Разбор мнения Грау о значении расовых особенностей Арийцев для их религиозного развития

Нам нечего распространяться здесь о взгляде Грау на то, какое значение имел для религии Арийцев их объективизм, потому что мы высказали свое мнение об этом предмете при критическом разборе Ренана. Мы повторяем, что объективизм, стремление Арийцев познавать разнообразие мира, сами по себе не могли быть первопричиной их политеизма. Впрочем, мы не хотим отрицать того, что объективизм Арийцев влиял на характер их религиозного чувства и на характер их политеизма. Между тем как у Семитов при пассивности их натуры и вследствие развитости чувства преобладающий тон в религиозном чувстве их есть страх перед Богом и чувство зависимости от Него, у Арийцев, напротив, при их объективизме и соединенной с ним активности, мужественности натуры, религиозное чувство выражалось в почтении к Божеству, в благоговении. Различие в характере религиозного чувства Семитов и Арийцев обусловливало различие в характере их религии.

Переходим к другой особенности Арийцев, которой Грау приписывает большое, хотя и неблагоприятное влияние на их религию. Особенность эта состоит, по его мнению, в том, что Арийцы более стремятся познавать Бога, нежели находиться к Нему в нравственном отношении, которое выражается в любви к Богу, в преданности Ему. Так как нравственное отношение к Богу важнее интеллектуального и есть самое истинное отношение к Нему, то поэтому Арийцы теряют истинную религию и их собственные религии оказываются несостоятельными. Правда ли все это? Мы признаем справедливым то, что любить Бога важнее, нежели познавать Его; признаем и то, что у Арийцев способности познавательные несравненно шире и богаче, нежели у Семитов и у других народов; допускаем особенную наклонность в Арийцах исследовать и познавать вселенную и Бога, но мы не думаем, чтобы именно через это Арийцы теряли Бога, и их религии делались не истинными, и не долговечными.

Мы не думаем, чтобы Арийцы, ища Бога преимущественно умом, теряли Его. Нет сомнения, самородные арийские религии пали от того, что они были религиями не истинными, извращенными. Вопрос только в том, отчего зависела неистинность арийских религий. Конечно, не от того, что у Арийцев ум преобладает над прочими способностями духа. Ум есть высшая способность человека, и он для религии почти так же важен, как и чувство. Сам Грау упрекает Шлейермахера за то, что он органом религии в человеке признает только чувство. Правда, источником религии служит чувство, но если человек будет в своей религии руководиться единственно чувством, то он скоро потеряет устойчивость, собьется с истинного пути, и религия его извратится. – С другой стороны, и религия головы, ума не может иметь подобающей религии действенности, не может освящать человека и приближать его к Богу, следовательно, не может выполнять главного назначения всякой религии, а потому не может быть названа религией полной, совершенной. Она никогда не может удовлетворить человека, она не имеет сильного влияния на жизнь и нравственную деятельность человека, и потому ей грозит постоянная опасность подвергнуться извращению и упадку. Для религии недостаточно ни одного ума, ни одного чувства, но тому и другому должна быть уступлена известная доля участия в религии, и оба они должны определять волю к нравственной деятельности, которая, получая освящение и возвышение в религии, сама служит для нее опорой. Чтобы религия была сильна, долговечна, истинна, в ней должны быть соединены ум и чувство. Вопрос теперь сводится к тому, были ли религии арийские религиями только головы, ума. Грау отвечает на этот вопрос утвердительно и в доказательство упоминает о том, что у Арийцев были философы, стремившиеся создать религию чисто рассудочным образом. Но он упускает из вида, что учение философов о Боге и об отношении к Нему человека и мира явилось очень поздно, когда уже возникло сознание недостаточности и неистинности народной религии, когда последняя разрушалась и когда нужно было чем-нибудь заменить ее. Учение философов в собственном смысле нельзя назвать религией, учение их было чуждо народу, а иногда и возмущало его религиозное чувство. Но до периода философского развития у Арийцев существовали религии, которые в собственном смысле можно назвать религиями народными, потому что они исповедовались всем народом и были произведением народного гения. Именно эти религии должно принимать во внимание, когда речь идет об отношении расовых особенностей к религии. Именно эти религии Арийцев и оказались несостоятельными и разрушились. Но эти религии всего менее можно назвать рассудочными. Они созданы первобытным человеком, а он более чувствует, нежели рассуждает, более живет, нежели мыслит. Его религия есть не менее или, может быть, даже более непосредственное излияние его чувства – религиозного, эстетического, нравственного, нежели продукт его умственной деятельности. Не то мы хотим этим сказать, будто умственная деятельность не принимала никакого участия в создании народных религий Арийцев, но то, что не одна она и даже не преимущественно она при этом действовала. Но чувство было сильно в Арийцах не в первобытные только времена: Арийцы всегда с богатыми умственными способностями обладали довольно сильным чувством. Они превзошли все прочие народы во всех искусствах. Сам Грау говорит, что они только в священной лирической поэзии уступают Семитам, превосходя их во всех других родах поэзии и во всех искусствах; а поэзия и, вообще, искусство не мыслимы без чувства. У Арийцев чувство выражается не так стремительно, как у Семитов, потому, что у последних оно развито односторонне, в ущерб другим способностям; первые же отличаются гармоническим развитием всех сил и способностей⁹⁹. Их чувство кажется менее сильным, нежели чувство Семита, потому что оно умеряется действием других сторон духа, напр., познавательной способностью.

На основании сказанного мы можем заключить, что причина извращенности и отсюда несостоятельности арийских религий заключается вовсе не в недостатке у Арийцев чувства, и не в переизбытке у них умственных сил, и не в наклонности их познавать вещи.

Но в чем же заключается причина ложности и недолговечности арийских религий? Мы можем прямо сказать, что не в расовых особенностях их. Если бы единственная и главная причина неистинности всякой вообще религии лежала в характере духовных способностей народа или расы, с которыми она создана, в слабости той или другой из этих способностей, в неравномерном отношении их между собой, то в таком случае арийские религии были бы самыми истинными и самыми долговечными из всех естественных религий. Арийцы отличаются равномерным развитием всех способностей, и хотя умственная способность у них особенно развита, но значительно развито и чувство. Такое гармоническое взаимоотношение способностей духа должно бы было предохранять арийские религии от тех извращений, которые, как мы видели, скоро являются там, где органом религии бывает или одна умственная, или одна чувствительная способность¹⁰⁰. Если у Арийцев преимуществует умственная способность, то это так и должно быть, потому что ум, разум есть высшая из всех способностей человека. И Апостол Павел причину многобожия и языческого нечестия между прочим видит в том, что люди не заботились иметь Бога в разуме (Рим.1:28).

Поэтому причину извращенности и несостоятельности арийских религий нужно искать не в любознательности Арийцев, не в стремлении их познавать Бога, не в силе их умственной способности. Если Грау думает иначе, то это объясняется его пристрастием к Семитам и несправедливостью по отношению к Арийцам. Не здравый ум, не стремление к познанию, а извращенный ум и ложное познание делают религию извращенной и недолговечной. И это нужно сказать о религии не одних Арийцев, а всех народов. Апостол Павел говорит, что так как люди не заботились иметь Бога в разуме, то предал их Бог превратному уму (Рим.1:28). Можно расширить эту мысль и сказать, что извращение не одного ума, но и всякой другой душевной способности, всего человека, было причиной извращенности и сложности его религии. Человек с извращенным чувством точно также не может быть в истинном отношении к Богу, как и человек с извращенным умом. Естественные религии Семитов, у которых преобладает чувство, точно так же были ложны и потому не могли быть долговечны, как и естественные религии Арийцев, у которых преимущественно развита познавательная способность. Действительно, как скоро Семиты переставали руководствоваться откровенным учением, так они впадали в самый грубый натурализм. Сила чувства не предохраняла их от извращений и заблуждений в религии. Вообще, все естественные религии ложны и все они падают при встрече с истинной боготкровенной религией. Это очень понятно: естественная религия есть создание духа человеческого и потому должна отражать в себе все недостатки его. Нас удивляет недальновидность Грау, с которой он причину извращенности и недолговечности арийских религий находит в расовых особенностях Арийцев, между тем как эти недостатки составляют принадлежность всех естественных религий, потому что причина этих недостатков лежит в свойствах, общих всем людям. Арийцы отличаются в этом отношении от других народов только тем, что при своей даровитости сами доходят до сознания ложности и неудовлетворительности своих религий, по крайней мере, это можно сказать о передовых людях этой расы; народы же других рас не настолько даровиты и развиты, чтобы самим дойти до сознания, что их религии извращенны.

Справедливость нашего мнения и неправильность взгляда Грау касательно долговечности арийских религий мы можем подтвердить историческими фактами. Если принять взгляд Грау, что причина извращенности и потому недолговечности религий Арийцев заключается в особенностях их духа, которых не имеют народы, принадлежащие к другим расам, и если допустить, что эти особенности сохранились у них до сих пор, а допустить это мы должны, то непонятно, каким образом христианство – истинная религия, распространилось именно между арийскими народами, и более всего и прежде всего между ними; еще менее понятно, как оно, существуя у них в продолжении почти двух тысяч лет, остается не искаженным, по крайней мере в своих существенных чертах¹⁰¹. Если некоторые арийские народы искажали и доселе искажают христианство, то искажения, вероятно, внесены были бы в него и другими народами, которые бы стали исповедовать его. По характеру своему искажения были бы различны у разных народов, как различны и самые характеры народов, но что они непременно были бы – сомневаться в этом, кажется, нет возможности: человек не может избежать заблуждений в том или ином виде. Факт, что христианство распространилось преимущественно между арийскими народами и сохраняется в среде их в течение многих веков, показывает, что в природных особенностях их духа не только нет препятствия к принятию ими и сохранению истинной религии, но что они даже способнее к этому других народов. Но если они оказались способнее прочих народов понять истинность христианской религии и принять эту религию, то трудно допустить, чтобы их естественные религии были более извращенны и грубы, нежели религии других народов. То религиозное чувство, тот светлый ум, которые открыли им божественность, истинность и красоту христианства, оставались с ними всегда и должны были предохранить их от многих грубых заблуждений, свойственных религиям других народов. История подтверждает это. Сам же Грау ставит естественные религии Арийцев по достоинству и чистоте выше хамитических религий. Действительно, все высокое, до чего человеческий дух мог достигнуть в области религии собственными силами, – все это сделано арийскими народами. Естественные религии других народов можно назвать скудными в сравнении с религиями Арийцев. Подтверждать нашу мысль фактами нет нужды. Всякому известно, что религии Германцев, Индийцев, Персов, Греков и Римлян и по богатству содержания и по нравственной чистоте далеко превосходят естественные религии народов иных рас.

Если же и самые высокие и лучшие из естественных религий разрушены и отвергнуты были теми самыми народами, которые создали их тогда, когда стояли на низшей ступени своего развития, то здесь мы находим новое подтверждение той мысли, к которой нас привело рассмотрение истории арабской религии, именно, что религия, оторванная от откровения или не основанная на нем, не может быть истинной. Религии Арийцев не могли быть истинными и долговечными, потому что они религии естественные, а не Богооткровенные.

Но если Арийцы произвели в области естественной религии лучшее, что только мог создать человеческий дух, предоставленный своим силам, то почему же ветхозаветное откровение не дано было какому-нибудь из арийских народов? По-видимому, здесь не соблюдено слово Господа: всякому имеющему дастся и приумножится (Мф.25:29). Конечно, нам трудно проникнуть в планы Божественные. Апостол Павел в заключение своих мыслей касательно того непостижимого исторического факта, что избранный иудейский народ был отвергнут, а язычники, прежде отверженные, приняты к участью в царстве Божьем, восклицает: о, бездна богатства, и премудрости, и ведения Божия! как непостижимы судьбы Его, и неисследимы пути Его. (Рим.11:33). Если мы с трудом можем объяснить, почему известное естественное историческое событие совершилось так, а не иначе, то еще труднее нам понимать ход событий в священной истории, где имеют значение не столько естественные силы человека, сколько сверхъестественные действия Божьи. Если трудно определить причины события совершившегося, то несравненно труднее сказать, почему предполагаемого нами случая или факта не было. Легче, например, объяснить, почему именно Иудеям вручено ветхозаветное откровение, нежели сказать, почему ни один из арийских народов не получил его. Поэтому на предложенный нами вопрос невозможно дать положительного и твердого ответа, здесь возможны только предположения и гадания.

Можно думать, что причина, по которой Бог не из Арийцев избрал свой народ, заключается в их наклонностях и свойствах, противоположных тем, которые сделали Семитов способными принять и сохранить откровение. Вместо веры, свойственной Семитам, у Арийцев – пытливость и любознательность. Вместо смиренной преданности Богу, чувства зависимости от Него и страха перед Ним, отличающего Семитов, у Арийцев – гордое сознание своего достоинства, своих сил и способностей. Натура Семитов пассивно восприимчива; у Арийцев, напротив, преобладает мужественная, энергическая воля, желание не подчиняться посторонней силе, а побеждать ее. Бедность и узкость духа Семитов побуждали их не надеяться на себя, а искать опоры во Всемогущем; напротив, многосторонность и широта духа Арийцев внушали последним надежду на свои собственные силы. Семиты консервативны, а Арийцы свободомыслящи, вольнолюбивы, склонны к прогрессу.

Пытливость духа могла препятствовать Арийцам принять откровение потому, что в нем много тайн и поэтому требуется много веры, которой им недоставало. Арийцы, по своей даровитости и вызываемой ею гордости, имели мало страха перед Богом и слабо чувствовали зависимость от Него. „Более гордые и самонадеянные, чем Семиты, арийские мыслители дерзают исследовать последние основания не только мира, но и богов, говорит Блюнчли. Арийские герои в гневном чувстве справедливости не боятся вступать в битву даже с богами и оспаривать у них победу“¹⁰². „Неустрашимый арийский воин, говорит Гобино, дерзал проникать в эфирное жилище богов и свергать их с трона. Индра (главный бог народной индийской религии) постоянно трепетал, опасаясь, как бы неукротимый смертный не вырвал у него скипетра“¹⁰³. А без чувства страха Арийцы были бы плохими исполнителями заповедей во времена ветхого завета, когда исполнение их обеспечивалось преимущественно страхом наказаний и обещанием наград, когда люди по отношению к Богу были еще в состоянии не сыновства, а рабства. Если бы они не стали исполнять заповедей, то не сохранили бы и откровения во всей неприкосновенности и чистоте. Свободомыслие Арийцев, наклонность их к прогрессу и переменам, выражающиеся, между прочим, в том, что они легче Семитов образовывали и преобразовывали свои религии и видоизменяли их сообразно с прогрессом своего знания, не могли представлять ручательства за то, что откровение было бы сохранено Арийцами во всей целости.

Является вопрос, каким образом Арийцы, менее способные, нежели Семиты, к принятию и сохранению ветхозаветного откровения, оказались способнее не только их, но и других народов, к принятию христианства? К нашему удивлению, Грау не ставит себе этого вопроса, а потому, понятно, и не разрешает его. Между тем этот вопрос легко возникает при чтении его книги.

Разрешения этого вопроса требовала от Грау апологетическая задача его сочинения, в котором он полемизирует против того воззрения, будто христианство, как семитическая религия, несвойственно природе Арийцев. В самом деле, если Семиты были способны принять откровение, а Арийцы нет¹⁰⁴, и если это высказывает сам Грау, то не разрушает ли он этим того, что сам защищает, то есть убеждения в необходимости для Арийцев христианской религии? Не поддерживает ли он этим своих противников, которые могут его же словами ему сказать, что если Арийцы не были способны к принятию откровения, то напрасно им и навязывать откровенную религию, и что правы из них те, которые желают свергнуть с себя иго христианства, как религии не свойственной природе Арийцев. Постановка и разрешение упомянутого вопроса нужны были Грау и для защиты его теории, по которой Семиты выше Арийцев в религии. В самом деле, если Евреи, имея некогда истинную религию, потеряли ее и не приняли абсолютно истинной религии христианской, тогда как, напротив, почти все Арийцы приняли эту последнюю и не только приняли, но и распространили ее между прочими расами, то сомнительно отдавать предпочтение в религии Семитам перед Арийцами.

Постараемся ответить на поставленный нами вопрос. Мы не будем распространяться долго о том, что христианство, как универсальная и истинная религия, может и должно быть принято всеми людьми, следовательно и Арийцами, и нет такой расы, природе которой христианство могло бы быть не свойственно. Душа, по природе – христианка. Мы не будем говорить и о том, что христианство, предназначенное для распространения между всеми народами земли, должно было распространиться прежде и более всего между Арийцами, так как они, во время появления его, господствуя над миром, были рассеяны во всех известных тогда странах его и потому не могли не встретиться с новым учением, а апостолы не могли не проповедовать его им. Не станем говорить об этом потому, что это внешние и притом слишком общие причины того, что Арийцы приняли христианство. Мы укажем на более частные и внутренние причины этого факта.

1) Одно из самых важных препятствий к тому, чтобы Арийцы могли принять откровение, лежало в их даровитости и в соединенных с ней самонадеянности, любви к независимости и стремлении до всего доходить собственными силами. Перед появлением христианства это препятствие если не было уничтожено совсем, то, по крайней мере, было очень ослаблено ходом исторической жизни Арийцев. История доказала Арийцам, что если для чего недостаточно собственных сил человека, как бы они ни были велики, так это для создания истинной и долговечной религии. Перед пришествием Иисуса Христа на землю народные религии Греков и Римлян, самых образованных и сильных в то время между Арийцами народов, едва влачили свое существование, непригодность их и лживость сознавались почти всеми благомыслящими современниками. Философские теории, подрывавшие народную религию, сами не могли заменить ее и удовлетворить религиозное чувство народа, которое, несмотря на индифферентизм времени, все-таки было еще сильно. Притом скоро они оказались и сами по себе несостоятельными. Что же оставалось делать? Принять религии других народов? Правда, в Римском пантеоне собраны были, как покровители Рима, боги всех покоренных этим городом народов. Но народ, конечно, понимал, что чужие религии нисколько не содержательнее и не истиннее его собственной. Вот это сознание лживости религий, созданных самим человеком, созревавшее долгое время и составлявшее в сущности только часть того убеждения, что человек не может сам, своими силами устроить нормальную и счастливую жизнь, побуждало образованнейших из арийских народов не пренебрегать сверхъестественными средствами, а, напротив, искать их и с жадностью принимать. Такое средство, именно в это время, и предлагалось всем желавшим им воспользоваться; мы разумеем христианство. В цветущую эпоху своей жизни, при полном развитии своих сил, Греки и Римляне, вероятно, не так бы легко приняли религию, происшедшую из народа бедного, слабого и необразованного. Но теперь сознание своей немощности и упадка сил и желание выйти из безвыходного положения сломили гордость Арийцев, и лишь только они услыхали проповедь о новой религии, отличной от их религии и от всех языческих религий, они охотно начали принимать ее, если только крайняя безнравственность не закрывала слуха некоторых из них для слов истины. Язычники, недовольные своей религией и желавшие лучшей, слушая христианских проповедников, забывали о происхождении последних из презренного, варварского народа и принимали их учение.

При появлении христианства Арийцы в деле принятия и распространения Богооткровенной религии заступили место Семитов-Евреев. Прежде Арийцы были горды сознанием своего достоинства и не расположены к принятию сверхъестественных средств и потому они не удостоились получить Божественное откровение; теперь принизилась их гордость и прошло то нерасположение, и они, одни из первых, приняли христианство. Евреям в начале их истории вовсе нечем было гордиться, и они со смирением и верой приняли откровение и сделались избранным из всех народов земли. Но они во зло себе употребили то предпочтение, которое им оказал Бог перед другими народами; они возгордились своим призванием и думали, что оно основывается единственно на их плотском происхождении от Авраама и что, следовательно, другие народы никогда не могут стать с ними наравне по отношению к Богу. Возгордившись своим происхождением и призванием, Евреи сделались не способными принять христианство¹⁰⁵.

2) Нам кажется, что Арийцы, по природе своей, легче могли принять новозаветное христианское учение, нежели ветхозаветное откровение. Ветхозаветный закон до самых мелочных подробностей определял все обязанности человека к Богу и ближним, и требовал буквального исполнения своих предписаний. Такой строго определенный закон, исполнение которого, по обременительности его, обеспечивалось преимущественно страхом наказания и обещанием наград, был бы слишком тяжел для вольнолюбивых Арийцев, которые любят что-либо делать по внутреннему сознанию долга, а не по внешнему предписанию. Напротив, новозаветный закон не стесняет своих последователей мертвой буквой, он духовен и свободен; он требует не столько внешнего, хотя бы и самого точного исполнения его предписаний, сколько исполнения их по духу; он требует, чтобы человек исполнял их не столько ради получения наград и предотвращения наказаний, сколько по сознанию, что они должны быть исполнены.

Ветхий закон был бременем для народа, и недаром к предписаниям его присоединялись угрозы за неисполнение и обещание наград за исполнение, а иго Христа названо бременем благим и легким. В ветхом завете преобладали страх и наказание, а в новом – милость и любовь; там закон был неумолимо строг в своих требованиях к человеку, а здесь благодать Божия снисходит немощи, прощает грехи, сопутствует и помогает человеку при каждом добром деле. Широкой, вольнолюбивой, даровитой натуре Иафетитской удобно развернуться во всю ширь, расцвести во всем блеске под сенью новозаветного закона, который не столько формален, как ветхий закон, который только требует, чтобы направление и дух человеческой деятельности согласовались с ним, в какой бы форме эта последняя ни выражалась, который требует от человека нравственного усовершенствования, в чем бы оно ни проявлялось.

От рассуждения о способности Арийцев к принятию христианства естественно перейти к опровержению мнения, будто они достигли такой степени развития, по отношению к которой христианство оказывается религией отсталой и должно быть покинуто, как религия чуждая, созданная не арийским гением и имевшая для Арийцев только временное значение, освободив их от заблуждений политеизма. Вопрос о том, пригодно ли для Арийцев христианство или нет, ставят в связь с вопросом об отношении Иафетитов к Семитам.

Эмиль Бюрнуф и другие, развивая далее Ренанову мысль о превосходстве Арийцев перед Семитами и о диаметральной противоположности между характерами этих двух рас, пришли к следующим выводам. Так как Семиты по духовным дарованиям ниже Арийцев, то и христианство, как продукт семитического духа, не будет удовлетворять духовным потребностям высоко талантливых Арийцев, когда они дойдут до высших степеней развития, до которых многие из них дошли уже и теперь; для таковых христианство должно быть заменено иной, высшей религией. С другой стороны, так как христианство, как религия семитическая, запечатлено характером семитизма, а этот характер противоположен, по своим свойствам, характеру Арийцев, то христианство не только не удовлетворяет высокому полету арийского духа, но оно даже задерживает его, препятствует свободному и естественному развитию Арийцев, налагает на него узы чуждых ему и не соответствующих его природе семитических законов.

Насколько основателен первый из этих выводов, это мы в подробности рассмотрим ниже. А теперь сделаем краткие замечания о втором выводе. Мысль о том, что христианство налагает оковы на свободное и естественное развитие сил человека, не отличается новостью. В свое время Гёте называл христианский храм бастилией духа. Ново в этой мысли только то, что основание для указанного мнимого свойства христианства находят в семитическом характере этой религии. Так наприм., Гейне, этот Семит, отпавший от семитизма, считал христианство противным природе, делил всех людей на две половины: иудеев или, что тоже, по его мнению, христиан, т. е. людей с аскетическими, спиритуалистическими, враждебными прогрессу стремлениями, и эллинов, т. е. людей, наслаждающихся жизнью, гордых своим развитием, людей реального направления. Но проповедники подобного взгляда на христианство забывают или не понимают того, что христианство, по своим началам и сущности, есть религия общечеловеческая, что она не имеет в себе ничего специально-семитического. Доказывать эту мысль нельзя и нет нужды, потому что все содержание Нового Завета неопровержимо доказывает ее. Если христианство запечатлено характером семитизма, то спрашивается, почему же Семиты не принимают его, даже враждуют против него? Универсальность христианства доказывается и тем, что его принимают все народы, не чуждаются все расы. Наши противники называют семитический дух узким, ограниченным, но в таком случае, как же он мог произвести столь возвышенную и универсальную религию, религию совершенно свободную от всех недостатков семитического духа? Не доказывает ли это того, что христианство, по своему происхождению и сущности, есть религия небесная, Божественная, а не семитическая? Если даже стать на точку зрения противников христианства и считать его религией натуральной, семитической по ее происхождению, то и в таком случае мы тщетно стали бы искать оснований, почему бы Арийцы должны были отвергнуть эту религию. В самом деле, пусть Семиты по характеру противоположны Арийцам, но если так называемая семитическая религия, т. е. христианство, по сущности, не имеет ничего сродного с семитизмом и запечатлена характером общечеловечесности, то почему же эта религия может быть чужда природе Арийцев? Каким образом она может подавлять или стеснять свободное развитие их природных способностей? Если бы христианство не по происхождению только, не с внешней только стороны, но и по внутренней сущности своей, было религией семитической, то и в таком случае для Иафетитов не было бы унизительно принять эху религию от семитов. Если Семиты стоят выше Иафетитов в религии, то естественно, что последние должны были воспринять религию от первых. Каждый народ, как и каждый человек, велик в чем-нибудь одном, у каждого народа есть своя историческая задача, свое назначение. Как каждый человек должен перенимать у других людей все хорошее, чего он не имеет у себя, так точно должен поступать и каждый народ относительно других народов. Итак, происхождение христианства от Семитов вовсе не есть основание для того, чтобы Арийцы отвергли эху религию.

Но чем же хотят заменить христианство? Какую религию хотят учредить те мыслители, которые, будто бы во имя науки, проповедуют, что христианство, как религия, обязанная своим существованием низшей расе в сравнении с Иафетитской, как религия, препятствующая будто бы естественному развитию прирожденных сил и способностей Иафетитского духа, должно быть отвергнуто? Самородные Иафетитские религии уже достаточно показали свою несостоятельность, и, однако, именно их, только в новой форме, и хотят поставить на место христианства такие люди, как Ренан. Эти люди отвергают все сверхъестественное, и поэтому их боги суть боги сего мира. Одни из таких людей высшим божеством считают Минерву, т. е. науку, естественную мудрость. Другие на место Бога христианского хотят поставить Аполлона с музами, т. е. искусство; для них произведения Гёте и Шиллера выше Евангелия. Иные единственную и последнюю цель своей жизни полагают в приобретении; их бог есть Меркурий. Является на сцену и Венера, богиня беспорядочной любви, а поклонники ее, как например, Гейне, проповедуют евангелие плоти. На место почитания вочеловечившегося Бога – Христа, иные проповедуют культ героев, в виде почитания гениев – людей богоподобных.

Между тем как люди философски образованные отвергают необходимость молитвы и вообще религиозного культа и доходят даже до безбожия, между тем как они думают, что довольно для них одного стремления к осуществлению идеала гуманизма, который (идеал) они сами себе создали, – необразованный народ не может удовлетвориться этим отвлеченным идеалом, он имеет потребность в молитве и требует живого предмета, которому он мог бы молиться. Так как бытие Бога отвергается и остается только бледный идеал гуманизма, то образованные люди и предлагают после иметь предметом почитания великих людей, в которых осуществился тот идеал. Так доходят до культа гениев. В числе этих гениев ставится и Иисус Христос, как осуществитель идеи гуманизма. Так, в религии будущего, зародыши которой есть и теперь, философски образованные люди, не нуждаясь сами в молитве, будут, как гении, принимать поклонение от необразованных.

Но может ли эта религия гуманизма заменить христианство? Рассмотрим содержание этой религии гуманизма по частям. Безбожные мыслители, в роде Ренана или Штрауса, думают, что христианство может быть заменено философией. Но правда ли это? Возможна ли даже истинная философия без христианства? Нет, философия, совершенно отрешенная от истинной религии, может доходить до частных производных истин, но она не может открыть последнего основания всякой истины, высшего принципа всякой науки. Человек стремится к вечной жизни, а такая жизнь находится только в одном Боге – источнике жизни. Жизнь в Боге есть высочайшая жизнь, она заключает в себе высочайшую истину, начало всякой здравой, истинной философии. Без этой жизни в Боге возможно только стремление к познанию вещей, но невозможно истинное познание их. Почему? Потому что вещи могут быть истинно познанны только тогда, когда в них есть действительное бытие, а этого бытия сам по себе мир не имеет, как подверженный непрерывному умиранию, тлению. Безбожный философ не может положительно сказать, что в этом мире истинно, т. е. что действительно существует – жизнь или смерть. Жизнь продолжается только короткое время, а прах, в который превращается всякий предмет, одушевленный или безжизненный, кажется, существует вечно. Поэтому материалисты приходят к заключению, что только сама материя, как субстрат явлений, вечна, а жизнь во всех ее проявлениях есть нечто случайное, что она умирает в одних формах, зарождается в других. И для пантеистов жизнь особей, не исключая и человека, есть призрак, исчезающий в бездне природы, есть скоропреходящее явление, не есть истинное бытие, потому что со смертью она исчезает и сливается с общим бытием вселенной. Таким образом, философия без религии есть философия смерти, а не жизни – сомнения, а не надежды и истины.

Но неправду говорят пантеисты и материалисты, считая жизнь призраком, не сущим. Жизнь мира настолько есть истинно-сущее и вечное, насколько она связана с жизнью вечно-сущего Бога, насколько она имеет свое основание в этой последней. Человек только тогда доходит до мысли, что жизнь, а не смерть, есть истина, когда он не отказывается быть участником жизни Божественной. Только участник этой жизни имеет ключ к истинному познанию, потому что познавать мир – значит познавать идеи вещей, т. е. те Божественные мысли, которые получили свое осуществление в вещах. Как Бог Свои вечные мысли осуществил в действительности при создании мира, так человек при познании мира должен действительность перелагать в мысли, в идеи, чтобы приблизиться к той совершенной системе, которую Бог осуществил во вселенной. – Кто носит Бога в своем сердце, тот имеет в Нем разрешение всякой мировой загадки, хотя бы он и не изучал философии... Он обладает истиной, хотя и не в системе. Чего не видит разум разумных, то понимает простое детское сердце. Греки были мужами, даже исполинами в мудрости и философии в сравнении с Иудеями, и, однако, они были без Бога; и титаническими силами человек не мог завоевать небо, которое добровольно открывается детски молящемуся, смиренному сердцу. От Иудеев, народа, не имевшего ни науки, ни философии, почитавшегося варварским и презренным, вышло учение, которому подчинились философствующие Греки. Почему так? Потому что Иудеи имели веру, по вере открылся им Бог, источник всякой истины, Высочайшая истина не может быть познана посредством одной только познавательной деятельности, ибо эта истина есть Сам Бог, а Бог не есть ни натуральный закон, ни идея, Он есть живое, личное, святое существо, которое нельзя познать, если не любить Его сердцем, не молиться Ему, не веровать в Него. Чтобы познание было истинным познанием и философия – истинной философией, для этого требуется соединение веры, элемента по преимуществу семитического, с наукой, знанием – элементом Иафетическим. Мудрость Иафетитов должна быть дополнена религией. Так как Бог может быть истинно познан только в Богочеловеке – Иисусе Христе, в Котором находится совершенное откровение Божества и Который сказал про Себя: Аз есмь путь, и истина, и живот, то желающие иметь истину, мудрость, философию должны исповедовать не другую какую-либо религию, а именно христианскую. Только при помощи христианства человек может дойти до истинного знания о Боге и о мире. Таким образом, неверующие напрасно думают, что способные к философии Иафетитские народы могут обойтись без христианства, могут заменить его философией. Философия сама нуждается в помощи и руководстве со стороны христианства.

Иные из Иафетических мыслителей считают возможным христианство и вообще религию заменить искусством, к которому Иафетиты так же способны, как к науке и философии, между тем как Семиты мало способны к искусству. Но хотя Семиты сами не очень способны к искусству, однако это не препятствует тому, что в христианстве открыты человечеству глубочайшее основание, истинная сущность и последняя цель всякого искусства. Сущность искусства коренится в следующих истинах, открытых миру христианством: 1) мир сотворен Богом; 2) человек богоподобен; 3) мир некогда будет прославлен, обновлен. Только тогда искусство будет иметь вечное значение, когда оно будет связано с этими истинами.

Только тогда искусство будет иметь действительную цену, когда оно будет пониматься как богоподобная деятельность человека. Между тем как Бог творил мир, делал Он его прекрасным выражением Своего Духа. Мир есть красота. Венец этой красоты есть человек, потому что он по своему богоподобию всего лучше отображает величие, красоту Бесконечного. Когда человек творит в искусстве, то он при этом не подражает только существующему, не удваивает только вещь, как думал Аристотель, но он в тоже время подражает Богу-Творцу, потому что всякое создание искусства отображает свойство человеческого духа, который сам есть отображение Божества. По учению христианскому, некогда настанет царство Божие, т. е. прославленное состояние человека и мира. Тогда только будет достигнута цель всякого искусства. Но пока еще не пришло это царство, человек неудержимо стремится предвкусить блаженную, свободную от смерти, жизнь в произведениях искусства.

Так как всякое искусство стремится выразить состояние прославления, идеальный мир, то оно способно доставлять блаженство, которое есть отблеск того блаженства, которым будут наслаждаться люди в прославленном состоянии. Рассказывают, что Грек не мог спокойно умереть, если он ни разу не видал Фидиевой статуи Зевса, и что созерцание ее способно было утолять печаль. Эта статуя была не бог, а художественное произведение. Не живая личность производила такое действие на человека, но небесная красота, от которой веяло дыханием идеального мира. Искусство приближает Божественное к человеку, давая последнему возможность предчувствовать красоту прославленного мира, которая имеет своим источником Бога. Радость и блаженство, которые доставляют человеку всякого рода искусства, происходят от того, что художник в искусстве пред-изображает, сколько это доступно его силам, красоту будущего прославленного состояния мира и человека.

Вместе с радостью, искусство пробуждает в душе человека болезненное, тоскливое томление. Всякое высокохудожественное произведение пробуждает желание освободиться из этого бедного мира. Особенно сильно действует в этом отношении христианское искусство. Готические храмы будто уносят душу от земли к небесам. Музыка, искусство по преимуществу христианское, вместе с самой высокой радостью пробуждает тоску по далекой совершенной жизни. Чем превосходнее художественное произведение, тем сильнее оно напоминает о потерянном рае и тем яснее и выразительнее говорит о будущем прославлении.

Сущностью искусства определяется и цель его. Неправда, будто искусство вовсе не имеет цели, ибо иначе оно не имело бы права на существование. Неправда, будто цель его состоит в том, чтобы только украшать жизнь, ибо в таком случае цель его была бы случайная. Искусство имеет не случайную, а необходимую, не преходящую, а вечную цель. Она состоит в том, чтобы давать предвкушение будущего прославления, проповедовать о первобытной красоте мира, имеющей некогда опять явиться, выражать неистребимое в человеке стремление к этой красоте, стремление отрешиться от настоящего мира смерти и печали.

Но между тем как искусство выполняет эту цель, оно служит религии, которая приводит человека от земного к небесному, к Богу. Это подчинение искусства религии нисколько не унижает его, а возвышает, потому что оно сообщает ему вечную цену. Только в том случае, если искусство имеет сродство с истинной религией, если оно не имеет другой цели, кроме изображения стремления человека к прославлению – только тогда плоды его не ограничиваются временной жизнью, но имеют значение для вечной жизни. С отрешением искусства от религии отнимается у искусства то, что дает ему истинное содержание и истинную цену. Эта истинная религия, дающая цену искусству, есть христианство. В факте воскресения Христа заключается зародыш прославленного мира, вечной жизни, в нем сообщена людям уверенность, что они будут жить вечно. Но всякое искусство, как мы сказали, имеет действительную цену лишь в том случае, если оно побуждает желать прославленного состояния человека и мира и предвкушать блаженство этого состояния, если оно предвозвещает о нем. Оно было бы обманом, призраком, пустой мечтой, если бы в конце концов красота не восторжествовала над безобразием, которое теперь встречается в мире, если бы жизнь не победила смерти. Не смеются ли над искусством, не унижают ли и даже не уничтожают ли его те, которые отрицают вечную жизнь, как ее проповедует христианство? Неверие, отрицающее бытие идеального мира, есть смерть для искусства. Если в красоте, выражающейся в искусстве, нет лучшей реальности, чем мрамор или краска, тогда искусство есть жалкое ремесло и, подобно ему, служит только для временной жизни – тогда оно есть пустая игра, которая очаровывает смертное человечество образом вечной и прекрасной жизни только для того, чтобы последнее тем глубже могло чувствовать свое жалкое состояние. Без веры в вечную жизнь, за существование которой ручается воскресение Христово, невозможно истинно нравственное наслаждение художественными произведениями. Без этой веры идеальная красота служит только чувственным желаниям и возбуждает только чувственное удовольствие. Даже и языческое искусство возникло из веры в существование идеального мира и стояло в зависимости от религии. Поэтому кто уничтожает эту веру, тот разрушает лоно, из которого возродилось искусство. Если бы Греки не имели этой веры в божественное, вечно живущее человечество, то не явились бы на свет их прекрасно идеальные художественные произведения. Их искусство процветало только до тех пор, пока была сильна их религия. С падением их религии, пало и их искусство: оно начало служить для удовольствия людей, оно стало простым изображением обыденной, прозаической действительности с тех пор, как оно перестало черпать свою сущность из источника идеальной красоты. Конечно, искусство заимствует свое содержание из существующего мира и природы, но оно теряет свою божественную сущность, если оно не имеет силы окружить действительность эфирным блеском мира идеального. Но если языческая нетвердая вера в существование лучшего мира и языческая ложная религия имели такое значение для искусства, то не более ли важно и необходимо для него христианство, религия истинная, заключающая в себе твердое учение о вечной жизни и будущем прославлении мира и человека!

Таким образом, искусство для своего процветания не менее философии нуждается в религии, и Иафетиты, способные к искусству, не должны мечтать о том, будто они, отвергнув христианство, могут заменить его искусством. Не только искусство не заменит им религии, но без нее оно само падет.

Самое высокое, чем безбожные арийские мыслители мечтают заменить христианство, есть идеальная естественная нравственность, религия гуманизма. По их мнению, религия, которой требует направление духа нашего времени, состоит в стремлении приближаться к идеалу, заключающемуся в человеческом разуме. Что это за идеал? В чем он состоит? У каждого ли человека есть свой истинный идеал, или должен быть выработан один идеал для всех людей? Кто в последнем случае может и должен выработать его? На эти вопросы, конечно, трудно отвечать. Но допустим, что каким бы то ни было образом будет выработан истинный идеал человечества. Все-таки поклонение этому идеалу, если он будет иметь значение только для временной жизни, не может быть названо религией: здесь нет веры, любви, надежды на будущую жизнь. Религия, вера, любовь существуют только там, где признается Бог, живое личное существо, которому можно молиться и которого можно любить. Идеал же есть только идея, заключающая в себе совокупность понятий о человеческих добродетелях. Отличие древнего политеизма от новейшего пантеизма состоит в том, что в первом все-таки была религия, хотя и ложная, возможны были молитвы, хотя и недействительные, были боги, хотя и неистинные, а в последнем нет ни молитвы, ни религии, ни Бога. Все это заменяется поклонением отвлеченному идеалу человечества. Арийцы от политеизма должны перейти к откровенной религии – христианству, чтобы иметь полноту Божества, или, если они не хотят этого, они необходимо потеряют и то, что имели. Что арийский дух, предоставленный самому себе, от естественной религии переходит к безбожию, это хорошо выражается в развитии немецкой философии от Канта до Гегеля. Уже Кант, безмерно возвышая автономию естественной воли человека и значение нравственного закона, написанного в сердце человека, пришел к заключению, что человек высший закон для себя имеет в себе самом и поэтому не нуждается в положительном законе, в откровении. Человек, по Канту, нуждается в Боге, высочайшем, нравственнейшем, святейшем и всемогущем существе, только для того, чтобы получить от Него за гробом награду за свою нравственную жизнь. Хотя в этом учении еще не разрывается окончательно связь человека с христианским Богом, но она сильно ослабляется. Бог унижается до служителя совершенного нравственного человека, существуя как бы только для того, чтобы приготовить для этого человека блаженное состояние. У Фихте Бог превращается в нравственный мировой порядок. У последующих пантеистических философов Бог, как личное существо, совсем не допускается. Таким образом, арийские философы, исходя из требования самой строгой естественной нравственности – ибо не может быть более строгой естественной нравственности, нежели та, которую проповедовал Кант – кончают безбожием.

Но может ли безбожная религия, которая не по праву носит самое имя религии, быть чисто нравственной? Может ли религия естественной нравственности, религия гуманизма, сделать человека чистым, нравственный существом? История дает нам право ответить на этот вопрос отрицательно. У Греков и Римлян просвещение, философия разрушили народную религию, а вместе с ней пала и нравственность. Но если даже с ложной религией была связана нравственность народа, то тем более крепкую неразрывную связь должна она иметь с христианством, религией истинной, религией по преимуществу нравственной, религией, требующей самой высокой чистой нравственности от своих приверженцев и дающей средства человеку для выполнения ее требований. Кто поручится за нравственную чистоту и истинную идеальность человеческого идеала, если Иисус Христос не будет более первообразом и источником нравственно-святой жизни? Разве не может этот идеал сделаться ложным, подобно тому как добродетель часто превращается в порок? Где порука, что идеал, созданный самим человеком будет истинным идеалом? Не доказывает ли история, что люди к своим идеалам примешивали самые гнусные черты? Так, напр., высшее божество Греков – Зевс, является пpeлюбодеeм. Чего желает век или народ, то он и считает своим идеалом, он вносит в него свои пороки и недостатки, он идеал видит в своих великих мужах, а в них наряду с великими добродетелями соединяются и пороки. – Только в христианстве есть этот истинный идеал, совершенства которого человек должен, по возможности, осуществлять в себе. Христианский идеал в Боге, существе всесовершенном. Будите вы совершенны, якоже и Отец ваш Небесный совершен есть (Мф.5:48), сказал Иисус Христос.

Вообще против людей, мнящих религию, христианство заменить наукой, философией, искусством, естественной нравственностью, можно сказать, что философия, искусство и естественная мораль не могут наполнить духа человеческого, какого бы развития не достигли его силы, и не могут успокоить человеческое сердце, если оно не будет искать блаженства в Существе высшем. Как бы не было велико и широко развитие естественных сил Арийца, оно однако нуждается в том освящении, которое может дать только религия. Философия и искусство для человека, отвергающего религию, будут иметь своим содержанием и целью конечное, видимый мир, природу, но конечное не может удовлетворить человека. Потребности сердца его так велики, что их не может наполнить и весь мир со своим великолепием, ни мудрость, ни искусство. В нем неистребимо стремление к бесконечному – к Богу, к вечной жизни. Это бесконечное открывает ему религия. Абсолютно истинная и единственно истинная религия есть богооткровенная религия – христианство. Арийские безбожные мыслители, отвергая христианство во имя мнимого освобождения Иафетитского духа от оков, которые будто бы наложены на него христианством, религией семитической и будто бы чуждой природе Иафетитов, не соответствующей той ступени развития, на которой теперь Иафетиты находятся, жестоко заблуждаются. Христианство, как истинная религия, сродно с природой всякого человека, всякого народа и всякой расы, не исключая Иафетитской. Иначе как понять тот факт, что христианство приняли почти все образованные народы, и Иафетитские народы шли здесь впереди всех. Нет такой ступени развития человека или народа, на которой бы они уже не нуждались в истинной религии, потому что ни один человек и, тем более, ни один народ не могут достигнуть того идеала совершенства, приближаться к которому дает возможность только христианство. Христианство вовсе не налагает оков на естественные стремления, как человека вообще, так и Арийца в частности. Напротив, как религия истинная, оно способствует развитию всех естественных сил человека, указывая ему правильный путь для его деятельности, представляя ему истинный идеал, к которому он должен стремиться, давая ему силы для достижения этого идеала и проч. Оно не подавляет ни науки, ни искусства, ни других отраслей цивилизации, в которых отличились Иафетиты. Напротив, оно выводит их на правый путь, возвышает их и предохраняет от упадка, от измельчания. Не под сенью ли христианства процветала, так называемая, новая европейская цивилизация? Не носит ли она его имени? Христианство налагает узы только на дурные стремления человеческого духа, научая точно различать хорошее от дурного, запрещая делать зло, подавая помощь и различные средства для борьбы против него, освобождая человечество из под власти греха и, с тем вместе, от варварства и конечной погибели. Христианство не есть ни философия, ни искусство, ни наука, но она дает жизнь, освящение и истинную цену и философии, и науке, и искусству, и всей цивилизации. Оно – соль, без которой все истлевает.

Собственная история Иафетитов учит их, что они не должны полагаться только на свои собственные силы, что недостаточно для них быть властителями на земле, идти во главе цивилизации, но что они должны войти в шатры Сима, т. е. принять семитическую религию. Они приняли ее и не должны покидать никогда, если не хотят всего лишиться. Когда Ноево пророчество о Симе исполнилось на потомстве Сима в век Христа Спасителя, тогда же совершеннейшим образом исполнилось и предсказание Ноя о земном владычестве Иафета. Римляне – Иафетитский народ сделались всемирными властителями, почти все известные тогда народы подчинились скипетру римских цезарей. Но Римляне были представителями не одной внешней власти. Вместе с Греками, народом также Иафетитским, они стояли во главе всемирной цивилизации. У этих двух народов процветали науки, философия, искусства, торговля и проч. и от них вместе с их властью распространились почти по всем народам. Но что же? Всемирное господство спасло ли Рим? Всемирная цивилизация спасла ли Рим и Грецию? В лучшем и возвышеннейшем, что только мог создать языческий, точнее говоря, языческий – Иафетитский мир, с самого начала заключались зародыши разложения, тления, смерти. Языческая нравственность, которую мы находим довольно чистой в первоначальной истории Иафетитских народов, не могла их предохранить от последующего страшного нравственного растления. Как только Греки и Римляне начали осмеивать тех богов, ту религию, которые были созданы их предками, так погибла их нравственность. Вместе с нравственностью и религией тот и другой народ потеряли свою власть, пала и цивилизация их. Не варвары разрушили римское владычество и римско-греческую цивилизацию: и та, и другая были наперед подточены внутренней порчей, от которой не могли спасти Римлян и Греков их естественные силы, их даровитость, их естественная нравственность и религия, их образованность и величие характера. Но кто осмелится утверждать, что подобная порча, подобное тление и погибель не могут постигнуть и современные Иафетитские народы и современную цивилизацию, если эти народы отвергнут христианство, а вместе с ним и всякую религию, если они захотят руководствоваться только естественными внушениями своего духа, если будут полагаться только на свои естественные силы, если религию заменят философией, наукой, искусством? Кто осмелится утверждать это, если пала римская и греческая цивилизация, если погибли Греки и Римляне? Ни один человек, беспристрастно смотрящий на вещи. Ибо чем выше современные Иафетитские народы народов классических? Ничем. Современные Тевтоны и Романы не умнее древних Греков. Новое время относительно не более произвело гениев, нежели классический век. Характер нынешних людей не крепче железного характера Римлян. Чем современная цивилизация выше цивилизации классической? Только христианством. Христианству она много обязана своим возникновением, своею силой, своею долговечностью. Отделите в ней христианское от нехристианского, если только это возможно, и вы получите остов – нищенские обрывки. оторвите от нее христианство, и она поблекнет, и даже скорее, нежели классическая цивилизация, ибо последняя имела основание в себе самой, в естественных силах народов, которые ее создали, а первая имеет свои корни в христианстве и без него так же не может жить, как цвет и листья без корня.

Таким образом, теоретические соображения и история доказывают нам неосновательность мнения, будто христианство, как семитическая религия, не имеет в настоящее время никакого значения для Иафетитов и должно быть ими отвергнуто, как чуждое иго, противное их естественным склонностям – их натуре. Христианство имело не временное значение для Иафетитов, а имеет его и теперь и будет иметь всегда; оно для них совершенно необходимо и всегда будет необходимо; христианство есть религия вечная.

Как прежде не раз мы приходили к выводу, что без Божественного откровения не может быть истинной религии, так теперь мы имеем право заключать, что христианство, как религия Богооткровенная, необходимо для человека. Ибо если оно необходимо для арийских народов, самых образованных и даровитых из всех племен человечества и поэтому более, нежели прочие народы, способных найти опору в своих естественных силах и счастье на земле, по своему уменью пользоваться ее благами, то тем более оно необходимо для прочих народов, не обладающих столь счастливыми способностями и потому более нуждающимся в помощи и руководстве.

Таким образом, обсуждение вопроса об отношении Иафетитов к семитической по происхождению религии, т. е. к христианству, доставило нам возможность раскрыть и обосновать ту великую истину, что христианство есть религия всемирная.