не сегодня явилась на свет. Она была уже у известного синодского обер-прокурора (1803 г.) Яковлева (Сравн. о нем в „Русск. старине”, воспомин. Т. Пассек). В записках своих Яковлев пишет: „имел я счастье представить Государю Императору доклад о необходимости учредить в консисториях прокуроров, доказав, что суждение епархиальных архиереев в консистории не ограничено, самовластно... Но все сие по проискам членов осталось у Государя без действия, хотя в подкрепление помянутого доклада и подносил я при оном некоторые важные прежних Государей указы, коими неоднократно наказан был Синод за его обманы, и наистрожайше подтверждено ему быть правосуднее и уважать обер-прокурора”. Митрополит Платон называет Яковлева: homo imbutus novis principiis.

Мысль о светских прокурорах в епархиях явилась за 70 лет до настоящего времени.

Если представленные соображения имеют, как надеемся, достаточную силу к убеждению в излишестве и даже в радикальной неправильности учреждения при духовных судах особого светского прокурорского надзора, то из сего вытекает заключение, что обвинительная власть должна быть сосредоточена в существующих уже учреждениях духовного ведомства. Но в каких именно?

Г. Соколов и комитет духовно-судебной реформы в первом периоде его деятельности („Голос” 1872 № 29; „Спб. вед.” 1872, окт.; „Бирж. вед.” 1872, 29 сент. № 264), облекали обвинительною властью епархиального архиерея. Г. Соколов рассуждал: „высшей епархиальной власти (т. е. епарх. архиерею) могли бы быть предоставлены все те права и обязанности, которые по судебным уставам входят в круг деятельности прокурорского надзора, т. е. возбуждение преследования против нарушителей обязанностей по должности, наблюдение чрез особых органов епархиальной прокуратуры за производством предварительных следствий, публичное обвинение чрез них же во время судебного следствия, право апелляционных и кассационных отзывов (??!) и наблюдение за исполнением решений... Кроме сего право судебного управления, как непростирающееся на существо судебной деятельности, могло бы быть предоставлено архиерею, как главному прокурору в пределах его епархии, под контролем Св. синода» („Прав. обозр.” 1871, март 344).

В старом комитетском проекте была развита та же самая мысль. По тому проекту отношение епархиального архиерея к епархиальному суду было вообще формулировано следующим образом: епархиальному архиерею принадлежит право предания суду, обвинения пред судом, утверждения или не утверждения судебного приговора с обязанностью в последнем случае переносить дело в судебное отделение Св. синода; – архиерею же принадлежала обвинительная власть и в суде духовных судей. В частности, епарх. архиерей может предписать духовному судье, исправляющему должность следователя, начать предварительное следствие, может присутствовать при всех следственных действиях, представлять доказательства и отводить свидетелей. К нему должно быть представлено оконченное предварительное следствие, по рассмотрении которого он или прекращает дело своею властью, или предает суду, предлагая ему обвинительный акт. В исполнении обязанностей обвинения пред судом архиерей действует чрез уполномоченные им лица. По окончании суда ему представляется копия приговора для утверждения, или в случае не утверждения, для переноса дела в судебное отделение Св. синода.

Общая и основная мысль г. Соколова и комитета об излишестве и неправильности учреждения особого прокурорского института при духовных судах в епархиях, не может подлежать спору или сомнению. Но облечение архиерея прокурорскою властью вместо и взамен судебной несообразно ни с основными церковными принципами и канонами, ни с достоинством архиерейского сана. Архиерей и обвинитель и единственно обвинитель и притом обвинитель пред подчиненными ему пресвитерами, – два понятия совершенно несовместимые. Во всех церковных источниках архиерей судья, а не обвинитель. Что не обвинитель – эта мысль уже у Апостола Павла довольно ясна. Обвинения ( κατηγορίαν) на пресвитера не принимай. Архиерей принимает, рассматривает и обсуждает обвинение, а не сам обвиняет пред каким-либо судом.

При невозможности облечь архиерея обвинительною властью, каким образом можно было бы иначе организовать эту власть? Представляется вполне возможным и достаточным, если возбуждение дел, распоряжения по розысканию преступных деяний и преследованию виновных и поддержание обвинения на суде будет относиться к обязанностям духовных консисторий и благочинных в епархиях и к обязанностям Св. правительствующего синода, по делам подсудным судебному отделению Св. синода, разумеется за исключением дел, вчиняемых не иначе, как по жалобам частных лиц и оканчиваемых примирением. Таким образом: 1) по делам, подведомым духовным судьям, обличение обвиняемых пред судом должно быть предоставлено потерпевшим от преступных действий частным лицам, а также благочинным (срав. „Уст. угол. суд.” 3); 2) по делам, подсудным епархиальным судам и судебному отделению Св. синода, обнаружение преступного деяния и предание суду принадлежит дух. консисториям и Св. синоду: поддержание же обвинения на суде исполняется консисториею чрез ее секретаря, а Св. синодом при содействии обер-прокурора; 3) сим последним, т. е. секретарю консистории и обер-прокурору принадлежит и право протеста против судебных приговоров. Возложение консисториею на секретаря обязанности поддержания на суде обвинения и права протеста против судебного приговора вызывается тем соображением, что неудобно было бы члену консистории пользоваться правом протеста против судебного приговора, постановленного под председательством архиерея. Секретарь же консистории находится под непосредственным начальством обер-прокурора и к нему может, когда признает нужным, обращать свои протесты для предложения судебному отделению Св. синода.

Такова возможная организация обвинительной власти.