V. Любовь Божественная освящающая или воссоздающая человека

Личное спасение или освящение каждого человека в его отличии от дела спасения в самого в себе. Учение Св. Писания об условиях и сущности спасения человека. Сущность личного спасения человека – в союзе любви между Богом и человеком через И. Христа. Условия этого союза со стороны самого человека и Бога. Таинства, как средства освящения человека. Значение для освящения человека Церкви.

Бог, богатый милостью, по Своей великой любви, которою возлюбил нас, и нас мертвых по преступлениям оживотворил со Христом (Ефес. 2, 4. 5).

Любовь Божия излилась в сердца ваши Духом Святым, данным нам (Рим. 5, 5).

Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в Нас едино (Ин. 17:21).

Своим воплощением, жизнью, учением, смертью и прославлением по человеческому естеству И. Христос совершил спасение людей. Жертва Его принесена за всех людей; поэтому все люди могут воспользоваться и плодами её, все люди получили возможность спастись, чего они не имели прежде. Это – то, что богословы называют спасением, объективно совершенным; это – дело спасения само в себе. Об этом спасении мы и говорили до сих пор.

Но очевидно, что каждый человек в частности и все люди вообще могут спастись только в том случае, если они действительно усвояют себе плоды спасительной Христовой жертвы; спасение должно совершиться в каждом человеке лично, внутренне, в нем самом; тогда он действительно спасется. Если же кто не усвоит себе плодов жертвы Христовой, если спасение не совершится в нем лично, то для него жертва Христова со всеми её благами как бы не существует, не действует, и он не спасется. Этим и объясняется то, что хотя И. Христос за всех умер и за всех ходатайствует пред Богом, и что хотя все люди могут спастись, однако на самом деле спасаются не все. Много званных, а мало избранных (Мф.22:14). Но если все люди призваны ко спасению, и спасение предлагается всем людям, a между тем спасаются не все; то очевидно, что для усвоения плодов жертвы Христовой, для совершения субъективного спасения требуются известные условия. Что нужно для совершения личного спасения каждого человека, и как в этом деле обнаруживается и действует любовь Божия, это мы рассмотрим в настоящем отделе нашего труда.

Чтобы люди действительно могли спастись и достигнуть вечной блаженной жизни, они должны в жизни своей подражать И. Христу. Как Он за страдания и труды Своей жизни был прославлен Богом, так будут прославлены по смерти своей все подражающие Его жизни. По учению апостола Павла, если мы с И. Христом страдаем, то с Ним и прославимся (Римл.8:17); если с Ним умираем, то с Ним и воскреснем, и жить будем с Ним для Бога (6:5, 8, 10, 11). Чтобы нам получить вечную жизнь и прославление, чтобы сделаться наследниками Божиими (Галат.4, 7), т.е. участниками Божественной жизни со всеми её благами, чтобы сделаться сонаследниками Христу, т. е. получить подобную Ему награду от Бога, для этого нам нужно сделаться сынами Божиими. A чтобы сделаться сынами Божиими или получить достоинство и права усыновления Богу, для этого нужно жить во Христе и по примеру Христа, этого единородного и собственного Сына Божия по Божеству и первородного Сына Божия по благодати. Мало этого: нужно не только жить во Христе, но нужно, чтобы и Христос жил в нас. Дети мои, писал Апостол Галатам, для которых я снова в муках рождения, доколе не изобразится в вас Христос! (Галат. 4:19). Галаты были христианами, но только по букве и форме, а не по духу; они не были христианами истинными, а потому не были и истинными сынами Божиими; в их жизни и воззрениях еще не отобразился Христос; хотя Апостол обратил их ко Христу и сделал чрез это сынами Божиими, но не успел сделать их сынами истинными; поэтому он и говорит, что его муки рождение их еще продолжаются. – Из других посланий того же Апостола мы узнаем, что сыны Божии суть те, которые имеют веру во Христа и облеклись в Него чрез крещение (Галат. 3:26, 27), которые водятся Духом Божиим (Рим. 8:14), в которых живет Дух Христа (ст.9.11), которые суть храм Бога живого (2Кор.6:16 – 18). Таков, напр., был сам апостол Павел, который говорит о себе: законом я умер для закона, чтобы жить для Бога. Я сораспялся Христу. И уже не я живу, но живет во мне Христос (Галат. 2:19, 20). Таковые, по учению Апостола, живут по духу, а не по плоти⁹³, свободны от закона греха и смерти, т. е. от осуждение на смерть за грехи, приобретают праведность и оправдание, примиряются с Богом, будут жить не только духом, но воскреснут и тела их, получат славу, в сравнении с которой временные страдания ничего не стоят; как любящим Бога, им все содействует ко благу, Бог дарует им все, и ничто не может отлучить их от любви Божией во Христе Иисусе. Это сказано в 8-й гл. послания к Римлянам, в которой с удивительною краткостью изображено все дело спасения, со всеми его плодами, как само в себе, так и осуществляемое в каждом человеке. В послании к Ефесянам тот же Апостол молит Бога, чтобы Христос вселился верою в сердца людей, для того, чтобы они, укореняясь и утверждаясь в любви, могли уразуметь превосходящую разумение любовь Христову, дабы исполниться всей полнотой Божией (Еф. 3:17–19); убеждает Ефесян, чтобы они подражали Богу, как чада возлюбленные, чтобы жили в любви, подобно Христу, возлюбившему нас и предавшему Себя за нас в жертву Богу (5:1, 2), дабы наконец каждому сделаться мужем совершенным и прийти в меру полного возраста Христова (4, 13). При этом, по словам Апостола, грубые пороки, папр., блуд и любостяжание, препятствующие получить наследие в царстве Христовом, у христиан, как людей святых, не должны даже и именоваться (5, 3–5). У другого Апостола читаем: всякий любящий рожден от Бога (1Иоан. 4:7), – любящий Бога и брата (ст. 19–21). Там же читаем, что пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем (ст. 16) Какая любовь здесь разумеется? Подобная той, которою Бог возлюбил людей, не любивших Его, и послал Сына Своего в умилостивление за грехи наши (ст. 10. 11), любовь совершенная, которая состоит в том, что мы поступаем в мире сем, как Бог. Только такая любовь даст нам дерзновение в день суда (ст. 17), т. е. послужит к нашему прославлению и доставит вечную блаженную жизнь или царство небесное, которое будет дано в удел праведникам на страшном суде (Мф. 25:34, 46). И так родиться от Бога или быть сыном Божиим, иметь любовь к Богу и к людям, подражать при этом Богу, жить в Боге и Бога иметь в себе, – все это одно и то же. И только дети Божии, только имеющие любовь, подобную Божией, только живущие в Боге, т. е. подражающие Ему, только имеющие Бога в себе действительно получат славу, блаженство, войдут в царство небесное. Наконец, Сам Христос говорит нам, что кто не родится от воды и Духа, тот не может войти в царство Божие, и что рожденное от Духа есть дух, а рожденное от плоти есть плоть (Ин. 3:5, 6). Чрез снесение этих изречений с приведенными местами посланий к Галатам и Римлянам о жизни по плоти и о жизни по духу, чрез снесение их с первой главой Иоаннова Евангелия, а также и из дальнейшей речи Самого Спасителя мы убеждаемся, что рожденные от плоти суть те, которые делают худые дела и которые поэтому ненавидят свет, пришедший на землю в лице Сына Божия (ст. 19. 20; ск. Иoaн. 1:4, 5, 7, 9); которые не веруют в Сына Божия и потому осуждаются и не получают жизни (Ин. 3:18; ср 1:4): а рожденные от Духа суть те, которые поступают по правде, делая дела в Боге, которые потому идут к свету (3, 21); которые веруют в Сына Божия и чрез это получают власть быть чадами Божиими, рожденными от Бога (Ин. 1:12, 13); которые не осудятся, а спасутся (Ин. 3:17, 18), не погибнут, но будут иметь жизнь вечную (Ин. 3:15, 16).

Вот самые главные и существенные места новозаветного Откровения, в которых указывается сущность спасения человека. Чтобы спастись и получить блага вечной жизни, одним словом, чтобы сделаться сонаследником Христу, человек должен веровать в И. Христа; и не только веровать, но и подражать Ему в жизни; и не только подражать Ему, но и вселить Его в себя, сделаться жилищем Бога, храмом Св. Духа, любить Бота и ближнего; мало этого, – ибо и язычники любят Бота и ближних по своему, – он должен любить Бота, как отца, а людей, как братьев, – любить до самоотвержения; при этом он не только не должен делать грубых пороков, которые Апостол называет делами плоти, но, кроме того, должен творить дела духа, т. е. высшие, христианские добродетели, перечисляемые Апостолом; должен не только не быть трешником, но и быть святым; кратко: он должен иметь веру, действующую любовью (Галат. 5:6). Только при этом он будет истинным христианином, истинным сыном Божиим, a вместе с тем и наследником Божиим и сонаследником Христовым, получит усыновление Богу со всеми его великими благами, будет опасен.

Но как человек может сделаться истинно верующим, христиански любящим, святым? Как может освободиться от грехов, жить во Христе и иметь Христа в себе? Как может сделаться сыном Божиим? Одним словом, как совершается дело спасения человека?

Основная и существенная сторона личного спасения каждого человека состоит в освобождении от греха, без чего человек не может быть ли истинно верующим, ни истинно любящим, не может быть истинным последователем Христа и истинным сыном Божиим, не может подражать Христу в жизни. Но может ли человек на самом деле освободиться от греха и подражать Христу? Писание свидетельствует, что все люди не без греха (1Иоан. 1:8) и что они не могут не грешить (Рим. 7:14–24); всеобщий опыт подтверждает это свидетельство. Это правда. Но есть средства, очищающие грехи людей и делающие их беззакония невменяемыми им. He трудно угадать, каковы эти средства, если обратить внимание на причину безгрешности И. Христа, который должен быть для людей путеводителем в их спасении, образцом для их жизни. Почему И. Христос был безгрешен, хотя Он был подобен прочим людям во всем? Потому, что в Нем человеческая природа была соединена с Божеской природой теснейшим образом, так что две соединившиеся природы составили одно лице Богочеловека. Поэтому естественно полагать, что и люди, грешные по природе, могут очищаться от грехов чрез союз с Богом. Бог, как существо святейшее и как источник добра и истины, не может не освящать приближающихся к Нему и вступающих с Ним в нравственное общение, в жизненный союз святой любви; это несомненно. Вопрос только в том, может ли грешный человек приближаться к Богу и вступать с Ним в общение? Если бы не было Христа – примирителя, то для грешного человека не возможен был бы доступ к Богу и общение с Ним. Люди, как грешники, как враги Божии, как проклятые Богом, не могли вступить в союз с Богом без Христа. Но Сын Божий для того и воспринял человеческую природу, Богочеловек для того и страдал и умер, чтобы открыть людям доступ к Богу, примирить и соединить их с Богом. Чрез жертву И. Христа грехи человечества наказаны, Бог умилостивлен, проклятие с людей снято, они примирены с Богом и могут вступать с Ним в общение. В силу жертвы или вообще заслуг И. Христа союз человека с Богом стал возможен, a отсюда стало возможно очищение человека от грехов и его спасение. Сила, соединяющая человека с Богом, образующая союз между ними, есть любовь Божия. Но любовь Божия дается нам только во Христе и чрез Христа; в Нем и чрез Него мы становимся участниками этой любви и благ её, т.е. действительно вступаем в союз с Богом, и Бог вступает в союз с нами. «Так как Бог по своей бесконечной любви сделался во Христе человеком, говорит один богослов, то Христос есть проявившаяся в личности любовь Божия, жертвующая Собою человеку, есть Божество, соединившееся лично с человечеством. Но с другой стороны, насколько Сын Божий, в силу Своего вочеловечения, вступил в совет Божественной любви с действительным человеческим сознанием и волею, как человек по преимуществу, на сколько Он действовал при этом с послушанием Своему Отцу и добровольно перенес все страдания и самую смерть: на столько Он есть жертва любви человека, приносящая Себя лично Богу и соединившая человечество с Богом»⁹⁴ Этот союз Бога и человека, совершившийся в личности Христа, служит первообразом и основанием союза людей с Богом. Тот и другой союз не тождественны между собою, однако они имеют связь и сходство. В Иисусе Христе Божеское и человеческое естество соединились ипостасно, т.е. составили одно лице, и это соединение никогда не может быть расторгнуто. У людей же союз с Богом есть союз нравственный в самом широком значении этого слова. Он состоит в общении не естеств Божеского и человеческого, a в общении жизни того и другого естества; это – союз жизненный. Божество действует на человека проявлениями своей природы и жизни; человек воспринимает это воздействие и деятельно стремится к Богу. Здесь нужно заметить, что этого воздействие не лишен и естественный человек, но только оно находит непреодолимое препятствие для своего проявления в нем в греховности его; так что, напр., естественный человек, ища Бога и желая поклоняться Ему, вместо Творца поклонялся твари, и таким образом удалялся от Бога, вместо того, чтобы приближаться к Нему. В христианине же воздействие Бога на человека есть более глубокое, более внутреннее, проникающее все существо человека, – это то, что называется благодатным действованием Бога в человеке, благодатною силой Божией, благодатною помощью или просто благодатью. Воздействие Бога на естественного человека есть более внешнее, нежели внутреннее; благодать же Божия по отношению к христианину действует преимущественно внутри самого человека, проникая и пересоздавая все существо его. Благодать Божия в христианине действует глубже, разностороннее, сильнее, нежели простое промышление Бога о каждом человеке. Промышлением Бог действует на человека более совне, а благодатное действие состоит в том, что Бог Сам вселяется Своею силою в человека, проникает и освящает его, живет в нем.

Мы сказали, что общение любви между Богом и человеком не есть союз естества Божеского с человеческим, как это есть в лице Иисуса Христа, а есть союз нравственный, духовный. Но, впрочем, есть одно святейшее и величайшее христианское таинство, в котором человек соединяется с Богом существеннее и ближе, нежели как это возможно в союзе нравственном, так что это соединение представляет некоторое подобие союза Бога с человеком в лице Иисуса Христа: мы говорим о таинстве причащения. В нем верующий, вкушая Тело и Кровь Иисуса Христа, причащается естества Богочеловека, соединяется с Ним по естеству. И так как вo Христе естество человеческое неразрывно связано с естеством Божеским, то верующий, причащаясь первого, тем самым причащается и второго, т. е. Бог чрез это таинство не только проникает Своей силой существо причащающегося, но и как бы Сам Своим существом вселяется в него. Впрочем, по причине непостижимости для нас таинства причащения, мы не можем точно обозначить, какого рода союз между Богом и человеком осуществляется чрез это таинство. Но знаем, что на земле человеку не доступно общение с Богом более близкое, чем то, в какое он вступает чрез достойное вкушение Тела и Крови Христа; знаем, что это общение есть святейший по существу, величайший по плодам своим союз между Богом и человеком; знаем, что причащение есть необходимое условие вечного союза человека с Богом, а чрез то и вечной жизни человека. – Но какого бы рода ни был союз между Богом и человеком, несомненно одно, что основание и первообраз этого союза есть ипостасный союз во Христе естеств Божественного и человеческого; потому что союз между Богом и человеком есть союз святой любви, изливающейся от Бога на человека и от человека направляющейся к Богу, а Иисус Христос есть именно отображение любви Божией и вместе с тем первообраз любви человеческой.

Сказавши кратко о самом существе союза Бога с человеком, раскроем теперь, как, при каких условиях осуществляется этот союз, какими средствами он достигается.

Так как союз заключается между двумя сторонами, между Богом и человеком, то и условия для заключения его требуются стой и другой стороны; всякий вообще союз заключается при взаимодействии обеих сторон. Отличительная черта союза между Богом и человеком – та, что он есть союз добровольный, свободный. Совершенное Иисусом Христом спасение людей есть дело Его высочайшей любви, a любовь исключает всякое принуждение или насилие. Поэтому никто не принуждается ко спасению против воли; спасение никому не навязываете против его желания. Нет благодати непреодолимой, которая и нежелающих спастись, но избранных Богом ко спасению, спасла бы, а с другой стороны и желающих спастись, но не предназначенных к спасению, отвергала бы. Поэтому первое условие для усвоения человеком спасительных средств, пользоваться которыми он может в силу заслуг Христовых, первое условие для вступление человека в союз с Богом есть добровольное и искреннее желание его освободиться от рабства греху, приблизиться к Богу, спастись. – Зародиться это желание в грешном человеке может извнутри и совне.

Мы имели случай говорить, что в естественном человеке есть семя добра, а именно: есть сознание своей греховности и сознание того, что добро должно делать, а зло нет, есть, далее, чувство добра и истины, помогающее человеку отличать добро от зла, истину от лжи, и сочувствовать добру и истине, а от зла и лжи отвращаться; есть, наконец, желание освободиться от грехов и положительное стремление к добру и истине, и к источнику их Богу, сопровождающееся соответствующими достигаемой дели усилиями. Таким образом и извнутри самого человека, из глубины его сердца может зародиться желание освободиться от грехов, вступить в ближайшее общение с Богом, спастись. В человеке естественном осталось нечто божественное, что отвлекает его от греха и влечет к горнему, к Богу; в глубине его существа хотя и не внятно, но неумолкно слышится голос Божий, возбуждающий в нем к жизни и деятельности все лучшие задатки его природы. Поэтому апостол Павел, объясняя, почему израильтяне при всех средствах ко спасению не спаслись, а язычники, не искавшие праведности и не имевшие спасительных средств, спаслись, ссылается на слова Моисея к народу: весьма близко к тебе слово сие (слово Божие, заповеди); оно в устах твоих и в сердце твоем, чтобы исполнять его (Втор. 30:14; ср. Рим. 10:8). He забудем, что тот же Апостол и в том же послании называет каждого нечестивого человека не только из иудеев, но и из язычников, безответным пред Богом, неизвинительным, подлежащим ярости и гневу, суду Божию и погибели; потому что и язычники могли и могут знать Бога и о Боге чрез рассматривание мира видимого, и они имеют нравственный закон в своем сердце и совесть, и им известно, что нечестивые подлежат праведному суду Божию и достойны смерти (Рим. 1 и 2 гл.). И так несомненно, что в естественном человеке есть внутренние силы, которые заключают в себе зародыш его восстановления и обращения к Богу, его стремление к божественному и к союзу с Богом.

Но в грешном человеке задатки добра бывают большею частью силами дремлющими, которые нужно возбудить какой-нибудь внешней силой. Естественное стремление его к Богу бывает часто неясным требованием чего-то неизвестного, и оно извращается и ослабляется низшими стремлениями его природы. Голос совести человека иногда умолкает или издает звуки невнятные, подчас фальшивые. Тут нужна помощь Божия, содействие Божие, чтобы возбудить лучшие стороны человеческой природы, чтобы прояснить, усилить и возвысить его смутные стремления к небесному, чтобы направить его на путь добра и истины. Действительно, любящий людей, Бог возбуждает дремлющие добрые силы человека самыми разнообразными способами, – то голосом милосердия, то страхом наказания, «то умиляя и умягчая сердце его различными благодеяниями и радостями, то поражая его скорбями и бедствиями, то пробуждая совесть его особенно знаменательными событиями и встречами, то сотрясая все существо его такими случаями в жизни, которые невольно пробуждают совесть его, отрезвляют разум его, поражают сердце его страхом Божиим, страхом суда и мучения. Ангел Хранитель его, хотя со скорбью и слезами, не перестает следовать за ним и взывать к его совести. возстани спяй, и воскресни от мертвых, и освятит тя Христос. Сам Господь Иисус Христос, по собственному Его обетованию, стоит при дверях сердца его и стучит, чтобы он отверз Ему двери и принял Его в храмину души своей. He встречал ли и каждый из нас, среди греховного самозабвения и мнимого покоя души, таких минут в своей жизни, когда что-то неведомое как бы ударяло в его сердце и совесть, когда какой-то неопределенный страх будущего невольно сжимал его сердце и потрясал его душу?»⁹⁵ Но все эти вещания и призывания Богом грешника не всегда бывают вразумительны для грешника и не всегда обращают его к Богу; потому что он часто и радостные, и печальные события своей жизни приписывает случаю, а упреки совести, сотрясения души, неопределенный страх пред неизвестным будущим, готов приписать своему малодушию, расстроенному воображению и проч. Поэтому требуются часто другого рода вещания, вещания сильные, ясные. Апостол Павел, приведя слова пророка Иоиля, что всякий, кто призовёт имя Господне, спасется (Иоил.2:32), спрашивает: но как призывать Того, в кого не уверовали. Как веровать в Того, о ком не слыхали? Как слышать без проповедующего? И как проповедывать, если не будут посланы? (Рим. 10:13–15). Эти проповедники Слова Божие, призывавшие людей обратиться к Богу, действительно были посылаемы Богом с древнейших времен, – не умолкли они и доселе. Это – древние пророки, в особенности Иисус Христос, затем Его апостолы и все их преемники. К ним апостол Павел применяет слова псалма, что no всей земле прошел голос их, и до пределов вселенной слова их (ст. 18). И так, заключает Апостол, вера (спасающая человека) от слышания, а слышание от Слова Божия (ст. 17). Так Бог употребляет все средства, чтобы возбудить в человеке желание обратиться к Богу и уверовать в Него. Но так как от самого человека зависит – послушаться призвания, или отвергнуть его, так как Бог не может спасти человека без собственного его желания обратиться к Богу, а только может употреблять многоразличные средства для того, чтобы возбудить это желание: то отсюда становится ясным, почему Священное Писание обращение человека к Богу или начало его спасения приписывает то Богу, то человеку. Напр., говорится там: никто не может прийти ко Мне, если не привлечет его Отец, пославший Меня (Ин. 6, 44; сн. ст. 65); без Меня не можете делать ничего (15, 5), говорит И. Христос; Бог производит в вас и хотение и действие, по Своему благоволению (Филипп. 2, 13), говорит апостол Павел. С другой стороны, Иегова говорит устами пророков: обратитесь от всех преступлений своих.... Отвергните от себя все пороки свои…, и сотворите себе новое сердце и новый дух. Обратитесь, и живите! (Иезек.18:30 – 32)⁹⁶ Обратитесь ко Мне, говорит Иегова воинств, и Я обращусь к вам (Захар. 1:3). Сопоставление изречений первого и второго рода приводит нас к убеждению, что обращение человека к Богу совершается при взаимодействии Бога и человека. При этом Бог всегда желает, чтобы всякий грешник обратился к Нему и употребляет для этого многоразличные средства; но из людей, при воздействии на них Бога, один обнаруживают желание обратиться к Богу, а другие нет. Только первые действительно обращаются к Богу. Ни один человек не мог бы обратиться к Богу, если бы Бог не оказывал ему помощи в том или ином виде; а с другой стороны, и помощь Божия не достигает цели по отношению к нежелающему ею воспользоваться. И так, только при согласном взаимном действовании Бога и человека может состояться обращение человека к Богу.

Но вот так или иначе, а человек-грешник почувствовал потребность обратиться к Богу: это уже есть начало покаяния. На ряду с зарождением этой потребности, частью предваряя его, частью сопровождая, и во всяком случае способствуя ему, происходит перемена к лучшему в нравственной и вообще в духовной жизни человека, что составляет самую сущность покаяния. Спрашивается, какое участие принимает любовь Божественная как в обращении человека-грешника к Богу, так и вообще в его раскаянии?⁹⁷

Участие это весьма велико. В деле обращения грешника к Богу имеет большое значение сознание, что Бог всякого кающегося грешника принимает с отверстыми объятиями, не отвращается от него, а напротив, призывает к Себе, не пренебрегает им, не с гневом и негодованием встречает его, а с милостью, любовью, радостью. Это отношение любящего Бога к грешнику прекрасно выражено в евангельской притче о блудном сыне. Этот сын, приведённый к сознанию своей греховности беспомощностью и безысходностью своего положения, не боится идти к отцу, которого жестоко оскорбил своим дурным поведением, – потому не боится, что надеется на его отеческое снисхождение к себе, на его доброе, мягкое, любящее сердце, сердце отеческое. Или лучше сказать, сын и боится и стыдится идти к отцу и не считает себя достойным, чтобы отец принял его, как сына; но и стыд, и страх, и чувство омерзения к себе, – ничто это не может подавить в нем надежды на милосердие отца, ничто не может заглушить возбудившегося в нем неутолимого желания прийти под теплый и приветливый родной кров и вкусить хлеба отеческого. Он не забывает о том, что он достоин быть изгнанным из-под этого крова, потому что сам его покинул; и не только покинул, но и обесславил. Но, с другой стороны, он думает: «сколько наемников кормит отец, неужели же он, ласковый и добрый к ним, откажет в куске хлеба мне, его сыну, гибнущему от голода? Справедливое негодование на меня не позволит ему принять меня, как сына; но нежно-любящее отеческое сердце его не допустит умереть меня с голоду». Надежда на любовь щедрого и милосердого отца побуждает преступного сына возвратиться к отцу и в его доме начать новую жизнь в духовной сытости и благосостоянии. Но если бы отец его не был милосерд и любвеобилен, то сын не имел бы этой спасительной надежды, побоялся бы прийти к нему с повинной головой, мог бы впасть в отчаяние от нестерпимого голода и бедствие и погиб бы в стране, далекой от отчизны. Так любовь Божия спасает раскаивающегося грешника, а без неё самое раскаяние может послужить к погибели его. Она возвращает человека на путь истины, приводит его к Богу, возрождает его от жизни греховной, от жизни в удалении от Бога, и приводит его к жизни святой, к жизни вместе с Богом, к жизни в духовной сытости и изобилии.

Кроме сказанного, мы находим еще другое обстоятельство, которое показывает, что любовь Божия имеет великое значение в деле обращения человека к Богу, в деле его покаяния. Именно, обращение к Богу и раскаяние человека выражают его стремление к усовершенствованию, его желание угодить Богу, быть возможно ближе к Нему. Когда мы совершенствуемся в истине и добре, то мы тем самым уподобляем себя Богу, оживляем и раскрываем в себе то, что есть в нас божественного, сближаемся с Богом по внутреннему своему существу. Но такое стремление к божественному и возращение божественного в своем сердце и в жизни немыслимо без любви к божественному; иными словами, оно не возможно без любви к источнику всего божественного, к Богу; – потому немыслимо и невозможно, что мы желаем только того, мы стремимся только к тому, что любим. В самом деле, неужели мы станем желать того, от чего отвращаемся, или стремиться к тому, что для нас безразлично? Но любовь к божественному и к Богу порождается в нас прежде всего и главнее всего любовью к нам Бога. Бог возлюбил нас прежде, чем мы начали Его любить; Он возлюбил нас. когда мы были еще грешниками, т. е. когда мы не любили божественного, a пренебрегали им. И так, в деле обращения человека к Богу, в его самоусовершенствовании главной действующей силой является любовь Божественная.

Показавши общие основания того, что необходимо содействие любви Божией для обращения грешника к Богу, и что она по самому своему существу ведет раскаявшегося по пути истины и добра от совершенства к совершенству, мы теперь подробнее раскроем эти основание, – укажем, какими способами любовь Божия ведет человека по пути его усовершенствования, воссоединяет его с Богом и спасает.

Чтобы грешный человек мог заменить свою старую жизнь новой, для этого, кроме его доброй воли и собственных усилий, нужно постороннее содействие. Человек желает не делать зла, а делать добро; но при своей испорченности, от которой невозможно же освободиться сразу, он не всегда отличит злое от доброго: для безошибочного различения зла от добра требуется особенная чуткость к добру, которая приобретается только долговременным упражнением в добре. Но если трудно отличить доброе от дурного в частном случае, то еще труднее угадать и верно определить вообще путь, по которому человек должен идти к добру, к Богу; особенно это трудно для человека, который доселе шел путем зла. И так нужны правила, нужно руководство, которые бы человеку, ищущему путь добра, указали, где этот пут, как по нем должно идти, что делать и чего не делать, и к какой цели стремиться. Точно так же, чтобы заменить свои старые ложные воззрения новыми, истинными, нужно выработать, нужно приобрести эти последние. Но может ли сделать это человек одними собственными усилиями и трудами, – человек, притом, не привыкший к этим трудам, почти совсем не искавший истины, возросший в предрассудках и заблуждениях? Что значат здесь единоличные труды человека, как-бы он ни был проницателен, талантлив, энергичен, когда и мудрецам всех веков, и народам всех стран и времен было не под силу разрешение задачи о том, что есть истина? Таким образом и здесь нужна внешняя помощь, нужны указания, нужны учители.

Где же человек может найти руководство и руководителей для нравственной жизни? В народных обычаях? Но в них к правде и чистой нравственности примешаны предрассудки и людская неправда; в них много несовершенства, в них есть много такого, что не имеет никакого нравственного значения, или даже противно строгой нравственности, но они удерживается привязанностью к старине. привычкою, требованиями приличия, или патриотизма. – В законах гражданских? Но они больше говорят о том, чего не должно делать, нежели о том, что должно делать; они слишком формальны, и потому н бездушны; они рассматривают больше внешнюю деятельность человека, проявления его воли, и внутренней, сердечной жизни они почти не касаются; между тем во внутренней-то жизни сердца именно н заключается вся сущность его нравственности, ибо внешние действия человека суть обнаружение его внутренней жизнедеятельности. Поэтому, чтобы сделать их чистыми, нужно сначала очистить источник их – сердце, подобно тому, как стоит лишь очистить грязный водный источник, чтобы вода в ручье сама собой сделалась чистой, если же будем очищать воду в ручье, не очистивши её в источнике, то понапрасну будем трудиться. Законы наказывают именно внешние проявления злой, уже испорченной воли, но они не могут ни предусмотреть, ни предотвратить зарождения зла и злого направления в сердце человека. Оттого они бессильны искоренить зло в его основании и зародыше; оттого в них нельзя найти указаний на то, как сделаться чистым и праведным. Далее, законы раскрывают область права или справедливости; но эта область составляет только часть целой великой области нравственности, а потому они односторонни и не представляют полного руководства для нравственности. Наконец законы, как выражение национальной исторической жизни народа и как создание частных людей этого народа, заключают в себе те же недостатки, что и обычаи; они суть законы изменчивые и несовершенные не только в частностях, но и в общих принципах. Или, может быть, человек вздумает изучать нравственно-гражданские кодексы многих наиболее развитых народов, с целью извлечь из каждого наилучшее и из этих перлов составить себе руководство для нравственности? Но не говоря уже о том, что, вероятно, смерть пришла бы к нему прежде, чем бы он успел закончить свое учение и достигнуть результата, он потерял бы голову н хаосе противоречий и несообразностей, представляемых различными нравственными кодексами. – Где же выход из такого затруднительного положения? Где истинные и полные правила нравственности? Кто истинные учители её? Эти правила заключаются в Божественном Слове. Эти учители суть провозвестники Божеского Слова, в особенности Иисус Христос и Его апостолы, а затем и все подражатели Иисусу Христу в жизни и учении. Божеское слово свободно от всех недостатков, свойственных слову человеческому. При том оно для той цели и дано людям, чтобы научить их быть святыми и прийти к Богу, и, как слово Божеское, оно вполне достаточно для достижения этой цели. Главный провозвестник его сказал о Себе: Я есмъ путь, истина и жизнь; никто не приходит к Отцу, как только чрез Меня (Иоан 14:6).

Далее, где человек, обращающийся к Богу и недовольный своим прежним миросозерцанием, найдет истинные познания о мире, о человеке, о Боге, о загробной жизни? В системах естествоиспытателей? Но они не занимаются, да и не могут заниматься вопросами о бытии сверхчувственном; следовательно, из них мало можно узнать о Боге, о загробной жизни, о начале и конце мира. В системах философских? Но хотя они и исследуют вопросы о бытии сверхчувственном, как и о бытии чувственном, однако ни одна из них не решила этих вопросов окончательно и вполне удовлетворительно; и как ни прекрасны, ни возвышенны некоторые из них, но ни в одной из них нет всецелой истины, а каждая страдает односторонностью, неполнотой и другими недостатками. Поэтому нет надежды на обладание полной истиной тому, кто вздумал бы наилучшую из философских систем положить в основу своего миросозерцание. A если бы он предпринял выбрать из лучших систем наилучшее, то и совсем не мог бы создать целостного и истинного миросозерцания, как и доказал это опыт философской мысли. Или, может быть, ищущему истины следует обратиться к религиозным системам различных народов – древних и новых? Но если есть не мало противного здравому смыслу и нелепого в философии, то еще более баснословия, лжи и суеверия в так называемых натуральных религиях. И так нет полной и совершенной истины в учениях человеческих. – Но она есть в Слове Божием. Мы можем научиться ей от Того, Который сказал о Себе: Я на то родился, и на то пришёл в мир, чтобы свидетельствовать о истине; всякий, кто от истины, послушает гласа Моего (Ин. 18:37). По учению Евангелиста, Он есть свет истинный, который просвещает всякого человека, приходящего в мир (Ин. 1:9), Который во тьме светит, и тьма не объяла Его (ст. 1, 5; сн. 12, 46). Слово Божие не только содержит в себе все истины богопознания, необходимые человеку, без всякой примеси лжи и других недостатков, но и излагает их так просто, что они доступны разуму даже и простых людей.

Возникает, однако, вопрос, каким образом человек, обращающийся к Богу, может убедиться, что то, что известно под именем Слова Божия, действительно есть слово Божие, a не слово человеческое? Как он может убедиться в этом, когда каждое религиозное учение свидетельствует о себе, что оно только и есть истинное, Божественное учение, a о прочих религиях утверждает, что они ложны? Правда, христианское учение стоит неизмеримо выше прочих религий и само в себе заключает столь очевидные доказательства своей истинности и божественности, что непредвзятый разум может убедиться как в превосходстве его пред прочими учениями, философскими и религиозными, так и в божественности его происхождения. Но ведь это возможно только для человека развитого и образованного; да и он может дойти до такого убеждения разве только после долговременных трудов и исследований; да и всегда ли его изыскания приведут его к этому счастливому убеждению? По свидетельству апостола Павла, мир своею мудростию не познал Бога, и для эллинов, ищущих мудрости, проповедь о Христе распятом есть безумие (1Кор. 1:21–23). Между тем, кроме повествования о крестной смерти И. Христа, в Слове Божием есть много и других истин непостижимых и потому недоступных для естественного разума; такова, напр., тайна воплощения Бога от Девы Марии, такова тайна спасения людей жертвою Христа и проч. Таким образом человеку исследованиями только собственного разума не легко и не всегда возможно убедиться, что Св. Писание есть слово Самого Бога, и что все содержание его есть совершенная истина. Чтобы действительно приобрести это убеждение, нужна вера в то, что Откровение есть слово Самого Бога, и что в нем только заключается истина совершенная. Но откуда и как может зародиться вера в человеке? Вера от слышания, а слышание от слова Божия, говорит апостол Павел (Рим. 10:17). И так вера в божественное происхождение и божественное достоинство Слова Божия почерпается из самого же Слова Божия. Действительно, в Слове Божием есть какая-то необыкновенная сила, которая невольно увлекает слушателя его, невольно внушает доверие к себе и зарождает в человеке веру в его божественность и истинность. Об И. Христе Евангелист говорит, что Он учил со властью. Эта чудесная божественная властительность покоряла и покоряет сердца; она увлекала за Иисусом толпы народа, который слушал Его речи по целым дням, забывая голод и жажду, покидая домашние занятие. И нельзя сказать, чтобы этот невежественный народ много понимал в речах Спасителя; но какая-то неведомая сила, заключавшаяся в слове Божественного Учителя, увлекала даже и не понимавших Его. Конечно эта сила заключается вообще в характере, в содержании, в духе Слова Божия, как слова именно Божественного; она проникает и оживляет все это слово, подобно тому, как огонь в раскаленном железе проницает и раскаляет каждую частицу его. Поэтому трудно сказать, в чем, собственно, заключается покоряющая сердца сила Слова Божия. Впрочем, мы можем указать некоторые выдающиеся стороны этой силы. Это, прежде всего, властительность, о которой мы уже сказали. Она главным образом заключается в том, что И. Христос, и пророки, и апостолы, говорили с полной силой убеждения в истине своих слов, без всякого колебания или нерешительности, с сознанием, что их речь внушена Самим Богом, есть речь Самого Бога.

Но увлекающая сила Слова Божия еще более заключается в том, что оно есть слово благовестие, слово Бога, любящего людей, слово Отца, пекущегося о благе своих детей, слово о спасении людей любовью Отца, Сына и Св. Духа, слово Любви Высочайшей о любви. Даже и грозные речи пророков проникнуты этою высшею любовью, выражающеюся там в виде ревности, в виде негодования на беззаконие, иногда в виде печали о погибели нечестивых, сожаления о том, что они не понимают, не видят, что служит к их благу, и в ослеплении сами идут на погибель. Эта любовь, проявляющаяся в грозных обличительных речах древних пророков в виде пламенной ревности, сообщает им тон священной величавости и какую-то огненную, сокрушающую всякие препятствия и всеувлекающую, силу. Но с особенной силой любовь проявляется в слове И. Христа и Его апостолов, – и проявляется уже не как сокрушительная ревность, но как нежная попечительность, как благодеющая милость, как благословенный мир, как духовная радость и веселие, как благовестие о беспредельной любви Бога к людям, как благовестие о прощении силою этой любви грехов людям, о примирении Бога с людьми, о спасении людей этою любовью. Евангелие есть слово любящего и милосердого Бога о любви Его к людям, – есть слово Отца, обращенное к нежно-любимым детям. Такая любвеобильность, проникающая все речи И. Христа и апостолов, сообщает этим речам ту утешительность и сладость, которые приковывают внимание, увлекают и наполняют сердце радостью. Нам кажется, что ничто так не располагает верить в истинность и Божественность слова Христа и апостолов, как неисчерпаемое богатство, материнская нежность, идеальная чистота и святость, божественная возвышенность и светозарность любви, которую проповедует и о которой тысячекратно повествует это слово. В самом деле, Новозаветное Откровение представляет многочисленные образцы и доказательства беспредельной любви Бога к нам – людям; кроме того, все содержание и дух Откровения показывают до очевидности, что какая-то необычайная, Божественная любовь одушевляла провозвестников его. Таким образом в Откровении со всей силой обнаруживается любовь к людям и Первовиновника Его, т. е. Бога, и провозвестников Его. Но кто нас любит, тому мы охотно верим и не сомневаемся в истинности его слов даже в том случае, когда они кажутся нам не совсем понятными. Если он говорит о своем намерении помочь нам и указывает средства, какими он предполагает этого достигнуть, то мы верим в искренность его намерения и в успех дела, хотя бы предположенные средства казались нам или недостаточными и малопригодными, или для нас неудобными и тяжелыми. Кратко сказать, любовь к нам Бога зарождает и в нас любовь к Нему, а вместе с тем и доверие: любовь всегда доверчива. Наоборот, мы склонны, даже без особенного повода, подозрительно относиться к словам и действиям человека, нелюбящего нас и нелюбимого нами. И так, мы утверждаем, что в самом духе Слова Божия заключается Божественная сила, которая неуловимо и могущественно действует на обращающихся к Богу и слушающих Его слово, располагает и привлекает их к Себе и зарождает в них веру в его истинность и Божественное достоинство.

Но хотя в самом Слове Божием заключается необычайная благодатная сила, хотя Слово Божие живо и действенно, и острее всякого меча обоюду острого; хотя оно проникает до разделения души и духа, составов и мозгов, и судить чувствования, и помышления сердечные (Евр. 4:12); но все-таки одно его воздействие на человека не всегда может оказаться столь могущественным, чтобы в каждом слушателе зародить веру в его Божественное достоинство. Поэтому мы допускаем, что кроме внешней евангельской проповеди на зарождение веры в сердце человека влияет внутреннее, неосязаемое воздействие Бога на человека, известное под именем предваряющей благодати. Выше мы указали некоторые из проявлений благодати. Она иногда зарождает в человеке самую мысль о его греховности, самое желание освободиться от грехов и начать новую жизнь; она является содействующей силой при совершении дела покаяния; она зарождает потребность искать высшей, Божественной помощи, потребность обратиться и приблизиться к Богу; она незримо указывает и средства для этого, и самый путь к Богу; oнa же располагает таким или иным образом к слушанию Слова Божия, способствует его усвоению и пониманию и, вместе с силою Слова Божия, производит в человеке веру.

Когда явилась вера, что Слово Божие есть действительно слово Божие, то найден путь к Богу, к добру и истине, к спасению и вечной блаженной жизни. Но недостаточно найти правый путь, а нужно идти по нему; недостаточно идти, а нужно идти по нему прямо, не уклоняясь в стороны; недостаточно и этого: нужно не только идти по избранному пути прямо. но и дойти до конца его, совершить путь. Каким образом может сделать это человек хотя и обратившийся к Богу, и желающий служить Ему, и знающий Его волю из Откровения, и раскаявшийся в своих грехах, и жаждущий добра и истины, но все-таки слабый в силах, проникнутый врожденной греховностию, настроенный и расположенный ко греху долговременной привычкой, обольщаемый наружной привлекательностью греха, увлекаемый дурными людьми, искушаемый диаволом? Правда, он избрал путь добра добровольно и излюбленно, он с радостью пойдет по нему; но ведь этот путь тяжел, труден; идущий по нему встречается с сомнениями, с горем, с вражескими нападениями; здесь нужны терпение, привычка, силы, искусство, мужество, постоянство. Но кого станет на все это? Кто устоит до конца в страшной борьбе, которая идет на земле между добром и злом, между поклонниками Бога и приверженцами сатаны, между истиной и ложью, между Богом и диаволом? Под силу ли это человеку испорченному, зараженному и истощенному грехом? Может ли он выдержать мучительное и тяжкое состояние борьбы добра против зла, когда эта борьба непрерывно идет и внутри его, и около него. Какие усилия, какая настойчивость, какое самоотвержение требуются для того, чтобы подавить в себе могущественную силу зла! Грех так глубоко укоренился в человеке, так сильно проник все соки его природы, так крепко сжился с ним с самого его рождения, что, вырывая его, человек как бы терзает самого себя, как бы вырывает части своего тела. И сколько бы он ни вырывал из себя грехов, он все-таки никогда не очистил бы себя от них окончательно. A сколько затем нужно еще мучительной борьбы и с самим собой, и с людьми, и с обстоятельствами жизни, и с диаволом, чтобы крупицы добра возрастить, умножить, усовершить, дабы наконец дать решительную победу добру над злом! Кто же может спастись? Человекам это не возможно, Богу же все возможно (Мф. 19:25, 26). И так неужели в деле спасения человека ничего не значит его собственная самодеятельность? Нет, она имеет значение, и без неё спасение невозможно, но одна она спасти не может, человек не может спастись одними собственными усилиями. Это очень ясно показывает случай, по которому сказаны упомянутые слова. Юноша исполнил заповеди от юности своей и на вопрос: чего еще недостает ему? получил от Иисуса ответ, что если он хочет быть совершенным, то пусть раздаст имение свое и пусть следует за Ним (ст. 18 – 21). Правда, это желание и искание совершенства было в юноше не на столько сильно, чтобы оно могло побороть его корыстолюбие (ст. 22); но все-таки великое значение добродетельной жизни юноши видно уже из того, что Иисус призывает его к высшему совершенству, приглашает быть Своим учеником и последователем; следовательно, находит его в некоторой мере готовым к этому великому званию и отчасти достойным его Действительно, юноша желал получить жизнь вечную и в некоторой мере старался заслужить ее исполнением заповедей; но чтобы это желание осуществить во всей силе, чтобы действительно войти в жизнь вечную, он должен был жить с Богом и для Бога, должен был оставить все и следовать за Иисусом, с целью пользоваться от Него Божественною помощью для спасения. И так сам по себе человек не может дойти до совершенства, но своими добродетелями он пролагает себе путь к совершенству и может действительно достигнуть его, если только не откажется от Божественной помощи, если он, призываемый, пойдет в след Господа. – Это еще более разъясняется последующею речью Спасителя. На вопрос апостола Петра, что будет ему (и его собратиям) за то, что они оставили все и последовали за Ним, И. Христос указал великую награду, которую они получат в царстве небесном, и прибавил, что и всякий, кто оставит имущество или родных ради Его имени, получит во сто крат и наследуете жизнь вечную (ст. 27–29). Итак самоотвержение, самодеятельность в добре имеют великое значение, если они совершаются ради Бога. В таком случае Сам Бог ведет человека Своею помощью к совершенству. Апостолы оставили все и пошли за И. Христом, – это была их заслуга; личной заслугой их было и то, что они по своей жизни достойны были звания и не отказались от Него: но к совершенству вел их Сам Бог Своею всесильною благодатью и помощью, сначала чрез И. Христа, а потом чрез Св. Духа. Но, конечно, и после призвания, и при содействии Божием не не нужны были их собственные усилия к деланию добра. Иуду не спасли ни призвание, ни Божественное содействие, потому что сам он не подавлял в себе, но питал корыстолюбие. Вообще, благодать не подавляет естественных сил человека и не устраняет самодеятельность человека, по она возбуждает их, направляет на правый путь, укрепляет, поддерживает и развивает. Она ведет человека к совершенству чрез него же самого. Она действует в нем, чрез него, при содействии его, а не вне его, и не без него, и не вопреки ему.

Вообще для спасения человека, после его обращения к Богу, требуется жизнь в Боге, вместе с Богом и для Бога. A для этого со стороны человека, кроме сознания невозможности спастись самому, без помощи Божией, требуется вера, что только в одном Лице заключается спасение его, как и прочих людей, в Иисусе Христе, – требуется вера в Иисуса Христа, как Искупителя и Спасителя. Эта вера есть как бы часть той веры в божественное происхождение и достоинство Слова Божия, о которой мы говорили выше. Кто твердо верит Слову Божию, как именно Слову Божию, тот не может не верить и в то, что Иисус Христос есть Спаситель людей. Имея веру в искупительное значение жертвы Иисуса Христа, он верит и тому, что предлагаемые ему, в силу заслуг Христа, благодатные средства действительно могут спасти его, если он будет воспринимать их достойно. И так, со стороны человека требуются вера в Божественное происхождение Слова Божия, вера во Христа, как Искупителя и Спасителя людей, вера, что предлагаемые ему благодатные средства имеют действительное спасающее значение в силу жертвы Иисуса Христа, – требуется добровольное принятие этих средств и достойная христианина жизнь. Принятие этих благодатных средств с верою в то, что они спасают человека, верующего в их спасительную силу, совершенно необходимо для спасения человека; иначе сколько бы он ни употреблял усилий усовершиться и спастись, он не освободится от греха, не соединится с Богом, не будет участником принесенной за него Христом жертвы, а потому не воспользуется и плодами её, не получит вечной блаженной жизни, прославления и вечного соединения с Богом, каковую награду получил Иисус Христос, как человек. Апостолы, эти первые и лучшие христиане, хотя обратились ко Христу и все оставили ради Него, хотя постоянно с Ним жили, хотя слышали слово Божие из уст Самого Бога воплотившегося и видели жизнь Его и хотя они чрез это сделались чистыми (Ин. 13:10; 15:3), – несмотря на это не спаслись бы, если бы остались только с этой чистотой, которая была, если можно выразиться, непрочной, несовершенной, более внешней, нежели внутренней. При первом же тяжком испытании апостол Петр отрекся от своего Учителя, Которого он уже давно признал Богом. Это оттого, что хотя воздействие на них Богочеловека было постоянное и могущественное, хотя это было воздействие не человеческое, а Божественное; но оно было внешним по отношению к ним: оно приникало внутрь их, но исходило отвне; они были окружены благодатью более совне, нежели имели ее внутри; они имели Бога подле себя и пред лицом своим, но они не сделались еще храмом живущего в них Бога. Это ясно видно из слов Иисуса Христа, обращенных к апостолам: вы знаете Его (Духа истины), ибо Он с вами пребывает, и в вас будет (Ин. 14:17). И так при жизни Иисуса Христа Дух Святый, т. е. Бог, был только с ними, но не в них. В них же Он вселился в день Пятидесятницы, когда сошел на них в виде огненных языков. Тогда, и только тогда, природа их очистилась от греха не совне, не поверхностно, не временно; но очищена была в глубочайшей её сущности, воссоздана, и притом навсегда. Вот почему апостолы, при жизни Христа часто не понимавшие Его учения и не свободные от малодушия и привязанности к земному, после сошествия на них Святого Духа делаются мудрыми истолкователями Евангелия, неутомимыми и бесстрашными проповедниками его, мучениками за него, становятся и сами святыми и других освящают и спасают. Точно также и каждому человеку, желающему спастись, не довольно обратиться к Богу, уверовать в Его Слово, верить, что Христос, Спаситель человеков, может спасти и его лично, – не довольно, так сказать, иметь Бога и Его помощь пред лицом своим: все это необходимо для спасения, но все это составляет только подготовительные средства ко спасению, это, так сказать, зародыш, начало спасения. Чтобы спасение действительно совершилось, для этого нужно, чтобы Сам Бог вошел в человека, вселился в него, и Своим присутствием, Своею благодатью воссоздал все существо его, очистил его от всех грехов его, освятил его, и чрез это сделал его способным к вечной блаженной жизни, к вечной славе, к еще более тесному сближению с Богом, нежели какое доступно человеку в настоящей жизни при посредстве благодати.

Каковы же те средства, чрез принятие которых человек получает в себя благодать воссоздающую его, освящающую и спасающую, чрез которые он становится жилищем Бога, облекается во Христа, становится благодатным Сыном Божиим, участником вечной жизни, славы и блаженства в ближайшем общении с Богом? Эти средства суть христианские таинства, совершаемые в Церкви над членами Церкви. Чрез них подаются самые разнообразные дары благодати принимающим их с верою. Кстати сказать, в этом щедром раздаянии благ благодати мы находим яснейшее и поразительное выражение любви Божией, которая изобильно и с преизбытком сообщает от полноты своих благ тем, которые желают принять их. Мы видели, как щедро любовь Божия расточала бесчисленные блага в мире физическом. Столь же разнообразны дары её миру духовному, столь же неисчислимы её действия и проявления, собственно, в духовной жизни существ разумно-свободных. Но дары благодати выше благ физического мира, – и по внутренней сущности своей, так как они духовны, – и по величию производимых ими плодов, так как они имеют значение не только для временной, но и для вечной жизни, – и по непостижимому богатству и величию проявляющейся в них любви Божией, так как они суть дары незаслуженные теми, которые ими пользуются. В таинствах одинаково изумляют нас и неисчерпаемая полнота любви Божией, и разнообразие подаваемых ею даров, проникающих собою всю духовную жизнь человека, во всех её разнообразных проявлениях, со всеми её нуждами и требованиями, – изумляют и относительное недостоинство участвующих в этих дарах, и неописанная широта значения этих даров для пользующихся ими. Побуждаемый любовью к человеку, Бог в таинствах, так сказать, нисходит до человека, чтобы возвысить его до общения с Собою и обожить. Источник таинств есть неистощимая в силе и полноте и недосягаемая в высоте любовь Божие; дель их – дарование людям благ любви Божией, приносящей счастье во временной, блаженство в вечной жизни; плод их – освобождение человека от жизни во грехе и во вражде против Бога или, лучше сказать, от смерти, и воссоздание его для жизни в святом союзе любви с Богом, – умерщвление в человеке злобы и возрождение и укрепление в нем чистой любви к Богу и Божественному. Благодатные силы, сообщаемые верующему посредством таинств, суть дары милосердого, любящего Бога. Эти дары изливаются от Бoгa не ради заслуг человека, но вследствие искупительных заслуг Иисуса Христа; и изливаются они тем обильнее, чем восприимчивее к ним душа верующего, чем более она проникается сознанием, что они необходимы для спасения и жизни, чем более она достойна их.

Этими общими замечаниями о таинствах в их отношении к любви Божией мы и могли бы удовольствоваться. Но так как в каждом таинстве сообщается верующему особая благодать; так как в одном таинстве подается такого рода помощь, а в другом – иная; так как одно таинство удовлетворяет такие нужды и потребности духовной жизни и приносит такие плоды, а другое – иные; так как, кроме общей всем таинствам цели, каждое из них имеет еще свою особенную цель, и общей цели каждое из них достигает своим особенным способом; так как в одном таинстве проявляется одна сторона любви Божественной, а в другом – другая: то мы должны, хотя вкратце, сказать о каждом из таинств. При этом мы будем рассматривать их преимущественно с той стороны, с которой они являются источниками духовной жизни человека – временной и вечной. Мы потому обратим преимущественное внимание именно на эту сторону, что в ней особенно легко и ясно усматривается светлый лик любви Божественной, как силы всеоживляющей.

Начнем с крещения, которое совершается над верующим прежде прочих таинств. В подготовлении к этому таинству мы замечаем взаимодействие Божественной помощи и самодеятельности человека. Таким или иным способом Бог возбудил к жизни дремавшую в грешнике силу добра. Явилось раскаяние с сокрушением о прежней жизни и с желанием начать новую, a затем и искание путей к этой жизни. Чрез слышание Слова Божия или иным каким образом, избранным попечительною любовью Божией, найдены эти пути. У грешника является вера в евангельское учение о новой жизни в Боге, о спасении грешников, об искупительном значении жертвы И. Христа, о возможности и ему лично освободиться от прежней жизни и начать новую жизнь во Христе и со Христом; эта вера возбуждает готовность принять благодатную помощь Божию. Все эго составляет предварение крещения; эго, так сказать, крещение покаяния. И как чрез крещение Иоанново, названное крещением покаяния, иудеи были подготовляемы к принятию Спасителя: так и каждый человек указанным духовным процессом подготовляется к принятию в себя Христа, к духовному союзу с Ним в таинстве крещения. Приготовившись к крещению, человек посредством этого таинства умирает для прежней греховной жизни в отчуждении от Бога и возрождается для новой и святой жизни в союзе с Богом. Он очищается от грехов, и они уже ему не вменяются Богом, так что проклятие за грех с него снимается; а вместе с тем он освобождается от власти диавола, как непреодолимой силы, освобождается от состояния вечной смерти и тления. Это и значит то, что он, по выражению Писание, перестаёт быть ветхим человеком. Это – плоды крещения с отрицательной стороны. Эта сторона выражается и в обряде. Пред крещением, во время молитв об оглашенных, имеющий креститься отрекается сатаны, и всех дел его, и всех ангел его, и всего служения его, и всея гордыни его. Это отречение означает его добровольное желание и твердую решимость отстать от прежней греховной жизни. Это то, что он может дать со своей стороны и без чего он не может креститься. Но желать и решиться покинуть старую жизнь – не значит еще оставить ее на самом деле. Действительное освобождение от греха и диавола дается в самом крещении благодатно Богом. – В связи с отрицательной стороной, в крещении есть и положительная сторона. Между тем как отрицательную сторону в плодах крещения можно обозначить именем очищения, положительную сторону удобно назвать освящением. Очищение относится к старой жизни человека, освящение – к новой; освящение предполагает очищение и заключает его в себе, как свою часть; освятиться – это то же, что вступить в общение с Богом.⁹⁸ Освободившись от греха и от гнева Божия за него, а также и от власти диавола, которую последний имеет только над грешником, человек уже не встречает препятствия к союзу с Богом и для новой в Нем жизни. Осуществление этого союза и связанное с ним начало новой святой жизни – это и есть положительный плод крещения. Чрез крещение человек возрождается для новой жизни, становится новым творением Божиим, т.е. получает от Бога благодатную силу находиться в неразрывном союзе любви с Богом, вести такую святую жизнь, какою он не мог жить до крещения. Указание на этот положительный плод крещения мы также находим в самом обряде. Пред крещением крещаемый троекратно объявляет, что он сочетавается Христу, и затем троекратно говорит, что он сочетался Христу. Это означает с его стороны желание, готовность и решимость соединиться со Христом. Бог Своею благодатью, подаваемою чрез крещение. осуществляет это желание в действительности. – Впрочем мы различаем отрицательную и положительную сторону в крещении для ясности; в сущности же в этом таинстве действует одна нераздельная любовь Божия. Она заглаждает виновность греха и устраняет порожденную им вражду человека против Бога и гнев Бога на человека; создавши человека, она же и воссоздаёт его; имея целью соединить человека с Богом, она, посредством сообщаемой человеку благодати, возбуждает и осуществляет стремление человека к соединению с Богом; она побуждает Бога вступить в общение с человеком и чрез то самое и человека делает способным к этому общению; любовь Божия, так сказать, идет на встречу человеку и самым этим шествием заставляет человека идти на встречу себе. Где цель деятельности есть святой союз души с душой, или души с Богом, там главнейшим деятелем является любовь. – Этим нашим воззрением на любовь Божию, как силу возрождающую крещаемых, устраняется хотя и правильный, но поверхностный и односторонний взгляд лютеран⁹⁹, будто возрождающая крещаемого сила заключается в Слове Божием. Мы не отрицаем того, что Слово Божие, живое и действенное, возрождает людей для новой жизни; но вместе с тем мы утверждаем, что в самом Слове Божием действующей силой является любовь Божия. Слово есть орудие её, от неё оно зарождается, ею оно проникается и одушевляется. Венец Слова Божия – Евангелие, а оно есть воплощение любви.

Но если любовь Божия излилась в сердце верующего тогда, когда оп только что согласился быть сыном Божиим; то мыслимое ли дело, чтобы она оставила его без своего попечения, помощи, благодати после того, как он действительно сделался сыном Божиим? Особенно мыслимо ли это в виду того, что крещенный и после своего нового рождения не перестал нуждаться в новых и новых дарах благодати? В самом деле, в крещении положено только начало новой жизни, но нужно еще устоять в этой жизни до конца, что представляет большие трудности для человека. Человек и после крещения живет в этом мире, а мир, по Писанию, весь во зле лежит; следовательно человек вращается среди зла и злых. Кроме того и первовиновник всякого зла в мире хотя и не имеет непреодолимой власти над крещаемым, однако имеет к нему доступ, может отвлекать его от доброй жизни, от Бога и Его благодати и постепенно может сделать его своим узником, каким он был до крещения. Коренное же зло заключается внутри самого человека, – разумеем греховность его природы или возможность и даже наклонность его грешить и после возрождения. Крещение очищает его от греха, как факта, и заглаждает его виновность пред Богом, так что он становится оправданным пред Богом и святым; но оно не искореняет наклонности его снова грешить. Действительно, крестившиеся опять грешат (1Иоан. 1:8), о чем свидетельствует и опыт. Поэтому, кроме крещения, необходимы другие благодатные действия Божии, чтобы частью удерживать и укреплять человека на пути добра и в союзе с Богом, в который он вступил чрез крещение, частью опять очищать его от грехов, которые он совершил добровольно или невольно. Действительно, есть три таинства, которые отчасти пополняют, отчасти продолжают действие крещения. Это суть миропомазание, покаяние, елеосвящение.

В миропомазании крестившемуся подается благодать, которая укрепляет его в новой жизни и способствует правильному и успешному росту и процветанию этой жизни. Совершение миропомазания вслед за крещением ясно показывает, как сильно человек нуждается в благодати Божией, чтобы мог он пребывать, утверждаться и совершенствоваться в жизни, начало которой положено крещением; чтобы он мог бороться против греховности и диавола и ослаблять силу первой, злое влияние последнего; чтобы любовь в нем к добру и истине умножалась и общение с Богом становилось теснее, крепче, нерасторжимее. Однако, не смотря на разнообразные дары благодати, воспринятые человеком в миропомазании и пребывающие в нем во всю жизнь, сила врожденной греховности, хитрая злоба духов тьмы и владычество зла в мире столь сильно теснят и давят росток новой святой жизни христианина, что последний грешит многократно, постоянно. Нужно поэтому средство, которое бы очищало его от грехов и его, удалившего её чрез них от Бога, опять воссоединяло с Ним. Это средство есть таинство покаяния. В этом таинстве силою благодати Божией кающемуся прощаются все его грехи. Но так как он очищается только от тех грехов, которые были сделаны до совершения над ним таинства, а между тем он может грешить и после этого таинства; то поэтому оно повторяется, – повторяется столько раз, сколько раз христианин пожелает очистить свою совесть от грехов. Таинство покаяния – это в своем роде повторяющееся крещение. Различие между этими таинствами в том, что крещение очищает от грехов, примиряет с Богом и дает новую жизнь такому человеку, который никогда не имел этой жизни, никогда не был очищен от грехов и прощен за них Богом и потому никогда не был в союзе с Богом: таинство же покаяния очищает от грехов сделанных человеком уже по возрождении, обновляет в нем жизнь, уже полученную в крещении, восстановляет союз его с Богом, уже заключенный в крещении и только временно нарушенный грехом. Заметим, что позволение повторять таинство покаяния и даже положительное требование, как можно чаще прибегать к его врачебной силе, ясно показывает величайшее снисхождение, неизмеримое милосердие, непобедимое долготерпение и неистощимую полноту любви Божией к грешнику. Повелевши нам прощать наших братьев до седмижды семидесяти раз (Мф. 18:22), Бог Сам не только никаким числом не ограничивает действий Своей всепрощающей любви; но голосом Церкви даже призывает и умоляет чаще и чаще получать от Него дар прощающей благодати в таинстве покаяния, и не только никогда не отказывается простить кающегося грешника, но и радуется тому, что он ищет этого прощения. На небесах более радости будет об одном грешнике кающемся, нежели о девяноста девяти праведниках, неимеющих нужды в покаянии (Лук. 15:7). Человека, обратившегося к Богу и осыпанного Им благодатными дарами в крещении и миропомазании, a потом отторгшегося от Бога и Его благодати, Бог наказывает ли, погубляет ли за неблагодарность, за оскорбление святыни, за измену себе и Богу? Да, иногда наказывает, но всегда при этом имеет цель не погубить его, а напротив, направить его волю к принятию других даров благодати и чрез это спасти. Таким образом, по мере того, как грех увеличивается, и любовь Божия проявляется разнообразней, сильней, напряженней, – проявляется и в попечительности об обращении грешника, и в снисхождении к его виновности, и в сообщении ему новых и новых даров благодати. Когда умножился грех, стала преизобиловать благодать (Рим. 5:20). Необъятна и чудесна сила любви Божией к людям, проявляющаяся ради заслуг И. Христа!

В таинстве покаяния христианин исцеляется от недугов духовных. Но на земле духовная жизнь человека находится в зависимости от жизни телесной. Вместе с духовным здоровьем и часто ради него требуется и телесное здоровье. Поэтому иногда нужно сначала исцелить телесный недуг, чтобы затем открыть возможность исцелить и духовную болезнь: иногда больной не может исповедать своих грехов именно вследствие тяжести своего телесного недуга. Во всяком случае милосердый и любвеобильный Бог, облегчая христианина от тяжести греха, не может не заботиться о том, чтобы по возможности облегчить и его телесные страдания. Так Он поступал, когда, живя на земле во плоти, Он исцелял больных и вместе с тем прощал их грехи (Мф. 9:2–7). Вообще любовь Божественная, как источник жизни, не может не поддерживать жизни, будет ли то жизнь духовная, или телесная. Вот почему, как бы в дополнение к таинству покаяния, установлено еще таинство елеосвящение, чрез которое подается болящему или временное облегчения от болезни, или совершенное исцеление от неё, a вместе с тем и исцеление от тех грехов, в которых он не мог или не успел покаяться.

В четырех рассмотренных нами таинствах подаются благодатные силы для возрождения в новую жизнь, для утверждения в ней и возвращения к ней отторгшихся от неё. Но жизнь не может продолжаться и развиваться без пищи и питья. Как телесная жизнь поддерживается телесной пищей, так и духовная жизнь нуждается в соответственной ей пище. Пища именно должна соответствовать характеру и природе того организма, для питания которого она воспринимается; в противном случае она не только не будет поддерживать жизнь, но и будет содействовать прекращению её. Если бы, напр., человек вместо хлеба и мяса стал есть траву или глотать землю, то он не только не поддержал бы своих телесных сил, но и расстроил бы свой организм. Пища только тогда поддерживает жизнь организма, когда она усвояется им, перерабатывается в его ткани и таким образом поновляет его состав; а усвоение возможно лишь при соответствии пищи с воспринимающим ее организмом. Поэтому и пищей возрожденного в крещении человека должно быть то, что соответствует его новому естеству, одушевляемому новою жизнью. Жизнь крещенного должна быть жизнью в Боге, для Бога, вместе с Богом; это жизнь детей Божиих, для которых Бог есть отец, Иисус Христос собрат; это жизнь святая, обоженная. Естественно, что и пища, которая бы могла питать, укреплять и возращать возрожденное в крестившемся божественное начало, должна быть Божественной, и по происхождению своему, и по сущности. Кроме того, так как человек живет здесь не только духовною, но и телесною жизнью; то поэтому такая Божественная пища должна быть и духовной, и вещественной, так чтобы она питала, освящала и обожала как возрожденную душу, так и возрожденное тело. Такими именно свойствами и отличаются Тело и Кровь Христовы, которые возрожденный человек вкушает под видом хлеба и вина. В самом деле, есть ли и может ли быть пища более божественная и более способная поддерживать и обожать жизнь возрожденного, нежели Тело и Кровь Христа? С другой стороны, есть ли пища более сродная с духовно-телесным составом человека, нежели Тело и Кровь Христа, подаваемые ему в виде хлеба и вина? Плоть Моя истинно есть пища, и Кровь Моя истинно есть питие (Ин. 6:55), сказал Иисус Христос. И по существу своему, и по своим плодам эта пища в высшей степени духовна, но она не перестает быть и вещественной; она Божественна по происхождению и обожает человека своей невидимой силой, и в то же время она удобоприемлема для уст его, для вкуса и для всего телесного его состава. Своей вещественной стороной она питает и оживотворяет тело, своей духовной силой, как огнем, она проникает дух, a чрез него и тело. Тело и Кровь Бессмертного и вечно живого, проникая весь духовно-телесный состав вкушающего их человека, становятся в нем неиссякаемым источником жизни. Ядущий Мою плоть и поющий Мою кровь имеет жизнь вечную; и Я воскрешу его в последний день (Ин. 6:54). И только таковой имеет жизнь; ибо непосредственно пред этими словами Спаситель сказал: если не будете есть плоти Сына человеческого, и пить крови Его; то не будете иметь в себе жизни (Ин. 6:53). Причащаясь Тела и Крови Христа, верующий принимает Христа в себя, теснейшим образом соединяется с Ним, становится один дух с Господом (1Кор. 6:17). Так как в Иисусе Христе человеческая природа соединена с Божеской природой, то причащающийся Его Тела и Крови, так сказать, вселяет в себя Божеское существо, вступает в союз с Богом высший, теснейший, существеннейший, нежели просто нравственное единение. «Православная Церковь, и древняя и времен новых, держится не отвлеченного понятия об идеалистическом лишь общении верующих со Христом посредством таинства Евхаристии, а видит в общении Тела и Крови Иисуса Христа таинство действительного благодатного причастия Христовой жизни»¹⁰⁰. Мы знаем, что именно таковы свойства этого союза, хотя и не можем постичь его, подобно тому, как мы не можем понять, каким образом в Иисусе Христе Божеское естество соединилось с человеческим в одном лице. Ядущий Мою плоть и пиющий Мою кровь пребывает во Мне, и Я в нем (Ин.6:5); вот слова Самого Иисуса Христа о сущности этого высочайшего союза. На земле близость Бога к человеку и человека к Богу, а вместе с тем и необъятная сила любви Божией к человеку ни в чем не выражается столь разительно, как в Евхаристии. Этот таинственный союз есть венец, цвет любви Божественной.¹⁰¹ И этот прекраснейший цвет производит и зароняет во внутреннейшую глубину, в самую сущность человеческой природы, семя бессмертия и вечной блаженной жизни. Соединяясь теснейшим образом со Христом чрез причащение Его Тела и Крови, христианин становится участником бессмертия, вечной блаженной жизни, обожения, славы, – одним словом всех благ, которые сделались уделом Иисуса Христа, как человека. Благодатною силою этого таинства жизнь достойно-причащающегося возводится на такую степень чистоты и святости, что она уже здесь, на земле заключает в себе начатки жизни вечной, небесной. Своеобразная и непередаваемая словом радость, которую испытывают достойно-причащающиеся, мгновенное очищение от грехов, попаляемых, входящими во все составы тела и во все тайники души, Телом и Кровию Христа, теснейшее общение со Христом и Богом – не предвкушение ли, не начатки ли это блаженной и безгрешной и жизни на небе, куда не войдет ничто нечистое (Апок. 21:27), где праведники воссияют, как солнце (Мф. 13:43), и Бог будет все во всем (1Кор. 15:28). Состояние причащающегося есть как бы частица или мерцание небесной и вечной жизни, перенесенной в жизнь временную, земную. Раз явившись на земле во плоти, Богочеловек непрерывно продолжает являться на земле в таинстве Евхаристии, посредством которой таким образом небо переносится на землю, и земное возводится до неба. Предвкушая чрез причащение блаженство небесной жизни, человек опытно убеждается, что есть высшая в сравнении с земною жизнь и укрепляется в надежде, что в той жизни любовь Божия к человеку проявится с необъятной силой и будет служить ему неисчерпаемым источником блаженства, славы, жизни. И это убеждение может дойти до такой твердости, и надежда – до такой живости, что причащающийся может воспламениться, подобно Апостолу, желанием разрешиться и со Христом быть. Так, зароненное в человека причащением семя вечной жизни начинает развиваться уже здесь, на земле. Так, дух человека, воспламеняемый Божественною любовью вселяющегося в него Христа, истаивает от желания быть во дворах Господних и восторгается к Богу живому (Пс. 83:3). Так, верующий во Христа, возрождаясь к новой жизни в крещении, получая подкрепление для неё в миропомазании, обновляя ее и исправляя в покаянии, а иногда и в елеосвящении, делает ее бессмертною, блаженною, прославленною, обоженною чрез причащение. Жизнь человека, возрожденная в крещении, укрепляемая и совершенствуемая чрез миропомазание, восстановляемая чрез покаяние и елеосвящение, доходит до высшей степени развития и совершенства чрез причащение.

Во всех упомянутых таинствах¹⁰² благодать подается каждому лицу порознь, так как каждый нуждается в них для спасения и вечной жизни. Но человек создан жить не одиноко. Сказал Господь Бог: нехорошо быть человеку одному; сотворим ему помощника, соответственного ему (Быт. 2:18). В чем же один человек должен быть помощником другому? Конечно, в жизни, в пользовании благами её, в достижении целей её, в усладе земной жизни, в достижении небесной. Таким образом ради успешного и более легкого достижения цели жизни человека требуется, чтобы он жил не одиноко, а в общении с другим лицом. – To же требование можно вывести и иным путем, – именно, из основания, из которого исходит жизнь и на котором утверждается опасение человека. Мы говорим о любви Божией к людям, производящей любовь людей к Богу. Любовь Божия к человеку, проникая его и, так сказать, воплощаясь в нем, порождает, как бы свое отражение, любовь человека к Богу. Но любя Бога, человек не может не любить людей; это по многим причинам. Прежде всего, когда человек любит Бога, то он по тому самому ведет жизнь правильную, согласную с его природой; а при такой жизни человек не может не любить всех людей, потому что в человеке любовь к людям, как к существам ему подобным, единокровным, составляет естественную потребность. Любовь к людям – это признак, это необходимая принадлежность естественной, нормальной жизни человека. Этим объясняется то, что люди святые, ведущие жизнь, согласную с нравственным законом своей природы: проникнуты живейшею любовью ко всем вообще людям. Это и понятно; потому что проявлению естественной, врожденной человеку потребности любить людей препятствует только грех, поселяющий между людьми вражду и раздоры. Но как скоро целебной силой любви Божией вытравлен яд греха, как скоро чрез союз человека с Богом восстановлен мир между людьми: так уже устранены препятствия для взаимной любви между людьми, и человек отдается естественному своему влечению любить людей. Так любовь Бога к человеку, производя любовь человека к Богу и через то делая жизнь человека нормальной, дальнейшим своим последствием имеет в нем любовь к людям. Далее, любя Бога, человек не может не подражать Ему; потому что мы стараемся подражать в своей жизни и деятельности тем, кого любим, особенно если они делают что-нибудь совершенное в своем роде. Но если мы подражаем жизни и действиям любимых нами людей, хотя жизнь их и действия, как человеческие, не совершенны; то не более ли мы станем прилагать усилий, чтобы подражать любимому нами, всеми совершенствами обладающему и все к совершенству приводящему, Богу? Но Бог любит людей, и Сын Его заповедал людям любить друг друга, и в Своей жизни и страдальческой смерти, подъятой из любви к человечеству, показал людям живейший пример того, что они должны любить всех людей, не исключая и врагов, – любить беспредельно. Неужели же любящие Бога не будут подражать Ему в этом? Неужели они не станут исполнять Его заповеди о любви к людям, возвещенной многократно и с особенной силой? Любовь до того совершенства, чтобы нам иметь дерзновение в день суда, достигает в нас тем, что мы поступаем в мире сем, как Он (Бог) (1Ин. 4:17). Наконец, любящему Бога просто немыслимо, невозможно не любить людей. Люди созданы по образу Божию. Образ Божий в человеке – это то, что заключается в нем Божественного, это – проявление, отражение Бога в человеке. Но кто любит Бога, тот не может не любить проявлений Его. Любя первообраз, возможно ли не любить Его отображение? Что мы любим детей Божиих, узнаем из того, когда любим Бога (1Иоан. 5:2).

Это мы сказали об основании, на котором утверждается вообще любовь между людьми. Но проявления и виды этой любви очень разнообразны. Однако, несмотря на это разнообразие, все согласны в том, что самое главное, существенное и коренное проявление любви между людьми есть любовь одного пола к другому. Некоторые психологи (Карус) сводят всю вообще сущность любви к одному этому виду её. He допуская подобной крайности, мы однако нормальную половую или брачную любовь считаем главным видом в числе прочих видов натуральной любви людей друг к другу. Мы ставим брачную любовь на первом месте как по силе её, так и еще более потому, что прочие виды любви вырастают из неё, как от главного корня. Брачная любовь порождает любовь семейную в разных её видах: любовь отеческую и материнскую, любовь сыновнюю и братскую. Члены семьи, частью происходя от брачной четы, частью находясь с нею в таких или иных родственных отношениях, скрепляются взаимною любовью в один семейный союз. Началом, основанием, зиждущей силой семьи и любви семейной служит брак, любовь брачная. Где нет брака, там не может быть и семьи. Мало этого: даже уже осуществившиеся и созданные брачным союзом семья и любовь семейная разрушаются в том случае, если брачная любовь прекращается. Когда между супругами нет согласия и мира и когда они не любят друг друга, тогда у них едва ли может быть истинная любовь к детям, тогда и дети, несогреваемые материнскою или отеческою любовью, бывают неблаговоспитанны, не любовны между собой, не покорны родителям. Состояние семьи бывает еще плачевнее, взаимная любовь между членами её угасает еще более там, где супруги совершенно расторгают свой союз. Все это так известно всем, что нет нужды распространяться об этом. Так несомненно, что основание и источник любви семейной заключается в любви брачной. Впрочем, благотворное влияние любви брачной не ограничивается узкими пределами семьи; но чрез посредство семьи она оказывает могущественное и весьма широкое влияние на союз общественный, на жизнь целого народа. В самом деле, люди, взлелеянные любовью семейной, научившиеся горячо любить своих братьев и сестер, своих детей или родителей, вносят эти прекрасные навыки и в свою общественную жизнь, – они любят людей своей братской любовью; хороший семьянин не может не быть хорошим человеком в общественной жизни и деятельности¹⁰³. Напротив, кто не любит семейных, кровных родных, тот может ли любить чужих? Кто не воспитал в себе любви к членам своей семьи, которые должны быть близки к нему по самой природе, которые суть его друзья по неволе, так сказать; тот может ли обнаружить любовь к людям в общественной жизни и деятельности, где даже и любящие, и туманные люди встречают немало недоброжелателей, завистников, клеветников и положительных врагов?

Взаимная любовь людей друг к другу, будет ли то любовь брачная, родительская, сыновняя, братняя, вообще семейная, или любовь общественная, составляет потребность человеческой природы, есть естественное проявление этой последней. Как естественная потребность природы человека, управляемая естественными законами, любовь не нуждалась бы ни в каком регулировании и освящении, если бы человек вел жизнь вполне согласную с природой. Но в греховном человеке этого-то именно и не достает. Греховность извратила и сделала более или менее беспорядочными все, и низшие, и высшие, проявления человеческой жизни, заразивши ядом смерти все соки жизни, растворивши пороками все человеческие добродетели. И любовь, – этот источник и цвет жизни, эта внутреннейшая первооснова и высочайшая цель всякой добродетели, эта божественная искра, озаряющая человеческую жизнь светом и согревающая ее теплотой, – чрез грех часто становится или пристрастной и несправедливой, или страстной и чрезмерной, или чувственной и скотски-похотливой, или преступной и губительной, развращающей душу, пожигающей, подобно пламени, тело, разрушающей счастье всей жизни человека или нескольких человек, превращающей человека в демона. To, что должно бы быть величайшею добродетелью, делается пороком из пороков. Любовь половая, как самая сильная из всех видов естественной любви, особенно часто подвергается такому противоестественному превращению; a извращение или ненормальное развитие и проявление её извращает всю вообще жизнь человека и производит болезни, ревность, отчаяние, вражду, убийства и самоубийства, и многие другие пороки и несчастья. Отсюда вытекает настоятельная нужда и положительная необходимость освятить брачную любовь, так чтобы она была средством усовершенствования человека, a не развращения его, приносила бы ему счастье и жизнь, a не беды и погибель. Естественная любовь одного пола к другому должна получить благословение и освящение от Бога, чтобы она была святой, блаженной, достойной своего назначения. Цель освящения брачного союза, отрицательная – предохранить брачную любовь от извращений, положительная – придать ей высшее, идеальное значение, одухотворить неизбежную чувственную любовь, внести в естественную любовь вышечувственное, божественное начало, которое бы ее облагораживало, возвышало, идеализировало, а чрез то совершенствовало и освящало человека и человечество. Объясним это. Самый обыкновенный способ извращения любви состоит в предпочтении низших предметов высшим, в любви к первым, в пренебрежении к последним. Человек, напр., любит чувственную красоту более духовной, лесть более правды, порок в изящной оболочке более, нежели строгую и суровую добродетель, – любит не тех людей, которые добродетельны, умны, доблестны, а тех, которые угодливы ему, ласковы с ним, поблажают его страстям, льстят его самолюбию, восхваляют его и проч. Одним словом, человек всего чаще любит тех, которые доставляют ему удовольствие, подчас мнимые и мишурные и совсем незаслуживающие расположения. С другой стороны, он часто не любит людей добродетельных и талантливых: их добродетель служит ему немым укором за его нравственную слабость, их даровитость возбуждает в нем вместо любви зависть и неприязнь. Отсюда легко понять, что главная цель освящения естественной любви человеческой состоит в том, чтобы возводить ее с мудрою постепенностью от низших предметов к высшим, от чувственного к духовному, от тленного и временного к бессмертному и вечному. Цель эта может быть достигаема тем легче, что чувственная красота имеет связь с духовной красотой. Первая составляет переход к последней, составляет, так сказать, низшую ступень её или подножие. Чувственная красота заключает в себе элементы духовной красоты, иначе она не будет красотой. Что привлекает сердце и становится предметом любви человека, это непременно имеет в себе нечто достойное любви, истинное, высокое, прекрасное, – по крайней мере оно заключает в себе хотя малую долю этого, хотя только напоминает об истинной красоте. Руководясь этим тайным стремлением к истинной красоте, человек должен избирать такие предметы для своей любви, в которых бы возможно полнее проявлялась и осуществлялась истинная духовная красота, – должен от несовершенных проявлений красоты в этом духовно-чувственном мире возводить свой взор к небесному её идеалу или первообразу; – в частности должен любить людей не столько за доставляемые ими ему пользу и удовольствие, сколько за их внутреннее достоинство, за возвышенность их чувств и величие их дел, за ту божественную искру, которая оживляет их природу. Но чтобы человек мог воспитать в себе столь возвышенную, можно сказать, божественную любовь, чтобы он мог проникнуться этою любовью и чрез нее освятить всю свою жизнь, для этого, кроме продолжительного упражнения в добродетели, нужна особенная помощь Божие, нужна особенная освящающая человека благодать. Присущее человеку стремление к красоте идеальной слишком не определенно и не ясно, a с другой стороны, чувственные его влечения слишком сильны, чтобы он мог одними собственными силами, без особенной благодати Божией, одухотворить и идеализировать свою любовь, как естественное влечение. Поэтому нужна особенная благодать Божия, которая бы освящала и одухотворяла натуральную любовь человеческую.

Любопытно при этом заметить, что один из древних языческих философов (Платон) с истинною гениальностью сказал, что человек нуждается в общении с Богом для того, чтобы в нем влечение к идеальной красоте могло взять перевес над влечением к красоте чувственной. Уподобивши идею души силе двух запряженных крылатых коней и возничего, Платон поясняет, что возничий – это разумное, божественное начало в человеке один конь означает раздражительную силу души, другой – пожелательную. Первый конь добр и прекрасен, а другой тяготеет к земле и противится стремлению возничего и другого коня к небесному и божественному. Возничий, видя здешнюю красоту и воспоминая о красоте истинной, пламенно желает лететь к выспреннему. Но наглый и похотливый конь желает грубых чувственных наслаждений и влечет возничего и другого коня к постыдному и беззаконному. Если он берет верх, то в таком случае человек смотрит на красоту без уважения и, думая о сладострастии и ища удовольствий, не боится проводить жизнь в наслаждениях, несообразных с природой. Если же одерживают победу возничий и добрый конь, то в наслаждении красотой душа получает облегчение от скорби, возвышается до созерцания божественного, проводит жизнь счастливо и согласно с другими людьми, а по смерти достигает такого блага, выше которого не может быть. – Является вопрос, почему иногда берет верх злой конь, иногда же пересиливают его возничий и добрый конь? Отвечая на этот вопрос, Платон говорит, что мысль о небесной красоте и влечение к ней при виде красоты чувственной имеют силу у людей, созерцавших божественную красоту или красоту истинно-сущую много и недавно и потому не забывших о ней (эта мысль связана с учением Платона о существовании душ раньше вступления их в тела); а к чувственной красоте привязаны те, которые, за давностью времени, когда они следовали за богами и наслаждались созерцанием божественной красоты, забыли об этой последней¹⁰⁴. Таким образом, по мысли Платона, только чрез общение с Богом или истинно-сущим человек может в чувственной красоте усматривать красоту божественную и при виде первой не развращаться, не отдаваться влечению к чувственным наслаждением и пристрастию к земному, но возвышаться над всем этим и воспарять к небесному и божественному. Притом, по учению Платона. чтобы влечение к небесной красоте не ослабевало в человеке, требуется созерцание истинно-сущего не однократное или мимолетное, по учащенное, или постоянное; иначе впечатление, оставшееся в душе от созерцания божественной красоты, которым она наслаждалась, когда следовала за истинно-сущим вместе с богами, с течением времени сгладится, а вместе с тем ослабеет и влечение к божественной красоте, между тем как привязанность к красоте чувственной усилится. «Только тогда, говорит Платон, люди были чисты, непорочны и чужды зла, когда они следовали за богами и были допущены к непорочным, простым, постоянным и блаженным видениям и созерцали их в чистом сиянии». (Там же).

Но Платон, указавши истинную потребность человека быть в общении с Богом, не мог указать способов, посредством которых человек в настоящей жизни вступал бы в общение с Богом и от красоты чувственной возвышался бы к красоте божественной. Только в христианстве не только указана потребность человека быть в общении с Богом, но и даны средства к её удовлетворению. Средства эти – таинства. В частности, любовь человека к людям, главнейшим основанием которой служит влечение его к красоте, как чувственной, так и духовной, получает особенное освящение от Бога. Бог установил два учреждения, имеющие целью возвышать, облагораживать и освящать натуральную любовь людей друг к другу. Первое из этих учреждений есть таинство брака; второе – Церковь. Скажем сначала о таинстве брака, а потом о Церкви.

Так как любовь брачная составляет основной и главный вид любви в числе прочих видов взаимной любви между людьми, то поэтому она предпочтительно пред ними нуждается в особенном освящении от Бога, в особенном благодатном даре. С другой стороны, так как брачная любовь очень часто становится чувственной и беспорядочной, то и в этом отношении она преимущественно пред прочими видами любви требует освящения и одухотворения. Сделать брачный союз духовным, священным, сделать его союзом святой любви – это цель брака, как таинства. Действительно, в этом таинстве брачущимся подается благодать Божия, освящающая и возвышающая их естественный союз, дающая первенствующее значение духовной стороне этого союза. Христианский брачный союз «есть как бы отпечатление союза Христа с Церковью»¹⁰⁵. Но союз Христа с Церковью есть союз чисто духовный и притом святой. Поэтому и отображение его, т.е. христианский брак, заключает в себе те же свойства – духовность и святость. Что эти два свойства составляют существенную принадлежность христианского, освященного таинством, брака, это ясно показывают два обязательства, возлагаемые христианским браком на сочетавшихся.

Первое обязательство состоит в том, что христианский брак должен быть союзом одного мужа с одной женой. Этим присущее человеку половое чувственное влечение получает умеренное, нормальное удовлетворение, беспорядочность и излишества предотвращаются, похоть не разжигается, свойственный полигамии и полиандрии разгул чувственности пресекается. Чувственное половое влечение, проявляемое в пределах, согласных с природою, становится орудием и опорой духовного союза сочетавшихся. По тесной связи души с телом брачное соединение тел мужа и жены приводит к тесному единению их душ. Чувственность становится орудием духовности; низшие цели делаются средствами для достижения целей высших; наслаждение чувственной красотой возводит взоры к красоте небесной, божественной. Между тем как брачная жизнь, будучи только чувственной (такой она неизбежно делается там, где чувственности предоставляется неограниченный простор), изнеживает и развращает человека, усыпляет дух, усиливает сладострастие и с тем вместе порождает жестокость и многие другие пороки и почти низводит человека до животного: та же самая брачная жизнь служит к подъему нравственного строя, к усилению духовной энергии, к воспитанию и развитию гуманности и святой любви, производит полноту и высоту счастья и жизни там, где чувственность умеряется единоженством, где благодать Божия одухотворяет чувственное влечение и чувственный союз и дает им высшее, духовно-нравственное назначение в жизни четы. Чувственный союз, служа опорой для духовного союза, в свою очередь облагораживается, освящается, одухотворяется этим последним. Что касается до возможности такого одухотворения чувственной стороны брака, то она не подлежит сомнению. Даже естественный человек, т. е. не-христианин, не может отвергнуть того, что чувственный союз в браке, будучи целью сам для себя, в то же время должен и может служит средством для упрочения и возвышения духовного союза сочетавшихся, хотя в действительности не всегда бывает так, – и что чрез это служение высшей цели он облагораживается и освящается. Один из глубокомысленных психологов говорит, что «половая любовь редко, но может быть совершенно идеальной; это любовь к идее любимого предмета, соединяющаяся с беспредельным воодушевлением. Сначала, по ограниченности человека, она не свободна от некоторой страстности, но потом сбрасывает эти оковы и парит в более чистой области. Постепенно одухотворяясь, органическая любовь сменяется дружбой, в основании которой лежит глубочайшее сродство душ, и которая есть любовь одного человека к высшему, божественному началу в другом и потому не может быть в душе потерянной»¹⁰⁶. По учению Платона, любовь к божественному, по своей природе никогда не угасающая, окрыляет и возвышает души; так что не только разумное в них, но и неразумное, приобщаясь силе небесной любви, обнаруживает стремление к божественному, к красоте в её сущности или идее, чтобы если не прямо, то по крайней мере посредством созерцания прекрасных предметов в природе восходить к высочайшему типу их, – к прекрасному-сущему, к божественному (Федр). Но если чувственный союз бракосочетавшихся освящается и возвышается естественным родством своим с духовным союзом их, если это может быть, и действительно бывает, даже в натуральном браке, у язычников: то тем большее одухотворение и освящение чувственный союз мужа и жены получает чрез христианское таинство брака. Ведь сообщаемая в этом таинстве мужу и жене благодать есть сила духовная, Божественная, могущественная, всеосвящающая. Она ли не освятит того, что в некоторой мере может быть освящено даже естественными средствами?

Точно также и другое обязательство, возлагаемое христианским браком на чету, указывает на особенную духовность, возвышенность и святость брачного христианского союза. Мы говорим о нерасторжимости брака. Христианский брак есть союз мужа и жены, заключаемый ими не на короткое только время, по истечении которого супруги, оставя друг друга, могли бы предаться чувственному разгулу, но на всю жизнь. По учению Св. Писания, брак по первоначальному своему установлению, в идее, нерасторжим. И. Христос фарисеям, спрашивавшим Его, можно ли разводиться с женой по всякой причине, сказал: не читали ли вы, что Сотворивший в начале мужчину и женщину сотворил их. И сказал: посему оставит человек отца и мать, и прилепится к жене своей, и будут два одною плотью (Быт. 1, 27; 2, 24). Так что они уже не двое, но одна плоть. И так, что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Мф. 19:4–6). Потом, на возражение фарисеев, что Моисей заповедал давать разводное письмо и разводиться с женой, И. Христос отвечал: Моисей, по жестокосердию вашему, позволил вам разводиться с женами вашими; а с начала не было так (Мф. 19:8). Так что кто разводится с женой и женится на другой, тот прелюбодействует; прелюбодействует и тот, кто женится на разведенной (Мф. 5:32; 19:9; Марк. 10:11, 12; Лук. 16:18; Рим.7:3).Если жена даже не имеет истинной веры в Бога, то это не дает права верующему мужу оставлять ее; равным образом и верующая жена не должна покидать неверующего мужа (1. Кор. 7:12–14). По учению И. Христа, одна только и есть уважительная причина развода – прелюбодеяние мужа или жены (Мф. 5:32; 19:9). Кроме того, в церковной практике уважительными причинами развода признаны: неспособность одной половины к брачному сожитию, безвестное отсутствие одного из супругов в течении долгого времени, так называемая политическая смерть одного из супругов (ссылка за важные преступления), которая, подобно действительной смерти, другого супруга делает свободным от брачного обязательства. Но во всех этих случаях, не исключая даже и прелюбодеяния, развод не заповедуется, не вменяется в обязанность, a только дозволяется. Развод вообще есть отступление от идеи брака, от общего закона, и потому самому он есть зло, которое заповедывать нельзя. Но это зло допускается по необходимости, в избежание большего зла, которое предупредить тем нужнее, что ему может подвергнуться потерпевшая, невинная половина, между тем как она и так уже терпит зло по вине другого супруга. Развод и делается исключительно в уважение к попранным правам лица потерпевшего, ради восстановления нарушенной справедливости. Но что он не безусловно обязателен в глазах закона и Церкви, это видно из того, что развод совершается исключительно только по желанию и требованию лица потерпевшего; а сам суд никогда не начинает дел о разводе и не обязан начинать их, хотя бы он и знал о существовании уважительной для развода причины. Нам думается, что он и не должен вчинать их по следующей причине: могут быть случаи, когда потерпевшая половина простит вину супруга и своим высоко-нравственным направлением не только будет защищена от искушений, но, может быть, и супруга своего мало по малу усовестит и приведет к раскаянию и доброй жизни. Об этом и Апостол говорит следующим образом: неверующий муж освящается женою верующею, и жена неверующая освящается мужем верующим (1Кор. 7, 14), и на этом основании он таковым не советует расторгать брак. Что брак должен быть нерасторжим и что даже в крайних случаях развод допускается только по жестокосердию людей и составляет явление ненормальное, по нужде только терпимое, указание на это мы находим в следующих словах апостола Павла: вступившим в брак не я повелеваю, а Господь: жене не разводиться с мужем (если же разведется, то должна оставаться безбрачною, или примириться с мужем своим; и мужу не оставлять жены своей) (1Кор. 7:10, 11). Высшее, догматическое, основание нерасторжимости брака заключается в том, что брак совершается по воле и определению Божию, что договор брачный раньше, чем он состоится на земле, подписывается, так сказать, на небе. Что Бог сочетал, того человек да не разлучает (Марк. 10:9). Что касается до нравственного основания нерасторжимости брака, то прекрасные мысли об этом мы находим у Гете. «Брак, говорит он, должен быть неразрешим: он приносит столько счастье, что случайное горе в сравнении с ним ничтожно. Развестись – никогда не может быть достаточных причин. Человек стоит в радостях и горе так высоко, что нет никакой возможности вычислить взаимный долг супругов. Этот долг необъятный, и только в вечности он может быть уплачен»¹⁰⁷. Нерасторжимость брака имеет целью, с одной стороны, ограничить проявление чувственности, с другой, дать место более широкому и продолжительному духовному воздействию мужа на жену и жены на мужа. При нерасторжимости брака продолжительное сожитие мужа и жены, привычка, взаимопомощь, сосредоточение любви супругов на детях, попечение их о воспитании и устроении этих последних, заботы о благоустройстве семьи и о достижении целей своей жизни, – все это может укреплять их супружеский союз, облегчать тягости жизненного пути, а главное – усиливать их взаимную любовь, любовь не чувственную, но чистую, духовную, святую. Когда эта последняя цель достигнута, т. е. когда между супругами существует крепкая духовная любовь, тогда сами собой достигаются цели жизни; потому что из взаимной супружеской любви, как из неистощимого источника, бьет живым ключом любовь к детям, любовь к родичам, любовь к отечеству, любовь ко всему человечеству, а вместе с нею и любовь к Богу¹⁰⁸. По истине любовь брачная, если она освящена и одухотворена, заключает в себе нечто божественное, есть как бы отражение или воплощение любви Божественной И такой мы ее считаем не только потому, что она есть сила творческая, но и потому, что она есть сила одухотворяющая и совершенствующая человека. Даже о половой любви натуральной один из психологов сказал, что «истинное развитие человека связано с переживанием множества форм любви и что любовь к явлениям природы и особенно любовь половая суть великие члены в этой цепи, которым определено соеди- нить глубочайшее с высочайшим, и которые от менее духовного ведут к более духовному и к блаженству»¹⁰⁹. О христианской же брачной любви справедливо сказать, что «она есть отпечаток совершенной христианской нравственности, если она (любовь) основывается на любви Божией, если она является живым отношением натуральной симпатии к божественному первоисточнику её и к божественной, её цели, – освящению и одухотворению натурального»¹¹⁰.

В таинстве брака освящается Богом, ограниченный по числу лиц, союз любви, освящается союз только двух лиц. Правда, этот важный союз оказывает влияние не на супругов только, но и на всю семью, а чрез семью и на общество; следовательно, святостью брачного союза, сообщенною ему в таинстве брака, освящается семья, а затем и общество, хотя и не непосредственно. Однако же для союза общественного недостаточно этого опосредствованного освящения. Хотя благоустройство общественного союза зависит от благоустройства брачной и семейной жизни, но оно зависит, кроме того, и от других условий. Находясь в зависимости от строя семьи, союз общественный, однако на столько важен сам по себе, что в свою очередь и его благоустройство необходимо для благоустройства семьи и для благосостояния личности. «Только в связи с великим целым, т.е. со всем родом человеческим, может и должен каждый отдельный человек осуществить свое назначение. Бог благоволит к человеку как к роду, a к отдельному человеку только в той мере, на сколько он живет в целом»¹¹¹. Важность общественного союза, зависимость от него благоустройства в семье и отсюда благосостояние личности, зависимость от него даже самого существования семьи и личности, а также и успеха в осуществлении личностью своего назначения, – все это требует, чтобы общественный союз получил особое, непосредственное освящение от Бога, помимо того освящения, которое вносится в него чрез посредство таинства брака. Такое освящение союз общественный действительно получает в учрежденной Богом Церкви.

Какое имеет значение Церковь, как общественный союз? Чем она отличается от прочих человеческих союзов? Ведь и без Церкви, и вне Церкви существовали же и доселе существуют общества в виде государств, народностей, племен. Да, они существуют, подобно тому, как существуют брачные союзы и в том случае, когда они не получают освящение в таинстве брака, каковое существование естественного брака не устраняет, однако, необходимости таинства брака. В самом деле, отношение церковного союза или Церкви к естественному общественному союзу, в какой бы форме этот последний ни проявлялся, аналогично с отношением брачного союза, освященного в таинстве, к брачному союзу естественному, не освященному таинством. Главное различие, между браком естественным и прочими естественными земными союзами с одной стороны и браком таинственным и союзом церковным с другой, заключается в самом существе и цели союзов того и другого рода. Все естественные союзы, как частные, так и общественные, преследуют цели, относящиеся к земной, временной жизни. При заключении их имеется в виду или доставление друг другу удовольствий, или приобретение богатства, или достижение общей безопасности, вообще улучшение земной жизни в том, или ином, или во всех отношениях. Так как естественные союзы преследуют цели временные, то они не долговечны: государства, напр., просуществовавши тысячелетия, в конце концов распадаются, народности рассеиваются, целые племена сглаживаются с лица земли; время разрушает всяческие общественные союзы на земле, сколько бы они ни были обширны, могущественны, долговечны. He такова цель брака, как таинства, и Церкви, как общества. Мы уже видели, что освящение брака таинством имеет своею целью – способствовать духовному общению между супругами, облагородить их союз, сделать его орудием их усовершенствования и чрез него подготовить их для вечной блаженной жизни. Такова же цель учреждения и Церкви, вытекающая из существа Церкви. Различие только в том, что задача Церкви шире; потому что, между тем как таинством брака освящается и одухотворяется союз только двух лиц, Церковь учреждена для того, чтобы освятить взаимные отношения всех людей, без различия времени, места, народности, пола и возраста. Если принять во внимание, что быть членами Церкви призываются решительно все люди, что могут быть членами её также все люди и что хотя к Церкви принадлежат не все теперь живущие и прежде жившие люди, но что все-таки к ней принадлежат люди, всех веков и стран: то Церковь по праву должно назвать самым обширным, всеобъемлющим, всеобъединяющим, беспредельным из всех союзов, что составляет, одну из отличительных черт Церкви сравнительно с прочими человеческими союзами, ограниченными по времени и по месту. Существуя от начала мира, Церковь, по обетованию Спасителя, будет существовать до скончания мира.

Указавши различие Церкви от других общественных союзов, мы рассмотрим теперь Церковь по внутренней её сущности. По существу своему Церковь есть царство Божие, начинающее свое бытие на земле, продолжающее существовать на небе. Церковь есть царство Божие, в котором осуществляется союз людей с Богом. «Сущность идеи царства Божия составляет идея непосредственного, внутреннего, столько же субстанциального и реального, сколько и свободного личного общения души с Богом и Христом»¹¹². Всеобъединяющий и всеосвящающий центр этого царства есть глава его Иисус Христос. Объединение членов Церкви в Боге служит источником святости и вечной жизненности её и членов её. Освящение людей до богоуподобления, соединение их с Богом и между собою и сообщение им вечной жизни – это и есть цель Церкви. Глава Церкви, будучи Сам свят и исполнен жизни, сообщает чрез Духа Святого святость и жизнь и Церкви, Своему телу. Церковь, как царство Божие на земле, есть посредник между Богом и естественным человеком. В Церкви и чрез Церковь небесное, божественное низводится, так сказать, на землю и делается достоянием человека; a, с другой стороны, земное, человеческое возводится на небеса, к Богу, освящается и обожается. «Хотя человек чрез свою принадлежность к роду, ниспал во внебожественную жизнь; но посреди этого, в Адаме заключенного, человечества возникает новое, свободное человечество Божие, христианская Церковь. Она тысячью рук влечет каждого человека к Богу. Глава её, как Богочеловек, сообщает нам силу отдаться Богу, не смотря на все внутренние и внешние препятствия»¹¹³. Действительно, источник общения и взаимодействия между земным и небесным, человеческим и божественным, заключается в Самом основателе и главе Церкви И. Христе. В Нем Божеская природа навсегда соединилась с человеческой; Божество снизошло в Нем до теснейшего единения с человечеством, а человечество обожилось в союзе с Божеством. Отображение этого союза Божества с человечеством в лице И. Христа мы находим в Церкви Его¹¹⁴. Так как И. Христос имеет столь же близкое отношение к Церкви, как голова к телу, как жених к невесте, то свойства Его Богочеловечества сообщаются Церкви, так сказать, воплощаются в ней. В силу союза И. Христа с Церковью Дух Божий снисходит в Церковь и живет как во всей Церкви, так и в каждом члене её, т. е. в каждом истинно-верующем и принадлежащем к Церкви человеке. Дух Божий своими благодатными силами освящает и обожает членов Церкви, Дух Божий живет в них, а вместе с тем в них живет все божественное и святое. Они становятся сынами Божиими, братьями Христу, родными Богу и сожителями святых. Это освящение и обожение людей совершается чрез теснейшее соединение Божества с человеком в святой любви. Даже в натуральном человеке любовь есть глубочайшее основание его развития и совершенствования. «Все высшее развитие, говорит Карус, которого вообще может достигнуть душа, первоначально основывается на любви; ибо во всей глубочайшей сущности любовь есть не что иное, как могущественное влечение к усовершенствованию нашего бытия, к высшей и блаженной полноте нашей собственной сущности, – влечение, проникающее и движущее область и сознательного, и бессознательного»¹¹⁵. Но если и не свободная от извращения любовь натуральная составляет движущую силу в деле усовершенствования человека, то как же велико должно быть значение для этого дела любви высшей, святой, беспредельной, любви Божией? Притом эта любовь Божия к человеку простирается до того, что Бог вселяется в человека, т. е. вступает с ним в такое близкое общение, какое может произвести только высочайшая и святейшая любовь. Но коль скоро Бог вселяется в человека и своим присутствием в нем просвещает его умственный взор светом истины и сердце согревает теплотой любви, то возбужденное еще ранее стремление к Богу усиливается, воспламеняется любовь к Нему и вместе с нею сильнейшее желание уподобиться Богу. Такое освящение и обожение людей возможны только в Церкви и нигде, кроме неё или вне её; потому что вне Церкви, в естественном состоянии человечества, не возможна столь внутренняя и высокая любовь людей к Богу. «Конечно, говорит один из богословов, и о натуральной любви, развитой и совершенной, в некоторой мере можно сказать, что при ней любят Бога ради Его Самого, более всего прилепляются к Нему, в Нем одном успокаиваются, с Богом соединяются, одним духом с Ним делаются и доходят до известного экстаза любви, чрез который любящий живет в Боге и уподобляется Ему: это любовь творения к своему Творцу. Творение любит Его как своего высочайшего, благого Владыку; оно стремится к Нему всеми силами; оно по мере своих сил уподобляется Ему; оно подчиняет свою волю воле высочайшего блага; оно в некоторой мере выступает из себя самого, когда подчиняется Богу, и внедряется в Него, когда живет и действует для Него; оно любит и почитает Бога, как высочайшее благо, более, чем прочие существа и блага»¹¹⁶. Этот богослов, слова которого мы привели, хорошо делает, употребляя фразу: «в некоторой мере». В самом деле, для естественного человека описанное сейчас состояние есть скорее идеал, который смутно предносится ему и к которому он хотя иногда и стремится, но инстинктивно, а главное, не может осуществить его в своей жизни. Но и кроме этого, по словам того же богослова, указанное им единение человека с Богом есть скорее подчиненность низшей природы высшей, чем единение внутреннее, каковое единение в некоторой мере уничтожает подчиненность и чрез прославление низшего производит некоторое подобие (Gleichheit) любящего с любимым. Только о сыне Церкви можно сказать: соединяющийся с Господом есть один дух с Господом (И Кор. 6, 17). Эти слова указывают не на согласие только воли человека с волею Божией, потому что такое согласие может происходить из подчинения одного другому; но они указывают на внутреннейший, т. е. вытекающий из самой природы существ, дух любви. Потому-то этот союз так тесен, как союз мужа и жены. «Бог и душа, говорит тот же богослов, в известной мере сливаются (verschmelzen¹¹⁷) друг с другом, когда Бог непосредственно наполняет душу полнотой Своей благости, а душа, проникаемая ею, обожается. Бог вполне внедряется в душу, так что Он весь ей принадлежит, a душа вследствие этого всецело предается Богу и в некоторой мере теряется в Нем, когда она, вырвавшись из своей прежней натуральной жизни, теперь настолько принадлежит Богу, что она непосредственно живет только из Него, в Нем, для Него»¹¹⁸. Вот истинная и высочайшая любовь, при которой любящий, возвышаясь над своей собственной природой, воспринимает от любимого, т. е. от Бога, новую жизнь и существует более в Нем, чем в самом себе, действует более чрез Него и для Него, нежели чрез себя и для себя, даже себя самого любит только в той мере, на сколько принадлежит Богу. В естественном состоянии хотя человек и может любить Бога более себя самого, однако он любит Бога ради себя самого, – любит Его как первопричину своего бытия и своей жизни, так что ближайшим предметом любви его все-таки бывает он сам. Напротив, для истинного члена Церкви Бог есть не только высочайший, но и первый, и ближайший предмет любви. Он любит самого себя только ради Бога; любит себя как то, что принадлежит Богу, что есть детище Божие; он любит себя не как естественного человека, а как благодатного Сына Божия. Себя, как натурального человека, и свои натуральные привязанности он должен даже ненавидеть, по учению И. Христа: Если кто приходит ко Мне, или, что то же, вступает в Церковь, и не возненавидит отца своего, и матери, и жены, и детей, и братьев и сестер, a притом и самой жизни своей; mom не может быт Моим учеником (Лук. 14:26). Он любит Бога более всего, более и себя самого; любит Бога как существо, превосходящее всю тварь, как благо, ни с чем несравнимое. В этой любви он возвышается до Бога и с такой сверхъестественной силой привязывается к Нему, что от этой любви, – любви выше-естественной, любви Божественной, – не могут отторгнуть его ни смерть, ни жизнь, ни Ангелы, ни Начала, ни Силы, ни настоящее, ни будущее, ни высота, ни глубина, ни другая какая тварь (Рим. 8:38–39). Вот такая-то любовь и только она одна и может обожить человека, воссоздать его в подобие Богу и чрез то сделать его участником вечной жизни и вечного блаженства в соединении с Богом; и эта любовь возможна и осуществима только в Церкви. – Впрочем, так как богоуподобление на земле возможно для человека только в ограниченной мере, так как любовь к Богу и стремление к возможно-большему насыщению божественным не прекращаются с телесною смертью человека, но остаются в душе его и после смерти и должны получить удовлетворение в загробной жизни человека; то поэтому цель Церкви – освятить и обожить силою любви Божией человека – осуществляется на земле только отчасти, a вполне она осуществится на небе, где и любовь откроется в безграничной степени. Жизнь Церкви на земле есть не что иное, как приготовление к жизни Церкви на небе, подобно тому, как земная жизнь каждого человека должна служить приготовлением к вечной жизни. Бог бессмертен и вечен, а потому и пребывающее в союзе с Ним общество людей или Церковь не может прекратить своего существования с концом видимого мира. Церковь, начавшись во времени, будет существовать в вечности. Иначе говоря, в связи с обожением человека и человеческого общества в Церкви стоит вечная жизнь Церкви и каждого члена её. В Церкви благодать воцарилась чрез праведность к жизни вечной Иисусом Христом, Господом нашим (Рим. 5:21). Так как в Церкви Бог и человек живут не один подле другого, но друг в друге, то человек, живя в Боге, чрез то самое имеет истинную жизнь в себе, – предначаток жизни вечной. Одушевляемый Духом Божиим, он приобретает истинную вечную жизнь чрез Сына Божия, имеющего жить вечно по своей человеческой природе. «Смерть не может разрушить сильный росток человеческой жизни, в который вошло семя жизни вечного Бога»¹¹⁹. Христос, обращается апостол Павел к Римлянам, умер однажды для греха; a что живет, то живет для Бога. Так и вы почитайте себя мертвыми для греха, живыми же для Бога во Христе Иисусе, Господе нашем (Рим. 6:10 – 11). Вместе с жизнью, открывающеюся в Церкви, любовь Божия сообщает человеку блаженство, которое на земле он испытывает предначинательно; любовь Божия дает ему предвкушение будущего блаженства. Бог есть совершеннейшее и блаженнейшее и потому достойнейшее любви существо, и так как чистая, истинная любовь бывает тогда, когда мы находим удовольствие в счастье и совершенствах любимого существа, то любовь к Богу приносит величайшее наслаждение, к какому только человек способен. Любовь к Богу, даже помимо вытекающих из неё для нас благих последствий, сама по себе есть величайшее благо, потому что доставляет радость, мир и покой духу¹²⁰.

Но сущность Церкви и цель её учреждения не ограничиваются тем, что Церковь есть союз Бога с человеком и человека с Богом и что она дает людям вечную жизнь и прочие блага, проистекающие из этого союза. Церковь, доставляя людям возможность быть в вечном общении с Богом, в то же время утверждает и освящает союз людей между собой. И союз, представляемый Церковью, есть самый святой, тесный и твердый, какой только может существовать между людьми. Во всяком человеческом союзе есть какая-нибудь идея, во имя которой объединяются стремления, мысли и действия известного кружка лиц, – есть задача или цель, достижение которой составляет обязанность членов этого кружка, – есть, наконец, человек, в котором идея и цель кружка, так сказать, воплощаются, который более всех воодушевлен ими, который ревностнее всех трудится в деле раскрытия и распространения идеи кружка и способнее всех содействовать осуществлению цели его. Этот человек делается руководителем и душой кружка, главным деятелем в нем и объединяющим членов кружка центром: при виде его члены кружка как бы невольно чувствуют общность своих интересов; в самоотверженной деятельности его члены кружка, изнемогающие под тяжестью возложенных на них задачею кружка обязанностей, получают ободрение и с новой бодростью идут на дело; члены уклоняющиеся в своей деятельности от задачи кружка, или даже начинающие служить интересам, противным благосостоянию кружка, опять бывают направлены к полезной для кружка деятельности мудрым руководствованием и в особенности живым примером главы кружка; члены, содействующие всеми силами процветанию кружка, главой поставляются быть руководителями членов менее способных и менее трудолюбивых и получают соответственные своим заслугам и способностям награды; отсюда взаимные отношения членов кружка приобретают необходимую для успешности всякого общественного дела гармонию; деятельность их приходит в порядок; пламенная любовь главы к кружку, к его делу и к участникам дела сообщается и членам кружка; общность дела и интересов вызывает расположение ко взаимопомощи, все проникаются, конечно в различной мере, любовью друг к другу. Подобным образом и в Церкви Глава её, её идея и цель её бытия служат к зарождению и укреплению взаимной святой любви между её членами.

Прежде всего, основатель, руководитель и глава Церкви Иисус Христос есть образец любви к людям. Он заповедал Своим последователям или членам Церкви иметь любовь друг к другу и в пример святой, великой и безмерной любви, которую люди должны питать друг к другу, Он поставил Самого Себя. Он явил делом, что возлюбив Своих сущих в мире, до конца возлюбил их (Ин. 13:1). Он положил душу свою за людей, когда они были еще врагами Его, с целью сделать их Своими друзьями. Заповедал и им иметь подобную же любовь друг к другу. И Он не только дал заповедь любить друг друга, но дал и возможность, и средства исполнять ее: Он руководствует и воодушевляет подвизающихся в любви к ближним высоким примером Своей любви к людям, а главное, Он по Своей любви к людям посылает им Духа Святого, Который свойственную людям, естественную их любовь друг к другу, освящает, одухотворяет и возвышает, воспламеняет в них любовь, так сказать выше-человеческую, Божественную. Об этом ясно говорит апостол Павел: любовь Божия излилась в сердца наши Духом Святым, данным нам (Рим. 5:5). И действительно, заповедь Христова о любви друг к другу не осталась, и доселе не остается, без исполнения. В течении 18-ти веков мало ли было людей, которые, будучи воодушевлены любовью Христовой, проливали свою кровь за братьев по вере, за сочленов по Церкви. Всегда были люди со здравым разумом, с теплым сердцем, с неиспорченным нравственным чувством: a таковые могут ли не любить Иисуса Христа, – это воплощение святейшей, величайшей, по истине Божественной любви к людям? A проникнувшись любовью к Нему, нельзя не любить людей, и в особенности собратьев по вере во Христа, нельзя не напаять своего сердца любовью из этого источника любви. Скажем более: любовь Христова жестоких делала кроткими, кровожадных и мстительных – человечными и любвеобильными. Поразительный, чудесный пример подобного переворота не находим ли мы в том святом и великом для нас – русских князе, который, воспламенившись Христовой любовью, не только сам сделался из кровожадного язычника любвеобильным христианином, но и просветил Россию светом христианской веры.

Далее, и по сущности своей Церковь есть воплощение взаимной любви членов её друг к другу. В самом деле, как мы видели, посредством Церкви и в Церкви совершается общение между земным и небесным, человеческим и божественным, образуется союз святой любви между Богом и людьми. A чрез общение каждого человека с Христом производится духовное, чисто внутреннее взаимное общение и единство всех верующих во Христа между собою; это – духовное, живое общение и живое взаимное единство, в котором находятся все верующие во Христа чрез их отношение ко Христу. Да будут все едино: как Ты, Отче, во Мне, и Я в Тебе, так и они да будут в нас едино (Ин. 17:21). И такое объединение людей в Боге есть самый высокий, святой и крепкий из всех существующих в человечестве союзов. Объясним это вкратце. Любя Бога, члены Церкви и друг в друге любят то, что есть в них божественного, святого, истинного, прекрасного, то есть, то, что достойно любви и что, становясь предметом любви, связывает людей союзом высоконравственным, тесным и неразрывным. Еще Платон заметил, что люди, преданные низшей, чувственной любви, хотя и живут между собой в дружбе и хотя им и представляется, что они имеют друг к другу величайшую доверенность; однако их дружба гораздо ниже дружбы тех, которые любят в людях не чувственную красоту, но, при виде этой красоты, воспоминают красоту самое в себе, идею красоты, божественное, и таким образом любят в людях то, что есть в них божественного. «Видно не определено, говорит он, доброму не сводить дружбы с добрым. Пред боговдохновенною дружбою любящего (любящего при виде чувственной красоты божественное) дружба всех прочих друзей и домашних ничего не значит» (Федр). И так Платон нашел, что людей может связывать любовь или дружба более высокая, нежели даже любовь, вытекающая из кровного родства; что родственная любовь, хотя она есть наиболее священная, чистая и высокая из всех видов натуральной любви, ничтожна в сравнении с тою любовью людей друг к другу, которую можно назвать божественною¹²¹. Пред этою последнею любовью оказываются ничтожными не только все виды чувственно-натуральной, но даже и духовно-натуральной любви, какова любовь родственников друг к другу. Эта святейшая любовь людей друг к другу, предметом которой служит то, что в людях есть божественного, только в малой мере может принадлежать и естественному человеку; но она в богатстве и преизобилии проявляется в членах Церкви. Будучи врождена человеку, составляя глубочайшую сущность его природы и прекраснейший цвет его жизни, эта божественная любовь особенное и широкое раскрытие получает в Церкви. Между тем как естественный человек любит людей, или как одновидные с собою существа, или как соплеменников, или как родных, или как благодетелей, или как предметы для своего наслаждения, и только отчасти, между прочим, любит их как представителей божественности: член Церкви любит, или по крайней мере должен любить и имеет возможность любить, в людях, прежде всего и более всего, заключающуюся в них божественность. В естественном человеке прежде всего и более всего действует любовь к людям натуральная в разных её видах, а потом, на втором плане, стоит любовь, божественная: в человеке духовном, в члене Церкви, имеет место обратное отношение. И он связан с людьми узами любви натуральной, но она проникается и одухотворяется в нем любовью божественной, подчиняется этой последней, есть для неё служебное средство, почва, на которой эта последняя пышно расцветает и которую в то же время она удобряет. Церковь есть именно такое общество, связью которого служит любовь сочленов его к божественному, к первоисточнику божественного или к Богу и к проявлениям божественного в существах добрых и свободно-разумных. Эта связь в Церкви есть существенная черта её, отличающая ее от всех обществ, есть самая сущность Церкви, как общества; а прочие связи, в которые могут вступят её члены между собой или с прочими людьми, либо вовсе не имеют для Церкви значение, либо могут неметь значение только служебных орудий для этой существенной связи. В среде крестившихся во Христа, или, что то же, вступивших в Церковь, по учению апостола Павла, нет ни иудея, ни язычника, ни раба, ни свободного, нет мужеского пола, ни женского: ибо все одно во Христе Иисусе (Галат. 3:28). Это значит, что наша любовь к людям, как к последователям Христа, как к членам Церкви, должна стоять выше всех прочих привязанностей и видов любви натуральной. Не исключает она их и не умаляет их значения, – она даже возвышает их и освящает, – но в то же время она подчиняет их себе, потому что низшее должно подчиняться высшему¹²². По словам Спасителя, кто любит отца или матерь, сына или дочь, более, нежели Его, не достоин Его (Мф. 10:37), т. е. любовь к Богу в сердце человека должна занимать высшее место, нежели все, даже самые священные, натуральные привязанности его. Но если Бога должно любить больше всего, то и проявления Его Божественных свойств и жизни в существах разумно-свободных должно любить больше всего. Любовь к людям должна быть прежде всего любовью к тому, что в них есть божественного. И вот эта-то любовь к людям, как носителям божественного, нигде не может проявиться с такой силой, как в Церкви, в которой она вместе с любовью к Богу должна составлять, и действительно составляет, первооснову жизни и деятельности её членов. Правда и в естественном состоянии человек может любить людей ради Бога; но при этом он прежде всего и более всего любит себя, потом любовь к себе переносит на других людей, как на однородные с ним существа, – любит в них себя, и наконец от любви к себе и к людям, как творениям, возвышается до любви к Богу, как Творцу. Непосредственная же любовь его к Богу и к божественному началу в людях хотя и существует, но проявляется или слабо, или извращенно, и имеет вид темного, неопределенного искания или желания чего-то высшего; а любовь к людям, как носителям божественного, хотя и врождена человеку, но в натуральном человеке она представляет силу слабую, почти всегда дремлющую, или же неправильно действующую. Напротив, истинный христианин¹²³ любит прежде всего Бога, потом любит себя и людей в Боге, т. е. любит в себе и в других божественное; и притом Бог и божественное не суть для него нечто неизвестное, но составляют для него определенные предметы его любви. Для него любовь к Богу и божественному главнее всего и вместе с тем она свободна в нем от извращений, которым она столь легко подвергается в естественном человеке. Она в нем полна и всеобъемлюща, и вместе нормальна. Нормальность её обусловливается и обеспечивается просвещением, которое христианин получает от Слова Божия, дающего истинные понятия о Боге и божественном; а способность придавать ей первостепенное значение, – значение силы всеобъемлющей и всенаполняющей, – способность осуществлять ее в жизни, христианину сообщается действием любви Божией, благодатию Св. Духа. Впрочем, как Слово Божие действует на человека не в отдельности от любви Божией и благодати, так точно и первенствующее положение в сердце христианина любви к Богу и божественному с одной стороны, и неподатливость её в нем к извращениям с другой, настолько тесно между собою связаны, что не могут существовать друг без друга: кто любит Бога и божественное в творениях Его больше всего, тот имеет любовь нормальную, и наоборот, нормальная, истинная любовь в том и состоит, чтобы любить Бога ¹²⁴ и божественное в Его творениях прежде всего и больше всего. Что христианская любовь к ближним есть в сущности любовь к божественному, в этом заключается её возвышенность, непостижимая для натурального человека. На этом основывается её бесконечное различие от той любви, которую имеют друг к другу язычники и грешники (Мф. 5:46–7). Чрез эту любовь христианин видит в ближнем не человека только, не земную только тварь, но нечто божественное, принадлежащее Богу, и потому проникается к нему глубочайшим уважением, как к чему-то священному. Вот почему в истинном христианине любовь его к людям простирается и на врагов, между тем как в глазах натурального человека любовь к врагам есть безумие, и она для него невозможна. В самом деле, личный враг христианина может и не быть врагом Божиим, может заключать в себе даже очень много прекрасного, божественного; и христианин может и должен любить его за это, не смотря на свои неприязненные к нему отношения. Напротив, натуральный человек центром всех своих отношений к людям ставит себя самого, а не Бога и божественное, а потому чувство личной вражды, поджигаемое самолюбием, всегда подавит в нем чувства любви и уважение к достоинствам его врага. Вот свойства любви христианина к людям или, общее, ко всем разумно-свободным существам, в которых живет и проявляется божественное начало. Вот отличие этой благодатной, осуществляемой в Церкви, любви от любви, которую имеет и может иметь к людям человек в натуральном состоянии. Этот возвышенный характер христианской любви, которая может проявляться только в Церкви, в свою очередь сообщает Церкви, как союзу, такие высокие, прекрасные качества, какие не доступны никакому другому союзу человеческому. В самом деле, так как божественное в человеке, составляющее предмет христианской любви, выше всего, что есть в человеке, более прочего достойно любви, и по существу своему составляет неизгладимую принадлежность человеческой природы; то, естественно, христианская любовь безмерна по своей силе, не условливается случаями или обстоятельствами, не ограничивается временем или пространством, a отсюда и союз церковный, в котором она проявляется и действует, на котором она зиждется и который она в свою очередь сама созидает, отличается крепостью, неразрывностью, святостью. Это – союз людей не случайный; он вызван не какими-нибудь временными обстоятельствами или скоропреходящими нуждами и потребностями. Нет! в основе любви, созидающей и поддерживающей этот союз, лежит нечто святое, вечно-пребывающее, божественное; да и самая эта любовь, составляя глубочайшую и неискоренимую потребность человеческого сердца, есть венец его добродетелей, совокупность его совершенства (Колос. 3:14), она никогда не перестает (1Кор. 13:8), а оттого и образуемый ею союз людей вечен, неразрушим. Вот почему, между прочим, Церковь не ограничивается ни землей, ни небом; но земная и небесная Церковь составляют одну Церковь, в которой любовь Божия к высшим духам и к людям изливается на них обильно и воспламеняет в них неугасающую любовь к божественному, которая, подобно току льющемуся и опять возвращающемуся на прежнее место, соединяет их друг с другом союзом крепким, святым, вечным. Церковь небесная, т.е. чистые духи и отошедшие к Богу души святых людей, находится в таком же близком и непрерывном общении с Церковью земною, как и члены той и другой Церкви между собою. Смерть телесная, различие в форме бытие и жизни, разделение пространством или временем, не могут отлучить друг от друга душ, связанных святою любовью. Подлинно, пи настоящее., ни будущее, ни высота, ни глубина, не могут отлучить их от любви Божией. «Эта любовь соединяет нас братским союзом с высшими ангелами в одно великое святое общество, в одну семью Божию, в которой различия между существами как бы сглаживаются и исчезают в сиянии Божеской природы, которая нас возвысила и одухотворила. Эта любовь есть та сила, которая из всех нас составляет единое, и чрез нее же мы все составляем едино с Богом (Ин. 17 гл.); она всех нас делает одним духом и одним телом; чрез нее мы составляем один дух с Богом и одно тело со Христом. Так как мы все живем в Боге и так как одна Божественная природа проникает жизнь всех нас, то все противоположности, существующие между различными существами, отступают на задний план; и таким образом возникает то таинственное небесное царство глубочайшего божественного мира и божественного единства, где Бог есть все во всем, и все любят и живут во всех»¹²⁵. Члены Церкви земной любят и почитают в небожителях их совершенства, их богоподобие, благоговейно воспоминают о них, просят их помощи себе, стараются подражать им, а за отшедших в вечность братьев своих, о которых неизвестно, что они святы и прославлены, они молят Бога: с другой стороны, члены Церкви небесной молятся Богу за земных своих собратьев, помогают им незримо внушениями и наставлениями, такими или иными способами отклоняют их от грехов, предохраняют от опасностей, одним словом, направляют людей к Богу и возвращают в них божественное. Любовь к божественному соединяет небо с землей и землю с небом. Средоточием и первоосновой тесного и вечного общения между членами той и другой Церкви служит Сам краеугольный камень Церкви И. Христос, под которым, как под главою, Бог положил соединить все небесное и земное (Еф. 1:10).

Церковь, как общество, как союз спасающихся, столь необходима для освящения человека, для его спасения и доставления ему жизни и блаженства, что ищущий спасение и сам, так сказать по внутреннему влечению, непременно вступит в Церковь, пожелает быть в союзе святой любви с другими спасающимися. Вступить в их общество, прежде всего, побуждает его потребность общественной помощи. При совершении трудных подвигов самый сильный человек обыкновенно ищет опоры и содействия в других людях. Но достижение спасения есть труднейший подвиг для каждого человека, – это подвиг целой жизни. Естественно поэтому, что ищущий спасения имеет влечение и нужду окружить себя другими людьми, которые, идя с ним к одной цели, могли бы ободрять его примером своей деятельности, могли бы при случае вывести из заблуждения и указать правый путь, или поднять от падения и помочь в беде. Вообще, одинаковость цели как бы невольно сближает идущих к ней друг с другом; потребность взаимопомощи и оказывание друг другу услуг развивает взаимную любовь. И так как дело спасения есть дело святое, то дружные усилия, употребляемые членами Церкви при совершении его, развивают между ними святую любовь друг к другу.

Далее, ищущий спасения получает в Церкви помощь не от одних только собратьев по вере, но и от Самого Бога, Который, промышляя о всем мире и о всех людях, имеет особенное попечение о Церкви и обо всех членах её, как о Своих благодатных сынах. В Церкви членам её Бог подает особенные средства, без которых спастись невозможно и которые для нечленов Церкви недоступны. Только в Церкви могут быть совершаемы таинства, без которых спастись невозможно. Таинства могут быть совершаемы только особенными лицами, епископами и священниками, которых избирают из членов Церкви и которым право тайнодействовать, учить и управлять паствою сообщается чрез особое таинство священства. Епископы получают власть совершать таинство священства, равно как и прочие свои права, по преемству от Апостолов. Часть своих прав и полномочий они передают чрез рукоположение или чрез таинство священства священникам. Чтобы быть епископом или священником, нужно непременно быть членом Церкви и получить рукоположение от епископа или епископов, принадлежащих к Церкви и законно в ней поставленных. Так как таким образом епископы и священники могут быть только в Церкви, а не вне её, и так как только они могут совершать таинства: то очевидно, что только в Церкви можно получать от Бота спасающую благодать посредством таинств. – Кроме таинств, данным от Бога и необходимым для спасения средством служит Слово Божие. Правда, это средство доступно и язычникам, которые могут читать Слово Божие и отчасти понимать его. Но сохранить его в течении тысячелетий, правильно толковать его, глубоко проникать в него, всесторонне усвоять его и исполнять его требования – это возможно только в Церкви, это доступно только членам Церкви, живущим одною жизнью со всею Церковью. Основатель и глава Церкви есть Сам Иисус Христос, а Он, по Его словам, есть истина (Ин. 14:6). Постоянный руководитель Церкви, обитающий в ней и одушевляющий ее, есть Дух Св., а Он назван Духом истины (Ин. 14:17; 16:13). Вот почему Церковь есть столп и утверждение истины (1Тим. 3:15). Иисус Христос и Дух Святый, сохраняя Слово Божие неприкосновенным и чистым невидимо, в то же время охраняют и раскрывают его для людей чрез видимых органов, т. е. чрез представителей Церкви – епископов и священников. Эти последние избираются из лиц, отличающихся учёностью, разумностью, беспорочностью и, кроме того, они получают особенное просвещение чрез таинство священства. Но так как и при всем этом иерархические лица не всегда могут быть свободны от заблуждений, и верующие не всегда могут быть убеждены, что их пастыри проповедуют истину, – то в Церкви есть совершенно неподкупный и верный хранитель и истолкователь истины: это – голос всей Церкви, который в древности был выражаем в определениях вселенских соборов. Впрочем, решения соборов были нужны по вопросам веры трудным, еще не получившим разъяснения от вселенской Церкви и возбуждавшим споры. Обыкновенно же епископы и священники единолично проповедуют народу Слово Божие в истинном его виде, при чем внутренним руководством для них служит благодать Св. Духа, внешним – общецерковное предание.

Заметим мимоходом, что существование в Церкви иерархии или лиц, имеющих особенные права и преимущества, и вытекающее отсюда разделение членов Церкви на пастырей и пасомых, на учителей и учимых, не только не нарушают внутреннего единства Церкви, но и обусловливают порядок в Церкви и гармонию во взаимных отношениях её членов. Эту мысль раскрывали многие отцы Церкви, в особенности Св. Киприан в своем сочинении: De unitate ecclesiae¹²⁶. В самом деле, пастыри Церкви являются видимыми посредниками между Богом и церковными общинами и около них объединяются члены этих последних между собой и каждая община с другими общинами. С особенною наглядностью такое объединение паствы около своего пастыря выражается в общественном Богослужении, при котором, во имя невидимо присутствующего Христа и по гласу священнодействующего служителя Его, все присутствующие, без различия звания, возраста и пола, призываются к единомыслию между собой и со всеми верными, к молитве о всех людях, к единогласному благодарению и прославлению Бога и к испрошению y Него благ не для себя только, но и для всех людей. В этой всеобъединяющей молитве и в священнодействии, совершаемом для всех и за всех, видимым деятелем объединения служит предстоятель. Таким образом пастыри Церкви видимо объединяют членов её чрез совершение общественного Богослужения, подобно тому, как они же чрез правильное изъяснение Слова Божия дают им внутреннее единомыслие в вере.

Из выше сказанного видно, что существующие в Церкви спасительные средства, привлекая в лоно Церкви ищущих спасения и удовлетворяя их духовные потребности, в то же время становятся орудиями для объединения её членов между собою. Созидая Церковь извне чрез умножение её членов, они вместе с тем созидают её внутреннее единство. Слово Божие и истолкователи его и учители, таинства и их совершители, общественное Богослужение и церковное управление, – все это служит к упрочению связи между членами Церкви, к созданию из них одного органически-стройного и целостного тела, в котором всеобъединяющий глава есть И. Христос, всесозидающая и всеоживляющая сила есть Дух Святый.

Наконец, человека, ищущего спасения, ко вступлению в Церковь влечет потребность найти счастье в любви к себе подобным. Нe может быть полным счастье человека, живущего, так сказать, в одиночку, без духовного общения с другими людьми, без средств проявить в возможной широте любовь к ним и воспользоваться взаимною любовью их к себе. Любовь людей друг к другу, нравственное общение душ доставляют величайшее счастье; а без этой духовной, святой любви никакие блага не могут дать человеку счастье прочного, полного, истинного. Правда, высочайшее блаженство заключается собственно в любви к Богу; но любовь к Богу так тесно связана с любовью к людям, что она одна без другой существовать не могут: любовь к Богу порождает любовь к людям, а любовь к людям свидетельствует, что в человеке есть и любовь к Богу, из которой она исходит, как из своего источника. Та и другая любовь не различны по существу, потому что истинная любовь к людям есть любовь к тому, что в людях есть богоподобного, божественного, следовательно есть та же любовь к Богу, только перенесенная на проявление Его свойств в мире. Но та и другая любовь, не различаясь одна от другой в существе, приносит каждая свой плод, доставляет блаженство в своем роде. Любовь к людям, служа условием для достижения человеком вечной блаженной жизни, в которой любовь к Богу и любовь людей между собою раскрывается во всей силе, сама по себе доставляет счастье человеку в земной жизни. Она не только привлекает к нему сердца людей и чрез то облегчает для него труд приобретения внешних благ, она не только низводит на него благословение Божие со всеми его благами, но и сама по себе, так сказать самым процессом своим, доставляет ему внутреннее, ничем незаменимое счастье, вливает в душу его светлую радость, мир, удовлетворенность. Но если вообще любовь к людям доставляет человеку величайшее счастье, – и сама по себе, и по своим последствиям; то в особенности это нужно сказать о любви человека к людям, достойным её, – о любви, предметом которой служит то, что есть в людях высокого, божественного. В таком случае и сама любовь становится чистой и святой, свободной от всякого своекорыстия, и порождаемый ею союз между людьми отличается прочностью и человечностью, и приобретаемое участниками этой любви и этого союза счастье бывает велико. «Кто божествен по душе, говорит Платон,¹²⁷ тот, найдя человека прекрасного душою, начинает его образовывать, стремится родить и развить в нем добродетель; в общении с прекрасным он рождает и развивает то, чем давно бременел, постоянно мыслит о прекрасном и вместе с ним воспитывает рожденное, т.е. добродетели, или произведение разума, или художественные создания фантазии и чувства, чтобы взаимное общение сделалось еще крепче, чем чрез рождение обыкновенных детей; ибо эти любящие обобщаются в детях прекраснейших и бессмертнейших». В самом деле, какое утешение истинно-добродетельному человеку доставляет один слух о том, что вот такой-то человек ведет строго-нравственную жизнь! Он ищет знакомства с ним и дружбы, в общении с ним он стремится забыть злобу дня, отдохнуть нравственно, освежить свой дух, утомленный житейской борьбой и видом человеческих неправд. И эта взаимная любовь добродетельных душ, доставляя им чистую и высокую радость и забвение горестей жизни, вместе с тем способствует их умственному и нравственному подъему, сообщает им новую бодрость для борьбы против зла, одушевляет их на совершение трудных подвигов; добродетельный при виде добродетелей другого любимого им человека легче усматривает свои недостатки, охотнее их исправляет, старается подражать добродетелям своего друга. Счастье обоих их и облегчение и ускорение их шествие к совершенству – вот великие плоды их взаимной любви. Эта любовь доставляет им счастье и сама по себе, и тем, что она становится в них могущественным орудием к достижению желанного для них совершенства. Спрашивается теперь, в каком другом обществе человек может найти для раскрытия своей любви к людям условия более благоприятные, нежели в Церкви? Даже по взгляду философа,¹²⁸ не во всем разделявшего христианский образ мыслей, христианство есть царство любви, доставляющей блаженство человеку. В Церкви в преизбытке проявляется любовь Бога к людям; она в свою очередь порождает и развивает любовь людей к Богу, а эта последняя, как мы видели, есть источник любви людей друг к другу, производит ее, одухотворяет и освящает. Далее, где более людей добродетельных, духовных, богоподобных, – в Церкви ли, или в натуральном человечестве? Кажется, и из врагов Церкви немногие дерзнут поставить языческие общества выше христианских. Церковь есть вместилище духовных добродетелей, для язычников совсем недоступных; она высоко держит знамя святости и духовности; она проповедует и поставляет выше всего любовь, – любовь чистую, самоотверженную, можно сказать, беспредельную; она не только научает «той любви, но и зарождает ее в сердцах, дает и средства к её развитию и процветанию. Что такое Церковь, как не общество людей, соединенных святою любовью с Богом, связанных узами той же духовной любви между собою. И так, где истинно-любящее сердце может найти более предметов, достойных любви, разумеем добродетели и все божественное? He в Церкви ли, которая Божественна и по происхождению, и по существу, и по назначению? Где человек найдет учение о любви, более возвышенное и истинное, нежели в Церкви, которая содержит учение любвеобильного Богочеловека? Кто от него потребует любовь более духовную, светлую, всеобъемлющую, чем Церковь? В особенности, какой человек, какой поэт или философ, какая семья или нация, какое племя или государство, может зародить, раскрыть и осуществить ту святую, чудесную, беспредельную любовь, которая проявляется и действует в сынах Церкви силою живущего в ней Духа Святого? Для вступившего в Церковь и сделавшегося истинным сыном её уже здесь, на земле, открывается царство Божие в его сердце. Освятившись благодатью, пользуясь средствами к совершению духовных добродетелей, живя в обществе духовно-просвещенных и вместе с ним составляя едино в Боге, примирившись и соединившись узами святой любви с Богом и с людьми, находясь в нравственном общении с Богом и небожителями, служа храмом для Св. Духа, живущего в нем, как и во всей Церкви, стремясь с собратьями своими к высшей цели своего бытия, – совершенству и богоуподоблению – он уже здесь пред- начинает святую и бессмертную жизнь духа, которая во всей полноте и славе расцветёт после воскресения мертвых; он уже здесь наслаждается благостью Божиею во Христе Иисусе, преизобильное богатство которой явится в грядущих веках (Еф. 2:7); он уже здесь вкушает высокую радость, которую вливает в сердце святая любовь к Богу и к людям, и предощущает высочайшее небесное блаженство, имеющее открыться для него, когда он узрит Бога лицом к лицу и когда общение его с Богом и со святыми душами сделается еще более тесным, внутренним, полным, вечным.

Мы проследили в этом отделе нашего труда, как человек, сознавши свою греховность и пожелавши освободиться от виновности пред Богом, уверовавши, что для этого необходима Божественная помощь, и что Бог действительно может спасти его, – обращается к Богу, и вступает в Церковь Его. Мы рассмотрели также, как он, в обществе с прочими уверовавшими в Бога и спасающимися пользуется благодатными средствами, которые Бог, по любви к нему и ради искупительных заслуг Иисуса Христа, сообщает ему; как он чрез эти средства очищается от грехов, освобождается от виновности пред Богом и от клятвы Божией за грехи, а чрез то и от власти диавола, примиряется с Богом, вступает в святое, духовное общение с Ним и с людьми или, что то же, проникается святою любовью; – одним словом, как он освобождается от греховной жизни ветхого человека, от жизни во вражде с Богом, конец которой есть вечная смерть, и вступает в новую жизнь в мире и в единении с Богом и с людьми, в жизнь духовную, святую, блаженную, которая, начинаясь на земле, раскроется со всею полнотою после конца мира, в царстве славы. Мы указывали также на то, что сила, очищающая человека от греха и освобождающая от всех его несчастных последствий, – сила, примиряющая и соединяющая человека с Богом и в Нем с людьми, – сила, освящающая, оживотворяющая и облаженствующая человека, есть любовь. Какая любовь? Любовь Божественная, любовь к человеку триединого Богa. Хотя освящение и спасение человека совершается преимущественно силою Духа Святого, Который, так сказать, продолжает и доводит до конца дело спасения, начатое Сыном, – подобно тому, как Он же довершал дело творения мира, произведенное Сыном, – и хотя Духу Святому в особенности приличествует имя Освятителя и Животворящего; однако при освящении человека действует любовь не одного только Духа Св., но любовь триединого Божества, как она же действовала в деле творения мира и в воссоздании его чрез Сына. Это – любовь Бога Отца, по воле Которого Сын Божий для того и страдал, чтобы снять с человечества вину его пред Богом и сделать возможным освящение и оживотворение каждого человека, и Который посылает от Отца людям Духа Святого, все освящающего и все оживотворяющего. Это – любовь Сына Божия, Который соединил с Собой человеческое естество и сообщил ему вечную жизнь, блаженство и славу и чрез то дал возможность освятиться и жить вечною блаженною жизнью всем людям, за которых Он ходатайствует пред Богом и для освящения и оживотворения которых Он посылает от Отца Духа Святого. Это – любовь Духа Святого, Который на столько тесно соединяется с каждым истинно-верующим и любящим человеком, что делает его храмом для своего обитания в нем, – настолько сближает всех спасаемых между собой, что они становятся одним живым организмом, одним телом, одною Церковью, – настолько тесно соединяет это тело или Церковь с Богом, что главой, объединяющим всех членов Церкви, становится И. Христос, а духом, проникающим, оживотворяющим и освящающим все тело и всех членов его, делается Сам Он – Дух Святый.