XII. Об образовании духовных и об отношении их к прочему составу церкви

Задача научного духовного образования (которым довольно озабочена и наша журналистика и все общество) состоит, без сомнения, в том, чтобы чрез сообщение образующимся нужных знаний и через должное направление их характера, приготовить из них достойных служителей церкви Божией. Достойные же служители церкви Божией, без сомнения, те, которые идут дверью (Ин. 10:2, 7, 11) самого Христа, понесшего на Себе бремена грехов и недугов всего мира, и потому не отделяют членов церкви, но разделяют с последними это бремя; они знают, что ангелы или духовные вожди церкви и награждаются и ссуждаются за добро или за худо всего церковного состава, как за собственное свое (Откр. 2, 3). Поэтому и дело духовного образования требует такого устройства и порядка, чтобы оно вело духовных не к разъединению с прочими христианами, а к живейшему вниманию и полнейшему соучастию духовенства к духовным потребностям, стремлениям и самым болезням других христиан. Временно могут быть такие обстоятельства, которыми требуется ограждение готовящихся к служению церкви (и не их одних, конечно) от разных вредных влияний разнузданности умственной и нравственной особенно, когда от этой разнузданности не успел еще окончательно разграничиться, в науке и обществе, дух вполне законной и благородной свободы нравственной и умственной. Но и в подобных обстоятельствах духовное образование, ограждаясь от неблагоприятных внешних влияний, все же не должно изменять существенной своей задаче – готовить служителей церкви Божией, не таких, которые возлагали бы тяжкие и неудобоносимые бремена долга и ответственности на других, не касаясь сами и пальцем этих бремен (Мф. 23:4), но таких, которые считали бы своими нуждами и недугами духовные недуги и нужды своих братий.

Такой задаче духовное образование не должно изменять не только в видах истинного блага вообще всей церкви Божией, но и в частном интересе самого духовенства. Недавно в «Православном Обозрении» напечатана была статья, в которой прекрасно доказывается, что прочного улучшения внешнего быта (в особенности сельского) духовного, улучшения, простирающегося, и на призрение духовных сирот и немощных, надо искать и ждать от самых приходов. Мысль верная духу Апостольскому. Да! Приход сам улучшит быт духовенства и не оставит его сирот и стариков, но только тогда, когда увидит и почувствует (по тому закону, по которому сердце сердцу весть подает), что духовные истинно, перед самим Богом, соучаствуют своих духом и сердцем в отягчающих этот приход бременах, служа всей душой тому, чтобы Христос был Своей благодатью с православными во всякой их среде и работе мирской к избавлению всего от зла и греха. Прихожане и последним поделятся со своими отцами духовными, когда живо сознают и почувствуют, что, по служению духовенства молитвой и словом и делом, Христос точно пребывает благодатно молитвой и словом и делом, Христос точно пребывает благодатно в них и с ними, труждающимися и обремененными в этом мире. Но пока этого не будет в сознании и чувстве какого бы ни было прихода, пока Христово благодатное иго, будучи само по себе легким и благим, будет казаться тому или другому приходу трудным и неудобоносимым – по безучастности многих из нас духовных в затруднениях и духовных болезнях мирян, до тех пор не только нашим сиротам, но и самим действующим служителям Христовым ждать нечего от подобных приходов улучшения внешнего своего быта.

Верно Христово слово относительно внешнего быта служителей Христовых: достоин есть делатель мзды своея (Лк. 10:7); но делатель, усвояющий себе в своем делании самого Христа, пастыря доброго, понесшего бремя мира грешного и погибающего, как свое собственное. Образование духовное должно послужить к приготовлению именно таких делателей для этого Христова поля – служения спасению людей.

Какое же лучшее устройство образования духовного для выполнения такой существенной его задачи? Посмотрим, что представляет в этом отношении древность христианская и что было и есть по этой части у нас в России.

Древность христианская представляет нам, в отношении к образованию служителей Христовой церкви, явления дух родов. Во-первых, несмотря на политическое господство язычества, было в глубочайшей христианской древности отдельное от среды языческой христианское училище, наиболее готовившее, конечно, учителей христианских. Это александрийское училище. Но здесь, приметно, брались решительные меры против отчуждения образования христианского от умственного состояния и движения прочего мира. В воспитанниках и учителях этого училища заметно самое обширное знакомство с языческой философией и современным философским направлением, как именно в Клименте Александрийском, и вообще видно направление рациональное в высшей степени, доходящее у иных даже до увлечения крайностями, как например у Оригена. Таким образом, христианское училище древности не отводило христиан от живейшего внимания и соучастия к умственному движению прочего мира; и если это обходилось для некоторых слишком дорого, то, ведь, известно, что во всем возможны крайности и увлечения. Главное дело в том, что александрийское христианское училище приготовляло таких учителей христианству, которые не могли отделяться от умственных и духовных бремен прочего мира, хотя иногда и сами подавлялись этими бременами. Такое направление александрийской учености не могло не продолжаться и впоследствии. Возможны были, в этом направлении христианской александрийской учености, и такие плачевные явления, как Арий, заблуждение которого потрясло весь тогдашний христианский мир; но там же являлись и такие победоносные над ложью пред всем миром борцы за истину, как Афанасий Великий, Кирилл Александрийский.

Во-вторых, наиболее общее образование христианских учителей древности было в общих или открытых всем училищах, где самыми учителями были язычники. Такое образование получили в Афинах наши вселенские учители: Василий Великий, Григорий Богослов, Иоанн Златоуст. При таком образовании служители церкви Христовой, сколько стояли в уровень с современным умственным состоянием и движением, столько могли понимать и ощущать нужды и недуги этого состояния и движения умов, как свои собственные; а потому и свою мысль могли раскрывать так, как именно духовно принимало и требовало современное им общество. Скажу более: у таких учителей, по самому их образованию, дело внушения истины и обличения лжи даже и не могло быть ведено несогласно с умственной и словесной приемлемостью современников и безучастно к их положению. Ведь с последними они сами возрастали, по образованию своему, на одной и той же почве. Василию Великому, переписывавшемуся с Ливанием, как равным ему по образованию, или другу Василия, ревновавшему о принесении Богу Слову такого слова, над которым не имели бы превосходства никакое ораторство и диалектика того времени, или Златоусту, похищение которого христиане оплакивали тогдашние образованные язычники, или на западе Августину и Иерониму – естественно и просто было так именно светить миру, что ничто лучшее из их современности не было чуждо им самим и потому не могло оставлять и их в какой-либо тени для общества. Без сомнения, это было, по особенному благодатному устроению, во благо церкви. Такое направление в образовании христианских учителей, чтобы им обнимать всю современную ученость и идти в полном соучастии к современному состоянию мира, продолжалось и после, когда образованность языческая совсем пала перед христианством; блистательные доказательства этому – Св. Иоанн Дамаскин, Фотий и проч.

Так шло и устраивалось образование служителей церкви в древности, образцовой и руководительной для нас. Что было прежде у нас в отношении к образованию духовных?

У нас на Руси в то время, когда приходивший поставляться в звание священства, бывало, едва «по псалтири бредет», мысль о духовных училищах, естественно, должна была родиться именно у пастырей. Они и приводили ее в исполнение по мере возможности, а в продолжение времени и с содействием, или по распоряжению самой светской власти. Так было до Петра и далее. Образование служителей церкви развивалось и заведывалось именно лицами духовными, но отнюдь не в смысле отчуждения духовных от светских через самое образование. Доказательством этому служит то, что в духовных училищах воспитывались и светские, желающие получить образование (что именно было в Киеве); равно не чуждались от дополнения духовного образования обучением и в светских училищах (что было в московской славяно-греко-латинской академии, из которой посылались некоторые в университет московский).

Был в прошлом веке истинно критический для духовного образования момент, с которого могло начаться решительное обособление духовного образования от светского. Это было время, когда, по вопросу о монастырских вотчинах, ясно и резко обозначалось то направление в духовном служении некоторых⁷⁷ по которому, например, положение духовных с приходорасходными книгами, высланными по главному распоряжению светской власти, казалось бы хуже «узников богадельничных», с которым, в устранение светского влияния, поставлялось бы с силой на вид, что «иной из светских на силу и в Бога верует», и не имелось бы у самих в виду, что, ведь, дело духовных служить тому, что Христос был и в мирянах и что, следовательно, ослабление последних в вере заставляет первых осмотреться с испытанием ревности и верности собственного духовного служения. По такому направлению настаивали было касательно образования духовного, что лучше было бы книжкой «Православного исповедания Петра Могилы» заменить «философией и другие академические книги», что «лучше, по-старому, читать готовые печатные проповеди, выбранные из отеческих творений, чем сочинять новые», естественно сначала довольно неискусные. И таким образом сочувствие и соучастие живым современным нуждам, даже со всякими попытками к этому (и следовательно в самой возможностью когда-нибудь стать в уровень с современным умственным движением и выносить его болезни), могли тогда навсегда быть остановлены и заграждены для духовного образования; стоило бы только монастырские вотчины оставить в распоряжении этой «односторонней духовной ревности, отчуждающейся от светских с самоуверенностью и самодовольством во имя благочестия». Единственный Глава церкви православной Господь наш Иисус Христос, употребляющий по-своему изволению и усмотрению разные орудия и сосуды ови в честь, ови же не в честь, устроил иначе; он устроил дело так, что критический момент для духовного образования прошел, кажется, невозвратно. Односторонняя духовная ревность, отчуждающая духовных от прочего состава церковного, поставлена в невозможность отстаивать и для себя самой свое одностороннее направление, тем более, прочно провести это направление в духовное образование; это по той простой причине, что нет и уже не может быть у этой духовной ревности своих достаточных средств утвердиться в самодовольном уединении от светского элемента, от которого она хотела бы совсем обособить духовных во вред и им самим и всей церкви. Промысл устроил, что по этим вопросам Арсений Мациевич пожертвовал собой, также как и им пожертвовали, истинно в великое благо для нашей церкви и отечества, в отношении и к делу образования духовного.

Существенных перемен в деле духовного преобразования не было до преобразования духовных училищ при Александре I. Устроенный в это время порядок духовного образования, в существе дела, есть еще и настоящий, потому что все перемены, какие вводились в духовное образование, не касались существа дела в преобразовании училищ, совершившемся при Александре. Что же представляет настоящий порядок образования духовного, в отношении к приготовлению таких служителей церкви, которые бы не отчуждались от духовного соучастия и к бременам мирского быта и образования?

Круг духовного образования, совмещающий с богословскими предметами философию, математику, гражданскую историю и впоследствии присоединивший сельское хозяйство и медицину, очевидно, выражает общую мысль о том, чтобы образовать людей, которых мысли и сочувствию были бы чужды умственная и практическая жизнь прочих христиан. Это правда! Но и то правда, что от недостаточного ли внимания к этой мысли в самой практике духовного образования, или уж вообще от отрыгающей в некоторых ревнителях духовного⁷⁸ мысли о самодовольном обособлении духовных от прочих христиан, только духовно образованные оказываются во многих отношениях, действительно, как чужие для светских образованных и вообще для светских, которые являются и сами в таком же отчуждении от духовных⁷⁹. Положим, тут имеет свою силу и свое основание именно то оборонительное положение, в котором поставлялось духовное образование в отношении к борениям и увлечениям другого образования; это другое образование, освободясь от своих борений и увлечений, быть может само благословить и поблагодарить духовную литературу и науку за сохранение истины в ее чистоте до лучшей поры умственного нашего состояния. Как бы то ни было, но духовное образование изменяло бы существенной своей задаче, когда бы поставляло многих своих в умственное и практическое отчуждение от интересов, стремлений и нужд прочих христиан, от самого даже склада их мысли и речи. Поэтому всеми, и духовными и светскими, равно чувствуется нужда в существенных изменениях в деле духовного образования.

Какие же именно изменения требовались бы для духовного образования? Решение этого вопроса зависит, с одной стороны, от степени сознания общественного, что дело христианского общества, дело мысли и жизни, было бы ненормальное и плохое, если бы оно велось в разобщении с духовным служением Христовой благодати и истины, что и служители Христовы, только принимая участие в умственных и жизненных затруднениях и бременах общества могут быть верны, в духовном своем служении духу своего Пастыреначальника Христа, вынесшего на Себе бремена всего мира. С другой стороны предложенный вопрос может быть решен так или иначе и от степени отчетливого, в жизни и образовании нашего общества, разграничения законной (умственной и нравственной) свободы от разнузданности произвола, так чтобы в этом отношении не было у нас ни рабского духа, ни своеволия неразумного.

О, если бы Бог дал нашему обществу скорее дойти, с обеих указанных сторон, до той степени сознания и отчетливости, чтобы служители церкви Божией, следуя древнейшим вселенским учителям – Василию Великому, Григорию Богослову и Иоанну Златоустому, самым единством и общностью своего образования с другими христианами, или вообще с своими современниками, настраивались и готовились носить, в слове и деле своем, бремена других, как свои собственные. Разумеется, говорю это только к сведению и обсуждению любящих истину, церковь и наше отечество и искренно желающих, чтобы дело истины и добра выяснялось и совершалось у нас всеми сообща.