Заключение

Акафист, являясь продуктом молитвенно-вдохновенного творчества, представляет собой песнопение духовной радости, отрадного торжества. Он есть воспевание духовной победы, одержанной при помощи Божией святыми подвижниками и праведниками, над притязаниями зла и суетой мира. Акафист по самому существу бывает проникнут чистотой мыслей и высотой чувствований. Содержанием акафиста служит не вся биография воспеваемого лица, а только вспоминаются существенные факты его праведности, только воспроизводится его нравственный образ, только указываются те черты идеала христианской жизни, которые он осуществил своим житием и за осуществление которых удостоен Господом прославления небесного и земного, выражающегося в даре чудодейственной силы, исходящей от лица праведника, по молитве к нему христиан. При воспевании в акафисте достоверных фактов жития: как святой угодник Божий еще в ранних годах жизни обнаруживал любовь к христианскому благочестию, как с детства он любил душеспасительное чтение, богомыслие и молитву, как из желания высших подвигов переносил великие труды и лишения, украшался добродетелями смирения, терпения, телесной и душевной чистоты, как привлекал к себе своею праведностью сердца других людей, которые желали под его руководством совершать свое спасение, как сподобился за праведную жизнь небесного прославления, – христианин не может не отдаться подъему высших чувств. Воспеванием христианских качеств святых угодников: их веры непоколебимой, любви неподкупной, смирения нелицемерного, воздержания непреклонного, чистоты необольстимой и т. д., восхвалением подлинных христианских добродетелей не в идеальном только представлении их, а в их жизненном осуществлении акафист вызывает в молящихся чувства одобрения, благоговения и благодарности к чествуемым праведникам. Молящиеся входят в радость восхваляемых угодников Божиих; радость же заключает в себе живительный и бодрящий элемент. Проникаясь высоким чувством сорадования, молящиеся не только познают сладость христианских добродетелей и подвигов, научаются ценить их, но и приобретают позыв стремиться к нравственному совершенствованию и в подъеме возвышенного душевного настроения черпают силы для своих собственных христианских подвигов. Акафист вызывает в молящихся не горделивое волнение успеха, а чувство благодарности к Господу Спасителю и бодрящее состояние отрадного умиления от мысли, что борьба со злом для христианина возможна, что, с помощью Божией, можно победить грех, что христианские добродетели можно осуществить в земной жизни не мыслью только и словом, а и самым делом. Как песнь чистая и целомудренная по своему содержанию, как песнь, проникнутая возвышенным и священным строем чувств, как песнь, возводящая мысль и чувство христиан от земного к небесному, акафист назидателен. Вызывая сорадование прославляемым святым, акафист вводит молящихся в строй чувств благочестивых, высоких и праведных. Тон акафиста как победной христианской песни – бодрый, приподнятый, праздничный, торжественный. Как песнь, проникнутая духом бодрости и радости, акафист привлекателен для всякой молитвенно-настроенной души, особенно души унылой, мятущейся, скорбящей. В испорченную грехом и удушливую от уныния атмосферу души христианина акафист вносит чистую струю здоровой свежести и благоухания святости. Волнуя сердце христианина строем высших чувств, он ободряет его, окрыляет, располагает к стремлениям лучшим и высшим.

Акафисты, как всякие произведения песненного творчества, по своему достоинству различны: есть из них лучшие, есть и более слабые. Вообще же относительно акафистов, составленных за Синодальный период русского церковного песнотворчества, существуют два различных воззрения: одно – сочувственное по отношению к ним, другое – не сочувственное. Преосвященный Иннокентий, архиепископ Херсонский, признавал акафисты полезным средством к возбуждению религиозного настроения в пастве. Читая их в храме и привлекая к слушанию толпы молящихся, он находил, что действие сих акафистов на народ было чрезвычайно сильное и благотворное ³⁴⁵. В письме к преосвященному Гавриилу, архиепископу Рязанскому, он писал об акафистах: «Народ, как показал опыт в Харькове, весьма любит подобные вещи и услаждается ими. Не все же проповедовать; можно подавать духовную пищу и таким образом». Сочувственно к новым акафистам, их составлению и составителям относился и покойный преосвященный Феофан, бывший епископ Владимирский, а потом затворник Вышенской обители. Составителей акафистов он поощрял, ободрял в их трудах, давал им указания и советы, рекомендовал не смущаться, как он выражался, «цензурных мытарств».

«Спрашиваете: писать ли акафист Божией Матери, ради чудотворной Ее иконы Козельщанской? Я не вижу никакой помехи писать. Ради других икон есть акафисты, – отчего не быть акафисту и ради сей? В образе чествования Божией Матери и этот не мал. Хорошо бы внести краткими, где придется, словами все, касающееся сей иконы. Как она обнаружилась... какие были чудеса и после первого – начального. Еще хорошо бы воззвания к Божией Матери расположить по духовным нашим потребам: покаянию, борьбе со страстями и чистоте сердечной, в коей все совершенство духовное. Посидите подольше над этим делом, чтобы вышел акафист полной нравоучительной книжкой, а между тем читался бы легко и плавно» ³⁴⁶.

«Вы правду говорите, – пишет в другом случае преосвященный Феофан, что в акафисте последовательно должна светиться вся жизнь славимого святого, равно как и в каноне ему. Но мне всегда приходит на ум, что форму или образ акафистов следовало бы разнообразить. Инде радуйся, инде хвала тебе, инде хвалим тя или молимся, прямо молитву и подобное... И на каждое воззвание или целый икос и кондак отрядить или в каждом икосе и кондаке повторять их подряд, чтоб весь акафист преобразовать в хвалебную и молебную песнь восхваляемому. С благодарностью принимаю обещание Ваше прислать мне экземпляр вновь составленного Вами акафиста св. благоверному князю Владимирскому Георгию» ³⁴⁷. Получив акафист, преосвященный пишет к М. Д.: «Искреннюю приношу Вам благодарность за акафист, хорошо и с теплым чувством составленный» ³⁴⁸.

Совершенно другое воззрение на русские акафисты мы встречаем в «Мнениях и отзывах» высокопреосвященного митрополита Московского Филарета, который находил, «что не с истинной пользой в недавнее время дано много свободы составлять новые акафисты и переделывать из униатских» ³⁴⁹. В другом случае митрополит Филарет писал: «Мы недовольно ревнуем установленное Церковью богослужение исполнять так, чтобы ничто не было опущено и все было пропето и прочтено неспешно и внятно. Не нужнее ли, не полезнее ли поревновать о сем, нежели расширять богослужение множеством акафистов, произвольно вновь составляемых из множества неопределенных, изысканных хвалебных выражений, мало способных вразумлять и назидать читающего или слышащего? Каждый, кому вздумается, каждому святому, к которому почувствует усердие, не затрудняется написать акафист и дать его в правило Церкви. В порядке ли это? Сообразно ли с тем, что такое множество древних великих святых, апостолов, пророков, мучеников, святителей, преподобных остаются без акафистов? Но не должно ли благоприятствовать проявлению благочестивого усердия?

Правда, но со многим рассуждением и осмотрительностью, чтобы принести Церкви Божией дар истинно для нее полезный» ³⁵⁰.

Строгую оценку русские акафисты встречают также и со стороны преосвященного Антония (Храповицкого), епископа Волынского.

«Известно, – пишет преосвященный Антоний, – что только два акафиста – Христу и Богородице, переведенные с греческого языка, отличаются высоким достоинством; терпимы еще переводные акафисты Успению и св. Николаю, да переделанные из униатских архиепископом Иннокентием. Акафисты же святым и иконам Богоматери представляют собой повторение бессодержательных ублажений, часто касаются нужд мирского житейского характера и в довершение всего являются почти дословным и часто неосмысленным повторением один другого. Правда, они по плечу современным христианам, но мало служат их духовной пользе, а более соответствуют религиозному утилитаризму. Совсем выводить их из употребления священник не должен, если это послужит к большому огорчению молящихся, но ему следует постепенно совершенствовать вкус последних уставным исполнением богослужебного чина и обиходными напевами: тогда они сами предпочтут лучшее» ³⁵¹.

Совершенно справедлива мысль, что среди напечатанных акафистов не малое количество сравнительно слабых, разрешенных к печати Святейшим Синодом только ради неотложных духовных потребностей, например при юбилейном чествовании памяти святого у его честных мощей и т. п. Но справедливость требует также признать, что и сравнительно слабые акафисты приносят христианам много духовной пользы и утешения. Не говоря уже о том, что и в слабейших акафистах, как и в лучших, воспроизводится праведная жизнь святых, чарующая христианина и сама по себе, независимо от достоинства акафиста; в каждом акафисте, пусть он будет в целом своем виде слабым, найдется несколько сильных выражений, вылившихся из глубины сердца автора, и они благодатным лучом западут в глубину сердца молящихся, особенно – жаждущих ободрения и утешения.

Поясним свою мысль примерами из акафистов Пресвятой Богородице, в честь Ее чудотворных икон. Берем несколько возглашений, обращенных к Богоматери.

«Радуйся, скорбных матерей утешение: радуйся, чад их благодатное Охранение. Радуйся, Мати сиротствующих; радуйся, вдов Заступление. Радуйся, вдов Утешительнице: радуйся, безматерних сирот незримая Воспитательнице». «Радуйся, неправедно гонимых и обидимых Заступнице; радуйся, гонящих и обидящих правосудная Отмстительнице». «Радуйся, расслабленных телом, но не духом и верою, со одра болезни воздвигающая. Радуйся, яко Тобою вся болезни наша исцеляются; радуйся, Твоими бо ходатайствы вся прошения наша исполняются. Радуйся, всякия болезни человеческия телес-ныя и душевныя исцеляющая». «Радуйся, темное полчище страстей и похотей наших прогоняющая. Радуйся, на путь исправления заблуждающихся направляющая. Радуйся, согрешающих покаяние милостиво приемлющая. Радуйся, умерщвленных нас грехами оживляющая. Радуйся, ты нам двери райския отверзающая». «Радуйся, скорая Помощнице сущим в бедах и напастех. Радуйся, скорбьми грехи наша очищающая; радуйся, печалию наша немощи душевныя врачующая. Радуйся, суетныя радости мира сего презирати нас научающая; радуйся, от мира к премирным ум наш возводящая. Радуйся, покланяющимся иконе Твоей и Тя на помощь призывающим, и в печалех бедствующим скоро помогающая. Радуйся, твердая Крепосте немощных; радуйся, изнемогающих Заступнице и Укрепление. Радуйся, отчаянных Надеждо, печали их утоляющая» и т. д.

Внимает ли таким возглашениям подавленная горем и безутешно скорбящая вдова, или впавший в уныние обиженный, которому представляется, что нигде он не нашел нужного для себя участия, или измученный страданиями больной, может быть оставленный врачами как неизлечимый, или христианин падший, опустившийся в нравственном отношении настолько, что свое греховное положение считает уже безысходным, или вообще христианин, скорбящий безнадежно, – приведенными возглашениями в скорбные души всех их, несомненно, вольется благотворная струя утешения и ободрения. Акафисты напомнят скорбящим, что у них есть многомощная небесная Заступница, Помощница, Целительница и Утешительница, что жизнь их, скорбящих, еще не загублена окончательно испытаниями, страданиями и падениями, что им можно еще надеяться на выход из тяжелого и гибельного положения, что у них есть еще надежда на спасение. Так как назидание в акафистах дается через сорадование, то христиане, немощные душевно и телесно, скорбящие, озлобленные, кающиеся, унывающие, отчаивающиеся, иногда в немногих словах акафистов находят для себя богатое и трогательное содержание, когда те или другие задушевные величания целительно касаются наболевших ран их сердца. И потому слова преосвященного Иннокентия, что русский народ любит акафисты, полны глубокого смысла. Акафист как голос благоговейно-молитвенного чувства русской христианской души находит отклик в строе молитвенных чувств русского богомольца. Наконец, при суждении о современном русском песнотворчестве не нужно упускать из виду следующего важного соображения. Усиленное церковное песнотворчество, пусть оно будет богато только в количественном отношении, а не в художественном, указывает на то, что живая вера среди русского народа еще не погасла, что молитвенное чувство русского православного христианина еще живо, если оно может диктовать молитвенные песни. А если русское молитвенно-песненное творчество еще живо, то в воле Божией дать и Русской Православной Церкви, если не в настоящем, то в будущем времени, великих русских церковных песнопевцев, которые создадут на смену слабых акафистов другие, полные духовного величия и священной красоты.