Нередко приходится встречать и слышать даже и теперь самоуверенно высказываемое мнение о том, что патриотические чувства или несовместимы с религией и христианством, или, по крайней мере, стоят от христианства особняком и в стороне. Нередко и нам, пастырям Церкви, приходится слышать укоры, упреки и обличения в том, что мы в слове церковном говорим не только о вопросах «чистой религии», но и о вопросах, связанных с патриотизмом и «политикой». «Не ваше дело, – пишет мне некто по поводу последних наших бесед о бывших в Москве печальных событиях погрома и грабежей, – не ваше дело оценивать общественные события, говорить за или против них; учите вере; хочется видеть в каждом священнике только апостола Павла; будьте же таким Павлом, который не знал ни эллина, ни иудея».
Но прежде всего – Церковь есть общество верующих, «общество» же, и в обычном смысле слова понимаемое, подавляющим большинством своих членов входит в Церковь, поэтому и мы не можем не отвечать на приведенные недоумения и возражения, касающиеся церковно-общественного служения пастыря. Далее, жизнь нашего народа теперь вся проникнута настроениями, состоящими в зависимости от великой войны, которая затрагивает всех прежде всего тем, что от всех требует тех или других тяжких жертв, волнует удачами и неудачами, подчас обращается в вопрос о борьбе за самое существование народа: может ли священник, сын своего народа, своего времени, стоять вне, за пределами всех общественных и народных переживаний?
Но знают ли, наконец, апостола Павла и читали ли его священные послания те, кто на него так уверенно ссылается? Если бы знали и читали, то именно в лице этого святого апостола увидели бы они образ истинного и горячего патриота! В текущие дни, по уставу церковному, возглашаются в храмах чтения из послания святого апостола к римлянам. Вот что мы там слышим: «Истину говорю во Христе, не лгу, свидетельствует мне совесть моя в Духе Святом» (Рим. 9:1) – так необычно, клятвой именем Христа и Духа Святого и собственной совестью начинает апостол свою речь. В чем же он клянется? Клянется в любви, в благоговейной и воодушевленной любви к своему народу: «...великая для меня печаль и непрестанное мучение сердцу моему: я желал бы сам быть отлученным от Христа за братьев моих, родных мне по плоти, то есть израильтян, которым принадлежат усыновление, и слава, и заветы, и законоположение, и богослужение, и обетования; их и отцы, и от них Христос по плоти, сущий над всем Бог, благословенный во веки. Аминь» (Рим. 9:2–5). «Братие! Желание моего сердца и молитва к Богу об Израиле во спасение. Ибо свидетельствую им, что имеют ревность по Бозе, но не по рассуждению» (Рим. 10:1–2). Так велика любовь святого апостола к родному по плоти и крови народу; она не менее любви Моисея, который тоже просил Бога на Синае лучше его самого истребить от земли живых, лишь бы простить грех народа и помиловать его.
В каком же положении был народ израильский в те дни, когда о нем так с тугою сердечною и вместе с величайшею любовью говорил святой апостол? И как он относился к самому апостолу Павлу и к делу всей его жизни? А дело это апостол выразил в словах: «...уже не я живу, но живет во мне Христос. А что ныне живу во плоти, то живу верою в Сына Божия, возлюбившего меня и предавшего Себя за меня» (Гал. 2:20). «...Для меня жизнь – Христос, и смерть – приобретение» (Флп. 1:21). Давно уже народ этот был порабощен врагами, давно покорился языческому римскому государству; был он в презрении у всех народов мира, и в довершение всего – что особенно было близко сердцу святого апостола – народ еврейский запятнал себя преступлением богоубийства в Иерусалиме, распятием Христа, Сына Божия, и сам отлучил себя от истины и любви Божией. А по отношению к христианству, которое проповедовал апостол, иудеи везде заняли самое враждебное положение. Они не только преследовали его в Иерусалиме и в Палестине, но шли за апостолом как бы по пятам повсюду: они возбуждали против евангелия евреев, живших в рассеянии по всему тогдашнему миру; они забывали свое отвращение к язычникам и старались угодливостью к язычникам, подкупами, клеветою – всеми способами восстановить против христиан и римскую власть, и римских ученых, и толпы народа. Они проникали всюду и всюду сеяли клевету, недоверие к апостолу Павлу, роняя его и в глазах иудеев, и в глазах христиан. В настоящее время все более и более научно выясняется и подтверждается тот факт, что главными виновниками и подстрекателями гонений на христиан в языческом римском государстве были не римляне, не правители римские, а именно евреи... Они же, проникнув своими темными влияниями и нечистыми путями во дворец Нерона, направили злобу и подозрительность этого жестокого императора на христиан Рима и, невзирая на защиту закона и суда кесарева, славившегося беспристрастием и справедливостью, после того как апостол Павел вполне оправдался от возводимых на него обвинений, все-таки вырвали у Нерона повеление казнить апостолов Павла и Петра. И такой-то народ все-таки любил святой апостол Павел, любил до самозабвения и полного самопожертвования!
Итак, нам ли не любить наш народ, родной по плоти, народ богоносный, а не богоборный, народ христианский, православный? И пастырю ли Церкви делать упрек за то, что он не может не жить радостями и горестями родины? <...>
Что же, если апостол любил задавленный и даже преступный народ свой, потому что он был для него родным, то неужели наша любовь к своему народу умалится только потому, что он теперь испытывает дни печали и горести? Впрочем, не против народа и родины обыкновенно в таких случаях направляется хмурое чувство недовольства, горечи и раздражения, а против правителей народа и против вождей армии. Ищут виновников... Злословят стоящих у власти... Водятся подозрениями... Обвиняют направо и налево в измене, подкупе, предательстве, в попустительстве...
Называют без всякого основания и без всяких доказательств те или другие имена... Ищут виновных!
О эти поиски виновных! Как часто они силою неправедной подозрительности вводят в грех целые поколения, родят преступления, дают гибельные народные волнения и только помогают врагам! Как часто только через сотни лет беспристрастная история снимает обвинения с тех или других высших лиц и правителей, обвинения, созданные народной молвою в годину омрачения, под влиянием несчастной государственной жизни, а иногда и сознательно, нарочито пущенные в народ злонамеренными подстрекателями! Откройте библию: как легко создал в народе недовольство против царя Давида его родной сын Авессалом и вызвал междоусобие; как легко была настроена уличная толпа против Христа и требовала Его смерти! Вспомним родную историю: здесь в Москве царь Борис Годунов задыхался от клеветы, от перетолковывания всех его действий самых благих в худую сторону, а народ шумно приветствовал проходимца Лжедмитрия и возвел его на престол, чтобы скоро потом убить и тоже низвергнуть! Вспомните, скольких и каких лиц коснулась клевета в минувшую русско-японскую войну... Вспомним это хотя бы в Кремле у креста, что стоит на месте невинно убиенного и неправедно оклеветанного великого князя Сергия Александровича... А теперь разве можем умолчать, что о лице столь же высокого положения распускаются нелепые слухи: он тридцать два года служит России – его обвиняют в пристрастии к немцам; он собирает огромные средства и жертвы на раненых и на войну – о нем говорят, что все это посылается в Германию; он объезжает неутомимо все госпитали и лазареты и ни разу не был у пленных немцев – о нем говорят, что он одаряет раненых русских солдат иконами и крестиками, а немцам дает золотые монеты! Может ли дальше идти несправедливая подозрительность и недостойное желание сорвать на ком-либо зло?! Это ли истинный патриотизм? Это ли достойное поведение народа во дни скорбей и неудач?
И неужели мы ждем только радостей и побед? Неужели думаем, что над нами в войне должно светить неизменно только солнце счастья? Но ведь если и в природе будет постоянно светить солнце, без бурь и гроз, без туч и дождей, то весь мир обратится в пустыню и земля перестанет давать растения и плоды! И корабль, отправляясь в дальнее плавание, снаряжается так, что имеется в виду и хорошая погода – и бури, и тишина в море – и волнения. Неужели же матросы и путники будут правы, если при виде волн и во время непогоды станут обвинять кормчих и управителей корабля в том, что они допустили бурю и волны? А ведь то же самое бывает часто и в суждениях о войне. Мы не знаем во всех подробностях обстоятельств и условий военных действий. Мы только отчасти догадываемся, что у нас, как и у наших союзников, не хватает орудий и снарядов, а наши враги, готовясь к войне, приготовили всего этого так много, что могут иметь теперь временный успех в войне. Мы знаем только отчасти, как, кроме технической подготовки, нашим врагам помогает бессовестность в применении таких средств борьбы, как удушливые газы, которые запрещены международными договорами и которых мы по совести применять не можем. Мы знаем и то, что у врага имеется необычайно развитая сеть железных дорог, которая дает ему возможность быть всегда и везде, где он хочет, при быстроте перевозки войск сильнее и многочисленнее, чем наши отдельные армии. Но мы знаем далеко не все и не можем, не смеем требовать или даже только желать, чтобы нам во всеуслышание все, касающееся положения и планов войны, было открыто, ибо это значило бы усиливать нашего врага. <...> Мы должны знать и быть уверенными, что если мы были с армией во дни побед и радовались ее радостями и успехами, то теперь должны быть с армией и во дни неудач и быть с нею одно по духу. Неужели та мать – настоящая мать, которая находится с детьми только тогда, когда они здоровы, веселы и беззаботно играют, и бросает их, сердится на них, когда они болеют и плачут? Неужели те дети – добрые дети, которые требуют от родителей только жертв, тогда только к ним обращаются, когда нужно что-либо от них взять и получить, и отворачиваются от них, когда родители терпят недостатки?
Ученые уверяют, что так называемая «солнечная корона» бывает видима во всей красе, «окружая солнце наподобие сияния святых» только во время полного солнечного затмения; так и корона, сияние, духовная краса и как бы святость народа становятся виднее, ярче, прекраснее именно во дни затмения счастья, во дни скорбей и испытаний. Чем гуще тьма, тем звезды ярче...
В чем же теперь наша краса духовная, в чем истинный патриотизм?
Люби родину, люби воинство, люби народ, родной по плоти и духу, тем с большими любовью и самоотвержением, чем тяжелее подвиги, которые несет наше воинство, чем тяжелее и печальнее дни, которые оно переживает. Неужели думаете, что наши вожди, воины теперь не страдают глубоко? Неужели думаете, что они равнодушны к тому, что произошло помимо их воли, в силу неодолимых обстоятельств, в силу того, что есть невозможное и для героев, и в силу новых планов войны, которые надлежало принять под давлением тяжелой необходимости, но ради блага родины?<...>
Подавляй всеми силами разума и воли в себе чувство недовольства и уныния и не давай ему изливаться ни в жалких словах обвинений против правителей и вождей армии, ни в выслушивании тех хулителей, которые сами хорошо ничего не знают и обладают только одним свойством: развязностью языка, легкостью суждений, а больше – осуждений. Именно теперь преступна всякая рознь между правителями и управляемыми, между начальниками и подчиненными.
Храни это единство народное, которое доселе мы наблюдали в России во все дни войны, и прежде всего – единство с царем и его правительством. Если бы что и было достойно осуждения в действиях и ошибках правителей, то теперь не время заниматься такими счетами, для того будет мирное время и законом открытые и разрешенные пути и средства для обсуждения действий и мероприятий правительства. теперь же одно должно быть у всех правило: все для войны – и армия, и флот, и фабрики, и заводы, и труд рабочих, и государственная производительность, и частная предприимчивость, и все наши средства духовные и материальные.
И притом все – в единении, все в доверии к правительству и все в помощь правительству.
Только теперь, во дни неудач военных, достигла до глубины сознания всех классов народа мысль о необходимости все отдать, все сделать для родины, себя забыть, от себя отказаться, лишь бы только на всякое требование, идущее из армии, ответить кратким словом: «готово!» Не будем упрекать никого, кроме себя, за то, что такое решение приходит как бы поздно: здесь и естественное следствие нашей миролюбивой прежде жизни, и следствие неожиданности войны, и главное – здесь особая, исконная черта характера русского народа... Но раз все это теперь сознано, то можно сказать, что война только начинается, и в этом залог нашей бодрой веры в окончательное низложение врага и в торжество нашего правого дела. В этом смысле сами испытания наши, теперь переживаемые, являются благодетельными. Они вскроют и поднимут в нас источники истинного патриотизма. Если друг отдельного человека познается в несчастье, то и истинный патриот познается во дни горестей, испытываемых отечеством.
Есть трогательный рассказ. Девочка в толпе отстала от матери и потеряла ее из виду. Со слезами, испуганная, растерянная, ходила она и спрашивала встречных и окружающих, не видали ли они ее мамы и где она. Девочку просили рассказать, какова ее мама, какого она возраста, вида, кто она... Девочка ответила: «Да разве вы не знаете? Та, которая всех лучше, всех краше, вот это и есть моя мама!»
Так и отечество, родина, родной народ: что бы с ними ни было, как бы ни были скорбны обстоятельства, нами переживаемые, как ни больно для нашего самолюбия знать и ведать, что утеряны Галич, Ярослав, Перемышль, Львов, Черновицы – о, все-таки родина наша всех краше, наше воинство всего нам дороже, наше государство для нас всего ближе, правительство – наше, родное и наша любовь к родному народу, находящемуся ныне на высоте крестного своего подвига, всего для нас выше!
И молитва каждого из нас по подобию апостольской молитвы: я хотел бы всего лишиться, от всего отказаться, лишь бы видеть народ наш и воинство наше в силе, в бодрости и в благословении успеха!
Таков был патриотизм, такова была любовь к своему народу, такова и проповедь великого и святого апостола Павла. Аминь.
***
Протоиерей Иоанн Восторгов родился 20 января 1864 года на Кубани в семье священника. Окончил в 1883 году Ставропольскую семинарию и стал псаломщиком. В 1889 году принял священный сан. Отец Иоанн служил в Ставрополе, а затем был переведен в Тифлис. Его назначают епархиальным миссионером Тифлисского экзархата. В Грузии о. Иоанн выучил язык персидских сиро-халдеев. Он основал в Персии православную миссию, первым плодом деятельности которой явилось присоединение к Православной Церкви трех несторианских епископов. Экзарх Грузии митрополит Владимир (Богоявленский) приглашает о. Иоанна переехать в Москву, а Святейший Синод назначает его синодальным миссионером-проповедником. В качестве «всероссийского миссионера» о. Иоанн Восторгов объездил всю страну. Его статьи и проповеди публиковались во многих церковных периодических изданиях. Во время революции 1905–1907 годов о. Иоанн Восторгов принимал деятельное участие в православных патриотических организациях и монархических союзах. Его стойкая общественная и церковная позиция вызывала ненависть в левых кругах. Левая революционная пресса всячески шельмовала о. Иоанна, навешивая на него ярлыки «черносотенца» и «антисемита».
В годы первой мировой войны о. Иоанн Восторгов стоял на сугубо патриотических позициях, своими проповедями в лазаретах поддерживал дух раненых воинов. Отец Иоанн глубоко переживал отречение государя Николая Александровича от престола. В это страшное время протоиерей Иоанн Восторгов служит в храме Покрова на Рву (храм Василия Блаженного) и говорит еженедельно проповеди с Лобного места на Красной площади, обличая зло, пришедшее к власти под лозунгом «свободы, равенства и братства». Исполняя долг пастыря, о. Иоанн сознательно шел на подвиг мученичества. В начале 1918 года о. Иоанн Восторгов был арестован вместе с другими московскими священнослужителями.
23 августа 1918 года о. Иоанн Восторгов был расстрелян большевиками.